Ежегодно открываемые в процессе раскопок древности Великого
Новгорода не перестают поражать воображение. Новгородская археологическая
экспедиция, основанная А.В. Арциховским в 1932 г.,
работает почти 70 лет, но не было полевого сезона, результаты
которого не ставили бы новые, подчас совершенно неожиданные
проблемы. С момента обнаружения первых берестяных грамот в 1951 г.
расширение научной программы экспедиционных работ базируется
на нерасторжимом единстве вещественных и письменных источников.
Среди последних вновь открываемые берестяные тексты персонифицировали
исследуемые жилые комплексы X-XV вв. открыв нам имена владельцев
и прочих жителей древних усадеб.
Начиная с 1973 г. раскопочные работы были сосредоточены
в Людином конце Софийской стороны, на раскопе, получившем название
"Троицкого" по расположенной по соседству средневековой церкви.
К концу полевого сезона 2000 г. исследованная площадь этого
раскопа превысила 6000 м2 Здесь вскрыты многоярусные
мостовые трех древних улиц - Черницыной, Пробойной и Ярышевой
- и изучены древности 14 усадеб. В последние 6 лет
главным объектом исследования стала усадьба "Е" (руководит этими
работами А.Н. Сорокин), резко отличающаяся от соседних дворов
громадными размерами. Ее площадь около 1200 м2, что
вдвое, а порой втрое превосходит площадь соседних весьма элитарных
усадеб. Раскопками 1998 и 1999 гг. было выяснено, что усадьба
"Е" имела не жилое, а общественное назначение. Во второй-четвертой
четвертях XII в. здесь размещался "сместной" суд князя
и посадника [1], а во второй трети XI - первой четверти XII вв. усадьба
"Е" служила местом, куда стекались государственные доходы Новгорода
и где они распределялись по принадлежности статьям бюджета [2].
Сезон 2000 г. начался приятной неожиданностью. В слое,
относящемся к первой трети XI столетия, был обнаружен небольшой
лист бересты, на обеих сторонах которого процарапаны изображения
человеческих фигур. Изображение на одной стороне опознается
как образ Иисуса Христа. Фигура на другой стороне обозначена
хорошо читаемой надписью "Варвара" и стоящей перед ней буквой
"А" в кружке, что является привычным сокращением греческого
слова "святой" (АГIOС). Образ св. Варвары передан в полном
соответствии с каноном: святая в короне держит в руке мученический
крест.
 |
Изображение св. Варвары
на бересте.
Под изображением процарапана дата - 1029 г. |
Находка сразу же породила проблему. Усадьба "Е", где она была
обнаружена, находится на древней Черницыной улице, которая получила
свое название от некогда расположенного на ней девичьего монастыря
св. Варвары. Разумеется, в первой трети XI в. никакого
монастыря здесь быть еще не могло: самые ранние монастыри на
Руси возникают лишь во второй половине XI в., а новгородский
Варварин монастырь впервые упомянут в летописи под 1138 г.,
то есть более чем на 100 лет позднее нашей находки. Оказывается,
св. Варвара особенно почиталась на славянском побережье южной
Балтики, а именно оттуда в Новгород пришли первые славянские
поселенцы, потомки которых и в дальнейшем не теряли связей со
своей прародиной. Св. Варвару считали покровительницей рыбаков
и мореходов. Отметим, что в тех слоях, где обнаружена эта находка,
предметы, связанные с рыболовством, встречаются в изобилии.
И еще одна любопытная деталь. Под изображением св. Варвары
на бересте процарапана дата, читаемая как 6537 г. (от сотворения
мира), что соответствует 1029 г. н.э. Первая, третья и
четвертая цифры переданы славянскими знаками, а вторая, по предположению
С.Г. Болотова, - латинским знаком. Значит, изобразил св.
Варвару человек, который затруднился передать обозначающее 500
число по-славянски, но знал, как его пишут в соответствии с
западной традицией. Можно полагать, что принесенное в Людин
конец Новгорода из южной Балтики почитание св. Варвары оказалось
столь прочным, что спустя несколько десятилетий после 1029 г.
в ее честь именно здесь был основан монастырь.
Но главное событие сезона было впереди. 13 июля 2000 г.
на Троицком-XII раскопе из напластований первой четверти XI в.
