КРИЗИС СРЕДНЕВЕКОВОЙ РУСИ: 1200-1304

До этого времени только старший сын Константин получил свою вотчину в Суздальской земле (1208 год): «Ростов и инех 5 (неназванных) городов да ему» 2. В 1211 году, однако, Всеволод, чувствуя что конец близок, и, может быть, понимая, что сыновья просто ждут его смерти, чтобы развязать междоусобную войну, соперничая в кровопролитии со своими многочисленными предками, попытался предотвратить надвигавшийся хаос. Он определил судьбу двух своих старших сыновей так: после его смерти Константин должен был княжить во Владимире, а Юрий получал Ростов 3 и, вероятно, пять других городов, прежде принадлежавших Константину. Это было, по-видимому, совершенно справедливое решение, но Константин, который к этому времени уже прочно обосновался в Ростове, вынашивал другие планы: его целью было иметь лучшее в каждом из двух миров и быть великим князем не во Владимире, а в своем северном городе и в то же время присоединить Владимир к Ростову в качестве собственного семейного владения. Дважды Всеволод посылал за ним, но Константин не уступил. В конце концов Всеволод созвал во Владимире собор (явившийся, видимо, предтечей великих земских соборов XVI и XVII веков) — собор, представлявший все сословия«...всех бояр своих с городов и с волостей, епископа Иоана ростовского и владимирского], и игумены, и попы, и купце, и дворяны, и вси люди». На соборе он пожаловал Владимир своему второму сыну Юрию, «приказа же ему и братию свою», другими словами, даровал ему великое княжество и старейшинство в роду. Третий сын, Ярослав, получил третий по важности район Суздальской земли — Северный Переславль. Рассказ современника о соборе4 — исключенный из суздальской Лаврентьевской летописи, которая в то время защищала интересы Константина, в связи с чем ее существенно отредактировали в Ростове,— заканчивается традиционным и ярким выражением гнева Константина: «...слышев то и вздвиже брьви собе с гневом на братию свою, паче же на Георгиа [Юрия]» 13 апреля 1212 года Всеволод III умер. Ему был посвящен длинный, но совершенно безликий некролог в местной летописи, переполненный напыщенными клишированными восхвалениями 5. Все его сыновья, исключая Константина, почтительно прибыли на похороны во Владимир. Не успели Всеволода похоронить, как начались, как и следовало ожидать, братоубийственные раздоры. Описания этого первого столкновения между братьями различаются в зависимости от происхождения источника: верная Константину Лаврентьевская летопись обходит это событие полным молчанием, упоминая только мирный исход; фрагменты владимирской летописи, сохранившиеся в своде конца XV века 6 и явно отражающие какие-то части личной летописи великого князя Юрия, сообщают точку зрения Юрия и Ярослава; то же самое, но более подробно изложенное мы находим в семейной летописи последнего, то есть в летописи ПереславлЯ Суздальского. Итак, факты показывают, что ничего значительного не произошло, что события 1212 года были всего лишь прелюдией к будущей войне. Константин начал собирать войско вместе со своим братом Святославом, который «разгневался... на Юрия» 7, поскольку' несомненно, считал, что последний несправедливо распределил      

84

между братьями; а Юрий и Ярослав, заключив двусторонний договор, нпрравленный против Константина, пошли на Ростов. Согласно  небеспристрастной летописи Переславля Суздальского, Юрий начал переговоры, великодушно предложив обменять Владимир на Ростов. Не стоит и говорить, что от этого предложения Константин наотрез отказался, потребовав Владимир для себя, ростов для своего сына и предложив Юрию удовлетвориться Суздалем 8- Но «бе бо грязка велми (поскольку было очень грязно)», как сообщает летописец, а скорее всего потому, что ни одна из сторон не хотела рисковать, не будучи уверенной в победе, боев было очень мало, и после четырех недель бессмысленных колебаний было заключено перемирие 9.

Положение, однако, оставалось неясным. Владимир и Святослав еще более запутали его, сменив в 1213 году союзников. Владимир был неудовлетворен тем, что Юрий отдал ему всего лишь Юрьев Польский, полагая, что как четвертый сын великого князя он вправе получить лучшую вотчину, скажем, Суздаль. Обиженный и разгневанный, Владимир перебежал к Константину, который, пытаясь закрепиться в юго-западной части владений Юрия, послал Владимира захватить Москву 10. Тем временем Святослав снова перебежал, на этот раз от Константина к Юрию, который отдал ему за его хлопоты теперь уже пустующий Юрьев Польский ". Но Владимир и Святослав были мелкой рыбешкой, они всего лишь мутили воду, и их маневры не оказывали влияния на общее соотношение сил. Пребывая в счастливом возрасте юности, они не знали толком невзгод междоусобной войны и почти не имели времени для создания боеспособных дружин. А вот Константин, который не мог смириться с потерей старейшинства в роду, территории и власти, опирался на поддержку всех северных суздальских земель.

Второе столкновение между двумя братьями произошло в 1213 году. Сразу нужно сказать, что оно не привело ни к каким определенным результатам и оказалось пустой тратой сил. На этот раз инициатива исходила от Константина, по крайней мере, он выступил первым, как сообщают настроенные против него источники. Однако никто из братьев, по-видимому, не был способен предпринять решительные действия, которые могли бы положить конец этому мучительному спору. Константин направил свой удар на Костромскую землю, входившую во владения Юрия |2, а его новый союзник Владимир, Двинувшись на север от Москвы, предпринял неудачную попытку захватить Дмитров (один из городов Ярослава), от стен которого был вынужден позорно бежать обратно в Москву 13. Юрий и Ярослав, наконец, сделали решительный шаг, выступив на Ростов. Но опять обе стороны не проявили энтузиазма, когда дело дошло до необходимости вступить в бой, и три брата снова согласились на перемирие. Даже Владимир, сидевший в Москве под замком у Юрия, был выпущен на волю. Юрий отослал его в удаленный Южный Переяславль, где тот находился в безопасности некоторое время 14.

Так что положение в конце 1213 года оставалось в основном  таким же, как и прежде. Три года держалось странное, неестественное затишье. Все было спокойно, во всяком случае на поверх-

85

ности. Летописцы Владимира и Ростова, всегда готовые встать на защиту каждый своего господина или обвинить противника в разжигании «дьявольского раздора», не упоминают о каких-либо враждебных действиях со стороны сыновей Всеволода 15 Это странное нежелание разрешить кризис силой можно на этот раз объяснить последствиями страшного пожара во Владимире в 1213 году (сгорело 200 домов и 4 церкви) и опустошительного голода, поразившего Суздальскую землю в том же году 16. Но это затишье также свидетельствует о том, что обе стороны энергично копили силы и готовились к надвигавшемуся неизбежному и кровопролитному столкновению

В 1216 году произошла третья, и последняя, стычка между Константином и его братьями. На этот раз разразилась настоящая война, осложненная участием внешних сил: на стороне Константина были Ростиславичи и новгородцы, а Юрию, Ярославу и Святославу помогали дружины из Мурома и жители половецкого порубежья, которых называли бродники (см. прим 22 к гл. 4) Весь ход сражений и сложных переговоров между двумя сторонами был тщательно описан (по всей видимости, непосредственным участником) в длинном, подробном рассказе, созданном в Смоленске 17.

Начало войне положило не прямое столкновение братьев, а косвенный повод, почти случайность, происшедшая в Новгороде Ну, а затем одно событие повлекло за собой другое. Как будет видно далее, первый шаг фактически был сделан одним из Ростиславичей, горячим Мстиславом Мстиславичем. Он только что снова занял новгородский стол после разведочного похода в Галицкую землю и тут же столкнулся с опасностью в лице своего зятя Ярослава. Ярослав после недолгого пребывания в новгородских княжеских палатах во время отсутствия Мстислава не только начал преследование некоторых сторонников Мстислава, но и захватил новгородские заставы Торжок и Волок Ламский, отрезал город от источников снабжения и арестовал столько новгородских купцов в Торжке, сколько смог. Война между ним и Мстиславом была неизбежна. В первую очередь Мстислав хотел выбить Ярослава из Торжка и принудить его освободить захваченных заложников. Поначалу соперники ограничивались стычками на границах Новгородского, Смоленского княжеств и Суздальской земли. Но мало-помалу разрозненные отряды каждой из сторон объединялись, их численность возрастала благодаря прибывающему пополнению: Ярослав соединился с превосходящими силами своего брата Юрия, а Мстислав не только призвал на помощь своих родичей (брата Владимира, в то время княжившего во Пскове, двоюродного брата Владимира Рюриковича из Смоленска и Всеволода, сына киевского князя Мстислава Романовича), но и, полагаясь на силу братской «любви», предусмотрительно сообщил Константину о положении дел на западных границах Суздальской земли.

В конце концов два враждующих войска сошлись лицом к лицу на реке Липице в районе Юрьева Польского   Как это часто

бывало перед крупными битвами, были сделаны попытки избежать сражения и уладить дело миром. Инициатива исходила, как сообщается в источниках, каждый из которых был на стороне ростиславичей, от Константина и его союзников. Снова и снова подчеркивалось, что союзники находятся в ссоре не столько с Юрием, сколько с Ярославом, и постоянно выдвигалось требование, чтобы Ярослав освободил новгородских заложников и отвел свои силы из Волока Ламского. Когда эти требования были презрительно отвергнуты и Юрием, и Ярославом, вновь встал вопрос о перераспределении земель. «Мы есмя племенници себе,— сказал, как сообщается, посланник Константина,— а дадим стареишиньство князю Константину А посадите и его [на престол] в Владимир, а вам [будет отдана] земля Суздальская вся [остальная]» 18. И вновь попытки примирения были отвергнуты.

Перед началом битвы Юрий и Ярослав, полностью уверенные в победе, договорились между собой о будущем разделе Руси. Несмотря на тенденциозный характер летописных сообщений, нет оснований сомневаться в достоверности данного эпизода 19, так как автор явно указывает, что копию договора, подписанную и принятую князьями, «взяша смолняне по победе в станех Ярославлих и даша своим [смоленским] князем». По этому соглашению Юрий получил бы Владимирскую землю и Ростовскую, Ярослав — Новгород, Святослав — Смоленск. Киев должен был отойти «черниговь-скым князем»20, а Галицкая земля — поделена между Юрием и Ярославом 21. Не стоит и говорить, что Ростиславичи остались бы с пустыми руками.

Решающая битва состоялась 21 апреля. Она закончилась полной победой Константина и его союзников, и это неудивительно. Трудно оценить численность сражавшихся или убитых из-за сильных преувеличений в свидетельствах источников, что в целом характерно для описаний сражений в средневековой Руси. По смоленским оценкам,— это единственное раннее описание, в котором приводятся конкретные цифры,— Юрий и Ярослав потеряли 9233 человека убитыми и 60 — пленными, а потери Константина и Ростиславичей составили 6 человек (5 убитых новгородцев и 1 смоленский воин) 22. Даже если сделать скидку на преувеличения, это был, без сомнения, жаркий бой: в отрядах Юрия и Ярослава было тридцать стягов и сотня «труб и бубнов»23, и все были захвачены противником. Юрий и Ярослав бежали: Юрий — во Владимир («на четвертом коне, а трех удушил (загнал), в первой сорочици (нательной рубашке)», Ярослав, еще более стремительно, в Переславль («на пятом коне, а четыре удушил»).

Положение во Владимире было безнадежным. Юрий пытался вновь собрать в боевые порядки тех немногих ратников своего войска, кому удалось спастись и добраться до столицы, «ин ранен, а ин наг», но было очевидно, что сопротивление более невозможно, и, когда новгородские и смоленские дружины подошли к Владимиру и подожгли его, Юрий сдался. Мстислав дал ему во владение, что фактически означало изгнание, Городец Радилов, расположенный   в   самом   восточном   течении  Волги   на   суздальской

территории. А что касается Ярослава, изображенного в новгородских и смоленских источниках негодяем из негодяев, то первое, что он сделал по прибытии в Переславль, так это согнал всех новгородских и смоленских купцов, которых смог найти, и бросил их в застенки. Часть новгородцев (150 человек) Ярослав «повеле затворити в тесне избе», и они погибли от удушья. Смоленцев, 15 человек, держали в другом месте, и им удалось выжить24 Когда союзники приблизились к Переславлю, Ярослав послал гонцов к Константину, умоляя того не выдавать его тестю. Но все обошлось благополучно. Ярослав осыпал подарками союзных князей, и ему было позволено остаться в Переславле, однако только после того, как Мстислав освободил свою дочь, оставшихся в живых новгородцев, а также тех, кто против него воевал в войске Ярослава 25.

Война окончилась. Мстислав вернулся в Новгород, а его брат Владимир — в Псков. Константин стал во Владимире великим князем и провел последние два года жизни между столицей и Ростовом. Ярослав, напрасно моливший о возвращении ему жены, смирился с вынужденным политическим бездействием в Переславле Что касается Юрия, то он явно не собирался долго прозябать в своем дальнем изгнании и искал способы, как победить своего старшего брата. Военное соперничество исключалось ввиду союза Константина с Ростиславичами, а Юрий не мог надеяться на помощь Ярослава. Однако у него была припасена козырная карта: Симон, епископ суздальский и владимирский, последовал за ним в изгнание, оставив незамещенной кафедру столичной церкви 26. И Константину ничего не оставалось делать, как помириться с Юрием Условия соглашения, достигнутого в 1217 году между двумя братьями, очевидно, были таковы: после смерти Константина Юрий вновь принимал титул великого князя, а до той поры он должен был княжить в Суздале 27. В это же время Константин назначил двух своих сыновей Василька и Всеволода соответственно в Ростов и Ярославль, вверяя их после своей смерти «Богу и пречистей его Матери и  [своему] брату...» Юрию 28.

Юрию не пришлось долго ждать в Суздале. 2 февраля 1218 года, пять месяцев спустя после заключения договора с Юрием, Константин умер во Владимире. Его личный ростовский летописец сочинил длинный некролог, за которым следовало традиционное описание оплакивания смерти Константина народом и всеми его братьями, а затем рассказ о похоронах 29. Текст этот в точности соответствовал традициям средневековых панегириков, о самом человеке из него узнать ничего невозможно: все слова о его добродетелях — скромности, милосердии, благочестии, любви к духовенству и т. д., не более чем штампы, за исключением того, что он «многы церкви созда», украсив их иконами и «исполняя книгами», и что он «часто бо чтяше [святые] книги» 30. А что касается скорбящих, то не стоит слишком доверять описанию оплакивания Константина его братьями («плакаша по нем плачем вель им, акы по отци и по брате любимей, понеже вси имяхуть и (его) в отца место...  бе бо в них любы паче меры»   (!),  но интересно

отметить, что у этого летописца бояре оплакивают князя «яко заступника земли их», а слуги — как своего «кормителя и господина»).

Юрий принял великое княжение во второй раз и обосновался во Владимире. Он княжил там вплоть до своей гибели в 1238 году в битве на реке Сить. Первые пять лет его правления — до первого татарского нашествия в 1223 году — были спокойными, неомраченными братоубийственной войной. Его братья и племянники жили с ним в мире и повиновались ему. Ярослав не проявлял признаков недовольства своим княжением в Переславле Суздальском и занял Новгород по повелению Юрия, когда сын последнего бежал из города в 1223 году (см. прим. 78). Владимир, которому в 1217 году удалось спастись от половцев (либо же он был отпущен ими) 31, получил маленький район Стародуба на Клязьме к востоку от Владимира, где жил тихо и мирно до своей смерти в 1228 году. Ярослав княжил в Юрьеве Польском, полученном от Юрия в 1213 году. Два старших сына Константина правили в Ростове и Ярославле. Новгород, как будет показано ниже, вернулся под власть суздальских князей в 1221 году, сбросив последнего из Ростиславичей. Что касается юга Руси, то в летописях не упоминается ни о каких столкновениях, ни даже о каких-либо контактах с Ростиславичами за пять лет — с 1218 по 1223 год.

Главная проблема Юрия в период его правления была связана с Волжской Булгарией. С начала XIII века между булгарами и Суздальской землей контактов практически не было. В летописях сообщается только об успешном походе дружины Всеволода III против волжских и камских булгар в 1205 году32, о нападении булгар на Рязань в 1209 году и об ответном нападении, предпринятом Всеволодом на следующий год33. Однако в 1218 году булгары захватили самые северо-восточные владения ростовского князя — Устюг на реке Сухоне,— а затем продвинулись на юг по течению Унжи вплоть до города Унжи 34. Хотя им не удалось захватить Унжу, а Устюг был вскоре возвращен ростов скому князю Васильку, нельзя было игнорировать опасность, исходящую от булгар. До этого времени их походы были нацелены в основном на Рязань и Муром. Теперь под угрозой оказалась и суздальская территория. Юрий предпринял решительные шаги, чтобы отбить у булгар охоту к дальнейшим нападениям. В 1220 году он собрал большую дружину. К войску, посланному под началом Святослава из Юрьева Польского, присоединились отряды из Переславля, Ростова, Устюга и Мурома. Большая часть войска собралась в месте слияния Волги и Оки и поплыла вниз, к Ошелю, на земли булгар. Город был взят 15 июня, отряды булгар были разгромлены, и многие районы в нижнем течении Камы были опустошены ростовскими и устюжскими дружинами. Поход был столь успешен, что зимой того же года булгары послали к Юрию три посольства с просьбами о мире Но Юрий собирался совершить еще один поход вниз по Волге, и только третье посольство булгар, встретившее его в Городце Радилове, разжалобило князя- победителя.  Юрий заключил мир на условиях, «яко же было при

отци его Всеволоде и при деде его Георгии [Юрии]»35. Чтобы закрепить свой успех и в дальнейшем обезопасить восточные границы от любых нападений, Юрий в 1221 году основал Нижний Новгород у слияния Волги и Оки 36.

С тех пор булгары больше не совершали набегов на Рязань, Муром и Суздальскую землю, а в 1229 году, когда возникла угроза татарского нападения на земли булгар, они заключили с Юрием еще один мирный договор, длившийся на этот раз шесть лет Состоялся не только обмен пленными, но, когда на северо-востоке Руси из-за плохого урожая ржи начался голод, булгары пришли на помощь, отправив зерно по Волге и Оке 37. После этого русские больше почти ничего не слышали о булгарах, пока наконец до них не дошла весть о захвате татарами в 1236 году города Булгар.

Новгород

Бурные события на юге, юго-западе и северо-востоке Руси в первой четверти XIII века не могли не отразиться на истории Новгорода. Как было видно из главы 1, во второй половине XII века три ведущих княжеских рода: суздальские князья, Ростиславичи из Смоленска и Ольговичи из Чернигова — соперничали между собой за управление Новгородом, а различные боярские группировки в городе поддерживали тот или иной род. Эта борьба продолжалась и в первой четверти XIII века, хотя теперь Ольговичам при всех их тогдашних успехах на юге уже не удавалось ставить своих князей в Новгород. С начала столетия и до 1224 года претендентов на престол было двое: с одной стороны, родичи Всеволода, которых поддерживали, в основном, представители бояр с Прусской улицы (т. е с Загородского и Людина концов), а, с другой,— Ростиславичи, которых поддерживали бояре с Неревского конца и с Торговой стороны (главным образом, со Славенского конца).

