|
ЧАСТЬ ВТОРАЯ Старообрядческая иерархия
Искание архиерейства
Старообрядческая древлеправославная Церковь, лишившись епископов вследствие их
уклонения в никонианство, твердо и неизменно веровала, что Господь снова восстановит
в Своей Церкви всю полноту священной иерархии. На обвинение, брошенное старообрядчеству
известным Питиримом, архиепископом Нижегородским, что оно не имеет своих епископов,
старообрядцы отвечали: "Все усердно желаем и Господа Бога просим, да православные
епископы будут до скончания века, и иже от православия сведошася, дабы паки в
оно направлялися"*167*. Еще за пять лет до этого ответа, именно в 1712 г.,
старообрядцы уже обращались к Иерусалимскому патриарху Хрисанфу с просьбой рукоположить
им в епископы священноинока Игнатия, принятого на Ветке знаменитым священноиноком
Феодосием и посланного к Хрисанфу с целью получить епископский сан. К тому же
патриарху и в том же году обращались с такою же просьбою и донские казаки-старообрядцы,
к тому времени переселившиеся в Турцию под предводительством своего атамана Игната
Некрасова. Патриарх обещал и ветковцам, и донцам посвятить епископа. Но в дело
это вмешался русский посол в Константинополе, пригрозив патриарху недовольством
императора Петра, и Хрисанфу пришлось отказаться от своего намерения*168*. Однако
эта неудача не охладила старообрядческих стремлений к приобретению себе епископа.
Все внимание их было обращено главным образом на Восток - к иерархии восточной
церкви. Было гораздо больше надежды найти себе епископа именно там, чем в России
от никоновской иерархии. Восточная иерархия, несмотря на ее высокие титулы - вселенских
патриархов и даже судей вселенной, - была проще, достуцнее и чище в своем иерархическом
и нравственном достоинстве. Поэтому именно к ней в течение всего безъепископского
периода старообрядчество обращалось с ходатайством о получении от нее епископства.
В тридцатых годах того же XVIII столетия ветковские старообрядцы вели длинные
переговоры с Ясским митрополитом Антонием о рукоположении им на Ветку епископа.
В главе "Выговская пустыня" мы указали, что даже старообрядцы-поморцы
старались приобрести себе епископа тоже от Восточной иерархии. В Палестину был
послан с Выга знаменитый Вышатин с целью найти там епископа. В 1766 г. московская
старообрядческая община обращалась к грузинскому митрополиту Афанасию, проживавшему
в то время в Москве и служившему в Архангельском кремлевском соборе, с просьбой
рукоположить для них епископа. Афанасий ответил, что он этого сделать не может
без разрешения русского Синода, и посоветовал старообрядцам отправиться в Грузию,
там автокефальный патриарх, независимый от Синода, вправе удовлетворить их просьбу.
Московское старообрядчество действительно снарядило посольство в Грузию, но ему
пришлось от предгорий Кавказа повернуть обратно, так как по тогдашнему военному
положению никому не было пропуска из России на Кавказ.
Еще к одному греческому иерарху обращались старообрядцы все с той же просьбой
- поставить им епископа. В 70-х гг. XVIII столетия в Подолии временно проживал
греческий митрополит Евсевий. От него ветковские отцы решили приобрести себе епископское
посвящение. В этих намерениях принял энергичное участие инок Никодим, который
потом долго ходатайствовал при покровительстве князя Потемкина и графа Румянцева
приобрести епископа от русской иерархии. Но пока шли на Ветке и в Стародубье совещания
и сборы, Евсевий за каких-нибудь десять дней до прибытия к нему старообрядческой
делегации уехал в Грецию. Есть достоверные сведения, что все же один старообрядческий
инок из Стародубья, Рафаил, был рукоположен Антиохийским патриархом Даниилом в
епископы для старообрядцев. Но ему не суждено было возглавить старообрядческую
Церковь: по дороге в Россию он умер где-то в Турции.
Обращались старообрядцы со своими просьбами по вопросам архиерейства и к русской
Синодальной иерархии, но лишь к таким ее архипастырям, которые отличались простотою
жизни, высоконравственными качествами и доступностью, каковым, например, был Тихон
Задонский. Особенно хотелось Никодиму, чтобы во главе старообрядческого священноначалия
стал Тихон. Но последний не мог перейти в старообрядчество, воспитанный в духе
странно враждебном староверию. Если уже Платон, митрополит Московский, пропитанный
духом свободомыслия и даже масонства, не мог отрешиться от многих зловредных предубеждений
против старообрядчества и из-за одного двуперстия признавал единоверческое причастие
сомнительным, а самих единоверцев объявлял непросвещенными Богом, то что же говорить
о рядовых епископах, к числу которых принадлежал и Тихон Задонский. Но важно отметить
на примере обращения старообрядцев к Тихону, какого именно епископа хотелось иметь
старообрядцам. Есть известия, что московские старообрядцы ездили в построенный
патриархом Никоном новый Иерусалим к проживавшему там на покое Крутицкому митрополиту
Сильвестру, а нижегородские обращались к проживавшему с 1778 г. в тамошнем Печерском
монастыре бывшему Рязанскому епископу Палладию. Старообрядцы из г. Торжка ездили
в Новгород к Коломенскому епископу Иоаникию, бывшему викарию новгородской митрополии.
Но все эти обращения не дали благих результатов. Никто из никонианских епископов
не решался перейти в старообрядчество. Императрица Екатерина пообещала дать старообрядцам
епископа, но не смогла выполнить своего обещания. Император Александр I, будучи
в Екатеринбурге в 1825 г., тоже обещал тамошним старообрядцам дать епископа. Но
в том же году постигшая его действительная или мнимая смерть лишила его возможности
исполнить свое обещание*169*.
Иерархия господствующей церкви, именно епископат, была такого духа и настроения,
что немыслимо было ждать от нее какого-либо обращения в старообрядчество. Вот
какими яркокрасочными словами характеризует епископов синодской церкви единоверческий
журнал "Глагол времен": "Они, посланные по лицу земли для любви,
для проповедания истины и святости жизни, для мира братьям, будь то эллины или
иудеи... устраивали тюрьмы, репрессии, ссылки, ужасы голодных смертей... Во имя
Христа? Нет! Кто же они? Отцы, наши подлинные отцы с мягкими, холеными руками,
в великолепных одеждах из шелка... бархата... ласкающих взоры цветов - малиновых,
пунцовых, синих, белых... шумящих и даже надушенных. Дорогие каменья... золото...
блистали с головы до ног... И эти холеные руки, мягкие и нежные, не знавшие грубого
мускульного труда, подписывали приговоры не милости или кротости, не привета и
защиты, не утирали слез, струящихся по тысячам ланит и паливших огнем своей скорби
и муки даже до смерти, а... спокойно, просто решали одним взмахом пера смерть,
ту медленную, бесконечную смерть, которая была от них единственной наградой за
силу духа... "В тайги, в тюрьмы", - шептали тонкие, бледные уста и улыбались...
"Опомнятся, спасут свои души", - говорили кроткие сердца великолепных
отцов и предстателей, и несчастные, полунагие, голодные, оторванные от родных,
друзей, всего человечества... шли... Шли и гибли"*170*. Кто же из таких отцов
и пастырей мог перейти в старообрядчество? Ведь идти сюда нужно было на подвиг,
на страдание и даже на смерть, мученическую смерть. Первый старообрядческий епископ
Павел Коломенский был после многих мучений сожжен, второй, Епифаний Ветковский,
схвачен нарочно посланными для его поимки войсками и заточен в Киево-Печерскую
крепость, где и скончался, и третий, Рафаил, умер в Турции, не доехав до своей
кафедры. Очень трудно было найти святителя на такое апостольское служение. И старообрядчество
долгое время продолжало оставаться без личного управления своим епископом*171*.
Николаевская эпоха
Царствование императора Николая I (1825-1855 гг.) действительно представляет собой
целую эпоху - мрачную, грозную для старообрядчества и несчастную для всей России.
Николай был "миссионером на царском троне", как Нерон - артистом. Он
занимался больше совращением старообрядцев в единоверие, чем государственными
делами, совращением принудительным, насильственным, разорительным и гибельным
для всей страны. С этой целью он даже лично разъезжал по старообрядческим посадам
и слободам, как заправский миссионер, который с большим успехом мог вести это
дело, получая за это каких-нибудь сто рублей в месяц. Миссионерство Николая обходилось
стране в миллион раз дороже. Этот царь вошел в историю старообрядчества как жестокий
и безудержный гонитель древлеправославных христиан.
Старообрядцы в своей родной стране, их же жертвами и кровью созданной, никогда
ни при каком царе или царице (после никоновского периода) не пользовались полной
религиозной свободой, они здесь иногда были лишь терпимы - более или менее. Даже
в царствование гуманной и мудрой императрицы Екатерины Великой они не были уравнены
в правах и свободах с иностранцами, населявшими тогда Россию. "Благословенный"
Александр I утвердил в 1817 г. права и привилегии аугсбургского исповедания (лютеран).
Но когда старообрядцы осмелились себе попросить подобных же прав, им в этом было
отказано. В марте 1822 г. последовал декретный указ о непреследовании старообрядческих
"беглых" священников. Но в том же указе относительно старообрядческих
молитвенных домов сказано: "Вновь строить не дозволять ни по какому случаю".
Это, конечно, узаконение стеснительных и даже гонительных мер против старообрядчества.
Однако Александр I не считается гонителем его. Николай же преследовал старообрядцев
систематически, неуклонно и коварно. Он поставил себе цель: уничтожить "раскол"
во что бы то ни стало. Прежде всего он напал на старообрядческих священников.
В начале его царствования их было весьма изобильно. На одном Рогожском Кладбище
в Москве их служило 12 человек*172*. Священники - это духовные вожди, пастыри,
совершители св. таинств: их нужно в первую голову уничтожить. 10 мая 1827 г. последовало
узаконение: решительно воспретить старообрядческим священникам переезжать из одного
уезда в другой, тем паче из губернии в губернию для совершения духовных треб,
"в случае же переездов поступать с ними как с бродягами". 8 ноября того
же года последовало новое Высочайшее определение: новых попов на Рогожское Кладбище
"отнюдь не принимать". Это распоряжение было потом применено ко всем
старообрядческим обществам по всей России. В январе 1836 г. оно было снова повторено
и с особенной силой. Всюду стали беспощадно преследоваться вновь присоединяемые
к старообрядчеству священники: их ловили, арестовывали, сажали в тюрьмы, ссылали
в Сибирь, в каторгу. Для ловли старообрядческих священнослужителей по старообрядческим
поселениям посылались нередко большие военные отряды, целые полки даже. Все священство
старообрядческое стало потаенным, крыющимся, подпольным и, конечно, очень сократившимся
в своем количестве. Император Николай был очень доволен такими успехами принятых
им мер. Самое деятельное участие в поимке старообрядческих священников принимало
повсеместно духовенство православной церкви. Особенной настойчивостью в этом предприятии
отличался Аркадий, архиепископ Пермский. Он надоедал обер-прокурору Синода Нечаеву
своими доносами на "беглых попов" и требованиями ловить их по всем местам.
"О, если бы их не было! - восклицает он в одном доносе синодскому обер-прокурору.
- С уничтожением сих врагов спасения, кажется, вся поповщина обратилась бы к св.
церкви и без промедления". Аркадий приводит и очень убедительный факт: в
Оханском уезде единоверческий священник за один месяц совершил лишь два брака,
тогда как за тот же месяц там же "беглый поп повенчал до 340 браков".
Пермский владыка-доносчик добавляет: "О попе беглом сношусь с губернатором.
Надеюсь должного содействия в деле Божием"*173*. Не к Богу, однако, обращается
в Божьем деле преосвященный Аркадий, к губернатору: Бог может и не помочь в деле
насилия, а губернатор, несомненно, поможет. На него-то, главным образом, и надеялся
Аркадий.
Одновременно с повсеместной войной, ведомой правительством, светским и духовным,
при помощи полицейских и военных команд против старообрядческого священства, велись
атаки и против всего старообрядчества. Были учреждены по всем губерниям особые
секретные комитеты во главе с губернаторами и архиереями, с центральным комитетом
в Петербурге, в котором сам царь председательствовал и принимал самое живое участие.
Комитеты эти занимались исключительно "делами раскола": узнавали о его
состоянии, количестве, всех его проявлениях, вырабатывали и применяли меры к уничтожению
раскола. Все старообрядческие монастыри и скиты были закрыты и разграблены. Знаменитые
центры старообрядчества: Керженец, Иргиз, Ветка, Стародубье, Выг - все это было
разгромлено, и величайшие ценности их были отчасти разворованы, уничтожены правительственными
чиновниками, в большинстве же переданы единоверцам.
Какие потрясающие трагедии переживали старообрядцы в каждом случае отобрания
у них их святынь, можно судить отчасти по официальным описаниям разгрома Иргизских
монастырей. Высочайшее повеление о сем последовало в январе 1837 г.: оно было
получено саратовским губернатором Степановым и саратовским же архиепископом Иаковом.
Степанов не совсем сочувственно относился к этому делу, медлил с исполнением Высочайшего
повеления. Иаков же торопил его и не раз присылал к нему по этому случаю своего
архимандрита Зосиму*174*. Только 8 февраля прибыло в монастырь духовное и гражданское
начальство, сопровождаемое небольшой военной командой. Настоятелю Корнилию и монашествующей
братии предъявлено было Высочайшее повеление - превратить "раскольничий монастырь
в единоверческий". Пока шли переговоры, в монастырь собралось из окрестных
поселений до 300 человек старообрядцев. Народ заявил, что он не допустит архимандрита
с товарищами его в церковь. Никакие увещания, угрозы не могли подействовать на
него. При попытке архимандрита приблизиться к церкви, раздался на колокольне набат
и крики, точно от воров: "Караул!" К вечеру начальство возвратилось
в город Николаевск. Здесь состоялось совещание, на котором было решено увеличить
команду и набрать до двухсот человек понятых из православных. На другой день вся
эта команда с начальством подошла к монастырю. Но в нем уже собралось до 500 человек
старообрядцев. При первой же попытке войти в церковь "весь этот народ, как
один человек, пал на колени, слезно прося оставить им монастырь на прежнем основании"*175*.
Стоявшему на коленях народу было прочитано Высочайшее повеление, но оно не возымело
никакого действия, народ по-прежнему умолял не трогать их церковь, в которой они
молятся за Государя Богу и во всем ему повинуются. Тогда старообрядцам были вычитаны
статьи уголовного закона, строго карающие за непослушание царской воле и за бунтовщичество.
Народ единогласно заявлял: "Перетерпим всякую казнь, нежели отдадим церковь
нашу". Уездный стряпчий живо, с азартом заявил, что в случае упорства будут
привезены пушки и начнут стрелять по толпе: "Государю-императору ничего не
стоит, если и сто человек убьют одним выстрелом". И эти угрозы не помогли.
"Две недели десятки чиновников и сотни понятых (их добавлено до 400 человек)
безуспешно старались привести в исполнение Высочайшее повеление: Преосвященный
Иаков потерял уже надежду съездить в монастырь и сказать свое [...] и доложил:
"Церковь окружена народом толпа раскольников падает на колени и просит ходатайствовать
[...] об оставлении им оной, говоря: в храме сем молились предки [...] и они желают
молиться до конца жизни своей". Быков сообщил об этом и губернатору Степанову.
Губернатор сам прибыл в монастырь ночью 21 февраля, проехав "мимо табора
понятых, освещенного огнями, как большой бивуак". Монастырский двор был наполнен
старообрядцами. Губернатор ввел сюда понятых и жандармов и приказал им вытаскивать
старообрядцев за ворота монастыря. Началось "мамаево побоище": понятые
жестоко избивали старообрядцев, жестокостью особенно отличались жандармы. По словам
самого Степанова, едва начали приводить в исполнение его приказание, как "поднялся
величайший шум, вопль, раздался звон колоколов", на зов которых бежало население
из ближайших поселений. Храбрый губернатор испугался последствий своего ночного
побоища и приказал всей своей армии отступить от монастыря на версту, к Николаевску,
а сам со всем своим штабом уехал в город. На другой день он снова прибыл в монастырь
и, не вылезая из саней, кричал старообрядцам: "Вы не повинуетесь государю-императору!"
Толпа в один голос отвечала: "Мы воле государя императора ни в чем не противимся,
только просим ваше превосходительство оставить монастырь сей на прежнем положении".
Степанов пригрозил привести пушки и сбить колокола и уехал в Саратов. Здесь он
обратился к губернскому правлению за разрешением непонятного ему юридического
казуса: "Мрачное упорство без всяких признаков буйства - что это: ослушание
Высочайшей воли или только предварительный приступ к возмущению?" Правление
нашло в действиях бунт, подлежащий военному воздействию. Губернатор после сего
потребовал от начальника местного артиллерийского резерва командировать в Николаевск
одну батарею; от начальника саратовского гарнизона - отправить туда же роту с
офицером. Одновременно он послал в Петербург министру Блудову рапорт о происшедшем
с просьбой указаний, что делать дальше. В ожидании ответа он стянул свои войска
к монастырю. Министру он писал, что старообрядцы в количестве 500 человек расположились
во дворе монастыря и "через таинство исповеди" поклялись на смерть не
отдавать своего храма. "Толпа эта не имеет ничего наступательного, кроме
частной и общей силы тела и духа. В то время как таскали их из монастыря, ни один
не тронул понятого: все они стали на колени в несколько колец кругом храма, сцепились
руками и ногами и таким образом с трудом поддавались посторонней силе". Толпа
эта решилась умереть на месте без всякой обороны, заслоняя телами своими вход
в церковь.
Петербургские распоряжения пришли в Саратов лишь 3 марта: приказано монастырь
взять, во что бы то ни стало. Губернатор сделал последние распоряжения на месте:
он приказал отправить в монастырь еще 30 казаков, снабдив их "двойным количеством
нагаек", затем командировал туда [...] четыре пожарных трубы с брандмейстером
и соответствующим числом прислуги, так как получил сообщение, что старообрядцы
будто бы хотят сжечь Николаевск и монастырь. Сам губернатор явился в Николаевск
12 марта, все военные силы с их начальниками были уже на месте, а также и все
командированные чиновники. Стянули к монастырю огромное количество понятых православного
исповедания. Сначала было предложено старообрядцам сдать монастырь добровольно,
потом пошли угрозы. Но эти попытки не имели успеха: 482 человека мужчин и 617
женщин решили защищать свою святыню до смерти. Тогда губернатор созвал "военный
совет", на котором решено было действовать нагайками казаков, прикладами
солдат и пожарными трубами. 13 марта "полчище" подступило к монастырю.
"Вокруг храма в несколько рядов лежал народ, крепко сцепляясь друг с другом.
Растащить их не было возможности. Гарцевавший впереди военного отряда губернатор
скомандовал: "Пли!" - и началась стрельба холостыми снарядами. В то
же время начали качать из труб воду на лежавших старообрядцев. Казаки ударили
в нагайки, пехота начала действовать прикладами по неподвижно лежавшим защитникам
монастыря. Гул выстрелов, вопли и стоны избиваемых смешались в одном хаосе, который
способен был нагнать панический страх на самого храброго человека. Понятые и солдаты
бросились на смутившихся и растерявшихся старообрядцев и начали их вязать и вытаскивать
из монастыря. В течение целых двух часов безостановочно шла работа, пока все 1099
человек не были удалены за ограду. Губернатор тотчас же послал экипаж в Николаевск
за духовенством". Прибыл вышеупомянутый архимандрит Зосима и николаевский
благочинный протоиерей Олпидимский [?]. Последний предоставил следующий рапорт
преосвященному Иакову: "Подъезжая к воротам монастыря, мы увидели множество
народа обоего пола, лежащего связанными. Въехав внутрь оного, увидели по всему
двору текущую воду и множество крови, ибо насосами разливали народ, а на лошадях
разбивали оный в кровь; оттого вода и кровь омыли монастырскую площадь. У церкви
губернатор встретил нас таким приветствием: "Ну, господа отцы, извольте подбирать,
что видите". Затем в церкви, по сбитии замков, освящена вода и все оное окроплено.
Между тем, пока служен был молебен, воинство и понятые разбойнически в присутствии
губернатора грабили имущество монастырское.
Окна, двери, полы, погреба, подвалы, кладовые, сундуки, шкафы - словом, все
как бы от ужасного землетрясения разрушилось. Хлеб, кроме трех амбаров, которые
остались неразломанными, рыба, масло, овощи, одежда, плуги, сани, колеса, телеги
и всякая домашняя рухлядь - все как бы огнем пожжено. Словом, монастырь сей оставлен
в самом жалком положении". Далее о. благочинный сообщает своему архипастырю
некоторые подробности об избиении беззащитных старообрядцев: конные войска "мяли
лошадьми лежавших, а пехота так усердно действовала ружейными прикладами, что
изломано было ружейных лож несколько десятков". "Церковная паперть и
около оной место, где лежали избитые старообрядцы, обагрены были оных кровью.
Чтобы увеличить их мучения, их при сильном морозе обливали из пожарных труб водою.
Николаевский протоиерей восклицает в ужасе: "Какое произошло смятение, вопль,
убийственные кровавые раны между безоружными старообрядцами, в особенности между
женским полом и малолетними детьми, - того описать невозможно!"
Но этим еще николаевское торжество православия не закончилось. Был еще суд
над "бунтовщиками". Военносудная комиссия приговорила: 11 человек наказать
кнутом и сослать в каторжные работы; 326 человек и настоятеля Корнилия наказать
плетьми и сослать на поселение; 16 человек по старости лет без телесного наказания
сослать в Сибирь*176*.
Так бессердечно и таким варварским способом был уничтожен самый знаменитый
в истории старообрядчества духовный его центр - славный Иргиз. Таким же бесчеловечным
образом были разорены и совершенно уничтожены и многие другие старообрядческие
монастыри и скиты. Все церкви старообрядческие по всей России, а также часовни
и все другие молитвенные помещения были отобраны у старообрядцев и отданы в пользование
единоверцам. Многие церкви были совершенно закрыты, так как на местах не оказалось
единоверцев и ими некому было пользоваться. Закрыты были старообрядческие церкви
даже в Курляндской и Лифляндской губерниях, где, казалось бы, нужно было всячески
поддерживать русское население в интересах русской государственной национальности.
Напротив, при Николае было воспрещено старообрядцам приобретать населенные имения
и земли в Остзейском крае и даже просто селиться в пограничных губерниях западного
края. Иностранцы же пользовались в России повсеместно всеми гражданскими и религиозными
правами и свободами. Старообрядцам было воспрещено занимать должность даже сельского
писаря, а иностранцы могли быть и были даже министрами*177*.
До указа императрицы Екатерины II 1764 г. старообрядцам не разрешалось приписываться
в городское сословие и быть купцами. Но с этого времени они поселились в городах,
преимущественно в больших, и в обеих столицах. "Быстро развились в их руках
капиталы, - говорит о них П.И. Мельников-Печерский, - что следует отнести к отличающей
их домовитости и бережливости, а в особенности к внутренней связи, скрепляющей
их общества, в которых взаимное вспомоществование составляет едва ли не важнейшую
основу. Достоверно известно, что к концу XVIII и в начале XIX столетия значительная
часть русских капиталов оказалась у старообрядцев, принадлежавших к городским
сословиям"*178*. Благодаря промышленно-торговой деятельности именно старообрядцев,
Россия стала богатеть. Фабрики, заводы, рыбные промыслы, хлебные операции и всякие
другие промышленные и торговые предприятия находились преимущественно в руках
старообрядческих купцов. Особенно богат ими был Московский фабрично-заводской
район, а также Иваново-Вознесенский. "В руки богатевших с каждым днем старообрядцев
стали переходить и недвижимые имения боярских внуков и правнуков. Боярские палаты
обращались в жилища купцов-старообрядцев или превращались в их промышленные и
торговые заведения. Самые подмосковные села старорусских бояр и вельмож XVIII
столетия стали переходить в руки старообрядцев"*179*. По этим-то старообрядцам
и решил ударить император Николай, чтобы принудить их принять единоверие, отрекшись
от своей, древнеотцовской, старообрядческой веры. От всех купцов и фабрикантов
потребовалось представить удостоверение, что они принадлежат к православной церкви.
В противном случае у них отбирались гильдейские права, с которыми связаны и права
по воинской повинности: сыновья их немедленно должны быть взяты в солдаты (тогда
служба была в 25 лет - почти до смерти). Старообрядцам-гильдейцам предстояло выбирать:
или отречься от своей веры, стать ренегатами, или пойти на большие жертвы государственные,
семейные, личные, то есть прекратить свои предприятия, разориться, семью отдать
на произвол властей, самому быть подвергнутым разным притеснениям. Многие купцы
пошли в единоверие, увеличив и без того огромное число его лицемерных членов и
терзаясь в своей совести. Многие из них при новом царствовании вернулись в старообрядчество.
Но немало оказалось столь твердых купцов, которые прекратили свои заведения и
промыслы, но не изменили своей вере - остались старообрядцами. Николай был беспощаден
к таковым. Многих сослал он: одних в Закавказье, других в Сибирь, третьих "в
не столь отдаленные места"*180*.
Всеми этими мерами насилия и коварства император Николай, несомненно, нанес
сильные удары старообрядчеству. Но еще сильнее он ударил по самой России, ибо
с того именно времени пошло в ней, именно в капиталистическом мире, засилье иностранцев
и главным образом евреев. Внутренне же старообрядчество стало еще крепче, даже
и количественно увеличилось. "Нельзя пройти молчанием того, что с 1827 г.
раскол не только не ослабел, но значительно усилился, и число раскольников чрезвычайно
умножилось", - замечает Мельников-Печерский*181*. Он дает такую общую картину
положения старообрядцев в николаевское время: "Многие сотни молитвенных зданий
были уничтожены; десятки тысяч икон, сего древнего достояния прадедов, были отобраны;
огромную библиотеку можно было составить из богослужебных и других книг, взятых
в часовнях и домах старообрядцев...".
В последующие годы стеснительные меры против старообрядцев еще более увеличились:
часовни старообрядцев, построенные и снабженные драгоценными иконами за их счет
и, следовательно, составляющие их частную собственность, правительство стало собирать
и отдавать единоверцам; не только попов, но и важных по своему влиянию мирян без
суда и следствия отправлять в ссылку; старообрядцам воспрещено было записываться
в купцы, чем сравняли их с мещанами; подвергли их рекрутской очереди и возможности
телесного наказания. Такому ограничению прав подверглись значительные капиталисты,
лица торговых домов, начавших свои обороты с самого издания городового положения,
люди, фабричная и торговая деятельность которых кормила и кормит сотни тысяч подданных
империи. Наконец, стали смотреть на старообрядцев, как на заговорщиков, нарушителей,
спокойствия государственного; целые селения в полном их составе подчинили невыполнимому
надзору полиции; систематическое соглядатайство за их поступками повергло в уныние
огромное число русских людей, виновных только в том, что они признают противу
совести подчиниться главенству епархиальных архиереев, ибо все обряды, соблюдаемые
ими, дозволены в церквах единоверческих. Таким образом, ради внешней формы жертвуют
спокойствием огромного числа подданных империи*182*. Кроме лишения их прав гражданских,
за неимением священников (которых они просят, но которых им не дают), они лишены
всякого духовного утешения и находятся под денноночным страхом обысков, суда и
ссылки. После сего, восклицает Мельников, можно ли не признать истинного достоинства
в многострадальном терпении русских людей, которое видно в наших старообрядцах.
Будь то на Западе, давно бы лились потоки крови, как лились они во время Реформации,
Тридцатилетней войны, религиозных войн в Англии и пр. Сравнивая положение протестантов
перед началом религиозных войн с современным положением старообрядцев, нельзя
не согласиться, что последние стеснены несравненно более, чем первые. Стеснения
старообрядцев следует по справедливости отнести главнейше к невеликодушному взгляду
и даже не совсем бескорыстным видам нашего духовенства*183*.
Главным и весьма настойчивым вдохновителем гонений на старообрядцев как николаевского
времени, так и последующего царствования, был знаменитый митрополит Московский
Филарет*184*. Все те меры, которые он проектировал вместе с императорами Николаем
I и Александром II против старообрядчества и которые были применены к нему во
всей их полноте и с беспощадной жестокостью, впоследствии, именно в наше уже время,
применили безбожники-большевики ко всем религиям и исповеданиям в России, в том
числе и к самой бывшей господствующей церкви, так нетерпимо относившейся к старообрядцам.
Умный и проницательный Филарет не предусмотрел, что его проектами и мерами в будущем
воспользуются самые коварные и самые злостные враги Христа и Бога.
Самым тягостным и самым страшным бедствием для старообрядцев было в николаевское
гонение "оскудение священства": священников с каждым годом становилось
все меньше и меньше. Это главным образом и повергало старообрядцев в тяжкое раздумье.
Единоверие - фальшь и ложь: в нем лишь гибель души. Но и без священства нет спасения,
ибо без него некому совершать таинства церковные, некому освящать, крестить, причащать,
венчать, погребать. В старообрядчестве же нет епископов, которые имеют право и
власть рукополагать священников. Все попытки приобрести их не имели успеха. Что
же делать? Где взять священников? Как приобрести епископа? Эти вопросы в николаевское
время встали с большой силой, с роковой настойчивостью. И пошли по ним совещания
и обсуждения по многим старообрядческим общинам, Главным образом, по монастырям
и скитам и на самом Рогожском Кладбище в Москве.
Всякая эпоха выдвигала своих деятелей, которые для этого времени и родились
или созданы. Явились и в старообрядчестве великие деятели своего времени, которые
нашли и указали выход из тяжелого и, казалось, совершенно безвыходного положения.
Господь не оставляет Свою Церковь без Своего промышления о ней.
Иерархия с Востока и кафедра епископская за границей
Старообрядцы и после вековых гонений на них все еще продолжали надеяться, что
русские цари и русская иерархия когда-либо образумятся и возвратятся к вере своих
дониконовских предков и снова Россия засияет древним благочестием. Собственно,
сам народ живой церкви и низшее духовенство, особенно выбранное приходами, были
пропитаны духом старообрядчества, исключая малороссийские и западные епархии,
которые еще до раскола во многом отступили от древнерусского православия. Вот
почему так легко и так охотно священники центральных губерний шли в старообрядчество:
они от самого рождения своего были воспитаны в старообрядческом духе, они шли
в родную и дорогую им среду*185*.
Почти во всех своих всеподданнейших прошениях, начиная от аввакумовских и соловецких
челобитных к царю Алексею Михайловичу и кончая обращениями к последнему императору
Российскому - Николаю II, старообрядцы напоминали им, что все старообрядческие
чины, обряды, богослужение и все св. тайны, совершаемые по "древлепечатным
святым книгам, содержали и отправляли до Никона благочестивые российские цари,
боголюбивые великие князья и святители, как-то: святые Петр, Алексий, Иона и Филипп
московские и преподобный Сергий и прочие многие российские чудотворцы, святостью
жития просиявшие и нетлением и чудесами прославленные от Бога". Старообрядцы
были уверены, что придет время, когда сама никоновская иерархия и государственная
власть признают всю эту древнюю святость и откажутся от всех прежних своих проклятий,
анафем и всякого рода осуждений на нее. В царствование императрицы Екатерины Великой,
когда было разрешено свободное отправление богослужений по дониконовским чиноположениям,
эта уверенность их еще более укрепилась. А указ императора Александра I о свободном
переходе в старообрядчество православных священников давал надежду, что последует
таковое же узаконение и относительно православных епископов. В эти два царствования
старообрядцы добивались приобрести себе епископа свободным, дозволенным путем,
с Высочайшего разрешения. Стоило приобрести таким путем только одного епископа,
как потом все высшее духовенство по всей России, а вместе с ним и народ, оказались
бы под властью этого святителя и его ставленников и преемников. Равнодушные же
к церкви и вообще к религии правительственные верхи, а также зараженная "тлетворным
духом Запада" русская интеллигенция остались бы в никонианстве с "холеными
и надушенными архиереями". Конечно, и малороссийские, и западные епархии
целиком остались бы нетронутыми староверием.
Но старообрядцам не суждено было тогда приобрести себе епископа. А систематическое
уничтожение их священства Николаем I, беспрерывные гонения его времени, варварское
истребление величайших их святынь: церквей, монастырей, скитов, часовен с колоссально
ценным их имуществом (древними и чудотворными иконами, с редкостными книгами,
облачениями, всякой церковной утварью) - убедили, наконец, старообрядцев в том,
что их надежды на опамятование или отрезвление от никониановщины русских царей
и высшей иерархии совершенно напрасны.
Грозное "оскудение" священства давало себя чувствовать роковым образом:
тысячи младенцев жили без священнического крещения, лишь с "бабушкиным"
погружением; сотни погребений над умершими совершались священниками заочно, многие
браки совершались без венчания, в ожидании приезда священника; божественная литургия
совершалась редко, самое причастие оскудевало. Жизнь церковная во многом расстроилась.
Приходилось всего бояться, во всем таиться и скрываться. Нельзя было собраться
на дому помолиться Богу, это считалось большим преступлением и каралось весьма
строго. Запах ладана, лишняя лампада перед святой иконой или свеча принимались
за признак недавнего моления, и тогда производились в таком доме и даже в соседних
повальные обыски, обычно с грабежом и всякими насилиями. По всей стране беспрерывно
шли аресты древлеправославных христиан; тюрьмы, пересылочные участки, места ссылки
были переполнены ими. Остававшихся еще во многих местах священников приходилось
укрывать, перевозить из одного прихода в другой и нередко в отдаленные места со
страшной опасностью и чрезвычайным искусством, на которое могут быть изобретательны
христиане лишь в моменты наивысшего напряжения всех своих душевных и духовных
сил. Но такое состояние не могло продолжаться бесконечно. Нужно было искать выхода
из него. Главное - обеспечить себя совершителями таинств церковных. Нужно иметь
своего епископа.
Еще до разорения Иргиза в его монастыри съезжались старообрядцы из разных мест
и обсуждали все эти вопросы и главный из них: где приобрести епископа. И не менее
важный: где его сохранить от николаевских преследований. На этих совещаниях выдвинулся
своими умными, обдуманными и обоснованными предложениями весьма сведущий в Писании
и в истории, но в то же время и весьма молодой еще уроженец г. Горбатова Нижегородской
губернии Афоний Козьмич Кочуев*186*. Он предложил, во-первых, отыскать епископа
на Востоке (в восточных патриархиях в Египте, Сирии и других местах): может быть,
и на самом деле, как тогда многие старообрядцы надеялись, Господь сохранил там
благочестивых епископов; если же таковых не окажется, принять епископа согласно
церковным канонам и древней церковной практике от греческой церкви, о которой
в то время доходили в Россию сведения, что она меньше отступила от древнего благочестия,
чем русская - никоно-петровская. Во-вторых, епископскую кафедру устроить непременно
за границей: в Турции ли, в Австрии или в Польше, где имеется немало старообрядческих
общин и где они пользуются религиозной свободой. Там епископская кафедра и ее
святитель будут в полной безопасности. Предложение Кочуева было принято с радостью:
выход из тяжелого положения найден, нужно только его с Божьей помощью осуществить.
По этому вопросу в начале 1832 г. состоялся в Москве, на Рогожском Кладбище, многочисленный
старообрядческий собор. Вообще все более или менее важные вопросы в старообрядческой
Церкви решались соборне, общим согласием народа и клира. Вопрос же об иерархии
был чрезвычайным. Как повествует автор "Исторических очерков поповщины",
П.И. Мельников-Печерский*187*, "...зимою 1831-1832 гг. двинулись на Москву
послы из Вятки, из Стародубья, Керженца и Иргиза, из Саратова, Перми и Екатеринбурга,
из Казани, Ржева, Торжка и Твери, из Тулы, Боровска и других городов. Приехали
казаки донские, уральские и линейные, - всех казаков до сорока человек".
Прибыли настоятели и игумены виднейших старообрядческих монастырей. Из московских
представителей участвовали в соборных совещаниях приходские попечители и старшины,
а также и Рогожские священники во главе с весьма уважаемым священником о. Иоанном
Матвеевичем Ястребовым. На соборе выступил со своим докладом Кочуев А.К. Силою
своего красноречия, основанного на знании церковных канонов и истории, подкрепленного
неумолимыми и жуткими фактами переживаемого всем старообрядчеством трагического
момента, он убедил всех членов собора принять единогласное решение - обратиться
на Восток для разыскания епископа и устройства архиерейской кафедры за рубежом
России. Доклад Кочуева сильно и авторитетно поддержал поименованный священник
Ястребов. Была снаряжена депутация в Петроград*188*, чтобы и тамошнее общество,
близкое к высшим властям, ознакомить с принятым соборне решением и привлечь его
к совместной деятельности по этому вопросу. В Петрограде было, однако, решено
сделать еще одну попытку обратиться к государю с последней просьбой о смягчении
мер, принятых им против старообрядчества и о дозволении старообрядческим священникам
совершать свободно богослужения и требы церковные. Передать прошение царю взялся
сочувствовавший старообрядцам и в то же время близкий к Николаю граф Бенкендорф
(тогдашний шеф жандармов). Рассказывают, что когда он изложил перед государем
просьбу старообрядцев, Николай в такой степени рассвирепел, что не выдержал себя
перед благородным немцем: схватил подвернувшееся ему под руку кресло и с такой
богатырской силой бросил о пол, что оно рассыпалось на мелкие части: "Так
я сокрушу раскол!" - с нескрываемым гневом крикнул он. Но и после этого ужасающего
отказа старообрядцы разных обществ продолжали обращаться к правительству с просьбой
об облегчении их невыносимого положения. Ни одна просьба не была ни в малейшей
степени удовлетворена. Просьбы лишь раздражали, и гонения становились все более
и более тяжкими и роковыми. Вопрос с расколом считался поконченным: старообрядчество
будет окончательно уничтоженным. Но Бог судил иначе.
Под покровом глубочайшей тайны нужно было выполнить единогласное решение Московского
старообрядческого собора, то есть всей старообрядческой Церкви, об отыскании епископа
и об устройстве за границей старообрядческой архиерейской кафедры. Для этого нужны
были люди необыкновенные, с большой силой воли, выдержанные, преданные до смерти
порученному им чрезвычайному делу, знающие, начитанные, "многоталантливые",
как выразился проф. Субботин о Кочуеве. И такие люди нашлись, точно для сего дела
рожденные. Главным из них был Петр ВасильевичВеликодворский, впоследствии, выражаясь
характеристикой Субботина, "стяжавший себе великую знаменитость в старообрядческом
мире под именем инока Павла"*189*. Вторым был инок Геронтий, в мире Герасим
Исаевич Колпаков.
Вся жизнь инока Павла была чудесной. С ранних лет его тянуло уже к жизни духовной,
подвижнической: 12-летним мальчиком он делает попытку уйти в Стародубческие старообрядческие
монастыри, что ему тогда не удалось. Только уже в 25-летнем возрасте он поселился
в знаменитом Лаврентьевском монастыре (близ г. Гомеля), впоследствии тоже разоренном
и отобранном от старообрядцев николаевским правительством. Одаренный от природы
богатыми способностями, Павел имел страстную любовь к чтению книг духовного содержания
и обладал поэтому колоссальными познаниями в церковно-богословской и церковно-исторической
литературе. Почти с детства он проникся глубокой верой, которая потом не изменяла
ему никогда, что он предназначен Самим Богом для совершения какого-то великого
дела. Своим неизменным покровителем считал святителя Николу Чудотворца, который
действительно ему являлся неоднократно и давал свои наставления. По ним и действовал
Павел и имел успех*190*. Он отрекся от мира и принял иночество, чтобы только выполнить
предназначенную ему Богом миссию. Живя в монастыре, общаясь там с лучшими духовными
деятелями старообрядчества и заодно с ними остро и больно переживая тогдашнюю
трагедию "оскудения священства", инок Павел "считал уже не подлежащим
ни малейшему сомнению, что он свыше предназначен именно для того, чтобы послужить
древлеправославной Церкви приобретением для нее епископов, необходимо нужных в
предотвращении угрожающего ей оскудения священства, что именно к этому подвигу
Промысл готовил его с юных лет и что к нему же относились чудесные явления святителя
Николы"*191* . Вера Павла начала оправдываться: как раз к этому времени к
нему явился из Петрограда от тамошнего старообрядческого деятеля, "гильдейца"
Сергея Григорьевича Громова, знаменитый посол - сам Афанасий Кочуев. Громов взял
на себя весьма опасное по тогдашнему времени дело снаряжения на Восток посольства
для отыскания епископа и устройства за границей старообрядческой архиерейской
кафедры, и к этому делу привлек инока Павла, которого уже раньше знал как человека
предприимчивого и самоотверженного. Предложение Громова - оно было, собственно,
решением Московского собора - отправиться на Восток с указанной целью было принято
Павлом с особой радостью как указание свыше, как призыв Самого Господа. Нужно
было найти себе спутника, и жребий пал на вышеупомянутого инока Геронтия, с которым
Павел находился в тесной дружбе. Он тоже с юношеских лет возымел непреоборимое
влечение к духовной жизни: девятнадцатилетним юношей он поселился в уединенном
Серковском монастыре (близ г. Оргеева Бессарабской обл.), тоже, конечно, отобранном
от старообрядцев в николаевское время, и после трехлетнего искуса постригся в
иноки. Он потом стал евангельским отцом самого Павла. Чудным Промыслом Божиим
Геронтий прибыл в Лаврентьев монастырь из Бессарабии как раз в тот момент, когда
Павел уже избрал его себе в спутники по указанному святителем Николою жребию.
С не меньшею радостью и Геронтий принял сей жребий. Это был уже 1836 год.
"С этого времени, - замечает профессор Субботин, - и начинаются странствия,
труды и подвиги, предпринятые ради приобретения потребных старообрядчеству епископов
двумя знаменитыми у старообрядцев друзьями - Павлом и Геронтием. Это была действительно
примечательная двоица, связанная редким единодушием"*192*. Павлу в это время
было 27 лет; Геронтий же был старше на пять лет.
Они имели намерения исследовать сначала такие восточные страны, как Персия,
Грузия, другие места по предгорьям Арарата, где, как тогда многие верили, скрываются
истинные христиане и среди них находятся древлеправославные епископы; затем страны
азиатской и европейской Турции - за Ливаном, в Сирии, в Египте. К 6 мая того же
1836 г. они благополучно добрались до г. Кутаиса. Но здесь были задержаны местной
полицией, которая обратила внимание на их странное одеяние: старообрядческие,
особого покроя камилавки и короткие мантии с красной оторочкой. Сам главнокомандующий
Кавказом, барон Розен, допрашивал их. Согласно своим документам, они показали
совершенно правильно о месте своего происхождения и приписки. Тем не менее, их
арестовали и продержали в тифлисской тюрьме, "под замком секретных твердынь",
более трех месяцев, пока наводились о них справки в местах их приписки. Это "испытание
Божие" послужило им в дальнейшем на пользу: они стали осмотрительнее и осторожнее
в своем путешествии и в предприятиях. Еще в тифлисской тюрьме они сговорились
относительно дальнейшего путешествия и осуществления своих планов.
В новое путешествие они тронулись ранней весною уже 1839 г.; инок Геронтий
был уже настоятелем Серковского монастыря. Сюда к нему и прибыл инок Павел. Важнейшие
духовные центры старообрядчества были уже разгромлены и опустошены, оставались
еще кое-где на окраинах старообрядческие монастыри и скиты. Из Серковского монастыря
удобно было попасть в Австрию, именно в Буковину, где имеются старообрядческие
поселения. Сюда и направили свои стопы наши многотерпеливые и уже довольно испытанные
странники - иноки Павел и Геронтий.
Белокриницкий монастырь
Старообрядцы издавна живут в Буковине. Еще когда она входила в состав турецких
владений, здесь, именно в Сучавском округе, было уже несколько старообрядческих
селений. Самое раннее из них - Соколинцы (Миттска-Драгомирна) имело и другое название
- Липовень. В древнейшем "Сказании о староверцах, живущих в земли Молдавской"
повествуется, что по доносу на соколинских старообрядцев одного чиновника-взяточника
они вызывались в столицу Молдавии - Яссы и здесь пред лицом господаря Михаила
Раковицы и целым "собором" давали объяснения о себе и о своих верованиях.
Представитель их, инок Тихон, свидетельствовал: "Мы пришли в сию Волошину
в лето 7232 (т.е. в 1724 г.) во дни господаря Михаила, воеводы всей Молдовы".
По выяснении некоторых пунктов старообрядческих верований, господарь сказал им:
"Добрые вы люди и по всему православии, токмо толико у вас сел, а попа единаго
имеете, и тот стар: как он может всю нужду вашу исправить", - и предложил
им поставить для них епископа, как о нем просили некогда "хорошие люди"
из староверцев, о чем напомнил им тут боярин Стурза. Вспомнил он, конечно, о ветковских
ходатайствах. Воевода назначил соколинцам срок на два месяца, чтобы они в течение
этого времени обсудили вопрос об епископе и привели бы своего кандидата для поставления.
Но самостоятельно они были не в силах разрешить этот вопрос, а сноситься с ветковцами
не пришлось, так как Ветка к тому времени была уже разорена. Так в то время, как
сообщает автор "Сказания", "...о епископе ничто же учинилося"*193*.
Теперь же к потомкам этих старообрядцев ехали по этому же делу депутаты не от
ветковских только старообрядцев, а от всего российского старообрядчества. Да и
Соколинцы, как и другие селения Буковины, к этому времени принадлежали уже не
Молдавскому господарству, а Австрийскому государству. Буковинские старообрядцы
пользовались правами, дарованными им грамотою, подписанной собственноручно австрийским
императором Иосифом II 9 октября 1783 г. По этой грамоте "дозволялось совершенно
свободное отправление религиозных действий им, всем их детям и потомкам, вместе
с их духовенством" и, кроме того, в силу этой грамоты, буковинские старообрядцы
"освобождались от военной службы"*194*. Этими правами воспользовались
и старообрядцы, прибывшие сюда из Молдавии и с побережья Черного моря вместе с
иноками, там жившими. Черноморские переселенцы избрали себе местом для заселения
урочище Варницу, находящееся в соседстве с старообрядческим селением Климоуцы.
Отличительную особенность Варницы составляет обильный источник, ключ, из которого
бьет белая вода, почему это урочище получило название на молдавском наречии -
Фантына-Алба, что значит по-русски белая-криница. Здесь именно, на этом урочище,
и образовалось старообрядческое селение, знаменитое впоследствии Белая Криница.
Здесь же устроился из прибывших с Черного моря иноков и монастырь Белокриницкий,
еще более знаменитый в истории старообрядчества, чем само селение. В этот именно
монастырь и прибыли наши всероссийские послы, иноки Павел и Геронтий. Настоятель
монастыря, инок Иоиль, принял российских гостей очень радушно.
По словам Субботина, "разумные речи Павла, его примечательная наружность,
умение со всеми обходиться - невольно располагали к себе каждого старообрядца",
и он здесь всех подчинил своему влиянию, не только настоятеля Иоиля и всю его
братию, но и всех почетных и уважаемых стариков в селении: "...такого разумника
им еще не приходилось встречать". Осень и зиму 1839 г. Павел и Терентий прожили
в Белой Кринице, и за это время Павел ознакомился со всем бытом буковинских старообрядцев,
со всеми их нравами и "овладел общим расположением и доверием"; за это
же время он "составил в главных чертах и тот план относительно учреждения
законно дозволенной и признанной правительством старообрядческой архиерейской
кафедры, на осуществление которого положил потом все свои силы и таланты".
