ВЫСШИЕ ИЕРАРХИ О ПРЕЕМСТВЕ ВЛАСТИ В РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В 1920-х-1930-х ГОДАХ

285

287

перед митрополитом Сергием»1). Самого митрополита Агафангела хотя и не стали арестовывать, но запретили ему выезд из города Ярославля куда-либо, даже в Ярославскую губернию2. Начались репрессии против оппонентов митрополита Сергия и в других епархиях3. Власти недвусмысленно давали понять, что дальнейшего роста «правой» церковной оппозиции они не допустят. Святитель Агафангел в результате активных действий ОГПУ фактически оказался в изоляции.

В то же время становилось ясно, что цепной реакции отхода епархий от Заместителя не будет. На позиции Ярославского воззвания встали лишь немногие. О двух таких епископах говорилось в обвинительном заключении по делу «Ярославского филиала ИПЦ» 1929 года: «Хотя, как говорят, эта <Ярославская> декларация сначала не афишировалась, но все же стало о ней широко известно, и к ней примкнул вскоре епископ Василий Преображенский, викарий Кинешемский, и заштатный епископ Николай Голубев, проживающий в селе Ширяеве, Кинешемского уезда, а затем часть священников в Юрьев-Польском уезде» . При этом сам епископ Николай (Голубев) уточнял: «Связи лично с Ярославской оппозицией я не имел, но знал о ней через епископа Василия Преображенского, который туда ездил»5. Конечно, сведения, приводимые в деле «Ярославского филиала ИПЦ», неполны. Но даже если удастся восполнить их еще несколькими именами, принципиально картина не изменится: выступление Ярославской оппозиции было локализовано и не пошло вширь.

После того как ситуация для митрополита Сергия стала более благоприятной, он смог заметным образом изменить тон своих обращений к святителю Агафангелу. В конце марта 1928 года он вновь послал с письмом в Ярославль члена своего Синода, на этот раз — архиепископа Павла (Борисовского)6. В этом письме Заместитель

1 «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову» и не только ему. С. 336.

; «Дело митрополита Сергия». С. 242.

' В Ленинграде, например, 25 февраля 1928 года был арестован протоиерей Измаил Рождественский. В отчете местного представительства ОГПУ в центр эта мера прямо объяснялась желанием «несколько парализовать дальнейшее развитие и усиление оппозиции» («Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову». С. 375).

4 Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 2. Л. 488; ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 3. Л. 536 об.

s Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. 215 об., 216.

6 По митрополиту Мануилу, это посещение митрополита Агафангела произошло после 14/27 марта 1928 года (см.: Русские православные иерархи... Т. 1. С. 35). Но уже в Деянии Заместителя от 16/29 марта того же года о визите архиепископа Павла говорилось, как об уже состоявшемся

289

обращался к митрополиту Агафангелу уже не столько как проситель, сколько как обвинитель, и писал, что «движение, поднятое в Церкви посланием Ярославской группы, принимает все признаки раскола и задается целию объединить оппозицию под главенством раздраженного митрополита Иосифа»1. В беседе с архиепископом Павлом святитель Агафангел обстоятельно изложил свое видение дела о котором шла речь, но сразу ответить митрополиту Сергию письмом на письмо не смог, как он объяснил потом, «вследствие своего болезненного состояния и тяжелых условий управления епархией (отсутствие трех викариев)»2.

Разъяснения Ярославского святителя, очевидно, Заместителя не удовлетворили, и в результате на свет за его подписью появился новый документ — Деяние от 29 марта 1928 года. Этот весьма пространный документ представлял собой, прежде всего, полемическое произведение, но в нем была и резолютивная часть. В ней говорилось: «Преосвященные — Ярославский митрополит Агафангел, Угличский архиепископ Серафим, бывший Пермский архиепископ Варлаам, викарий Ярославской епархии епископ Ростовский Евгений, бывший Гдовскш епископ Димитрий, Копорский Сергий, Шадринский епископ Виктор, Никольский епископ Иерофей и епископ Алексий, заявившие, что они отделяются от митрополита Сергия как Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, отказываются признавать за ним и за Временным Патриаршим Синодом право на высшее управление Церковью, как отделившиеся без достаточных причин, учинили раскол, порвавшие благодатный союз с Матерью Церковью Христовой, — подлежат церковному суду и должному наказанию».

Учитывая то, что на упомянутых здесь епископов Димитрия (Любимова), Сергия (Дружинина), Виктора (Островидова), Иерофея (Афоника) и Алексия (Буя) митрополитом Сергием и его Синодом уже ранее были наложены прещения3, нетрудно понять, что новое деяние Заместителя было средством давления, в первую очередь, на Ярославских архиереев. Митрополит Агафангел и единомышленники прямо квалифицировались как «учинившие раскол». Далее митрополит Сергий приводил выдержки из 13-го, 14-го и 15-го правил Двукратного Собора и заявлял, что «по смыслу приведенных правил, указанные епископы, в том числе и митрополиты Ага-

___

(см.: Акты... С. 588). Сопоставляя эти данные, можно предположить, что архиепископ Павел был у Ярославского митрополита 28 марта 1928 года.

1 Акты... С. 601. Цитируется согласно изложению митрополита Агафангела.

2 Там же.

3 См.: Там же. С. 606—607.

 

290  

фангел и Иосиф, как отступившие от своего Первоиерарха, митрополита Сергия, и порвавшие общение с ним и всем единомышленным ему православным епископатом, не обличив последнего пред судом Собора епископов в какой-либо ереси, преступлении, без соборного рассмотрения и осуждения переставшие возносить его имя в священных молитвах, по церковному обычаю должны быть лишены всякой священнической чести, подлежать не только запрещению в священнослуженш, но и низложению, как отступники, сотворившие раскол» .

Таким образом, вновь, как и в 1926 году, митрополит Сергий стал угрожать старейшему иерарху Русской Церкви ни много ни мало лишением сана. Причем складывается такое впечатление, что Заместитель определенно рассчитывал на то, что больной митрополит Агафангел не сможет вникнуть во все его аргументы и указать на явные натяжки, содержащиеся в них. Митрополит Сергий не был Первоиерархом, как он сам себя величал. Общепризнанным Первоиерархом Русской Церкви оставался святой митрополит Петр, от которого никто из церковной оппозиции не отделялся. Ссылаться на 15-е правило Двукратного Собора у Заместителя не было достаточных оснований.

Однако у святителя Агафангела явно уже не было сил для того, чтобы вести полемику с Заместителем. 7 апреля 1928 года он наконец-то отправил митрополиту Сергию письмо (судя по всему, первое с момента февральского выступления). С обвинениями в расколе митрополит Агафангел был совершенно не согласен и писал на этот счет: «Что же касается нашего заявления об отделении от Вашего Высокопреосвященства и Вашего Синода, то оно, при внимательном прочтении его, не может подать повода обвинять нас, подписавших его, в каком-то расколе. Мы ни одним словом не обмолвились, что отделяемся от Вас по разномыслию в вере, тайнодействии и молитве, а только в порядке административного управления и притом до определенного назначенного в конце заявления времени. Причины отделения изложены, по моему мнению, ясно и определенно и не могут обличать нас в расколе. Мы остаемся с Вами в союзе веры и молитвы. Что же касается объединения оппозиции под главенством митрополита Иосифа, то это от Ярославского епископата не зависит и им не одобряется».

Далее святитель Агафангел выражал принципиальное согласие пересмотреть вопрос об отложении от Заместителя и его Синода, но при условии, что в этом деле «примут участие все лица, которые со-

1 Там же. С. 599—600.

291

ставляли это решение» (то есть подписали обращение от 6 февраля). «Соглашаясь на пересмотр нашего решения отложиться от Вас и остаться по-прежнему в рядах единомысленной с Вами иерархии, — писал митрополит Агафангел митрополиту Сергию, — я просил бы Ваше Высокопреосвященство оказать содействие к возвращению архиепископа Серафима в Углич, чтобы он имел возможность принять участие в пересмотре. Что же касается митрополита Иосифа, который не входит в состав Ярославской иерархии, хотя и подписал заявление, и который, по слухам, принимает меры к объединению оппозиции, то я полагал бы возможным — пересмотр без его участия»1.

Можно заметить, что вернуться в ряды единомысленной с Заместителем иерархии святитель Агафангел не очень спешил, понимая, очевидно, что полного единомыслия между ними все равно нет. Разрешить свои сомнения он хотел с обязательным участием архиепископа Серафима, а потому с такой настойчивостью и просил митрополита Сергия оказать содействие к его возвращению. Но в то же время линию митрополита Иосифа (а точнее — его ленинградских сторонников), направленную на создание надъепархиального центра антисергиевской оппозиции, Ярославский митрополит также принять не мог. Поэтому он соглашался внести коррективы в заявление от 6 февраля.

В ответном письме митрополиту Агафангелу митрополит Сергий приветствовал выраженную им готовность пересмотреть февральское решение, но при этом продолжал, обыгрывая букву канонов, оказывать на него психологическое давление. «Я не могу скрыть своих опасений, — писал Заместитель, — что церковный суд, следуя канонам, вынужден будет дать выступлению Вашей группы несколько иную оценку сравнительно с той, какую даете этому выступлению Вы сами.

Ваше Высокопреосвященство утверждаете, что раскола Вы учинять не намерены, так как "отделяетесь не по разномыслию в вере, а только в порядке административного управления ". Но, по мысли канонов, расколом называется именно разделение не из-за веры, а из-за вопросов, допускающих врачевание, или же из-за нежелания подчиниться распоряжению законной церковной власти ("самочинное сборище")».

Вслед за этим митрополит Сергий продолжал доказывать, что отношение к нему должно быть таким, как к Первоиерарху Поместной Церкви, но делал это более тонко, чем в Деянии от 29 марта.

1 Там же. С. 601— 602.

 

292

«По распоряжению нашего "Первого епископа ", — писал он, — я имею тяжкий долг заменять его; несу все его обязанности по управлению Русской Церковью и потому имею право ожидать от своих собратий-епископов того же канонического послушания, каким они обязаны по отношению к самому "Первому епископу ". Объявить себя состоящим в послушании первому епископу и в то же время административно порвать с Заместителем, которого первый епископ поставил, значило бы противоречить самому себе. "Приемляй аще кого послю, Мене приемлет " (Ин. 13, 20) и наоборот; это общий закон, не допускающий исключений.

Таким образом, административный разрыв со мною — Заместителем первого епископа Русской Церкви — не может быть признан деянием безразличным для епископа той же Церкви, а будет, несомненно, оценен с канонической точки зрения как отказ в послушании первому епископу. А такой отказ не считается, по канонам, наказуемым только в том случае, когда первый епископ всенародно начнет проповедовать явную ересь».