1 января 1200 года трехлетний сын Всеволода III Святослав прибыл в Новгород, чтобы сменить на престоле Ярослава Владимировича, свояка Всеволода 38, княжившего там с перерывами в общей сложности восемнадцать лет, не принесших ему, надо сказать, популярности у новгородцев. Большую часть правления ему мешал буйный антисуздальски настроенный посадник Мирошка Нездинич.

Пять лет пребывания (трудно назвать это «правлением») Святослава в Новгороде были тихими, внешне спокойными, и, что любопытно, города не коснулись значительные события, происходившие на юге и юго-востоке Руси. Были, правда, вторжения на новгородскую территорию: литовское с запада в 1200 году и шведское с северо-запада в 1201 году 39,— но они были успешно отбиты без серьезных потерь. Однако спокойствие было кажущимся Хотя после смерти Мирошки в 1203 году его сменил просуздальски настроенный посадник Михалко Степанович (который, без сомнения, защищал интересы малолетнего князя), у Всеволода III

были основания тревожиться за судьбу Новгорода. Понимая, что для управления развитием событий на юге Руси суздальским силам рано или поздно потребуется помощь дружин с северо-запада и что в случае серьезной войны понадобится кто-то более авторитетный, чем маленький мальчик, символически представлявший великого князя, Всеволод III отозвал Святослава и в марте 1205 года заменил его своим старшим сыном 19-летним Константином40. Новгородцы ответили на это назначением антисуздальски настроенного посадника Дмитра Мирошкинича 41.

Сочетание сильного суздальского князя в Новгороде ч представителя антисуздальских сил, занимавшего высшую исполнительную должность, предвещало беду. Она случилась через два года. Новгородская летопись, с массой недоговоренностей и туманных оборотов в описании событий 1207—1208 годов, тем не менее ясно показывает, насколько тесно вопрос о том, какой княжеский род должен давать Новгороду правителя, был связан с превратностями внутренней борьбы между боярскими группировками. Очевидно, у Константина не все ладилось, и в марте 1207 года Всеволод посылает в Новгород Лазаря. Названный летописцем «человеком Всеволода» («Всеволожь муж»), он должен был, по всей видимости, спровоцировать волнения против посадника 42. Если задача Лазаря состояла действительно в этом, то, как показали дальнейшие события, он с ней блестяще справился.

В конце лета 1207 года Всеволод III приказал Константину присоединиться к нему в крупном карательном походе против Чернигова — походе, обрушившемся, как мы уже говорили, на Рязань. Константин собрал, по-видимому, огромное войско, в которое вошли дружины из Новгорода, Пскова, Ладоги и Торжка 43. С ним пошел и посадник Дмитр. После падения Пронска в октябре Всеволод послал новгородских дружинников домой, щедро наградив их за участие в походе и пожаловав им «волю свою» — но не выбирать себе князя, а решать противоречия между боярами без княжеского участия и предпринимать любые ответные действия, которые вече сочтет необходимым, против Дмитра Мирошкинича и его семьи 44. «Кто вы добр, того любите, злых казните»,— загадочно сказал он на прощание45. Этот призыв к насилию был подхвачен с рвением. Константин и Дмитр, раненный при взятии Пронска, а также семь «старших людей» («вятших муж»), вероятно, политических сторонников Дмитра, вернулись с Всеволодом во Владимир.   Новгородцы   оказались   без   князя   и   без   посадника.

Всеволод добился своего: он и Константин привлекли новгородскую дружину на свою сторону, во всяком случае, большую ее часть. Как только дружинники вернулись домой, они созвали вече (ноябрь 1207 года) «на посадника Дмитра и на братью evo», на котором стали подбивать людей требовать возмещения Убытков, вызванных, по всей видимости, строгими фискальными мерами Дмитра46. Толпа взбунтовалась в характерном для новгородцев стиле, грабя и поджигая дома и имения Дмитра и его семьи, угоняя их холопов и захватывая их собственность. А когда тело Дмитра,  умершего   во  Владимире  от  ран,   было  доставлено

в город, они попытались поглумиться над покойником и бросить его   в   Волхов,   и   только   архиепископ   сумел   их   остановить47.

Всеволод III был настолько убежден в верности Новгорода, что, как только узнал о назначении посадником сына Михалки Степановича, просуздальски настроенного Твердислава 48, сразу снова послал туда на княжение своего достигшего уже 11-летнего возраста сына Святослава. Святослав прибыл в Новгород 9 февраля 1208 года. Последовала новая волна арестов родственников и сторонников Дмитра — их отправили во Владимир, чтобы с ними разбирался сам великий князь. Выходило, что просуздальски настроенная часть бояр одержала верх, и правление Святослава обещало быть мирным. Но в своих расчетах Всеволод не принял во внимание Ростиславичей и остатки антисуздальски настроенной боярской группировки. Несмотря на все меры против последователей и родственников Дмитра, бояре с Неревского и Славенского концов, т. е. сторонники Дмитра и противники Твердислава и просуздальски настроенная часть бояр, сохраняли влияние и не прекращали борьбы. Более того, вскоре на северо-западе появился новый могущественный, легкий на подъем, с богатым воображением Ростиславич, на долгие годы положивший конец планам Всеволода управлять Новгородом.

Мстислав Мстиславич, известный современникам под именем Удалой, родился, очевидно, незадолго до 1176 года. Его отцом был Мстислав Ростиславич Храбрый. О его молодых годах известно только, что в 1193 году Мстислав правил городом-крепостью Тре-полем на Днепре в Киевском княжестве. В 1207 году он был поставлен в южную заставу Торческ на реке Рось, откуда был выбит во время победного похода Всеволода Чермного на Киев. Мстислав бежал в Смоленское княжество, где занял самый северный город княжества — Торопец. Район Торопца был идеальным плацдармом для нападения на Новгород.

Расчет Мстислава был точен. Пока Всеволод III и его сыновья были заняты во втором карательном походе против Рязани в конце 1208 года, он вторгся на Новгородскую землю. Мстислав захватил восточную заставу Торжок, наиболее важное из новгородских владений и ключевую крепость рядом с границами Суздальской земли. Там он арестовал представителей Святослава и местного посадника и отправил в Новгород следующее послание: «Кланяяся святей Софии (соборная церковь Новгорода) и гробу отця моего и всем новогородьцем49; пришел есмь к вам, слышав насилье от князь, и жаль ми своея отцины». Послание, несомненно, адресовалось противникам суздальского правления, а под «насилием» подразумевались меры, предпринятые против семьи Дмитра и поддерживавших Ростиславичей бояр. Послание имело немедленный успех. Твердислав не смог спасти своего покровителя. Новгородцы пригласили Мстислава «и посадиша и его на столе отци». Святослав был  быстро  арестован  и  заключен  на   архиепископском  дворе50.

Ответ Всеволода последовал незамедлительно, что навряд ли явилось неожиданностью для Мстислава: все новгородские купцы были схвачены, их товары конфискованы 51. Таким образом, каж-

49

это был его брат Владимир, которому, видимо, даже удалось стать свидетелем взятия Новгорода в 1221 году владимирским князем Юрием 61. Что касается самого Новгорода, то, как только Мстислав оставил город зимой 1214/15 года, чтобы произвести разведку в Галицкой земле, оппозиция воспользовалась его отсутствием и под лозунгом, который Мстислав якобы сам провозгласил перед отъездом — «вы вольни въ князехъ»,— послала за суздальским князем Ярославом, третьим сыном Всеволода и зятем Мстислава 63. Но это первое пребывание Ярослава в Новгороде было недолгим. Он, как мог, преследовал сторонников Мстислава, но сопротивление его правлению было слишком сильным, и, услышав, что возвратившийся из Галицкой земли Мстислав собирает в Смоленске войско64, Ярослав отъехал в Торжок. Оттуда он стал предпринимать враждебные действия против Новгорода: после неурожая во всех новгородских районах, кроме Торжка, он, подав пример многим будущим завоевателям Новгорода в XIV и XV веках, перекрыл жизненно важный поток продовольствия в город с востока, заблокировав реку Тверцу. Послы из Новгорода, умолявшие его вернуться и снять блокаду, были в полном составе арестованы, как и многочисленные новгородские купцы, оказавшиеся в то время в Торжке65. Дружина, посланная из Суздальской земли в подкрепление Ярославу, совершила набег на Торопец 66. Путь для возвращения в Новгород был Мстиславу открыт. 11 февраля он вернулся в находившийся в тяжелом положении город, арестовал там назначенного Ярославом в Новгород правителя и приказал своему зятю отпустить всех захваченных новгородцев и оставить Торжок, но, получив отказ, 1 марта 1216 года двинулся с новгородским войском на восток. Через два месяца война закончилась: Ярослав и его братья потерпели поражение, а Мстислав вернулся, чтобы снова единолично и неоспоримо править Новгородом.

Степень авторитета Мстислава — и его популярности — в Новгороде на протяжении десяти лет правления, наверное, лучше всего можно оценить по его способности ладить с боярами, точнее, поддерживать дружественные отношения с той их частью, которая была настроена против Ростиславичей. Приблизительно половину времени его правления посадниками были поддерживавшие Ростиславичей бояре; но в оставшуюся часть времени эту должность занимал Твердислав, сын Михалки Степановича, твердого сторонника суздальского правления, и именно Твердислав был рядом с Мстиславом в кризисный момент: в 1212 году, когда новгородская дружина, несмотря на просьбы Мстислава, отказалась идти дальше Смоленска в походе Ростиславичей против Ольговичей. Именно Твердиславу удалось тогда убедить войско следовать за своим князем.

В Новгороде, конечно, существовала кое-какая оппозиция Мстиславу. Даже придворный летописец, всегда готовый восхвалять все, что бы Мстислав ни сделал, не мог об этом умолчать. В 1210 году, например, твердый сторонник Мстислава Митрофан, архиепископ новгородский    ,   был   по  какой-то   причине  смещен   и   направлен

 

В Торопец, расположенный на территории Ростиславичей 68 Не надо забывать и о том, что в 1215 году во время отсутствия Мстислава его противникам удалось призвать суздальского князя. И все-таки его авторитет был столь велик, что в 1212 году, когда Мстиславу нужно было убедить новгородцев пойти с ним и его родичами в поход, который не имел к новгородцам никакого отношения и никак не затрагивал их интересы, он просто созвал вече и изложил людям суть дела, чтобы услышать в ответ древнюю формулу согласия: «Камо (куда), княже, очима позриши (посмотришь) ты, тамо мы главами своими вьржемъ (сложим наши головы) » 69.

Когда Мстислав в последний раз покинул Новгород, это не означало, что правлению Ростиславичей в городе пришел конец (оно продолжалось еще четыре года), но это знаменовало собой конец постоянного присутствия Ростиславичей в этом регионе. Когда в июле 1217 года Мстислав объявил о своем намерении отправиться в Галицкую землю для новых завоеваний, новгородцы просили его остаться . Но он был непреклонен. Перед отъездом Мстислав, однако, предусмотрел условия для продолжения правления Ростиславичей в Новгороде: архиепископу Митрофану было разрешено вернуться, а из Смоленска был призван старший сын киевского князя Мстислава Романовича Святослав 71.

Вскоре после прибытия Святослава в городе начались волнения. Первый кризис произошел в январе 1218 года, когда разгорелась вражда между основными соперничающими группировками. Из путаного описания событий в местной летописи более или менее ясно одно: это была попытка представителей Торговой стороны и Неревского конца, двух надежных оплотов Ростиславичей, скинуть просуздальски настроенного посадника Тверди-слава. Святослав пытался повлиять на волнующееся вече, длившееся целую неделю, и потребовал, чтобы Твердислав был смещен. Но в тот день победили представители просуздальского Людина конца: Твердислав остался посадником, а между двумя сторонами был на скорую руку заключен шаткий мир 72.

Нет сомнений в том, что именно неспособность Святослава преодолеть волнения в Новгороде и обескровить оппозицию, заставила киевского князя Мстислава заменить его своим вторым сыном Всеволодом, который по крайней мере уже имел некоторый опыт правления в Пскове. Поначалу он добился успеха. Вскоре после прибытия Всеволода, в феврале 1218 года, по городу стали распространяться слухи, что Твердислав связался с суздальскими князьями Юрием и Ярославом и убеждал их воспрепятствовать тому, чтобы походы новгородцев в район Северной Двины пересекали Суздальскую землю. Была ли в этих обвинениях какая-то Доля "правды или нет, но на этот раз Твердислав вынужден был отдать должность посадника своим соперникам 73. Чуть позже архиепископ Антоний, сменивший в 1210 году поддерживавшего Ростиславичей Митрофана, был сведен с кафедры, несомненно, в Результате падения Твердислава. Антоний укрылся в Торжке, а его соперник Митрофан был  снова  провозглашен  архиепископом.

Но и у Антония были сторонники. В конце 1218 или в начале 1219 года он вернулся в Новгород — в это же время Твердислав снова сделался посадником 74 — и оспорил право Митрофана на архиепископство. У Всеволода и новгородцев не было другого пути, чтобы решить затруднительный вопрос о двух архиепископах в одном городе, кроме как передать это дело в руки митрополита. Митрофан и Антоний были отправлены в Киев. Учитывая близость митрополита к Киевскому княжескому столу и, конечно, то влияние, которое оказал киевский князь, глава рода Ростиславичей, на его суд, не приходится удивляться, что митрополит решил дело в пользу Митрофана, а Антонию передал Галицкую епархию в Перемышле 75.

Третий после отъезда Мстислава кризис, поразивший Новгород, произошел в 1219 году. Снова в центре волнений оказался посадник. По каким-то причинам, о которых летописец умалчивает, Всеволод обрушил свою ярость на Твердислава. Город охватили беспорядки; приверженцы обеих группировок даже вооружились, и открытые столкновения были предотвращены только архиепископом Митрофаном, которому удалось убедить Твердислава, объявленного больным, оставить свою должность и постричься в монахи. Посадничество снова перешло в другие руки.

Летописи не указывают, к какой из боярских группировок принадлежал новый посадник Иванко Дмитриевич. Не дают они нам возможности и понять, что творилось в Новгороде с 1219 по 1221 год 76. Так или иначе, должен был произойти радикальный поворот в общественном мнении, так как в 1221 году новгородцы без объяснения причин внезапно потребовали от Всеволода, чтобы он уходил: «Не хочем тебе; пойди, камо хочеши» 77. Это был конец гегемонии Смоленска в Новгороде, больше никогда никто из Ростиславичей не сидел на троне на Ярославовом дворе. Митрофан и посадник Иванко были посланы с предварительной делегацией новгородских граждан во Владимир просить у Юрия князя. С тех пор всегда — за исключением коротких периодов правления Ольговичей (Михаила из Чернигова и его сына Ростислава) — Новгород получал князей только из Суздальской земли. Правда, часто бывало так, что эти князья сменяли один другого с пугающей быстротой 78, но поначалу, по крайней мере, это было не столько результатом столкновения интересов бояр или отражением противоборства между Новгородом и Владимиром, сколько выражением воли великого князя. «Оже ти не угодьно дьржати Новагорода сыномь,— говорили Юрию посланцы из Новгорода, когда его сын бежал из города вскоре после того, как был послан туда в 1221 году,— а въда ны брати (и дай нам брата)» 79.

Проясняют ли события первых двух десятилетий XIII века в Новгороде вопрос о взаимоотношениях между боярским влиянием и княжеской властью? Есть ли какие-либо свидетельства изменений в общественной жизни города по сравнению с условиями XII столетия, какие-либо признаки движения Новгорода к независимости, к возникновению тех элементов республиканской формы

96

правления, которые стали столь явными в XIV веке? Трудно сделать сколько-нибудь обоснованные выводы из-за спутанности событий, описанных в источниках, большинство из которых, однако, несут на себе отпечаток того времени и, по-видимому, мало искажены позднейшими редакциями80. И все же остается слишком много загадок, противоречий, нерешенных вопросов. Новгородцы, очевидно, сохраняли достаточную свободу, чтобы избавляться от своих князей и просить внешних правителей (во Владимире и Киеве) присылать им князей. С другой стороны, сильные князья, и новгородские, и внешние, могли ставить свои условия, причем часто независимо от того, какая часть бояр одерживала верх в это время81, и решающим образом влиять на борьбу за власть между различными боярскими группировкам: в 1207 году, например, Всеволод III побудил новгородцев выступить против сторонников Ростиславичей. Более того, довольно трудно, если не невозможно, сказать, в какой степени новгородские традиции могли ограничивать, если вообще ограничивали, княжескую власть. Пытался ли какой-нибудь посадник, скажем, Твердислав или Иванко Дмитриевич, идти на компромисс с целью объединить бояр перед лицом княжеской власти? Кроме того, интересно, был ли какой-то элемент «преемственности» (правопреемственности, наследования) в чередовании посадников? Другими словами, неизбежно ли смена просуздальского посадника сторонником Ростиславичей предполагала насильственное свержение предыдущего или же действовала какая-то система выбора, что могло бы свидетельствовать об укреплении боярской оппозиции по отношению к князю?

Выводы можно сделать только предварительные. Во-первых, оказывается, что известия 1200—1223 годов не содержат никаких свидетельств ослабления или падения княжеской — или даже посаднической — власти. Во-вторых, в этот период между боярами и князем никаких новых отношений не развилось, элементы договорных связей между князем и Новгородом стали возникать позднее.

Так что общий вывод, по нашему мнению, должен быть сделан такой: никаких заметных изменений не произошло, и структура отношений между князем и Новгородом в первой четверти XIII столетия оставалась в целом такой же, какой она была во второй половине XII века. Новгороду предстояло пройти еще долгий путь, чтобы приблизиться к подлинной независимости и республиканской форме правления.

ССЫЛКИ И ПРИМЕЧАНИЯ

1 Борис умер в 1188 г., Глеб — в 1189 г

2 ПСРЛ, т. 1, стб. 434

ПСРЛ, т 25, с. 108 По малоправдоподобному предположению Татищева, Дослав, Владимир, Святослав и Иван должны были получить Переславль, Суздаль, Юрьев Польский и Стародуб соответственно (Т а т и щ е в, т 4, с. 342), согласно •'ШС (с. 110. под 1213 г.) Ярослав должен был получить Переславль, Владимир —

97

Юрьев Польский, а судьба Святослава и Ивана должна была быть вверена Юрию как великому князю.

4   ПСРЛ, т. 25, с. 108 (также в Е, Лье и Ник).

5   ПСРЛ, т. 1, стб. 436—437.

6   Выделенные А. Н. Насоновым «владимирские фрагменты» (Насонов. Исто рия, с. 201 и далее). Эти владимирские известия  (1207—1220 гг.), встречающиеся в М (и часто в Е, Лье и Ник), очевидно, впервые появились во владимирском своде начала  XIII  в.   (см.:  Лурье,  с.  57);  они  попали  в  М  и другие  более  поздние летописи через предполагаемый свод 1472—1479 гг.— См.: Приложение 1. Летописи

7   ЛПС, с. НО.