Целых четыре года неусыпный инок Павел, бесподобный труженик, вел многочисленные
дела, чтобы, наконец, получить Высочайшее разрешение на учреждение старообрядческой
святительской кафедры в Белокриницком монастыре. Сколько было на этом пути препятствий,
столкновений, разного рода приключений и всяких недоразумений: со своей братией,
с обществом, с правительством, с чиновниками разных рангов и в разных учреждениях
- в губернском городе и в самой столице, Вене, и прежде всего на ближайших местах!
Сколько пришлось великому Павлу составлять разного рода бумаг, меморий, рекурсов
и даже целых сложных и весьма обоснованных сочинений, вроде знаменитого "Устава
Белокриницкого монастыря"! Все преодолел несравненный Павел. В Вене добился
личного представительства у самого императора Фердинанда и у других высоких особ.
Только крепкая вера Павла в Божье покровительство его делу и в высокое свое предназначение,
вера, не покидавшая его ни на одну минуту даже при вопиющих неудачах, дала ему
силу и твердость довести все до конца. 6 сентября 1844 г. подписан был, наконец,
императором Фердинандом следующий декрет: "По прошению липованской громады
и староверческих иноков Белой Криницы,
а) всемилостивейше дозволяется привезти из-за границы одно духовное лицо, именно
архипастыря или епископа с тем, что он может преподавать находящимся в Белой Кринице
липованским инокам высшее посвящение, который также должен будет поставлять священников,
равно как избрать и посвятить преемника себе. Однако же имеющее теперь прибыть
из-за границы духовное лицо обязуется прежде вступления в должность чрез посредство
губернии сообщить гофканцелярии о своем имени, чтобы можно было дипломатическим
путем собрать о нем сведения и удостовериться, что никаких сомнений относительно
его не существует. А так как по правилам греко-восточного обряда высшее духовенство
может быть производимо только из монахов, то его величество
б) всемилостивейше соизволяет дальнейшее существование издавна находящегося в
Белой Кринице монастыря утвердить".
Императорская гофканцелярия, сообщая содержание этого декрета для зависящих
[от него] распоряжений губернии, со своей стороны предписывала ей иметь в виду,
что "монахи и липованское общество обязались монастырь и епископа содержать
на собственные средства, не требуя от правительства никакой помощи". Нужно
заметить, что вот именно это условие о содержании епископа очень серьезно тормозило
все ходатайство: несмотря на многочисленные уверения старообрядческих депутатов,
и устные, и письменные, что именно на старообрядческие средства будет содержаться
святитель, несмотря на принципиальное утверждение сего в самом "Уставе"
Белокриницкого монастыря, правительство никак не могло допустить, что это будет
именно так, в такой несокрушимой степени оно привыкло к содержанию всякого духовенства
в Австрии на государственный счет, и посему всячески обязывало Белокриницкое общество
непременно содержать своего архипастыря на свои средства, а не на казенные. И
в последнем акте напомнило об этом губернии.
Инок Павел, а с ним и все белокриницкие христиане ликовали по случаю достигнутых
успехов. Но Павел отлично сознавал, что это только начало того великого дела,
которое он должен, по предназначению свыше, довести до торжествующего конца. А
за это время произошли важные перемены как в России, так и в самой Белой Кринице.
Умер Громов. Нужно было чрезвычайно опасное и потому в глубочайшей степени таинственное
дело искания епископа и учреждения за границей кафедры для него передать другому
лицу, которое сумело бы эту великую тайну сберечь и сохранить. Филарет и Николай
продолжали свирепствовать: по всей России шел все усиливавшийся погром старообрядчества,
о чем получал сведения Павел в Белой Кринице*195*. Великие и могущественные погромщики
не хотели и не могли даже думать, что их страшным замыслам уничтожить во что бы
то ни стало старообрядческое священство и самое старообрядчество и всем проводимым
с этой целью беспощадным мерам и коварным насилиям тогда никому не известный и,
во всяком случае, весьма смиренный инок готовит могилу и отчасти уже приготовил.
В Белой Кринице произошли весьма полезные для дела перемены: настоятелем монастыря
избран инок Геронтий, самый монастырь приведен в благоприличный вид, у инока Павла
нашелся новый помощник - инок Алимпий Милорадов. Родом из Полтавской губернии,
в миру Афанасий Зверев, он принял пострижение, как и Геронтий, в Серковском монастыре
и перебрался оттуда в Белую Криницу, где уже приобрел фамилию Мйлорадова. "Это
был, - рекомендует г. Субботин, - весьма ловкий, в высшей степени отважный и смелый
человек, горячо преданный расколу". Павел сначала опасался поведать ему свою
тайну. Но оказалось, что замыслы о приобретении древлеправославного епископа,
о снабжении священством всего старообрядческого мира, несмотря на все стеснения,
употребляемые российским правительством, принадлежали именно к числу тех, которыми
всего скорее способно было увлечься кипучее сердце инока Алимпия: ему нравились
именно грандиозность и смелость предприятия. Труды и опасности, которые, как он
ожидал, придется перенести ради любимого им старообрядчества в столкновении с
разными, может быть, высокопоставленными лицами в странствии по разным местам
и краям света, как нельзя больше соответствовали его характеру и только способствовали
тому, чтобы он отдался всею душою замыслам "батюшки отца Павла", в которые
этот последний постепенно и осторожно посвятил его. Нет сомнения, что и здесь
много значила самая личность инока Павла, влиянию которого не мог не подчиниться
даже и Алимпий, вообще мало способный подчиняться чьему бы то ни было влиянию.
"Итак, - заключает Субботин свою характеристику инока Алимпия, - Павел и
Геронтий приобрели в Алимпий нового сотрудника для осуществления своих планов
об учреждении самостоятельной старообрядческой иерархии, сотрудника, который отдался
этому делу всей душой, для него готов был на самые отважные подвиги и под руководством
такого рассудительного и дальновидного человека, как инок Павел, мог действительно
принести ему большую пользу". Павел представлялся императору Фердинанду и
его родному брату, наследному принцу эрцгерцогу Францу-Карлу уже с иноком Алимпием,
как с ним совершал и многочисленные поездки по делу во Львов, Черновицы, Вену
и в другие места. С ним же совершил поездку и в Москву в начале 1842 г.
Предварительные вопросы о чиноприеме епископа
К делу приобретения епископа и к устройству ему святительской кафедры за границей
российское старообрядчество относилось с чрезвычайной серьезностью и с молитвенным
благоговением. Особенно нужно это сказать о самом равноапостольном Павле. С глубочайшей
верой в Промысл Божий он считал себя избранником Божиим, находящимся под постоянным
смотрением Всевидящего Ока Божиего и под нарочитым покровительством великого святителя
Николы Чудотворца. Всякий шаг свой в этом деле и даже мысли о нем он признавал
ответственными прежде всего перед Самим Богом и затем перед св. Церковью Христовой,
которой он служил. Поэтому он всякое свое начинание предварял слезной молитвой
и советами с единоверной братией своей. Облагодатствованный свыше проникновенным
даром дальновидности, он предусматривал все препятствия и трудности на этом тернистом
и весьма ответственном пути, предрекал все вопросы, связанные с делом принятия
в старообрядческую Церковь епископа и с учреждением ему кафедры. Как избранный
сосуд Божий, он отдался всей своей пламенной душой предназначенному ему Самим
Богом делу, признавая его не просто чрезвычайно важным, крайне необходимым для
всего старообрядчества, но священным делом, актом Божественным, поэтому и относился
к нему, как именно к таковому, чтобы в служении ему и в осуществлении его не было
ничего погрешительного, ничего порочного и просто ошибочного или неосторожного,
но чтобы все было чисто, благодатно и свято, чтобы все пути и шаги в этом святом
деле были канонически оправданы, основаны на Священном Писании, на Уставах церковных,
на святоотеческих творениях и на примерах древней Церкви.
Согласно 50-ому правилу св. апостол старообрядческая Церковь весьма строго
относится к совершению таинства крещения: она признает действительным лишь то
крещение, которое совершено во имя Святой Троицы и непременно в три погружения.
Обливательного крещения она не допускает и не признает, поэтому латинщиков перекрещивает
как обливанцев. Тогда как - никоновская церковь признает таковое крещение и латинщиков-католиков
не перекрещивает. Синод в 1724 г. издал особую брошюру, составленную архиепископом
Феофаном Прокоповичем, "Оправдание поливательного крещения", в которой
это крещение признается равносильным трехпогружательному, а все, отрицающие такую
его святость, объявляются атеистами. Бывали и в древней Церкви, даже нашей Русской,
случаи обливательного крещения, так, например, в XIII столетии в Новгородской
и Псковской областях под влиянием Запада стали попы крестить обливательно. Но
состоявшийся в 1274 г. во Владимире собор постановил: "Боле да не обливают
никого же"*196*. Даже в Потребник Иова, патриарха Московского, тоже под влиянием
латинства, вошло наставление: больного младенца крестить обливанием*197*. Но патриарх
Филарет выбросил такое допущение, и на московском соборе 1620 г. было строго постановлено:
не допускать обливательного крещения и латин принимать под новое крещение. Постановления
сего собора неизменны в старообрядческой Церкви до настоящего времени*198*. Поэтому
старообрядцы всячески избегали принимать к себе священников от новообрядческой
церкви, крещеных в губерниях малороссийских и западных, где практикуется крещение
исключительно обливательное. Вот почему и на старообрядческом соборе в Москве
1832 г. было обращено особое внимание на форму крещения в восточных церквах, откуда
старообрядцы могли бы принять себе епископа. Старообрядческие депутаты должны
были на месте самым тщательным образом исследовать, как крестит та церковь, от
которой придется присоединять к себе святителя.
Не менее важным признается и вопрос о способе, или чине, самого присоединения
к Церкви приходящих к ней клириков, рукоположенных в еретическом или раскольническом
обществе. С древних времен Вселенская Церковь установила три способа принятия
к себе еретиков: одних совершенно крестить, от таковых не принимается и таинство
хиротонии (т.е. рукоположения в священные степени: диакона, священника и епископа),
других - только помазывать св. миром, у них признаются действительными и крещение,
и хиротония; и третьих - не крестить и не миропомазывать, а лишь требовать от
них покаяния и отречения от своих заблуждений. Хиротония их признается, разумеется,
действительной. Старообрядческая Церковь принимает к себе никониан и единоверцев
по второму чину, т.е. под миропомазание с сохранением священных степеней у присоединяемых
клириков. По этому вопросу инок Павел составил особое сочинение и представил его
на рассмотрение состоявшегося в Москве нового собора, уже в 1842 г. Руководство
делом приобретения епископа и учреждения за границей архиерейской кафедры перешло
к этому времени, за смертью А.С. Громова, к московским представителям, главным
образом, к крупнейшему деятелю того времени Ф.А. Рахманову: он должен был ведать
сей великой тайной и держать ее в большом секрете. В своем сочинении о. Павел
предусматривает и "смотрительные случаи", которых было в древней Церкви
немало, когда, по "благословным винам", принимались еретики, второго
чина без миропомазания, лишь с отречением от своих ересей. Собор, однако, большинством
голосов решил держаться канонических требований, от которых старообрядчество в
этом вопросе никогда не отступало. Лишь в крайнем случае допустит принятие по
третьему чину, когда действительно будут для сего "благословные вины"
и то "после общесоборного рассуждения" по этому случаю, что, собственно,
и Павел предлагал.
Немаловажным был вопрос и о крыющихся где-либо на Востоке истинных древлеправославных
епископах. Многие из старообрядцев были твердо уверены, что Господь сохранил таковых
в потаенных странах, даже беспоповцы верили сему. Русский народ с давних времен,
именно после страшного татарского разгрома всей России, усвоил себе верование
о затонувшем по Божью изволению граде Китеже, где все благочестие древней Руси
сохраняется в неприкосновенности и где все чины церковные действуют в полном благолепии.
В Семеновском уезде Нижегородской губернии есть старообрядческое озеро Светлояр,
где ежегодно паломники собираются для молитвы и некоторые из них слышат из глубин
этого озера колокольный звон церквей затонувшего здесь града Китежа, слышат и
ангелоподобное пение молящихся там древлеправославных христиан. "Отличительная
черта истинных христиан есть томление по "новому небу и новой земле",
на которых правда живет, - разъясняет современный нам духовный писатель, архимандрит
Иоанн (князь Шаховский), по поводу верований русского народа в таинственный град
Китеж. - Как глубоко оправданы перед Богом эти томления русского народа по граде
Китеже затонувшем"*199*. Ничуть не удивительно поэтому, что и многие старообрядцы
верили, что где-либо Господь сохранил в благочестии истинных епископов. Во всяком
случае, требовалось сделать расследование по этому верованию, поискать прежде
всего истинных, древлеправославных епископов, а потом уже обращаться к епископам
других церквей. Утверждали, что благочестивые епископы скрываются где-нибудь в
Ливанских горах или в Египетских местах, где-нибудь при берегах Нила. Сюда и направились
наши искатели епископа, иноки Павел и Алимпий, в июне 1845 г. Многие места они
посетили и исследовали: побывали в Ливанских горах, в Сирии, в Египте, на берегах
Нила, в Палестине, всюду разузнавая, какие существуют здесь веры, какие у них
чины и обряды, нет ли где истинных христиан. На берегах Нила, близ г. Каира, они
действительно нашли египетских старцев-старообрядцев. Поселились они здесь лет
сорок назад. С какой неописуемой радостью они встретили своих единоверных - Белокриницких
иноков, которые и прогостили у них почти неделю. Свидание это было чрезвычайно
важным, ибо эти старцы, так давно здесь живущие и прекрасно знающие все здешние
местности, уверили своих гостей, что нигде в этих, как и в других ближайших местах,
не слышно о существовании благочестивых епископов. Наши послы после сего считали
вопрос о "крыющихся епископах" решенным: нигде их нет.
Одновременно Павел и Алимпий исследовали и вопрос о крещении, совершаемом у
греков и у других здешних христиан. С дороги Павел писал обо всех своих наблюдениях
пространные письма в Белокриницкий монастырь иноку Геронтию*200*. Он был, как
свидетельствует профессор Субботин, "достаточно вознагражден тем, что повсюду
здесь видел в употреблении трехпогружательное крещение". Главное внимание
он обратил на греков: как они крестят, как у них совершается богослужение, какие
у них чины, порядки, обычаи, так как теперь было ему ясно, что именно от греческой
церкви придется заимствовать иерархию. Наши послы не ограничивались одними лишь
наблюдениями над фактами совершения греческим духовенством таинства крещения,
но входили в беседы с греками, расспрашивали их по всем интересующим их вопросам,
исследовали их богослужебные книги - Требники и Служебники - и всюду видели требование
безусловное: совершать крещение непременно в три погружения. Исследовали и Кормчую
греческой церкви ("Пидалион"), в которой нашли канонические и соборные
требования не только о трехпогружательном крещении у себя, в своей церкви, но
и осуждение поливательного крещения, совершаемого в католической церкви, осуждение
суровое и безусловное как ереси и нечестия. Греки из-за обливания совершенно перекрещивают
латин, как некрещенных. "Касательно настоящего нашего дела о занятии священства
от греков мы теперь совестию совершенно спокойны, - писал инок Павел настоятелю
Терентию в Белую Криницу, - потому что обтекли при помощи Божией все четыре греческия
патриархии и своими глазами ясно видели, что везде у них единообразно совершается
крещение в триипостасное Божие Имя тремя погружениями. Во всех четырех греческих
патриархиях, кого ни спроси, все духовные и мирские также свидетельствуют о том
единогласно, даже и самые уставы их в книгах древних и нынешних то же самое показуют.
После сего остается ли чего требовать вернее?"*201*
Все три изложенные вопроса были разрешены вполне удовлетворительно и исчерпывающе:
потаенных епископов благочестивой древлеправославной веры нет; крещение в греческой
церкви совершается в три погружения и, значит, действительно; от нее посему, согласно
церковным канонам, можно принять хиротонию.
Но наряду с этими вопросами стоял еще один вопрос, хотя ничуть не связанный
с ними и из них не вытекающий. Это вопрос денежный. Он всюду и во все времена
был неизбежным, начиная с Христова служения на земле и кончая нашим плачевным
бытием. Российские старообрядцы, обладая огромными капиталами, по свидетельству
Мельникова-Печерского, едва ли не большей частью всего российского капитала, могли
бы легко закупить все четыре восточные патриархии*202*. Но такую покупку легче
было совершить в самой России: соблазнить деньгами какого-либо, может быть, самого
лучшего и даровитейшего епископа Синодальной церкви (холеные и надушенные святители
любят пожить всласть), перекинуть его за границу (что сделать было очень легко)
и устроить его на дозволенной австрийским правительством кафедре; а еще легче
и удобнее было сделать так: упросить любого святителя никонианской церкви за большую
мзду рукоположить для старообрядцев их же кандидата в епископы и такового переправить
в Австрию на готовую кафедру. Но все таковые действия - торговые сделки - претили
чистой совести старообрядцев, они не могли даже помыслить о них. Почти вся переписка
старообрядцев николаевского времени по делу приобретения себе епископа захвачена,
перехвачена, выкрадена, куплена и всякими другими способами добыта русским правительством
и его агентами и стала достоянием врагов и обличителей старообрядчества. И что
же? Во всем этом огромном письменном материале нет даже намека на какую-либо денежную
сделку или подкуп для приобретения старообрядчеству епископа. Чистота намерений,
святость исполнения решенного дела поставлены были старообрядцами выше всего и
дороже всего. Дело Божье твори no-Божьи, а не торговым способом, хотя бы и честным.
Преисполненный высших нравственных и святых порывов служения Богу, инок Павел
не мог даже помыслить о чем-либо искусственном, подкупном в этом великом и благодатно-спасительном
деле. Все у него и во всем должно быть чисто и свято. Епископ должен прийти в
старообрядческую Церковь по искреннему убеждению в ее святости, истинности и спасительности,
присоединиться для искреннего служения Христу и его святому алтарю, а не ради
каких-либо материальных расчетов и своекорыстных целей. И такового именно святителя
инок Павел нашел. "Близ Господь всем призывающим Его, всем призывающим Его
воистину, - говорит порфироносный пророк Давыд, - волю боящихся Его сотворит и
молитву их услышит и спасет я" (Псал., 144:18-19). "Такова сила надежды,
- подтверждает Златословесный Иоанн, - она не постыжает того, кто искренно предан
ей", и "действие силы Божией в том особенно и состоит, чтобы из безвыходного
положения находить выход"*203*.
Первый белокриницкий святитель - митрополит Амвросий
Белокриницких депутатов нисколько не смущало то обстоятельство, что, может быть,
присоединится к старообрядческой Церкви такой греческий святитель, который не
знает ни русского, ни славянского языка, ибо они отлично знали, что древней Русской
Церковью, начиная от Владимирского времени, в течение пяти столетий управляли
исключительно греческие митрополиты, из которых многие совершенно не знали ни
русского, ни славянского языка*204*. Поэтому Павел и Алимпий прибыли в самый Константинополь
с твердой надеждой здесь именно найти нужного старообрядчеству епископа*205*.
Но первая их попытка оказалась неудачной. Обратились они к одному греческому епископу
(к сожалению, имя его неизвестно) и убедили его в полном благочестии старообрядческой
Церкви, и он согласился принять на себя звание старообрядческого епископа, оставаясь,
однако, в общении с греческой церковью и признавая ее обряды. Инок Павел тогда
ему разъяснил, что необходимо совершенно оставить погрешительные обряды и верования
греков, оставить самую церковь греческую, как находящуюся в заблуждении, и присоединиться
к старообрядческой Церкви, согласно требованию церковных канонов, "не мешать
сладкое с горьким", по выражению Павла. "Тотчас сей отряхнул руки".
Это первое обращение наших депутатов сразу же вскрывает характер их намерений
и тактики*206*. Без какого бы то ни было лукавства или хитрости, без всякой утайки
чего бы то ни было они честно, открыто и прямо заявляют, что убеждаемый епископ
должен перейти в старообрядческую Церковь, как в истинную Церковь, по искреннему
убеждению, и оставить церковь неправую, в которой теперь находится. Они вели подлинно
апостольское дело.
Как в этом их деле, так и в их отношениях с турецкими властями и другими лицами,
а также в их переездах и разного рода ходатайствах им оказывал существенную помощь
знаменитый зарубежный старообрядческий деятель Осип Семенович Гончаров, казачий
атаман, имевший в Турции многих друзей и благодетелей, знавший хорошо по-турецки,
"человек (по характеристике Субботина) тонкий и умный, неутомимо деятельный
и предприимчивый"*207*. По его рекомендации белокриницкие депутаты приобрели
себе для сношения с греческими владыками и с турецкими властями замечательного
переводчика - Константина Ефимовича Огняновича, "родом сербина, служившего
при цареградской патриархии, многоученого человека и довольно знающего многие
языки". При содействии и помощи этих лиц, им легко было ориентироваться в
таком огромном и притом весьма запутанном и многоязычном городе, каков Константинополь.
По указанию своих константинопольских друзей, иноки Павел и Алимпий обратились
к другому греческому иерарху. Это был Боснийский митрополит Амвросий.
Можно смело сказать, что ни об одном святителе не имеется столько точных и
обстоятельных сведений, сколько об этом митрополите, ибо о нем наводили впоследствии
справки и собирали сведения три могущественнейших в то время государства: Россия,
Австрия и Турция. От проницательных взоров исследователей жизни Амвросия не ускользнул
ни один штрих его биографии, ни один факт из его иерархической деятельности.
Амвросий родился в 1791 г. и при крещении назван был Андреем*208*. Отец его
состоял священником в г. Эносе и был в своем роде уже 22-м священником и сына
своего решил посвятить также священноиерархическому служению. Андрей, окончив
соответствующую богословскую школу, женился в двадцатилетнем возрасте и тогда
же был рукоположен в священники эносским митрополитом Матфеем*209*. Но через три
года овдовел и, прослужив после сего еще три года в звании приходского священника,
постригся в иноки, получив при этом имя Амвросий. Ему было в то время 27 лет.
Митрополит Матфей принял его к себе в митрополичий дом. В 1823 г. он был избран
настоятелем Святотроицкого монастыря, что на острове Халки. Здесь на него обратил
внимание Константинопольский патриарх Констанций и перевел его поближе к столице,
сделав его настоятелем церкви [...], что в Босфоре, а потом взял его и в самую
патриархию на весьма ответственную должность - "протосингела великой церкви".
Здесь Амвросий стал уже на прямую дорогу к получению архиерейского сана. В 1835
г. умер Боснийский митрополит Вениамин и Амвросий был поставлен в число кандидатов
в святители на освободившуюся кафедру. Собравшийся по сему случаю патриарший священный
Синод под председательством патриарха Григория, состоявший из архиереев: Ефесского
Хрисанфа, Анкирского Герасима, Софийского Паисия и Ираклийского Дионисия, имевшего
полномочие и от Никомидийского Панарета, - "избрал и предпочел всем другим
его, священнословеснейшаго, великаго протосингела святыя Христовы Церкви, господина
Амвросия, яко достойнаго восприяти архиерейское предстоятельство и пастырский
жезл святейшия митрополии Боснийския", как свидетельствует выданная ему ставленная
грамота от 9 сентября того же, 1835 г. Рукополагал его в это достоинство сам патриарх
Григорий при участии всех перечисленных архиереев. Тогда же митрополит Амвросий
отправился на свою Боснийскую кафедру.
Босния - славянская область, входившая в состав тогдашней Турецкой империи,
населенная сербами; но сербами обозначаются здесь все православные сербского племени:
босняки, герцеговинцы, далматинцы, черногорцы, словенцы, граничары и т.п. Все
они говорят на славянском наречии и службы церковные совершают по славянским книгам,
нередко русской, московской печати. Среди этих славянских племен и начал свое
архиерейское служение новый митрополит. Положение архипастыря в этой области,
как и вообще в славянских областях Турции, было очень затруднительным: ему приходилось
встать или на сторону турецких правителей, изнурявших народ тяжкими поборами и
всякими насилиями, и в таком случае сделаться ненавистным для своей паствы, или
же встать на сторону угнетаемого народа и чрез это самому стать жертвой вражды
и насилий турецкого правительства. Присылаемые из Константинополя архиереи-фанариоты
легко выходили из такого затруднения: они становились на сторону турецких угнетателей
и заодно с ними грабили народ и поэтому были ненавидимы своей паствой. "Но
митрополит Амвросий, - говорим словами профессора Субботина, - явился исключением
из боснийских владык - фанариотов. Человек от природы добрый, он не мог равнодушно
смотреть на бедственное положение народа - встал на его сторону и по возможности
старался облегчить его нужды. Это было таким необыкновенным явлением, так противоречило
издавна сложившемуся народному понятию о греческих архиереях, что народ даже не
признавал Амвросия за грека: утвердился слух, что он природный славянин и именно
болгарин. Вот замечательные слова, занесенные в одну Боснийскую летопись: "Этот
владыка был святой человек, он много заботился о бедных. Он был родом болгарин,
вовсе не был сребролюбив и радел только о том, чтобы народу было покойно, чтобы
народ не терпел неправды"*210*. Основываясь на действительных, ярких фактах,
Субботин подтверждает, что "Амвросий действительно смело заявлял себя человеком,
готовым стать за интересы народа, даже пренебрегая своею личною безопасностью".
Воистину "пастырь добрый, полагающий душу свою за люди своя". За это
его возненавидели местные турецкие власти, донесли на него центральному правительству,
что такой владыка неугоден им, и турецкое правительство потребовало от патриарха
удалить такого митрополита с кафедры.
Ровно пять лет прослужил митрополит Амвросий на Боснийской кафедре, служение
его было действительно пастырским, апостольским, жертвенным. Такого исключительного
святителя патриархия должна бы всеми силами отстоять от турецких нападок. Но на
патриаршем престоле был в это время Анфим II, человек слабый, сам подделывавшийся
к желаниям турецкого правительства. Посему последовало 12 сентября 1840 г. патриаршее
определение, которым митрополит Амвросий отзывался с Боснийской кафедры в Константинополь.
Здесь он поступил в число безместных архиереев, которые, получая от патриархии
пенсию и нередко участвуя в патриарших служениях, дожидались нового назначения
на освобождавшиеся кафедры. Амвросий оставался свободным, когда к нему явились
Белокриницкие депутаты, иноки Павел и Алимпий. Очевидно, Промысл Божий, в который
так пламенно верил Павел, а с ним вся старообрядческая Церковь, предназначал его
на более славное служение, чем было на Боснийской кафедре, но зато и наиболее
ответственное и более тернистое: там он имел столкновения лишь с местными турецкими
пашами, а тут он будет иметь дело с могущественными императорами самых великих
держав.
Амвросий сразу понравился нашим депутатам своею серьезностью, положительностью
и внимательностью, с которой он выслушивал их предложение. Большое обаяние производило
и его открытое и красивое лицо с большими и умными глазами. Убедить митрополита
Амвросия в правоте старообрядчества было очень легко, особенно в истинной древности
двоеперстного сложения, о котором свидетельствуют древние греческие же книги и
древние иконы, в изобилии еще сохранившиеся на Востоке. "И начались беседы,
- повествует профессор Н.И. Субботин. - Павел говорил Амвросию, разумеется, при
посредстве Огняновича, о догматах веры, о церковных тайнах, о неизменно содержимых
старообрядцами древлеотеческих преданиях и обрядах. Амвросий выслушал его со всем
вниманием и нашел, что ничего противного православию в учении старообрядцев, как
изложил его Павел, действительно не находится"*211*. Быть старообрядцем -
это значит быть истинно православным, ни о какой измене православию здесь не может
быть и речи. В этом был прав Амвросий. Но ему была непонятна разница между старообрядческой
церковью и греко-российскою. Это заставило инока Павла написать Амвросию довольно
обширное сочинение, в котором он не только доказал неправильность новых обрядов
греко-российской церкви, но и относительно вступления м. Амвросия на Белокриницкую
кафедру так же был откровенен, как и в устном разговоре с ним, как и в предложениях
первому греческому епископу, чтобы "не мешать сладкое с горьким". "Церковное
присоединение должно быть, - писал Павел прямо, - согласно правил святых отец
и то должно исполнить без всякого прекословия". Сочинение Павлове, написанное
действительно основательно и весьма убедительно, произвело на Амвросия должное
впечатление, и он уже согласился было присоединиться к старообрядческой церкви.
Но встревожило его одно случайное обстоятельство. Когда шли его переговоры со
старообрядческими депутатами, он в то же время продолжал ходить в патриархию к
службам и участвовал вместе с другими архиереями в торжественных патриарших служениях,
даже в хиротонии новых епископов. Во время одного такого посещения патриархии
он спросил одного "ученого мужа", заведя с ним разговор издалека: "А
что это за люди - старообрядцы?" Тот ответил: "Это не еретики, но только
в образовании Святой Троицы перстами мизинцев уменьшают равность Св. Духа".
Как ни абсурден был ответ этого "ученого", он сильно смутил Амвросия,
и он стал "недоверчив ко всем прежним послов представлениям и разным доказательствам,
и стал неподвижен, единственно боясь, что не пристрастно ли прельщают его в неправую
веру". Но это дало повод иноку Павлу написать для Амвросия новое сочинение,
в котором он, по выражению Субботина, "явился во всеоружии раскольнической
учености". Ученость эта выразилась совсем не в "раскольничестве"
каком-либо, а в изложении многочисленных доказательств в пользу древности двоеперстного
сложения и в догматическом разъяснении его символического изображения. Особенно
убедительным доказательством для м. Амвросия было свидетельство книги "Пидалион"
- греческой же Кормчей, обязательной для всякого греческого священнослужителя,
незадолго перед тем изданной Константинопольским Синодом с особыми толкованиями.
В ней, именно в толковании на 91-е правило св. Василия Великого, в котором речь
идет о крестном знамении, сообщается, что древние христиане, т.е. времен Василия,
имели другое перстосложение, чем нынешние, они знаменовались двоеперстным сложением,
причем сделана ссылка на греческого духовного писателя XII века св. Петра Дамаскина.
Павел представил м. Амвросию и следованную Псалтырь Исифского издания, достав
ее у майносских старообрядцев-некрасовцев, живущих в Анатолии, на берегу Черного
моря. Относительно троеперстия Павел доказал, что в нем догматически неправильно
тремя неравными перстами изображается равенство Лиц Святой Троицы; основательно
доказал и неприемлемость так называемого именословного перстосложения. Сочинение
это окончательно убедило митрополита Амвросия в правоте старообрядческой Церкви
и в заблуждениях церкви греко-российской. Однако м. Амвросий все еще колебался
и не давал решительного согласия присоединиться к старообрядческой Церкви как
к Церкви истинной и Христовой. Только чудесное видение митрополиту Амвросию побудило
его дать согласие на присоединение.
Случилось это так, как рассказывает об этом инок Алимпий: "Мы решили,
- повествует он, - еще раз сходить к м. Амвросию, и если он не изъявит и на этот
раз своего согласия, то заявить ему, что мы оставляем его навсегда. И что же случилось?
Когда мы пришли к митрополиту Амвросию, то заметили, что он как бы нас ожидает,
и принял нас очень ласково, пригласил сесть и первым начал: "Я согласен пойти
к вам, только брать ли мне с собою сына или не надо?" (Сын его служил тогда
в Константинополе в какой-то комиссии своего тестя). Митрополит, по-видимому,
согласен был оставить его одного в Константинополе. Мы переглянулись с о. Павлом
с великим удивлением: как это, паче нашего чаяния, нашлось в Амвросии согласие
на наше предложение. Как бы не доверяя искренности его убеждений, решились испытать
его таким вопросом: "Почему же, ваше преосвященство, вы ныне сделались согласны
на наше предложение, а вчера не соглашались, когда мы вам вполне изложили свои
убеждения?" "Вчера, проводя вас, - отвечал Амвросий, - я был занят мыслию:
добро ли мне предлагается. С этою мыслию, помолясь Богу, я лег. Но не успел я
еще уснуть, как вдруг предстал предо мною во свете священнолепный муж и сказал:
"Что ты много утомляешься размышлениями. Это великое дело тебе суждено от
Бога исполнить и от русского царя пострадать". При последнем слове "пострадать"
я содрогнулся и очувствовался, но никого не было, только в комнате виден был свет,
который постепенно исчезал, наподобие того, как бы кто уходил с зажженной свечой.
Сердце мое исполнилось и страхом и радостью, так что я от восторга всю ночь без
сна проводил в своих к Богу молитвах, и решил дать вам полное мое согласие; ибо
если на это есть Божие благоволение, то мы обязаны его с радостью исполнять".
От этого рассказа его и мы с о. Павлом были в каком-то восторге", - заключил
о. Алимпий свой рассказ*212*.
Не может быть ни малейшего сомнения в том, что явившийся м. Амвросию "святолепный
муж" был святитель Никола Чудотворец, к помощи которого инок Павел всегда
прибегал еще с малых лет и который столько уж раз выручал его в затруднительных
положениях, давая ему в чудесных явлениях своих спасительное направление и наставления.
Теперь, в такой решительный момент, его помощь была особенно нужна, и она пришла
и возымела свое действие.
При беседах с м. Амвросием белокриницких послов были, конечно, разговоры и
о положении и состоянии Белокриницкого монастыря, где должен постоянно пребывать
митрополит, и о правах, и о содержании митрополии, как и самого митрополита. Депутаты
ознакомили м. Амвросия со всеми документами, относящимися к существованию Белокриницкого
монастыря и архиерейской кафедры в Австрийском государстве. По существующему положению,
утвержденному австрийским правительством, верховный святитель старообрядцев должен
содержаться на монастырском иждивении, не требуя от государства никакой помощи
на сей предмет. И сами старообрядцы изложили и закрепили такое именно положение
в своем Уставе, представленном на утверждение правительства. Последнее все же
беспокоилось, как бы не пришлось старообрядческого святителя содержать на казенный
счет, и поэтому, как мы уже видели, при объявлении императорского декрета о разрешении
старообрядцам иметь своего архипастыря, предписало губернскому начальству непременно
принять во внимание, что этот архипастырь должен содержаться на собственные средства
монастыря, не требуя от правительства никакой помощи. Это обязывало как Белокриницких
депутатов, так и самого митрополита Амвросия дать с своей стороны австрийскому
правительству какие-то заверения при утверждении Амвросия, что действительно ни
монастырь, ни верховный святитель не будут тревожить государственную казну. Было
поэтому решено составить и подписать формальное условие со стороны м. Амвросия
и со стороны иноков Павла и Алимпия. Таковое и было подписано 16 апреля 1846 г.
В нем м. Амвросий заявляет, что он "по чистой совести заблагоизволил поступить
в староверческую религию в сущем звании митрополита" и обязуется "по
прибытии в Белокриницкий монастырь, учиня церковное присоединение согласно правил
святых отец, неотлагательно поставить там в наместники себе другого архиерея,
как дозволено всевысочайшим указом". Монастырские же депутаты, по данному
им доверию Белокриницкого монастыря, "обязуются содержать его высокопреосвященство
господина митрополита Амвросия на всем монастырском иждивении во всяком спокойствии
и удовлетворении во всю его жизнь"*213*.
Теперь нужно было собираться в дорогу, в Австрию - в Белокриницкий монастырь,
к месту нового служения митрополита Амвросия. Инок Алимпий, этот бесстрашный и
"ясный сокол", как величал его Павел, ничуть не медля, уехал из Константинополя
сначала в Белую Криницу, а оттуда в Россию с радостным известием всем древлеправославным
христианам о приобретении долгожданного святителя. Павел же оставался в Константинополе
еще целый месяц в разных хлопотах и приготовлениях к отъезду. Митрополиту Амвросию
был выправлен паспорт на имя майносского казака-некрасовца (старообрядца), чтобы
с этим документом доехать лишь до Добруджи, к своим христианам, где можно уже
достать документ архиерейский. Амвросий вынужден был ехать до этого места в казачьем
платье*214*. Путь этот был весьма тернистым, по выражению Павла, исполненным "скорбей
и необыкновенных искушений"*215*. Только по прибытии наших путешественников
в старообрядческое селение Сарыкой (в Добрудже, ныне Румынии), м. Амвросий первый
раз по выезде из Константинополя мог свободно вздохнуть.
Торжество древлеправославной Церкви
С того момента, как митрополит Амвросий изъявил согласие перейти в старообрядчество
и письменным актом выразил это, он стал уже старообрядческим епископом. Инок Павел
так и начал относиться к нему, именно как к своему уже архипастырю, хотя еще канонически
и не присоединенному к старообрядческой Церкви. Для зарубежных старообрядцев не
были секретом ни искания архиерейства, на что были уполномочены российским старообрядчеством
белокриницкие депутаты, ни разрешение австрийского правительства учредить епископскую
кафедру в Белокриницком монастыре - они ожидали этого события с большой радостью
и с волнующим настроением. Один русский ученый, Н.И. Надеждин, посетивший в 1845
г. Буковину, а также и молдавские старообрядческие селения, писал: "Весть
об учреждаемой раскольнической епископской кафедре, распространяясь между ними,
носится из уст в уста любопытною новостью и возбуждает общее участие"*216*.
В России же эта весть держалась в большой тайне даже среди самих старообрядцев,
а правительство даже не подозревало, что творится у заграничных старообрядцев.
Оно продолжало угнетать, гнать и громить всероссийское старообрядчество, с каждым
годом усиливая свои жестокости против него, ведя по всей стране настоящую войну
против своих же русских людей - с повсеместными атаками на старообрядческие монастыри,
скиты, церкви, часовни и прочие духовные пристанища и убежища, с облавами, внезапными
налетами и всякими другими военными средствами. Вооруженного сопротивления, конечно,
нигде не было: лишь слезы, плач и рыдания да молитвы и просьбы были единственными
средствами защиты древлеправославных христиан от всех этих страшных, разорительных
и мучительных нашествий. Начиная с 1832 г., со времени первого старообрядческого
собора в Москве, решившего учредить за рубежом епископскую кафедру, и до описываемых
событий гражданское и духовное правительство никонианства одержало в России ряд
"блестящих побед": за это время пали такие славные духовные крепости
старообрядцев, как Иргиз и Керженец и ряд менее значительных крепостей и цитаделей.
Потребовались бы огромные тома, чтобы описать эти громкие победы. Мы пишем краткую
историю, поэтому обо всем говорим лишь кратко. Об Иргизе мы уже упоминали. Здесь
упомянем о разгроме Уральских скитов.
Много их было. Вблизи одного селения, Шарташского (в четырех верстах от г.
Екатеринбурга) их существовало двенадцать (все женские), в них было около 400
инокинь. "Скиты эти были, - как сообщает их бытописатель, - не только образцом
подвижнической жизни, но и рассадником просвещения и грамотности"*217*. Славились
они еще и тем, что в 1824 г. их посетил сам император Александр I, о чем возвещали
железные доски, повешенные на стенах скитских часовен - Знаменской и Троицкой.
В николаевское же время, под командой пермского епископа Аркадия, нами уже упоминавшегося
в своем месте, эти скиты были разгромлены и уничтожены особыми "карательными
экспедициями", все имущество их разграблено, а инокини разогнаны. Торжество
православия было полное. Ожидалось в то время окончательное падение и даже уничтожение
такого упорного "врага", каким оказалось всероссийское старообрядчество*218*
. Сколько тяжкой скорби и грустных воздыханий было за это время выражено миллионами
истинных христиан! Сколько пролито ими горьких слез! Сколько вознесено Господу
горячих молитв, стонов, рыданий, воплей! Всего этого не описать. Вся великая страна
была облита слезами, омолитвена непрестанными возношениями к Богу. Молитвы эти
и слезы были, как видим, не напрасными.
Больше всего боялись старообрядцы "оскудения священства". Какая же
великая, несказанная радость их охватила, взволновала и подняла до самого неба,
когда они узнали, что уже совершилось в Константинополе. Последующих событий они
ждали с молитвенной надеждой.
В это время м. Амвросий и инок Павел держали путь в Вену, в столицу Австрийского
государства. Зарубежные старообрядцы уже знали, что едет их святитель, и по дороге
устраивали ему торжественные встречи. Так, в г. Тульче (Добрудже) весь берег был
покрыт народом в ожидании прибытия парохода с м. Амвросием, все старообрядцы были
разодеты в праздничные наряды - люди обоих полов и всякого возраста. Впереди ожидали
почетные старики - общественные депутаты с хлебом-солью и депутация иноков от
Славского монастыря, много народу прибыло и из [Сариксы]. Но приготовленная встреча
митрополита не состоялась. С парохода поспешил выйти раньше всех инок Павел и
увлек весь собравшийся народ с берега в город: нельзя было устраивать Амвросию
такую громкую и пышную церемонию встречи, когда он еще не имел настоящего паспорта
и ехал обыкновенным пассажиром. В качестве такового он и вышел с парохода немного
позже, и Павел провел его в особо приготовленную квартиру, куда и пришли к нему
славские иноки и выборные от обществ с хлебом-солью; они "утешали его и просили
немало не беспокоиться, уверяя, что теперь, под их защитой, он совершенно безопасен".
Новые его покровители в тот же день увезли его в селение Сариксу, исключительно
одними старообрядцами населенное. Здесь уже была устроена митрополиту подобающая
встреча. Прожил он тут четыре дня и тесно сблизился со старообрядцами: посетил
их церковь, побывал в гостях у многих видных общественников, посетили и его депутаты
из ближайшего старообрядческого селения Журиловки; прохаживался по улицам села
- и всюду народ встречал его с необыкновенным восторгом, все разряженные, все
кланялись святителю до земли. Нужно отметить, что нигде нет такого почтительного
отношения народа к духовенству, как у старообрядцев в Добрудже, в Буковине и в
Бессарабии: при всякой встрече с духовным лицом, будь это на улице или на площади
или в другом месте, народ и каждый старообрядец кланяется ему до земли, не стесняясь
ни пылью, ни грязью. Митрополит Амвросий в первый раз в жизни встретил такое почтительное
отношение народа к нему. Сам он был облачен тоже по-старообрядчески: в мантию
и камилавку.
За время пребывания митрополита Амвросия в Сариксе ему был выправлен турецкими
властями уже святительский паспорт. В Вену прибыл Амвросий с иноком Павлом и с
переводчиком Огняновичем 28 июня 1846 г. Они сразу же стали хлопотать, чтобы лично
представиться самому императору. Было заготовлено прошение от имени митрополита
о принятии его в австрийское подданство и о разрешении ему теперь же вступить
в отправление своих святительских обязанностей в Белой Кринице. К прошению были
приложены документы:
а) подлинная ставленная грамота, удостоверяющая митрополичье достоинство Амвросия;
б) подлинное разрешение, выданное м. Амвросию патриаршей канцелярией на служение
литургии в одной из константинопольских церквей, свидетельствующее о том, что
Амвросий не состоял ни под каким запрещением священнодействий, и
в) формальное условие, подписанное Амвросием и иноком Павлом, удостоверяющее,
что проситель-митрополит действительно будет содержаться на старообрядческом монастырском
иждивении, а не на казенные средства. Все эти документы были снабжены переводами
на немецкий язык. Аудиенция у императора Фердинанда была назначена на 11 июля.
"Представление было очень торжественное, и внимание Амвросию оказано было
большое. Когда пред выходом императора выстроился в приемной зале целый полк разных
чинов, то Амвросий с сопровождавшими его Павлом, Огняновичем и Дворачком (венским
переводчиком) смиренно стали на последних местах. Но явившийся из императорских
покоев распорядитель аудиенции с великим почтением взял их и поставил на самое
первое место, впереди всех предстоящих. Таким образом, Амвросий был первым из
всех присутствовавших на аудиенции высоких особ, к кому обратился император Фердинанд,
как только вступил в приемную залу. Амвросий в кратких словах изложил сущность
своей просьбы, которую тут же и вручил его величеству со всеми надлежащими актами.
Император весьма благосклонно выслушал м. Амвросия, принял бумаги и обнадежил,
что по справке всевозможное удовлетворение самого его и староверцев учинено будет".
Затем м. Амвросий представился в Вене и другим высоким особам.
Согласно заявлению императора, австрийское правительство немедленно предписало
своему консулу в Константинополе навести справки о м. Амвросии. Справки получились
самые удовлетворительные и вполне подтвердившие все заявления Амвросия о себе.
Но еще до получения справок австрийское правительство дозволило м. Амвросию отправиться
в Белую Криницу и там "отправлять святительские обязанности, согласно Высочайшему
определению от 18 сентября 1844 года". В первых числах октября митрополит
Амвросий, инок Павел и переводчик Огнянович покинули Вену.
В Белокриницком монастыре уже давно ожидали своего святителя и приготовились
к сему: было приведено в лучший вид помещение для митрополита; инок Алимпий привез
из Москвы полное архиерейское облачение и все другие необходимые при архиерейском
служении принадлежности. Настоятельствовал здесь все тот же распорядительный и
предусмотрительный инок Терентий. Он тоже успел побывать в Москве и вернуться
оттуда благополучно. Белокриницкие и Климоуцкие христиане вышли встречать митрополита
за две мили от Белой Криницы, одних конных - верховых молодых старообрядцев было
до сорока человек, особо нарядных, украшенных флагами, лентами, шалями (их называют
тут "боярами"). Они, окружив экипаж митрополита, провожали его до самого
селения. "Здесь, - как повествует инок Геронтий, - егда показася экипажа
верх, четвероконнаго дилижанса, четыредесятью конных всадник сельской дружины,
под руководством сельскаго дворника (примаря), окруженный, - при двух церковных
храмах часто заговорили колокола: нынче праздник - завтра праздник, и на долзе
часто так твердили... Весь народ обоих сел высыпал на улицу, от старца до грудного
младенца, на руках матери носиша". Поезд направился к сельской церкви, здесь
ожидали митрополита священноинок Иероним, в облачении, с крестом и весь освященный
причет со свещами и хоругвями. Как только митрополит вышел из экипажа, народ,
стоявший около церкви, "весь ниц на землю пал, поклонися ему". Амвросий
вошел в церковь и, обратясь к народу, приветствовал его: "Мир всему православию
сему". Народ отвечал: "И духови твоему, преосвященнейший Владыко",
- "...таже паки, ниц падше, поклонися ему". В монастырь митрополит пошел
пешком и за ним весь народ. Здесь, в святых воротах, его встретил настоятель Геронтий
и клир в соборных мантиях и вся монастырская братия в обычном иноческом одеянии.
Настоятель и вся братия поклонились митрополиту до земли и приветствовали его
подношением хлеба-соли. "Благослови, владыко, входом твоим святое место сие",
- возгласил настоятель. Митрополит Амвросий отвечал: "Благословен вход святых
твоих, всегда, и ныне, и присно, и во веки веком", - и знаменовал крестообразно
святыя врата. Вся процессия тронулась к монастырской церкви, в которой по-праздничному
горели все свечи и лампады и паникадило. Здесь снова встретил митрополита священноинок
Иероним, он возгласил: "Благословен еси грядыи..." - клир же подхватил:
"...во имя Господне, осанна в вышних". Затем следовал обычный церковный
"начал" и проводы Амвросия до его покоев, где ему было приготовлено
"учреждение"; народ же весь был отпущен домой.
