Всеволод Рошко

Преподобный Серафим: Саров и Дивеево

К оглавлению

Номер страницы перед текстом на соответствующей странице

Третья часть

СВИДЕТЕЛИ И СВИДЕТЕЛЬСТВА

IV. СВИДЕТЕЛИ

СВЯТОГО СЕРАФИМА САРОВСКОГО. КРИТИЧЕСКАЯ ОЦЕНКА

Опубликованная в 1903 году в связи с канонизацией преп. Серафима работа Чичагова является основным источником для биографии святого, но озаглавлена она все же не «Житие преподобного Серафима», а «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря с биографиями его основателей, блаженного Серафима и матери Александры» (сокращенное название).

В самом деле преп. Серафим являл обретенные им дары не только ради неотложных нужд обращавшихся к нему, но и ради будущего их благополучия и благоденствия грядущих поколений, потребности которых распознавал благодаря просветленности своего духа, просвещенного благодатью, и еще более благодаря дару ясновидения. Дело его, промыслительно подготовленное трудами основательницы монастыря, стало камнем, положенным в построение небесного Иерусалима и призванным устоять до конца времен. Задача агиографа — уяснить пути раскрытия вселенской судьбы преп. Серафима вплоть до настоящего момента и изложить его предсказания о будущем, еще не наступившем. В то же время все события после его кончины (1833) имеют в основном разъяснительное и иллюстративное значение. Так что из восьмисот пятидесяти с лишним страниц труда Чичагова наибольший интерес для нас представляют чуть менее пятисот; то же можно сказать и об использованных им документах.

1 «Летопись Серафиме-Дивеевского монастыря, Нижегородской губернии, Ардатовского уезда, с биографией его основателей...», подготовленная к изданию о. Леонидом Чичаговым, изданная Серафимо-Дивеевским монастырем в 18% году и переизданная в 1903 году в Москве, а также Братством блаженного Германа Аляскинского в 1978 году (США).

Донес ли до нас Леонид Чичагов содержание архивов полностью?

Разумеется, именно житие преп. Серафима стремился создать Чичагов, хлопоча о его канонизации. Труд историка отражает все известные к тому времени документы , но главное его значение, придающее ему фундаментальную ценность, обусловлено тем, что труд этот базируется на архивах Дивеевского монастыря, к которым Чичагов получил доступ. Это самое важное. Профессор В. Ильин полагает, что создание критического жития невозможно до тех пор, пока не состоится публикация архивов. Очевидно, если это однажды произойдет, откроются новые аспекты исследований. Но настоящий этюд рожден убеждением, что и опубликованные Чичаговым материалы уже могут послужить основой критической, хотя и неполной, разумеется, биографии и, следовательно — представить в новом свете многие эпизоды, вырванные из контекста или вовсе проигнорированные прежними биографами.

Работа Чичагова готовилась в связи с грядущей канонизацией и ограничилась компилированием архивов, организацией их по возможности в хронологическом порядке. На самом деле публикацию документов следовало бы дополнить, сгруппировав разрозненные рассказы каждого из многочисленных свидетелей: сорока сестер, приходского священника, двух мирян и многих других свидетелей из числа паломников. Эта необходимая работа вполне осуществима, ибо Чичагов почти всегда называл свидетелей и чаще всего приводил ссылку на архивы .

На с. XII— XIV Чичагов поместил каталог архивов. Из числа шестидесяти так называемых тетрадей анализу не подвергнуты только тетради № 40-60, упомянутые им просто как «записки Н.А.Мотовилова». Эта двадцать одна

1 Однако Чичагов не упоминает «Беседу преподобного Серафима Саровского с Н.А.Мотовиловым о цели христианской жизни», опубликованную также за несколько месяцев до канонизации.

2 Примерно две трети цитат имеют прямую или косвенную ссылку. В двух случаях ссылка гласит «там же», тогда как предыдущая ссылка не поддается идентификации. Чье это упущение: самого Чичагова или его издателя — неизвестно. Чичагов, автор труда по военной истории, имел опыт работы с документами. Составляя окончательно^ издание «Летописи...>, он успешно вел аналогичную работу. В бытность свою настоятелем Суздальского монастыря, который служил местом заключения для провинившегося духовенства, он так умело ревизовал личные дела заключенных, что по истечении нескольких лет дооился освобождения почти всех узников.

3 Цифры без ссылки указывают страницы его труда, в данном случае введения. К ним добавлено обозначение места на странице: вверху, 1/2, 3/5 и т. д. Слово «тетр.» обозначают тетрадь в архивах.

тетрадь, как и многие другие, ни разу, по крайней мере прямо, не цитируется, но сам Мотовилов как автор или соавтор трех наиболее часто используемых тетрадей цитируется довольно часто, со ссылками и без них, и является одним из самых значительных свидетелей. Чичагов не мог не привести эти тетради в порядок, и, стало быть, не мог ими не воспользоваться. Вполне возможно даже, что именно он и присоединил их к архивам, обнаружив у вдовы Мотовилова .

Семнадцать тетрадей из оставшихся тридцати девяти рассказывают о событиях после смерти преп. Серафима и потому представляют для нас лишь иллюстративный интерес. Некоторые из них Чичагов цитирует непосредственно, другие пространно обобщает. Поскольку преследования дивеевских монахинь за их приверженность указаниям преподобного повлекли расследование Св.Синода, возглавляемое митрополитом Московским Филаретом, Чичагов приводит тридцать одно письмо митрополита Филарета и резолюцию на одиннадцати страницах, полностью подтверждающие достоверность архивных свидетельств.

К биографии преподобного имеют непосредственное отношение лишь двадцать две тетради.

1-я и 2-я — собрание устных рассказов. Чичагов цитирует их тридцать восемь раз.

3-я — подготовленная Мотовиловым брошюра, упомянутая выше (с. 39, 42). Чичагов широко ее цитирует.

4-я — история Дивеевской общины, составленная священником и Мотовиловым. Темы четырех ее глав подробно пересказываются Чичаговым.

5-я — рапорт монастыря его епископу. Приведенные Чичаговым цитаты показывают, что он полностью или частично посвящен рассказу о преследованиях, жертвой которых стала община.

6-я — собрание свидетельств, составленное священником и Мотовиловым и восемьдесят семь раз процитированное Чичаговым. Этот небольшой труд будет подробно исследован в следующей главе. Чичагов воспроизводит его практически полностью.

10-я, 16-я и 17-я повествуют о событиях и монахинях,

1 Чичагов и сам участвовал в создании последних по времени документов. На с. 623 вверху он отмечает: «Мы обращались к ней (Н.Д.) с просьбою написать о себе, но она положительно нашла невозможным что-либо-передать» (тетр.19).

2 К ним можно добавить еще два письма: митрополита Филарета и Исидора, митрополита Санкт-Петербургского, председателя Св.Синода. Они адресованы епископу Феофану (Затворнику), тогда епископу Тамбовскому, под юрисдикцию которого Св.Синод временно передал Дивеевский монастырь (Собрание писем епископа Феофана. М., 1899. Т. 5, с. 4 и 5.).

современных преп. Серафиму. Чичагов много говорит о

них.

20-я — тридцать различных свидетельств об одном эпизоде из жизни преп. Серафима. Чичагов их обобщает.

14-я и 15-я рассказывают о строительстве большого собора, задуманного преп. Серафимом и возведенного несмотря на гонения на специально приобретенном им с этой целью участке земли. Чичагов много говорит о нем.

