Эрнест Лависс, Альфред Рамбо

ИСТОРИЯ XIX ВЕКА

К оглавлению

Том 1. Часть 1. Время Наполеона I. 1800-1815.

ГЛАВА VIII. ЦЕРКОВЬ И КУЛЬТЫ В ПЕРИОД КОНСУЛЬСТВА И ИМПЕРИИ. 1800—1814

История французской церкви в эпоху революции представляет картину длительного гонения. [“Гонения” на церковь начались только после явного перехода высших сановников церкви в лагерь контрреволюции и усилились в процессе самообороны революции от враждебных ей сил, среди которых служители католического культа играли очень активную роль. — Прим. ред.] С учреждением Консульства католическая церковь, хотя и не без усилий, вступает в период мирного преобразования, и на тот же путь Наполеон выводит сначала протестантский, а потом и еврейский культы. В эпоху Империи, когда в государственном управлении берут верх принципы крайнего абсолютизма, снова начинаются столкновения, между тем как за пределами Франции всюду понемногу обнаруживается влияние событий, волнующих Францию. Рассмотрим последовательно эти разнообразные перипетии.

I. Официальное восстановление католического культа

Религиозное состояние Франции в IX году.

В момент захвата власти генералом Бонапартом Франция переживала в религиозном отношении период совершенной анархии. Папа Пий VI только что умер (29 августа 1799 г.), и его преемник еще не был избран. “Ослушное” [Под “ослушным” тут понимается то духовенство, которое отказывалось присягнуть на верность новому устройству церкви, вотированному Учредительным собранием в 1790 году. — Прим. ред.] духовенство, подвергшееся после 18 фрюктидора (4 сентября 1797 г.) новым преследованиям и все же имевшее за собою большинство верующих, было рассеяно. “Конституционное” духовенство, потерявшее всякий авторитет, тщетно пыталось восстановить свое влияние. Результатом этих условий был непримиримый раскол, поддерживавший смуту в обществе и отдельных семьях. Оспаривалась законность множества браков, равно как и сделок по продаже церковных имуществ. Клонившаяся к упадку секта теофилантропов все еще оспаривала у католических обществ право пользования зданиями, предназначенными для надобностей культа. [Право пользования этими зданиями было отнято у теофилантропов консульским указом 21 октября 1801 года.] Наконец, среди многих чиновников и частью даже в кругу приближенных первого консула продолжал царить “якобинский дух” с его узкой нетерпимостью, постоянно создававшей осложнения.

Бонапарт понял, что необходимо внести порядок в этот хаос. Он имел определенный взгляд на роль религии в государстве и не замедлил высказать его. За десять дней до битвы при Маренго, 5 июня 1800 года, он обратился к миланскому духовенству с такими словами: “Никакое общество не может существовать без морали, а настоящая мораль немыслима вне религии. Следовательно, прочную и постоянную опору государству дает только религия. Общество, лишенное веры, похоже на корабль, лишенный компаса... Наученная своими несчастиями, Франция, наконец, прозрела; она осознала, что католическая религия подобна якорю, который один только может дать ей устойчивость среди обуревающих ее волнений”.

Первый консул обратил внимание на быстрые успехи, которые сделало “ослушное” духовенство в немногие месяцы свободы, следовавшие за обнародованием декрета от 3 вантоза III года (21 февраля 1795 г.) и ослаблением преследований после 30 прериаля VII года (18 июня 1799 г.). Он опасался, чтобы предоставление церкви слишком большой независимости не послужило во вред светской власти, и потому считал нужным ограничить ее свободу. Ройе-Коллар сказал в Совете пятисот: “Опыт неопровержимо доказал, что всюду, где существует в государстве религия, исповедуемая большинством населения, правительству приходится либо заключить с нею союз, основанный на выгодах взаимной поддержки, либо разрушить ее, если правительство не хочет само быть низвергнутым ею”. Таково было мнение и Бонапарта. Революция пыталась сокрушить церковь, но безуспешно. Бонапарт не хотел, чтобы церковь разрушила государство. Итак, оставался только один исход: заключить конкордат.

Этими двумя мотивами и была определена религиозная политика первого консула. Ими объясняется вызвавшее столь различные оценки поведение Бонапарта во время переговоров, которые он начал с папским двором. Его образ действий в этих переговорах одновременно был и смел и беззастенчив: смел потому, что Бонапарту приходилось бороться с массами противников — со своими боевыми сподвижниками, с товарищами по консульству, с высшими государственными учреждениями; беззастенчив потому, что он старался запугиванием или хитростью вырвать у папы уступки, которые последний не властен был сделать, и потому, что позднее пытался силою вынудить у папы то, чего ему не удалось добиться путем убеждения. Таковы были его настроения, когда он в 1801 году начал переговоры о конкордате.

Переговоры с курией и заключение конкордата (1801).

Момент был благоприятен: конклав, собравшийся в Венеции (1 декабря 1799 г. — 14 марта 1800 г.), только что избрал (13 марта) в папы миролюбивого и мягкого по характеру прелата, кардинала-епископа Имолы Григория-Варнаву, из рода графов Кьярамонти. Новый папа был коронован 21 марта под именем Пия VII; сначала он не был допущен в Рим и мог вступить в него лишь 3 июля. Ради восстановления католицизма во Франции он был готов идти на все уступки, совместимые с его властью, и ясно намекнул на это в своей энциклике о бедствиях церкви (25 мая). Тотчас по заключении Люневильского мира, которым был урегулирован римский вопрос, Бонапарт через епископа города Верчелли, кардинала Мартиниана, обратился к новому папе с просьбою прислать во Францию уполномоченных для улажения религиозных дел. Пий VII прислал коринфского архиепископа монсиньора Спина и патера Казелли, ставшего позднее генералом ордена сервитов. Представителями со своей стороны первый консул назначил своего брата Жозефа, члена Государственного совета Крете и аббата Бернье, кюре в Сен-Ло в Анжере. Миролюбивый по натуре Како был отправлен в Рим в звании полномочного министра с инструкцией обходиться с папой так, “как если бы у папы было 200000 человек”.

Переговоры сразу встретили чрезвычайно серьезные затруднения. Первый консул хотел многого: прежде всего, полной перестройки французских диоцезов (епархий) с сокращением их числа и перемещением их границ; права назначать новых епископов; сохранения известного числа конституционных епископов, которым папа должен был дать каноническое посвящение; признания законным отчуждения церковных имуществ; наконец, неограниченного права надзора над отправлением культа, который фактически вполне подчинил бы французскую церковь консулам, как некогда она была подчинена королю. Эти чрезмерные притязания вызвали упорное противодействие со стороны представителей курии. Бонапарт, привыкший вести переговоры быстро, был удивлен этими проволочками и возражениями. Искренно или притворно, он приписал их нерешительности монсиньора Спина и послал свой проект прямо к папе. Пий VII передал его на рассмотрение комиссии кардиналов, куда вошел и его статс-секретарь Конеальви. Комиссия одобрила большинство оговорок, сделанных кардиналом Спина, и прибавила к ним несколько новых; она требовала формального заявления, что католическая религия является религией Франции.

Потеряв терпение, Бонапарт прибег к запугиванию. 13 мая 1801 года он пригласил в Мальмезон монсиньора Спина, аббата Бернье и Талейрана, горячо жаловался на папу и на кардинала Конеальви и грозил прервать переговоры; он даже отозвал из Рима своего посланника Како, которому велел переехать во Флоренцию. В то же время он разрешил “конституционным” епископам созвать в Париже новый “национальный собор”, словно он хотел сблизиться с ними. Конституционные епископы действительно собрались в количестве пятидесяти человек под председательством Грегуара (29 июня 1801 г.). Наполеон предоставил им полную свободу слова и печати, чтобы ясно показать папе, что раскол продолжает существовать. Эти угрозы сильно расстроили Пия VII. Перед своим отъездом Како поставил ему на вид, что во Франции мало знакомы с религиозными вопросами, и добился согласия на посылку в Париж кардинала Конеальви для возобновления переговоров. Этот прелат пользовался репутацией человека прямодушного, твердого и искренно желающего восстановить мир. Он принял поручение, не скрывая от себя трудности и ответственности возложенной на него задачи. Думая запугать Конеальви, первый консул принял его с театральной пышностью, окруженный персоналом высших государственных учреждений, и предоставил ему лишь несколько дней для соглашения с аббатом Бернье (22 июня).

Чудеса дипломатического искусства наконец привели к соглашению. Католическая религия была объявлена “религией преобладающего большинства французского народа”, было гарантировано публичное отправление культа. Папа согласился на два условия, которыми больше всего дорожил Бонапарт: 1) на новое распределение епархий, которое должно было привести легитимных (признанных папой) епископов к отречению от своих кафедр и предоставлению их в распоряжение папы, а конституционных — к отказу от своих кафедр и предоставлению их в распоряжение первого консула; 2) на признание отчуждения церковных имуществ. Гораздо больше трудностей вызвал вопрос о праве полицейского надзора над культом, которого требовал Бонапарт. Можно было опасаться, что в его руках этот надзор приобретет опасные размеры. На этом вопросе переговоры едва не сорвались снова. В последнюю минуту Консальви уступил, выговорив, однако, что право полицейского надзора над культом должно иметь целью лишь сохранение “общественного спокойствия” (pro tranquillitate publica).