была извлечена уникальная находка - древняя книга (кодекс) с
текстом, написанным по воску. Кодекс представляет собой триптих:
он состоит из трех деревянных (липовых) дощечек размером 19х15х1
см. Каждая дощечка имеет прямоугольное углубление (15 х 11.5
см), залитое воском; на средней дощечке такие углубления сделаны
с двух сторон. Таким образом, кодекс содержит четыре восковых
страницы, так называемые церы. Внешние стороны первой и последней
дощечек играют роль "обложек" кодекса. У дощечек есть на краях
отверстия, в которые вставлены деревянные штыри для соединения
их в единый комплект.
Хорошо известно, что церы - навощенные дощечки - широко
употреблялись для письма в древних Греции и Риме, а также в
средневековой Западной Европе. Иногда соединялись в "кодекс"
пять и более дощечек, образуя "полиптих", но чаще бытовали,
как и в нашем случае, соединения трех дощечек - "триптихи".
Орудием письма на церах служили "стилосы" - металлические
или костяные стержни, заостренные для писания по воску на одном
конце и снабженные плоской лопаточкой для стирания написанного
на другом. Иногда (в Италии, Румынии, Германии, Польше и других
странах) находили кодексы с сохранившимся на воске текстом.
Первая страница Новгородской псалтыри, датируемой 988-1036
гг.
Что касается средневековой Руси, то в литературе долгое время
существовало высказанное в 1928 г. мнение крупнейшего палеографа
академика Е.Ф. Карского о том, что Русь не знала письма по воску.
Это мнение стало сомнительным после многочисленных находок в
Новгороде и других древнерусских городах стилосов (они на Руси
назывались "писалами"). Такие инструменты (их в одном только
Новгороде найдено около 250) имеют обязательную лопаточку, бесполезную
для берестяного письма. Когда же стали находить в новгородских
раскопках и сами церы, ошибочность мнения маститого палеографа
была признана окончательно. Всего до 2000 г. обнаружено
12 цер, некоторые из них на обороте и на бортиках снабжены азбукой,
что указывает на их использование в обучении письму. На одной
цере сохранились остатки воска с фрагментами написанного. Все
прежние находки имеют небольшой размер, будучи подобиями позднейших
записных книжек [3].
К сожалению, кодекс в момент находки получил повреждение. Уже
начатая и ныне продолжающаяся работа по его реставрации должна
вернуть кодекс к состоянию, близкому к первоначальному. Исключительная
сложность реставрации в данном случае связана прежде всего с
тем, что невозможно сохранить оба элемента кодекса - дерево
и воск, предварительно их не разделив.
Дело в том, что сохранность кодекса, пролежавшего в земле около
1000 лет, обеспечена тем, что его дощечки насквозь пропитаны
влагой, в силу чего к ним не было доступа воздуха и, следовательно,
отсутствовали условия жизнедеятельности микроорганизмов, вызывающих
процессы гниения. Опыт стабилизации мокрой древесины древних
деревянных изделий диктует использование полиэтиленгликолей
для замещения вытесняемой ими влаги - процедура, требующая длительного
использования термостатов и противопоказанная одновременной
сохранности воскового покрытия цер. В мировой реставрационной
практике задача, вставшая перед экспедицией, была беспрецедентной.
И величайшим счастьем стало согласие В.И. Поветкина после
долгих и мучительных колебаний приступить к операции предварительного
перенесения воска новгородских цер на другую основу. В.И. Поветкин
- художник и скульптор, обладающий многолетним опытом восстановления
древних новгородских музыкальных инструментов по их ископаемым
остаткам, добился в реставрации цер несомненного успеха.
Датировка кодекса определяется в первую очередь тем, что он
лежал в полуметре от края и на 30 см ниже сруба, получившего
надежную дендрохронологическую дату: 1036 г. Средняя скорость
нарастания культурного слоя в Новгороде - около 1 см в год.
Таким образом, наиболее вероятное время попадания кодекса в
землю - первые 15-20 лет XI в. Для повышения надежности
эти рамки следует слегка расширить: последние годы Х - первое
20-летие XI в. Понятно, что дата создания кодекса старше
даты его потери, но, к сожалению, неизвестно, сколь велик был
этот интервал. Нижней хронологической границей создания кодекса
разумно считать крещение Руси в 988 г. О том, почему еще
более ранняя датировка маловероятна, поговорим в дальнейшем.
