Михаил Шкаровский

Начало нацистской агрессии против Советского Союза 22 июня 1941 г. явилось рубежом, существенно изменившим положение не только православного церковного народа в СССР, но в не меньшей мере и положение русского церковного зарубежья, в том числе, Германской епархии Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ).

Хотя министерство церковных дел Германии пыталось сохранить свой прежний, относительно благожелательный курс, все большую роль в определении церковной политики играли другие, принципиально враждебные русскому православию, немецкие ведомства, прежде всего канцелярия НСДАП и Главное управление государственной безопасности Германии. Всевозможные ограничения и стеснения вскоре коснулись различных сторон жизни епархии. Но речь (фактически) шла о большем - о полном отказе министерства церковных дел Германии от своего прежнего курса, направленного на распространение епархии на все попадавшие в сферу нацистского контроля территории с перспективой создания в будущем самостоятельной Германской Православной Церкви. Первые заметные коррективы этого курса произошли в 1939-40 гг. на территории генерал-губернаторства, но в основном он продолжался до лета 1941 года и даже по инерции частично еще несколько месяцев. Стремление руководства НСДАП раздробить Русскую Церковь и вообще православный мир на враждующие между собой группировки не оставляло места для каких-либо объединительных тенденций. Это хорошо видно на примере ответа из канцелярии НСДАП в июне 1942 г. по поводу очередного запроса министерства церковных дел о создании православного института в Берлине: "Вопрос организации подобного учебного заведения снят с повестки дня военными событиями последнего года на Балканах... Конечно, при определенных условиях именно благодаря православному учебному заведению в Берлине мог бы быть создан центр для совместной работы различных церквей рейха, однако следует добиваться не столько единства, сколько гораздо большей степени раздробленности православной церкви"¹.

В первых же последовавших после нападения на СССР директивах Гитлера и других руководителей Третьего Рейха, в частности в указаниях восточного министерства Германии от 03.08, приказах Верховного Командования Вермахта (ОКВ) от 06.08 и начальника Главного управления государственной безопасности Германии Гейдриха от 16.08, говорится о полном исключении доступа заграничных священников на территорию оккупированных восточных областей и содержится фактический запрет расширения Германской епархии РПЦЗ на восток².

Важные изменения произошли и в практической деятельности русского духовенства. На территории Третьего Рейха оказалось несколько миллионов их соотечественников - восточных рабочих (остов) и военнопленных, - и, несмотря на первоначальные жесткие запреты, православные священники всячески стремились окормлять их духовно. Также различными нелегальными и полулегальными путями оказывалась помощь в возрождении Церкви в оккупированных восточных районах. Преодолевая все ограничения и стеснения, к концу войны, прежде всего за счет притока новой паствы, епархия значительно выросла в количественном отношении. Подавляющее большинство ее священнослужителей честно исполняло свой пастырский долг, даря надежду и утешение в разгар военных действий.

Известие о начале войны с СССР вызвало противоречивые чувства у представителей русской церковной эмиграции в Германии. В тот момент наряду с тревогой многие выражали надежду, что следствием военных событий станет свобода Церкви после долгих лет преследований и гонений, а изгнанники смогут вернуться на родину (поэтому и сам факт вторжения германских войск расценивался скорее положительно). Об этом, по существу, говорилось в послании архиепископа Берлинского и Германского Серафима (Ладе) от 22.06.1941. Но наиболее известной позднее стала опубликованная в берлинской газете "Новое Слово" статья известного своей оппозиционностью национал-социализму архимандрита Иоанна (Шаховского) "Близок час":

"Человеконенавистническая доктрина Маркса, вошедшая в мир войной, - войной исходит. "Я тебя породила, я тебя и убью," - кричит сейчас война большевизму. До каких дней желанных - и подсоветской, и зарубежной - России довелось дожить... Не сегодня-завтра откроются пути свободной жизни, свободного исповедания веры Христовой, свободных слов о Боге... Промысел избавляет русских людей от новой гражданской войны, призывая иноземную силу исполнить свое предназначение... Сверх человеческого действует меч Господень"³.

