Анатолий Николаевич Кашеваров

(Санкт-Петербург)

Печать и издательская деятельность Московской Патриархии 1930 – 1940-х годов в контексте государственно-церковных отношений

http://www.russian-church.de/muc/konferenz/detail.php?nr=44&kategorie=konferenz

К 1917 г. Российская Православная Церковь издавала свыше 1700 журналов и газет общим тиражом 5 млн. 730 тысяч экземпляров.[1] Революционные события 1917 г., принесшие с собой коренные изменения во всех областях общественной жизни, коснулись и церковной печати. Приход большевиков к власти, издание декрета 23 января 1918 г. об отделении церкви от государства, национализация церковных типографий и введение цензуры создали крайне неблагоприятные условия для легального существования в советском государстве периодических печатных органов, кроме контролируемых новой властью. Уже весной 1918 г. началось закрытие местных церковных изданий (прежде всего это коснулось «епархиальных ведомостей»), которые, по мнению обозревателя церковной печати тех лет М. Ворвинского, с первых месяцев революции «влачили незавидное существование из-за страшной, невероятной дороговизны бумаги и типографских расходов».[2]

Теперь к этим трудностям прибавились новые. Национализированным типографиям под угрозой строгой ответственности запрещалось печатать что бы то ни было для Церкви. Там, где власть еще не принадлежала большевикам, продолжали выходить до окончания гражданской войны «епархиальные ведомости» и некоторые другие периодические церковные издания. На территории, подконтрольной советской власти, лишь в некоторых крупных городах как, например Петрограде, удавалось наладить выпуск церковных изданий.[3] Однако это было скорее исключение из правил. К тому же эти печатные органы смогли просуществовать весьма короткий срок.

Между тем обновленцы выхлопотали у советских властей разрешение на выпуск центрального органа (с 1923 г. издавался «Вестник Священного Синода Российской Православной Церкви», а с 1928 г. он выходил под заголовком «Вестник Священного Синода Православных Церквей в СССР») и ряда местных периодических изданий, которые выходили преимущественно в крупных городах и нередко имели одинаковые названия. Например, «Церковное обновление» в Орле и Рязани, «Церковный вестник» в Иркутске и Петрозаводске. Обновленческие деятели имели возможность напечатать свои книги и брошюры, в которых немалое место уделялось нападкам на Патриаршую Церковь.

Московская Патриархия могла издавать только настольные календари, выходившие до 1925 г. Это была единственная и очень ограниченная возможность для высшей церковной власти публиковать лишь некоторые свои постановления и распоряжения. Поэтому митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский), вступивший 14 декабря 1925 г. в исполнение обязанностей Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, в ряду первоочередных задач по налаживанию церковной жизни ставил издание официального периодического органа Патриархии. Однако практическое решение этого вопроса зависело от позиции государственной власти. Поэтому обращаясь 1 июня 1926 г. к народному комиссару внутренних дел с просьбой о легализации Высшего церковного управления (далее – ВЦУ), митрополит Сергий просил также разрешить ему «издание периодического «Вестника Московской Патриархии» для осведомления приходских общин о ходе церковной жизни и распоряжениях церковной власти и для помещения статей по церковно-вероучительным вопросам».[4] Тогда это ходатайство Заместителя Патриаршего Местоблюстителя осталось неудовлетворенным.

Следующий раз просьбу разрешить издание официального органа Патриархии митрополит Сергий высказал в своей памятной записке о нуждах Православной Патриаршей Церкви в СССР, с которой он обратился к председателю постоянной комиссии ВЦИК по вопросам культов П. Г. Смидовичу 19 февраля 1930 г. Это обращение было сделано на следующий же день после известного интервью Заместителя Местоблюстителя иностранным журналистам, в котором он вынужден был отрицать факт гонений на Церковь в СССР.

В своем меморандуме П. Г. Смидовичу митрополит Сергий подчеркивал, что «давно чувствуется потребность иметь в Патриархии какое-нибудь периодическое издание, хотя бы в виде ежемесячного бюллетеня для печатания распоряжений, постановлений, посланий и пр. центральной церковной власти, имеющих общецерковный интерес».[5] Нетрудно заметить, что здесь в сравнении с ходатайством 1926 г. содержание намечаемого официального органа Патриархии не предусматривало информацию о жизни приходских общин и даже помещение статей по церковно-вероучительным вопросам. Оно было сведено до необходимого минимума, т.е. речь шла лишь о публикации распоряжений высшей церковной власти. Очевидно, в этом случае митрополит Сергий учитывал горький опыт, полученный в ходе прежних своих обращений с ходатайствами к государственным органам.