В октябре 2000 г. в Лаборатории имени Ангстрема отделения
ионной физики Университета Упсалы И. Посснерт произвел радиокарбонный
анализ воска из данного кодекса. Основные результаты таковы:
датирующий интервал, вычисленный с надежностью 68.2%, 860-1010
гг., с надежностью 95.4% 760-1030 гг. Эти результаты вполне
совместимы со стратиграфическими данными и в особенности ценны
для подтверждения верхних хронологических границ находки. В
частности, они показывают, что в уже известном нам интервале
между 988 г. (крещением Руси) и 1036 г. (абсолютной
верхней границей находки) для датировки кодекса, безусловно,
предпочтительна первая половина. Разумеется, следует учитывать,
что между моментом "рождения" воска (который улавливается радиокарбонным
анализом) и моментом его использования в кодексе в принципе
могло пройти значительное время. Возможно, именно с этим обстоятельством
связан тот факт, что радиокарбонный анализ указывает на X, а
не на XI столетие как на наиболее вероятное время "рождения"
нашего воска.
Таким образом, найдена древнейшая ныне известная книга древней
Руси. Она как минимум на несколько десятилетий старше, чем самая
ранняя датированная книга древней Руси - Остромирово евангелие
1056-1057 гг. Правда, некоторые недатированные книги Руси,
традиционно относимые к XI в., как иногда предполагают,
могут быть и несколько старше Остромирова евангелия, но к столь
раннему времени, как новонайденный кодекс, ни одну из них не
относят даже гипотетически.
Следует учитывать, что Остромирово евангелие - самая ранняя
точно датированная книга не только Руси, но и всего славянского
мира. Ни одна из старославянских книг не имеет даты в тексте.
Все они датируются лишь по косвенным данным (палеографическим
и лингвистическим) - обычно лишь с точностью до столетия. В
частности, самые древние старославянские книги, писанные кириллицей,
- Супрасльский кодекс и Саввина книга - традиционно датируются
XI столетием, но даже и столь широкую датировку нельзя считать
вполне гарантированной.
Понятно, сколь ценно то, что новонайденный кодекс датируется
в интервале порядка четверти века. И эта дата такова, что наш
кодекс оказывается самой ранней славянской книгой с относительно
узким интервалом датировки. Более ранними славянскими датированными
документами являются лишь некоторые древнеболгарские надписи
Х столетия; но надписи - это существенно иная категория письменных
памятников.
Основной текст кодекса состоит из двух псалмов: 75 и 76 (по
традиционной православной нумерации). Перед нами часть псалтыри,
а именно заключительные псалмы 10-й кафизмы.
Мы предлагаем именовать новонайденный памятник Новгородской
псалтырью, подобно тому, как существуют, например. Синайская
псалтырь или Болонская псалтырь (конечно, кодекс содержит не
всю псалтырь, а лишь несколько псалмов, но таковы же и некоторые
другие древние псалтыри, скажем, Евгениевская).
То, что древнейшей ныне известной книгой Руси оказалась именно
псалтырь, со статистической точки зрения, неудивительно. В древней
Руси псалтырь была самой распространенной книгой. Она служила
не только для чтения и литургии, но и для обучения грамоте.
Именно по ней из века в век одно за другим поколения русских
людей учились читать (а у старообрядцев этот обычай сохраняется
и поныне). Многие знали псалтырь целиком наизусть, а отдельные
псалмы помнил едва ли не каждый.
В кодексе текст псалма 76 заканчивается немного ниже середины
четвертой страницы. Далее идет пустое пространство в четыре-пять
строк со следами затертого текста, после чего следуют шесть
строк из псалма 67 (из стихов 4-6).
Вопрос о том, какую роль играли в кодексе строки из псалма
67, на первом этапе изучения памятника оставался неясным. Можно
было предполагать, что эти строки составляли часть заключающей
кафизму молитвы, но было непонятно, почему они начинаются с
полуфразы. Разгадка пришла позднее, когда удалось установить,
что затертый текст - это предшествующие стихи того же псалма
67, однако начало этого псалма оказалось под нынешним текстом
псалма 76. Тем самым выяснилось, что нынешний текст написан
поверх затертого прежнего текста, содержавшего псалом 67 (и
предшествующие ему). Последний кусок прежнего текста писец оставил
нестертым: для его новой записи "расчищенного" места уже хватало.