8   Там же, с. 110—111.

9   Там же, с. 111; ПСРЛ, т. 1, стб. 437.

10      ЛПС,  с.   111;  ср.  М,  где  дается   несколько  иное  описание  этого  события (ПСРЛ, т. 25, с. 109).

11       ПСРЛ, т. 25, с. 109.

12      Кострома была сожжена, а Соль Великая (расположенная к юго-западу от Костромы), возможно, основной поставщик соли для Суздальской земли, была захва чена. Оба города были частью территории Юрия. Константин также взял Нерехту, южнее  Костромы,  входившую  в  земли  Переславля   (ЛПС,  с.   111,   ПСРЛ,  т.  25, с. 109. В Л отсутствует).

13      ЛПС, с. 111 — 112.

14      Там же, с. 112; ПСРЛ, т. 25, с. ПО; т. 1, стб. 437—438.

15      В  1215 г. Константин даже послал подкрепление в помощь Ярославу в его войне с Мстиславом Мстиславичем за Новгород (ПСРЛ, т. 25, с. 111).

16      Там же, с. ПО; ЛПС, с. 112.

17      Полное описание содержится только в С/ и HIV (ПСРЛ, т. 5, 1925 г., с. 193— 201; т. 4, с. 186—197); другими словами, это часть предполагаемого «свода 1448 г.». Основным   источником   этой  длинной  замечательной   повести   является,   очевидно, несохранившаяся смоленская летопись или рассказ о подвигах Ростиславичей (автор дважды называет смоленских князей «наши князи» и один раз упоминает о грамоте, содержащей запись разговора Юрия с Ярославом перед последним сражением, кото рую «взяша смолняне по победе»). HI содержит более краткую, но явно современную событиям версию (НЛП, с. 55—57, 254—258), а М, Е, Лье и Ник близки в основном к версиям С/ и HIV, но в них опущена большая часть мест в поддержку Ростислави чей   (ПСРЛ, т.  25,  с.   111 —114).  В Л только сжато изложены  итоги  конфликта (ПСРЛ, т. 1, стб. 439—440)   Подробный анализ проблем источников по «Повести о битве на Липице» см.: Лурье. Повесть о битве.

18      ПСРЛ. т. 5, с. 195; т  4, с. 189; т. 25, с. 112.

19      Ср., однако: Лурье. Повесть о битве, с. 113.

20     В 1215 г. в Южном Переяславле их брат Владимир взял в жены дочь черни говского князя Глеба, что, возможно, указывает на готовность Юрия и Ярослава искать союзников против Ростиславичей.

21      ПСРЛ, т. 5, с. 196; т. 4, с. 190.

22     ПСРЛ, т. 5, с. 198—199; т. 4, с. 193—194 (повторено в М). В. Н. Татищев дает числа  17 250 и 2 550 соответственно  (Татищев, т. 4, с. 350). Ср.:  Ник:  17200 и 550 (ПСРЛ, т. 10, с. 75).

23     ПСРЛ, т. 5, с. 198—199.

24    Там же, с. 199—200; т. 4, с. 195. Ср.: Ник, где числа раздуты до 315 и 90 (ПСРЛ, т. 10, с. 75). В HI числа не приводятся.

25     ПСРЛ, т. 5, с. 201; т. 4, с. 196; т. 25, с. 114; НПЛ, с. 56, 257.

26     После ухода в 1214 г. Иоанна, епископа владимирского, суздальского и ростов ского, Юрий назначил Симона, настоятеля монастыря Рождества  Богородицы во Владимире, епископом владимирским и суздальским, а Константин, в то время кня живший в Ростове, рукоположил в сан епископа ростовского своего духовного отца Пахомия   После смерти Пахомия в  1216 г. сан епископа ростовского принял Ки рилл I.— См.: ПСРЛ, т. 1, стб. 438, 439.

27    Упоминается только в М, Е, Лье и Ник (т. е., вероятно, фрагменты летописи Юрия), но отсутствует в летописи Константина (Л).— См.: ПСРЛ, т. 25, с. 115. По Татищеву, Юрий согласился с тем, что после его смерти Владимир перейдет к стар шему сыну Константина (Татищев, т. 4, с. 352).

28     ПСРЛ, т. 1, стб. 442. Татищев добавляет, что младший сын Владимира дол жен был получить Белоозеро, когда вырастет (Татищев, т. 4, с. 356).

29     ПСРЛ   т   1, стб. 442—444.

30     Со  описание Татищевым прибытия во Владимир в 1218 г. епископа полоцкого Владимира (ошибочно указан 1217 г  Датировку см.: Л). «Володимер... принес же Константину] книги многи гречестии от древних учитель, веды бо, яко князь любяше я '      имрния всяка» (Татищев т. 4, с. 354). Он также говорит, что он купил много ПЗе\есГ книг  которые он перевел, и что его библиотека состояла из более чем 1000

* одних только греческих книг (там же, с. 356).

'>        31 Он был взят в плен половцами в 1215 г.

32 Только в Г и Ник: ТЛ, с. 291; ПСРЛ  т. 10, с  50.

*       33См-Татишевт4с. 340, 341; ПСРЛ, т. 10, с. 60

1 34 ПСРЛ т 25 с 116 (под 1219 годом); т. 5, с. 201; т. 4, с. 199. Ср. версию - Татищева согласно которой «югры» (т. е. жители Устюга) с трудом отбили их нападе-' 1ие ТоУнжу князья захватили (Т а т и щ е в, т. 4, с. 357). Об Унже см, К у ч к и н

НиЖзН5ИочНе№ГОпРо°дДробное описание булгарского похода 1220 г. и последующих посольств к Юрию см.: М (ПСРЛ, т. 25, с. 116-117), также в Е и Лье. В Л (ПСРЛ, т 1, стб. 444—445) дается только краткое изложение. Описание географии похода гм • Кучки н. О маршрутах, с  42—44.

3« ПСРЛ   т   1   стб  445  См.: Кучки н. Нижний Новгород, с. 236 и далее.

37 Татищев,  т.  4,  с.  369;  ПСРЛ,  т.   10,  с.  98;   см.  также:  К а р г а л о в,

°' 69з8~Ярослав приходился внуком Мстиславу Великому и был женат на осетинской княжне  сестре первой жены Всеволода III.-См. генеалогическую таблицу II.

39 НПЛ, с. 45, 239, 240. Шведы (или датчане, или норвежцы) названы «варя-

гамИ«>' НПл с 49—50 246. Всеволод сказал новгородцам, что, учитывая приближающиеся военные действия («в земли вашей рать ходить»), Святослав слишком юн («...Святослав мал»).

41      НПЛ, с. 50, 246.

42      НПЛ с 50 247 В Л  Янин (Янин. Новгородские посадники, с. 118) считает, что казнь некого Алексы Сбыславича, «приказ» о которой отдал брат Дмитра Мирош- кинича,  была  подстроена Лазарем  с  целью возбудить  негодование сторонниками Мирошкиничей.

43      ПСРЛ, т. 1, стб. 430.

44      Янин, Новгородские посадники, с. 117—11».

45      НПЛ, с. 50, 248 (под 1209 годом).

46      Янин. Новгородские посадники, с. 117.

4Т НПЛ, с. 51, 248.                                                                                   _

48     Согласно HI   Твердислав был  назначен,  когда  Всеволод послал  Ярослава в Новгород (февраль 1208 г.) (НПЛ, с. 51, 248, под 1209 годом). Однако более веро ятно, что он стал посадником сразу после веча в ноябре 120/ г

49    Отец Мстислава умер и был похоронен в Новгороде в  1180 г., прокняжив там чуть более шести месяцев (НПЛ, с. 36, 226).

™ НПЛ  с  51   249 (под 1210—1211 годами, но см.: Б е р е ж к о в, с 255—256)

51      Татищев, т. 4, с.  340.  Но см.  также последующее послание Всеволода Мстиславу (НПЛ, с. 51, 249).

52    О событиях зимы 1208/09 г. путанно и противоречиво рассказывается в трех различных сообщениях: HI; ЛПС  (под 1212 годом11 и М (под 1208 годом); Л (под 1209 годом). См.: НПЛ, с. 51-52, 249; ЛПС, с. 69; ПСРЛ, т. 25, с. 107, т. 1, стб. 435. См. также: Т а т и щ е в, т. 4, с. 340—341.

53     НПЛ   с  52  249 (под 1211 годом, но см.: Бережков, с. 2ЪЪ)

54     «Приде Дмитр Якуниць из Руси  (Смоленска?), и съступися Твьрдислав по- садничьства по своей воли стареишю себе» (НПЛ, с. 52). В. Л. Янин, принимая дату 1211 г    считает это свидетельством нового порядка старейшинства среди боярских группировок, признаком согласия между боярами (Янин, Новгородские посадники, с   124-125)   Более вероятной датой, по нашему мнению, является 1209 г.  (запись, следующая непосредственно за описанием соглашения между Мстиславом и Констан тином).

55     НПЛ, с. 51, 249.

* Там же, с. 52, 250.

68 Два в?210 г. (НПЛ, с. 52, 250, под 1212 годом), один в 1212 г. (НПЛ, с 52—53,

251, под 1214 годом), один в 1216 г. (ПСРЛ, т. 5, с. 201; также в HIV, M и Ник, но не упоминается в HI) и один в 1217 г. (НПЛ, с. 57, 258).

59     См.: Шаскольский, с. 4.

60     Во время совместного новгородско-псковского похода под началом Владимира Мстиславича из Пскова и Твердислава против Медвежьей Головы (Otenpaa, Oden- pah), расположенной в 120 км к западу от Пскова (1217 г.), эстонцы попросили нем цев  о  помощи.   В   последовавшем  бою  новгородцы  убили двух  немецких  воевод (рыцарей?) и одного захватили в плен (НПЛ, с. 57, 258).

61     В 1225 г. или в начале 1226 г. Владимир помог защитить Торжок от литов ского нападения: он вполне еще мог находиться в Пскове в это время (НПЛ, с. 64, 269, но см.: Р а п о в, с. 182)   В 1212 г. Владимир был временно заменен в Пскове Всеволодом, сыном киевского князя Мстислава Романовича, но в 1216 г. вернулся (НПЛ, с. 52, 53, 55, 250, 251, 255).

62     Там же, с. 53, 252. Ср. Ник, согласно которой «новогородци. . хотяше господина князя своего от себя изгнати», поскольку он был «зело смыслен и мужествен» для них (ПСРЛ, т. 10, с. 67).

63     В  1214 г. в Северном Переславле Ярослав женился на Ростиславе, дочери Мстислава (ЛПС, с. 111).

64     Об этом сообщается только в М (повторено в Е, Лье и Ник), согласно которой Мстислав призвал своих родичей Владимира Рюриковича «ис (Южного) Переяславля» и Всеволода Мстиславича «ис Киева» помочь ему отобрать Новгород у Ярослава.— См.: ПСРЛ, т. 25, с. 110—111.

65     НПЛ, с. 53—55, 252—254; всего было арестовано «более 2000».

66     Упоминается только в М (повторено в ? и Лье). Юрий послал своего брата Святослава и своего воеводу Михаила Борисовича, а Константин послал своего сына Всеволода (ПСРЛ, т. 25, с. 111).

67     То, что Митрофан был сторонником Ростиславичей, можно понять по событи ям 1207 г.— именно он помешал новгородцам бросить тело бывшего посадника Дмит- ра Мирошкинича  в Волхов.  Заметим также,  что,  когда  в   1218 г   просуздальски настроенный Твердислав  потерял должность, Митрофан был восстановлен.— См.: НПЛ, с. 57—59, 259—260.

68     «Того же [1210] лета, на зиму, месяця генваря въ 22... злодеи испьрва не хотя добра, зависть въложи людьмь на архиепископа Митрофана с князьмь Мьстиславомь, и не даша ему правитися и ведоша и  [его]  в Торопьць... Тъгда же бяше пришьл, преже изгнания Митрофаня архиепископа, Добрыня Ядреиковиць из Цесаряграда [Константинополя]... а сам пострижеся на Хутине у святого Спаса... и послаша и в Русь   [т. е.  в Киев]   ставитъся   [на  посвящение в сан];  и приде поставлен   [как] архиепископ Антонии...» (НПЛ, с. 52, 250).

69     НПЛ, с. 53, 251.

70     Там же, с. 57, 258—259.

71      Там же, с. 58, 259.

72     Там же, с. 58—59, 259—260.

73     Там же, с. 59, 260.

74     Там же, с. 60, 261. В летописи не дается никаких объяснений этой перемены

75     Там же, с. 60, 261   О Митрофане и Антонии см.: Хорошев, с. 41 и далее.

76     Записи в HI под 6728  (1220—1221)  годом покрывают события 1219 г.   (за исключением пострижения Твердислава в монахи 8 февраля 1220 г.). Одна запись под 6729 (1221 —1222) годом об уходе Всеволода относится к 1221 г.— См.: Береж ков, с. 260—261.

77    НПЛ, с. 60, 262.

78     В 1221 г. был послан 7-летний сын Юрия Всеволод; зимой 1222/23 года он «побеже в ноць утаивъся из Новогорода с всемь дворомь своимь», и его заменил брат Юрия Ярослав. В !223 г. Ярослав оставил Новгород, и Всеволод был послан обратно только для того, чтобы в этом же году снова бежать.— См.: HI, под 1222/23 годом (НПЛ, с. 61).

79     НПЛ, с   61, 263.

80     Это особенно относится к HI, которая дает большую часть сведений об этом периоде. Некоторые записи были, конечно, утрачены, но большинство новгородских «кризисов» описаны свидетелем с неподдельной выразительностью.

81      Например, в 1207 г. Константин легко убедил новгородцев идти походом против Чернигова во время посадничества Дмитра; Мстислав убедил их присоединиться к нему в  походе опять-таки  против  Чернигова,  когда  посадником  был  Твердислав

разгромили осетин, а затем своих «братьев по крови» — кипчаков . Взяв в начале 1223 года Судак (Сурож) на южном побережье Крыма, монголы, по-видимому, перегруппировались в южнорусских степях Дешт-и-Кипчак перед тем, как продолжить нанесение удара по «западным землям».

Создается впечатление, что русские либо ничего не знали о походах и завоеваниях полчищ Чингис-хана, либо не делали об этом записей, по непонятным причинам игнорируя военные успехи татаро-монголов. Весть о том, что в южных степях появился новый враг, Мстиславу Мстиславичу в Западный Галич принес его тесть хан Котян, чьи кочевья располагались, вероятно, невдалеке от самой восточной излучины Днепра 3. Через короткое время русские потерпели свое первое поражение от татар. События 1223 года описаны во многих русских источниках 4. Некоторые из них очень подробны, точны, изобилуют фактами; другие черпают сведения из вторых рук. Летописи, воспроизводящие эти источники, часто основаны на двух и более из них, и хотя они могут противоречить друг другу в каких-то деталях и часто несут на себе печать местнических интересов, тем не менее они дают неискаженные сведения из локальных летописей тех районов, которые были вовлечены в события 1223 года.

Всего сохранилось четыре летописи, отражающие древнейшие описания. Самая краткая из четырех (летописец Переславля Суздальского) воспроизводит в смягченном виде несохранившуюся киевскую княжескую летопись и в то же время отчасти отражает взгляды летописцев Владимира и Ростова на события, до которых им не было особенного дела, или по крайней мере они так считали. Новгородская Первая летопись содержит значительно более полную версию Киевской летописи, но, естественно, ничего не сообщает об отношении к происходящему новгородцев, поскольку они не принимали никакого участия в совместном походе на восток. Тон рассказа опять-таки довольно нехарактерен для стиля новгородских летописей: настроение апокалиптического смирения, полное отсутствие враждебности к татарам, особенно подчеркивание роли бога в нашествии татар («приидоша пакы попущени богом»), горький антиполовецкий тон — все это больше подходит для стоявшего на пороге катастрофы Киева, граничившего со степью, чем для процветавшего торгового Новгорода. Юго-западная Ипатьевская летопись дает контаминацию рассказов, где заметны суждения летописцев Черниговского княжества и Волынской земли; подвиги местных князей Даниила и Василька легли в основу второй половины летописи 6. Подвиги Даниила и его западнорусских соотечественников (особенно доблестного Мстислава Ярославича из Луцка), исходя из того, что мы уже знаем, вполне могли быть плодом воображения летописца; но подчеркивание роли Мстислава Святославича, наследовавшего после своего брата Глеба княжеский престол в Чернигове, и значительное внимание, уделяемое черниговскому княжеству и его мелким князькам, не оставляют сомнений в том, что рассказ, содержащийся в Ипатьевской летописи, основан в первую очередь на еще одной несохранившейся

102

летописи, а именно черниговской. Интересно отметить, что в ней нет и следа христианского смирения или предчувствия неминуемого апокалиптического бедствия, присущих киевской летописной традиции. Не предпринимается никаких попыток оправдать татар (в первых словах они названы «безбожными моавитами», а их «лживость» подчеркивается в заключительных эпизодах) или же очернить половцев — их «великый князь Бастый», кто бы он ни был, даже изображается принимающим христианство во время приготовлений к бою. Таким было типичное отношение к событиям западнорусского летописца. Удаленность Волынской и Галицкой земель позволяла ему относиться к половцам без злобной враждебности; и хотя географическое положение Западной Руси не смогло защитить ее от захвата семнадцатью годами позже, тем не менее оно освободило священников этих земель от необходимости раболепствовать перед татарами.

Четвертая летопись, отражающая подлинное описание событий 1223 года,— это Софийская Первая, которая, как и несколько сокращенная версия в Новгородской Четвертой летописи, происходит от предполагаемого свода 1448 года.

Таким образом, мы располагаем свидетельствами всех основных заинтересованных сторон: Киева, Чернигова, Волынской и Галицкой земель, Смоленска, а также, возможно, Владимира и Ростова7. Необходимо, конечно, помнить, что все эти описания создавались в первую очередь личными летописцами князей и отражали пристрастия, неприязнь и интересы каждого из них. Однако при сопоставлении этих запутанных свидетельств возникает ясная картина того, что в действительности произошло.