Из двадцати одного пункта памятной записки П. Г. Смидовичу атеистическая власть удовлетворила лишь несколько просьб в период очень короткой, длившейся с весны 1930 г. и до середины 1931 г., и весьма относительной приостановки открытого наступления на Церковь. Эта приостановка, носившая в большей степени тактический характер, наступила под влиянием неудач в колхозном движении (в связи с этим достаточно упомянуть статью И. В. Сталина «Головокружение от успехов» и постановление ЦК ВКП(б) от 14 марта 1930 г. «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении», осуждавшие перегибы в отношении религии) и зарубежных выступлений в защиту верующих в СССР и гонимой Русской Церкви.[6]

Одним из главных достижений митрополита Сергия в это время явилось разрешение властей на издание «Журнала Московской Патриархии», который выходил с 1931 г. по 1935 г. Объем журнала, его тираж и характер публикуемых материалов определялся Главлитом, который в этом вопросе исходил из своего циркуляра от 24 августа 1928 г., посвященного контролю за выпуском религиозной литературы. Согласно этому документу, церковная периодика могла «как правило» выходить только «в центре» и издаваться минимальным тиражом. Никакого роста ее тиражей, как и тиражей вообще всей религиозной литературы, предлагалось не допускать. Строго регламентировалось ее содержание: оно сводилось к «каноническому и догматическому материалу и сугубо церковной хронике». Особо в циркуляре оговаривался запрет на публикацию «заметок о новообращенных, росте того или иного течения».[7]

Этим же документом запрещался выпуск религиозных отрывных календарей, а также церковных листовок и воззваний. Разрешалось выпускать лишь настольные календари «по одному на данном языке» и только в Москве, Харькове и Тифлисе. В основном это должны быть календари численники, причем они должны были обязательно содержать сведения о революционных праздниках. Нельзя было в них допускать «старый стиль» и повышать их тираж.

Принятие Главлитом вышеуказанного документа привело к закрытию ряда обновленческих изданий местного характера. Например, в конце 1928 г. перестали выходить «Тульские епархиальные ведомости» и «Церковный вестник» в Иркутске, издававшиеся обновленцами с 1924 г.

Очевидно, что циркуляр Главлита не мог не повлиять и на ряд особенностей издания «Журнала Московской Патриархии». Он был невелик по объему – от 8 до 14 страниц вместе с календарными материалами и издавался малым тиражом – всего 3 тысячи экземпляров. Журнальные выпуски имели сплошную нумерацию от № 1 до 23 – 24, из которых 8 номеров, т.е. треть были сдвоенными. Во всех выпусках журнала за 1931 г. указывалось, что это – «ежемесячное издание». Однако в том году вышло не 12 предполагавшихся, а лишь 6 номеров. Поэтому в выпусках 1932 – 1935 гг. указания на «ежемесячное издание» уже отсутствуют. Реально журнал выходил один раз в 2 – 4 месяца.

Тексты, опубликованные в журнале, имеют множество опечаток. Возможно, что у издателя была ограниченная возможность привлекать к работе корректоров. Нередко авторы использовали дореволюционную орфографию и стилистику (сим, ея, изследовать и пр.). В большинстве рапортов и докладов епископов и прошений приходского духовенства не указаны имена ни архиереев, ни священников. Неясно, было ли это своеобразной попыткой Заместителя Местоблюстителя оградить духовенство от пристальной слежки ОГПУ или от использования их имен в антирелигиозной печати, или это была работа цензуры.

Во вступительной статье к первому номеру журнала редакция, отмечая трудности предпринимаемого издания, вместе с тем выражала надежду, «что все, кому дороги интересы Церкви», придут к нам на помощь словом и делом в этом святом деле».[8] Кто же были эти люди, своей деятельностью обеспечившие выпуск журнала в столь трудное для Церкви время? По опубликованным текстам можно установить имена трех авторов и двух редакторов. Среди авторов первое место занимает сам издатель журнала Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий, которому принадлежит только подписанных 20 работ. Значительная часть из них представляет большой богословский и особенно богословско-канонический интерес, ибо митрополит Сергий, будущий Патриарх Московский и всея Руси, был выдающимся богословом ХХ века. В связи с этим следует отметить четыре богословские статьи митрополита: «Отношение Церкви Христовой к отделившимся от нее обществам» (в №№ 2, 3, 4), «Значение апостольского преемства в инославии» (в № 23 – 24), «Почитание Божией Матери по разуму Святой Православной Церкви» (в № 11 – 12) и «Воскресение Христово в отличие от Воскресения Лазаря» (в № 16 – 17).[9] Первые две из них относятся к экклесиологии – учению о Церкви.

