Илья Семененко-Басин

Новое религиозное сознание на рубеже XVIII века: архиепископ Феофан Прокопович

Доклад на конференции «San Pietroburgo 1703-2003. Una citta, un’idea, i suoi uomini», Сериате (Италия), октября 2003 г.

Православие как конфессия, как исповедание веры, теологический дискурс, литургия и частные религиозные практики, может рассматриваться в качестве своего рода «Византии после Византии», согласно расхожему научному определению. Священное наследие Греко-православной империи, Православие как некая действительность индивидуальной и коллективной души, неизбежно должно было претерпеть трансформацию в эпоху петровских преобразований. Показательной фигурой здесь безусловно является архиепископ Феофан Прокопович.

*        *        *

Уроженец Киева, Елисей (или Елеазар) Прокопович родился 27 апреля 1677 г. в Киеве . Рано лишившийся родителей, будущий иерарх воспитывался дядей, ректором православной Киево-Могилянской коллегии. В этом учебном заведении наш герой, отличавшийся острым умом и прекрасной памятью, получил начальное образование, завершившееся в 1687 г. Своё образование Елисей продолжил в Западной Европе. В 1690-х годах во Львове (или Владимире на Волыни) он присоединяется к Католической церкви, а в ноябре 1698 г. под именем Самиул Церейский приступает к занятиям в греческой коллегии св. Афанасия в Риме. Прокопович и в Риме показал себя блестящим учеником, но… в октябре 1701 г., «без единой на то причины, с большим скандалом», как указывают регистры, покинул коллегию. За годы учёбы на Западе пытливый украинец успел познакомиться не только с программой высшего учебного заведения (отметим, впрочем, что он не успел прослушать в коллегии курс теологии), но также с античной литературой, с новейшими интеллектуальными веяниями – с трудами Р. Декарта, Ф. Бекона, Б. Спинозы, М. Лютера, с достижениями западноевропейского естествознания той эпохи.

Мы не знаем, где находился Прокопович после римского конфуза. Он покинул Католическую церковь и присоединился к Православию, в 1702 или в 1704 г. (относительно даты у историков существуют разногласия), в 1705 г. принял монашеское имя Феофан и став преподавателем Киево-Могилянской академии в своём родном городе. Феофан читал на латинском языке курсы поэтики и риторики, затем, став профессором философии и префектом академии, - курсы натурфилософии, логики, физики, математики, этики. Наконец, став в 1711 г. ректором академии, Феофан начинает читать курс лекций по богословию. В это же время он пишет драмы, поэтические произведения, много проповедует.

Наверное, учёный монах, не лишённый авантюрной жилки, так и остался бы профессором в Киеве, если бы не встреча с российским императором. Ещё в 1706 г. выдающийся украинский ритор был замечен Петром I, ценившим образованных людей, способных понять его реформаторские планы. В 1715 г. Феофан с большой неохотой покинул Киев и перебрался в новую столицу России, Петербург, повинуясь приказу Петра I. В 1718 г. Феофан был рукоположен в епископа и занял Псковскую кафедру. Впрочем, его постоянным местом жительства с этих пор становится Петербург.

Епископ Феофан рано успел восстановить против себя консервативных российских иерархов и богословов. Выдающегося апологета петровских реформ, соединившего в одном лице архиерея и государственного идеолога, до конца жизни будут преследовать обвинения в ереси. Сам Феофан не останется в долгу – в историю Русской церкви он войдёт как один из самых ловких и коварных интриганов, умевший обратить всю мощь политической власти против своих оппонентов. Обвинения, выдвигаемые в адрес Феофана, касались, прежде всего, крайне рационалистических подходов в области теологии. Феофан резко критиковал и даже высмеивал старинные традиции русского Православия с точки зрения европейского Просвещения той поры. Более подробный анализ его взглядов будет предложен читателю ниже; сейчас я только отмечу нерасторжимую связь идеологии петровских реформ и культа «разума» во всех областях жизни. Выдающийся русский писатель, поэт, драматург, филолог и математик, автор целого ряда политических произведений, сторонник решительной реформы Православной церкви, архиепископ Феофан становится символическим лидером русского Просвещения петровской поры.