Как только вести о степном нашествии достигли Западного Галича, Мстислав Мстиславич, впечатленный щедрыми дарами своего тестя («кони, и вельблуды, и буволы, и девкы» ) и предсказаниями грядущих бедствий, созвал в Киеве, традиционном для южнорусских князей месте сбора, военный совет. Три сильнейших князя: Мстислав Мстиславич из Галицкой земли, Мстислав Романович из Киева и Мстислав Святославич из Чернигова — приняли решение о том, что русские и половцы должны двинуться на восток в степь и напасть на врага там, где встретят его, а не ожидать его появления по эту сторону Днепра («Луче ны [нам] бы есть приняти я [их] на чюжеи земле, нежели на своей»9). Основное войско пошло на юг до Заруба на западном берегу Днепра, как раз напротив Переяславля . Здесь князей встретили татарские послы, которые пытались отговорить их от сражения и убедить в том, что врагами татар были не русские, а исключительно половцы. Слова,  вложенные  в  уста   татарских   послов   новгородским  летописцем, большей частью выдуманы и соответствуют лишь точке зре-

103

ния, слишком хорошо известной по ранним русским летописям (национальные бедствия — это следствие божьего гнева, а, значит нашествие — это «кара божья»), но тем не менее они выражают нежелание татар ввязываться в крупную войну с русскими и вторгаться в земли к западу от Днепра. «Се слышим, оже идете про-тиву нас, послушавше половьць; а мы вашей земли не заяхом, ни город ваших, ни сел ваших, ни на вас придохом, нъ придохом Богомь пущени на холопы и на конюси свое на поганыя половче; а вы възмите с нами мир; аже [половцы] выбежать к вам, а биите их оттоле, а товары емлите к собе: занеже слышахом, яко и вам много зла створили; того же деля и мы бием» ". Послы были казнены, и войско, усиленное подкреплениями из Смоленска, Чернигова и Галицкой земли, двинулось дальше на юг, к Протолочам, важнейшей переправе в самой восточной излучине Днепра, где дружину встретил второй разъезд татарских послов. Князья еще раз выслушали клятвенные заверения в том, что русские не враги татарам, и получили туманное предупреждение: «А есте послушали половьчь, а послы наша есте избили, а идете противу нас, тъ вы пойдите; а мы вас не заяли, да всем [будет судьею] Бог» 12. На этот раз русские отпустили посланников.

Переправа через Днепр, стычки и бои с татарскими заставами, девятидневный 13 переход на восток через степь, главное столкновение 31 мая на Калке (вероятно, приток реки Калмиус впадающей в Азовское море к западу от Дона), героическая последняя схватка и гибель Мстислава Романовича и двух других князей, отказавшихся отступить, когда положение разгромленных русских и половецких сил стало очевидным, измена бродников (см. прим. 22), предавших Мстислава Романовича, бегство русского войска, преследуемого татарами до Днепра, захват Новгорода Святополча на западном берегу Днепра и откат татар на восток — все эти события описаны с различной степенью точности, ясности и связности в четырех основных летописных рассказах. Несмотря на первые успехи русских передовых отрядов, русско-половецкое войско было разбито и понесло большие потери в живой силе. Нет никаких сведений о разрушенных в княжестве Южного Переяслав-ля городах или деревнях, по территории которого, по всей видимости, татары преследовали отступавших русских. В единственном месте, где татары переходили Днепр,— у брода возле Новгорода Святополча к югу от Киеваu — они убили только жителей города и не пытались захватить крепость.

Каков был размах военных действий? Почему русские потерпели поражение? Объясняется ли это военным искусством татар, элементом внезапности, неготовностью русских и половцев, меньшей численностью их войска? Источники, к сожалению, не дают возможности однозначно ответить на эти вопросы. Описания сражений, как правило, даны при помощи стандартных оборотов, никаких деталей не сообщается, стиль изложения — бесстрастный, сухой, невыразительный, что тоже характерно для описания военных действий в ранних русских летописях. Количественные данные также

104

 

 условны и явно преувеличены: 500 человек из Смоленска   в основное войско , первыми через Днепр переправились Мстиславом Мстиславичем  1000 человек16,   10 000  киевлян  погибло только один из  каждых десяти  рядовых русских  воинов 18 остался жив. Так что из этих сведений ничего нельзя узнать о масштабе военных действий.

Однако некоторые косвенные данные все же обнаруживаются, дон знаем, например, сколько князей принимало участие в походе и какие земли послали свои дружины: три Мстислава (из Галицкой земли, Киева и Чернигова), по-видимому, выставили основную часть войска;  кроме того,  Владимир Рюрикович  из Смоленска, Даниил Романович из Волынской земли,  сын киевского князя Мстислава Всеволод, Мстислав Ярославич  из Луцка — все приняли участие и прислали  дружины.  Мелкие   районы  Черниговского  княжества (Курск, Трубецк и  Путивль)   тоже послали  какие-то силы,  были также дружины из  Галича   (посланные независимо от Мстислава Мстиславича), Турово-Пинска и, вероятно, из ряда других городов. Иными  словами,  оказывается,  что  если  не  все,  то  большинство южных   и   западных   княжеств  участвовало  в   походе,   не   говоря' уже о половцах, которые приняли на себя основную тяжесть первого будара  татар.  Подозрительно отстутствие дружин  из  Новгорода и Пскова, не упоминаемых ни в одном из источников, но более всего — из Суздальской земли. Одна из летописей, Ипатьевская, подчеркивает,  что  «Юрья  же  князя  великого  Соуждальского  не бы» '9 на военном совете в Киеве. Однако местный летописец Суздальской земли сообщает, что было направлено обращение к великому князю  владимирскому  и  что  Юрий  послал  чисто  символическую  дружину  на  юг  под  началом  Василька  Константиновича из Ростова. Не исключено, однако, что это лишь плод его воображения и не более чем попытка спасти честь Всеволодовичей и изменить   впечатление  об   их   полной   бездеятельности:   «силы»   Василька не встретились с союзниками, и, как только Василько узнал о разгроме, он «възвратися от Чернигова» — самая южная точка, которой  он  достиг,— «схранен   Богомь  и   силою  креста  честнаго и молитвою   [покойного]   отца своего Костянтина и стрыя   (дяди) своего» Юрия 20. Не стоит и говорить, что ни в одном другом источнике «вклад» Суздальской земли не упоминается. Г   В летописях дается только  один  ключ  к пониманию неудачи Русских сил,  а именно в  рассказе  из  Ипатьевской летописи,  где Упоминается о «великой вражде» между тремя ведущими Мстиславами. Прямо перед последним сражением на Калке Мстислав Мсти-ЗДавич приказал Даниилу Волынскому перейти реку и ударить по позициям татар. Когда он отдавал приказ идти в бой, «Мьстиславу [Романовичу  Киевскому]   же  и  другому  Мьстиславу   [Святославичу .Черниговскому]  седящима въ стану (в боевом лагере)  не ве-ДУЩема. Мстислав  [Мстиславич]  же не поведа  (не сообщил)  има зависти ради, бе бо котора  (распря)  велика межю ими» 21. Даже 1 допуская направленность этой части Волынско-Галицкой летописи | пРотив Мстислава Мстиславича — в конце концов правление Мстислава в Галиче в 1219—1227 годах было больше похоже на бедствие

с точки зрения тех, кто поддерживал Даниила и Василька Романовичей,— очевидно, что отсутствовало так необходимое в походе единство между тремя ведущими военачальниками. Если добавить к этому отсутствие единого командования войском, предательство бродников 22, неспособность половцев выстоять под натиском татар , неподготовленность русских и несогласованность действии многочисленных отрядов, то становится понятным (по крайней мере отчасти), почему русские потерпели поражение. \i Трудно оценить людские потери хоть с какой-нибудь степенью точности. Сообщение Новгородской Первой летописи о гибели каждого десятого в русском войске является, очевидно, преувеличением, и его можно не принимать во внимание; явно легендарны и устные известия («они говорят, что...») о гибели в сражении 10 000 киевлян. Однако один из источников, Новгородская Первая летопись, дает некоторое представление о потерях, перечисляя имена погибших князей: двое из рода Ростиславичей (киевский князь Мстислав Романович и Святослав из Канева 24, вероятно, сын Ростислава Рюриковича 25), двое из Ольговичей (Мстислав Святославич из Чернигова и его сын Дмитрий), двое князей из Западной Руси (Изяслав Ингваревич и Святослав из Шумска, возможно, сын или внук Ингваря Ярославича 2б), двое, вероятно, из района Турова и Пинска (Александр из Дубровицы, убитый вместе с Мстиславом из Киева, и Юрий из Несвижа 27) и один неизвестно из какой местности, зять киевского князя Мстислава Андрей. Поскольку названные девять князей составляют половину тех, о чьем участии в битве сообщается 28, мы можем сделать допущение, что в целом потери русских были ненамного меньше половины общей численности войска.

Что касается половцев, то первое татарское нашествие и битва на Калке фактически положили им конец как силе, с которой следует считаться на южных и юго-восточных границах Руси. Правда, хан Котян, как сообщается, принимал участие в военных действиях на западе Руси в 1225 и 1228 годах, помогая сначала Мстиславу Мстиславичу, а затем Даниилу 29, и половцы помогли Ольговичам вернуть Киев в 1235 году. Но это были два исключительных случая, и к середине 30-х годов XIII века преобладанию половцев в южнорусских"степях, по всей видимости, пришел конец30.

Судя по всем доступным источникам, первое татарское нашествие незначительно повлияло на русские княжества. Суздальская земля вообще не была затронута, то же самое относится к Новгороду и Пскову. Соотношение сил на юге осталось в точности таким же, как и прежде: Мстислава Киевского и Мстислава Черниговского заменили соответственно Владимир Рюрикович Смоленский и Михаил Всеволодович. Мстислав Мстиславич и Даниил Романович крепко засели у себя в Галицкой и Волынской землях.

Но вот что нам кажется совершенно необъяснимым — это отсутствие признаков обеспокоенности у летописцев того времени В конце концов, это был новый враг, первый новый враг, появившийся в южных степях за последние полтора столетия. Правда, в Суздальской и Новгородской летописях описания событий 1223 го-

106

да предваряются риторическим введением, в котором видно замешательство автора по поводу происхождения захватчиков и цитируется так называемое «Откровение Мефодия Патарского» («Тако бо Мефодии речет, яко къ скончанью временъ явитися тем, яже загна Гедеон, и попленять всю землю от встока до Ефранта и от Тигръ до Понетьскаго моря, кроме Ефиопья» 31), но эти слова цитировались и раньше одним из составителей раннекиевской Начальной летописи 32. Целью летописцев было при помощи этого введения привлечь внимание к безбожию половцев («Много бо зла твориша ти оканьнии половци Русьскои земли, того рати всемилостивый Бог хотя погубити безбожныя сыны Измайловы куманы [половцы]»), а не предупредить русских князей о новой степной угрозе.

Печальные события 1223 года оставили у русских ощущение, что татары как бы растворились в степи. «Татари же възвратив шася от реки Днепря; и не съведаем, откуду суть пришли и кде ся деша опять: бог весть, отколе приде на нас за грехы наша» 33. Рус ские __р_асвдшди происшедшее как еще одно степное нашествие, которое_по. крайней мере принесло ту пользу, что нейтрализовало, половцев. Прошло четырнадцать лет, прежде чем новый враг снова'' появился у порога.       

Период передышки 1223—1237 годов

На Руси период между двумя татарскими нашествиями был во многом схож с первыми двадцатью тремя годами XIII столетия. Вряд ли его можно назвать эпохой роста или процветания и уж, конечно, не временем мирного объединения. Правда, счастливое исключение составил северо-восток Руси, где годы, последовавшие за смертью Всеволода III, не были омрачены бесконечными стычками: Владимир, Ростов, Ярославль, Юрьев Польский не были вовлечены в междоусобные войны. Киев оставался в руках князя из рода Ростиславичей, Владимира "Рюриковича, с того момента, когда он в 1223 году сел на этот престол вместо своего дяди, и до 1235 года. Рязань, правда, тоже не страдала ни от междоусобных войн, ни от" внешних нападений Новгород же оставался яблоком раздора между княжескими родами; местные боярские группировки продолжали бороться за власть. Большая часть этого периода была отмечена распрями между братом великого князя Юрия Ярославом из Северного Переславля и новоявленным победителем из возрожденного Чернигова Михаилом Всеволодовичем. В результате за несколько лет, предшествовавшие второму татарскому нашествию, многие князья и большинство южных княжеств: Киевское, Черниговское и, особенно, Галицкая земля — были вовлечены в жестокую непрекращающуюся междоусобную борьбу, которая ослабила их политически и сделала два из них, Черниговское и Киевское, легкой добычей для любого захватчика.

Источники ставят перед нами новые проблемы по сравнению с

107                    *

предыдущим периодом. Две основные летописи, из Суздальской земли и Новгорода, как обычно, несут на себе отпечаток узкой ограниченности и отражают либо интересы князей Владимира и Ростова, либо местный новгородский подход. Правда, в них есть фрагменты, как и в более поздних летописях, выражающие интересы других центров: Северного Переславля, например (местная летопись которого доведена до 1214 года), и иногда Чернигова и Киева Но не сохранилось и следа от летописания Рязани, Смоленска и Южного Переяславля этого периода. Для изучения их истории мы можем только положиться на случайные и косвенные замечания летописцев Суздальской земли и Новгорода того времени, но при этом должны тщательно оценивать каждое сообщение, учитывая политические интересы летописца. Описывая события на юго-западе Руси, Ипатьевская летопись рисует нам большей частью несвязную и тенденциозную картину борьбы за власть между русскими, венграми и поляками и постепенного возвышения двух героев летописца, Даниила и Василька Романовичей, и их полного утверждения в Волынской и Галицкой землях.

Суздальская земля в 1223—1237 годах явно демонстрировала значительно большую политическую сплоченность, чем любое другое из княжеств. Возможно, это связано с тем фактом, что она не принимала участия в событиях 1223 года, не понесла потерь в живой силе, не лишилась своих князей и не испытывала значительного внешнего военного давления — единственным противником суздальцев была мордва, населявшая территорию между Волгой и низовьями Оки к востоку от Мурома и Рязани, против которой Юрий время от времени предпринимал небольшие карательные походы 34. Не исключено, что своей стабильностью Суздальская земля обязана мудрой политике или счастливой звезде своего великого князя — Юрий крепко держался в седле в течение всего этого периода. Никто, за исключением, может быть, в какой-то момент его брата Ярослава, не оспаривал его первенства. Три племянника Юрия на севере, Василько Ростовский, Всеволод Ярославский и Владимир Угличский, не причиняли ему беспокойств и без колебаний подчинялись его воле. Они ходили с Юрием или его братом Ярославом в походы 35, вступали в династические браки, задуманные для расширения политического влияния великого князя 36, а однажды один из них принял правление в отдаленном княжестве 37. И с братьями у Юрия почти не было проблем. О самом младшем, Иване, мы знаем только, что он участвовал в 1226 году в походе против мордвы со своим старшим братом Святославом . Последний княжил в своей вотчине в Юрьеве Польском в течение всего этого периода, исключая год или около того, проведенный в Южном Переяславле, куда его послал Юрий в 1228 году 39. Только однажды покой Юрия был потревожен — это произошло в 1229 году из-за его брата Ярослава, который, «усумнеся [в намерениях] брата своего Юргия слушая некыих льсти», привлек на свою сторону трех князей из Ростова с целью «противитися» Юрию. Поскольку единственные сведения об этом внутреннем конфликте мы нахо-

108

дим в личной летописи Юрия, то невозможно выяснить, что послужило причиной этого или какие формы приняло «сопротивление» Так или иначе, вскоре ссора была улажена. Юрий созвал в Суздале совет («снем»), на котором Ярослав и три его племянника «целоваша крест» в знак преданности Юрию, признавая его «отцом собе и господином» 40,— т. е. произнесли те же слова, с какими в 1203  году  Роман  Волынский   и   Галицкий  обратился   к  Всеволоду III.  Связи Юрия с Новгородом относятся к первым годам рассматриваемого нами периода. Они упоминаются только в Новгородской летописи (личная летопись Юрия, Лаврентьевская, об этом молчит), но эти сообщения имеют столь обтекаемую форму, что можно только гадать, что же на самом деле происходило и каковы причины этих событий. Напомним, что зимой 1222/23 года восьмилетний сын Юрия Всеволод, посланный княжить в Новгород в 1221 году, «побежа в ноць утаивъся, из Новагорода, с всемь двором своимь». Всеволода заменил его опытный брат Ярослав, который (вероятно, в результате ссоры с местными властями) также покинул город в конце 1223 года. Снова был послан Всеволод, и снова он бежал «в ноць, утаивъся, с всем дворомь своимь» 41. На этот раз Юрий предпринял более серьезные шаги по отношению к непокорному городу. Он соединился со своим сыном в Торжке; с ним пришли его брат Ярослав, его племянник Василько из Ростова и его шурин Михаил Всеволодович из Чернигова 42. Юрий, Василько и Михаил явились каждый с дружиной, что позволило им вести переговоры с позиции силы. Юрий потребовал выдачи ряда новгородских бояр — тех, по-видимому, кто действовал против Всеволода и Ярослава. Новгородцы отказались, заявив, что они готовы «умрети за святую Софию (Новгородский собор) о посаднице о Иванце о Дмитровици». В результате был достигнут компромисс. Никто из бояр выдан не был, а новгородцы согласились заплатить дань и принять к себе князем Михаила 43. С тех пор Юрий перестал иметь какие-либо дела с Новгородом. В последовавшие девять лет борьба за этот город разворачивалась между Ярославом из Северного Переславля и Михаилом Черниговским. Юрий, если судить по его летописи, больше не стремился посадить своего сына в Новгород.

Отношения Юрия с князьями Южной Руси были мирными. Его дружественные связи с Ольговичами из Чернигова восходят к договору 1210 года между его отцом Всеволодом III и черниговским князем Всеволодом Чермным и к женитьбе Юрия на дочери Всеволода Чермного в 1211 году (см. прим. 42). С тех пор ничто не нарушало этот союз с родом его жены, более того, он укреплялся не только дальнейшими династическими браками 44, но также военным и дипломатическим выступлением Юрия на стороне своего шурина 45. Ни в летописи Юрия, ни в какой другой мы не находим сообщений о каких-либо враждебных действиях, совершенных Юрием против Михаила 4б или Михаилом по отношению к Юрию. Насколько можно видеть, отношения Юрия с Ростиславичами были такими же дружественными, как и с Ольговичами. Действи-

тельно, до начала междоусобной войны в 1235 году Ростиславичи почти не проявляли враждебности по отношению к кому-либо из русских князей и не пытались расширять свои территориальные владения. В течение всего этого периода единственный акт агрессии со стороны одного из Ростиславичей был совершен внутри самого этого рода — в 1232 году Святослав Мстиславич силой взял Смоленск, изгнав оттуда князя, наследовавшего в 1230 году Мстиславу Давидовичу4Т. Ростиславичи, по-видимому, мирно передали Южный Переяславль Юрию, когда он в 1227 году послал туда княжить своего племянника Всеволода Константиновича 48. Три года спустя женитьба сына Юрия на дочери Владимира укрепила дружбу между ними49. При необходимости Ростиславичи проводили совместные военные действия против внешних врагов 50. Киевский князь Владимир дважды по разным поводам посылал митрополита Кирилла с миротворческой миссией: первый раз в 1226 году, чтобы помочь Юрию уладить ссору и заключить перемирие между Михаилом Черниговским и курским князем Олегом (см. прим. 45), а второй раз — в 1230 году, чтобы попытаться предотвратить войну между Михаилом и Ярославом 5i. Дружественные отношения существовали даже между Владимиром и Михаилом: в 1228 году, например, Владимир пошел вместе с Михаилом в поход против Даниила из Волынской земли. Этот поход завершился заключением мира между всеми тремя князьями 52. Только однажды возникла опасность конфликта, когда в 1231 году Михаил, попытки которого удержаться в Новгороде были пресечены Ярославом, собирался пойти на Киев. Владимир обратился к Даниилу за помощью: «Идеть на мя Михаил, а помози ми, брате». Даниил выступил миротворцем, и войны не было 53. В том же году в Киеве состоялся грандиозный совет, на который прибыли три представителя от Ростиславичей и три — от Ольговичей. На этом совете, вероятно, мир Даниила был утвержден 54.