Позднее, в августе 1945 г., архимандрит Иоанн так комментировал сам факт появления и текст своей статьи: "Мне казалось, что мои слова должны были ободрить и укрепить те русские сердца, которые впали в то время в унынiе и недоуменъе (Лк. 21, 25), устрашенные огромной движущейся на русский народ лавиной Германии, ставившей себе целью порабощение народов... Более, чем кто-либо, мы видели дух тогдашней Германии и менее кого-либо могли желать военно-политической победы языческой идеологии нацизма в своем собственном доме. Его окончательная победа казалась невозможной именно в силу совершенно утопически им поставленных целей: истребление христианства и в Германии, и в мире... Ничего прогерманского она (статья. – М.Ш.) не имела и говорила только о том, что "взятие немцами оружия", по пророчеству о. Аристоклия, есть начало духовного спасения России... Это ободряющее пророчество я и привел в статье своей, отнюдь не предполагая, конечно, что честь возвышения русского духа будет принадлежать германским штыкам... Но немецкий народ все же был призван Промыслом стать хирургом, вернее хирургическим ножом для русского народа, ножом, взрезающим гнойную пленку на глазах русской души... Немцы в отношении русского народа должны были исполнить именно то дело, какое царь вавилонский Навуходоносор получил от Бога власть исполнить в отношении Израиля. Он стал фактором промыслительного очищения и возвышения израильского народа"⁴.

Горячее стремление русской эмиграции вернуться на Родину и участвовать в ее возрождении, в том числе и религиозном (о чем архимандрит Иоанн писал 14 июля 1941 г. митрополиту Евлогию (Георгиевскому) в Париж), осталось неосуществленным. Еще до начала войны – 18 июня 1941 г. - начальник гестапо Мюллер разослал во все отделения государственной полиции (Staatspolizeistellen) указ о препятствовании самовольному возвращению эмигрантов-выходцев с великорусской территории из Рейха на восток. За неразрешенное оставление рабочего места и места проживания предусматривался арест⁵. Лишь отдельным эмигрантам удалось попасть в Россию, и то главным образом в качестве переводчиков, призванных на службу в вермахт. Об одном из немногих таких случаев в частности сообщала в своем письме архимандриту Иоанну от 26.09.1941 Н. Нольдэ, муж которой, священник М. Лесинг-Масальский, исполнял обязанности переводчика и в то же время крестил в районе Смоленска 60 детей⁶.

Сразу же после начала войны против СССР местные власти, нередко видевшие теперь во всех русских врагов, начали ущемлять и церковную деятельность. Глазами одной очевидицы ситуация в Лейпциге выглядела так: "В 1941 году эмигрантам было отказано в доме искусства (т.е. "клубе русской эмиграции"), а также в собраниях любого рода. Богослужения продолжались, но среди посетителей неизменно присутствовал представитель гестапо в штатском или в униформе. Я сразу же начала получать повестки в отделение гестапо, где меня снова и снова допрашивали о том, кто (именно) относится к этой церкви... Меня ругали за то, что я, будучи "немецкой девчонкой", до такой степени забылась, что помогаю врагу, и к тому же обручилась с украинцем... Я уже много лет исполняла обязанности звонарки, и вдруг, во время очередного бесконечного допроса, меня обвинили в том, что я обслуживаю радиостанцию в колокольне... Обыски у меня дома и в церкви ни к чему не привели. А искали у меня большевистскую литературу или приходские списки"⁷.

Над русскими храмами в Лейпциге и Дрездене вообще нависла угроза полного закрытия. 25 октября 1941 г. имперский наместник в Саксонии написал министру церковных дел Германии, что он считает необходимым "ввиду нынешних обстоятельств" распустить "Комитет по сохранению Русской Церкви в Лейпциге" и закрыть оба православных храма. Желая спасти их и ощущая недостаточность лишь собственного воздействия на имперского наместника, министерство церковных дел обратилось за поддержкой к министерству иностранных дел Германии. В письме государственному секретарю фон Вейцзэкеру от 31 октября 1941 г. в качестве главного аргумента против закрытия церквей выдвигались возможные неблагоприятные внешнеполитические последствия: "К вышеуказанным церковным приходам относятся все лица православного вероисповедания независимо от их гражданства, в первую очередь (постоянно) проживающие здесь румыны и болгары, чьи правительства стоят на немецкой стороне... Закрытие православных храмов в Лейпциге и Дрездене послужило бы первым мероприятием подобного рода на всей территории Рейха... и, поскольку именно нынешнее положение дел в православных церквах Германии повсеместно является объектом внимательнейших наблюдений, естественно произвело бы сенсацию и за пределами Рейха"⁸. Расчет министерства церковных дел оказался правильным - встревоженные чиновники МИДа полностью поддержали позицию первого и подготовили свое обращение к имперскому наместнику: "Возможное принятие мер против вышеуказанных церковных приходов может очень быстро стать известным за рубежом и, в свою очередь, оказать неблагоприятное воздействие на наши отношения с юго-восточными национальными Православными Церквами, к которым мы имеем внешнеполитический интерес". Это письмо в сокращенном варианте было отправлено в Дрезден 8 ноября 1941 г., а уже 18 ноября в МИД пришло сообщение из министерства церковных дел о том, что имперский наместник оставил свой план. Но при этом было заново проведено формирование церковных правлений при участии и по согласованию с гестапо⁹.