Митрополит Сергий начинал с правильного указания на то, что «Первым епископом» Русской Церкви был митрополит Петр. Но далее следовал довольно спорный тезис о том, что Заместитель «несет все его обязанности по управлению Русской Церковью». Из действий митрополита Петра вовсе не следовало, что он все свои обязанности передал митрополиту Сергию. Каноническим послушанием Заместителю собратия-епископы были обязаны лишь постольку, поскольку сам Заместитель состоял в послушании Патриаршему Местоблюстителю. А проявлял ли митрополит Сергий в свою очередь такое послушание по отношению к митрополиту Петру, было тогда большим вопросом (подробнее об этом речь пойдет в следующей главе). Кроме того, и полноправному Первому епископу остальные епископы обязаны послушанием лишь тогда, когда он, согласно 34-му Апостольскому правилу, «ничего не творит без рассуждения всех». Таким образом, при наличии сил и желания у митрополита Агафангела было бы что возразить на все обвинения в расколе, но он этого делать не стал.

За перепиской двух митрополитов внимательно следило ОГПУ. В подготовленном им обзоре политического состояния СССР за март 1928 года сообщалось: «Митрополит Агафангел, возглавивший оппозицию реакционных церковников, за отчетное время изменил свое отношение к митрополиту Сергию в сторону присоединения к нему.

1 Там же. С. 603-604.

293

В своей переписке с Сергием он выставляет необходимым условием этого присоединения возвращение в Ярославль Серафима Угличского. Главной причиной, побудившей Агафангела говорить о присоединении к Сергию, является постановление Сергиевского синода о запрещении всем отклонившимся от Сергия церковникам принимать участие в священнослужении. Однако количество оппозиционных церковников, несмотря на репрессивные мероприятия Сергиевского синода, отнюдь не уменьшается, а местами даже увеличивается»1. Следует отметить, что за то «отчетное время», о котором шла речь в обзоре, Заместитель собственно к самим «репрессивным мероприятиям» против ярославцев еще не приступил, только угрожал ими. Органы ОГПУ здесь несколько опережали события (или же направляли их). Опережение это, однако, не было большим, и вскоре митрополит Сергий, действительно, перешел от слов к действиям административного характера.

Видимо, чтобы стимулировать ярославцев к скорейшему воссоединению, вслед за разъяснениями их, с его точки зрения, неправоты, постановлением от 11 апреля Заместитель подвергал Ярославских иерархов тому «должному наказанию», которым он грозил им в Деянии от 29 марта. Преосвященный Евгений, «который и прежде неоднократно нарушал церковную дисциплину», увольнялся от управления Ростовским викариатством, с преданием его «каноническому суду православных архиереев» и запрещением в священнослужении «впредь до раскаяния и решения о нем дела Собором православных епископов». Преосвященные Серафим и Варлаам отстранялись от управления соответственно Угличским и Любимским викариатст-вами, также с преданием их «каноническому суду» и запрещением священнослужения, но только в Ярославской и Московской епархиях. Учитывая, что к тому времени архиепископ Серафим уже почти два месяца как был органами ОГПУ удален из Ярославской епархии в Могилевскую, постановление о его запрещении фактически оставалось мертвой буквой и, по сути дела, представляло собой пример изобретательной дипломатии митрополита Сергия. Существенно, однако, было то, что одновременно с запрещением архиепископу Серафиму служить там, где он и так служить не мог, от него требовали в месячный срок подать письменное отречение от заявления 6 февраля и выразить послушание Заместителю Патриаршего Местоблюстителя и Временному при нем Патриаршему Священному Синоду. То же самое требование было обращено и к архиепископу Варлаа-

1 «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину... Т. 6. С. 194—195.

294

му. В случае отказа исполнить это требование в указанный срок названных Преосвященных предполагалось запретить в священнослужении уже безотносительно к месту.

В одном из полемических документов того же апреля 1928 года (документ анонимный) по поводу этих прещений делалось следующее, заслуживающее внимания, замечание: «Между прочим, ему < архиепископу Серафиму> совсем на днях через еп[ископа] <Могилевского> Иоасафа <Шишковского-Дрылевского> м[итрополит] Сергий предложил (подлежащему запрещению преосвященному] Серафиму) на выбор кафедры в Тамбове, Рязани, Пензе и на Дону, "только падши поклонися мне ". При этом преосвященный] Иоасаф обещал Вл[адыке] Серафиму белый клобук и крестик на митру, но преосвященный] Серафим отказался, заявив, что предпочитает страдать за правду. Об этом в Москве в надежных руках имеется документ. Так недалеко у них от повышения до запрещения»1. Сам архиепископ Серафим, правда, об этом предложении в своем дневнике ничего не написал, лишь отметил, что епископ Иоасаф привез ему увещание от митрополита Сергия2.

Что же касается самого митрополита Агафангела, то и он, по мысли авторов синодального постановления, должен был «подлежать увольнению от управления епархией с запрещением в священно-служении». Однако, «принимая во внимание многолетнюю и полезную службу Церкви Божией Преосвященного митрополита Агафангела и его болезненное состояние», от этой меры решили отказаться и также отвели ему месячный срок, чтобы «дать письменный ответ, отказывается ли он от своего заявления от 24 января (6 февраля) 1928 г. и остается ли он в каноническом послушании Заместителю Патриаршего Местоблюстителя и в единении с ним и единомышленными ему епископами». Далее следовала угроза: «Если же, паче чаяния, в указанный срок от митрополита Агафангела ответа не последует или получится ответ, что он остается в прежнем упорстве и расколе, то, на основании 34-го правила Святых Апостолов, 6-го правила IIВселенского Собора, 1-го правила Василия Великого и 14-15-го правил Двукратного Собора, — уволить митрополита Агафангела от управления Ярославской епархией на покой и предать его каноническому суду православных архиереев с запрещением в священнослужении впредь до раскаяния или до решения дела судом архиереев».

1 «Обращение к православным». 11 апреля 1928 г. // «Дело митрополита Сергия». С. 241.

2 ' «Год скорби и печали». С. 39.

В постановлении от 11 апреля Заместитель не удержался от новой попытки развить свою каноническую аргументацию, цитируя на свой лад известного сербского канониста епископа Никодима (Милаша): «Административная власть епископа, а в данном случае Первоиерарха < слова про Первоиерарха — вставка митрополита Сергия>, зависит от его духовной власти, полученной им при хиротонии. Эта власть может прекратиться тогда, когда подлежащий епископ решением Синода, как пишет выдающийся православный канонист Никодим Милаш, лишен будет ее, т. е. когда он будет низложен. Если же он не лишен синодальным постановлением духовной власти, т. е. прав священнодействовать, то он не может быть лишен и административной власти до тех пор, пока не совершит преступления, по своей тяжести влекущего за собой низложение». Митрополит Сергий ссылался на толкование епископом Никодимом 16-го правила Двукратного Собора и далее заключал от себя: «Митрополит Сергий не лишен духовной власти, не совершил преступлений, влекущих по своей тяжести низложение, не лишены по этому же духовной власти и члены Временного Патриаршего Синода... А потому, отказавшись от административного подчинения митрополиту Сергию без достаточных поводов и оснований, Ярославский митрополит Агафангел подлежит на основании 14-15-го правил Двукратного Собора суду и наказанию — запрещению в священнослужении»1.

Приведенная ссылка на толкования епископа Никодима является одним из наиболее впечатляющих примеров того, что святитель Кирилл (Смирнов) называл «диалектической каноникой» митрополита Сергия — его стремления перетолковывать в свою пользу практически любой канонический материал, порой даже вопреки простому здравому смыслу. Любому было ясно, что административную власть Заместителя Местоблюстителя митрополит Сергий получил вовсе не при хиротонии, совершенной над ним в 1901 году, а в силу завещательного распоряжения митрополита Петра 1925 года (причем оставался еще вопрос, в каком объеме ему была передана эта власть). 16-е правило Двукратного Собора было здесь ни при чем, в нем решался совсем другой вопрос — вопрос замещения епископской кафедры после устранения с нее прежнего епископа2. Заместительские полномочия (в отличие от патриарших) не вытекали из замещения определенной кафедры. Заместителю Местоблюстителя вполне возможно было лишиться надъепархиальной части сво-

1 'См.: Акты... С. 607-609.

2 См. приложение 2.

Иувеналий (Масловский) — один из немногих членов Синода того времени, ныне причисленных к лику святых, — и московский благочинный протоиерей Владимир Воробьев. В итоге беседы с ними 10 мая 1928 года позиция митрополита Агафангела и находившегося при нем архиепископа Варлаама была зафиксирована в следующих шести пунктах (к ним следом присоединился и епископ Евгений):

«1. Мы до сих пор не прерывали и не прерываем нашего молитвенного общения с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием.

2. Никакого раскола мы не желаем учинить и не учиняем.

 3. Никаких новшеств в церковной жизни нашей епархии не вводили
и не вводим.

 4. Принципиально власть Вашу, как Заместителя, не отрицаем.

 5. Распоряжения Заместителя, смущающие нашу и народную рели
гиозную совесть и, по нашему убеждению, нарушающие каноны, в силу
создавшихся обстоятельств на месте, исполнять не могли и не можем.

 6.  Всех обращающихся к нам иноепархиальных епископов, клириков
и мирян с просьбой возглавить их и принять в молитвенное и канониче
ское общение мы не отторгали и не отторгаем от единства церковно
го, а, внося мир, направляли их непременно к Вашему Высокопреосвя
щенству и Синоду, предварительно, насколько возможно, успокоив их
смущенную религиозную совесть»1.

Находившийся в Буйничском монастыре архиепископ Серафим, голос которого был так важен святителю Агафангелу, поддержал это разъяснение. 16 мая им была отправлена телеграмма следующего содержания: «М[итрополиту] А[гафанге]лу. Мой нравственный долг оказать послушание Вашему Высокопреосвященству, блюстителю правды, ангелу церкви Ярославской. Вашему разъяснению присоединяюсь»2. Вслед за этим архиепископ Серафим послал через митрополита Агафангела письменное объяснение митрополиту Сергию. В письме Т. Л. Катуар от 19 мая 1928 года святитель Серафим писал: «Мне кажется, что это правильно. Ведь мы должны испробовать все пути к примирению. Жаль, что я не могу прислать Вам моего объяснения — оно все сказало бы. Мы остаемся на прежней позиции — но нужно же выйти из положения, которое может сделаться безнадежным. Я думаю, что Вы одобрите и разъяснение, мою телеграмму

1 Акты... С. 613.

2«Год скорби и печали». С. 40.

299

м[итрополиту] А[гафанге]лу, и то, что я пишу. Почему же еще раз не попытаться примириться» .

Таким образом, в понимании Ярославских иерархов, событие 10 мая 1928 года было примирением, но примирением с сохранением их прежней позиции. Не все, однако, истолковали его так же. Протоиерей Димитрий Смирнов, например, по поводу майского разъяснения показал следующее: «10 мая 1928 г. Агафангел написал письменное соглашение о полном признании митр[ополита] Сергия и мне отдал таковое. Я попросил обнародовать этот документ, но он мне ответил, поскольку февральский документ не обнародован, то и этот не стоит. Все же благочинным города было известно. Мы, духовенство, этим шагом Агафангела были довольны, да и сам он видимо успокоился, и это было заметно»2.

