ГЛАВА 3. ФОРМЫ И МЕТОДЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ВОЕННОГО ДУХОВЕНСТВА В РУССКОЙ АРМИИ.

Успешное решение задач, связанных с духовно-нравственным воспитанием военнослужащих, виделось командирами и военными священниками при условии совершенствования методов, форм и средств воздействия на личный состав армии и флота. Предполагались следующие приоритеты: улучшение качества Богослужения, ведение воспитательных внебогослужебных бесед не только священниками, но и офицерами, врачами, создание при церквах библиотек, доступных для нижних чинов.

        Важнейшей формой религиозно-нравственного воспитания военнослужащих русской армии, кроме проповеди слова Божия, было благоговейное чинное совершение Богослужения в полковых церквах. В хорошем и привлекательном Богослужении, в том числе и церковного пения, было заинтересовано само военное духовенство, так как этим путем оно могло благотворно влиять на религиозное чувство военнослужащих, производить нравственное воздействие на военнослужащих и тем содействовать возвышению своего пастырского авторитета. Священникам вменялось в обязанность «неопустительно… благоговейно, отчетливо, внятно, но не утомительно… вести церковные службы», обеспечив 100 процентов посещаемость церквей воинами.[1]

         Еще большее значение придавалось проведению Богослужений на войне. Последний протопресвитер Г.И. Шавельский отмечал, что «Богослужение на войне – великое дело».[2] Постоянные опасности, близость смерти, огромная напряженность военной работы требовала духовной поддержки для воинов со стороны пастыря Церкви. «Русский солдат, - писал Г.И. Шавельский, - не страшится смерти, но боится умереть без причастия, быть зарытым без церковного погребения».[3] Новое «Положение» (ст.50) обязывало военных священников прилагать «старания о составлении из воинских чинов и обучающихся в полковых школах церковных хоров для пения при Богослужениях».[4]  Нужно отметить, что потребность в лучшей постановке церковного пения в полковых церквях давно уже сознавалась военными пастырями. Однако во многих полковых храмах были и хорошие церковные хоры и Богослужение проводилось на высоком уровне.[5] Большой известностью в Санкт-Петербурге пользовался Антониевский народный хор при соборе преподобного Сампсония (Сампсона) Странноприимца, созданный в 1888 году офицером морского ведомства Антоном Фердинандовичем Путвинским, который руководил хором вплоть до до революции 1917 года. К 1904 году состав хора вырос от 20 до 150 певцов. С 1894 года коллектив выступал во время лекций петербургского проповедника священника Григория Спиридонова, с 1895 года давал общедоступные концерты, состоявшие из духовных и светских произведений русских композиторов и народных песен, в храме и на концертах духовной музыки исполнялись сочинения авторов петербургской школы (Е.С. Азеева, А.А. Архангельского, М.А. Балакирева, Н.И. Бахметева, протоиерея М. Лисицына, А.Ф. Львова, протоиерея П. Турчанинова и др.), а также произведения П.И. Чайковского. Критики отмечали прекрасный подбор голосов, техническое мастерство и идеальную дисциплину хора.[6]

         В Сергиевском всей артиллерии соборе в Санкт-Петербурге также был хор из 100 человек прихожан этого собора, созданный в 1889 году по инициативе отца протоиерея Дмитрия Никитина и при содействии настоятеля собора протоиерея А.А. Желобовского. Хор пел ранние литургии  во все  воскресные и праздничные дни «с замечательным искусством»[7].

         Следует отметить, что вопрос церковного пения остро стоял и в епархиальных приходских храмах. Протоиерей Кустодиев в 1873 году на страницах «Московских ведомостей» передает потрясающее впечатление, произведенное на него всенародным пением в сельской церкви, которую он посетил в Венгрии. М.Н. Катков подчеркивает: «Мы совершенно согласны, что никакие капеллы, никакие концерты не могут заменить всенародного пения».[8] И далее продолжает: «Умственная скудность наша выразилась в огрубении нашего церковного быта. Мы не развили к лучшему, а уклонили к худшему переданные нам обычаи и обряды. Так, до сих пор у нас держится дилетантизм по части басистых дьяконов и щеголянье оглушительным ревом, в котором почти исчезает всякая членораздельность человеческого голоса».[9]

         Пение всею церковью, как свидетельствует протоиерей Кустодиев, не только не противоречит чину Православной Церкви, но соответствует ее характеру и согласуется с ее преданиями. «Местное православное духовенство справедливо находит, что допущение всенародного пения возвысило бы и поддержало бы Православную Церковь в местных населениях. Но это казалось великим нововведением и возбуждало вопрос. Мы не знаем, как он разрешился; но думаем, что это мнимое нововведение в Православную Церковь много способствовало бы к ее оживлению внутри России, где православие господствует, но не сияет…».[10]   

         Традиционно большое внимание в русской армии уделялось молитве.[11] Коллективные молитвы, если позволяла обстановка, проводились в полках 5 – 6 раз: после подъёма, перед обедом, после обеда, перед ужином, после ужина и после вечерней поверки. Так, например, один из воспитанников Школы гвардейских подпрапорщиков и юнкеров в воспоминаниях отмечал, что утром «Вставшие отправлялись в умывальню, которая устроена была у нас отличным и даже щеголеватым образом; освежившись там и окончив остальной свой туалет, воспитанники, по команде дежурного офицера, строились в камерах, на молитву, а потом, в строю же, шли вниз, в столовую…».[12] «Устав о внутренней службе в пехотных войсках» 1875 года определял: «Проходя мимо лотка с мясом, они (нижние чины –К.В.) разбирают порции и становятся по столам. По приказанию дежурного по роте они поют предобеденную молитву, затем садятся и разбирают миски». (Глава 4. Распределение времени и повседневный порядок в казармах. § 196). Распорядок дня для кадет младших классов в 1890 году включал:

Мероприятия	Время
Подъем, осмотр, молитва	6.00 – 6.45
Утренний чай	6.45 – 7.00
Медосмотр, приготовление уроков	7.00 – 7.50
Перемена	7.50 – 8.00
Первый урок	8.00 – 8.50
Перемена	8.50 – 9.00
Второй урок	9.00 – 9.50
Перемена	9.50 – 10.00
Третий урок	10.00 – 10.50
Перемена	10.50 – 11.00
Завтрак	11.00 – 11.15
Отдых, прогулка	11.15 – 12.00
Четвертый урок	12.00 – 12.50
Перемена	12.50 – 13.00
Пятый урок	13.00 – 13.50
Перемена	13.50 – 14.00
Шестой урок	14.00 – 14.50
Прогулка, осмотр	14.50 – 15.15
Обед	15.15 – 16.15
Отдых	16.15 – 17.15
Церковный хор, ручной труд	17.15 – 18.15
Приготовление уроков	18.15 – 18.55
Перемена	18.55 – 19.05
Приготовление уроков	19.05 – 19.45
Гимнастика	19.45 – 20.00
Уроки музыки, гимнастика	20.00 – 20.30
Вечерний чай	20.30 – 20.45
Молитва, чистка, укладка	20.45 – 21.30

         Распорядок дня для кадет старших классов включал дополнительно спевку церковного хора с 18.15 по 18.45. Сегодня это может показаться утомительным, но в то время это было естественным и выполнялось неукоснительно.[13]

         Выпускники кадетских корпусов отмечали, что несмотря на наклонность к разгулу не мешала большинству воспитанников быть весьма набожными и с уважением относиться к предметам религии. «Черта эта, конечно, выносима была из родительских домов, потому что школьный (кадетский – В.К.) священник не имел на нас особеннаго влияния. После вечерней оффициальной молитвы, совершаемой всеми учениками вместе, значительная часть их (особенно в пехоте) отправлялась на предцерковную площадку, заменявшую нам рекреационный зал, и там еще долго молилась в одиночку. Кощунство и насмешки над религией проявлялись крайне редко и влекли за собою иногда безпощадную расправу со стороны самих товарищей. Так, например, один юнкер, забравшись на церковные хоры, вздумал там курить, - его немилосердно отстегали за это, юнкера же, кожанными подтяжками. По успешном окончании экзаменов, многие из воспитанников, согласно данному ими обету, отправлялись пешком в Сергиеву пустынь, что на Петергофской дороге. Великим постом всегда набирался целый стол (человек около 20-ти), желавших в течение всех семи недель есть постную пищу».[14]

         Местные власти наблюдали за порядком и тишиной на улицах во время богослужения и крестных ходов. До окончания церковной службы и крестного хода воспрещалось начинать народные гулянья. Полиция должна была смотреть, чтобы во время крестного хождения и отправления божественной литургии на улицах никаких криков, драк и других грубых нарушений общественного порядка не происходило. Полиция обязана была прекращать всякий шум и драки, как на улицах, так и в домах, и особенно в праздничные и воскресные дни, во время отправления литургии и совершения крестных хождений. Она наблюдала за тем, чтобы на улицах не произносили бранных слов и задерживала тех, кто шел или ехал по улицам с песнями и «непристойным образом свистели».[15]

         Помимо коллективных (поротных) молитв, рекомендовалось молиться и в одиночку. Для этого в каждой роте существовала молитвенная комната с иконой. Каждый полк имел своего небесного покровителя в лице какого-либо святого угодника.[16] Икона этого покровителя находилась в молитвенной комнате. Освященные иконы подносились военначальникам перед выступлением в поход. Так, в момент мобилизации русских войск на Кавказе в 1877 году, генерал-фельдцейхмейстеру Великому князю Михаилу Николаевичу воины артиллеристы поднесли икону, как выражение глубокой преданности и самых искренних пожеланий Его Императорскому Высочеству полного успеха в предстоящих военных действиях.[17]

         О значении такого внимания со стороны подчиненных для Михаила Нико-лаевича мы можем судить по приказу по Артиллерии № 61 от 27 апреля 1877 года изданного начальником штаба генерал-адьютантом Баранцовым А.А.: «Его Императорское Высочество Генерал-Фельдцейхмейстер изволил удостоить меня следующим рескриптом:

                                       «Александр Алексеевич!

         Глубоко тронутый любезным вниманием и выражением теплых чувств дорогой Моему сердцу артиллерии, Я прошу Вас, всем участвовавшим в поднесении Мне иконы,- выразить Мою сердечную признательность.

          Икона эта в продолжение всего похода будет сопровождать Меня везде, и, молясь перед нею, Я всегда буду знать, что со Мною молитвы и теплые пожелания преданных Мне сердец!»[18]

          Полковой священник внимательно следил за тем, чтобы молодые солдаты хорошо знали тексты молитв и молились ежедневно. Положительные результаты достигались:

          1)  вручением каждому солдату сокращенного молитвенника; введением в частях (ротах, эскадронах, батареях и во всех командах) хороших чтецов из числа солдат;

          2)  приобретением частями молитвенников и других священных книг, как, например, Евангелия, Библии как на славянском, так и на русском языках;

          3)  читкой в дни праздников подходящие случаю акафисты, службы, Евангелия и т.д.

          Это укрепляло и давало некоторую устойчивость солдатам в их религиозно-нравственных чувствах. Во многих полках было принято за правило никогда не начинать никакого дела без напутственного молебствия. Солдаты и унтер-офицеры нередко видели своих начальников во главе молящихся в полковом храме.

          Большое значение молитве придавал и император Александр II. Так, из Дневников военного министра графа Д.А. Милютина, мы узнаем, что 12 апреля 1877 года, когда Манифест о войне с Турцией был подписан, император в 9 часов утра поехал в  собор. После краткого молебствия он убыл за город, на поляну, где были выстроены войска: 14-я пехотная и 11-я кавалерийская дивизии, саперная бригада, собственный Его Величества конвой и две только что сформированные болгарские дружины.

          Пока Александр II объезжал обе длинные  линии войск, перед их  фронтом поставлен был аналой. Все сошли с лошадей и сам архиерей прочел перед войсками Манифест, после чего началось молебствие с коленопреклонением. Архиепископ Павел произнес речь, обращаясь к воинам, и затем благословил образами как великого князя Николая Николаевича, «нашего Архистратига», так и генерала М.И Драгомирова, командовавшего расположенными в Кишеневе войсками. «В этой церемонии было столько торжественности и глубокого значения, что многие из присутствовавших, начиная с самого государя, были растроганы до слёз; да и сам архиепископ едва договорил сквозь слёзы последние слова».[19]

          30 июля 1877 года Д.А. Милютин записал: « Редкий день проходит без молебствий по тому или другому поводу. Сегодня утром пред строем государева конвоя я должен был громогласно прочесть телеграмму Тергукасова; затем обычные крики «ура !!» – и молебствие».[20]

          17 июля 1877 года: « … в 3 часа было благодарственное молебствие за победу 15-го числа. Почти весь 12-й корпус, гвардейская рота и болгарские дружины были построены огромным квадратом, в середине которого, на кургане, совершен церковный обряд …»[21] 

          Не случайно военный историк С. Гершельман отмечал, что основою военного воспитания должна быть религиозность и что на её развитие и укрепление командиры всех рангов должны обращать самое серьёзное внимание. «В этом отношении в нашей армии не потребуется много трудов, так как, благодаря Бога, вера ещё очень крепка в русском человеке. Потребуется только, чтобы на  службе люди видели в своих начальниках внимательное отношение к религии и требованиям церкви, и в полковом священнике не только исполнителя ради формы всех треб своих прихожан, но главного наставника и вразумителя во всех духовных нуждах своих однополчан».[22] Думается, что одним из таких начальников был и сам Александр I. Генерал-лейтенант А.И. Михайловский-Данилевский в «Мемуарах. 1814 – 1815» отмечает: «Мне известно только, что Государь, обращаясь исключительно с госпожою Криднер, потому что она составляет единственное общество его в Париже, становится ежедневно набожнее. Недавно купил я для Его Величества четыре экзепляра Библии перевода де Саси[23] издания 1774 года, ибо это тиснение именно, а не другое какое, велено было мне найти. В Вене покупал я для Государя также Священное Писание, которым он делал подарки. Здесь кстати упомянуть, что в прошлом 1814 году, когда по возвращении своем, из Англии Государь был в Бруксале, то давал аудиенцию известному мистику Юнгу Штиллингу.[24]

          Набожность Государя для меня понятна, и я полагаю, что превратности щастия, которые он в сильной мере испытал в своей жизни, довели его до оной. Ежели мы пройдем мысленно пятнадцатилетнее царствование его, то, начиная с самого дня вступления его на престол, найдем такие происшествия, а особенно в последние три года, которые превышают все расчеты мудрости человеческой и доказывают ничтожество оных. Ложно думают те, которые утверждают, что только в злополучии религия служит для нас утешением. Я вижу теперь Александра на высшей степени человеческого величия, решающего участь вселенной, и постигаю, что небо осталось одним прибежищем для него и что твердым упованием на промысл всевышнего он укрепляет великую свою душу».[25]

          Штабс-капитан Я. Карпов в статье «Несколько слов о быте солдатском» также подчеркивал, что для солдата безусловным авторитетом должен быть офицер. Он должен быть для солдата авторитетом во всех возможных случаях, а потому в круг его  обязанностей должно непременным образом входить образование, поддержание и развитие религиозно-нравственных устоев в своих подчиненных».[26]

          Вопрос, затронутый Я. Карповым, носил дискуссионный характер и он нашел отражение на страницах «Вестника военного духовенства» и в 1891, и в 1892, и в последующие годы.  В дискуссии приняло участие большое количество офицеров и военных священников. Итогом дискуссии стал вывод – священник, как специалист, должен направлять и руководить действиями офицеров в религиозно-нравственном воспитании военнослужащих, а последние будут уже непосредственно воздействовать на личный состав. Священник же  должен был контролировать эти действия офицеров. Это вытекало из того, что солдат всецело и во всех отношениях должен был быть в руках офицера. Этого требовал дух службы, дух дисциплины. Это непреложное следствие военного дела.

         Вместе с тем, так было не всегда и не везде. Один из офицеров в своем дневнике с горечью констатировал, что его сослуживцев тянет: «…на дачу, к знакомым, в загородные сады, но не вроту на беседу с нижними чинами, которые остаются без руководства – мудрено ли, что они норовят тоже в город к знакомым и в кабак… Да и полковой священник… совершенно лишает нижних чинов своего руководства. А жаль, если в них потухла последняя искра религиозного верования… и они, не имея умственного фонда, явятся жертвами обмана и всякого рода соблазнов!!»[27]

          В организации религиозно-нравственного воспитания личного состава полка важная роль принадлежала командиру полка. Командиры частей обязаны были оказывать содействие своим подчиненным в исполнении религиозных обязанностей, налагаемых на них их вероисповеданием.[28] Командиры частей определяли, когда и какие именно роты должны говеть, и распределение это объявляли в приказе по части. Офицеры говели вместе с подчиненным  им личным составом. Приказом по войскам Гвардии и Петербургского военного округа 5 февраля 1890 года было предписано отговеть в великом посту всем чинам христианского исповедания, при этом штаб- и обер-офицерам – непременно со своими ротами, эскадронами, батареями и командами. Приказом от 2 февраля 1895 года предписано для равномерного проведения говения личным составом, распределить его равномерно по неделям великого поста[29]. Приказ от 2 февраля 1898 года ужесточал требование ко всему личному составу христианского вероисповедания об обязательности говения: «Необходимо, чтобы в течение года, если не в великом посту, то во время одного из последующих, говели непременно все, кроме самых исключительных случаев, не извиняя неисполнение долга исповеди болезнею или службой».[30]

          В выходные и праздничные дни, когда церковных парадов не производилось, и накануне их, нижние чины православного исповедания отпускались в церкви на Богослужения порядком, установленным командиром части.

          Командиры частей устанавливали также порядок отправления в храмы своих исповеданий нижних чинов, принадлежавших к другим религиям.

          Порядок размещения военнослужащих во время Богослужения в  полковых

 церквях устанавливал командир, в ведении которого находилась церковь.

          В дни больших христианских праздников все наряды в части, по возможности, возлагались на лиц нехристианского исповедания. В свою очередь, военнослужащие мусульмане, ламаисты, иудеи, караимы и др., в дни совершаемого по их вере и обрядам особого Богослужения освобождались от служебных занятий и, по возможности, от нарядов. Подтверждением этому служат ежегодные приказы по Гвардейским и Гренадерскому корпусам расположенным в Санкт-Петербурге и его окрестностях.

         Инициировались и активные действия командования по соблюдению военнослужащими церковных праздников, постов, по пресечению пьянства, сквернословия. Авторитетный военный мыслитель конца XIX - начала XX века Я. Гребенщиков полемизировал с теми командирами, которые считали, что сложно совместить боевую подготовку войск с требованиями соблюдения всех догматов православия: «…в обыкновенное же время, при нормальном ходе занятий – можно и надо соблюдать посты, как один из способов для поднятия духа в удручающем однообразии солдатской подневольной жизни. Посты, как и праздники, если с этими днями соединить нравственно-религиозные беседы духовенства и обставить их правильной для народа обрядностью, поднимают дух солдата, перенося его мыслью и чувствами в обстановку родной семьи, в которую он должен возвратиться и связь с которым ему не следует ослаблять».[31]

          При каждой полковой церкви должен был быть хор певчих из нижних чинов, организуемый распоряжением командира части, в ведении которого находилась церковь.

          Сокращение сроков службы, усиление технического оснащения армии и флота, особенно появление новых видов вооружения, вынуждали правительство, зачастую вопреки его желанию и интересам дворянства, поставить вопрос об обучении грамоте солдат. В военной и гражданской среде раздавались голоса против открытия солдатских школ. Особенно ярыми противниками распространения грамотности среди солдат выступала значительная часть генералитета николаевского времени, мотивируя свою точку зрения тем, что грамотность послужит причиной разложения в войсках дисциплины и порядка. Однако потребности времени вынудили военное министерство пренебречь выступлениями противников обучения солдат грамоте.

          Да и как могла совершенствоваться армия, если из числа солдат, поступивших на службу в 1875 году, только 10 % могло считаться грамотными, то есть умеющими мало-мальски читать и писать. В Пруссии процент грамотных призывников в 1874 году во все вооруженные силы составил 96,28 %. Это образование солдаты получали в основном в сельских школах. Всеобщая грамотность в Германии – это ее важнейшее завоевание. Людей неграмотных было очень мало. Особенно высок процент грамотных был в провинциях Мекленбург и Гольштейн (96,96 %), Гессен и Нассау (99,93 %). Это избавляло войска от излишней заботы по обучению грамоте, и личный состав, призываемый на службу, сразу приступал к изучению военной программы.[32]

          В ряде военных округов стали создавать полковые школы, учебные команды по обучению солдат грамоте. В 1875 году приказом по Военному ведомству № 52 утверждалось «Положение об обучении нижних чинов в ротах и эскадронах грамоте и служебным обязанностям рядового».[33]

         В ротах и эскадронах грамоте обучались: а) молодые солдаты последнего набора; б) рядовые, состоящие в ротной школе. Занятия грамотой с молодыми солдатами начинались после летнего сбора и продолжались до второго летнего сбора. Они возлагались на унтер-офицеров и более грамотных рядовых и производились в свободное от службы время. В ротных школах преподавались чтение, письмо и арифметика.[34]

          Эти школы безусловно сыграли положительную роль в повышении образовательного уровня молодых солдат, повышению их общей культуры. Они прослужили в русской армии ни один десяток лет. Вместе с тем, «Вестник военного духовенства» в 1892 году отмечал: «Заведенные при войсках, так называемые, ротные школы грамотности, по причине многосложных занятий по строевому образованию, не успевают обучить грамоте всех новобранцев; так что многие совсем ни чему не выучиваются, меньшинство же успевают выучиться кое-как читать печатное, а писать редко кто выучивается. Это говорится, конечно, только о тех новобранцах, которые до поступления на службу совсем не знакомы были с грамотою. Затем самый способ обучения грамоте, практикуемый в большинстве ротных школ грамотности, весьма не удовлетворителен, если обучением грамоте заведуют унтер-офицеры, или учителя новобранцев, сами часто малограмотные и обучавшиеся первобытным способом. Да и правду нужно сказать: трудно одному и тому же лицу заниматься и обучением грамоте, и уставам, и строевым образованием с новобранцами».[35]

          В виду этих обстоятельств и желая как-то помочь в этом важном деле – обучения грамоте новобранцев, командиром лейб-гвардии 4-го стрелкового Императорской Фамилии батальона[36] генерал-майором А.А. Евреиновым было принято решение об открытии Воскресной школы для нижних чинов при батальоне. Священником Василием Херсонским и ктитором церкви капитаном Озеровым  были закуплены необходимые учебники, в том числе Азбуки Бунакова и карты для подвижных школ, карандаши, ручки и перья.

          24 февраля 1892 года состоялось открытие Воскресной школы. Приказом командира батальона определялось, что все нижние чины батальона, желающие обучаться грамоте, каждый воскресный и праздничный день собирались на занятия с 14 до 16 часов. Обучение грамоте было поручено опытному учителю господину Лебедеву, с успехом обучавшему до этого времени воспитанников школы солдатских детей. В помощь ему были назначены грамотные унтер-офицеры. И так как желающих обучаться набралось до ста человек, то они были разделены на группы. Каждая группа имела своего руководителя, которые подчинялись г. Лебедеву. На уроках присутствовал батальонный священник, который наблюдал за порядком в школе, и главным образом знакомил и обучал учителей из нижних чинов методам обучения грамоте. Перед началом и по окончании урока всеми учащимися пелись молитвы «Царю небесный» и «Достойно есть …».