35-я — собрание нотариальных документов Мантуро-ва, относящихся к покупке земли и строительству церкви. Документы эти упоминаются Чичаговым.

37-я — критика жития преп. Серафима, опубликованного гонителем Иоасафом. Чичагов пространно критикует эту публикацию.

38-я — свидетельства о преп. Серафиме монахинь другого монастыря. Чичагов цитирует их по крайней мере один раз.

И наконец, Чичагов сообщает, что 11-я тетрадь, а также тетради с 29-й по 33-ю дошли до нас в виде черновых записей. Он подробно пересказывает, о чем говорится и в них.

Таким образом, Чичагов превосходно передает содержание архивов. Единственным темным местом остаются тетради с 40-й по 60-ю, о содержании которых ничего не сказано. Небрежность была совершенно не свойственна Чичагову 1. Невозможно предположить и то, что Мотовилов в чем-то показался Чичагову недостоверным свидетелем: историк говорит о нем лишь хорошее и рассказывает, как сам преподобный сделал Мотовилова покровителем монахинь. Не более вероятно и то, что Чичагов предпочел умолчать о таких аспектах жизни святого, как пережитые им притеснения или распри в общине, вызванные Иоасафом, поскольку обо всем этом он весьма хорошо, хотя и сдержанно, сумел рассказать. Мы еще будем говорить о высочайшей достоверности свидетельств Мотовилова, но этот момент пока остается неясным.

1 Если верить Нилусу, почерк Мотовилова практически не поддавался прочтению, и лишь в результате особого маленького чуда ему было даровано расшифровать его. Нилус буквально на каждом шагу удостаивался маленьких откровений. Но если бы молчание Чичагова объяснялось лишь этим обстоятельством, он не преминул бы сослаться на него, как ссылается на то, что та или иная тетрадь сохранилась в виде черновика.

Свидетели преподобного Серафима и их характеристики

Архивные свидетельства, безусловно, стремились увековечить образ старца. Но некоторые, особенно самые ранние, документы свидетельствовали о замыслах преп. Серафима относительно основанной им сестринской общины, которые пытался исказить Иоасаф, ища собственной славы. И потому многие записи представляют собой не личные воспоминания, а скорее исторические хроники, свидетельствующие о цели преп. Серафима. Из них мы узнаем, что преподобный трудился не столько во имя настоящего, сколько во имя будущего, видим его заботы последних пятнадцати лет, ибо в центре его повседневных забот находилась повседневная жизнь монахинь.

Эти отрывочные рассказы — своеобразные вехи, необходимые для понимания смысла того или иного эпизода. Проследить историю становления общины стремились и три совместно работавших автора: священник, Мотовилов и Мантуров. Последний скончался в 1858 году, до завершения архивов, но друзья воспользовались его письменными и устными свидетельствами .

Как и принятых в общину девушек, этих троих преп. Серафим сам избрал для служения общине, предназначив, следуя замыслам Провидения, каждому из них особую роль. Таким образом, судьба их неотделима от судьбы преподобного, но здесь мы не имеем возможности излагать их биографии 2. Хотелось бы лишь подтвердить их безупречность как свидетелей и в то же время уточнить некоторые хронологические детали, важные для биографии преподобного.

Михаил Васильевич Мантуров

Первым был избран Мантуров. Он посетил преп. Серафима, ища исцеления от тяжкой болезни (неэпидемической формы чумы) 3, и преподобный подчеркивает, что он

1 Когда Чичагов говорит об использовании священником и Мотовило-вым свидетельств Мантурова, надо понимать под этим как письменные, так и устные показания. Сам Чичагов цитирует одно из письменных показаний на с.^310 3/5.

2 Е.Поселянин попытался сделать это в работе «Птенцы старца Серафима Саровского», опубликованной в «Русском паломнике»(1902, М» 35-44). „

3 Может быть, имеется в виду проказа? См.: Gorainoff I. Seraphim de Sarov, p. 72.

стал первым чудесно исцеленным: «По данной мне от Господа благодати я первого тебя врачую» (157 3/5). Из последующего рассказа о его сестре выясняется, что произошло это не позднее 1822 года, скорее всего, в 1821 или даже 1820 году. Итак, именно с того времени преп. Серафим начинает готовиться к служению, хотя он должен был покинуть затвор лишь в 1825 году. Однако многие факты свидетельствуют о том, что не следует буквально воспринимать хронологию, изложенную Саровскими житиями.

Мантуров родился в 1796 году, был кадровым офицером, по состоянию здоровья ушел в отставку и жил в своем имении в сорока километрах от Сарова. «Прошло некоторое время», и, вспомнив, что преподобный велел ему отблагодарить Бога за исцеление, он вновь посетил его. Преподобный предложил ему продать имение и купить землю в селе Дивееве и жить в добровольно избранной бедности. Он поселился там накануне весны 1823 года — именно тогда преп. Серафим поручил ему вбить колышек в землю на месте, где позднее ему придется возводить мельницу, вокруг которой старец соберет первых послушниц (163 верх). Живя со своей супругой в бедности, Мантуров до конца 1831 года служил преп. Серафиму в деле благоустроения Дивеевской общины. Он дал вольную своим крепостным1, а на средства, вырученные от продажи имения, возвел для монахинь каменную церковь.

Мантуров был бездетен, но имел на попечении сестру девятью годами младше себя, обладавшую мирским складом ума. В 1822 году она была помолвлена, и Мантуров порадовался возможности в скором будущем свободно отдаться делу, к которому призвал его преп. Серафим (164 1/2). Но в сознании девушки произошел религиозный перелом, и старец принял ее в Дивеевскую общину. Не столько по духовным качествам, сколько по уровню культуры она оказалась как раз такой настоятельницей, какую он искал, ибо все остальные девушки были неграмотными крестьянками, и поэтому, отобрав первых семерых сестер, он поставил игуменьей Елену Мантурову.

И тут разворачивается цепь событий, превосходящих человеческое разумение. В конце 1831 или начале 1832 года, когда всем было ясно, что жить преп. Серафиму осталось недолго, он, уступив настойчивым просьбам генерала Куприянова, отбывавшего в Польшу, отослал к нему Мантурова в качестве управляющего. Он пошел на это ради

1 С. 159 2/3. Многое свидетельствует о сочувствии преп. Серафима к тем, кто находился в крепостном состоянии.

того блага, какое Мантуров должен был принести тамошним крестьянам, разоренным и уведенным с путей православной веры (292 низ — 293 верх). Но местность в тех краях была болотистой, и Мантуров заболел смертельной лихорадкой; призвав его сестру, преп. Серафим попросил ее из послушания умереть за брата, поскольку «он мне еще нужен для обители-то нашей, для сирот-то» (418 2/3). Елена согласилась и через несколько дней умерла. Так преп. Серафим пожертвовал игуменьей, чтобы сберечь Мантурова. Он так и не нашел ей замены и умер, оставив общину без игуменьи, лишь со «старшей». Если бы Елена была жива, она, как и игуменья другого монастыря, опекаемого преп. Серафимом, сумела бы дать отпор Иоасафу.