Как видно, протоиерею Димитрию (и не только ему) очень хотелось, чтобы митрополит Агафангел полностью признал митрополита Сергия. И это желаемое он не удержался выдать за действительное. Однако даже беглое прочтение разъяснения от 10 мая показывает, что митрополиту Сергию немногого удалось тогда добиться от святителя Агафангела и его единомышленников. Пятый пункт разъяснения недвусмысленно свидетельствовал о том, что они остались на своей позиции неприятия диктуемой ОГПУ политики Заместителя. При более внимательном прочтении документа становится ясно, что о том же в мягкой форме говорил и третий пункт. Как будет показано ниже, под новшествами в церковной жизни ярославцы прежде всего понимали именно нововведения митрополита Сергия: поминовение властей и т. п. Разъяснения от 10 мая были явно не такими, какие хотелось бы получить митрополиту Сергию.

Есть сведения о том, что после визита к митрополиту Агафангелу священномученика Иувеналия Заместитель посылал в Ярославль еще одного архиерея— епископа Германа (Ряшенцева, родного брата архиепископа Варлаама), по-видимому, за дополнительными разъяснениями3. Святитель Агафангел, судя по всему, ничего нового в тот раз не добавил. Напротив, как кажется, встреча с ним больше повлияла на самого епископа Германа. Он, хотя и не отделялся от митрополита Сергия и был им в июне 1928 года назначен епископом Вязниковским, управляющим Владимирской епархией, в

1 ЦА ФСБ РФ. Д. Р-44340. Л. 50—51; «Послание ко всей Церкви» священномученика Серафима Угличского от 20 января 1929 года. С. 311.

: Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. 112.

' См.: Краткая годичная история Русской Православной Церкви: 1927—1928 гг. // ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377.Т.4.Л. 171.

300

своей практической деятельности обнаруживал значительную близость к образу действий Ярославских архиереев. Так, например, вместо употребления предписываемой Заместителем формулы богослужебного поминовения «О стране нашей и о властех ея»1 священномученик Герман ввел в своей епархии формулу, которая звучала так: «О державе Российской и спасении ея» . Это послужило одним из оснований для его ареста 14 декабря 1928 года. Один из свидетелей по делу дал даже такие показания: «Во время богослужений в нашей церкви, после приезда Германа, поминается "богохранимая держава Российская " и Петр Крутицкий, а Сергий не поминается»'. Последнее утверждение, может быть, было и не совсем верное (другими свидетельствами оно не подтверждено). Но и без этого видно, что от проведения в жизнь распоряжений Заместителя, смущающих религиозную совесть, и сам епископ Герман в меру сил уклонялся. Было бы странно, если бы он убедил поступать иначе митрополита Агафангела. Ярославцы остались на позиции, выраженной ими 10 мая.

Митрополиту Сергию, поскольку он был очень заинтересован в ликвидации ярославского разделения (можно вспомнить свидетельство об обещанном священномученику Серафиму белом клобуке), пришлось довольствоваться тем, что было. В результате в постановлении митрополита Сергия и Синода при нем от 30 мая 1928 года было сказано: «С сожалением отмечая, что письменное заявление Преосвященных митрополита Ярославского Агафангела, архиепископа бывшего Пермского Варлаама и епископа Ростовского Евгения от 10 мая 1928 г. не обнаруживает с желательною определенностью их сознания размеров и пагубности произведенного ими церковного соблазна; пятый же пункт заявления и совершенно отнимает надежду на устранение произведенного соблазна, учитывая, однако, с другой стороны, поспешность, с какою писалось это заявление; в особенности же имея в виду совершенно определенные устные дополнения к письменному заявлению, сделанные названными Преосвященными в беседе с членом Священного Синода Преосвященным архиепископом Рязанским и протоиереем Воробьевым, — признать, что Преосвященные митрополит Ярославский Агафангел, архиепископ бывший Пермский Варлаам и епископ Ростовский Евгений вышеуказанным своим письменным заявлением выразили:

1 См.: Вслед за июльской Декларацией // Богословский сборник. Вып. 9. С. 300—303. 3Архив УФСБ РФ по Владимирской обл. Д. П-4744. Л. 80 об., 85. ] Там же. Л. 62 об.

2 Акты... С. 615. ? «Год скорби и печали». С. 40.

301

а) свой полный отказ от выпущенного ими ко всеобщему церковно му соблазну 24 января (6 февраля) с. г. заявления об отделении от Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и Священного при нем Синода с публичным осуждением всей деятельности оных по управлению Русской Православной Церковью и даже с обвинением их в нарушении церковных канонов; и

б)  свое административно-каноническое подчинение Заместителю с Синодом, с чем вместе приняли на себя обязательство исполнять, согласно архиерейской присяге, распоряжения законной Высшей Церковной Власти, а посему постановления от 29 марта (11 апреля) 1928 г. за № 76 в части, касающейся Преосвященных митрополита
Ярославского Агафангела, архиепископа бывшего Пермского Варлаама и епископа Ростовского Евгения, в исполнение не приводить»1.

Таким образом, на основании нигде не зафиксированных «устных дополнений к письменному заявлению» было объявлено, что митрополит Агафангел и его викарии приняли на себя обязательство исполнять распоряжения Заместителя и Синода при нем (независимо, очевидно, от того, смущают эти распоряжения совесть или нет).

Когда это постановление дошло до архиепископа Серафима в Буйничский монастырь, он не смог удержаться от недоумения. В своем дневнике он написал (запись от 12/25 июня): «Был в ГПУ— без перемен. Оставил там распоряжение м[итрополита] Сергия и его "Синода " о примирении Ярославской группы с Москвой. Мое имя там не проставлено. Видно ждут от меня "покаяния". Странные люди! Самые яросл[вские] бумаги мне не понравились, много передержек»2.

Действительно, вопросы при чтении синодального постановления («ярославских бумаг») возникали. Главный вопрос — верно ли интерпретировал митрополит Сергий разъяснения митрополита Агафангела? Можно ли говорить, что Ярославский святитель полностью примирился с политикой Заместителя и согласился подчиняться любым его распоряжениям?

В пользу того, что примирение двух митрополитов действительно состоялось, как будто бы говорит весьма болезненная реакция на произошедшие события ленинградских «иосифлян». Так, мученик Михаил Новоселов в письме В. М. Лосевой-Соколовой (первой жене А. Ф. Лосева) от 19 мая 1928 года писал: «Сообщаю вам, что, услышав о переходе Ярославских купцов в сергиянский трест, мы послали

телегр[амму] С[ерафиму] Угл[ичскому]: "Сообщают, дедушка ослабел, переехал [в] С[окольни]ки. Неужели с согласия Симы ? Очень беспокоимся. Федя". Ответ одной знакомой: "Прошу успокоить Федю, подробности письмом ". Пока письма нет, но и рано ему быть»'. Сима и Федя — это, соответственно, архиепископ Серафим (Самойлович) и протоиерей Феодор Андреев (один из руководителей ленинградской оппозиции); Сокольники — район, в котором по адресу: улица Короленко, дом 9, размещалась в 1920—1930-х годах Московская Патриархия («сергиянский трест»). Тема получила развитие в другом письме Новоселова того же периода: «Сегодня получил письмо от Симы Угл[ичского]. Он пишет, что напрасно смущаемся относительно Агаши. За ним (Симой), по-видимому, начинают ухаживать, чуть ли не готовы амнистировать. Буду писать, чтобы не поддавался лести»1.

Как видно, письмо архиепископа Серафима Михаила Александровича не успокоило, и со стороны «иосифлянских» кругов были предприняты усилия самостоятельно прояснить ситуацию вокруг митрополита Агафангел а, а при случае и повлиять на нее. По этому поводу мученик Михаил писал Лосевой-Соколовой 8 июня 1928 года: «У вас д[олжен] б[ыл] быть с коротеньким рекомендательным] письмом от меня доктор Жижиленко. Он же д[олжен] б[ыл] съездить к Агаше (т. к. знаком с ней), выяснить состояние ее здоровья и немедленно сообщить о результатах обследования» 1 Доктор Жижиленко — это не кто иной, как будущий «иосифлянский» епископ Максим, долгое время до того бывший главным врачом больницы Таганской тюрьмы, через которую в 1920-е годы прошли многие иерархи, в том числе и святитель Агафангел.

«Результаты обследования», очевидно, ленинградцев не удовлетворили. Крайне резко по этому поводу высказался в письме епископу Димитрию (Любимову) от 6 августа 1928 года митрополит Иосиф (если только митрополит Иоанн (Снычев) — первый, кто ввел это письмо в научный оборот, — правильно его атрибутировал). «Ярославские "дезертиры ", — говорилось в письме, — меня как-то мало смутили и удивили. Да и, в конце концов, не в них дело и не они когда-либо являлись опорою нам или давали содержание и питание нашему образу мыслей и действий. Самое их выступление и в хронологическом отношении было позднее нашего, и если в свое время, казалось, было на пользу нам, то теперь — лишение этой "пользы " не составило

1 ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 4. Л. 36-36 об.

' Там же. Л. 101—101 об.

' Там же. Л. 39 об. Подчеркнуто в источнике (вероятно, сотрудником ОПТУ).

303

для нас никакого вреда, оказавшись укором лишь для новых изменников и предателей истины и правды дела»'. Причислять святителя Агафангела к «новым изменникам и предателям истины» автор письма мог бы только в том случае, если бы был уверен, что он действительно полностью примирился с митрополитом Сергием.

Еще один документ подобного рода — имевшие довольно широкое хождение в среде «правой» церковной оппозиции «Ответы востязующим», автором которых был, по некоторым сведениям, М. А. Новоселов2. На вопрос: «Как вы оцениваете возвращение к м[итрополиту] Сергию и его Синоду ярославских архипастырей?» — в этом документе давался такой ответ: «Смысл отходов от м[итрополита] Сергия и его Синода в том, что отходящие выводят чистую Невесту Христову из сергианского "блудилища ", в которое, со времен декларации и многообразными способами — лжи, прельщений, угроз и насилий, — пытаются вовлечь ее осоюзившиеся с договорным миром и предавшие ему церковь Божию "прелюбодеи". <...> Отсюда ясно, какое значение имеет возврат ярославцев, если он действительно состоялся. И. в последнем случае, не мимо их идет слово Апостольское: "Лучше бо бе им не познати пути правды, нежели познавшим возвратиться вспять... Случися бо им истинная притча: пес возврашься на свою блевотину, и свиния. омывшися. в кал тинный» (2 Петр. 2, 21— 22).

Но дело церковных переметчиков этим не ограничивается. Спровоцировав чад Церкви Христовой своим отходом, они предали их своим возвратом, предоставляя им одним идти путем крестным, а для себя избрав путь житейского беспечалия. Начав Симоном Киринейским, кончили Иудой Искариотским. Но "Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет "(Гол. 6, 7)»\

Видно, что автор «Ответов» до конца не был уверен, состоялся ли возврат ярославцев. Но в то же время ясно, что сомнений на этот счет у него было немного, иначе он не расточал бы столько резких слов по адресу «церковных переметчиков».

Недовольные разъяснением от 10 мая были и в самой Ярославской епархии. О них, не называя имен, писал архиепископ Варлаам (Ряшенцев) в своем рапорте архиепископу Павлу (Борисовскому) от 25 ноября 1928 года: «Из недавнего прошлого Ярославской епархии

 

 

' Митрополит Иоанн (Снычев). Церковные расколы... С. 297—298; Акты... С. 619.

