Христианская экспансия на юг Эфиопии в XIII в.
См. библиографию.
Настолько можно судить по эфиопской житийной литературе, эта христианская экспансия имела две разновидности: сознательное и целенаправленное продвижение на юг монахов, не имевших никакой защиты и потому предпочитавших места по возможности более безопасные, вроде озерных островов; и стихийная экспансия военных переселенцев-христиан, которым на новом месте нужно было как-то устраивать и свою религиозную жизнь. Последнее было отнюдь не маловажным для самих переселенцев, видевших в своем христианстве безусловное доказательство как их превосходства над окружающими "язычниками", так и их прав на "языческие" земли. Эти два процесса, церковный и светский, обнаружили тенденцию к слиянию во второй половине XIII в., как мы можем об этом судить по житиям двух столпов эфиопского христианства того времени: преподобных Иясус Моа и Такла Хайманота, как раз и представлявших оба эти направления.
Иясус Моа родился в самом начале XIII в., судя по имени, на севере, в Тигрэ. Около 1240 г. он пришел в знаменитый монастырь Дабра Даммо, основанный еще За-Микаэлем Арагави, настоятелем которого был тогда знаменитый аскет и поборник общежительного устава Пахомия Великого авва Йохани, главный идейный вдохновитель монастырской колонизации юга. В эфиопской агиографической традиции он остался как святой, "который собрал в себе праведность у всех святых и был равноангелен житием, не ел вареного на огне и не ходил под крышу дома, и которому даны были крылья жизни, как ангелам, и который достигал страны живых в три полета".[1] Сам Йохани никогда не покидал своего монастыря, но усиленно и целенаправленно делал другое: готовил кадры для будущей экспансии, и многие настоятели южных обителей оказываются в числе его учеников. Таким учеником был и Иясус Моа, который провел в Дабра Даммо семь лет а затем отправился на юг и поселился на острове озера Хайк. Он пришел не на совсем пустое место. Как пишет Таддесе Тамрат, "до его прихода туда на острове была церковь, однако не монастырская, где не были ни школы, ни монахов".[2]
Таким образом, Иясус Моа застал еще тот период, о котором писал В.М.Мисюгин: "Видимо, церковь начала свою колонизацию нагорья раньше появления военной "реколонизации" этих же пространств. Но "колонизация" эта шла вяло -- проповедники за какие-то подарки местному населению получали разрешение построить храм божий (обычный тукуль с крестом на острие крыши), чем дело и заканчивалось".[3] Теперь Иясус Моа хотел положить конец такому состоянию. Он "открыл монастырскую школу вскоре по прибытии, и это, похоже, открыло новые возможности учебы для христиан Шоа и Амхары. Многие молодые люди из христианских общин вокруг озера, а также и из более отдаленных районов к югу и западу, похоже, поступали в монастырскую школу на острове. Среди них упоминается авва Хирута Амлак, который считается основателем монастыря св. Стефана острова Дага на озере Тана; авва Багиу, который сначала был известным разбойником, но потом раскаялся и присоединился к Иясус Моа в его Хайкском монастыре; авва Такла Хайманот, основатель [монастыря] Дабра Либанос в Шоа, и многие другие, основавшие свои монастыри по всей области Амхара".[4] Другими словами, Иясус Моа, как и его учитель Йохани, занялся подготовкой монастырских кадров, но уже не на севере, в Дабра Даммо, а на юге, на озере Хайк. Это в середине XIII в. стало возможным, потому что христианские переселенцы стали составлять в Амхаре уже заметную часть населения.
В то время, когда северные проповедники и монахи шли к своим единоверцам на юг, и среди тех наметилось встречное движение, примером чему может быть уже упоминавшийся Такла Хайманот. В отличие от Иясус Моа, он родился не на севере, а на юге, в местечке Целалиш области Шоа около 1215 г. Его житие сообщает, что отцом его был местный священник, который и дал емупервоначальное христианское образование.[5] В этом, однако, можно усомниться. Впоследствии, когда христианство прочно укоренилось в Шоа, а священики стали многочисленны, духовный сан очень часто оказывался наследственным и переходил от отца к сыну, но в начале XIII в. положение было еще иным. Кроме того, как заметил Б.А.Тураев, "вообще жития с особенной любовью останавливаются на его просветительной деятельности; синаксарь[6] даже прямо ставит его и генеалогически в связь с первыми проповедниками христианства в Эфиопии, а дабра-либаносское житие приводит его полную генеалогию от первосвященников Садока и Азарии".[7]Так что его священническое происхождение может быть столь же достоверным, как и генеалогия, возводящая его к иудейским первосвященникам.