По возвращении из Польши в 1833 году Куприянов остановился в Сарове поклониться могиле преп. Серафима. В то самое время Иоасаф, желая отделаться от Мантурова, обвинил его в том, что он перечит воле преподобного, отказываясь уступить сестрам приобретенный им в Ди-вееве участок земли. Вернувшись к себе и не добившись от Мантурова отступной, что на деле было запрещено ему преп. Серафимом, Куприянов уволил его со службы, ничего не заплатив. Обесчещенный Мантуров пришел в Дивее-во пешком и без копейки денег. До самой смерти он оставался лишь немым свидетелем произвола Иоасафа. Создается впечатление, что именно такого свидетельства ждал от него преп. Серафим: ведь он не был вынужден, подобно монахиням, нарушать его указания из послушания. Почти десять лет Мантуров прожил рядом со старцем, претворяя в жизнь все его начинания. Он был для него духовным сыном и сердечным другом. Неоднократно подчеркивая, что преп. Серафим не имел ученика, Чичагов все же добавляет, что если кого и можно назвать, то именно Мантурова. Рассказывают, что преп. Серафим после смерти часто посещал его семью. Ему не довелось увидеть день торжества справедливости, поскольку он мирно скончался за три года до избавления общины от Иоасафа в 1861 году.

Составленный Мантуровым текст в семьдесят одну строку, приведенный на с. 310 3/5 — 312 1/2, весьма эмоционально повествует о гонениях Иоасафа на преп. Серафима. В трех пересказанных эпизодах святой дважды просит Мантурова свидетельствовать в будущем о том, что он видел и слышал. Остальные устные рассказы Мантурова священнику и Мотовилову носят не столь личный характер, но необходимы для понимания замыслов святого.

Протоиерей Василий Никитич Садовский

Отец Василий родился в 1800 году. Вторым священником села Дивеева был назначен в 1825 или 1824 году (175 низ 176 верх) сразу после рукоположения. Вероятно, он был женат на дочери приходского священника отца Иоанна Дертева, которого и сменил, но не раньше 1829 года 1. С первого же визита отца Василия в 1825 году преп. Серафим стал поучать его, как следует руководить сестрами (188 1/2). За неимением канонического статуса сестринская община фактически была лишена собственного духовника. Сестры считались обычными прихожанками той церкви, где молились и прислуживали. В 1826 году преп. Серафим приглашает отца Василия и настойчиво расспрашивает, кого, по его мнению, следует назначить игуменьей создаваемой сестринской общины. Отец Василий из скромности не стал высказывать своего мнения (191 1/2). В течение тридцати лет он был благочинным, т. е. ответственным перед епископом за храмы своего округа (176 верх). В 1853 году он был освобожден от прихода и назначен духовником в общину монахинь (176 верх), которая получила к тому времени официальное признание 2.

Поскольку община разрасталась, в нее назначили постоянных священников. Одним из них стал Петр Софийский, женатый на дочери отца Василия, крестнице Мантурова. Он и его супруга присутствовали при скоропостижной кончине последнего (б!о 1/2). Брат отца Василия, Иван, был дьяконом Дивеевского прихода 3. Нилус сообщает, что внук отца Василия, Иоанн Дормидонтович Смирнов, духовник Дивеевского монастыря, знакомил его с монастырем в 1903 и 1905 годах 4. Тогда это уже была лавра с тысячью монахинь. Отец Василий скончался в 1884 году (752 низ), когда в монастыре было более пятисот монахинь. Как и предсказывал преп. Серафим, супруга отца Василия и первые избранные им сестры умерли

1 Елагин И. Житие преподобного Серафима. М.: изд. Саровского монастыря, с. 122.

2 Община подчинялась менее строгому распорядку, чем монастырь. Но это не означало менее сурового образа жизни. Вероятно, отец Василий был освобожден от своих приходских обязанностей по случаю возведения новой приходской церкви. И тогда прежняя церковь, построенная еще основательницей Дивеевской общины, стала монастырской церковью.

3 Сказание о Христа ради юродивой подвижнице Пелагее... с. 99 верх. Эпизод, в котором брат Иван упоминается, характеризует его не с лучшей стороны.

4 На берегу Божьей реки. Т. 2, с. 134 низ и 144 низ. Он уже упоминался в 1884 году в «Сказании о... Пелагее», с. 115 верх.

раньше него1 . Сам отец Василий и Мантуров были погребены по правую и левую сторону от преподобного, согласно воле последнего2 .

Зная о своей скорой кончине, преп. Серафим сделал молодого священника духовником девичьей общины, продолжая вместе с тем лично руководить ее духовной жизнью. Несомненно, преподобный был для них старцем, но не всегда в том особом смысле, какой вкладывался в это понятие позднее 3.

Итак, отец Василий пользовался наибольшим доверием преп. Серафима в его начинаниях и поведал нам о них. Он также оставил записи о нескольких наиболее поразительных чудесах, благодаря которым мы вновь переживаем близость преподобного. Отец Василий поведал бы гораздо больше, если бы как истинный священник не питал отвращения к разговорам о самом себе. Несомненно, он терпел гонения от Иоасафа, умевшего втираться в доверие сменявшихся нижегородских епископов, которым подчинялось и Дивеево. Однако нельзя сказать этого о всех: митрополит Московский Филарет пишет в ответ епископу Феофану (Затворнику), обратившемуся к нему за советом: «Для вразумления сих последних неугодно ли будет Вам употреблять священника Садовского, который много лет служит духовником обители и пользуется заслуженным уважением. Преосвященные Иеремия и Антоний относились к нему с особенною доверенностию и давали ему иногда предписания непосредственно» 4.

1 На самом деле одна из сестер его пережила (795 1/3).

2 Прп.Серафим часто говорил о четырех святых, на которых будет стоять община. Одна из них — основательница мать Александра, умершая еще в бытность преп. Серафима дьяконом; вторая — Мария, совсем юная монахиня, умершая раньше преп. Серафима; третьим признан Мантуров, а четвертым, по нашему мнению, является отец Василий.

3 В русском языке оно имеет и значение «старый человек» (и не всегда ему сопутствует оттенок уважительности). Есть рассказ о том, что на мельнице сестрам помогал наемный «старец рабочий», т. е. попросту крестьянин преклонных лет, его безопасно было ставить на работу рядом с молодыми монахинями. Однажды по его нерадивости едва не случилась беда (211 1/5) (см. с. 139, биографическую заметку о сестре Евдокии Ефремовне). Чичагов называет «старицей» всякую монахиню, знавшую преп. Серафима и потому способную свидетельствовать о нем. Некоторых Саровских монахов называли «старцами», но, очевидно, по причине их возраста. Сам преп. Серафим не раз упоминал о трех путях, вступать на которые нельзя без особого призвания Бога: затворничестве, юродстве и настоятельстве (359 низ): старчество он не упоминал, поскольку в Сарове оно не почиталось как особое призвание.

4 Собрание писем епископа Феофана Затворника. М., 1899. Т. 5, с. 5. Иеремия — епископ, от которого избавился Иоасаф, добившись его перевода на Аляску. Епископ Антоний стал его преемником.