Событие это совершилось 12 октября. А на 28-е того же месяца назначено было
присоединение митрополита Амвросия к старообрядческой Церкви согласно установленному
"чину". За это время он получался твердому произношению по-славянски
всех тех возгласов и молитв, которые архиерей во время литургии провозглашает
во всеуслышание*219*, и усваивал старообрядческие церковные обычаи, порядки и
обхождение. Павел же закончил новое свое сочинение, "Краткое соображение",
о тех еретиках, от которых "действуемыя тайны, крещение и хиротония, по правилам
святых соборов, в православную Церковь к приятию есть достойны". Обладая
глубокими знаниями, инок Павел документировал это сочинение многочисленными канонами
и событиями из древней Церкви. Оно предназначалось не только для данного случая
- присоединения м. Амвросия, но и вообще для руководства всем старообрядцам*220*.
К этому сочинению автор добавил еще статью "О трехпогружательном в греках
крещении", в которой, кроме греческих требников и других книг и своих личных
наблюдений, приводит свидетельство самого Амвросия: он "по долгу присяги,
с целованием святого образа и своеручным подписанием, заверил их (Павла и Алимпия),
что крещен в три погружения"*221*
Все зарубежные старообрядцы были своевременно извещены о предстоящем торжестве
присоединения к св. Церкви митрополита Амвросия. Депутаты от обществ начали прибывать
в монастырь заблаговременно.
27 декабря состоялось в монастырской церкви соборное заседание по вопросу о
чиноприеме митрополита. В обсуждении участвовали: вся монастырская братия, депутаты
из Молдавии, из Ясс, депутаты от буковинских слобод, белокриницкие, климоуцкие,
соколинские, мехидрские и множество христиан, собравшихся из окрестных мест. В
первую голову было заслушано Павлово "Соображение". После непродолжительного
обмена мнениями было единогласно решено предложить митрополиту Амвросию учинить
присоединение по второму чину, т.е. под миропомазание, как было решено и на Московском
соборе, а недавно и на Славcком собрании и как всегда практиковалось в старообрядческой
Церкви; если же богодарованный святитель отстранит это требование, тогда совершить
присоединение по третьему чину. Решение это было представлено митрополиту утром,
на другой день после совершения всенощного бдения святителю Николе Чудотворцу.
Сей "скорый помощник" и здесь оказал свое "теплое заступление":
м. Амвросий сразу же "с веселым лицем" согласился на второй чин. Тотчас
же начался звон к Божественной литургии. Церковь была переполнена народом. По
прочтении часов, митрополит Амвросий вошел в церковь "в достодолжном сопровождении".
Положив обычный "начал" и облачившись в алтаре во "вся святительская",
он вышел на амвон и, "стоя пред царскими дверьми, начал велегласно русским
языком проклинать все ереси" по приготовленному чину, как написано в Потребнике.
Затем принял себе в отца духовного священноинока Иеронима*222*, которому исповедался
в алтаре и от которого был помазан святым миром*223*. Выступил после сего митрополит
Амвросий чрез царские двери к народу, уже фактически по установленному "чину"
присоединенный к старообрядческой древлеправославной Церкви, во всем святительском
величии, как правомочный архипастырь этой Церкви*224*, и "прием в руки трикирий
и дикирий, стал благословлять народ прямо на церковь и по сторонам". "Вот
зрелище трогательное и радость восхитительная Всемогущим Промыслом Божиим устройся
ныне! - восклицает очевидец-дееписатель. - На что все людие, всякаго возраста
и сословий, со слезами взирали, и каждый ощущал в душе своей истинное удовольствие,
и всяк из глубины сердца своего приносил благодарение Господу Богу, явившему людем
Своим, новому Израилю, милость Свою попремногу". И подобно нечто евангельскому
гласу мнози себе повторяли, яже блажены очи наши, что мы ныне видим, яже от многих
лет не видели отцы наши". По окончании божественной литургии "всеобщим
собором с подобающею честию и песнопением проводили митрополита до келий его;
святитель же, обращься пред дверьми входа, благословил народ и отпустил с миром".
Все отцы и братия и многие гости были приглашены на трапезу и поздравления в настоятельские
келий и "весь день во славу Божию праздновали радостно".
Так необычайно скромно, в такой уединенной от мира, почти пустынной обстановке
совершилось в истории старообрядчества величайшее событие, полное значение которого
еще до сих пор не оценено и не выявлено. Верно говорит профессор Субботин, что
"день этот, 28 октября 1846 года, с которого ведет свое начало ныне существующая
у старообрядцев иерархия, когда последовало событие, составляющее эпоху в истории
старообрядчества, должен быть отмечен в летописях его как один из самых замечательных"*225*.
Это был день не только великой радости многих миллионов гонимых и унижаемых в
России самых преданных ей сынов, но и величайшей победой Церкви Христовой над
ее гонителями. Это было беспримерным ее торжеством. Подумать только, что этим
до убожества скромным актом были уничтожены и развеяны, как прах, все дьявольские
замыслы самых могущественных властей того времени - уничтожить старообрядческое
священство, а с ним и все старообрядчество, ибо без священства нет и самого христианства.
Не только в этом выражалось торжество и победа всего старообрядчества, но и в
совершенно новом положении старообрядческой Церкви и всего ее священноначалия.
Кончилась вековая зависимость от церкви-гонительницы, от иерархии-притеснительницы,
зависимость тяжелая, унизительная и позорная. Многолетнее тяжкое испытание, ниспосланное
Господом Своей Церкви, выдержано ею с многими страданиями, с великим терпением,
с твердой надеждой на милость Божию. И полуторавековое вдовство ее снято с нее
Самим Богом. "Не бойся, - взывает Сам Господь к Своей Церкви, - яко посрамлена
еси, ниже устыдися, яже укорена еси: понеше срамоту вечную забудеши и укоризны
вдовства твоего не помянеши к тому" (Исайя, 54:4). Совершилось удивительное
чудо: смиреннейший инок Павел, никому до того не ведомый, имевший в своем распоряжении
единственные средства - молитву, веру, терпение и непоколебимую надежду, победил
и сокрушил самого могущественного императора Николая, со всем его воинством, гражданским,
военным и духовным. Маленький пастушок Давыд пустячной пращой убил наповал вооруженного
с ног до головы Голиафа. Да, "сила Божия в немощи совершается!"*226*
Дальновидный инок Павел предусмотрел все печальные случайности, все бедствия
и несчастия, которые могли постигнуть искомого владыку после его присоединения
к старообрядческой Церкви. Поэтому он исходатайствовал у австрийского правительства
Высочайшее разрешение на существование старообрядческой кафедры, которое обязывало
прибывшего святителя поставить себе иерархического преемника. Да и по смыслу своего
святительского служения он обязан был рукополагать священнослужителей. Поэтому
первою заботой митрополита Амвросия было по присоединении поставить себе преемника.
Наилучшим кандидатом в таковые был бы сам инок Павел, отмеченный Богом многими
достоинствами. Но он и с ним Алимпий дали "зарок" еще пред началом архиерейских
поисков не вступать ни в какую священную степень, чтобы ни в ком не возбуждать
подозрения, что они искали епископа по своим личным расчетам, и обещание это до
смерти своей выдержали твердо.
Были избраны для рукоположения в священные степени три лица: двое из монастырской
братии, иноки Евфросин и Терентий, и один из сельских жителей - Киприан Тимофеев,
занимавший в Белой Кринице много лет почетную должность уставщика (дьяка), человек
доброго и трезвого поведения, по избрании постригшийся в иноки с именем Кирилла.
Первым в диаконы был поставлен о. Евфросин 30 октября, вторым о. Терентий - в
диаконы 3 ноября, а в священники 8-го того же месяца. Затем шли рукоположения:
22 ноября - инока Иоасафа в диаконы, 24 - иеродиакона Евфросима в священноиноки,
инока Арсения в диаконы, 6 декабря - священноинока Терентия в архимандриты, 25
декабря - инока Кирилла в диаконы, а 1 января 1847 года его же - в священноиноки.
Кандидатами в епископа и наместника митрополии были избраны три лица: настоятель
Геронтий, казначей о. Дорофей и инок Кирилл (Киприан Тимофеев). По совершении
молебствия, м. Амвросий вошел в алтарь царскими вратами к престолу, на котором
под пеленой лежали три жребия с именами трех этих кандидатов, и, не снимая пелены,
вынул один из них и подал иеродиакону Евфросину. Тот прочел во всеуслышание имя
Киприяна Тимофеева (тогда он еще не был иноком Кириллом). Таким образом Промыслу
Божию угодно было указать этого кандидата.
Рукоположение его, теперь уже священноинока Кирилла, было назначено на 6 января
1847 г. Оно происходило с большой торжественностью: прибыло на него огромное количество
не только своих древлеправославных христиан из разных мест, но более 50 человек
начальствующих лиц из губернии, для которых было отведено помещение за монастырской
оградой. Порядок посвящения, тщательно изученный всеми участниками богослужения,
был выполнен с поразительною точностью, без какого бы то ни было замешательства,
что в таких случаях бывает явлением обычным.
Кирилл был поставлен "епископом богоспасаемого града Майноса и наместником
митрополии"*227*. Тогда же ему была выдана митрополитом Амвросием ставленная
грамота, в которой дается о нем такое свидетельство: "При собрании многих
достопочтенных лиц священнического и иноческого чина и от окрестных обществ депутатов,
в присутствии нашем к числу двух избранных от отец монастыря сего, господина настоятеля
и казначея, присовокуплен и третий из числа достопочтенных белокриницких жителей,
Киприан Тимофеев, удостоенный к высокому сему выбору от целого Белокриницкого
общества и даже монастырского общебратства письменным свидетельством и от отца
духовнаго особым удостоверением, что он есть самаго лучшаго нравственнаго поведения
и непорочнаго жития, богобоязливый, честный и добродетельный человек, по смерти
законной жены своей свобод сыи от мира, достоин к восприятию архиерейскаго сана.
Понеже он от самых младых своих лет даже до настоящаго сего времени вел себя всегда
честно и трезвенно, устроял домовство свое прилежно и благонравно. При всем том
более тридцати лет при Белокриницкой сельской церкви церковным настоятелем и уставщиком
находился беспорочно и даже самую настоящую церковь собственными своими трудами
и ревностью воздвигнуть содействовал и в ней за недостатком священства обычественныя
богомолебствия церковнаго последования, исключая литургии, тщательно и благоговейно
совершал и единоверных своих христиан и детей их вместо отца духовнаго страху
Божию и святым заповедям учил и наставлял. К совершенному заключению достоинства
его на восприятие епископскаго сана и самый Промысл Божий во святой Церкви в соборном
богомолебствии посредством жребия избрал его пред прочими самым первым. А потому,
когда он предварительно поступил законным пострижением в чин иночества под именем
Кирилла, аз, смиренный митрополит Амвросий, хиротонисал его по степеням: в диакона,
потом в пресвитера и, наконец, в епископа"*228*. Епископу Кириллу не пришлось,
однако, ехать на свою кафедру, вследствие последовавших вскоре крупных событий
в Белой Кринице. Он оставался пока на положении помощника митрополита Амвросия.
О рукоположении Кирилла в епископы и об оставлении его в монастыре митрополит
Амвросий послал губернскому начальству соответствующее донесение, чтобы оно было
доведено до сведения и "Высочайшего правительства".
Митрополит Амвросий рукоположил еще следующих лиц: 18 мая Захария Ульянова
- священником для Климоуцкого прихода, 15 июня избранного ясским обществом Никифора
Панкратьева - в священники для сего общества, 17 августа инока Иакова задунайского
Славского скита - в диаконы для сей обители, 21 августа инока Славского скита
Аркадия Дорофеева в епископы для всех задунайских староверческих обществ с местожительством
в Славе. Аркадий предварительно был поставлен в диаконы и священники. Для Мануйловского
монастыря м. Амвросий поставил 1 октября священноиноком иеродиакона Иоасафа и,
наконец, того же числа инока Онуфрия рукоположил в диаконы. В то же время, по
благословению митрополита Амвросия, совершал рукоположения в священное достоинство
и епископ Кирилл, а также отправлял и другие епископские обязанности: так, он
20 августа освятил 15 новых антиминсов. Были и совместные служения этих иерархов.
Так, епископа Аркадия рукополагали они вдвоем; в великий четверток, 20 марта,
вместе совершили освящение мира со "всем освященным собором: архимандритом,
двумя священноиноками, двумя священноиереями и двумя иеродиаконами".
Старообрядческая иерархия быстро и совершенно каноническим порядком развивалась
и укреплялась, причем в мирной и совершенно свободной обстановке.
20 июня (2 июля) все того же 1847 г. митрополит Амвросий получил от губернаторского
начальства уведомление, что "всевысочайшим решением от [?] марта сего года
он определен в австрийское подданство". 25 июля получен "декрет"
от того же начальства, что "высокодержавное" правительство зарегистрировало
епископа Кирилла (Киприана Тимофеева) в надлежащей ведомости как "поставленного
Белокриницким святителем за своего наместника". Все шло законно, гладко и
торжественно. Все зарубежное старообрядчество, принявшее м. Амвросия, все монастыри
и скиты в Австрии и Турции ликовали, праздновали и благодарили Господа Бога за
ниспосланную им такую великую милость. Но недолго продолжалось это ликование.
Вскоре разразилось бедствие как над первосвятителем Белокриницкой митрополии,
так и над самим Белокриницким монастырем и населяющей его мирной, богомольной
и в большинстве своем дряхлой братией.
Путь страданий
Церковь Христова основана Кровью Самого Господа, и с первых веков своего развития
она укреплялась на крови и страданиях бесчисленных своих мучеников. Терпение и
страдания - это существенные признаки ее святости и преданности своему Божественному
Основателю. Старообрядческий епископ Павел Коломенский запечатлел свою преданность
Церкви и Христу страданиями, кровью и огненной смертью. Богом суждено было, чтобы
и первый Белокриницкий митрополит - Амвросий также прошел путь терпения и страдания
за св. Церковь и Христа. Прозорливого духа инок Павел еще из Константинополя писал
своим друзьям о м. Амвросии: "Он, вняв званию свыше, через убогий наш глас
решился оставить вся и самую приверженность своего отечества, восприял твердое
намерение пройти прискорбный и тесный путь по следам Христа Спасителя"*229*.
Служение Амвросия в старообрядческой Церкви действительно было Христовым путем,
который проходил этот святитель с несокрушимой твердостью и с неизменной покорностью
воле Божией.
Ни на минуту нельзя было сомневаться в том, что русское правительство, узнав
об учреждении старообрядческой епископской кафедры, примет какие-нибудь воинственные
или карательные меры против нее, постарается даже стереть ее с лица земли, если
это будет в его возможности. Первые известия о ней, полученные врагами старообрядчества,
вызвали в их среде большую растерянность: они сразу поняли, что все их усилия
уничтожить в старообрядчестве священство потерпели крах. Сам император Николай,
получив это известие по дороге в Чугуев, куда ехал на военные маневры, до того
был потрясен, что когда прибыл к войскам и когда главнокомандующий ими начал было
рапортовать о состоянии армии и маневров, он, еще не вылезая из саней, закричал
ему: "А ты слышал, раскольники имеют за границей уже архиерея!"*230*
До такой степени захватили его мысли о старообрядческом святителе, что ему было
не до армии, не до маневров, не до самой России: перед его глазами стоял только
этот величайший "враг" - старообрядческий митрополит, рукополагающий
священников, епископов и этим уничтожающий все адские затеи всесильного императора.
Римскому императору Децию, жестокому гонителю христианства, историки приписывают
заявления, что он "лучше стал бы терпеть в Риме второго императора, чем христианского
епископа". Преследования и Валериана, и Диоклетиана также касались главным
образом епископов*231*. Николай Павлович ничуть не постеснялся потребовать у австрийского
правительства немедленно уничтожить существование в его державе "раскольнической
кафедры". Не дождавшись ответа от австрийского правительства, нетерпеливый
царь посылает российскому послу в Вене новое требование уже с военной угрозой:
"Повторить мое решительное требование от австрийского правительства, чтобы
мнимый монастырь (разумеется, Белокриницкий) был немедленно закрыт, а самозванец-епископ
выслан, как бродяга, и объявить австрийскому правительству, что ежели я не получу
скорого удовлетворения в справедливых моих настояниях, я вынужден буду прибегнуть
к иным, крайне мне прискорбным мерам"*232*. Кто знает, может быть, разразилась
бы страшная кровопролитная война из-за старообрядческого митрополита, если бы
австрийская держава, в то время переживавшая опасный внутренний политический кризис,
не была вынуждена выполнить крайне несправедливые и крайне бесстыдные требования
Николая, подкрепленные военной угрозой. Австрия пошла на унижение собственного
достоинства и нарушение собственной конституции.
Белокриницкая братия уже знала, что русское правительство предпринимает какие-то
меры против старообрядческой иерархии: еще 16 июня 1847 г. получили в монастыре
письмо из России, в котором сообщалось, что выехавший туда из монастыря настоятель,
архимандрит Геронтий, арестован на возвратном пути в Австрию 28 мая и "отправлен
к царю в Петербург". Геронтий послан был в Россию с извещением всем христианам
о совершившихся в Белой Кринице радостных событиях и по сбору на содержание монастыря.
Все, что при нем было, отобрали, и он после длительных допросов был заключен в
знаменитую Шлиссельбургскую крепость*233*. Белокриницкая братия приготовилась
ко всяким неприятностям, которые не замедлили нагрянуть на всю митрополию. 1 (13)
декабря 1847 г. в монастырь явился от губернатора из г. Львова особый чиновник
с предписанием немедленной доставки митрополита Амвросия во Львов к самому губернатору.
На другой же день митрополит выехал в город в сопровождении инока Алимпия и нескольких
мирских уполномоченных. Отсюда он был препровожден в Вену. Здесь ему было . объявлено
с одной стороны требование русского правительства прекратить всякое сношение со
старообрядцами и отправиться в ссылку на заточение, а с другой - ласковое отеческое
послание патриарха Константинопольского Анфима, убеждающее его возвратиться в
греческую церковь, где ждет его "лучшая епархия", и угрожающее в случае
неповиновения извержением из сана*234*. Предложение Анфима было очень соблазнительным:
в Константинополе у м. Амвросия было немало добрых друзей; по наблюдениям инока
Павла, "он всеми знаменитыми архиереями и цареградскими купцами утешаем был
ежедневным гостеприимством, яко присный и простосердечный отец, и целуем был,
яко розовый крин"*235*. Слабый, малодушный и расчетливый человек, конечно,
легко согласился бы вернуться в такую среду спокойного, идиллического и обеспеченного
жития. Не таков был дивный Амвросий. Еще в прошении императору Фердинанду, врученном
ему при личном представлении, митрополит Амвросий писал: "С твердостью решился
я принять избрание староверческого общества в верховного пастыря, видя пред собою
самое явное божественное провидение, которое меня предназначило, дабы лишенное
до сих пор священного пастыря оное общество руководить в вечному блаженству-пути.
Для того с искреннейшим желанием и, одушевлен будучи любовию и ревностию, всю
свою жизнь за благосостояние такового общества готов пожертвовать"*236*.
Теперь предстало м. Амвросию на деле доказать эту преданность. От имени австрийского
правительства министр граф Инцаг предложил митрополиту выбирать одно из двух:
или всю жизнь быть в изгнании, в заточении, лишенным свободы и деятельности, или
вернуться в родную страну под обещанное покровительство патриархии, жить обеспеченным
и свободным. Митрополит Амвросий ответил на это с непоколебимой твердостью: "Я
единожды сию религию принял и уже вспять возвратиться отнюдь не желаю: потому
что я, как выше сказано, не влез в чужое стадо или в чужую епархию; но словом
сказать, Божиим благоволением и по царской милости и правам, данным староверческому
народу в Буковине, на звание и просьбу того же народа чрез их депутатов пришел
я по ревности евангельской к овцам, не имущим пастыря, не на уничтожение, но на
увеличение славы Божией, где остатки сих старых моих лет положить и самую мою
жизнь окончить желаю, благодаря Бога"*237*. У митрополита Амвросия, как видно,
еще теплилась надежда, что он может быть возвращен в Белую Криницу, к своей пастве,
с которой он так сжился и сроднился. Его ответ был представлен на Высочайшее решение.
Но что мог решить австрийский монарх в виду такого грозного требования русского
императора? Он повелел уведомить м Амвросия, что "возвращение его на Белокриницкую
кафедру не может больше иметь места". Уведомляя о сем митрополита, граф Инцаг
писал ему: "За нужное поставляю ваше преосвященство понудить - выразить посему
свою решимость: или возвратиться к патриарху, или в заточение, и мне таковое в
восемь дней представить"*238*. И после этого предписания м. Амвросий все
еще надеялся подействовать на правительство своими мольбами и объяснениями. "Я
не плачу о лишении моей прежней Босанской митрополии, - писал он в ответ на предписание
министра, - тамо бо виновны мусульмане, враги Креста Христова; но всего прискорбнее,
что ныне уже и под скипетром христианского императора второе новое подъемлю наказание
в лишении врученной мне паствы и новоучрежденнаго архиерейскаго престола в Белой
Кринице*239*, да еще над всем тем, вовсе против совести моей: его убеждением,
его угождением - или отступить вспять и возвратиться к патриарху, или вкусить
вечного заточения. Потому ныне я нахожусь на краю самой страшнейшей пропасти:
лишен всякой епархии, лишен чести, доверия и самых нужнейших средств, чтобы мог
жить где-нибудь соразмерно моему званию с спокойствием"*240*. На эту жалобу
последовало окончательное решение 26 июля 1848 г.: "Сие решение, - предписывал
митрополиту г. министр, - с строжайшим подтверждением дается вам, дабы вы отнюдь
не имели никакого с липованами союза, но с получения сего немедленно отправились
в назначенное вам местопребывание - в город Цилли, и там будете находиться по
смерть вашу, с тем замечанием, что выезд из города никуда не позволяется вам -
отлучаться без особого дозволения тамошнего губернатора"*241*.
Митрополит Амвросий пошел в ссылку на пожизненное заточение. Достойна удивления
твердость его характера. Принял он этот новый крест без гнева и ропота, без воплей
и шума. С истинно христианским смирением он подчинился воле Божией, которая явлена
была ему еще в Константинополе в видении: "Надеемся, - писал он в Белую Криницу
по дороге в ссылку, - помощию Божией оправдаться и явиться перед всеми в полной
нашей невинности, хотя и одержимся на нас самою большой скорбию и болезнйю о случившемся
нам утеснении в самое то время, когда надеялись жить в спокойствии и иметь попечение
о духовной нашей пастве и ее спасении. Сие письмо посылаем на пользу монастыря
и братии и целого общества, молящеся Богу и о нас, чтобы удалил от нас искушение
сие и подал вам и нам желаемый мир и спокойствие; яко да благодать Всевышнего
и неизреченная Его милость будет со всеми вами"*242*.
Более пятнадцати лет пробыл митрополит Амвросий в ссылке в австрийском городке
Цилли, где нет ни одного ни славянина, ни грека, а одни лишь австрийцы и евреи,
в прискорбном отдалении от своей белокриницкой паствы. Но духовного общения он
с нею не порывал. Все время он заботился о своей пастве, радовался ее радостями
и страдал ее несчастиями и болезнями. В каждом письме своем в Белую Криницу он
неизменно с душевной скорбью напоминал о своем "удалении ненавистью враждебников
наших от сожительства с своей паствой". Но утешал себя тем, что он все же
"духом не разлучен от чад своих о Христе"*243*. Скорбел больше о том,
что удален от святыни, не имеет при себе Святых Даров*244* . Зато как он был восторженно
радостен, когда иноки Павел и Алимпий привезли ему Святые Дары. Самая встреча
с ними была весьма трогательной. Они описывали ее в своем письме из Цилли в Белую
Криницу: "Как отворил митрополит Амвросий дверь (сам одевши в обычной его
келейной одежде: на голове спальная камилавка и на ногах чулки и пантофли) и,
увидев нас стоящих двух, вовсе неожиданно и нечаянно (ибо мы не предваряли его
известием своим), ужаснулся и, сплеснув руками и прижав сжатые свои руки к себе,
к груди, воскликнул: "О, Боже мой, Боже!" Потом мы вступили в его горницу,
и он от радости не знал, что делать - засуетился, готовил нам место. Мы помолились
Богу перед иконами и поклонились на землю к его ногам, и он благословил нас крестным
знамением по долгу христианскому, а мы целовали его руку"*245*.
До самой смерти митрополита Амвросия была искренно и горячо преданна ему его
паства, постоянно пребывая с его высокопреосвященством в молитвенном и духовном
общении, а иногда и лично посещая его в изгнании через нарочитых послов. Незадолго
до его смерти Московский Духовный Совет старообрядческой Церкви в "Доверительной
грамоте" от 31 августа 1863 г. (№ 21), посланной на имя Тульчинского епископа
Иустина, поручил сему епископу посетить митрополита Амвросия: "Передайте
ему, Высокочтимому изгнаннику и страдальцу, - говорится в названной грамоте, -
что все мы чтим в нем восстановителя нашей священной иерархии. Чувствуем, что
он пожертвовал собою за нас, и при каждом совершении бескровной жертвы воспоминаем
о митрополите Амвросии страждущем"*246*. Епископ Иустин и иеродиакон Ипполит
были у митрополита Амвросия последними посетителями: они расстались с ним 28 октября
1863 г., а он почил о Господе через два дня, т. е. 30 октября. Немедленно же,
как только эта скорбная весть дошла до Белой Криницы, наместник Амвросия, митрополит
Кирилл, особой грамотой оповестил всех старообрядцев о блаженной кончине великого
страдальца Христова. Погребение о нем было совершено заочно, так как тело его,
за невозможностью, по тогдашнему бездорожью и огромностью расстояния, привезти
в митрополию, было погребено в ближайшем к Цилли городе Триесте, на греческом
кладбище*247*.
Менее, чем митрополит Амвросий, пострадал Белокриницкий монастырь. По требованию
императора Николая, он должен был быть "немедленно закрыт". Действительно,
после ареста митрополита Амвросия в марте 1848 г. в монастырь прибыла "по
Высочайшему повелению" особая комиссия, которая переписала всех жителей обители,
двадцать двух из них выслала за границу как иностранных подданных, и монастырь
закрыла. Но вскоре в Австрии произошли политические перемены и монастырь был открыт.
"Австрийским правительством дозволено было и существование закрытой по требованию
русского правительства Белокриницкой митрополии", - с грустью сообщает проф.
Субботин*248*. 29 августа 1848 г. наместник митрополита, епископ Кирилл, вступил
в управление [в качестве] "верховного святителя", а 4 января 1849 г.
он был соборне "за Божественной литургией, по обычном наречении митрополитом
возведен на архиепископский Белокриницкий престол и надлежащим порядком вручен
ему митрополичий жезл".
167"Диаконовы ответы", представленные Питириму в 1717 г. Известна
и другая дата: 1719 г. См.: Старообрядчество. Лица, предметы, события и символы.
Опыт энциклопедического словаря. М.: Церковь., 1996. Ред.]. Питирим, как и многие
другие обвинители стмрообридчества, ставил ему в упрек, что оно в тяжкие времена
гонений не имело возможности вести церковную жизнь нормально. Авторы названных
"Ответов" отвечали Питириму: "Дивна есть твоя стязания, ими же
изволил еси стязевати о нуждных случаях, случившихся у нас: случаях невольных,
случаях плачевных, в людях гонимых, в людях благочестия ради страждущих, со многими
нуждами и скорбями, со многими слезами и напастьми древнее благочестие нудящихся
соблюдати. Тыя вопрошаема о архиереех, кия вчера за благочестие паче злодеев расхищаемы
бяху. Тыя стязуешь о пространстве чинов, кии дневний день проживут ли безнапастно,
не ведят. Тыя вопрошавши о видимых церквах, кии исповедуемую Церковь едва плачевно
могут, от невольствующих бегающе, соблюдати. Тыя стязуеши о тайнодействиях пространных,
которыя пребывают в гонениях и нуждах безпрестанных" (Вступление к ответам).
В наше бы время всех этих беспардонных обвинителей старообрядческой Церкви поставить
перед лицом теперешней всероссийской действительности! В прошлом году на Парижском
съезде русских трудящихся христиан г. Ю.Л. Войцеховский в своем докладе о "Православной
Церкви под игом большевиков" сообщал: "Нет в России больше подвига,
чем пастырство. Мы даже не знаем имен большинства этих православных пастырей,
принявших тайно священство или постриг, священствующих на улицах Москвы, обслуживающих
миллионы верующих, переезжая из деревни в деревню, из города в город, гибнущих
в бесчисленных тюрьмах и концентрационных лагерях" // Новый путь. 1939, 15
августа. № 73. Не менее ярко рисует положение в России христиан и "Православная
Русь": "Люди желают крестить детей, но негде. Есть, правда, кое-где
нелегальные священники, они не носят ни бород, ни рясы, служат в частных домах
на антиминсах. Вина церковного достать в России невозможно, служат на малиновом
или даже на клюквенном квасе. Просфоры часто пекут из ржаной муки, если нельзя
бывает достать пшеничной. Где нет близко священника, люди сами молятся, собираясь
вместе друг у друга. Умерших сами провожают на кладбища, поют над ними панихиды
или акафисты за упокой" // Православная Русь. 1940. № 20. Старообрядчество
пережило более жестокие гонения, чем большевистское, и целые столетия пребывало
в гонениях, но никогда еще священники не служили литургии на малиновом соке или
на клюквенном квасе и не укрывали себя посредством брадобрития. Та же газета сообщает,
что в советской России среди служителей "культа" четко определились
две группы: враги народа с явным антисоветским настроением - контрреволюционеры.
Такие уходят в подполье, создавши всякого рода подпольные церкви, монастыри. Уходу
в подполье немало содействует сплошное закрытие церквей, осуществляемое врагами
народа, на этот раз уже из партийцев. Вторая группа - "приспособленцы",
как их называет статья "Антирелигиозника". Но с этими советской власти
труднее бороться: они "орабочивают" и "околхозивают" целый
состав религиозных общин. Это одна из распространенных форм приспособления поповщины...
Христова пехота - бродячие попы - крестят десятки детей, венчают по несколько
пар. Закрыты церкви, служат на дому, а то член совета общины читает молитвы по
Потребнику, точно капитан на корабле, "сущим в море далече" // Антирелигиозник.
1940. № 7. Суждено и бывшей господствующей в России церкви пройти и испытать на
себе былой старообрядческий тернистый путь. Замечательно, что даже старообрядческая
терминология применяется православными писателями к своим священникам, например,
"поповщина", "бродячие попы", "подполье". Известный
писатель Мельников-Печерский в своих "Очерках поповщины" говорит о Николаевском
времени, когда особенно яростно истреблялось правительством старообрядческое священство:
"Много было и теперь у старообрядцев беглых попов, содержимых в тайне и переезжавших
с места на место для совершения треб, попов, которые стали известны под именем
проезжающих священников. Но положение таких бродячих попов было крайне для них
тягостно". Мельников-Печерский П.И. Полн. собр. соч. Т. VII. С. 187. Конечно,
и теперешнее положение старообрядчества в России не менее тягостно. Но не столь
обидно: теперь гонят и издеваются над ним безбожники, а тогда гнали его и уничтожали
православные власти - светские и духовные, последние в особенности.
168 Христианское чтение. Т. 222. С. 62 и 71.
169 Геннадий, епископ Пермский. Панегирик. Коломна. 1882. С. 9.
170 Глагол времен. СПб., 1908. № 12. Все многоточия принадлежат единоверческому
журналу.
171 С особым злорадством семинарские учебники по истории раскола отмечают,
что в старообрядчестве было два епископа-самозванца - Анфиноген и Анфим, в пятидесятых
годах XVIII в. Но их старообрядцы быстро ликвидировали: Анфиноген бежал в Польшу,
а Анфим после долгих общений с Радауцким митрополитом Мисаилом, с Иаковом, митрополитом
Молдавским и с Даниилом, митрополитом Браиловским, погиб в Днестре. Но Даниил
все же утвердил Анфима в сане епископа уже после того, как он был разоблачен в
самозванстве. Старообрядцам нельзя ставить в упрек этих самозванцев. Во всяком
обмане виноват не тот, кого обманули, а тот, кто обманул и кто приготовил и воспитал
обманщиков. И Анфим, и Анфиноген вышли из никонианской церкви и там получили рукоположения
в первые священные степени: "Это ягоды не нашего поля", - отвечают старообрядцы.
Самозванство - очень старое явление: еще св. Апостолы предупреждали: "Не
принимать никого из чужих епископов или пресвитеров или диаконов без представительной
грамоты, ибо многое бывает подлогом" (33 Апостольское правило).
В России даже на царском троне бывали самозванцы и вмешивались в церковные дела.
О благочестивейшем и святейшем патриархе Филарете Московском историк В.О. Ключевский
сообщает: "Отец Михаила Романова, Филарет, был ставленник обоих самозванцев,
получил сан митрополита от первого и провозглашен патриархом в подмосковном лагере
второго", то есть и Гришки Отрепьева, и Тушинского вора. Ключевский В.О.
Курс русской истории. ГИЗ, 1925. Ч, III. С. 76. Однако никто патриарха Филарета
за это не осуждает. Тем менее может быть осуждено старообрядчество за никонианских
самозванцев, которых старообрядцы быстро разоблачили, и тем пришлось бежать от
них.
Самозванцы не перевелись и в наше время и именно в духовном звании. В Рижском
журнале "Вера и жизнь" (1920. № 10. 19[?]) напечатана статья "Лжемитрополит
в Латвии". В ней сообщается, что в Латвии среди православных появился самозванец-[...],
не имеющий никакого духовного сана, но именующий себя самозванно и самочинно "митрополитом
Агафангелом". "Он не только именует себя митрополитом Агафангелом, но
предъявляет уже и документы с именем митрополита Агафангела"... "Ссылаясь
на хитроумно скомбинированный комплект документов местного происхождения, самозванец
дискредитирует православие и православных, делая их посмешищем среди иноверных
не без ведома выдавших ему документы". Статья подписана Иоанном, архиепископом
всея Латвии. И это происходит в XX веке в культурном государстве и при его покровительстве,
по крайней мере, при содействии его чиновников, выдавших самозванцу фальшивые
документы. А что теперь творится в России при намеренном поощрении безбожной власти
ко всякому оговорению религии и в особенности христианской?! Много мерзостей и
подлостей придется разоблачать нашим потомкам и, может быть, еще нам самим...
172 В одном семинарском учебнике есть характерное выражение: "Беглые
попы посылались толпами", - точно это партия арестантов или рабочих. Плотников,
священник-миссионер. История русского раскола. Изд. 3. С. 132.
173 Братское слово. 1893. № 11. С. 10 и 13.
174 Вот одно из писем Иакова Степанову: "Посылаю орлиный беспристрастный
взгляд на раскольничьи Иргизские монастыри. У г. Голицына (предшественника Степанова)
при орлиных очах недоставало, по-видимому, орлиных когтей. А силы души Вашего
превосходительства восхищают меня. Можно надеяться, что при содействии Всевышнего
мало останется цыплят в главных гнездах суеверия и разврата. Продолжайте, Ваше
превосходительство, что начали. Так идут к звездам". Соколов Н.С. Раскол
в Саратовском крае. С. 369. Какое кощунство со стороны его преосвященства: он
Самому Богу приписывает когтиное раздирание бедных, беззащитных и совершенно невинных
цыплят. А вот как сами цыплята оплакивали свое горе грустными стихами своего поэта:
По грехом нашим нашу страну
Осенил облак зело мрачный;
Постигла нас тьма кромешная;
В солнце угасли лучи светлые...
В те времена в плачевныя
Всяка душа православная
Не может пребыть без рыдания,
Каковых святынь мы лишилися...
Не слышен ныне глас пастырей,
Наставляющих ко спасению...
Почто живых гробам нас не предали?
Не видели бы мы плачевных дней...
Солнце к вечеру приближается
Тому Дни конец познавается,
Что еще ныне ожидать будем?
175 Св. Амвросий Медиоланский писал своим гонителям: "Вы хотите мое имущество?
Вот оно. Хотите вы вести меня на смерть? Вы пойдете этим навстречу моим желаниям.
Вы увидите меня окруженным целым народом, сбежавшимся на мой зов, обнимающим в
отчаянии алтарь. Солдатам и оружию я противопоставлю только слезы, в этом вся
защита священника, и я не могу и не должен противопоставлять другого сопротивления".
Зызыкин М.В. Патриарх Никон. Ч, I. Варшава, 1931. С. 231.
176 Соколов Н.С. Раскол в Саратовском крае. Саратов, 1888.
177 О положении иностранцев в России в царствование императора Николая I сообщает
бывший профессор Казанского и Дерптского университетов коллежский советник Эрдман,
знавший хорошо тогдашнюю Россию: "Сколько тысяч одноземцев наших поселилось
только в Петербурге и Москве! Проезжая Россию от Невы до границ Китайской империи,
от Кавказа до Ледовитого моря, везде встречаем немцев и потомков их. Где страна
Старого Света, которая собирала бы в недрах своих столько чужестранцев? Где земля,
которая бы даровала им столько привилегий? Дарования и честность открывают иностранцу
обширное поприще, начиная от звания низшего работника до степени первого служителя
Престола; нет препятствия его благим предприятиям, ибо он свободен со всеми своими
потомками... Кто вступает в государственную службу, тот с первым офицерским чином
получает дворянство личное, а по приобретении чина 3-го класса оно простирается
и на потомство его. Сколько именно немцев занимает важнейшие места в столицах
и во внутренности империи и какую власть нередко поверяют им! Какие отличия и
награды достаются им, когда они исполняют долг свой. Я мог бы назвать многих,
которые в звании гражданских, военных и генерал-губернаторов управляют величайшими
губерниями... Магометанские и языческие народы пользуются одинаковою свободою
в исполнении священных обрядов своих и все в равной мере покровительствуемы законом.
В главной улице С.-Петербурга, проспекте, ведущем к Невскому монастырю, против
знаменитого Казанского собора открыты церкви различных наций. Здесь немец, швейцарец,
француз, англичанин, швед, армянин беспрепятственно идут в свои храмы..."
// Северный архив. 1825. № XXIII. С. 208-242.
Только одним старообрядцам, коренным русским людям, чинились в России всякие препятствия
и жестокие гонения за их святую веру и благочестие.
178 Мельников-Печерский П.И. Поли. Собр. Соч. T."VII. С. 132.
179 Там же. С. 207.
180 О старообрядческой промышленности см.: Кириллов И.А. Правда старой веры.
М., 1916; обо всех мерах николаевского времени см.: Васильковский М.Н. Государственная
система отношений к старообрядческому расколу в царствование императора Николая
I. Казань, 1914.
181 Мельников-Печерский П.И. Поли. Собр. Соч. T.VII. С. 203. Нельзя также
замолчать и другой не менее замечательный факт: старообрядцы в общей своей массе
были всегда грамотнее и культурнее никонианской массы. Николаевская эпоха особенно
ярко отличалась этим различием. В то время были созданы в каждой губернии особые
комиссии для обследования умственного состояния местного населения. Весьма показательны
обследования Нижегородской комиссии: "Подъезжаем, - пишут члены комиссии,
- к селу, спрашиваем название его. "Василевы", - отвечают.
- Кто живет? - Раскольники. - Грамотные есть? - Все грамотны.
И, действительно, оказывается, сплошь грамотны. Едем дальше.
- Что за деревня? - Сукино. - Кто живет? - Православные. - Есть грамотные? - Один
деревенский писарь. И так - по всей губернии", - удостоверяет губернская
комиссия.
В николаевское время даже высокие чины армии были безграмотны и невежественны.
"Генералы, читавшие почти по складам и не умевшие писать без грубейших грамматических
ошибок, стали, - как утверждает одно академическое издание нашего времени, - довольно
частым явлением к концу царствования Николая I". Тарле Е.В. Нахимов. М.:
АН СССР, 1942. С. 61. Николаю, занятому по горло просвещением евреев, некогда
было заняться просвещением не только народа русского, но даже верхушки русской
армии. Но у него было много свободного времени для уничтожения старообрядческих
школ и старообрядческих монастырей, которые для старообрядцев были такими же многозначимыми
университетами, каковыми были они и в Древней Руси. Всякими средствами и способами
этот император-провокатор пытался уничтожить старообрядчество. Но это ему не удалось:
раздуваемое им пламя гонений еще более укрепляло и утверждало древлеправославную
Церковь.
Ни в какое другое время, ни при каком другом императоре евреи в России не пользовались
таким благосклонным, покровительственным отношением к себе правительства, как
в царствование Николая I, и лично царским, воистину отеческим попечением о них.
Изданная всероссийским еврейством "Еврейская энциклопедия" рисует глубоко
трогательную картину этого заботливо-родительского отношения к нему "русского"
царя и "русского" правительства.
В 1835 г. было издано правительством особое "Положение" о евреях, по
которому городским и сельским еврейским обществам впервые предоставлялись юридические
права, устанавливались начальные учреждения с присвоением им специальных интересов.
"В этом "Положении" впервые определяются права еврейских обществ
и по выбору должностных лиц, организуются, также впервые, молитвенные общества
и должность раввина" // Еврейская энциклопедия. Т. XI. Стлб. 958. "Правительство
Николая I, - сообщает не без удовольствия "Еврейская энциклопедия",
- усиленно заботилось о широком привлечении евреев к земледелию. Принятые вначале
стеснительные меры были вскоре отменены, и тогда еврейские земледельческие колонии
достигли значительного развития" (Т. XI. Стлб. 715; Т. VII. Стлб. 755 и ел.)
И это было в то время, когда многомиллионное русское крестьянство стонало и разорялось
под игом крепостничества. Еврейские колонии имели собственную землю, некоторые
- в огромном количестве десятин (Т. XVI. Столб. 141). При Николае I евреи приобрели
права и в торговле, и в промышленности: они могли быть гильдейцами всех трех гильдий.
"Положение" о евреях 1835 г. предоставило купцам (евреям) первой и второй
гильдии разрешение на приезд на значительнейшие ярмарки того времени: Нижегородскую,
Ирбитскую, Коренную (под Курском), Харьковскую и Сумскую - как для покупки, так
и для оптовой продажи товаров, русских и иностранных" (Т. VI. Стлб. 406).
Как быстро росли еврейские гильдейцы, можно судить по данным Казенной палаты 1855
г. о такой незначительной губернии, как Минская: там было в то время еврейских
купцов 1-ой гильдии 29, 2-ой - 37, 3-й - 1031 (Т. XI. Стлб. 78). А неги льдейцев
торговцев - бесчисленное количество. Правительство даже награждало еврейских дельцов
по захвату в свои руки российской торговли громкими титулами. Так, еврей-банкир
Людвиг Штиглиц "за оказанную правительству услугу и усердие к распространению
торговли" в 1826 г. "был возведен в баронское Российской империи достоинство"
(Т. XVI. Стлб. 116). Другой видный еврей, Элкан Леон, был назначен членом Российского
цензурного комитета для рассматривания еврейских книг, а потом занял должность
даже в Сенате - был причислен к герольдам. Хлопоча о награждении его высоким чином,
граф Потоцкий писал о нем: "Кажется, что вера его не может препятствовать
в таком его производстве, особливо, если взять в рассуждение, что и само правительство
печется ныне о благосостоянии его соотечественников" (Т. XVI. Стлб. 233).
Император Николай I вообще всем евреям предоставил право получать награды за свои
услуги и прочие дела медалями и орденами (Т. XI. Стлб. 468). Поэтому и Государственный
Совет высказался за представление евреев к награде орденами, хотя и имеющими форму
креста. Награждались они и похвальными листами, денежными выдачами, премиями,
форменными кафтанами, почетными кафтанами, серебряными и золотыми медалями (Т.
XI. Стлб. 469-470).
Особые заботы николаевское правительство и сам Николай проявляли в деле воспитания
и образования евреев. Царю хотелось, чтобы евреи были культурными и образованными,
просвещенными и учеными. В созданной при Министерстве народного просвещения особой
комиссии "по вопросу о реформировании еврейского воспитания" принимали
участие и еврейские представители, даже такие ортодоксальные, как цадик и талмудист
Шнеерсон, Менахем-Мендель бен Шолом Шахна (Т. XVI. Стлб. 50). О еврейском писателе
и педагоге Эйзенбауме "Еврейская энциклопедия" сообщает: "Свои
мысли о преобразовании быта евреев он изложил пред государем в записке, принятой
государем благосклонно. При поддержке правительства Эйзенбаум основал в 1823 г.
польско-еврейскую газету "Dostrzegacz Nadweslanski". Сам он был инспектором
Варшавского раввинского училища, а в 1835 г. был утвержден директором его, в каковой
должности оставался до смерти" (Т. XVI. 178-179). Директором Одесского еврейского
училища был утвержден еврей Штерн Базилиус. "Генерал-губернатор Воронцов,
- восторженно отзывается о нем "Еврейская энциклопедия", - оказывал
исключительное внимание Штерну и руководимой им школе. В 1837 г. сам император
Николай посетил эту школу и остался ею очень доволен. С этого момента Одесская
школа стала прототипом для виднейших общеобразовательных еврейских училищ, сыграв
несомненно большую роль в развитии общего образования среди евреев" (Т. XVI.
111-112). Царь и министр народного просвещения все время старались улучшить положение
евреев путем воспитания. По этому поводу в Россию приезжал в 1846 г. из Англии
известный еврейский филантроп и защитник евреев Монтефлоре Моисей. По свидетельству
"Еврейской энциклопедии", он был "принят в России с исключительными
почестями: по пути от границы до Петербурга ему были оказаны официальные почести.
24 марта он был принят императором Николаем, а потом, по требованию государя,
Моисея посетили министры: Уваров, Нессельроде и Киселев - как председателя еврейского
комитета". Посоветовав Моисею объездить край с еврейским населением, государь
выразил согласие на то, чтобы Моисей представил чрез посредство Киселева на Высочайшее
рассмотрение свои замечания по поводу положения евреев, и в спутники предложил
министра. Моисей посетил многие города Западного края, всюду власти встречали
его с особым вниманием. Моисей путешествовал со своей женой. Он представил две
записки Николаю: одну о положении евреев в империи, другую о положении [их] в
царстве польском, а третью - министру Уварову - о желательных реформах в еврейских
училищах. "Представления Моисея, - заключает "Еврейская энциклопедия",
- не остались без последствий". Положение евреев еще более улучшилось (Т.
XI. 276-279). Еврейские общества получили широкие права для своего развития, обогащения
и укрепления. Еврейский кагал в России введен собственно государственной властью
еще с 1835 г. (Там же. 954-958).
Что касается религиозного положения евреев в России, то тут не было никаких ограничений:
синагоги могли создаваться в любом количестве. В таком, например, ничтожном городке,
как Могилев, их существовало 38, из которых 13 принадлежали хасидам (Там же. 159).
182 Славянофил и монархист поэт Тютчев написал такую эпитафию Николаю I:
Не Богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои - и добрые и злые -
Все было ложь в тебе, все призраки пустые,
Ты был не царь, а лицедей // Былое. 1922. № 69; Утренники. Кн. 2. С.167.
