О ПРОИСХОЖДЕНИИ "ХОЛОПСТВА" МОСКОВСКОЙ ЗНАТИ
Горский А.А. О происхождении "холопства" московской знати // Отечественная история. - 2003. - №3.
См. библиографию.
Традиционно
считается, что существовавшая в Московской Руси XVI-XVII вв. практика
именования представителей знати по отношению к государю «холопами»,
т.е. термином, издревле обозначавшим людей лично несвободных,
распространяется с конца XV столетия, причем ее появление расценивается
как свидетельство уподобления отношений великого князя и знати
отно¬шениям господина и его холопов [1]. Тем самым предполагается, что
данная терминология была взята из внутрирусских реалий, будучи
перенесенной с «низов» социальной лестницы на «верхи», и отражала
усиление зависимости элитного слоя от монарха. Высказывалась точка
зрения, что существовал и внешнеполитический аспект такого употребления
термина «холоп»: тем самым великий князь уподоблялся византийскому
императору, поскольку в поздней Византии представители знати назывались
его «рабами»; заимствование могло быть связано с влиянием на Ивана III
окружения его второй жены Софьи Палеолог, племянницы последнего
византийского императора, приехавшей в Москву в 1472 г. [2]. Прозвучало
также предположение, согласно которому «подобная форма обращения
возникла в сфере русско-ордынских или русско-крымских отношений»,
поскольку в конце XV в. холопами называли себя по отношению к Ивану III
его послы в Крым [3]. Однако до сих пор не обращалось внимания на то,
что применение термина «холоп» по отношению к знатным лицам встречается
в русских источниках задолго до конца XV в.
Галицкий летописец
середины XIII в., рассказав о визите кн. Даниила Романовича к Батыю
(1245 г.), горестно восклицал: «О злЪе зла честь татарьская! Данилови
Романовичю князю бывшоу великоу, обладавшоу Роускою землею, Кыевомъ и
Володимеромъ и Галичемъ со братомь си, ин'Ьми странами, нынЪ сЪдить на
кол'Ьноу и холопомъ называеться (вар.: называет и), и дани хотять,
живота не чаеть, и грозы приходять» [4]. Эмоциональный характер данного
текста вроде бы склоняет к истолкованию термина холоп как метафоры -
«унизился, как холоп» (вероятно, поэтому его употребление здесь не
привлекло внимания исследователей). Но по смыслу текста речь идет о
наименовании Даниила «холопом» (после чего следует отнюдь не
метафорическое «дани хотят»): если правильно чтение «называеться», то
он сам назвал себя холопом хана, если «называети» (т.е. «называет его»)
- то Даниила назвал своим холопом Батый.
Согласно московскому
летописанию 70-х гг. XV в., боярин И.Д. Всеволожский в своей речи к
хану Улуг-Мухаммеду в 1432 г., во время спора Василия II с Юрием
Дмитриевичем в Орде о великом княжении, назвал себя холопом великого
князя: «Государь водный царь, ослободи молвити слово мнЪ, холопу
великого князя» [5].
Дважды употребляет термин «холоп» по отношению
к представителям индийской знати Афанасий Никитин в своем «Хожении за
три моря» (путешествие его имело место в конце 60 - начале 70-х гг. XV
в.): в одном случае Асад-хан, лицо, близкое к великому визирю
Бахма-нидского султана Махмуду Гавану, определен как его холоп («Ту
есть Асатхан Чюнерскыа ин-дийскый, а холоп Меликътучаровъ. А держит сем
темъ от Меликъточара»), в другом холопом султана Мухаммед-Шаха III
назван либо Мелик Хасан, султанский наместник Телинганы, либо тот же
Махмуд Гаван («А земля же таа Меликъханова, а холоп салтанов» [6]).
Связать эти случаи применения термина «холоп» к знатным лицам с влиянием окружения Софьи Палеолог невозможно.