Николай Александрович Мотовилов

Прощаясь с сестрами, преп. Серафим дал им следующее указание: «Кроме Михаила Васильевича Мантурова, Николая Александровича Мотовилова и священника о. Василия Никитича Садовского, никого не слушать и самим правиться, никому не доверяя, никого не допуская постороннего вмешиваться в дела обители. «Кроме меня не будет у вас отца! Вручаю вас Самой Матери Божией, Она Сама вам Игуменья, а по Ней все управят!» (469 2/3). Мотовилова он сверх того удостоил торжественной церемонии посвящения. Призвав двух выбранных им сестер и вложив их руки в руки Мотовилова, он «заповедал, чтобы они не только сами после его смерти обо всем подробно рассказали Николаю Александровичу, что, где и как Бо-жия Матерь заводила чрез него (Серафима), но чтобы все сестры ничего от него не скрывали, потому что Божией Матери угодно, дабы Николай Александрович был назначен «питателем обители» и чтобы он «все знал об обители так же подробно, как известно самому о. Серафиму». И он приказал Мотовилову, «чтобы он был в свое время свидетелем всего, что делалось в Дивееве при «убогом Серафиме», и засвидетельствовал, что даже все строение, найденное после смерти старца, выстроено было им самим, по назначению и указанию Царицы Небесной. «И камешка одного я, убогий Серафим, самопроизвольно у них не поставил!» (470 низ - 471 1/2).

Мотовилов удостоился особого посвящения, ибо был в Дивееве человеком со стороны 1. Его миссия была не столь очевидна, как миссия отца Василия, которого преп. Серафим сделал духовным руководителем, или миссия Мантурова, под чьим началом сестры возводили задуманные преп. Серафимом постройки. Итак, с одной стороны, его миссия заключалась в том, чтобы быть главным благотворителем, а с другой — достоверным, хотя и косвенным свидетелем замыслов преп. Серафима. Поэтому и в составлении архивов ему отводится первостепенное место. Но Мотовилову предстояло стать и деятельным свидетелем, и он в самом деле стал им в 1861 году, когда по дороге в Москву был вынужден из-за поломки экипажа задержаться в Дивееве как раз в день окончательного, казалось бы, торжества Иоасафа. В Москве он встретился с митрополитом Филаретом, добившимся в Св.Синоде начала расследования.

1 После смерти преп. Серафима он приобрел в Дивееве дачу.

Мотовилов родился в 1809 году, и ему было двадцать два года от роду, когда 5 сентября 1831 года он велел принести себя к преп. Серафиму для исцеления. По-видимому, он страдал рассеянным склерозом. Святой исцелил его одним словом, и на протяжении восьми месяцев он был здоров (329 низ — 333 1/2). Однако ему пришлось выдержать два рецидива болезни, с мая по октябрь 1832 года (470 верх, 471 1/2) и в течение 1840 года (561 1/3). Принадлежа к высшим слоям общества, он уже имел чин статского советника, который соответствовал воинскому званию полковника. Он был совестным судьей 1 в своем уезде и почетным смотрителем уездных училищ в Корсунском уезде, удаленном от Сарова на триста километров (329 низ — 330 верх). По сведениям Нилуса, он умер в 1879 году.

Исцелившись у преп. Серафима, Мотовилов часто приезжал в Саров в течение последующих восьми месяцев «много беседовал» с ним. Во время одной такой беседы, о которой он говорит так, будто она известна читателям, он увидел преп. Серафима блистающим ярче солнца 2. В мае 1832 года вследствие «тяжкой душевной скорби» вновь отказали ноги, и на этот раз он почему-то решил искать Исцеления у архиепископа Антония Воронежского, добивавшегося канонизации святителя Митрофана и бывшего в тесном духовном общении с преп. Серафимом. Но прежде . он сделал крюк в двести километров, чтобы показаться старцу. Тот провел ночь в молитве, желая узнать, не ему ли надлежит совершить исцеление. Во время молитвы перед ним раскрылась прошлая и будущая жизнь Мотовилова. Он сделал его покровителем монахинь, «и многие тайны о будущем состоянии России открыл он» ему (333 1/2 и 470) и отпустил в Воронеж 3. Мотовилову не суждено было вновь увидеть преп. Серафима, умершего спустя три месяца. Старец не велел ему вступать в брак с девушкой, обрученной с ним, и предсказал, что позже он женится на племяннице двух его монахинь, воспитанной в общине си-

1 Совестный суд разбирал щекотливые гражданские дела, нуждающиеся скорее в третейском суде или примирении сторон: правонарушения несовершеннолетних, душевнобольных, колдовство и т. д. Судье помогали шесть адвокатов: по двое для каждого из трех сословий русского общества.

2 Эта беседа известна нам лишь по публикации Сергея Нилуса в 1903 году. Но его версия вызывает серьезные вопросы.

2 С.470 1/2. В записи, сделанной после 1863 года, Мотовилов высказывает твердое намерение письменно изложить эти откровения. Можно надеяться, что они находятся в тетрадях № 40-60. Но двадцати одной тетради многовато для изложения одной беседы, которая была, как представляется, единственной в своем роде.

роте. И именно Мотовилову он ничего не открыл о ждущих общину гонениях со стороны Иоасафа: Мотовилов и сам признается, что поддерживал с Иоасафом дружеские отношения вплоть до того дня 1840 года, когда Иоасаф раскрыл свои замыслы. 1839-1840 годы Мотовилов провел в Дивееве, скованный вернувшейся болезнью. Тогда же он и женился, после чего поселился в своем имении. Если бы не женитьба, говорит он, он бы помешал произволу Иоасафа (561 1/2).

Пометки в архивах свидетельствуют о том, что Мотовилов и его супруга действительно стали «питателями» общины. Пользуясь поддержкой Мантурова, пока тот был жив, Мотовилов сумел осуществить многие проекты преп. Серафима.

Многие подробности его жизни и бесед со старцем изложены Нилусом в книге «На берегу Божьей реки» (Т. 1, с. 115-169 и Т. 2, с. 190-193). Согласно одному из этих текстов (1, 136-138), Мотовилов соблазнил жившую у монахинь семнадцатилетнюю девушку и вынужден был на ней жениться. Эти тексты совершенно не заслуживают доверия. Но мы не станем ни обсуждать их здесь, ни доискиваться, как этот безответственный человек мог опорочить память того, чьим духовным наследником себя считал, и память духовной дочери преп. Серафима, из рук которой якобы получил эти рукописи.

Нилус сообщает, что Мотовилов был беспокойным, неуравновешенным человеком и всю жизнь страдал каким-то психическим заболеванием, от которого излечился только в 1860 году. Если это соответствует действительности, то он, очевидно, недостоверный свидетель, поэтому мы рассмотрим факты, на основании которых Нилус начертал эту карикатуру.

Чичагов в самом деле упоминает, что Мотовилов помимо паралича перенес некую болезнь, но не называет ее: «После смерти о. Серафима [Мотовилов] вскоре поехал в Курск за собиранием сведений о батюшке у его родственников и чрез это поплатился жестокою болезнью, которую ему облегчил архиепископ Антоний Воронежский» (561 верх). Больше он ничего об этом не говорит. Мы ничего не знаем о продолжительности его болезни и не имеем указаний на то, что она была душевной, способной повлиять на его рассудок 1.

1 Именно благодаря этому путешествию мы знаем некоторые подробности юности преп. Серафима. Он также исследовал жизнь основательницы Александры до появления преп. Серафима в Дивееве и передал все данные Иоасафу, чьим другом тогда еще был, который и опубликовал их в своем житии преп. Серафима.