Старообрядческое стихотворение под портретом Николая более скромно, но гораздо
трогательнее:
Спесью надутый капрал,
Носитель русской короны,
Случайно трон забрал,
Слышит ли тиран старообрядческие стоны?
183 В "Сборнике..." Кельсиева. Вып. I. Лондон, 1869?. С. 185-186
[Кельсиев В. Сборник правительственных сведений о раскольниках. В 4-х ч. Лондон,
1861-1862. - Ред.]
184 "Можно смело сказать, не опасаясь впасть в преувеличение, что та
система правительственных к расколу отношений, которая известна под именем николаевской,
сложилась под преобладающим влиянием московского архипастыря. Так, уже самый взгляд
на раскол, как на явление в высшей степени вредное не только для церкви, но и
для государства, - взгляд, лежащий в основе правительственных отношений к расколу
в царствование императора Николая Павловича, очень многим обязан м. Филарету".
Беликов В. Деятельность Филарета по отношению к расколу. Казань, 1895. С. 560.
185 Семинарские учебники по истории раскола, а также и всякие другие книги,
изданные в "обличение раскола", неизменно отмечают, что в старообрядчество
шли лишь позорные попы: изверженные из своих санов за разные преступления, пьяницы,
блудники. Обвинители старообрядчества не догадываются, что этой аттестацией они
позорят и осуждают главным образом свою церковь, ибо в ней родились, воспитались
и получили посвящение все эти священнослужители. Старообрядцы принимали к себе
попов на выбор, лучших, вернейших. И если они, по характеристике старообрядческих
обвинителей, оказывались столь недостойными, то каковы же были худшие попы, оставшиеся
в православии? Должно быть, позорнее самих этих обвинителей. Поклеп этих последних
на старообрядческих священников, однако, опровергается самим Синодом и многими
архиереями синодской церкви. Именно в николаевское время, когда выбор попов был
весьма затруднителен, Синод и архиереи всячески ухитрялись вернуть к себе этих
иереев и давали им весьма почтенные приходы. Так, вышеупоминавшийся Аркадий, архиепископ
Пермский, писал своему протоиерею Оглоблину 26 апреля 1832 г. о нижнетагильских
бегствующих священниках: "Можно было бы решительно приступить к увещанию
Архипа и Логина, о которых я сделал бы такое же представление в святейший правительствующий
Синод, какое сделал об обратившемся священнике Матвее и уже теперь служащем при
Уфимской церкви священнике И. Высокогорском" // Братское слово. 1893. № 12.
С. 94. То никуда беглые попы не годятся: все они изверченные, самозванцы, зазорного
поведения, а то милости просим к нам, вот вам для священного служения городские
и даже губернские приходы. Так-то неправда сама себя изобличает.
186 А.К. Кочуев был во многих отношениях замечательным и исключительно редкостным
человеком. Уже в шестнадцать лет был таким начетчиком, что многих удивлял своими
знаниями. Мельников отзывается о нем, что он "был редких способностей".
Профессор Субботин рекомендует его как "выдающегося по уму, начитанности
и предприимчивому характеру", как обладавшего талантливым пером и незаурядным
даром слова и вообще как "многоталантливого" человека. Он был ученым
палеографом и состоял в звании соревнователя Московского Общества Истории и Древностей.
Но не в этом во всем было его главное достоинство: он был с юношеских лет подвижником,
всецело отдавшись духовной жизни; скрывался долгое время в пустынных местах и
пещерах, где проводил дни и ночи в молитве, посте и в чтении святых книг; одно
время даже юродствовал по примеру древних русских святых - юродивых. Оставался
всю жизнь девственником и закончил жизнь в Суздальской крепости, куда был заточен
по повелению императора Николая I. См. о Кочуеве: Мельников-Печерский-П.И. Очерки
поповщины; проф. Субботин Н.И. История Белокриницкой иерархии; Мельгунов П. Суздальские
узники; Церковь на чужбине (старообрядческий выпуск). Харбин,1940.
187 Трудами г. Мельникова-Печерского нам приходится часто пользоваться: он
весьма талантливый писатель и больше известен среди интеллигентных читателей своими
знаменитыми романами из жизни старообрядцев: "На горах" и "В лесах".
Через его руки прошли очень многие официальные и частные документы по старообрядчеству:
он был чиновником особых поручений при императоре Николае, сам принимал участие
в применении к старообрядчеству николаевских мер и был очевидцем многих событий
в старообрядчестве. Поэтому сведения его весьма ценны. Но, к сожалению, он часто
не в меру фантазирует, приобретя к этому навык в качестве талантливого романиста.
Поэтому все историки, пользующиеся его сведениями, ценят в них только фактическую
сторону, документально обоснованную, а все его вымыслы отбрасывают. Так и мы поступаем.
Даже митрополит Антоний Храповицкий отзывается о нем, что он писал анекдоты, о
заволжских старообрядцах // Избранные сочинения Антония. Белград - Сербия. С.
404. А вот отзыв о нем заволжского старожила-старообрядца: "Да... Старики
наши жили не как мы... Теперь вот и леса-то повырубили, а и были тутотка на моей
памяти леса непроходющие... Пошло эдак нехорошо, когда появился еретик Павла Иваныч
(Мельников-Печерский), да Божиим попущением похитил икону Казанскую Матушку Владычицу.
Его, еретика, везде чеканашка - невидима сила проносила, он скрозь лесную чащу
видел все скиты святых старцев, отшельников на сто верст, говорят..." //
Нижегородская земская газета; Слово Церкви. 1917. № 13. С. 228.
188 Тогда Санкт-Петербург. - Ред.
189 Нам придется нередко ссылаться на труды проф. Московской духовной академии
Н,И. Субботина, мы уже делали эти ссылки. Но о нем, как и о Мельникове-Печерском,
необходимо сделать некоторые замечания. Он имел в своем распоряжении богатейший
материал по истории старообрядчества, как первоначальной (истории раскола), так
и последующей - истории старообрядческой иерархии. По первоначальной истории им
изданы девять томов "Материалов по истории раскола" и много других актов
и документов, повестей и рассказов, отдельными книгами или брошюрами. По истории
же старообрядческой иерархии, получившей название Белокриницкой, о которой будет
речь ниже, для Субботина был специально выкраден из старообрядческой Белокриницкой
митрополии весь ее архив: все подлинные акты, документы (правительственные, соборные,
частные, переписка старообрядческих деятелей - дружеская, интимная, личная). Получал
Субботин и другим путем из первых рук старообрядческие документы, нередко в подлиннике.
Использовав все эти документы для своей трехтомной "Истории Белокриницкой
иерархии" и для многих других своих трудов, он потом издал их - одни под
наименованием "Материалы для истории австрийской иерархии" (один том),
другие под названием "Переписка раскольнических деятелей" (три тома).
Все эти документы имеют чрезвычайную ценность, и субботинская "История Белокриницкой
иерархии", как основанная на этих источниках, принесла старообрядческой Церкви
колоссальную пользу, особенно первый ее том, в котором документально опровергнуты
многочисленные выдумки, анекдоты и всякая клевета на первого старообрядческого
святителя - митрополита Амвросия. Но нельзя не пожалеть, что сам Субботин является
во всех своих трудах не ученым, беспристрастным и честным исследователем того,
что было, а беспардонным миссионером, казенным миссионером, упорным и злобным,
способным и на клевету, и на пользование явно подложными документами, в чем в
свое время был изобличаем. В своей речи, произнесенной в начале диспута по поводу
представленной им "Истории", на соискание ученой степени доктора церковной
истории, он откровенно заявил, что "задачей его было - историческим ходом
учреждения Белокриницкой иерархии доказать ее неправильность и незаконность"
// Братское Слово. 1886. Т. I. С. 618-619. Конечно, это уже не научная задача,
а миссионерская, и пришлось Субботину по-своему истолковывать факты, делать всякие
натяжки, прибегать к ложным и до очевидности смешным выводам, вроде того, что
однажды иноку Павлу пришлось воспользоваться чужим паспортом, ну, значит, - делает
отсюда вывод Субботин, - Белокриницкая иерархия фальшивая, раз у главного деятеля
ее оказался паспорт фальшивый. Но читая и с такими намерениями написанную "Историю",
основанную, однако, на фактах, которых никак нельзя было замолчать и искажение
которых очевидно, приходим к выводу, совершенно обратному тому, который делает
Субботин.
190 Профессор Субботин в своей "Истории Белокриницкой иерархии"
дал блестящую биографию инока Павла, что прямо-таки удивительно для такого неукротимого
врага старообрядчества, в особенности этой иерархии. Он характеризует Павла как
замечательного человека по своим многим талантам, по высоким нравственным качествам,
по непреклонной вере в Промысл Божий и в свое особенное призвание свыше, описывает
некоторые чудесные явления Павлу св. Николы Чудотворца и совершившиеся потом события
по указанию св. Николы. Отмечает Субботин глубокий ум Павла, его необычайную начитанность,
замечательное красноречие, писательский талант, предприимчивый характер, чарующую
"физиономию" и многие другие примечательные качества, присущие иноку
Павлу.
191 Субботин Н.И. История Белокриницкой иерархии. М., 1874. С. 99.
192 Там же. С. 107.
193 "Сказание" это напечатано проф. П.С. Смирновым в "Христианском
чтении", часть 222, стр. 74-78 за 1906 г.; Михаил Раковица был господарем
три раза: 1704-1705 гг., 1707-1709 и 1716 -1726 гг. (См.: Тафлари О.: История
ромын. Бухарест, 1935. С. 494). Профессором Смирновым неверно показаны годы господарства
Михаила Раковицы.
194 Эта грамота императора Иосифа II, написанная на двух столбцах. - один
по-немецки, другой по-русски, - все время хранилась в Белокриницкой примарии,
включительно до захвата Белокриницкой митрополии большевиками 30 июня 1940 г.
Если ее не успели вместе с другими документами примарийскими увезти румынские
чиновники, то она попала в руки советской власти.
195 Настоятель Лаврентьевского монастыря, инок Аркадий, писал иноку Павлу
в конце 1838 г.: "Здесь описываю обстоятельства Черниговско-Могилевской губернии
старообрядцев, или бегающей Церкви: Добрянка - священник имеется один в тесноте.
Белица - часовня запечатана, потом в доме молились, и дом запечатали. Лаврентьевский
- новое здание запечатано и в трапезе - внутренний упокой. Иеромонаха лишились
от 26 октября. Спасова Слобода - колокола сняты, кладбище вокруг церкви разрывают.
Городня - часовня запечатана. Крупец - пещера запечатана, кости в Могиле, старец,
живший в ней, в остроге. Ветка - колокола сняты, запрещен звон, как здесь, так
и в Спасовой. Злынки и [...]линов Остров - церкви запечатаны. Климова и Казанский
монастырь - алтари запечатаны...". Столь краткие сообщения, но много говорящие
инок Аркадий заканчивает словами: "...снега гордые и морозы лютые, уже дают
тут любящим странс[...] [...]". Упоминаемые в письме кости, почивавшие в
Крупецкой пещере, принадлежали одному старообрядческому преподобному В[...]тию;
сюда стекалось немало народа на поклонение этому святому. Пещеру охранял нарочитый
старец. Правительство и кости забрало и старца упрятало в острог. Все это былые
примеры для большевиков нашего времени (Подлинник письма Аркадиева хранился в
Белокриницком архиве до последнего времени и теперь, должно быть, в руках советской
власти, если только не уничтожен вместе с другим имуществом митрополии Белокриницкой).
196 Голубинский Е. История Русской Церкви. М., 1900; подробнее: проф. Дмитриевский
А.А. Богослужение в Русской Церкви. Казань, 1884. С. 290-293.
197 См. в самом Потребнике п. Иова. Приведены тексты разных Служебников и
Требников в "Выписках" Озерского: Изд. 4. Ч. 2. С. 400; у Голубинского
К.: К нашей полемике со старообрядцами. С. 131.
198 "Соборное Изложение" в самом Большом Потребнике п. Филарета.
Обвинительное крещение было однажды допущено беспоповским наставником г. Риги
в недавнее время. Вот что рассказывает об этом сестра милосердия городской рижской
больницы: "Привезли к нам однажды девочку лет 14, больную воспалением брюшнины.
Болезнь опасная, требующая операции. Отец девочки оказался старообрядцем, а мать
еврейка, живущие в гражданском браке. Девочка, по нежеланию матери крестить ее,
до сего времени оставалась вне конфессии; звали ее Лора. У нас в больнице вошло
уже в непременный обычай приглашать к больному перед операцией духовное лицо соответствующей
конфессии. Это самое предложили и матери больной девочки. Еврейка-мать долго колебалась,
но муж и посторонние начали уговаривать ее и уверять, что дочь непременно выздоровеет,
если примет теперь крещение. Наконец, она согласилась, и отец с радостью побежал
за наставником в ближайшую моленную. Явившийся вскоре наставник в присутствии
нас всех крестил больную девочку из тарелки с водою, омокая в ней вату, и дал
крещаемой христианское имя Лариса, после чего передал мне крестик, и я надела
на шею новокрещеной" // Вера и жизнь. Рига, 1931. № 4. С. 61.
199 Архимандрит Иоанн. Толстой и церковь. Берлин. С. 105.
200 Все письма инока Павла попали к г. Субботину вместе с выкраденным Белокриницким
архивом; ими главным образом и пользовался Субботин при составлении своей "Истории
Белокриницкой иерархии".
201 Все четыре восточные патриархии: Александрийская, Антиохийская, Иерусалимская
и Константинопольская представляли собою тогда, как и теперь, взятые вместе, "незначительную
количественную археологическую редкость: вся их паства, взятая вместе, едва превысит
полмиллиона". В сравнении со всем количеством тогдашнего старообрядчества,
это лишь двадцатая, если не меньше, часть его последователей // Путь. Париж, 1935.
№ 47. С. 23-24.
202 Греческие патриархи, в особенности константинопольские, много раз злоупотребляли
щедростью русских святителей, русских князей (и литовских даже) и русского народа.
Вот два-три факта для некоторой иллюстрации: в 1353 г., по кончине русского митрополита
св. Феогноста, в Царьград отбыл владыка Владимирский Алексей (впоследствии знаменитый
московский святитель), чтобы получить там рукоположение в митрополиты. С трудом
удалось получить это поставление. Дожидаясь его, он израсходовал на греков всю
имевшуюся у него казну. Поставлен он был патриархом Филофеем. Но этот же патриарх
в 1355 г., по просьбе литовского князя Ольгерда (на подкуп патриархии были брошены
значительные суммы), поставил митрополитом литовским Романа, к которому и отошли
епархии Владимирская, Холмская, Перемышльская и Луцкая. Св. митрополит Алексей
// Православная Русь. 1940. № 5; Полнее см.: Голубинский Е. История русской церкви.
Указ. изд.
При учреждении патриаршества в России, Константинопольский патриарх между условиями
поставил и то, что русский патриарх в известные сроки будет посылать ему 500 червонцев.
Архив Калачева. Т.П. Ч. I. С. 26; Прыжов И. Нищие на св. Руси. По подсчету Ключевского,
тогдашние деньги были дороже наших перед войной России с Германией в 50 - 52 раза,
так что эти 500 червонцев стоили 25000-26000 червонцев, а на рубли считая, это
будет 75000 рублей. Дорого обошлось нам Московское патриаршество.
После смерти Никона (в 1681 г.), как известно, изверженного из всякого священного
чина, превращенного в простого монаха, умершего без раскаяния в своих заблуждениях,
без примирения с Церковью, московский царь задумал добиваться у восточных патриархов
восстановления Никона в прежнем своем достоинстве. Дело это было явно неканоничным
и посему безнадежным. Но царь послал со своими послами но этому делу на Восток
и большую казну. Он уполномочил их просто купить у патриархов нужное разрешение.
Уже из Москвы писал им: дайте патриархам такую-то сумму, не согласятся - прибавьте
столько-то. Опять не согласятся, еще прибавьте. И так далее, пока добьетесь. И
они добились, и получили купленное разрешение, никому, конечно, не нужное и прежде
всего самому Никону. Все подробные сведения о сем с указаниями точных подкупных
цифр: кому, какому патриарху сколько дано на это никчемное восстановление покойника
в патриаршем достоинстве, см.: проф. Каптерев Н.Ф. Характер отношения России к
православному Востоку в XVI и XVII вв. М., 1914.
203 И. Златоуст. Творения. Т. I. С. 178 и 179.
204 В "Поморских ответах" перечислены некоторые греческие митрополиты
на Киевском престоле: греки Никифор и Никита в княжение Владимира Мономаха, греки
Климент-философ и Константин в княжение Георгия Долгорукого, грек Максим при князе
Данииле Александровиче, грек Фотий при князе Василии Димитриевиче и другие при
других князьях (ответы 5 и 9). Современный нам историк, проф. А.В. Соловьев, отмечает,
что в Древней Руси до татарского нашествия было лишь два только случая поставления
в киевские митрополиты русских епископов - Иллариона в 1051 г. и Климента Смолятича
в 1147 г., причем они поставлены русскими епископами без согласия константинопольского
патриарха. Историк Голубинский насчитывает 24 митрополитов от крещения Руси до
татарского ига. Но "...можно думать, - добавляет проф. Соловьев, - что, кроме
двух указанных случаев, все остальные митрополиты были из греков" Конечно,
им было нелегко научиться сразу русскому языку, и это их несколько отдаляло от
паствы // Православный путь. 1939. В. I. С. 31-32; "Поморские ответы"
отмечают, что и на других кафедрах Русской Церкви "епископи гречестии престоли
держаще: святыи Арсений епископ Суздальский, иже в грецех бысть Галасунский; Нектарий
Вологодский - архидиакон патриарха Константинопольскаго; Иосиф Солунский, в Суздальских
престолах живуще, присно служаху литургию" (Ответ на 60 вопрос).
205 У знаменитого и весьма оригинального русского философа Н. Федорова есть
любопытное сравнение: "Принятие от греков патриаршества, - говорит он, -
посвящение Феофаном Филарета совершенно подобно исканию архиерейства раскольниками
и принятию ими Амвросия". Федоров Н. Философия общего дела. Т. I. С. 475.
206 Диакон М. Чичкин, со слов инока Алимпия, так передает [впечатление] об
этих переговорах с греческим епископом: епископ этот "с охотой готов был
быть епископом у старообрядцев, если соизволит на это Константинопольский патриарх.
Инок Павел решительно ему заявил: "Мы желаем, чтобы епископ поступил к нам
по собственному убеждению, по своей воле, без всяких формальностей... Нам нужен
епископ самовластный и независимый", - старался инок Павел разъяснить своему
собеседнику и убедить его в том, что старообрядцы, к которым он приглашает епископа
присоединиться, есть самые древние благочестивые христиане. Епископ остался, однако,
непреклонным и даже пригрозил старообрядческим послам предать их местным властям".
Чичкин М. Воспоминания. М.: Изд. Субботина, 1885. С. 45.
207 Профессор Субботин, а за ним и многие другие обвинители старообрядческой
иерархии, с ехидством отмечают, что в деле обращения в старообрядчество греческого
святителя принимали участие разного рода "благодетели" - польские эмигранты,
"паны" и другие враги России. От этого, заключают они, самая иерархия
старообрядческая незаконна и сомнительна. Они только забывали добавлять, что самая
патриархия Константинопольская и вся иерархия греческая, а также и вся церковь
греческая как в то время существовали довольно свободно, так и теперь существуют,
благодаря не христианам, а магометанам, турецким властям. А чем они лучше польских
эмигрантов и всяких панов? Старообрядцы, спасаясь от гонений и мучений "православных"
властей и даже "православных святителей", укрывались от них даже у китайцев
и у разных сибирских и северных дикарей, находя у них приют и защиту от своих
"православных" гонителей. Неужели поэтому самое спасение их было сомнительным
и незаконным? При бегстве от современных гонителей из России нашим беженцам, в
том числе и православным архиереям и митрополитам, какими только "благодетелями"
не приходилось пользоваться! Были тут и поляки, и татары, и евреи и всякой масти
и разного качества "помощники", "проводники" и "кормильцы".
О весьма воинственном Осипе Семеновиче необходимо добавить, что он, дожив до глубокой
старости, переселился в Россию и здесь, в Черемшанском старообрядческом монастыре
на Волге, скончался в 1880 г., приняв постриг с именем Иоасафа.
208 Во всех дошедших до нас документах мирское имя Амвросия значится Андрей.
Но Субботин, на основании какого-то таинственного сообщения, ему будто бы сделанного
сыном м. Амвросия спустя семь лет после смерти отца, утверждает, что мирское имя
Амвросия не Андрей [...]. И это даже - Боже мой! - ставится в осуждение старообрядческой
иерархии. Конечно, Субботину верить нельзя: он столько раз был изобличаем во лжи.
Но допустим, что это так, что же в таком случае делать со множеством древних святых,
которые всю жизнь свою носили имена языческих богов и даже в святцы вписаны под
этими языческими именами. Вот, например: Аполинарий (23 июля) посвящен языческому
богу Аполлосу; Аполлон (5 июня), что значит "губитель"- имя языческого
бога; Афинодор (7 декабря) - дар богини Афины; Димитриан (20 июня) - посвященный
богине плодородия; Дионисий (10 и 15 марта) - бог виноделия; Диоскор (21 апреля)
- сын Зевса; Иануарий (21 и 28 апреля) - бог Янус и много других. То же и в женских
именах: Августа, Аполинария, Исидора, Иуния, Муза и другие.
209 Удивительное совпадение: священномученик Аввакум-протопоп также 21 года
был рукоположен в диаконы, а через два года - в священники.
210 История Белокриницкой иерархии. Т. 1. С. 365. Субботин ссылается на "Летопись
Боснии" С. Скендеровой, напечатанную в "Записках Императорского Русского
Географического Общества", кн. XIII, и под строкой приводит подлинные слова
этой "Летописи" на сербском языке. Об этой "Летописи" см.:
Церковь. 1913. № 43. С. 1035-38.
211 Субботин Н.И. Указ. соч. С. 379.
212 Настоящее сообщение инока Алимпия записано с его слов епископом Арсением
Уральским (Швецовым) и опубликовано в издании "Беседа епископа Арсения с
Д.К. Глуховым в поселке Раннем". Ректорг: изд. 1902. С. 9-10. Напечатано
и в ж.: Церковь. 1911. № 40. С. 961. Оно было напечатано еще раньше в старообрядческой
газете ин. Николы Чернышева "Древняя Русь", выходившей в Австралии в
1892 г.
213 Субботин Н.И. Материалы к истории Белокриницкой иерархии. 137-138. Это
единственное "условие", которое известно из подлинных документов, попавших
в руки Субботина, и из всей переписки тогдашних старообрядческих деятелей. Но
Субботин приводит еще два, уже "секретных", условия, которые будто бы
подписали м. Амвросий - одно, Павел и Алимпий - другое, однако не сообщает нигде,
откуда он их взял. Относительно только одного из этих "секретных" условий
он сообщает, что подлинник его, будто бы существовавший, уничтожил о. Онуфрий,
один отступник от старообрядческой Церкви, о котором у нас еще будет речь в своем
месте, уничтожил с той будто бы целью, чтобы он не попал в руки старообрядцев
и не смутил их своим содержанием. Но откуда же копия с него получилась? Так Субботин
и унес с собою в могилу эту тайну. А тайного, в сущности, ничего тут нет: просто
эти "секретные" документы сфабрикованы отступниками от Белокриницкой
иерархии. Да и их содержание могло соблазнить лишь наивных и малознающих старообрядцев
тем, что по этим условиям Белокриницкий монастырь обязывался платить м. Амвросию
ежегодное содержание в 500 червонцев австрийскими деньгами, что на русские деньги
по тогдашнему курсу означало 1500 рублей в год. Многомиллионное старообрядчество,
обладающее несметными капиталами, единственному своему митрополиту обязалось давать
ежегодно вспомоществование в 1500 руб. Да, есть чему удивляться. Нищие отступники
по-нищенски судили, поэтому такую ничтожную сумму и вставили в состряпанные ими
документы. Удивительно, как не стыдно было Субботину пользоваться заведомо фальшивыми
документами, все-таки профессор. В оправдание его можно лишь указать, что он был
в безвыходном положении: если бы он пользовался лишь теми документами, которые
не вызывали никакого сомнения в своем происхождении, то из его "Истории Белокриницкой
иерархии" вышел бы труд: "Житие, подвиги и страдания иже во святых отца
нашего Амвросия, митрополита Белокриницкаго". Он дал блестящую характеристику
Амвросию до его присоединения к старообрядчеству, которой мы пользовались с большим
удовольствием. Тогда Амвросий был Савлом, тогда он был и добрый, и святой, и бесподобно
бескорыстный. Но как только он согласился перейти в старообрядчество и стал уже
Павлом, вместо Савла, то тут уже все пошло по-другому: всякое его решение заподозривается,
каждый шаг считается неискренним, честность его, прямота, совесть - все сомнительно,
все черно, как сажа. И это - "ученый" труд, представленный на соискание
ученой степени и удостоенный таковой... Однако и такой "труд" принес
огромную пользу Белокриницкой иерархии напечатанном в нем и использованием и настоящих,
подлинных правительственных и иных документов, тогда как в других сочинениях,
тогда выпущенных в обличение старообрядческой иерархии, писалась и печаталась
такая мерзость и гнусность, что и Субботин относился к их авторам и их произведениям
с должной брезгливостью и отвращением, что не раз и отмечает в своей "Истории".
И за это ему старообрядцы много раз выражали искреннюю благодарность.
214 Старообрядческие апологеты особенно подчеркивают этот факт, уподобляя
м. Амвросия в данном случае св. Евсевию Самосатскому (святителю IV столетия),
в житии которого повествуется, что он, преследуемый еретиками арианами, "в
таковое лютое время, утаив сан свой святительский, в воинская облекся, обхождаша
Сирию, Финикию и Палестину, утверждая христианы к святой вере; и иде же аще обреташе
церковь без служителей, поставляше иереи и диаконы, и прочая клирики, [...] и
епископы поставив // Четья-Минея, житие 22 июня. Однако о казачьей одежде некрасовцев
нужно заметить, что ничего воинского она в себе не имеет: это простая поддевка
с широкими отворотами спереди и с перехватцем сзади, скорее, похожа на поповскую
рясу без широких рукавов, так что в ней м. Амвросий был, скорее, похож на попа,
чем на казака. Почему в дороге и обращались к нему за благословением посторонние
лица.
215 "Искушения" эти состояли главным образом в том, что по дороге
встречались знакомые м. Амвросию константинопольские греки, а в г. Браилове появился
тот самый недавно рукоположенный архиерей, в посвящении которого сам Амвросий
участвовал незадолго до своего выезда из Константинополя. Субботин Н.И. История...
С. 411 и 417. От всех этих знакомцев приходилось укрываться и прятаться. Это обычная
беженская, она же и апостольская, участь.
216 Кельсиев В. Сборник правительственных сведений о раскольниках. В 4-х ч.
Лондон, 1861-1862. Ч. I. С. 117.
217 Церковь. 1908. № 35. С. 1205-1208.
218 [Правительство] никогда не упускало случая, чтобы уничтожить [подвижник]ов
старообрядческих, чем-либо неугодных ему. Все старообрядческие мученики, пострадавшие
за древлеправославную веру и Церковь Христову, конечно, причислены к лику святых,
по выражению апостола Павла, "к торжествующему собору и Церкви первенцев,
написанных на небесах" (Евреям, 12:23). Но кроме них в старообрядческой Церкви
немало было праведников, угодников Божиих, прославленных нетлением своих телес.
Мы мимоходом упоминали о первых священниках на Ветке, нетленные тела которых высылаемые
старообрядцы взяли с собою в ссылку. Но правительство сожгло их. Там же, на Ветке,
в Крупецкой пещере, почивали мощи (кости) старообрядческого преподобного, к которому
и стекались христиане для почитания и поклонения этому святому. В николаевское
время эта пещера была запечатана, а "кости" взяты правительством. На
Урале, именно в Тагильском округе, около Выйского завода, жил в первой половине
XVIII столетия старообрядческий священник Иов, устроивший здесь небольшую часовню,
в которой и совершал богослужение. Жители завода и окрестных деревень весьма чтили
его за подвижническую жизнь и после смерти его приходили на его могилу, почитая
его как святого, подававшего исцеления. Но в николаевское время, когда всякая
старообрядческая святыня преследовалась и истреблялась, могила почитаемого старца
оказалась разрытой в ночь на 26 октября 1836 г. Следствие по этому делу окончилось
Высочайшим повелением: "Зарыть могилу, не исследуя праха Иова". Часовня
же Иова была передана единоверцам в 1842 г. [В книге "Старообрядчество. Лица,
предметы, события и символы..." указано, что могила была разрыта в ночь на
26 сентября 1845 г. С. 120. - Ред.]
219 Прослужив на Боснийской кафедре, среди славян, пять лет, м. Амвросий приобрел
способность читать и говорить по-славянски, о чем свидетельствует сжившийся с
ним инок Павел, но здесь, среди старообрядцев, у которых обращено особое внимание
на богослужебный язык, Амвросию нужно было усвоить все тонкости и ударения этого
языка. Субботин, однако, утверждает, что Амвросий совершенно не мог разбираться
в славянских литерах, на что способны даже дети. На это отвечает Субботину православный
писатель-грекофил Н. Дурново, несравненный знаток греческой иерархии: "Прежде
чем утверждать, что кир-Амвросий не знал славянского языка, г. Субботину следовало
бы об этом справиться хотя бы у представителя Константинопольского патриарха в
Москве, от которого он узнал бы, на каком языке Боснийские митрополиты до 1880
г. отправляли богослужение, а также, на каком языке объяснялись со своею паствой
и клиром, который ни слова не знал по-гречески. Если этого свидетельства мало,
то советуем г. Субботину проехаться вплоть до Сараева по железной дороге и попросить
Боснийского митрополита Николая Шандича сообщить ему из архива Сараевской консистории
некоторые дела, которые велись Амвросием на сербском языке и подписывались им
по-сербски. Надеемся, что наше сообщение подтвердят наши близкие друзья митрополиты
Савва [Касажович?], бывший Боснийский, и Серафим [Перович?], нынешний митрополит
Герцеговинский, 80-летний старец, уроженец Герцеговины, может быть, и лично знавший
Амвросия" // Православный Восток. Бухарест, 1902. № 3. С. 46.
220 После Павла старообрядческие писатели начетчики-апологеты создали целую
литературу по этому вопросу и обогатили ее многими свидетельствами из церковной
каноники и истории, которые при Павле не были ему доступны, так как источники
их не были переведены и изданы на русском языке. Приведем некоторые из них, которые
прямо относятся к факту присоединения м. Амвросия:
а) на седьмом Вселенском Соборе Петр, боголюбезнейший пресвитер, занимавший место
Адриана, святейшего папы Римского, сказал: "Как говорят историки, святый
Мелетий был хиротонисован арианами, но, взошедши на амвон, провозгласил слово:
"единосущный", и хиротония его не отвергнута". Феодор, святейший
епископ Катанский, и бывшие с ним епископы сицилийские сказали: "Протопресвитер
апостольскаго престола сказал истину" // Деяния Вселенских Соборов. Казань,
1891. Т. VII. С. 56;
б) на том же Вселенском Соборе святейший патриарх Тарасий сказал: "А что
вы скажете об Анатолии: не был ли он председателем четвертого Собора, а между
тем, он был хиротонисан нечестивым Диоскором в присутствии (сослужении) Евтихия.
Так и мы принимаем хиротонисанных еретиками, как и Анатолий был принят. И кроме
того, - добавил св. Тарасий, - хиротония от Бога" (Там же. С. 58);
в) святейший патриарх Тарасий указал еще на более поучительный факт: Константинопольскую
кафедру в течение пятидесяти лет преемственно занимали патриархи монофелитской
ереси: Сергий, Пирр, Павел, Петр и ими рукоположенные Фома, Иоанн и Константин.
"Но отцы шестого Собора анафематствовали только этих четырех, хотя и были
сами ими рукоположены. Святой Собор сказал: "Это очевидно" (Там же.
С. 60);
г) на основании как этих примеров церковных и соборных, так и многочисленных канонов
и сам седьмой Вселенский Собор принял в сущем святительском достоинстве иконоборческих
епископов, не только рукоположенных в иконоборческой ереси, но даже рожденных
в ней (Там же. С. 12 и 93-94). И принципиально решил вообще как правило, как каноническое
требование: "принимать посвященных еретиками" в их священном достоинстве
(Там же. С. 60);
д) древний церковный историк Сократ описывает поразительный факт, имевший место
в городе Пакадианской Фригии - Синнаде. В нем было две кафедры: одна македонианского
епископа Агапита, а другая - православного епископа Феодосия. Когда последний
отправился в Константинополь и там замедлил, Агапит в это время пришел к благой
мысли: посоветовавшись со всем своим клиром и народом, он убедил их принять веру
в единосущие и тотчас же отправился со всем народом в церковь православную и,
совершив молитву, занял престол, на котором обыкновенно восседал Феодосии. Таким
образом, соединив народ, он сделался правителем и тех церквей, которые зависели
от Синнады. Когда возвратился Феодосии, его народ уже не принял. Он снова отправился
в Константинополь с жалобой к своему патриарху Аттину. Но тот, рассудив, что это
дело произошло с выгодой для Церкви, убедил Феодосия уйти на покой, а Агапиту
написал, чтобы тот управлял объединенной епископией, не опасаясь неприятностей
со стороны Феодосия. Сократ. Церковная история. Кн.7. Гл. 3;
е) продолжительная иконоборческая смута на Востоке VII-VIII вв., когда сотни епископов
и тысячи священников уклонялись, в эту богоборную ересь, до такой степени спутала
и перепутала всю иерархию Восточной церкви, что нельзя было никак разобраться
в истинной преемственности иерархов, что производило большой соблазн среди строгих
ревнителей православия. Посему св. Феодор Студит дал им такой руководственный
совет, вернее, правило: "Итак, будем исследовать и дознавать, с кем мы должны
вступить в общение: исповедует ли он правую веру, не рукоположен ли он за деньги
и что-нибудь другое виновное, подозреваемое в его жизни или передаваемое молвою
- не справедливо ли? Если же он, хотя получил рукоположение от такого-то еретика
или рукоположенного за деньги, но сам не еретик и без своего ведения рукоположен
рукоположенным за деньги, то есть симонианином, исповедует всю истину, соблюдает
веру и правила неизменными, и уклонившихся от того и другого отвергает, то нам
нет никакого основания удаляться от него. Ибо такой не подлежит осуждению, по
мнению вышеупомянутых святых, а чрез них и по мнению всех. В таком случае мы имеем
общение и вам советуем делать то же. Ибо если исследование простирается далее,
то отвергаются увещания святых, как сказано, и становится тщетным столь великий
дар священства, помощию которого мы получаем имя христиан, так что мы можем впасть
в язычество, что было бы безрассудно". Св. Феодор Студит. Творения Ч. I.
С. 313. Этот совет написан как будто нарочито для старообрядцев. Они так страшились
"оскудения священства", без которого нельзя быть и христианином, но
не меньше страшились и всяких ересей. Совет св. Феодора Студита, как и постановления
Вселенских Соборов, они исполняли в точности.
221 Это свидетельство имело особое значение, так как в Соборном Изложении
патриарха Филарета установлено правило: если кто придет и скажет, что он крещен
в три погружения, и свидетели несть, то такового не крестить. Достаточно было
одного этого личного свидетельства Амвросия о своем крещении, чтобы этот вопрос
считать окончательно решенным. Однако сомневающиеся старообрядцы много раз снаряжали
депутации на Восток для исследования греческого крещения. Наиболее известны такие
депутации 1875 г., 1900 и 1907 гг. Все они привозили удостоверения, что греки
действительно крестят в три погружения. По этому вопросу создалась довольно значительная
литература, укажем хотя некоторые сочинения:
а) епископ Иннокентий. О крещении греков и м. Амвросия;
б) Мельников Ф.Е.: Исследование о крещении м. Амвросия и об его святительском
достоинстве. Труд этот был рассчитан на три части: в первой подвергнуты критическому
рассмотрению все свидетельства против греческого крещения, во второй должны были
быть приведены все доказательства о трехпогружательности крещения в греческой
церкви и третья посвящена святительскому достоинству м. Амвросия. Вышла только
одна первая часть, остальные две не вышли: помешали этому война мировая и затем
российская революция;
в) того же автора: Беседа о крещении м. Амвросия и о 500 червонцах (было три издания);
г) Малиновцев Ф.А. Новое исследование о крещении м. Амвросия.
222 Старообрядческая история полна удивительными, провиденциальными сплетениями
знаменательных фактов и всякого рода совпадениями. Священноинок Иероним - ставленник
самого Филарета, митрополита Московского, самого остервенелого истребителя старообрядческого
священства. Иероним, по свидетельству Геннадия, епископа Пермского (суздальского
узника), дворянского происхождения, как об этом ему говорил родной брат Иеронима
статский генерал А.А. Александров. Иночество он принял в Воскресенском монастыре,
построенном патриархом Никоном. Филарет был очень строг к своим ставленникам,
и если он произвел Иеронима в иеромонахи, то, значит, находил в нем добрые качества.
Сдружившись со старообрядческим иноком Паисием, о. Иероним под влиянием его увещаний
решил перейти в старообрядчество, и так как в то время опасно было пребывать священному
лицу в старообрядческом служении, то он перебрался за границу. Чин присоединения
над ним 28 октября (тоже удивительное совпадение) 1843 г. совершил священник Алексей
Булгаков, служивший в то время в Мануйловке у молдавских старообрядцев, подвергнув
его миропомазанию. Алексей же, воспитанник Курской семинарии и в Курской же епархии
произведенный в священники, присоединился к старообрядчеству в Стародубье, тоже
по второму чину, пользуясь высочайшим указом императора Александра I от 1822 г.
При николаевском гонении он переправился в Молдавию. Священноинок Иероним в 1844
г. был приглашен белокриницкими христианами служить у них; с того времени он и
пребывал в Белокриницком монастыре. Незадолго до прибытия митрополита Амвросия
он ездил с настоятелем Геронтием в Москву. Здесь он был принят на "дух"
(исповедь в подтверждение его истинного присоединения к св. Церкви) знаменитым
в старообрядчестве священноиноком Иларием. Сам же о. Иларий был присоединен в
1808 г. на Иргизе. Епископ Геннадий, отлично знавший поволжское и уральское старообрядчество,
сообщает о священноиноке Иларии: "Он жил в Екатеринбурге и Шарташе, у всех
благоговение о нем и его чистоте телесной доселе на устах носится. Господь прославил
его нетлением". По чину присоединения м. Амвросия священноиноком Иеронимом
епископ Геннадий связывает Белокриницкий монастырь с великославным Иргизом, а
самого Амвросия - с непрерывной преемственностью старообрядческого священства,
сохранявшегося на Иргизе и в других духовных центрах всероссийского старообрядчества.
Епископ Геннадий. Панегирик. Коломыя - Австрия, 1882. С. 29, 31-32 и 94.
Г-н Субботин, конечно, не упустил случая, чтобы бросить грязью в обоих священнослужителей
- Алексея и Иеронима: о первом бросил намек: "...запутался в какое-то криминальное
дело" (С. 306), а о втором - тоже лишь намеком: "...учинил какое-то
преступление" (С. 308). О! Если бы это было так, Субботин достал бы все улики
этих "криминальных дел" и "преступлений": нюх у него был отличный,
сыскные качества его были замечательными, а возможности у него - всюду проникнуть
и всюду разузнать - были безграничны. Но нет, несмотря ни на что, ничего плохого
он не мог узнать ни об Алексее, ни об Иерониме, а относительно о. Илария ссылался
лишь на романический вымысел Мелышкова-Печерского. Таков-то наш "ученый"
историк.
223 Существует странное верование, что священник не может, не имеет права
помазывать святым миром старшего себе, т.е. епископа, митрополита, патриарха.
Верование это ни на чем не основано и противоречит основному учению Церкви, что
священник отличается от епископа только тем, что не имеет власти хиротонисать
- никого, "священство же совершенно имать". Как в старообрядческой Церкви,
так и в новообрядческой епископов и митрополитов исповедуют священники, они же
их и маслопомазывают (соборуют), и никто при этом не смеет сказать: "Меньшее
от большего благословляется". Знаменитый киевский митрополит Антоний (Храповицкий),
впоследствии председатель эмигрантского Синода (в Карловцах) посетил Афон, будучи
уже эмигрантом, и там во время богослужения его, митрополита, помазывал освященным
маслом простой игумен. Архимандрит Феодосии. С митрополитом Антонием на св. Афоне.
Православная Русь. 1937. Т. 20. Никакого ни унижения сановитому иерарху при этом
не произошло, ни тем более "смазывания" его сана. Он еще испытал особую
радость, что такой неважный чин, игумен, помазал его, блаженнейшего митрополита.
Почему же священноинок (Иероним) не может помазать митрополита миром святым?
224 В толковании на 8-е правило первого Вселенского Собора говорится: присоединяемые
к св. Церкви от еретиков приходящие епископы, по миропомазании "остаются
в том же достоинстве" (Аристин), и "когда нет местных епископов, они
должны исправлять и епископские дела" (Вальсамон). То же узаконяется и в
1-м правиле св. Василия Великого. Здесь даже поставлены в пример и как правило
два епископа, Зоин и Саторнин, которые по миропомазании остались на епископских
престолах.
225 Субботин Н.И. Указ соч. С. 437.
226 Наряду с актом присоединения к св. Церкви м. Амвросия могут быть поставлены
два великих русских события: крещение киевского князя Владимира в 988 г. и учреждение
всероссийского патриаршества в Москве в 1589 г. Но по своему внутреннему смыслу,
по целям и намерениям, а также и по действующим лицам Белокриницкое событие было
чище, святее, благодатнее. О крещении Владимира современные исследователи, причем
глубокоортодоксальные [так! - Ред.}, говорят: "Крещение было элементарным
условием союзного договора, по которому князь Владимир за свою военную услугу
потребовал руки сестры Василевсов, принкиписы Анны". При крещении Владимир
принял имя императорское Василий. "Для него это было дорогой символикой.
В его светлой голове с крещением соединялись широкие и гордые планы. Он понял
мечту своей мудрейшей бабки Ольги, которая добивалась от греков не только крещения,
но и родства с Византийским двором. И она, и он поняли, что в Европе не стало
другой возможности для династов "выйти в люди" и "вывести в люди
свои народы", как только чрез купель крещения. Христианство стало единственной
дверью к культуре, белой костью аристократизма, выводящей из черного тела язычества"
См.: Карташев А.В. Владимирский сборник. Белград, 1938. С. 42 и 44. Ничего подобного
не связывалось с актом присоединения митрополита Амвросия, ничего в нем не было
ни гордостного, ни политического, ничего условного и низменного. Это было чисто
церковное таинство с единственной целью: служить Церкви по установлению Самого
Основателя ее - Христа.
Что же касается установления патриаршества в России, то о нем все русские историки
- и гражданские, и церковные - единогласно утверждают, что оно было скорее и больше
политическим актом, чем церковным, и стоило оно России чрезвычайно дорого. Подробности
об его учреждении в книге: Каптерев Н.Ф. Характер... Указ. изд.
227 При рукоположении Кирилла были в точности соблюдены все требования церковных
канонов. Согласно 17 правилу Двукратного собора, воспрещающего "внезапу возводить
на высоту епископства" и требующего проходить предварительные ступени священства,
он был сначала рукоположен в иподиаконы, диаконы и священники, потом уже поставлен
в епископы. Майнос - в Турции, близ Константинополя, там старообрядческий приход.
228 Г-н Субботин утверждает, что митрополит Амвросий не выдал ставленной грамоты
епископу Кириллу. Это неверно. Грамота сохранялась до нашего времени, подписанная
собственноручно Амвросием: она осталась в занятом теперь большевиками Белокриницком
монастыре. Но она не попала в выкраденный для Субботина Белокриницкий архив, ибо
была на руках у самого Кирилла. Отсюда Субботин сделал вывод, что ее и совсем
не было и даже придумал, что Амвросий был недоволен почему-то Кириллом, что и
Павел был против Кирилла и поэтому будто не была выдана ему грамота. Словом, фантазия
заменила факты.
229 Переписка раскольнических деятелей. Вып. I. С. 375.
230 Верховский Т., протоиерей. Стародубье (записки). 1874.
231 Гарнак. Церковь и государство до образования государственной церкви. Из
истории раннего христианства. С. 280.
232 Кельсиев В. Сборник... Указ. изд. Т. I. С. 152.
233 Первый Белокриницкий архимандрит высидел в одиночном заключении Шлиссельбургской
крепости до самой смерти своей более 20 лет. На него так мучительно подействовало
столь продолжительное заключение, что он незадолго до смерти сошел с ума и, по
свидетельству Субботина, "принял православие".
234 Инок Павел. Церковная история. 1907. С. 23.
235 Переписка раскольнических деятелей. Вып. I. С. 74.
236 Материалы для истории Белокриницкой иерархии. С. 111.
237 Там же. С. 237-238.
238 Там же. С. 239.
239 Австрийский император католического исповедания мог бы указать, в свою
очередь, на "православнейшего" Николая, императора самой христианской
страны и, тем не менее, своих же вернейших и честнейших подданных гонящего, угнетающего,
истребляющего, не дающего им покоя даже за пределами его царства.
240 Субботин Н.И. Материалы... С. 240-241.
241 Там же. С. 249.
242 Переписка... Вып. I. С. 179.
243 Там же. С.179-183, 185-186, 209 и др.
244 Там же. С. 139.
245 Там же. С.135-136.
246 Подлинник сей "Доверительной грамоты" сохранился в архиве о.
Пафнутия Овчинникова, находящемся в Климоуцах у И.К. -Ануфриева.
247 Это вынужденное обстоятельство дало повод врагам Белокриницкой иерархии
утверждать, что митрополит Амвросий будто бы изменил перед смертью старообрядчеству
и снова возвратился в греческую церковь. Выдумка эта, ни на чем не основанная,
опровергнута документально. См. о сем в брошюре "Святитель-страдалец".
Москва, 1913; Шалаев. На чужом кладбище. Церковь, 1913, № 44. Любопытно, что когда
в 1864 г. один из новообрядческих архиереев, именно Иннокентий, архиепископ Камчатский,
высказался за признание Амвросиевых посвящений, причем указал, что Амвросий "впоследствии
раскаялся", то Филарет, митрополит Московский, возразил: "Не известно,
откуда взял составитель ответов, будто Амвросий раскаялся, а известно, что он
до своей смерти оставался в сношении с раскольниками и в распрях лжеепископов
австрийских и русских принимал на себя суд и решения" // Христианское чтение.
1906. Ч. 2. С. 130.
248 Некая жестокая ирония преследовала императора Николая. Именно в том самом
году, когда он требовал от австрийского правительства сослать митрополита Амвросия,
"как бродягу", надеясь этой мерой уничтожить восстановленную старообрядческую
иерархию, он вынужден был заключить конвенцию с римским папой, на основании которой
в том же году была учреждена в России новая, римско-католическая епархия с наименованием
Херсонской и при ней два суффраганства с капитулами и семинарией, и все это на
русский государственный счет. По этому поводу Херсонско-Таврический архиепископ
Иннокентий составил и представил русскому правительству замечательную Записку,
в которой выражал справедливое и гневное неудовольствие этим католическим учреждением.
