Анатолий Слезин
«НОВЫЕ ВЕРУЮЩИЕ»: ДЕЛА И ИЛЛЮЗИИ
Оп.: Тамбовский комсомол: грани истории. Т.1(1918-1945). Под редакцией А.А. Слезина. - Тамбов: "Пролетарский светоч", 2008. 467+48с.
См. библиографию.
Автор:
Слезин Анатолий Анатольевич — заведующий кафедрой «История и философия» Тамбовского государственного технического университета, доктор исторических наук, профессор. Родился 4 мая 1964 года в г. Кирсанове. В 1986 году окончил исторический факультет Тамбовского государственного педагогического института по специальности "история и право". Работал корреспондентом газеты "Ленинец" (г. Кирсанов) и редактором газеты "Народный учитель" (ТГПИ). Служил в Советской Армии. С 1988 года работает в ТИХМе (ТГТУ). В 1989-1993 гг. заочно учился в аспирантуре кафедры отечественной истории ТГПИ (научный руководитель — проф. Н.А. Окатов). С марта 2001 года возглавляет кафедру «История и философия». В 1993 году в Воронежском государственном университете защитил кандидатскую диссертацию. В октябре 2000 года в Саратовском государственном социально-экономическом университете защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора исторических наук по специальности 07.00.02. - Отечественная история. Тема докторской диссертации: "Роль комсомола в формировании политической культуры советского общества (1921-1929 гг. На материалах Центрального Черноземья)".
С 2005 года член-корреспондент, с 2010 г. — действительный член Российской академии естественных наук, с 2009 года член-корреспондент Российской Академии Естествознания. Член региональных правлений (советов) ряда научных обществ. Под редакцией А.А. Слезина издаются межвузовские сборники научных трудов "Гуманитарные науки: проблемы и решения", "Труды кафедры истории и философии ТГТУ", а также тематические сборники. Работает в составе редакционных коллегий научных журналов "Берегиня. 777. Сова. Общество. Политика. Экономика.", "Вопросы современной науки и практики. Университет имени В. И.Вернадского", ""Белые пятна" российской и мировой истории" и др. Председатель редакционной коллегии научного рецензируемого журнала "Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики" (входит в Перечень ВАК). Заместитель председателя Объединенного Диссертационного совета по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук по специальностям "Отечественная история" и "Всеобщая история". Член регионального экспертного Совета по проведению экспертизы проектов и программ по приоритетным направлениям научной и инновационной деятельности в Тамбовской области.
Область научных интересов: ювенальная история, история государства и права России, краеведение, историческая демография, политология, интеллектуальная история, методика преподавания социально-гуманитарных дисциплин, междисциплинарная проблема политического контроля, социально-политическая история советской России.
А.А. Слезин является автором более 270 научных и учебно-методических работ, в том числе монографий "В борьбе за нового человека. Комсомол 1920-х годов как институт политической социализации" (Тамбов, 1998), "Миру крикнули громко ..." (Тамбов, 2000), "Молодежь и власть" (Тамбов, 2002), "Тамбовский комсомол: грани истории. 1918-1945" (Тамбов, 2008, в соавторстве), "За "новую веру". Государственная политика в отношении религии и политический контроль среди молодежи РСФСР (1918-1929 гг.)" (М.:РАЕ,2009),"Тамбовский комсомол: грани истории. 1946-1991" (Тамбов, 2010, в соавторстве). Лауреат Всероссийского конкурса на лучшую научную книгу по юриспруденции 2009 г. Статьи А. А. Слезина регулярно публикуются в журналах "Вопросы истории", "Клио", "Вестник ТГТУ", "Политика и общество", "Право и политика" и др.
Очерк 5. «Новые верующие»: дела и иллюзии
Сегодня вряд ли кто посмеет оспорить, что одной из главных причин жестокого противоборства граждан послереволюционной России была антирелигиозная политика большевиков. Ненависть верующих к антихристовой власти с первых лет существования комсомола распространялась и на него, хотя в годы гражданской войны активная массовая антирелигиозная деятельность еще не являлась одним из основных направлений работы ВЛКСМ.
В 1921 году изменения экономического курса большевиков породили надежды на ослабление действий власти против церкви и верующих. Как вспоминал И. И. Скворцов-Степанов, летом 1921 года против линии на ослабление антирелигиозной деятельности выступил сам В. И. Ленин, заявивший, что "нэп таких обязательств на нас налагать не может"1. В мае 1921 года Пленум ЦК РКП(б) рассмотрел вопрос о нарушении членами партии пункта 13 Программы РКП(б), а в специальном постановлении ЦК от 9 августа 1921 года потребовал от коммунистов прекращения связи с любой конфессией под страхом исключения из партии. Этим был дан ориентир в организационной деятельности не только для партийных, но и для комсомольских органов.
Так как нэп воспринимался как отступление от социалистических завоеваний, представлявшее угрозу не только существованию молодого государства, но и социалистической идеологии, считалось особенно важным усилить атаку на церковь. В. Квятневский в тамбовском журнале "Коммунист" писал: "Мы довольно хорошо укоротили рьяность в работе кулацко-поповских элементов деревни в годы революции, но мы их не добили. Новая экономическая политика дала им возможность снова крепнуть, снова строить свои центры влияния вокруг церкви, вокруг религиозных кампаний, путем экономического подчинения под свое влияние бедняка и середняка"2. Разрушение религиозных центров, утверждение коллективной собственности подавались как пути формирования научного мировоззрения. Пропаганда научных взглядов о природе и обществе больше представлялась в качестве альтернативы религии, чем насущной жизненной необходимостью.
Особую остроту борьба с религией приобрела в период кампании по изъятию церковных ценностей. Кампания изначально замышлялась именно как насильственное изъятие, демонстративное ограбление. Тамбовский губком РКП(б), информируя о ходе работы, сообщал, что на "15 июля 1922 года по губернии изъято серебра 645 пудов...золота 10 фунтов...камней драгоценных 2416 штук весом 31 фунт"3. В переплав пошли священные предметы, ризы с особо чтимых икон. В Тамбове, например, сняли ризу с иконы Тамбовской Божией матери и при помощи "обновленцев" – серебро с раки св. Питирима4. Это не могло не вызвать противодействия со стороны духовенства и верующих. Вооруженные столкновения с отрядами ЧОН и ГПУ произошли в Шацком, Елатомском уездах. Всего по губернии за сопротивление властям было предано суду 105 человек5.
Параллельно с изъятием ценностей из церквей по инициативе губкома РКП(б), опередившего тактику ЦК, производилась тайная работа, направленная на раскол местного духовенства. Секретарь губкома партии в апреле 1922 года сообщал, что "вероятно, мы первые в республике предугадали тактику ЦК о расколе духовной иерархии"6.
Впрочем, в то время, когда партийное руководство озаботилось проблемами раскола Православной церкви и откровенно симпатизировало "обновленцам", классовый подход в комсомоле исключал возможность дифференцированного подхода к духовенству, все духовное сословие рассматривалось в качестве враждебной антинародной силы. Как пелось в комсомольской частушке:
Что раввины, что попы
Стало одинаково7.
В комсомольских документах расхожим стало обвинительное заключение типа "якшался со священнослужителями" или "имел связь с религиозниками". Ветеран коммунистического молодежного движения из г. Кирсанова О. С. Павлова вспоминала: "На собрании ячейки Тамбовского строительного техникума, куда подала заявление о приеме в комсомол, меня спросили: "Веришь в Бога?" Я тут же выпалила: "Ни в Бога, ни в черта не верю!" и расплакалась. А какой-то дотошный парень продолжал: "А давно ли к попу бегала?" – "Учиться хотела – вот и бегала..." Я ведь занималась у жены священника, она когда-то была учительницей в церковной школе. Особых знаний, конечно, учеба не дала, но читать-писать научилась"8.
В данном случае "контрреволюционный контакт" оказался почти безнаказанным. Как говорила Ольга Степановна, "испугом отделалась". И это было действительно так, хоть условно, но в комсомол ее приняли. Однако, неприязнь к религии, которая чуть было не привела к крушению ее жизненных планов, после этого случая О. С. Павлова сохранила на всю жизнь. В личной беседе уже на склоне лет она с восторгом вспоминала свое участие в антирелигиозной работе в юности, отметив, что и в 1980-е годы, живя за 200 метров от церкви, в ней ни разу не была.
Комсомольцы 1920-х годов с одобрением относились к "коммунизированию" церковных сооружений – передаче их на нужды советской власти. Сухотино-Знаменский монастырь был превращен в сельскохозяйственную колонию. Предтече-Трегуляевский монастырь был передан для перевоспитания малолетних преступников. И перечисление подобных случаев можно еще продолжать и продолжать...
Более того, комсомольцы не упускали любую возможность для заселения в культовые здания своих учреждений, воспринимая это как меру восстановления социальной справедливости, использование имущества, нажитого обманом народа, для настоящего дела. В Кирсанове в здании бывшего женского монастыря открыли комсомольский клуб. Там работали драматический, музыкальный, хоровой кружки9. Школа-коммуна в селе Оржевка заняла здания мужского монастыря, используя их и для хозяйственных нужд. Комсомольский самодеятельный поэт-самоучка коммунар Александр Ряшин торжествовал в местной стенгазете по поводу уничтожения "вороньего гнезда":
Было, когда-то было
В этом месте гнездо воронье,
Много больных и хилых
Шло сюда к чудотворной иконе...10
Оржевцам же деятельность комсомольцев представлялась святотатством. Ведь монастырь оставил добрую память своей благотворительной деятельностью. Он содержал приют для детей, церковную школу, больницу. При монастыре находился родник великомученицы Варвары, пещеры по подобию Киево-Печерских, свято чтимые верующими11.
Большую роль борьба с религией играла для комсомола в русле общей борьбы за установление своей монополии в молодежном движении России. Рассматривая на закрытом заседании 26 октября 1922 года вопрос о тактике по отношению к некоммунистическим организациям молодежи, ЦК РКСМ особое внимание уделил союзам христианской молодежи. Среди намеченных мер, направленных на борьбу с ними: недопущение в ряды религиозных организаций лиц моложе 18 лет; запрещение священнослужителям различных религиозных культов занимать выборные должности; постоянная материальная изоляция (высокая стоимость помещения, переписки, запрет сборов и концертов и т.д.); возбуждение преследований в административном порядке за агитацию против армии, всевобуча, уплаты налогов; устройство диспутов и антирелигиозных кружков. Ключевая фраза в постановлении: "Объединений не допускать!"12.
Наиболее распространенными формами антирелигиозной деятельности комсомола в начале 1920-х годов были так называемые комсомольское рождество и антипасха.
Первая кампания комсомольского рождества прошла в 1922 году. Рекомендовалось проводить обход по домам с красной звездой, "славя Советскую власть", устраивать "красные елки". Основным лозунгом кампании было: "Смотр низложенных богов". Комсомольцы должны были показать, что в празднестве нет никакой святости, что никакие боги не рождались и не умирали, что новому поколению не нужны ни боги, ни черти. Подготовлено комсомольское рождество было плохо. Литература вышла лишь накануне мероприятия. Критично оценив итоги комсомольского рождества, ЦК РКСМ на заседании 27 января 1922 года постановил провести комсомольскую пасху с большей подготовкой и привлечением народного комиссариата просвещения13. Однако перелома в качестве антирелигиозной деятельности не произошло.