Подозрение в «неуравновешенности» выходит из-под пера митрополита Филарета. В 1861 году, требуя от обер-прокурора Святейшего Синода возбуждения следствия на основании представленной Мотовиловым докладной записки и других свидетельств, он пишет: «Положим, что некоторые обстоятельства записки г.Мотовилова не внушают к ней доверия, потому что представляют признаки неспокойного духа; но в вышесказанном она согласна с письмом г. Карамзина 1, которое представляет признаки беспристрастного изложения происшествия и обстоятельств несомнительно известных» (661 1/5). Эти «не внушающие доверия обстоятельства» Чичагов изложил, а митрополит Филарет прокомментировал. Но вначале расскажем о том, что же произошло в 1861 году.

Иоасаф убедил епархиального епископа Нектария сместить дивеевскую настоятельницу (незаконно, как сказано в заключении расследования) и добиться избрания на ее место монахини из числа его приспешниц. С этой целью епископ Нектарий принудил монахинь к голосованию, но лишь сорок монахинь из присутствовавших четырехсот сорока высказались за новую начальницу. Потерпев неудачу, епископ Нектарий пошел на беззаконие: на следующий день добился замены настоятельницы с помощью фальсифицированной, как установило следствие, жеребьевки. По предложению митрополита Филарета Св. Синод восстановил прежнюю настоятельницу, вернул изгнанную епископом Нектарием монахиню, принятую в общину преп. Серафимом в 1819 году, а троих удалил и временно передал монастырь под юрисдикцию епископа соседней епархии, которым оказался святитель Феофан Затворник (Говоров). На епископа Нектария было наложено взыскание, но добиться его удаления митрополит Филарет не захотел или не смог. В поведении Н.А.Мотовилова было, однако, от чего утратить хладнокровие даже совестному судье с тридцатилетним опытом. Все же он (епископ Нектарий) поплатился за свои плутни пощечиной от юродивой Пелагеи, принятой им, впрочем, с величайшим смирением.

Что касается обстоятельств, в которых Мотовилову недостало объективности, то сначала приведем изложение Чичагова: «Раздраженный и разгневанный неудачами (в том, чтобы заставить сменить настоятельницу), а также ответами Серафимовых сирот, преосвященный Нектарий

1 Нам ничего не известно об этом Карамзине. Некая В.А.Карамзина является автором 22-й и 36-й тетрадей. Она была монахиней в Дивееве в 1885 году (7453/5).

стал нетерпеливо подвигаться к двери, но, по тесноте, сестры невольно запутались в его мантии 1, а он, желая освободиться, начал их толкать, отстранять ногами, и вся эта сцена глубоко поразила и возмутила стоявшего у дверей трапезной незамеченным Николая Александровича Мотовилова» (643 низ — 644 верх).

А вот комментарий митрополита Филарета: «Г. Мотовилов, приписывая преосвященному очень строгое обращение во время избрания, писал, что он пихал ногами лежащих пред ним сестер. Некоторые сестры показали, что он, проходя между ними, задевал некоторых ногою. Обстоятельство сие, как следствие тесноты, может быть оставлено без внимания» (684, параграф II внизу страницы).

Истина, очевидно, где-то посередине; извещать же Св.Синод об этом грубом поступке было излишне. Этот незначительный эпизод не должен бросать тень на объективность Мотовилова, чьим архивным записям присущ точный и веский слог судьи, составляющего обвинительное заключение. Он преданно исполнил миссию, доверенную ему преп. Серафимом, как засвидетельствовал отец Василий, бывший во многих записях его соавтором.

Свидетельство сестер

Мы располагаем многими возможностями оценить достоверность дошедших до нас воспоминаний каждой из сорока сестер независимо от их пространности или краткости. Главное внимание следует уделить тем, кому преп. Серафим доверял особо, порой именно для того, чтобы они засвидетельствовали это позже. Необходимо сопоставить параллельные рассказы различных сестер о чудесах или памятных словах преп. Серафима. Помимо событий и памятных слов, сестры нередко рассказывали об обстоятельствах, в которых преп. Серафим призвал их к монашеской жизни, и часто — как он ободрял их в момент упадка духа. Эти глубоко личные рассказы особенно ценны тем, что не искажены коллективным мифотворчеством, поскольку

1 Епископская мантия завершается длинным шлейфом. Эта многолюдная община не располагала просторным помещением, поскольку Иоасаф, как и предсказывал преп. Серафим, никогда не заботился о благосостоянии монахинь.

не касались жизни всей общины. Такая работа выходит за рамки критической дискуссии, предваряющей изучение биографии, и мы считаем более целесообразным посвятить этой теме отдельное исследование.

V. ДИВЕЕВСКИЕ СЕСТРЫ, ЗНАКОМЯЩИЕ НАС СО СВЯТЫМ СЕРАФИМОМ

Сестры, оставившие важнейшие свидетельства о преп. Серафиме, были избраны им самим. С 1825 по 1830 год, стремясь обновить Дивеевскую общину, он выделил тринадцать избранных сестер в независимую общину и по крайней мере одной из них поручил написать о всех милостях, которых он удостоился.

Эти сестры были указаны ему Божией Матерью и в то же время выбраны им. Видимо, надлежит предпринять специальное исследование, доказывающее, что уразумение Божественной воли отнюдь не сковывало способностей самостоятельного суждения преп. Серафима. Здесь мы лишь отметим, что преподобный, узнав имена первых восьми сестер из бывшего ему 25 ноября 1825 года откровения (182 1/2), в 1826 году советовался с отцом Василием о выборе первой настоятельницы: он колебался в выборе между двумя сестрами, одна из которых так никогда и не была принята в общину (191 1/2). Две умерли раньше него, а еще три, видимо, пережили его не намного. Оставшиеся восемь сестер и стали главными свидетельницами. В последние два года он принял в общину еще шестьдесят сестер, тридцать из которых также оставили свидетельства о нем.

Прежде чем мы перечислим этих сестер-свидетельниц, необходимо уточнить некоторые данные о Дивеевской общине.

Основание общины матерью Александрой

В 1788 году великая благотворительница Саровского монастыря, поселившись в селе Дивееве, основала там за шесть месяцев до своей кончины (1) сестринскую общину. Это была община весьма строгих монашеских правил, но без какого бы то ни было канонического статуса. Лишь в 1842 году Св.Синод официально признал ее, а в 1861 году она обрела статус монастыря. Сестры молились и прислуживали в приходской церкви, выстроенной основательницей в 1772 году и посвященной иконе Казанской Божией

1 Мать Александра часто называется своим мирским именем — Агафьей Семеновной Мельгуновой. Настоящей монахиней она стала лишь незадолго до смерти и тайно. Прп. Серафим чтил ее как святую.

Матери. В 1829 году рядом с приходской возникает их собственный храм, посвященный Рождеству 1, построенный для них, по благословению епископа преп. Серафимом, с помощью Мантурова. Позднее Мотовилов добился возведения в селе нового храма, а прежняя приходская церковь отошла к монастырю.

Монахини, простые крестьянки, пользовались духовной, материальной и административной поддержкой Саровских монахов и сами выполняли для них различные работы. С 1794 года новый игумен Исайя стал заботиться о них гораздо меньше, чем его предшественник Пахомий (97 верх), а игумен Нифонт, избранный в 1806 году, окончательно «это прекратил и отделил их от обители»- (317 низ — 318 верх); между тем сестры по-прежнему трудились для монахов (318 низ — 319 верх).