Он пишет: "До тех пор в г. Херсоне существовал только один ксендз латинский,
терявшийся в толпе и почти никому не известный. И вот вдруг является перед нами
латинский бискуп со свитой собранных нарочно издалека ксендзов, представляет из
себя лицо, нарочно посланное от правительства для каких-то важных никому вполне
не известных целей, учреждает и освящает тесный латинский костел в собор кафедральный,
составляет из своего служения в продолжение нескольких дней всенародное зрелище,
проповедует о милости императора всероссийского к католикам и вместе с тем, сообразно
с буллою папскою, еще о большей милости какого-то Римского государя (то есть папы)
к народу российскому". Дальше архиепископ Иннокентий указывает и на другой
вред государству от нового папского учреждения в России: "Сколько сот тысяч
казне, а вместе с тем, сколько хлопот, затруднений, неудовольствий самому правительству
будет стоить это новое, Бог знает, откуда и для чего взятое учреждение латинского
епископа с его викариями, канониками и семинарией". Иннокентий отметил, что
даже старообрядцев смутило это латинское епископство и особенно единоверцев. Как
не смутить? Единоверцы сколько употребляли усилий, каких только ни писали просьб,
чтобы им дали хотя бы одного епископа, и им всегда в этом отказывали и цари, и
Синод. А тут сразу устраиваются три латинских епископа за счет российского государства.
Старообрядцы же были крайне поражены такой "милостью" того самого царя,
который их, русских людей, так жестоко томит в их же родной стране и с таким остервенением
уничтожает их священство, разоряет их церкви, монастыри, уничтожает их святыни,
грабит их церковное имущество, самих их сажает в тюрьмы, ссылает их в отдаленные,
безлюдные места, в заточения, в каторги. И за что? Только за верность своей благочестивой
вере, той самой, которую русские благочестивые цари и князья, православные патриархи
и святители и весь сонм святых древней Руси исповедовали и хранили. Архиепископ
Херсонский Иннокентий приводит выдержки из самой папской буллы, изданной по случаю
устроения в Херсоне латинского епископата. "Мы, - говорит папа, - заключили
договор с пресветлейшим и державнейшим государем Николаем I, славным императором
Российским и царем Польским, и употребили всевозможные заботы и старания, чтобы
получить возможность улучшить тамошнее состояние католической религии и устроить
вечное спасение верных. И хотя, при помощи Божией, мы успели сделать многое, в
чем пресветлейший оный государь охотно и благосклонно согласился с нашими желаниями,
однако осталось привести к желанному концу гораздо большее и, конечно, несравненно
важнейшее, как ясно можно видеть из такой консисториальной речи". По свидетельству
Иннокентия, в этой речи папа отнесся к России, как к стране языческой, которая
нуждается в просвещении светом Евангелия. См.: Записка архиепископа Иннокентия
// Русский архив. 1868. № 3. Конечно, Иннокентий ничего не достиг своими жалобами
и сетованиями: католический епископат на его глазах продолжал существовать и развиваться.
Но что, в самом деле, можно сказать о таком императоре, который из-за старообрядческой
кафедры где-то в австрийской деревушке готов начать кровопролитную войну, а у
себя в России, на позор своего же "православия", на смущение своих же
подданных учреждает римско-католический епископат с тремя бискупами, с семинарией
и содержит все это на государственный счет?.. Поневоле согласишься с папой, что
это не христианин, а какой-то озорной язычник.
Белокриницкая иерархия в России
Миллионы старообрядцев в России вскоре же по присоединении митрополита Амвросия
узнали, какие великие торжества совершились в Белой Кринице, какая блестящая и
сокрушительная победа одержана Церковью над ее неумолимыми врагами: за рубежом
основана старообрядческая кафедра с митрополитом во главе, который уже поставил
двух преемников - епископов. Радость их была неописуемой*249* . Но перед ними,
как и перед белокриницкими деятелями, стояла впереди беспримерно колоссальная
и действительно неописуемо трудная работа: в условиях беспощадных николаевских
гонений организовать в России новое иерархическое управление, объединить приходы,
образовать епархии, установить епископские кафедры, поставить на них святителей,
рукоположить сотни священников для приходов, найти на все эти места достойных
кандидатов, подготовить их, научить, снабдить облачениями, книгами, антиминсами,
святым миром и многим другим. И все это предстояло осуществить на необъятной российской
равнине с бесконечной далью: от Петрограда до Кавказа и Дона, от Москвы до Уральска
и Сибири, как поется в Пасхальном каноне: "От запада и севера, и моря и востока
чада Твоя". Это была задача более трудная и более сложная, чем устройство
церковной жизни и иерархического правления при князе Владимире: тогда само государство
помогало в этом деле, тогда была свобода, тогда были средства для этого устройства,
тогда на новые кафедры были готовые кандидаты, приехавшие из Греции и Болгарии.
Теперь же этого ничего не было: никакой свободы, никаких средств, никакой подготовки.
Даже в апостольские времена было легче насаждать в Римской империи христианство
и учреждать повсюду христианские общины с духовенством. Апостолы совершали свои
благовестнические путешествия свободно. Верховный апостол Павел совершил по всей
тогдашней Римской империи три великих путешествия с проповедью Евангелия без всякого
препятствия со стороны государственных властей, последние еще охраняли его от
еврейских нападений, предательств и заговоров. В России же в николаевскую эпоху,
как и во все предыдущие и последующие эпохи, государственная власть не только
гнала своих же русских людей, но разоряла их жилища, истребляла их церкви, монастыри,
всякие духовные прибежища и убежища и самих их уничтожала. При таких условиях
организовывать в России старообрядческое церковно-иерархическое управление было
просто немыслимо. Даже теперешнее положение церковных людей в советской России
под дьявольским игом безбожной власти менее тяжко и менее опасно, чем в тогдашнее
время под властью православных гонителей старообрядчества. Император Николай,
раздосадованный и ожесточенный устройством старообрядческой кафедры за рубежом,
усилил гонения против старообрядчества: были приняты всякие меры, чтобы ни один
ставленник Белокриницкой иерархии не проник в Россию. Была поставлена на ноги
вся власть на местах по всей необъятной стране: сельские власти, уездные, губернские,
исправники, губернаторы, генерал-губернаторы, министры, Синод, все духовенство
и даже сам император - все были на страже, все ловили "страшных" злодеев
- старообрядческих священнослужителей. Принимали [участие] в этом великом государственном
походе и военные отряды, особенно же было опасно для старообрядчества участие
в этих налетах духовенства господствующей церкви. Николаевская эпоха была в некотором
отношении тягостнее времен Софьиных, Петровских, Анненских. Тогда пытали людей
старой веры до смерти, рубили им головы на плахах, четвертовали, колесовали и
тысячами сжигали в срубах и на кострах. Но тогда легче было бежать и укрываться
в лесах и в горах и на далеких окраинах России. Теперь это было затруднительнее
и тяжелее. В прежние времена огромное большинство духовенства сочувственно относилось
к старой вере и само укрывало и скрывало гонимых христиан. Теперь же наоборот:
огромное большинство православного духовенства стало гонителем старообрядчества.
Наиболее рьяными и потому наиболее опасными сыщиками, доносчиками, грабителями
были духовные лица господствующей церкви, начиная с митрополитов и епископов и
кончая дьяконами и дьячками. Роль их была тем зловреднее, что она могла выполняться
и выполнялась при помощи тысяч и, может быть, миллионов духовных чад всех этих
священных предателей и гонителей. Острый, немигающий и злой глаз правящей иерархии
проникал во все пункты и места старообрядческой жизни, в самые глухие ее уголки,
в самые глубокие тайники, в самые отдаленные убежища - всюду высматривая, отыскивая
и преследуя старообрядческих священнослужителей и их содержателей и охранителей.
По всей стране шла дикая ловля, аресты, ссылки, заточения. Церкви и монастыри
старообрядческие были уже разгромлены и отчасти совершенно уничтожены; вместо
них старообрядцы собирались для богослужений в особых молитвенных помещениях,
в сараях, кладовках, на чердаках, в подвалах и других подобных убежищах. Теперь
шел разгром этих последних молитвенных потайников.
Как можно было при таких страшных, духовно-убийственных условиях существования
старообрядческой жизни в России устраивать здесь иерархическое управление, создавать
епархии, епископские кафедры, ставить священников, организовывать приходы, воздвигать
св. алтари, совершать священные богослужения?! Возможно ли это? Где найти людей
на такие подвиги? Тут действительно нужны были именно подвижники, герои, люди
пламенной веры, в каждую минуту готовые на всякие испытания и страдания, на самую
смерть. За святую веру, за Церковь, за Христа, за служение ему.
"Богу все возможно, - говорит Сам Основатель Церкви Христос. - Вера двигает
горами". Он же сказал и в утешение Своим последователям обещал: "Се
Аз с вами во вся дни, до скончания века" (Матфея, 28:20). Только с Христом
возможно было преодолеть все предстоявшие старообрядчеству трудности и основать
в России даже в николаевскую эпоху церковно-иерархическое управление, причем канонически
обоснованное. Много явлено было на этом тернистом Христовом пути деятелей стойких,
твердых, самоотверженных, воистину апостольского духа, из них немало было крупных,
лучезарных светил церковного небосклона. Но были и слабые, малодушные и даже преступные,
были и предатели: вместе с пшеницей всходили и плевелы. Первый же ставленник в
Россию, Софроний, епископ Симбирский, рукоположенный 3 января 1849 г. Белокриницким
митрополитом Кириллом, оказался неудачным, корыстолюбивым и преступным. Вскоре
же старообрядческим Собором он был запрещен от всякого священнодействия, затем
и совершенно извержен из сана и отлучен от церкви. Скончался он в неизвестности,
причинив, однако, немало зла Церкви*250*. Зато второй ставленник для России, Антоний,
сначала Владимирский, потом Московсвкий архиепископ, явил себя во всем величии
и многоцветной красоте необыкновенно деятельного архипастыря, за свое самоотверженное,
многотрудное, долголетнее и чрезвычайно плодотворное служение св. Церкви и Христу
заслуживший вечную славу в старообрядчестве и вечную награду у Бога. Это был,
как и инок Павел, воистину избранный сосуд Божий, ярко отмеченный печатью богоизбранности.
"Написать полную биографию Антония, - говорит проф. Субботин, - значило
бы почти то же, что написать историю Австрийской иерархии за последние тридцать
лет"*251*. Потребовалось бы написать весьма солидную монографию. Мы ограничимся
лишь самыми краткими сведениями*252*. Антоний, в мире Андрей Илларионович Шутов,
родился от родителей-беспоповцев в 1812 г. в Московской губернии. С раннего возраста
его тянуло к иноческой жизни, но по настоянию матери он женился очень рано, по
исполнении лишь 16 лет. Однако в 22-летнем возрасте, оставив жену, тайно удалился
в один беспоповский монастырь в Стародубье. Тогда начались николаевские разорения
старообрядческих обителей и скитов, поэтому Андрею пришлось вернуться в Москву
и жить семейной жизнью. Здесь он поступил на служение в контору фабрики старообрядца
Гучкова и в то же время получил должность казначея на знаменитом беспоповском
Преображенском Кладбище в Москве. Отсюда он делал неоднократные попытки уйти в
иноческую, подвижническую жизнь. Но это ему не удавалось, пока не скончалась его
жена. Только уже в 1850 г. он смог уехать в Пруссию и поселиться здесь в беспоповском
монастыре, но в следующем году переехал в Австрию и здесь поселился тоже в беспоповском
монастыре, в с. Климоуцы, находящемся в трех верстах от Белокриницкого монастыря.
Близость эта была для него спасительной, он сошелся и подружился с прославленным
уже и действительно знаменитым иноком Павлом Белокриницким. Начались частые и
продолжительные беседы по волновавшим тогда весь старообрядческий мир вопросам
о Церкви, о вечности священства, о принятии иерархии от инославных церквей и по
другим предметам, и в результате этих бесед Андрей Илларионович, уже носивший
имя Антония, полученное им при пострижении в беспоповстве, присоединился к св.
Церкви старообрядческой и поселился в Белокриницком монастыре. Прозорливый Павел
предвидел в Антонии великого духовного деятеля на архипастырском посту и готовил
его к такому служению. И Перст Божий предуказывал ему служение многострадальное,
долговременное, в тяжких испытаниях, в постоянных скорбях, во многих лишениях,
в ежедневном страхе и трепете, но зато служение славное, лучезарное, сияющее необычайными
подвигами, неимоверной плодотворностью, неописуемыми успехами. Антоний прошел
в монастыре все службы, начиная с должности трудника в келарне. Лишь через год,
получив уже сан священноинока, он был рукоположен 11 февраля 1853 г. в весьма
ответственный сан: архиепископ Владимирский и всея России. Рукоположение совершал
митрополит Кирилл в сослужении своего наместника, епископа Онуфрия.
Великий апостольский подвиг взял на себя первый старообрядческий архиепископ
"всея России". Жизнеописатель его, Онисим Васильевич Швецов, впоследствии
епископ Уральский Арсений, говорит: "Архиепископ Антоний пошел как бы на
великую брань с самим злым искусителем, который за все остальное время живота
его не переставал противу него ратовать". В течение двадцати девяти лет сначала
в звании Владимирского, а потом Московского архиепископа Антоний чудно правил
Церковью Божией, и вся деятельность его была чудотворной. Правительство знало,
конечно, что среди старообрядцев действует архиепископ: служит, ставит попов,
рукополагает епископов, управляет всей старообрядческой Церковью на всем необъятном
пространстве великой России; оно принимало всевозможные меры накрыть его и арестовать:
в одной Москве служили при полиции сотни специальных сыщиков, которые обязаны
были следить за всеми событиями и делами в старообрядчестве, чтобы изловить их
архипастыря, но этого им ни разу не удалось. Бывали случаи, когда они накрывали
его даже на служении, когда он сам выходил им навстречу, чтобы отдаться властям.
Но они в такие моменты его не видели, точно ослепленные силой Божией, и это давало
архиепископу возможность уйти от них. По словам его жизнеописателя, он служил
больше по ночам, жил в отдалении от Москвы, укрывался в нежилых помещениях, "даже
в зимнее время находился по разным не утепленным комнатам и сеновальным сараям,
где и претерпевал не только один холод зимней стужи, но и другое многое лишение
в необходимых естественных потребностях". Умела его скрывать и горячо преданная
ему паства. В течение первых двух лет он успел поставить 52 священника. Грозные
указы императора Николая Павловича об истреблении старообрядческого священства
становились недейственными. В то же время архиепископ Антоний ставил и епископов,
которые в свою очередь ставили на приходы в своих епархиях новых священников.
По свидетельству проф. Субботина, "Белокриницкая иерархия действительно весьма
быстро распространялась и находилась вообще в цветущем состоянии. Число епископских
кафедр возрастало с каждым годом". С 1846 по 1865 гг. было поставлено 24
архиерея*253*. Под управлением архиепископа Антония было организовано двенадцать
епархий: 1) Московско-Владимирская, 2) Нижегородско-Костромская, 3) Казанско-Вятская,
4) Самарско-Симбирская, 5) Саратовско-Астраханская, 6) Пермская, 7) Тобольско-Сибирская,
8) Уральско-Оренбургская, 9) Донско-Кавказская, 10) Балтовско-Киевская и Новозыбковская,
11) Измаильско-Бессарабская и 12) Калужско-Смоленская.
Всем епископам на этих епархиях приходилось также укрываться и вести жизнь
скитальческую, полную всяких страхов, тревог и лишений. Не всем им удалось избегнуть
рук гонителей и насильников. Но замечательно, что первыми попали в эти руки зарубежные
святители: рукоположенный самим митрополитом Амвросием Славский архиепископ Аркадий
и рукоположенный уже Аркадием Тульчинский епископ Алимпий. Оба святительствовали
в Добрудже (теперь в Румынии, тогда в Турции). В войну России с Турцией в 1854
г. русские войска заняли Добруджу. Архиепископ Аркадий встретил их с хлебом-солью
и благословил св. иконою*254*. Тем не менее, он, а вместе с ним и епископ Алимпий,
были арестованы тогда же, именно 24 апреля, по распоряжению генерала Ушакова и
отправлены России. Оба узника содержались сперва три месяца в Киеве, потом три
месяца в Москве и, наконец, 20 октября 1854 г. были окончательно заключены в Суздальскую
крепость по Высочайшему повелению. В Киеве и в Москве их подвергли строжайшему
допросу. Любопытный отзыв дал об Аркадии один из виднейших тогдашних чиновников,
[Войцехович?], присутствовавший при допросах: "Аркадий начитался всего, что
содержится в Святом Писании и постановлениях Церкви, но с искажением истины раскольническою
лжедогматикой, которую он вполне себе усвоил; говорит ясно, умно и даже увлекательно;
в цвете лет, наружности, располагающей в его пользу"*255*.
Через четыре месяца после заключения в крепость этих страдальцев скончался
император Николай I, как известно, неблагополучно. Взошел на престол император
Александр II. Старообрядцы, как и весь русский народ, возрадовались было этой
царственной перемене: ждали реформ, надеялись на облегчение, думали о свободе.
Но ничего этого не последовало. По свидетельству Мельникова-Печерского, с "1857
г. стеснения еще более увеличились" в отношении к старообрядцам*256*.
16 октября 1858 г. в Киевской губернии был "пойман" третий старообрядческий
епископ. Это был Конон Новозыбковский, тоже в Белокриницкой митрополии рукоположенный
митрополитом Кириллом и епископом Онуфрием 20 октября 1855 г. Субботин об этом
страдальце замечает с детской наивностью: "Жизнь Конона в архиерействе представляет
ту особенность, что он почти постоянно был в разъездах", как будто остальные
старообрядческие епископы в России сидели дома на покое. Все они были странствующими,
гонимыми, ловимыми: им нельзя было сидеть на одном месте. И этого епископа после
многочисленных и томительных допросов и выпытываний, по Высочайшему повелению
уже нового императора Александра, заключили в ту же Суздальскую крепость 7 апреля
1859 г. В том же 1859 г. был "пойман" четвертый старообрядческий епископ
- Геннадий Пермский - на Юговском заводе Кнауфа. Этот святитель был уже российского
поставления: в 1857 г. он рукоположен в Пермские епископы Московским архиепископом
Антонием. Но от этого ареста он избавился при помощи заводского исправника, сорвавшего
с него солидную взятку. Снова он был схвачен уже в 1862 г. с 5 на 6 декабря, во
время всенощного богослужения в г. Екатеринбурге. В розысках епископа Геннадия
участвовал уфимский православный архиерей, оренбургский военный губернатор и вся
полиция Пермского края. Когда он, наконец, был "пойман", то событие
это вызвало во всех этих "ловительных" кругах необычайный переполох:
не столько радовались тому, что после таких усилий изловили все-таки страшнейшего
и опаснейшего "злодея", сколько опасались, как бы он опять не ушел.
В Перми был спешно созван "секретный комитет по делам раскола" (тогда
такие комитеты существовали во всех губерниях), было решено "принять особые
меры, чтобы Геннадий не скрылся". Возникла большая правительственная переписка:
полетели телеграммы не только по Уралу, но и в Петербург, в министерства и в Синод.
И относительно этого страдальца тоже [последовало] Высочайшее повеление - заключить
его в Суздальскую крепость, куда он и доставлен был под строжайшим караулом 2
июля 1863 г. Долго старообрядцы не знали, где находятся их святители и живы ли
они. "Один из этих узников, Алимпий, - сообщает о нем известный писатель
А.С. Пругавин, собравший о них все официальные сведения, - епископ Алимпий, которому
в момент его заключения в крепость было шестьдесят лет, не вынес тюремных мучений
и, просидев около пяти лет в одиночном каземате, умер на тюремной койке, вдали
от родины, вдали от всего того, что ему было дорого. Остальные узники остались
живы, несмотря на все ужасы долголетнего одиночного заключения... Вы хотите знать,
сколько времени просидели в тюрьме эти ни в чем не повинные люди? - спрашивает
Пругавин. - Так слушайте же! Епископ Геннадий провел в одиночном заключении целых
18 лет. Епископ Конон - 22 года. Архиепископ Аркадий - 27 лет. Ведь это только
легко сказать, но вдумайтесь сколько-нибудь в эти страшные, роковые цифры - и
леденящий ужас охватит вашу душу, острая боль сожмет ваше сердце... И вот назойливо
встают вопросы: да за что же такая жестокость? Какие тяжкие преступления совершили
эти люди? За что они обречены были на такие страдания, на такое мучительство?"*257*
Приведением целого ряда официальных документов г. Пругавин устанавливает, что
вся их вина заключалась лишь в том, что они были епископами старообрядческой Церкви.
Лишь за епископом Геннадием числилась еще одна вина: он однажды бежал из-под ареста,
тогда как на самом деле его отпустил юговский исправник. Никаких других преступлений
не числилось за старообрядческими святителями. В этом томительном заточении в
Суздальской крепости их все время увещевали принять "православие" на
правах единоверия, обещая им полную свободу. Но они остались непреклонными и стойкими
в своих правых верованиях. Освобождение их последовало лишь в царствование императора
Александра III, по его Высочайшему повелению, 10 сентября 1881 г., благодаря настойчивому
ходатайству графа Игнатьева Николая Павловича. Архиепископ Аркадий и епископ Конон
были доставлены правительством в г. Владимир на Клязьме, а епископ Геннадий в
Харьков, все трое - под надзор местной власти. До такой трусливой степени боялось
правительство старообрядческой иерархии, что даже этих дряхлых, изможденных и
измученных старцев-страдальцев отдало опять в распоряжение гражданских властей.
Аркадий и Конон мирно дожили во Владимире последние годы своей многострадальной
жизни: Конон скончался 21 января 1884 г., а Аркадий - 18 ноября 1889 г. Оба похоронены
на Рогожском Кладбище в Москве. Геннадию суждено было дальнейшее "хождение
по мукам": он устроил в своей квартирке в Харькове молитвенное помещение
в одной комнатке. Этого было достаточно, чтобы подвергли его новым преследованиям:
все облачения, богослужебные книги и церковную утварь у него полиция отобрала,
а самого выслала в г. Виндаву, Курляндской губернии, где нет ни одного древлеправославного
христианина. Отсюда он, однако, сумел скрыться за границу и последние дни своей
духовно-бурной жизни доживал в Тисском монастыре в Румынии, где и почил о Господе
4(?) мая 1892 г. Он прославлен в старообрядчестве не только как святитель-страдалец,
но и как писатель, издавший за границей несколько книг в оправдание старообрядчества,
пользовавшийся при этом своими глубокими знаниями греческого и древнееврейского
языков.
Почти все епископы Белокриницкой иерархии, служившие в России, в той или иной
степени пострадали от гонений и притеснений за старую веру и за иерархическое
служение в старообрядческой Церкви, причем страдания эти тянулись непрерывно,
до воцарения в России большевистского ига включительно, когда новые гонения за
веру и за Христа вспыхнули с новой силой и в новом виде, о чем будем говорить
в своем месте.
Расскажем еще об одном епископе, замученном никонианами. Это Томский епископ
Мефодий. Он был арестован в 1893 г. в Бийском уезде, Томской губернии. При аресте
его обстригли, отобрали все вещи и самого заключили в тюрьму, обрядив в арестантское
платье. После долгого томления в тюрьме он был приговорен судом за присоединение
одного "православного" к старообрядчеству к лишению всех прав состояния
и к ссылке в Восточную Сибирь. Закованного в кандалы старца-святителя гнали три
тысячи верст до места ссылки. Спустя некоторое время здесь он был снова арестован
и заключен в иркутскую тюрьму: за ним найдено новое тяжкое преступление - он рукоположил
здесь священника для одного старообрядческого прихода. Его сослали еще дальше,
в сибирскую тундру, в Вилюй, где обитают только дикари, прокаженные да звери.
Здесь он и закончил свою страдальческую жизнь в 1898 г. Через десять лет якутские
старообрядцы исходатайствовали разрешение на перенесение останков епископа Мефодия
и погребение их в г. Якутске. По установленному чину было совершено это "перенесение",
гроб и тело почившего мученика оказались вполне сохранившимися. По этому поводу
петербургские газеты подняли тогда шум, измыслив, что старообрядцы собираются
канонизовать нетленно почивающего святителя своего, епископа Мефодия. Старообрядцы,
со своей стороны, постарались уверить, что ничего подобного не затевается в старообрядчестве.
И без того немало старообрядческих нетленных тел уничтожило правительство и духовенство
господствующей церкви. Уже в царствование императора Николая II, в 1896 г., совершилось
такое страшное злодеяние в старообрядческом монастырьке "Обвалы" (близ
станицы Кавказской), названном так потому, что он действительно укрылся в горном
обвале и совсем не виден там с дороги. Под церковью монастырской были погребены
епископ Кавказский Иов и священник Григорий. Старообрядцы знали, что тела их нетленны.
Узнал об этом и кавказский православный миссионер архимандрит Исидор Колоколов,
бывший инспектор Петроградской духовной академии. Он ворвался в монастырь с отрядом
"православных" казаков, разрыл могилы названных священнослужителей и
уд[остоверившись], что тела дейс[твительно нетленны], расколол их гробы и, соорудил
из них костер, [облив] эти тела предварительно керосином. За такой "подвиг",
действительно дос[тойный] [подража]ния для грядущего потомства, Синод произвел
И[сидора Колоколова в сан] епископа, сначала викарного, Нижегородской епарх[ии,
затем в] самостоятельного - другой епархии. В наше время [большевики такой] же
"подвиг" совершили над телами государя, государ[ыни и всей] их августейшей
семьи. Исидор Колоколов был [...], может быть, он и теперь благоденствует у большевиков
и [...] радуется, что нашлись ему подражатели. Вот по каким [соображениям] старообрядцы
поспешили уверить всех, что никакого п[раха] мученика епископа Мефодия, сохранившегося
нетленным, [под храмом не обрет]ается.
Нужно признать чудом особой милости Божией, что [преосвященный] архиепископ
Антоний, так долго и так плодотворно [пребывая на] святительском престоле, ни
разу не попал в руки [...и не] был ни в ссылке, ни в тюрьме, ни под судом. Но
[скиталь]ческая жизнь в течение десятилетий, в постоянном [пребывании] в ежедневных
и особенно ночных тревогах и без[дорожьях] была не меньшим подвигом, чем жизнь
в тюрьме [...]. Только в последние годы царствования Александра II прекратились
полицейские розыски и архиепископ Антоний мог спокойно уме[реть. Он] предал свою
душу Господу 8 ноября 1881 года. [На погребение] любимого архипастыря-страдальца
собралась почти [вся старообряд]ческая Москва.
На место почившего святителя был соборно воз[веден] архиепископ, Савватий,
бывший Тобольский епископ. [Его жизнь была] преисполнена немалыми страданиями.
Еще будучи священником и проходя служение в скитах северного Урала и Сибири он
неоднократно бывал арестован и заключался в тюрьму. 6 декабря 1862 г. он был возведен
в сан епископа Тобольского и всея Сибири. По свидетельству г. Пругавина, специализировавшегося
на исследовании противостарообрядческих гонений, как только стало известно о появлении
в Тобольской епархии старообрядческого [епископа, пра]вославный епископ Варлаам
Тобольский не замедлил [встретиться] по этому поводу с местным гражданским начальством,
[убедив его] принять неотложные меры к поимке "лжеепископа". [И вот]
вся сибирская полиция встает на ноги, чтобы энерги[чно] [разыскивать Савватия:
начинаются облавы, набеги, обыски, вы[гонки], доходит дело даже до травли. В такой
деятельности [участвовало] и духовенство православной церкви. Некоторые из ег[о
лиц] проявляют в этом деле больше энергии и настойчивости, [чем] полицейские чиновники,
именно духовному лицу удается [все-таки] дознать, где находится и скрывается старообрядческий
[архиепископ]. 16 мая 1864 года он был накрыт в г. Тюмени. Но ему удалось скрыться,
в тот самый момент, когда полиция ворвалась ночью в дом, в котором он пребывал*258*.
Только в 1867 г. он был арестован и заключен в тюрьму. В 1871 г. он был выпущен
из тюрьмы и сослан в [г. Тулу, в] котором он был приписан к купеческому сословию
[и помещен под] надзор полиции. Всего он высидел в сибирских тюрьмах [...] лет.
В сан Московского архиепископа он был возведен [10] октября 1882 г. Его управление
Московским престолом [на]чалось с такой яркой деятельности, какой блистал его
предшественник. Тем не менее, от него, уже в царствование императора Николая II,
московская полиция отобрала подписку [не называть]ся Московским архиепископом.
Текст подписки был [составлен] неудачно, и Освященный Собор старообрядческих епископов
усмотрел в ней отречение от звания иерархического и посему уволил его на покой,
на основании 62-го правила св. Апостол.
Временным блюстителем Московского престола был избран Уральский епископ Арсений
Швецов. 8 сентября 1898 г. архиепископ Савватий скончался и погребен на Рогожском
Кладбище. Состоявшийся в том же году Освященный Собор возвел в сан архиепископа
Иоанна, Донского епископа, незадолго перед тем посвященного в это достоинство.
Возведение совершено 16 октября.
Иоанн, в миру Иустин Картушин, происходил из донских казаков, был человеком
весьма начитанным и не раз вступал в публичные состязания с православными миссионерами.
Одно время занимал должность секретаря при кавказской епископии. В 1890 г. принял
пострижение с именем Иоанна, и с того времени неоднократно был избираем Соборами
старообрядческой Церкви кандидатом на епископские кафедры на Дон, на Вятку, но
каждый раз отказывался от такой чести. Только под сильным давлением такого великого
авторитета в старообрядчестве, как епископ Уральский Арсений, он согласился, наконец,
принять архиерейское бремя. Первые два года он мирно управлял Церковью. Но 6 мая
1900 г. правительство потребовало от него подписку не именоваться Московским архиепископом.
Иоанн дал подписку, что он именуется старообрядческим архиепископом. Правительство
не удовлетворилось этой подпиской и выслало его административно в г. Тулу под
надзор местной полиции. Только в феврале 1905 г. ему разрешено было вернуться
в Москву. Правление его было довольно плодотворным, при нем [были] открыты новые
епархии: Петроградская, Ярославская, Рязанская, Киевская, Томская и Иркутская.
За время своего архиепископствования он освятил более ста новых храмов, рукоположил
15 епископов, 92 священника, 8 диаконов и большое количество прочих клириков.
И это - только за шестнадцать лет. Скончался Иоанн 24 апреля 1915 года и погребен
на Рогожском Кладбище.
Преемником почившего святителя Освященный Собор, состоявшийся в Москве 25 августа-2
сентября (продолжался девять дней), избрал из числа трех кандидатов Мелетия, епископа
Саратовского, на которого и пал потом жребий. Возведение в архиепископы состоялось
в Покровском храме Рогожского Кладбища 30 августа. Мелетий также происходит из
донских казаков и из семейства Картушиных. До революции он правил Церковью благополучно.
Но с приходом к власти большевиков, ему пришлось, как и многим другим епископам,
скрываться от них. Он прожил пять лет в [?]кой области и возвратился в Москву
лишь после 1922 года. При советской власти, конечно, немыслима была никакая активная
деятельность. Архиепископ Мелетий жил чрезвычайно скромно на Апухтинке в Москве,
в сторожке, построенной около церкви. Скончался он в 1934 г. Временно заведующим
Московской архиепископией избран был Викентий, епископ Кавказский, о судьбе которого
нам, за рубежом, ничего не известно. Но судя по одной статье, напечатанной в советских
"Известиях" в 1937 г., где критикуется и осуждается его деятельность,
можно заключить, что его постигла печальная участь: или он в каторге, или расстрелян.
Человек он был еще молодой, энергичный, с образованием, даже отчасти советским,
ибо окончил рабфак. Это уже одно, помимо его архипастырской деятельности, давало
соввласти повод обречь его на каторгу или на смерть.
Итак, все пять Московских старообрядческих архиепископов были в той или в другой
степени страдальцами, изгнанниками, воистину пастырями Христовыми, во славу Самого
Господа: если Меня изгнали, то и вас изгонят.
Всех епархий старообрядческой Церкви существовало в России ко времени революции
24.
Несмотря на тяжкие условия существования в России церковно-иерархической жизни
старообрядческой Церкви, строилась она, однако, на исконных соборных началах,
и все священнослужители ее, начиная с диаконов и кончая епископами и архиепископами,
выбирались народом и церковью. Все вопросы на Соборах решались общим согласием
или большинством, но никогда - вопреки канонам церковным, которые обязательны
не только для большинства, но и для всего Собора, как и для всей Церкви. Субботин
с завистью и нескрываемой досадой отмечал, что у старообрядцев существует соборность,
установленная Апостолами и Вселенскими соборами. "А между тем, православный
народ лишен этого великого утешения - видеть собор православных архипастырей в
стенах первопрестольной столицы, собравшихся для обсуждения церковных дел"*259*.
Другой деятель православной миссии, чиновник особых поручений при обер-прокуроре
Синода В.И. Скворцов, писал: "Старообрядческий мир сохранил у себя во всей
строгости исконные начала и дух церковности... Старообрядческий народ свято верит
и блюдет церковные традиции веры и жизни"*260*. И тоже, как и Субботин, плачется,
что в официальном православии нет ни соборности, ни отеческих отношений архипастырей
и пастырей к пастве. "В противность нашим епископам, - говорит скворцовская
газета "Колокол", - старообрядческий епископ чувствует себя в улье:
он не просто человек, получивший право поселиться в известном казенном доме, ом
матка в народе, он в центре всех и знатных и незнатных, и бедных, и богатых. Это
- соборность без всяких регламентаций. Это - выборность без всяких сходок и голосования.
Вот что должно быть предметом пламенного стремления наших церковных людей. Вот
что надо ставить идеалом истинно отеческих и сыновних отношений между архипастырями,
пастырями и мирянами"*261*. Тогдашний знаменитый нововременский публицист,
г. Меньшиков, ответил на эти добрые пожелания г. Скворцова: "Наша церковность,
подобно государственности, представляет собою такую ветхую храмину, что дотроньтесь
до нее - чего доброго, так грохнет, что костей своих не соберет"*262*. Предсказание
это оказалось роковым: действительно, храмина эта в годы революции рассыпалась
на несколько частей.
Объединить старообрядческую Церковь в России под правлением единой иерархии,
только что восстановленной в Белой Кринице, скрепить в одно церковное тело разгромленные
приходы по всей необъятной стране - от берегов Невы до Японского моря, от Архангельска
до Владикавказа, во всех центральных губерниях, а также по Волге, по Дону, Тереку,
Яику, на Кавказе и в Закавказье, на Урале и за Уралом, и в Сибири, дать им каноническое
устройство и направление, всюду снабдить их священноначалием, и все это осуществить
в годы страшных, беспощадных, все усиливавшихся гонений, без всяких внешних средств,
без подготовки, без помощи со стороны - для этого нужна была подлинная соборность
Церкви, основанная на внутренней свободе, на мистическом единении членов Церкви
в одном веровании, в одном духе, в одном уповании. Церковь есть живой организм,
питаемый благодатью Божией, есть Тело Христово с единою главою - Христом. Такую
Церковь не могли уничтожить ни драконовские статьи Софьи, ни тлетворное дыхание
Петровских реформ, ни николаевская погромная эпоха. Все эти коварно-жестокие козни
искусителя старообрядчество пережило и преодолело*263*.
Освободительное царствование
Царствование императора Александра II (1855-1881 гг.) считается "освободительным",
и сам он получил титул "царя-освободителя". При нем действительно последовало
освобождение крестьян от крепостной зависимости (1861 г.); он вел войну против
Турции за освобождение от ее ига болгар. Да и замена им персонально Николая Павловича
была уже освобождением России от гибельного для нее тиранического царствования.
Но миллионы самых коренных, самых верных престолу и Родине сынов ее, именно старообрядцев,
не получили и в это царствование ни освобождения от религиозных гонений (напротив
- они еще усилились в первые годы царствования Александра), ни какого-либо облегчения
в своей церковной жизни. Мы уже видели, что по Высочайшему повелению именно этого
царя заточались в крепости старообрядческие епископы и другие священнослужители.
При этом царе продолжали томиться и чахнуть в крепостных казематах знаменитый
Кочуев А.К., первым поднявший вопрос об устройстве старообрядческой епископской
кафедры за границей, первый архимандрит Белокриницкого монастыря о. Геронтий,
доведенный в заточении до сумасшествия; прежде схваченные епископы за границей,
Аркадий и Алимпий, во все время царствования Александра мучились в Суздальской
крепости, впрочем, Алимпия освободила от этого мучения милостивая смерть. По Высочайшему
повелению сего же государя закрыты и запечатаны были святые алтари старообрядческих
церквей на знаменитом Рогожском Кладбище в Москве. Много и молитвенных помещений
было закрыто и разгромлено в это же царствование. Много старообрядцев сослано
было в разные места и при царе-освободителе. Только ссылки эти отличались от предыдущих,
николаевских, лишь тем, как в свое время отметила газета "Старообрядец",
что "раньше ссылали старообрядцев за веру партиями по 50 и более человек
в Сибирь и Закавказье и отдавали в арестантские роты, а в царствование Александра
тоже ссылали, но немногочисленными партиями и не всех в Сибирь и Закавказье, но
некоторых в другие губернии"*264*. По нашему мнению, малочисленными партиями
ссылка более тягостна и более грустна и скучна.
Из времени царствования Александра II мы отметили лишь некоторые факты гонений,
по которым можно судить об общем мрачном положении старообрядчества и в эту "освободительную"
эпоху. В это царствование шли погромы, главным образом, вдали от центра, на окраинах
России, где еще кое-что сохранилось у старообрядцев от прежних правительственных
нашествий на монастыри, скиты и церкви. Так, уцелел на одном из Уральских хребтов
Бударинский скит, находившийся в 90 верстах от г. Уральска. О существовании его
узнал уральский атаман, генерал Столыпин; он отправился туда вместе с единоверческим
священником Паленовым, и в 1863 г. они самовольно "освятили" там старообрядческую
часовню и объявили ее единоверческой. Скит, однако, вследствие этого кощунства
не стал единоверческим, ибо старцы его не стали ходить в часовню, так кощунственно,
по их глубокому верованию, "оскверненную", а завели свою моленную в
тесной и убогой трапезной. Долго и много притеснял их за это единоверческий священник.
Наконец, 8 мая 1879 г., в день праздника св. Иоанна Богослова в скит явились единоверческий
поп, станичный начальник, 40 человек понятых и множество рабочих. Скитникам было
объявлено предписание от губернатора, полученное из Петрограда от министра внутренних
дел, требующее разломать старообрядческую моленную. Сейчас же приступили к этой
операции, но заодно с молитвенным помещением были разломаны и кельи. Весь строительный
материал нагрузили более чем на сто подвод и увезли его на Янайкин форпост, где
потом был сооружен из него единоверческий храм по благословению епархиального
архиерея. Таким образом Бударинский скит был уничтожен. Тот же атаман Столыпин
разорил в Уральской области и другой старообрядческий монастырь - Сергиевский:
и церковь его была сломана, вся утварь из нее, все облачения, книги и прочее -
все было разграблено и передано единоверцам. В самом городе Уральске была отобрана
у старообрядцев походная церковь со всеми ее принадлежностями и сдана в городской
православный собор*265*.
Терпеливым было уральское старообрядческое казачество. Не менее терпеливым
проявило себя и донское казачество. В 1869 г. были закрыты на Дону в старообрядческих
казачьих станицах все старообрядческие храмы, только недавно построенные по словесному
разрешению наказного атамана Граббе. Как раз в это время совершал по Дону свою
миссионерскую поездку известный миссионер о. Пафнутий Овчинников, он имел возможность
слышать и усвоить настроение казаков, обиженных и возмущенных этим правительственным
насилием. В своей докладной "Записке", представленной Платону, архиепископу
Донскому и Новочеркасскому, он писал: "В казачьих станицах, где закрыты и
опечатаны старообрядческие молитвенные дома, все, как в раскопанном муравейнике,
движется, кишит, злится и кричит: "Моленные наши закрывают и налагают на
них печати, а-а-а..! Последнее время! Хотят искоренить истинное древлеправославное
богослужение, потому что оно противно противникам Христовым. Им не противны жидовские,
татарские и калмыцкие капища, которые открыты во всякое время и вновь строятся
сколько угодно. Но запрещается одно только наше христианское богослужение; препятствуют
нам служить Христу, Царю Небесному, а о том не подумают, как мы будем после сего
служить царю земному?.. Знает ли наш любезный батюшка-царь Александр Николаевич,
знает ли он, что с нами делает начальство?" Миссионеру о. Пафнутию удалось
интимно побеседовать с одной группой казаков-старообрядцев, уполномоченной от
всех донских старообрядцев. "Не бунтует ли начальство само против себя, -
говорили эти казаки, - дозволив строить молитвенные дома, потом закрывает их как
бы для вечного уничтожения, уничтожая добытую кровавым потом собственность. Ужели
Богослужение донцов-старообрядцев не заслуживает у правосудия терпимости, по крайней
мере, равной с богослужениями жидов, татар и калмыков. По слову начальника всегда
готовы донцы сложить свои головы за веру, царя и отечество, а за какую веру, когда
разоряют богослужение, зависящее от веры. Если не права вера донцов, то разъясняй
им это и показывай, как должно веровать. Но до тех пор не разоряй их Богослужения,
пока не переубедишь их совершенно". В успокоение казаков-старообрядцев о.
Пафнутий дал им очень показательный совет: "Потерпите несколько времени и
между тем общих ваших молитвенных собраний не прекращайте по случаю закрытия ваших
молитвенных домов. Вы можете в каком-нибудь амбаре - без окон и без обыкновенных
дверей, как в подобных случаях водится у старообрядцев, совершать ваши Богослужения
по воскресным и праздничным дням, обыкновенно в ночное время. Каждый из вас, идя
в молитвенное собрание, бери кто книгу, кто икону, кто лампаду, свечу, подсвечник.
По окончании же ваших Богослужений каждый раз разбирайте служебные принадлежности
по домам, пока царь-освободитель не освободит вас от нашедшей на вас душевной
скорби"*266*. Совет добрый: он ярко представляет тогдашнее бесправное и безнадежное
положение старообрядцев, даже казаков, в собственном отечестве. Конечно, они не
дождались от царя-освободителя обещанного Пафнутием освобождения. Пришлось им
строить новые часовни, но их постигла та же участь.
В 1878 г. совершил по Дону миссионерскую поездку другой миссионер - иного типа,
провокаторского, тоже знаменитость: архимандрит Павел Прусский. Результатом его
поездки было запечатание 17 старообрядческих часовен на протяжении всей реки Дона:
три в Калаче; 4 ю в хуторе Березовом; 5-ю в хуторе Голой-Лоб; 6-ю в хуторе Скворине;
7-ю в хуторе К[...]ском; 8-ю в х. Аумовском; 9-ю в х. Чер-касовом; 10-ю в х. Зеленовском;
11-ю в х. Ильевском; 12-ю в х. Колпачевском; 13-ю в х. Ляпичевом; 14-ю в х. Малой-Лучке;
15-ю в х. Самодуровском; 16-ю в станице Пятиизбянской и 17-ю в х. Ложковском.
Все эти часовни оставались запечатанными и в следующем царствовании*267*.
Даже в завоеванном и присоединенном крае - Бессарабии - вот какие происходили
события. Об одном из них сообщал Белокриницкому митрополиту Кириллу бессарабский
протоиерей Филипп Лазарев в письме от 20 марта 1867 г.: "Аз грешный отправился
из Кишинева в Бендеры исправить нужды покаяния издавна моих духовных чад - душ
до 60, по просьбе стариков и по благословению епископа. Приехал 1 марта не более
как на одни сутки. Мы начали дело на вечер 2 числа под пяток. Я пропустил уже
12 человек к исповеди, но правительство узнало о сем через предателей, и 40 человек
солдат с обнаженными мечами обступили двор Григория Емельянова Быкова, где были
собраны исповедники. Меня Господь спас: я бежал с двумя хранителями моими в сады,
от города версты 4 или 5, и скрылись в горе, в пропасти земной. И мало что не
погибли от великого мраза в тоя нощи. В пяток весь день крылись. А в нощь под
субботу христолюбцы нас далече проводили, и мы доставились в Кишинев"*268*.
В письме о. Филиппа, к сожалению, не сообщается, какая же судьба постигла тех,
коих накрыл отряд в 40 человек солдат. Но, несомненно, они были подвергнуты новой
исповеди, уже полицейской и судебной, и понесли строгое наказание или тюремным
заключением или даже ссылкой. Об этом можно судить по следующему факту, имевшему
место в Костоусовской деревне, Курганского уезда, Тобольской губернии в 1879 г.
Житель этой деревни, Петр Васильевич Попов, отправился из своей местности куда-то
в другое место и возвратился домой в сане священника. Местное начальство, по доносу
попов господствующей церкви, арестовало нового священника и упрятало его в тюремный
замок на восемь месяцев, а прочих всех костоусовских жителей-мужчин - на четыре
месяца единственно за то, что они молились по своему обряду Богу в доме у священника*269*.
Это обычная картина повсеместных расправ с старообрядцами за их моления в царствование
Александра II. Но бывали иногда и необыкновенные явления, об одном из таковых
повествуется во всеподданнейшем прошении этому государю, поданном через министра
внутренних дел. В Воскресение, 5 сентября 1865 г., в отдаленном от жилых помещений
флигеле старообрядки Толстиковой (в семи верстах от г. Хвалынска Саратовской губернии)
совершалась старообрядческая литургия. Было уже прочитано св. Евангелие, сказывалась
сугубая ектения. В этот момент внезапно раздался страшный треск от взлома оконных
ставней и рам, а чрез разбитое окно влез в храм, где шла божественная литургия,
хвалынский полицейский чиновник Виноградов и с ним пять человек других полицейских.
Виноградов был пьяным, он остановил богослужение нестерпимыми ругательствами,
а когда священник обратился к нему с мольбой дать окончить литургию, он шагнул
в алтарь, схватил стоявшую на св. жертвеннике чашу с освященным к таинству вином,
выпил его прямо из потира и стал закусывать лежавшими здесь просфорами. Священник
и молящиеся пришли в ужас от такого кощунства государственного чиновника и, оцепенев
от охватившего их страха, не знали, что им делать. А между тем Виноградов уселся
на св. Престол, закурил папироску от горевших здесь свечей и продолжал произносить
неприличную брань. Затем всех молящихся арестовал во главе со священником, которому
не позволил даже разоблачиться, и в таком виде всех доставил в хвалынское полицейское
правление. Был снят походный алтарь, разобран престол, все это тоже было забрано
вместе с сосудами, с облачениями и со всей церковной утварью. Лежавший на дискосе
Агнец Виноградов выбросил куда-то. Всех арестованных лиц заключили в хвалынскую
тюрьму, и уголовное дело о них за устройство молитвенного помещения было передано
саратовской Судебной Палате. Долго старообрядцы ходатайствовали за сих страждущих
невинно. Уже спустя больше года было подано на Высочайшее Имя означенное прошение.
Но и оно оставлено было без внимания*270*. Кощунства же Виноградова были признаны,
конечно, геройством и отправлением государственных обязанностей. Вот от кого и
откуда современные безбожники большевики учились и научились безбожным надругательствам
над всякой святыней.