26 мессидора IX года (15 июля 1801 г.) уполномоченные обменялись подписями. 6 августа Бонапарт лично доложил о результате переговоров Государственному совету, который холодно выслушал его. 13 августа Пий VII, вопреки протесту некоторых кардиналов, в особой окружной грамоте изложил свои мотивы ратификации конкордата, а 15-го обратился к французским епископам с буллою Ecclesia Dei, увещевая их отказаться от своих кафедр ради блага церкви. 23 фрюктидора IX года (10 сентября 1801 г.) в Париже состоялся обмен ратификаций. Наполеону и теперь не терпелось: он хотел бы немедленно привести в исполнение конкордат, с 18 брюмера официально восстановить католическое богослужение и поставить новых епископов. Он упустил из виду, что переговоры с бывшими епископами, рассеянными по всей Европе, должны занять немало времени. Из-за этих задержек конкордат был внесен в Законодательный корпус и вотирован им лишь 5 апреля 1802 года. Он был обнародован по-французски как государственный закон 18 жерминаля X года (8 апреля 1802 г.).

Содержание и исполнение конкордата.

В отличие от конкордата 1516 года конкордат 1801 года имеет форму взаимно обязывающего договора (conventio) между духовной и светской властями. Этот же признак характеризует его и по существу, и именно таким договором всегда признавали его как курия, так и все разнообразные французские правительства. Следовательно, он представляет собою одновременно и церковный и государственный закон. Он состоит из вступления и семнадцати статей.

Во вступлении “правительство республики признает, что католическая, апостольская и римская религии исповедуются преобладающим большинством французского народа” и, в частности, консулами. Текст не называет ее “религией Франции”, как того желал кардинал Консальви, и, стало быть, не признает за нею ее прежнего значения государственной религии. Статья 1 постановляет, “что она свободно исповедуется во Франции и что ее культ публичен при соблюдении полицейских правил, которые правительство признает необходимыми в интересах общественного спокойствия”. Статья 2 гласит: “Св. престол, по соглашению с правительством, должен произвести новое распределение французских епархий”. Для этого папа обязывается потребовать у старых епископов отказа от их кафедр и в случае их несогласия все-таки назначить новых епископов на их места (ст. 3).

Из оставшихся в живых восьмидесяти одного епископа сорок пять вняли увещеваниям папы и отказались от кафедр; остальные были низложены (буллою Qui Christi Domini от 29 ноября 1801 г.) и покорились, за исключением тринадцати, продолжавших упорствовать в своем отказе. Что же касается конституционных епископов, то они все, кроме двух, подали первому консулу прошение об отставке.

Порядок назначения новых епископов должен был остаться тот же, что и при старом режиме: правительство в трехмесячный срок по освобождении от кафедры представляет кандидата, а папа утверждает последнего “с соблюдением форм, какие были установлены для Франции до перемены правительства” (ст. 5). Прежняя присяга епископов на верность монарху была восстановлена как для епископов, так и для “низших церковнослужителей” (ст. 6—7).

Статья 8 гласит: “Во всех католических церквах Франции в конце богослужения должна читаться следующая молитва: Domine, salvam fac Rempublicam; Domine, salvos fac consules (Храни, Господи, республику; храни, Господи, консулов). Эта статья, на внесении которой сильно настаивал первый консул и текст которой он должен был так скоро изменить [В эпоху Империи пели: Domine, salvum fac imperatorem (Храни, Господи, императора).], имела целью показать, что церковь не признает себя солидарной со старым порядком и что она, напротив, равнодушна к форме государственного устройства. Таково и было неизменное учение церкви. Эта статья не встретила затруднений.

Следующие статьи определяли компетенцию епископов в отношении: 1) разграничения приходов их епархий и назначения приходских священников, для чего по-прежнему требовалось согласие правительства; 2) учреждения капитулов и семинарий, которых разрешалось иметь по одной на каждую епархию, “причем правительство не обязывалось оказывать им материальную помощь”; 3) неотчужденных церквей — архиепископских, кафедральных, приходских и иных, “которые поступали в их распоряжение” (ст. 9—12).

Статьею 13 папа “ради сохранения мира” заявляет, “что ни он, ни его преемники никаким образом не потревожат тех, в чье владение перешли отчужденные церковные имущества, и что, следовательно, право собственности на эти имущества останется бесспорным как за ними, так и за их наследниками”. Это заявление, которым санкционировалась явная несправедливость, [“Несправедливость” с точки зрения церкви” — Прим. ред.] было вынуждено силою обстоятельств. Правительство взамен обязывалось, как это сделало уже Учредительное собрание, “обеспечить приличное содержание епископам и приходским священникам, епархии и приходы которых будут включены в новое распределение” (ст. 14), и принять “меры к тому, чтобы французские католики могли при желании делать вклады в пользу церкви” (ст. 15).

Статья 16 гласит, что “его святейшество признает за первым консулом Французской республики те же права и прерогативы, которыми пользовалось пред его святым престолом (apud sanctam sedem) прежнее правительство”. Здесь подразумевались личные привилегии, некогда дарованные папами королям, например, право иметь переносный алтарь и часовню, изъятые из епископской юрисдикции, право получать отпущение грехов от своих духовников в случаях, подлежащих по каноническому закону ведению папы, входить в сопровождении нескольких лиц во все монастыри, быть отлучаемыми не иначе, как по особому постановлению Св. престола, быть “канониками” храма Иоанна Латеранского. В случае, если бы какой-нибудь из преемников первого консула оказался не католиком, упомянутые личные привилегии согласно статье 17 должны были быть “определены новым соглашением”, как и способ назначения епископов.

Таково было общее содержание конкордата, который больше столетия определял взаимные отношения католической церкви и французского государства. Его статьи были в одних случаях весьма точны, в других — менее точны. Его обнародование сопровождалось торжественным молебствием в соборе Парижской богоматери, которое совершал в день пасхи (18 апреля) кардинал Капрара, легат a latere [В точности: “от бедра”. Это — латинское выражение, встречающееся и в классической и в средневековой латыни. Оно означает близкую степень дружбы, интимности, иногда даже родства. Тут это выражение должно означать высшую степень доверия к кардиналу Капрара со стороны папы Пия VII. — Прим. ред.], в сослужении новых епископов и на котором по приказанию консулов присутствовали члены высших государственных учреждений, сановники и генералы.

Новых епископов требовалось для Франции, Савойи и Бельгии шестьдесят (считая в том числе десять архиепископов). Их назначение встретило немало трудностей. Бонапарт полагал, что ему так же легко будет уничтожить религиозные секты, как он уничтожил политические партии, силой заставляя их примириться с назначением на кафедры конституционных епископов, причем ограничился истребованием от них подписки в покорности папе. Тщетно Консальви, Капрара и Како указывали ему на то, что таким образом действий он рискует только увековечить, а не потушить раскол. Бонапарт стоял на своем и заставил легата Капрара утвердить пятнадцать конституционных епископов. Остальные сорок пять кафедр были предоставлены “ослушным” прелатам и священникам. Впрочем, выбор оказался очень удачным благодаря Порталису, назначенному заведующим делами культа и довольно умело исполнявшему свои обязанности. Новые шестьдесят епископств были распределены между девятью церковными провинциями, во главе которых стояли архиепископы. В каждом округе был поставлен священник, назначаемый епископом с согласия правительства и несменяемый. Наконец, каноническое право снова было введено в действие и сделалось обязательным в полном объеме, за исключением оговорок и ограничений, указанных в конкордате.

По принятии этих мер, санкционировавших примирение республики со Св. престолом, первый консул всюду восстановил публичный культ. Папа снова официально принял на себя духовное руководство Францией, которое принадлежало ему по уставу церкви и которое он в течение десяти лет был не властен осуществлять. Его светская независимость была признана. В Париж был прислан нунций, в Рим — посланник. Французские церковнослужители снова были поставлены под покровительство государственных властей. Таким образом, конкордат знаменовал собою новую эру в отношении церкви и государства.

“Органические статьи” X года (1802) об организации католического культа.

Одновременно с конкордатом первый консул представил в Государственный совет, провел через Законодательный корпус и 18 жерминаля (8 апреля) обнародовал так называемые Органические статьи католического культа (Articles organiques du culte catholique). Эти “Органические статьи” не следует смешивать, как это иногда делается, с самим конкордатом, хотя они и входят в состав одного и того же государственного закона. Конкордат, заключенный между двумя властями, является одновременно и церковным и государственным законом. “Органические статьи”, создание исключительно французского правительства, никогда не были представлены на усмотрение папы или одобрены им. Бонапарт представлял их как закон, имеющий целью установить подробности конкордата и обеспечить его исполнение. В действительности же Бонапарт хотел обойти некоторые уступки, на которые он был вынужден ранее согласиться. Вдохновившись принципами, выраженными в галликанской декларации 1682 года, он пытался вновь подчинить в своих интересах новую французскую церковь тем верховным правам, какие присвоили себе самодержавные короли над старою церковью. Это было для Бонапарта средством держать в своих руках духовенство, которое он надеялся сделать орудием своих личных замыслов.

