|
Васильева О.Ю. Жребий митрополита Сергия // Ежегодная богословская конференция. М., 1997. С. 180.
Церковная история ХХ-го столетия - одна из
самых трагических страниц в тысячелетней жизни Русской Православной Церкви.
И по сей день о многих противоречивых событиях либо не говорят вовсе, а если и говорят, то скудно и сдержанно,
либо преподносят оценку явлений и личностей как не подлежащую сомнению данность.
К спорным и трудным вопросам относится оценка жизни и деятельности митрополита Сергия (Ивана Николаевича Страгородского),
ставшего Патриархом Московским и всея Руси осенью 1943 года.
Пожалуй, ни о ком не написано больше. Количество авторских листов иностранного происхождения в десятки раз превышает
отечественные. Можно встретить особые термины: "сергианство", "сергианская линия", "сергианцы", которыми награждались
сторонники митрополита.
Обсуждали и обсуждают, в основном, три момента: "Декларацию 1927 года", пресс-конференцию 1930 года и каноничность
главенства митрополита в Церкви. Утверждение авторских выводов идет в одном направлении: принимается все, что
указывает на отношения иерарха с властью, и отметается все, что объясняет причины этих контактов. Предъявляются
необоснованные обвинения, приклеиваются ярлыки, формируется далекое от объективности мнение, ставится под сомнение
позиция, которую занимала Церковь в конце 20-х, в тридцатые и в начале 40-х годов.
Упрощенно и схематично толкуется личность самого иерарха, чья судьба неразрывно связана с труднейшим периодом
в истории страны и Церкви. И вряд ли кому из Первосвятителей, чей тяжкий жребий служения пришелся на "долгие годы"
строительства новой жизни, выпала доля митрополита Сергия...
Будущий Патриарх (Иван Николаевич Страгородский) родился в семье священника Алексиевского женского монастыря в
г. Арзамасе 11 января 1867 года. Быстро пролетели годы учебы в Арзамасском Духовном училище, затем в Нижегородской
семинарии, которую пытливый юноша окончил по первому разряду. За время учебы в Петербургской Духовной Академии
Иван Страгородский проявил себя как вдумчивый исследователь, его семестровые работы удивляли широтой мышления.
30 января 1890 г., в день памяти Трех Святителей, юноша был пострижен в монашество с именем Сергий в честь преподобного
Сергия Валаамского. В этом же году он закончил академию со степенью кандидата богословия за сочинение "Православное
учение о вере и добрых делах". В работе была предпринята попытка через полемику с католическим учением о "сверхдолжных"
заслугах святых и протестантским об оправдании только верой изложить православное учение о спасении, основанное
на святоотеческой традиции. Этой же теме будущий митрополит посвятил и свою магистерскую диссертацию, защищенную
им в 1895 году и выдвинувшую молодого магистра в ряд видных православных богословов своего времени. Но это будет
позже. А пока, осенью 1890 года, иеромонах Сергий приезжает в Токио и становится одним из ближайших помощников
архиепископа Николая. За несколько месяцев иеромонах Сергий освоил японский язык, что позволило архиепископу Николаю
сначала направить его в Киото, а затем в Токио для преподавания догматического богословия в семинарии. Зиму 1891/92
годов отец Сергий провел на русском крейсере "Память Азова" вместо заболевшего судового священника.
Указ о переводе в Россию пришел в 1893 году. Сначала в Петербург, а потом в Московскую духовную Академию на должность
инспектора. Именно здесь происходит его сближение с архимандритом Антонием (Храповицким), ректором МДА, будущим
главой Русской Зарубежной церкви. Архимандрит Антоний был известен как один из ведущих русских богословов и духовных
просветителей. По его настоянию отец Сергий переработал курсовое сочинение в магистерскую диссертацию, которая
публиковалась в академическом "Богословском вестнике", а позже вышла отдельной книгой.
С 1894 по 1896 годы иеромонах Сергий провел в Афинах, куда был назначен настоятелем русской посольской церкви.
Там же он был возведен в сан архимандрита. Затем вновь следует направление в Японию, где архимандрит Сергий служит
до 1899 года. В январе 1901 года Указом Святейшего Синода будущий митрополит назначен ректором Санкт-Петербургской
Академии, а 25 февраля того же года в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры состоялась его хиротония
во епископа Ямбурского, третьего викария Санкт-Петербургской епархии. При своем наречении молодой епископ произнес
речь, которую можно рассматривать своеобразной перспективой всего последующего служения. Есть там и такие слова:
"Быть же пастырем - значит жить не своею особой жизнью, жить жизнью паствы, болеть ее болезнью, нести ее немощи
с единственной целью: послужить ее спасению, умереть, чтобы она была жива. Истинный пастырь постоянно, в ежедневном
делании своем "душу свою полагает за овцы", отрекается от себя, от своих привычек и удобств, от своего самолюбия,
готов пожертвовать самой жизнью и даже душой своей ради Церкви Христовой, ради духовного благополучия словесного
стада" [1] .
Ни сам епископ и никто из присутствующих не могли предположить, насколько пророческими окажутся эти слова...
Шесть лет деятельности епископа в СПбДА заполнены административной и научной работой. В 1902 и 1905 годах вышли
его статьи: "Что нас разделяет со старокатоликами" и "К вопросу о том, что нас разделяет со старокатоликами".
Их написание было связано с деятельностью епископа Сергия в Комиссии при Святейшем Синоде по старокатолическому
и англиканскому вопросу. Статьи, в первую очередь, представляли интерес с точки зрения раскрытия в них православного
учения о Церкви.