         Открытие Воскресной школы было торжественным. После торжественного богослужения выступил командир батальона генерал-майор А.А. Евреинов, ктитор церкви капитан Озеров, батальонный священник Василий Херсонский, который в своем обращении к присутствующим отметил: «Христолюбивые воины! Отеческая любовь вашего начальства, проявляющаяся в многоразличных случаях вашей жизни, на сей раз выражается желанием сделать всех вас грамотными. Нет особенной надобности распространяться о пользе грамотности; ибо каждому из вас известно, как тяжело в настоящее время жить темному-безграмотному человеку. Не даром составилась у нас мудрая пословица: ученье свет, а не ученье тьма; за одного грамотного семь безграмотных дают. И в вашем военном быту тяжело безграмотному. Вот, например, тебе нужно написать письмо на родину; сам ты не умеешь, обращаешься к грамотному товарищу; тот пожалуй не откажет тебе; но вот беда, - ты не можешь чрез него излить всех твоих чувств, твоих впечатлений, твоей новой обстановки, - и выходит то, что ты в продолжение всей твоей службы не можешь поговорить по душе с твоими домашними. Или: тебя обучают необходимым молитвам, воинским уставам, как обращаться с ружьем, как называется тот или другой предмет и многому другому, что необходимо знать каждому воину; необладая хорошею памятью, ты скоро все забываешь; грамотный твой товарищ, если и позабудет что, повторит по книжке; а ты, безграмотный, лишен этой возможности и остаешься незнайкой. О производстве в унтер-офицеры безграмотному и думать нельзя. Таким образом, видите, братие, как худо быть безграмотным.

        С открытием Воскресной школы все вы можете выучиться грамоте. Теперь вполне от вас зависит, други, выбраться из тьмы невежества на свет, который открывает грамотность. Ходите к нам неленостно, со вниманием слушайте преподаваемое вам учение; не смущайтесь тем, что вы должны потрудиться для себя в праздничные дни: такой труд, как обучение грамоте, приятен Богу и в праздники.

         А вы, пришедшие на помощь к меньшей вашей братии – не грамотным товарищам – как нам благодарить вас за вашу готовность безвозмездно потрудиться на пользу своих товарищей! Поистине русский воин, воспитанный в духе христианской любви, смотрит на своего однополчанина как на родного брата и с радостию готов жертвовать для него своим нелегким трудом.

         Помните, доброхотные учители, что труд ваш, принимаемый нами с благодарностью, вполне может быть оценен только небесным Мздовоздаятелем, Господом нашим Иисусом Христом, Который в день суда и вам скажет, как сказал Он в прочитанном сегодня Евангелии (мясопустная неделя) стоящим по правую сторону: приидите, наследуйте приготовленную вам награду – царство небесное; вы трудились для меньшей вашей братии, жаждущей света книжного просвещения, - это вы сделали Мне.

        Да благословит милосердный Господь труды всех нас: да ниспошлет Он уменье и терпение вам, учащие, и прилежание и разум вам, учащиеся. Аминь».[37] 

          Важной формой деятельности военного духовенства являлись религиозные беседы. Для нижних чинов православного исповедания, распоряжением командира части, устраивались такие беседы не менее одного раза в месяц, посещение которых было обязательным. Они могли проводиться и чаще. Так, например, протоиереи Петр Троицкий, Иоанн Молянский, диакон Иоанн Смирнов обратились 20 декабря 1900 года с рапортом № 302 на имя протопресвитера, в котором отмечали, что православные христиане, проживающие в г. Новом Петергофе, равно и нижние чины полка в праздничные дни, в послеобеденное время, имели много свободного времени, которое проводили не всегда в религиозно-нравственном настроении, а между тем в эти дни особенно актуальной была бы поддержка религиозно-нравственного духа. «Поэтому мы, согласно желания Полкового начальства, осмеливаемся покорнейше просить разрешения Вашего Высокопреподобия открыть нам религиозно-нравственные беседы в продолжение Воскресных дней всего года в храме Лейб-Гвардии Уланского Ея Величества полка с чтением Акафиста Божией Матери, при чем в три часа по полудни оповещать каждый раз начало бесед красным звоном для привлечения большаго числа молящихся»,- писали они.[38]

          В ответе причту церкви Лейб-Гвардии Уланского Ея Величества полка 23 декабря 1900 года Протопресвитер военного и морского духовенства А.А. Желобовский писал: «… даю Вам знать, что… разрешаю открыть религиозно нравственные беседы … и призываю Божие благословение на успешное ведение бесед».[39]

          Отпевание и погребение умерших военнослужащих должно было совершаться по их религиозным обрядам.

          Эти обязанности командира полка были определены военными цирку- лярами, а позднее в марте 1910 года – закреплены в Уставе внутренней службы.[40] Командир полка (командир отдельной части) по организации духовно-нравственного воспитания личного состава обязан был:

-          оказывать содействие своим подчиненным в исполнении религиозных обязанностей, налагаемых на них их вероисповеданием;

-          определять когда и какие именно роты должны говеть, и распределение это объявлялось в приказе по части; офицеры говели вместе с подчиненным им личным составом;

-          в выходные и праздничные дни, когда церковных парадов не производится, и накануне их, нижние чины православного исповедания отпускаются в церкви на богослужения порядком, установленным командирами частей;

-          командиры частей устанавливают также порядок отправления в церкви своих исповеданий не православных нижних чинов;

-          порядок размещения военнослужащих во время богослужения в войсковых церквах устанавливает начальник, в ведении которого находится церковь;

-          в дни больших христианских праздников все наряды в части должны, по возможности, возлагаться на лиц не христианских исповеданий. В свою очередь, военнослужащие не христианских исповеданий (магометане, ламаисты, караимы, евреи и пр.), в дни совершаемого по их вере и обрядам особого богослужения освобождаются от служебных занятий и, по возможности, от нарядов;

-          при каждой войсковой церкви должен быть хор певчих из нижних чинов, организуемый распоряжением начальника, в ведении которого находится церковь;

-          для нижних чинов православного исповедания, распоряжением командира части, должны быть устраиваемы, не менее как по одной в месяц, религиозные беседы, посещение которых обязательно;

-          отпевание и погребение умерших должно совершаться по обрядам их религии.[41]     

   Как известно, важным условием победоносности любой армии, наряду с военной подготовкой, является тщательно выработанный и сложившийся дух ее, когда эта армия, во-первых, ясно представляет себе предмет или идею войны, которую она ведет, и во-вторых, когда она горит сильным желанием во что бы то ни стало победить своего врага. А.В. Суворов, не знавший поражений, говорил: «Ни руки, ни ноги, ни бренное человеческое тело одерживает победу, а бессмертная душа, которая правит и руками, и ногами, и оружием, - и если душа воина велика и могуча, не предается страху и не падает на войне, то и победа несомненна, а потому и нужно воспитывать и закаливать сердце воина так, чтобы оно не боялось никакой опасности, - и всегда было неустрашимо и бестрепетно».[42] Воспитание солдат осуществлялось путем укрепления у них веры в Бога, преданности царю и любви к Отечеству. А.В. Суворов много времени и усилий затрачивал на изучение его подчиненными молитв. «Доколе стоим на усердной молитве, дотоле и спокойно и тепло, и легко, и светло на душе, оттого что тогда мы с Богом и в Боге»,-отмечал святой праведный Иоанн Кронштадтский и лучше сказать просто невозможно.[43] И далее о значении молитвы: «Мысли человека имеют крайне сильное влияние на состояние и расположение его сердца и действий. Потому, чтобы сердце было чисто, добро, покойно, а расположение воли доброе и благочестивое, надо очищать свои мысли молитвою, чтением Священного Писания и творений св. Отцев, размышлением о тленности и скоропреходности и исчезновении земных удовольствий».[44]

        А.В. Суворов хорошо понимал всю недостаточность одного теоретического обучения религии, действующего больше на ум и, следовательно, воздействующего только на одну сторону человеческой личности. Необходимо же было для простого человека такое средство, которое затрагивало и волновало бы его чувство. Этим средством, безусловно, являлось торжественное Богослужение. И   заботился о совершении для солдат, унтер-офицеров и офицеров полка по возможности Богослужений, которые «влияют на наши чувства, на наш ум и на наше сердце».[45]

           «Чем более сил человеческих участвует в восприятии известного рода впечатлений, тем больше они действуют на человека и тем глубже на его душе оставляют след».[46] За Богослужением он всегда присутствовал сам и по возможности со всем своим штабом, бывал на всенощных и обеднях, даже в военное время в походной церкви. Такое постоянное участие всего личного состава полка на Богослужениях само по себе не могло не действовать благоприятно на солдат. Конечно, многое зависело и от личности священника.

           Полковник артиллерии Михаил Дмитриевич Тимофеев, вспоминая о святом праведном Иоанне Кронштадтском (за время 1887 – 1889 гг.), писал: «О. Иоанн был законоучителем в Кронштадтском реальном училище и я состоял в числе его учеников, в бытность мою в 7-м классе.

          Мы, семиклассники, были освобождены от принудительного хождения в церковь, но благодаря именно проникновенной молитве о. Иоанна и какому-то особенному чувству мы очень аккуратно посещали службы в Андреевском соборе, когда служил наш о. Иоанн.

          Я не помню, чтобы он принуждал нас ходить в церковь, не было даже разговоров на эту тему, зато твердо помню, что на последнем уроке текущей недели кто-либо из нас спрашивал у о. Иоанна: будет ли он служить всенощную? И если ответ был положительный, то можно было наперед сказать, что 7-й класс будет весь (за исключением 2 учеников – евреев) на этой всенощной, а значит, и у обедни на другой день.

          В самом способе службы не было ничего театрального, актерского, как к сожалению, можно нередко наблюдать и теперь и прежде. Во время службы чувствовалась искренность, глубокая вера, а потому каждое слово, каждый возглас проникал в нашу душу и в далеких тайниках ее находился отклик еще чистых, но не окрепших мыслей и дум нашего сознания.

          Очень трудно выразить пером то, что переживалось тогда, во время службы о. Иоанна, всеми нашими чувствами. Именно непринужденное посещение храма во время его службы является прямым и неоспоримым доказательством силы слова о. Иоанна, правдивости и искренности чувств, когда он говорит с вами. Вы чувствуете, что дело у него вяжется со словом. Он являл собою пример и многие из нас старались хотя приблизительно идти по его пути».[47]

          Как уже отмечалось, в  русской  армии  каждая команда, подразделение имели свою икону. «Поклоняясь иконам, я, во-первых, почитаю в них Бога, родившего безначально Сына – Образ Свой живой, который безконечной мысли Бога Отца дал вещественное бытие, сотворив миры и всех тварей, бывших в мысли Божией, и человека, сотворенного по образу и по подобию Божию; во-вторых, я почитаю образ Бога воплощенного; в-третьих, уважаю сам себя, свой образ безсмертного богоподобного человека, призванного быть причастником божественного естества едино с Господом, храм Духа Святого,- писал Иоанн Кронштадтский.- Еще я невольно побуждаюсь почитать иконы потому, что вижу проявляющуюся чрез них спасительную силу Божию для верных и карающую для неверных, как вижу и ощущаю эту же силу в образе креста Господня, который по чудодейственной силе своей называется чудотворящим».[48]

         «Если я молюсь Богу моему с сердечною, живою, совершенною верою, тогда я близок не только к Нему, как сын к Отцу, живущему в одном с ним доме, но и ко всем премирным силам небесным, ко всем святым, царствующим на небесах; и они ничем не дальше от меня, как мои иконы, пред которыми я молюсь. Потому – прекрасное у нас обыкновение: иметь в своих домах иконы Господа, Пречистой Его Матери, Архангелов, Ангела-хранителя, и святых, и молиться пред ними», - отмечал святой праведный Иоанн Кронштадтский.

         Особое значение занимала икона в жизни русской армии. Так, всякий раз, когда только приходилось благочестивому русскому князю Андрею Боголюбскому отправляться в поход на неприятелей, он брал с собой икону Пресвятой Богородицы и Честный Крест Господень. Был у него и другой благочестивый обычай, тесно связанный с только что указанным. Прежде чем вступить в кровавую битву, он выносил святую икону Богоматери с Честным Крестом к своим войскам и вместе с ними, пав на землю, возносил к Богоматери слезную молитву: «О, Владычице, родившая Христа Бога нашего! Всякий уповающий на Тебя не погибнет; и я, раб Твой, имею Тебя по Бозе стену и покров, и Крест Сына Твоего – оружие на врагов обоюду острое. Умоли держимого Тобою на руках Спасителя мира, да будет сила крестная как огнь, попаляющий лица сопротивных, и Твое всесильное предстательство да поможет нам победить врагов наших».[49]

         После этой молитвы сам князь Андрей, а за ним и все его воины лобызали святую икону Богоматери и Честный Крест Господень. Потом только с твердой надеждой на помощь Божию и заступничество Пречистой Богоматери они дружно устремлялись на врагов.

         Так было и 1 августа 1158 года. Войска князя Андрея Боголюбского, одушевленные молитвой своего любимого предводителя и поддерживаемые небесной помощью, отважно бросились на волжских болгар и скоро одержали над ними полную победу. «Когда русские воины возвратились с поля битвы в свой стан, они были поражены дивным видением: огненные лучи, исходившие от Честного Креста и св. иконы Божией Матери, своим блеском озарили все войско. Тогда русские полки, обрадованные этим чудесным знамением, еще с большим мужеством и отвагой стали преследовать своих врагов: они сожгли и опустошили до пяти их городов, оказавших сопротивление и не пожелавших добровольно сдаться, наложили на жителей дань, обычную в то время, и после этого возвратились с торжеством на родину»,- пишет в своей книге Е. Поселянин «Богоматерь. Описание Ее земной жизни и чудотворных икон».[50]

         В этой же книге Е. Поселянин рассказывает о том, что когда шведский король Карл XII вторгся со своими войсками в Малороссию, Петр, идя к нему навстречу и ища помощи Небесной, вызвал к себе в Харьков отца Иоанна с Каплуновской иконой, которую и оставил при армии. Между тем Карл, добравшись с Мазепой до Каплуновки, расположился там на отдых и занял дом отца Иоанна. Несколько солдат Карла хотели поджечь церковь, но дрова, которыми они обложили храм, не загорались. Карл видел все это из окна и попросил у Мазепы объяснения того, как это люди не могут зажечь храма. Мазепа сказал, что храм, вероятно, охраняет Богоматерь, так как здесь находится ее икона, признаваемая чудотворной. Шведский король велел привести к себе кого-нибудь из каплуновских жителей. Нашли одного человека в лесу, и Карл стал расспрашивать его, где стоит Петр с войсками. Тот отвечал, что в Харькове. Затем Карл спросил, тут ли икона Богородицы. Узнав, что она унесена в армию, он сказал Мазепе: «Церкви и без иконы не могли зажечь, а где будет Она Сама, там, наверное, придется нам очень плохо».

         «Перед началом Полтавской битвы Петр приказал носить Каплуновскую икону по рядам русской армии и со слезами молился перед образом. Затем после битвы священник Иоанн с иконой был вытребован в Москву и оттуда уже отпущен с святыней домой. Петр сделал на икону серебряную вызолоченную ризу с драгоценными каменьями и серебряный ковчег. На киоте этом – надпись: «В сем ковчеге император Петр I по окончании 1709 года с Карлом XII под Полтавой войны, прислал обратно в Каплуновку чудотворный образ Богоматери».[51]

        Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской) в статье «Зрение веры. Свидетельство Кутузова» приводит другой пример: «Восьмого августа 1812 года Императором Александром I Кутузов был назначен командующим российской армией, отходившей к Москве. Приняв в Петербурге это назначение, Кутузов сейчас же отправился в Казанский собор и, сняв все свои ордена и украшения, долго стоял перед чудотворной иконой Божьей Матери, молясь за русский народ и испрашивая помощи. Накануне своего отъезда из Петербурга он принял благословение в Казанском соборе крестом и иконой. Прибыв в действующую армию, отходившую к Москве, 25 августа, накануне Бородинского сражения, Кутузов в своем приказе по армии говорит, что возлагает «…все свое упование на помощь Всевышнего…». И приказывает пронести по войскам чудотворную икону Одигитрии (то есть Путеводительницы)[52], вывезенную из Смоленска епископом Иринеем (Фальковским)».[53]

         Накануне Бородинской битвы, 25 августа, Смоленскую икону Божией Матери пронесли по всему военному лагерю. Вечером перед ней в присутствии М.И. Кутузова был отслужен молебен. Участнику сражения Ф.Н. Глинке при описании этого события удалось передать настроение, царившее при этом в русском лагере: «Духовенство шло в ризах, кадила дымились, воздух оглашался пением и святая икона шествовала. Сама собою, по влечению сердца, стотысячная армия падала на колени и припадала челом к земле, которую готова была упоить досыта своей кровью. Везде творилось крестное знамение, по местам слышались рыдания. Главнокомандующий, окруженный штабом, встретил икону и поклонился ей до земли»[54], его примеру последовали генералитет и вся армия.[55]

         В романе «Война и мир» Л.Н. Толстой так описывает это прохождение иконы сквозь ряды воинов: «Из-под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение… За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных…Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась… Кто-то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.

         Это был Кутузов… Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, оплченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.

         Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю.. он встал… приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними… солдаты и ополченцы».[56]

         5 августа 1812 года, при оставлении русской армией города Смоленска, эта икона по распоряжению генерала А.П. Ермолова была вынесена из Благовещенской церкви, где она временно находилась в связи с перестройкой Одигитриевского храма – места своего постоянного пребывания. В своих записках А.П. Ермолов отметил: «Я приказал вынести из города образ Смоленской Божией Матери, укрывая его от бесчинств и поруганий святыни. Отслужен молебен, который произвел на войско полезное действие».[57] Молебен проходил на городской площади при большом стечении народа. Священник, читавший Евангелие, закончил чтение словами: «Пребысь же Мариам с нею яко три месяцы и возвратися в дом свой». (Интересно заметить, что икона вернулась в Смоленск ровно через три месяца).[58]

         Генерал М.Б. Барклай де Толли, исполнявший обязанности главнокоман- дующего, распорядился, чтобы Смоленская икона Божией Матери «постоянно следовала за войсками». Для ее охраны им была назначена 1-я артиллерийская рота 3-й пехотной дивизии под командованием полковника Глухова. Чудотворную икону обшили холстом и установили «на ходу взорванного зарядного ящика».[59] 17 августа в Царево-Займище главнокомандующий М.И. Кутузов приказал сделать для нее новый киот. Икона Смоленской Божией Матери передвигалась с русской армией, сопровождая ее во всех событиях и битвах 1812 года, вплоть до освобождения Смоленска. По свидетельству генерал-лейтенанта П.П. Коновницына, «войска с благоговением зрели посреди себя образ сей и почитали оный благоприятным залогом Всевышнего Милосердия. При одержании над неприятелем важных побед и успехов приносимы были всегда пред иконою благодарственные молебствия».[60]

         5 ноября 1812 года, когда русская армия освободила Смоленск, М.И. Кутузов решил вернуть городу его святыню. 7 ноября в письме к жене он писал об иконе : «Жаль расставаться, и третьего дня, во время сражения, стояла за батареей».[61] О решении главнокомандующего Смоленскому духовенству сообщил дежурный генерал П.П. Коновницын. Его письмо, адресованное «старшему духовному чину в Смоленске», передал члену Смоленской духовной консистории протоиерею Алексею Васильеву, первым вернувшимся в освобожденный город, временный комендант Смоленска майор Горихвостов. В этом письме, в частности, сообщалось, что вместе с иконой, с благодарностью возвращаемой городу русской армией, «следуют учиненные образу вклады и приношения: 1810 рублей ассигнациями, 5 червонцев золотом и серебра в лому, отбитого у неприятеля, один пуд».[62]

         После возвращения иконы городу Смоленску офицеры и нижние чины 1-й артиллерийской роты 3-й пехотной дивизии, включенной в 1813 году в состав Литовского отдельного корпуса, будучи, по словам начальника его штаба Вельяминова, исполнены «чувствами чистейшей христианской набожности и благоговейной благодарности к священному образу Божия Матери, под кровом коего в Отечественную войну в жестоких браниях сокрушалась сила врагов, в ознаменование и памятование того времени» пожелали иметь список с этой иконы, на украшение которой ими была подготовлена «достаточная сумма». Генерал-майор Вельяминов обратился к Смоленскому епископу Иринею с соответствующей просьбой, которая вскоре была удовлетворена.[63]        

        В русско-турецкую войну 1853 – 1856 гг., когда Одесса была осаждена неприятельским флотом, Касперовскую икону Божией Матери с крестным ходом принесли в город, и он остался невредимым. По общему верованию Одесса спасена благодатью иконы. Было решено «в поучение потомству сделать это событие незабвенным, и день 1 октября – праздником священнейшим».[64]

        Известен рассказ генерал-майора князя Багратиона-Мухранского экзарху Грузии, высокопреосвященному Исидору. 19 ноября 1853 года при Баш-Кадык-Ларе, между Александрополем и Карсом, русский отряд в 9.000 человек одержал блестящую победу над турецким отрядом в 36.000 человек и имевшим еще 46 орудий. Разбитые наголову турки обратились в бегство, оставив большое количество пленных, 24 орудия и много военных припасов. Причину такой поразительной победы сами турки объяснили следующим образом. Во время битвы они увидели сходящую с небес светозарную Жену с двумя воинами. В руках Она держала знамя. При виде Ее турки пришли в неописуемый ужас. В рядах их произошла паника, и сражение было проиграно. Высокопреосвященный Исидор в своем письме от 24 декабря 1853 года сообщил об этом событии Московскому митрополиту Филарету.[65]

         Помощь от икон чрезвычайно разнообразна, они помогали и отдельным воинам. И таких примеров можно приводить достаточно много. Вот один из них. Проживавшая в Петербурге смоленская помещица Е.И. Дудинская имела сына, служившего на Черноморском флоте офицером на корабле «Ингерманланд». Перед отправлением его она специально приезжала в Царское Село, чтобы отслужить молебен о его здравии и благополучии перед иконой «Знамение». По окончании молебна Е. Дудинская долго стояла на коленях перед образом и просила: «Царица Небесная! Тебе поручаю сына моего и на Тебя вся моя надежда; Ты возвратишь мне его и со дна моря!»… Во время похода упомянутый корабль, как известно, был застигнут страшной бурей и потерпел кораблекрушение, весь его экипаж был поглощен волнами. В числе прочих и сын Е. Дудинской был выброшен волнами за борт. Предчувствуя неизбежную смерть, он вдруг вспомнил о Царскосельской святой иконе и призвал на помощь Матерь Божию, мысленно взывая к ней: «Царица Небесная! Мать моя просила Тебя обо мне; спаси меня для нее».