Не
был замечен и тот факт, что к периоду, когда термин «холоп» уже
несомненно применя¬ется в качестве обозначения знати Московской Руси по
отношению к государю, относится большое количество фактов его
употребления в сфере межгосударственных отношений. В грамоте,
присланной грузинским (кахетинским) царем Александром Ивану III в 1483
или 1491 г., он именует себя холопом московского князя («Великому царю
и господарю великому князю ниское челобитие. Ведомо бы было, что из
дальные земли ближнею мыслью менший холоп твой Александр челом бью... И
холопству твоему недостойный Александр» [7]). В 1497-1502 гг. слово
«холоп» неоднократно употребляется в переписке Великого княжества
Литовского с Большой Ордой и Крымским ханством. Холопом именуется здесь
преимущественно Иван III. В посланиях хана Большой Орды Ших-Ахмета вел.
кн. литовскому Александру Казимировичу (1497, 1501 -четыре письма,
1502), Александра - Ших-Ахмету (1500) и князя Большой Орды Тевекеля
-Александру (1502 - два письма) он назван холопом Ших-Ахмета [8]; еще в
одном послании Александру 1497 г. Ших-Ахмет, вспоминая о событиях 1480
г., называет Ивана холопом своего отца Ахмата и отца Александра -
короля Казимира IV [9]. В послании Александра Менгли-Гирею (1500)
холопами предков крымского хана поименованы предки Ивана III [10].
Наконец, согласно одному из посланий Тевекеля Александру (1502), Иван
III сам предложил Ших-Ахмету быть его холопом [11]. Можно было бы,
конечно, объяснить такую терминологию стремлением унизить
по¬литического противника, напомнив о его недавней зависимости от Орды
применением уничижительного определения. Но в одном послании Ших-Ахмета
Александру (1501) холопом хана назван бывший тверской кн. Михаил
Борисович, живший в Литве и являвшийся потенциальным союзником Орды:
«Ино тепер бы вамъ то зведомо было, што жъ Михаиле Тверскии мои холопъ
был, ино я его хочу на его отьчыну опять князем вчынити» [12]. Наиболее
же примечательно послание 1505 г. Довлетека, одного из высших
сановников Крымского ханства, Александру Казимировичу (в то время уже
не только великому князю литовскому, но и королю Польши). В нем
Довлетек неоднократно именует себя холопом короля: «На мое, холопа
своего, слово гораздо веръ... отъ мене, холопа своего, ведай... На мое,
холопа своего, слово, гораздъ уведавъ...» Причина этого определения
видна из текста послания: Довлетек вспоминает, что его предок
«правъ-дою служил» Витовту, троюродному деду Александра [13]. Ясно, что
автор послания не видел в таком словоупотреблении ничего для себя
уничижительного. Византийское влияние на употребление термина «холоп» в
татарско-литовской переписке конца XV - начала XVI в., разумеется,
следует исключить.
Термины холоп / холопство (и соответствующие им
тюркские кул / куллук) часто встречаются в документации, связанной с
отношениями предводителей Ногайской Орды (не являвшихся Чин¬гизидами,
т.е. не имевших прав на ханский титул) с соседними правителями в конце
XV - первой половине XVII в. В 1492 г. ими определяли себя по отношению
к крымскому хану мурзы Муса и Ямгурией («От холопа царю челобитье и
поклон»; «Слово то стоить: мы о чем тебе били челомъ, и ты пожаловалъ,
наше холопство co6Ъ принялъ, на твоемъ жалованьЪ челомъ бьемъ» [14]). В
1508 г. мурза Шейх-Мамай в письме Василию III определял себя в качестве
«холопа и брата» своего старшего брата Алчагира (занимавшего в
Ногайской Орде более высокое положение) и предлагал великому князю
назвать его также своим «холопом и братом» «Молвя, ведомо бы было з
братом моим с Олчагыром мурзою в дружбе и в братстве ся еси учинил, а
мы з того мурзы и холопи и братия, и ты нас холопом и братом назовешь,
а другу твоему друзи есмя, и недругу твоему сколько нашие силы недрузи»
[15]. Со второй половины XVI в. ногайские предводители называют себя
«холопами» российских царей в тех случаях, когда идут на признание
своей зависимости [16].