На рубеже 1922-1923 годов печать развернула кампанию против "примиренцев" в комсомоле. Так называли тех, кто хоть сам и не верил в Бога, но ко многим религиозным праздникам относился как к красивым традициям, которые не мешают коммунистическому строительству. В передовице "Комсомольское рождество" газета "Безбожник" 1 января 1923 года давала поистине издевательскую отповедь приверженцам подобных взглядов, сравнивая следование традициям отцов и дедов с возвращением к обычаям первобытного общества, когда "предки жили в звериных норах и пещерах, питались человеческим мясом, прикрывали голое тело звериными шкурами, жили беспорядочными, стадными, групповыми семьями". Комсомольцы призывались праздновать свои праздники, посвященные победам над классовыми врагами трудящихся и над силами природы. Ценность новых праздников видели в комсомоле в поклонении не святым, воспринимаемым молодежью как нечто мифическое, а людям, которые пострадали за строительство коммунизма, то есть за комсомольцев. Про один из главных новых праздников Е.М.Ярославский писал: "Не святители чтутся в этот день, не чудеса какие-нибудь случались в день 1 мая... В день 1 мая крестьянин и рабочий почувствует, что есть праздник, объединяющий все трудовое человечество без различия вер, без различия языка, только на основе союза труда и борьбы за освобождение этого труда"14. В тоже время комсомольцы обязывались не устраняться от религиозных праздников, а использовать их в интересах антирелигиозной пропаганды, демонстрируя, что "молодежь не верит богам земным и небесным и стаскивает их на землю, показывает их такими, каковы они без прикрас"15.
Поистине грандиозный размах был придан комсомольскому рождеству в 1923 году. В Тамбове вечером 6 января к каждому культовому сооружению устремились массовые демонстрации с пением революционных песен, факелами, плакатами с изображением святых и священнослужителей разных религий. Комсомольцы в костюмах священнослужителей проводили альтернативные антирелигиозные "богослужения". С грузовика "конкурировала с церковными" колоколенка, где языки колокола раскачивали чучела Деникина, Колчака, Пуанкаре, Керзона и др.
В Липецке тогда же был поставлен кощунственный спектакль "Три Иисуса" и прочитана лекция, высмеивающая непорочное зачатие. В Козлове фейерверк, "обдавший искрами купола церквей", заставил духовенство перенести всенощную. Было сорвано богослужение в Моршанске. В Борисоглебске, Кирсанове, Лебедяни под бой барабана и пение "Интернационала" сжигали изображение Бога.
Повсюду распространялась листовка губкома комсомола "Подарок от комсомольского рождества для обывательского торжества", где неизвестный самодеятельный автор предлагал на мотив "Смело, товарищи, в ногу":
Кончили кланяться богу-
Все это ложь и обман.
К правде нашли мы дорогу,
Сброшен угарный дурман.
Верим мы в крепкие руки,
Рвущие звенья оков.
Верим мы в светоч науки-
Двигатель наших умов.
Прячься в глубокие дыры,
Тот, что от жизни отстал,
Сброшены с тронов кумиры,
Век обновленья настал16.
После такого празднования комсомолом рождества хлынул поток жалоб от населения, особенно крестьян. В преддверии пасхи 1923 года ЦК РКП(б) был вынужден принять инструкцию "Об антирелигиозной кампании во время пасхи", где предписывалось "перенести центр тяжести на научное объяснение происхождения религиозных праздников"17. Антипасха, действительно, была отмечена заслушиванием антирелигиозных лекций, что ни в коем случае не отрицало прежние формы борьбы с православием. Вот, например, строки из отчета о проведении антипасхи в Борисоглебском уезде: "В городе в 9 часов вечера по сигналу трубачей все ячейки с факелами и пением революционных песен направились к зданию Пролетклуба. У здания клуба – митинг, лекция партийцев еврейского происхождения о религии, спектакль "Три Иисуса". Присутствовало 2500 человек"18.
В июне 1923 года вопрос об антирелигиозной работе комсомола обсуждался на пленуме ЦК РКСМ. Он рекомендовал "имея ввиду длительный характер антирелигиозной борьбы, сделать ее постоянной частью воспитательной работы, не предпринимая особых антирелигиозных выступлений"19. Основными формами научно-атеистической пропаганды провозглашались лекции, тематические вечера, коллективные читки и беседы, выступления в печати. Но и на лекциях, в газетных и журнальных публикациях, диспутах религия и церковь по-прежнему представлялись мракобесием, просто "контрой".
Вряд ли было понятно рядовому слушателю содержание лекции, разоблачающей древние корни религиозно - мистического сознания, рекомендованной среди других к прочтению в сельской местности. В ней планировалось рассказать о богах древнего мира Адонисе, Сириусе и т.п. "Полуграмотная аудитория не в состоянии даже вообразить, где находятся все эти страны с их мудреными названиями ... да еще 4-5 тысяч лет назад", – справедливо писала в 1925 году М.Костеловская, редактор журнала "Безбожник"20.
Да и сами комсомольцы к роли пропагандистов атеизма были не готовы. Сказывалась необразованность. Не имея необходимых знаний и умений для цивилизованной пропаганды атеизма, но твердо усвоив, что при коммунизме религии места нет, комсомольцы все чаще в виде решающих аргументов использовали физическую силу. Заходя в церкви, комсомольцы старались разозлить прихожан, спровоцировать на конфликты: курили, не снимали фуражек, грызли семечки и т.п. Комсомольцы Вановской ячейки Моршанского уезда, надев маски, сломали деревенскую часовенку и выбросили ее в колодец21. В Отьясской волости комсомольцы устраивали принародные сжигания икон22.
Отличного пропагандиста безбожия комсомольцы видели в частушках и песнях. Направленность их ярко выражает, например, такой "шедевр" (один из самых приличных):
Будем делать чудеса,
Ничего нет проще.
Из попа мы в полчаса
Приготовим мощи23.
В этих зарифмованных строчках море злобы, вульгарщины, но ни грамма атеизма. Не лучше были и стихи, популяризируемые комсомольской печатью. Напоминала площадную брань и комсомольская антирелигиозная публицистика.
Борьба с религией выражалась и во внедрении в общественную жизнь новой советской обрядности. Религиозные обряды являлись составной частью народной культуры и сопровождали человека от рождения (крещение) до смерти (погребение). Советская обрядность была нацелена на вытеснение из быта всех этих "поповских штучек" при сохранении "художественного оформления торжественных моментов жизни"24. Обязательным атрибутом новых обрядов было также их политико-воспитательное содержание.
В целом новые обряды приживались очень медленно. Так, по данным ГубРКИ за 1924 год в Рассказовской волости Тамбовской губернии было зафиксировано: гражданских похорон – 7, октябрин – 2, рождений без крещения – 13, свадеб комсомольских – 2, свадеб без венчания – 3025.
Невенчанный брак, особенно в деревне, не признавался, считался блудом. Вполне понятны мотивы, двигавшие тамбовским юнкором Василием Ушаковым, который в неопубликованном стихотворении "С венцом или без венца" обозначил неразрешимую для надумавшего вступить в брак комсомольца дилемму: обвенчается – исключат из комсомола, откажется – родители не дадут разрешения на брак26.
В 1924 году М.С. Ольминский предложил идею отказа от расточительства при похоронах на гробы и венки (за исключением случаев, диктуемых пропагандистской необходимостью) и полной утилизации трупов коммунистов, обязанных отдать себя без остатка строительству нового общества в самом буквальном смысле слова27. Идея вызвала одобрение среди некоторых коммунистов и комсомольцев, и, хотя полностью в жизнь не воплотилась, в аскетизме похоронных церемоний коммунистической молодежи вполне видны ее отголоски.
Очень мало находилось в провинции людей даже в рядах партии и комсомола, одобрявших превращение похорон или свадеб в митинги. Если не открыто, то в разговорах с друзьями даже многие руководители партийных и комсомольских организаций говорили о пагубности жесткого подхода к обвенчавшимся или, тем более, просто принимавшим участие в обрядах крещения, венчания или погребения, полагая необходимым "делать различия по религиозным предрассудкам, ибо нельзя темных крестьянских коммунистов, не знающих элементарных правил коммунистической этики приравнивать к рабочим или служащим, более развитым. Крестьяне поставлены в условия необходимости. Надо крестить ребенка, венчаться и т.п."28.
И, действительно, далеко не каждый из деревенских коммунистов и комсомольцев был готов идти против течения, когда тебя называют "христопродавцем", высмеивают в частушках, видеть, как обижены родственники.
В комсомоле, бесспорно, были и юноши и девушки, которые понимали, что их разгульное поведение работает против комсомола и коммунистической идеологии вообще. Это осознание приходило ко многим даже на бытовом уровне. Нередко осуждали разгул комсомольских выходок против верующих наставники-коммунисты. В решении совещания секретарей деревенских ячеек РКП(б) при Тамбовском укоме в декабре 1924 года подчеркивалось, что антирелигиозная пропаганда РКСМ "должна вестись путем систематической работы по распространению сельскохозяйственных и естественнонаучных знаний, проведения агрокультурных мероприятий и т.д. Всякие другие методы этой работы должны быть отвергнуты"29. Однако решительных мер, пресекающих хулиганские выходки комсомольцев, не принималось. Сами коммунисты тоже не имели навыков научной пропаганды атеизма. Критика подшефных носила характер очередной кампании. В 1924 году, например, она активизировалась после апрельского заявления И.В.Сталина: "Командование в деревне, бесчинства во время выборов в Советы, попытки подменить партийные, кооперативные и советские организации, хулиганские выходки при так называемой антирелигиозной пропаганде – все это должно быть отброшено и ликвидировано немедля, как нечто порочащее знамя комсомола и совершенно недостойное звания комсомольца"30.
Официально в середине 1920-х годов утверждалось, что борьба с религией используется коммунистическими организациями прежде всего как метод борьбы с культурной отсталостью масс. Но при этом данная "отсталость" понималась весьма оригинально. Обратимся к типичным лозунгам, используемых тогда в плакатах, стенгазетах, выступлениях "Синей блузы". Многие из них вполне объяснимы стремлением к самосовершенствованию молодежи: "Религия – стена на пути культурного развития масс", "Вместо праздничной пьянки – разумный, культурный отдых", "Заменим пьяные праздники днями культурного отдыха". Но большинство лозунгов не избавлено от уничижительного, а порой и злобного отношения к религии: "Безбожный путь к поднятию культурности масс", "Исповедь спасает не трудящихся, а эксплуататоров от натиска угнетенных", "Христос воскрес – это лозунг, которым буржуазия угнетала трудящихся", "Молодежь, вступай в ряды безбожников, строй новый безбожный быт". Создается впечатление, что заботились комсомольцы о благородном поведении юношества не всегда, а лишь в дни религиозных праздников ("Ни одного пьяного парня или дивчины в дни пасхи"), что они просто хотели заменить религиозные празднества своими ("Убирай комнату, покупай обнову и подарки не к поповскому празднику пасхи, а к празднику трудящихся 1 мая")31.
Заметную роль в общественной жизни страны с середины 1920-х годов стал играть Союз безбожников, строящийся как широкая организация рабоче-крестьянской общественности. Общество возникло в 1924 году (официально – с 1925 года, когда состоялся I съезд членов "Общества друзей газеты "Безбожник") и было расформировано лишь в 1947 году. Основу общества составили местные антирелигиозные кружки и общества32.