В годы правления Петра произошла коренная реформа системы церковного управления. Патриаршество в России было упразднено, высшая церковная власть – передана постоянно действующей коллегии духовных лиц. Патриархи прежнего времени были зависимы от царя; отныне Духовная коллегия, позднее переименованная в Святейший Синод, становилась подотчётной самодержцу уже не de facto, но de jure. Новое законодательство, в котором церковное управление было сведено до ранга одного из министерств, стало творением рук Феофана Прокоповича. Он же и управлял новосозданной Духовной коллегией - Синодом. Не удивительно, что в такой ситуации именно архиепископ Феофан стал злейшим противником унии Русской церкви с Римом (подобные планы обсуждались некоторыми католическими священниками, постоянно находившимися в Петербурге).

Учёность и одарённость соединились в личности Феофана с большой  работоспособностью. Он возглавлял частную школу нового типа в столице и писал трактаты о престолонаследии по заказу Петра, работал в области историографии и усиленно занимался математикой, посвятив ей едва ли всю любовь своего сердца. Архиепископ Феофан по праву слыл выдающимся церковным проповедником, ему принадлежит один из первых русских катехизисов, где, между прочим, содержалась апология всеобщей грамотности в России. Много сделал он и для организации науки, в частности, для создания Академии наук. Наконец, архиепископ Феофан много занимался поэтическим творчеством, именно он ввёл в русскую. поэзию «итальянскую октаву». Некоторые стихотворения Прокоповича стали песнями, получив широкое распространение.

После смерти Петра, последовавшей в 1725 г., епископ Феофан пережил не лучшие времена. В том же 1725 г. он занял Новгородскую архиепископскую кафедру, но почва уходила у него из под ног – враги петровских преобразований стремились уничтожить архиепископа Феофана. Однажды Прокопович вместе со своими единомышленниками-священниками подумывал даже об эмиграции из России. Вся оставшаяся жизнь Феофана Прокоповича превратилась в напряжённую интригу, в ходе которой он с применением самых недостойных методов сумел отстоять как идеологию петровских реформ, так и собственную жизнь. Заручившись покровительством императриц, правивших после Петра, архиепископ Феофан боролся и с врагами идей Просвещения, и с врагами специфических приёмов протестантской библейской экзегезы, и с излишествами народной православной религиозности, и с политическими оппонентами покойного царя-преобразователя. Враги Прокоповича, консервативные иерархи Русской церкви, противники новых веяний в русской жизни, пришедших вместе с Петром I, проиграли архиепископу Феофану и заплатили свободой или даже самой жизнью.

В поздних проповедях архиепископа Феофана, дошедших до нас,  пронзительно звучит тема бренности человеческой жизни. Прокопович скончался 19 сентября 1736 г. в Петербурге, был похоронен в кафедральном Софийском соборе Новгорода.

*        *        *

Многие авторы, писавшие об архиепископе Феофане, привычно усматривали в  его текстах и практических решениях «протестантские идеи» или «влияния протестантского рационализма», повторяя обвинения, когда-то брошенные Феофану его церковно-политическими противниками ещё в начале XVIII века. Подобные оценки, как я полагаю, не совсем корректны; нам надо постараться понять внутреннюю, глубинную мотивацию интеллектуального и административного новаторства архиепископа Феофана.

Известно, что Феофан проявил себя как энергичный реформатор Православной церкви и российского общества. Эта деятельность стала продолжением некоего духовного поиска, начавшегося у Феофана задолго до сближения с Петром I. Феофан делал то, на что решались немногие его коллеги-священнослужители той эпохи – он выбирал. Ещё в киевский период он свободно, без оглядки на домашнюю традицию, выбирал метод библейской экзегезы, выбирал способ интерпретации священных тайн христианства, философские подходы, модель личного благочестия, наконец – саму  конфессиональную принадлежность, будучи то католиком, то православным. Наше сознание устроено таким образом, что, выбирая, мы сами становимся открыты выбору, нас выбирают. И киевский учёный монах был избран царём-преобразователем для осуществления неких больших государственных задач. Личный поиск Феофана и поиск Петра I совпали.

В какой именно реформе нуждалась Российская церковь? Во-первых, царь намеревался подвести черту итога под событиями середины – второй половины XVII века: авторитарный стиль патриарха Никона, реформа благочестия и литургики по современным греческим образцам, мятеж старообрядцев – сторонников старого русского благочестия, сопротивление высшего духовенства прозападным социальным реформам самого Петра… Во-вторых, русское духовенство, по мысли царя-преобразователя, должно было, наравне с другими сословиями, принять участие в создании регулярного государства нового типа. Предстояло решить также проблемы церковной собственности. Наконец, Пётр нуждался в писателях-идеологах, умных и умелых пропагандистах «нового стиля жизни».