Из приведенных данных следует, что в сфере
международных отношений термин «холоп» использовался для обозначения
зависимого правителя, вассала. Большинство случаев применения термина
указывает на зависимость того или иного правителя (реальную или мнимую,
как в отношении Ивана III в конце XV - начале XVI в.) от хана.
Некоторые из иных случаев также могут быть связаны с ордынской
политической практикой. Афанасий Никитин применяет термин «холоп» для
обозначения отношений между мусульманскими правителями - здесь
естественно предполагать употребление им, человеком, хорошо знакомым с
татарскими обычаями, ордынской терминологии. В переписке татарских
ханов с Литвой именование знатных лиц «холопами» по отношению к
польско-литовским правителям встречается только под пером татар, т.е.
здесь, скорее всего, следует видеть перенос на отношения с великими
князьями литовскими татарской терминологической традиции. Ногайские
правители начинают определять себя в качестве «холопов» правителей
московских после того как Иван IV венчался на царство и овладел
Казанским и Астраханским ханствами, что дало право степнякам
рассматривать его как хана [17].
Что касается грамоты грузинского
царя Ивану III, то здесь не исключено влияние как византийской традиции
(оригинальный текст грамоты, вероятнее всего, был составлен на
греческом языке [18]), так и ордынской, с которой в Грузии также должны
были быть хорошо знакомы.
Особый вопрос - именование боярином И.Д.
Всеволожским себя «холопом» Василия II в 1432 г. Поскольку он называет
себя так в речи, обращенной к хану, можно было бы допустить, что перед
нами намеренное подражание ордынской терминологии. Но возможно и другое
допущение - данное летописное известие отображает факт именования
московских бояр по отношению к великому князю «холопами» уже в первой
половине XV в. или по меньшей мере в третьей четверти (когда
составлялся дошедший до нас летописный текст с пересказом перипетий
визита Василия II в Орду). Документы, с которых традиционно начинают
отсчет истории именования представителей знати «холопами» (письма Ивану
III его послов и наместников в приграничных городах конца 80 - начала
90-х гг. XV в.), не имеют предшественников - аналогичных документов
ранее 1489 г., авторы которых себя «холопами» не именовали [19];
поэтому можно было бы предположить, что эта терминология возникла много
ранее конца XV в., просто об этом не сохранилось данных источников
(кроме летописного рассказа о событиях 1432 г.). Однако известны
документы, позволяющие воздержаться от такого предположения. Это
формулярный извод крестоцеловальной записи великому князю, написанный
между 1448 и 1471 гг., и составленная по нему запись Ивану Ш служилого
кн. Д.Д. Холмского от 8 марта 1474 г. Д. Д. Холмский именует себя не
«холопом» великого князя, а «слугой» («и осподарь мои князь велики
меня, своего слугу, пожаловал, нелюбье свое мне отдал» [20]), а в
формулярном изводе в соответствующем месте стоит «своего человека»
[21]. Таким образом, обязательным именование себя «холопом» при
обращении к государю стало, видимо, между 1474 и 1489 гг.; известие об
И.Д. Всеволожском может говорить только об эпизодическом употреблении
такой терминологии ранее этого времени.
В целом можно заключить, что
употребление термина «холоп» по отношению к знатным лицам вряд ли может
быть возведено как к внутрирусским отношениям господ и холопов, так и к
реалиям Византии. Оно явно восходит к ордынской политической практике.
Вероятнее всего, исходным значением слова «холоп» по отношению к
знатному лицу было «правитель, зависимый от хана», по-русски - царя.