Пресекали немецкие власти и многие благотворительные акции русской церковной эмиграции по оказанию помощи своим соотечественникам в оккупированных восточных районах. Так, неудачей закончилась крупнейшая подобная акция, предпринятая сестричеством св. Ольги при Владимирской церкви в Берлине. Один из прихожан храма в мае 1946 г. вспоминал, что на призыв о сборе верхней одежды и белья миряне из различных городов Германии откликнулись с огромным энтузиазмом. Были люди, снимавшие с себя буквально последнюю рубашку и отдававшие последний грош. Через несколько дней все приходские помещения были забиты вещами - таким образом было подготовлено 1100 больших ящиков. Уже велись переговоры о покупке продовольствия на собранные 23000 марок. Дело оставалось лишь за разрешением на отправку¹⁰. В берлинской русской газете "Новое Слово" даже появилось сообщение: "Сестрам будет дана возможность вывезти все собранные вещи в эти районы (к востоку и к северу от Смоленска) и распределить их среди населения. Первая партия груза должна быть отправлена в начале ноября"¹¹.

Но груз так и не был отправлен. Настоятель Владимирской церкви архимандрит Иоанн был вызван в гестапо и допрошен о проведенном сборе, после чего последовала реквизиция собранного. Все ящики были забраны нацистской организацией "Зимняя помощь" ("Winterhilfe"). Удалось отстоять только деньги, которые были использованы для помощи восточным рабочим¹².

В то же время министерство церковных дел по-прежнему стремилось оказывать своеобразное покровительство епархии, порой смягчая наносимые ей удары. Даже в условиях войны с СССР 31 марта 1942 г. министерство выделило 3000 марок на реставрацию русской церкви в Висбадене¹³. При этом министерство все еще считало, что все православные приходы, оказавшиеся на территориях, находящихся под контролем Третьего Рейха, должны войти в Германскую епархию. Чаще всего это присоединение, продолжавшееся до начала 1942 года, происходило по инициативе самих приходов.

Так, глава православной епархии Чехии и Моравии, епископ Горазд (Павлик), 28 мая 1941 г. обратился к архиепископу Серафиму (Ладэ) с прошением о том, чтобы Владыка принял эту епархию "под свою архипастырскую опеку, заботу и защиту как в церковном, так и в государственно-политическом отношениях"¹⁴. Епархия состояла из 20 приходов с общим числом верующих порядка 25000 и до тех пор находилась под юрисдикцией Сербской Церкви. Оккупация Сербии сделала невозможными существовавшие прежде церковные связи, и решение епископа Горазда являлось его собственной добровольной инициативой. Как видно из интервью члена Синода Сербского Патриархата германским журналистам от 11 сентября 1941 г., он принципиально не возражал против перехода епархии в подчинение архиепископа Серафима, но выражал сомнение в том, что это в германских интересах: "Если бы немецкая Православная Церковь была автокефальной, то у чешской Православной Церкви была бы возможность объединиться с немецкой автокефальной Церковью... Если немецкое государство не учредит Православную автокефальную Церковь при жизни архиепископа Серафима, то еще неизвестно, каким образом это сможет произойти после его смерти и какую позицию займет Русская Православная Церковь". Местные власти также не были против перехода, о чем имперский протектор в Чехии и Моравии писал 1 сентября премьер-министру в Праге. Окончательное урегулирование вопроса состоялось через два с половиной месяца, о чем министерство церковных дел 21 ноября известило МИД¹⁵. Епископ Горазд сразу установил тесную связь с архиепископом Серафимом, несколько раз приезжал в Берлин, служил в местном русском соборе и даже участвовал там 13 июня 1942 г. в хиротонии епископа Потсдамского Филиппа. В свою очередь архиепископ Серафим посылал епископу Горазду святое миро, антиминсы и т.д.