Особые надежды при создании союза безбожников возлагались на комсомольцев, проявивших активность в ходе изъятия церковных ценностей, "комсомольского рождества" и антипасх начала 1920-х годов. В комсомольские ячейки устав был разослан в первую очередь33. В одном из первых циркуляров исполнительного бюро союза безбожников комсомольцы назывались наиболее подходящими кадрами для пропаганды безбожия34. Ставились задачи развернуть соревнование на полное обезбоживание сел, очищение от всех остатков религиозного быта, на лучшее проведение религиозных кампаний, безрелигиозных свадеб, похорон, октябрин и т.д. И действительно, в большинстве сел Тамбовщины именно комсомольцы составили костяк "безбожных" организаций. Людей более зрелых авантюристские лозунги привлекали меньше, вступали они в него, как правило, под административным давлением.
Впрочем, если сравнивать с предыдущим и последующим периодами, в середине 1920-х годов в действиях советов Союза безбожников преобладала "умеренная линия". Красноречиво это подтверждает тогдашний основной лозунг союза: "Через ОДГБ овладеем естествознанием, чтобы иметь крепкое оружие в борьбе с религией". Созвучными этой линии были тогда и подходы к антирелигиозной работе комсомольских организаций. Антирелигиозные мероприятия они проводили под лозунгами внедрения в массы естественнонаучных материалистических знаний, преобразования культуры и быта. В докладе на комсомольской конференции в Тамбове подчеркивалось: "В борьбе с религией мы должны действовать такими способами, такими методами, которые не озлобляли бы верующего населения, а которые исподволь ковыряли бы это религиозное засилье среди широких малокультурных масс, особенно в нашей деревне"35.
В комсомоле все отчетливее начинали осознавать вред некомпетентности в антирелигиозной пропаганде. Тамбовский губком комсомола советовал деревенским активистам при выступлении по антирелигиозному вопросу "говорить не против попов, ибо часть крестьянства уже давно смотрит на попов отрицательно и их не надо убеждать, другая же часть скажет, что попы одно, а мы верим в бога и будем верить"36.
В декабре 1926 года политпросвет ЦК ВЛКСМ фактически сказал комсомольцам: "Если не знаете, как переубедить крестьян в их воззрениях о Боге – лучше молчите". Дословно это звучало так: "При отсутствии в подавляющем большинстве случаев в деревне сил, подготовленных для антирелигиозной пропаганды надо решительно отказаться от попыток проведения широких лекций, докладов на массовых собраниях, тем более диспутов на антирелигиозные темы. Взамен всего этого надо организовывать в избе-читальне громкие чтения, используя для этого статьи и беседы из газеты "Безбожник"37. Оказалось, что значительно эффективнее массовых театрализованных антирелигиозных представлений, на которые истинные верующие просто не приходили, обыкновенное распространение атеистической литературы. Крестьянин, конечно, публично осуждал "бесовские" действия, но, с другой стороны, как обычно, не против был в тайне от посторонних глаз вкусить "запретный плод".
Между тем, подобные взгляды и методы работы, вполне отвечавшие требованиям высшего партийного руководства в середине 1920-х годов, выглядели устаревшими в свете новых требований партии. В 1927 году на XV съезде ВКП(б) И.В. Сталин сделал акцент на противоположном: "У нас имеется еще такой минус, как ослабление антирелигиозной борьбы"38. Немного раньше прозвучал его призыв "довести до конца дело ликвидации реакционного духовенства"39. Комсомольцев, как в начале нэпа, все чаще критиковали за примиренческое отношение к религии, хотя критики они по-прежнему заслуживали, прежде всего, за неумелые выступления против религии, запугивание верующих, устройство диспутов силами неподготовленных комсомольцев. То, что все это имело место и в последние годы нэпа, подтверждают документы агитпроса ЦК ВЛКСМ40.
Комсомольцы хотели моментально изменить все миросозерцание отцов и дедов, не успев в достаточной мере сформировать свое собственное сознание. Критике были подвергнуты все церковные организации, все религиозные направления. На страницах комсомольских газет не оставлено было без внимания не только пьянство, разврат и драки между священнослужителями, но и причины раздоров, средства, с помощью которых наносились удары. Эта критика способствовала совершенствованию нравственного облика священнослужителя, но мирянами воспринималась положительно далеко не всегда. Общественное сознание было настроено против юнцов, поучавших старших, тем более священнослужителей. А случаи "напраслины", клеветы приводили зачастую к тому, что любой выпад против служителей религиозного культа, даже справедливый, воспринимался как оговор.
Как сектанты рекрутируют себе сторонников, используя каноны той или иной мировой религии, но в непривычном, осовремененном звучании, так и комсомольцы привлекали к себе не только своим бунтарством, но и определенным традиционализмом. Как русское православное христианство со времен Киевской Руси вопреки желаниям иерархов церкви вобрало в себя некоторые языческие традиции, так и коммунистическая квазирелигия при всей жестокости борьбы с православием не могла не вобрать в себя хотя бы элементы вековых христианских традиций.
"Массовый атеизм" 1920-х годов во многом внедрялся по аналогии с христианизацией Руси, когда на местах языческих святилищ ставились христианские церкви, в языческие заговоры вселялись имена христианских святых, а языческие имена людей заменялись христианскими. Комсомольцы пытались заменить церкви избами-читальнями, христианские праздники – комсомольскими, церковные песнопения – "Интернационалом" и т.п. Имена, которые обычно давались при крещении, тоже заменялись новыми: Ким (в честь Коммунистического Интернационала Молодежи), Владлен (Владимир Ленин), Труд, Пролетарий, Сталина, даже Комсомолия... Вместо крестин устраивали октябрины. На место икон ставили "портреты вождей, на место креста, возглавляющего купол, пятиконечную звезду... Маркса изображают в виде Бога – отца на небесах с "Капиталом" в руках вместо скрижалей, а вместо архангелов летят красноармейцы с трубами". В это время можно было увидеть и крест с надписью "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" и изображением серпа и молота41.
Религиозные черты видели в деятельности комсомола многие крестьяне. Симптоматична частушка, появившаяся в селе Раево Алгасовского района в период перехода к коллективизации. В местной комсомольской ячейке распространяли портреты Ленина, что и было отмечено народным творчеством:
Комсомольцы – лодыри
Своего Бога продали.
Стали денег набирать,
Себе трактор покупать42.
В общественном сознании крестьянства комсомольцы заполнили готовую нишу. Идеализированные представления комсомольцев о социализме как обществе всеобщего равенства и неограниченных возможностей для многих крестьян, особенно деревенской бедноты, оказались привлекательнее посулов священнослужителей райской жизни в загробном мире. Коммунистические идеологи обещали хорошую жизнь в ближайшем будущем и надежды на это в те годы нэпа, когда социально-экономическая ситуация улучшалась, все более укоренялись. В пользу коммунистов и комсомольцев работали пьянство и безделье, связанные с религиозными праздниками. Осуждая их, развертывая агрономическую пропаганду, передавая церковные здания школам и учреждениям культуры, коммунистические активисты в глазах значительной группы крестьян представали как своеобразные "новые протестанты", осовременивающие веру в грядущее счастье. Характерно письмо крестьянина из села Грачька в газету "Тамбовский крестьянин": "Отступят крестьяне от поповского пути, и пойдя по правильному пути, намеченному еще покойным вождем Владимиром Ильичем… они скоро переедут через культурный мост той счастливой жизни к той цветущей жизни, которая зацветет во всем мире красным цветом октября"43.
Чрезвычайные меры в сельском хозяйстве разочаровали крестьян в их вере в социализм. В мае 1928 года крестьянин села Озерок Юрловского района Козловского округа Т. Волков заявил: "После введения новой экономической политики крестьянство имело возможность сделать шаг вперед в сторону улучшения своего хозяйства, но этому ходу начинает противодействовать новая политика соввласти"44. Еще более ярко выразился в 1929 году крестьянин из села Осиновка Тамбовского округа И. Свиридов: "Мы уже на большевиков молиться стали, подумали, что и вправду десять лет назад все так плохо было из-за разных бандитов, а они на нас вновь как антихристы пошли"45. Как в любой трудный момент российской истории, во время "великого перелома" усилилась религиозность крестьянства. Только теперь демонстрировать ее оно не смело.
В период хлебозаготовительного кризиса 1927-1928 годов активизировались попытки связать религию с контрреволюцией. И. В. Сталин в апреле 1928 года на собрании актива московской организации ВКП(б) обосновывал их так: "Мы предприняли вмешательство партии в заготовительную кампанию и удар по кулацко-спекулянтским элементам после ХV съезда нашей партии... Получилась в известной степени такая же комбинация (конечно, с соответствующими оговорками), какая имела место в 1921 году, когда партия во главе с Лениным, ввиду голода в стране, поставила вопрос об изъятии ценностей из церквей на предмет приобретения хлеба для голодающих районов... и когда попы, уцепившись за ценности, выступили на деле против голодающих масс и тем самым вызвали озлобление масс против церкви вообще... против попов и их руководителей в особенности... Дело в том, чтобы связать широкую массовую антирелигиозную кампанию с борьбой за кровные интересы народных масс и повести ее таким образом, чтобы она, эта кампания, была поддержана массами"46. Конкретизируя идеи Сталина применительно к комсомолу, Н. Чаплин на V Всесоюзной конференции ВЛКСМ говорил: "Мы штурмовали небеса, проводили комсомольское рождество и комсомольскую пасху. Потом за этот штурм нам влетело и мы замолкли. Я думаю, что это говорит только о том, что мы "штурмовать" умеем, а работать изо дня в день не умеем. Поэтому фронт антирелигиозной пропаганды должен быть важнейшим участком нашей деятельности, ибо борьба сектантов и духовенства за влияние на молодежь является частью той общей борьбы за молодежь, которую ведут враждебные нам классы"47. Первая областная комсомольская конференция ЦЧО более сухо, но по сущности также преподнесла эту мысль в своей резолюции48.
Антирелигиозная борьба была переведена в русло внутрипартийной борьбы, зачислялась в формы борьбы с правым уклоном, выдвигалась задача в первую очередь разоблачать контрреволюционную классовую роль религии. VIII съезд ВЛКСМ прямо требовал от комсомольцев "разоблачать духовенство как защитника интересов кулачества"49. Руководящие органы союза безбожников осуждали и "ультралевое анархическое фразерство", под которым понималось упрощение антирелигиозной пропаганды50. На деле подобной болезнью страдали практически все местные организации ЦЧО как в комсомоле, так и в союзе безбожников, и в отличие от борьбы с правым уклоном борьба с "левизной" в деятельности первичных комсомольских организаций отсутствовала.
Одной из форм наступления на церковь вновь стала кампания по вскрытию и ликвидации святых мощей. Но теперь, помня о былых массовых протестах, власти не устраивали показных глумлений над мощами.
Антирелигиозная пропаганда велась буквально по каждому удобному и неудобному поводу. Так, призывая участвовать в обороне СССР, Центральный Совет Союза безбожников подчеркивал: "Безбожники должны разъяснять массам, что война против СССР благословляется попами всех стран"51.