Издавая “Органические статьи”, Бонапарт старался внушить, что этим он только осуществляет то право полицейского надзора над культом, которое предоставил ему конкордат. Но он хорошо знал, что превышает свое право. Действительно, конкордат в результате долгих и подробнейших переговоров ограничил этот надзор только случаями, затрагивающими общественное спокойствие, а первая часть “Органических статей” содержит в себе: 1) старые галликанские правила о “проверке” (светской властью) актов курии и постановлений иностранных синодов, “даже постановлений общих соборов”, подлежащих placet [“Так угодно” — формула согласия на собраниях католического духовенства. — Прим. ред.] (ст. 1, 2); 2) запрещение епископам собирать в пределах Франции собор или синод без согласия правительства (ст. 4), равно как выезжать из своей епархии, хотя бы в Рим, без особого разрешения (ст. 20); 3) восстановление древнего права апелляции (appel comme d'abus) в форме обращения к Государственному совету (ст. 6). Все эти пункты во время переговоров встречали категорические возражения со стороны папских делегатов.

Далее “Органические статьи” трактуют о вопросах, касающихся благочиния, вероучения и даже догматики, т. е. чисто духовных вопросах, которые лежат вне компетенции светской власти; притом некоторые из этих статей идут вразрез с каноническими правилами и даже с конкордатом, который они пытаются приспособить к практике. Таковы статья 10, отменяющая “все привилегии, сопряженные с изъятием из епископской юрисдикции”; статья 11, ставящая в зависимость от согласия правительства открытие капитулов и семинарий, разрешенное конкордатом; статьи 13, 14, 15, 21, 22, 23, которыми определяются пастырские обязанности архиепископов и епископов; статья 24, обязывающая профессоров семинарий “подписать декларацию 1682 года и преподавать доктрину, изложенную в ней”; статья 39, предписывающая ввести во всей Франции единый катехизис и единую литургию; статья 26, определяющая, вразрез с каноническими правилами, возраст и условия, дающие право быть рукоположенным в священники (эта статья была, впрочем, отменена декретом 28 октября 1810 г.), и т. п.

Порталис в оправдание “Органических статей” пояснил, что “они не вводили новых законоположений и представляли собою не что иное, как подтверждение древних правил галликанской церкви”. Но именно это осуждает их бесповоротно: они — наследие старого порядка. [К “Органическим статьям” следует прибавить еще два декрета, которые дополняют их и проникнуты тем же духом: декрет-закон 30 декабря 1809 года о приходской администрации и декрет 6 ноября 1813 года об управлении церковными имуществами.]

“Органические статьи” явились источником дальнейших пререканий с папой. В заседании консистории 24 мая 1802 года папа горячо нападал на двоедушие первого консула. Затем он поручил кардиналу Капрара представить Талейрану протест против этих статей, “которые его святейшество даже не был приглашен рассмотреть” и “которые существенно затрагивают нравы, благочиние, права, учебный строй и юрисдикцию церквей”. На длинное письмо Капрара (18 августа 1803 г.) отвечал Порталис еще более пространным защитительным посланием, в котором старался оправдать Бонапарта (22 сентября). Новая нота, с которой кардинал Капрара обратился к Талейрану по поводу коронования Наполеона, показала императору, что папа упорно отличает принятый им конкордат от “...так называемых “Органических законов”, многие статьи которых не могут быть согласованы с принципами и правилами церкви” (25 июня 1804 г.). На этот раз отвечал Талейран: “Конкордат есть результат воли двух договаривающихся властей. Напротив, “Органические законы” представляют собою лишь форму способов его применения, составленную для себя одною из этих двух властей. Эти способы подлежат изменению и улучшению сообразно обстоятельствам. Поэтому было бы несправедливо говорить в одних и тех же выражениях о двух различных актах” (18 июля). Кардинал Консальви от имени папы принял к сведению заявление Талейрана, согласно коему “семнадцать статей конкордата, выработанные по соглашению с папой, совершенно отличны от “Органических законов”, с которыми они были названы заодно в декрете 18 жерминаля X года” (8 апреля 1802 г.) и “на изменение и улучшение которых его святейшество надеется склонить его императорское величество” (28 августа). Надежда папы оказалась неосновательной: он ничего не сумел добиться от Наполеона и должен был удовольствоваться тем, что еще несколько раз повторил свой протест (булла Quam memorandum 10 июня 1809 г., конкордат 1817 г., ст. 3).

“Малая церковь”.

Конкордат был в общем хорошо принят во Франции, где быстро начала обнаруживаться католическая реакция. Шатобриан завоевал успех своим Гением христианства, или красотой христианской религии (Genie du Christianisme ou beaute de la religion chretienne — 1802). Лагари обращается к вере и в своем завещании отрекается от заблуждений, которые он проповедовал в своих сочинениях (1803). Различные конгрегации, как Отцы-миссионеры (Pretres de la mission), Братья христианских школ (Frиres des ecoles chretiennes), Сестры-странноприимницы (Soeurs hospitaliиres), Сестры милосердия (Soeurs de la charite) и др., преобразуются и распространяются в большинстве епархий.

Однако далеко не все примкнули к конкордату. Некоторые епископы, отказавшиеся подписать прошение об отставке, нашли последователей, встретили сочувствие своему сопротивлению со стороны ряда верующих, особенно в Вандее, Пуату, Шаролэ, Нижней Нормандии и Бельгии. Эти верующие видели в конкордате посягательства на права церкви и отвергали юрисдикцию новых епископов, В Бельгии ортодоксально верующие приняли, наименование стевенистов, во Франции — антиконкордаторов. Во Франции они образовали раскольническую церковь, прозванную малой церковью. Всего многочисленнее были диссиденты в Бокаже (Пуату), где их средоточиями были села Сирьер и Курлэ — “раскольничий Рим”. Ими руководили бывший епископ Ла-Рошельский, монсиньор де Куси, и бывший епископ Блуа, монсиньор де Темин, которые оба вернулись позднее в лоно римской церкви. Против этих-то диссидентов были направлены статья 44 “Органических статей”, запрещавшая “основывать домашние часовни и частные молельни без специального в каждом случае разрешения правительства”, и в особенности декрет 22 декабря 1812 года, предписывавший “имперским прокурорам, префектам, мэрам и другим полицейским властям” закрывать часовни и молельни, владельцы которых не представят официального разрешения в шестимесячный срок (этот срок был продлен в 1813 году до десяти месяцев).

Наперекор этим репрессивным мерам и вопреки увещаниям Льва XII и Григория XVI, раскол продолжался почти полвека вследствие поддержки целого ряда священников — врагов конкордата. [Один из них, аббат Бланшар, последовательно издал ряд сочинений, направленных против конкордата: Мирный спор (La Controverse pacifique), Защита французского духовенства (La Defense du clerge francais), Беспримерный обман (L'Abus sans exemple) и пр.] Но с течением времени эти священники вымерли, и около 1850 года секта, вынужденная довольствоваться самой элементарной формой богослужения, которое часто приходилось совершать старым девам, пришла в полный упадок. С 1851 по 1868 год монсиньор Пи вернул в лоно церкви большое число диссидентов; наиболее видные из них обратились под влиянием письма, адресованного Львом XIII епископу епархии Пуатье 17 июля 1893 года.

II. Некатолические культы во Франции

Органические статьи протестантских культов (1802).

В революционную эпоху французские протестанты, получившие от Учредительного собрания все гражданские права, жили в полном покое. Их культ, объявленный свободным, не подвергался гонению, за исключением того времени, когда в Париже была эбертистская Коммуна. Затем протестанты воспользовались благами закона 3 вантоза III года (21 февраля 1795 г.) об отделении церкви от государства.

План Наполеона заключался в том, чтобы положить конец “религиозной анархии”, порожденной революцией, и укрепить связь всех культов с государством. В отношении католицизма Наполеон достиг этой цели путем заключения конкордата с папою. Что же касается протестантских культов, то он опасался их тесного сближения с иностранными державами — немецкими и английской; здесь перед ним стояло двоякое затруднение: эти церкви распадались на множество сект, большинство которых имело во Франции весьма малое число прозелитов; кроме того, они не были подчинены какому-нибудь одному верховному главе, с которым можно было бы заключить договор. Наполеон разрубил этот гордиев узел тем, что признал лишь два культа: культ реформатских церквей, или кальвинистский, и культ церквей аугсбургского исповедания, или лютеранский, и регламентировал эти культы с помощью “Органических статей”.

“Органические статьи” протестантских культов, вотированные и обнародованные одновременно с “Органическими статьями” католического культа (18 жерминаля X — 8 апреля 1802 г.), делятся на три главы.

Первая глава содержит “общие предписания для всех протестантских исповеданий”, и здесь-то вскрывается руководящая мысль Наполеона. Вначале говорится, что “к отправлению богослужебных обязанностей допускаются только французы” и что “ни протестантские церкви, ни их священнослужители не вправе поддерживать сношения с какою бы то ни было иноземной державой или властью” (ст. 1, 2). Никакое церковное учение или догматическое постановление не могут быть обнародованы или проповедуемы, никакое изменение не может быть произведено в церковном благочинии без разрешения правительства (ст. 4, 5). Взамен этого пасторы получают жалование от казны (ст. 6). В целях пополнения их персонала и их обучения первый консул обязывался основать одну семинарию в Женеве для реформатских церквей и две академии или семинарии в восточной Франции для церквей аугсбургского исповедания.