Бурная церковно-общественная жизнь начала века не оставила в стороне епископа. Он состоял в различных просветительских
и благотворительных обществах. Особо выделяется его участие в "Религиозно-философских собраниях" (1901-1903 гг.).
Под председательством епископа Сергия в них участвовали публицисты и литераторы, профессора Академии и духовенство.
Эти собрания очень способствовали сближению светской интеллигенции с Русской Православной Церковью.
6 октября 1905 года следует назначение епископа на самостоятельную Финляндскую и выборгскую кафедру с возведением
в сан архиепископа. На этом поприще вновь проявились его миссионерские качества. Он созывает епархиальные съезды,
при Выборгском соборе организует Православную миссию, создает братство святого Георгия Победоносца. Все это укрепляет
Православие среди беломорских карел.
В 1911 году архиепископ Сергий становится членом Святейшего Синода, где в разное время руководит важными синодальными
учреждениями: Председатель Особого совещания по вопросам внутренней и внешней миссии, Председатель Совещания по
исправлению церковно-богослужебных книг. В 1912 году следует его назначение Председателем Предсоборного совещания,
а в 1913 году архиепископ Сергий возглавил Учебный комитет.
Февраль 1917 окончательно нарушил плавное течение его служения. Временное правительство в апреле распустило прежний
состав Синода. Единственным оставшимся членом из бывших оказался архиепископ Сергий. Посылались первые упреки
в отсутствии солидарности со стороны отдельных архиереев. Реакция архиепископа была очень спокойной. Он считал,
что в начавшийся период потрясений для Русской Церкви следует служить ей всем своим опытом, знаниями и энергией.
Уже 29 апреля 1917 г. архиепископ Сергий подписал "Послание святейшего Синода к Церкви о мероприятиях в связи
с предстоящим созывом Всероссийского Поместного Собора", а в дальнейшем участвовал в его непосредственной подготовке.
Голосами клириков и мирян архиепископ Сергий был избран на Владимирскую кафедру. Синодальный указ о его назначении
архиепископом Владимирским и Шуйским последовал 10 августа 1917 г.
Владимирская епархия была не только одной из древнейших в Русской Церкви, но и одной из обширнейших по территории
с такими большими промышленными городами, как Владимир, Иваново-Вознесенск, Шуя, Ковров, Александров и другие.
Эту кафедру архиепископ возглавлял 5 лет, разделив епархию на пять митрополичьих округов и пять викариатств для
более успешного ее управления.
В работе Поместного Собора 1917-1918 гг. архиепископ Сергий принял самое деятельное участие, руководя работой
отдела "Церковный суд" в качестве его Председателя. 28 ноября 1917 года он был возведен в сан митрополита, а чуть
позже состоялось его избрание членом Священного Синода.
Канонические основы устройства Православной Российской Церкви, заложенные Поместным Собором 1917-1918 гг., чья
работа совпала с установлением нового государственного строя, не дали угаснуть церковной жизни ни в огне гражданской
войны, ни в разнузданной атеистической вакханалии богоборческого государства.
Согласно общему положению о высшем церковном управлении, основы эти заключались в следующем:
- высшая законодательная, административная, судебная и контролирующая власть в Церкви принадлежала Поместному
Собору, периодически, в определенные сроки созываемому в составе епископов, клириков и мирян;
- восстанавливалось патриаршество и церковное управление возглавлялось патриархом; - Патриарх являлся первым среди
равных ему епископов;
- Патриарх вместе с органами церковного управления был подотчетен Собору. По смыслу дальнейших соборных определений,
избираемый Собором Высший Церковный Совет, а также Священный Синод, образуют Высшее Церковное Управление. Его
возглавляет Патриарх, при этом, при необходимости он наделен правом единолично принимать самостоятельные решения,
которые утверждает ближайший Собор.
Все более осложняющаяся обстановка в стране вынуждает соборное большинство на закрытом заседании 25 января 1918
г. принять постановление, по которому "В случае болезни, смерти и других печальных для патриарха возможностей,
предложить ему избрать несколько блюстителей патриаршего престола, которые в порядке старейшинства и будут блюсти
власть Патриарха и преемствовать ему" [2] . Именно это постановление послужило средством
для сохранения канонического преемства Первосвятительского служения после кончины Патриарха Тихона. На него опирался
митрополит Петр (Полянский), назначая своих преемников, среди которых были митрополит Сергий, экзарх Украины митрополит
Михаил (Ермаков) и архиепископ Ростовский Иосиф (Петровых). В 1925 г. этот жребий падет на митрополита Сергия.
А лето 1922 года принесло новое испытание - к обновленцам примкнула часть епископата и клира: немногие по искреннему
заблуждению, в желании действительного улучшения отдельных сторон церковной жизни, другие - из-за гордыни и честолюбия,
а большинство - по растерянности. Сильное влияние оказал на них так называемый "меморандум трех" - заявление трех
маститых иерархов - митрополита Владимирского Сергия, архиепископа Нижегородского Евдокима и архиепископа Костромского
Серафима, опубликованное в печати в июне 1922 года, в котором они признали обновленческое ВЦУ канонической законной
властью. Позже авторы документа объясняли его создание как единственную возможность встать во главе обновленческого
движения и вернуть его в патриаршее русло.