         Вслед за тем морская волна так сильно ударила его, что он лишился чувств и памяти. Когда же пришел в сознание, то увидел себя на берегу и радостно благодарил милосердную Владычицу за свое спасение.[66] 

        Для солдата домом являлась казарма, в которой и находилась такая икона, в специальном киоте, и была убрана серебряной ризой. Перед иконой днем и ночью горела лампадка. Богоматерь или святой, изображенный на этой иконе, считались как бы покровителем данного подразделения. День этого святого был праздничным днем в подразделении. В этот день занятия не проводились и люди в караул не назначались. На праздник солдатам устраивался праздничный обед за счет офицеров. Празднество начиналось с молебна в казармах в присутствии командира полка и всех свободных офицеров полка.[67]

         Имели свои иконы и крепости. В Финляндии, около города Гельсингфорса, в церкви святого благоверного князя Александра Невского, расположенной в Свеаборгской крепости, находилась чудотворная икона Смоленской Божией Матери Одигитрии. Икона была украшена богатой позолотой. На ней с передней и с задней сторон имелись две надписи. На передней стороне написано: «Высочайше повелено, в память бомбардирования Свеаборга в 1855 г., совершать 28 июля торжество с пушечной пальбой». На обороте иконы другая надпись сообщает: «Усердное приношение коменданта крепости Свеаборга, генерал-лейтенанта Алексея Сорокина, бывшего начальника артиллерии войск, в 1855 г. в Финляндии расположенных, генерал-адьютанта Александра Баранова, командира линейного № 5 батальона, ныне № 3, полковника Алексея Бряколева и чинов всего батальона».[68]

         Имели такие иконы и военно-учебные заведения. В каждом кадетском корпусе, училище были свои праздничные дни, которые регулярно отмечались для того, чтобы кадеты и юнкера знали историю своего учебного заведения, гордились учебой в нем, могли перенимать хорошие традиции в обучении и воспитании. Так, например, 6 декабря, в день своего небесного покровителя святого Благоверного и Великого князя Александра Невского, Первый Русский Великого князя Константина Константиновича кадетский корпус вплоть до своего закрытия в 1945 году, отмечал в этот день с особой торжественностью свой корпусной праздник.[69]

          Важной формой деятельности военного духовенства были церковные парады, которые проводились в русской армии во второй половине XIX века довольно часто, что следует из приказов по Гвардейским и Гренадерскому корпусам, Кавказской армии и другим войсковым частям военных округов России изученных нами. Мы пришли к выводу, что определенной системы в днях  по их проведению не существовало, зачастую церковные парады проводились по усмотрению местного военного начальства. В воспоминаниях одного из воспитанников Школы гвардейских подпрапорщиков и юнкеров отмечается: «По воскресеньям и в большие праздники, если только погода была не слишком ненастная, нас водили на церковные парады; часть воспитанников шла к отрядной церкви, расположенной рядом с лагерем, в большом зеленом шатре; а другая часть, из лучших фронтовиков, - к дворцовой церкви. Последняя часть называлась Золотым парадом, в отличие от первой, называвшейся нами Зеленым, или просто Зеленчаком. Воспитанники, участвовавшие в Золотом параде, после богослужения проходили церемониальным маршем мимо Императора Николая Павловича, который при этом иногда ставил на линию, указывавшую направление марша, своего, тогда еще крошечнаго внука, великаго князя Николая Александровича (скончавшегося впоследствии цесаревича)».[70] Вот как, например, проводился церковный парад и празднества в лейб-гвардии Измайловском полку 11 июня 1850 года по случаю пожалования полку новых знамен.

        11 июня к 9 часам утра, все 4 батальона Л.-Гв. Измайловского полка, т.е. 3 действующих и запасной, в караульной форме были построены в каре на Измайловском проспекте между казармами №1 и №10, где Командир полка в присутствии Командующего гвардейским пехотным Корпусом генерал-адьютанта Сумарокова и Начальника 1-й гвардейской пехотной дивизии генерал-лейтенанта Моллера 1-го, прочел  Собственноручный Высочайший Рескрипт полку о Всемилостивейшем пожаловании старых знамен на вечное хранение их в полковом соборе. Затем были прочитаны Высочайшая грамота и приказ о Всемилостивейшем пожаловании полку новых знамен.

       К половине 10-го часа полк построился в две линии развернутым фронтом. В строю находилось 2.922 человека.

       Все приглашенные к празднику: генералы, штаб и обер-офицеры когда-либо в сем полку служившие и отставные нижние чины на другой стороне, лицом против 1-го батальона.

       В 10 часов прибыл Император – Его Императорское Величество Шеф полка, объехав ряды при звуках музыки и «ура», принял на себя командование полком.

       Вместе с Его Императорским Величеством находился, прибывший из Берлина Его Королевское Высочество принц Фридрих Карл Прусский в мундире Ахтырского Гусарского полка носящего его имя.

       Ритуал внесения знамен в церковь. Старые знамена 3-х действующих батальонов по принесении их к правому клиросу были принимаемы Государем Императором от знаменщиков и вставлены в скобы, у ковчега с мундиром полка. После чего, новые знамена были вручены Его Величеством, знаменным унтер-офицерам, которые с крестным знамением принимали их и отходили к Знамени Запасного батальона.

       С окончанием вечерни началось освещение новых знамен». Особенно трогательна была та минута, когда священнодействовавший по осенении знамен Животворящим крестом и по окроплении их святою водою в крепость и утверждение православнаго воинства и в победу на вся враги, вручая одно из них (1-го батальона) полковому командиру, преклонившему для того колено, произнес: «Прими хоругвь сию Небесным благословением освященную, да будет она врагам нашим страшна и ужасна, да подаст тебе Господь благодать да ко Славе всесвятого Имени Его мужественно пройдеши невредим вражия ополчения.»

       Государь Император удостоил изъявить Своё изустное благоволение Командиру полка, а потом проезжая шагом сквозь глубину полковой колонны, в самых милостивых и лестных выражениях, повторил свою благодарность нижним чинам…  После этого, пропустив взвод со знаменами, Государь Император изволил распустить полк по казармам бегом.

       По окончании парада Государь Император изволил посетить недавно построенный полковой госпиталь, при чем некоторые из больных тут же были уволены в отпуск на родину, потом школу кантонистов и наконец новую казарму № 9 занимаемую ротою Его Величества, где милостиво поприветствовав людей, изволил откушать вина за здравие полка …

       В тот же день к половине 4-го часа по полудни, все Генералы, Штаб и Обер-Офицеры, как строевые так и не строевые, числящиеся в полку, отставные, одним словом служившие когда бы то ни было в Измайловском полку, были приглашены в Гербовый зал Зимнего Дворца к Высочайшему обеденному столу.

       Высочайшим приказом того же числа большая группа офицеров и нижних чинов была поощрена Государем Императором.[71]

          В 1872 году по высочайшему повелению Главный комитет по устройству и образованию войск подготовил и издал «Свод правил  о  смотрах и парадах больших отрядов войск». [72]

          Но в ходе реформирования армии и введение корпусной организации войск, а также изменения в штабах и управлениях, изданный в 1872 году «Свод правил о смотрах и парадах больших отрядов войск»  оказался устаревшим и требовавшим пересмотра.  Кроме того, после издания новых строевых уставов для всех родов войск и нового устава по гарнизонной службе, появилась необходимость согласовать свод правил о парадах с упомянутыми уставами и включить в него те положения и части прежнего «Воинского устава о службе в гарнизоне», которые не вошли в последнее его издание 1884 года.

          Так появился «Свод правил для парадов войск, торжественных встреч и нарядов войск на погребение» в 1886 году, утвержденный императором.[73]   А к руководству в войсках он был введен приказом по военному ведомству 6 октября 1886 года № 249.[74] 

           «Свод правил для парадов, торжественных встреч и нарядов войск .

                                О церковных парадах в армии.

         1. В видах предоставления войскам отдыха в праздничные дни, число дней, в которые должны назначаться общие церковные парады, значительно сокращено и ограничено лишь 16 - – праздничными и табельными днями;  производство же частных церковных парадов отдельными частями войск оставлено только для дней их полковых праздников, а также дней рождения и тезоименитства шефов, если шефами состоят члены Императорской Фамилии.

         2. Установлено правило, что начальник гарнизона, по своему усмотрению, может также назначать церковные парады: в дни местных храмовых праздников, при торжественных крестных ходах, при перенесении особенно чтимых икон и в других тому подобных случаях, когда для большей торжественности признано будет нужным участие войск.

          3. Определены дни, в которые на церковные парады должны выноситься знамена, штандарты и прочие войсковые регалии, причем установленно, что в эти дни знамена должны выноситься распущенными, войска должны выходить в строй с ружьями, а офицеры тех частей, коим присвоены наградные знаки, надевать эти знаки.

       4. Точно указано в каком составе должны выводиться на парады кавалерийские и артиллерийские части.

       5. Даны надлежащие указания, при каких церквах должны  производиться церковные парады. При этом установлено, чтобы военные власти входили предварительно в соглашение по этому предмету с высшим местным духовным лицом.

       6. Установлено, чтобы в дни полковых праздников части выводились на парад в полном составе, то есть с нестроевыми ротами, а где имеются школы солдатских детей, - то и с этими школами, причем указаны места для их построения. Кроме того, установлено, чтобы в эти дни к церковному параду были приглашены все генералы, штаб – и обер-офицеры, как числящиеся в части, так и служившие в оной и находящиеся в районе её расположения

       7. Включено в «Свод» Высочайшее повеление, объявленное в приказе по Военному ведомству 1885 года за № 306, чтобы на церковные парады в дни полковых праздников, производимые в Высочайшем присутствии, были выводимы также и служившие в этих частях инвалиды, находящиеся в военных богадельнях, за исключением вовсе неспособных.

       8. Отменено правило, чтобы на церковных парадах присутствовали все свободные от службы офицеры и установлено, что от частей, выведенных на парад не в полном составе, офицеры присутствуют на параде по особому наряду.

       9. … установлено общее правило, чтобы встреча начальника принимающего церковный парад, а также прохождение войск церемониальным маршем, производились всегда по окончании церковной службы.

       10. Установлено, что если части войск участвуют в церковном параде не в полном составе, то хоры музыки выводятся на парад, по усмотрению начальника гарнизона, или от всех, или же только от некоторых из участвующих в параде частей.

        11. Оговорено в «Своде», что во время церковных парадов люди, остающиеся вне церкви, могут иметь головные уборы надетыми.

       12. При парадах с вынесенными знаменами и регалиями точно указаны места для их постановки, а также даны более подробные правила для ассистентов, сопровождающих регалии.

       13. В виду некоторых особенностей церковного парада в день Богоявления Господня, при освящении воды, для этого парада даны особые указания.

       14. Дано указание, что во время церковных парадов в лагере, только те караулы, часовые, дежурные и дневальные берут ружья «на молитву» и снимают головные уборы, которые находятся в виду церковного намета и в расстоянии не далее 200 шагов от него.

       100. Общие церковные парады назначаются по распоряжению начальника гарнизона.

       101. Церковные парады могут быть назначаемы войскам, по усмотрению начальника гарнизона, также в дни местных храмовых праздников, при торжественных крестных ходах, при перенесении особенно чтимых икон и в других тому подобных случаях, когда для большей торжественности признано будет нужным участие войск.

       102. Войска обыкновенно выводятся на церковные парады без ружей, а лишь при холодном оружии; в тех же случаях, когда по уставу положено выносить в строй знамена и штандарты, или когда об этом последует особое приказание, участвующие в параде части должны быть с ружьями, при патронных сумках, или с обнаженными шашками.

      103.…части выводятся на церковные парады в пешем строе. При частях выводится соответственное число трубачей.

      104. При расположении войск в городах и селениях, церковные парады назначаются у соборной или у другой, по соглашению с высшим местным духовным лицом, за исключением 26 ноября и дней полковых, батальонных и батарейных праздников, когда части выводятся для парада к своим полковым церквам, а где таковых нет – к приходским своего прихода, или же на плац.

          В лагерях церковные парады производятся у дивизионных церковных наметов, а за неимением таковых – на плацу.

       113. Части, назначенные в парад, должны собраться перед церковью, смотря по удобству места, в развернутом строе или в колоннах. Когда все войска займут свои места, командующий парадом командует: 1) смирно, 2) барабанщики (трубачи) на молитву, 3) шапки долой и 4) в церковь марш. По второй команде барабанщики бьют повестку (трубачи играют «парцель») и затем – «на молитву», а по последней команде офицеры и нижние чины идут в церковь.

     114. По окончании Богослужения парад выстраивается в прежнем порядке, для чего, в случае надобности, заблаговременно выставляются жалонеры. Затем, командующий парадом командует: 1) смирно, 2) барабанщики (трубачи) отбой, а когда отбой будет пробит – 3) накройсь и 4) жалонеры на свои места.

     115. Когда принимающий парад выйдет из церкви,  командующий парадом командует: Господа офицеры. По этой команде музыканты играют что положено для встречи, барабанщики бьют поход (кому положено) , а офицеры прикладывают руку к головному убору. Затем, командующий парадом, отрапортовав, подает принимающему парад строевую записку и сопровождает его по фронту парада.

        116. Если принимающий парад пожелает пропустить войска церемониальным маршем, то командующий парадом, по приказанию принимающего парад, подает соответствующие команды для церемониального марша. При этом присутствующие на параде офицеры, по команде «к церемониальному маршу», пристраиваются к левому флангу головной части своего полка (батальона, артиллерийской бригады) и проходят церемониальным маршем; те же из присутствующих офицеров, которые не принадлежат к составу частей не участвующих в параде, отходят к принимающему парад и становятся позади его.

       Офицеры находящиеся в строю, равно как и командиры отдельных частей, участвующих в параде, проходят как положено при строевых парадах.

     Если приказания о прохождении церемониальным маршем не последует, то части разводятся по квартирам.[75]

          Корректировался «Свод правил для парадов, торжественных встреч и нарядов войск на погребение» в 1894 году. Новые «Правила для парадов и церемоний» были высочайше утверждены 22 июня 1902 года.[76] 

          Эти документы определяли, что общие церковные парады назначаются по распоряжению начальника гарнизона в следующие дни: - в первый день Нового года;  - 6-го января – в день Богоявления Господня;  - в дни рождения и тезоименитства Государя Императора, Государыни Императрицы, Наследника Цесаревича и Государыни Цесаревны;  - в день восшествия на престол Государя Императора;  - в день священного коронования Их Императорских Величеств;  - в страстную пятницу, к выносу святой Плащаницы (в страстную пятницу, при следовании парада в церковь и обратно, музыка не играет);  - в первый день Святой Пасхи;  - 26 ноября – в день кавалерского праздника ордена Святого Георгия Победоносца;  - в первый день Рождества Христова.

          Кроме того, отдельным войсковым частям разрешалось назначать церковные парады в дни их полковых, батальонных (в отдельных батальонах) и батарейных праздников и в дни рождения и тезоименитства их шефов, если шефами состояли члены Императорской фамилии. В остальные воскресные и праздничные дни, церковные парады не назначались, а желающие нижние чины увольнялись в церковь по усмотрению командиров частей, командами или самостоятельно по одиночке.

          Церковные  парады  могли  быть  назначены,  по  усмотрению начальника

 гарнизона,  также  в  дни  местных  храмовых  праздников,  при  торжественных

 крестных ходах, при перенесении особенно чтимых икон.

          Церковные парады имели большое воспитательное значение. Они не могли не воздействовать на личный состав своей строгостью, красочностью, музыкальностью и в то же время простотою, личной сопричастностью к происходящему действу, к чему-то вечному, светлому, доброму, к истории своих предков. Церковные парады, как правило, были посвящены именно великим событиям в истории государства, армии и веры, носили ярко выраженный патриотический характер.

         Одним из узловых вопросов в сфере духовно-нравственного воспитания военнослужащих явился вопрос об упорядочении системы праздников в армии и на флоте. Впервые он был затронут в сентябре 1896 года протопресвитером А.А. Желобовским в рапорте на имя Святейшего Синода, который, в свою очередь, ссылался на запрос Главного Штаба военного министерства о возможности устанавливать в частях войск годовые праздники в честь того или иного святого или священного события, а, следовательно, их празднование приурочивать к произвольному числу и месяцу года, сообразно с событиями и воспоминаниями частей войск.

         Святейший Синод, как следует из документов фонда канцелярии протопресвитера военного и морского духовенства, не встретил с своей стороны препятствия к празднованию памятных дат в жизни частей и кораблей, одновременно предписав отправлять при этом лишь молебствия, а не службы, которые должны совершаться в строгом соответствии с церковным уставом.[77]

         Согласно приложения 4 к статье 101 «Правил для парадов и церемоний», утвержденных 22 июня 1902 года, число праздничных дней как сакрального, так и торжественно-величавого характера составило 91, таким образом, за три года службы число таких дней достигало 273, то есть 9 месяцев.[78]

         Расписание табельным и праздничным дням, в которые войска освобождаются от учений (Высочайше утверждено 26 июня 1902 года):[79]

1.      В дни тезоименитства и рождения Государя Императора, Государынь Императриц и наследника престола.

2.      В день восшествия на престол Государя Императора.

3.      В день священного коронования Их Императорских Величеств.

4.      В первый день Нового года.

5.      5 января – в крещенский сочельник, после обеда.

6.      6 января – в день Богоявления Господня.

7.      2 февраля – в день Сретения Господня.

8.      В пятницу и субботу Сырной недели.

9.      В Вербную субботу, после обеда.

10.  25 марта – в день Благовещения Пресвятой Богородицы.

11.  После обеда в Четверг, а также в Пятницу и Субботу страстной недели.

12.  В первые три дня святой Пасхи.

13.  В день Вознесения Господня.

14.  В дни святой Троицы и Сошествия святого духа.

15.  22 июня – в день святых Апостолов Петра и Павла.

16.  6 августа – в день Преображения Господня.

17.  15 августа – в день Успения Пресвятой Богородицы.

18.  30 августа – в день святого Благоверного Великого Князя Александра Невского.

19.  8 сентября – в день Рождества Пресвятой Богородицы.

20.  14 сентября – в день Воздвижения честного Креста Господня.

21.  1 октября – в день Покрова Пресвятой Богородицы.

22.  21 ноября – в день Введения во Храм Пресвятой Богородицы.

23.  26 ноября – в день кавалерского праздника святого Георгия Победоносца.

24.  6 декабря – святого Николая Чудотворца.

25.  24 декабря – в Рождественский сочельник.

26.  25, 26, 27 декабря – в первые три дня Рождества Христова.

27.  Во все воскресные дни.

        Кроме того, не производились учения в отдельных частях в дни их полковых, батальонных и батарейных праздников, а так же в дни рождения и тезоименитства шефов частей, если шефами состояли члены императорской фамилии. Учитывая вышеизложенные обстоятельства, Главный Штаб в апреле 1906 года препроводил в Комитет по образованию войск докладную записку с обоснованием необходимости сокращения числа праздничных дней в войсках. После непродолжительной переписки и согласования текста докладной записки с военно-духовным начальством был вынесен окончательный вердикт по возникшему вопросу, то есть указанные инстанции посчитали целесообразным не освобождать войска от занятий в нижеследующие, праздничные дни: а) весь день: 5 января, в Пятницу и Субботу Сырной недели, в вербную Субботу, в третий день святой Пасхи, 30 августа, 24 и 27 декабря; б) после обеда: в дни рождения Императора, Государынь Императриц и Наследника Престола с тем, чтобы в эти дни назначались духовные беседы с нижними чинами.[80]

        Все христианские праздники и дни богослужения православной Церкви разделяются на общие и местные, переходящие и непереходящие, на Господни, Богородичные и святых. Церковные праздники по важности воспоминаний делятся на великие, средние и малые. От этого зависит различие божественной службы, совершаемой в праздники церковные, и знаков, которыми они отмечаются в церковном уставе и святцах.[81] Великие церковные праздники также разделяются на три группы: к первой принадлежат высочайший праздник христианства – Пасха, ко второй – двунадесятые, к третьей – великие недвунадесятые.

        Великие двунадесятые праздники установлены во славу Бога и Господа нашего Иисуса Христа и в честь Пресвятой Богородицы. Поэтому одни из них называются Господними, а другие Богородичными.

        Великие недвунадесятые праздники: день покрова Богородицы – 1 октября; Обрезания Господня – 1 января; Рождества Иоанна Предтечи – 24 июня; день Петра и Павла – 29 июня; Усекновения Главы Предтечи – 29 августа и т.д.

        Следует отметить что, строго определялся перечень дней, в которые запрещались всевозможные общенародные забавы и общественные увеселения, в том числе театральные представления, концерты, маскарады и различные зрелища. Такими днями считались: сочельник (рождественский); день праздника Рождества Христова; канун двунадесятых праздников и дня Усекновения главы Иоанна Крестителя; первая, четвертая и страстная недели; первый день (воскресенье) второй недели (недели православия) и Суббота третьей недели Великого поста; вербное Воскресенье; первый день святой Пасхи; день Воздвижения Креста Господня и день Усекновения главы Иоанна Крестителя.[82]

        Каждый христианский праздник имеет свою историю. Так, праздник Воскресения Христова, или Пасхи, есть древнейший из всех христианских праздников. Он начался с самого времени Воскресения Христова. Его торжественно праздновали святые апостолы и заповедовали праздновать всем верующим. Святой апостол Павел, побуждая первых христиан к достойному празднованию Пасхи Христовой, говорит: «Пасха наша за ны пожрен бысть Христос. Темже да празднуем не в квасе ветсе, ни в квасе злобы и лукавства, но в безквасиих чистоты и истины» (1 Кор. 5:7 – 8). В Постановлениях апостольских говорится: «Великую неделю св. Пасхи да не работают, но да празднуют; она есть неделя Воскресения Господня; и надобно во время ее познавать Пострадавшаго и Воскресшаго». Кроме того, об апостольском происхождении праздника Пасхи свидетельствуют святые отцы Церкви. Апостолами указано даже самое время празднования Пасхи христианской, именно: после весеннего равноденствия.