В "освободительную" войну русско-турецкую 1877-1878 гг. много тысяч
старообрядцев солдат, в особенности казаков, пало на многочисленных полях сражений.
Кровавые жертвы эти принесены за освобождение болгар от турецкого владычества.
Много раненых солдат-старообрядцев умирало в больницах и лазаретах как в Москве,
так и во многих других городах России. Умирая, просили и умоляли они начальство
допустить до них в смертный час их старообрядческого священника, чтобы принять
от него св. Тайны причащения. Но этого им никогда не разрешалось. Справедливо
негодовала старообрядческая печать за границей, что эти умирающие солдаты своею
кровью и жизнью добывали права другим где-то в дали, в чужих странах, на чужих
полях, а сами на собственной родине не имеют тех прав, которыми болгары всегда
пользовались, находясь под магометанской властью: строили и имели свободные церкви,
колокольни, кресты на храмах, имели дозволенное духовенство, свободно и публично
отправляло оно все богослужения и таинства, а старообрядцы у себя дома, под властью
православных царей и православного духовенства ничего подобного не только не имели,
но жестоко преследовались за малейшее проявление своей религиозности и церковности*271*
. Это ли не страшная трагедия?!
Русское правительство понимало, что нужно же, наконец, дать какое-то законодательство
для существования в стране старообрядцев. Вследствие сего была при министерстве
внутренних дел учреждена специальная Комиссия для обсуждения и разработки Высочайше
утвержденных 16 августа 1864 г. предначертаний: "Особый временный Комитет
по делам о раскольниках". По этим "предначертаниям", одобренным
Комиссией, устанавливалось:
а) все существующие секты в России разделить на более вредные и менее вредные.
К первым отнесены скопцы и хлысты; к последним - остальные секты: молокане, шела-путы,
жидовствующие и др. К этим сектам причислены и старообрядцы, как беспоповцы так
и поповцы и белокриницкие;
б) старообрядцам разрешить "учреждать на свой счет, школы грамотности для
первоначального обучения детей, с тем, однако, чтобы преподавание в них было ограничено
чтением, письмом и четырьмя правилами арифметики";
в) признать "публичным оказательством раскола, соблазнительным для православных,
публичное ношение икон и как таковое не дозволять старообрядцам";
г) только "на кладбищах дозволять при погребении творить молитву по принятым
обрядам, с пением, но без употребления церковного облачения";
д) "...дозволить творить общественную молитву, исполнять требы и совершать
богослужение по их обрядам, как в домах, так и в особо предназначенных молитвенных
зданиях, при том непременном условии, чтобы не было публичного, соблазнительного
для православных оказательства раскола"; е) "...допустить исправление
приходящих в ветхость часовен и других молитвенных зданий, но с тем, чтобы внешний
вид здания не был ни в чем изменяем, независимо от строгого соблюдения запрещения
иметь наружные колокола или кресты";
ж) "...в местах, где уничтожены прежние молельни и значительное население
принадлежит к менее вредным сектам и не имеет никаких средств к общественному
молению, допускать на сей предмет обращение жилых зданий, с тем, чтобы здания
эти по внутреннему устройству не имели общего вида и вообще никаких внешних принадлежностей,
присущих исключительно православным храмам".
Все эти правительственные "предначертания" относились в равной без
исключения степени как к старообрядцам, имеющим священную иерархию и все церковные
таинства, так и ко всем сектам "менее вредным": к шелапутам, молоканам,
жидовствующим и ко всем прочим, не имеющим никаких признаков церковности. Для
них воспрещение св. икон, крестов, колоколов, облачения, внутренних и наружных
видов церквей Божиих было большим торжеством, ибо русское правительство, именующее
себя "православным", в поощрение сектантству устанавливает и для миллионов
исконно русских людей, во всем чуждающихся сектантства, сектантский вид богослужебных
отправлений: без креста, без икон, без облачений, даже без церковного пения "Святый
Боже" при провожании покойников на кладбище. Для старообрядцев же эти "предначертания",
вошедшие в жизнь уже столетия назад, только тогда в более строгом виде, были продолжением
прежних гонений за веру, ныне тем более оскорбительных, что ими узаконивалось
сектантство и по данным ему правам ставилось в лучшие, даже привилегированные,
условия существования, чем многие миллионы коренных русских людей - древлеправославных
христиан. Правительство признало у старообрядцев "общественную молитву",
но не признало самих обществ, творящих эту молитву, не признало и их молитвенные
здания общественными. Общество старообрядческие не имели решительно никаких прав,
и все молельни, часовни и другие здания (приюты, богадельни, школы) считались
частными и записаны по документам за частными лицами, отчего бывали немалые недоразумения
по наследству.
В своем месте мы уже отметили, что в то время, как старообрядцы в собственном
отечестве, им созданном, не имели, как видим, никаких прав, - в этом их родном
отечестве существовали признанные правительством религии со всеми присущими им
правами и привилегиями, религии инославные и иноверные, чуждые и даже враждебные
России: римско-католическая, протестантская, магометанская, иудейская и даже языческая.
Во многих городах России, даже в обеих столицах - в Петербурге и в Москве - на
лучших улицах и площадях красовались и гордо высились римокатолические костелы,
протестантские кирхи, магометанские мечети и еврейские синагоги. Не было нигде
места только старообрядческим церквам: этого боялось самое могущественное в мире
правительство, их, этих святых домов Божиих, страшилось и гнушалось самое "православное"
во всей вселенной духовенство. Вот уж воистину - "крест бесом язва".
По поводу вышеизложенных "предначертаний" старообрядцы с большим
запозданием, именно уже в 1876 г., перед самым началом русско-турецкой войны,
представили правительству "Прошение". Прежде всего, старообрядцы просили
не ставить их в одну линию с нехристианскими сектами. "Такое сопричисление
нас к нехристианам представляется нам не только в высшей степени прискорбным для
нас, но едва ли и соответствующим благим целям самого правительства. Внося неизбежно
чувство горечи в среду старообрядцев, это может вести их не к сближению с господствующей
церковью в духе примирения и любви, а к большему отдалению. Таким сопричислением
нас к жидовствующим достигается лишь разъединение наше с остальным русским обществом,
с которым, благодаря милостям государя императора, мы пребываем теперь в постоянно
возрастающем братском общении, благотворно содействующем смягчению нравов и просветлению
духа. Молим правительство изъять нашу общину из этой позорной для нас классификации".
Дальше просили старообрядцы разрешить им сопровождать покойников на кладбище с
несением св. иконы впереди. Они уверяли, что святая икона до сих пор не производила
и не может производить соблазна "в среде остального русского населения",
в противном случае получится "гражданское погребение", которое действительно
может производить соблазн, тем более, что оно узаконяется самим правительством.
Укалывали просители, что и св. крест Христов в старообрядческих молитвенных помещениях
не может быть соблазном для православных, "если даже полумесяц, символ мусульманства,
свободно, с разрешения правительства, воздвигается всем на виду над мусульманскими
мечетями". В школах старообрядческих просят старообрядцы разрешить преподавание
Закона Божия по Катехизису святейшего Иосифа, Московского патриарха. В противном
случае "такою льготою безверия в деле воспитания наших детей мы не можем
воспользоваться".
Настоящее прошение старообрядцев, как и сотни других, в разное время подававшихся
правительству и государям, оставлено, конечно, без внимания. Началась русско-турецкая
война. Кровью и жизнью своею старообрядцы добыли свободу болгарам и другим балканским
народностям, а сами и после войны оставались на своей Родине бесправными и даже
гонимыми за веру и обряды своих святых предков. Правительственные "предначертания"
даже в том антицерковном и сектантском духе, как они выше изложены, остались лишь
на бумаге, ни в какой закон они не были превращены. Даже полуофициальная петербургская
газета "Новое время" тогда же отметила: "В текущее царствование
даже евреи приобрели значительно более полноправия, чем имели до сих пор. Старообрядцы
же остаются почти в том же положении, как были в 50-х годах. Публичное богослужение
им запрещено, между тем как рядом с запертой наглухо молельней гордо высится признанная,
законная еврейская синагога"*272*.
Страшную, разрушительную трагедию для старообрядцев несло непризнание правительством
их браков. Сколько вследствие сего было семейных драм, сколько имущественных ссор,
наследственных дрязг и т.п. Почти в каждом семействе могли быть недоразумения,
если бы эти семейства не связывали более крепкие и более святые узы, чем правительственное
признание. Но правительство расторгало и эти благодатно-таинственные связи, освященные
св. Церковью и укрепленные долголетней семейной жизнью. Вот одна из потрясающих
сцен того бесправного и дикого времени, описанная в "Современных известиях".
В Бийском округе, далекой Семипалатинской области (в Сибири), расположилось старообрядческое
поселение по р. Бухтарме - Усть-Каменогорск. Заселили они эту местность еще с
1750 г., жили мирно и трудолюбиво, но молились по старине. И вот началось теперь
против них гонение: отыскивают у них попов, запрещают им богослужения, особенно
потрясающими сценами сопровождаются расторжения браков. Некоторые старообрядцы
живут семьями по несколько лет и имеют кучи детей; и вот семейство разведено,
мать с детьми увозят от отца в другую деревню и отдают под наблюдение волостного
начальства, нередко при этом она подвергается всевозможным оскорблениям. Семья
лишается таким образом поддержки отца. И такие супруги разводятся после десяти
и пятнадцати лет брака. Производя следствие, заседатели (в Сибири нет до сих пор
следователей) позволяют себе самое бесцеремонное и грубое обращение: отбирают
и жгут молитвенные книги, угрожают кандалами и т. п. В союзе с заседателями действуют
доносами и побуждают к преследованию старообрядцев и местные священники, заменяя
этими доносами пастырское обращение и действие проповедью*273*. Так было не только
в Сибири и на других далеких от центра окраинах, но повсюду, и в центральных губерниях
еще строже, еще мучительнее и бесстыднее. Правительство, наконец, издало в 1874
г. закон о записи старообрядческих браков в полицейских управлениях, поручив это
дело полицейским чиновникам. Но обставило эту запись браков такими условиями,
что этим законом почти никто из старообрядцев не воспользовался. Во-первых, самые
браки в полицейских метриках, в которые они записывались, именовались "раскольническими".
Конечно, старообрядцы не соглашались на такую запись. Во-вторых, от записывающихся
требовалось представить доказательства, что они от рождения "раскольники"
и никогда ни сами, ни их родители не принадлежали к "православию". Разумеется,
и таких доказательств старообрядцы представить не могли, потому что именно себя
они признавали подлинно православными, а не раскольниками и, кроме того, сотни
тысяч, если не миллионы старообрядцев числились по официальным документам еще
с петровского времени (значит, и их отцы и деды и даже прадеды) числились "православными"
(казенно-православными), как незаписные старообрядцы, хотя и сами, и их отцы родились
и крестились в старообрядчестве. Браки таких лиц не могли быть записаны в полицейские
метрики. Да и самая запись эта, установленная правительством, носила характер
гражданского брака и сопровождалась циничными расспросами и разного рода насмешками
полицейских чиновников. Так закон 1874 г. о "раскольнических браках"
и остался мертвым и никому не нужным.
Царствование императора Александра II ознаменовалось, однако, двумя благодетельными
для старообрядчества актами: еще в 1858 г. последовали два секретных министерских
циркуляра: одним из них требовалось прекратить преследование старообрядческого
духовенства, а другим - отстранялось духовенство православной церкви от вмешательства
в старообрядческие дела. Как мы видели из всех вышеизложенных фактов, имевших
место главным образом после 1858 г., эти распоряжения совершенно не имели жизненного
значения: духовенство старообрядческое по-прежнему преследовалось, а попы никонианские,
и даже архиереи, еще с большим рвением и с большим бесстыдством учиняли против
старообрядцев разные административные, судебные и иные дела, занимаясь доносами,
шпионством, грабежом церковного имущества, закрытием старообрядческих молелен,
часовен, скитов и монастырей и всякими такого же рода налетами и набегами. Сам
император давал повод и основание для таких действий, ибо по Высочайшему же повелению
уже после 1858 г. были заточены в Суздальскую крепость старообрядческие епископы
Конон Новозыбковский и Геннадий Пермский. По Высочайшему же повелению именно Александра
II были запечатаны и св. алтари старообрядческих церквей на Рогожском Кладбище
в Москве, на что не дерзнул даже Николай-император. После 1858 г. продолжали свирепствовать
и филареты, и макарии Московские, никаноры Петербургские и все архиереи во всех
епархиях и по всей России. Весьма характерное дело было возбуждено в самой первопрестольной
Москве к концу царствования Александра Николаевича. 19 февраля 1880 г. вся Россия
праздновала 25-летний юбилей восшествия на престол своего государя, праздновали
и молились по сему случаю и старообрядцы по всей России. В Москве же они осмелились
поместить даже объявление в "Полицейских ведомостях" о том, что в Покровском
Храме Рогожского Кладбища будет совершено 19 февраля молебствие о здравии и благоденствии
императора и всей царской семьи, на каковое и приглашались старообрядцы всей Москвы.
По этому поводу московская духовная консистория, с благословения Московского митрополита
Макария, учинила целое дело: как могли раскольники публиковать в газете [объявление]
о своем богослужении, когда самое это богослужение есть вопиющее преступление.
И хотя было следствием установлено, что означенное объявление было напечатано
с разрешения самого управляющего Москвой, князя Владимира Андреевича Долгорукова,
духовная консистория все-таки командировала двух священников допрашивать старообрядцев-рогожан:
почему, на каком основании и кто совершает богослужения в храмах Рогожского Кладбища.
Предстояли большие неприятности старообрядцам и самому Кладбищу. Этому всероссийскому
духовному центру старообрядчества угрожали еще более тяжкие последствия. Только
вмешательство в это дело тогдашней печати, пристыдившей "высокоталантливого
и просвещенного митрополита Макария" "в высшей степени бестактности",
что он поводом для преследования старообрядцев "избрал молитвословие русских
людей за русского царя"*274*, да защита старообрядцев со стороны поименованного
князя спасла их от нависшей над ними новой "духовно-иерархической инквизиции".
Жизнь и царствование императора Александра закончились мученичеством: он был
убит на набережной Екатерининского канала в Петербурге разрывными бомбами 1 марта
1881 г. Вся Россия оделась в траур, для старообрядцев тем более печальный, что
они все надеялись, что именно этот монарх даст им свободу и, кроме того, что при
покушении на царя был убит и старообрядец, казак Александр Матвеевич Малеичев,
сопровождавший императора в качестве его телохранителя. Начальство разрешило петроградским
старообрядцам похоронить своего убиенного единоверца на своем, Громовском кладбище
в Петрограде. В погребении участвовало 70 человек "собственного его величества
взвода", из которых 50 казаков оказались старообрядцами. Прибывшие к погребению
офицеры императорского конвоя с удивлением спрашивали: "Почему же старообрядческие
священники не участвовали в погребальном шествии?"*275*
Так печально закончилось "освободительное" царствование императора
Александра II. На царственный престол взошел новый император - Александр III.
Рогожское кладбище в Москве
В истории старообрядческой Белокриницкой иерархии Рогожское Кладбище имело весьма
огромное значение: оно было руководящим центром всей старообрядческой Церкви,
тут бился пульс всей церковной жизни, сюда, как к сердцу, стекались со всей России,
да и из-за заграницы все скорби и все радости миллионного старообрядчества. Отсюда
распространялась по всей России Белокриницкая иерархия. Рогожское - это не кладбище
в обычном смысле этого слова, хотя тут есть и довольно обширное место упокоения
почивших старообрядцев, особо отгороженное. Это густое поселение, почти городок
за Рогожской заставой, с многочисленными кельями, домами, богадельнями, приютами
и великолепными церквами Божиими. Рогожское - это вся старообрядческая Москва,
лицо всей старообрядческой России. Здесь именно было соборне решено принять святителя
с Востока и устроить епископскую кафедру за границей. Собственно, Рогожское Кладбище,
а в лице его вся Российская старообрядческая Церковь приняла митрополита Амвросия
и учредила Белокриницкую митрополию. В России это Кладбище и заменяло собою митрополию.
Священство на Рогожском Кладбище никогда не прекращалось*276* . Уже по присоединении
митр. Амвросия здесь продолжали служить еще два священника из прежних - о. Иоанн
Ястребов и Петр Русанов, оба подчинившиеся Белокриницкой иерархии. Русанов, однако,
вынужден был отступить в единоверие, а о. Иоанн остался верным св. Церкви до самой
смерти своей, последовавшей 19 декабря 1853 г. Он дожил до глубокой старости -
83 лет, прослужив на Рогожском Кладбище 49 лет и 9 месяцев.
В главе "Духовные центры старообрядчества в России" мы уже говорили,
как и при каких условиях возникло Рогожское Кладбище: в самом начале своем оно
уже подверглось гонениям со стороны высшего духовенства господствующей церкви
и в такое "либеральное" время, каковым было царствование Екатерины Великой.
Удивительно, как оно уцелело в страшную николаевскую эпоху, когда были разгромлены
все исторические духовные центры старообрядчества, когда даже за границей, в Австрии,
по требованию царя Николая, был закрыт сам Белокриницкий монастырь. Ясно, что
только Десница Божия прикрыла его от дерзновенных попыток врагов совсем уничтожить
его. А попыток этих было немало, и Рогожскому Кладбищу пришлось пережить и претерпеть
много тревог, нападений, насилий, ограблений и прочих неприятностей.
Гонения начались еще при Александре I. После оставления Наполеоном Москвы и
занятии ее донскими казаками во главе с отечественным героем графом Платовым,
старообрядцем, рогожане поставили в одном из своих Рогожских храмов походный полковой
алтарь, подаренный Рогожскому Кладбищу Платовым, и старообрядческие священники
начали служить в нем Божественную Литургию. Но ровно через девять лет и семь месяцев
алтарь этот был убран по требованию правительства и служение обеден прекратилось*277*.
Это было еще при Александре. Потом начались гонения николаевские. В 1835 г. правительство
закрыло детское отделение Рогожской богадельни: живите и учитесь, как хотите.
Детей разогнали. Вскоре закрыли и больницу для душевнобольных и самих больных
разогнали. Затем закрыли и все три Рогожских храма, но потом открыли*278*. В 1854
г., 9 августа, последовало Высочайшее повеление отобрать у старообрядцев одну
из их Рогожских церквей и превратить ее в единоверческую. Была отобрана меньшая
из церквей - Никольская, да и в той некому было молиться. 23 сентября того же
года она была освящена для единоверцев.
Такому событию особенно был рад Московский митрополит Филарет. Собственно,
по его инициативе совершилось это отобрание. Он надеялся и старался и все Рогожское
Кладбище превратить потом в единоверческое.
Рогожское Кладбище было под постоянным наблюдением правительства: на нем жил
и все дела его контролировал особый государственный чиновник-смотритель. В августе
1854 г. по Высочайшему повелению таковым смотрителем был назначен статский советник
Мозжаков, человек грубый, резкий, бесчестный, страшно ненавидевший старообрядцев
и лакейски преданный Филарету. Он пробыл в этой должности только год с лишним,
но за такой краткий срок наделал столько зла старообрядцам и Рогожскому Кладбищу,
что даже его заместитель, государственный чиновник г. Лонгинов в своем официальном
рапорте описывает этот год как сплошной ужас.
Правительство с какою-то необъяснимою жутью боялось, как бы на Рогожском Кладбище
не водворились священники Белокриницкого рукоположения. Вероятно, николаевский
трепет перед этим священством заразил и само правительство. Особенно трепетал
правительствующий Синод. Митрополиту же Филарету появление одного какого-нибудь
священника этого рукоположения казалось чрезвычайным ужасом. Над Рогожским Кладбищем
действительно навис настоящий ужас сыска, шпионства, непрерывных обысков и разного
рода выселений с него мирных жителей. Смотрителю Мозжакову по Высочайшему распоряжению
от 15 декабря 1854 г. было приказано: принять деятельные меры к отысканию "старообрядческих
духовных лиц" (конечно, писалось злобно и ругательски неприлично, хотя и
царем: "раскольнических лжедуховных лиц")*279*. Разумеется, Мозжаков,
как подобострастно выражается профессор Субботин, "исполнял свои обязанности
с беспримерным усердием": "...все старания он прилагал к тому, чтобы
поймать появившихся в Москве, за стенами кладбища, австрийских попов и самого
их архиепископа Антония Московского". Кладбище было окружено густой сетью
шпионов и доносчиков. Даже единоверческие духовные лица занимались шпионством:
единоверие на Кладбище было штабом шпионства и доносов. Справедливо говорит Субботин,
что "время, когда Мозжаков был смотрителем Кладбища и доныне вспоминается
рогожцами, как одно из самых тяжелых"*280*. Мозжаков сам рапортовал правительству:
"Приняты были мною самыя строгия меры, вследствие коих не только сам я, но
и чрез агентов своих, должен был следить за всяким шагом раскольников"*281*.
Если сам глава шпионов и охотников на старообрядцев считает свои меры "самыми
строгими", то можно себе представить, что это были за меры и в какой убийственной
атмосфере жили московские старообрядцы, если каждый шаг их контролировался шпионскими
и всякого другого рода средствами и мерами. Помимо мер, которые тогда считались
законными и которые были даже Высочайше предуказанны и утверждены, Мозжаков применял
к старообрядцам и другие меры и средства, которые даже и по тогдашним бесправным
временам признавались незаконными и своевольными. Государственный чиновник Лонгинов
перечисляет их в своем официальном рапорте г-ну московскому губернатору. "Я
нашел, пишет он, на Рогожском Кладбище раскольников и их имущество жертвами самых
произвольных распоряжений" В то время старообрядцев прихожан Рогожских храмов
насчитывалось 30 тысяч, да призреваемых в рогожгких богадельных палатах содержалось
более 600 человек. Единоверцев же числилось лишь полторы тысячи душ, причем не
все они были московскими жителями, следовательно, не были кладбищенскими прихожанами.
Призреваемых же единоверцев было не более 25 человек. Лонгинов фактически доказывает,
что цифра единоверцев в полторы тысячи человек "есть мечтательная и существует
только на бумаге". На самом деле их было очень незначительное количество.
И тем не менее, огромное количество старообрядцев, которые на свои личные средства
содержали всех призреваемых и все Кладбище, "считалось ничем в сравнении"
с небольшой кучкой единоверцев. Последние "часто против всех правил справедливости
оказывались правыми", а старообрядцы, "запуганные принимавшимися против
них частными и общими мерами, виновными, переносили придирки, обиды и гонения".
Вслед за отобранием от них часовни для единоверцев, у них была отнята и одна богадельная
палата на сорок человек совершенно "своевольно и в противность воли строителя
оной и его сына", а больные этой палаты переведены были в другие. Захватывали
единоверцы и частные дома старообрядцев и размещали в них то своих призреваемых,
то свой причт. Самоуправно забирали в Рогожских храмах церковные книги, дорогие
облачения и другие церковные принадлежности. Наконец, последовало, как выражается
официальный рапорт, "неслыханное самоуправство в запрещении старообрядцам
отправлять в часовнях Кладбища службы". Всякое богослужение прекратилось
в этих храмах. Затем последовало строжайшее распоряжение о применении к старообрядцам
закона о купеческих гильдейских повинностях. От старообрядцев-купцов отбирались
все купеческие права, а с ними и все права по воинской повинности, коими пользовались
их дети и внуки. Они превращались в бесправных людей: им предстояло разорение
и гибель их предприятий и дел, а также расстройство и семейного положения. Но
они все это могли сохранить лишь присоединением к единоверию. Вот и пошли массовые
присоединения купцов к единоверию: в виду того, что 1 января 1855 г. кончался
срок о приписке к купеческому сословию, в два последних дня декабря - 30 и 31
- присоединились к единоверию 341 человек гильдейцев-старообрядцев. Конечно, присоединение
это было лишь на бумаге, многие присоединенные в глаза не видели единоверческого
священника, присоединявшего их, они получили от него через какое-либо другое лицо
(сына, приказчика) лишь свидетельство о присоединении, которое нужно было представить
в купеческую управу. Тем не менее, самому Рогожскому Кладбищу грозила гибель:
вследствие такого огромного количества присоединенных его объявило бы правительство
просто единоверческим. Но, выражаясь словами профессора Субботина, "по неведомым
судьбам Промысла Божия", пекущимся о Церкви Христовой и о гонимых чадах ее,
внезапно скончался император Николай Павлович - 18 февраля 1885 г. Старообрядцы
сразу же вздохнули свободнее, как и вся великая страна - Россия. Пошли перемены
в правительстве. Жестокий, своевольный и крайне несправедливый смотритель Кладбища
Мозжаков был удален с этой должности и заменен новым чиновником, выше упоминавшимся
М.Н. Лонгиновым, камер-юнкером, довольно известным литератором, человеком в высшей
степени справедливым, честным и гуманным. Вскоре последовало и разрешение старообрядцам
Рогожского Кладбища восстановить так долго не совершавшееся богослужение в кладбищенских
храмах. Разрешение это выражено в отношении министра внутренних дел на имя московского
губернатора, графа Закревского, от 15 января 1856 г. В следующее же воскресенье
старообрядцы собрались в огромном количестве в своем зимнем храме, чтобы принести
благодарственное Господу Богу служение по случаю такой радости. Как же не радоваться,
как не ликовать: русское правительство разрешило русским же людям молиться Богу
в своих родных храмах.
Но вскоре эта радость превратилась, уже при новом императоре, в чрезвычайно
длительную печаль, тянувшуюся почти целых полстолетия. Что же случилось? 21 января
того же 1856 г., в субботу, была отслужена обычная вечерня, а утром - 22 утреня
и часы. Конечно, у всех старообрядцев было радостное, почти пасхальное настроение.
Таковым оно и должно быть. Но эта радость христиан была тяжкой и невыносимой для
врагов истинного христианства. Один из них, иеромонах Парфений, прозванный Гусляцким,
отступник от старообрядчества, прославившийся как клеветник, которого даже Субботин
называет в своей "Истории Белокриницкой иерархии" за его гнусные клеветы,
"нелепейшим Парфением". Именно этот грязный предатель написал донос
в Петроград одному лицу, близкому к царю, а тот доложил его Александру Николаевичу.
В доносе было описано ликование старообрядцев Рогожского Кладбища, и что при этом
будто бы произошло столкновение между единоверцами и старообрядцами и вообще произошли
какие-то беспорядки. Государь приказал министру внутренних дел произвести расследование
по этому делу. Новый правительственный смотритель на Рогожском Кладбище, г. Лонгинов,
произвел, по предписанию московского губернатора, самое тщательное расследование
о злополучном богослужении и, кроме того, о минувших делах отстраненного смотрителя
Мозжакова, об его насилиях, а также о состоянии единоверия на Кладбище. Г-н Лонгинов
представил обширный доклад г-ну губернатору, а тот препроводил его г-ну министру
внутренних дел, который в свою очередь доложил его государю. О состоявшемся богослужении,
которое дало повод Парфению клеветать на старообрядцев, говорилось в этом докладе:
"Торжество состояло в общем веселье, в слезах радости при первой общей молитве
людей, верующих по-своему, но обязанных за то отчетом не другим людям, а Богу,
и лишенных противозаконно сего утешения в течении четырнадцати месяцев. Если радость
эта преступна, то виновны в ней те, кто осмелились самовольно отнять у них это
утешение и подали им тем самым повод изъявлять ее в высшей степени при возвращении
им законного права". Лонгинов установил, что никаких ни беспорядков, ни столкновений
старообрядцев с единоверцами при этом торжестве не было. Замечательное суждение
для того времени высказал этот чиновник со мерах борьбы с старообрядцами и о самом
старообрядчестве. Он считал, что "вопрос о расколе есть не один церковный
вопрос, а вопрос государственный и общественный". При этом ссылался на общественное
мнение, которое решительно высказывалось "в пользу мер кротости и справедливости"
в отношении к старообрядцам.
Все же доносы на старообрядцев, оказавшиеся ложными и явно злонамеренными,
он определил как "отчаянные вопли, основанные на своеволии и разных корыстных
расчетах".
После такого рапорта, написанного блестяще и, главное, основанного на несомненных
фактах, нужно было ожидать, что старообрядцев оставят в покое: пусть молятся Богу
по-своему. В то же время и в правительственных сферах повеяло духом свободы и
справедливости. Но в дело вмешался сам Филарет, знаменитый Московский митрополит,
имевший огромное влияние не только в духовных кругах, но и в правительственных
сферах. Вскоре после радостного богослужения старообрядцев он отправил в Петербург
Синоду секретное донесение об этом событии. Его очень возмутило, что при богослужении
старообрядцев "было необыкновенно большое собрание" молящихся и что
при этом "зажжено было множество свечей", а главное - "против царских
врат была поставлена курильница", и с чем бы вы думали? - "с ладаном".
Вот чего испугался великий святитель православия - ладана. Но это еще не все.
Было нечто поопаснее самого ладана. Хотя Филарет заявляет в донесении, что за
богослужением старообрядцев (он, конечно, выражается: "раскольников"),
"по неимению священства не было никакого молитвословия", но добавляет,
что "в последующие дни замечено, что во время службы отворяемы были царские
врата и служащий делал возгласы. Так как сего не может делать мирянин, то заключают,
что служащий был лжесвященник. Одежда на нем была мещанская, и он острижен по-мещански,
но могло быть, что он под верхней одеждой скрывал епитрахиль". Полагают,
- добавлял Филарет, - что это был австрийский поп*282*. А это-то и было самое
страшное и самое гибельное для всего православия. Боже мой! Как это было грозно!
Нашествие Наполеона на Москву с "дванадесят язык" не так волновало филаретов
и Синод, как это таинственное появление в царских вратах старообрядческого храма
какого-то неизвестного лица в "мещанской одежде". Филарет высказывает
опасение: не было ли разрешено начальством богослужение в храме Рогожского Кладбища,
- "...это был бы печальный случай, которого последствия нелегко измерить".
В заключение московский митрополит решительно и убежденно заявляет: подкрепить
раскол на Рогожском Кладбище, - значит, подкрепить его даже до отдаленного края
Сибири, и напротив, ослабить его на Рогожском Кладбище, - значит ослабить его
повсюду"*283*.
При расследовании дела о богослужении на Рогожском Кладбище имелось в виду
и это донесение Филарета. В представленном императору всеподданнейшем докладе
министра внутренних дел 20 апреля того же года были опровергнуты и все эти волнующие
митрополита догадки его насчет старообрядческого священника, будто бы в "мещанской
одежде" отправлявшего богослужение в Рогожском храме. Министр счел нужным
отметить при этом, что даже в предшествующее царствование "правительство
не решалось опечатать ни Рогожских, ни Преображенских часовен". Упомянул
даже, что эти "часовни имеют частые отношения с уральскими казаками, по всему
вероятию, с раскольниками линейного казачества". Подчеркнул, что "в
настоящую минуту политическое положение России восприняло новый вид" и т.д.
Министр разъяснил государю даже и такую простую вещь, что "лишение гражданских
прав и материальных выгод не могут успешно действовать на совесть и на умы раскольников
в деле обращения их к православию"*284*. Тут нужны другие меры, духовные:
кротость, справедливость, любовь. Это должно бы духовенство православной церкви
разъяснить и внушить государю. Но оно, напротив, имело свое спасение в мерах полицейских,
в средствах принуждения и насилия, преследования и гонения старообрядцев.
Митрополит Филарет настойчиво продолжал вести полицейскую политику, он добивался
во чтобы то ни стало закрыть Рогожское Кладбище, отобрать его у старообрядцев.
Он сумел два раза лично разговаривать с императором по этому вопросу и хвалился
потом, что имел успех. Дело о Рогожском кладбище было передано в Петербургский
Секретный Комитет, который и постановил о старообрядческих храмах на Рогожском
Кладбище: "Запечатать алтари" и "дозволить раскольникам рогожским
приходить в часовни только молиться про себя, без чтения и пения". Это постановление
было представлено на утверждение императора 20 июня 1856 года, и он тогда же утвердил
его с особой собственноручной резолюцией: "Исполнить, тем более, что так
как на Рогожском Кладбище священников нет и не должны быть допущаемы, если не
присоединятся к православию или единоверию, то и алтари для службы не нужны".
По свидетельству автора книги "Деятельность митрополита Филарета по отношению
к расколу", г. В. Беликова, уже на другой день Петербургский митрополит Никанор
"с восторгом уведомлял московского святителя об этой резолюции государя,
полагая, - как писал он, - что защитники поповщинской секты не скоро сообщат вам
решительное утверждение, весьма утешительное для православных и единоверцев".
"Это известие, - сообщает г. Беликов, - доставило великое утешение митрополиту
Филарету"*285*. Он сам писал: "С благодарением к Богу и к благочестивейшему
государю императору приемлю правосудие, сказанное его императорским величеством
православию и единоверию"*286*. Он "поспешил сообщить это радостное
известие священникам и старостам единоверческих церквей на обоих старообрядческих
Кладбищах (в том числе и на Преображенском, беспоповском), приказавши в то же
время по возможности негласно наблюсти и дознать чрез священника Симеона Морозова,
когда и каким образом исполнено будет распоряжение государя о запечатании алтарей,
и донести ему об этом. Вскоре повеление государя было приведено в исполнение со
всею точностью: алтари в обеих часовнях Рогожского Кладбища были запечатаны, и
доступ в них австрийскому духовенству был загражден. Так неудачно закончилась,
благодаря, главным образом, м. Филарету, эта новая попытка рогожских старообрядцев
провести на свое Кладбище новоявленное священство", - не без удовольствия
заключает г. Беликов. Зато как радовались и как торжествовали филареты и никаноры,
Синод и все архиереи, да и все их православие! Профессор Субботин еще раньше Беликова
отмечал, что запечатание алтарей Божиих на Рогожском Кладбище "доставило
великое утешение митрополиту Филарету"*287*. Но по внутреннему смыслу в этом
филаретовском торжестве и в великом утешении заключалось убийственное поражение
самого господствующего и ликующего православия, ибо для всех ясно, что этот акт
насилия над старообрядцами продиктован страхом перед моральной и духовной силой
старообрядчества, внушен жутким ужасом перед старообрядческой иерархией. Неизвестного
старообрядческого попика, будто бы служившего на Рогожском Кладбище, до смерти
перепугался всесильный митрополит Филарет. Его охватила трусливая боязнь, что
из-за одного неведомого иерея, наряженного еще только в "мещанский камзол",
может поколебаться все православие и, чего доброго, совсем погибнуть. Этот трепетный
страх внушил Филарет и самому всероссийскому императору. Не по какому другому
мотиву царь приказал запечатать старообрядческие алтари, как только по этому единственному
- по страху перед старообрядчеством. Какое слабое православие! Как могли старообрядцы
питать к нему какое-либо уважение, когда сами верховные руководители его: митрополиты,
Синод и даже фактический глава его - государь считали его столь слабым, в такой
поразительной степени бессильным и нетвердым, что его мог расшатать и ослабить
один рогожский старообрядческий священник! Этот акт запечатания алтарей у старообрядцев
был демонстративным позором казенного православия. Обесславил им себя перед всем
христианским миром и император. То, что он совершил на Рогожском Кладбище над
старообрядческими церквами, именно то самое, но только в несравненно больших размерах
и с большей смелостью, через шестьдесят лет совершили безбожники над всей Россией.
"Великое утешение" Филарета превратилось в великое торжество большевизма
и безбожия!
Московские старообрядцы неоднократно обращались к правительству и к самому
государю Александру Николаевичу со слезными просьбами - распечатать их святые
алтари. Просили они об этом после освобождения крестьян от помещиков в 1861 г.,
просили после освобождения болгар от турецкого владычества в 1878 г. В одном прошении
к министру внутренних дел, графу Лорис-Меликову старообрядцы писали: "Веруя
безусловно в просвещенную готовность вашего сиятельства на всякое доброе и справедливое
дело, мы берем смелость обратиться к Вам, благородный граф, с нашею всепокорнейшею
просьбою. Не откажите нам в вашем предстательстве - повергнуть нашу мольбу к стопам
Августейшего Монарха: да окажет он и нам, верным сынам своим, свою великую милость,
да распространится и на нас его отеческое милосердие. Да повелит он, великий государь,
Освободитель, освободить и наши святыни от наложенных на них печатей. Да раскроются
врата наших храмов и да даруется нам, старообрядцам, приемлющим священство, святое
право с чистым и сокрушенным сердцем возносить к Всевышнему наши горячие молитвы
по заповеди апостола: "За царя и иже во власти суть"*288*.
Все эти прошения и ходатайства оставались голосом, вопиющим в страшной, выжженной
злобой и ненавистью пустыне. Только в 1883 г., уже при Александре III, старообрядцы
вымолили разрешение поставить маленькие алтари на солее, примкнутыми к запечатанным
алтарям. Но не долго они простояли, только три года - поднялась духовно-православная
травля против старообрядческого служения в алтарях Божиих: архиереи, митрополиты,
миссионеры и главный их вождь - профессор Субботин вопияли все время о "неслыханным
попирании Высочайшей воли о запечатании алтарей на Рогожском Кладбище", пока
не добились распоряжения правительства снять алтари. "Благодарение Богу,
- торжествовал кощунственно профессор Субботин, - алтарей этих уже не существует"*289*.
Так святые храмы Рогожского Кладбища во все последующее царствование императора
Александра III и в первую половину царствования нового императора, Николая II,
продолжали оставаться с запечатанными алтарями Божиими и без приставленных временных
алтарей. Волею православных и настойчивым требованием православных митрополитов
и прочих "благочестивых" людей, старообрядчество лишено было права и
возможности в самом сердце их собственной страны, в своих святых храмах приносить
бескровную Жертву Господа Нашего Исуса Христа. Только уже в 1905 году последовало
открытие запечатанных алтарей Божиих, о чем будет речь в своем месте.
Белокриницкая митрополия
По названию старообрядческого селения Белая Криница (в Буковине, в Австрии) не
только монастырь, вблизи этого селения возникший, получил наименование Белокриницкого,
но и митрополия, учрежденная здесь митрополитом Амвросием, получила то же название;
и самая иерархия, распространившаяся больше всего в России, стала называться Белокриницкой.
Вернее бы называть ее Греческой или Константинопольской, ибо первый митрополит
Белокриницкий Амвросий, как и первый в России митрополит Михаил при князе Владимире,
был грек и имел на себе хиротонию от Константинопольского патриаршего престола,
будучи посвящен в святительский сан самим Константинопольским патриархом при участии
всего патриаршего Синода. Но так как наименование Белокриницкая иерархия весьма
симпатично и отвечает самому качеству иерархии - белой, т.е. чистой, ничем не
запятнанной в своем каноническом достоинстве и в безусловной преемственности ее
от Самого Христа, то это титулование с радостью было принято старообрядческой
Церковью и закреплено ее жизнью и деятельностью. Но противники и враги называют
ее "австрийской", а последователей ее - "австрийцами" и "австрияками".
Разумеется, и в этих названиях ничего нет конфузного - существуют же названия:
греческая иерархия, русская, западная, восточная; с апостольских времен самые
церкви назывались по именам языческих городов и стран: римская, эфесская, коринфская,
египетская, африканская и т.д. Но враги старообрядческой иерархии вкладывают в
это название - "австрийская" - обидный для русских людей смысл - измены
России и русской национальности*290*, почему старообрядцы и избегают этого названия.
А теперь оно само собой отпало, ибо и Австрии уже не существует, и сама Белокриницкая
митрополия в других уже пределах.
Много Белокриницкая митрополия пережила радостей, но немало в ее истории было
и горя, и всяких тревог. Много крупных и чрезвычайных событий произошло в Белокриницком
монастыре за все эти почти сто лет его существования с момента учреждения в нем
святительской кафедры. Сколько здесь было за это время соборов, всяких духовных
съездов, совещаний! Каких только депутаций, сановных, официальных и частных лиц
не видел в своих стенах этот духовный центр старообрядчества, начиная с мелких
австрийских чиновников и кончая королевскими особами. В нашей краткой Истории
мы можем отметить лишь немногое и прежде всего - самих митрополитов.
Всех митрополитов Белокриницких было после м. Амвросия восемь.
2. Афанасий
3. Макарий
4. Никодим
АМВРОСИЙ
1. Кирилл
5. Пафнутий
6. Силуян
7. Иннокентий
8. Тихон
Согласно установления Белокриницкого общебратского собора, все Белокриницкие
митрополиты прежде своего посвящения в это достоинство должны были подписать следующее
"Изложение правил о содержании митрополита, его наместника и архимандрита",
состоящее их пяти пунктов, "основанных на фундаментальном общебратском Уставе",
представленном в свое время австрийскому правительству.
В первом пункте говорится: "Все, находящиеся на жительстве в Белокриницком
монастыре, не только священники и архимандриты, но и самые архиереи имеют быть,
как ныне, равно и навсегда, без всякаго денежного жалованья (монастырский Устав.
Гл. 5. Ст. 1), для того пища и одежда и вся прочая житейская потребность да будет
для всех от монастырской общебратской трапезы. А одежда приличествующая для каждого,
по достоинству чина и занятий (монастырский Устав. Гл. 2. Ст. 4-6)".
Второй пункт говорит о доходах, поступающих в монастырь: какие бы они ни были,
они не могут поступать в собственность или разделяться между братиями, но должны
быть общемонастырскими. Исключается особая присылка именная, но и в таких случаях
"излишняя на своих руках содержать запрещается, а должна быть положена в
общемонастырское хранилище", откуда положивший "имеет власть на настоящую
себе потребу и паки получить, только было бы не на растление общебратскаго и собственнаго
обычая (монастырский Устав. Гл. 5. С. 2). В случае же смерти все оставшееся имущество
митрополита или епископа, или архимандрита и прочих уже совершенно поступает в
общую монастырскую собственность (Кормчая. Гл. 44. Л. 358 и 359; Устав монастырский.
Гл. 5. С. 3), разве при животе своем кому что своим писанием заповедует, но не
вне монастыря" (Исключение сделано лишь для м. Амвросия, по особым обстоятельствам).
Третий пункт "Изложения" устанавливает взаимоотношения митрополита,
наместника и архимандрита монастыря. "Права монастырскаго заведывания да
не смешиваются с делами святительскими". Архимандрит руководствуется вполне
монастырским Уставом под "благочинным покорением митрополиту". Митрополит
руководствуется Кормчей и Уставом. Если он захочет устроить что-либо новое к братской
пользе, то может это сделать лишь с согласия "монастырскаго общебратскаго
собора".
Четвертый пункт - о праве отлучек из монастыря митрополита, епископа и архимандрита:
все отлучки должны быть с согласия и благословения старшего. Если кто совершает
соблазн (чего Боже сохрани), то с таковым следует "поступить по точному смыслу
монастырскаго Устава", которому подчинен и сам митрополит (ст. 4 в "Предмете
о святителе"). Оговорено, что и митрополит Амвросий подчинен этому порядку.
Пятым пунктом требуется, чтобы настоящее "Изложение" подписывали
своеручно перед хиротонисанием все будущие митрополиты, наместники и архимандриты.
Уклоняющийся же от сего "да не будет поставлен в сан предназначеннаго ему
достоинства. Ибо, по долгу всеобщего христианскаго закона, всем духовным пастырям,
повинующимся гласу Христа Спасителя, подобает крест носити паче пасомых, и не
наемником быть, но и самую душу свою за пасомых полагать. Правила же соблюдать
прежде самому, да и тии удобно соблюдут. В заключение же заповедуется именем Господним,
дабы Соборное сие Изложение хранить навеки свято и нерушимо, аминь". Генваря
5/17 дня 7354-1846 года.
На подлинном "Изложении правил" значатся следующие подлинные подписи:
1. "Митрополит Амвросий (греческими литерами. Здесь же рукою инока Павла
приписано: "Си есть Амвросий митрополит 1-й". Приложены две печати:
одна митрополита Амвросия, другая монастырская. 2. Белокриницкаго монастыря архимандрит
Геронтий.
3. Того же 5/17 генваря 7354-1846 года подписал: Священноинок Кирилл, предъизбранный
в епископа епархии Майноса и в наместника Белокриницкой митрополии.
4. Священноинок Ануфрий, предъизбранный во епархии Ибраиловской - подписуюсь
Августа 26 дня 7355-1847 года.
5. Священноинок Аркадий, предъизбранный во архимандрита Белокриницкого монастыря.
Декабря 14 дня 7359-1851 года. Во архиепископы поставлен Августа 22 дня 7302-1854
года.
6. 1862 года. Белокриницкого монастыря архимандрит Сергий.
7. Священноинок Антоний, предъизбранный в архиепископа епархии града Фурмоса
и в наместники Белокриницкой митрополии. Сентяб. 7 дня 1867 года.
8. Священноинок Афанасий, предъизбранный в архиепископа епархии града Ибраилова
и в наместника Белокриницкой митрополии. Подписуюсь июня 2-го дня 1871 года.
9. Священноинок Макарий, предызбранный во епископа епархии Тульчинской и в
наместника Белокриницкой митрополии, подписуюсь июня 3-го дня, 1900 года, а поставлен
во епископа 8-го дня 1900 года. Произведен митрополитом Макарий 1906 года, сентября
10 дня, 7415 года"*291*.
1. Кирилл, митрополит Белокриницкий, как мы в своем месте уже говорили, был
избран в наместники митрополии по жребию из трех предызбранных кандидатов. Нужно
заметить, что жребий не всегда бывает удачным, но его нельзя оспаривать, ибо он
отдается на волю Божию. А она непостижима и таинственна, и ей нужно покоряться
безусловно и с любовью. Так был принят и жребий Кирилла - с покорностью воле Божией.
Строгой, трезвой, высоконравственной жизни, твердый ревнитель благочестия, ревностный
иногда не по разуму, митрополит Кирилл имел слабый характер, легко поддающийся
влиянию посторонних лиц. Пока был жив инок Павел и имел на него благотворное влияние,
все иерархические дела того времени шли великолепно. Но Павел скончался очень
рано, не дожив до полных даже 46 лет: умер 5 мая 1854 г. Под этим числом в Павловой
"Памятнике происходящих дел" рукою архидиакона Пафнутия Овчинникова,
впоследствии знаменитого старообрядческого епископа Коломенского, записано: "Сего
числа в 9 часу по полудни, то есть в вечор, в среду преполовения праздника Пасхи,
преставился от сея жизни верховнаго совета член и основатель и правитель сей Белокриницкой
митрополии, преподобный отец инок Павел великий в вечное наследие, идеже и всем
нам подобает быти". Еще более скромно отмечена смерть Павла в Ануфриевском
"Памятнике". "Блаженный ктитор святой митрополии сей, инок Павел
отыде к Богу на вечную жизнь". Очень кратко возвещает и надпись на могильном
каменном кресте: "Под этим крестом погребено тело раба Божия инока ПАВЛА,
восстановителя православной старообрядствующей иерархии устроением в 1840 году
святительского престола в здешней Богоспасаемой митрополии. Он родился 1808 года,
июня 29-го, постригся в иноки 1836 года, а преставился 5-го мая 1854"*292*.