Истинной причиной межкняжеских раздоров в период между татарскими нашествиями снова был Новгород. Но ситуация уже несколько изменилась. Снова боярские группировки разделились между двумя претендентами на княжение в Новгороде, на этот раз между князем Северного Переславля Ярославом и Михаилом Черниговским. Но, несмотря на внутренние противоречия между группировками, можно проследить признаки согласованных усилий бояр по ограничению княжеской власти и усилению влияния новгородских ставленников, таких, как посадник и тысяцкий. Новгородцы, конечно, не могли (и знали, что не могли) обойтись без князя, поскольку именно он обеспечивал Новгороду защиту от многочисленных врагов с запада: немцев, шведов, литовцев, чуди (эстонцев) и еми (финнов). По непонятным нам причинам Новгород был не способен самостоятельно собрать достаточно сильное войско для отражения нападений на его границы, не говоря уже об ответном вторжении на вражескую территорию. Именно в этот период нападения с запада участились: за десять лет — с 1224 по 1234 год — на Новгород совершались многократные набеги (некоторые из них

1 1П

глубоко проникали на новгородскую территорию), организовывались и ответные походы русских. Князь и его дружина были основной ударной силой новгородской обороны, и чем больше князю приходилось сражаться, тем менее привлекательным становился Новгород для княжения. Фискальные, сеньориальные и торговые доходы (о которых, к сожалению, мы не знаем никаких подробностей) сохраняли, конечно, свою притягательную силу, но тяжесть оборонительных функций, возлагавшихся на князя, и растущее сопротивление бояр заставляли претендентов на княжение призадуматься. Итак, складывается такая картина: князь предпочитает жить в своей вотчине, оставляя вместо себя сына в качестве символического правителя, и возвращается в Новгород только тогда, когда военное положение настоятельно требует его присутствия. В то же время мы видим, что бояре требуют от князя выполнения его военных обязанностей: в 1230 году, например, сыну Михаила Ростиславу было предложено покинуть территорию Новгорода, поскольку Михаил, находившийся в далеком Чернигове, не смог выполнить своих обязательств. «Како отець твои,— было заявлено Ростиславу,— рекл был въсести на коне на воину с Вьздвижения [14 сентября] и крест целовал (т. е. поклялся сделать это), а се уже Микулин день [19 декабря]... Пойди прочь, а мы собе [другого] князя промыслим» 55.

Начиная с 1224 года, когда Юрий заставил Новгород принять Михаила, и до 1233 года, когда Ярослав окончательно расправился со сторонниками Михаила в Новгороде, «Ярославль двор» (княжескую усадьбу в Новгороде) занимали не менее чем пять разных князей — Михаил и его сын Ростислав, Ярослав и два его сына, Федор и Александр. Это шараханье между двумя семьями можно в значительной степени объяснить открытой враждой между Ярославом и Михаилом в течение большей части интересующего нас периода. В 1229 году, например, Михаил, ставший во второй раз князем в Новгороде и почти сразу же отбывший в Чернигов, оставив вместо себя княжить своего сына, потребовал от Ярослава освободить входившую в новгородскую территорию область Волока Ламского. Это требование было категорически отвергнуто 56. А в 1231 году Ярослав, снова восстановленный в Новгороде, пошел со своей и новгородской дружинами на города Серенск и Мосальск в северной части Черниговского княжества 57.

Но основная причина постоянной смены князей в этом городе заключалась в противоречиях между новгородскими боярами, в соперничестве двух группировок. С одной стороны, были бояре, ведомые сначала Иванком Дмитриевичем, принявшим должность посадника в 1219 году, а затем Степаном Твердиславичем, сыном старого просуздальски настроенного посадника Твердислава. Эта группа твердо поддерживала Ярослава и его сыновей. Им противостояли Внезд Водовик, ставший посадником вместо Иванка Дмитриевича, когда последний в 1229 году бежал к Ярославу, его братья Михаил и Даньслав, его сын Глеб и Борис Негочевич, ставший тысяцким в  1229 году,— это были основные сторонники Михаила.

Их противоборство (летописцы использовали слово распри) вы-

111

ливались в городские восстания (мятежи), последнее и самое серьезное из которых прямо привело к замене сына Михаила Ярославом. История этого мятежа, подробно описанная в Новгородской Первой летописи, прекрасно показывает связь с феодальной распрей Ярослава и Ольговичей. В 1229 году после участившихся волнений в Новгороде, последовавших за неудавшейся попыткой Ярослава призвать новгородцев и псковитян идти с ним в поход против Риги, Михаил был приглашен на княжение. Он прибыл весной в 1229 году, и вскоре должность посадника перешла в другие руки: от Иванка Дмитриевича, который немедля бежал к Ярославу, к Внезду Водовику 58. Поздним летом 1230 года, однако, сразу же после очередного прибытия в Новгород, Михаил, как он это обычно делал, отправился в Чернигов 59 и оставил вместо себя «править», если так можно выразиться, своего пятилетнего сына Ростислава. Боярская оппозиция созвала вече против Водовика и его приверженцев. Те в свою очередь не замедлили выступить против сторонников Ярослава. Город был охвачен волнениями, начались грабежи; один из сторонников Ярослава бежал из города и укрылся у Ярослава, двое были убиты. К тому же ранние морозы погубили урожай, и на Новгород обрушился жестокий голод. К концу года Ростислав и Водовик бежали в Торжок, к чему их вынудило неспокойное положение в Новгороде. Вскоре вспыхнули волнения. На этот раз грабили дома сторонников Водовика. Результат можно было предвидеть: Водовик и тысяцкий Борис Негочевич поскакали из Торжка в Чернигов. В конце года новгородцы предложили Ростиславу отправляться восвояси, а Ярослав снова стал князем в Новгороде . Михаил и его сын больше никогда не получали княжения в этом городе. Правда, два года спустя бывший тысяцкий Борис Негочевич и те из его последователей, кто еще оставался жив в Чернигове (Водовик умер там в 1231 году), предприняли попытку вернуться в Новгород и подготовить почву для еще одного вокняжения Михаила. Но это было безнадежное дело. Сторонники Михаила, ведомые сначала трубецким князьком из рода Ольговичей, который, правда, оставил их на полдороге, осознав, что он сбил их с истинного пути, все-таки смогли закрепиться в Пскове. Псковичи были готовы поддержать их, но, когда Ярослав стал оказывать давление на Псков, мешая подвозу продовольствия в город, они отступились. Борис и его люди еле унесли ноги. Они бежали через границу в Медвежью Голову и в следующем, 1233 году с помощью немцев захватили Изборск к юго-западу от Пскова, но были вынуждены сдаться и их отправили под стражей в Переславль  

Это был конец борьбы за Новгород между Ярославом и Михаилом. С тех пор, а на самом деле начиная еще с 1230 года, никогда не вставал вопрос о том, кому быть князем в Новгороде. Ольговичи больше не имели поддержки в городе. Ярослав и его наследники были защитниками новгородских границ до конца XIII века.

Если пытаться понять причины успеха Ярослава, то он объясняется, во-первых, его изобретательностью и военным искусством, а во-вторых — что, может быть, не менее важно,— тем, что его вотчина в Переславле была расположена близко к Новгороду и его

112

самая западная застава Тверь находилась как раз через границу от Торжка, тогда как столица Михаила Чернигов была почти так же удалена от Новгорода, как Киев.

В 1235 году неустойчивый мир в Южной Руси был взорван вновь разразившейся междоусобной войной. «Не хотя исперва оканьныи, всепагубныи дьявол,— сообщает новгородский летописец потоком клишированных фраз, обычно используемых перед описанием междоусобных кризисов,— роду человеческому добра, въздвиже крамолу межи русьскыми князи, да быша человеци не жили мирно: о томь бо ся злыи радуеть кровопролитию крестьянску» 62. В следующие пять лет, с 1235 по 1240 год, Киев переходил из рук в руки не менее семи раз: три раза его держали Ростиславичи, дважды — Ольговичи, по одному разу Ярослав из Северного Переславля и Даниил Галицкий. Князья со своими дружинами блуждали по различным областям Киевского и Черниговского княжеств, Галицкой земли, сражаясь друг с другом, заключая и разрывая союзы. Никто, по-видимому, не был способен удерживать столицу дольше, чем в течение нескольких месяцев. Сложные маневры, битвы, союзы, обещания, предательства, обманы — обо всем этом сообщается крайне путано в единственных двух источниках, упоминающих о том, что похоже на распад Южной Руси,— в Новгородской Первой и в Ипатьевской летописях. Первая из них лаконично и бесстрастно описывает события 1235 и 1236 годов; вторая летопись приводит более длинный, но бессвязный рассказ о событиях, разыгравшихся на просторах от Киева до Галицкой земли, однако дает явно неправильную датировку, однажды даже ошибочно перемещая собы-тия из описания одного эпизода в сообщение о совершенно ином 63. Причем все это излагается с позиций галицкого князя Даниила, который, воспользовавшись борьбой между Романовичами, венграми, поляками и поддерживавшими венгров боярами, начал, наконец, укреплять свою власть в Галицкой земле. Уравновешенный летописец Суздальской земли (Лаврентьевская летопись) не упоминает о столкновениях на юге и даже сообщает, что в 1235 году «мирно бысть». Киевское и Черниговское княжества, Галицкая земля, наверное, казались ему другой страной.

Из нагромождения разрозненных сведений, встречающихся в Новгородской и Ипатьевской летописях, можно, однако, выделить определенную логическую последовательность событий, которая ясно покажет раздробленность политической жизни на юге Руси и поможет объяснить ослабление южнорусских князей в конце 30-х годов XIII века.

Знамением будущих несчастий явилось обращение в 1234 или в начале 1235 года киевского князя Владимира Рюриковича к Даниилу Галицкому за военной помощью, как он это делал тремя годами раньше. Причиной обращения Владимира были агрессивные действия черниговского князя Михаила, которого на этот раз поддерживал его двоюродный брат Изяслав Владимирович64. Два Ольговича, которые, очевидно, осаждали в это время Киев, отступили при виде дружины Даниила.  Владимир  и Даниил  перехва-

 

тили инициативу и пошли против Ольговичей походом на Чернигов, что для разных князей имело разные последствия: Изяслав «бежал», согласно новгородской летописи, к половцам, а фактически отправился в степь с целью собрать подкрепление; Михаилу каким-то образом удалось победить Даниила в схватке, и последний едва спасся. Владимир Рюрикович, однако, вышел из сражения в целости и сохранности и вернулся в Киев.

Но война была далеко не окончена. Изяслав вскоре снова появился с половецким отрядом, и вместе с Михаилом они еще раз угрожали Киеву. Решающая битва состоялась в Торческе, к югу от Киева, и завершилась победой Ольговичей. Владимир был взят в плен половцами, а Даниил вернулся в Галич, чтобы снова быть обманутым, на этот раз провенгерски настроенными боярами, хитростью заставившими его бежать из страны. После победы Михаил посадил своего двоюродного брата Изяслава на киевский престол 65. Собственные планы Михаила были более серьезными — он хотел завоевать Галицкую землю. Во второй половине 1235 года это ему, в конце концов, удалось. Поляки, занявшие Галич после бегства Даниила, сдали столицу, а Михаил и его сын Ростислав вошли в нее, почти не встретив сопротивления б6.

Изяслав недолго прокняжил в Киеве, так как Владимир, по-видимому, выбил его оттуда после того, как выкупился из половецкого плена. Но и он в свою очередь был выбит Ярославом в 1236 году. Новгородская летопись повествует, как Ярослав, оставив своего сына Александра в Новгороде, взял с собой «новгородци вятших» и сотню людей из Торжка и «седе в Кыеве на столе» 67. И это княжение не было долгим. По причинам, о которых летописец не сообщает («не мога его держати») 68, Ярослав оставил Киев и вернулся в Суздальскую землю. На этот раз Киев занял Михаил, а своего сына Ростислава он оставил княжить в Галиче. Это был, однако, опрометчивый шаг, и, пока Ростислав был в походе против литовцев (1238 год), Даниил без труда захватил свою прежнюю столицу 69. Что касается Киева, то он был взят ещё дважды, и оба раза на короткое время,— Ростиславом Мстиславичем из Смоленска (в конце 1239 или в начале 1240 года) и Даниилом — перед тем, как окончательно пасть под натиском татар в 1240 году.

Возникает вопрос, что побудило смоленских, черниговских и галицких князей к такому неистовому и, по всей видимости, бессмысленному соперничеству. Жадность? Стремление превзойти своих предшественников и достичь власти над всем югом Руси? Или же -это было просто тщеславное желание занять престол в городе, все еще считавшемся матерью городов русских? Какова бы ни была причина, результаты налицо: к 1239—1240 годам, времени последнего нападения татар на Русь, даже уже к 1237 году Ольговичи и Ростиславичи истощили свои военные ресурсы. Даже Даниилу, оказавшемуся самым сильным и правившему в эти годы Галицкой землей и Киевским княжеством, необходимо было время, чтобы восполнить потери  в людях  и  имуществе.  Южные  князья  стали

неспособны ни к совместным действиям, как раньше, ни к созданию прочного союза против внешнего врага.

В то время, когда князья юга Руси были безнадежно ослаблены, северяне, как было показано выше, пребывали в безмятежном спокойствии. Действительно, записи в Суздальской летописи отражают, в основном, семейные события (рождения, свадьбы) и явления в области искусства и архитектуры (украшение и строительство церквей), что говорит об определенной степени политического равновесия и отсутствии серьезных стычек между князьями. К 1233 году борьба за Новгород закончилась, и город надежно находился в руках Ярослава и его сына Александра.

Но при всей видимой стабильности северные князья жили в состоянии лишь иллюзорной безопасности. За исключением Ярослава Всеволодовича, они были фактически изолированы от юга Руси. Власть Юрия была ограничена Суздальской землей. Должно было пройти еще немало времени, прежде чем великий князь владимирский смог добиться уважения и признания своей власти в Киевском, Черниговском и Смоленском княжествах и в Волынской и Галицкой землях. А в то время его авторитета было еще недостаточно, чтобы заставить повиноваться враждующих южнорусских князей.

Но самым губительным для Русской земли было то, что все князья, как северные, так и южные, по-видимому, блаженно пренебрегали военной угрозой с востока, судя по всему, полагая, что —это всего лишь еще одно кочевое племя вроде печенегов тети половцев, посланное Богом, чтобы покарать их за грехи.

Великое нашествие 1237—1240 годов

После удачно проведенного в 1223 году пробного набега на Русь татары вовсе не растворились в степи и не исчезли, как, наверное, надеялись и считали русские. На самом деле татары пошли на восток, вторглись на земли волжских булгар. Здесь они впервые столкнулись с более серьезным противником по сравнению с тем, что встречался раньше: арабский историк Ибн-ал-Асир описывает, как татары несколько раз попадали в устроенные булгарами засады и потеряли значительное число своих войск. Они отступили из этого района, по-видимому, в некотором беспорядке — Ибн-ал-Асир утверждает, что лишь немногие остались в живых. Затем татары пошли на юг, к Саксину 70, расположенному в устье Волги, и там соединились с основными войсками Чингис-хана 7|, которые возвращались в Монголию после разгрома Джелал ад-Дина, сына Мухаммеда II, ставшего после Мухаммеда хорезмским шахом, и захвата столичного города Ургенч, расположенного к югу от Аральского моря.

В 1227 году Чингис-хан умер и ему наследовал его сын Угедей, ставший хаканом, кааном, или великим ханом. Планы крупного вторжения в Восточную Европу обсуждались на курилтаях 1227 и 1229 года, но предпринято было только два пробных набе-

которые кочевали в Дешт-и-Кипчаке 78. К осени 1237 года у татар уже не оставалось потенциальных врагов к востоку от Владимиро-Суздальского, Муромо-Рязанского, Черниговского и Южнопереяславского княжества. Ничто не препятствовало началу нашествия в Восточную Европу.

'""Великие татарские походы на русские земли, длившиеся три года (1237—1240) можно разделить на два этапа: первый — нашествие на северо-восток Руси (декабрь 1237 — весна 1238 года); второй — действия на юге и юго-западе Руси (1239—1240 годы),  и в случае с нашествием 1223 года, нет недостатка в русских источниках, хотя они часто приводят путаные и противоречивые сведения, а восточные историки, арабские и персидские, не добавляют ничего ценного — только лишь несколько подтверждающих подробностей.

Три летописи включают в себя или отражают ранние источники по первому этапу нашествия: во-первых, это рассказ в Лаврентьевской летописи, основанный на великокняжеской летописи Юрия Всеволодовича Владимирского. Как и следовало ожидать, основные эпизоды связаны с Великим княжеством Владимирским: осада столичного города, поражение Юрия, Коломенская битва и взятие Москвы. К ним добавлены как-то невразумительно изложенная история пленения и гибели племянника Юрия Василька Константиновича (этот рассказ был создан в Ростове) и одна или две вставки позднего происхождения, имеющих в целом декоративно-стилистический характер и не представляющих научного интереса. Тон историй, содержащихся в Лаврентьевской летописи, сухой, нерасцвеченный, явно указывает на их современное событиям происхождение. Второй источник — это описание в Новгородской Первой летописи. Оно составлено из двух различных источников: не дошедшей до нас летописи рязанского происхождения и записи новгородца. Самые богатые фактами и современные событиям описания — это эпизоды взятия Рязани на юго-востоке и осады Торжка на северо-западе, каждый из которых написан, по-видимому, свидетелем событий. В целом версия Новгородской Первой летописи по содержанию, стилю и идеологической направленности резко отличается от описания в Лаврентьевской летописи: многие факты противоречат приводимым в Лаврентьевской летописи; политические оценки, в частности критика великого князя владимирского за то, что он не послал военную помощь сражавшейся Рязани, не имеют ничего общего с позицией летописца Юрия. В тех частях летописи, которые созданы в Рязани, отношение к захватчикам строго нейтральное — их не называют ни «злыми», ни «безбожными», ни «пьющими людскую кровь», ни «нехристями», а причины гибели Рязани объясняются «грехами» русских и межкняжеской борьбой («ненависть братьев к братьям»), тогда как эпизоды чисто новгородского происхождения отличает значительный обличительный пафос, направленный против татар, отсутствующий, кстати, не только в рязанской, но и во владимиро-ростовской версии. Новгородский летописец называет татар «льющими христианскую   кровь»,   «беззаконными   сынами   Измаила»,   «безбож-

ными и язычниками», «проклятыми» и т д. Новгород, который никогда не был занят захватчиками, мог позволить себе более враждебное отношение к завоевателям, чем те, кто чудом уцелел в Рязани, скажем, или во Владимире

Третья летопись, описывающая первый этап похода Батыя, Ипатьевская, последовательно отражает один из южнорусских источников. Ей недостает подробностей, местами она туманна, неточна или путана и содержит лишь несколько фрагментов дополнительных сведений, происходящих, вероятно, из устных легенд, бытовавших в Южной Руси в эпоху после нашествия С идеологической точки зрения эта летопись представляет интерес лишь постольку, поскольку явно пытается очернить князей Суздальской земли, по отношению к которым летописец-южанин вряд ли мог питать какие-либо добрые чувства.