С 1928 года решительное "открытое наступление на религию" начала "Комсомольская правда". Она убеждала, что за спиной кулака стоят многие религиозные организации, которые увеличивают силы, идеологизируют кулака. Газета стала инициатором критики Союза безбожников, обвиняемого в примиренческом отношении к религии. Более дружелюбным было отношение к СВБ у руководства местных комсомольских организаций.
В декабре 1928 года секретарь обкома ВЛКСМ ЦЧО С. Андреев призвал добиться, чтобы везде, где есть комсомольские ячейки, были и ячейки Союза безбожников. Вновь "разумной организацией праздничного досуга", якобы предотвращающей массовые пьянки, хулиганства, обычно связанные с Рождеством" назывались антирелигиозные карнавалы52. Антирождество праздновалось теперь целых две недели: от католического до православного. В избах – читальнях устраивались громкие читки антирелигиозной литературы, пение частушек, игры молодежи, хоровое пение53.
В феврале 1929 года за подписью секретаря ЦК ВКП(б) Л. Кагановича в областной и окружные комитеты партии ЦЧО поступило письмо ЦК ВКП(б) "О мерах по усилению антирелигиозной работы", в котором одной из причин торможения "процесса изживания религии" называлось недостаточное внимание к этой работе комсомольцев. Духовенство, активные рядовые верующие, органы церковного управления и религиозные организации зачислялись в разряд противников социализма, назывались "единственной легальной действующей контрреволюционной организацией, имеющей влияние на массы", им предъявлялись обвинения в мобилизации реакционных и малосознательных элементов в целях "контрнаступления на мероприятия Советской власти и компартии"54.
Призыв ЦК партии активизировать антирелигиозную работу был подхвачен советскими и комсомольскими органами. 8 апреля 1929 года Президиум ВЦИК принял постановление "О религиозных объединениях", в котором законодательно закрепил, что религиозные общества не вправе заниматься какой-либо иной деятельностью, кроме как удовлетворением религиозных потребностей верующих, что следует запретить им какой-либо выход в общество. Профсоюз печатников принял постановление об отказе печатать в типографиях религиозную литературу. Руководством кооперации было дано указание на места о запрещении производства и продажи предметов религиозного культа55.
В мае 1929 года состоялся ХIV Всероссийский съезд Советов РСФСР, где даже такие умеренные большевистские лидеры, как А. И. Рыков и А. В. Луначарский выступили с призывами резко усилить борьбу "с двумя главными... культурными врагами, со всевозможными церквами и религиями, в каких бы то ни было формах" (из выступления А. В. Луначарского)56. Именно на этом съезде из Конституции РСФСР было изъято положение о свободе религиозной пропаганды.
II Всесоюзный съезд безбожников в июле 1929 года переименовал организацию в Союз воинствующих безбожников. Это стало наиболее ярким внешним выражением перехода власти к более активным антирелигиозным действиям. "Обращение Второго Всесоюзного съезда воинствующих безбожников СССР ко всем трудящимся, ко всем рабочим, крестьянам и красноармейцам СССР" было проникнуто нетерпимостью к религии: "Для нас борьба на антирелигиозном фронте есть только один из видов классово-политической борьбы, которую ведет труд против капитала..."57. Возраст вступающих в СВБ был понижен съездом до 14 лет. Создавались группы юных воинствующих безбожников, куда можно было вступить с 8 лет. (Это решение фактически лишь узаконило существующее положение. В Тамбовской губернии подобные группы существовали уже с 1927 года58).
ЦК ВЛКСМ и "Комсомольской правде" на съезде пришлось столкнуться с серьезной оппозицией "воинствующей линии". Обострились личные отношения между наиболее радикально настроенными антирелигиозниками из ЦК ВЛКСМ и Председателем Центрального Совета СВБ Е. М. Ярославским, на страницах "Комсомольской правды" и "Безбожника" развернулась публичная полемика между ними. Но хотя формальную победу одержали "умеренные", а ЦК ВЛКСМ отмежевался от выступлений радикалов, "воинственность" антирелигиозной работы и ВЛКСМ, и СВБ не ослабла. Дискуссия лишь показала желание обеих организаций быть передовиком борьбы с религией, "законодателем моды" в ней.
Рассмотрев сообщение о съезде СВБ, 9 июля 1929 года бюро ЦК ВЛКСМ выступило с очередным призывом усилить антирелигиозную работу59. Е. М. Ярославский же еще долго из речи в речь говорил о слабости антирелигиозной работы комсомола и "Комсомольской правды".
После съезда "добровольно-принудительные вербовки" в СВБ стали обычными. "Не должно быть ни одного предприятия, ни одного совхоза, колхоза и части Красной Армии без ячейки Союза воинствующих безбожников, не должно быть ни одной школы без такой ячейки, не должно быть ни одного пионерского отряда без детской группы безбожников", – потребовал II съезд СВБ60. В то время, когда религиозные организации приравнивались к контрреволюционным, люди, не связавшие себя с безбожным движением, вполне могли попасть в разряд "религиозных примиренцев", а они в свою очередь назывались приверженцами "правого оппортунизма". Неслучайно на рубеже 1920 – 1930-х годов так быстро росли ряды безбожников ЦЧО: количество ячеек СВБ увеличилось в 1928-1930 гг. с 536 до 2 200, членов СВБ – с 12 800 до 130 00061. Всего весной 1930 года в стране насчитывалось около 2 миллионов членов СВБ, т.е. каждый пятнадцатый безбожник жил в ЦЧО62. Около 1/5 безбожников ЦЧО составляли комсомольцы63. Кроме того, к весне 1930 года в области насчитывались 8282 группы юных безбожников. В них состояли 165423 учащихся 8 – 14 лет (каждый пятый школьник)64.
Активно внедрялась новая форма марксистского образования - так называемая "безбожная учеба". С конца 1928 года до начала 1930 года сеть безбожных кружков в области выросла со 150 до 1000, сеть постоянно действующих семинаров – с 18 до 36. Повсюду действовали окружные, районные и городские курсы активистов безбожного движения. Только в марте 1929 года по области было распространено 13200 экземпляров антирелигиозной печатной продукции65. В пропагандистских материалах, как правило, утверждалось, что "религиозники" организуют антисоветские выступления масс, оказывают "давление" на низовые местные органы при перевыборах в советы, создают подпольные контрреволюционные организации, распространяют антисоветские листовки, поддерживают движение за постройку новых церквей, являются противниками учебы комсомольцев, оздоровления их быта. Фактическое обоснование этого или отсутствовало, или единичные примеры деятельности конкретных священников подавались как сущностные для религии или более того – как организованное сопротивление. Законные протесты верующих против закрытия церквей, просьбы о проведении религиозных шествий расценивались как антисоветская деятельность.
При переходе к сплошной коллективизации в стране очень широко рекламировался опыт "безбожных" коллективных хозяйств в ЦЧО. В области были созданы две "безбожные" МТС. Никакая пропагандистская акция не работала так против религии, как трудовые успехи комсомольцев и других неверующих членов этих коллективов. Особенно повышался авторитет безбожников, когда их трудовые успехи соседствовали с невежеством верующих. Например, когда в колхозе "Муравей" района организация кроликоведческой фермы встретила сопротивление со стороны сектантов: "Разводить этого зверя грешно, он вроде кошки"66.
На положительный имидж антирелигиозного движения сработало требование II съезда СВБ, заявившего, что "безбожник не может быть плохим рабочим у станка, лодырем, прогульщиком", и последовавшее через несколько месяцев выдвижение задачи охватить всех безбожников ударничеством67.
Впервые в конце 1920-х годов составной частью антирелигиозной работы комсомола стала антисектанская пропаганда, что было вызвано оживлением сектантского движения. В 1930 году в ЦЧО было зарегистрировано 50 тысяч последователей 35 религиозных сект68. В 1928 году только в Тамбовском округе ЦЧО в различных религиозных сектах состояли около тысячи юношей и девушек69. Широко распространялись агитационные материалы сектантов. Особенно популярны были секты, имевшие местные отделы молодежи: адвентисты, баптисты, евангелисты. Сектанты привлекали девушек опрятной одеждой, трезвостью, вежливостью. Парни руководствовались и сугубо прагматическими целями: члены некоторых сект освобождались от воинской обязанности. Видимо, "сработали" пропаганда против традиционных религий и несогласие с порядками повседневной жизни в советском обществе. Молодежь устремилась к "третьей силе", не связанной догматами православных и коммунистических канонов.
Примечательно, что как комсомольцы употребляли модифицированные религиозные символы и постулаты, так и сектанты использовали коммунистическую атрибутику, исполняя, например, религиозные песнопения на мотив "Интернационала". В сознании советских людей многих поколений прочно засел призыв "Учиться, учиться и учиться", ассоциируясь с речью Ленина на III съезде РКСМ. Коммунистический вождь призывал "учиться коммунизму". Сектанты же, выдвигая тот же лозунг, утверждали, что приобретение духовных, научных и практических знаний необходимо для утверждения "истинно - христианской деятельной любви, честности, правдивости, чистоты и трезвости", в отличие от комсомола, отвергающего верующих из своих рядов, их оппоненты считали, что "сектантская молодежь должна создавать не только свои собственные организации, но также принимать самое деятельное участие во всех местных общественно-политических организациях"70.
Вдохновителям борьбы с сектантством во главе с Е. М. Ярославским, кстати, пришлось искать оправдания проявлениям симпатий большевиками сектантам в начале века, объяснять, что тогда сектанты были составной частью оппозиции общему врагу – царизму. Критика же сектантов комсомольцами строилась по схеме: умного они ничего сказать не могут, являются отпетыми классовыми врагами, их необходимо выявлять и изолировать от общества. Больше всего руководство комсомола возмущало использование сектантами тех же форм и методов работы, что были на вооружении комсомольцев. Под гневным заголовком "Сектанты опутывают молодежь" 12 мая 1929 года газета "Коммуна" рассказывала отнюдь не о какой-то "нелегальщине", а об организации молодежных струнных оркестров, о покупке музыкальных инструментов и организации вечеров отдыха сектой адвентистов. Упрощенность подходов к критике сектантского движения на местах приводила к обратным результатам. Надуманные обвинения превращались в общественном сознании в заслуги сектантов. В связи с этим партийные органы вынуждены были запретить печатание каких-либо материалов по сектантству местными пропагандистами71.
Борьбой с религией, а не только "экономической целесообразностью" была обусловлена замена недель на так называемую "непрерывку". Оставались только числа месяца. Представляется неслучайным, что "Комсомольская правда" 13 декабря 1929 года от имени "рабочего Верещагина" вещала: "Непрерывка - наш первый долг... С ней мы и попов путаем. Когда им теперь звонить – в воскресенье, нет ли? Большая тут благодарность советскому правительству". Возглавлявший Союз воинствующих безбожников Е. М. Ярославский в статье с красноречивым названием "Переход к наступлению" ставил переход к непрерывке в один ряд с изменениями в Конституции, как важнейшие "предпосылки для вытеснения религиозной идеологии"72.
Православное рождество 1929 года было объявлено комсомольской печатью "Днем индустриализации", вновь прошли "комсомольские карнавалы – похороны религии".