Можно полагать, что эта терминология восходит к монгольской традиции,
где термин богол («раб») использовался для обозначения политической
зависимости [22]. Этим термином, а позднее, вероятно, его тюркским
эквивалентом кул определялись по отношению к ханам Орды в числе прочих
зависимых правителей и русские князья от Даниила Галицкого и его
современников до Ивана III. Русским эквивалентом и монгольского, и
тюркского терминов являлся холоп. Когда московские бояре начали
определять себя по отношению к великому князю в качестве «холопов»,
сказать невозможно, но последовательным такое определение стало между
1474 и 1489 гг. А это означает, что зависимые от Ивана Ш знатные люди
начали в обязательном порядке именоваться так, как было принято
называть вассалов царя - т.е. «холопами» после того, как великий князь
обрел независимость от ордынского «царя» и сам стал претендовать на
царское достоинство [23].
Безусловно, в Московском государстве конца
XV-XVI в. степень зависимости знати от государя возрастала и стала
очень далека от вольной боярской службы ХIII-XIV вв., не говоря уже о
дружинных отношениях более раннего времени. Однако появление
обозначения «холоп» при обращении знатных людей к государю не являлось
следствием ужесточения их зависимости: оно имело целью не уничижение
знати, а поднятие статуса великого князя, так как приравнивало его к
правителям «царского» ранга [24].
Примечания
1. См.:
Кобрин В.Б., Юрганов А.Л. Становление деспотического самодержавия в
средневековой Руси (К постановке проблемы) // История СССР. 1991. № 4.
С. 58-60; Власть и реформы: от самодержав¬ной к советской России. СПб.,
1996. С. 86; Ю р г а н о в А.Л. Категории русской средневековой
культуры. М., 1998. С. 216-220.
2. См.: Р о е М. What Did Russians
Mean When They Called Themselves «Slaves of the Tsar»? // Slavic
Review.1998. Vol. 57. № 3. P. 586-594.
3. Герберштейн С. Записки о
Московии. М., 1988. С. 318, прим. 314- комментарий А.Л. Хорошкевич.
Н.С. Борисов полагает, что появление именования подданных великого
князя «холопами» произошло не без «дурного примера Орды», но имея в
виду характер общественных отношений («дух раболепия»), а не собственно
термин (Борисов Н.С. Иван Ш. М., 2000. С. 571-576).
4. ПСРЛ. Т. 2. М., 1962. Огб. 807-808.
5. Там же. Т. 27. М.-Л., 1962. С. 103; Т. 25. М.-Л., 1949. С. 249.
6. Хождение за три моря Афанасия Никитина. Л., 1986. С. 7, 12, 20, 26, 33-34, 38, 148 (прим. 72), 166 (прим. 151).
7. Русский феодальный архив XIV - первой трети XVI века. Вып. 2. М., 1987. № 71. С. 238.
8.
РГАДА, ф. 389, кн. 5, л. 195, 235, 235 об., 240 об., 243, 246, 247 об.,
248, 249; Lietuvos Metrika. Kniga Nr. 5. Vilnius, 1993. № 67; 98.1;
102.1; 104.1; 104.3; 104.4; 104.29; 106.3; 108.1. С. 119, 163-164, 170,
172-173, 177, 179,181.
9. РГАДА, ф. 389, кн. 5, л. 200 об.; Lietuvos Metrika. Kniga Nr. 5. J* 73.1. С. 125.
10. РГАДА, ф. 389, кн. 5, л. 233 об.; Lietuvos Metrika. Kniga Nr. 5. № 97.2. С. 161.
11.
«Ратаи и холоп его буду»: РГАДА, ф. 389, кн. 5, л. 247 об.; Lietuvos
Metrika. Kniga Nr. 5. № 106.3. С. 173. Речь шла о переговорах Ивана Ш с
Большой Ордой в условиях войны против Великого княжества Литовского,
когда великий князь, желая подорвать союз Ших-Ахмета с Литвой, пошел на
притворное признание зависимости от хана и прислал в Большую Орду дань
(см.: Горский А.А. Москва и Орда. М., 2000. С. 181-183).
12. РГАДА, ф. 389, кн. 5, л. 244; Lietuvos Metrika. Kniga Nr. 5. № 104.9. С. 174.