Что касается описаний, содержащихся в более поздних летописях XV и XVI веков, то они, по сути дела, не дают никаких новых фактов — все, что они делают, это приводят в порядок и сводят вместе ранние версии, устраняя несоответствия и противоречия, и, не жалея слов, усиливают впечатление краха, ужаса и всеобщего разрушения 79. Только несколько мелких подробностей добавляет к основному описанию в Новгородской Первой летописи автор компилятивной «Повести о разорении Рязани Батыем», но, в целом, этот рассказ совпадает с версией новгородского летописца и восходит к несохранившейся рязанской летописи 80

ранней зимой 1237 года татары появились на юге Рязанского княжества, более чем в 200 километрах от столицы. Разбив временный лагерь где-то в окрестностях современного Тамбова, они якобы послали посольство в Рязань и потребовали, как сообщает летописец, десятую часть во всем, «в людех, и в князех, и в коних », но, по всей видимости, просто предложили немедленно сдаться. Трудно сказать, каков был ответ рязанцев. Им не приходилось раньше иметь дело с татарами (они не участвовали в попытке русских отбить татарское нападение в 1223 году), и, вероятно, летописец прав, когда сообщает, что рязанские и муромские князья отправили посольство к своему союзнику и фактическому сюзерену, владимирскому князю Юрию, с просьбой о военной помощи Ясно, что сопротивляться было бессмысленно, особенно с учетом того, что никакая военная помощь из Суздальской земли в кратчайшие сроки не пришла 81. Сначала была разгромлена южная половина княжества: пали расположенные к юго-западу от Рязани Белгород и Пронск 82. Затем татары двинулись на столицу

Осада Рязани началась 16 декабря. К 21 декабря все было кончено. Каковы были потери и какой ущерб был нанесен городу, оценить невозможно. «Повесть о разорении Рязани Батыем» говорит о всеобщей гибели от меча и утопления, пожарах и мародерстве, летопись сообщает, что убили «князя (Юрия Ингваревича) и княгыню, и мужи, и жены, и дети, черньца и черноризиць, и иерея» и о поругании «черницам и попадьям и добрым женам и девицам пред матерьми и сестрами» 83. Но в обоих случаях выражения все-

I 18

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

обшей погибели — не более чем общие места, используемые в летописи для описания катастроф, ввергавших время от времени русские города в руки захватчиков, а в «Повести» — эти клише используются для усиления чувства неотвратимости бедствий, чувства, которое пронизывает все произведение. Мы можем только сказать, что падение столичного города означало конец действенного сопротивления татарам в Рязанском княжестве. Оставался, однако, отряд под началом брата Юрия Ингваревича Романа, который соединился с силами, посланными с некоторым запозданием великим князем владимирским Юрием. Русские дружины встретились в Коломне, самом северном городе Рязанского княжества, возле слияния рек Оки и Москвы. Здесь соединенные силы были окружены и разбиты, Роман и посланный Юрием воевода Еремей убиты, сыну же Юрия Всеволоду удалось спастись бегством и сообщить своему отцу во Владимир, что татары уже находятся у границ Суздальской земли.

Столица и крупнейший город Суздальской земли Владимир после Рязани был для татар следующей мишенью. Москва, в то время не более чем маленький городок или укрепленная застава, почти не оказала сопротивления: местный военачальник был убит, а другой сын Юрия, Владимир, взят в плен или убит 84. Но Москва на некоторое время задержала татар, что позволило Юрию предпринять единственно возможные, по его мнению, оборонительные меры против захватчиков: он решил уйти из столичного города Владимира. Оставив жену и двух сыновей, Всеволода и Мстислава, с дружиной под началом некоего Петра Ослядюковича, Юрий двинулся с основным войском на северо-запад и, перейдя Волгу под Угличем, разбил свой лагерь на реке Сить, примерно в 30 километрах к западу от Волги. Вместе с ним были три его племянника, сыновья Константина Василько, Всеволод и Владимир. Призвав своих братьев Ярослава и Святослава, Юрий, очевидно, собирался занять оборонительные позиции с участием всех имевшихся дружин Суздальской земли, использовав реки Волгу и Мологу как естественные оборонительные линии с востока и с севера 85.

Тем временем татары приближались к Владимиру. Они появились перед его стенами 3 февраля 1238 года. Подробности осады и захвата города описаны с примечательной правдоподобностью и точностью в Лаврентьевской летописи. Нанеся молниеносный удар по окрестностям Владимира, Батый разбил свой лагерь к западу от Золотых Ворот и начал обносить город частоколом, подтягивать лестницы и подъемные устройства и устанавливать осадные орудия перед стенами. Штурм начался утром 7 февраля. Оборона была прорвана в четырех местах в западной половине города, т. е в так называемом Новом городе. К полудню сражение закончилось, и все, кто мог, столпились в Успенском соборе, включая женщин из семьи Юрия, оставленных во Владимире, епископа Митрофана и все духовенство. Там они были сожжены или зарезаны татарами. Два князя и уцелевшие дружинники бежали к центру города (Средний/Печерский город), где были позднее убиты или взяты в плен86.

Трудно установить, что случилось потом. Один источник (Лаврен-

119

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

тьевская летопись) утверждает, что в феврале 1238 года было захвачено шесть крупных городов Суздальской земли, после чего на реке Сить разгромлено войско Юрия (4 марта 1238 года); другой источник (Новгородская Первая летопись) перечисляет уже восемь городов Суздальской земли (только два из них названы в Лаврентьевской летописи) и сообщает, что они были взяты после битвы на Сити; а третий источник (Никоновская летопись XVI века) добавляет к этому списку еще два ранее не упоминавшихся города Никаких подробностей захвата какого-либо из названных в разных источниках четырнадцати городов не приводится. Рассказ о взятии и разграблении Суздаля, которому посвящено больше места, чем всем остальным, составляют фрагменты, заимствованные летописцем из ранних текстов, например, из описания разграбления Киева половцами в 1203 году — вряд ли этому описанию можно верить Не нашлось места даже для рассказа о разрушении Ростова, собственная летопись которого была позднее включена в летопись Владимира (то есть в Лаврентьевскую летопись). Создается впечатление, что летописцы Владимира и Новгорода просто перечислили основные города Суздальской земли без всякого представления о том, на какие из этих городов татары напали, какие разграбили, а какие обошли стороной.

Битва на Сити, хотя рассказ о ней явно возник в собственной летописи Юрия, описана разочаровывающе неподробно и разукрашена обычными эмоциональными эпитетами, молитвами, сетованиями и формулами воинских повестей, столь характерными для Лаврентьевской летописи («...поидоша безбожнии татарове на Сить противу великому князю Гюргю (Юрию). Слышав же князь Юрги с братом своимъ Святославом... поидоша противу поганых. И сступишася обои, и бысть сеча зла, и побегоша наши пред иноплеменникы») Мы знаем только, что сражение состоялось 4 марта 1238 года, что вместе с Юрием были его брат Святослав и три племянника из Ростово-Ярославского княжества (Ярослав, очевидно, не успел соединиться с основным войском) и что татарами командовал Бу-рундай 87. Из князей погибли только двое: Юрий, которому отрубили голову, и Василько Константинович, захваченный и позднее казненный татарами 88. Святослав и два других ростовских князя спаслись. В источниках нет никаких указаний, по которым можно было бы оценить численность русского войска, состав татарских сил 89 или понять, насколько серьезно было нанесенное поражение. Не исключено, что после захвата Василька большая часть войска бежала, убив, возможно, великого князя, пытавшегося их остановить: на гибель Юрия от рук своих людей указывает не только сообщение об отрубленной голове 90, но также и новгородский летописец, который в своем рассказе о событиях 1237—1238 годов относится к Юрию непочтительно, бросая тень сомнения на обстоятельства его смерти. «На реце Сити... животь свои сконча ту. Бог же весть како скончася: много бо глоголють о нем инии». Такого рода догадок об исходе битвы на Сити трудно избежать, когда собственный летописец Юрия столь поразительно избегает подробностей: легко предположить, что он пытался скрыть какие-то, возможно непри-

 

120

ятные обстоятельства того, что в действительности произошло. Владимирский летописец (летопись Юрия после его смерти сменила летопись его наследника Ярослава), очевидно, утратил интерес к тому, что происходило за границами Владимиро-Суздальской земли в оставшееся до конца 1238 года время Сообщив о наследовании Ярославом владимирского престола и о передаче им Суздаля и Стародуба своим братьям Святославу и Ивану соответственно, он завершает повествование об этом годе лаконичной записью' «Того ж лета (т. е. с марта 1238 до конца февраля 1239 года) было мирно». Если вспомнить обо всех ранее упомянутых опустошениях, нанесенных татарами в Северо-Восточной Руси, то не слишком ли быстро, как пытается уверить нас местный летописец, жизнь вернулась в прежнюю колею?

Но татарские войска еще далеко не закончили свои походы на Русь. Пока Бурундай сражался с Юрием на Сити, другое татарское войско осадило самый юго-восточный город Новгородской земли — Торжок. Торжок продержался дольше, чем Владимир или Рязань. Две недели по его стенам били осадные орудия. Из Новгорода никакой помощи не пришло, и жители Торжка «в недоумении и страсе» сдались 5 марта, на следующий день после сражения на Сити. Почему татары не стали развивать успех и вслед за взятием Торжка не пошли на Новгород, сказать трудно   До Новгорода было примерно  300  километров,   т. е    пятнадцать — двадцать  дней   перехода, а в начале марта еще не могла начаться распутица, которая  бы  сделала  дороги   непроходимыми  для  татарской  конницы 92. Татарское войско продолжало двигаться на запад, но, дойдя до определенного места, «Игнача креста... за 100 верст (108 километров) до Новагорода», повернуло на юг  Новгород был пощажен 93. Только еще один город оказал какое-то сопротивление татарам ' во время первого этапа их похода на Русь 94, и это был Козельск на Жиздре в северной части Черниговского княжества. Батый окру-, Жил город, но в течение семи недель не мог захватить его. Только ' когда прибыли подкрепления, крепостная стена была проломлена 1 и город пал 95.

К лету 1238 года татары оставили русские земли. Им требовалось время для отдыха, перегруппировки сил и подготовки к дальнейшим завоеваниям на западе. Кроме того, угроза для них исходила с восточных и южных границ Руси. Судя по имеющимся источ никам — в основном по «Истории» Рашида-ад-Дина,— лето и осень 1238 года и зима 1238/39 года были для татар далеко не мирным временем. Со своих стоянок в Кипчакской степи они предпринимали карательные походы на Северо-Кавказскую равнину против черкесов и осетин, совершали набеги в Крым и сражались с половцами, убив троих из их ханов 96. Не все было спокойно и на восточных границах Рязанского княжества и Суздальской земли: русские летописи упоминают о походах против мордвы, города Мурома и к восточным изгибам Клязьмы 97.

Второй этап нашествия на Русь, на этот раз на южные и юго-западные земли, начался весной 1239 года, когда татары захватили

самый юго-восточный район — Южный Переяславль. Об этой первой военной операции нам известно мало: летописи просто сообщают, что 3 марта 1239 года город Переяславль был взят «копьем» и сожжен и что его жители, включая епископа, были убиты. Находился ли кто-то из князей в городе, оказали ли его жители сопротивление — об этом не упоминается 98.

Перед тем, как начать наступление на Киев, необходимо было сначала обезвредить Черниговское княжество. До этого момента был взят только один из городов Черниговского княжества — Козельск (1238 год). Летом или ранней осенью 1239 года татарское войско под началом Мунке было послано на запад через южную половину черниговской территории. Число городов, которые были захвачены или обойдены стороной, неизвестно, хотя Глухов к северу от Путивля был в руках татар до взятия Чернигова, а Сосница, Хоробор и Сновск (все к востоку от Чернигова и к северу от реки Сейм) были, по-видимому, захвачены татарами в ходе движения к столичному городу . Вероятно, все города в бассейне реки Сейм (Курск, Рыльск и Путивль) и, может быть, также в низовьях Десны были взяты перед тем, как захватчики подошли к самому Чернигову.

Чернигов был окружен. Татары использовали гигантские катапульты («тараны»), «меташа бо каменемь полтора перестрела, а камень акоже можаху 4 мужи силни подняти». Князь Мстислав Глебович, старший из Ольговичей после своего двоюродного брата Михаила Всеволодовича, который в это время все еще княжил в Киеве, попытался защитить город: он вывел все свои войска, чтобы встретить татар в открытом бою. Но его войска были разгромлены, и 18 октября 1239 года город пал. Епископа Порфирия татары пощадили, отвезли в Глухов, а затем отпустили 10°.

После падения Чернигова основное татарское войско снова отступило к своим юртам в Кипчакской степи, тогда как боевой отряд под началом Мунке двинулся на юго-запад, в окрестности Киева101. Ипатьевская летопись, которая содержит самую раннюю версию этих событий, повествует, как Мунке, увидев Киев с другого берега Днепра, «удивися красоте его и величеству его, присла послы свои к Михаилу и ко гражаном, хотя е (их) прельстити». Сообщив, что киевляне отказались слушать льстивые речи татар, летописец, не питавший, по-видимому, большой любви и уважения к Михаилу, рассказывает, как тот бежал вслед за своим сыном к венграм, и его сменил сначала Ростислав из Смоленска, а затем Даниил из Западной Руси, который передал Киев в руки воеводы по имени Дмитр. Более поздние версии этой истории добавляют (несомненно, с целью дискредитации Михаила), будто князь приказал казнить татарских послов 102.

Быстрая смена князей в Киеве в течение последних пяти лет вряд ли могла придать уверенности жителям столицы. Встревоженное появлением Мунке и в еще большей степени отбытием одного за другим двух князей, население, наверное, переживало неприятное время в ожидании неизбежного штурма. В это время тактика врага уже была хорошо известна: нападение, отход, наступление

Во второй половине 1240 года татары снова пришли на Русскою землю. На этот раз они появились с юга Рашид-ад-Дин описывает, как Батый со своими войсками занял поле «против Руси и людей черных клобуков»  по другими словами, против тюркских каракалпаков, которые вместе с берендеями, торками и ковуями осели в районе реки Рось, к югу от Киева, и помогали русским защищать южные границы от набегов кочевников Из их числа набирались отряды для таких застав, как Торческ Как долго крепости на Роси держались против татар, нигде не сообщается русских летописцев интересовала только конечная цель татар

Горькая история осады и взятия Киева изложена в Ипатьевской летописи. Написанная, по-видимому, свидетелем штурма, близким к воеводе Дмитру, которому в рассказе отводится выдающаяся роль, она изобилует подробностями и почти лишена клишированных оборотов и литературного приукрашивания, что производит отрадное впечатление '°4. Татарским войском командовали Батый и, как сообщил киевлянам подозрительно хорошо информированный пленник, захваченный в начале событий, девять других татарских военачальников, в том числе брат Батыя Орда и два б\д\щих великих хана Гуюк и Мунке Если это войско действительно было столь огромным, как показал пленный, то для него не составило бы труда полностью окружить город и быстро вын\дить оборонявшийся отряд сдаться Осадные орудия были установлены перед юго-восточными Лядскими (Польскими) воротами, где лесистый склон обеспечивал хорошее укрытие Осадные орудия сделали свое дело, и стены упали Жестокое сражение на обломках разрешенных стен продолжалось в течение одною дня и одной ночи, и вскоре татары прорвались в город Дружина попыталась занять последний оборонительный рубеж в районе Десятинной церкви в сердце Киева, но, когда стены церкви обрушились под тяжестью горожан, бежавших со всем своим скарбом под ее своды, оборона пала Это произошло 6 декабря 1240 года, в день памяти Николая Угодника Осада закончилась Дмитр, раненный в этом сражении, был помилован татарами «мужьства ради его»

Завершение русского похода Батыя, по-видимому, не потребовало от татар значительных усилий и не повлекло за собой больших потерь После падения Киева оставалось завоевать только Волынскую и Галицкую земли, перед тем как напасть на Венгрию и Польшу Сопротивление на этой территории было сломлено очень быстро на границе Волынской земли и Киевского княжества только город Колодяжин на реке Случь, обладавший сильными естественными укреплениями, и близлежащий Каменец оказали какое-то сопротивление Кременец, расположенный к юго-востоку от Владимира на Волыни, был обойден стороной После недолгих осад пали Владимир и Галич 105

Продолжение истории великого нашествия на Европу хорошо известно, и здесь нет необходимости подробно останавливаться на этом 10' Достаточно сказать, что через четыре месяца после падения Киева поляки, венгры и тевтонские рыцари были разгромлены в битве при Лигнице возле Вроцлава 9 апреля 1241 года, а на юге

 

венгры проиграли сражение под Мохи, возле слияния рек Тиса и Саджо. В Европе началась паника |08. Но, несмотря на призывы венгерского короля к западным правителям, ни из какого края помощь не пришла В январе 1242 года была захвачена Хорватия, разграблена большая часть далматинского побережья. Казалось, уже ничто не спасет Западную Европу от нашествия. Но 11 декабря 1241 года великий хан Угедей умер — по всей вероятности, от алкогольного отравления. Когда весной 1242 года эта весть дошла до Батыя, он приказал немедленно отступать Почему? Потому ли, что он хотел повлиять на выборы нового великого хана и «сохранение сильных позиций в монгольской политике представлялось более важным. . чем продолжение завоевания Европы» '°9, или потому, что ему не хватало сил для поддержания контроля над завоеванными землями? Ответа мы не знаем. Вероятно, обе причины определили это решение. Во всяком случае, Европа была спасена.

Батый вернулся в Кипчакскую степь и разбил свой лагерь в Сарае, возле устья Волги, приблизительно в 100 километрах к северу от Астрахани. Началось так называемое татарское иго. Из Сарая в течение следующих 138 лет ханы Золотой Орды — под этим названием стала известна империя Батыя — осуществляли политический контроль над всеми русскими княжествами, а еще в течение ста лет, с 1380 до 1480 года, продолжали требовать, хотя и не всегда получали, дань от своих русских «вассалов».

Каким образом татарам удалось разгромить Русь так легко и быстро? Во-первых, необходимо, конечно, учесть размер и необычайную силу татарского войска. Завоеватели, несомненно, имели численное превосходство над своими противниками. Но насколько велико было это превосходство, сказать невозможно. Действительно, невероятно трудно дать даже самую приблизительную оценку численности войск, вторгшихся на Русь и в Европу. С одной стороны, мы имеем туманное «бесчисленные множества», упоминаемое в русских летописях, и гигантские числа, называемые западными источниками; с другой стороны, Рашид-ад-Дин оценивает численность монгольского войска в момент смерти Чингис-хана в 129000 человек"0. Вероятно, приблизительно 120000—140000 человек войска находились в распоряжении Батыя в начале его нашествия на Русь. Эта цифра предлагается советским историком В. В. Каргаловым, и она кажется нам разумной, особенно если учесть, что татарские ханы обычно командовали отрядами численностью 10000 человек (тумен, или тьма по-русски) и что вместе с Батыем пришло от двенадцати до четырнадцати ханов '".