        «Праздник Пасхи есть высочайший, радостнейший и торжественнейший из всех христианских праздников – праздников праздник и торжество торжеств. Отцы и писатели Церкви называют его величайшим из дней, праздником священнейшим, в который дарована нам надежда бессмертия, светлейшим и радостнейшим, в который восстановлено человечество на первобытное совершенство и предизображено вечное блаженство искупленных – в свете и славе Божественной», - отмечает священник Т.С. Тихомиров.[83]

        В своих «Мемуарах. 1814 – 1815» известный военный историк генерал-лейтенант А.И. Михайловский-Данилевский так описывает празднование войсками этого праздника в поверженной столице Франции - Париже: «Один из незабвенных дней в сие время есть праздник Святые Пасхи. С раннего утра войска наши были расставлены по улицам и по площади Людовика XV; на том самом месте, где казнили последнего короля французского, соорудили престол для богослужения. Необозримые толпы народа покрывали улицы, площадь и примыкающие к ней аллеи Тюльерийского сада и Елисейских полей. Прекрасная весенняя погода придавала более блеску нашему празднику. Государь в сопровождении короля прусского и множества иностранцев, в числе которых находились несколько французских маршалов и генералов, объехав войска, прибыл на площадь, на которой раздалось пение наших церковнослужителей. Государь и все окружавшие его, равно и маршалы, преклонили колена, где за двадцать лет пролита была кровь добродетельного монарха. Молитва всегда возвышает душу, но какими чувствами она исполняла нас, когда мы праздновали победы среди завоеванного города, почиавшегося столицею вселенной ? И в древле и в новые времена покоряли народы, но когда и где среди плененной столицы победитель именовал себя только орудием провидения и успехи свои приписывал одному Богу ? Мы столько были упоены торжеством минувших дней, что для сердец наших сделалось необходимостию смириться пред Создателем».[84]

          Весьма важное значение в деле религиозно-нравственного воспитания воинов армии и флота сыграл Указ Святейшего Синода об учреждении в каждом приходе вероучительных собеседований.[85]

          Поводом к учреждению послужило следующее обстоятельство: в Сергиевском приходе (Санкт-Петербург), по Гагаринской набережной, проживал в богатом собственном доме гвардии полковник Пашков. Увлеченный беседами лорда Редстока, он открыл у себя в доме молитвенные собрания с поучениями, по образцу англиканской церкви. На  эти собрания, посещаемые сначала только знакомыми Пашкова, впоследствии стали ходить простые люди, в том числе и нижние чины армии. Здесь Пашков вел активную антиправославную пропаганду, призывал не посещать храмы, не почитать святые иконы и т.д.[86] 

          Слухи об этом дошли до приходского причта. Протоиерей Д.Я. Никитин решил предпринять контрмеры. Он усилил церковную проповедь, а так же стал использовать особый род церковного проповедничества, известный под названием внебогослужебных бесед, где проповедники могли свободно со всех сторон и подробно рассмотреть взятый вопрос, что не всегда было удобно во время проповеди.

          Такие беседы в XVIII – XIX веках проводились только со старообрядцами в Московском Кремле, да в зале Московской епархиальной библиотеки, в Петровском монастыре, где было учреждено « Общество любителей духовного про-

  свещения», по благословению митрополита Московского Филарета. Известно послание архимандрита Фотия к императору Александру I от 12 апреля 1824 г., в котором тот сообщает: «В наши времена во многих книгах сказуется и многими обществами и частными людьми возвещается о какой-то новой религии, якобы представленной для последних времен. Эта новая религия проповедуется в разных видах, а именно: то под видом нового света, то нового учения, то пришествия Христа в Духе, то соединения Церквей, то под видом какого-то обновления и якобы Христова тысячалетнего царствования, то внушается под видом какой-то новой истины. Все это есть только в разных видах отступление от веры Божией, Христовой, Апостольской, Отеческой, Православной...»[87] 20 апреля 1824 года состоялась встреча архимандрита Фотия с императором Александром I, длившаяся три часа.[88]

          25 апреля министр Духовных Дел и Народного Просвещения князь А.Н. Голицын[89] получил письмо от императора Александра, в котором отмечалось: «С.Петербургский Военный Генерал-Губернатор довел до сведения моего, о распространившейся в здешней столице на русском языке печатной книги под заглавием о Евангелии от Матфея, которая переведена с сочинения Пастора Римско-Католического исповедания Госнера на немецком языке изданного и пропущена к напечатанию цензором Статским Советником Бируковым.

         Усмотрев, что книга сия содержит в себе разные произвольные толкования Сочинителя на каждый текст Евангелия и изъяснения противные понятиям всякого исповедующего Христианскую религию и самому Гражданскому благоустройству, я поручил Комитету Министров обратить внимание на содержание этой книги и представить мне заключение свое по сему предмету. По рассмотрении в Комитете Министров признано единогласно, что толкования Пастора Госнера, кроме того, что противны правилам всех исповеданий Христианской религии, оскорбительны для Господствующей в Государстве нашем Греко-российской веры, и содержит в себе мнения, клонящиеся к разрушению общественного благоустройства.

          Посему, считая обязанностью обратить должную строгость, как на сочинителя, который осмелился оглашать публично такого рода умствования, так равно и на Цензора, дозволившего напечатать оные на русском языке, я повелеваю вам истребовать от последнего объяснения, по каким причинам мог он пропустить означенную книгу и внести оное на рассмотрение Комитета Министров. Что принадлежит до Пастора Госнера, то после всех сделанных Комитетом Министров замечаний и после обнаруженного им в сочинении своем образа мыслей, неостается уже никакого сомнения в предосудительности поступков его и в самой чистоте предписываемых им поучений, я признаю необходимым производившиеся доселе в занимаемой им квартире собрания для слушания его проповедей воспретить, и самого его удалить из России. Для сего вместе с сим повелел я Управляющему Министерством Внутренних Дел выпроводить Госнера за границу на том же основании, как выслан был из Одессы Пастор Линдель и с такими же пособиями, какие оказаны были в то время Линделю.

          За сим для отвращения на будущее время, чтобы подобные сочинения и впредь немогли быть перепечатаемы на русском языке, поручено вам снестись с Преосвященным Митрополитом Серафимом, - на каком основании признает он соответственнейшим установить цензуру всех сочинений и переводов издаваемых на русском языке по предметам до веры относящимся и мнение его совокупно с собственным вашим заключением внести в Комитет Министров на рассмотрение. АЛЕКСАНДР. Царское Село. 25 Апреля 1824 г.»[90]

          Поделившись своими намерениями с двумя законоучителями гимназий отцами М.И. Соколовым и К.И. Ветвеницким и заручившись обещанным ими содействием в этом деле, отец Дмитрий, с разрешения Главного священника В.Б. Бажанова, 16 марта 1880 года открыл первую беседу. Дело получило большой резонанс, люди с большим желанием шли на проводимые беседы.

         Кроме отцов М.И. Соколова и К.И. Ветвеницкого принимали участие в беседах бывший председатель духовного учебного комитета при Священном Синоде протоиерей И.В. Васильев, который вёл беседы во время великого поста 1881 года; известный проповедник И.Н. Полисадов;  несколько раз беседы проводил профессор богословия Императорской медико-хирургической академии протоиерей Д.А. Тихомиров;   10 бесед провел протоиерей Л.П. Петров и другие.[91]

         Темы собеседований каждый проповедник выбирал сам по своему усмотрению. Только по истории Русской Православной Церкви беседы проводились в систематическом порядке. Повторение одного и того же в течение двух лет не допускалось.

         Из ежегодных отчетов о деятельности Общества видно, что беседы велись о: православной вере; нравственности; предлагаемы были назидательные уроки из Ветхозаветной и Новозаветной истории; из истории Апостольских времен и   общей церковной истории;  объяснение Богослужения и молитв, жития святых Восточной и Русской Православной Церкви.

         Внебогослужебные собеседования сделались обязательными для военных священников с 1889 года, в силу распоряжения Главного Священника гвардии, гренадёр, армии и флота. А.А. Желобовского. Руководящие документы военного ведомства требовали организации священниками внебогослужебных собеседований 1 раз в неделю не менее 1 часа. Внебогослужебные собеседования  имели  своей  задачей  удовлетворить  религиозно-нравственные потреб- ности нижних чинов, которые не обучались в учебных командах.[92] Во время проведения собеседований полковые священники называли солдат «Христолюбивыми воинами». Это означало не только то, что они являются членами христианского государства и призваны защищать православную веру, но также то, что в любви к Христу они должны черпать необходимую им силу подвига и очищения. Военные пастыри на доступном солдатам языке, с точки зрения Православия, объясняли следующие важные проблемы: необходимость воинского служения, возможность сочетания военной службы и спасения своей души, обязанности воина на поле брани и в мирное время, отношение к императору, друг к другу и к противнику, важность и значение присяги, знамен, оружия и т.д. Каждый священник нес персональную ответственность за их проведение, это следует из рапортов военного духовенства, чьи воинские части находились далеко от центра Российской империи: «Его Высокопреподобию, Протопресвитеру Военного и Морского Духовенства Отцу Александру Алексеевичу Желобовскому от Священника 3-го пешего Пластунскаго батальона Кубанскаго Казачьяго войска.

                                                               Рапорт.

         Имею честь донести Вашему Высокопреподобию, что весь настоящий Июль месяц и по сие время я не совсем здоров, почему распоряжения Вашего, опубликованнаго в № 6 «Вестника Военнаго Духовенства», относительно представления в этом месяце внебогослужебной беседы, выполнить не мог. Испрашиваю позволения Вашего Высокопреподобия – представить мне эту беседу вместе с проповедью в Январе месяце следующаго 1891 года.

                                      Священник Василий Цыетков.

         № 90    28 июля 1890 года.                    Станица Усть-Лабинская».[93]

        Следует отметить, что с 1819 года комплект людей в пехотных и гренадерских полках Кавказского корпуса был увеличен. В каждом батальоне положено было 1200 человек рядовых. Таким образом, в пехотных батальонах на Кавказской линии с данного времени никогда небыло менее 1000 человек под ружьем. Гарнизонные батальоны также менее 400 человек на лицо не имели. Следовательно, число рядовых в 17 батальонах пехотных и в 8 гарнизонных составляло до 21.000 человек По рапортам к 16 июня 1832 года в полках 20 и 22 пехотных дивизий, равно как и во всех линейных батальонах находилось 21.328 рядовых, т.е. почти тоже количество, какое было до половины 1826 года. При- близительно такое же количество войск сохранялось до конца XIX века.[94]

         В воинских частях, где небыло по штату священников, например, в артиллерии, такие беседы проводили полковые священники близ лежащих полков или епархиальные священники по договоренности. Характерен в этом плане рапорт № 33 от 28 января 1890 года временно исполнявшего обязанности благочинного 30 пехотной дивизии священника Павла Богдановича: «Начальник 30-й пехотной дивизии от 22 сего Января, за № 263, вследствие отношения Начальника Артиллерии 4-го Армейскаго Корпуса, от 16 сего Января, за № 139, основаннаго на циркулярном предписании Командира 4-го Армейскаго Корпуса, предписал мне назначить одного из Священников 1-й бригады 30 пехотной дивизии, в г. Бобруйске, для ведения религиозно-нравственных бесед, один раз в месяц, с нижними чинами 30 летучего артиллерийскаго парка; во исполнение таковаго предписания, мною предложено было Священнику 117 пехотного Ярославского полка отцу Павлу Романскому, вести сказанные беседы, на что и получено его согласие; о чем имею честь донести Вашему Высокопреподобию».[95]

         Но не всегда так быстро и положительно решался вопрос с назначением военного духовенства для проведения бесед в артиллерийские части. Так, начальник артиллерии 7-го Армейского корпуса генерал-лейтенант Палтенков 25 октября 1889 года своим распоряжением за № 3047 определяет: «Предлагаю Командиру 13 Артиллерийской бригады войти в сношение с полковыми и городскими Священниками не пожелает ли кто либо из них принять на себя ведение бесед с нижними чинами бригады, если не безплатно, то хотя бы за плату, с отнесением сего расхода на хозяйственные суммы батарей».[96] 

       Командир 13-й артиллерийской бригады генерал-майор Прожтов отвечает 24 октября 1889 года рапортом за № 3468  на имя начальника артиллерии 7-го Армейского корпуса генерал-лейтенанта Палтенкова: «Доношу Вашему Превосходительству, что вследствии приказа по Артиллерии 7-го Армейскаго Корпуса за № 174, и приказа по войскам Округа за № 160, было сделано сношение с Священником Иоанном Явецким преподавателем Закона Божия в бригаде и Священником Севастопольскаго Братскаго Кладбища Василием Кудрицким.

         Священник Явецкий донес мне, что по слабому здоровью и по многим служебным занятиям, он не может вести вечерних бесед с нижними чинами вверенной мне бригады. Священник Кудрицкий донес мне, что он ведет беседы с нижними чинами Севастопольскаго Крепостнаго батальона, расположенными в Константиновском укреплении и имеет много прямых обязанностей, как служащий при церкви, которая не имеет постояннаго прихода, а потому ведение бесед с нижними чинами вверенной мне бригады принять на себя не может. Донося о вышеизложенном, прошу предписания Вашего Превосходительства».[97]

         Генерал-лейтенант Палтенков вынужден был обратиться к Главному Священнику Гвардии, Гренадер, Армии и Флотов с письмом, в котором указывал: «В приказе по войскам Одесскаго Военнаго Округа, 1889 года за № 160, объявлено распоряжение Ваше касательно ведения полковыми Священниками бесед с нижними чинами. Так как в Артиллерийских частях Священников нет, а между тем, польза бесед этих несомненна, то мною было предписано Командирам частей вверенной мне Артиллерии установить таковые беседы по соглашению с местным войсковым духовенством. Во исполнение сего, беседы установлены ныне во всех частях артиллерии Корпуса за исключением, расположенной на Северной стороне г. Севастополя 13-й Артиллерийской бригады. На обращенныя командиром помянутой бригады предложения вести беседы, даже за плату, как войсковое духовенство[98], так равно и местное Епархиальное[99] ответило отказом, ссылаясь главным образом на недостаток свободного времени. Прилагаю при этом Вашему Высокоблагословению всю веденную по этому делу переписку, на случай не признаете-ли Вы возможным, возложить ведение бесе с нижними чинами 13-й Артиллерийской бригады, на одного из состоящих в введении Вашем и находящихся ныне в г. Севастополе Священников.О последующем прошу Вас не отказать уведомлением».[100]

         И ответ не заставил долго себя ждать. 10 апреля 1890 года в письме за № 2209 священнику Севастопольского Братского кладбища Василию Кудрицкому А.А. Желобовский отмечал: «Начальником Артиллерии 7-го Армейскаго Корпуса, препроводив ко мне переписку об отказе военных Священников г. Севастополя принять на себя ведение, хотя бы за плату, вечерних собеседований с нижними чинами 13 Артиллерийской бригады, расположенной на северной стороне г. Севастополя, - просит распоряжения на назначение военнаго Священника для ведения упомянутых собеседований.

         …В виду таковых данных, находя уклонение Ваше в настоящем деле неуважительным, предлагаю Вам принять на себя ведение бесед с нижними чинами 13 Артиллерийской бригады, по соглашению с Командиром этой бригады – с платою, или безплатно.

         При этом не могу не выразить моего сожаления, что такое благотворное дело, как распространение религиозных знаний… в среде нижних чинов, рекомендованное мною военному духовенству и вводимое военным начальством для пользы и духовного развития нижних чинов встретило в Севастополе так много препятствий и вызвало даже неприятную для меня переписку, тогда как дело это должно было, при большем единодушии пастырей, получить благоприятное направление – по взаимному согласию Севастопольских священнослужителей».[101] И в этом же письме выражает благодарность начальнику артиллерии: «При этом долгом поставляю принести Вашему Превосходительству искреннюю мою благодарность за Ваше деятельное участие в деле распространения между нижними чинами религиозно-нравственных бесед и за сочувствие Ваше и распоряжения по упомянутому делу».[102]

         А еще ранее, 11 января 1890 года настоятель Николаевского военного собора в г. Севастополе выдал «свидетельство псаломщику Петру Шевцову о том, что он с пользою может вести духовные беседы с нижними чинами бригады».[103]

         Любопытно письмо отцу Александру Алексеевичу Желобовскому от причта и ктитора церкви лейб-гвардии Уланского Ее Величества полка: «Православные христиане, проживающие в г. Новом Петергофе, равно и нижние чины полка в праздничные дни, в послеобеденое время, имеют очень много свободных часов, которые проводятся не всегда в религиозно-нравственном настроении, а между тем в таковые-то дни особенно желательно поддержать, и в молодом поколении, и в ином возрасте религиозно-нравственный и молитвенный дух, приобретенный за Божественной Литургией.

         Поэтому мы, согласно желания Полковаго Начальства, осмеливаемся покорнейше просить разрешения Вашего Высокопреподобия открыть нам религиозно-нравственныя беседы в продолжение Воскресных дней всего года в храме Лейб-Гвардии Уланскаго, Ея Величества, полка, с чтением Акафиста Божией Матери, при чем в три часа по полудни оповещать каждый раз начало бесед красным звоном для привлечения большаго числа молящихся.

                                   Протоиерей Петр Троицкий

                                   Протоиерей Иоанн Молянский

                                   Диакон Иоанн Смирнов

                                   Ктитор ротмистр Лершопров

          № 302      Декабря «20» дня 1900 года.       Г. Новый Петергоф».[104]

         Ответ протопресвитера военного и морского духовенства А.А. Желобовского последовал 23 декабря 1900 года в письме за № 15557, в котором отмечалось: «В следствии рапорта от 20 Декабря за № 302 даю Вам знать, что я… разрешаю открыть религиозно-нравственные беседы… и призываю Божие благословение на успешное ведение бесед…».[105]

         На страницах «Вестника военного духовенства»[106] в материале «Мысли и чувства военного священника, по прочтении статьи г. Дашкова, помещенной в № 19 за 1890 год «Вестника военного духовенства» под заглавием: «Свод отчетов первого десятилетия чтений с туманными картинами[107] для нижних чинов Кавалергардского Ея Величества полка» отмечалось: «Означенная статья г. Дашкова произвела на меня какое-то особое, необычное впечатление; она заставила меня задуматься над многим, в особенности же над учительскою деятельностью по отношению к нижним чинам вверенных нам паств, и высказаться об этом предмете публично в нашем печатном органе.

         Означенная статья вызвала в моей душе, прежде всего, чувство глубокого почтения к тем лицам, которые приняли на себя инициативу, содействие и труд в деле ведения бесед и чтений для нижних чинов с туманными картинами в Кавалергардском Ея Величества полку».[108] И далее автор рассуждает о причинах, которые обуславливают необходимость проведения бесед: «Мне кажется, что эта причина кроется преимущественно в следующем: во 1-х) в умственной недоразвитости большинства новобранцев, а во 2-х) в полном неведении истин и правил Христианской Православной Веры. И, вот, к устранению этой-то грустной причины, или, по крайней мере, к возможному ее ослаблению и должны быть направлены наши силы и деятельность; так как на нас – военных священниках – лежит священный долг выработать из новобранцев доблестных членов славного победоносного Русского воинства и достойных сынов святой Православной Церкви.

         И, мне кажется, что одним из вернейших к тому средств должно послужить введение в воинских частях исторических чтений и религиозно-нравственных бесед для нижних чинов именно с туманными картинами; так как таковые чтения и беседы, без сомнения, будут интереснее для недоразвитых слушателей, и будут слушаться ими с большим вниманием, чем обыкновенные беседы; а следовательно, и проводимые в этих беседах истины будут глубже запечатлеваться в умах и сердцах слушателей, а через то и существеннее влиять на возвышение их религиозности и нравственности, - главнейшую задачу и цель нашей пастырской деятельности».[109]

         В 1894 году военный министр разрешил полкам приобретать «волшебные фонари» для показа «туманных картин» и использования в работе полковых священников при проведении бесед, особенно в глуши… В 1896 году военный министр А.Н. Куропаткин выделил 300 рублей для закупки фонаря и 200 картин – для воскресных чтений в городе Красноводске.[110]  

         Обычно собеседования проводились в послеобеденное время. Беседы были весьма разнообразны и целенаправлены. Так, в процессе бесед разъяснялись смысл и  значение предстоящих учений, решающая роль в них человека;  святость воинских подвигов;  недопустимость нарушения клятвы на верность Отчизне;  любовь к Царю и Родине;  необходимость хранить внутреннюю чистоту души и быть правдивым;  порочность грабежа, воровства и всякого насилия, добровольной сдачи в плен и т.д.[111]  Требовалось, чтобы беседы, проводившиеся военными священниками, не были длинными, отвлеченными, а каждый вопрос должен был излагаться кратко, но убедительно, одушевленно и по возможности в форме диалога. Особое значение проведению подобных бесед отводилось непосредственно в районе учений или боевых действий.

         Внебогослужебные беседы по своей сути важны были в тот исторический период, важными они могут быть и сегодня, причем не только для молодых солдат, но и для офицеров всех рангов. Это подтверждает и личный опыт автора, выполнявшего служебные задания в боевой обстановке в горячих точках бывшего Советского Союза, а также опыт легендарного отца Киприана, про которго в Чечне говорили: «Он там, куда Бог послал». Четыре раза он был в плену, шесть раз дудаевцы выводили его на расстрел. Его слова: «Смерть – страшная штука, но ты думай о том, что страшнее смерти позор. Готовтесь к вечности, берегите душу. Мы ведь такие счастливые, мы вечные»[112]. Война – это телескоп, где все как на ладони, не сыграешь смелого, если ты трус, честного – если негодяй. Тут всего человека насквозь видно.  Само присутствие отца Киприана на передовой, вселяло в солдат надежду на благополучный исход боя, надежду на будущее. Много мудрых и теплых слов находил он для оторванных от родного дома, обожженных войной, а порой и окаменевших сердцем после пережитого мальчиков. Все они его дети, «внучики», а он – их батяня. Уловив затаенную тоску в глазах кого из солдатиков, надолго прижимает его к своей груди, успокоит.

        Доброе слово священника всегда ценилось очень высоко. Не случайно ведь Александр I не задолго до своей кончины,[113] находясь в Таганроге, отправляет рескрипт архимандриту Фотию следующего содержания: «Отец Архимандрит Фотий! По всем известиям до Меня доходящим Граф Алексей Андреевич после несчастия его поразившего, находится в крайнем упадке духа, близком даже отчаяния. Зная искреннее уважение его к духовным добродетелям Вашим, я уверен, что Вы с помощью Всевышнего много можите подействовать на душевные его силы. Подкрепляя их, Вы окажите важную услугу Государству и Мне, ибо служение Графа Аракчеева драгоценно для Отечества. Христианин обязан с покорностью переносить удары, рукою Господнею ему наносимые, мы все в воле Его. Испрашивая благословения Вашего, поручаю себя молитвам Вашим. АЛЕКСАНДР. Таганрог. Октября 3 дня 1825 г. Письмо сие храните в тайне».[114] Знал как можно помочь своему ближайшему сподвижнику!

         Интересны воспоминания военного корреспондента  второй половины XIX века В.И. Немировича-Данченко, которыми он делился с нами на страницах книги «Скобелев». Так, он рассказывал о том, что перед боем и в бою М.Д. Скобелев был спокоен, решителен и энергичен. Он сам шел на смерть и не щадил других, но после боя для него наступали тяжелые дни, тяжелые ночи. Совесть его не успокаивалась на сознании необходимости жертв. Напротив, она говорила громко и грозно. В триумфаторе просыпался мученник.