Это значит, что писец не рассматривал данный кодекс как окончательно
изготовленную книгу, которую остается лишь поставить на полку.
Это была для него как бы книга "с бегущим текстом", функциональный
аналог грифельной доски.
Может быть, перед нами просто ученические упражнения, состоявшие
в том, чтобы последовательно списывать одну часть псалтыри за
другой? Но такая версия должна быть немедленно отвергнута: почерк
и весь характер письма неоспоримо свидетельствуют о том, что
его писал опытный мастер. Его рука безупречно тверда, каждая
буква имеет чрезвычайной устойчивое начертание, почти как в
печатных книгах, - это первейший признак каллиграфического мастерства.
Если перед нами все же инструмент учебного процесса, то он писан
рукой учителя.
Естественно предположить, что это был южнославянский книжник,
который прибыл на Русь, еще совсем недавно принявшую христианство,
с миссионерской целью. Однако тщательное изучение написанного
им текста приводит к неожиданному выводу: писал не болгарин
и не серб, а русский! * Этот вывод вытекает из того, что, списывая
со старославянского оригинала, писец Новгородской псалтыри,
несмотря на высокую тщательность его работы, все же допустил
несколько ошибок, причем таких, какие мог сделать только человек,
чьим родным языком был древнерусский.
* Разумеется, в широком смысле этого термина, охватывающем
в применении к древней эпохе всех восточных славян.
Так, вместо стоявшего в оригинале 
где буква 
передает свойственный древнеболгарскому
языку звук [
]
(носовое о, как во французском bon), он написал
, где 
передает звук [у] - такой
же, как в современном русском слове оружие, аналогичным
образом, например, вместо 
- смутились он написал 
. Далее, например, вместо 
- твои (ж. род), - где буква 
передает [j \] ([ j ] + носовое е, как во французском
bien), он написал 
,
где 
передает [ja]. Причина здесь в том, что в древнерусском языке
конца Х - начала XI в. уже не было носовых гласных. Праславянские
носовые гласные к этому времени в древнерусском языке уже изменились,
а именно, [] дало [у] а [e] дало
[а] (со смягчением предшествующей согласной); между тем в южнославянских
языках той эпохи носовые гласные в одних случаях просто сохранялись,
в других изменялись, но иначе чем в древнерусском. Приведенные
написания -это просто запись живого русского произношения
соответствующих слов. Разумеется, с точки зрения писца это были
именно ошибки, результат временного ослабления внимания, как,
скажем, написание гара вместо гора в наше время;
поэтому они встречаются лишь изредка на фоне в целом орфографически
правильного распределения соответствующих букв.
Заметим, что точно такое же спорадическое смешение букв для
носовых и неносовых гласных наблюдается в Остромировом евангелии
и других древнейших рукописях русского происхождения. Это одна
из их наиболее характерных особенностей.
Установив происхождение писца, мы должны вернуться к вопросу
о нижней хронологической границе создания кодекса. Если фигура
христианина-болгарина для эпохи, предшествующей крещению Руси,
достаточно естественна, то представить себе в эту эпоху опытного
русского писца-христианина неизмеримо труднее. Всерьез рассматривать
гипотезу о том, что наш кодекс (который написан именно таким
писцом) создан до крещения Руси, можно было бы только в том
случае, если бы отнесение его к более позднему времени почему-либо
сталкивалось с большими трудностями. Поскольку в данном случае
таких трудностей нет, естественно относить кодекс ко времени
после крещения, причем добавить к этой дате как минимум несколько
лет, необходимых для того, чтобы русский ученик превратился
в опытного писца. Таким образом, наиболее вероятной нижней хронологической
границей создания кодекса следует признать начало 990-х годов.
В целом же памятник должен быть датирован началом 990 - концом
1010-х годов (причем наиболее вероятны конец Х - первое десятилетие
XI в.).
Итак, Новгородская псалтырь - самый ранний памятник церковнославянского
языка русского извода. Написавший ее мастер почти наверное был
свидетелем крещения Руси в 988-990 гг. Скорее всего, он
был в это время еще мальчиком. Можно представить себе даже,
что он был из тех детей, которых сразу после крещения Руси отдали
в книжное учение и по которым матери "плакали как по мертвецах".
Поразительно, как быстро из этого первого поколения грамотных
русских людей смог выйти столь опытный книжный мастер.