Кстати с рождественским праздником стали бороться с первых лет советской власти. Рождественской елке предписывалось стать новогодней. Исчезла рождественская открытка. На организуемые в школах, клубах и театрах елочные праздники стали приглашать детей рабочих, городской и деревенской бедноты. Вместо песенок о Рождестве у елки исполняли революционные песни. На елки водружали красные пятиконечные звезды, гирлянды красных флажков. А такие украшения, как ангелы, младенцы в колыбели и даже бумажные цепочки, расцененные как символы рабства, запрещались. Но все же и в 20-е годы елку воспринимали больше в связи с Рождеством, а не с Новым годом. Поэтому власть в конце концов и пришла к выводу о необходимости запрета елки. Запрет обосновывался не только религиозностью традиции, но и заботой о сохранении леса. Перестали производить и продавать игрушки. В комсомоле надзор за соблюдением запрета подавался как проявление политической бдительности.
Однако, в 1929 году елки еще не удалось "выселить" даже из квартир многих ответственных партийных и комсомольских работников. В печатном органе обкома ВКП(б) Центрально – Черноземной области "Ленинский путь" в феврале 1929 года была опубликована редакционная статья "Религия в быту коммунистов и комсомольцев": "Наши елочные герои оправдываются ссылкой на то, что Ленин устраивал елки детям и они хотели сделать радость детям. Надо помнить, что "всякому овощу свое время" и, что было терпимо в начале Советской власти, совершенно недопустимо на 12-м году Октябрьской революции. Почему же елкой предоставлять радость детям обязательно на рождество, когда елка носит характер религиозных обрядов, а почему елок не устраивать в дни Октябрьской революции, Парижской коммуны или падения самодержавия? Если так вкусны куличи, почему их не делать не к дням религиозных праздников, и почему их изготавливать такой формы, какой их делают верующие? Разве нельзя просто сделать сдобный хлеб? И зачем красить яйца?"73.
Задачам комсомола в области антирелигиозной пропаганды в 1929 году было посвящено специальное областное агитационно-пропагандистское совещание комсомольского актива ЦЧО. Подчеркивалось, что во время религиозных праздников необходимо для отвлечения масс проводить свои мероприятия. Ставились так же задачи "разоблачать лицемерие сектантов церковников в области морали и нравственности и разъяснять классовый характер морали и нравственности", разъяснять детям и молодежи, "как библия учит воспитывать детей кнутом и палкой и вредность патриархальной власти родителей над детьми", разоблачать "враждебность церковников и сектантов по отношению к физкультуре и пропаганду культа грязного тела церковников"74. Антирелигиозные кружки были созданы во всех техникумах и школах повышенного типа, при 40% школ первой ступени. В части педагогических и медицинских техникумов и в старших классах школ вводились специальные курсы антирелигиозной пропаганды75. Комсомольцы и другие "безбожники" устроили даже социалистическое соревнование в борьбе с религией. Так, Тамбовский окружной совет Союза безбожников, принимая вызов Воронежского совета и вызывая в свою очередь на соревнование Козловский окружной совет, обязывался в течение 1930 года утроить численность членов Союза безбожников с 3000 до 9000, а число ячеек удвоить (до 120), вовлекая в школьные ячейки родителей учащихся. Планировалось также создать силами Союза безбожников не менее одного колхоза, который должен был стать опытно-показательным ("без бога, но с агрономом"), поставить в нем систематическую антирелигиозную работу. Созидательные усилия можно разглядеть в обязательстве провести воскресники по вспашке зяби и по засеву ярового клина в хозяйствах крестьян-безбожников, оказать помощь беднякам-крестьянам76.
С конца 1920-х годов широко практиковались чистки среди партийных, советских, комсомольских, административных работников. Одним из мотивов попадания под чистку служила и религиозность комсомольцев, соблюдение ими религиозных обрядов.
Но не столько религиозные чувства самих комсомольцев, сколько их связи со священнослужителями рассматривались как преступные. Типичен в этой связи фрагмент отчета Алгасовского райкома ВЛКСМ, подготовленный по заявлениям комсомольцев: "В ячейке села Раево комсомолец, бывший секретарь ячейки, пьянствовал в компании со священником и в конце концов попал под влияние семьи священника, женился на дочери священника ночью при закрытых дверях. В то же время, будучи секретарем сельсовета устроил протекцию сестре своей жены (она же дочь священника) в поступлении в педтехникум через усыновление ее на свою фамилию. В той же ячейке член РКСМ Хмуренков, ныне студент Московского рабфака, имеет связь с дочерью попа, шлет ей письма и в одном из писем пишет, что дескать, мол, ты не сумеешь устроиться учиться до тех пор, пока не вступишь в комсомол и не уедешь оттуда... до этого он же, будучи в деревне, старался протащить ее в комсомол"77.
В ходе нарастания темпов индустриализации страну захлестнула "антиколокольная компания". Президиум ВЦИК осенью 1929 года принял следующее постановление: "Колокольный звон, производимый на всю данную округу церковниками, резким образом противоречит принципу отделения церкви от государства, ибо нарушает бытовые условия безрелигиозных трудящихся масс, особенно города, мешает труду и использованию трудящимся населением его отдыха". Полностью был запрещен трезвон (звон во все колокола). Инструкция исполнителям постановления ВЦИК на местах требовала: "При проведении этих мероприятий местные общественные организации обязаны предварительно провести широкую подготовительную кампанию"78. В подобных кампаниях организационные меры, как правило, сочетались с угрозами, давлением, репрессиями. В снятии колоколов традиционно участвовали местные комсомольцы. Они использовали эти факты для пропаганды: "Колокол сняли, а бог молчит...".
С октября 1929 года до середины января 1930 года церкви Центрального Черноземья лишились колоколов общим весом 629 тонн79. Поступление колокольного лома по стране за 1929-1930 год составило 11 тысяч тонн, для обработки которых в стране не было производственных мощностей и соответствующей технологии. Зачастую разбитые колокола довольно долго валялись на заводских дворах, вызывая еще большее недовольство верующих80. Сил для протеста против действий безбожников, использующих в новом наступлении на религию всю мощь государства, у верующих не было. Вернее, верующие все больше осознавали бесполезность подобных протестов. Ведь крестьянские восстания в конце 1920-х годов были направлены не только против хлебозаготовок и коллективизации. Восставшими выдвигались требования в защиту священнослужителей, против разрушения церковных зданий. По данным ОГПУ с января до середины декабря 1929 года в ЦЧО состоялось 94 массовых выступления крестьян81. Но все эти восстания неминуемо подавлялись. Власть откровенно демонстрировала пренебрежение к чувствам верующих, прагматизм, переходящий в надругательство над русскими святынями. Чего стоит хотя бы факт из истории города Кирсанова, главный собор которого (Успенский) стали использовать под ссыпку зерна82.
Хотя в резолюции II съезда СВБ и подчеркивалось, что "наряду с критикой религиозного учения нужно давать положительные знания, нужно закладывать фундамент диалектико-материалистического мировоззрения", в реальности даже то, что подавалось как образец отстаивания комсомольцами научно-материалистического мировоззрения, в лучшем случае является примером вульгарного материализма. Характерен случай, рассказанный участниками экспедиции научно-исследовательского отдела Центрального Совета СВБ в ЦЧО. На экскурсии колхозников в инкубатор старуха – крестьянка осмотрела все внимательно и сказала: "А все-таки Бог есть!" Комсомолка, сопровождавшая экскурсию, ответила на сомнения старухи: "Полно врать, бабка. Вот я прибавлю температуру на один градус, и все 10 тысяч яиц пойдут насмарку, а ты говоришь есть бог"83. То, что старушка растерянно замолчала, вряд ли подтверждает ее отход от веры. Крепость убеждений, сформировавшуюся за долгую жизнь, не разрушить полунасмешкой – полуиздевкой. А вот юношество формировало свои убеждения именно на подобных примитивных примерах. Примитивизм сознания вел к упрощению всего восприятия окружающей жизни, податливости к лозунгам и ультрапрагматическому подходу к науке, культуре. Отрицая этот пласт полностью, коммунистическое юношество как по инерции данный нигилизм переносило и на прочие достижения дореволюционной культуры.
В октябре 1924 года Л. Д. Троцкий восхищался, вспоминая о Ленине, рабочим из его охраны, который сказал ему, что если уж придется сдавать Питер, то лучше "подвести динамиту да взорвать все на воздух". На вопрос "А не жалко ли Петрограда?" рабочий ответил: "Чего жалеть: вернемся, лучше построим". "Вот это настоящее отношение! Тут псаломщицкой плаксивости нет и следа", – писал Л. Д. Троцкий84. Не было следа "псаломщицкой плаксивости" и в антирелигиозной работе комсомола.
Тоталитарный режим формировался на основе разрыва с предшествующей исторической традицией и требовал специфического механизма своего воспроизводства, привития грядущим поколениям таких новаций, которые мыслились руководящим слоем как традиции будущего. Роль этого механизма и играл ВЛКСМ. Причем в антирелигиозной деятельности комсомола наиболее ярко проявился его разрушительный потенциал. С помощью своих экстремистских действий комсомольцы внедряли отнюдь не атеистические убеждения, а страх и озлобленность в верующих.
Ситуация резко усугубилась, когда в общественное сознание была привнесена теория об обострении классовой борьбы в процессе строительства социализма, еще более размежевавшая советское общество. В конце 1920-х годов с религией боролись не как с "отвлеченной идеей о Боге", а как с "контрреволюционной силой". Один из официальных лозунгов ЦК ВКП (б) к 12-й годовщине Октябрьской революции гласил: "За рясой скрывается классовый враг. Церковники и сектанты - агенты кулаков и нэпманов. Поднимем массы на борьбу с религиозным обманом"85.
"Год великого перелома" стал переломным моментом и в истории безбожного движения в СССР. 1929 год похоронил идею демократизации и усовершенствования законодательства о культах. Именно летом 1929 года на местах началось массовое закрытие церквей, сопровождаемое издевательствами над чувствами верующих, надругательствами над предметами культа. Один из способов закрытия церквей "за недостатком верующих" описал в конце 1929 года в своем дневнике уроженец Тамбова наблюдательнейший Иван Иванович Шитц: "Предлагают округе, желающей сохранить храм, собрать столько-то подписей, но на подписном листе ряд вопросов: фамилия, оклад, партийность, происхождение и т.д., поставлены так, что в ответ на них лишат куска хлеба, ибо на службе, ни на какой, не допускают людей, открыто признающих себя верующими"86. Если до революции на территории ЦЧО насчитывались 41 монастырь, около 4500 церквей, 10 тысяч служителей религиозного культа, то к весне 1930 года осталось лишь 3700 церквей, в которых было 6800 служителей культа87. Незакрытие церквей рассматривалось как недоработка не только партийных и советских, но и комсомольских органов.
До революции в Центральном Черноземье находились мощи пяти святых Русской Православной Церкви. Ранее жертвами глумлений стали мощи Серафима Саровского и Иосифа Белгородского. В конце 1929 года, перейдя в открытое наступление на Церковь, власти устроили публичное надругательство над мощами Питирима Тамбовского, Митрофания Воронежского и Тихона Задонского. 27 ноября 1929 года "Коммуна" рассказывала о публичном вскрытии мощей Святого Питирима и передаче их краеведческому музею. Называя "наглым и грубым обманом" нетленность останков, газета смаковала подробности описаний обнаруженного в качестве мощей.