! См.: Протокол допроса Н. Н. Андреевой от 16 марта 1931 года // ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 11. Л. 264. Согласно М. В. Шкаровскому, автором «Ответов востязующим» был киевский священник Анатолий Жураковский (см.: Иосифлянство. С. 91).

' «Дело митрополита Сергия». С. 337—338. Подчеркнуто в машинописи.

304

 

 

уже достаточно известно всем, какое великое влияние оказывают здесь на церковную жизнь миряне, недаром в епархии много юристов из Демидовского лицея, канонистов и людей с широким богословским образованием и глубоким церковным сознанием, ревностно отстаивающих чистоту Православия и верность канонам. Отсюда при малейшем духовном уклоне появляются с их стороны протест и религиозное смущение с осуждением виновных, хотя бы и самых высоких лиц». Далее архиепископ Варлаам приводил ряд примеров выражения подобного протеста, в том числе и такой: «Соглашение наше от 10 мая далеко не везде встречает одобрение»1.

Еще одно свидетельство в пользу версии о примирении Ярославских иерархов с Патриархией можно увидеть в поведении ОГПУ в тот момент. 7 августа 1928 года в городе Ростове был арестован епископ Евгений (Кобранов). При аресте у него было изъято 30 листов переписки митрополитов Сергия и Агафангела. Однако следователь не счел, что данные документы могут иметь отношение к следственному делу, и они были возвращены епископу Евгению под расписку2. В итоге в материалах дела ни имена митрополитов Агафангела и Сергия, ни факт участия епископа Евгения в февральском выступлении не фигурировали. ОГПУ вело себя так, будто бы считало февральский инцидент полностью исчерпанным.

Согласно сообщению митрополита Елевферия (Богоявленского), митрополит Агафангел в своем движении навстречу митрополиту Сергию не ограничился своим актом от 10 мая. «За несколько времени до смерти он формально заявил Синоду о своей ошибке и просил принять его в общение с Церковью; был принят и умер умиротворенным», — писал митрополит Елевферий в своей книге «Неделя в Патриархии»3. Возникает, однако, вопрос: что представляло собой это формальное заявление! Есть все основания считать, что никакого письменного заявления Синоду о своей ошибке святитель Агафангел не подавал. В противном случае, невозможно объяснить, почему митрополит Сергий не предал огласке столь выигрышный для него документ. Известно, что в его канцелярии активно размножали любые документальные свидетельства, которые могли бы быть истолкованы в его пользу. Размножался, например, рапорт майкопского протоиерея Сергия Молчанова епископу Кубанскому Феофилу (Богоявленскому), в котором он сообщал, что запросил митрополита

305

Агафангела телеграммой: «Правда ли, что соединились канонически [с] митрополитом Сергием». На это, согласно рапорту, последовал ответ: «Верно. Митрополит Агафангел» . Если бы в канцелярии Заместителя имелся документ, в котором сам митрополит Агафангел, а не какое-то третье лицо, заявлял не просто о своем каноническом соединении с митрополитом Сергием, а признавал свою ошибку, то не подлежит сомнению, что такой документ и внутри страны распространили бы настолько широко, насколько хватило бы сил канцеляристов Патриархии, и дали бы копию митрополиту Елевферию для опубликования его за рубежом.

Недавно обнаружены свидетельства близких святителю Агафангелу священнослужителей, проливающие, до некоторой степени, свет на вопрос о том, что же произошло между ним и митрополитом Сергием незадолго до его кончины. Архиепископ Варлаам (Ряшенцев), остававшийся с августа 1928 года единственным викарием при больном митрополите Агафангеле, писал 15/28 октября находившемуся в ссылке в Западном Казахстане епископу Романово-Борисоглебскому (Тутаевскому) Вениамину (Воскресенскому) о последних днях Ярославского святителя: «Он заранее сделал все распоряжения о похоронах, за неделю сдал мне все дела, а еще ранее того, недели за 2 до кончины, когда он был очень плох, послал о[тца] Д[имитрия] Смирнова за св. миром в Москву. "Теперь там все узнают о моей болезни, будут говорить ", — заметил он мне. "Да, Владыко, — ответил я, — что ж, пусть помолятся о Вас, скрывать нечего ". Митрополит Сергий отнесся очень участливо к тяжелому положению Старца, передал ему через о[тца] Дм[итрия] привет и сочувствие»2.

Упоминаемый здесь отец Димитрий, чьи показания от 7 сентября 1929 года уже неоднократно привлекались в настоящей работе, также тему своей миссии в Москву не обошел стороной. «Осенью 1928 г. он <митрополит Агафангел> стал чувствовать себя плохо и все торопил меня съездить к Сергию за получением церковного "мира ", чтобы этим еще раз подчеркнуть свое примирение. Я ездил. Перед смертью он мне завещал, что если я умру и Сергий пришлет архиерея, то его примите. Эти слова я передал ярославцам» .

Данные показания протоиерея Димитрия, конечно, имеют большую важность. Прежде всего можно отметить, что в них ничего

1 Архив УФСБ РФ по Республике Татарстан. Д. 2-18199. Т. 4. Л. 374. ' Архив УФСБ РФ по Ярославской обл. Д. С-8198. Л. 13,49. Митрополит Елевферий (Богоявленский). Неделя в Патриархии. С. 272.

Акты... С. 617.

Архив ДКНБ РК по Западно-Казахстанской обл. Д. 3260. Т. 9. (Материалы книги «Ради мира церковного». Текст документа предоставлен В. В. Королевой (Алма-Ата).) 1 Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1.Л. 112—112 об.

306

не говорится ни о каком формальном письменном заявлении митрополита Агафангела. Этим еще раз подтверждается то, что такого документа не было. В то же время в них прямо засвидетельствовано, что он весьма желал подчеркнуть свое примирение с Заместителем. Но как понимать это примирение! Понятно желание Ярославского святителя умереть в мире, по возможности, со всеми, в том числе и с митрополитом Сергием. Однако готов ли он был ради этого изменить свое отношение к церковной политике Заместителя, полностью ему подчиниться и исполнять любые его распоряжения?

У некоторых церковных историков, ознакомившихся с показаниями протоиерея Димитрия, сложилось впечатление, что речь идет именно о полном и безоговорочном подчинении1. Но следует иметь в виду, что именно на такое впечатление от своих показаний он, очевидно, и рассчитывал. Если бы ему удалось убедить представителей ОГПУ (а нужно помнить, что показания давались для них, а не для историков) в том, что митрополит Агафангел перед смертью подчеркнуто примирился с митрополитом Сергием, то это сняло бы всякие подозрения в контрреволюционности и с покойного Ярославского митрополита, и с его бывшего письмоводителя, протоиерея Димитрия Смирнова, через которого и было достигнуто такое примирение. Таким образом, в своих показаниях протоиерей Димитрий мог несколько преувеличить степень сближения святителя Агафангела с Заместителем (это подтверждается и тем, что и майское разъяснение ярославцев он интерпретировал как «полное признание митрополита Сергия», хотя оно таковым явно не было). Так или иначе, но в своей непричастности к противникам советской власти и митрополита Сергия он органы ОГПУ убедил. Арестованный 6 сентября 1929 года, протоиерей Димитрий Смирнов по постановлению уполномоченного ИВГООГПУ от 19 сентября того же

1 Так, иеромонах Дамаскин (Орловский) интерпретировал показания протоиерея Димитрия следующим образом: «Предчувствуя близость смерти, владыка просил протоирея Димитрия Смирнова съездить к Заместителю Местоблюстителя митрополиту Сергию, попросить у него церковного мира и сказать, что он, конечно же, находится в его подчинении, а если что не так было, то просит его простить. Отец Димитрий собрался не сразу, и владыка вынужден был торопить и просить, чтобы тот не откладывал поездку и перед митрополитом Сергием подчеркнул, что он желает совершенно с ним примириться; одновременно он наказывал отцу Димитрию, что когда митрополит Сергий пришлет после его смерти архиерея для управления епархией, его приняли. Отец Димитрий съездил и все передал Заместителю Местоблюстителя» (Мученики, исповедники... Кн. 2. С. 397). В посвященной святителю Агафангелу статье того же автора в «Православной энциклопедии» об этом эпизоде сказано более лаконично и категорично: «Предчувствуя близость кончины, он послал священника к митрополиту Сергию, испрашивая у него прощения и церковного мира, а также заявляя о своем безусловном подчинении» (Православная Энциклопедия. Т. 1. С. 237).

307

года был освобожден. (Одновременно с ним был арестован и освобожден и архиепископ Павел (Борисовский). Об этом еще пойдет речь ниже1.)

Однако из того, что показания протоиерея Димитрия нельзя воспринимать некритически (как, впрочем, и любые показания, данные на следствии), еще не следует, что эти показания заведомо неверны. То, что митрополит Агафангел посылал его в Москву, в свете письма архиепископа Варлаама, не вызывает сомнения. Просьба предоставить святое миро, освящаемое по традиции Первоиерархом Поместной Церкви, несомненно, выражала признание иерархических полномочий Заместителя. Но фактически это признание мало что добавляло к разъяснению митрополита Агафангела от 10 мая. «Принципиально власть Вашу, как Заместителя, не отрицаем», — было заявлено уже тогда. Если бы Ярославский святитель желал примириться с Заместителем во всем, то логично было бы предположить, что в силу такого желания он, наконец-то, принял к исполнению те распоряжения Заместителя, о которых прежде писал, как о смущающих религиозную совесть, и которые казались ему нарушающими каноны. То есть такие распоряжения, как введение прошений на ектеньях о властях и упразднение молитв за репрессированное духовенство, введение обязательного богослужебного поминовения митрополита Сергия и т. п. Конечно, прикованный к постели святитель Агафангел сам совершить богослужение со всеми предписываемыми Заместителем особенностями не смог бы, даже если бы захотел. Однако он мог бы дать на этот счет указание по епархии: исполнить прежде неисполняемые распоряжения митрополита Сергия. Возможность сделать это, несмотря на болезнь, у него оставалась. Согласно описанию последних дней жизни Ярославского святителя, составленному приближенным к нему протоиереем Сергием Лилеевым, «Владыка Митрополит, несмотря на то, что при нем во время его этой болезни почти безотлучно находился для управления епархиею Высокопреосвященный архиепископ Варлаам, лежа в постели, с затрудненным дыханием, выслушивал поступавшие к нему бумаги и давал по ним соответствующие решения»1. По свидетельству племянницы митрополита Агафангела Алевтины Преображенской, лишь 6 октября он велел подать свои печати и срезал каучук с них всех, кроме одной, которую оставил архиепископу

1 Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. 99,104, 106,114.

2 Протоиерей Сергий Лилеев. Последние дни жизни, смерть и погребение Высокопреосвященного Ярославского митрополита Агафангела. (Материалы книги «Ради мира церковного».)

308

Варлааму, «на его пастырскую совесть», сказав, «чтобы он ей не злоупотреблял». До этого, предчувствуя приближение своей кончины, святитель Агафангел довольно активно делал последние распоряжения, в том числе, например, и такие, как «замазать потолки и обить железом фундамент»1. Трудно представить, что Ярославский святитель, не упускавший из виду даже потолки и фундамент, не сделал бы нужных распоряжений, касающихся церковной жизни, если бы он, в самом деле, так желал подчеркнуть свое примирение с Заместителем. Судить о том, что сделал митрополит Агафангел перед своей кончиной и чего он не сделал, до некоторой степени позволяют последующие события в Ярославской епархии.