Важнейшая особенность графики Новгородской псалтыри состоит
в том, что вместо двух разных букв - ъ и ь - употребляется
только одна, ъ. Это так называемая одноеровая графическая
система, известная до сих пор на Руси лишь по нескольким фрагментам
книжных памятников XI в. и некоторым надписям, а также
по части берестяных грамот XI - первой половины XII в.
В отличие от большинства других книжных памятников, в Новгородской
псалтыри одноеровая графическая система проведена со 100%-ной
последовательностью. Графика Новгородской псалтыри свидетельствует
о том, что, вопреки традиционным представлениям, в начальный
период русской письменности одноеровая система играла весьма
существенную роль. Лишь позднее, во второй половине XI столетия
(как раз к этой эпохе относятся почти все известные до сих пор
древнерусские памятники XI в.), одноеровая система была
почти полностью вытеснена (по крайней мере в книжном письме)
двуеровой, то есть обычной для всей последующей русской письменности.
Становится ясно, что даже Остромирово евангелие, которое традиционно
рассматривается как отражение "младенческого" состояния русской
письменности, в действительности отражает уже значительно продвинутый
этап ее развития, а именно этап, когда в практике книжного русского
письма уже решительно было отдано предпочтение той из двух пришедших
извне графических систем, которая лучше соответствовала древнерусской
фонологической системе. Заметим, что берестяные грамоты, сохраняющие
в силу своего общего консерватизма одноеровую систему дольше,
чем все другие источники, оказались в очередной раз носителями
древнейших особенностей русской письменности.
Весьма интересен вопрос о том, был ли кодекс написан в самом
Новгороде или его привезли, например, из Киева. К сожалению,
однозначных лингвистических признаков новгородского или киевского
происхождения писца в тексте нет. Можно лишь отметить, что в
тексте нет характерного для Новгорода смешения ц и ч
(то есть следов так называемого цоканья). В тексте имеется,
правда, любопытная ошибка: 
вместо 
, которая в принципе могла бы быть проявлением характерного
для псковских говоров смешения [с'] и [ш]. Однако в памятнике,
где нет смешения ц и ч, единичное написание такого
рода осторожнее все же расценивать как ошибку под влиянием привычного
сочетания 
(например, в силу контаминации с близким по смыслу 
).
Текст кодекса представляет исключительный интерес и с точки
зрения палеографии. Ведь, как мы уже говорили, почти все древнейшие
рукописи не имеют даты. Палеографы датируют такие рукописи исключительно
на основе их сравнения
с немногочисленными датированными. И вот перед нами новый памятник
с достаточно "узкой" датой, причем самой ранней из имеющихся
ныне (если не считать надписей). Понятно, что теперь именно
Новгородская псалтырь станет новой точкой отсчета для палеографических
оценок и, возможно, приведет к пересмотру многих из них.
Оказалось, что Новгородская псалтырь обнаруживает определенные
палеографические сходства как с книжными памятниками XI в.,
писанными на пергамене, так и с древнейшими берестяными грамотами.
При этом, однако, нет полного совпадения ни с теми, ни с другими,
то есть письмо на воске обладало и определенной палеографической
спецификой. Характерно, что в ряде пунктов, где Новгородская
псалтырь расходится по палеографии с рукописями XI в. на
пергамене (например, в начертании буквы Р), она вполне
сходна с древнеболгарскими надписями Х в. Кодекс позволил
также понять, откуда взялись палеографические отличия берестяного
письма от книжного, которые отмечаются с самого начала письменной
эпохи, то есть уже в берестяных грамотах XI в. Оказалось,
что, по крайней мере в части случаев, эти черты "унаследованы"
от письма на воске.
Интересные результаты сулит текстологическое сравнение Новгородской
псалтыри с другими древнейшими и более поздними псалтырями.
Для полного осуществления этой работы потребуется длительное
время, но уже сейчас можно сказать, что, во-первых, текст Новгородской
псалтыри не совпадает полностью ни с одной из других известных
псалтырей, во-вторых, в нем в большинстве случаев выступают
варианты, свойственные самым древним спискам псалтыри, в-третьих,
в целом ряде пунктов в нем обнаруживаются те варианты, которые
характерны для псалтырей, писанных именно на Руси (как древнейших,
так и более поздних).