Под руководством Председателя ЦС СВБ Е.М. Ярославского проводилась политика, направленная на сужение круга деятельности религиозных организаций всех течений, сведение ее исключительно к отправлению религиозных обрядов, массовое сокращение тиража религиозных изданий с одновременным многократным ростом потока антирелигиозных изданий. Резко усилилось "рекрутирование" в ряды Союза воинствующих безбожников. В результате к началу 1930-х годов в массовом сознании молодежи был преодолен определенный рубеж. Если раньше многие комсомольцы не рассматривали занятие антирелигиозной работой одним из главных направлений своей деятельности, то теперь участие в ней становилось одним из важнейших подтверждений лояльности к власти и игнорировать ее означало стать в глазах власти политически неблагонадежным.
Более осязаемым, чем «божий промысел», было объяснение властью трудностей на пути строительства коммунизма: назывались конкретные враги. На восприятие этих упрощенных объяснений работали энергичность пропагандистов и малообразованность, низкая культура советских граждан. Став объектом веры, марксизм не перестал быть научной теорией, апеллирующей к разуму и фактам, но среди советского населения воспринимать таковой его могла лишь очень узкая группа лиц. Антирелигиозная пропаганда в основном и была ориентирована не на эту узкую группу, а на бедняцкие и пролетарские слои, наиболее податливые к упрощенным схемам, интересным примерам, красивым лозунгам. С остальными предпочитали говорить языком не убеждения, а запугивания, силы. Обретя веру в коммунизм, «новые верующие» постепенно ставили во все более трудное положение «новых староверцев». Для них атеизм был своего рода выделиться, неким хулиганством. Это подобные атеисты опубликовали в тамбовской стенгазете «Перо деревоотделочника» кощунственные строки:
А теперь пора не та,
С богом я расстался, Изувечил бы Христа,
Если бы попался88.
Это подобные атеисты – Шариковы готовы были изувечить Христа, как впоследствии многих высокопоставленных гонителей Христа.
Пика роста СВБ достиг в 1932 году, когда союз насчитывал 5,5 миллиона человек, в ЦЧО – 350 тысяч89. Однако после 1932 года в официальных речах о численности союза идеологи воинствующего безбожия предпочитали молчать. Дело в том, что дальнейший рост организации прекратился, 1932 год исчерпал возможности рекрутирования безбожников.
А ведь именно в начале 1932 года в Москве проходила XVII партийная конференция, сформулировавшая главную политическую задачу второй пятилетки – окончательно ликвидировать капиталистические элементы и классы вообще, полностью уничтожить причины, порождавшие классовые различия и эксплуатацию, преодолев пережитки капитализма в экономике и сознании людей, превратив все трудящееся население страны в сознательных и активных строителей бесклассового социалистического общества. Разумеется, с точки зрения коммунистических идеологов сознательные и активные строители нового общества не могли быть людьми религиозными. Следовательно, необходимо было ожидать усиления антирелигиозной деятельности.
В советской исторической литературе периода перестройки в связи с этим обычно упоминалось разрабатывание планов так называемой безбожной пятилетки. Однако ни в фонде ЦК ВЛКСМ в РГАПСИ, ни в фонде СВБ в ГАРФ, ни в опубликованных заявлениях руководителей СВБ нам не удалось обнаружить свидетельств о прямой причастности к этим планам комсомола и Союза воинствующих безбожников. Приходится согласиться с профессором С.Л. Фирсовым, который приписывает разработку плана Антирелигиозной комиссии при ЦК ВКП(б). По этому плану к 1932-1933 годам должны были закрыться все церкви, молитвенные дома, синагоги и мечети; к 1933-1934 годам – исчезнуть все религиозные представления, привитые литературой и семьей; к 1934-1935 гг. – страну необходимо было охватить тотальной пропагандой; к 1935-1936 гг. должны были исчезнуть последние молитвенные дома и все священнослужители; а к 1936-1937 гг. – религию требовалось изгнать из самых укромных ее уголков90.
СВБ в таком виде план «безбожной пятилетки» никогда не обнародовал. Более того, уже в 1932 году стало проявляться тяга его лидеров, как и многих комсомольских руководителей, к более последовательной научно-атеистической пропаганде. С 1934 года Исполнительное бюро Центрального Совета СВБ не собиралось. В документах не раз встречаются фразы о почти полном прекращении работы союза в некоторых местностях. Сами безбожники некоторое затишье в своей работе нередко объясняли успехами в массовом отказе населения от религиозных убеждений. Например, афишировалось обследование условий жизни трехсот сельских жителей в период весеннего сева 1932 года. Подчеркивалось, что 75% колхозников усердно трудились и в дни религиозных праздников. На самом деле крестьяне были просто запуганы жестокими методами установления внутриколхозной дисциплины. К тому же другое обследование показало, что около половины колхозников и в 1934 году соблюдали религиозные праздники и обряды91.
Более убедительной выглядит точка зрения все того же С.Л. Фирсова: на фоне все усиливавшейся классовой борьбы по мере продвижения общества к социализму специальная антирелигиозная работа становилась все менее актуальной. Инициатива переходила в руки карательных органов, разоблачавших не только деятельность «контрреволюционеров-религиозников», но и зачастую тех, кто совсем недавно их разоблачал. Выдвигалась задача в первую очередь разоблачать контрреволюционную классовую роль религии и «контрреволюционные религиозные вылазки врага».
Бесспорно, значительно легче, чем вести настойчивую пропаганду, заклеймить верующего как очередного врага народа. Например, заявила комсомолка тамбовского завода «Ревтруд» Шикина на политзанятиях, что «и попа можно избрать в советы, потому что среди попов есть хорошие люди» - и тут же ее высказывание было объявлено антисоветским92.
Кстати, в Тамбове в 1937 году, к которому относится высказывание Шикиной, официально насчитывалось лишь два православных прихода и две секты баптистов. Им противостояло 29 ячеек СВБ общей численностью 1575 человек. Но при этом в отчетах партийных и комсомольских органов подчеркивалось, что антирелигиозная работа по-прежнему остается «в забвении у большинства наших работников»93.
Власти были потрясены результатами переписи населения 1937 года, показавшей, что не менее половины взрослого населения страны все еще считают себя верующими. В какой-то мере поводом к активизации антирелигиозной деятельности стала резолюция февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) о подготовке партийных организаций к выборам в Верховный Совет СССР по новой избирательной системе. Партийно-политическая работа, в том числе и антирелигиозная, должна была корректироваться и усиливаться.
Как известно, Конституция СССР 1936 года по многим внешним характеристикам была значительно демократичнее Конституции РСФСР 1918 года и Конституции СССР 1924 года. В частности, резко расширялся круг пользующихся избирательными правами. С точки зрения властей, этим в корыстных интересах воспользовались служители религиозного культа. В Тамбове был подвергнут травле протоирей Поспелов. Главное обвинение: посмел под новым флагом протаскивать свою чуждую идеологию.
Дело в том, что Поспелов прислал в редакцию «Тамбовской правды» письмо и текст своей лекции. Там он утверждал, что советская власть, существующая в нашей стране с фактического сознания или признания народного есть не только законная, но и богоустановленная власть». Общественные язвы и грехи подавались, как вызвавшие революцию в качестве кары на них. Революция рассматривалась как остро-заразная эпидемия, коей присуще неудержимое стремление перебрать все страны. Счастье нашей страны виделось в том, что она первой благополучно пережила эту болезнь и получила как бы вторую молодость.
Спорная, но интересная теория Поспелова, разумеется, однозначно была подвергнута острой критике. Причем «разоблачая» Поспелова, местный партийный функционер Костриченко фактически прямым текстом (в отличие от Поспелова) вел самую настоящую религиозную пропаганду, хоть и называл ее чушью: «Видите ли, Советская власть является властью богоустановленной, отсюда вывод – молитесь богу, что он дал такую хорошую власть. Следовательно, веруйте в бога…». Не умея контраргументированно убедить слушателей, Костриченко вновь обращался к пресловутому административному ресурсу: «Нужно организовать работу так, чтобы врагу в голову не приходило выступить с такими наглыми тезисами»94.
В 1938 году Костриченко был обвинен во вражеской деятельности и объявлен одним из главных ответственных за ошибки в антирелигиозной работе. В частности, именно отсутствием политической бдительности Костриченко, Каспарова и других бывших ответственных работников объяснялось существование в Сухотинке «контрреволюционного гнезда»: «Монашки жили в доме инвалидов, получали пенсию и … проводили работу, направленную к организации контрреволюции. Они говорили, что Советская власть – антихристы. Изо дня в день они прививали там различные контрреволюционные толки»95.
В Мичуринском районе раскрыли «контрреволюционную религиозную организацию». Главное обвинение – в целях срыва выборов в Верховный Совет СССР скупали всю литературу по выборам, а затем сжигали ее96.
В Ракшинском районе группа верующих была обвинена в поджоге церкви. Действие в духе безбожников на этот раз открыто осуждалось, потому то церковь использовалась как зернохранилище97.
Популяризировали антирелигиозные частушки. Симптоматично, что социалистическая индустриализация и сплошная коллективизация родили новый тип антирелигиозных частушек:
«Поп на паперти басит:
- Бог колхозы поразит.
А пионеры вдруг в ответ:
- Полно, батя, бога нет.
Октябренок у порога
Заявил: «Не верю в бога»,-
Хлеб дает нам не Христос,
А машины и колхоз»98.
Вновь в антирелигиозной пропаганде господствовал «вульгарный» атеизм. Показательна в этой связи книга «Молодежь и религия», изданная Государственным антирелигиозным издательством в 1938 году. Ее автор Ф. Олещук успехи безбожия показывал, сравнивая рост и вес молодых немцев Поволжья с подобными показателями в Германии. Кризис антирелигиозной работы Ф. Олещук объяснял по стандартам времени вражеской работой: «Враги народа, естественно, заинтересованы в том, чтобы сохранить религию и реакционное духовенство в нашей стране. Поэтому они стремились притупить бдительность трудящихся, отвести их внимание от борьбы с религией, с реакционным духовенством. В этих целях враги народа всячески распространяли «теории» о том, что религия уже отмерла в СССР, что антирелигиозную работу пора свернуть»99.
В 1938 году стали понемногу восстанавливаться местные организации СВБ, состоялся даже пленум ЦС СВБ, принявший программу активизации религиозной деятельности. В 1939 году при помощи ячеек СВБ и комсомола в Тамбовской области было ликвидировано 95 церквей. Причем Тамбовский обком ВЛКСМ по-прежнему был не доволен размахом антирелигиозной работы. Вновь ставилась задача «добиться в ближайшее время, чтобы все комсомольцы состояли членами СВБ и активно работали в СВБ100. В реальности же в Мучкапском районе, например, было всего 9 ячеек СВБ и те никакой реальной работы не вели101. По существу это была предсмертная агония безбожного движения. Руководство партии и страны все более осознавало, что даже при благоприятных для сторонников безбожия внешних показателях, истинная религиозность (как вера глубокая и непоказная) практически не уменьшается. Во время Всесоюзной переписи населения верующие отказывались отвечать на вопросы переписного листа или отвечали «контрреволюционно»102. Современные исследователи считают, что таких «контрреволюционеров» было около половины населения. Власть потеряла интерес к организации безбожников, а без поддержки власти СВБ было явно не выжить. Формально союз существовал вплоть до 1947 года, но фактически бездействовал уже с самого начала Великой Отечественной войны. В комсомоле в годы войны о необходимости активизации антирелигиозной деятельности вспоминали регулярно. Но с высоты сегодняшнего дня выглядит это как некий традиционный церемониал, не сопровождающийся реальными действиями.