         «Чего стоит эта слава?  Сколько убитых, раненых, страдальцев, разорённых! …Кстати, вы человек верующий, религиозный …  Объясните мне: будем ли мы с вами отвечать Богу за  массу людей, которых мы погубили в боях».[115]

         В этой войне было убито 15.567 солдат и офицеров русской армии, 56.652 человека получили ранение, 6.824 солдата и офицера умерли от полученных ран.[116] В первом бою под Плевной число убитых и раненых солдат и офицеров русской армии составило 5.000 человек, а во втором бою 11.000 человек.[117] Цифры ошеломляющие если подумаешь, что за каждым из них – семья, родственники, друзья… В развитие этой мысли хочется привести несколько строк из письма активного участника русско-японской войны (1904 – 1905 гг.) полкового священника Г.И. Шавельского, писавшего 17 июня 1904 года: «В старину не так, вероятно, страшны были бои. Теперь настоящий ад устраивают люди. 2-го июня бой шел исключительно артиллерийский и ружейный. Представьте себе массу, свистящих мимо Вас, пуль, летающих снарядов, которые гудят, взрывают землю, разрываются, бьют и колечат людей. Наш перевязочный пункт, где и я был, оказался в линии огня. Много опасности было. Один снаряд упал саженях в 3-х от меня, но, слава Богу, не разорвался. В другом месте в 2-х шагах от меня убило наповал лошадь. Я вышел целым и невредимым. Насколько сильное впечатление производит бой, можете судить по тому, что после каждого сражения несколько офицеров сходят с ума. Наши потери у Вафангоу, по-видимому, громадны: около 4 т/ысяч/ ч/еловек/ выбыло из строя».[118] А в июле этого же года в Манчжурии у деревни Якувоцзы он напишет стихотворение и отправит Екатерине Ивановне Мосоловой: «Шлю Вам маленький экспромт-стихотворение – вчера вечером оно вылилось у меня. Сгладить шероховатости не успел, иначе потерял бы возможность послать это письмо заказным порядком: через ½ часа посланец уезжает в Ляоян, а там только принимают заказ/ные/ письма».[119] Стихотворение опубликует журнал «Церковный Вестник»,[120] под названием - «В резерве»:

«Братцы! Снова будет дело,

С недругом борьба!

Время, знать, тому приспело:

Слышь… идет пальба!»

Вот граната прогудела,

Врылась глубоко;

Вот шрапнель там прошумела,

Взвившись высоко.

Все грозней грохочут пушки,

И несется стон…

А вдали холмов верхушки

Отвечают в тон.

Между гор дымки клубятся

От картечь, гранат;

Нам же ужасы чудятся:

Наши там сидят!…

Гибнут люди, стонут горы,

Над горами – чад…

Смолкли птичек нежных хоры,

Всюду как бы ад.

-          «Тише, братцы! Там, левее,

На отрогах гор…

Да оставьте ж вы скорее

Неуместный спор!

Видишь: люди, как на гонке,

Падают, бегут,

А другие вон, в сторонке,

Что-то стерегут!

Это враг наш наступает,

Близок уж от нас;

Но напрасно он пугает:

Знаем мы свой час.

В ружье! Живо! Постарайся

Отразить врага!

Кто робеет? Убирайся,

Жизнь коль дорога!»

-          «Не гляди ты так сурово,

Командир, на нас!

Молви ласковое слово

В этот страшный час!

Жизнь за родину святую

Все мы отдадим;

Славу ж нашу боевую

В век не посрамим!»

-          «Шагом марш! Иди скорее,

Осенись крестом!

Бог поможет, - так смелее

Встретимся с врагом».

Быстро встали, снарядились

Молодцы стрелки;

Шапки сняли, помолились…

Разбрелись в цепи…

Скоро дело завязалось,

Поднялась стрельба:

Не на жизнь – на смерть началась

У врагов борьба.

Пули роем пролетели,

Содрогнулся дух…

А орудья грохотали,

Оглушая слух.

Люди падали, страдали,

Кровь лилась рекой,

А другие умирали

В схватке боевой.

Солнце спряталось за тучи:

Не смогло смотреть,

Как тела валились в кучи,

Как косила смерть.

Гибнут люди, стонут горы,

Над горами – чад…

Смолкли птичек нежных хоры…

Всюду словно ад.[121] 

         И непроизвольно напрашивается вопрос – когда, наконец, по пророчеству, «раскуют мечи своя на орала и копия своя на серпы, и не возмет язык на язык меча, и не навыкнут к тому ратоватися (Ис. 2.4)? Митрополит Филарет в речи при благодарственном ко Господу молебне отмечал: «Итак, Бог любит добродушный мир, и Бог же благославляет праведную брань. Ибо с тех пор, как есть на земле немирные люди, мира нельзя иметь без помощи военной. Честный и благонадежный мир, большею частью надобно завоевать. И для сохранения приобретенного мира надобно, чтобы самый победитель не позволял заржаветь своему оружию. Итак, православные воины, - словом Давидовым говорит вам святая Церковь, приглашая, в то же время, и вас говорить с нею: Благословен Господь Бог наш, научаяй руки наши на ополчение, персты наши на брань!»[122]

         Обращаясь к личному составу Волынского и Минского полков 14-й пехотной дивизии на торжестве передачи высочайше пожалованных Георгиевских серебряных труб 26 ноября 1909 года Преосвященный Серафим (Л.М. Чичагов)[123] также отмечал, что земное воинство всегда было благославляемо Богом. «Господь Бог назвал Себя не только Богом мира, но и Господином воинств.Войны были во все времена. Так, Авраам, служащий образцом кроткой веры, воевал за своих родных и за союзных царей. По повелению Божиему избранный народ приобрел войной обетованную землю. Не Дух ли Божий, Который носился над Давидом от дня помазания его, управлял его рукою, когда он победоносно стрелял в Голиафа?»[124] Не Христос ли сказал: «Услышите о войнах и о военных слухах, смотрите не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть» (Мф. 24,6). А св. апостол Павел засвидетельствовал, что древние цари и вожди верою побеждали царства (Евр. 11,33).

         Отцы Церкви учат, что осуждая войну, разжигаемую из самолюбия и гордости, из-за мирских выгод и приобретений, Церковь молится за воюющих, когда они вступают в брань, невольно повинуясь необходимости защищать или целость Христовой веры, то есть собственное духовное бытие свое, или свободу совести и истинные права человечества от угнетения грубым насилием. «Бог любит добродушный мир, - говорит святитель московский Филарет,- но Бог же благославляет праведную войну». И так будет до той поры, пока существуют и господствуют на земле самолюбие и страсти человеческие. Христианство впервые провозгласило абсолютную ценность человеческой личности. Лишать человека жизни не вправе никто, кроме Бога. Но есть золотое правило, принятое и в христианской аскетике: из двух зол выбирать меньшее. Разрешая злодею убивать невинного, мы сами становимся соучастниками убийства. У нас есть заповедь любви, но тем самым нам даны обязанность и право защищать тех, кого мы любим «не щадя живота своего». «Если же кто о своих, и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного» (1 Тим. 5.8).

         На протяжении веков, ратный воинский подвиг считался высшим проявлением любви к Отечеству, к единоверным и единокровным братьям, подвигом жертвенной любви, даже до смерти. Эта вечная истина с предельной ясностью выражена в Евангельских словах Христа Спасителя: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15.13). Вместе с тем, епископ Кишиневский и Хотинский Серафим (впоследствии митрополит Ленинградский и Гдовский) скажет: «Без глубокой веры, христианской жизни и постоянной молитвы немыслимо получить дар водительства народного и добывать победы над врагом, которые часто зависят в самую страшную, важную минуту боя от внутреннего предчувствия полководца, от озарения его блестящей мыслию и всегда от благословения Божия! Без твердого убеждения, что, идя в бой, идешь на верную смерть, совершаешь великий христианский подвиг, переживаешь святейшие часы в жизни и действуешь не только как воин царя своего, обязанный защищать его, по заповеди Божией, но как воин Христов, защитник веры и Церкви, чести и свободы Родины, которому обещан на случай смерти мученический венец; без понимания такой веры нельзя воину жертвовать своею жизнию и совершать подвиги!»[125]

         Достаточно вспомнить также, что ни у одного из святых Отцов мы не найдем проповеди пацифизма. Преподобный Серафим, давший изувечить себя злодеям, ни разу не осудил вооруженной защиты ближнего. Игумен Сергий Радонежский, ставший при жизни воплощением кротости и смирения, ушедший из монастыря, чтобы не быть втянутым в борьбу за власть, благословил русское войско на Куликовскую битву. Более того, он направил в войско Дмитрия Донского двух монахов Андрея Ослябю и Александра Пересвета, дабы не только со стороны благословить, но и освятить непосредственным участием верных сынов Церкви ратный подвиг освобождения русской земли от захватчиков, засвидетельствовав тем самым раз и навсегда, что святая Православная Церковь почитает ратное дело делом поистине священным, непостыдным даже для тех, кто оставил мир для исполнения в полной мере заповедей Христа.

         «Русская Православная Церковь всегда с особым уважением относилась к памяти воинов, жизнь свою за веру и Отечество положивших. Она молилась и молится об упокоении их душ», - подчеркивает Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II.[126]

         В конце июля 2002 года насельник Спасо-Преображенского Валаамского монастыря иеромонах Парфений и сестры Марфо-Мариинской обители привезли в Чечню полторы тонны гуманитарного груза для наших воинов. Отвечая на вопросы корреспондента газеты «Смена» Виктории Морозовой о том, что ему лично дала эта поездка, ответил: «Она стала для меня школой живой молитвы. Аргунское ущелье – это зона боевых действий. И, молясь в минуты опасности, я чувствовал, как все силы, все во мне – мозг, речь, сердце, чувства, эмоции – все направлено к Богу.

         Эта поездка стала школой сострадания, любви к ближнему. Господи, как бережно в том же самом госпитале ребята относятся к своим тяжелораненым друзьям, с какой готовностью помогают друг другу, как сочувствуют! «Батюшка, батюшка, - просили меня, - вы обязательно зайдите вот к тому больному, он после операции, ему очень тяжело, он хочет исповедаться и причаститься…» И столько заботы, столько сострадания было в таких вот просьбах…

         Многие мне говорили: «Мы здесь учимся задумываться о Боге и верить в Него». Верить не в то, что Он есть, - практически никто из ребят, с которыми я разговаривал, не отрицает Его существование. Верить в Его помощь, молиться Господу, разговаривать с Ним – то есть выстраивать какие-то свои, личностные отношения с Богом. Печально, конечно, что все это происходит в такой трудной, экстремальной ситуации, но у Бога Свой промысел о каждом человеке.

         Отец Парфений далее говорит: «Первое впечатление от зоны боевых действий было очень странным. Совсем не было ощущения войны. Где-то там, вдали, стреляли, но казалось, будто в тире… А когда мы побывали в медсанчасти, в госпиталях, когда случилась эта беда с вертолетом, когда мы увидели молодых ребят – искалеченных, с развороченными животами, когда прочувствовали боль и страдания всех этих людей – вот тогда по-настоящему пришло ощущение войны, опасности, смерти…

        Некоторые спрашивают меня: «Зачем ты туда поехал ? Я на это могу ответить словами Патриарха. Благословляя меня, он наставлял: «Раненых, которых будешь навещать, - утешь. Ребят, воинов наших, несущих службу, - поддержи и вдохнови. Православных людей, живущих в Чечне, в мусульманском окружении, - тех укрепи в вере». С этими словами Святейшего я и поехал».[127]

         В свою очередь хочется подчеркнуть, что люди там постоянно находятся на грани жизни и смерти, они в любой момент могут погибнуть, испытывают сильнейшие психологические нагрузки, физическое перенапряжение, стресс. В этой ситуации священник просто необходим. Это его прямая обязанность –утешить и помочь. И в первую очередь через таинство исповеди, причастия. Это укрепляет духовно, успокаивает морально, подкрепляет физически.

       Но возвращаясь к истории военного духовенства, хочется отметить, что интересным представляется нам Заключение учрежденной Его  Императорским Высочеством, Главнокомандующим при Штабе войск Гвардии и Петербургского военного округа комиссии по вопросам содействия религиозно-нравственному, умственному и физическому развитию нижних чинов, включающее в себя программу духовных бесед с солдатами:                                

                                                                1-й год.

        1-я беседа (вступительная). О высоком значении воинского звания. Об обязанностях воина-христианина. Предостережение от дурных знакомств, пьянства и разврата.

        2-я беседа. Понятие о Боге, как Творце, Промыслителе и Спасителе мира. О грехе. Появление его в мире ангельском и человеческом. Последствия греха. Обетование о Спасителе и приготовление мира к принятию его.

        3-я беседа. Явление Христа в мире. Жизнь Божией Матери и Иисуса Христа, кончая крещением Иисуса Христа. Иоанн Креститель.

        4-я беседа. Иисус Христос – свет мира. Учение Иисуса Христа. Нагорная проповедь.

        5-я беседа. Притчи Господни.

        6-я беседа. Иисус Христос Искупитель мира. Чудеса Иисуса Христа.

        7-я и 8-я беседы. Последние дни земной жизни Спасителя.

        9-я беседа. Воскресение Иисуса Христа. Сошествие Св. Духа. Успение Божией Матери . Воздвижение Креста Господня.

        10-я беседа. О присяге.

                                                2-ой год.

                        Церковь Христова со времен Апостолов.

1)       Св. Апостолы: сошествие Св. Духа, Апостол Петр: жизнь, проповедь и

 особенности учения.

      2) Апостол Иаков: жизнь и особенности учения (о необходимости добрых дел).

      3) Апостол Павел: жизнь, проповедь и особенности учения (о благодатном

 оправдании верою).

     4) Апостол Иоанн: жизнь, проповедь и особенности учения (о любви).

5)Состав христианской общины. Обращение Иудеев. Обращение язычников.

    Жизнь первых христиан.

     6) и 7) Гонение на христиан. Гонение от иудеев и язычников. Святые Мученики.

8) Два мира Бекетовой.

9) Торжество христианства. Константин Великий.

          10) Святые Кирилл и Мефодий просветители славян.

     11) Начало христианства на Руси.

12) и 13) О Богослужении. Происхождение Богослужения. О храме и его принадлежностях. О священно-служителях и облачениях.

     14) Объяснение всенощного бдения.

15) и 16) Объяснение литургии.

                                                      3-й год.

1)О необходимости духовного возрождения: беседа с Никодимом.

     Нагорная проповедь: о милостыне, посте и молитве.

     Отношение христианского закона к ветхозаветному закону.

     2) – 6) Заповеди блаженства.

7) Новозаветное учение о любви к Богу и к ближним. Учение о Боге и благодати Божией.

8) О таинствах крещения и миропомазания.

9) О покаянии.

10) О браке.

11) О священстве и елеосвящении.

12) О загробной жизни, будущем суде и молитве за умерших.

13) и 14) Раскрытие христианского учения при помощи отдельных назидательных рассказов. Против пьянства, лжи, плотской похоти, воровства и разрушения законов, родства и семейных устоев.

   Примечание: В нескольких беседах следует познакомить с событиями, в честь которых посвящены полковые, батальонные и ротные праздники.[128]

         Между тем в практике войск случались «…уклонения самих нижних чинов от посещения храма, религиозных бесед и недоверие к наставлениям своего духовного отца». Об этом писал в журнале «Офицерская жизнь» священник И. Цирук-Соболевский. Он полагал, что причиной этого является сам уклад воинского быта, типичный для многих частей, когда молодой, богобоязненный, только что призванный из деревни солдат собирается в церковь на заутреннюю молитву, в то время как старослужащие нижние чины посмеиваются над ним, лежа на кроватях, а офицеров и фельдфебелей вовсе не видно в храме. Да и священник на вопрос солдата, почему Бог не накажет офицеров за грехи (например, за пьянство) священник вразумительно не отвечает, темнит, как следствие – его авторитет не повышается.[129]

         Примечательно, что один из недостатков системы духовно-нравственного воспитания военнослужащих проявлялся в невыполнении требований руководящих документов о проведении внебогослужебных собеседований. На практике их эффективность зачастую падала из-за несоответствия обстановки в храме, не отвечавшей ожиданиям солдата.[130]

         Достаточно типичным можно считать наблюдение, сделанное генерал-лейтенантом Т.Л. Дембовским, проводившем инспекцию одной из частей артиллерии в 1902 году. Оказалось, что «при значительном накоплении в соборе нижних чинов, беседа едва ли бывает всем хорошо слышна, и она сама собой обращается в обычную проповедь без возможности задать иногда какой-либо вопрос, разъяснить что-либо непонятное нижним чинам, вызвать с их стороны какое-либо суждение; такие беседы неизбежно должны обратиться во что-либо формальное, на что при спросе «были ли беседы» можно ответить всегда утвердительно и быть правым в служебном отношении». Военачальника огорчило, что вечерняя молитва хотя и проводилась, однако была исполнена солдатами без должного почтения, формально, без души: до построения всей роты, при шуме шагов…».[131]

         Военный историк Н.Н. Романов отмечает, «многие воинские начальники объясняли нежелание части нижних чинов посещать богослужения тем, что в храмах зачастую отсутствовало место для солдата».[132] «Мне неоднократно самому приходилось наблюдать, как 100 и более нижних чинов при каждой церкви стояли на паперти и в ограде, лишенные возможности за переполнением быть в храме» докладывал командир полка из Туркестанского военного округа своему командиру дивизии, между тем «…в программе действий полкового священника религиозно-нравственные беседы занимают главное место; при успешном ведении их нижние чины облагораживаются, воспитываются и укрепляются в нравственных правилах». Этот командир-туркестанец считал, что условия его полковой церкви: теснота, спертый воздух, не способствуют восприятию солдатами пастырского слова. В результате нижние чины «…получают вместо духовно-религиозного удовлетворения апатию к богослужебным собеседованиям».[133]

         Исторический опыт организации воспитательной работы в русской армии и на флоте, носившей преимущественно духовно-нравственный характер, вполне закономерно позволяет постичь сегодняшнему поколению воинов основы философско-нравственного обоснования ратного труда наших далеких предков. В 1908 году будущий и последний протопресвитер русской армии и флота Г.И. Шавельский писал: «Братья, берегите веру! Она всегда служила источником воодушевления, бесстрашия, самоотвержения наших воинов; она сообщала им силу к перенесению всевозможных сверхчеловеческих невзгод и лишений, которым удивлялся весь мир; она обращала их в грозные, непобедимые полки. Пока ни один философ, ни один алхимик не изобрели другой силы, которая могла бы заменить веру, и никогда не найдут ее. Вера и впредь будет служить глубочайшим источником истинного геройства и самоотвержения, основою всякой дисциплины и порядка».[134]

         Как показывает опыт, подобные вопросы зачастую вставали, встают и вставать будут перед офицерами частей и подразделений, принимавших участие в боевых действиях и понесших потери в личном составе своего подразделения.  Молитва, совет и  личное участие священника в подобных случаях переоценить просто невозможно. «Молитва есть исполненное благоговения и чистоты сердца обращение, живое и действенное слово человека к Богу, или разумная, но вполне проникнутая чувством своего недостоинства, наша беседа с Ним. Ею мы просим у Бога того, в чем нуждаемся. Ею благодарим Его за милости, которые непрестанно чувствуем и должны чувствовать. Ею мы, как разумные и словесные существа, можем восхвалять, воспевать и славить пресвятое Имя его. Ею наконец, постоянно устремляя сердце к Богу, взывая к Нему, как дети к отцу, можем возвратить потерянное ослушанием перед Ним блаженство, такое состояние, о котором люди на земле не могут иметь ясного представления. Без молитвы человек есть мертвец, так как она – воздух и пища души», - писал протоиерей 2-го драгунского Санкт-Петербургского полка Сергий Белявский.[135]

        Готовясь к сражению, христолюбивый воин должен в первую очередь утвердиться в решении исполнить то, что от него требует долг службы. Иван Сергеевич Аксаков в работе «Как Россия готовится к войне» отмечал: «В старину был обычай: отправляясь на войну или пред вступлением в бой, русские воины приносили Богу с сокрушенным сердцем покаяние во всех своих грехах и неправдах, вольных и невольных, и, только очистившись исповедью и восстановив союз с Христом в таинстве причащения, шли навстречу врагам, на «сретенье смерти».[136] «Человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих» (Иак. 1.8), не надежен и воин нерешительный, а тем более робкий. Решимость же эту где и почерпнуть, как не в молитве? Примером этому могут служить события русско-японской войны. В дневнике священника 51-го драгунского Черниговского Ее Императорского Высочества Великой Княгини Елисаветы Федоровны полка Митрофана Васильевича Сребрянского отмечается: «17 июля 1904 года. В 7 часов вечера я предложил отслужить для полка обедницу, т.к. завтра в 4 часа утра выступление. Предложение всеми принято с большею радостью. Поставили на поле стол, икону, Евангелие и крест, зажгли свечу… Собрались эскадроны, генерал и все офицеры, и при мерцании звезд мы начали богослужение. Прежде всего я сказал небольшое поучение на Евангелие об укрощении Господом бури на море, увещевая солдат веровать, что Господь и среди военных бурь и сражений и походных трудов с нами; только надо крепко верить и усердно молиться Ему… Пели все солдаты… так было умилительно и внушительно это ночное служение, что слезы сами просились на глаза… Пропели царское многолетие, шефу, 51-му полку и всей 2-й бригаде; я обошел ряды воинов, благославляя их крестом и на ходу ободряя словами… а налево от нас ясно слышна канонада. Очевидно, в горах идет сражение; ночью из Янтая туда ушло три тысячи человек пехоты!»[137]

         Нужно помнить, что христианский воин силен в бою не только своим мужеством и храбростью, не только своим оружием, но более всего верою, молитвою и упованием на Бога. Когда молитва растворена живою верой, тогда она сильнее оружия вещественного. Недаром апостол Павел сказал о героях Ветхого Завета: «верою побеждали царства» (Евр. 11.33).

        В 1868 году в одном из циркулярных распоряжений Главное управление военно-учебных заведений потребовало от священослужителей военных гимназий, в целях лучшего духовно-нравственного развития воспитанников, проводить с ними пастырские беседы. Для этого выделялся особый третий урок в неделю, сверх двух по Закону Божьему.[138]

         Особое значение военное духовенство придавало занятиям по изучению Закона Божия.[139] 31 мая 1861 года главный священник армии и флота протопресвитер В.И. Кутневич получает из Святейшего Правительствующего Синода указ «О преподавании Закона Божия в полковых, ротных и эскадронных школах». В целях распространения между воинскими нижними чинами «познания веры», и, чтобы не отягощать исключительно одних полковых священников новою обязанностью, император Александр II 15 апреля этого же года приказал: «1) Возложить на полковых священников, согласно прямой их обязанности, безвозмездное преподавание нижним чинам православного исповедания Закона Божия в полковых, ротных и эскадронных школах, находящихся при полковых штабах или в недальнем от них расстоянии в те часы, которые будут назначены для сего частными начальниками, по соглашению с полковыми начальниками. 2) Для частей войск, расположенных в деревнях, отдельно от полковых штабов, входить в соглашение с местными приходскими священниками для преподавания Закона Божия на тех условиях, какие найдут возможным господа частные начальники».[140] В связи с выходом данного Указа Главный священник Армии и Флотов протопресвитер Василий Иванович Кутневич разработал «Наставление о преподавании Закона Божия нижним воинским чинам»,[141] которое одновременно с текстом указа относительно преподавания в учебных подразделениях армии Закона Божия было направлено в адрес преосвященных епархиальных архиереев, главных священников гвардейского и гренадерского корпусов армии и флота циркулярным указом в качестве основного руководящего документа. В Наставлении подчеркивалось, что преподавание Закона Божия должно быть соотнесено с уровнем развития нижних чинов, и их служебными обязанностями. Оно должно ограничиться кратким и ясным изложением догматов веры и правил христианской жизни.