3/16 октября 1929 года святитель Агафангел скончался. При самом поверхностном взгляде на дальнейший ход дел в епархии может показаться, что все противоречия между ярославцами и Патриархией при нем были уже преодолены. Погребение почившего святителя было возглавлено специально командированным из Москвы членом Синода при Заместителе архиепископом Павлом (Борисовским), он же принял и управление епархией. Митрополит Елевфе-рий в этом видел подтверждение того, что митрополит Агафангел «умер умиротворенным»1. Протоиерей Димитрий Смирнов свидетельствовал об архиепископе Павле, что «принят он был хорошо»1.

В оппозиционных митрополиту Сергию кругах факт отпевания митрополита Агафангела членом Синода прокомментировали иначе. В издаваемых в Сремских Карловцах «Церковных ведомостях», к примеру, в номере за июль—декабрь 1929 года было написано: «Отношение митрополита Агафангела к митрополиту Сергию было такое же, как митрополита Кирилла*. <...> Отпевали его действительно члены Сергиевского Синода, так как митрополиту Сергию надо было создать видимость примирения с ним митрополита Агафангела, а иерархи, не признающие митрополита Сергия, не были советской властью допущены в Ярославль для отпевания митрополита Агафангела»5.

1 Преображенская А. Дневник о болезни Владыки Агафангела за лето 1928 года. (Материалы книги «Ради мира церковного».)

' Митрополит Епевферий (Богоявленский). Неделя в Патриархии. С. 272. ' Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. 112 об.

4  Отношение митрополита Кирилла к митрополиту Сергию издатели «Церковных ведомо
стей» тогда определяли исходя из его письма архимандриту Неофиту, в котором он писал: «Уч
реждение новой формы ВЦУия не признаю» (Церковные Ведомости. 1928. № 21—22 (160—161).
С. 4).

5  Церковные ведомости. 1929. № 13—24 (176—187). С. 34.

309

По поводу назначения архиепископа Павла управляющим Ярославской епархией в уже цитированном документе «Голос верующего», датированном неделей Торжества Православия 1929 года, было сказано: «М[итрополит] Сергий, вопреки обычая не взирая на административное отделение от него Ярославской церковной области, отделившейся от заместителя м[итрополита] Сергия для поддержания своего законного протеста, на другой день после смерти м[итрополита] Агафангела назначил со своим синодом на Ярославскую кафедру архиеп[ископа] Павла (Борисовского), подписавшего его декларацию и состоящего членом его олигархии, чем произвел раскол в Ярославской церковной области. Этим своим поступком м[итрополит] Сергий, не имеющий нравственного права навязывать местной церкви неугодного ей предстоятеля, лишний раз показал, что он глух ко всем справедливым заявлениям своей паствы и все делает в угоду "внешним"»1.

Нужно заметить, что в комментариях и с той, и с другой стороны были натяжки. Архиепископ Серафим действительно не получил разрешения приехать в Ярославль, хотя очень хотел2. Однако отпевали святителя Агафангела не только члены Сергиевского Синода. Вместе с членом (в единственном числе) Синода в отпевании, разумеется, участвовал и архиепископ Варлаам. Он и далее допускал сослужения с архиепископом Павлом и даже объявил, чтобы поминали за службой только правящего епископа, а его самого — только тогда, когда он служит3. Нельзя сказать, что для всех в Ярославле архиепископ Павел был таким уж «неугодным предстоятелем». Но в то же время факты свидетельствуют, что принят он был там далеко не так «хорошо», как показывал протоиерей Димитрий. Или точнее сказать, далеко не всеми «принят он был хорошо». Из показаний другого ярославского протоиерея, Василия Добровольского (отнюдь не оппозиционера), следует, например, что даже до служения в городском соборе архиепископ Павел (правящий архиерей!) не допускался'.

1 ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 9. Л. 75-79. Л. 77.

2 18 октября, за три дня до отпевания митрополита Агафангела, архиепископ Серафим от
правил в Москву телеграмму Е. А. Тучкову: «Прошу разрешения выехать в Ярославль на погребение митрополита Агафангела». Ответа из Москвы Угличский архиепископ не дождался («Год скорби и печали». С. 43).

' Это следует из письма одной мирянки архиепископу Варлааму от 16 ноября 1928 года, которое сам он цитировал в своем докладе архиепископу Павлу от 25 ноября того же года (см.: Архив УФСБ РФ по Республике Татарстан. Д. 2—18199. Т. 4. Л. 375).

' Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. 69 об.

310

1Архив ДКНБ РК по Западно-Казахстанской обл. Д. 3260. Т. 9. (Материалы книги «Ради мира церковного». Текст документа предоставлен В. В. Королевой (Алма-Ата).) : Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. 112 об.

2 Архив ДКНБ РК по Западно-Казахстанской обл. Д. 3260. Т. 9. (Материалы книги «Ради мира церковного».)

312

молодой врач. Подал я в начале всенощной старосте в пакете, читал архиепископ Павел перед выходом на литию внимательно, по мере чтения складывались морщины на лбу».

По-видимому, после этого морщины на лбу у архиепископа Павла в Ярославле складывались еще не один раз. Позднее, на допросе 17 сентября 1929 года, о своем служении в Ярославской епархии он дал в качестве «подозреваемого» такие показания: «Служу я там сравнительно недавно и поскольку, как ставленник митрополита Сергия и сам член его синода, назначен не по выбору ярославцев, как известно, стоявших в оппозиции митроп[олиту] Сергию, являлся для них не совсем своим человеком и, безусловно, близостью от них не пользовался. За последнее время как будто натянутость стала изживаться, и оставшийся один из Ярославской оппозиции архиепископ Варлаам стал со мною в контакте»2.

Почему же архиепископ Павел оказался для ярославцев «не совсем своим человеком», если незадолго до того митрополит Агафангел будто бы подчеркнуто примирился с митрополитом Сергием и его Синодом? О причинах неприятия архиепископа Павла В. П. Розов писал 25 ноября 1928 года епископу Вениамину так: «Ни духовенство, как мне удалось выяснить, ни верующие не потому не признают Павла, что имеют что-либо против его личности, но мы все воодушевлены отрицанием сергиевщины как системы мировоззрения и не можем допустить насаждения этой системы в пределах Ярославской церковной области»1.

Активно выступая против «насаждения сергиевщины в пределах Ярославской церковной области», В. П. Розов писал 8 ноября 1928 года архиепископу Варлааму: «Зная Вашу стойкость, мы обращаемся к Вам с просьбой продолжить дело митр[ополита] Агафангела. Не успел приехать сюда архиеп[ископ] Павел, как уже начал вводить новшества. Он начинает вводить публичное поминовение митр[ополита] Сергия, иуды Нижегородского. И это возмутительнейшее явление происходит и тогда, когда и Вы с ним служите. Вы великолепно знаете настроение ярославцев по этому вопросу. Почему Вы молчите? Мы просим прекратить публичное поминовение в Ярославских храмах "полукрасного"митр[ополита] Сергия. Это голос верующего народа»4.

1 Там же.

' Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. 103 об. ] Там же. Т. 2. Л. 494; ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 3. Л. 539 об. 4 Там же.

313

Письмо, как видно, очень эмоциональное (чего стоит один эпитет «иуда Нижегородский»). Но из него ясно, что «насаждение сергиевщины» выражалось, прежде всего, во введении публичного поминовения митрополита Сергия. Вновь обращает на себя внимание, что это поминовение трактовалось в письме как новшество (причем возмутительнейшее). Автор письма от имени верующего народа просил прекратить его и тем самым продолжить дело митрополита Агафангела. Из этого письма также вытекает, что святитель Агафангел до конца оставался на позициях непоминовения. Однако и свидетельства В. П. Розова нуждаются в проверке, тем более что свидетель этот явно небеспристрастен.

Есть, однако, и другие свидетельства о том же самом. Ростовский архимандрит Сергий (Озеров), например, по поводу богослужебных поминовений в Ярославской епархии дал 7 сентября 1929 года такие показания: «Главой церкви я признаю митрополита Петра Крутицкого, имя которого я произношу за богослужением. Что же касается митрополита Сергия, то его считаю законным заместителем, но имя его за богослужением не произношу. Но в этом вопросе у нас создалась какая-то путаница, считают Сергия законным главой, но его распоряжения не исполняются, т[ак], напр[имер], его Указ о молении за Советскую власть не проводится в жизнь во всей Ярославской епархии. Я было сначала ввел это моление, но затем пошли среди верующих разговоры, что я уклонился в обновленчество, и затем, слыша, что и архиереи Ярославские не проводят этот Указ, и я прекратил. К этому еще и слова митрополита Агафангела, что моление о власти "противно народной совести"»1. Видно, что архимандрит Сергий относился к митрополиту Сергию гораздо более спокойно, чем В. П. Розов, но и он свидетельствовал о том, что вся Ярославская епархия оставалась «непоминающей», причем он также ссылался на митрополита Агафангела.

Наконец, наиболее значимое свидетельство о том, какой оставил епархию святитель Агафангел, — это уже упоминавшийся рапорт архиепископа Варлаама архиепископу Павлу от 25 ноября 1928 года. В нем в частности говорилось: «С передачей по кончине м[итрополита] Агафангела управления Ярославской епархией Вашему Высокопреосвященству, как и следовало ожидать, произошло большое смущение, а местами и форменный раскол». (Далее из доклада следовало, что назначение архиепископа Павла признало ярославское городское духовенство, признавшее в свое время и обновленцев, но

1 Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. 119 об.

не приняло духовенство викариатств). «Есть немало пастырей и мирян, — продолжал архиепископ Варлаам, — которые болезненно чутко воспринимают всякое "крылатое " слово, сказанное в Москве с кафедры, смущаются всяким отступлением от канонов; многие прямо видят "ересь" наверху и предательство интересов Церкви; отсюда подозрительность к Вам и осуждение меня, как принявшего Вас и служившего с Вами. Ваш вынужденный отказ от московского "помина " произвел некоторое успокоение, но до полного доверия к Вам еще далеко: "у нас apxuenископ Павел не поминает, а в Москве поминает и главное — состоит членом неканонического Сергиевского Синода ". Отсюда теперь некоторые приходы отказываются и меня приглашать, как "погрешившего"».

Из этого доклада следует уже, что и сам архиепископ Павел был вынужден на какое-то время отказаться от введения в Ярославской епархии «московского помина» (то есть поминовения митрополита Сергия и властей).