Дело в том, что уже с начала войны наметился определенный перелом в отношениях советского государства и церкви. Осенью 1941 года прекратили выходить антирелигиозные издания. А после сентябрьской (1943 г.) встречи высших религиозных деятелей с И.В. Сталиным открылись многие закрытые прежде храмы. Государство, комсомол и церковь нашли точку соприкосновения: для всех главной целью была победа над агрессорами.
Многие местные руководители партии и комсомола расценивали этот союз как временный, призывая изолировать молодежь от влияния религии. «Вы знаете, что сейчас во многих районах нашей области сильно оживили свою работу церковники. Казалось бы, что это должно вызвать тревогу … Мы должны знать то положение, что религия является опиумом для народа, если мы увидим, что молодежь увлекается религией и находится под влиянием церкви, это уже является тяжелой бедой для наших комсомольских организаций … Это товарищи грозные признаки, над которыми нужно подумать и это является оценкой нашей работы», – отмечал в своем выступлении на IV пленуме Тамбовского обкома ВЛКСМ (июль 1945 г.) работник обкома ВКП(б) Хорьков103.
Секретарь ЦК ВЛКСМ О.П. Мишакова, учитывая лояльное отношение власти к церкви, предостерегала от грубых выпадов против религии, но призывала шире развернуть в массах молодежи пропаганду естествознания104. «Мы не можем игнорировать вопрос религиозного влияния, и мы не имеем право на это. Мы должны противопоставить этому научные лекции на тему происхождения жизни на земле, происхождения земли… чтобы люди не подпадали под влияние религиозных верований, а находили противовес в культурном досуге», – указывала на X пленуме Тамбовского обкома ВЛКСМ (апрель 1944 г.) работник областного отдела народного образования Соловьева105.
Таким образом, религиозный фактор способствовал усилению внимания комсомола к пропаганде среди молодежи естествознания. Пропаганда естествознания велась комсомолом с целью привить молодежи научный взгляд на проблемы мироздания, объяснить ей с рационалистических позиций процессы и явления в природе, искоренить в подрастающем поколении религиозные предрассудки. Лекции и доклады на темы «Происхождение человека», «Возникновение жизни на Земле», «Было ли начало и будет ли конец мира», «Наука и суеверие», «Сон и сновидение», «Необыкновенные небесные явления», о жизни и деятельности великих зарубежных и русских ученых Ч.Р.Дарвина, Д.И.Менделеева, М.В.Ломоносова, И.П. Павлова, К.А. Тимирязева и др. пользовались большой популярностью среди тамбовской молодежи106.
Однако пропаганда естествознания велась комсомолом бессистемно, по причине отсутствия квалифицированных кадров лекторов и докладчиков. Для чтения лекций по данной проблематике требовались соответствующие знания, которыми комсомольские агитаторы, в массе своей, не обладали. Поэтому в качестве докладчиков приходилось привлекать преподавателей, учителей, старшеклассников. Однако целенаправленной работы в этом плане со стороны комитетов комсомола не велось107. Райкомы ВЛКСМ были не способны своими силами подготовить лекционный материал по научным вопросам, полагаясь в этом плане на помощь областного комитета комсомола. Однако лекции из обкома ВЛКСМ высылались редко. С этой стороны очевидна слабость организации пропаганды естествознания среди тамбовской молодежи в годы войны. Сходным было положение и в других регионах страны108.
Ситуация сильно изменилась к концу войны, после XIII пленума ЦК ВЛКСМ (январь 1945 г.) и критики в «Комсомольской правде» в адрес тамбовского комсомола, в связи со слабой пропагандой естествознания среди молодежи области. Эти события заставили Тамбовский обком ВЛКСМ всерьез заняться данным вопросом. В частности, были разработаны и разосланы в районы тематика докладов и лекций, списки рекомендуемой литературы, составлены планы художественных вечеров, научно-популярных фильмов, статей для публикации в «Тамбовской правде». При обкоме, из интеллигенции была сформирована лекторская группа, а в состав групп докладчиков при райкомах включены специалисты по естественным наукам.
В результате принятых мер ситуация в данной сфере значительно улучшилась. Пропаганда среди молодежи естественно-научных вопросов была организована в большинстве районов области. С января 1945 г. материал стал регулярно освещаться на радио и в областной печати109.
Влияние окружающей среды – частично атеистическое (со стороны государства, школы общественных организаций) и частично религиозное (со стороны семьи) – формировало у молодежи двойственное отношение к Богу, заставляя их втайне совершать такие религиозные культы, как крещение, посещение церкви, похороны по христианским канонам. Пожалуй, Василий Кубанёв более чётко это подметил в письме, написанном в 1938 году: «…И как нечто само разумеющееся принимал существование бога, которого я представлял всезнающим, всемогущим и чрезвычайно непостоянным – то добрым, то злым, то щедрым, то скупцом, то печальным, то весёлым. И мне казалось, что он меняется для того, чтобы лишний раз увериться в своём всемогуществе. Позже, когда я стал ходить в школу, верить в бога уже невозможно было: я узнал, что ему в небе негде помещаться! Но след веры в бога, если это можно назвать верой, остался в виде убеждения в разумности природы. «Бог» стал для меня обозначать «разумную природу». Я не мог представить, что всё движется само собой, никем не руководимое, не направляемое. Меня смущала очевидная целесообразность и взаимозависимость всего сущего, это невольно наталкивало меня на мысль о каком-то вселенном, вездесущем разуме, который проявляет себя в природе. И я – правда, не очень ясно – думал, что все явления природы – проявление этого разума. Такое убеждение я хранил до самых последних лет. А жизнь постаралась так, чтобы это убеждение разрослось»110. Веру в бога в нём сформировала его бабушка, которая была «религиозной до фанатизма» и занималась его воспитанием. И после того, как он пошёл в школу, эта вера в бога стала деформироваться в связи с антирелигиозной пропагандой.
Кубанёв чуть позже всё-таки принимает сторону де-юре победителя – государства, что отразилось в его поэзии:
Кой прок в крестах? К чему жалеть
Неуцелевшие скрижали?
Они достойны умереть,
Коли себя не удержали111.
Антирелигиозная пропаганда и массовые исключения из комсомола за совершение религиозных обрядов постепенно все-таки делали свое дело: все меньше юношей и девушек участвовало в традиционных обрядах, не прибегая, как правило, и к новым обрядам. Под давлением комсомольцев из родительских домов исчезали иконы. Их заменяли портреты коммунистических вождей. Вместо крестиков комсомольцы носили комсомольские значки, а пионеры – красные галстуки. В учреждениях повсюду организовывались "красные уголки". "Красный угол" – место икон – отдавалось под новые агитационные материалы.
Видимо, руководство партии и комсомола, не афишируя это, все же учитывало, что атеизм не может стать заменителем религии, удовлетворить потребности в высших целях, поскольку он не имеет позитивного начала. Полностью атеистическим наш край так и не стал, да его и не пытались сделать таким. Место разрушаемой религии заняла социалистическая идеология. Атеизм или, как чаще и точнее выражались "безбожие", был лишь орудием в борьбе против старой системы ценностей.
Формируя "нового человека" из российской молодежи коммунистические "архитекторы" наряду с голым отрицанием традиционных религий, вселяли в общественное сознание молодежи безграничную веру в правоту партии и ее вождей, в скорое пришествие нового царствия божьего на земле – коммунизма. Идея о мессианской, спасительной роли России превратилась в идею об СССР как авангарде мировой революции и комсомоле как авангарде мирового движения прогрессивной молодежи. Под влиянием этого сознание комсомольцев становилось все более религиозным. "Вера – это то отношение к какой-либо идее (или комплексу идей), когда ценность ее – не в ее соответствии реальности, внешнему опыту, а в том, что она удовлетворяет нашим внутренним, человеческим потребностям, придает смысл и значение нашим жизням"112.
Сознание комсомольцев и пионеров 1920-1940-х годов в меньшей степени, чем сознание какого-либо другого из живших тогда поколений, было сориентировано на традиционные верования: в пору их детства и юношества религиозное воспитание было значительно затруднено действиями властей. К тому же сама окружающая обстановка (кровавая гражданская война, голод, несправедливости и противоречия нэпа, насильственной коллективизации сельского хозяйства, «большого террора») опровергала ценность многих религиозных идей. В отличие от людей старших поколений у комсомольцев не было "механизма защиты" от критиков религии. Только "дорогую" идею человек не отдает на поругание критикам, а для большинства людей нового поколения христианская модель человеческого бытия таковой не являлась. Стремление к реальному, земному, а не потустороннему счастью становилось объектом веры "нового человека". В отличие от традиционных религий коммунистические идеологи обещали счастье в обозримом будущем, более кропотливо, чем религиозные проповедники, разъясняли, каким будет путь к этому счастью и в чем выразится оно само. К тому же вера отцов не помешала социальным катаклизмам, свидетелями которых молодежь была в детстве и юности. Поэтому сознание комсомольцев работало, подобно пропагандистской мысли Е.Ярославского: "Разве религия спасала от войны? Религия сама была поводом для бесчисленного множества войн. Разве религия спасала от неравенства? Религия сама узаконивала это неравенство. Разве религия спасала человечество от проституции, от нищеты, от голода? Только коммунизм создает условия для жизни людей без классовой борьбы, – потому что коммунизм уничтожает деление людей на классы, без войны, потому что устраняет все причины, ведущие к войнам; без нищеты и голода – потому что повышает в огромной степени благосостояние всего общества; без угнетения человека человеком, потому что создает действительные условия для равенства свободных людей; без проституции, – потому что устраняет социальные причины проституции для общественного воспитания, для серьезной и широкой заботы обо всех родившихся. И если сейчас еще есть это общественное зло, то только потому, что нет коммунизма"113.
Обретя веру в коммунизм, "новые верующие" постепенно ставили во все более трудное положение "новых староверцев". В тоже время здесь стоит вспомнить слова Д.Фурмана. "Нам, находящимся на совершенно ином этапе идейного развития, в ином духовном мире, очень легко осуждать чекистов и комсомольцев, разрушавших храмы. Но для того, чтобы судить их справедливо, надо понять их мир, мир веры. Ведь то, что они делали, делали всегда и везде те, кто верил по-настоящему!" – восклицал исследователь в 1989 году, напоминая о преследованиях христианами язычников и прочих проявлениях двух "ипостасей" веры – мученика и палача114.
Рассказывая об антирелигиозной работе комсомольцев, мы ни в коей мере не хотели идеализировать их идеологических оппонентов, как жертв злобной и несправедливой коммунистической молодежи. Но для нас очевидно, что когда старая вера полностью отрицается, а новая идеализируется, общество обязательно переживает духовный кризис, последствия которого неминуемо проявляются не только в разрушении памятников культуры прежней эпохи, устоявшихся нравственных ориентиров, но и в создании новых заблуждений.
1 Безбожник. 1924. 3 февр.; Скворцов-Степанов И.И. (1870-1928) – видный советский государственный и партийный деятель, публицист. Много внимания уделял антирелигиозной пропаганде.
2 Коммунист. 1923. № 10. С. 86.
3 ЦДНИТО. Ф. 840. Оп. 1. Д. 1741. Л. 26.