23 октября 1922 года митрополит Сергий (Страгородский) заявил о прекращении церковного общения с деятелями "новой
демократической церкви" и покинул созданное ими Высшее Церковное Управление. Позже, в августе 1923 года он принес
покаяние перед Патриархом Тихоном и активно включился в работу по возможности созыва Поместного Собора для решения
вопросов церковной жизни при новой власти. Вместо оставшегося в обновленчестве архиепископа Евдокима (Исидерского)
митрополит Сергий получил назначение на Нижегородскую кафедру.
Среди 59 архиереев Русской Православной Церкви он участвовал в погребении Патриарха Тихона. В своей короткой речи
митрополит Сергий отметил особенную доброту Первосвятителя и его снисхождение к ближним.
После смерти Патриарха начался долгий этап противостояния двух ветвей Русской Православной Церкви - Русской и
Зарубежной. Все самые острые моменты этого процесса пришлись на годы служения митрополита Сергия.
Зарубежные архиереи не согласились с подлинностью Завещания Патриарха. Сразу после его обнародования 12 апреля
1925 года посылались упреки в сторону митрополита Петра (Полянского), которого оппоненты и прошлые, и нынешние
упрекали в давлении на Святейшего. При этом до сегодняшнего дня старательно умалчивается тот факт, что митрополит
Петр был арестован в декабре 1925 года за отказ от предложенных властью условий легализации Церкви. Владыка был
несгибаем до дня своей гибели в 1937 году.
Следует отметить также и тот факт, что предвидя серьезные испытания для Церкви, Местоблюститель митрополит Петр
издал два акта на случай своего ареста - 5 и 6 декабря 1925 года. В первом он предоставлял права и обязанности
Патриаршего местоблюстителя до законного выбора нового патриарха, согласно воле покойного святейшего, митрополитам
Казанскому Кириллу, Ярославскому Агафангелу и митрополиту Арсению. Если же возможности осуществить это не предоставится,
то права и обязанности Патриаршего местоблюстителя переходят к митрополиту Нижегородскому Сергию.
А днем позже митрополит Петр в своем письменном распоряжении указал, что в случае невозможности выполнить порученное
митрополитом Сергием, временное исполнение прав и обязанностей Патриаршего Местоблюстителя переходит к митрополиту
Михаилу (Ермакову) или архиепископу Иосифу (Петровых).
Из этого большого списка на свободе оставался только митрополит Сергий.
14 декабря 1925, спустя четыре дня после ареста митрополита Петра, он сообщил из Нижнего Новгорода викарию Московской
епархии епископу Клинскому Гавриилу (Красновскому) о своем вступлении в исполнение обязанностей Патриаршего Местоблюстителя
и просил известить об этом всех архиереев в Москве. Чуть позже и до 1936 года митрополит Сергий стал называть
себя "Заместителем Патриаршего Местоблюстителя".
(Ложная весть о кончине митрополита Петра поступила в Патриархию в 1936 году. К этому времени скончались митрополиты
Агафангел (1928 г.) и Арсений (1936 г.). Митрополит Кирилл по-прежнему находился в ссылке, что лишало его возможности
вступить в права Местоблюстителя. И в декабре 1936 года права и обязанности Местоблюстителя перешли к Митрополиту
Сергию, который к этому времени уже 11 лет стоял во главе Церкви).
Первые дни вступления в права и обязанности митрополита Сергия в декабре 1925 г. омрачились угрозой нового раскола.
10 епископов, оставшихся в Москве, в Донском монастыре под председательством архиепископа Екатеринбургского Григория
(Яцковского) на своем совещании высказали недовольство по поводу единоличного управления Церковью митрополитом
Петром, который якобы не хотел созывать Собор, о образовали Временный Высший Церковный Совет под председательством
архиепископа Григория.
Власть поддержала григорианский ВВЦС, который очень скоро получил право на легализацию. Ослабление Церкви путем
создания параллельного Местоблюстителю и его Заместителю церковного центра неизбежно привело бы к нарушению единства.
14 января 1926 г. митрополит Сергий в своем письме на имя архиепископа Григория выступил с протестом против самочинного
ВВЦС. В ответном письме его Председатель пригласил митрополита Сергия не только войти во Временный Совет, но и
даже возглавить его. Последовал резкий отказ и запрет на служение архиепископа Григория и его сторонников.
Григориане не сдавались. Им удалось посетить митрополита Петра в изоляции и убедить его в том, что митрополит
Сергий не может управлять Церковью, т.к. находится в Нижнем без права выезда. При этом от местоблюстителя митрополита
Петра было скрыто то обстоятельство, что Временный Высший Церковный Совет был образован, когда участники совещания
в Донском монастыре уже знали о назначении Заместителя Местоблюстителя. Итогом встречи стала резолюция о временной
передаче высшей церковной власти коллегии их трех архиереев: архиепископа Владимирского Николая, Томского Димитрия
и Екатеринбургского Григория. При этом григориане умолчали о том, что архиепископ Димитрий и Николай, находясь
в ссылке, не могут выехать в Москву. Резолюцию члены Временного Высшего Церковного Совета рассматривали как передачу
церковной власти архиепископу Григорию.
Митрополит Сергий отказался подчиниться этой резолюции, указав на неосведомленность Местоблюстителя об истинном
состоянии церковных дел. Он вступает в переписку с митрополитом Петром. Его позицию поддержали многие архиереи.