В тесном соприкосновении с людьми Запада Пётр приобрёл новый, неслыханный для русского человека цивилизационный и культурный опыт. Между этим новым опытом и новыми запросами, с одной стороны, и традиционной русской жизнью, с другой, возникало сильнейшее напряжение. Эта психологическая модель была присуща, конечно же, не одному только Петру, но всему социальному классу, формировавшемуся на рубеже XVII – XVIII в. Такого человека, потенциального творца и разрушителя, современные исследователи справедливо называют homo novus .

Итак, «новый человек» Феофан Прокопович, носитель нового сознания, оказался вознесён властью российского царя на вершину социальной пирамиды. Отныне он будет принимать самое активное участие в создании официального дискурса петровского правления, более того, всевозможные инновации станут его специальностью. 

Самое известное, хотя, как я полагаю, не самое значимое деяние Феофана – идейное обоснование реформы русской православной иерархии, то есть упразднения патриаршества и замены его коллегиальным, постоянно действующим органом, получившем название Святейшего Синода. Коллегия эта находилась в тесной взаимосвязи с троном.

Как и следовало ожидать, Феофан предложил решение затруднительной ситуации, сложившейся после реформ патриарха Никона. Проблематика спора между сторонниками новогреческого богослужения/благочестия и старообрядцами восходила к фундаментальным категориям неоплатонизма, а именно, к проблеме уникальной связи символа с Первообразом. Архиепископ Феофан предложил попросту перепрыгнуть через конфликт, подчиняя деснице автократора представителей обеих партий. Интеллектуальная гражданская война была погашена им – только на страницах собственных писаний, разумеется – методами номинализма, отрицающего вообще какую бы то ни было связь между идеальными сущностями «в небесах» и символами «на земле». Суть православного христианства, по Феофану, состоит в вере и рациональном приятии истин катехизиса, при этом законен любой литургический жест, окончательный же выбор рекомендуемых форм богопочитания оставался за государственно-церковной бюрократией. Последняя должна была руководствоваться критериями «общей пользы».  

Строго говоря, вообще все деяния священнослужителей представлялись архиепископу Феофану вписанными в контур этой «общей пользы», слаженно работающего государства, устроенного согласно «разуму» и «науке». И здесь мы подходим едва ли ни к главной теме всей деятельности архиепископа Феофана: разум, наука и «естественное» были для этого представителя европейского Просвещения основными интуициями, тем фундаментом, на котором предстояло чуть ли не заново возвести всё здание политики и культуры в России. Говоря иначе, российским священникам предстояло воспринять установки самого архиепископа Феофана, казавшиеся многим «протестантскими». Вокруг этого и завертелась поистине ужасная борьба двух партий в Русской церкви, при чём политические и теологические мотивы трагически переплелись. Все возражения противников «разума» и «науки» Феофан отметал с порога. Дело было не только в защите своего личного положения, своей безопасности. В нападках на Протестантизм Феофан усматривал завуалированный подрыв идеологии петровских реформ. Ведь если вы предлагаете отстаивать догматы Церкви посредством казни еретиков или сомневаетесь в благодатности крещения посредством обливания (а не полного погружения), значит вы не восприняли основы нового сознания, не желаете участвовать в государстве «общего блага» согласно установленным правилам, и, в конечном счёте, можете прийти к отрицанию всего дела Петра I. А это в глазах архиепископа Феофана было политическим преступлением!

Таким образом, та миссия, которую царь-преобразователь и архиепископ Феофан вручили Русской церкви, была одновременно и властным призывом к сотрудничеству с троном, и ответственным политическим заданием, и программой переустройства религиозной культуры русского Православия.