Вторая глава трактует о “реформатских церквах”. Их организация должна состоять из пасторов, консисторий и синодов. На каждые 6000 человек одного и того же исповедания полагается одна консисторская церковь, на каждые пять консисторских церквей — синод. Консистории, состоящие из пасторов и 6—12 мирян, “выбранных из числа наиболее высоко обложенных прямыми налогами”, обязаны иметь надзор “над церковным благочестием, над управлением церковными имуществами и над заведованием суммами, образующимися из мирских даяний” (ст. 20). Они могут избирать и смещать пасторов, но каждое избрание или увольнение должно быть утверждено правительством (ст. 25, 26). Синоды, состоящие из пасторов от каждой церкви, наблюдают “за всем, что касается богослужения, за религиозным обучением паствы, за ходом церковных дел”; но собираться они могут лишь с разрешения правительства и обязаны представлять на его утверждение все свои постановления (ст. 29, 32).

“Церкви аугсбургского исповедания” были организованы аналогичным образом (гл. III); но их устройство было сложнее. Оно состояло из пасторов, местных консисторий, инспекций и генеральных консисторий. Каждой инспекции были подведомственны пять консисторских церквей. В состав инспекции входили один церковнослужитель и по одному видному прихожанину от каждой церкви. Она выбирала, с согласия первого консула, церковного инспектора, который был обязан “иметь надзор за церковнослужителями и сохранением порядка в сектантских церквах” и представлять все их постановления на утверждение правительства (ст. 35—39). Инспекции находились в подчинении у генеральных консисторий, которых было три: одна в Страсбурге — для департаментов Верхнего и Нижнего Рейна; другая в Майнце — для департаментов Саарского и Мон-Тоннера; третья в Кельне — для департаментов Рейна и Мозеля и Рурского. Каждая такая консистория состояла из светского председателя, двух церковных инспекторов, назначаемых первым консулом, и депутатов от инспекций, по одному от каждой. Генеральные консистории могли собираться только с разрешения правительства, предварительно сообщив члену Государственного совета, заведующему церковными делами, список вопросов, которые они предполагали обсуждать. В промежутках между сессиями каждая генеральная консистория была представляема директорией, в состав которой входили: председатель, старейший из обоих инспекторов и трое мирян. Функции консистории и директории определялись обычаями церквей аугсбургского исповедания, поскольку это допускалось действующими законами республики или теми, которые могли быть изданы впредь.

В общем оба главных протестантских культа были подчинены государству, заменившему для них единую центральную власть.

Евреи в эпоху Империи; “великий синедрион” (1806).

Спустя несколько лет Наполеон ощутил необходимость “организовать” и еврейский культ. В силу постановлений Учредительного собрания евреи приобрели гражданское равноправие; однако, несмотря на то, что они были обязаны приносить гражданскую присягу, они не отреклись от своей национальной обособленности и не вполне вошли во французское общество. В 1805 году обратили на себя внимание императора эльзасские евреи по делу, связанному с продажей национальных имуществ и ссуд, повлекших за собой чересчур строгие репрессивные меры против их должников. После горячих дебатов в Государственном совете Наполеон приостановил на год исполнение приговоров, состоявшихся по искам эльзасских заимодавцев. Затем он решил вытравить еврейский дух обособленности, заставить евреев отказаться от преимуществ и ограничений их вероисповедания и подчинить последнее государству, как и прочие культы. Способ, который при этом применил Наполеон, заслуживает внимания. С католиками, у которых есть и общее вероучение и общий глава, он мог заключить конкордат. К протестантам, не имеющим ни общего вероучения, ни общего главы, он применил акт власти. Но что было делать с евреями? Они не имели общего главы, но у них было общее вероучение. Это вероучение некогда охранял в известной мере “великий синедрион”, и если бы он теперь, в 1806 году, еще заседал в Иерусалиме, то Наполеон несомненно вступил бы с ним в переговоры. Но “великий синедрион”, впрочем, никогда и не пользовавшийся абсолютной верховной властью в делах еврейской веры, был теперь лишь далеким воспоминанием, а Наполеон хотел иметь перед собою какой-нибудь живой авторитет, который мог бы изъяснить ему принципы, исповедуемые евреями по вопросам гражданского общежития, и уверить его, что ни одно из религиозных правил не грозит безопасности государства. Так как подобного авторитета не было, он решил его создать.

Императорским декретом 30 мая 1806 года в Париже созывалось собрание еврейских именитых людей в числе ста одиннадцати человек, которые должны были быть выбраны французскими и итальянскими префектами. Этому собранию официально поручалось “обсудить меры к улучшению еврейской нации и к распространению среди ее членов любви к искусствам и полезным ремеслам”. На Моле, Порталиса и Паскье была возложена обязанность руководить работами этого собрания в качестве императорских комиссаров. Они поставили перед собранием несколько вопросов, чрезвычайно важных с политической точки зрения, но имевших весьма далекое отношение к “полезным искусствам и ремеслам”. Так как его ответы оказались удовлетворительными, то 10 декабря того же года в Париже было созвано под именем великого синедриона новое, более многолюдное собрание, в которое были приглашены прислать своих делегатов все синагоги Европы.

Императорские комиссары поставили перед великим синедрионом те же вопросы, что и перед собранием еврейских именитых людей: “Признаете ли Францию своим отечеством? Считаете ли себя обязанными защищать ее и повиноваться государственным властям? Совместима ли военная служба с вашими религиозными верованиями? Принимаете ли единобрачие, узаконяемое Гражданским кодексом, вопреки Пятикнижию, разрешающему многобрачие? Полагаете ли, что правила честности и гуманности, которые вы признаете обязательными по отношению к вашим единоверцам, обязательны для вас также и по отношению к французам?” Великий синедрион постановил принципиально, что Моисеево законодательство разделяется на предписания религиозные, которые неизменны, и политические, которые могут меняться сообразно обстоятельствам, и что, следовательно, гражданские узаконения евреев могут сочетаться с гражданскими узаконениями страны, в которой они живут. Таким образом, французские евреи должны признавать Францию своим отечеством, отбывать в ней военную службу (во время которой соблюдение субботы и других обрядов, несовместимых с этой службою, упраздняется), соблюдать ее законы о браке и разводе, считать свои договоры с французами столь же обязательными для себя, как и договоры с единоверцами, воздерживаться от ростовщичества и поощрять своих детей к занятию полезными искусствами и ремеслами. Декретом 2 марта 1807 года эти “вероучительные постановления” были обнародованы и утверждены. Другой декрет обязал евреев в целях облегчения набора рекрутов принять фамильные прозвища, которых они до тех пор не имели.

Организация еврейского культа (1808).

Третий декрет, 17 марта 1808 года, пополненный еще указами 17 июля, 19 октября и 11 декабря того же года, дал евреям религиозную организацию, которая в смысле свободы и независимости почти уравняла еврейский культ с католическим. Согласно этому декрету, “в каждом департаменте, где число исповедующих веру Моисея достигает 2000, должна быть учреждена синагога и еврейская консистория”. Остальные департаменты были сгруппированы в один консисторский округ (ст. 1, 2). Во главе каждой синагоги стоял раввин. В Париже учреждалась центральная консистория, состоявшая из трех раввинов и двух евреев-мирян.

Консистории были обязаны наблюдать за порядком внутри синагог, следить, чтобы раввины в своих наставлениях строго придерживались “вероучительных решений великого синедриона”, руководить сбором и расходованием сумм, предназначенных на нужды культа, всеми способами поощрять еврейское население данного округа к занятию полезными промыслами и ежегодно доводить до сведения власти фамилии евреев, подлежащих призыву на военную службу. Со своей стороны раввины, обязанные наставлять паству в религиозных истинах и “вероучении, содержащемся в ответах Великого синедриона”, — чего Наполеон не терял из виду, — должны были “при всяком случае внедрять повиновение законам, и особенно законам, касающимся защиты отечества, внушать евреям понятие о воинской повинности как о священном долге и объяснять им, что на время военной службы закон освобождает их от исполнения обрядов, несовместимых с нею”, и т. п. При таких условиях император, разумеется, оставлял за собою право утверждать избрания в члены консистории и в раввины. Последним он назначил определенное жалование, уплачиваемое, впрочем, самими еврейскими общинами; оно было принято на счет казны лишь по закону 8 февраля 1831 года.

С узаконением еврейского культа число официально признанных религий достигло четырех. Остальные культы, как православный, англиканский, мусульманский, оставались свободными под условием не нарушать узаконенного во Франции общественного порядка и сообразоваться с законами о сообществах, особенно с Уголовным кодексом, воспрещающим и карающим образование сообществ более чем из двадцати лиц (ст. 291). Их священнослужителям правительство не платило жалования и не оказывало специального покровительства.

III. Разрыв Наполеона с церковью

Декрет 3 мессидора XII года (22 июня 1804 г.).

Несмотря на неоднократные конфликты с курией по поводу “Органических статей”, первый консул после заключения конкордата находился с ней в довольно хороших отношениях. Не то было в эпоху Империи. Насильственный образ действий Наполеона и его чрезмерные притязания неизбежно должны были встретить здесь одно из тех противодействий, которых уже не мог терпеть его деспотический дух, и близкий разрыв был неминуем.