         Протопресвитер В.И. Кутневич рекомендовал использовать в процессе занятий учебные пособия: «Букварь», изданный Святейшим Синодом в 1861 году и «Начатки христианского учения», которым пользовалось духовенство в низших духовных и светских училищах, а также «Евангелие» на русском языке.

         В Наставлении были даны подробные методические рекомендации по изучению разделов программы занятий, частично раскрывалась методика проведения уроков и давалось много полезных практических советов преподавателям Закона Божия. Заканчивалось оно словами: «Учение тогда доходит до глубины сердца учащихся, когда преподающий оное во глубине сердца своего полюбил оное, и служит живым образом того, чему учит; и потому преподаватель Закона Божия да обратит все свое внимание на самого себя, и озаботится о том, чтобы пример его жизни соделывал плодоносным его учение».[142]  Наставление это было разослано по всем военным соборам, в том числе и  шести крепостным, трем крепостным церквам, семи госпитальным церквам, четырем батальонным церквам, двеннадцати церквам военных училищ и заводов. Наставление получили девятнадцать благочинных.[143]

         В 1872 году созданною при Главном штабе Военного Министерства комиссиею выработаны были «Краткий Молитвенник для православных воинов» и особая для учебных команд «программа Закона Божия», которые по благословению Святейшего Синода, были объявлены войскам для руководства.[144]

         Наконец, приказом  по  Военному ведомству 1875 года  за  № 52  объявлено

 было новое о полковых учебных командах. С введением всеобщей воинской повинности и с сокращением сроков службы нижних чинов, двухгодичный курс, существовавший до того времени в учебных полковых командах, оказался в этих условиях слишком продолжительным, почему и был сокращен до одного года. Число уроков по Закону Божию было ограничено лишь одним занятием в неделю.[145]

         Вступивший в 1888 году в управление военным духовенством Гвардии и Гренадер, Армии и Флотов Главный священник протоиерей А.А. Желобовский, вникая во все дела своего управления, обратил внимание на то, что дело преподавания Закона Божия в полковых учебных командах находилось в очень неопределенном положении, что для этих команд небыло выработано соответствующей одногодичному курсу программы.

         На проходившем 9 февраля 1889 года втором общем собрании военного духовенства было принято постановление: обратиться к полковым священникам с тем, чтобы они высказали свой взгляд по этому вопросу, свои предложения по подготовке новой программы по Закону Божию, которая бы соответствовала учебному курсу полковых команд.[146]

         По получении предложений, заявлений и программ от военного духовенства Главный Священник создал под председательством благочинного Санкт-Петербургских и Новгородских церквей армейского ведомства протоиерея А.А. Ставровского, особую комиссию, в состав которой вошли протоиереи Н.Н. Наумов, Д.Я. Никитин, П.П. Заркевич, Г.И. Фалютинский, Д.П. Поповицкий, Т.П. Дивов и священники А.М. Песоцкий и А.Ф. Златковский. Комиссия прежде всего «поручила Председателю осветить настоящий вопрос историческими данными и подлинными делами производившимися по этому предмету в Канцеляриях Военнаго Министерства и Главнаго Священника».[147] И только после того как председатель доложил добытые  данные членам комиссии, последняя приступила к обсуждению пригодности или непригодности прежней программы, обнародованной по военному министерству в 1872 году и приспособленной к двухгодичному курсу учебных команд. И оказалось, что эта программа, по своей обширности, действительно несовместима с годичным сроком обучения, или точнее с 1 октября по 1 апреля, в продолжение которого, при одном уроке в неделю за исключением праздников, инспекторских смотров и других подобных нарядов, на Закон Божий приходилось от 15 до 20 уроков в год.

         Комиссия приступила к рассмотрению 17 проектов новых программ, присланных протоиереями: Н.Н. Наумовым, Д.Я. Никитиным, П.П. Заркевичем, Г.А. Рождественским, Д.П. Поповицким, Т.П. Дивовым, Г.Д. Белопольским, Н.А. Каллистовым, А.А. Капытовским и священниками: И.М. Переспеловым, Ф.А. Евнитским, П.Ф. Богдановичем, К.С. Вруцевичем, А.А. Смирновым, М.А. Сусловым, В.А. Соколовым и П.Н. Белюстиным. К некоторым проектам приложены были особые пояснительные записки. И после их изучения - к разработке новой программы Закона Божия. 28 февраля 1890 года рапортом за № 34 протоиерей А.А. Ставровский докладывал Александру Алексеевичу Желобовскому: «Вашим Высокопреподобием в минувшем году учреждена была, под моим председательством, коммиссия для составления по Закону Божию для полковых и других воинских учебных команд, соответствующей одногодичному курсу оных команд программы. Представляя при сем выработанную коммиссиею программу и объяснительную к ней записку, честь имею доложить Вашему Высокопреподобию, что прилагаемая при сем программа может быть выполенена при двух уроках в неделю, а так как в настоящее время, по приказу 1875 года за № 52 в учебных командах на Закон Божий полагается только один урок в неделю, то коммиссия просит ходатайства Вашего Высокопреподобия пред Г. Военным Министром о назначении на Закон Божий двух уроков в неделю, в противном случае программа должна быть сокращена».[148]

         В 1889 году она была утверждена Главным Священником Гвардии, Гренадер, Армии и Флотов.  В ней было указано самое главное, существенное, что необходимо было знать нижним чинам учебной воинской команды. Выпустить и сократить еще что-либо в ней комиссия не нашла возможным. Но и при всей ее краткости программа могла быть выполнена только при 2-х уроках в неделю или 30 уроках в год. «При составлении программы, Комиссия руководствовалась, в частности, следующими соображениями о числе уроков потребных для каждаго отдела программы, а именно:»[149]

                На изучение молитв                                          - 3 урока;

                Священной истории Ветхого Завета                - 5 уроков;

                Священной истории Нового Завета                 - 5 уроков;

                Символа веры и заповедей                               - 8 уроков;

                 На изучение Богослужения                              - 3 урока.

                                                                         Итого:        30 уроков

         При изучении каждого отдела программы законоучитель, по мнению комиссии, должен иметь в виду следующее:

         1). При изучении молитв, от учащихся требуется правильное и отчетливое чтение молитвы по славянски, объяснение малопонятных слов слов и выражений и усвоение общего смысла молитвы. Законоучителю не возбранялось изучать молитвы вместе со Священной историей, приурочивая ту или другую молитву к священным событиям имеющим тесную связь, так, например: «Богородице…» с Благовещением. При таком изучении молитвы быстрее и легче усваивались и запоминались учащимися. Руководством для изучения должен был служить «Краткий молитвослов для православных воинов», изданный Главным Штабом военного министерства по благословению Святейшего Синода.

         2). При изучении Священной истории, законоучитель должен был обращать главное внимание на события и учение Нового Завета, касаясь событий ветхозаветных только в той мере, в какой это необходимо для понимания Нового Завета и указывая при этом, по мере возможности, на связь их с христианским вероучением. При изучении Ново-Заветной истории законоучитель должен был обращать внимание учащихся на значение двунадесятых праздников и время их празднования, а, если находил возможным, то указывал и на особенности их Богослужения.

         3). При изучении Символа веры и 10 заповедей законоучитель должен был точно, наиболее понятно и кратко выяснить те истины вероучения и нравоучения, которые содержатся в каждом разделе Символа веры и заповеди. Учащиеся, кроме правильного и отчетливого чтения Символа веры и заповедей и объяснения малопонятных слов и выражений, должны были уметь кратко передать те истины христианской веры и нравственности, которые содержатся в каждом разделе и заповеди. При этом законоучитель обращал внимание и на особенности обязанностей воинской службы. Так, при изучении 11 и 12 разделов, указывал на постоянную молитву Церкви о православных воинах за Веру, Царя и Отечество на брани живот свой положивших. При изучении 3-ей заповеди – на значение воинской присяги. При изучении 4-ой заповеди – на святыню для солдата – знамя. При изучении 5-ой заповеди – на любовь к Царю и Отечеству и бесприкословное повиновение начальникам. При изучении 6-ой заповеди – на то, что убиение врага не считается законопреступным во время войны, а также на любовь и милосердие к побежденному врагу, на необходимость избегать жестокого обращения с животными и так далее.

         4). При ознакомлении с церковным Богослужением, законоучитель не должен был вдаваться в уставные частности и археологические толкования. При объяснении литургии, он должен был ограничиваться указанием важнейших действий службы, с очевидною ясностью напоминающих события жизни Христа Спасителя.[150] 

         «Всеми вышеизложенными соображениями и указаниями Коммиссия и рекомендует Отцам Законоучителям руководствоваться при выполнении предлагаемой ниже программы для полковых и других воинских учебных команд.[151]

                                                            ПРОГРАММА

  По Закону Божию для полковых и других воинских учебных команд, при двух уроках в неделю, составленная, учрежденною в 1889 году Главным Священником Гвардии, Гренадер, Армии и Флотов Коммиссиею.

                                                      Отдел первый.

         Необходимыя для православнаго христианина молитвы. 1). Предварительные понятия. Значение слов: «христианин» и «православный». Понятие о Боге, Божией Матери, Ангеле хранителе и Святых угодниках Божиих. О молитве: место и время молитвы: внешние знаки, употребляемые на молитве (крестное знамение, поклонение и коленопреклонение); значение Святых Икон и возжение пред ними свечей и елея.

         2). Объяснение молитв: 1., Во имя Отца и Сына и Святаго Духа; 2., Царю небесный… 3., Святый Боже… 4., Отче наш… 5., Богородице Дево… 6., Спаси, Господи люди твоя… 7., Пред сражением: Спаситель мой…

                                                    Отдел второй.

        Краткая Священная история Ветхаго и Новаго Завета. 1., Сотворение мира и человека. 2., Грехопадение первых людей и обетование о Спасителе. 3., Всемирный потоп. 4., Авраам и принесение Исаака в жертву. 5., Иосиф. 6., Моисей. 7., Закон Божий, данный Евреям при Синае. 8., Царь Давид. 9., Пророк Илия. 10., Рождество Богородицы и введение ея во храм. 11., Благовещение Пресвятой Деве Марии. 12., Рождество Христово. 13. Сретение Господне. 14., Иоанн Предтеча и крещение Господне. 15., Чудеса Иисуса Христа: укрощение бури, хождение по водам и воскрешение Лазаря. 16., Учение Христа Спасителя из нагорной проповеди: о третей и шестой заповеди, о молитве, посте, милостыне, о неосуждении, о любви ко врагам. 17., Притчи Иисуса Христа: о мытаре и фарисее, о блудном сыне. 18., Преображение Господне. 19., Вход Господен в Иерусалим. 20., Тайная вечеря. 21., Страдания, смерть и погребение Иисуса Христа. 22., Воскресение Христово. 23., Вознесение Господне. 24., Сошествие Святаго Духа. 25., Успение Божией Матери. 26., Воздвижение честнаго и животворящаго креста Господня. 27., Крещение Руси.

                                                      Отдел третий.

         Краткое объяснение Символа веры, десяти заповедей и семи Таинствах Христовых.

                                                      Отдел четвертый.

         Ознакомление с церковным Богослужением. а) Устройство христианскаго храма; б) Объяснение главнейших священнодействий литургии: малый вход, чтение Апостола и Евангелия, великий вход, время освящения даров, выход с Святыми дарами на причащение и перенесение Святых даров с престола на жертвенник[152].             

        Святитель Московский Филарет (Дроздов) (1782 – 1867 гг.) учил: «Свет одного научного образования без света Христовой истины – все равно, что свет луны без солнца, свет холодный и безжизненный, свет чуждый и заимствованный; он будет только скользить по поверхности души, как скользит свет луны по скале, не проникая внутрь ея, - никогда не в состоянии будет согреть, оживить и возбудить сердце наше к трудам и подвигам, скорбям и лишениям...

         Безполезны все наши познания, когда мы при них Иисуса Христа не знаем.

         Что пользы для корабля от мачты, кормщика, матросов, парусов и якоря, если нет ветра? Что пользы и в красноречии, остроумии, познаниях, образованности, разуме, если нет в душе Духа Святаго?

         Идти путем, который ведет к Богу, и тем же путем будешь приближаться к премудрости. Путь же к Богу известен – благочестивое размышление, молитва, вера».[153] Как бы внемля этому совету Святителя, военное духовенство всячески стремилось поднять эффективность занятий по Закону Божию.[154] «Строго говоря, под Законом Божиим следует понимать всякое религиозное учение, преподающее своим последователям обязательные правила жизни и деятельности «в Боге». Впрочем, обычно Закон Божий понимался как специальный учебный предмет. Целью его было обучение основным положениям христианской религии, а также изучение истории Церкви, богослужения, христианских учреждений и установлений. В армейских и флотских условиях на уроках Закона Божия изучались церковные молитвы, Священная история и православный катехизис. Священник объяснял также богослужение».[155] Личный состав армии и флота знакомили со структурой и содержанием Библии.

        Достаточно подробно методика преподавания Закона Божия в учебных заведениях (срок обучения в которых 3 – 4 года) рассматривается священником Т.С. Тихомировым.[156] Он замечает, что современная школа чаще всего использует простую, поступательную систему преподавания. Суть которой в том, что предмет изучают в том порядке, как он изложен в учебнике. Другой системой, рассматриваемой Т.С. Тихомировым, является совместная система, по которой молитвы, богослужение и Священная история изучаются вместе. «Начинают, обыкновенно, с Ветххаго Завета. Учат, например, о сотворении мира… Вместе с тем учат и первый член Символа веры, и молитвы: «Во имя Отца…», «Слава Отцу…», и возглас из всенощной «Слава Святей…» и т.д.[157]

         Третья система – концентрическая. В геометрии концентрами называются круги в кругах, маленькие в больших. «По этой системе берется сначала из всего Закона, из всех его частей самое важное и неотложное и сообщается в первый год. Это – первый круг. Так как в первый год возьмут все самое необходимое для христианина, то в последующие годы можно располагать материал, главным образом, по трудности усвоения. Выбирают из Закона Божия второй круг знаний из всех частей Закона Божия, но уже систематичнее, чем в первый год, круг, собранный около одного главного предмета. В третий доучивают остальное, но, конечно, не отрывочно, а повторяя выученное и дополняя новыми частями там, где им место».[158]

         Господствующий способ преподавания Закона Божия в учебных заведениях – акроаматический. «Законоучитель передает содержание урока – историю или молитву – с объяснениями. Ученики слушают и запоминают. Затем, выучивши уроки дома, дают ответ в связно речи. Способ простой и ясный».[159] Однако, надо всегда помнить, что как учителю, так и законоучителю, одно главное правило: учеников нужно учить не столько тому, чтобы они запомнили, сколько тому, чтобы они научились рассказывать. Умели распоряжаться своими словами, связывать предложения. Запомнить – они всегда запомнят то, что им нравится, что произвело впечатление; но если они не научатся говорить, они не сумеют передать свои мысли, передать и то, что запомнили хорошо.[160]

         Дополнением акроаматического метода является метод эвристический, который иногда называют акушерским методом Сократа. Греческий мудрец Сократ не любил давать знания готовыми. Он всегда наводящими, помогающими вопросами приводил своих слушателей к известному выводу, помогал им самим родить мысль. Этим способом часто приходится пользоваться при выяснении трудных для учебной аудитории понятий.[161] Т.С. Тихомиров в своей книге называл сильные и слабые стороны каждого метода. Всеми указанными методами в определенной степени пользовалось военное духовенство при преподавании Закона Божия для личного состава, а также и в церковно-приходских школах при воинских храмах.

         Вместе с тем, особая Комиссия по выработке новой программы по Закону Божию в 1889 году рекомендовала два метода преподавания Закона Божия: метод поступательный и метод совместного преподавания,[162] то есть первые два метода о которых говорил священник Т.С. Тихомиров. «Принимая во внимание, что первый метод рекомендуется Святейшим Синодом в программах утвержденных им для начальных народных училищ разных наименований и ведомств и для церковноприходских школ и что этот же метод двумя бывшими Главными Священниками Армии и Флотов В.И. Кутневичем и П.Е. Покровским,[163] признается лучшим и для обучения нижних чинов. Комиссия признала наиболее целесообразным составить программу Закона Божия по методу поступательному. Что же касается метода совместного преподавания, то, по мнению Комиссии, законоучитель может пользоваться им после того, когда он пройдет Священную историю Ветхого и Нового Завета.[164]

        Основные же требования по обучению Закону Божиему нижних чинов сводились к тому, чтобы священник понятно, наглядно, постепенно (начиная с более легкого, основные элементы предмета требовалось заучивать) излагал материал урока. Обучение должно было проходить в соответствии с выработанной программой, а материал даваться с учетом умственных способностей личного состава различных подразделений и индивидуальных особенностей каждого военнослужащего. Требовалось доброе, ласковое обращение священника для того чтобы располагать солдат к учению, поощрять их любознательность и самостоятельность. Уроки Закона Божия «следует переживать и перечувствовать, преподавать оживленно, причем рассказ законоучителя должен быть одухотворенным, увлекательным».[165]

         Учебная и воспитательная сторона преподавания предмета ставила целью обогащать ум новыми познаниями и развивать нравственное поведение военнослужащих. Урок Закона Божия преследовал воспитательную цель, урок законоучителя должен был быть похож на проповедь, в основании которой заложено знание истины.

         Занятия проводились в устной форме. Вопросы подбирались для повторения изученного материала. Ответы ценились только те, на которые обучаемые давали ответ своими словами и самостоятельно. Уроки начинали молитвой, обращая свои взоры на икону.

         В краткой исторической записке «О преподавании Закона Божия в полковых и других воинских учебных командах», подготовленной особой комиссией по выработке новой программы по Закону Божию, отмечалось, что с самого начала введения в России постоянных войск, правительство и духовная власть всегда обращали большое внимание на развитие в войсках религиозно-нравственного образования.

         В Воинском Уставе Петра Великого 1716 года находится особая глава (64-я) о молитве, как и в какое время отправлять. В этой главе говорится следующее: «Все, как офицеры, так и солдаты везде должны суть трижды молиться. Дважды по пробитии тапты и побудки,[166] (которыя краткие молитвы надлежит тайно говорить каждому про себя, и для того надлежит каждому офицеру солдат учить, а ежели безграмотные, кто тех выучить не может, то хотя одно, Отче наш, что конечно надлежит уметь). В третие-ж в 9 часу пред полуднем должен священник литургию отправлять при каждом полку. И понеже на всяк день того священнику невозможно исправить, також каждому полку не всегда случается вкупе быть: того ради установленныя в то время молитвы читать надлежит по батальонам или ротам, как случай подает».[167]

         В Воинском Артикуле религиозно-нравственному образованию войска посвящено несколько глав. В первой главе говорится о страхе Божием, напоминается военнослужащим о почитании Бога Единого Всемогущего, воспрещается идолопоклонство, чародейство и вообще всякого рода суеверное богоотступничество, строго преследуется всякого рода хула на Бога, Матерь Божию и святых, презрительное отношение к Слову Божию и святым таинствам, и определяются различные наказания: сожжение за чародейство, прожжение языка раскаленным железом и отсечение главы за хулу на Бога и т.д. Во второй главе: о службе Божией, устанавливаются «повседневные службы утром, полдень и вечером, с пением и молением в лагерях», и определяются наказания офицерам и солдатам за уклонение от службы, а священникам за небрежное отношение к своим обязанностям.[168]

         Первый учебник Закона Божия в России составил знаменитый проповедник и государственный деятель Феофан Прокопович. В 1716 году он был вызван в Петербург из Киева. Еще в киевской духовной академии он отличался необыкновенной даровитостью, любовью к наукам, глубокими знаниями и живостью характера. Из Киева он отправился учиться за границу, где, отрекшись от православия, учился во Львове, Кракове и Риме. «Иезуитское воспитание не только не увлекло его в сторону латинства, но возбудило в его душе полное отвращение и от схоластики, и от иезуитов, и от всей системы католичества», - отмечал профессор П.В. Знаменский.[169] В 1704 году он вернулся в Киев и снова присоединился к православию, Поступил на службу в академию и постепенно проходил в ней должности учителя, префекта и ректора. В 1706 году Петр I, при посещении Киева, в первый раз слышал его приветственное слово и заметил его. В 1709 году Прокопович опять приветствовал Петра с полтавской победой. Вызванный в Петербург, он постоянноговорил здесь проповеди, в которых пояснял слушателям современные события и преобразовательные планы Петра, и вошел в еще большее доверие у царя. В 1718 году Феофан был поставлен епископом в г. Псков и сделался правой рукой Петра во всех церковных реформах. Феофан Прокопович, по поручению царя, писал регламент для духовной коллегии. Его учебник Закона Божия содержал азбуку, главные молитвы и краткий катехизис.

         Забота о религиозно-нравственном обучении личного состава армии и флота проявлялась и в дальнейшие царствования. В воинских Уставах и Артикулах изданных в 1737 году при императрице Анне Иоановне, в 1764, 1777 и 1796 годах при императрице Екатерине II, в 1797 году при императоре Павле I, и в 1826 году при императоре Николае I развиваются теже самые религиозно-нравственные начала.[170]

        Обучение Закону Божию было делом обязательным для всех правительственных чиновников. Так, например, указом Сената от 20 апреля 1743 года дворянам и разного чина людям предписывалось обучать детей своих букварю и катехизису. При Екатерине II по уставу губернских учреждений полагалось обучать православных детей в народных школах катехизису и толкованию десяти заповедей, а согласно уставу народных училищ 1786 года в программу была введена и Священная история. Окончательным образом программа Закона Божия для преподавания в народных школах сформировалась только к середине XIX века. В соответствии с циркуляром Святейшего Синода от 25 января 1821 года за № 1377 преподавание Закона Божия или катехизаторство для всех прихожан, а значит, и для нижних чинов армии и флота православного исповедания должно было происходить в воскресные дни в церкви, перед литургией или во время ее.[171]

        В Своде Военных Постановлений, изданном в 1859 году, изложены самые точные правила: «Об исполнении христианских обязанностей войсками»,[172] «Об обучении нижних чинов в школах для них учрежденных».[173]

         Главный священник Армии и Флотов В.И. Кутневич, заботясь «об устройстве надлежащаго церковнаго порядка в полках, предписал в 1863 и 1864 годах Главнаму Священнику Кавказской армии, равно и всем благочинным внутренней России «чтобы все священнослужители с особенным тщанием занялись преподаванием нижним чинам, вверенных им полков, Закона Божия», и при этом препроводил в руководство особое составленное им самим «Наставление о преподавании Закона Божия нижним чинам».[174]

         Заслуживают особенного внимания следующие заключительные слова этого Наставления: «Учение тогда только доходит до глубины сердца учащихся, когда преподающий в глубине сердца своего полюбил оное и служит живым примером того, чему учить, и потому Преподаватель Закона Божия да обратит все свое внимание на самаго себя и озаботится о том, чтобы пример его жизни сделывал плодоносным его учение».[175]

         Затем приказом по Военному ведомству 1875 года за № 52 обнародован «перечень сведений, знание коих обязательно для каждого рядового, а именно: знание Молитвы Господней, Символа веры и десяти заповедей».[176]  Приказом же по Военному ведомству 1880 года за № 335 объявлено особое «Положение о порядке обучения молодых солдат в пехоте, кавалерии и артиллерии», в соответствии с которым, от каждого рядового требовалось знание молитвы и десяти заповедей.[177]

         При посещении, по разным случаям, военных команд на священника возложена была обязанность проводить с нижними чинами собеседования по вопросам христианской веры, проверяя их знание молитв, прививая любовь и поддерживая интерес к деятельной  христианской жизни.