И 22 апреля 1926 года в письме митрополиту Сергию Местоблюститель объявляет об упразднении Временного Высшего
Церковного Совета и подтверждает ранее сделанное назначение Заместителя Местоблюстителя. Григориане не подчинились
воле главы Церкви, сохранили свою организацию, которая просуществовала еще около десяти лет, не получив поддержки
у клира и мирян и не оказывая влияния не церковную жизнь. Архиепископ Григорий до своей кончины в 1932 году руководил
несколькими общинами на Урале. Григорианские малочисленные общины имелись также в сибирских и поволжских епархиях.
Последние из них принесли покаяние митрополиту Сергию в 1943 году.
Весной 1926 года происходит обострение вопроса о преемстве канонической власти. 18 апреля 1926 года (после своего
освобождения) митрополит Агафангел обратился из Перми с "Посланием к Церкви", в котором известил верующих о своем
вступлении в должность Местоблюстителя Патриаршего престола, ссылаясь на завещание Патриарха Тихона. В начавшейся
переписке между митрополитом Сергием и новым претендентом на высшую церковную власть (от 30 апреля, 16 мая, 23
мая) поднимались самые острые вопросы. И митрополиту Сергию удалось объяснить митрополиту Агафангелу, что в распоряжении
Патриарха Тихона нет ни слова о том, что Местоблюститель Петр принял власть временно, до возвращения старейших
кандидатов. Приняв власть законно, он может быть лишенным ее только на законных основаниях, т.е. в случае добровольного
отхода или по суду архиереев. Начавшийся конфликт был очень выгоден власти, ожидавшей новой смуты. Но мудрый митрополит
Агафангел, оценив всю ситуацию, в июле 1926 года уведомил телеграммой митрополита Сергия о своем отказе от должности
Местоблюстителя.
Самая важная задача, стоявшая перед митрополитом Сергием после разрешения конфликта, состояла в легализации церковной
жизни в большевистской России. После кончины Патриарха Тихона прекратил свое существование учрежденный им Временный
Патриарший Синод. Для создания новых организационных структур и признания их полномочий требовались контакты с
богоборческой властью, на которые незадолго до смерти пошел Святейший, указав своим преемникам единственный путь
существования Церкви в новых условиях. Оппоненты до сегодняшнего дня не признают того, что политика преемников
Патриарха Тихона была продолжением и развитием основы, заложенной Святейшим. Они по-прежнему настаивают на том,
что до "Декларации 1927 г.", которая окончательно развела по разные стороны две ветви единой когда-то Церкви,
русский епископат был против легализации. Она, бесспорно, была нужна для нормальной внутрицерковной жизни. Не
созывались Соборы, не работал Синод. Церковь физически была обескровлена - через Соловки к 1930 г. прошел весь
епископат, жизнь в приходах угасала.
Но богоборческая власть предъявляла свои жесткие условия легализации:
- издание декларации определенного содержания (весь мир должен был узнать о том, что Русская Православная Церковь
не подвергается никаким гонениям);
- осуждение заграничных епископов в случае их неподчинения церковной власти в России;
- контроль за Церковью со стороны государства.
Эти условия не приняли ни митрополит Петр (1925 г.), ни митрополит Сергий (1926 г.), ни архиепископ Серафим (Самойлович)
после ареста митрополита Сергия, мотивируя тем, что не считает себя полномочным.
7 июня 1926 Соловецкие епископы (17 человек во главе с архиепископами Иларионом (Троицким), Евгением (Зерновым),
Пахомием (Кердровым), Ювеналием (Масловским) и др. пишут "Памятную записку Соловецких епископов, представленную
на усмотрение Правительства". Основная мысль документа - просьба о легализации без вмешательства во внутренние
дела Церкви. Внутреннего примирения быть не может, т.к. условием бытия и смысла существования Церкви является
то самое, что категорически отрицает коммунистическая идеология.
Три дня спустя, 10 июня 1926 года, митрополит Сергий пишет проект Обращения к Советской власти, которое явилось
приложением к его одновременному ходатайству НКВД о легализации церковных органов, в частности, о регистрации
его в должности Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, регистрации местных церковных органов, разрешение на
созыв епископов и издания "Вестника Московской Патриархии", об открытии духовных учебных заведений. Также, как
и соловчане, митрополит Сергий подчеркнул, что не имеет смысла замалчивать о существующем противоречии между православными
и большевиками, стоящими у власти. Обещая лояльность, отмечал митрополит, мы не можем наблюдать за политическими
партиями наших единоверцев, использовать экзекуторские функции и применять церковные кары для отмщения. Власть
регистрацию не разрешила, а за митрополитом Сергием было установлено наблюдение.
12 сентября 1926 г. митрополит совершает еще одно "противоправное" действие - обращается с письмами к зарубежным
епископам. Оно пронизано братской искренностью и заботой о дальнейшей судьбе православных за границей. В конце
письма митрополит Сергий подчеркивает, что Святейший действительно издал распоряжение о закрытии Заграничного
Синода. Далее в письме звучит мысль о возможности создания такого центра, если бы существовало согласие между
иерархами. А его нет, и митрополит пишет: "Если такого органа, общепризнанного всею эмиграцией, создать по-видимому,
нельзя, то уже лучше покориться воле Божией, признать, что отдельного существования эмигрантская Церковь устроить
себе не может, и поэтому всем Вам пришло время встать на почву канонов и подчиниться (допустим временно) местной
православной власти, например, в Сербии - Сербскому Патриарху, и работать на пользу той частной Православной Церкви,
которая вас приютила". Далее митрополит подчеркнул, что такое отдельное существование скорее предохранит от взаимных
распрей, чем старание всех удержать и подчинить искусственно созданному центру. И, что именно такая постановка
более соответствует теперешнему положению Церкви в России. Так же, как и в случае с обращениями Патриарха, зарубежные
епископы не хотели понять, да и не понимают по сей день "теперешнее положение Церкви в России".