Примерно в то же время - в конце 1941 года - осуществилось формальное включение в состав Германской епархии православных приходов в Словакии. В начале ХХ столетия произошло "национальное пробуждение" русинов на территории Карпат. В 30-е годы на этой территории, где во времена Австро-Венгерской империи не было ни одного православного прихода, насчитывалось около 120 тысяч православных верующих. Для них была основана епархия под юрисдикцией сербского патриарха, епископ которой проживал в Прешове и назывался Мукачевско-Прешовским. Вследствие присоединения территории Карпат к Венгрии 15 марта 1939 г. епархия была разделена государственной границей на две части. Большинство православных приходов отошло к Венгрии и к территории Словакии, формально провозглашенной независимым государством; в Мукачевской епархии осталось лишь 10 приходов, русский монастырь Преп. Иова в Ладомировой и два церковных прихода митрополита Евлогия в Прессбурге и Нитре¹⁶. Уже 4 августа 1939 г. Архиерейский Синод РПЦЗ заслушал донесение настоятеля монастыря Преп. Иова с приложением докладной записки благочинного, протоиерея В. Соловьева, епископу Мукачевскому и Прешовскому Владимиру о желательности в данной политической обстановке передачи приходов, расположенных на территории Словакии, под управление епископа Берлинского и Германского. В тот же день Синод выразил свое согласие, "если Сербская церковная власть нашла бы осуществление сего желательным"¹⁷. Но решение этого вопроса затянулось. После нападения Германии на Сербию в апреле 1941 г. епископ Владимир был интернирован, а затем выслан на родину, и православные приходы остались без архипастырского окормления. В ответ на их ходатайства архиепископ Серафим 16 сентября 1941 г. письмом известил настоятеля монастыря Преп. Иова о том, что принимает в свои руки управление словацкими приходами. Евлогианские приходы согласно договоренности от 3 ноября 1939 г. также перешли в его ведомство. 28 ноября 1941 г. архиепископ Серафим обратился в министерство церковных дел Германии с письмом о включении словацких православных приходов в Германскую епархию. Министерство ответило согласием, о чем 12 декабря и известило начальника полиции безопасности и СД, а 5 января 1942 г. - министерство иностранных дел¹⁸.

Два прихода митрополита Евлогия на территории протектората Чехии и Моравии (в Праге и Брно) были присоединены к Германской епархии уже в ноябре 1939 г., сохраняя при этом свое юрисдикционное отношение к митрополиту Евлогию. Подобная ситуация сложилась и в Бельгии после ее оккупации. В этой стране имелось три прихода, входивших в Западно-Европейскую епархию РПЦЗ. Ее глава, проживавший в Париже митрополит Серафим (Лукьянов), обратился к архиепископу Берлинскому с просьбой перенять на себя временное управление данными общинами, указав причину в докладе Синоду от 13.12.1940: "В связи с прекращением регулярного железнодорожного сообщения с Бельгией я лишен возможности посещать вверенные мне русские приходы в Бельгии и разрешать на месте вопросы, связанные с легализацией наших приходов и устроением других церковных дел". 31 декабря 1940 г. Архиерейский Синод утвердил передачу общин во временное управление архиепископа Берлинского¹⁹.

На территории Бельгии существовали также и шесть евлогианских приходов, которыми управлял архиепископ Александр (Немоловский). В 1938-40 гг. он неоднократно в своих проповедях и обращениях к пастве резко осуждал деятельность нацистов. Например, 31 июля 1938 г. в своей проповеди он говорил: "Нам посланы страшные испытания... В Германии жестокий варвар Гитлер уничтожает Христианскую веру, одновременно насаждая язычество. Мы молим Бога, чтобы Он спас эту страну от этого ужасного человека, так как там еще хуже, чем в советской России".

После оккупации Бельгии гестапо 4 ноября 1940 г. арестовало архиепископа; в наручниках и с нагрудной табличкой с надписью "Враг № 2" его перевели в тюрьму в город Аахен. Оттуда он попал в берлинскую тюрьму. Архиепископ Серафим сумел вызволить владыку Александра (которого даже хотели расстрелять) из заключения, взяв его на поруки и поселив при русском храме в Тегеле, где последний и оставался до конца войны²⁰.