Не прошло и месяца со времени его вступления на престол, как он принялся за религиозные ордена, восстановившиеся благодаря успокоению, обусловленному конкордатом. Он поступил с ними так же, как Законодательное собрание. Конгрегация Отцы церкви, или Поклонники Иисуса (Pиres de la foi или Adorateurs de Jesus), утвердившаяся в Беллэ, Амьене и некоторых других городах, показалась ему замаскированной формой старого иезуитского ордена, и декретом 3 мессидора XII года он объявил ее распущенной. Тем же декретом он распустил “все прочие общества и ассоциации, образованные под предлогом религиозных целей и не получившие разрешения”. Восстановлялись в силе старые законы, направленные против “религиозных орденов, требующих пожизненного обета”. Отныне никакое мужское или женское религиозное сообщество не могло быть образовано иначе, как “на основании формального разрешения императорским декретом по рассмотрении его статутов и регламентов”. Только пять женских конгрегаций, известных под названиями: Сестры милосердия (Soeurs de la charite), Сестры-странноприимницы (Soeurs hospitaliиres), Сестры св. Фомы (Soeurs de Saint-Thomas), Сестры св. Карла (Soeurs de Saint-Charles) и Сестры Вателотские (Soeurs Vatelottes), уже разрешенных различными консульскими указами, могли продолжать свое существование под условием в шестимесячный срок представить свои статуты на утверждение Государственного совета. Генерал-прокурорам при апелляционных судах и имперским прокурорам предписывалось “преследовать, даже экстраординарным путем (т. е. уголовным, по старой судебной терминологии [См. ст. 577 Гражданского уложения.]), лиц обоего пола, виновных в нарушении настоящего декрета”.

Этот декрет, объявляя неразрешенные религиозные сообщества противозаконными, создавал этим преступление, не предусмотренное уголовными законами, и, следовательно, противоречил конституции. Но страх, который уже начал внушать Наполеон, был так велик, что никто не осмелился донести об этом Охранительному сенату. Не встретив оппозиции, декрет был напечатан в Законодательном бюллетене (Bulletins de lois), и ему повиновались беспрекословно.

Пий VII в Париже; коронование Наполеона (1804).

Уже в момент провозглашения Империи Наполеон, который не прочь был смотреть на себя, как на нового Карла Великого, задумал быть коронованным в Париже папою — акт беспримерный в истории со времен Пипина Короткого. Государственный совет, Камбасерес, Фуше и Талейран встретили эту мысль холодно; напротив, легат Капрара и кардинал Феш, дядя Наполеона и его посланник в Риме, приняли ее с величайшим рвением. Оба они настойчиво упрашивали папу согласиться. Переговоры тянулись долго. Пий VII находился в крайней нерешительности, боясь отказом рассердить Наполеона, а согласием — венский двор. Гражданский брак Наполеона с Жозефиной, казнь герцога Энгиенского, наконец, вопрос о свободе культов, которую император должен был клятвенно обязаться охранять, смущали его совесть; кроме того, у него были поводы к недовольству — именно издание “Органических статей” и роспуск религиозных орденов. Пий VII просил разъяснений, советов и кончил тем, что согласился “ради славы господней, спасения душ и успеха католической религии” (29 октября).

Путешествие Пия VII во Францию началось при добрых предзнаменованиях. По всему пути его встречали восторженные и почтительные толпы народа. В Лионе, где он сделал остановку, одушевление превратилось в энтузиазм. Наполеон ждал папу в Фонтенебло. В Париже он окружил его всевозможным почетом. В день, назначенный для коронования (2 декабря), император прибыл в собор Парижской богоматери в пышном парадном костюме; на нем было императорское облачение; перед ним маршалы несли корону, скипетр и меч Карла Великого. Накануне кардинал Феш, снабженный необходимым разрешением (диспенсом), в тюильрийской часовне обвенчал по церковному обряду Наполеона с Жозефиной. Пала совершил над ним и над императрицей миропомазание; но когда он хотел возложить на голову Наполеона корону, Наполеон резко схватил ее и короновал себя собственноручно. Обиженный Пий VII выразил свое недовольство и добился того, что в описании торжества в Монитере об этом инциденте не было упомянуто.

Тотчас после коронования отношения между папой и императором обострились. Наполеон хотел воспользоваться влиянием Св. престола, чтобы освятить свою власть в глазах народов; но сам он не желал подчиниться этому влиянию. Чтобы ослабить впечатление, произведенное триумфальным проездом Пия VII через Францию, Наполеон, несмотря на возражения последнего, задержал его в Париже, причем не без аффектации обращался с ним, “как со своим духовником”. Папа воспользовался этим вынужденным сидением, чтобы лично уладить некоторые церковные дела. Ему удалось добиться несколько большей свободы для епископов и устранить препятствия, которые до сих пор правительство ставило замещению священнических вакансий; но его ходатайства об отмене “Органических статей”, декларации 1682 года и права развода, только что узаконенного Гражданским кодексом, не увенчались успехом. Тщетно просил он также о возвращении ему легатств, на что ему подал надежду кардинал Феш.

Папе удалось, наконец, выехать из Парижа 4 апреля 1805 года, в тот момент, когда Наполеон отправился в Италию, чтобы там возложить на себя железную итальянскую корону. Необыкновенный почет, оказанный папе в Лионе и Турине, ослабил чувство горечи, которое в итоге оставила в нем его поездка в Париж. Во Флоренции ему довелось, к его радости, примирить с церковью Сципиона Риччи, по инициативе которого собрался пистойский синод. Он вернулся в Рим с ясным предчувствием, что у него вскоре начнутся осложнения с его грозным союзником.

Первые столкновения Наполеона с римским папой.

Пий VII не ошибся. Тотчас после своего коронования в Милане королем Италии (26 мая 1806 г.) Наполеон ввел в своем новом королевстве Гражданский кодекс без всяких изменений и назначил несколько епископов, игнорируя конкордат, заключенный незадолго до того Пием VII с Цизальпинской республикой. Пий VII отказался дать этим избранникам каноническое посвящение.

Вслед за тем Наполеон обратился к Пию VII с просьбой расторгнуть брак, которым епископ Балтиморы сочетал его брата Жерома с дочерью одного богатого гражданина Соединенных Штатов, мисс Паттерсон (8 декабря 1803 г.). Папа, не усматривая в этом браке ничего противоречащего каноническим правилам, отказал. Наполеон ответил на этот отказ занятием Анконы (сентябрь 1805 г.). Это было нарушением нейтралитета папских владений [См. гл. XII, “Италия”.], и папа выразил протест, заявляя, что желает сохранить свой нейтралитет в отношении всех держав и ни под каким видом не намерен выступать на поле брани (13 ноября).

Спустя три месяца — новое требование. Письмом из Мюнхена (7 января 1806 г.), в котором Наполеон называет себя “покровителем Св. престола”, он предписывал папе закрыть гавани для английских кораблей и изгнать из своего двора англичан, русских и шведов. В последующем письме (13 февраля) он пишет ему: “Вы — владыка Рима, я же — император; мои враги должны быть и вашими”. Пий VII отвечал (21 марта) пространным изложением своего образа действий, выработанным после совещания с кардиналами: он снова заявлял здесь, что хочет остаться нейтральным и предпочитает подвергнуться всевозможным невзгодам, но не поступать против совести. Наполеон теперь уже не был способен понять этот язык: он обвинил папу в том, что последний, несмотря на свое бессилие, вздумал, по примеру Григория VII, угрожать ему, очевидно, воображая, что он боится ватиканских перунов. Спор обострился, и Наполеон решил прибегнуть к силе. 28 августа 1807 года он послал генерала Лемарруа занять провинции Анкону, Мачерату, Фермо и Урбино. Шесть месяцев спустя генерал Миоллис вступил в Рим (2 февраля 1808 г.). [Подробности см. в гл. XII.]

Отлучение императора и захват папы (1809).

После 14-месячной оккупации, в продолжение которой Пий VII жил узником в Квиринале с “почетной” стражей, не имея возможности сноситься даже со своими кардиналами, из которых двадцать четыре были сосланы, Наполеон декретом из Вены (17 мая 1809 г.) объявил папские владения присоединенными к Французской империи, причем папа должен был сохранить только свой дворец и свои поместья с рентою в два миллиона. Затем Наполеон провозгласил Рим “свободным имперским городом”. Таким образом, мирская власть папы упразднялась; Наполеон отобрал у папы дар Карла Великого, “своего августейшего предшественника”. Он во всеуслышание заявлял, что не посягает на духовную власть папы и что раздражен против него лишь как против враждебного ему светского государя. Позднее он признал, что стремился подчинить себе и духовное владычество папы. “Водворение римской курии в Париже, — писал он на острове Св. Елены, — имело бы важные последствия... Париж сделался бы столицей христианского мира, и я управлял бы религиозным миром так же, как и миром политическим”.

Венский декрет был приведен в исполнение 10 июня. В этот же самый день Пий VII подписал протест на итальянском языке, который следующей ночью был расклеен в Риме, и издал буллу об отлучении Наполеона, которая среди бела дня была прибита на дверях трех главных римских церквей (булла Quam memorandum). Отлучены были все те, кто совершил акты насилия в пределах папских владений; но папским подданным, как и всем христианским народам, запрещалось на основании этого отлучения каким бы то ни было образом посягать на имущество или права тех лиц, которых оно касалось. Мало того: папа не называл прямо императора, чтобы не сделать его vitandus (т. е. человеком, которого все верующие обязаны избегать, не говорить с ним и не иметь с ним никакого общения). [Такова была формула отлучения от церкви, практиковавшаяся римскими первосвященниками еще в Средние века. — Прим. ред.] Наполеон, хотя и смеялся над папою, который наивно думал, что “от его отлучения оружие выпадет из рук императорских солдат”, однако, принял все возможные меры, чтобы помешать опубликованию буллы, взволновавшей умы во всем христианском мире. Он распорядился напечатать в Монитере изложение принципов галликанской церкви, где доказывалось, что папа не вправе отлучать государя, и именно французского государя. Затем он захватил самого Пия VII. В ночь с 5 на 6 июля жандармский генерал Раде оцепил Квиринал, проник в комнаты папы и нашел его сидящим в первосвященническом облачении. Он потребовал от него отречения от светской власти, прибавив, что в случае отказа имеет предписание увезти его из Рима. Пий VII поднялся, взял свой требник и, поддерживаемый самим Раде, спустился с лестницы в сопровождении своего статс-секретаря кардинала Пакка. Оба пленника были усажены в карету, у которой затем были опущены шторы и дверцы заперты на ключ. В этой карете Пия VII увезли сначала в картезианский монастырь во Флоренцию, отсюда в Турин, затем в Гренобль и, наконец, в Савону (20 августа); кардинала Пакка разлучили с ним и заключили в крепость Фенестрелле.