Преподобный берет на себя заботу о дивеевских сестрах

Ревнуя о выполнении обязательств перед сестрами, преп. Серафим, видимо, начал опекать их довольно рано, по крайней мере посылал к ним новообращенных. Ни о каких существенных событиях его жизни до 1820 года ничего в точности не известно, за исключением нескольких эпизодов и фактов, о которых он сам рассказывал сестрам. Сведения, исходящие из Сарова, схематичны и стилизованы. До 1863 года Дивеевская община в них даже не упоминается. Мы не можем оценить значимость этих свидетельств, ибо ничего не знаем об их источниках.

Нет ничего невероятного в том, что мать Александра, наделенная даром ясновидения, поручила свою общину тогда еще молодому дьякону Серафиму (53 верх). Возможно, ему вверил ее и сам Пахомий (59 1/2), ибо он не мог не видеть охлаждения к Дивеевской общине молодого поколения монахов.

В годы отшельничества (с 1794 по 1810) преподобного, вероятно, посещало довольно много мирян, поскольку в 1804 году разбойники, едва его не убившие, говорили, вымогая у него деньги: «К тебе ходят мирские люди и деньги носят» (83 низ). Вначале ему, видимо, удавалось оградить себя от посещений женщин (60 1/2 — 62 1/2), которым дозволялось приходить к нему в монастырь, куда он во-

1 Верхняя церковь была посвящена Рождеству Христову, нижняя — Рождеству Божией Матери.

Дивеевские сестры

вращался по воскресеньям и в праздники, по крайней мере до нападения в 1804 году, после чего дальние переходы стали для него невозможны.

Есть сведения, что преп. Серафим принимал посетителей до самого конца 1807 года (9/ верх). В последующие три года он совершенно уединился (101). Видимо, этот период и соответствует тысяче дней его столпничества: ночь он проводил на камне в лесу, а день — на камне, перенесенном в пустыньку (81 низ — 82 низ); таким образом, с ним еще можно было встретиться в лесу. В таких случаях он падал ниц на землю 1. В 1810 году его заставили вернуться в монастырь (104 1/2). Одной из причин, побудивших его к полному затвору, было опасение невольно оказаться во главе оппозиционной игумену группы монахов.

Трудно понять, как преподобный мог принимать посетителей с 1815 по 1820 год в своей келье затворника, не разговаривая с ними и не замечая их присутствия (109 1/2). Но во всяком случае уже с 1820, а не с 1825 года, как утверждает Чичагов без ссылки на источник (179 верх), он начал или возобновил свое попечение о сестрах. Как раз в 1823 году одна из них привела к нему свою младшую сестру, будущую монахиню Марфу (172 верх). Именно с той поры преп. Серафим вынашивал проекты материального благоустройства сестринской общины. В деньгах они нуждались еще сильнее, чем в собственной церкви, и он задумал построить им мельницу (318 низ — 319 верх).

Мельничная община

Вместе с другими его посещала и Ксения Михайловна, бывшая настоятельницей с 1796 до самой своей кончины в 1839 2. Несмотря на ее недостатки и особенно простоту, преп. Серафим весьма ценил ее, ибо неизменно направлял

1 См. в то же время хронологическую таблицу, с. 51, и гл. III, с. 58, 73 = журнал «Пламя» № 6, где по более глубоком размышлении отец Рошко объясняет эти три года удаления от мира иначе и относит тысячу днейхтолпничества к началу отшельнического периода.

2 Сестры приняли новые имена лишь в 1862 году при вступлении в монашество, когда община стала монастырем и они прошли обряд пострижения. Только мать Александра и чуть позднее Марфа (Мария Семеновна Милюкова) приняли монашество отдельно. А в то время их звали по имени, данному при крещении, и отчеству. При обращении к игуменье отчество добавлялось всегда, но друг друга они нередко называли даже уменьшительными именами. Эти крестьянки не всегда имели фамилию, чаще она возникала из названия их родной деревни (см. Приложение № 2. Алфавитный список дивеевских сестер).

к ней новообращенных, Он звал ее «огненным столпом от земли до неба» и не без юмора — «духовным бичом» (179 верх). Основательница и первая настоятельница были так же суровы, но суровость Ксении, по мнению старца, проистекала из неблагоразумия. Ему не удалось убедить ее отказаться от непосильного для малочисленных неграмотных и полунищих сестер устава Саровского монастыря (179 1/2, 462). Именно поэтому, коль скоро Дивеевская община не имела, как мы сказали, канонического статуса, он и дал посланным на мельницу сестрам независимую настоятельницу. Эта отделившаяся группа известна как Мельничная община, в то время как сестры, руководимые Ксенией, назывались, по имени приходской церкви, Казанской общиной. Несмотря на крайне суровый распорядок, последняя больше походила на общество благочестия или монастырь бегинок 1.

Не вдаваясь в подробности жизни дивеевских сестер, необходимо отметить, что Мельничная община, хотя и казалась лишь временно переведенной из-под власти настоятельницы под опеку преп. Серафима, в дальнейшем не входила в состав дивеевской общины. В знак протеста против действий Иоасафа, упразднившего эту автономию в 1842 году, Мотовилов описывает обе общины как совершенно не зависимые друг от друга. В определенном смысле так оно и было, но, за исключением тех случаев, когда преп. Серафим не одобрял Ксению, сестры всегда объединялись для осуществления его начинаний, приносивших пользу им всем. Оставив дальнейшие попытки удержать Ксению от избранной ею линии поведения, преподобный направлял к ней столько своих духовных дочерей, что с 1825 года численность ее общины выросла с пятидесяти сестер, из которых по меньшей мере десять были его духовными дочерьми (98 1/2), до ста тринадцати ко времени его кончины (502 низ), даже за вычетом всех сестер, переведенных из Казанской общины в Мельничную2 .

Многие из казанских сестер ставили верность указаниям преп. Серафима выше верности общине. Одна из них даже отказалась считаться монахиней узаконенной в 1842 году общины: в знак преданности батюшке Серафиму она

1 Общества бегинок — возникшие в конце XII века в Нидерландах общества женщин, живших вместе и ведших благочестивую жизнь, но не приносивших никаких обетов (прим. пер.).

2 Чичагов, не ссылаясь на источник, приводит следующие цифры: 50 в 1825 году и 113 в 1833 году. В другом месте он воспроизводит следующий текст отца Василия: «Матушка Ксения Михайловна правила шестьюдесятью сестрами целые сорок три года». Видимо, это нечто среднее.

построила себе небольшую келью и вместе с послушницей и юродивой Пелагеей жила в ней до самой смерти (535 3/4 — 536 низ). После ее кончины келью молча присоединили к монастырю. Такое положение вещей, очевидно, способно смутить западный ум, однако восточное монашество нередко отступает от канонических норм. Зачастую невозможно выяснить, из какой общины — Мельничной или Казанской — происходит та или иная второстепенная свидетельница. Важно, что тесно сплоченные мельничные сестры превозмогли гонения и сохранили для нас духовное наследие преп. Серафима. По свидетельству Мотовилова (561 4/5), в 1833 году эта община состояла из 74 сестер, а по свидетельству старшей сестры, назначенной преп. Серафимом, — из 73 (210 1/2) 1.

Сестры-основательницы

В 1861 году одна из основательниц, Евдокия Ефремовна, убеждая епископа Нектария не менять настоятельницу, сказала ему: «Старших нас шесть сестер, на нас обитель завел о. Серафим» 2. Именно эти оставшиеся к тому времени в живых сестры-основательницы и еще три, видимо уже умершие, являются основными свидетельницами. Еще были живы многие другие сестры «с мельницы», но эти шестеро признаны законными наследницами преп. Серафима.