В своем письме от 26.02.1942 начальник полиции безопасности и СД следующим образом информировал МИД об этих событиях: "В связи со своей антинемецкой позицией представляющий митрополита Евлогия архиепископ Александр Немоловский (был) удален из Бельгии и перемещен в Берлин-Тегель"²¹.

Митрополит Евлогий передал подчиненные ему бельгийские приходы в юрисдикцию епископа Сергия Пражского с оговоркой, что соглашение от 03.11.1939 может применяться и в отношении этих приходов. Таким образом, они также вошли в Православную Германскую епархию. Архиепископ Серафим в 1941 году дважды посетил Брюссель, занимаясь переустройством церковной жизни в бельгийских приходах. В этой связи 1 декабря 1941 г. он писал в министерство церковных дел, что прежняя ожесточенная и открытая борьба представителей "синодального" и "евлогианского" направлений теперь урегулирована, однако за предшествовавшие годы накопилось много взаимной враждебности, для ликвидации которой необходимо принять определенные меры: "В конце концов, я даже в настоящий момент считаю роспуск церковных советов всех православных приходов Бельгии (обеих ориентаций) необходимым. Вместо прежних церковных советов в каждом приходе должен быть назначен один уполномоченный". Владыка просил также разрешить назначить своим представителем в Бельгии протоиерея А. Шабашева (так как не часто сможет бывать там) и подчеркивал: "Епископ Сергий уже в начале этого года выразил свое согласие касательно предложенной мною реорганизации православных приходов в Бельгии"²².

Из упоминавшегося письма начальника полиции безопасности и СД видно, что преобразование бельгийских приходов было проведено, А. Шабашев назначен представителем Владыки для синодальных общин, а для евлогианских в качестве такого представителя предусматривался священник А. Грипп-Киселев.

Следует упомянуть, что в январе 1942 г. в министерство церковных дел поступило заявление Комитета по строительству русской церкви-памятника Николаю II и другим жертвам большевистского террора в Брюсселе с просьбой оказать денежную помощь в размере 10320 германских марок на завершение отделки храма. 14 февраля 1942 г. министерство переслало это заявление в МИД с просьбой выделить средства, "если это в германских интересах". На запрос своего начальства представительство МИДа в Брюсселе 2 апреля 1942 г. ответило, что не возражает по поводу оказания помощи в строительстве церкви, но негативная позиция главного управления госбезопасности Германии помешала выделению денег²³.

Кроме православных бельгийских и чехословацких приходов в Германскую епархию еще до лета 1941 года вошли девять русских и семь украинских общин на бывшей территории Польши, включенной в состав Третьего Рейха, три прихода в Судетском округе, приходы в Люксембурге, два прихода в Лотарингии и два церковных прихода в Вене. Таким образом, в конце 1941 года православная епархия Германии включала в себя 77 приходов, 14 богослужебных мест и один монастырь. Все эти преобразования получали полное одобрение руководства РПЦЗ. Ее глава, митрополит Анастасий, 20 января 1942 г. писал архиепископу Серафиму: "...прежде всего радуюсь тому, что так успешно идет там Ваша работа по объединению. Дай Бог, чтобы предстоящее епархиальное собрание закрепило это объединение и успешно разрешило вопросы, связанные с новой организацией епархии"²⁴.

Проходившее 29-31 января 1942 г. в Берлине первое и последнее во время второй мировой войны епархиальное собрание стало важным этапом в истории православной Германской епархии. В его работе участвовали представители 37 важнейших приходов, в том числе почти всех из 13 евлогианских. Председателем собрания был архиепископ Серафим, который в своем докладе осветил историю развития епархии, отметив: "Со стороны министерства церковных дел Германии было проделано все возможное для того, чтобы укрепить нашу епархию как внутренне, так и внешне, а также чтобы обеспечить ее прочность. Многократно нам оказывалась материальная помощь, к примеру, нам предоставили большую сумму на работы по ремонту храмов"²⁵.