         Почти одновременно с этим в военно-учебных заведениях всех разрядов было увеличено число уроков по Закону Божию и законоучителю дана была прекрасная возможность нравственно влиять на будущих офицеров. Законоучитель священник А.М. Иванцов-Платонов в напутственном слове к воспитанникам 3-го выпуска Александровского военного училища отмечал:      «Мы, Сеятели знания, должны бы были заботиться не о том только, чтобы давать воспитывающимся истинное знание, но по возможности – воспитывать в веренных нам молодых сердцах доброе нравственное расположение – любовь и навык к знанию и труду, чтобы знание усвоялось ими не для одного ума, а делалось добрым руководством жизни и деятельности».[178]

         Внимание правительства принесло свои плоды. Преподавание Закона Божия пошло успешнее, чем прежде. Вопросы религиозно-нравственного воспитания военнослужащих, форм и методов преподавания Закона Божия, активно обсуждались в периодической печати законоучителями разных военно-учебных заведений, так что можно сослаться на целый ряд статей, посвященных этому предмету, например,  в «Педагогическом сборнике».[179]

         Большое значение в развитии дела религиозно-нравственного просвещения личного состава, можно указать на педагогические съезды законоучителей при военно-учебном управлении для взаимного обмена опытом преподавания Закона Божия. Практическая польза таких съездов очевидна. Здесь выяснялись и приводились к одному знаменателю разнообразные взгляды на методы и приёмы, употребляемые в религиозно-нравственном воспитании в различных военно-учебных заведениях. Обобщенный опыт многих  законоучителей помогал в дальнейшем каждому совершенствовать своё педагогическое мастерство, избегать ошибок и добиваться хороших результатов.

         Военный священник Н. Невзоров подчеркивал: «Главная задача всякого образования состоит в том, чтобы развить в воспитаннике внутренние качества и согреть их религиозными чувствами. Чем тверже и правильнее ход такого воспитания, тем прочнее привьётся к нему и военный элемент, который не может укрепиться с помощью одних каких-либо искусственных средств».[180].  И далее: «Воспитание каждого гражданина должно направляться к тому, чтобы образовать из него, прежде всего, человека, который умеет исполнять свои обязанности, всегда готов жертвовать собою престолу и отечеству, - способен подчиняться условиям и требованиям своей службы».[181] В качестве примера того, что этой работой занимались весьма достойные и опытные люди, можно привести деятельность митрополита Михаила (Десницкого),[182] который будучи архимандритом и членом Святейшего Синода являлся законоучителем 1-го Кадетского корпуса с 1800 по 1802 год.[183]

       Следует отметить тот факт, что роль духовно-нравственного воспитания военнослужащих постоянно возрастала. Так, например, в 1907 году были изданы отдельный приказ и циркуляр по военно-учебным заведениям, в которых давались указания по вопросам классного изучения Святого Писания и проведения мероприятий, направленных на улучшение религиозного образования и воспитания кадет. Но уже в 1913 году военным министром была утверждена новая учебная программа по Закону Божьему, которая учитывала требование Святейшего Синода о том, что общее военное воспитание кадет и юнкеров должно идти наряду с религиозным воспитанием и в последнем должно находить для себя опору.[184]

         Потомки кадет царской России на своем 15-м общекадетском съезде в 1996 году в Сан-Франциско отмечали, что самой главной отличительной характеристикой русских кадетских корпусов была их педагогическая система, обеспечившая нравственное, этическое воспитание молодежи, в согласии с христианской этикой и с общечеловеческим культурным наследием. Религиозное и нравственное воспитание обеспечивали правовое и моральное самосознание будущих служителей государства и народа.[185] Не случайно ведь известный русский философ И.А. Ильин подчеркивал, что история русских войн есть история самоотверженного предметного служения Богу, Царю и Отечеству.[186]

         Вместе с тем, в начале XX века в армии и на флоте были случаи неуважительного отношения воинских чинов к святыням и православным обрядам. Делегаты I съезда военного и морского духовенства отмечали в их числе: 1) прохождение с музыкой и песнями мимо церквей; 2) устройство пьес солдатских театров без одобрения священника; 3) проведение увеселительных мероприятий в дни Великого поста (различного рода спектаклей, маскарадов и танцевальных вечеров); 4) назначение православных воинских чинов в предпразд- ничные и праздничные дни во все виды нарядов (кроме караулов); 5) несоблюдение постов, употребление в дни всего Великого поста скоромной пищи; 6) пение непристойных песен и «площадную брань»; 7) индифферентное отношение к православной вере офицерского состава, в том числе из числа иноверцев и другие.[187]

         Нравственность для всех одна. Нет специальной регламентации нравственных требований для солдата или офицера, но для них есть особая воинская дисциплина, которая слагалась и слагается сегодня из уважения к закону, к личности человека и к исполнению своих обязанностей. Без развития этих начал в военном человеке нет воинской дисциплины. Используя этот принцип воспитания к российскому юношеству, обязанности законоучителя во-

  енных школ всех разрядов, очевидно, значительно усложнялись.

         В 13-м лейб-гренадерском Эриванском полку, носившем имя Александра II, занятия по Закону Божию были обязательными и поучительными. С целью укрепления религиозных правил и поднятия нравственности личного состава русской армии, как мы уже говорили ранее, именным Указом 24 апреля 1861 года на полковых священников было возложено преподавание нижним чинам православного исповедания и в полковых, ротных и эскадронных школах Закона Божия.[188]    В подразделениях полка, которые были расположены вдали от штаб-квартиры, обязанность преподавания Закона Божия возлагалась на приходских священников по согласованию с командованием полка. В  штаб-квартире лейб-гренадерского Эриванского Его Величества полка обязанность преподавания, естественно, возлагалась на полковых старшего и младшего священников. Занятия проводились в ротах по вторникам, четвергам и субботам с 10 до 11 часов дня, то есть 3 раза в неделю по одному часу. Для этой цели личный состав духового оркестра и свободные от нарядов солдаты и унтер-офицеры инвалидной и нестроевой рот прикомандировывались к 1-му и 2-му батальонам, чтобы максимально охватить занятиями весь личный состав полка. Кроме того, по заведенному уже порядку старший священник преподавал Закон Божий в полковой стрелковой и сельской школах, а младший – в школе военных воспитанников.

         Между тем, изучая «Историю 13-го Лейб-Гренадерского Эриванского Его Величества полка за 250 лет. 1642 – 1892 гг.», мы обнаруживаем, что постановление о преподавании Закона Божия нижним чинам в ротах не в полной мере приводилось в исполнение. Это, по-видимому, побудило командира дивизии генерал-лейтенанта барона Николаи, после осеннего инспекторского смотра, в 1862 году отдать распоряжение командиру полка «принять настоятельные меры к немедленному возложению на полкового священника безвозмездного преподавания нижним чинам Закона Божия в полковых и ротных школах, и это тем более необходимо, что грамотность в полку между нижними чинами распространялась с успехом».[189]

         В 1857 –1859 годах штаб и обер-офицеры 13-го Лейб-Гренадерского    Эриванского Его Величества полка по вероисповеданию подразделялись следующим образом:[190]

Православного	88 %	150 чел.
Римско-католического	4,5 %	8 чел.
Евангелического и лютеранского	4 %	7 чел.
Армяно-грегорианского	3 %	5 чел.
Мусульманского	0,5 %	1 чел.

          В последние годы царствования императора Александра II личный состав полка по вероисповеданию представлялся  следующим образом:

Офицеры	1880 год			1881 год		1882 год
	Общ.число		Процент	Общ. Число	Процент	Общ. Число	Процент
По спискам	91		-	68	-	62	-
.                                              П о    в е р о и с п о в е д а н и я м
Православн.	73	80,21		54	79,41	49	79,03
Рим.-католич	13	14,40		10	14,71	9	14,51
Протестант.	2	2,20		2	2,94	2	3,22
Арм.-грегор.	2	2,20		2	2,94	1	1,61
Мусульман.	1	1,90		-	-	-	-
Н и ж н и х    ч и н о в.
По спискам	1748	-		1634	-	1803	-
П о   в е р о и с п о в е д а н и я м
Православн.	1604	91,76		1382	84,58	1468	81,48
Греко-униат.	-	-		3	0,18	-	-
Рим.-католич	115	6,58		181	11,08	245	13,53
Протестант.	10	0,58		27	1,65	51	2,83
Арм.-грегор.	4	0,28		2	0,13	4	0,22
Мусульман.	3	0,17		31	1,89	12	0,67
Иудейского	6	0,34		8	0,49	14	0,77
Раскольник.	5	0,28		-	-	9	0,50

         В школьном курсе Закон Божий занимал особое место. Другие предметы, при их этическом или эстетическом влиянии на обучаемых, имели характер, по преимуществу, образовательный. Закон Божий был предметом, по существу, нравственно-воспитательный. Воздействуя на сердца и умы военнослужащих, священник в ходе проведения урока воспитывал их в духе беспредельной верности присяги и воинскому долгу, высокому патриотизму, готовности пожертвовать своей жизнью за царя и Отечество. Но при этом Закон Божий являлся так же предметом школьного обучения, входил в круг образовательных дисциплин. Чем совершеннее, с педагогической точки зрения, было поставлено обучение Закону Божию в школе, тем большая возможность представлялась этому предмету осуществить свою основную задачу.

         В соответствии со своим предназначением армейская учебная команда являлась той школой, из которой после прохождения известного курса наук нижние чины назначались на должности унтер-офицеров. Получив начальство над взводом или полувзводом, они обязательно должны были изучать со своими подчиненными все то, что им самим преподавалось в учебном подразделении. В силу вхождения в программу учебной команды и Закона Божия, его в некоторых случаях изучали и представители других религиозных конфессий. «Читая Закон Божий, я приказываю католику, лютеранину, магометанину, раскольнику и еврею слушать и изучать его, как науку, всегда предупреждая, что знание этой науки им необходимо как будущим начальникам части, а не как изменение их верований или насильственное совращение в православную веру», - отмечал в своем рапорте на имя начальника 14 пехотной дивизии в ноябре 1882 года исполняющий должность благочинного соединения священник Ф. Евнитский.[191]

         В связи с неординарностью подобных опытов относительно привлечения к изучению Закона Божия нижних чинов иноверных исповеданий главным священником армии и флота П.Е. Покровским было сделано разъяснение. Так, вполне соглашаясь с мыслью о том, что нижним чинам иноверческого исповедания не следует запрещать слушание лекций по Закону Божию, если они сами того желают, а во время лекций, - не задавать таких вопросов, которые могли бы оскорбить их религию, и во избежание превратных с их стороны толкований, - протоиерей П. Покровский подчеркивал «что же касается до унтер-офицеров нехристиан, то таковые не могут выяснять своим подчиненным православного вероисповедания Закон Божий и значение молитв».[192]      

         Большим подспорьем в преподавании Закона Божия служили наглядные пособия. Руководство Педагогического музея военно-учебных заведений обращало должное внимание на подбор наглядных пособий по Закону Божию в помощь преподавателям.

         Так, в первом каталоге Педагогического музея военно-учебных заведений, изданном в 1872 году, уже было дано описание коллекций музея по Закону Божию. Эти коллекции состояли:  из картин, изображавших библейские и церковно-исторические события, портреты известных церковных лиц;   живописные полотна с видами местностей, где происходили эти события, рисунков священно-исторических памятников, святынь и других предметов;   из карт, планов, чертежей, относящихся к библейской и церковной истории, к путешествиям по святым местам и прочее. [193]

         На первоначальном этапе деятельности музея русских изданий между ними было мало, и по качеству они уступали иностранным. Уступали как по художественным достоинствам, так и по цене. Но эти иностранные издания, естественно, отражали характер иноверного исповедания и не все они могли быть использованы в учебном процессе. Благодаря трудам русских исследователей византийского искусства в России появился не малый выбор картин и рисунков, других наглядных пособий по Закону Божию в византийском духе, где были сохранены бытовые черты Востока и дано было понимание священных событий в духе православной церкви и ее преданий.

         В «Краткой Исторической записке»[194] особой комиссией по подготовке новой программы Закона Божия были сформулированы общие требования к законоучителю: «Законоучитель должен главным образом заботиться о том, чтобы учащийся из каждаго его урока вынес мысль, чувство, стремление, способныя ему служить семенем жизни нравственно-религиозной. Он должен быть и прост и жив в своих беседах, избегая празднаго многословия, школьнаго мудрствования и мелочных подробностей, что может скорее принести вред, чем пользу святому делу преподавания Закона Божия. Самое лучшее – законоучителю при своих беседах держаться, как можно ближе языка священных повествований, который понятен для младенца и назидателен для мудреца. Обращая внимание на нравственныя истины, имеющия общее значение, законоучитель главным образом должен иметь в виду те особенныя нравственныя обязанности, которыя несет на себе христианский воин. Посему там, где это возможно, при прохождении Св. истории и 10 заповедей, законоучитель обращает внимание учащихся на нравственныя обязанности собственно воина, заключающиеся в том или другом разсказе, в той или другой заповеди. Так, например: в истории победы Давида над Голиафом заключается прекрасный пример упования на Бога пред сражением и любви к царю и родине до готовности положить за них жизнь свою. В истории об Иоанне Крестителе необходимо указать на его поучение воинам».[195]

         Положение священника законоучителя представляло свои существенные трудности, которые объясняются особым характером Закона Божия как предмета. Поскольку Закон Божий есть один из предметов программы – с обязательными требованиями – по-видимому, приходилось и священнику быть, как все преподаватели, т.е. добиваться, прежде всего, достоточного знания, воздействуя всеми принятыми в обучении способами. Но в то же время Закон Божий есть дисциплина, которая должна действовать на чувство и волю, воспитать любовь к Слову Божию и воле Божией. Совместить эти два требования было нелегко.

         Важным было не сделать из Евангелия учебную книгу, это грех. Это значило обесценивать для человека книгу, которая должна быть для него сокровищем и руководством целой жизни. Священник Т.С. Тихомиров отмечает: «Еще хуже, конечно, если преподавателю Закона Божия когда-нибудь становится скучно за уроком. Тогда ему лучше уходить. Эта скука ляжет печатью проклятия на самую истину. Если об Евангелии, о Христе, о любви говорят, почти зевая, то для слушателей такого законоучителя становится сразу очевидным, что все то, о чем говорят, по существу не ценно, не дорого и мало нужно... Один урок скучающего преподавателя может сгубить все дело навсегда. «Надобно» учащимся «слышать живое слово», а ведь законоучитель и возвещает им глаголы живота вечного; поэтому непременно надобно, чтобы преподавание Закона Божия было проникнуто духом внутренней жизни самого законоучителя, чтобы в нем самом светилась любовь Спасителя».[196] Знание забудется, а любовь не забудется, пример сохранит свое влияние. Любовь никогда не проходит бесследно.

         Подтверждением тому может служить педагогическая деятельность Святого Праведного Иоанна Кронштадтского, описание которой есть у Николая Васильевича Суровецкого, бывшего в трех младших классах кронштадтской гимназии учеником о. Иоанна. «С первого же дня о. Иоанн внушил всем нам серьезное отношение к Закону Божию, и дома я всегда приготовление уроков начинал с его предмета.

         Поучения батюшки дышали силой такой веры, что каждое его слово глубоко проникало в душу. Его наставления, полные отеческой любви, принимались сразу, с сердечной готовностью следовать им. Пламенная вера и трепетная восторженность рассказа передавались нам. И такими недавними казались нам жизнь Спасителя, Его проповедь и общение с народом…

         Объясняя жизнь Христа Спасителя, Его заповеди и чудеса, о. Иоанн преисполнялся весь духовным подъемом; вдохновенным взором он смотрел на нас, слова его умиляли и несказанно трогали, согревали той теплотой, которой была полна его душа. Румянец оживления на лице его становился ярче.

         Слезы выступали на глазах батюшки во время рассказа о крестных страданиях Спасителя. Грусть проникала и в наши сердца. Мы сидели потрясенные, притихшие. А когда учили это и рассказывали, мы глубоко, по-детски, это переживали. И это осталось на всю жизнь!»[197]

         Как педагог о. Иоанн никогда не прибегал к чрезмерной строгости и к нравственному принижению неспособных учеников. У отца Иоанна к возбуждению усердия учеников служили не наказания, не насмешки, а теплое задушевное отношение к делу и к ученикам.

         С осени 1887 года отец Иоанн оставил службу в кронштадтской гимназии, так как труды его по приходу были слишком велики и сочетать их с деятельностью законоучителя он не мог. Вот выдержки из адреса, поднесенного о. Иоанну в день 25-летия законоучительства его в кронштадтской гимназии: «Не сухую схоластику Ты детям преподавал, не мертвую формулу – тексты и изречения – Ты им излагал; не заученных только на память уроков Ты требовал от них; на восприимчивых душах Ты сеял семена животворящего Глагола Божия.

        Множество детей прошло через Твою святую школу. Многие Твои ученики стоят на различных степенях и званиях на службе Царю и Отечеству, и все они, вдохновленные Тобою и Твоим святым общением с ними, вспоминают Твою любовь, наставления, Твои уроки, и все, благославляя Тебя, с благоговением вспоминают те незабвенные часы, которые они проводили с Тобою.

         Ты сам, не замечая того, своею пламенною любовью к Богу и бесконечным милосердием к людям зажигал своим живым словом в учениках светоч истинного Богопознания, а своим святым примером и милосердием наполнял их юные сердца страхом Божиим, верою, упованием на Бога и любовью к Нему и к своим братьям…»[198]

         Можно много добрых слов сказать в адрес законоучителей: 2-го Кадетского корпуса в Петербурге - преосвященного Иеремии (Соловьева), архиепископа Нижегородского;[199] профессора богословия, протоиерея Альбова Михаила Павловича - преподававшего в Военно-юридической академии, с 1884 года - в Павловском военном училище;[200] Анастасии (Добрадине Алексее Михайловиче; 10.03.1828 г. – 1.05.1913 г.), архиепископе Воронежском и Задонском, который в 1857 – 1858 годах преподавал Закон Божий в Кадетском корпусе имени графа А.А. Аракчеева, а в сентябре 1865 года был назначен законоучителем в Полоцкую военную гимназию.[201]

         Не менее интересно и поучительно читать строки из письма от 27 августа 1855 года Александра Муханова своему младшему брату Павлу, кадету морского корпуса: «Милый брат Паша. Все мы, а особенно я, были очень довольны успешным окончанием твоих экзаменов, - одно странно, почему ты по Географии получил только 10 ? По праву старшего и вследствие твоей неопытности я сделаю тебе одно замечание, которое прошу принять к сведению и помнить твердо: ты говоришь в своих письмах, что вступил первым, что ты лучше всех прочих воспитанников и т.д. Может быть все это и правда, и очень желаю чтобы было так, но ты об этом не должен говорить с таким самодовольством, которое очень смахивает на хвастовство; если ты чувствуешь, что действительно тебя считают лучшим, то должен дорожить таким мнением о тебе, но притом никогда не забывай, что скромность есть лучшее украшение истинно умнаго и достойнаго человека; в особенности – же с товарищами никогда не позволяй себе ни словом, ни делом никакого намека на твое превосходство над ними, - с ними надо быть, как с совершенно равными во всех отношениях, соблюдая однакоже необходимую осторожность в выборе друзей; наконец, помни всегда, что чем больше будешь узнавать, тем яснее увидишь ничтожность своих познаний – а потому никогда не гордись и не хвались.

         Пиши нам, пожалуйста, поподробнее о твоем образе жизни в Корпусе, о занятиях твоих, об учителях и проч. Надеюсь, что ты не бросил рисования, - для моряка это клад; может быть когда-нибудь отправишься в дальнее плавание, тогда какое наслаждение будет для тебя срисовывать все виды, которые понравятся и после живо воспоминать по ним все обстоятельства путешествия! А немецкий язык – жаль если ты его совсем бросишь…»[202] И потом, уже через три года он снова пишет ему: «Ты жалеешь, что не знаешь музыки, - разумеется, это великое наслаждение, - но всякому свое: тебе досталось в удел другое искусство: рисование и живопись. Впрочем ты ими, кажется, не занимаешься; по крайней мере в письмах ни слова об этом предмете. Не бросай никогда никакаго занятия полезнаго и кроме того даже приятнаго, пиши с натуры, - а где же найдешь более обширное поле для сюжетов, более разнообразия предметов, более красот которыя-бы следовало воспроизвести кистью, - как не в настощем твоем плавании ?»[203]

         Посещение святых мест – одна из важнейших форм  работы по религиозно-нравственному воспитанию военнослужащих.

         Начальником 23-й пехотной дивизии генерал-лейтенантом М. Батьяновым был отдан приказ по дивизии от 13-го июля 1891 года за № 25, который обязывал командиров, чтобы те во время нахождения полков 23-ей дивизии в Санкт-Петербурге показали нижним чинам святыни и военные достопримечательности столицы, как то:  икону Спаса Нерукотворного в доме Петра Великого, чудотворную икону Божией Матери в часовне у Стеклянного завода, Исаакиевский собор, Казанский собор, в котором рекомендовал обратить внимание на могилу М.И. Кутузова и балюстраду, сделанную из серебра. Далее, Петропавловский собор, Александро-Невскую лавру, в которой покоятся мощи святого Александра Невского и где находится могила А.В. Суворова, Преображенский Всей Гвардии собор. Кроме того, памятники: Суворова, Кутузова, Барклая де-Толли, памятник Славы, а также памятники царственных особ. Командирам полков предписывалось заботиться о том, чтобы ротные командиры заранее ознакомились с религиозным или военно-историческим значением показываемого и могли бы передать это нижним чинам в речи простой и понятной простолюдину».[204]

         В религиозно-нравственном воспитании военнослужащих значение подобных приказов и распоряжений высоко. Каждый хорошо понимает, какой глубокий след остается в душе человека после посещения святых мест. Эти святыни яснее, живее и понятнее всяких слов говорят уму и сердцу простого русского человека. Эти памятники – лучшие возбудители религиозного чувства.

         Священник Двинского полка Федор Боголюбов, коментируя данный факт, подчеркивал: «Дай Бог, чтобы такие благие начинания нашли себе подражание и в других. Это тем более отрадно, что почин в таком деле исходит от светского военного начальства старающегося идти на встречу нашему духовному начальству в его заботах о религиозно-нравственном просвещении нашего русского православного воинства».[205] А святой праведный Иоанн Кронштадтский в книге «Моя жизнь во Христе подчеркивал: «Если не возгревать в сердце теплоты веры, то может от нерадения совсем погаснуть в нас вера; может как бы совсем помереть для нас христианство со всеми его таинствами. Враг о том только и старается, чтобы погасить веру в сердце и привести в забвение все истины христианства. Оттого мы видим людей, которые только по одному имени христиане, а по делам совершенные язычники».[206]

         Нельзя умолчать о том, что весьма весомый вклад в развитие науки, в появление и становление «научного сословия» России первой половины XVIII века внесли деятели Русской Православной Церкви, такие как Феофан Прокопович, Стефан Яворский, Феофилакт Лопатински, Димитрий Ростовский и другие. Строго говоря, понятия «наука» как такового в России начала XVIII века еще не было, а точнее – оно было очень размытым. Достаточно посмотреть переписку государственных деятелей петровской эпохи касающейся вопроса создания Академии наук, чтобы понять, что слова «наука», «образование», «просвещение» считались синонимами.[207] Так писал и Петр Великий, также употребляют эти слова и самые образованные люди той эпохи – Феофан Прокопович, Стефан Яворский и другие. Отсюда понятно, что для них наука – это прежде всего способы и методы получения знаний и информации по той или иной дисциплине, с последующим применением этих знаний и информации.