Поясним привязанность архиепископа Феофана к разуму, науке и «естественному». Для киевского богослова и Новгородского иерарха Бог – это уже не субъект, встречающий человека во Христе, но некий объект, созерцаемый в творении, доступный изучению в фактах природы. Нетрудно почувствовать в таком богословском подходе подспудно зреющий антропоцентризм. Придирчивый критик без труда найдёт в текстах архиепископа Феофана элементы пантеизма и деизма; впрочем, философские взгляды Феофана всё же оставались в рамках теологической нормы. Впрочем, для нас важны не оговорки Феофана Прокоповича или некий глубинный скепсис, содержащийся в его рационалистических конструкциях, но взаимосвязь его интуиций и конкретных социально-политических поступков архиепископа.

Быть может, ничто так не характеризует культ разума, как увлечение математикой. Она поистине стала второй – если не первой – специальностью этого учёнейшего человека. В петровскую эпоху у русского homo novus менялось смотрение: на место покаянного взгляда, обращённого к иконам, пришёл взгляд дискурсивный и изучающий, внимательно исследующий экспонаты кунсткамеры, учреждённой царём в Петербурге. В полной мере сказанное относится к Феофану Прокоповичу. Взгляд естествоиспытателя и математика формирует сознание – на место живого религиозного символа становится математический знак. Архиепископ Феофан был один из богатейших людей Петербурга и, в то же время, – одним из крупнейших застройщиков нового города. Таким образом, в градостроительных увлечениях Феофана математическое сознание развёртывалось во всё новые и новые пространственные утопии, регулярные городские пейзажи.

Известно, что архиепископ Феофан оставил после себя концепцию нового российского государства, основанную на принципах естественного права. Куда менее известно, что в работах Феофана предельно усилены права власти и умалены права личности. Архиепископ Феофан с неизбежностью должен был вывести некое фундаментальное условие существования утопии «общего блага» и полицейско-математической государственности нового типа. Таким условием в России той эпохи могла быть только власть императора, чьи полномочия выходили бы далеко за рамки общественного договора и «общего блага». В конце концов, в концепции Феофана обязанности монарха перед народом исчезают, а права монарха представляются абсолютными. 

Возвращаясь к реформаторскому стилю, которым отмечена вся церковная деятельность архиепископа Феофана, мы видим, что властное переустройство реальности было основной задачей его жизни. Сначала происходит переустройство внутренней реальности молодого учёного, не лишённого авантюрных склонностей. Затем духовный поиск разворачивается в виде лекций и драматических произведений киевского периода его жизни. Наконец, в годы активной государственной деятельности, Феофан проявил свои практические таланты. Он взирает на традиционную русскую жизнь словно бы на некое бесформенное пространство или хаотическую материальную массу, к которой следует приложить максимум усилий в согласии с «разумом» и «наукой», дисциплинируя благие силы естества.

*        *        *

После всего сказанного станет ясно, почему я предлагаю с большой осторожностью относиться к клише «протестантского влияния» в Русской церкви, чьим проводником будто бы был Феофан Прокопович. Едва ли мы можем говорить о конфессиональном протестантизме применительно к его деятельности. Нельзя забывать, что для повседневной культуры «нового человека» петровской поры принципиально важен был культ радости жизни, своего рода идеология наслаждения жизнью, и архиепископ Феофан разделял с другими эту идеологию. Всё это никак не вяжется с классическим европейским протестантизмом. На самом деле, внутренней задачей Феофана была радикальная реформа «Византии после Византии», этой незримой, но столь действенной реальности души. Неудивительно, что внутренняя, духовная реальность учёного иерарха и его смелые писания вызывали в России оторопь у одних, и гнев – у других. Неудивительно также, что Феофан пользовался большим уважением со стороны немецких профессоров лютеранской школы.

Мы ошиблись, если бы рассматривали архиепископа Феофана в качестве деятеля, насаждавшего в Русской церкви некие «протестантские влияния». В действительности Феофан выработал смелый проект «конфессионализации», то есть создания дисциплинированной нации-церкви, по образцу европейских стран Нового времени. Эта конфессия, единая для всей империи, должна была отличаться от старого русского Православия, строиться исключительно ради «общего блага», на основе прогрессивной ментальности homo novus. Планы царя-преобразователя с неизбежностью требовали подобного решения со стороны духовных лиц.

Как это часто бывает с реформаторами, сама жизнь подвергла коррекции утопические планы Феофана Прокоповича. Многое из его трудов было забыто, многое – воспринято в смягчённом и адаптированном виде, так что трансформация «Византии после Византии» сохранила свой естественный темп, предопределённый не властной волей реформатора, но закономерностями человеческой истории.