Это стремление агиографа Такла Хайманота подчеркнуть наследственное апостольство святого вполне понятно. Однако одна из рукописей его жития, хранящаяся в Рукописном отделе Петербургского филиала Института востоковедения РАН (Эф. 18) сообщает, что "он обучался верховой езде, охоте на диких зверей, стрельбе из лука и другому воинскому искусству... И его стрела всегда попадала в цель и возвращалась к нему обагренная кровью". Поэтому можно предположить, что будущий святой происходил из вполне светской семьи христианских переселенцев с явно выраженными воинскими традициями, столь необходимыми на беспокойном юге.
Жизнь там действительно была нелегка и опасна для новоприбывших христиан, которых местное население, естественно, не жаловало. Как писал Таддесе Тамрат, "похоже, что есть и дополнительный фактор, который может помочь понять подоплеку дальнейшей деятельности Такла Хайманота. Мы уже упоминали об устойчивых представлениях о тех противохристианских действиях, которые предпринимали язычники в Шоа в период между последними годами XII в. и первой четвертью XIII в. В житии Такла Хайманота и близком ему дабра-либаносском агиографическом цикле руководителем этих языческих действий выставляется легендарный Моталами, царь Дамота. Непосредственный результат этой реакции для христианских общин в Шоа оказался сокрушительным. Церкви сжигались, а христианские усадьбы уничтожались.
Это должно было создавать огромную напряженность в еще неустойчивом положении церкви и ослаблять религиозную жизнь христиан. Эта картина общего упадка шоанской церкви, похоже, раскрывает истинную подоплеку религиозной карьеры Такла Хайманота, которая в конце концов привела к возрождению церкви на юге".[8] Здесь все-таки, очевидно, следует говорить не столько о возрождении, сколько об укреплении положения церкви, проникшей на юг. Но Таддесе Тамрат, безусловно, прав в том отношении, что, столкнувшись с "языческим сопротивлением" своей экспансии, христианские переселенцы вынуждены были обратить взоры к родной церкви на севере, а не просто боролись в одиночку за свое существование. Так два встречных потока слились, и местом их встречи оказалась Хайкская обитель Иясус Моа.
Такла Хайманот прибыл на Хайк, когда ему было уже за 30. Несмотря на утверждения его позднейших агиографов, желавших сделать своего святого героя по крайней мере равным знаменитому Иясус Моа, он явился туда в скромном качестве ученика и, по выражению Таддесе Тамрата, его появление там "не сделало сенсации".[9] Такла Хайманот провел на Хайке 9 лет, но, не удовлетворившись полученными там знаниями, отправился дальше на север, в Дабра Даммо, где был жив и активен учитель Иясус Моа авва Йохани. Можно сказать, что Такла Хайманот попал в нужное место и в нужное время.
Как писал Таддесе Тамрат, "период, в течение которого он находился в Тигрэ, явился свидетелем грандиозной революции в истории монашества в Эфиопии. В течение долгого времени между шестым веком и серединой тринадцатого века эфиопское монашество группировалось вокруг старых обителей, основанных девятью преподобными. Наряду с храмами, которые пользовались царской или княжеской поддержкой, лишь они и осуществляли то культурное руководство, которое сохраняло жизнь эфиопскому христианству. Кроме некоторых лиц, которые покинули свои дома и скитались по лесам и пустыням, похоже, независимых монашеских общин не было до середины XIII в. Эта вековая традиция теперь стала серьезно меняться. Мы уже видели, как Иясус Моа основал собственную общину на далеком озере Хайк около 1248 г. Авва Даниил из монастыря Дабра Марьям в Геральте, духовный отец Евстафия, также начал организовывать собственную общину. Именно этот фон интенсивного монашеского развития того времени объясняет религиозную карьеру Такла Хайманота и в Тигрэ, и в Шоа".[10]
Но кадры для этого интенсивного монашеского развития готовились именно в древних монастырских центрах такими опытными руководителями, как авва Йохани. Завершив свое образование в Дабра Даммо, Такла Хайманот был отправлен к себе на юг. По дороге он навестил на Хайке и первого своего учителя, Иясус Моа, а затем ушел на родину в Целалиш. Там он и начал подыскивать место для собственного монастыря и скоро нашел его на горе Дабра Асбо.
Место было, действительно, удобное. Расположенное к западу от Целалиш, уже в "земле языческой", оно находилось как бы на острие экспансии, но в то же время не настолько далеко от Целалиш, чтобы невозможно было в случае необходимости рассчитывать на помощь земляков. Это был еще один шаг вперед в деле монастырской колонизации, темп которой отныне ускорялся, а область -- расширялась. Эта деятельность энергичных монахов-первопроходцев имела большое будущее и скоро в памяти народной совершенно затмила негромкую и незаметную работу таких руководителей, как Иясус Моа.