В Савоне папа жил под строгим надзором в доме префектуры, не имея права никого принимать иначе, как в присутствии своих тюремщиков. Он отклонил все знаки почета, которыми хотели было его окружить. Живя скудно и большую часть времени проводя в молитве, он заявлял, что ничего не примет от того, кто беззаконно захватил владения церкви, и энергично отвергал несколько раз повторенное предложение отказаться от Рима и поселиться в Париже, в архиепископском дворце, с ежегодным содержанием в два миллиона. Несмотря на молчание европейских дворов, Наполеон чувствовал, что весь мир осуждает его. Популярность Пия VII беспокоила его. Он пытался свалить ответственность за его арест на Мюрата, а впоследствии приказал хранить полное молчание о римских делах и действиях папы.

Новые затруднения; савонские грамоты.

Наполеон скоро понял, что подобным способом затруднения не могут быть улажены. Назначив только что несколько новых епископов, он потребовал для них канонического посвящения. Пий VII отказал на том основании, что, “находясь в плену, не имеет при себе совета кардиналов”. Стали изыскивать меры к улажению конфликта. Не может ли папа дать каноническое посвящение епископам, не упоминая об их назначении императором, так, как будто он дает им это посвящение по собственному почину? Не может ли он смотреть на этих епископов как на капитулярных викариев, уполномоченных управлять данными епархиями? Пий VII отклонил и эти предложения (26 августа 1809 г.). Число вакантных кафедр во Франции и Италии вскоре достигло двадцати семи.

Чтобы выйти из затруднительного положения, Наполеон вызвал в Париж оставшихся в Риме кардиналов, а также генералов духовных орденов и вместе с тем велел доставить в Париж административный архив курии, точно в самом деле собирался осуществить свой план — сделать Париж центром христианского мира. В то же время он образовал церковный комитет, председателем которого назначил кардинала Феша; но, несмотря на все его настояния, ему не удалось вынудить у этого комитета заявления о том, что можно обойтись и без согласия папы. Тогда он отправил в Савону двух кардиналов, Казелли и Спина, с поручением понудить папу к уступке; но их миссия не увенчалась успехом.

Французской церкви пришлось испытать всю тяжесть императорской досады. Епископы были поставлены под надзор жандармерии, которая представляла доклады об их поведении; их пастырские послания были отданы под цензуру префектов, которые иногда требовали в них изменений или сокращений. Наполеон пытался также обратить епископов в пособников правительства, предлагая им поддерживать мероприятия по набору войска, проповедовать против его врагов и т. п. Он любил выражаться так: “Мои епископы и мои жандармы”. В декабре 1809 года он издал упомянутый выше декрет-закон о приходской администрации. 17 февраля 1810 года он восстановил и распространил на всю империю галликанскую декларацию 1682 года.

После этой новой демонстрации Наполеон приказал назначенным им епископам занять свои кафедры, не ожидая канонического посвящения. Когда кардинал Морж, назначенный в Париж, счел своим долгом повиноваться, Пий VII посланием из Савоны (5 ноября) запретил ему вмешиваться в управление епархией. Несмотря на то, что Мори пренебрег этим запрещением, Наполеон в новом припадке гнева велел бросить в Венсеннскую тюрьму тех духовных лиц, которых подозревали в доставлении папской грамоты (“бреве”). Когда же папа 2 декабря обратился с таким же посланием к новоназначенному флорентийскому епископу, Наполеон удвоил меры строгости по отношению к своему пленнику. Чтобы лишить его возможности вести переписку, он велел отнять у него перья, бумагу и книги, которые до сих пор оставались в его распоряжении. Вместе с тем префект местечка Монтенотте сообщил папе, что ему воспрещается сноситься с какой-либо церковью или с кем-либо из подданных императора под страхом навлечь на себя и на данную церковь или лицо обвинение в мятеже против императорской власти. Пий VII отвечал: “Предоставляю богу отомстить за мое дело, которое есть его дело” (январь 1811 г.).

Развод и второй брак Наполеона (1809—1810).

Тем временем Наполеон еще и в другом отношении нарушил церковные законы. Тотчас по возвращении из Австрии он сообщил Камбасересу, что после долгих размышлений решился на развод, так как чувствует, что его трон колеблется, что ни один из его братьев не способен наследовать ему и что он желал бы передать свою корону прямому наследнику, которого уже не надеется иметь от Жозефины. Камбасерес поставил ему на вид, что Жозефина, несмотря на все свое легкомыслие, пользуется популярностью, что принцесса любой старой династии будет гораздо менее популярна и что ему следует избегать такого шага, который слишком напоминал бы старый режим. Но эти предостережения не привели ни к чему. Наполеон пригласил к себе Евгения Богарнэ, чтобы через него подготовить императрицу к ожидающему ее удару, но затем неожиданно сам признался ей, причем не сумел соблюсти подобающую в таких случаях деликатную форму.

Предстояло расторгнуть как гражданский, так и церковный брак. В отношении гражданского брака Кодекс Наполеона давал ему удобный выход — развод по взаимности. Правда, формальности, которых требует статья 289 для обеспечения свободы и неизменности обоюдного желания, не были соблюдены: фактически Жозефина не согласилась, а покорилась. Прежде всего был нарушен тот пункт закона, в силу которого развод не допускался, раз жене было более сорока пяти лет: возраст Жозефины уже перешел за этот предел. Далее, по регламенту императорской фамилии (30 марта 1806 г.) развод воспрещался ее членам обоего пола, в каком бы возрасте они ни были, — и на это не обратили внимания. Наконец, развод мог состояться лишь по решению гражданского суда; в данном случае дело вовсе не поступало в суд. Чтобы прикрыть все эти беззакония, Наполеон заставил Сенат санкционировать его развод особым указом (16 декабря 1809 г.); а так как Сенат не располагал ни судебной, ни законодательной властью, то напрасно задавать вопрос, в силу какого права он это сделал.

После того как гражданский брак был, по крайней мере формально, “расторгнут”, Наполеон занялся вопросом о признании недействительным его церковного брака, так как каноническое право не допускает развода для браков rata et consummata. [“Обдуманные и совершившиеся” (церковная формула). — Прим. ред.] Но для признания чего-либо недействительным требуется, во-первых, причина, делающая акт недействительным; во-вторых, судья, признающий его таковым. Наполеон привел две причины недействительности: 1) отсутствие согласия с его стороны; это было смело, потому что он после заключения церковного брака пять лет жил с Жозефиной; 2) формальные упущения, на что он не вправе был теперь ссылаться, так как кардинал Феш, благословивший его брак, получил на этот счет все необходимые разрешения (диспенсы). Судьей же в этом деле мог быть только папа, ведению которого каноническое право предоставляет все церковно-правовые дела, касающиеся государей. Но как обратиться к нему? Пять лет назад у него исходатайствовали диспенс; поэтому можно было опасаться, что теперь он станет препятствовать разводу. Наполеон решил обойтись без содействия папы. Он обратился к церковному комитету, который заявил, что парижская консистория компетентна решить это дело. Неизвестно, была ли консистория искренно убеждена в своей компетентности или нет, но она рассмотрела дело и признала брак недействительным.

Жозефина отправилась в Мальмезон оплакивать свое разрушенное счастье, а Наполеон пустился в поиски новой супруги. 21 января 1810 года он созвал на совет высших сановников Империи и предложил им на выбор: русскую великую княжну, сестру царя, дочь короля саксонского и дочь императора австрийского. Камбасерес склонялся в сторону русского союза; Шампаньи и Талейран высказались за австрийский союз, которого желал и император. Наполеон тотчас обратился в Вену, прося руки эрцгерцогини Марии-Луизы, которой едва исполнилось двадцать лет. Австрийский император закрыл глаза на то, каким образом “освободился” Наполеон, и отдал ему свою дочь. Брачный договор был составлен 8 февраля по образцу брачного договора Марии-Антуанетты и Людовика XVI; затем принцесса была привезена во Францию, где 1 и 2 апреля 1810 года был заключен и пышно отпразднован ее гражданский и церковный брак с императором.

Во всем этом важном деле папа был оставлен совсем в стороне, и его власть формально игнорировалась. В виде протеста против этой узурпации тринадцать из двадцати шести находившихся в Париже кардиналов отказались присутствовать при совершении церковного брака. Наполеон, увидя их места пустыми, пришел в ярость и на следующий день отказался принять протестовавших, заявив, что более не признает “этих субъектов” кардиналами, и через министра исповеданий приказал им снять кардинальское облачение и надеть черную рясу, причем министр сообщил разжалованным, что они отданы под надзор жандармерии и лишены пенсии. 10 июня “черные” кардиналы были высланы в восточную Францию, где их по двое расселили в разных городах. Им пришлось прожить здесь более трех лет.