Заметную роль в работе собрания играл благочинный евлогианских приходов в Германии архимандрит Иоанн (Шаховской), избранный одним из четырех заместителей председателя. Он предложил организовать комитет, задача которого должна была заключаться в сборе богослужебных принадлежностей для приходов на освобожденных восточных территориях. На третий день заседаний архимандрит прочитал обширный доклад на тему "Забота о спасении душ в наше время". Согласно предоставленному в министерство церковных дел и опубликованному протоколу собрания архимандрит Иоанн "указывает на сложности пастырского окормления военнопленных". Говоря же о роли пастыря в условиях того времени, благочинный подчеркнул: "Второй важной задачей является соблюдение христианской истины и защита Церкви от антихристианских учений и теорий. Критерием для проверки всего должно служить Слово Божие. Священник также должен оберегать Церковь от вмешательства в политику и бороться против привнесения политики в Церковь... Церковь также не должна быть орудием для мирских целей"²⁶. Полностью прав российский историк А. Никитин, отмечавший в своей монографии, что "те, кто знал и сочувствовал внутренней позиции о. Иоанна, легко могли увидеть в его словах об "антихристианских учениях и теориях" критику как национал-социализма в целом, так и расовой теории"²⁷.

По вопросу о духовном окормлении военнопленных в неблагоприятном для властей духе высказался и архиепископ Серафим. Выступавшие на собрании сообщали также о других случаях ограничений и стеснений со стороны национал-социалистских властей. Так, Е. Васильев сообщает, что в г. Калиш дети русского происхождения были исключены из немецких школ. Занятия по религии с ними проводились отдельно. Особенно неблагоприятная ситуация существовала в Вартовском округе, избранном руководством НСДАП в качестве "испытательного полигона" для опробования антицерковной политики по отношению ко всем христианским вероисповеданиям. Как сообщил собравшимся архимандрит Герман, в Вартовском округе православным общинам был запрещен сбор пожертвований²⁸.

Характерной чертой собрания был подлинно пастырский подход. Это было особенно заметно при обсуждении вопроса об участии в церковном возрождении на оккупированных территориях. Для этой цели предлагалось создать особый миссионерский комитет, организовать религиозно-философские кружки для подготовки апологетов, наладить издание молитвенников, изготовление крестиков и т.д.

Без каких-либо конфликтов проходило обсуждение очень сложной и горячей "украинской проблемы". Представитель прихода из Лодзи П. Сологуб выразил следующие претензии и пожелания:

"1) Необходимо создать благочиние, которое будет охватывать все украинские приходы... 2) В тех районах, где проживает много украинцев, должны быть созданы новые приходы. 3) В тех районах, где сохранилось церковное имущество, ранее принадлежавшее Православной Церкви бывшей Российской империи... украинские приходы имеют право претендовать на 50-процентную его долю. 4) Богослужения на украинском языке должны быть допущены там, где количество украинцев значительно... 5) Назначение украинского разъездного священника для религиозного окормления украинцев, проживающих в таких поселениях, где нет украинских приходов... 6) Для украинских приходов на территории Германии должен быть разработан свой устав".

Все эти предложения были приняты епархиальным собранием, что объясняется умиротворяющим влиянием архиепископа Серафима. В протоколе записано, что А. Михайловский из Вены даже заявил, что "он впервые свидетель того, как русские и украинцы подходят к церковным вопросам в духе братской любви"²⁹.

Среди важнейших резолюций, принятых собранием, следует указать также решение обратиться "в соответствующие высшие государственные и церковные органы с ходатайством об организации Центрально-европейского митрополичьего округа и назначении архиепископа Серафима его главой", а также резолюцию № 3:

"Архиерейскому Совету православной епархии Германии поручается безотлагательно организовать епархиальный миссионерский комитет. В обязанности епархиального миссионерского комитета будут входить (следующие задачи): издание религиозной литературы, в особенности апологетического содержания, и ее распространение среди населения освобожденных от советской власти районов; изготовление нательных крестиков, сбор богослужебных сосудов и т.д. для нуждающихся православных приходов на освобожденных восточных территориях..." Кроме того архиепископа Серафима просили "организовать православное окормление русских и украинских военнопленных и обратиться по этому поводу с очередным обоснованным прошением в соответствующие ведомства". Эта резолюция, как и решение о создании религиозно-философского кружка, "для того чтобы участники этого кружка позднее могли успешно трудиться у себя на родине на поприще религиозного и морального просвещения", из-за сопротивления немецких властей в основном выполнены не были.

Для умиротворяющей деятельности архиепископа Серафима было характерно, что владыка откорректировал список из восьми кандидатов в члены Архиерейского Совета, избранных на собрании, исключительно по своей инициативе включив в него двух активных представителей евлогианской общины - священника С. Положенского и старосту храма Св. Владимира в Берлине, Н. Васильева. В марте 1942 г. все кандидаты были утверждены министерством церковных дел - такое санкционирование со стороны властей являлось в нацистской Германии обязательным актом³⁰.