4 Алленов А.Н. К истории отношений государства и церкви в первые годы Советской власти // Наш край Тамбовский. Тамбов, 1991. С. 61; "Обновленцы" ("живая церковь") – движение в Русской Православной церкви, оформившееся в 1922 г. Выступало за модернизацию Православной церкви, заявляло о поддержке социалистических преобразований. Формально "обновленческая церковь" существовала вплоть до послевоенных лет.
5 ЦДНИТО. Ф. 840. Оп. 1. Д. 1980. Л. 56.
6 Цит. по: Востоков Д. "Все нужные аресты производить по окончании пасхальной недели" // Город на Цне. 1993. № 2.
7 ЦДНИТО. Ф. 1205. Оп. 1. Д. 379. Л. 64.
8 Павлова О. Сурового времени дети // Комс. знамя. Тамбов, 1983. 21 окт.
9 Бугулова А. Годы моей юности // Ленинец. Кирсанов, 1979. 28 окт.
10 Слезин А. Зерна // Ленинец. 1988. 16 сент.
11 Кученкова В. Тамбовские православные храмы. Тамбов, 1992. С. 87.
12 РГАСПИ. Ф.М-1. Оп. 3. Д. 32. Л. 68.
13 Воинствующее безбожие в СССР за 15 лет: 1917 – 1932. М., 1932. С. 305 – 306.
14 Ярославский Е. На антирелигиозном фронте. М.-Л., 1925. С. 194, 198; Ярославский Е.М.(1878 – 1943) – с 1921 г. член ЦК партии. В разные годы был секретарем ЦК, секретарем ЦКК, членом комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), редактором ряда антирелигиозных изданий. Председатель Центрального Совета Союза безбожников.
15 Ярославский Е. На антирелигиозном фронте. М.-Л., 1925. С.205.
16 ЦДНИТО. Ф. 1205. Оп. 1. Д. 401. Л. 1-2.
17 Известия ЦК РКП(б). 1923. № 3. С. 204.
18 ЦДНИТО. Ф. 1205. Оп. 1. Д. 404. Л. 9.
19 Денисов С.Г. Комсомол в культурном строительстве на селе в годы восстановления народного хозяйства СССР (1921-1925 гг.): Дис. ...канд. ист. наук. М., 1969. С. 226.
20 Костеловская М. Об ошибках антирелигиозной пропаганды //Правда. 1925. 25 янв. С. 226.
21 ЦДНИТО. Ф. 1204. Оп. 1. Д. 432. Л. 18.
22 Там же. Д. 814. Л. 172.
23 Там же. Д. 379. Л. 65.
24 Вересаев В. Об обрядах // Красная новь. 1926. № 11. С. 179.
25 Безгин В.Б. Старый и новый быт в традиционной крестьянской культуре (советская доколхозная деревня) // Тамбовское крестьянство: от капитализма к социализму (вторая половина ХIХ - начало ХХ вв.). Вып. 2. Тамбов, 1998. С. 143.
26 ГАТО. Ф. Р – 1500.Оп.1.Д.66.Л.417.
27 Булдаков В.П. Имперство и российская революционность // Отечеств. история. 1997. № 2. С.35; Ольминский М.С. (1863-1933) – родился в г. Воронеже. С 1920 г. председатель комиссии по истории партии при Наркомпросе, затем заведующий Истпартотделом ЦК партии. В 1922 1931 гг. – председатель Общества старых большевиков, с 1928 г. – член дирекции института В.И.Ленина.
28 ЦДНИТО. Ф. 840. Оп. 67. Д. 1881. Л. 58.
29 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 67. Д. 225. Л. 18; ЦДНИВО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 876. Л.В.
30 Сталин И.В. Соч. Т. 7. С. 82.
31 ГА РФ. Ф. 5407. Оп. 1. Д. 12. Л. 60.
32 Воинствующее безбожие в СССР за 15 лет...С. 324.
33 Лебина Н. Деятельность "воинствующих безбожников" и их судьба // Вопр. итории. 1996. № 5 – 6. С. 154.
34 ГА РФ. Ф. 5407. Оп. 1. Д. 12. Л. 12.
35 ЦДНИТО. Ф. 1214. Оп. 1. Д. 4. Л. 39.
36 Комсомол в деревне. Тамбов, 1924. С. 10.
37 ГА РФ. Ф. 5407. Оп. 1. Д. 12. Л. 20.
38 Сталин И.В. Соч. Т. 10. С. 324.
39 Там же. С. 133.
40 ГА РФ. Ф. 5407. Оп. 1. Д. 12. Л. 43.
41 Правда. 1925. 25 янв.; ГА РФ. Ф. 5407. Оп. 1. Д. 17. Л. 198.
42 ЦДНИТО. Ф. 1214. Оп. 1. Д. 13. Л. 3.
43 ГАТО. Ф. Р – 1500. Оп. 1. Д. 66. Л. 198.
44 ГАОПИВО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 137. Л. 3.
45 ЦДНИТО. Ф. 1214. Оп. 1. Д. 13. Л. 5.
46 Сталин И.В. Соч. Т. 11. С. 49-50.
47 Цит. по: Воинствующее безбожие в СССР за 15 лет... С. 308.
48 Решения 1-й Центрально-Черноземной конференции ВЛКСМ. Воронеж, 1928. С. 8.
49 Воинствующее безбожие в СССР за 15 лет... С. 334.
50 Там же. С. 334.
51 ГАТО. Ф. Р – 1500. Оп. 1. Д. 48. Л. 162.
52 ЦДНИТО. Ф. 1214. Оп. 1. Д. 31. Л. 8.
53 Там же. Ф. 840. Оп. 1. Д. 4015. Л. 2.
54 Цит. по: Одинцов М.И. Государство и церковь. М., 1991. С. 33-34.
55 См.: Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М., 1991. С. 297.
56 ХIV Всероссийский съезд Советов РСФСР. Бюллетень № 12. М., 1929. С. 24.
57 Антирелигиозник. 1929. № 7. С. 8.
58 ЦДНИТО. Ф. 840. Оп. 1. Д. 4015. Л. 8.
59 ЦДНИТО. Ф. 1214. Оп. 1. Д. 64. Л. 113.
60 Безбожник. 1929. 29 сентября.
61 Материалы к отчету обкома ВКП(б) на II-й областной партийной конференции. Воронеж 1930. С. 185.
62 Подсчитано по: Воинствующее безбожие в СССР за 15 лет... С. 345.
63 Подсчитано по: Там же. С. 350.
64 Подсчитано по: Воинствующее безбожие в СССР за 15 лет... С. 350.
65 Материалы к отчету обкома ВКП(б) ЦЧО на II-й областной партийной конференции. С. 185.
66 Воинствующее безбожие в СССР за 15 лет... С. 212.
67 Там же. С. 180.
68 Материалы к отчету обкома ВКП(б) ЦЧО на II-й областной партийной конференции. С. 184.
69 ЦДНИТО. Ф. 1214. Оп. 1. Д. 13. Л. 3 об.
70 ЦДНИТО. Ф. 840. Оп. 1. Д. 3890. Л. 55-56.
71 Там же. Д. 3587. Л. 14.
72 Ярославский Е. Переход к наступлению // Антирелигиозник. 1929. № 10. С. 6.
73 Ленинский путь. Воронеж, 1929. №2. С. 31.
74 ЦДНИТО. Ф. 1214. Оп. 1. Д. 64. Л. 113.
75 Материалы к отчету обкома ВКП(б) ЦЧО на II-й областной партийной конференции. С. 186.
76 ЦДНИТО. Ф. 1214. Оп. 1. Д. 67. Л. 31 – 33.
77 ЦДНИТО. Ф. 1214. Оп. 1. Д. 13. Л. 3 об.
78 Цит. по: Васильева О.Ю. Русская православная церковь в 1927 1943 годах // Вопр. истории. 1994. № 4. С. 38.
79 Загоровский П.В. Социально-политическая история Центрально-Черноземной области, 1928 – 1934 гг. Воронеж, 1995. С. 135.
80 Васильева О.Ю. Русская православная церковь... С. 38.
81 ГАОПИВО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 123. Л. 30.
82 Левин О.Ю., Просветов Р.Ю., Алленов А.Н. Кирсанов Православный. М., 1999. С. 63.
83 Воинствующее безбожие в СССР за 15 лет... С. 232.
84 Троцкий Л.Д. Верное и фальшивое о Ленине // Известия ВЦИК. 1924. 7 окт.
85 Коммуна .1929.2 ноября.
86 Шитц И.И. Дневник «великого перелома» (март 1928 – август 1931). Париж, 1991. С. 162; Шитц Иван Иванович(1874 – 1942) – учитель истории в г. Москве.
87 Материалы к отчету обкома ВКП(б) ЦЧО на II-й областной партийной конференции. С. 184.
88 См.: История Тамбовского края: век XX-й. Тамбов, 2006. С. 66.
89 ГАРФ. Ф. 5407. Оп. 1. Д. 47. Л. 4. Д. 78. Л. 13.
90 Фирсов С.Л. Была ли безбожная пятилетка? // Независимая газета. 2002. 30 окт.
91 Воронцов Г. Массовый атеизм: становление и развитие. Л., 1983. С.152-153.
92 ЦДНИТО. Ф. 1183. Оп. 1. Д. 131. Л. 21.
93 Там же.
94 ЦДНИТО. Ф. 1183. Оп. 1. Д. 131. Л. 118-121.
95 ЦДНИТО. Ф. 1184. Оп. 1. Д. 57. Л. 64.
96 Там же.
97 Там же. Л. 65.
98 Олещук Ф. Молодежь и религия. М., 1938. С. 40.
99 Олещук Ф. Молодежь и религия. М., 1938. С. 41.
100 ЦДНИТО. Ф. 1184. Оп. 1. Д. 163. Л. 22.
101 Там же. Л. 21.
102 Там же. Ф. 1177. Д.64. Л. 114. Д. 82. Л. 117 об. Ф. 1184. Оп. 1. Д. 3. Л. 268. Д. 91. Л. 18.
103 ЦДНИТО. Ф. 1184. Оп. 1. Д. 670. Л. 37.
104 РГАСПИ. Ф. М. – 1. Оп. 2. Д. 216. Л. 137-140.
105 ЦДНИТО. Ф. 1184. Оп. 1. Д. 634. Л. 69.
106 ЦДНИТО. Ф. 1184. Оп. 1. Д. 523. Л. 77. Д. 679. Л. 31.
107 Там же. Д. 632. Л. 10. Д. 668. Л. 4.
108 РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 2. Д. 216. Л. 84. Д. 225. Л. 22.
109 ЦДНИТО. Ф. 1184. Оп. 1. Д. 670. Л. 11. Д. 672. Л. 31-38. Д. 679. Л. 31.
110 Кубанёв В. Стихи, дневники, письма. М.: Молодая гвардия. 1981. С. 103-104. Кубанёв В. – поэт. С 1937 года жил в г. Мичуринске, где окончил школу.
111 Он же. Кто знает, что значит любить? Лирический дневник. Воронеж. 1987. С. 65.
112 Фурман Д. Сталин и мы с религиоведческой точки зрения // Осмыслить культ Сталина . М., 1989. С. 403.
113Ярославский Е. Можно ли прожить без веры в бога? // Безбожник. 1924. 1 июня.
114 Фурман Д. Сталин и мы с религиоведческой точки зрения // Осмыслить культ Сталина . М., 1989. С. 412.