Расправа с митрополитом не заставила себя ждать. Он был арестован в ноябре 1926 года по обвинению с связях с эмиграцией
и в подготовке проведения нелегальных выборов Патриарха. Инициатива избрания путем сбора подписей исходила с Соловков
от архиепископа Илариона (Троицкого). Кандидатом на Патриарший Престол он предложил митрополита Кирилла, срок
ссылки которого истекал в ближайшее время. Митрополит Сергий поддержал предложение архиепископа Илариона. Практическим
осуществлением выборов руководил архиепископ Рыльский Павлин (Крошечкин) со своими помощниками - иеромонахом Таврионом
(Батозским) и мирянами Кувшиновыми, отцом и сыном. За короткое время они объездили места ссылок архиереев, собрав
72 подписи... Вместе с митрополитом Сергием аресту и новым ссылкам подверглись и другие архиереи, готовящие избрание
Патриарха.
Временное управление Церковью взял на себя митрополит Петроградский Иосиф (Петровых), остававшийся по-прежнему
в ссылке в Ростове Великом. В распоряжении митрополита Петра он был назван третьим кандидатом в Заместители Местоблюстителя.
Предвидя свой скорый арест, митрополит Иосиф 8 декабря 1926 года своим указом назначил временных заместителей:
архиепископа Свердловского Корнилия (Соболева), Астраханского Фаддея (Успенского) и Угличского Серафима (Самойловича).
На свободе после ареста митрополита Иосифа оставался только архиепископ Серафим. Переживая усиливающийся государственный
террор, в посланиях к епископам архиепископ Серафим просил сократить переписку с ним до минимума, предоставляя
им все дела, кроме принципиальных и общецерковных, решать на местах, чтобы уберечь тех, кто еще оставался на свободе.
Митрополит Сергий был освобожден в марте 1927 года, спустя 3,5 месяца. Этот его последний арест на долгие годы
внес сомнения в умы православных. И по сей день бытует мнение о том, что именно тогда митрополит Сергий вступил
на путь сотрудничества с ГПУ, что подтверждением этого соглашения явилась "нужная" власти "Декларация 1927 года".
Свои выводы оппоненты по сей день подкрепляют аргументами такого свойства: срок ареста 3.5 месяца, разрешено жить
в Москве, а до ареста жить не мог, "Декларацию" не приняло 2/3 клириков и верующих и т.д.
До своего ареста, третьего по счету, митрополит Сергий был одним из уважаемых епископов России. Современники не
раз отмечали его заслуги перед богословской наукой. Самым естественным, казалось бы, путем для митрополита был
путь отшельничества в какой-нибудь глуши, где можно было и не прекращать богословских трудов.
Путь почетный и легкий. Но он выбрал другой - продолжение пути, начертанного Патриархом Тихоном, - сохранение
Церкви в условиях тоталитарного государства. Он никогда и никого не боялся. И реакцию властей за сентябрьское
письмо к зарубежным епископам он знал заранее, но шел на этот шаг, в первую очередь, ради самих "карловчан", давая
возможность их ухода в другую юрисдикцию.
Митрополит Сергий дал согласие на тайные выборы Патриарха, зная ответную реакцию власти в случае провала, но надеялся,
что можно будет провести их быстро, и Церковь вновь обретет своего Первосвятителя в такой трагический для нее
период. Он не строил иллюзий. Знал он, что весь епископат находится под постоянной слежкой и личным контролем
Евгения Александровича Тучкова, "куратора" Церкви, "некто в сером" (именно так назвал его Патриарх Тихон). Тучковский
отдел за очень короткое время состряпал 2-ю редакцию "Декларации", обнародованную 29 июля 1927 года.
До сегодняшнего дня оппоненты закрывают глаза на причину согласия митрополита Сергия ее подписать. В случае отказа,
Тучков обещал новую волну арестов и расправу над соловчанами.
Публикации документов тех лет, ставшие возможными в последние годы, убедительно доказывают несостоятельность версии
"о добровольном сотрудничестве". Следует отметить и тот факт, что тяжесть ответственности с митрополитом разделили
и его единомышленники - члены Временного Патриаршего Священного Синода, тоже поставившие свои подписи под "Декларацией
1927 года": митрополит Тверской Серафим (Александров), архиепископ Вологодский Сильвестр (Братановский), архиепископ
Хутынский Алексий (Симанский), архиепископ Самарский Анатолий (Грисюк), архиепископ Вятский Павел (Борисовский),
архиепископ Звенигородский Филипп (Гумилевский), епископ Сумской Константин (Дьяков) и епископ Серпуховской Сергий
(Гришин).
"Декларация" потребовала от зарубежных епископов письменного обязательства в лояльности Советскому правительству.
Не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира, подведомственного Московской
Патриархии. "Карловчане" были поставлены перед выбором: либо принять условия жизни Церкви в "советских условиях"
и тем самым сохранить ее, либо порвать с Московской Патриархией. Карловацкий архиерейский синод принял решение
полного непринятия позиций митрополита Сергия и возглавляемой им Церкви, мотивируя, в первую очередь, неканоничность
его руководства и превышения его полномочий. Из эмигрантских лидеров письменное обязательство прислал лишь митрополит
Евлогий (Георгиевский). В 1930 году он принял участие в манифестации в Лондоне, направленной против гонения на
Церковь в СССР. Под давлением власти, а конкретно ОГПУ в лице Тучкова, митрополит Сергий пошел на его смещение.