Здесь следует на короткое время отвлечься от основной темы, чтобы лучше охарактеризовать архиепископа Павла. Этот иерарх не просто являлся постоянным членом Синода при митрополите Сергии с момента его учреждения в мае 1927 года (за что к пятилетию Синода он был возведен в сан митрополита). Архиепископ Павел был одним из идеологов политики митрополита Сергия, причем временами допускал такие заявления, до которых не доходил сам Заместитель. Так, в своем послании к пастырям и мирянам Вятской епархии от 14 декабря 1927 года он заявил: «Воззвание от 16—29 июля с. г., которым митрополит Сергий и члены Синода определенно заявили о своей полной лояльности и искреннем подчинении Советскому Правительству, создало для митрополита Сергия и Священного Патриаршего Синода обстановку вполне мирного, никем и ничем не возбраняемого труда на пользу церкви, под охраною советского законодательства»1. Действительно, июльская Декларация дала возможность «тихого и безмолвного жития» не столько Русской Православной Церкви в целом, сколько Синоду митрополита Сергия (и то ненадолго: как известно, и сам Высокопреосвященный Павел, и большинство других членов Синода были в 1937 году расстреляны). Однако, кроме архиепископа Павла, никто из членов Синода публично не выступал с такими откровенными признаниями о том, чего же в итоге удалось добиться благодаря внесшей столько нестрое-

 

315

ний в церковную жизнь декларации. Признание архиепископа Павла вызвало самые возмущенные отклики. Так, например, епископ Павел (Кратиров), процитировав данное место из послания Вятского архиепископа, написал: «Трудно для меня решить вопрос, кто это изрек, подлец, или церковный негодяй, или дурак предельной степени. Я никогда бы не поверил, что эта фраза принадлежит православному, как он себя называет, архиепископскому члену Сергиевского Синода, если бы собственными глазами не прочитал это отвратительное, идиотское послание»1. Можно пожалеть, что епископ Павел не нашел для выражения своих чувств более подобающих его сану выражений, но само по себе высказанное здесь недоумение кажется понятным.

По поводу упомянутого выше привлечения к следствию архиепископа Павла в 1929 году заслуживающие внимание сведения обнаружены в следственном деле «Всесоюзной организации ИПЦ». В донесении из Полномочного представительства ОГПУ по Ивановской Промышленной области в центр после сообщения об аресте 50-ти человек, обвиняемых в принадлежности к «Истинно-православной церкви», говорилось: «Арестованный в числе этих лиц член Синода архиепископ Павел БОРИСОВСКИЙ по обработке освобожден и в качестве обвиняемого не привлекается. Освобождение обставлено хорошо и подозрений не вызовет»1.

Трудно представить, как мог позволить себе постоянный член Синода митрополита Сергия, активно выступающий в защиту его церковной политики, только что назначенный им на одну из важнейших кафедр, не поминать его за богослужением. Однако не мог же архиепископ Варлаам сообщать неверные сведения об архиепископе Павле в рапорте самому архиепископу Павлу. Но если архиепископ Павел до своей «обработки» в ОГПУ не вводил в Ярославле «московского помина», то это уже неопровержимо свидетельствует о том, что святитель Агафангел до своей кончины этого помина так и не ввел.

Как следует из обвинительного заключения по делу «Ярославского филиала ИПЦ», «московский помин» архиепископ Павел попытался ввести только под новый, 1929 год. «Он, — говорилось в деле, — в новый год (по нов [ому] стилю) устроил торжественную новогоднюю службу и впервые в Ярославле за этой службой совершил моление о власти. Если верующая масса отнеслась к этому как к вполне

1 Иванов П. Н. Новомученик Российской Церкви Святитель Павел (Кратиров). С. 27. 1ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 6. Л. 9.

нормальному факту, то реакционная часть из духовенства и мирян сразу же объявили ему бойкот и своим давлением повлияли на его помощника архиепископа Варлаама Ряшенцева, который за это новшество отказался от сослужения с архиеп[ископом] Павлом» .

Для апробации такого важного нововведения была выбрана Сретенская церковь города Ярославля, настоятель которой протоиерей Василий Добровольский отличался особыми симпатиями к политике митрополита Сергия2. Однако и это обстоятельство не позволило утвердиться нововведению. Сам протоиерей Василий на этот счет показал 18 сентября 1929 года: «Я даже один из первых на Новый год 1929-й по н. ст. ввел в присутствии архиепископа и по его распоряжению моление за митроп[олита] Сергия, как за главу церкви, и моление о гражданской власти. <...> Продолжать далее это мне не пришлось, но по независящим от меня причинам». «Независящие причины» — это начавшееся народное возмущение, причем, по словам протоиерея Василия, протестующих «было незначительное число», но их голос оказался достаточным для того, чтобы моление за митрополита Сергия, как за главу церкви, и моление о гражданской власти в храме прекратилось. Заключал свои показания протоиерей Василий так: «Целиком декларация митроп[олита] Сергия в Ярославских церквах не проводится, и ярославцы до сих пор не выявили своего лица по отношению к митроп[олиту] Сергию и его декларации, и верующие массы до сих пор находятся в возбужденном состоянии, идут различные толки и кривотолки и т. я.*3 Можно обратить внимание на то, что к тому моменту, когда протоиерей Василий давал эти показания, прошел уже почти год с момента кончины святителя Агафангела, а ярославцы все еще «не выявили своего лица по отношению к митрополиту Сергию».

По поводу нестроений в Ярославской епархии архиепископ Варлаам направил 20 января 1929 года доклад самому митрополиту Сергию, в котором говорилось: «По-видимому, у Вашего Высокопреосвященства об Ярославской епархии составилось не совсем одобрительное представление: здесь-де смута и неповиновение. Ярославский край особенный в духовном отношении. Здесь и миряне очень интересу-

1 Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 2. Л. 492-493; ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 3. Л. 538 об.-539.

2 Свою солидарность с митрополитом Сергием протоиерей Василий в полной мере проявил еще летом 1922 года, поспешив вступить в «Живую церковь». Среди ярославских обновленцев он был «удостоен» первого места в секретной сводке 6-го отделения СО ГПУ, направленной шести высшим большевистским деятелям (Троцкому, Сталину, Дзержинскому и др.) (см.: Архивы Кремля. Политбюро и Церковь. Кн. 2. С. 319).

3 Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. 68 об. — 71 об.

ются церковной жизнью. Знают каноны, подозрительно относятся ко всем новшествам. <...> Волнение умов увеличилось еще тем, [что] присланный Вами архиепископ Павел назначил службу архиерейскую на новый год по н. ст. Между тем службы эти после попытки ввести в церкви новый стиль любовью не пользовались. Возбужденный народ не отдавал себе отчета, повторил по адресу Павла: "красный ", "зачем приехал, зачем смущает народ ". Хотя все городское духовенство и было приглашено на молебен, но из-за опасения потерять место не явились. Далее указываете нам, что и Патриарх Тихон вводил моление за власть: вводил, но не настаивал. Вы же настаиваете. Из-за этого люди стали даже уходить в раскол, считая за грех молиться за власть, уничтожающую религию».

Как выход из положения архиепископ Варлаам предлагал митрополиту Сергию «оставить Ярославскую епархию в том положении, в каком она была при митр[ополите] Агафангеле и никаких новшеств не вводить»1.

Таким образом, на основании многих свидетельств можно считать установленным, что при митрополите Агафангеле никакие «новшества» (так называемый «московский помин») в Ярославской епархии введены не были. Движение «непоминающих» вплоть до кончины святителя Агафангела продолжало обымать собой всю его епархию. Отправление им перед смертью священника к митрополиту Сергию за святым миром должно было подтвердить только их личное примирение (взаимное прощение всех бывших обид, чтобы не нести их груз в вечность). Что же касается «выявления своего лица по отношению к митрополиту Сергию и его декларации» (или, по-другому говоря, «насаждения сергиевщины как системы мировоззрения»), то никаких шагов в этом направлении святитель Агафангел не сделал, до последнего момента оберегая свою паству от соблазнов, порождаемых политикой Заместителя. Фактически он остался на той позиции, которая была им выражена в заявлении митрополиту Сергию от 10 мая: «Принципиально власть Вашу, как Заместителя, не отрицаем. <... > Распоряжения Заместителя, смущающие нашу и народную религиозную совесть и, по нашему убеждению, нарушающие каноны, в силу создавшихся обстоятельств на месте,  исполнять не могли и не

1 Там же. Т. 2. Л. 500; ЦАФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 3. Л. 542 об.

318

можем». Говорить о примирении митрополита Агафангела с митрополитом Сергием можно с оговоркой, что политики Заместителя Ярославский святитель так и не принял. Он лишь согласился восстановить с ним церковно-административное единство.

Как представляется, лучше всего позицию святителя Агафангела выразил его викарий и последователь епископ Вениамин (Воскресенский) в письме от 27 ноября 1928 года Ярославскому благочинному протоиерею Флегонту Понгильскому: «"Воссоединение" или вообще "единение" <с митрополитом Сергием> не означает "примирения "и тем более "искания дружбы и покровительства богоборцев " и "общения с велиаром ". <...> М[итрополит] Агафангел, находясь в преддверии смерти, не решился выступить с судом (отделение означает именно суд) без суда Церкви. Я тоже не решаюсь и боюсь. Я повинуюсь м[итрополиту] Сергию. Это не значит, что я соглашаюсь с Декларацией, в которой действительно есть "искание " и "общение". Я с ней не соглашаюсь, я против нее, я осуждаю ее. Я не "мирюсь " и не "соглашаюсь " с митрополитом Сергием и считаю его виновным, я просто повинуюсь. Я хочу быть послушным Церкви и ее канону: без суда не суди. Я боюсь выступить с судом без суда Церкви. <Отец ...> не убоялся и выступил. Кто поступает лучше — предоставляю решить церковному сознанию»*.

Что касается личности самого святителя Вениамина, то в упоминавшемся уже очерке «Краткая годичная история Русской Православной Церкви. 1927—1928 гг.» о нем было сказано: «Первой жертвой за осуждение декларации митрополита Сергия перед власть имущими был епископ Рыбинский Вениамин, который и поехал на жительство в Туркестан в одном вагоне с сифилитиками»1. В действительности, арест епископа Вениамина произошел до опубликования Декларации митрополита Сергия, а именно 12 июня 1927 года, за якобы допущенную им во время богослужения монархическую агитацию3. Однако отношение священномученика Вениамина к июльской Декларации в очерке было передано верно.

1 Новомученики и исповедники Ярославской епархии. Ч. 2: Архиепископ Угличский Серафим (Самойлович); Епископ Романовский Вениамин (Воскресенский). С. 35—36.

2 ЦАФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 4. Л. 165.

3 В обвинительном заключении по делу епископа Вениамина 1927 года было сказано: «12/VIсего года ВОСКРЕСЕНСКИМ совершалась служба в местном соборе г. П[ошехонъе-]Володарска в присутствии 10 попов, во время этого богослужения архиерейский дьякон на возгласах поминал царя, а именно "господи силою твоею да возвеселится царь и о спасении твоем возрадуется зело "» (Архив УФСБ РФ по Ярославской обл. Д. С-7211. Л. Ш). (Столь возмутившее сотрудников ОГПУ диаконское возглашение является словами прокимна, взятыми из двадцатого псалма.)

Ему, например, принадлежит такая оценка действий Заместителя: «Митрополит Сергий начал предприятие сложное и трудное по своей духовной основе. В целях упорядочения гражданского положения Церкви в современном государстве, митр[ополит] Сергий совершил опыт беспримерный в истории Церкви — опыт соприкосновения двух взаи-моотрицающихся стихий — Царства Божия и царства антихриста. Митр[ополит] Сергий всегда отличался известной гибкостью своего ума, здесь он перешел ее меру и стал ее жертвой. Декларация поставила Церковь в такое отношение к современному государству, какого (отношения) она принять не может, оставаясь Церковью»1.