        Они были наследниками и продолжателями традиций российского образо- вания, блестяще образованными по тому времени людьми, в совершенстве владевшими не только традиционными для российского просвещения гумани- тарными научными дисциплинами, но и естественнонаучными, современной им философией, богословием и многими языками. Кроме того, все они без исклю- чения были крупными для своего времени библиофилами и переводчиками, что позволило некоторым образом приблизить к образованному российскому читателю непонятные ему до этого научные труды, прежде всего на латинском языке.[208] Их объединяло одно – создание, пусть не всегда осознанное и планомерное, национальной системы образования, просвещения и в конечном счете – научной мысли. Официально они не принадлежали Академии наук или какой-либо еще научной структуре петровского и постпетровского времени, хотя иногда они преподавали в различных учебных заведениях (Ф. Лопатинский, Ф. Прокопович), или готовили учебные пособия (Ф. Прокопович). Основным же родом деятельности для них была государственная служба – церковная. Тем не менее, роль данных государственных и церковных деятелей в становлении российского образования и науки была столь велика, что их, наряду с другими, нецерковными деятелями, с полным правом можно причислить к особому сословию - научному, которое имело своею отличительную особенность – высокую профессиональную подготовку, направленную на единую цель – утверждение в России системы образования, что позволило в дальнейшем заложить те основы, которые привели к появлению в конце XVIII века российской научной и преподавательской школы.[209] Предпосылки к такому течению истории в середине XVIII века у России имелись – достаточно вспомнить Киево-Могилянскую[210] и Славяно-Греко-Латинскую[211] академии и те научные и преподавательские силы, которые группировались вокруг данных образовательных учреждений.[212]

         В 1867 году духовные семинарии были подтянуты (по уровню преподавания и финансирования) к гимназиям. В 1863 году семинаристы, окончившие четыре общеобразовательных класса, получили возможность поступать без экзамена в университеты (в 1879 году это право было отменено). В 1869 году дети всех священно- и церковнослужителей отчислялись от принадлежности к духовному званию, им предоставлялся свободный выбор профессии и право поступления на государственную службу.[213] Русское духовенство было важным источником формирования гуманитарной (творческой и научной) интеллигенции России. В условиях Росии XIX века наибольшее число образованных людей окончили духовные учебные заведения. Так, за 1837 – 1891 гг. православные духовные учебные заведения окончили около 3 млн. человек, из них почти 29 тыс. – духовные академии, 850,5 тыс. – семинарии и до 2 млн. человек – епархиальные училища.[214] Система духовного образования подготовила не только большой контингент церковных пастырей и видных церковных деятелей, но и трудившихся на «светском поприще» – в политике, науке, литературе и искусстве. Воспитанниками духовной школы были известные государственные деятели и крупные ученые-гуманитарии М.М. Сперанский, А.П. Щапов, М. Соловьев и В.О. Ключевский, общественные деятели и публицисты-демократы Н.Г. Чернышевский и Н.А. Добролюбов, писатели Н.Г. Помяловский, Н.Н. Златовратский, Д.Н. Мамин-Сибиряк, художники братья А.М. и В.М. Васнецовы и др.

        Вместе с тем, мы можем отметить, что духовенство, в том числе и военное, не замыкалось в исследовательской работе исключительно на богословской тематике. Ему были одинаково интересны и многие другие области научной, исследовательской деятельности. И при этом оно добивалось определенных результатов. Подтверждением тому служат факты награждения духовных лиц Императорским Русским Географическим Обществом. Так, в 1856 году священник И. Словцов был удостоен денежной премии за материал: «Историко- статистическое обозрение неурожаев в России». В 1872 году архимандрит Палладий был награжден малой золотой медалью за многочисленные сообщения его о Китае, напечатанные в изданиях Общества.

         Малых серебряных медалей были  удостоены в 1858 году священник А. Луканин за статью о движении народонаселения по Соликамскому уезду за 10 лет: с 1841 по 1850 гг.  Архимандрит Макарий – за представленные им в Общество материалы по географии и статистике Нижегородской губерни. Протоиерей В.И. Вишневский. В 1859 году – священник П.С. Воронов, автор историко-статистического очерка г. Вольска. В 1860 году – священник А. Налимов за его статью: «О движении народонаселения по Новоладожскому уезду, за 10 лет: с 1846  по 1855 гг.»  В 1861 году – священник В. Вербицкий за статьи: «Сведения об языке алтайских инородцев». В 1863 году – священник В. Громов за представленные в Общество метеорологических наблюдений в течение 10 лет. Священник П.С. Воронов за многочисленные этнографические статьи. В 1864 году – протоиерей Стуков за этнографические исследования Восточной Сибири. В 1875 году – священник А. Протодьяконов за краткий словарь и краткую грамматику гольдского языка.[215] Бронзовых медалей  в период с 1859 по 1876 год  были удостоены 13 духовных лиц.

        В Российском государственном историческом архиве сохранился рапорт священника Александра Песоцкого от 29 января 1894 года на имя Его Высокопреподобия Александра Алексеевича Желобовского, в котором он просит разрешения на получение дел в архиве для написания истории церкви Измайловского полка.[216]

         И уже 16 февраля 1895 года командир Лейб-Гвардии Измайловского полка в письме на имя Протопресвитера пишет: «Священник полковой Церкви Александр Песоцкий написал исторический очерк под заглавием: «Церковь Святой Живоначальной Троицы Лейб-Гвардии Измайловского полка», каковое сочинение ныне издано и поднесено автором в отдельных экземплярах мне и всем Офицерам полка.

         Вследствие сего, Общество офицеров просит меня ходатайствовать перед Вашим Высокопреподобием о разрешении им поднести Священнику Песоцкому за этот его высокоинтересный и важный для полка труд – золотой наперсный крест, камнями украшенный; Священнику-же Песоцкому оный крест принять и возлагать на себя».[217] Глыбовский Федор Григорьевич – священник 152 пехотного Владикавказского полка оставил воспоминания «Пережитое и перечувствованное в Пинском духовном училище Минской губернии (1865 – 1868 гг.)».[218] Какой след в жизни семинаристов Черниговской духовной семинарии оставила Отечественная война 1812 года в своих воспоминаниях рассказал выпускник семинарии И.Г. Кулжинский.[219] Протоиерей Васильковский Николай Иустинович (1809 – 1900 гг.) свои воспоминания посвятил главному священнику Кавказской армии – Стефану Иоанновичу Гумилевскому.[220] Большой интерес представляют записки преосвященного Иеремии (Соловьева), архиепископа Нижегородского (1799 –1884 гг.), за время бытности его епископом Кавказским и Черноморским в г. Ставрополе в 1846, 1847 и 1848 гг.[221] Особую ценность для исследователей миссионерской деятельности Русской Православной Церкви представляют дневниковые записи священника походных Николаевской и Благовещенской церквей Димитрия Васильевича Хитрова с 19 сентября 1845 г. по 13 октября 1847 г.;[222] с 12 апреля по 1-е мая 1849 г.;[223] с 7 октября 1849 г. по 3 июня 1850 г.[224] Деятельности Алексея Андреевича Ставровского - протоиерея Санкт-Петербургского Клинического военного госпиталя, его заботе по благоустройству, ремонту, постройке различных церквей и часовен в Петербурге, посвящена книга «Двадцатипятилетний юбилей священнической службы настоятеля Петропавловской церкви Санкт-Петербурга».[225]

          Активно откликнулось военное духовенство на письмо председателя Комиссии по увековечению памяти князя Италийского графа А.В. Суворова-Рымникского за № 2238 от 9 апреля 1899 года.[226] Военное духовенство вело активную антиалкогольную пропаганду[227]. Все это говорит о многом: об их образованности, их мировоззрении, их интересах и их деятельности.

          Большое значение имело и то, что военное духовенство было не просто грамотным, а наследственно грамотным сословием со своими ведомственными учебными заведениями, архивами, библиотеками, органами управления, тради- циями. Трудолюбием, выносливостью, жаждой знаний, упорством бывшие се- минаристы и в университетах, академиях, и на службе значительно превосходили детей свободных сословий. Гуманитарная нацеленность получен- ного образования,[228] функции регистратора течения времени в полку (рождений, браков, смертей), наличие в полковой церкви архива – все это делало полкового священнослужителя полковым историком поневоле, влияло на его мировоззрение, круг занятий. Близость и сопричастность ко всем полковым и воинским праздникам превращала его в определенной мере и в этнографа, превосходно знавшего все воинские традиции, обычаи и обряды. В определенном смысле слова, русское православное военное духовенство было потенциально сословием историков.

         С 1890-х годов в епархиях начинается широкое движение за создание особых научных церковно-исторических учреждений, древлехранилищ и музеев. До начала ХХ века их было создано в России 16, а к 1917 году – 59 (по одному на епархию).[229] Отметим созданные в числе первых Архангельский епархиальный церковно-археологический комитет с древлехранилищем (1886 г.), Владимирское церковно-историческое древлехранилище (1886 г.), Воронежский церковно-историко-археологический комитет с древлехранилищем, библиотекой и архивом (1890 г.), издавший 14 томов «Воронежской старины». По мнению Св. Синода, древлехранилища учреждались «для собирания местных исторических памятников и для развития в местном обществе, в духовенстве и среди воспитанников духовно-учебных заведений археологического интереса и знаний», они оказали благотворное влияние на разработку исторических памятников, относящихся к истории России, и в частности к истории русской церкви.[230]

          В 1860 – 1880-х годах губстаткомитеты были единственными доступными для приходского и военного духовенства местными научными центрами. Во многих комитетах 1860-х годов священники составляли от трети до половины состава действительных членов. Мотивы массового обращения к научным историческим и этнографическим занятиям священников разных возрастов, начиная с середины XIX века, многообразны. Посылая свои ответы на вопросник РГО, заштатный священник села Воскресенского Нижегородской губернии П.С. Смирнов отмечал 30 ноября 1848 года в сопроводительном письме: «Так как я совершенный есть неуч и невежда, то и не должен был входить со своими строками в столь просвещенное и блистательное общество, но как достиг уже 72 лет, покрылся снеговидною сединою… да последние мои минуты могут быть милому моему отечеству хотя единою строкою годны, а старости и дряхлости моей целебны».[231] Во Всеподданнейшем Отчете Обер-Прокурора Святейшего Синода за 1857 год отмечалось: «С распространением в Духовенстве ученой деятельности, кроме издаваемых Академиями 4-х Духовных журналов, дано основание пятому при здешней Семинарии. Синодския и Епархиальныя типографии выпустили в свет более 563 тыс. экз. книг Богослужебных и др. духовноназидательного содержания».[232]

         Русская Православная Церковь проводила большую военно-патриотичес- кую работу не только в Вооруженных Силах, но и со всем населением страны. Единение священников с прихожанами особенно проявлялось в годы тяжелых испытаний для страны. Во время участия России в войне духовенству рекомен- довалось внушать прихожанам, что их нравственный долг – оказывать помощь всем семьям, из которых на фронт ушли их кормильцы, в ведении их хозяйства, материальной поддержкой. Для помощи таким семьям священники органи- зовывали различные попечительские общества. Собирались денежные средства и для различных военных расходов. Так, например, уже 2 августа 1914 года Оренбургская епархия создает Епархиальный Комитет Красного Креста для помощи семьям воинов, а также больным и раненым, особенно там, где не было подобных светских учреждений. Работал Комитет совместно с земствами и по оказанию помощи беженцам. На конец 1915 года сбор для беженцев по приходам принес более 10.000 рублей. 1 октября 1915 года в Оренбурге во время богослужений в церквах было принято от населения 10 фунтов золота и 5 пудов серебра. Всего же за этот период было собрано до 200.000 рублей, не считая пожертвований вещами, хлебом, драгоценностями.[233]

         Таким образом, подводя итоги сказанному, можно утверждать, что важнейшими направлениями деятельности военного духовенства являлись: 1) пастырская и 2) религиозно-просветительная деятельность.

         Важнейшими формами работы военного православного духовенства являлись:

                             Пастырская деятельность:

      1. Богослужения праздничные и воскресные.

      2. Проповеди, исповеди, причащение Святых Христовых таинств.

      3. Проведение церковных церимониальных мероприятий: венчание, крещение, освящение новых полковых храмов, боевых знамен, отпевание, проведение церковных парадов и т.д.[234]

      4. Работа с благотворительными организациями и обществами, такими, как «Общество насущного хлеба», «Общество попечения о бедных военного духовенства», «Приходское братство при Сергиевом всей артиллерии соборе» и других.[235]

      5. Работа с церковным хором в полковой церкви.[236]

      6. Работа с ранеными и больными.[237]

      7. Духовные торжества.[238]

      8. Уход за военными кладбищами, проведение траурных церемониальных мероприятий. [239]

                         Религиозно-просветительная деятельность:

           1. Выступления в печати.

           2. Братские собрания, съезды военных священников.[240]

           3. Преподавание Закона Божия в полковых учебных командах, в церковно-приходских школах, преподавание в воскресных школах для нижних чинов (обучение грамоте).

         4. Проведение бесед для личного состава подразделений на темы: - «Поучение в неделю сыропустную (о прощении обид)»; - «Поучение о необходимости молитвы для воина-христианина»; - «Слово на день Святого Великомученника Георгия»; - «Поучение в неделю крестопоклонную»; - «Слово об истинном покаянии» и другие. Таких бесед священник проводит 12 и более в год.

         5. Проведение бесед с молодыми воинами накануне принятия ими присяги.[241]

            6. Проведение индивидуальных бесед.[242]

         7. Вероучительные собеседования.

            8. Проведение исторических чтений.

            9.  Участие в работе «Общества любителей духовного просвещения» (с 1879 года), «Общества распространения религиозно-нравственного просвеще- ния», «Общества трезвости»[243].

          10. Работа церковных библиотек в каждом полковом храме, иконно-  книжных лавок и летучих библиотек.[244] 

          11.Борьба с сектантством.

          12.Участие в подготовке и проведении полковых праздников, юбилеев военно-учебных заведений.[245] 

          Из  сказанного можно сделать вывод о том, что за многие века своего существования Церковь, в том числе и Русская Православная Церковь, выработала целостную систему форм и методов воздействия на человека, которые с большим успехом использовались в русской армии военным духовенством.

          Безусловно, нельзя возродить прошлое в целом, слепо его скопировать. Современность диктует свои требования, вместе с тем, одна из важнейших задач нашего времени состоит в том, чтобы возродить лучшее, воспользоваться опытом религиозно-нравственного воспитания в русской армии, творчески его осмыслив.

          Как мы видем, возможности у Русской Православной Церкви по религиозно-нравственному воспитанию военнослужащих были весьма значительны. Так, по сведениям Всеподданнейшего Отчета Обер-Прокурора Святейшего Синода за 1857 год,[246] отмечается, что общее колличество проживающего в России населения составило 49.159.714 человек. «Высшее Священноначалие Церкви состояло из 74 Иерархов. На степень Архиерейскую совершено 6 рукоположений. В 55 Епархиях, с 12 Викариатствами, предстоятели Епархиальные правили вверенными им паствами при посредстве 49 Консисторий, 197 Духовных Правлений и 2472 Благочиний и в истекшем году лично обозрели с Викариями своими более 4.300 церквей в 214 уездах.[247] В Иереи рукоположено 1248, в Диаконы 601. Итого 1849 Священнослужителей, из коих 1346 с учебным образованием. В причетники принято 2362.

         Вообще же в монашествующем Духовенстве состояло 5211 иноков и 2451 инокинь; в Белом, на действительном служении Церкви: 1353 Протоиерея, 35.953 Иерея, 12.629 Диаконов: всего 49.935 лиц Священного сана (между ими 37.109 с учебным образованием); и сверх того 64.022 причетника. Обителей мужских считалось 465, женских 128. Приходов во всей Империи 30.284. Соборов кафедральных, городских и других 579; церквей 36.327; часовен и молитвенных домов 11.956. В истекшем году завершена была постройка 378 церквей. Пожертвования Православного Русскаго народа на храмы Божии простирались до 5.247.094 руб., в том числе 3.591.336 руб. кружечного и кошелькового сбора.[248]

         В 4 учебных округах Духовного ведомства было: 4 Академии, 48 Семинарий, 201 низшее училище, всего 253 учебных заведений, в которых находилось наставников 1849, а учащихся 53.042, между коими 17.358 на иждивении Духовно-учебного ведомства или с пособием от него. Истекший год ознаменован учреждением еще двух новых Духовно-учебных заведений: Семинарии в Томске и Уездного Духовного Училища в земле Войска Черноморского. Из Академий выпущено было 77, из Семинарий 1477 человек с полным Богословским образованием. На содержание Духовно- учебных заведений поступило свечного сбора 935.985 р. сер. (против прошедшего года более 20.027 рублями); процентов с духовноучебных капиталов 834.689 р. (против прошедшего года менее 13.704 рублями, по причине уменьшения к концу года банковых процентов), и 109.335 р. дохода по некоторым другим статьям. Из сих доходов, составляющих единственный способ существования всей учебной части Духовного ведомства, употреблено как на учебные, так и на хозяйственные и строительные нужды училищ – 1.630.594 р. и сверх того, по особым случаям, отпущено в пособие Церквам и Духовенству и на другие надобности сего ведомства 207.378 р.[249] В Миссионерских отделениях Академий и Семинариях готовилось 1070 воспитанников для трудов обращения из раскола заблудших чад Церкви. Чтобы доставить будущим пастырям возможность наставлять прихожан родною речью их происходило в 37 учебных заведениях преподавание 17 местных языков и наречий. Для утверждения в Вере новообращенных инородцев продолжался перевод церковных книг на языки татарский, монголобурятский и якутский, с целью совершать на оных и Богослужение».[250]

          В 1880 году в России, кроме соборов, получавших от казны штатное содержание, и церквей приписных, насчитывалось до 35 тыс., в том числе более 31 тыс. церквей приходских. Духовенства при этих церквях состояло: протоиереев и священников – 37.718, диаконов – 11.857, причетников – 65.951 человек. Половина всего количества церквей, а именно – 17.667  получали  от  государственного  казначейства  4.384.312 рублей, а всего расходовалось на церкви до 5.200 тыс. рублей. [251]

         Значение опыта деятельности такого колоссального аппарата и эффективного аппарата, как показывает история, в современных условиях возрастает, поскольку число верующих не только в стране, но и в армии возрастает значительно. По данным социологических исследований морально-психологи- ческого состояния личного состава Вооруженных Сил Российской Федерации вытекает, что в целом среди  военнослужащих активно верующие люди составляют около 5 процентов. Около 22 процентов заявляют о своей вере в Бога.  Среди различных категорий военнослужащих относят себя к числу верующих от 5 процентов до 10 процентов старших и 14 – 18 процентов младших офицеров,  25 – 30 процентов прапорщиков и столько же курсантов высших военно-учебных заведений, 35 – 38 процентов военнослужащих срочной службы.

         По религиозной ориентации большинство верующих военнослужащих являются христианами и мусульманами. Их число соотносится как 9 : 1. Среди христиан преобладают православные (приблизительно две трети).[252]

         По наблюдениям автора, важными направлениями деятельности духовенства Русской Православной Церкви, или точнее сказать, отдельных ее представителей, во время известных событий в Чеченской Республике, являлись: - крещение военнослужащих, пожелавших находиться в лоне Русской       Православной Церкви; - эпизодические беседы с личным составом в перерывах между боевыми действиями; - собеседования с больными и ранеными в медицинских пунктах и госпиталях; - распространение икон, религиозно-нравственной литературы в частях, подразделениях, медицинских учреждениях; - отпевание погибших военнослужащих на Родине;

         Следует отметить, что духовенство предпринимало определенные попытки усилить свое влияние на моральный дух военнослужащих и поддержать личный состав словом и делом, а также личным примером, когда это было возможно. Личное мужество священников, а также использование опыта деятельности в боевой обстановке  военного духовенства русской армии позволили им выполнить поставленные перед ними задачи. На наш взгляд многое у них получалось, даже, несмотря на то, что процент верующих в частях и подразделениях был невысок, не смотря на осторожное отношение командиров к священникам и их миссии.[253]

         С другой стороны, нельзя было незаметить и определенного тяготения военнослужащих всех категорий к вопросам религии и веры. Об этом свидетельствуют следующие факты:

        - важное значение в жизни каждого участника событий той войны, в том числе и автора, занимала индивидуальная молитва, личное обращение к Богу;

        - в боевых машинах (танках, БМП, БТР), на военной технике, узлах связи, в землянках нередко можно было увидеть иконы с изображением Божией Матери, Николая Чудотворца, Сергия Радонежского, Георгия Победоносца и других христианских святых;

        - абсолютное большинство солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров носили нательный православный крест;

        - многие военнослужащие имели во внутренних карманах хлопчато-бумажного обмундирования тексты «оберегательных» молитв;

        - использование святой воды, привезенной с «Большой земли», в тех небольших подразделениях, где командиры и личный состав являлись верующими и т.д.

         Но это только первые шаги навстречу друг другу военнослужащих и духовенства, Армии и Церкви. И эти шаги сегодня должны становиться более уверенными и твердыми. Мы не можем согласиться с мнением о том, что еще не пришло время для такого сближения, что военнослужащие сегодня не готовы работать с духовенством,  что институт полкового священника – дело далекого будущего, он де не соответствует Конституции Российской Федерации, что введение его потребует значительных материальных расходов. Ведь не случайно, выступая с докладом 13 августа 2000 года на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви Святейший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II отмечал, что «жизнь настоятельно диктует необходимость создания института регулярного военного и морского духовенства, что особенно актуально для работы в дальних гарнизонах и на флоте. Считал бы важным двигаться вперед в этом направлении, в том числе через организацию специальной подготовки будущих священников».[254]

         5 января 2003 года накануне большого православного праздника Рождества Христова газета «Красная звезда» вышла с первой, пробной вкладкой «Победа, победившая мир». Это была газета Синодального отдела Московского Патриархата по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями. 28 февраля 2003 года[255] вышел ее второй номер. Нужно отметить, что это одно из знаковых явлений последнего десятилетия – восстановление многовекового взаимодействия Армии и Русской Православной Церкви в интересах поддержания обороноспособности нашего Отечества, морального духа и психологической устойчивости военнослужащих, их нравственного воспитания как честных, добросовестных и порядочных граждан России. Принято решение перевести публикацию вкладок «Победа, победившая мир» на регулярную основу.