Восемь первых сестер преподобный отобрал в 1827 году, по завершении строительства мельницы. Неизвестно, как он это делал, но каждая из них получила свой порядковый номер. Без номера осталась лишь не ночевавшая на мельнице Елена Мантурова, которая должна была числиться первой как настоятельница; но первой стала старшая из сестер. В 1830 году преп. Серафим добавил к ним еще пять сестер, с 8-й по 12-ю. И наконец, в течение двух последних лет он ввел в общину еще шестьдесят сестер.

Первопризванные восемь сестер находились под руководством преп. Серафима с 7 июля 1827 года до его кончины 2 января 1833 года, т. е. в продолжении пяти с половиной лет. В скором времени их осталось шесть, ибо две из них умерли раньше него. Непонятно, почему основатель-

1 В другом месте Чичагов, не ссылаясь на источник, говорит о 125 мельничных сестрах (503). По многим причинам эта цифра маловероятна.

2 С.645 1/2. Она добавляет, что живет в общине уже шестьдесят лет. Чичагов утверждает, что все первые восемь сестер обязаны своим призванием преп. Серафиму (206 5/6). Он призвал ее, должно быть, около 1801 года, в бытность свою отшельником.

ницами считаются также пятеро сестер, принятых в 1830 году, — когда преподобному оставалось жить лишь два года, в течение которых он ввел в общину еще шестьдесят сестер. Очевидно, эти пятеро были избраны за какие-то особые качества, позволявшие почитать их основательницами. Это — наша личная точка зрения, к которой мы еще вернемся при описании их биографий. Вместе с тем отметим и следующее: если община в целом пользовалась духовным руководством преп. Серафима лишь несколько лет, то многие сестры, напротив, были его духовными дочерьми гораздо дольше, нередко с детства. Основательницы по крайней мере с 1820 года, а некоторые и дольше.

Помимо прочего, 6-я тетрадь архивов содержит список свидетелей. Сестры размещены в нем по степени признаваемого за ними авторитета. Этот список важно изучить — он намекает на возможное содержание архивов и на то, как распорядился ими Чичагов, дополняя таким образом наш этюд о «критической оценке свидетелей» (см. гл. IV). Перечень свидетелей мы дополним известными нам сведениями об их роли в общине, особенно в событиях 1861 года. Двум из них пришлось вмешаться в события еще в 1841 или 1842 году. Тогда Иоасаф, утвердившись в Казанской общине, пытался с помощью запугивания подчинить себе и Мельничную. Собрав сестер, он понуждал их признать перед крестом и Евангелием, будто преп. Серафим сам поручил ему заботу о них. Когда две старшие сестры заявили противоположное, он «озлобился» и в 1842 году добился слияния общин путем официального признания единой общины, покончив таким образом с автономией Мельничной общины.

6-я тетрадь архивов

6-я тетрадь представляет собой комплексный документ, объединяющий два типа представленных в архивах рассказов: одни отражают историю строительства преп. Серафимом сестринской общины и жизнь наиболее известных лип, другие — памятные эпизоды или слова преподобного1 . Документы первого типа нередко в виде дословных цитат целыми страницами вошли в работу Чичагова и служат ее

1 В этой главе даны минимальные цифры, поскольку Чичагов — либо его издатель — опускает ссылки в одном случае из трех или четырех. Из-за неполноты или ошибочности ссылок и неточности данных, полученных путем сопоставления, в приводимых здесь менее значимых цифрах и фактах также есть толика приблизительности.

основой. Вторые, занимая немало страниц, чаще всего кратки. Практически все они собраны в 1-й и главным образом в 6-й тетради. Вот почему мы имеем тридцать две явные цитаты из 1-й тетради, восемьдесят восемь — из 6-й и лишь несколько — из остальных.

Вот содержание 6-й тетради (с. XIII):

Заголовок: «Летописное сказание Серафимо-Дивеева монастыря, составленное из записок протоиерея о. Василия Садовского и Николая Александровича Мотовилова и по рассказам Михаила Васильевича Мантурова» (На самом деле, в пятой части оно содержит не устные рассказы, а письменные свидетельства Мантурова.)

а) «Основание старцем Серафимом второй мельничной Дивеевской общинки, при селе Дивееве». Пересказано Чичаговым в главе IX.

б) «Построение двухпоставной ветряной мельницы в Серафимовом Дивееве» (там же).

в) «Михаил Васильевич Мантуров». Его роль в Диве-еве освещается начиная с главы YII в соответствии с хронологией.

г) «Построение первоначальных Рождественских церквей Серафимо-Дивеева. Рассказ протоиерея о. Василия Садовского». Это первая часть главы XI. «Церкви» — во множественном числе, поскольку крипта являлась второй церковью.

д) «Восемьдесят один рассказ стариц (престарелых сестер) о предречениях батюшки о. Серафима». Эти рассказы рассыпаны по всей работе Чичагова в хронологическом порядке, насколько он мог его установить. На самом деле сестрам принадлежат лишь шестьдесят шесть из них; рассказы № 67-81 — записи Мантурова, о. Василия и о. Гурия. Последний — Саровский монах, предполагаемый автор одной из первых биографий преп. Серафима. И рассказы эти, даже рассказы о. Василия, содержат не только пророчества.

Одна из цитат (470 низ) отсылает к вступлению к этой тетради, где описан обряд присвоения Мотовилову звания защитника общины. Ниже в тексте (471 1/2) составление этого вступления приписывается самому Мотовил ову. Должно быть, это ошибка: трудно поверить, что судья сделал самого себя свидетелемч*по собственному делу. К тому же ко времени составления этой тетради Мотовилов скончался. Окончательная редакция документа принадлежит скорее о. Василию.

«Теперь вот 1887 год, и дожила я, как предрекал батюшка, и все совершилось», — говорит одна из сестер в

заключение своего рассказа (215 верх). Таким образом, тетрадь составлялась не ранее указанной даты. Вероятно, это произошло в год двадцатипятилетия игуменства той самой матушки Марии, которую Иоасаф в 1861 году пытался сместить с должности настоятельницы. Она была избрана в 1851 году, а в 1901 году ей предстояло отпраздновать пятидесятилетие своего настоятельства 1. Но в тетради использованы и более ранние документы, такие, как рассказы Мантурова. Преп. Серафим сам повелел одной из основных свидетельниц изложить все письменно (320). Удостоившись вместе с ним небесного видения (327 2/3), при жизни она не рассказывала о нем; описание ею события обнаружится лишь в 1865 году, после ее кончины (752 1/2). В 1-й тетради одна сестра указывает, что после беседы с преподобным тотчас все записала (72 низ, также на 232 2/5). Большинство сестер были приняты неграмотными, но впоследствии научились читать, а некоторые и писать.

Теперь перечислим основных сестер-свидетельниц. Мы приведем, без ссылок на источники, только доподлинно известные нам объективные данные, подтверждающие достоверность их свидетельств.

Сестры-основательницы и свидетельницы 2

Восемь сестер-основательниц являются авторами первых тридцати четырех рассказов, двадцать три из которых приведены у Чичагова с ссылками. Это следующие сестры по степени их авторитета:

а) ПРАСКОВЬЯ СТЕПАНОВНА, № 1. Принята в Дивеево не позднее 1826 года, возможно, намного раньше, поскольку уже весьма немолода. Поставлена преп. Серафимом старшей над мельничными сестрами. В 1842 году дает отпор Иоасафу, а в 1861 году епископу. Умирает в 1868 году.