Митрополит Евлогий вместе с опекаемыми им западноевропейскими приходами перешел в юрисдикцию Константинопольского
Патриарха, а в служебной характеристике Е.А. Тучкова появилась следующая запись: "На протяжении ряда лет тов.
ТУЧКОВЫМ проводилась серьезная работа по расколу заграничной православной русской церкви. Блестяще проведена работа
по срыву объявленного папой Римским в 1930 г. крестового похода против СССР".
Громом средь ясного неба поразила "Декларация" и русский епископат. Одни епископы сразу не приняли ее вынужденную
позицию. Среди них были: митрополиты Кирилл, Иосиф, архиепископы Серафим Угличский, Варлаам Псковский, епископы
Виктор Вотский, Димитрий Гдовский, Сергий Нарвский и другие.
8 февраля 1928 года архиепископ Серафим Угличский писал митрополиту Сергию: "Вы, так мудро и твердо державший
знамя православия в первый период своего заместительства, теперь свернули с прямого пути и пошли на дорогу компромиссов,
противных Истине... что же случилось... Неужели вы не найдете мужества сознаться в своей роковой ошибке - издании
вашей декларации 16/29 июля 19227 г."
Анализируя весь текст "Декларации", можно с уверенностью сказать, что основная часть ее написана самим митрополитом,
а тучковская команда взяла на себя сочинительство первой и последней частей документа. Вот так, к примеру, звучит
продолжение мысли митрополита о возможности мирной деятельности в рамках закона: "Теперь, когда мы почти у самой
цели наших стремлений, выступления наших зарубежных врагов не прекращаются: убийства, поджоги, налеты, взрывы
и им подобные явления подпольной борьбы у нас у всех на глазах" [3] . Как близок этот слог к газетным публикациям
30-х годов о "вредителях" и "врагах народа". Или "тучковский" абзац о "карловчанах": "Но Синод и до сих пор продолжает
существовать, политически не меняясь, а в последнее время своими притязаниями на власть даже расколов заграничное
церковное общество на два лагеря. Чтобы положить этому конец, мы потребовали от заграничного духовенства дать
письменное обязательство в полной лояльности к Советскому правительству во всей своей общественной деятельности".
Концовка абзаца написана рукой митрополита и очень созвучна тексту первой редакции Послания от 1926 года: "С другой
стороны, наше постановление, может быть, заставит многих задуматься, не пора ли им пересмотреть вопрос о своих
отношениях к советской власти, чтобы не порывать со своей родной Церковью и Родиной".
В "Декларации 1927 года", в отличие от первой редакции и "Памятной записки", отсутствовал критический элемент
в оценке государственной политики по отношению к Церкви. Положение о церковном мировоззрении и большевистской
идеологии были также Тучковым сняты.
Именно в этот период личность митрополита Сергия и его деятельность приобрели поистине трагическую окраску. Некогда
блестящий ученый-богослов, любимый верующими пастырь все чаще в одиночку противостоял богоборческой власти, пытаясь
сохранить паству и духовенство, уберегая многомиллионный православный народ от жестокого выбора между катакомбами
и очередной схизмой. Что же касается реакции Местоблюстителя митрополита Петра, то из своей ссылки на Обской губе
он передал о своем согласии с необходимостью появления "Декларации 1927 года", не принимая при этом большинства
ее формулировок.
Постановление ВЦИК СССР "О религиозных объединениях" от 8 апреля 1929 года и октябрьская (1929 г.) инструкция
НКВД вновь отрицали все права Церкви как юридического лица. Нововведением стала обязательная регистрация религиозных
объединений и их членов, а местные органы власти могли отказывать в регистрации и тем, и другим без каких-либо
объяснений. Церковная жизнь ограничивалась только богослужением в стенах храмов. Ввиду отсутствия у Церкви прав
юридического лица, договоры о ремонте церковных зданий могли заключаться только индивидуально с членами приходов,
которые попадали под статью о частном предпринимательстве, что влекло за собой резкое повышение налогообложения.
Духовенство и клирики, лишенные избирательных прав или ограниченные в отдельных политических и гражданских правах,
платили в советскую казну с 1930 г. 75 % с "нетрудовых доходов", к коим была причислена и плата за отправление
культа. Священников выселяли из квартир как "лишенцев". Еще с 1928 г. по той же причине для них была установлена
непомерно высокая квартплата, она оставалась такой до 1943 г. включительно.
Нарастающие темпы индустриализации всколыхнули "антиколокольную кампанию" в стране. Президиум ВЦИК осенью 1929
года запретил трезвон (звон во все колокола). Их снимали и передавали куда попало. Кампания, начавшаяся в деревне,
охватила и города, в которых досужие умы уже занялись подсчетами веса колокольного металла в стране и выдвинули
идею развития на его базе электротехнической промышленности. Фактическое поступление колокольного лома, по данным
Рудметаллторга, за 1929/30 гг. составило 11 тыс. тонн, для обработки которых в стране не было ни производственных
мощностей, ни соответствующих технологий. Разбитые колокола валялись на заводских дворах. Их судьбу определила
Директива Совнаркома от 23 октября 1930 года: "Изъятие излишних колоколов необходимо осуществить, по возможности,
быстрее, так как мы решили их использовать в первую очередь для чеканки мелкой разменной монеты, которая до сих
пор чеканилась из импортной меди, не придавая этому политического значения и излишней огласки" [4] .