13. РГАДА, ф. 389, кн. 5, л. 290,290 об.; Lietuvos Metrika. Kniga Nr. 5. № 124.3. С. 232.
14. Сб. РИО. Т. 41. СПб. 1884. № 45. С. 207-208.
15. Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой. 1483-1508. М., 1984. С. 82.
16.
См. подробный разбор сведений о «холопстве» ногайских правителей по
отношению к московским государям: Трепавлов В.В. История Ногайской
Орды. М., 2001. С. 430,632-633, 636 637, 644-647.
17. Ср. прямые именования царя в ногайских посланиях в Москву потомком Чингисхана (См.: Трепа в л о в В.В. Указ. соч. С. 630).
18.
См.: Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного
государства. Вторая половина XV века. М., 1952. С. 410-411.
Использование царем Кахетии терминологии, выражающей зависимость,
связано с содержащейся в тексте грамоты оценкой московского князя как
главного оплота право¬славного христианства.
19. Сб. РИО. Т. 41. №
23. С. 81 (1489 г., послание муромского наместника кн. Ф. Хованского);
№ 29. С. 111 (1491 г., письмо от посла в Крыму кн. В. Ромодановского);
т. 35. СПб., 1892. № 17. С. 70-71 (1492 г., послание наместника в
Новгороде Якова Захарьина); Памятники дипломатических сношений древней
Рос¬сии с державами иностранными. Ч. 1.Т. 1.СП6., 1851.С. 49,62,64-65
(1490г., письма послов в Священную Римскую империю Юрия Траханиота и
Василия Кулепшна). Посольские документы по сношениям с Крымским
ханством имеются с 1474 г., но до 1489 г. писем великому князю от его
послов не содержат.
20. АСЭИ. Т. 3. М., 1964. № 18. С. 34.
21.
Русский феодальный архив... Вып. 1. М., 1986. №46. С. 175. О датировке
формулярного извода см.: Там же. Вып. 5. М., 1992. С. 989. В
последующих дошедших до нас крестоцеловальных записях (лиц такого же
ранга) - от времени Василия Ш - в данном месте читаем «своего холопа»
(Собрание государственных грамот и договоров. Ч. 1. М., 1813. №
149,152, 153, 154, 159, 162. С. 414,421,423,425,433,448). Исключениями
являются записи князей, переходящих на московскую службу с литовской -
К.И. Острожского (1506) и Ф.М. Мстиславского (1529). При этом
примечательно, что в следующей записи Мстиславского (1531) он уже
именует себя «холопом» (там же. № 146, 157. С. 404,433: ср. № 159. С.
439).
22. См.: Рашид-ад-дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 2. М.; Л.,
1952. С. 15-16; Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды.
М., 1973. С. 36—39; М у н к у е в Н.Ц. Заметки о древних монголах
//Татаро-монголы в Азии и Европе. М., 1977. С. 387-389. В связи с этой
терминологией может быть поставлено известие Новгородской первой
летописи старшего извода, согласно которому монгольские послы в 1223 г.
говорили русским князьям, что пришли не на них, а «на холопы и на
конюси свое на поганая Половче» (Н1Л. С. 62). Спустя почти три столетия
сходное «профессиональное» добавление к термину «холоп» видим в
формуле, примененной Иваном Ш для выражения готовности признать
зависимость от хана Большой Орды: «ратаи и холоп его буду» (см. прим.
10). Похоже, здесь перед нами следы реальной терминологии, обозначавшей
зависимость скотоводческих и земледельческих общностей и их правителей.
23.
О приложении к Ивану Ш «царской титулатуры» см.: Vodof f W. Le regne
d'lvan III: une etape dans 1'histoire du litre «tsar» //Forschungen zur
osteuropaischen Geschichte. Bd. 52. В., 1996.
24. Другое дело, что
впоследствии, в XVI столетии, факт совпадения этого определения с
наименованием несвободных людей мог способствовать развитию
представлений о приниженном положении знати по отношению к государю
(что проявилось, в частности, в произведениях Ивана Грозного).