б) ПРАСКОВЬЯ СЕМЕНОВНА, № 8. Принята не позднее 1823 года. В 1834 году избрана настоятельницей; в

1 Русский паломник. 1902. № 18, с. 320.

2 См. Приложение № 2. Алфавитный список дивеевских сестер, современниц святого Серафима. Способ поименования включает в себя три элемента: имя, отчество (обозначающее ее как жену или дочь какого-то лица) и фамилию. Пример: Елена Васильевна (дочь Василия) Мантурова. Как указывает о. Рошко, многие сестры не имели фамилии. В тех случаях, когда сестры носят одинаковые имена, идентифицировать их следует по отчеству.

1837 году слагает с себя эти обязанности в знак протеста против интриг Иоасафа. В 1861 году дает отпор епископу и через девять дней умирает.

в) АННА АЛЕКСЕЕВНА, № 7. Умерла в возрасте свыше восьмидесяти лет.

г) КСЕНИЯ ИЛЬИНИЧНА, № 3. В 1861 году помощница настоятельницы; ее свидетельские показания во время расследования наиболее точны и беспристрастны.

д) ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА, № 5. Расследование 1861 года признает ее свидетельство особо весомым.

е) ЕВДОКИЯ ЕФРЕМОВНА, № 2. Принята не позднее 1801 года. Именно ей преп. Серафим поручил написать о милостях, которых он удостоился. В 1842 году дает отпор Иоасафу, а в 1861 году — епископу. Умирает в 1865 году.

ж) КСЕНИЯ ВАСИЛЬЕВНА, № 9. Родилась в 1804 году, принята несовершеннолетней. В 1887 году была еще жива. Ее свидетельства — одни из самых насыщенных и интересных.

з) ЕКАТЕРИНА ЕГОРОВНА, № 12. Чичагов цитирует одно ее свидетельство со ссылкой на 6-ю тетрадь, но определить ее место среди других свидетельниц невозможно, поскольку номер рассказа им опущен.

Семь сестер из этих восьми, под новыми монашескими именами, были еще живы в 1861 году. Известно, что Евдокия Ефремовна сказала епископу: «Старших нас шесть сестер, на нас обитель завел о. Серафим». Видимо, одна из них в тот день отсутствовала — одна из трех, не упоминавшихся в связи с этим делом.

Из тринадцати сестер-основательниц свидетельницами не являются Елена Мантурова, умершая в 1832 году и не имеющая порядкового номера; 4-я сестра, умершая чуть позже 1827 года, и, наконец, 6, 10 и 11-я сестры. Эти последние, видимо, также умерли рано. 6-я оставила одно свидетельство в 4-й тетради. 10-я и 11-я нигде не упоминаются. Даже отчество 11-й сестры оказалось утраченным.

Другие сестры-свидетельницы

Следующие двадцать восемь рассказов, с 35-го по 62-й (Чичагов цитирует со ссылками двадцать два из них), принадлежат пятнадцати сестрам.

Необходимо особо отметить Домну Фоминичну (или Фоминовну), которая с удовольствием вспоминает, что была избрана тринадцатой. В действительности она возглавляет список; имеются четыре ее рассказа.

Замыкающей список сестре, Акулине Ивановне, преп. Серафим предсказал, что она доживет «до судов», т. е. до следствия 1861 года, но на вопросы следователей велел отвечать: «Я глупа, я глуха, я слепа!», что, по ее словам, она и сделала (460 1/2). Своей в высшей степени путаной и беспорядочной манерой излагать события она лишь сбила бы следователей с толку. Помимо двух ее рассказов, шестидесятого и шестьдесят второго, Чичагов приводит еще одно ее показание на пяти с половиной страницах (236 низ и ел.), не лишенное интереса, но крайне многословное. Возможно, оно соответствует рассказам № 63-66, но ссылок на них нет.

Хотя эти сестры и не были основательницами, они часто незаурядные свидетельницы; порой преподобный говорил им такие вещи, какие объяснял далеко не всем. Марии Илларионовне он пояснил, между прочим, почему он принимает на мельницу лишь девушек, — потому, что они более послушны, чем вдовы (219 1/2). Так и о. Василию он сказал: «В общежительной пустыни легче справиться с семью девами, чем с одной вдовою». Всем остальным он говорил лишь, что такова воля Божией Матери. Это очередной раз показывает, что полученное указание не стесняло свободы суждений преп. Серафима.

Таким образом, мы составили по ссылкам Чичагова список двадцати трех сестер-свидетельниц, восемь из которых являются основательницами. Оставшаяся часть архивов знакомит нас еще с восемью сестрами-свидетельницами и одной, которая повествует не о преп. Серафиме, а о матери Александре, чьей послушницей она была. Пять из них рассказывают лишь о том, как преподобный призвал их или утвердил в призвании: это очень интересно, но почти не связано с темой 6-й тетради. Другая сестра приводит в 1-й тетради пророчество, касающееся лично ее, а не общины. В 1-й же тетради, которая, видимо, хронологически предшествует 6-й, еще одна сестра приводит пророчество преп. Серафима преждевременно умершей подруге.

Следует особо отметить Устинью Ивановну, родившуюся в 1801 году и принятую в Дивеево в 1819 году. Преп. Серафим поручил ей собирать его пророчества Марии Семеновне, любимой его духовной дочери, которой суждено было умереть в возрасте 19 лет и которая никогда, видимо, не входила в состав «Мельницы». Ее (Устиньи Ивановны) свидетельство вместе с другим — о ней самой — приведено в 1-й тетради. В 1850 году ее выбрали настоятельницей, но Иоасаф, отсылая акт о выборах епископу, вписал другое имя. В 1861 году она так резко разговаривала с епископом,

что он удалил ее из монастыря, куда она была возвращена Св. Синодом.

Эти сестры показали себя столь же стойкими в гонениях, сколь и способными противостоять мифотворчеству. В то время как четыре сестры утверждали, будто батюшка Серафим предсказал нетленность тела матери Александры (две из них умерли раньше него, тем самым их свидетельство косвенно), Ксения Васильевна утверждает обратное (190 верх). Другой пример: две сестры рассказывают, что игумен Нифонт, исполняя последнюю волю преподобного, велел перенести на мельницу его икону Божией Матери, где она пользовалась великим почитанием (214 1/3 и 221 верх). «Это показание... очень важно, — добавляет Чичагов, — ибо никто не знает и не помнит, как этот образ... оказался в Дивееве; некоторые предполагали , что он невидимо перенесся сам и оказался на окне трапезной» (221 1/2).

Три рассказа принадлежат свидетельницам, еще не ставшим сестрами при жизни преп. Серафима. Еще три пересказывают показания умерших сестер. Общее число сестер-свидетельниц тридцать восемь.

Принимая во внимание все, что Чичагов передает их свидетельства без ссылок, мы можем быть уверены, что он выбрал из архивов самое существенное о преп. Серафиме и его деле. Он настолько скрупулезен, что ничего не упускает даже в приводимых им рассказах Иоасафа, предупреждая при этом, что, опираясь на бывшее, они искажены (например, 485 2/3). Жаль только, что он не всегда подкрепляет показания одного свидетеля идентичным по содержанию свидетельством другого, что позволило бы их сопоставить.

Далее