Развернулась широкая кампания за вступление граждан в ряды "Союза воинствующих безбожников", руководимая Е.М.
Ярославским и насчитывающая в 30-е годы 96 тыс. первичных ячеек на местах. Нравственные и материальные потери
тех лет трудно восполнить, ведь происходило не только угнетение и уголовное преследование миллионов людей, исчезновение
образцов церковного искусства, а вместе с ним и секретов колокольного литья, иконописи. Стране был нанесен огромный
моральный урон, выразившийся прежде всего в снижении нравственного уровня населения.
В Европе и Америке все громче раздавались протесты против гонения на Церковь в СССР. Второго февраля 1930 г. папа
Пий XI обратился к верующим мира с призывом молиться о спасении Русской Церкви. Это нарушило внешнеполитические
планы СССР. Срочно потребовалось опровержение того, о чем писала зарубежная печать. Практическое осуществление
этого мероприятия вновь было поручено начальнику III отделения Секретно-Политического отдела ОГПУ Е.А. Тучкову,
давнему (еще в 1919 г.) и опытному исполнителю большинства государственных антирелигиозных акций. Он предложил
митрополиту выступить на пресс-конференции перед журналистами с опровержением мирового общественного мнения о
гонении на Церковь в СССР. В ответ митрополит выдвинул свои условия: при его согласии участвовать в фарсе, власть
принимает требования митрополита Сергия о значительном облегчении существования Русской Православной Церкви в
безбожном окружении. На том и порешили. 15 февраля 1930 года состоялась конференция, а 19 февраля на имя П.Г.
Смидовича была отправлена "Памятная записка о нуждах Православной Патриаршей Церкви в СССР".
Адресат был выбран не случайно. Его деятельность до сегодняшнего дня окутана дымкой тайны и догадок. Но на антирелигиозном
поле большой игры он был фигурой далеко не последней.
На конференции присутствовали члены Патриаршего Синода. На вопрос о гонениях последовал ответ, что его не было
и нет "в силу Декрета об отделении Церкви от государства исповедание любой веры вполне свободно, и никаким государственным
органом не преследуется" [5] . На вопрос о репрессиях за религиозные убеждения
последовал ответ: "Репрессии, осуществляемые Советским правительством в отношении верующих и священнослужителей,
применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке, как и к другим гражданам за различные
противоправительственные деяния" [6] . Митрополит был абсолютно прав. Статьи подводились
самые разные: от неуплаты налогов до контрреволюционных организаций. Но нигде не проходили "религиозные убеждения".
Думается, что оппоненты об этом знают. На вопрос о свободе религиозной пропаганды митрополит ответил: "Священнослужителям
не запрещается отправление религиозных служб и произнесение проповедей (только, к сожалению, мы сами подчас не
особенно участвуем в этом)" [7] .
Как уже говорилось выше, "драконовское" Постановление 1929 года ограничило церковную жизнь богослужением только
в стенах храма. На вопрос жестокости власти по отношению к отдельным священнослужителям митрополит ответил, что
это - вымысел, клевета и добавил далее: "К ответственности привлекаются отдельные священнослужители не за религиозную
деятельность, а по обвинению в тех или иных антиправительственных деяниях" [8] .
На вопрос о том, пользуется ли какое-либо религиозное течение привилегиями со стороны власти, митрополит Сергий
сказал: "По советскому законодательству все религиозные организации пользуются одинаковыми правами" [9] . (Гонениям с 1929 года подверглись все конфессии,
о чем митрополит и сказал. Весь мир знал, что стоят права в СССР). На вопрос о своем отношении к обращению Папы
Римского, прозвучал ответ: "Считаем необходимым указать, что нас крайне удивляет недавнее обращение Папы Римского
против Сов. власти. ...Мы считаем излишним и ненужным это выступление Папы Римского, в котором мы, православные,
совершенно не нуждаемся" [10] .
Да, упрекать митрополита Сергия в таких ответах можно долго. Но следует и глубже вдуматься в них. Он говорил скупо
и сжато, постоянно подчеркивая существование Церкви в жестких рамках Декрета 1918 г. и Постановления 1929 г. О
"Памятной записке" от 19 февраля 1930 года широкому читателю известно мало. Она включила в себя 21 пункт, в которых
митрополит Сергий изложил все нарушения имеющегося законодательства о культах. "Страховое обложение церквей, особенно
в с/местностях иногда достигает таких размеров, что лишает общину возможности пользоваться церковными зданиями.
Необходимо снизить как оценку церковных зданий (отнюдь не приравнивая ее к зданиям доходным), так и сам тариф
страхового обложения" [11] . Говоря о непомерных обложениях, митрополит
привел такие примеры принудительных сборов "на тракторизацию, индустриализацию, на покупку облигаций, госзаймов
и т.п.
За неимением у церквей хозяйства, налог, естественно, падает на членов религиозной общины, является, таким образом,
как бы особым налогом за веру, сверх других налогов, уплачиваемых верующими наравне с прочими гражданами" [12] .