Между тем именно в это время роль Иясус Моа оказывалась чрезвычайно важна в истории не только эфиопской церкви, но и эфиопского государства. Попав, видимо, отнюдь не случайно на озеро Хайк и открыв там собственную монастырскую школу для местных христиан, Иясус Моа в полной мере смог оценить мощный потенциал этих южан и те богатые возможности, которые предоставляла экспансия на юг. Загвейские же цари в этом деле оказывались плохими помощниками.
Как писал Таддесе Тамрат, "согласно одной традиции, власть загвеев была настолько слаба на юге, что цари в Ласте не могли даже выручить свои войска, посланные в Дамот, где христианское воинство и священство оказались в крайне затруднительном положении. Даже в конце XIII в. Такла Хайманот Шоанский, похоже, занимался проповеднической деятельностью, мало или вовсе не надеясь на военную помощь христианских царей севера".[11] И это обстоятельство, и внутридинастические распри загвеев (в особенности последний, ставший хорошо известным конфликт между Накуэто Лаабом и Йетбараком) побуждали южных христиан в области Амхара (Бет Амхара) больше полагаться на собственные силы, а тамошних церковников, вроде Иясус Моа, заручаться поддержкой местных христианских правителей, от которых там было больше прока, нежели от далеких загвейских царей.
А такие местные христианские правители в Амхаре были, и они вели вполне активную и самостоятельную политику как по отношению к своим номинальным загвейским сюзеренам, так и по отношению к своим мусульманским соседям. Последнее заслуживает специального упоминания, потому что христиано-мусульманские отношения на юге были на удивление сердечными в те времена. Как писал эфиопский историк Мохаммед Хассен, "вслед за возрождением красноморской торговли в X в. возродились и старые караванные пути между портом Зейлы и областями современной южной Эфиопии; появились также торговые центры вдоль этих путей. Возродилась старая торговая сеть обмена товаров, и центр ее находился, видимо, в мусульманской части Шоа. Рост торговли породил активный класс мусульманских купцов, которые торговали и с христианским царством и с царством Дамот.
Последнее было знаменито своим обилием золота и ценимыми на мировом рынке рабами. Сначала оба царства относились к мусульманским купцам терпимо. Но в течением времени купцы Дамота захотели оставить себе выгодную торговлю, которая обеспечивала мусульманских купцов драгоценным металлом. Давление со стороны христианского царства, распространявшегося на юг, побудило Дамот избрать агрессивную политику, которая привела к ликвидации христианского авангарда и к превращению мусульманского Шоа в вассальное государство. Общая вражда по отношению к Дамоту создала тесное сотрудничество между амхарскими правителями Бет Амхары и правителями мусульманского Шоа".[12] В то же время отношения амхарских правителей с загвейским царем Йетбараком заметно испортились.
[1]Тураев Б.А. Исследования в области агиологических источников, с. 33.
[2]Taddese Tamrat. The Abbots of Dabra-Hayq, 1248-1535. -- Journal of Ethiopian Studies, vol. VIII, No. 1. Addis Ababa, 1970, p. 89.
[3]Мисюгин В.М., Чернецов С.Б. Следы архаических норм права, с. 174.
[4]Taddese Tamrat. The Abbots of Dabra-Hayq, p. 89.
[5]Taddese Tamrat. Church and state in Ethiopia, p. 160.
[6]Синаксарь -- так назывались внебогослужебные собрания христиан для благочестивого чтения и псалмопения. Однако на эфиопской почве (через коптов) это слово стало названием сборника кратких описаний (или даже просто упоминаний) подвигов святых, чтимых Эфиопской церковью. Синаксарь составлен в календарной последовательности и представляет собой полный годовой круг кратких житий, предназначенных для чтения в церкви в день памяти того или иного святого.
[7]Тураев Б.А. Исследования в области агиологических источников, с. 97.
[8]Taddese Tamrat. Church and state in Ethiopia, p. 160-161.
[9]Ibid., p. 162.
[10]Ibid., p. 163-164.
[11]Taddese Tamrat. A Short Note on the Tradition of Pagan Resistance to the Ethiopian Church (14th and 15th century). -- Journal of Ethiopian Studies, vol. X, No. 1, Addis Ababa, 1972, p. 139.
[12]Mohammed Hassen. The Oromo of Ethiopia, 1500-1850: with special emphasis on the Gibe region. -- Thesis submitted for the degree of Ph. D. of the University of London, School of Oriental and African Studies, 1983, p. 3-4. |