В соответствии с резолюцией епархиального собрания Архиерейский Синод РПЦЗ 26 мая 1942 г. принял решение о преобразовании Германской епархии в Средне-Европейский митрополичий округ, в состав которого вошли церкви в Великой Германии, протекторате, Бельгии, Словакии и Люксембурге. Митрополитом был назначен архиепископ Серафим. Об этом решении 27 мая митрополит Анастасий написал в министерство церковных дел, и 4 июня министерство отправило владыке ответ о своем полном согласии. Такой быстрый ответ объясняется тем, что министерство церковных дел, действуя в соответствии со своей концепцией, сумело еще раньше получить согласие на утверждение архиепископа Серафима в качестве митрополита у уполномоченного фюрера по делам всеобщего духовного и мировоззренческого обучения и воспитания при НСДАП Розенберга и у начальника полиции безопасности и СД. Об этом 24 апреля 1942 г. министерство известило МИД³¹. Вероятно, получить такое согласие было непросто, так как Розенбергу была присуща открытая враждебность к РПЦЗ и архиепископу Серафиму лично.

13-14 июня 1942 г. в Берлине состоялись торжества по поводу открытия Митрополичьего округа. В эти дни также была проведена хиротония настоятеля берлинского собора архимандрита Филиппа (Гарднера) во епископа Потсдамского, второго викария Германской епархии. В хиротонии помимо архиепископа Серафима участвовали епископы Горазд, Сергий Пражский и Василий Венский. Митрополит Анастасий также очень хотел приехать в Берлин для участия в акте открытия Митрополичьего округа и хиротонии, о чем он писал 29 апреля 1942 г. владыке Серафиму. Однако, проводя политику изоляции руководства РПЦЗ, немецкие власти отказали митрополиту в получении визы на проезд из Сербии в Германию³².

11 июня владыка Анастасий назначил архиепископа Серафима членом Архиерейского Синода. Судя по сохранившейся в Синодальном Архиве переписке, их связь, несмотря на различные препятствия, была регулярной и достаточно тесной. Именно эта переписка опровергает утверждение германского историка К. Гедэ о том, что архиепископ Серафим стремился к независимости от Карловацкого Синода³³. Митрополит Берлинский и Германский все свои важнейшие решения обязательно согласовывал с митрополитом Анастасием, и каких-либо явных конфликтов между ними не было, хотя стремление помешать этим контактам со стороны немецких властей несомненно присутствовало. Правитель дел синодальной канцелярии Г. Граббе позднее писал: "Теперь сделалось понятным, почему нам было так трудно сноситься с архиепископом, потом митрополитом Серафимом в Германии. Они [нацисты] совсем не хотели, чтобы он был слишком связан с нами, но и ему самому тоже не особенно позволяли сноситься с властями по церковным делам, особенно на оккупированном Востоке"³⁴.

В современных работах представителей РПЦЗ даже упоминается, что владыка Серафим отказался выйти из подчинения митрополита Анастасия, как того хотели немцы. Это утверждение, однако, представляется спорным. Конечно, чиновники министерства церковных дел желали отделения Средне-Европейского митрополичьего округа и создания на его базе автокефальной Немецкой Православной Церкви, но вероятно, лишь в перспективе, после окончания войны. Каких-либо следов попыток осуществить этот план (с которым не были согласны другие, гораздо более влиятельные, немецкие ведомства) в 1942-45 гг. в архивных документах не обнаружено.

В первой половине 1942 года произошло последнее территориальное расширение епархии владыки Серафима. В ответ на обращение местного духовенства 15 января 1942 г. он издал указ о принятии пяти русских общин в Венгрии в административное управление и учредил там свое Представительство. 6 марта венгерское министерство культуры утвердило полномочия последнего, а 8 июня 1942 г. об утверждении положения о Представительстве сообщил в своем письме митрополит Анастасий. К лету 1944 года число русских приходов в Венгрии возросло до семи, и кроме того было образовано шестнадцать более мелких общин и подобщин³⁵. Число же православных мирян епархии в начале 1942 года уже составляло около 130 тысяч, в том числе, согласно докладу владыки Серафима в министерство церковных дел от 03.10.1940: на предвоенной территории империи - 15000, в бывшей Польше - 14750, в протекторате - 30000, в Австрии - 2000 и 500 - в Данциге³⁶. А вскоре в Германию хлынул миллионный поток восточных рабочих, и паства митрополита увеличилась во много раз...