Примечательна и та оценка, которую дал святитель Вениамин выступлению митрополита Агафангела и его единомышленников в целом. В своем письме от 13 ноября 1928 года (письмо цитируется в рапорте архиепископа Варлаама) епископ Вениамин писал: «Архи-еп[ископ] Павел должен подумать и узнать, что не личные мотивы были основой выступления митрополита... Личное ушло, а идея осталась... Текущая действительность опровергла и другое порицание м[итрополита] Агафангела, будто его основания очень шаткие и несерьезные, как простые предположения... За митрополитом я признаю историческую заслугу более широкого радиуса, нежели простое скрещение оружия двух противных сторон по принципиальным вопросам. Наша Православная Церковь была и есть в текущей внутренней распре не только субъектом, но и объектом наблюдения различных "внешних ". Я читал летом обновленческий вестник, там имеется некоторый материал относительно "внешних"... Кто со скорбью, кто с злорадством, кто с недоумением, но никто не прошел мимо этого знаменитого своего рода "Пакта Келлога "1. При всем разнообразии отношений, у всех проявилось о Православной нашей Церкви и нечто общее: духовная христианская репутация нашей Церкви во взгляде и чувстве их понесла очень существенный ущерб, потерпела заметное умаление. "Стена " церковная пробита. Это общее впечатление у всех указанных "внешних". Митрополит показал, что их впечатление ошибочно. Ошибка в том, что за м[итрополитом] Сергием и его олигархической коллегией    видели    всю    Церковь.    Митрополит    показал,    что

1 Новомученики и исповедники Ярославской епархии. Ч. 2. С. 39. Такая оценка Декларации митрополита Сергия прозвучала в письме епископа Вениамина архиепископу Павлу (Борисовскому) от 16 июня 1929 года. Содержание письма стало известно ОГПУ и послужило основанием нового ареста свяшенномученика Вениамина.

' Пакт Келлога — Парижский пакт об отказе от войны как орудия национальной политики, подписанный 27 августа 1928 года представителями 15-ти государств (США, Великобритании, Франции, Германии, Японии и др.). Получил свое название по имени госсекретаря США Фрэнка Келлога.

320

1 Архив УФСБ РФ по Республике Татарстан. Д. 2—18199. Т. 4. Л. 374—374 об.

2 Митрополит Елевферий (Богоявленский). Неделя в Патриархии. С. 272.

3 Тамже. С. 295.

4 Архив УФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской обл. Д. П-83017. Т. 6. Л. 254.

321

изгнанию (Сераф[има] Угличского]). Кто-то из Питера "плюнул "ему туда этой харкотиной» .

В конце концов слухи сделали свое дело и очередная «нелепица» была поведана митрополитом Елевферием уже всему миру. Однако, как видно, никаких объективных оснований под собой сообщение о «покаянии митрополита Иосифа перед митрополитом Сергием» не имело. Даже с разъяснением от 10 мая 1928 года, которое вовсе не было покаянием перед митрополитом Сергием, митрополит Иосиф не согласился. Хотя в центре практической деятельности «правой» оппозиции и находился другой иерарх (епископ Димитрий), митрополит Иосиф оставался духовным возглавителем самой многочисленной и организованной ее ветви, получившей в связи с этим наименование «иосифлянства». Впоследствии даже митрополит Мануил (Лемешевский), пустивший в ход ложную версию о «примирении» с митрополитом Сергием митрополита Кирилла, незадолго до его кончины 2, не рискнул писать про «покаяние» митрополита Иосифа и констатировал: «Он пошел дальше своих сотоварищей. В то время как они официально пробыли в разделении немногим более трех месяцев, митрополит Иосиф остался в нем до конца жизни, теперь уже открыто возглавив названный его именем раскол»3.

Что же касается архиепископа Серафима, то и о нем сторонниками митрополита Сергия охотно распространялись ложные сведения. И. А. Стратонов, например, в 1932 году без тени сомнения писал: «Архиепископ Серафим покаялся и получил кафедру в Западном крае»4. Действительно, как было показано, в мае 1928 года священномученик Серафим, в отличие от митрополита Иосифа, признал компромиссное разъяснение февральского воззвания правильным. Но говорить о примирении архиепископа Серафима с митрополитом Сергием в середине 1928 года можно лишь с той же оговоркой, что и в отношении митрополита Агафангела: от своих взглядов на политику Заместителя Ярославские святители не отказывались и становиться ее проводниками совершенно не желали. Никакой речи о «покаянии» не было, была лишь попытка, говоря словами архиепископа Серафима, «выйти из положения, которое может сделаться безнадежным»5.

Однако если и был момент, когда архиепископ Серафим был настроен примирительно, то изменение ситуации после кончины

1Тамже. Л. 246об.

2 Митрополит Мануил (Лемешевский). Русские православные иерархи... Т. 4. С. 120.

3 Там же. С. 25.

4 Стратонов И. А. Русская церковная смута. С. 155.

5 ЦАФСБ РФ. Д. Р-44340. Л. 50.

 

322

святителя Агафангела привело к новому обострению его отношений с митрополитом Сергием. Извещенный архиепископом Варлаамом о начавшихся нестроениях в их епархии, священномученик Серафим писал ему в ответ 19 ноября 1928 года: «Получил Ваше скорбное письмо и смутился за мир и благополучие Ярославской Церкви. Меня только удивляет, как м[итрополит] Сергий мог потерять чуткость сердца в таком поспешном назначении управляющим Ярославской епархией архиеп[ископа] Павла. Неужели он только и дожидался смерти великого святителя, чтобы сейчас же после его смерти с еще большим упорством начать проводить в жизнь пресловутую декларацию (1927 г. от 16/29 июля), не считаясь ни с религиозной совестью верующих, ни с тем, что этим актом ущемляет и Вас, не оказывая Вам доверия и снисхождения тем, которые страдают и болезнуют за судьбы Церкви. Он должен был деликатно попросить Вас продолжать управлять Ярославской епархией, как Вы уже и управляли в последние недели перед кончиной м[итрополита] Агафангела по его просьбе, и м[итрополит] Сергий должен это сделать, иначе ничего доброго впереди не ждать: должен отозвать архиеп[ископа] Павла и оставить на Вашем попечении Ярославскую епархию»1.

Митрополит Сергий, однако, свой образ действий на более деликатный не изменил (может быть, ему не позволяло сделать это ОГПУ, может быть, у него были какие-то свои причины). Напряжение нарастало. Подводя итог года скорби и печали, архиепископ Серафим писал в своем дневнике: «Страждет наша св. Церковь. Вот и год миновал — канул в вечность — год тяжелый — большой, много пришлось всем пережить и перечувствовать, но и мне лично он много принес горестей, обид и, все же, духовного высокого настроения. Я прошел через великое горнило и испытаний, и искушений. Только к празднику Р[ождества] Хр[истова] получил полное духовное умиротворение, окончательно выравнивается наше делание, и становится определеннее и политика м[итрополита] С[ергия] и наше противление этому новооб-новленцу. Мне кажется, пора уже сказать свое слово и отмежеваться от м[итрополита] С[ергия], ибо мы своим именем смущаем слабых и немощных, а людям, сожженным в своей совести, даем повод говорить о силе их политики и незыблемости их положения» .

В переводе на новый стиль эта дневниковая запись относится к 13 января 1929 года. Через неделю произошел окончательный разрыв двух Заместителей Патриаршего Местоблюстителя — бывшего и дей-

1 Архив УФСБ РФ по Республике Татарстан. Д. 2—18199. Т. 4. Л. 374 об.

2 «Год скорби и печали». С. 44.

323

ствовавшего. 20 января священномученик Серафим составил «Послание ко всей Церкви», в котором во всеуслышание заявлял: «Мы считаем своим долгом поведать всем верным по нашей архиерейской совести, что все прещения, налагаемые так называемым] Заместителем Патриаршего Местоблюстителя м[итрополитом] Сергием и его так называемым] Вр[еменным] Патр[иаршим] Синодом, незаконны и неканоничны, — ибо м[итрополит] Сергий и его единомышленники нарушили соборность, прикрывши ее "олигархической коллегией", попрали внутреннюю свободу Церкви, уничтожили самый принцип выборного начала епископата, принесли много страданий Церкви Божией, заменили на кафедрах многих епископов своими единомышленниками, а противных им лишили общения с их верными паствами, болезнующими со своими страдальцами и мучениками за истину Христову» .

В части административной, по управлению церковными делами, архиепископ Серафим рекомендовал принять к руководству воззвание митрополита Агафангела от 18 июня 2 1922 года и свой циркуляр от 29 декабря 1926 года (в обоих этих документах говорилось о широком самоуправлении епархий3).

Согласно сведениям, приводимым М. В. Шкаровским, вскоре архиепископ Серафим пошел еще дальше. Ссылаясь на неназванный частный архив, М. В. Шкаровский пишет: «В феврале 1929 Владыка <Серафим> отправил ярославскому викарию епископу Романове-Борисоглебскому Вениамину открытку, в которой сообщал, что окончательно отделился от митрополита Сергия, выступил вновь Заместителем Патриаршего Местоблюстителя и даже передал заместительство митрополиту Ленинградскому Иосифу (от которого в свое время его и принял)»*. Весьма вероятно, однако, что в данном случае имелся в виду не какой-то новый акт архиепископа Серафима, а все то же его послание от 20 января, в котором, действительно, была рекомендация обращаться в крайней нужде к Высокопреосвященному митрополиту Иосифу5.

Выпустив свое послание (как он сам потом на допросе сказал, преждевременно6), архиепископ Серафим стал ждать ответных действий митрополита Сергия. В письме Т. Л. Катуар он писал: «По-

1  «Послание ко всей Церкви» священномученика Серафима Угличского от 20 января 1929
года. С. 328.

2  Архиепископом Серафимом в послании был ошибочно указан май 1922 года.

3 См.: Акты... С. 219-221; 490-492.

4 Шкаровский М. В. Иосифлянство. С. 131.

5 «Послание ко всей Церкви» священномученика Серафима Угличского от 20 января 1929 года. С. 328.

6 Тамже. С. 314.

 

 

прошу Вас и дядю <М. А. Новоселова> последить за ответом м[итрополита] С[ергия], который наверно будет разбивать меня по слогам и буквам и едко напишет свою отповедь... Конечно, это он сумеет — распространить и повергнуть меня в прах, но силен Бог и смирных своих он сохранит, а гордых поразит. Я верю, что те, кто будет с нами, найдут теперь твердую точку опоры, а потом и иные прочие примкнут к нам»1.