Скромная, благочестивая и святая жизнь Павла, богатая, однако, величайшими делами,
удивительными подвигами и несравненными победами даже над императорами всесильными,
закончилась так тихо и незаметно, по-пустынному, как умирали великие подвижники
древности. И как убого-скромно возвещают о сем все вышеприведенные надписи: какая-то
неизъяснимая грусть и скорбь в них слышится. Старообрядцы не умеют прославлять
своих действительно великих и замечательных деятелей*293*. Но может быть, в этой
молчаливой скромности и заключается настоящее величие*294* . В некоторое утешение
себе будем думать так.
Инок Павел Белокриницкий знаменит и славен не только "восстановлением
старообрядческой иерархии и устроением святительского престола", но и как
даровитый писатель и глубокий знаток Писания. После него осталось немало его творений,
некоторые их них мы упоминали в своем месте. Особенно выдаются своими обоснованиями
и внутренними достоинствами его Устав Белокриницкого монастыря и Десять посланий
к беспоповцам. Павел с помощью Божиею не только смог восстановить иерархию в старообрядческой
Церкви, но и обосновать ее и защитить от всяких обвинений своими богатыми знаниями
Священного Писания, церковных канонов, святоотеческих творений и истории церковной*295*
. Поэтому она и имела такой необычайный, лучезарный успех в России при невозможных
даже условиях. Павел умер рано - почти в самом расцвете своих лет и сил. Таинственно-загадочна
такая смерть. Но не дано нам проникать в непостижимые тайны Божий.
Еще при жизни инока Павла митрополит Кирилл имел аудиенцию у нового австрийского
императора Франца Иосифа I. Об этом имеется следующая запись в Ануфриевском "Памятнике"
под 9 октября 1851 года:
"Сего числа вечером прибыл в Черновицы государь император Франц Иосиф I,
а 10-го числа до полдень наш митрополит Кирилл с братиями являлся к нему в квартиру
на личную аудиенцию, как и прочие знаменитые особы, для поздравления с благополучным
приездом. Царь принимал веселым лицом, весьма радостно. И по изъявлении ему митрополитом
многолетнего здравия и счастливого царствования, он, выслушав, отвечал всем: "Я
Буковину сердечно люблю и вам желаю пребывать и в верноподданической любви под
нашим покровительством всегда и в покое". И так, почтенно всем кланяясь,
отпустил с благодарностью. Император вечером на забаву выезжал в каменный обширный
сад, который был весь чудесно иллюминирован огнями... Там же от всяких наций,
живущих в Буковине, представляемы были царю от числа черни мужеского и женского
пола народы, каждая нация своим чередом, и кто в чем искусен, представляли ему
свои мирские забавы, то есть иные на инструментах играли, а иные песни пели, другие
же танцевали. А наши христиане, липоване, по обыкновению своему русской природы,
поднесли государю хлеб-соль, и он принял своими руками. А от мирских забав наши
отказались. Однако спели ему многолетие трижды. Но и паки на другой вечер в Радауцах
(ибо тамо приказано было таковому быть сбору: там свободнее было время, где то
же самое происходило) наши мужчины пели многодетно и праздничные славники. Потом
особым своим отделением жены и девицы подходили к царю и все вкупе спели один
ирмос "Радуйся Царица", ибо им полюбися сия песнь и всем знаком. И тако
они сим аки бы предназначили ему невесту, имеющую быть царицу. И царь был всем
доволен".
Какую грустно-радостную трагедию переживали тогда русские люди, старообрядцы:
в России русский царь преследует их, русских людей, за их верность древлерусской
вере, старорусским святым книгам, чинам, обычаям; а чужой им царь, австрийский
император, дает им, совсем не австрийским людям, свободу, покровительствует их
вере и Церкви, признает их митрополита как законного святителя, оказывает ему
внимание и честь. В родной стране грусть, скорбь, плач и рыдания, а в чужой -
радость, ликование, велие празднование.
После смерти инока Павла большую печаль причинил русским старообрядцам и вообще
всей старообрядческой Церкви и сам митрополит Кирилл. Под влиянием и по настойчивому
внушению одной раздорнической партии он рукоположил на Москву 24 июня 1864 г.
другого епископа, Антония 2-го, чем нарушил канонический порядок и за что сам
подвергся осуждению как со стороны Российского Собора старообрядческой Церкви,
так и со стороны митрополита Амвросия. Впоследствии м. Кирилл осознал свое преступление
и подверг Антония 2-го, как незаконно поставленного и учинившего раздор церковный,
конечному извержению из сана на состоявшемся в Белокриницкой митрополии Соборе
5 июня 1871 г.*296*
Дожил м. Кирилл до глубокой старости - 88 лет, управлял митрополичьим престолом
26 лет и почил о Господе благочестно 2 декабря 1873 г. За два дня до смерти он
призвал к себе священноинока Феодосия и сказал ему: "Исповедуй и причасти
меня". Феодосии исполнил его желание. Пособоровали же его за три часа до
смерти. Погребение состоялось 7 декабря. Совершали его: наместник Афанасий, архиепископ
Аркадий Васлуйский и Иринарх, архиепископ Славский с несколькими архимандритами,
игуменами и иереями. Было множество народа из разных мест*297*.
2. Почившего м. Кирилла заместил новый митрополит Афанасий. В мире Аггей Феодорович
Макуров, он долгое время священствовал в большом приходе села Писк, отстоящем
от г. Браилова в трех верстах. Став вдовым, он был избран епископом на Браиловскую
епархию и 3 июня 1871 г. был рукоположен в это достоинство м. Кириллом, тогда
же наречен был и наместником митрополии. Девятого мая 1874 г. был всесоборне возведен
в митрополиты Аркадием, архиепископом Измаильским, Иринархом, архиепископом Славским
и Виссарионом, епископом Тульчинским. Характера уравновешенного и спокойного,
Афанасий управлял Белокриницкой митрополией благоразумно и мирно в течение 32
лет. Он так же, как и предшественник его, имел честь быть на аудиенции у австрийского
императора, того же Франца-Иосифа I, в Радауцах. Эта встреча митрополитом императора
была еще торжественнее и задушевнее. Царь пожал руку Белокриницкому святителю
и низко поклонился ему в ответ на его приветствие. Инокини женского монастыря
Белокриницкого пели императору многолетие и молитву Святому Духу "Царю Небесный",
и поднесли ему две шитые золотом лестовки. Царь тепло их благодарил, а лестовки
надел на руку и так с ними сел в карету, показывая их народу. Так как об этом
царском приеме было напечатано в заграничной старообрядческой газете "Старообрядец",
откуда узнали о нем и русские старообрядцы, то у последних любезное и покровительственное
отношение австрийского императора к их зарубежным братьям вызвало печальную зависть.
Они писали в названную газету: "У вас в Австрии митрополит Афанасий встречает
царя, и царь берет его за руку и, любовно пожимая, благодарит с поклоном за встречу
и поздравление. А у нас в России все епископы под полом, в погребах или где-нибудь
в непроходимых лесах и болотах сохраняются. Но чтобы явно выйти поздравить государя
нашему епископу - Боже, сохрани! Не позволит совершить такой соблазн духовенство
господствующей церкви... Старообрядцы в Москве только помолились Богу за царя,
и то митрополит Московский Макарий было с ума сошел по этому случаю: бегал ко
всем министрам с жалобой на раскольников и самого царя просил слезно - подражать
своему отцу, Николаю Павловичу"*298*. В своем месте мы сообщали о том возмутительном
факте, что Московская консистория, с благословения митрополита Макария, знаменитого
церковного историка, привлекла старообрядцев Рогожского Кладбища к ответственности
за напечатание в московских "Полицейских Ведомостях" объявления о молебствии
за царя в Покровском храме Рогожского Кладбища. В России - это уголовное преступление,
а в Австрии сам император принимает старообрядческого митрополита как законного
святителя и отдает ему соответствующую честь.
В 1889 г. неизвестно по какой причине, думаем, по внушению из России, Императорская
Королевская Центральная Комиссия в Вене запросила старообрядческую митрополию:
в каком состоянии она находится в настоящее время, на каком основании существует,
какое ведет просвещение, ведутся ли метрики? На эти вопросы ответил м. Макарий
обширной докладной Запиской от 27 февраля (11 марта), того же года*299*. Мы воспользуемся
ею, чтобы познакомиться с тогдашним состоянием митрополии.
Самостоятельное существование старообрядческого (липованского) вероисповедания
основано на целом ряде официальных документов, начиная с Высочайшей грамоты Императора
Иосифа II (от 9 октября 1783 г.) и Высочайшего декрета императора Фердинанда (от
18 сентября 1844 г.) и кончая разными определениями Высокой Надворной Канцелярии
и ее предписаниями губернской власти об утверждении и признании Белокриницких
митрополитов и их наместников. "Итак, липованская старообрядческая церковь,
существуя самостоятельно, не имеет никаких отношений к греко-восточной церкви".
Дальше излагается различие старообрядческой церкви с греко-российской. Ярко говорится
о бывших в царствование Алексея Михайловича проклятиях и осуждениях на православных
христиан и на древнерусские обряды, обычаи и книги, что и совершило церковный
раскол. "Начиная с 1656 и 1667 гг. все двести с лишком лет не могли ослабить
оскорбленной памяти миллионов русского народа. Двести с лишком лет, несмотря на
всевозможные виды преследований и гонений, несмотря на соблазны материальных выгод,
на обольщение цивилизации, с изумительною цепкостью, твердостью, настойчивостью,
мужеством удерживаются эти массы народа на историческом своем пути". Что
касается церковного устройства старообрядческого вероисповедания, то оно таково:
митрополит как верховный святитель, его наместник, хоть также епископ, состоит
в зависимости у митрополита; затем священнослужители: иеромонахи, иеродиаконы
и прочие церковнослужители и иноки - всего числом от 40 до 50 человек, жительствующие
в Белокриницком монастыре. Все они находятся в подчинении у митрополита; и сам
митрополит состоит под духовной зависимостью Собора своих единоверных епископов,
которые существуют преимущественно в России под названием старообрядческих епископов
(не признанных официально русским правительством).
В обществах липованских, т.е. сельских, существует духовенство так называемое
белое: священники, диаконы и прочие церковные причетники, все женатые (по правилам
греко-восточной церкви), поставляемые от Белокриницкого митрополита и священнодействующие
под его зависимостью. Липованские общества, или селения в Буковине суть следующие:
1) Белая Криница, 2) Климоуцы, 3) Липовень (или Соколинцы), 4) Лукавец (или Лукавцы)
и 5) Мехиздра. Во всех этих селениях существуют школы, в которых наука простирается
не далее, как только читать книги на церковно-славянском языке и писать самым
простым, ненаучным способом. Преподавание высших наук в этих школах невозможно
за неимением средств, достаточных для содержания учителей, получивших образование.
Под управлением Белокриницкого митрополита состоят липованские общества и их духовенство
и в разных городах и селениях Румынии. Метрические книги в липованских обществах
Буковины ведутся самостоятельно через своего писаря по форме, изданной губернским
управлением.
Настоящая докладная Записка отправлена за подписью митрополита Афанасия. Императорская
Комиссия вполне удовлетворилась данными объяснениями.
Замечательное событие произошло в митрополии в 1901 году. В январе этого года
ее посетили три духовные особы римско-католической церкви: 1) французский епископ,
2) сопровождавший его монах-священник и 3) граф Андрей Шептицкий, тогда только
просто монах (чина св. Василия), впоследствии знаменитый униатский митрополит
в Галиции (кафедра в г. Львове). Принял их в Белокриницком монастыре митрополит
Афанасий, а беседовал с ними от его имени о. Пафнутий Овчинников. Переводчиком
был граф Шептицкий, прекрасно знающий русский язык. Беседа шла о двух предметах:
1) о причинах, разъединяющих старообрядчество с русской синодальной церковью и
2) об отношении старообрядчества к римско-католической церкви.
По первому пункту о. Пафнутий указал на:
а) проклятия и анафемы Московских соборов 1655, 1656 и 1667 гг. на православных
христиан, не принявших нововведенных Никоном церковных обрядов и книг;
б) полемические книги, изданные синодальной властью в обличение старообрядчества
и
в) жестокие гонения в России против старообрядцев.
По этим предметам беседа велась весьма обстоятельно. О. Пафнутий, превосходный
знаток в этой области, разъяснил высоким гостям, что никоновские реформы, вызвавшие
раскол русской церкви, заключались не только лишь в отмене старых вековых обрядов,
но и в признании их "злобожними" ересями злейших еретиков: "ариан,
савелиан, несториан, духоборцев, аполинариан, армян и прочих проклятых еретиков".
Никон и его соборы провозгласили, что и "староцерковное славословие: аллилуйя,
аллилуйя, слава Тебе Боже будто бы не прославляет Бога в троичности Лиц и потому
- богомерзко и противно вере православной". Самый Символ Веры, то есть, "Верую
во Единаго Бога...", в древнецерковном произношении Никон и новые соборы
осудили как отступление от подлинного текста греческого Символа, подлежащее "наистрашнейшим
клятвам и анафемам святых отец и святых Вселенских Соборов". Довольно подробно
рассказал о. Пафнутий и о "жестоких, бесчеловечных гонениях, воздвигнутых
никоновской церковной властью против приверженцев церковной старины: о страшных
пытках, мучениях, смертных казнях, сожжениях в срубах и на кострах". "Гонительное
действие против старообрядцев усилилось еще, - продолжал о. Пафнутий разъяснять
своим собеседникам, представителям римо-католической церкви, - и такими учреждениями,
как, например, "Духовная Декастерия" - ужасное судилище, по существу
своему инквизиция, которая развилась в России во всей своей ужасающей силе. С
инквизиционной целью были учреждены инквизиторы и протоинквизиторы по духовному
управлению". Это разъяснение о. Пафнутия было собственно ответом и по второму
пункту собеседования: об отношении старообрядчества к римо-католической церкви,
так как инквизиция в самых чудовищно-жестоких ее проявлениях и применениях есть
порождение именно римской, западной церкви; русская лишь пересадила этот душеубийственный
плод на свою почву, обильно полив ее и пропитав потоками русской крови - крови
древлеправославных мучеников. За сим о. Пафнутий, перейдя ко второму пункту собеседования,
указал и на другие догматические погрешности Римской церкви, главным образом на
а) догмат о непогрешимости папы и
б) догмат о непорочном зачатии Девы Марии.
Посещение римско-католическими духовными особами Белокриницкой митрополии вызвало
отклик в русской духовной и светской печати. В синодских "Церковных Ведомостях"
(1901 г., № 3) была напечатана корреспонденция об этом событии. В "Московских
Ведомостях" (того же года, № 27) напечатана была статья под заглавием "Наш
раскол". В обоих этих органах печати было объявлено, что папистический Рим
имеет какие-то виды на старообрядчество, враждебное православию и что посетившие
Белокриницкую митрополию "любознательные туристы" представляют собой
"целую разведочную комиссию". Было подчеркнуто в означенных статьях,
что о. Пафнутий не мог в своей беседе с этой "комиссией" указать никаких
существенных причин, разделявших старообрядчество и новообрядчество, кроме "одного
лишь исторического раздражения, которое, как болезнь, наверное, исцелит время".
Вследствие такого бесцеремонного искажения Белокриницкой беседы о. Пафнутий вынужден
был выступить печатно со своими разоблачениями этого искажения. Он довольно обстоятельно
изложил свои объяснения в изданной им брошюре "Беседа в Белой Кринице о современных
церковных вопросах" (Черновцы, 1901 г.), откуда мы и заимствовали наше настоящее
изложение.
В ноябре 1902 г. в митрополию прибыла старообрядческая делегация из России,
уполномоченная Третьим Всероссийским Съездом старообрядцев, состоявшая из следующих
лиц: Д.В. Сироткина (из Нижнего Новгорода), А.И. Морозова (из Богородско-Глухова),
М.И. Бриллиантова (из Москвы), Ф.Е. Мельникова (из Петрограда) и Н.Д. Зенина (из
Егорьевска). Цель ее - ознакомить митрополита с положением церковно-иерархических
дел старообрядческой Церкви в России и установить между нею и митрополией более
тесную духовную связь. Делегация эта потом посетила греческое кладбище в г. Триесте,
на котором похоронен м. Амвросий, разыскала его могилу и подняла вопрос о перенесении
тела почившего святителя в Белокриницкий монастырь. Это намерение старообрядцев
вызвало большую, паническую тревогу в синодальных кругах господствующей в России
церкви. В появившихся по этому поводу статьях в "Московских Ведомостях"
и в синодских "Церковных Ведомостях" отмечалось, что эта "раскольническая
затея" чрезвычайно зловредна и для православия, и для всей России, ибо старообрядцы-"австрийцы"
могут канонизовать своего Амвросия, объявив его нетленным, тогда произойдет неисчислимый
соблазн для православных, а раскольники из России установят непрерывное паломничество
в Белокриницкую митрополию, русские миллионы потекут в Австрию, а Белая Криница
превратится в богатейшую в мире лавру. Русское правительство поэтому должно принять
самые энергичные меры, чтобы эта затея "раскольников" не осуществилась.
Действительно, тогдашний обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев, очень враждебно
относившийся к старообрядчеству, сделал австрийскому правительству какое-то представление*300*
и старообрядцы таким образом лишены были возможности перевезти своего первого
митрополита в им же учрежденную митрополию.
Было и еще одно печальное событие в митрополии в годы правления ею м. Афанасием
и тоже по вине той же русской синодальной власти. В 1885 г. в типографии старообрядческого
Мануйловского монастыря (в Молдавии) была напечатана замечательная книга знаменитого
старообрядческого писателя-богослова священноинока Арсения (Швецова), впоследствии
епископа Уральского, под названием "Истинность старообрядствующей иерархии
противу возводимых на нее обвинений". В книге этой уничтожающе опровергнуты
все обвинения, какие только могли придумать миссионеры новообрядческой церкви
против Белокриницкой иерархии. В очень незначительном количестве книга эта была
доставлена в Россию, и там она, попав в руки врагов, вызвала у них против себя
остервенелое неистовство: духовно бороться против такого литературного оружия
они не могли, они чувствовали и сознавали свое бессилие в такой борьбе*301* .
Нужны были им другие меры, с которыми они веками сжились: меры насилия, физического
уничтожения этой ненавистной и опасной книги. Не допустить ее в Россию. Много
экземпляров ее погибло на границе. Но главный склад ее был в Белокриницком монастыре.
Одно время м. Афанасий получил из губернии известие, что вот-вот прибудут в митрополию
чиновники-сыщики, по предписанию из России, и будут разыскивать "Истинность",
и если найдут ее, то плохо будет монастырю и митрополии. Белокриницкие хорошо
еще помнили, как по требованию императора Николая II был послан в заточение м.
Амвросий и самый монастырь был закрыт. Митр. Афанасий со страху приказал уничтожать
"Истинность", и много тогда было сожжено книг в печах Белокриницкого
монастыря. Было бы благоразумнее вывезти книги в соседние селения и там сохранить
их. Этого благоразумия не проявил Белокриницкий владыка, чем и омрачил свое долголетнее
управление митрополией, в общем светлое и спокойное. Митрополит Афанасий дожил
также до глубокой старости - до 80-летнего возраста. Умер 1 сентября 1905 г.
3. Наместником митрополии в это время состоял Макарий, епископ Тульчинский,
рукоположенный на эту епархию еще в 1900 г. 4-го июня*302* митрополитом Афанасием
в сослужении Иринарха, архиепископа Славского. До этого времени он состоял священником
в г. Яссы. В митрополиты же Белокриницкие он был соборне возведен Московским архиепископом
Иоанном в сослужении трех епископов 10 сентября 1906 г. Первенствующее участие
в этом священнодействии московского святителя оказалось предзнаменательным: потом,
почти через девять лет, м. Макарию суждено было, по неисповедимому Промыслу Божию,
в самой Москве, на Рогожском Кладбище, рукополагать в архиепископы преемника Иоаннова
- Мелетия, епископа Саратовского.
М. Макарий управлял митрополией всего лишь четырнадцать лет, три месяца и три
недели. Управление это можно разделить на два немного не равных периода: первый
период был спокойным, тихим, вполне мирным и в духовном и в гражданском смысле,
а второй был с большими потрясениями и злоключениями как для самого митрополита,
так и для всей митрополии, именно в гражданском смысле, можно даже сказать - в
военном. В июле 1914 г. вспыхнула война между Австрией и Россией; начала ее Австрия,
к ней примкнула Германия; и продолжалась она четыре года. Известно, каким глубоко
национальным духом и неиссякаемым патриотизмом пронизано и пропитано старообрядчество
в России, несмотря ни на какие гонения и черную братоубийственную несправедливость,
которую они переживали на своей родине в течение веков. Такими преданными России
они остались и за рубежом. Понятно потому, в какое странное положение они попали,
когда началась война Австрии против русских. Когда русская армия начала забирать
Буковину, митрополит Макарий был арестован австрийцами и заключен в тюрьму в Радауцах.
По вступлении русских войск в Буковину, м. Макарий тотчас же обратился к новому
черновицкому губернатору камер-юнкеру С. Евреинову с усерднейшей просьбой повергнуть
к стопам русского государя как от имени митрополита, так и всей его буковинской
паствы, чувство благодарности за охранение русскими властями их святынь, а также
чувство любви и преданности русскому государю и готовность служить России и Престолу.
От императора последовал следующий ответ на имя Евреинова: "Передайте старообрядческому
митрополиту Макарию мою благодарность за высказанные чувства и за готовность его
вместе с паствою быть верными слугами Престолу. Николай". Какая изумительная
перемена!
Николай I в свое время требовал от австрийского правительства выслать первого
Белокриницкого митрополита, Амвросия, как "бродягу" (Высочайшее выражение),
а монастырь Белокриницкий закрыть, что и было тогда же исполнено, а Николай II
благодарит Белокриницкого митрополита за выраженные им чувства и титулует его
присущим ему святительским званием - митрополит. Еще до вступления русских войск
в Буковину, старообрядцы в Румынии по предписанию м. Макария во всех своих церквах
молились Богу об императоре Российском и о победе России над ее врагами*303*.
Теперь же и все буковинские старообрядцы стали возносить эти же молитвы.
С разрешения русских военных властей, м. Макарий выехал в Москву, куда и прибыл
12 февраля 1915 г. В это время Московской новообрядческой епархией управлял тоже
митрополит Макарий; таким образом, в Москве оказалось Не только два митрополита,
старообрядческий и новообрядческий, но и два Макария. Разумеется, Белокриницкий
Макарий в паспорте титуловался митрополитом как законнопризнанный святитель. В
синодских кругах это произвело некоторый переполох и смущение. Но никакие государственные
устои от этого не зашатались, и м. Макарий Белокриницкий продолжал спокойно жить
в первопрестольной столице России. В это время скончался Московский архиепископ
Иоанн (24 апреля того же года), и был поднят вопрос об оставлении в Москве на
овдовевшей святительской кафедре м. Макария. Однако московские старообрядцы нашли
неудобным в такое время (военное) учреждать в Москве старообрядческую митрополию.
Был избран на Московскую кафедру в архиепископы Мелетий, епископ Саратовский,
и митрополит Макарий с сонмом российских епископов возвел его в архиепископское
достоинство 30 августа этого же, 1915 г. Митрополит Макарий совершал святительские
служения и в других городах России. Так, в том же году он торжественно служил
в Петрограде на Громовском старообрядческом Кладбище в Вербное Воскресенье. О
всяком служении его сообщалось в столичных газетах, выходящих тогда под военной
цензурой, с титулованием его совершенно свободно "митрополитом" и "высокопреосвященным"
владыкой. И новый православный Макарий на Московской митрополичьей кафедре не
протестовал против этого и никого не привлекал за сие к ответственности, как это
делал его предшественник, тоже Макарий (Булгаков). Как поумнели за это время православные
архипастыри! Но зато приближались страшные времена разнузданной и безумной революции
в России. Митрополит Макарий поспешил уехать в свою митрополию Белокриницкую.
Уже после Февральской революции 1917 г. на русских военных фронтах пошло революционное
разложение: русские войска начали позорное отступление из Буковины. Толпы распущенных
и революционно отравленных солдат проходили и через Белокриницкую митрополию:
здесь они занимались грабежом, всякими насилиями, избили самого митрополита. Всем
пришлось спасаться бегством от этих насильников. Это были уже не русские герои-солдаты,
защитники отечества, его славы и чести, а какие-то интернационалисты-грабители.
За время войны много пострадала Белокриницкая митрополия - и от австрийских солдат,
и от указанных революционных банд. Много погибло ценностей, много было разрушено
и зданий: весь большой корпус монастыря с многочисленными кельями сгорел, и уже
не было средств его восстановить.
Митрополиту Макарию и всем буковинским старообрядцам предстояли тяжелые испытания,
если бы Австрия осталась в прежней силе. Но по версальскому договору Буковина
отошла к Румынии, и м. Макарий под покровительством Румынского правительства дожил
благополучно, имея 73 года от роду, до того января 1921 г., когда и почил о Господе
в Белокриницком монастыре, где и погребен*304*.
4. В том же, 1921 г., в июле месяце, состоялся Освященный Собор в г. Измаиле
(в Бессарабии, тогда входившей в состав Великой Румынии). На Соборе был избран
в митрополиты Иннокентий, епископ Нижегородский, в то время занимавший кафедру
Кишиневскую. О нем мы еще будем говорить ниже. Здесь отметим лишь, что он получил
в России еще до рукоположения в епископский сан большую известность как писатель-полемист,
написавший солидные сочинения в защиту и оправдание старообрядческой Церкви. После
захвата большевиками власти в России ему пришлось бежать из родных пределов и
найти себе убежище в Румынии. Здесь он и получил в управление Кишиневскую епархию.
Румынским и австрийским старообрядцам он был известен и лично, так как он, по
поручению российских старообрядческих епископов, был и в Австрии и в Румынии,
объездил здешние епархии и даже участвовал в возведении в митрополиты своего предшественника
Макария. Избрание епископа Иннокентия в митрополиты было утверждено и российским
старообрядческим Собором, состоявшимся в Москве в следующем, 1922 году, в мае
месяце. Но занять митрополичью Белокриницкую кафедру ему все-таки не было тогда
суждено. По клеветническому и злостному доносу на него врагов старообрядческой
Церкви он был выслан румынским правительством в Сербию (Югославию) в том же мае
того же 1922 г., и хотя по ходатайству румынских старообрядцев он через полтора
года был возвращен в Румынию, но на митрополичий престол был уже возведен другой
епископ, румынский подданный, Никодим, занимавший Тульчинскую епархию.
В мире Никифор Федотов, он служил сначала в сане диакона в Журиловке (Добрудже),
потом священником в селении Нарыкей(?), при пострижении в иночество получил имя
Никодим. В сан Тульчинского епископа рукоположен митр. Макарием в сослужении епископа
Славского Леонтия 13 октября 1919 г. В митрополиты был избран на Ясском Соборе
24 сентября 1924 г. и в том же году 1 октября возведен в это достоинство.
Правление его было весьма кратковременным - всего лишь два года. 15 октября
1926 г. он скончался в Славском мужском монастыре, где и погребен. Имел от роду
71 год.
5. Никодиму наследовал Пафнутий, в миру - Петр Федосеев, белокриницкий житель.
Он был сначала поставлен в Браиловского епископа 21 ноября 1926 г.; в митрополита
же Белокриницкого возведен 8 июня 1928 года*305*.
Правление его отличалось большими смутами и волнениями в Измаильской епархии
из-за ее епископа Феогена, под влиянием которого и находился м. Пафнутий. Измаильская
епархия, недовольная Феогеном, изобличенным во многих преступлениях, требовала
на целом ряде своих епархиальных съездов и приходских собраний удалить его от
управления епархией. На состоявшемся в Яссах в мае 1931 года Освященном Соборе
постановили удалить епископа Феогена с кафедры на один год, по прошествии которого
он может служить лишь в тех приходах, куда его пригласят. Однако по истечении
этого срока не только никто не пригласил Феогена служить, но состоялось три епархиальных
съезда, в Килии, Вилкове и в Измаиле, которые единогласно постановляли: просить
м. Пафнутия созвать Освященный Собор и навсегда удалить Феогена с Измаильской
епархии и на место его возвести другого епископа, которого изберет епархия. Митрополит
Пафнутий все не созывал Собора, отчего и происходили смуты почти по всей Бессарабии,
которая, в сущности, канонически еще не была отъединена от Российской старообрядческой
иерархической области, не было выражено на это ни согласия российской иерархии,
ни, тем более, какого-либо соборного постановления. Феоген был поставлен незаконно
еще при жизни Одесского епископа Кирилла, в ведении которого находилась Бессарабская
епархия. Епископ же Иннокентий имел не только от епископа Кирилла письменное поручение
управлять Кишиневской епархией, но и от Рязанского епископа Александра, заменявшего
в Москве архиепископа Мелетия, скрывавшегося в то время от большевиков в Донской
области, письменное полномочие на рукоположение за границей епископа, при необходимости
- самостоятельно и единолично, причем полномочие это дано было от имени всех российских
старообрядческих епископов. Феоген же вел церковь к раздору и расколу. Ввиду таких
обстоятельств епископ Иннокентий, руководствуясь 8 правилом Третьего Вселенского
Собора и вышеупомянутыми письменными полномочиями и с единодушного согласия всей
Измаильской епархии, рукоположил для нее нового епископа, протоиерея Стефана Кравцова
(беженца из Одессы, с 1931 г. священствовавшего в г. Кишиневе), получившего при
пострижении имя Силуяна. Рукоположение состоялось в г. Вилкове 15/28 июля 1935
г. при участии почти всего духовенства епархии и при многотысячном собрании народа.
На торжество это был заблаговременно приглашен и м. Пафнутий. Но он не приехал.
Тогда же начали бессарабские старообрядцы ходатайствовать перед румынским правительством
о разрешении созвать Освященный Собор старообрядческой Церкви. Таковой состоялся
в мае месяце следующего, 1936 г., в самой митрополии под председательством м.
Пафнутия. Собор единогласно утвердил епископа Силуяна на Измаильской кафедре,
а Феогена окончательно удалил на покой. Епископ Иннокентий утвержден был на Кишиневской
епархии, и сами эти епархии, Измаильская и Кишиневская, были, наконец, канонически
и соборно присоединены к остальным старообрядческим епархиям в Румынии, о чем
и послано соответствующее извещение Московской архиепископии. После сего во всей
Бессарабии водворился мир церковный и полная тишина по всем приходам*306*. Гражданское
правительство издало, со своей стороны, особое распоряжение по всем уездам Румынии,
где проживают старообрядцы, административным и судебным властям строго наблюдать,
чтобы Феоген нигде, ни в каком старообрядческом приходе не вмешивался в церковные
дела и не вел бы раздорническую политику, что он делал доселе.
В правление Пафнутиево в самой митрополии произошло два замечательных в ее
истории события, в которых имел счастье принимать участие м. Пафнутий. Это посещение
митрополии румынским королем Карлом II в сентябре 1935 г., и посещение ее Буковинским
митрополитом Виссарионом в июле (августе) 1937 г.
Осенью 1935 г. в Буковине происходили маневры румынской армии под командой
самого короля. Посещение им Белокриницкой митрополии со всей своей свитой и со
всем штабом армии было описано со всеми подробностями во всех румынских газетах,
обильно снабженных при этом многочисленными фотографиями, заснятыми в митрополии.
Мы воспользуемся этими описаниями, чтобы дать нашим читателям сведения как о самом
этом событии, так и о внешнем состоянии самой митрополии к тому времени. "В
теплую осень, обагряющую местные буковинки, мы путешествовали по пыльным дорогам
Буковины, по следам маневрирующих войск, - повествует корреспондент газеты "Мурентул".
- И вот из-за гор показалось нам необыкновенное зрелище, необъяснимый мираж, который
как бы выводил нас из оцепенения. Вдали, среди покрытых лесами холмов, встают
величественные, узорчатые, покрытые глазурью колокольни, точно в декорации Бориса
Годунова. Эти не имеющие подобия по всей стране башни принадлежат старообрядческому
женскому монастырю в Белой Кринице, а также старообрядческой митрополии и остальным
четырем церквам той же веры. В них молятся православные, оставшиеся верными правильной
христианской Церкви. Приблизившись, очаровательный пейзаж, вместо того чтобы рассеяться,
принял необыкновенные размеры, и перед нами предстал один из самых великолепных
памятников русского искусства на румынской земле. Это церковь Успения Божией Матери
в женском монастыре. Построенная по поручению и на средства одной русской княгини*307*
за несколько лет перед войной (мировой), эта церковь, стоящая в те времена свыше
полутора миллионов золотых рублей, представляет собою драгоценность, состоящую
из скульптуры, из камня, позолоченной бронзы и глазури, а также образец русского
искусства, дошедшего перед своим упадком до апогея. Величественного размера, подобный
большим московским церквам старого времени, храм этот заключает в себе богатства,
которые наполнили бы любой показательный музей соответствующей эпохи. На дубовом
резном иконостасе для трех алтарей расставлены в ряд в гармоническом порядке иконы,
писанные лучшими иконописцами и окованные в серебро и золото; многие из них покрыты
многочисленными нитями из жемчуга и драгоценных камней. Остаешься окаменевшим
от изумления перед громадой драгоценных металлов, украшающих величественный храм,
в котором молится смиренный, бедный, не принятый во внимание, обремененный непосильными
налогами народ, который вынужден выполнять тяжелую полевую или на [...] работу,
чтобы заработать ковригу хлеба. Встретил нас старообрядческий митрополит Пафнутий
с монастырским и сельским духовенством. Старец с седыми волосами, с редкой бородой,
с маленькими карими глазами, живой, слегка сгорбленный, говоря с трудом, но правильно,
по-румынски, принимает нас под тополями*308* с несказанным благожеланием...
Принятый по древнему обычаю с хлебом-солью, монарх присутствовал за красивой
службой в монастырском мужском соборе, которую отправил митрополит, окруженный
духовенством, монахами и монашками из соседних церквей. Приглашенный потом наверх,
в резиденцию митрополита, его величество попробовал финиковую настойку, необыкновенно
хорошую, черную икру, привезенную единоверцами с Рукавов, традиционный пряник
и выслушал с благожеланием и симпатией размерные и мудрые слова митрополита, который
был осчастливлен тем, что увидел у себя короля страны. Вместе с приветственными
словами по поводу посещения Е. В.*309* старообрядцев, он сказал, несколько слов
об их нуждах. Король выслушал с большим благожеланием правдивые жалобы старообрядцев
и вписал их в записную книжку.
Прием, который оказали старообрядцы нашему королю, был так полон энтузиазма
и в особенности так откровенен, что он не может быть забыт долгое время. Митрополит
в облачении, окруженный монахами и монашками, вышел встречать монарха с хвалебными
церковными песнопениями и провожал его при отъезде со всем народом, воодушевленным
присутствием высокого гостя. Никто не мог удержать этот смиренный, простой и честный
народ от того, чтобы подойти как можно ближе к королю, прибывшему увидеть их чистые
хозяйства, величественные церкви и выслушать через их митрополита нужды людей,
забытых начальством в этом углу, в котором нужно столько поправить, чтобы потом
иметь право гордиться этим..."*310*.
Посещение Белокриницкой митрополии Буковинским (Румынским) митрополитом Виссарионом
было менее помпезным, но не менее знаменательным. Оно состоялось 28 июня (10 августа)
1937 г., и было ответным на визит м. Пафнутия, сделанный последним в Черновицах
митрополиту Виссариону в предыдущем году. Прибыл Буковинский митрополит в Белокриницкий
монастырь вместе со своими священниками и диаконами на трех автомобилях, на которых
он совершал объезд своей епархии. Все они подъехали прямо к церкви в мужском монастыре
митрополии. Митрополит Виссарион, выйдя их автомобиля, облачился в соборную мантию
и в каптырь черного цвета. При входе в церковь его встретил м. Пафнутий, облаченный
тоже в соборную мантию и в белый каптырь и держа в руках св. крест. Рядом с ним
стоял монастырский келарь с хлебом и вином на блюде. Была здесь в сборе и вся
братия мужского монастыря, а также и из женского монастыря прибыли все сестры,
а из села - множество народа. Митрополит Пафнутий сказал в приветственном слове,
что он встречает дорогого гостя, как в библейские времена встречал патриарха Авраама
священник Мельхиседек, царь Салимский, с хлебом и вином. Митрополит Виссарион
принял хлеб и поцеловал его. И хлеб, и вино (в маленьком графинчике) были взяты
в автомобиль. Весь сонм монастырский сейчас же запел стихеру "Бог Господь
и явися нам". Оба митрополита вошли в церковь со всем народом. Иеродиакон
монастырский о. Ипполит, взойдя на амвон, сказал многолетия 1) королю, 2) митрополиту
Пафнутию и 3) митрополиту Виссариону; на каждое многолетие пелось по 9 раз "многая
лета". После сего м. Виссарион сказал м. Пафнутию и всем собравшимся благодарственное
слово, в котором высказал большую радость, что его так тепло и так сердечно встретили
здесь, и закончил пожеланием всем мира и любви. Затем м. Виссарион и вся его свита
были приглашены м. Пафнутием в его покои, где была предложена скромная трапеза.
Отсюда м. Виссарион отправился в женский монастырь, где восхищался величием, богатством
и архитектурной красотой Успенской церкви. И здесь его встречали и провожали инокини
с пением церковных песнопений. Тепло и душевно он распрощался с м. Пафнутием и
со всем собравшимся народом. Посещение это оставило в митрополии приятные воспоминания.
Оно было во всей истории старообрядчества действительно исключительным*311*.
Еще одно крупное событие произошло в период правления м. Пафнутия. После завершения
мировой войны (1914- 1918 гг.) к Румынии отошла не только Буковина с Белокриницкой
митрополией, но и Бессарабия с тамошними старообрядцами. Жизнь и церковно-иерархическое
положение бессарабских старообрядцев были обеспечены тогдашними религиозными законами
Российского государства, а буковинских старообрядцев - особым Статутом (Уставом),
составленным иноком Павлом Белокриницким и утвержденным австрийским правительством.
В Румынии же старообрядцы искони (еще с Молдавии) пользовались всеми религиозными
правами фактически, но государством румынским не были эти права закреплены в каком-либо
специальном законе или статуте. В 1925 г. румынское правительство издало Закон
о культах, в него внесены были почти все существующие в Румынии вероисповедания
и даже секты, но старообрядческое вероисповедание не было даже упомянуто. Это
встревожило румынских старообрядцев. В мае 1925 г. был по этому поводу созван
в г. Браилове Собор, на котором и решено начать перед правительством ходатайства
о признании старообрядчества как самостоятельного и законного культа. Главным
деятелем в этом деле был епископ Кишиневский Иннокентий. Именно он составил и
соответствующий Меморий правительству о правах старообрядцев. Но ходатайства эти
не доводились до конца, ибо многие старообрядцы были против признания их правительством
в каком-либо специальном законе, который, как им думалось, закрепостит старообрядчество,
лишив его внутренней свободы. Противником такого Закона был в первое время сам
м. Пафнутий. Однако впоследствии ему же самому и пришлось просить правительство
о признании старообрядчества как законного культа и об издании для него особого
Статута. В то же время в румынской церкви произошел раскол из-за введения в ней
нового календарного стиля - Григорианского, взамен старого - Юлианского. Старостильники
стали преследоваться. На местах гражданская власть стала смешивать "стилистов"
со старообрядцами, и старообрядческим церквям кое-где грозило закрытие их. Нужно
было принимать какие-то меры против такой опасности. А для сего требовалось узаконить
старообрядческую Церковь с ее правами и с ее уставами. На Белокриницком Соборе
1936 г. снова было постановлено возобновить ходатайства перед правительством о
признании старообрядчества. Снова епископом Иннокентием был составлен новый Меморий,
в котором изложена история старообрядчества, его основы и отличие его от других
вероисповеданий. Статут же был составлен Ф.Е. Мельниковым. В нем, состоявшем из
шести разделов, изложен внутренний строй старообрядческой Церкви, порядок ее иерархического
правления, епархиального и приходского, а также и те основы, на которых существует
весь этот строй. Только в ноябре 1938 г. правительству был предоставлен митрополитом
Пафнутием как этот Статут, так и Меморий, когда уже само Министерство культов
потребовало от митрополита представить старообрядческий Статут. Но потребовалось
еще восемь лет непрерывных ходатайств старообрядцев перед румынским правительством,
пока оно наконец-то не утвердило этот Статут, и старообрядческая Церковь в Румынии
не стала официально признанной и утвержденной*312*.
Митрополит Пафнутий скончался 26 марта с/с 1939 г. и похоронен в Белокриницком
монастыре. Всего прожил 76 лет.
6. Заместителем Пафнутия на состоявшемся в том же 1939 г. 12/25 июня в г. Браилове
Освященном Соборе избран был Измаильский епископ Силуян. Возведение же его в сан
митрополита состоялось в митрополии 26 июня (9 июля) того же года. Но новому митрополиту
не суждено было долго митрополитствовать, ибо вскоре же он заболел и слег в постель.
А потом последовало и самое тяжкое бедствие для всей митрополии, как и для всей
старообрядческой Церкви. В конце июня 1940 г. вся северная Буковина, в том числе
и Белокриницкая митрополия, отошла к советской России: 17/30 июня вечером отряды
красноармейцев появились в Белокриницком монастыре. Митрополит же выехал лишь
утром этого же дня, избежав таким образом вражеских рук. Захват митрополии большевиками
был столь внезапным, что из нее ничего не было вывезено, все попало в руки безбожной
власти: вся митрополия целиком со всеми церквами, святынями, древнейшими иконами,
крестами, редкостными книгами, богатейшими облачениями и прочей церковной утварью.
Мужской монастырь был немедленно ликвидирован советской властью, монашествующие
разогнаны, церкви закрыты, все имущество конфисковано, многое ценное вывезено
в Москву. Белокриницкая митрополия прекратила свое существование, по крайней мере,
на Буковине.
На состоявшемся 22 июля с/с того же года собрании епископов и священнослужителей
в Славском монастыре постановлено кафедру митрополии обосновать в г. Браилове
с оставлением за ней прежнего исторического наименования - Белокриницкой, по примеру
древних Александрийских патриархов, которые и после овладения Александрией магометанами
продолжали титуловаться Александрийскими, хотя жили уже в Константинополе, и по
примеру Киевских митрополитов, которые после разорения Киева татарским нашествием
продолжали именоваться киевскими, хотя жили уже то во Владимире, то в Москве,
то в других российских городах. На том же собрании в Славском монастыре постановлено
рукоположить на Маньчжурскую старообрядческую епархию благоговейного и достойного
христианина Тита Деевича Качалкина, которого еще пять лет назад маньчжурские старообрядцы
избрали кандидатом в епископы. Постриженный в иноки с именем Тихона, он был рукоположен
в епископы на Маньчжурскую епархию митрополитом Силуяном и епископом Иннокентием
25 августа того же, 1940 г.*313* в селе Камень (Добруджа).
Митрополит Силуян обосновался в г. Браилове. Но здоровье его не восстановилось.
Пособоровавшись на третий день Рождества Христова, он тихо скончался накануне
Богоявления Господня, в 10. 30 часов утра, 5 января 1941г. Погребение же состоялось
11 того же января. Похоронен на общем старообрядческом кладбище в г. Браилове.
Назначенный на 12/25 февраля того же года Освященный Собор в Браилове для избрания
нового митрополита не состоялся по причине прибытия малого количества участников.
Собор был отложен на 25 апреля (8 мая) того же года.
7. На состоявшемся в г. Браилове Освященном Соборе 25 апреля (8 мая) 1941 г.*314*
был единогласно избран митрополитом Белокриницким Иннокентий, в то же время временно
занимавший кафедру Тульчинской епархии, а до того управлявший Кишиневской епархией,
раньше же бывший Нижегородским епископом. Опытный в церковно-иерархических делах,
уже 38 лет управлявший епархиями, знаменитый старообрядческий писатель, он мог
бы принести Церкви в качестве митрополита огромную пользу. У него действительно
были большие планы и намерения: создать в митрополии центр просвещения, развернуть
широкое школьное строительство во всех заграничных старообрядческих приходах,
создать свою старообрядческую типографию, издавать старообрядческий журнал и книги
как Богослужебные, так и поучительные и апологетические. Но ничему этому не суждено
было осуществиться. Инокентий еще менее пожил в сане митрополита, чем Силуян.
По возведении в сан митрополита 27 апреля (10 мая) 1941 г.*315* епископом Савватием
Славским и Тихоном Маньчжурским, временно избранным на этом же Соборе Тульчинским,
митрополит Иннокентий поселился в г. Тульче (Добрудже). Но 22 июня (н. ст.) того
же, 1941 г., началась война Германии и Румынии против большевиков. Быстро была
очищена от них Бессарабия и Буковина, а с ней и Белокриницкая митрополия. Митрополия
весьма пострадала от большевиков и от военных действий: мужской Белокриницкий
монастырь разрушен, в нем помещался военный штаб большевистской армии. Но женский
каким-то чудом уцелел, даже красавица церковь Успения Пресвятой Богородицы уцелела.
Новому митрополиту можно было переехать в митрополию и начать там созидательную
и восстановительную работу. Но случилось иное. Митрополит Иннокентий был выслан
из г. Тульчи (пограничного города с Россией) как иностранец в г. Яссы. Отсюда
он вел перед румынским правительством свои настойчивые хлопоты - разрешить ему,
как Белокриницкому митрополиту, занять свою кафедру. Но эти старания не имели
никакого успеха. Как иностранцу, да еще русскому, ему не разрешалось и из г. Яссы
выехать куда-либо в более безопасное место. А между тем большевики подвергли этот
город ураганному обстрелу и аэропланным налетам. Владыка Иннокентий в такие моменты
переживал страшную трагедию: друзья его и покровители бежали из города кто куда
мог, а ему не позволялось переменить свое местожительство. Одинокий, бесправный,
всеми оставленный и в то же время поднадзорный, с минуты на минуту ожидавший,
что он может попасть в руки своих самых жестоких врагов - большевиков, он был
так потрясен таким безвыходным положением, что не выдержал и заболел психически:
психозом цаники. Ему все казалось, что его преследуют, ловят, догоняют, и он все
бежал и бежал. Только уже в таком его болезненном состоянии правительство разрешило
епископу Тихону, который об этом хлопотал, перевести м. Иннокентия в старообрядческое
селение Писк, в трех верстах от Браилова, где ему давно была приготовлена здешним
обществом "святительская" келья. Но поправиться он уже не мог. Более
сорока дней он не принимал никакой пищи и превратился в скелет. 16/29 января 1942
г. он был пособорован епископом Тихоном в сослужении местных священников и диакона,
а 3/16 февраля в три часа утра его многострадальная душа отошла к Господу Богу.
Вечная память великому по делам многотрудным и жизни святой святителю Иннокентию!
Торжественно-печальные похороны его состоялись тут же, в с. Писк, 9/22 того же
февраля месяца. Отпевали погребение епископ Тихон и епископ Арсений Измаильский
со множеством священников и диаконов, прибывших из разных приходов Румынии.
8. Марта 28-30 (10-12 апреля)*316* в том же селении Писк состоялся Освященный
Собор, который и избрал новым митрополитом Тихона, епископа Маньчжурского и временно
Тульчинского. 30 марта состоялось здесь же и возведение его в митрополичье достоинство.
Он румынский подданный, поэтому легко получил разрешение выехать в Белокриницкую
митрополию и устроить здесь свою резиденцию. Митрополия понемногу восстанавливалась.