Митрополит Сергий просил не приравнивать церковных старост, сторожей и других лиц, обслуживающих местный храм,
к кулакам и не облагать их усиленными налогами. Эта практика была распространена по всей стране. Далее он продолжал:
"Необходимо разъяснять, чтобы представители прокуратуры на местах, в случае обращения у ним православных общин
или духовенства с жалобами, не отказывали им в защите их законных прав, при нарушении их местными органами власти
или какими-либо организациями" [13] . Говоря о закрытии храмов, митрополит Сергий
считал, что решающим должно быть "...не желание неверующей части населения, а наличие верующих, желающих и могущих
пользоваться данным зданием, чтобы православный храм по ликвидации одной общины мог быть передан только православной
же общине, если в наличии есть достаточное количество желающих образовать такую общину и чтобы по упразднению
храма (от каких причин оно не зависело) членам православной общины предоставлено было право приглашать своего
священника для исполнения всех их семейных треб у себя на дому" [14] .
Основная часть "Записки" освящает положение духовенства в Советской стране. Митрополит Сергий высказывает свои
условия власти для облегчения жизни и деятельности священства: не приравнивать их "к нетрудовому элементу, а тем
более к кулакам", вернуть священство, как это было раньше, к лицам свободных профессий. Не назначать произвольного
налогообложения, не облагать продуктами (зерном, дичью, маслом) священников, не занимающихся сельским хозяйством.
За неуплату налогов у духовенства описывалось все имущество. Митрополит требует оставлять "законный минимум обстановки,
одежды, обуви и пр." [15] . Произвольно и часто издевательски назначалась
местными властями трудовая повинность для духовенства. Так, например, престарелому священнику "села Люк Вотской
области наложено срубить, распилить и расколоть 200 кубов дров" [16] . Притеснениям и унижениям подвергались дети
духовенства. Митрополит Сергий настаивает на разрешении "учиться в школах 1 и 2 ступени и чтобы из них, кто с
осени 1929 года уже были зачислены в состав студентов ВУЗа, не изгонялись за одно свое происхождение, а изгнанным
предоставлено было право закончить свое образование" [17] .
Говоря о богословском образовании, митрополит Сергий напоминает власти о своем ходатайстве лета 1920 года "об
открытии в Ленинграде Высших Богословских курсов Православной Патриаршей церкви. Весьма желательно получить удовлетворение
этого ходатайства, хотя бы в целях уравнения нашего церковного течения с обновленчеством, у которого есть академия"
[18] .
Для церковной жизни необходимо было периодическое издание, о котором митрополит говорил с властями не один раз.
Не обошел он этот вопрос и в "Памятной записке": "периодическое издание, хотя бы в виде ежемесячного бюллетеня
для печатания распоряжений, постановлений, посланий и пр." [19] .
Документ заканчивался просьбой сохранить за Церковью те права, какие уже были предоставлены ранее: "В виду газетных
статей о необходимости пересмотра Конституции СССР в смысле совершенного запрещения религиозной пропаганды и
дальнейших (подчеркнуто в док. - О.В.) ограничений церковной деятельности, просим защиты и сохранения за Православной
Церковью тех прав, какие предоставлены ей действующими законоположениями СССР" [20] .
Из всех просьб митрополита власть удовлетворила одну: разрешено было издавать "Журнал Московской Патриархии",
который выходил нерегулярно, потом был закрыт и вновь стал издаваться с 1943 года.
Реакция на выступление митрополита на конференции части духовенства в России и за границей была отрицательной.
В защиту Заместителя Патриаршего Местоблюстителя выступил митрополит Евлогий (Георгиевский), подчеркнув, что если
бы позиция митрополита Сергия оказалась церковно преступной, то все верующие услышали бы голос Местоблюстителя
из заключения. Правда, митрополит Петр многое из деятельности митрополита Сергия воспринимал критически. Но, оценивая
обстановку в целом, не видел иной формы общения Церкви с государством, нежели той, которую осуществлял митрополит
Сергий. Усиление тоталитаризма в стране, парализовавшее все сферы общественной жизни, коснулось и Церкви. Миллионы
верующих и неверующих попали под государственную машину репрессий.
К началу 1941 года Русская Православная Церковь имела 3021 действующий храм, при этом около 3 тыс. из них находились
на территориях, присоединенных в 1939-1940 гг. В 1938 г. в СССР не существовало ни одного православного монастыря.
После присоединения Восточной Прибалтики, Западной Белоруссии, Западной Украины и Бессарабии их стало 64. Церковная
жизнь по всей стране приняла очаговый характер: не созывались соборы, упразднялись кафедры, физическому уничтожению
подверглись миряне, клир и епископат. Но Русская Православная Церковь по-прежнему оставалась духовным стержнем
народа. И начавшаяся война подтвердила это. Церковь, как всегда это было в российской истории, стала консолидирующим
ядром для православных на фронте и в тылу.
Ее патриотическая деятельность, о которой так долго молчали, внесла весомый вклад в дело победы.
И глава Церкви, митрополит Сергий, обратившийся к народу в первый день войны (И. Сталин обратился на 12-ый), встал
во главе этого церковного возрождения.
История Церкви в военный период доказала, что тот тяжкий путь, по которому шел митрополит Сергий в 30-е годы,
был единственно возможным.
Влияние Русской Православной Церкви в стране стало столь велико и значимо, что власть пошла на резкое изменение
государственно-церковного курса с осени 1943 года. Но это другая история...
Примечания:
- Сергий (Страгородский), еп. Слова и речи. СПб., 1905. С. 3-4.
- Церковные ведомости, 1918, № 3-4. С. 160.
- ГАРФ. Ф. 1235 С. Оп. 2С. Д. 1206. Л. 1.
- ГАРФ. Ф. 5263. Оп. 1. Д. 2. Л. 8. 5. 9.
- ГАРФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 263. Л. 57. 58.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- ГАРФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 263. Л. 67-68.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
|