Многие источники, как западные, так и восточные — Матфей Парижский, Иоанн де Плано Карпини, венгерский доминиканец Юлиан, персидский историк Джувейни, Рашид-ад-Дин,— оценивая татарских военачальников, говорят об их военном искусстве, о выдающейся стратегии и тактике ведения боя, о тщательно планируемых нападениях, внимании, уделяемом психологической войне, предварительной засылке послов, задачей которых часто было посеять семена раздора среди противников, быстроте и внезапности атак, умении маневрировать, возложении на пеших воинов — мо-

билизованных местных жителей и военнопленных — основной тяжести первого удара, о мастерстве и точности татарских лучников, скорости и выносливости конницы, передовых для того времени способах ведения осады и осадных устройствах (таранах, катапультах, греческом огне), внимании к мельчайшим деталям, строгой дисциплине, действенности разведки и, превыше всего, способности татарского войска обходиться без громоздкой системы снабжения благодаря мобильности и выносливости коней и людей и использованию сушеного мяса и сыра как основы рациона. Складывается, как мы видим, картина военной непобедимости татар, картина, не всегда соответствующая фактам (Рашид-ад-Дин, например, рассказывает о восстании двух «эмиров», Баяна и Чику, в районе Волжской Булгарии и об успешных действиях повстанцев во главе с грабителем, половцем по имени Бахман"2). Тем не менее она подтверждается безусловной высокой боеспособностью татарских туменов, с которой не могли состязаться войска Восточной Европы.

Причины поражений русских в битвах с татарами очевидны. Численность русского войска была, несомненно, меньше, но и здесь невозможно дать сколько-нибудь надежной оценки Летописи не дают сведений о размерах чьих-либо дружин или отрядов, противостоявших Батыю (за исключением трехтысячного отряда, посланного на юг Юрием после падения Владимира и до сражения на Сити) "3 Неизвестно нам и население русских городов в XIII веке или численность дружин, которые они могли бы выставить М. Н. Тихомиров, говоря о количестве жителей древнерусских городов, рискует сделать несколько очень приблизительных допущений-20000—30000 для Новгорода, немного меньше для Чернигова, двух Владимиров, Галича, Полоцка, Смоленска, Ростова, Суздаля, Рязани, Витебска и Южного Переяславля, больше для Киева "4. Если принять, что каждый крупный город мог выставить, ска'жем, от 3000 до 5000 человек, то мы получим общую численность порядка 60000 воинов. Если добавить к этому еще 40000 из более мелких городов, из числа половцев и различных тюркских союзников, живших на территории Киевского княжества, то результат совпадет с оценкой в 100000 человек, сделанной С. М. Соловьевым в его «Истории России» "5. Но это только приблизительная оценка потенциальной численности русских войск. Мы не имеем представления о том, сколько городов или районов на самом деле выставляли дружины — маловероятно, например, что Новгород вообще послал хоть какой-то отряд, ведь точно известно, что никто не пришел на помощь их заставе в Торжке Поэтому не исключено, что русские смогли собрать половину или четверть — если не меньше — общей численности татарских войск. И опять-таки нет никаких указаний на то, что хотя бы однажды татары столкнулись одновременно с более чем горсткой князей: в битве при Коломне, например, к остаткам рязанских сил присоединился только «передовой отряд» из Суздальской земли, тогда как на реке Сить вместе с великим князем Юрием были только три его племянника из района Ростова — Ярославля и его брат Ярослав из Юрьева.

Русские не имели координационного центра обороны, а связей между городами и районами почти не было Но что нанесло наибольший ущерб — это полное отсутствие системы разведки. Все русские князья и воеводы могли в лучшем случае надеяться на сведения, полученные от отбившихся и спасшихся случайных лиц, причем информация касалась прежних поражений и общего направления движения татарских войск Мы знаем только об одном случае получения сведений из допроса захваченного в плен татарина (это произошло в начале осады Киева) — причем трудно избавиться от подозрения, что татарин был подослан Когда началось нашествие, русские оказались как будто совершенно не подготовленными к нему Они ничего не знали о татарских методах осады и штурма городов, ведь во время предыдущего похода на Русь в 1223 году татары не осаждали ни больших, ни малых городов. Юрий, как уже говорилось выше, не придал значения сведениям о тактике и военной силе татар, полученным им раньше от своих восточных соседей на Волге, или если он и принял их во внимание, то ничего не предпринял для организации обороны даже своей собственной территории, Суздальской земли, от неизбежного, как он, несомненно, понимал, вторжения "ь Не были приняты меры против вторжения и в Южную Русь: жители Южного Переяславля, Чернигова и Киева, а также Галицкой и Волынской земель имели почти год передышки между нашествием на северо-восток Руси и нападением на Переяславль Они должны были знать, что их ожидает. И все равно они ничего не сделали

Но самым слабым местом русских была не столько их военная неподготовленность и неумелость по сравнению с татарами, сколько отсутствие единства между территориями на севере, юге и юго-запа де В то время не было князя, который бы имел действенное влияние на все русские земли. Великий князь владимирский был, наверное, самым могущественным из князей, но его влияние распространялось только на районы, лежавшие в междуречье Волги и Оки, где жили и правили его близкие родственники. Вполне можно допустить, что его старший брат Ярослав из Северного Переславля не всегда был готов подчиниться его воле: нужно помнить, что его не было в битве на Сити и что еще раньше, в 1229 году, он пытался совершить что-то вроде переворота, направленного против Юрия На юго-востоке Рязань оказалась один на один с врагом. При всех ее тесных связях с Суздальской землей во время правления великого князя Юрия Рязань не получила помощи, когда пришли татары Не прислал помощи и Чернигов, князья которого были ближайшими родичами рязанских правителей Что касается южных княжеств, то жестокая междоусобная война, начавшаяся в 1235 году, совершенно разъединила их. Киев, как челнок, переходил из рук в руки между Ростиславичами, Ольговичами, Ярославом из Северного Переславля и Даниилом Романовичем. Ни один князь не обладал достаточной силой, чтобы обеспечить этому княжеству надежную оборону. О каких-либо князьях в Южном Переяславле в источниках не упоминается начиная с 1220 года — для летописцев Владимира, Новгорода и Юго-Западной Руси их как будто не существовало. Правители

Более того, вскоре возникли новые архитектурные школы в Твери и Москве, где в XIV веке строительство расцвело 12°.

Внутренняя торговля пришла в серьезный упадок по причине разорения городских ремесел и неспособности городов удовлетворить потребности деревень |2'; но и этот вывод базируется, в основном, на сообщениях Иоанна де Плано Карпини, Рашид-ад-Дина и Ибн-ал-Асира, согласно которым ремесленников и мастеровых угоняли из завоеванных городов, что находит очень незначительное подтверждение в археологических данных Что касается сельского хозяйства, то мало что свидетельствует о том, что оно сколько-нибудь пострадало. Действительно, как указывает Б. А. Рыбаков, татары осмотрительно оставили крестьян в покое, чтобы те могли, говоря словами Ипатьевской летописи, «орют пшеницю и проса» 12'.

Как оценить масштаб разрушений? Как видно из описания похода Батыя на Русь, городами, которые мы твердо можем считать захваченными татарами и, очевидно, пострадавшими от этого, были Рязань, Владимир, Торжок на северо-востоке, Козельск, Южный Переяславль, Чернигов, Киев, Колодяжин и Каменец на юге, Галич и Владимир на Волыни на юго-западе. Относительно остальных одиннадцати городов, про которые сообщается, что они были захвачены татарами или лежали на их пути, нет никаких свидетельств в пользу того, что они каким-то образом пострадали,— в самом деле, захватчики могли просто обойти стороной многие из них . Даже о тех городах, про которые есть основания считать, что они действительно были захвачены, отсутствуют данные, свидетельствующие о полном разрушении Правда, Иоанн де Плано Карпини, путешествовавший в районе Киева пять лет спустя после падения города, говорит, что от Киева «почти ничего не осталось, в настоящее время (1245 год) в нем едва насчитывается 200 домов, а его население содержится в полном рабстве», но тут же сообщает, что татары «разрушили всю Русь» '"4 Летопись, которая содержит столь яркое описание взятия Киева (Ипатьевская), не упоминает ни о разрушении каких-либо зданий, ни даже о массовом избиении жителей, сообщается только о проломе городских стен и о падении — из-за скопления людей на хорах — стен Десятинной церкви. Что касается северных летописей, то Лаврентьевская упоминает о падении матери городов русских в двух коротких предложениях, а Новгородская Первая и вовсе игнорирует это событие. Те же летописи не содержат никаких упоминаний о Чернигове или Южном Переяславле в период после нашествия. Создается впечатление, что после нашествия у северных летописцев еще более сузился кругозор и они считали эти два города, а заодно Киев и Смоленск лежащими теперь вне сферы их интересов. Действительно, за вторую половину XIII века мы практически не имеем сведений ни об одном из южнорусских районов, ни о том, какие князья, если они были, правили там: вероятно, большая часть русских земель перешла непосредственно под контроль татар 12э.

Рязань, по-видимому, частью была разрушена, в компилятивной «Повести о разорении Рязани» упоминается, что «великая церковь» (Успенский собор) «погоре и почернеша» '26, хотя в единственной

летописи, сообщающей некоторые подробности о взятии Рязани, говорится только об избиении жителей, и то словами обычных клише. Что касается самого Владимира, то о материальном разрушении почти нет свидетельств. Хотя великий Успенский собор был якобы сожжен в 1238 году, он еще стоял и в нем совершалась служба в следующем году, когда там хоронили великого князя Юрия |27. Ничто не указывает и на то, что пострадали другие главные церкви города: Александр Невский был похоронен в церкви монастыря Рождества Богородицы в 1263 году 128, и нигде не упоминается о повреждении построенного в 1190 году Всеволодом III дворцового Дмитриевского собора.

Вряд ли можно сомневаться в том, что в Северо-Восточной и Южной Руси были разрушения в результате нашествий Батыя. Но трудно сказать, как долго продолжалась разруха. В замечательно короткое время все вернулось в свою (или почти в свою) колею. В Рязани, например, старший из уцелевших князей, Ингварь Ингваревич, который, к счастью для него, находился в Чернигове во время нападения Батыя, быстро начал деятельность по восстановлению княжества. Финал «Повести о разорении Рязани» описывает последствия нашествия таким образом: «Благоверный великий князь Ингвар Ингваревич... сяде на столе отца своего... И обнови землю Резаньскую, и церкви постави, и манастыри согради, и пришелцы утеши, и люди собра. И бысть радость христианом, их же избави Бог  от безбожнаго зловернаго царя Батыя» '2Ч.

А. Л. Монгайт, советский археолог и историк Рязани, подтверждает, что Рязань была быстро восстановлена и что, несмотря на то что некоторые ремесла были уничтожены, а торговые связи ослаблены, это княжество вскоре вернулось к нормальной жизни 13°. Летописцы северо-востока Руси рисуют похожую картину восстановления и подъема при новом великом князе владимирском, Ярославе Всеволодовиче, и подчеркивают, что период, последовавший за событиями 1238 года, был в Суздальской земле спокойным. Действительно, летописцы как Новгорода, так и Владимира проявляют больше интереса к деятельности Ярослава и его сына Александра на западе, чем к последствиям нашествия на остальную Русь. В целом это совершенно не похоже на застой и болезненно медленное восстановление после разрушительной войны. «Великое освящение» дворцовой Борисоглебской церкви в Кидекше возле Суздаля в 1239 году |31, успешные действия Александра Невского на северо-западе (победы над шведами и немецкими рыцарями в 1240 и 1242 годах соответственно), разгром Ярославом литовцев, вторгшихся на территорию Смоленска в 1239 году — все это свидетельствует либо о способности русских быстро восстановить свое хозяйство на севере, либо о том, что Суздальская земля не была поставлена на колени татарским нашествием

Что касается влияния нашествия на связи Руси с внешним миром, то опять мы имеем слишком мало данных, позволяющих сделать какое-либо обоснованное заключение по этому вопросу. Можно предположить, что торговые связи Руси с Западом пострадали не столько из-за татарских опустошений в 30-х годах XIII века, сколько

по причине участившихся после нашествия нападении со стороны западных соседей Руси: шведов, немцев и литовцев,— что сделало затруднительным использование торговых путей к морю. И все же торговля с Западом как из Новгорода и Смоленска, так и через эти города, каждый из которых не пострадал от татар, потерпела, по-видимому, относительно небольшие изменения, особенно торговля с Балтикой, т. е. с Ригой, Готландом и Любеком, что подтверждается различными торговыми договорами второй половины XIII века. Еще труднее установить, в какой степени сократилась или увеличилась в результате нашествия восточная торговля. Некоторые историки считают, что уничтожение Волжской Булгарии временно прервало движение товаров по Волге 132— основному пути торговли с востоком,— но мало что свидетельствует о прекращении ввоза и вывоза по маршруту Волга—Каспий из Новгорода, Пскова, Смоленска, Полоцка и Витебска на западе, Владимира и Суздаля на северо-востоке.

Итак, мы имеем картину Руси, испытавшей еще один удар степных захватчиков, более грозных, более подготовленных как в военных, так и в мирных делах и более стойких, чем печенеги или половцы. Но Русь вовсе не была такой сокрушенной, разоренной и деморализованной, какой ее пытаются изобразить многие историки нашего времени. Действительно, мало что слышно о южных землях: Киеве, Чернигове и Переяславле второй половины XIII века, но это не обязательно свидетельствует о физическом разрушении или экономическом застое, а, скорее, о прекращении потока информации, перерыве или исчезновении киевского летописания и разрыве политических и культурных связей между Суздальской землей и югом Руси. Ничто не говорит и о массовом переселении людей из уязвимых южных земель в относительную безопасность северных районов как прямом результате нашествия Батыя. Если такой сдвиг населения Руси действительно имел место, то, по всей вероятности, он произошел ближе к концу столетия, когда дал о себе знать эффект от повторяющихся карательных набегов татар.

В северо-восточных районах, в новгородских землях, на обширных просторах к северу от Волги, где впоследствии возникли новые важные центры и где, в конце концов, происходило политическое и культурное развитие Московии, образ жизни претерпел, по-видимому, незначительные изменения. В самом деле, в период после нашествия социально-политическая структура Суздальской земли и Новгорода осталась в целом такой же, какой она была раньше, во всяком случае, в первые годы после нашествия. Но, как будет видно в следующих главах, посвященных, в основном, Северо-Западной Руси, присутствие татар Золотой Орды вскоре дало себя знать.

ССЫЛКИ И ПРИМЕЧАНИЯ

1 Первоначально монголы были одним из племен, населявших современную Монголию. В XII в., однако, они были разгромлены своими соседями татарами. Названия

«монгол» и «Монголия» сохранились благодаря тому, что Чингис-хан сам был монгольского происхождения. В русских источниках того времени для обозначения монголов на Руси применялся только термин «татары», который используется и в этой книге.— См.: Vernadsky The Mongol and Russia, p 11 —12. Ср.: S p u 1 е г. Die Goldene Horde, p. 11, n. 1.

2 Тизенгаузен, т. 1, с. 25—26. Эта информация повторяется персидским историком Рашид-ад-Дином.— См.: Р а ш и д - а д - Д и н, т. 1, кн. 2, с. 229.

См.: Плетнева, с. 299. Ибн-ал-Асир говорит, что после поражения на Северном Кавказе «кипчаки» бежали в «Русь» (Т и з е н г а у з е н, т. 1, с. 26). Неизвестно, когда Мстислав женился на дочери Котяна.

4 Восточные источники (Ибн-ал-Асир и Рашид-ад-Дин) не сообщают сколько-нибудь ценной информации.

5 Подчеркивается унизительный характер поражения половецкого передового отряда под началом некоего Яруна перед главной битвой, а также уничтожение половцами после сражения каждого десятого из бежавших русских, «а иных... ис коня, а и иных ис порта» (т. е. иных затем, чтобы захватить их коней, а иных — чтобы взять их одежду).

6 Вплоть до 1200 г. Ипат сосредоточена на делах Киева. С 1200 г. и до своего окончания она описывает почти исключительно деятельность наследников Романа Мстиславича из Галицкой и Волынской земель, особенно его старшего сына Даниила.

7 Подробный анализ источников см.: Fennell. The Tatar Invasion of 1223 О датировке см.: Бережков, с. 317—318. Основные летописные сообщения содержатся в: ПСРЛ, т. 1, стб. 445—447; НПЛ, с. 61—63, 264—267; ПСРЛ, т. 2, стб. 740— 745; т. 5, с. 202—207. Литературную оценку «Повести о битве на Калке» (т. е. история татарского нашествия 1223 г.) см. в: Fennell and Stokes. Early Russian Literature, p. 81—88.

8 НПЛ, с. 62, 265. Компилятор Никоновской летописи XVI в. пощадил скромность читателя, заменив «и девкы» на «и прочаа» (ПСРЛ, т. 17, с. 89).

9 ПСРЛ, т. 2, стб. 742

10 О Зарубе см.: Т о л о ч к о. Киев, с. 143—146.

11 НПЛ, с. 62, 265.

12 НПЛ, с. 62, 266.

13 Двенадцатидневный, как считает Ибн-ал-Асир (Т и з е н г а у з е н, т. 1, с. 27).

14 Город был построен Святополком Изяславичем в 1095 г. на месте, где стоял бывший город-крепость Витичев, в 20 км к югу от Треполя.— См.: Тихомиров, Древнерусские города, с. 55; Т о л о ч к о. Киевская земля, с. 35—36; его же. Киев, с. 141.

15 ПСРЛ, т. 5, с. 204.

НПЛ, с. 63, 266.

ПСРЛ, т. 1, стб. 447. 60000 (!) киевлян — согласно Ник (ПСРЛ, т. 10, с. 92).

НПЛ, с. 63, 267.

ПСРЛ, т. 2, стб. 741.

ПСРЛ, т. 1, стб. 447.

ПСРЛ, т. 2, стб. 743.

Бродники были из крайнего северо-восточного района половецких степей (см.: Плетнева, с. 298—299). Они, очевидно, перебежали к татарам на какой-то стадии сражения, и, несмотря на клятву их начальника спасти Мстислава Романовича и двух других князей, его соратников, державших холм над Калкой, бродники позволили татарам захватить укрепления, поубивать всю дружину и пировать на досках, положенных на корчившиеся тела трех князей, пока те не умерли (НПЛ, с. 63, 266—267).

23 Перед самой битвой половецкий передовой отряд бежал в беспорядке, «по-топташа... станы рускых князей» (НПЛ, с. 63, 266)

24 Мелкое княжество, расположенное на самой южной границе Киевской земли.

25 См : Р а п о в, с.  196.

26 Там же.

27 Там же, с. 92, 93.

28 Всего, по-видимому, спаслось девять князей: трое Ростиславичей, четверо Ольговичей, один из западно-русских князей (Мстислав Ярославич Луцкий) и Даниил Волынский.