Текст на воске сохранился в Новгородской псалтыри столь превосходно,
что его чтение не составляет особого труда. Но некоторые фрагменты
растрескавшегося воска утрачены, и пришлось искать способы как-то
восполнить образовавшиеся по этой причине лакуны. В ходе дополнительного
обследования памятника удалось установить, что, помимо хорошо
видимого текста на воске, кодекс содержит также некоторые следы
других текстов, правда, столь слабые, что в течение первых недель
работы над памятником они вообще не были замечены. Все эти тексты
написаны тем же почерком, что и основной текст на воске.
Выше уже говорилось о следах затертого прежнего текста, слегка
различимого на пустых участках воска, а также между буквами
нынешнего текста. Помимо этого выяснилось, что имеются следы
надписей, процарапанных на верхних и нижних частях деревянных
рамок, которые служат как бы полями для восковых табличек. Правда,
дерево здесь очень сильно истерто, так что от букв сохранились
лишь некоторые едва различимые штрихи. Весьма трудная работа
по выявлению этих штрихов привела, однако, к успеху: удалось
прочесть надписи на шести участках этих рамок.
Открылся связный текст, переходящий с верхнего поля на нижнее
и с одной страницы на другую. Это оказались указания о предназначении
данной книги, плавно переходящие в слова высокого поэтического
достоинства о благе чтения псалтыри. Вот этот текст в несколько
осовремененной форме (но с сохранением ряда древних выражений)
*: "Псалтырь без чина службы и без всех часов **, без
отпевания душ, без от себя прогнания всех *** людей, без отлучения
алчущих знания. Сия книга псалтырь - сиротам и вдовицам утешение
мирное, странничкам недвижимое море, детям рабов неосуждаемое
деяние".
* Таким же условным способом - промежуточным между прямым цитированием
и переводом - мы передаем ниже и прочие тексты кодекса.
** Часы - церковная служба, совершаемая в определенные часы
четыре раза в день.
*** То есть, каких бы то ни было.
Нет сомнения, что эти слова не сочинены писцом, а списаны с
некоторого образца. Фраза "странничкам недвижимое море"
с очевидностью выдает византийское происхождение текста: только
в морской стране быть странником означает путешествовать по
морю. Но прямого аналога всего этого текста пока еще ни в славянских,
ни в византийских источниках не найдено.
Дальнейший важный шаг в исследовании памятника состоял в том,
что были обнаружены слабые отпечатки букв на деревянной подложке
восковых табличек: давление от писала, врезывающегося в слой
воска нередко почти на всю его глубину, создавало в мягком дереве
вмятины; в некоторых случаях оставались даже легкие царапины.
Но выявление этих отпечатков еще сложнее, чем чтение истершихся
надписей на дереве. Помимо трудности, связанной с тем, что сами
отпечатки едва заметны, здесь встает проблема разделения разных
записей, наложившихся друг на друга. Эти трудности столь значительны,
что надежно прочитать все прежние записи кодекса, по-видимому,
невозможно. Однако они все же не настолько велики, чтобы оправдать
полный отказ от попыток восстановить эти записи хотя бы частично
и хотя бы с некоторыми элементами гипотетичности.
Крайне трудоемкая и чрезвычайно медленная работа по распознаванию
и распутыванию отпечатков букв на дереве уже дала некоторые
важные результаты. Прежде всего удалось восполнить большинство
лакун в основном тексте кодекса, возникших из-за утраты кусочков
воска.
Далее, внизу каждой страницы кодекса, ниже текста псалмов,
обнаружились следы следующей формулы: "Пойте, пойте по
два раза, славьте Бога". По правдоподобному предположению
А.А. Турилова, - это не что иное, как древний вариант перевода
той же ритуальной формулы, которая в обычном православном богослужении
имеет вид "Аллилуйя, аллилуйя, слава тебе. Боже". Если
это так, то перед нами уникальное свидетельство того, что на
древнейшем этапе истории русской церкви еще могли сосуществовать
варианты перевода даже основных ритуальных формул. Важную особенность
найденной формулы составляет то, что в ней выступает слово разъ.
Дело в том, что это древнерусское слово отсутствует в старославянском
(равно как и в современных южнославянских языках).
По-старославянски было бы сказано 
, но никак не 
. Это значит, что использованная в кодексе формула возникла на
русской почве.