Парижский собор (1811); папская грамота “Ex quo”.

В конце 1810 года Наполеон снова занялся своим церковным комитетом: он увеличил его персонал, желая образовать в нем послушное себе большинство (16 ноября). Он поставил этому комитету следующие два вопроса: 1. К кому следует обращаться за получением необходимых диспенсов, раз прекращено всякое общение между верующими и папой? — Комитет установил различие между общими и специальными законами церкви и заявил, что по поводу первых невозможно получить диспенс, а по поводу вторых верующие могут обращаться к суду епископа. 2. Каким законным способом может быть совершено каноническое посвящение назначенных властью императора епископов, раз папа отказывается издать соответствующие буллы? — В угоду своему господину комитет осудил поведение Пия VII, но не указал никакого способа получить каноническое посвящение. Он только подал мысль просить о добавлении к конкордату нового пункта, в силу которого папа был бы обязан давать посвящение в определенный срок; если же папа не согласится на это, то император может созвать национальный собор, который, быть может, и решит вопрос.

Наполеон ухватился за эту мысль. 16 марта 1811 года, призвав на заседание церковного комитета высших сановников Империи, он произнес гневную речь против папы и сообщил о своем намерении созвать собор, который положит конец противодействию папы. Один только аббат Эмери осмелился заявить, что собор, заседающий без папы или осужденный им, будет лишен всякого авторитета. На его слова не обратили внимания. 25 апреля циркуляром, составленным в повелительных и лаконических выражениях, в каких он обыкновенно обращался к своим солдатам, император созвал в Париж французских и итальянских епископов. В то же время он послал в Савону трех безусловно преданных ему епископов — турского, нантского и трирского (де Барраль, Дювуазен и Маннэ) — с поручением вырвать у папы кое-какие уступки, которые могли бы повлиять на решения будущего собора (20 апреля). Три депутата от имени императора просили Пия VII прибавить к конкордату параграф, в силу которого папа обязывался бы давать каноническое посвящение в известный срок, по истечении которого оно могло бы быть дано архиепископом или старейшим епископом данной провинции. Депутаты доказывали папе, что таково единодушное желание французской церкви, и рисовали перед ним картину ужасных последствий, которые вызовет его отказ. Обманутый и потрясенный Пий VII согласился на просимую вставку в “надежде, что эта уступка подготовит путь к соглашениям, которые восстановят порядок и мир в церкви” (19 мая). Таким образом, его обещание было условным. Наполеон понял это и сделал распоряжение об открытии собора. Последний был открыт 17 июня с большой пышностью под председательством кардинала Феша. [В этом соборе участвовала половина французских епископов и только треть итальянских.]

Наполеон думал, что сумеет руководить настроениями собора, как руководил движениями своих армий. Он скоро разочаровался. Уже в самом начале епископ Труасский, хотя и сторонник галликанских принципов, произнес речь, столь благоприятную для авторитета папы, что министр исповеданий запретил ее печатать. Епископы, еще не получившие посвящения, были устранены от участия в совещаниях собора. Коадъютор Мюнстерский, поддерживаемый епископами Шамберийским, Суассонским, Бордоским и Туринским, предложил прежде всего просить императора об освобождении папы. Адрес, составленный Дювуазеном, оказался после дебатов настолько искаженным, что Наполеон отказался его принять и приказал собору ограничить свои совещания одним вопросом: чем могут быть заменены папские буллы в деле посвящения епископов?

Обиженные прелаты избрали комиссию из одиннадцати членов, которая значительным большинством голосов постановила, что собор не компетентен даже временно и даже в экстренных случаях обходить буллы и что без папы он ничего не может делать. Этот ответ возбудил в Наполеоне крайнее раздражение, которое он выместил на кардинале Феше; затем он, по совету Дювуазена, обуздав свой гнев и ссылаясь на уступки, исторгнутые у папы в Савоне, отдал на рассмотрение Комиссии одиннадцати проект декрета, основанный будто бы на этих уступках. Комиссия приняла проект, но когда последний подвергся обсуждению на соборе, епископ Турнейский поставил вопрос: раз папа действительно категорически согласился на эти уступки, зачем же правительство требует от собора ненужного утверждения их? В том же смысле говорил бордоский епископ д'Авио, оправдывая, сверх того, папскую буллу об отлучении. Феш поспешил закрыть заседание (10 июля). Ночью Наполеон отдал приказание распустить собор и заключить епископов Труасского, Турнейского и Гентского в Венсеннскую тюрьму.

Ужас охватил членов собора. Несколько дней Наполеон держал их в неизвестности; затем, меняя тактику, велел министру исповеданий вызвать всех епископов поодиночке и в присутствии министра полиции предложить им для подписи акт согласия на проект декрета. Обещания, лесть, угрозы — все было пущено в ход. Этим не очень каноническим способом Наполеон собрал подписи 88 епископов, из которых иные, правда, прибавили оговорку: “если папа даст на то согласие”. Четырнадцать более стойких епископов совершенно отказались дать подписи. 6 августа собор снова был открыт. Чтобы предупредить всякое противодействие, Наполеон обещал, что принятый собором декрет будет представлен на ратификацию папе. На основании этого заявления проект был вотирован без прений.

Оставалось получить согласие Пия VII. Шесть епископов были посланы в Савону. Вотум собора произвел впечатление на папу, не подозревавшего, каким способом он был получен. Больной, пав духом, он в конце концов уступил. Грамотой Ex quo Пий VII утвердил представленный ему декрет, прибавив только некоторые оговорки, долженствовавшие сохранить остаток его власти (20 сентября). К общему изумлению, Наполеон, несмотря на неожиданные уступки, которые сделал ему папа, отказался принять эту грамоту. Он желал большего; но, чувствуя себя бессильным, он притворился, будто ему надоел “этот поповский раздор”, и без всяких формальностей распустил национальный собор (20 октября), на который возлагал такие надежды.

“Конкордат” в Фонтенебло (1813).

Вслед за тем он принял некоторые репрессивные меры против французских епископов и священников церкви св. Сульпиция (22 октября), повторял и через своих клевретов распространял всюду, что “больно видеть, как первосвященник, который мог бы играть столь великую и прекрасную роль, стал несчастьем для церкви” (письмо от 9 февраля 1812 г.), и совершенно перестал стесняться с папой. Наполеон не отказался от своих намерений. 27 мая 1812 года, во время своего пребывания в Дрездене, предшествовавшего его вступлению в Россию, он отдал приказ тайно похитить папу из Савоны и привезти его в Фонтенебло: он хотел иметь папу под рукой, чтобы по возвращении снова, в последний раз, попытаться запугать его.

9 июня старик, лишенный своего первосвященнического облачения, должен был под строжайшим инкогнито выехать в Фонтенебло. При проезде через Мон-Сени он тяжко заболел и даже причастился Св. тайн (14 июня). По приказу из Турина его заставили ночью выехать дальше. В Фонтенебло папа приехал (20 июня) тяжело больным и несколько месяцев пролежал в постели. Все это время его усиленно склоняли к уступкам. Видеть его разрешено было только “красным” кардиналам и нескольким преданным Наполеону прелатам, вроде епископов Турского и Нантского. Они в самых мрачных красках рисовали Пию VII состояние церкви, опасности нескончаемого раскола, происки сект и пр.; исцелить все эти язвы могло, по их мнению, только одно: примирение паны с императором.

Вернувшись побежденным из России (декабрь 1812 г.), Наполеон желал этого примирения более чем кто-либо. Он начал понимать, что проявленная им жестокость по отношению к папе отталкивает от него его католических подданных и дает иноземным государям возможность возбуждать их народы против Франции. Давно пора было покончить с этим вопросом. 18 января 1813 года император возобновил переговоры с Пием VII. В тот момент, когда, по его предположению, решимость папы была достаточно поколеблена, Наполеон внезапно прибыл в Фонтенебло вместе с императрицей и провел пять дней в личных переговорах с Пием VII. Он требовал, чтобы папа перенес свою резиденцию во Францию или в Итальянское королевство, предоставил ему, Наполеону, право замещать все епископские кафедры во Франции и Италии, за исключением шести, принадлежащих к римской диоцезе, и десяти других, которые должны были быть особо определены, и уполномочил архиепископов давать новым епископам по истечении шестимесячного срока каноническое посвящение. Взамен всего этого папе было обещано возвращение его неотчужденных владений, отчужденные же должны были быть заменены другими с таким расчетом, чтобы образовался годовой доход в два миллиона; наконец, должны быть учреждены новые епископства в Голландии и ганзейских департаментах. Наполеон требовал еще, чтобы папа одобрил галликанскую декларацию 1682 года, предоставил светским государям назначение двух третей кардиналов и торжественно осудил образ действий “черных” кардиналов во время его бракосочетания с Марией-Луизой. Измученный папа согласился на первые требования, которые должны были составить одиннадцать “прелиминарных статей” нового конкордата, но еще нашел в себе силы отвергнуть остальные (25 января). На следующий день Савари от имени императора выпустил на свободу “черных” кардиналов.