29 ПСРЛ, т. 2, стб. 746, 753.

30 П л е т н е в а. с. 299—300; Федоров-Давыдов, с. 27—28, 41—42.

31 ПСРЛ, т. 1, стб. 446; с. 61, 264. Ср. описание их происхождения у Матфея Парижского (М а т у з о в а, с. 113, 138).

32 ПСРЛ, т. 1, стб. 234, 235—236.

33 НПЛ, с. 63, 267.

34 В 1226, 1228 и 1232 гг. В 1239 г. мордва совершила набег на Нижний Новгород.— См.: ПСРЛ, т. 1, стб. 448—449, 450—451, 459. О русско-мордовских отношениях в 20—30-х годах XIII в. см.: К у ч к и н. О маршрутах, с. 44—45.

35 1224 г.: Юрий послал Всеволода, цель не указана (ПСРЛ, т. 1, стб. 447). 1224 г.: Василько с Юрием в Торжке (НПЛ, с. 64, 268); 1226 г.: Васильке и Всеволод с Юрием против курского князя Олега (ПСРЛ, т. 1, стб. 448); 1228 г.: Юрий послал Василька против мордвы (там же, стб. 450); 1232 г.: все трое с Ярославом против Серенска (там же, стб. 459).

36 1227 г.: Василько взял в жены дочь черниговского князя Михаила (ПСРЛ, т. 1, стб. 450); 1228 г.: Всеволод женился на дочери Олега Святославича (из Курска?) в Южном Переяславле (ПСРЛ, т. 25, с. 122).

37  1227 г.: Всеволод послан править в Южном Переяславле (ПСРЛ, т. 1, стб. 450).

38 Там же, стб. 448—449.

39 Там же, стб. 451. Он вернулся в Юрьев в 1230 г. и все еще находился там в 1234 г. (там же, стб. 455, 460).

40 Там же, стб. 451—452.

41  НПЛ, с. 61, 63—64, 263, 267.

42 Юрий взял в жены сестру Михаила Агафью в 1211 г. (ПСРЛ. т. 1, стб. 345).

43 НПЛ, с. 64, 268.

44 1216 г.: брат Юрия Владимир женился на дочери черниговского князя Глеба (ПСРЛ, т. 1, стб. 438); 1227 г.: племянник Юрия Василько Константинович взял в жены дочь Михаила Черниговского (там же, стб. 450); 1228 г.: племянник Юрия Всеволод Константинович женился на дочери Олега Святославича из Курска и Новгорода Северского, старшего члена из младшей ветви Ольговичей (Там же, т. 25, с. 122) О курском князе Олеге см.: D i m п i k Russian Princes and their Identities, p 158—165 В 1226 г. Юрий со своими племянниками Васильком и Всеволодом Константиновичами «ходи в помочь Михаилу Всеволодичю на Олга Курьскаго» Юрию удалось миром уладить эту, очевидно, внутрисемейную вражду среди Ольговичей (ПСРЛ, т. 1, стб. 448).

46 Описание похода 1232 г. против Серенска на Черниговской территории не указывает на то, что Михаил участвовал в сражении (ПСРЛ, т. 1, стб. 459) Ср , однако, HI под 6739 (1231) годом, где сообщается, что Ярослав сражался с Михаилом в районе Серенска и Мосальска (НПЛ, с. 71, 280).

47 Не исключено, что наследником престола стал псковский князь Владимир Мстиславич (единственный выживший двоюродный брат Мстислава Давидовича, не считая киевского князя Владимира Рюриковича), или, что более вероятно, это был сын Мстислава Давидовича Ростислав, присутствовавший, по-видимому, в качестве смоленского князя на совете в Киеве в 1231 г.

48 ПСРЛ, т. 1, стб. 450.

49 Там же, стб. 453—454

50 В 1225 или 1226 г. трое из Ростиславичей (псковский князь Владимир Мстиславич, его сын Ярослав и его брат торопецкий князь Давид) помогли Ярославу отбить крупное литовское вторжение, направленное против Торжка, Торопца, Смоленска и Полоцка (НПЛ, с. 64, 269; ПСРЛ, т. 1, стб. 447—448).

51  ПСРЛ, т. 1, стб. 455—456.

52 ПСРЛ, т. 2, стб. 753.

53 Там же, стб. 766. В благодарность за это Владимир отдал Даниилу город Торческ.

54 ПСРЛ, т. 1, стб. 457.

55 НПЛ, с. 70, 278.

56 Там же, с. 68, 274—275

57 Там же, с. 71, 280.

58 Должность тысяцкого была передана Борису Негочевичу во время волнений, предшествовавших повторному вызову Михаила (НПЛ, с. 67, 273).

59 В 1225 г. Михаил оставил Новгород вскоре после прибытия (НПЛ, с. 64, 268—269). В 1229 г. он опять уехал вскоре после прибытия, но вернулся в 1230 г. только для того, чтобы снова отбыть в Чернигов (там же с. 68 69 275 276)

60 НПЛ, с. 70, 278.

61 Там же, с. 71—72, 280—282.

62 Там же, с. 73, 284.

63 Описание сражения вокруг Чернигова в 1235 г. (дается под 1234 годом) и последовавшего перемирия явно относится к захвату Чернигова татарами в 1239 г., как описано в Ипат (под 1237 годом), HIV (под 1239 годом) и CI (под 1239 годом) (ПСРЛ, т. 2, стб. 772; т. 4, с. 222—223; т. 5, с 218—219).—См.: D i m n i k. The Siege of Chernigov in 1235.

64 «Изяслав» в HI (НПЛ, с. 74, 284) и Ипат (ПСРЛ, т. 2, стб. 772—774) без указания отчества; «Изяслав Мстиславич» в HIV и CI (там же, т. 4, с. 214; т. 5, с. 210); «Изяслав Мстиславич, внук Романа» в М (там же, т. 25, с. 126); «Изяслав Мстиславич Смоленский» в Ник (там же, т. 10, с. 104). Однако почти не может быть сомнений в том, что Изяслав был членом младшей ветви Ольговичей и на самом деле внуком Игоря Святославича из Новгорода Северского и Чернигова. Ошибка предполагаемого свода 1448 г , отраженная в HIV и С/, явно перешла в последующие своды.— См.; D i m n i k. Russian Princes and their Indentities. p. 107—170; The Struggle for Control over Kiev.

M Димник (D i m n i k The Struggle for Control over Kiev, p. 35), однако, считает, что Михаил посадил на престол не своего двоюродного брата Изяслава Владимировича, а Изяслава Мстиславича, племянника Владимира.

66 ПСРЛ, т. 2, стб. 772—774; НПЛ, с. 73—74, 284—285.

67 НПЛ, с. 74, 285. Согласно Ипат под 1225 годом (ПСРЛ, т. 2, стб. 777), он взял Киев у Владимира — об этом не упоминается в HI. См., однако, статью М. Дим-ника (The Struggle for Control over Kiev, p. 37), который считает, что Ярослав получил Киев в результате соглашения между Даниилом и великим князем Юрием, причем Юрий «вынудил Владимира оставить Киев».

68 ПСРЛ, т. 2. стб. 777.

69 Там же, стб. 777—778 (под 1235 годом).

70 Саксин — это древний хазарский город Итиль.— См.: Черепнин. Монголо-татары, с 190, N о о n a n Suzdalia's Eastern Trade, p. 372—373; Федоре в-Д а-в ы д о в. Кочевники с 149—150.

'' Тизенгаузен, с. 27—28

72 Может быть, хазары — См.: Черепнин. Монголо-татары.

71 ПСРЛ, т 1, стб 453 Этот поход упоминается также персидским историком Джувейни (J u v a i n i The Histon of the World-Conqueror, vol 1, p 190) и арабом ибн-Василем (Тизенгаузен, с. 73). См. также: А 1 1 s e n Prelude to the Western Campaigns

'4 ПСРЛ, т.  1, стб. 459; т. 25. с. 125.

75 Т а т и щ е в, т. 4, с. 370, т. 3. с. 227.

'ь «Джаман», согласно Рашиду-ад-Дину,— возможно, искаженное «Яик».— См.: Rashid ad-Din The Successors of Genghis Khan, p 57—59.

77 Черепнин Монголо-татары, с. 191. См также сообщение венгерского монаха Юлиана (А н н и н с к и и, с 83 и далее), перечисляющего завоевания «языческих царств»: Saskiam (саксинийцы), Fulganam (булгары) .. Merowiam (мари), Mordano-rum Regnum (мордва); Рашид-ад-Дин: покорение бокшей и буртов (мордвы) (Rashid a d - D i n. The Successors of Genghis Khan, p 59), J u \ a i n i The History of the World-Conqueror, p. 249

'" Rashid ad-Din. The Successors of Genghis Khan, p. 58—59

79 Подробный анализ русских источников см: Fennell The Tale of Batv's Invasion.

80 Ранний список датируется XVI в., но «Повесть» явно отражает фрагменты, написанные не позднее XIII в.— См.: «Воинские повести», с. 9—19; Fennell and Stokes. Earh Russian Literature, p. 88—97; История русской литературы X—XVII веков, с. 161 — 167

81 «Юрьи же сам не поиде, ни послуша князии рязаньскых молбы, но сам хоте особь брань створити» (НПЛ, с. 74—75, 286). Та же летопись, однако, утверждает, что Юрий послал некоего Еремея с передовым отрядом («в сторожих»), который под Коломной соединился с рязанским князем Романом Ингваревичем и был разбит татарами (Там же, с. 75, 287). Л сообщает, что вместе с Еремеем был сын Юрия Всеволод (ПСРЛ, т. 1. стб. 460).

82 «Воинские повести», с. 12. В «Повести» также упоминается «Ижеславец» — возможно, Ижеславль между Белгородом и Пронском на реке Проня. Заметим, что и «Повесть», и Никоновская летопись XVI в. утверждают, что битва между рязанцами

и татарами состоялась до осады Рязани.— См. там же, с.   11 —12;  ПСРЛ, т.   10, с. 105—106.

83 НПЛ, с. 75, 287.

84 Взят в плен, согласно Л, убит, согласно: Rashid ad-Din. The Successors of Genghis Khan, p. 59. Значительно более позднюю версию захвата Москвы см.: Горский. К вопросу.

85 Согласно HI, однако, Юрий сначала направился в Ярославль и двинул оттуда ударный отряд в 3000 человек, который был окружен врагом. Тогда Юрий занял позиции для сражения (вероятно, под Ярославлем), но, когда татары приблизились, бежал к реке Сити.

86 К этому описанию в Л добавлен фрагмент, описывающий попытку татар сломить дух сопротивления владимирцев — они провели своего главного пленника, князя Владимира Юрьевича, перед стенами города. Этот эпизод, однако, вызывает сомнения — Рашид-ад-Дин сообщает, что Владимир был убит в Москве. Вероятно, этот фрагмент был добавлен в более позднее время к исходной летописной версии, как и многие другие литературные гиперболы.— См.: F е п п е I 1. The Tale of Baty's Invasion, p. 46—48.

87 Содержится только в Ипат (ПСРЛ, т. 2, стб. 779).

88 Подробное текстологическое исследование истории пленения и казни Василька см.: F е п п е I 1. The Tale of the Death.

89 Согласно Ипат, татарами командовал Бурундай, войско которого окружило дружины Юрия. Ипат также намекает на неосмотрительность Юрия, указывая, что нападение было для него неожиданным («Юрьи... не имеющи сторожей») (ПСРЛ, т. 2, стб. 779).

90 В «Сказании о смерти Василька», как-то неловко включенном в описание битвы на Сити в Л, Василька, в конце концов, погребают вместе с обезглавленным телом Юрия. М. Д. Приселков считал, что, поскольку в ранних русских войнах враги редко отрубали головы, Юрий был предан и убит своими людьми.— См.: F е п-п е I I. The Tale of the Death, p. 36, p. 8.

91 Датировку см.: Бережков, с. 270—271.

92 Ср.: Каргалов, с. 108—109.

93 НПЛ, с. 76, 288—289. В. В. Каргалов считает, что только ударный конный отряд двигался на запад от Торжка до Игнача-креста (Каргалов, с. 107).

94 В «Сказании о Меркурии Смоленском», написанном не ранее конца XV в. и основанном большей частью на местных преданиях, рассказывается, как юноша по имени Меркурий спас Смоленск от татарского отряда. Однако ни один из источников не содержит указаний на то, что татары проходили в районе Смоленска.— См.: Русские повести XV—XVI веков, с. 106—107; История русской литературы X—XVII веков, с. 169—170.

95 Сообщается в Ипат (ПСРЛ, т. 2, стб. 780—781) и у Рашид-ад-Дина (Rashid ad-Din. The Successors of Genghis Khan, p. 60). Версия Ипат в каком-то смысле противопоставляет героизм жителей Козельска, возглавляемых неким князем Василием, трусливому поведению Всеволода во Владимире («Всеволод убояся, бе бо и сам млад») — еще одна попытка этой южной летописи очернить северных князей.

96 Rashid ad-Din. The Successors of Genghis Khan, p. 60. В. В. Каргалов считает, что татары вторглись в Крым зимой 1239/1240 г.— См.: К а р г а л о в, с. 114.

97 После захвата Переяславля и Чернигова в 1239 г. (ПСРЛ, т. 1, стб. 469—470). Муром был сожжен, как и город Гороховец, расположенный непосредственно к востоку от впадения Клязьмы в Оку. Поздний Тверской сборник (ПСРЛ, т. 15, стб. 374) сообщает, что Городец Радилов на Волге был взят в это же время, но в отношении Гороховца это, вероятно, ошибка.

98 ПСРЛ, т. 1, стб. 469; т. 2, стб. 781—782. Датировка дается в Псковской Первой и Второй летописях (т. 1, с. 11; т. 2, с. 79) и в ПСРЛ. т. 16, стб. 56.

99 На самом деле в Ипат сообщается, что они были захвачены в 1234 г., но некоторые элементы запутанной записи под 6742 годом явно указывают на татарское нашествие 1239 г.— См.: D i m n i k. The Siege of Chernigov in 1235 (см. выше, прим. 63).

100Наиболее полное описание черниговского похода дается в HIV и С/. Обе летописи'восходят к фрагментарным описаниям, содержащимся в Ипат под 1234 и 1237 годами (ПСРЛ, т. 4, с. 222—223; т. 5, с. 218—219; т. 2, стб. 772, 782). Л кратко повествует о захвате Чернигова и добавляет, что «князи ихъ выехаша въ Угры, в Венгрию» —

вероятно, этот эпизод на самом деле относится к побегу Михаила Всеволодовича и его сына Ростислава из Киева (в начале 1240 г., но в Ипат приводится под 1238 годом). О дате падения Чернигова см : ПСРЛ, т. 16, стб. 51; П1Л, с. 12.

101 ПСРЛ, т. 1, стб. 469 Заметим, что, согласно Я/V и С! (ПСРЛ, т. 4, с. 223; т. 5, с. 219), татары «придоша с миром к Киеву и смирившеся с Мстиславом и с Владимиром и с Даниилом». Этот финал, который также замыкает описание осады Чернигова в 1235 г. Ипат, представляется помещенным здесь ошибочно: трудно понять, что князья Чернигова, Смоленска и Галича делали в Киеве в конце 1239 г. См., однако; D i m n i k The Siege of Chernigov in 1235, p. 401—403

102 ПСРЛ.т. 2, стб. 782; ср. т. 25, с 131; т. 20, с. 158; т. 23, с. 77; т. 10, с. 116,—т. е. версия «свода 1472—1479 гг.».

103 R a s h i d a d - D i п. The Successors of Genghis Khan, p. 69.

104 См.: П а ш у т о. Очерки, с. 85—86. Описание из Ипат повторяется с незначительными изменениями в HI, CI, М, Е, Лье и Ник HI не упоминает о взятии Киева, а Л ограничивается несколькими словами.

105 Согласно Рашид-ад-Дину, осада длилась девять дней (Rashid ad-Din The Successors of Genghis Khan, p. 69). Более поздние русские источники сообщают, что она продолжалась «10 недель и 4 дни», с 5 сентября до 19 ноября.— См.: ПСРЛ, т. 16, стб. 51; П1Л, с 12; П2Л, с 81.

106 ПСРЛ, т. 2, стб. 786. Повторение в Я/V, CI, М, ?, Лье, Rashid ad-Din (ibid, p. 69).

Описание похода Батыя на запад см.: Vernadsky. The Mongols and Russia, p 52—58; П а ш у т о. Монгольский поход; Spuler Die Goldene Horde, p. 20 et set ; G г о u s s e t. L'Empire des Steppes, p. 330—333

108 См. Матфея Парижского (М а т у з о в а, с. ПО и далее). Он сообщает, что в Ярмуте в 1238 г. было затоваривание сельди: заморские купцы были слишком напуганы монгольской угрозой и не приезжали в Англию (там же, с. 111, 136).

109 Vernadskv The Mongols and Russia, p. 58

110 P а ш и д -а д : Д и н, т. 1, кн  2, с   266. '"  К а р г а л о в, с. 74—75.

"2 Rashid ad-Din The Successors of Genghis Khan, p 57, 58, A 1 I s e n Prelude to the Western Campaigns

111 НПЛ, c. 76, 288

114 Тихомиров  Древнерусские города, с   139—141

115 С о л о в ьев, т. 3. с. 23—24.

"ь Согласно венгерскому доминиканцу Юлиану, который путешествовал в землях Волжской Булгарии в 1237—1238 гг , Юрий узнал от перехваченных им татарских послов в Венгрию, что татары собираются напасть на Венгрию, победить Рим и пойти еще дальше на запад.— см.: Аннинский, с. 88. 106

117 В Суздале (ПСРЛ. т   1, стб  462).

118 В Рязани (НПЛ, с. 75, 287) "" Рыбаков, с. 525—538.

120 В орон и н. т. 2, с. 131 — 138.

121 Vernadsky. The Mongols and Russia, p 343; Рыбаков, с   534

122 P ы б а к о в, с. 525. ПСРЛ, т. 2, стб. 792.

121 Воронин считает, что Ярославль, Ростов, Углич, Кострома, Северный Пере-славль, Тверь «и другие города» сдались без боя и не были разрушены татарами (В орон и н, т. 2, с.' 130)

The Mongol Mission, p 30

125 Г p у ш е в с к и и, с. 447 и далее.

126 «Воинские повести», с. 15.

127 ПСРЛ, т. 1, стб. 467—468.

128 НПЛ. с   84, 312.

129 «Воинские повести», с   18—19

130 М о н г а и т. Рязанская земля, с. 355—359. В XIV в. столица была перенесена в Переяславль Рязанский. Основными причинами были неспокойная обстановка в Старой Рязани и частые набеги татар. Переяславль был хорошо защищен окружавшими его лесами.— См : М о н г а и т. Старая Рязань, с. 28.

131 Церковь была построена в 1152 г. и освящена (вероятно, после строительных переделок) ростовским епископом Кириллом  (ПСРЛ, т. 1, стб. 469). 112 Например: Каргалов, с. 210—211. 131 См.: Лимонов.