Примечания:

¹ ЦХИДК (Центр хранения историко-документальных коллекций, Москва), ф. 1470, оп. 1, д. 14, л. 115.

² ЦХИДК, ф. 500, оп. 5, д. 3, л. 62-65; ф. 1470, оп. 2, д. 5, л. 387; BA (Bundesarchiv Berlin), R6/177, Bl. 9.

³ "Материалы к биографии архиепископа Иоанна (Шаховского)" в: "Церковно-исторический вестник", Москва, 1998, № 1. C. 81.

⁴ Там же. С. 86-87.

⁵ BA, R58/1030, Bl. 144.

⁶ ЦХИДК, ф. 500, оп. 3, д. 455, л. 66.

⁷ Из письма тогдашней звонарки лейпцигского прихода, А. Финц, доктору Кэте Гедэ от 8.4.1980.

⁸ BA, R901/69300, Ид. 228-229.

⁹ Ebenda, Bl. 230-232.

¹⁰ Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской), Избранное. Петрозаводск, 1992. С. 365-366.

¹¹ "Новое слово" от 9.11.1941.

¹² Архиепископ Иоанн Сан-Францисский, Указ. соч., С. 366; "Материалы к биографии архиепископа Иоанна (Шаховского)", С. 82.

¹³ BA R5101/23092, Bl. 115-117, 127.

¹⁴ Ebenda, R 901/69300, Bl. 105.

¹⁵ Ebenda, Bl. 105, 186; R901/69301, Bl. 14.

¹⁶ E. Suttner, Die Katholische Kirche in der Sowjetunion. Würzburg 1992, S. 33; W. Haugg, Materialien zur Geschichte der östlich-orthodoxen Kirche in Deutschland in: Kyrios 1942/43, 6. Band, S. 106.

¹⁷ ГАРФ (Государственный архив Российской Федерации), ф. 6343, оп. 1, д. 275, л. 2.

¹⁸ СА (Синодальный архив Нью-Йорка), д. 15/41, л. 16; BA, R901/69301, Ид. 110.

¹⁹ ГАРФ, ф. 6343, оп. 1, д. 283, л. 25-26.

²⁰ K. Gaede, Russische Orthodoxe Kirche in Deutschland in der ersten Hälfte des 20. Jahrhunderts. Köln, 1985, Ы. 244-245; А.К. Никитин, Указ. соч., С. 226, 367; А. Казембек, "Знаменательный юбилей. К полувековому служению архиепископа Брюссельского и Бельгийского Александра в архиерейском сане" в: "Журнал Московской Патриархии", 1959, № 21, С. 13-16; Епископ Григорий (Граббе), Указ. соч., С. 329.

²¹ BA, R901/69301, Bl. 159.

²² Ebenda, Bl. 61-63.

²³ Ebenda, Bl. 141-142, 159, 266.

²⁴ СА, д. 15/41, л. 22.

²⁵ W. Haugg, 1942/43, S. 110.

²⁶ Ebenda, S. 112, 120-121.

²⁷ А.К. Никитин, Указ. соч., С. 319.

²⁸ W. Haugg, 1942/43, S. 111-113.

²⁹ Ebenda, S. 111, 114, 117-118.

³⁰ Ebenda, S. 124-127; А.К. Никитин, Указ. соч., С. 320-321.

³¹ ГАРФ, ф. 6343, оп. 1, д. 375, л. 1, 114; Bl, R901/69301, Bl. 291.

³² СА, д. "Об учреждении в Германской епархии 2-го викариатства", л. 15-16, 18-19, 21-22.

³³ K. Gaede, 1985, S. 220.

³⁴ Епископ Григорий (Граббе), Указ. соч., С. 327.

³⁵ А. Арсеньев, Указ. соч., С. 7-8, SR/СР ("Сообщения и распоряжения Высокопреосвященнейшего Серафима Митрополита Берлинского и Германского и Средне-Европейского митрополичьего округа"), июль 1944, С. 1-2; СА, д. 18/41, л. 17-18, 28-29, 33; "Церковная жизнь", 1942, № 7, С. 109.

³⁶ ЦХИДК, ф. 1470, оп. 2., д. 5.