На этом соборе снова Тульчинская епархия отошла в ведение Славского епископа
Савватия. На нем же избрали кандидатов в епископы на епархии Кишиневскую, Васлуйско-Браиловскую
и Транснистровскую.
Зарубежные епархии
Существование старообрядческой иерархии в России не было обеспечено, она с самого
своего возникновения постоянно подвергалась преследованию: правительство ловило
старообрядческих архиереев, арестовывало, заключало в тюрьмы, в крепости, ссылало
на каторгу - и такими средствами могло снова лишить старообрядчество собственного
его епископата. Нужно было поэтому позаботиться о более верном и более надежном
существовании епископов старообрядческих вне пределов России, за границей, куда
не простиралась власть никонианских гонителей. Но на примере митрополита Амвросия
видно, что и за рубежом могут быть преследуемы старообрядческие святители по настойчивому
требованию русского правительства. Поэтому и здесь требовалась немалая забота
о более обеспеченном существовании старообрядческой иерархии. Конечно, все зависит
от Бога, от Его неисповедимого Промысла. Но Господь и испытывает верных своих
в "горниле бедствий" (Исайи, 48:10), посылает иногда даже "огненное
искушение для испытания" (1 Петр., 4:12), чтобы чада его Церкви не были бы
беспечными и равнодушными, но деятельными, бдительными, предусмотрительными.
Первый Московский архиепископ Антоний заботился не только о своей российской
пастве и священноначалии, но и о заграничных старообрядческих церквах и епархиях.
Он проводил в обеспечение твердого существования иерархии такой план. Во-первых,
чтобы старообрядческие епископы имелись, кроме России, еще в трех государствах:
в Австрии, Турции и Румынии. Русское правительство могло потребовать от одного
какого-либо из сих государств прекращения в нем старообрядческого епископата.
Но потребовать этого от трех государств было затруднительно и даже невозможно.
Во-вторых, чтобы у заграничных старообрядцев было постоянно четыре епископа, в
крайнем случае, - не менее трех. Это требовалось для того, чтобы зарубежная старообрядческая
церковь была бы независимой от Российской старообрядческой Церкви и в тех случаях,
когда требуется поставить епископа на место скончавшегося: ведь если бы за границей
было только два епископа, то в случае смерти одного потребовался бы приезд из
России епископа для поставления нового архиерея на место умершего или же оставшийся
в живых заграничный епископ вынужден был бы ставить единолично, что не вполне
согласно с церковными правилами и допустимо лишь в крайних случаях. Таков, собственно,
был план и у инока Павла Белокриницкого, поэтому вскоре же по учреждении Белокриницкой
митрополии возникли за рубежом епархии: Славская, Тульчинская, Браиловская, Васлуйская
и потом еще Тыргу-Фрумосская. В шестидесятых годах прошлого столетия Московский
архиепископ Антоний имел намерение учредить в самом Лондоне (в Англии) старообрядческую
епископскую кафедру, как в самом могущественном государстве, организовать там
старообрядческие общины, устроить училище для воспитания юношества, издавать там
старообрядческую литературу - старую и новую и оттуда распространять ее в России.
С этой целью в Лондон был послан молодой, энергичный и весьма талантливый епископ
Коломенский Пафнутий (Овчинников). Но его неосторожная дружба в Лондоне с тогдашними
знаменитыми русскими революционерами Герценом, Огаревым, Кельсиевым и другими,
которые в своем "Колоколе" даже напечатали об этой дружбе и о затее
старообрядцев, вынудила московских старообрядцев и архиепископа Антония отказаться
от вышесказанных намерений. Самому же послу в Лондон, епископу Пафнутию, пришлось
присоединиться к новообрядческой церкви по возвращении его в Россию, о чем будет
речь в своем месте*317*.
Славская епархия
Она учреждена была еще митрополитом Амвросием. В первых числах августа 1847 г.
в Белокриницкую митрополию прибыла депутация от Славской обители и от Задунайских
обществ (в Добрудже, тогда принадлежавшей Турции) с тремя кандидатами для посвящения
их в иерархические степени. В числе их был и инок Аркадий Дорофеев, впоследствии
прославленный узник Суздальской крепости (в России), в которой томился 27 лет.
О нем мы повествовали в главе "Старообрядческая иерархия в России".
Как значится в "Памятнике" дел Белокриницкого монастыря, "по благоусмотрению
г-на митрополита Амвросия и всего Освященнаго Собора произвести инока Аркадия
по степеней во епископа". По получении степени диакона, потом священноинока,
24 августа о. Аркадий был "поставлен епископом богоспасаемого места Славы
и всех задунайских староверческих обществ". Снабженный ставленой грамотой
митрополита Амвросия*318*, новопоставленный епископ отправился к месту своего
святительского служения. Все служение его было страдальческим: турецкие власти,
по доносу врагов Церкви, арестовали епископа Аркадия и заключили в тюрьму, где
и содержали его, пока велось о нем следствие, выяснившее его правоту. В 1848 г.
он возведен в сан архиепископа. Но в 1854 г. арестован был русским военным командованием
и препровожден в Россию, где и заключен был в Суздальскую крепость.
Вторым епископом Славским был тоже Аркадий (в мире - Андрей Родионович Шапошников),
весьма известный в старообрядчестве как обладавший огромными познаниями человек
большого и острого ума, весьма деятельный, талантливый писатель, подвижник. О
нем много нужно писать, но в краткой истории мы вынуждены ограничиваться лишь
краткими сведениями. Архиепископ Аркадий, точно предчувствуя, что он будет арестован,
позаботился сего Аркадия, тогда иночествовавшего в Славском монастыре, рукоположить
в епископа "странствующих христиан", то есть старообрядцев, удалившихся
от театра военных действий в глубь Турции. Ему был присвоен титул "экзарха
некрасовского". По окончании русско-турецкой войны он получил в управление
Славскую епархию. Умер 11 ноября 1868 г. в Славском монастыре, где и погребен.
Третьим Славским епископом был Иринарх, рукоположенный на эту кафедру митрополитом
Кириллом 26 августа 1869 г.; в архиепископы возведен тем же митрополитом 29 июля
1871 г. Умер 5 апреля 1905 г., погребен в Славском монастыре.
Четвертым был Леонтий, рукоположенный в сан епископа митрополитом Макарием
(в то время еще Тульчинским епископом и наместником митрополии), в сое лужении
Арсения, епископа Уральского, 26 февраля 1906 г. Умер 2 февраля 1921 г. Погребен
тоже в Славском монастыре.
После смерти епископа Леонтия Славской епархией временно управлял Тульчинский
епископ Никодим, впоследствии возведенный в сан митрополита Белокриницкого.
Пятым Славским епископом был поставлен в июне 1927 г. Савватий, ныне еще здравствующий.
Ему была поручена в управление и Тульчинская епархия.
Тульчинская епархия
Первым епископом Тульчинским был тоже, как и на Славской епархии, святитель страдалец
- Алимпий I. Он рукоположен на эту епархию 26 сентября 1847 г.*319* Но в 1854
г. он был арестован вместе с Аркадием, архиепископом Славским, русским военным
командованием и отправлен в Россию, где и заключен был в Суздальскую крепость.
Там он и почил о Господе 25 августа 1859 г., там же и погребен.
Вторым Тульчинским епископом был Иустин, поставленный 22 мая 1861 г. Браиловским
епископом Ануфрием. Слишком молодым он рукоположен в епископы и, кроме того, имел
неспокойный характер, что и послужило причиной его падения: он уехал в Россию
и там присоединился к единоверию в 1867 г.*320*
Третьим епископом был Иеремия, поставленный 30 ноября 1872 г. Но на следующий
год он скончался 28 июля и погребен в Славском монастыре.
Четвертым был епископ Виссарион, рукоположенный 16 декабря 1873 г. Правил Тульчинской
епархией до конца 1877 г. В этом же году, 6 декабря, переведен на Измаильскую
епархию с возведением в сан архиепископа. Скончался в г. Измаиле 27 января 1881
г.
Пятым Тульчинским епископом был Алимпий II, рукоположенный 15 августа 1878
г. В 1883 г. произведен в наместники митрополии с оставлением за ним Тульчинской
епархии. Скончался 20 января 1899 г. в г. Галицах, где и погребен.
Шестым был епископ Макарий, рукоположенный на эту епархию 4 июня*321* 1900
г., в то же время наречен и наместником митрополии. В митрополиты возведен 10
сентября 1906 г.
Седьмым был Иоасаф, поставленный в епископы 13 мая 1907 г. Но в следующем году
он скончался в митрополии 15 сентября и там же похоронен.
Восьмым был Ермоген, рукоположенный 11 октября 1909 г. Скончался 2 мая 1914
г.
Девятым был Никодим, поставленный 13 октября 1919 г. 1 октября 1924 г. возведен
в митрополиты.
Десятым числится епископ Савватий Славский. Ему было поручено управлять и Тульчинской
епархией с 1927 г.
Одиннадцатым состоял епископ Иннокентий, бывший Кишиневский. В конце июня месяца
1940 г. Бессарабия отошла к советской России. Епископу Иннокентию посему пришлось
покинуть г. Кишинев. Он поселился в г. Тульче. Тульчинские христиане обратились
к нему с просьбой принять в свое заведование Тульчинскую епархию. На это изъявил
письменное согласие и епископ Савватий. Митрополит Силуян на основании сего и
поручил епископу Иннокентию управлять Тульчинской епархией.
Обе епархии - Славская и Тульчинская - сначала были под турецким владычеством,
так как Добруджа входила в состав Турецкой империи. Турецкое правительство почти
с самого начала учреждения этих епархий признало и утвердило канонически-правовое
положение старообрядческой иерархии с присущей ей властью. Но после русско-турецкой
войны 1877 г. Добруджа отошла к Румынии и таким образом епархии оказались уже
в пределах Румынского королевства. Румынское правительство признало за ними все
права, какими они пользовались в Турции. На таком положении они существуют до
настоящего времени.
Браиловская епархия
Была учреждена лишь через год после возникновения Славской и Тульчинской. Причина
ее учреждения изложена в "Памятнике происходящих дел Белокриницкого монастыря":
"Так как высокое правительство наше, в уважение Российского императорского
Двора, иже на все религии завистью дышущаго, отняло от нас митрополита Амвросия",
то наместник его, епископ Кирилл, "созвал весь свой духовный собор, на котором
26-го сего августа месяца (1848 г.), при многих от мирских обществ свидетелях,
единодушным от всего собора гласом" избрали благоговейного священноинока
монастыря Онуфрия*322* Иванова наместником Белокриницкого престола, как достойного
епископского сана, "в предосторожность, дабы не довести здешний староверческий
народ в прежнее бедствование священством". 29 того же августа (ст. ст.) "епископ
Кирилл соборне и надлежащим чином произвел вышереченнаго священноинока Онуфрия
Иванова во епископа, определив ему епархию в Мунтии Ибраилов*323* с прочими единоверными
тамошними обществами, однако находиться имеет здесь, при митрополии наместником".
В 1861 г. он отправился в Москву по церковно-иерархическим делам российского старообрядчества
и там под влиянием некоторых духовных лиц и по другим причинам вынужден был присоединиться
в 1865 г. к единоверию, в котором и скончался в 1894 г.*324*
Вторым Браиловским епископом был Афанасий, рукоположенный на эту кафедру 3
июня 1871 г. Но 9 мая 1874 г. он возведен был на митрополичью кафедру. С того
времени до 1926 г. были поставляемы на Браиловскую епархию епископы, и они находились
в ведении Белокриницких митрополитов.
Только уже в 1926 г., 21 ноября, был поставлен на Браиловскую епархию Третий
епископ Пафнутий, который через полтора года, именно 8 июня*325* 1928 г., возведен
в митрополиты. В июле же 1940 г., после захвата большевиками Белокриницкой митрополии,
самая кафедра митрополичья перенесена в г. Браилов. Последним ее святителем был
митрополит Силуян. Об объединении ее с Васлуйской в 1942 г. см. ниже.
Васлуйская епархия
Открыта с 1854 г. В этом году архимандрит Аркадий был рукоположен м. Кириллом
и епископом Онуфрием в сан архиепископа на г. Васлуй, в Молдовии. К этой епархии
принадлежал и знаменитый в истории старообрядчества город Яссы. Архиепископ Аркадий
был переведен потом в г. Измаил, где и скончался 2 ноября 1877 г. с тех пор Васлуйская
епархия вдовствовала весьма продолжительное время. Только в конце 80-х годов ею
временно управлял знаменитый суздальский узник Геннадий, епископ Пермский. Но
в 1922 г., 10 октября на нее поставлен был новый епископ, Павел (в мире - Поликарп
Павлов, священствовавший более 40 лет в Климоуцах). Жил он, однако, в Белокриницком
монастыре, где и скончался 1 сентября 1937 г. С того времени Васлуйская епархия
не имела своего епископа и управлялась Белокриницкими митрополитами. По соборному
определению Васлуйская епархия объединена с Браиловской: в 1942 г. мая 28 (10
июня) на нее возведен в епископы священноинок Софроний (о. Климоуцкий).
Фрумосская епархия
Имела только одного епископа - Антония, и того кратковременно. Он был рукоположен
м. Кириллом 8 сентября 1867 г. на город Тыргу-Фрумос и окрестные селения (в Румынии);
скончался 23 августа 1870 г.
Измаильская епархия
Не совсем зарубежная, ибо она переходила из одного государства в другое: то к
России, то к Молдовскому княжеству, то снова к России, то к Румынии, то опять
к России и снова к Румынии. В тридцатых годах прошлого столетия г. Измаил принадлежал
России. Это была мрачная николаевская эпоха, когда по всей России шло истребление
старообрядческого священства, закрытие и уничтожение старообрядческих часовен
и церквей, монастырей и скитов. Здесь же, в Измаиле, сам император Николай Павлович
разрешил старообрядцам воздвигнуть каменную церковь и отправлять в ней богослужение
со священниками*326*. Вынужденная политика была и важнее всех церковных интересов.
После неудачной для России крымской кампании, Бессарабия отошла к Румынии в 1856
г. В следующем году была уже учреждена в г. Измаиле старообрядческая архиепископская
кафедра.
Первым архиепископом Измаильской епархии был Аркадий Васлуйский, переведенный
сюда в 1857 г. Выше мы отметили, что он и скончался здесь 2 ноября 1877 г. После
новой русско-турецкой войны (1877-1878 гг.) - Бессарабия снова перешла к России.
Вторым архиепископом Измаильской епархии был Виссарион: он был переведен сюда
6 декабря 1877 г. с возведением в архиепископское достоинство с Тульчинской епархии,
где епископствовал с 1873 г. Бессарабские старообрядцы очень беспокоились, что
они в России утеряют все те религиозные права, которыми они так свободно пользовались
и при турецком владычестве, и в Румынии. Но русское правительство поспешило уверить
их, что они останутся и в России с прежними правами. В июне 1879 г. Бессарабский
губернатор пригласил к себе в Кишинев архиепископа Виссариона и прочел ему распоряжение
г. министра внутренних дел из Петербурга, что "старообрядцы в соединенной
части Бессарабии имеют право пользоваться всеми теми правами, какими пользовались
и до воссоединения оной к России". Таким образом признало здесь русское правительство
старообрядческую иерархию с присущими ей каноническими правами. Позже, однако,
начали постепенно и в Бессарабии ограничивать старообрядцев в правах и стеснять
в церковных действиях. Архиепископ Виссарион скончался 27 января 1881 г.
Третьим Измаильским епископом был Анастасий. Происходя из Московской губ.,
он, однако, с юношеских лет воспитывался в Славском монастыре. Как искусный в
иноческой жизни, он был избран и посвящен в игумены Петропавловского монастыря,
что на острове близ Вилкова. В 1881 г. 8 августа*327* он был рукоположен Донским
епископом Силуяном в Измаильские епископы. Весьма начитанный, энергичный, он принял
живейшее участие почти во всех наиболее крупных событиях и соборных делах старообрядческой
Церкви того времени. Скончался 14 февраля 1906 г.
После смерти епископа Анастасия Измаильская епархия находилась в управлении
Московского архиепископа Иоанна до 1907 г., когда она была поручена примирившемуся
от раздора епископу Петру, который, таким образом, является Четвертым епископом
Измаильским. В 1910 г. епископ Петр принял схиму, и Измаильская епархия была поручена
Одесскому епископу Кириллу. Еще при жизни его Бессарабия снова отошла к Румынии.
Тогдашний м. Макарий поставил на Измаильскую епархию нового епископа, Феогена,
27 октября 1919 г. Выше мы говорили о нем. Отвергнутый епархией за многие свои
беззакония, отстраненный от епархии Соборами, он отрекся от св. Церкви и от иерархии,
пытаясь создать свою раздорническую общину. Но это ему не удалось, так как за
ним никто не пошел. Умер он внезапно, в помрачении ума и с утерею языка, 18 марта
1939 г.
Если Феогена считать Пятым Измаильским епископом, то поставленный епископом
Иннокентием 15/28 июля 1935 г. и утвержденный Белокриницким Собором 1936 г. Силуян
является шестым Измаильским епископом. По избрании епископа Силуяна в митрополиты,
Измаильская епархия избрала в епископы себе Вилковского вдового священника о.
Анисима Лысова, нареченного в иночестве Арсением. По поручению м. Силуяна он был
рукоположен епископом Иннокентием в сослужении с Славским епископом Савватием
2 февраля (на сретение Господне) 1940 г. в г. Измаил. Арсений - седьмой епископ
на Измаильской епархии. В конце июня того же года Измаил со всей Бессарабией отошел
к советской России, и Измаильская епархия снова вошла в состав Российской старообрядческой
Церкви. Но через год Бессарабия опять стала румынской.
Старообрядческая Церковь и ее иерархия всегда пользовались в Румынии благожелательным
отношением к ним как самого государства, так и его правительств. Но духовенство
православное и тут, как и в России, относилось к ним с какою-то трусливою боязнью,
с маловерием в их внутреннюю силу и правоту. Так, в 1858 г., когда еще только
начала распространяться в стране старообрядческая иерархия, румынский митрополит
Софроний писал: "Если наше правительство признает старообрядческую иерархию
и церковь самостоятельными, как законом установленную религию, то она со временем
поколеблет истинную православную церковь в самом основании"*328*. Отчасти
именно таким опасением высшего румынского духовенства за свою церковь объясняется,
что старообрядчество в Румынии, как мы отметили выше, не имело так долго утвержденного
правительством Статута о старообрядческой Церкви, как оно имело его в Австрии.
Гражданское же правительство в Румынии иногда указывало своему духовенству на
старообрядческую иерархию, как на пример свободного, самостоятельного, бескорыстного
и независимого от государства существования. Так, когда в 1912 г. был в Румынии
поднят вопрос об отделении церкви от государства, то министр народного просвещения,
доказывая в сенате возможность существования церкви независимо от государства,
указал как на убедительный пример на существование в стране старообрядческой церкви
и ее иерархии. "В 1846 г., -??? докладывал румынскому сенату господин министр,
- в Константинопольской патриархии проживал босно-сараевский митрополит Амвросий.
Он был законным святителем, но без кафедры, так как был удален с нее политикой
турецкого правительства. Этот митрополит создал в старорусской религии самостоятельную
иерархию, которая и доныне благополучно процветает без опеки государства, нисколько
от него не зависима. Они служат только Богу и своему народу, не нуждаясь в правительственных
интересах". Далее министр указывал, что старообрядческая иерархия, не будучи
связана с государством и правительством, пользуется в своем внутреннем правлении
и развитии полной самостоятельностью, что дает ей возможность быть подлинно церковной
иерархией, служительницей Христу, а не государству. Связанная же с государством
иерархия служит видам и желаниям правительства. А правительства бывают разные,
даже атеистические. Служить такому правительству иерархия не должна, она должна
быть отделена от него*329*. Церковь румынская осталась, однако, в союзе с государством,
как и до сих пор пребывает. Старообрядческая же Церковь как всегда, так и теперь,
нигде, ни в каком государстве не состоит в союзе ни с правительством, ни с государством:
в своей внутренней, церковно-иерархической жизни и деятельности она самостоятельна
и свободна.
249 Мельников-Печерский писал: "Амвросий водворился в Белой Кринице в
конце 1846 г., а в начале 1847 г. не только в городах, но и в лесной глуши Заволжской
и отдельно в Сибири огромное число раскольников знало уже, что царь австрийский
покровительствует старой вере, что он дал охранную грамоту представлявшемуся ему
Амвросию и что митрополит торжественно водворился в Белой Кринице" // Мнение
II.И. Мельникова о старообрядчестве. Браила, 1900. С. 21.
Субботин сообщает: "Торжество и ликование в старообрядчестве по случаю приобретения
митрополита было действительно великое. Весь старообрядческий мир пришел в движение,
и большинство раскольников радостно отозвалось на весть о совершившемся в Белой
Кринице событии" // Присоединение к православию раскольнических епископов.
С. 12.
250 Все материалы по делу Софрония собраны П.И. Власовым, напечатаны: Слово
Церкви. 1915. С. 382, 429, 478, 671 и 692.
251 Братское Слово. 1883. №1. С. 27.
252 "Жизнеописание архиепископа Антония", составленное его секретарем
О.В. Швецовым, было издано гектографическим способом и перепечатано Н. Субботиным
// Братское Слово. 1888. № № 1-6.
253 Субботин Н. Присоединение к православию раскольнических епископов. С.
23-24.
254 Голос. М., 1880. № 20.
255 Братское Слово. 1883. № 1. С. 183.
256 Мельников П.И. Мнение... С. 18.
257 Пругавин А.С. Старообрядческие архиереи в Суздальской крепости. Очерк
из истории раскола по архивным данным. Спб., 1903. [У Ф.Е Мельникова указано,
что этот очерк был напечатан в одном из номеров ж. "Церковь". - Ред.]
258 Русский курьер. 1883. Показательно, как духов[ные лица] православной церкви
сообщали об аресте епископа [Савватия]: "Савватий, именующийся епископом
Тобольским, был [пойман] за службой в Тобольской губ. в 1867 г., сидел [в тюрьме]"
// Известия по Казанской епархии. 1873. № 22. В [это] выражение - "пойман
за службой" - нужно только добавить [Христовой]. За это именно служение был
арестован и закл[ючен].
259 Братское слово. 1885. № 16. С. 387.
260 Миссионерское: обозрение. 1906? № 3. С. 423.
261 Колокол. 1906. № 31.
262 Выдержка из "Нового Времени". См.: Церковь. 1908. № 21. С. 738.
263 Враги старообрядчества свидетельствуют: "Только благодаря этому братству
возможны такие явления, как существование в России старообрядческой иерархии,
представителей которой, несмотря на все поиски, полиция не могла отыскать. Так,
например, в Москве один из мелких чиновников почти специально занимался собиранием
сведений о еп. Софронии, его похождениях и делах. Делал он это с редким усердием:
в Петербург летели одно за другим "секретные" и "очень секретные"
донесения с полученными о нем известиями и иногда с выражением отрадных надежд
на близкую возможность захватить "известную особу", надежд, которым,
однако ж, никогда не суждено было осуществиться". См.: Субботин Н. Современная
летопись. 1867. № 23 / Приведено в книге И. Юзова "Русские диссиденты".
СПБ., 1881. С. 119. Как мы видели, были немалые успехи и у полиции: немало священных
лиц старообрядческой иерархии томилось в крепостях, казематах, на каторгах, в
далеких и безлюдных ссылках и во многих других местах. Даже святые апостолы, несмотря
на тогдашний братский союз христиан, почти все были замучены тогдашней римской
полицией.
264 Старообрядец. Австрия, 1 и 15 марта 1881. С. 18.
265 В той же газете за 1879. № 15-17.
266 Из архива о. Пафнутия Овчинникова, в Климоуцах, у П.Н. Ануфриева.
267 Старообрядец. 1883. № 21-22. С. 64.
268 Письмо в архиве Белокриницкого монастыря.
269 Старообрядец. 1880. № 31.
270 Старообрядец. 1879. № 18-19. Здесь напечатано полностью и самое всеподданнейшее
прошение Александру II.
271 Старообрядец. 1880. № 49 50.
272 Новое время. 1879. № 1069. То же отмечали и другие русские газеты, см.:
Современные известия. 1879. № 111.
273 Современные известия. 1879. № 261.
274 Страна. 1880. № 67.
275 Старообрядец. 1881. № 6-8. С. 23.
276 На Рогожском Кладбище, именно на кладбище - месте упокоения умерших, поставлены
памятники над похороненными здесь рогожскими священниками. Но, кроме того, поставлен
общий для всех памятник, на котором следующая надпись гласит: "Сей крест
Господень поставлен в память почившим здесь своими телесами священноиереям, иже
ко святой древлеправославной Церкви от Никоновых нововведений с покаянием прихождаху
и близ ста лет в духовных потребностях за всю последнюю половину многолетняго
ея вдовства служаху; причем они всегда страхом внешняго гонения поражались и внутренним
лишением благочестиваго епископства утомлялись, вечность Христопреданнаго священства
от разных нападений на законность онаго непрестанно защищали, и в таком лютом
треволнении великодушные пловцы и без Кормчаго спасали от потопления корабль церковный.
Посему для настоящаго состояния во святой Церкви благочестивой иерархии они в
точности уподоблялись оному семени, о нем же Божественное Писание глаголет: "Аще
не бы Господь Саваоф не оставил нам семени, яко Содом убо были быхом, и яко Гомори
уподобилися быхом" (Исайи 1:9; Римл.9:29). О, доброе семя. Ты на столь же
св. Церкви драго и почтенно, насколько ей и возрастая чрез тебя благочестивая
иерархия нужна и необходима. Буди же сей приятный плод твой паки неоскуден и ты
- из рода в род никогда же забвенно в вечную память" // Братское слово. 1894.
№ 14. С.336-337; Церковь.1913. № 28. С. 678. Перечислены же священники по именам
с указанием годов их кончины на каждом памятнике, см.: Церковь. № 30. С.726.
277 Братское Слово. 1886. № 11. С. 106.
278 Новое время. 1881. № 1637.
279 Собрание постановлений по части раскола. Вып. 2. С. 528.
280 Братское Слово. 1891. Т.П. С. 454.
281 Там же. С. 464.
282 Там же. С. 636-639.
283 Там же. С. 633.
284 Там же. С. 640-646
285 Беликов В. Деятельность московского митрополита Филарета по отношению
к расколу. Казань, 1895. С. 389-390.
286 Беликов В. Деятельность...
287 Братское Слово. 1891. Т. II. С.529.
288 Новое Время. 1881. № 1637.
289 Братское Слово. 1886 . Т. П. С. 107.
290 Профессор Н. Субботин первое издание своего труда о старообрядческой иерархии
отитуловал: "История Белокриницкой иерархии", а уж второе издание этого
же труда, изложенного лишь в сокращении, именовал: "История Австрийского
священства", так же назвал и второй выпуск (том) этой "Истории".
В одном месте своего миссионерского журнала он даже самим старообрядцам приписал
желание именовать свое священство "австрийским", а себя - "австрияками".
"Кто же из русских людей не знает, что первый, злейший и бессовестнейший
враг России - Австрия? И мы всегда удивлялись, как наши раскольники, - делает
Субботин иудин упрек старообрядцам, - именующиеся приемлющими австрийское священство,
австрияками. Как не сгорят они от стыда из-за одного этого соединения с их именем
ненавистного русскому сердцу имени Австрия, имени австрийского иуды, по выражению
поэта? Видно, раскол способен вытравить из зараженных им и русское сердце, и русскую
душу..." // Братское Слово. 1894. № 12.
На это тогда же был дан ответ старообрядцами: "Воистину удивительно, как
не сгорают от стыда те, именующие себя русскими людьми, никониане (в том числе,
в первую голову, и сам Субботин), которые жаждут видеть самую Россию более гнусной
и более жестокой страной в отношениях к своим же русским людям, чем эта бессовестная
Австрия? Австрия, несмотря на всю ее ненависть к русским, все-таки дала им в своих
пределах приют и разрешила им пользоваться религиозной свободой, тогда как вот
эти самые никониане улюлюкают самой России, чтобы она гнала своих чад, не давала
им возможности жить в ее пределах свободно, молиться Богу, воздвигать Ему алтари
по своей совести и по своему верованию. Видно, гнусное никонианство повытравило
из жестоких душонок своих последователей последние остатки человеческого достоинства.
О, мерзкая же эта гадина - никонианство, если оно воспитывает таких жестоких зверей.
Как могли принять его старообрядцы?!." В отпор злобному выпаду Субботина,
повторяемому даже в наше время врагами старообрядчества (в эмиграции даже, например,
священником-миссионером В. Демидовым в Америке), уместно привести здесь отзывы
о буковинских старообрядцах русской газеты "Армейский Вестник", напечатанной
в 1917 г. в статье "Поездка в Черновицы". В этой столице Буковины автор
статьи встретил старообрядцев и восторгается их русской несокрушимостью: "Торговлю
в Черновицах ведут представители разных национальностей: русские, чехи, поляки,
австрийские немцы, армяне, евреи. Но интереснее всего, что почти вся фруктовая
торговля в руках великоруссов. Обойдите большинство погребков и лавок и вы, к
удивлению, найдете, что торгуют наши не то владимирские, не то московские бабы
и девушки. Это их язык, их одежда, облик. Все чисто великорусское. Изумляясь,
откуда они успели тут появиться, я разговорился с одной из них.
- Мы из Белой Криницы, староверы. Наши деды и прадеды выехали из России 200 лет
тому назад, когда было на нас большое гонение. Живем с тех пор в этом крае. Здесь,
в Черновицах, нас не очень много. В доме моего брата - наша здешняя молельня.
А в Белой Кринице, - вы слыхали? - мы имеем своего митрополита. Но что слышно
в нашей России?
Знаете, читатель, при этих словах меня сдавило что-то за горло. Вот оно, чистое
золото русской земли, не ценимое, непонятное. Два века на чужбине. Два века в
изгнании. Забежали они к Карпатам, спасая свое святая святых. Ушли, успокоились,
а ухо держат настороже:
- Что слышно в нашей России?
В нашей, не чужой, несмотря на гонения. Вот кто делает русскую историю, вот кто
ее герой, вот кто создает границы русского государства! Что осталось бы от мягкого
разлезлого русского интеллигента после двух столетий жизни за границей? - Ничего,
ни малейшего следа русского! А тут словно вчера приехали из Клина, Коломны или
Мурома. Земной поклон тебе, сталь русской земли!
С чувством удовлетворения от встречи с нашими староверками уехал я из Черновиц:
такой народ все выдержит, всего достигнет; нет таких задач, которые ему не по
плечу" // Слово Церкви. 1917. № 4. С. 71.
В такой чистоте и строгости старообрядцы сохранились и в других государствах,
например, в Румынии. Об их состоянии там, уже в наше время вот что печатает русская
эмигрантская газета "Православная Русь" (в Словакии) от 15 октября 1940
г., в № 20: "Как известно, старообрядцы переселились в Румынию из России
еще в XIX, а некоторые и в XVIII столетии. И несмотря на столь долгое пребывание
на чужбине, они полностью сохранили и свою веру, и свое русское лицо. Вот картинка
старообрядческих похорон в г. Романы всего месяц тому назад: погребение состоялось
в воскресение, после литургии, молящихся поэтому было много. Город Роман очень
красивый, с замечательными европейскими постройками, весь шоссирован и даже асфальтирован,
улицы похожи на бульвары или аллеи. И вот по этим аллеям, под густыми ветвями,
образующими собою зеленеющую бесконечную крышу, движется медленно похоронная процессия:
впереди несут большой крест, древние иконы уже с потемневшими ликами, хоругви,
цепляющиеся за ветви деревьев, за ними гроб с покойником, далее духовенство и
многочисленный народ. Но весьма странно в городской обстановке: впереди идут мужчины
- все в сапогах, все в бородах (ни одного ни бритого или ни стриженого) все в
поддевках-казачках; идут медленно, сосредоточенно, все поют "Святый Боже,
святый крепкий святый Бессмертный, помилуй нас", поют стройно и дружно, но
древним унисонным напевом. Позади них идут так же благоговейно, так же неспешно
женщины - все в платочках, все в цветных платьях - скромных, длинных, просторных.
На некоторых местах улицы останавливаются, носильщики гроба поправляются, перемениваются
местами, священник служит литию, все мужчины поют. Потом снова трогается процессия.
Идет она почти через весь город, так как церковь старообрядческая в одной стороне
города, а кладбище в другой. По дороге встречается модная городская публика: как
она резко отлична от этой похоронной процессии. Почтительно она останавливается,
удивленно смотрит на людей, как бы с другого света появившихся в этом европейском
городе, некоторые из публики крестятся, расспрашивают, что это такое? Кто это?
О, липоване! Все их знают тут. Так тут называют старообрядцев. Встречающиеся автомобили,
[...], пролетки на минуту останавливаются, пропуская мимо себя странную процессию.
Дивная и странная картина, которую мог бы срисовать наш Нестеров. Каким-то чудом
так цельно и так ярко сохранилась здесь Русь XVII столетия, сохранилось среди
моря современных соблазнов, разных очарований, наглой красоты, бесстыдной наготы,
среди всевозможных бурь и потрясений.
Такими старообрядцы сохранились и в других городах Румынии: в Пятрах-Нянц, Тыргу-Фрумос,
Ботошанах, и в других. О деревнях уже нечего и говорить: там они еще русистее
и крепче во всех обычаях и обрядах" // Vaslui. 22 Februarie st. nou., 1946.
Pentru Conformitote. Pr. Marchel.
291 Подлинник "Изложения" сохранился до нашего времени. Он не попал
в выкраденный для Субботина Белокриницкий архив, поэтому этот историк нигде и
не упоминает его. "Изложение" вписано в четвертную переплетенную книгу,
в которой с одной стороны вписан Устав Белокриницкого монастыря, а с другой -
"Памятник редких случаев и важных событий", писанный сначала рукой о.
Ануфрия, а потом разными руками. Мы будем его именовать "Ануфриевским",
в отличие от другого - "Памятника происходящих дел Белокриницкого староверческого
монастыря", веденого иноком Павлом, а после его смерти равными лицами. Под
"Изложением" нет подписей последующих митрополитов: Никодима, Пафнутия
и Силуяна. Два первых могли и не видеть его в войну германскую 1914-1918 гг. Белокриницкий
монастырь переходил из рук в руки то русских войск, то австрийских. По этой причине
все в монастыре было убрано и спрятано, а многое и погибло. Белокриницкая библиотека,
а в ней и архив, тоже были убраны и долгое время не были приведены в порядок.
Но м. Силуян уже видел и читал "Изложение", однако не надписал его,
как бы в темном предчувствии гибели не только этого "Изложения" но и
всего Белокриницкого монастыря.
292 На этом кресте уже значилось: "Поставлен крест сей в 1885 году, по
благословению Белокриницкого г. Афанасия митрополита". Значит, более 30 лет
и такого даже креста не было на могиле великого Павла, а стоял, надо полагать,
деревянный, без всякой надписи. В мировую войну и этот каменный крест был разбит
и убран.
293 В других религиях такого деятеля, как Павел, прославляли бы до небес:
давно были бы уже написаны о нем многие исследования, воздвигнуты великолепные
памятники и т.п., а у нас не издано и даже не написано никакой биографии этого
во многих отношениях знаменитого отца Церкви. Жизнь и деятельность его еще ждут
своего исследователя.
294 Апостол Павел писал фессалоникийцам о себе: "Не ищем славы человеческой
ни от вас, ни от других: мы... были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно
обходится с детьми своими" (1 Фесс., 2:6-7). Сам Господь предуказал пророку
Илии, в каком образе он может услышать и познать Господа: "Вот Господь проходит,
и большой и сильный ветер, раздирающий горы сокрушающий скалы пред Господом, но
не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь;
после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра.
И там Господь" (3-я Царств, 19:11-12) А "гневное дыхание тиранов...
подобно буре" (Исайи, 25:4). Инок Павел умер, когда это' "дыхание"
все еще свирепствовало в России.
295 В Белокриницкой библиотеке сохранилась четвертная, в картонном переплете,
книга, в которой изложены черновые наброски некоторых Павловых сочинений. Почти
на каждой странице они до чрезвычайности испещрены вставками, дополнениями на
полях, зачеркиваниями и перечеркиваниями. Видно, Павел немало думал над каждой
фразой своей и обрабатывал ее. Сохранилось в библиотеке, по-видимому, раннее сочинение
инока Павла "Об иноческой жизни": может быть, еще в Лаврентьевском монастыре
составлялось оно. В одной из келий монастырского корпуса, называвшейся "Пафнутиевой",
висел большой портрет инока Павла, написанный масляными красками (в раме высотой
в 6 с половиной четвертей и шириной - в 5 четвертей). Изображен в соборной мантии
и в каптыре, из-под которого видны очень длинные волосы: в левой руке держит лестовку,
а в правой - большую книгу, на которой написано: "Устав Белокриницкого староверческого
монастыря" и по-немецки: "Statuten des Bielokrinitszen Altglaeubigen
Reoszers in der K.K. Oester Bucovina. 1841".
296 Этот соборный акт в подлиннике сохранился в Белокриницком архиве. На нем
подписались: митрополит Кирилл, наместник архиепископ Афанасий, архиепископ Аркадий
Васлуйский, архиепископ Иринарх Славский, священник Григорий Тульчинский, Архангельского
монастыря игумен Силуян, протоиерей Маркелл Субботин Измаильский и иерей Козьма
Павлов Измаильский.
297 Чичкин М. Воспоминания. Москва, 1885. С. 35
298 Старообрядец. 1881. № 4.
299 Судя по содержанию и стилю, "Записка" эта составлена о. Пафнутием
Овчинниковым.
300 Об этом имеются очень ценные сведения в опубликованной в 1914 г. "Переписке"
проф. Н.И. Субботина. Тогдашний митрополит московский, Сергий, имел разговор с
обер-прокурором Синода Победоносцевым по вопросу о намерениях старообрядцев перевезти
тело м. Амвросия в митрополию Белокриницкую, Сергий был в большой тревоге. Но
Победоносцев успокоил его, сообщив, что он уже "писал в Австрию - и к послу,
и к консулам, чтобы они с своей стороны предостерегли австрийское правительство
от содействия скандальному предприятию". Победоносцев обратился даже к московскому
генерал-губернатору, чтобы он "обуздал тех лиц (старообрядцев), которые стараются
осуществить эту затею" // Переписка. С. 532-533. "Всесильный" обер-прокурор
боялся даже покойного митрополита Амвросия.
301 Достойно замечания, что "Истинность" противники старообрядчества
даже не пытались критиковать. Только одна страница одной лишь первой главы подверглась
жестокому и крайне недобросовестному нападению со стороны миссионеров.
302 В Словаре "Старообрядчество. Лица, предметы, события и символы"
датой возведения на престол Тульчинского митрополита Афанасия названо 4 июля 1900
г. - Ред.
303 Поучительно с этим фактом, в свое время опубликованном в столичных русских
газетах, сопоставить следующий факт, тогда же опубликованный в таком органе печати,
как Рязанский "Миссионерский Сборник": "Греческий патриарх в Константинополе
обратился с посланием ко всем греческим митрополитам Турции, в котором предписывает
в каждое воскресенье за обедней молиться за здравие султана и о победе Турции
над Россией. Патриарх пожертвовал тысячу пар сапог для турецких солдат" //
Миссионерский сборник. 1914. № 12. С. 987.
304 В Белокриницком архиве сохранился подлинник, написанный рукою м. Макария:
"Свиток Священных Лиц, хиротонисанных мною: архиепископа Мелетия (Московскаго),
епископа Леонтия (Славскаго), епископа Ермогена (Тульчинскаго), епископа Иоасафа
(Тульчинскаго), епископа Никодима (Славскаго), епископа Феогена (Измаильскаго);
архимандрита Нектария, священноиноков: Макария, Илария, Иосифа и Геннадия; иереев:
Иоанна,Иоанна (дважды в рукописи. - Ред.) Филиппа, Василия, Игнатия, Димитрия,
Симеона, Петра, Зиновия, Трифона, Тимофея, Артемия, Стахия, Александра, Иоанна,
Агафонника и Лукиана; иеродиаконов: Сильвестра, Паисия, Киприяна и Афанасия; диаконов:
Симеона, Исидора, Акинфа, Савву и Порфирия". Всего 37 духовных лиц. На этом
"Свитке" нет даты, поэтому нельзя его признать окончательным. Относительно
рукоположенного м. Макарием Феогена в Измаильские епископы, о котором он знал,
что его нельзя производить в священное достоинство, по свидетельству его духовника,
Макарий тогда же, после рукоположения, сказал: "Отвечать буду перед Богом
за его рукоположение". Действительно, рукоположение это было весьма неосмотрительным,
ибо Феоген в епископском сане много причинил зла св. Церкви и умер в раздоре с
нею 18 марта с/с 1939 года.
305 В Словаре "Старообрядчество..." - 9 июля 1928 г. С. 215. - Ред.
306 Вся история Феогеновской смуты изложена в брошюрах: 1) Епархиальный съезд
в г. Вилкове 19 апреля (2 мая) 1935 г. и 2) Старообрядческая Измаильская епархия.
Кишинев, 1935. Обе брошюры снабжены многими докладами и фактическими сведениями.
307 Не княгини, а московской купчихи-старообрядки Ольги Александровны Овсянниковой.
308 Не под тополями, а во фруктовом саду, через который дорожка ведет в мужской
монастырь.
309 Его Величества. - Ред.
310 Мурентул. 1935, 12 октября.
311 Митрополит Виссарион оставил митрополиту Пафнутию следующую грамоту: "Высокопреосвященный!
Давно мы уже желали ответить на ваше посещение, которым вы нас обрадовали во время
нашей первой встречи в Черновцах, к сожалению однако, всякого рода заботы и неотложные
епархиальные дела препятствовали этому и только сегодня позволили приехать сюда,
чтобы свидеться с Вами. Теперь же мы пришли с большой радостью, чтобы навестить
христианского иерарха, имеющего в округе нашей епархии отдельное церковное учреждение
и духовно руководящего народом, который живет сотни лет в дружественных отношениях
с нашим народом и мирно развивает свою жизнь на столь гостеприимной земле Румынии.
Мы живем в христианской любви со всеми вероисповеданиями, но пусть никто не удивляется,
если мы эту христианскую любовь показываем особенно там, на чьих церквах возносится
знамя святого креста, оставляя в стороне все различия, имеющиеся между нами, происходящие,
наверное, от людей, а не от Бога, нашего Исуса Христа, Который требует от всех
словами "Да будем едино во имя Его". С этою мыслию брата во Христе,
приходя сегодня в среду нашу, кличем Вам и Вашему Вами пасомому стаду: "Христос
посреди нас!" - и, радуясь видеть Вас благополучными, молю Бога, чтобы дружба,
которая должна быть между нами, осталась на веки, аминь". Поставлен четырехконечный
крестик и заглавная латинская литера V.
312 Старообрядческий Статут полностью напечатан в правительственном [печатном]
органе Румынии "Monitorial Oficial". 1947, 13 мая. № 107. С. 3736-3742.
313 В Словаре... (см прим.13, 16, 24) - 1941 г. С. 283.- Ред.
314 В Словаре... - под вопросом указан 1942 г. С. 115. - Ред.
315 См. прим. 26. -Ред.
316 В рукописи не указан год. В Словаре... - 1943 г. С. 283. - Ред.
317 Н. Субботин. Присоединение к православию раскольнических епископов. С.
28; Об этом же см. в Герценовском "Колоколе".
318 Подлинная грамота архиепископа Аркадия, подписанная митрополитом Амвросием
славянскими литерами, до самого последнего времени (до захвата большевиками) сохранялась
в белокриницком архиве.
319 В Словаре... - 26 или 27 сент.1850 г. С. 16. - Ред.
320 Любопытно, что в "Списке" епископов, рукоположенных в Австрии,
Турции и Румынии, хранящемся в архиве Славского монастыря, Иустин совсем не значится,
точно его и не было. В опубликованных профессором Субботиным письмах Аркадия,
епископа Славского, знаменитого экзарха некрасовцев, есть упоминания об Иустине.
В письме от 4 августа 1865 г. Аркадий пишет другому Аркадию, Васлуйскому архиепископу:
"Иустин не смиряется, а более - в гордыне и презорстве и в отчаянии... Просим
его удержаться от всякого священнодействия". В письме от 29 июня 1866 г.
к тому же Васлуйскому Аркадию: "А в народе тульчинеком велия скорбь, что
в смертных случаях желают неции иного духовника, а не Иустина, который запретил
приходского священника и вместо него отправляет в приходе требы... ибо неприлично
младому епископу ходить по хатам и родильницам читать молитвы и прочил требы исправлять...
Чрез сие имеется большой соблазн" // Братское Слово. Т. П. С.726, 784. Этот
соблазн и загнал Иустина в единоверие. О дальнейшей его судьбе ничего не известно
нам.
321 В Словаре... - 4 июля. С. 162. - Ред.
322 В "Памятнике" он именуется "Онуфрием", но сам он всегда
подписывался "Ануфрий", как значится в старых церковных святцах. Так
именовал его и Субботин.
323 Так назывался по-турецки теперешний город Браилов.
324 О причинах его "падения" мы будем говорить в главе: "Отступники
старообрядчества".
325 В Словаре... - 9 июля. С. 215. - Ред.
326 В доме Измаильской епископии (в Измаиле) до последнего времени висел на
стене в рамке "Указ императора Николая Павловича". Собственно, это объявление
о Высочайшем Указе измаильского градоначальника старообрядцам. Вот его текст:
"Согласно предписанию моему о позволении переселившимся в 1830 г. из Бабадайской
области некрасовцев вместо перевезенной ими из-за Дуная деревянной церкви построить
таковую каменную, господин министр внутренних дел входил с представлением в комитет
министров, по положению коего государь император 21-го июля 1831 г. повелеть соизволил:
"Дозволить некрасовцам, согласно их желанию, устроить в Измаиле вместо предполагаемой
деревянной церкви новую таковую каменную, и отправлению в оной церкви веры христианской
по правилам старообрядческим не возбранять". В чем получив отзыв от г. Новороссийска!"
и Бессарабскаго генерал-губернатора 12-го января, за № 729 и министра внутренних
дел, за № 428, - поставляю в известность вышеозначенных некрасовцев и надеюсь,
что употребят они все меры к скорейшему окончанию заложенной и доведенной в постройке
до верхняго уже карниза означенной каменной, во имя св. Николы Чудотворца, церкви,
имея при ней, сходно желанию общества, двух священников и одного диакона для богослужения
по старообрядческим обрядам. Что в действительности состоялось позволение к выстройке
оной церкви по соизволению государя императора, то в том свидетельствую подписом
и с приложением герба моей печати. В городе Тучкове (Измаиле) января 12-го дня
1833-го года. - Его императорскаго величества, Всемилостивейшаго государя моего,
генерал-лейтенант, Измаильский градоначальник и кавалер Тучков". (М.п.).
327 В Словаре... - 8 марта. С. 23. - Ред.
328 Сырку. Наши раскольники в Румынии // Христианское Чтение. 1878. № 5-6.
С. 669.
329 Румынская газета "Универсул". 1912, 29 декабря. № 355; Церковь.
1912. № 3. С. 62-63.
Далее
|