Автору, однако, не известно никаких документов, в которых митрополит Сергий «разбивал бы по слогам» послание священномученика Серафима от 20 января. Известно другое. Кем-то, имевшим доступ к личной печати Заместителя (явно не из доброжелателей архиепископа Серафима), оно было аккуратно перепечатано, заверено, а затем доставлено в ОГПУ. После того как в распоряжении этой организации оказалась такая важная «улика», арест священно-мученика Серафима не заставил себя долго ждать. Если это все произошло с ведома митрополита Сергия, то такой образ его действий удивительнейшим образом напоминает способ ведения борьбы со своими оппонентами жившего за двести лет до того архиепископа Феофана (Прокоповича), указанием на которого нередко обозначал Заместителя в своих шифрованных письмах митрополит Кирилл2. Возможно, однако, что митрополит Сергий к заверению его печатью копии послания архиепископа Серафима и не был причастен. Не исключено даже, что в распоряжении ОГПУ был собственный экземпляр этой печати, который оно использовало для своих провокаций. Можно отметить, что в копии послания архиепископа Серафима, содержащейся в его следственном деле 1929 года3, рядом с круглой печатью Патриархии отсутствует подпись заверяющего лица, обычно бывавшая в таких случаях4.

2 марта 1929 года священномученик Серафим был арестован в Буйничском монастыре и вскоре препровожден в Москву. Хотя никакой контрреволюционной деятельностью он не занимался, уполномоченному 6-го отделения А. В. Казанскому (третьему лицу в отделении после Е. А. Тучкова и И. В. Полянского) с заверенной копией послания от 20 января на руках не составило большого труда найти подходящее обвинение. Святитель Серафим был обвинен в

1 ЦА ФСБ РФ. Д. Р-44340. Л. 49 об.

2 Например, в сравнительно небольшом письме архимандриту Неофиту (Осипову) от 15 апреля 1934 года святитель Кирилл трижды упомянул о «прокоповичах» и «прокоповическом действе» (Акты... С. 867—868).

3 См.: ЦА ФСБ РФ. Д. Р-40943. Л. 20-20 об.

4 Примеры см.: Акты... С. 531,602,611, 617.

 

том, что он «выпускал антисоветские документы с призывом к мученичеству, о гонениях со стороны Совправительства на верующих за веру и т. д.»1 (Имелись в виду слова послания о страдальцах и мучениках за истину Христову.) В итоге постановлением Особого совещания от 17 мая 1929 года архиепископ Серафим был приговорен к трем годам заключения в концлагере, отбывать которое он был отправлен на Соловки2.

О дальнейшем выявлении взглядов архиепископа Серафима и его постепенном сближении с митрополитом Кириллом было уже сказано в предыдущей главе. Можно лишь добавить к этому выдержку из показаний священномученика Серафима от 17 февраля 1933 года: «Сообщаю, что с занятой мной позиции по отношению к митрополиту Сергию в 1927 году я никогда не отступал и в этом вопросе колебаний у меня не было. Я лично твердо стою на позиции непризнания митрополита Сергия, т. к. я уже сказал, что я не согласен с его политикой в вопросе признания им советской власти и внесения поминовения, т. е. моления за нее при богослужении». Такое заявление следствию, конечно, требовало немалого мужества. Слова святителя Серафима о том, что у него не было колебаний по отношению к митрополиту Сергию, как видно, плохо согласуются с версией, будто бы он в 1928 году примирился с Заместителем.

Спустя некоторое время после этого ответ о своем отношении к митрополиту Сергию пришлось держать другому Ярославскому викарию, епископу Евгению. На допросе 28 августа 1934 года им были даны на этот счет такие показания (частью уже цитированные выше):

«Вопрос. К какой церковной ориентации Вы принадлежите и почему?

Ответ. С января месяиа 1933 года нахожусь в каноническом общении с митрополитом Сергием и подчиняюсь ему по форме и существу. С1926 по 1928 год я тоже был в общении с Сергием, но ввиду того, что в 1928 году он, Сергий, оскорбил меня, не назначив викарным епископом московской кафедры, я вступил в дружеские связи с митрополитом Агафангелом, Иосифом и другими, которые были в оппозиции к митрополиту Сергию. С группой Агафангела. в последующем ИосисЬа. я был в общении по 1932 год включительно»4.

Разница в характере ответов архиепископа Серафима и епископа Евгения весьма ощутима. Последнего, однако, заявленное им

1  ЦА ФСБ РФ. Д. Р-40943. Л. 19.

2  См.: Там же. Л. 23, 25.

3 Архив УФСБ РФ по Республике Мари-Эл. Д. 9941. Л. 196. ' Архив УФСБ РФ по Вологодской обл. Д. П—15385. Л. 18.

326

подчинение митрополиту Сергию «по форме и существу» не спасло от новой ссылки, в которой и его пути пересеклись с митрополитом Кириллом.

Дольше всех из подписавших воззвание от 6 февраля в Ярославской епархии пробыл архиепископ Варлаам. Как уже говорилось, после кончины святителя Агафангела, он признал назначение управляющим епархией присланного из Москвы архиепископа Павла и поначалу допускал даже сослужение с ним. Затем между ними начались трения, переросшие в открытый конфликт. Протоиерей Димитрий Смирнов в своих показаниях от 18 сентября 1929 года описал события так: «Павел принят был сначала хорошо и все думали, что наступило успокоение, но он пошел служить в церковь Сретения в Новый год по н. ст. и, мало того, начал поминать за службой митроп[олита] Сергия. За этой службой председатель] церковного] совета соборной общины Соколов выступил с протестом против новшества.

Узнав об этом, архиепископ Варлаам говорил ему, что лучше бы не вводить новшества в Ярославле, но Павел настаивал на своем и ему предложил как подчиненному это же проводить. Варлаам отказался и заявил, что служить не будет до тех пор, пока не [перестанет он, Павел, насиловать его волю, и действительно прекратил с ним сослужение и вообще службу. Ярославцы уважали Варлаама и, узнав о происшедшем, стали обвинять Павла, что он запрещает служение Варлааму, хотя фактически Павел не запрещал. Я и другие священники предпринимали все меры, чтобы их примирить, что нам и удалось. С Пасхи 1929 г. они договорились на том, что Варлаам будет служить по старому, т. е. не поминая Сергия и не введя моления о власти. Арх[иепископ] Павел поручил ему управлять Любимским и Ростовским викариатствами» .

Брат архиепископа Варлаама, епископ Герман, сообщал о нем в августе 1929 года в письме близким людям: «Почти полгода он был в великом борении от своих — друзей Сережи и своего нового шефа, заменившего умершую Агашу. Писал недавно мне, что он отстоял свою позицию и московские не настаивают, чтобы он обезьянничал и плясал по их дудке, какой они хотят умилить и разжалобить своих высоких хозяев»2.

Таким образом, видно, что на примирение с архиепископом Павлом архиепископ Варлаам согласился только при условии сохранения за ним права не «обезьянничать» и оставаться «непоминающим».

1 Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1.Л. 112 об. — 113.

2 Письма владыки Германа: Жизнеописание и духовное наследие свяшенномученика Германа, епископа Вязниковского / Сост., предисл. и примеч. А. Г. Воробьевой. М. Изд-во ПСТБИ, 2004. С. 202.

327

Примечательно, что «московские» это условие приняли. Однако такое установление церковного мира в Ярославской епархии не устраивало ОГПУ. 6 сентября 1929 года оба архиепископа и с ними еще несколько десятков человек были арестованы. Архиепископ Павел, как уже говорилось, подвергся специальной «обработке» (в том числе, видимо, и затем, чтобы в будущем не шел ни на какие компромиссы с церковной оппозицией) и был освобожден1.

Архиепископа Варлаама ждала несколько иная участь, хотя он и пытался убедить следствие в своем полном согласии с архиепископом Павлом, в знак чего ему с июля того же года вверено еще одно викариатство — Ростовское. Архиепископ Варлаам даже указывал на то, что он «несколько раз сообщал письменно епископу Евгению <...>, находящему в ссылке, с целью защиты присланного сюда арх[иепископа] Павла». Чтобы подчеркнуть свою лояльность, архиепископ Варлаам заявил: «Сам я лично считаю своей главой митрополита Сергия и его декларацию в политической части разделяю, но церковная нуждается в уточнении во избежание кривотолков. За время моего пребывания в г. Ярославле я никогда не шел против Советской власти и даже считаю это грехом. С Ленинградскими епископами Димитрием и Иосифом я связи не имею, ибо считаю их раскольниками»1'. Полностью, однако, затушевать свое расхождение с курсом Заместителя архиепископу Варлааму не удалось, поэтому на другом допросе в том же сентябре 1929 года он пояснил: «Наше расхождение с митрополитом Сергием произошло главным образом благодаря его произволу и нарушению канонов, но в настоящее время я с ним в полном примирении и в полн[ом] согласии с ар[хиепископом] Павлом»3.

Несмотря на все эти слова о полном примирении с митрополитом Сергием, архиепископ Варлаам был приговорен к трем годам концлагеря4, где через год срок заключения был ему увеличен до десяти лет5. В 1933 году он был досрочно освобожден и выслан на оставшийся срок в город Вологду6. Каких-либо сведений о его участии в деятельности «правой» церковной оппозиции по освобождении из концлагеря у автора нет7, однако и в ряды иерархии, находившейся в ведении Заместителя, архиепископ Варлаам не вернулся.

1 ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 6. Л. 9.

2 Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. 7 об.

3 Там же. Л. 13 об.

4 Тамже.Т. 2. Л. 518.

5 ЦА ФСБ РФ. Д. Р-41655. Л. 47.

6 Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 2. Л. 531.

7 В опубликованных письмах архиепископа Варлаама, относящихся к середине 1930-х годов,
о событиях, волновавших тогда Русскую Церковь, вообще ничего не говорится. Речь в них идет

Таким образом, хотя обстоятельства жизни у пяти Ярославских иерархов, выступивших вместе в феврале 1928 года, сложились затем по-разному, по пути митрополита Сергия и его единомышленников не пошел ни один из них.

Завершая тему выступления Ярославской оппозиции, можно сказать, что своей прямой цели — побудить митрополита Сергия к открытому раскаянию — оно не достигло. От своей политики «угодничества внешним» он не отказался (впрочем, в условиях того времени сделать он это мог лишь пожертвовав своим заместительством: «внешние», очевидно, смены курса ему бы не простили). Как только Заместитель почувствовал,  что его позиции достаточно прочны,  он в свойственной ему манере стал грозить прещениями святителю Агафангелу и его викариям, обвиняя их в раскольничестве.  Чтобы  оставить хоть  какие-то  пути для выхода из тупика, Ярославские иерархи пошли на уступки и примирительное разъяснение своей позиции. Не отрицая в принципе полномочий митрополита Сергия, они разграничили вопросы сохранения церковного единства и исполнения смущающих совесть распоряжений Заместителя. Святитель Агафангел и его викарии указали границу, за которой церковная дисциплина теряла свою действенность, превращалась из средства укрепления Церкви в средство ее разрушения. Вопреки упрощающим действительную ситуацию утверждениям о том,  что перед своей кончиной митрополит Агафангел полностью подчинился   митрополиту  Сергию,   Ярославский   святитель остался при своем понимании соотношения значимости велений христианской совести и требований формально-должностной дисциплины. Хотя Ярославским иерархам и не удалось добиться от Заместителя изменения его церковной политики,  они показали  всем,  что  сохранение единства Русской Церкви не требует обязательного следования этой политике, инициированной ОГПУ. В этом и    заключается    главный    результат    их    выступления.