Пий VII выговорил себе право подписать конкордат только после того, как обсудит его текст в тайном заседании консистории. Лишь только он получил возможность посоветоваться с “черными” кардиналами, особенно с Ди Пиетро, Консальви и Пакка, он понял, что его уступки неизбежно приведут к пагубным последствиям для французской и итальянской церквей, попадающих в этом случае в полную зависимость от светской власти. Поэтому он решил взять назад свое согласие. Чтобы предотвратить впечатление, которое произвело бы на Европу раскаяние Пия VII, Наполеон поспешил обнародовать “конкордат” в Фонтенебло как государственный закон и приказал отслужить благодарственный молебен по случаю своего примирения с римским папой (13 февраля). Тогда Пий VII собственноручно переписал составленное кардиналом Консальви письмо, где брал назад свое согласие (24 марта). Тотчас по получении этого письма Наполеон издал декрет, объявлявший конкордат обязательным для всех епископов и капитулов Империи (25 марта). Затем он велел ночью арестовать кардинала Ди Пиетро и сослал его в Оксон (13 апреля). Пий VII, со своей стороны, разослал кардиналам грамоту, в которой заранее объявлял недействительными посвящения, данные архиепископами, а посвященных таким образом епископов — захватчиками и давших им посвящение — схизматиками (9 мая). Папа вернулся к прежним решениям.

Возвращение папы в Рим (1814).

Между тем события развивались с головокружительной быстротой. Скипетр ускользал из рук Наполеона; в такую минуту папа-пленник стеснял его. Наполеон предложил папе отпустить его в Рим и вернуть ему часть его владений. Пий VII потребовал возвращения всех владений (21 января 1814 г.). Через день Наполеон приказал папе оставить Фонтенебло. Пий VII в последний раз обратился с речью к своим кардиналам, из которых ни одному не было дозволено сопровождать его, и вернулся в Савону (11 февраля), по пути горячо приветствуемый населением. Спустя четыре дня и “черные” кардиналы были высланы под военным конвоем в различные города южной Франции.

10 марта Наполеон, которому приходилось теперь защищать уже французскую территорию, вернул папе Римский и Тразименский департаменты и послал в Савону приказ освободить его и ускорить возвращение в Рим. Папа въехал в Болонью в тот самый день, когда союзники вступили в Париж (31 марта). Когда же 24 мая после триумфального путешествия папа въезжал в Рим, прошло уже больше месяца с тех пор, как Наполеон подписал отречение в том самом замке Фонтенебло, который был свидетелем последних страданий папы. Только еще однажды Пий VII имел дело с Наполеоном: после Ста дней он предложил его семье убежище в Риме и ходатайствовал перед Англией об облегчении условий его плена на острове Св. Елены.

IV. Отражение французских событий в Европе

Церковь в Германии; сейм в Регенсбурге (1803).

Религиозные события, происходившие во Франции, не могли не отразиться в Европе наряду с революционными и наполеоновскими войнами. Французские армии занесли в Германию якобинские идеи, и мы уже видели, что в 1794 году в Майнце, Трире и Кельне были воздвигнуты алтари в честь Разума. Секуляризация имуществ немецкой церкви, проектированная уже в Базельском (1795) и Кампо-Формийском (1797) договорах, была окончательно узаконена Люневильским трактатом (1801). По этому договору весь левый берег Рейна был уступлен Франции; но статья 1 гласила, что наследственные князья получат взамен утраченных ими владений другие земли в пределах германской империи. Как и после Вестфальского договора, для вознаграждения светских князей послужили церковные княжества и имущества церкви. [См. т. II, гл. I, “Наполеоновская Германия”.]

Действительно, “депутация” “Священной” (германской) империи, собравшаяся в Регенсбурге в марте 1803 года, постановила (ст. 35), что все владения капитулов, аббатств и монастырей должны быть повсеместно переданы в распоряжение князей “как для покрытия издержек по культу, народному образованию и другим ведомствам, так и для поправления их финансов”. В силу этого постановления тотчас были секуляризованы тринадцать церковных княжеств и множество иммедиатных (т. е. зависевших непосредственно от германской империи) аббатств, не считая епископства Льежского и трех церковных курфюршеств, уступленных Франции: Кельнского, Майнцского и Трирского. И так как большинство секуляризованных этим путем земель досталось князьям протестантского вероисповедания или проникнутым иозефистскими идеями, то католическая церковь оказалась в этих областях почти беззащитной. [“Иозефистскими идеями” называется здесь резко-антиклерикальная политика австрийского императора Иосифа II (1780—1790), стремившегося уменьшить земельный фонд и политическое влияние католический церкви. — Прим. ред.] Один только князь-архиепископ Майнцский Карл-Теодор Дальберг (ум. в 1817 г.) сумел сохранить свое положение благодаря влиянию Наполеона, к которому он успел втереться в фавориты: он добился того, что его архиепископская кафедра была перенесена из Майнцской епархии в Регенсбургскую, превращенную для него в княжество (1 февраля 1803 г.). Он ухитрился даже распространить свою юрисдикцию в качестве “примаса Германии” на часть бывших церковных владений майнцских, кельнских и трирских, расположенных на правом берегу Рейна.

Узаконяя секуляризацию, Регенсбургский сейм принципиально установил, что государи, которые воспользуются ее плодами, обязаны давать средства на содержание церкви в своих княжествах. Уцелевшие капитулы должны были получать определенный доход, церковнослужители и монахи — годовую пенсию. Эти ренты были невелики и уплачивались неисправно. За церквами не было обеспечено никаких дотаций. Кроме того, епископы часто оставались без капитулов вследствие смерти и ухода каноников, епархии — без пастырей вследствие смерти епископов. За исключением немногих епархий, как, например, Мюнстерской, где Франц Фюрстенберг сумел сохранить свой авторитет, немецкая церковь находилась в упадке.

Необходимо было принять меры. Бавария и вслед за ней Вюртемберг подняли вопрос о заключении конкордата. Но пока Германская империя еще существовала, папа предпочитал заключить один конкордат для всей империи и не хотел считаться с отдельными государствами. В 1806 году Наполеон сам намеревался заключить конкордат для Рейнского союза.

Впрочем, эти конкордаты никогда не были заключены, и для обеспечения правильного хода церковного управления в вакантных епархиях папе не оставалось ничего другого, как учредить кое-где апостольские викариаты (Брухзаль, Элльванген, Констанц). Но это средство плохо служило своей цели. Апостольские викарии, чуждые своим епархиям, были пассивны и не пользовались доверием паствы; а те из них, чье управление могло бы быть полезным, встречали всевозможные помехи со стороны правительств. Светская власть вмешивалась во все и хотела распоряжаться всем, вплоть до чина богослужения и текста молитв. Здесь все еще царила иозефистская система, несмотря на то что Леопольд II (1790—1792) отменил наиболее стеснительные мероприятия своего брата и, в частности, упразднил “главные семинарии”. Влияние Меттерииха при Франце I (1792—1835) упрочило здесь мелочно-придирчивую политику австрийской бюрократии. Этот пример нашел подражание и в других местах. В феврале 1812 года прусский король лично учредил в Бреславле новый капитул при соборе, не спрашивая разрешения папы. Правда, пленение Пия VII затрудняло сношения с ним. Так тянулось дело до Венского конгресса, и нигде не было принято никаких мер к окончательному урегулированию вопроса.

Церковь в Италии; конкордат 1803 года.

Успехи французского владычества в Италии навлекли на итальянскую церковь те же мероприятия, какие постигли французскую церковь: упразднение монастырей и конгрегации (сначала частичное, затем общее в 1810 году), конфискацию церковных имуществ, беспрестанные вторжения в церковную юрисдикцию, сокращение числа епископств, вынужденное у папы путем неотступных требовании. В 1803 году в Пьемонте было уничтожено девять епископств (из семнадцати), в Папской области — семнадцать. В том же году Цизальпинская республика заключила с Пием VII конкордат, сходный с французским, но более выгодный для церкви (16 сентября 1803 г.). Особенно важно было то, что епископы сохранили право свободно сноситься с папой. Но преимущества, приобретенные по этому конкордату церковью, были значительно урезаны декретом президента Мельци (февраль 1804 г.), придавшим чрезвычайно распространительный смысл статьям, выгодным для правительства, и ограничительный — статьям, выгодным для церкви.

После того как Наполеон возложил на себя железную (итальянскую) корону (1805), отношения еще более обострились. По присоединении папских владений к Империи французский конкордат был особым декретом распространен на всю Италию (1809) и принципы галликанской церкви объявлены господствующими по всей Империи (1810); епископы, отказавшиеся принять их, были брошены в тюрьму.

Церковь в Испании.

[См. гл. VI, “Испания и Португалия”] Испанскую церковь постигла почти та же участь, что и итальянскую. После испанского восстания, в котором приняло участие довольно много монахов, Наполеон, вступив в Мадрид, упразднил две трети монастырей (особенно нищенствующих орденов), конфисковал их имущества и оказал лишенным крова монахам лишь ничтожную материальную помощь (1808). Затем епископам и капитулам предложено было публично заявить о своем согласии с галликанскими принципами. Несколько прелатов — большей частью французские епископы, назначенные на испанские кафедры, — подчинились; остальные, как и в Италии, были заключены в тюрьму.

Таким образом, к концу Империи Наполеон уничтожил повсюду плоды того дела преобразования и умиротворения церкви, которое им было начато в эпоху Консульства.