Удалось прочесть также, хотя и без полной надежности, по крайней
мере, некоторые части тех псалмов, которые были записаны в кодексе
прежде его нынешнего текста. В ходе этой работы постепенно выяснилось,
однако, что писец заполнял восковые страницы текстом не два
раза, как представлялось на более раннем этапе исследования,
а значительно больше. Было установлено, в частности, что в числе
прежних текстов кодекса имелись и некоторые псалмы из первой
кафизмы, то есть из самого начала псалтыри. В далеко еще не
законченной работе над памятником этот его аспект подлежит дальнейшему
тщательному изучению.
Самым важным результатом работы по распознанию отпечатков на
дереве оказалось открытие неизвестного доныне исключительно
важного текста, который был помещен в нашей псалтыри перед самими
псалмами и служил, таким образом, вступлением ко всей книге.
Этот текст, длиной в одну страницу, отчетливо делится на три
части.
Первая часть - короткое вступление. Оно начинается словами:
"Закон да познаешь христианского наказания". Слово
наказание, разумеется, выступает здесь в своем древнейшем
значении: "наставление", "поучение", "учение". Закон
-здесь "канон", "основной принцип", "первооснова". В
соответствии с этой формулой весь новонайденный текст уместно
назвать "Закон христианского наказания". Следующая фраза:
"Я наставлен во спасение наставлением неземных словес".
Вопрос о том, кто именно говорит здесь от первого лица,
допускает несколько разных ответов. Судя по дальнейшему тексту,
перед нами, скорее всего, слова, которые должен повторить за
проповедником новообращенный; в этом случае принципиальная структура
текста оказывается такой же, как в Символе веры (молитве "Верую")
и в присягах.
Вторая часть - изречения, в конце которых сказано: "Таковы
слова Иисуса Христа". Все они начинаются с "аз
есмь": "Аз есмь тайна несказанная"; "Аз есмь истина и закон
и пророки"; "Аз есмь истина и путь и стезя" и другие.
Таких изречений десять, но большинство из них повторяется (через
одну-две строки или даже подряд), так что получается 22 фразы.
Нагнетающееся повторение одних и тех же или сходных формул создает
впечатление магического заклинания.
Последняя часть - это вкладываемое в уста новообращенному язычнику
торжественное заявление об отказе от идолослужения и преданности
учению Христа: "Да будем работниками ему (Иисусу
Христу), а не идольскому служению. От идольского обмана
отвращаюсь. Да не изберем пути погибели. Всех людей избавителя
Иисуса Христа, над всеми людьми приявшего суд, идольский обман
разбившего и на земле святое свое имя украсившего, достойны
да будем". Фразы, построенные в первом лице множественного
числа ("да будем..." и т.д.), могли бы исходить
и от проповедника, обращающегося к своим слушателям; но единственное
число в "отвращаюсь" показывает, что перед нами
слова, которые должен произнести новообращенный.
Ни в славянских, ни в византийских источниках до настоящего
момента данного текста не обнаружено. Ясно, что перед нами сочинение,
обращенное к людям, стоящим еще лишь на пороге принятия новой
веры или к принявшим ее совсем недавно и еще во многом связанных
с язычеством. Вероятно, заклинательное звучание настойчиво повторяющихся
формул было призвано прямее воздействовать на эмоциональный
настрой язычников, нежели догматическое содержание проповеди.
Существенно, что из изречений, приписываемых здесь Христу,
лишь некоторые содержатся в канонических евангелиях. Прочие,
несомненно, восходят к апокрифической литературе. Возможно,
именно поэтому данное сочинение не закрепилось в церковной традиции
и со временем было предано забвению. Перед нами открывается,
таким образом, доныне неизвестная глава из самого начального
периода распространения христианства на Руси.
Итак, новооткрытый памятник - это самая древняя из дошедших
до нас книг древней Руси, самая ранняя из удовлетворительно
датированных славянских книг. Она, несомненно, займет почетное
место в истории русской письменности и культуры и привлечет
к себе пристальное внимание специалистов многих наук - историков,
археологов, лингвистов, палеографов, текстологов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Янин B.Л., Зализняк А.А. Новгородские
берестяные грамоты из раскопок 1998 года // Вестник РАН. 1999.
№ 7.
2. Янин B.Л. У истоков новгородской государственности
// Вестник РАН. 2000. № 8.
3. Рыбина Е.А. Церы из раскопок в Новгороде
// Новгород и Новгородская земля. Вып. 8. Новгород, 1994.