Кроме подписанных работ митрополит Сергий является автором многих постановлений и резолюций, принятых Временным Патриаршим Священным Синодом во главе с Заместителем Местоблюстителя.

Вторым установленным автором журнальных статей является протоиерей Александр Васильевич Лебедев (1888 – 1937), магистр богословия, профессор-патролог бывшей Казанской духовной академии, с августа 1932 г. – делопроизводитель канцелярии Московской Патриархии, а с 4 октября 1934 г. – управляющий делами Временного Патриаршего Синода. Ему принадлежат четыре подписанные работы. В период массовых репрессий протоиерей Лебедев проходил по одному делу со священномучеником Александром Хотовицким (ключарь Храма Христа Спасителя в Москве) и был расстрелян в августе 1937 г.

Две публикации в журнале были подписаны «редактор», обязанности которого с № 4 журнала, вышедшего в середине 1931 г., выполнял архимандрит Сергий (Воскресенский), рукоположенный 29 октября 1933 г. во епископа. В сдвоенном № 18 – 19 журнала за 1934 г. в отделе «Хроника церковной жизни» в связи с извещением о рукоположении «настоятеля храма Воскресения, что в Сокольниках г. Москвы, архимандрита Сергия (Воскресенского) во епископа Коломенского, викария Московской епархии», также сообщалось: «Архимандрит Сергий в течение нескольких лет является сотрудником Московской Патриархии, ведя работу по юридическим вопросам и одновременно являясь ответственным редактором «Журнала Московской Патриархии». Преосвященный Сергий остается в своих занимаемых должностях Патриархии и в настоящее время».[10]

Столь обширная выдержка из «Хроники церковной жизни» приведена здесь лишь потому, что в предисловии Издательского Совета РПЦ, напечатавшего в 2001 г. журнальные выпуски 1931 – 1935 гг. неверно речь идет о двух редакторах – неких А. С. Воскресенском и Е. С. Воскресенском. В действительности же, как показано выше, редактором журнала с середины 1931 г. по 1935 г. являлся архимандрит (впоследствии епископ) Сергий (Воскресенский), дальнейшая судьба которого хорошо известна церковным историкам. В конце 1930-х годов он являлся ближайшим помощником Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия, а 24 февраля 1941 г. был назначен митрополитом Виленским и Литовским и одновременно Экзархом Латвии и Эстонии. Остался на оккупированной немцами территории, где инициировал создание Псковской православной духовной миссии. Убит в апреле 1944 г. на шоссе между Вильнюсом и Каунасом.

Редактором первых трех номеров журнала был П. Остроухов, о котором более подробно ничего не известно.

Большая часть материалов, публиковавшихся в 1930-е годы в «Журнале Московской Патриархии», связаны с деятельностью Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и Временного при нем Патриаршего Священного Синода. Уникальность свидетельств о высшем церковном руководстве, содержащихся в этих материалах, во многом определяется и тем, что архив Московской Патриархии тех лет до нашего времени не сохранился, в отличие, например, от комплекса документов органов высшей церковной власти – Поместного Собора 1917 – 1918 гг. и избранных им Священного Синода и Высшего Церковного Совета, функционировавших вплоть до 1922 г.[11]

Характеризуя опубликованные в «Журнале Московской Патриархии» материалы ВЦУ 1930-х годов, прежде всего, важно отметить ряд посланий, писем и резолюций митрополита Сергия по различным вопросам церковной жизни. Среди них особое место занимает его статья – разъяснение «О полномочиях Патриаршего Местоблюстителя и его Заместителя», опубликованная в № 1 журнала и важная в свете тех дискуссий об объеме канонических прав фактического Первоиерарха Русской Церкви, которые развернулись в 1930-х годах между Заместителем и «непоминающими».[12]

Ряд посланий и писем был связан с расколами и отделениями, происходившими в 1930-х годах в русской церковной диаспоре. К ним прежде всего относится письмо от 28 октября 1931 г. за № 4563 на имя митрополита Евлогия (Георгиевского), управляющего русскими церквами в Западной Европе (в №№ 2, 3) и три послания Константинопольскому Патриарху Фотию II (в №№ 6, 7 – 8, 16 – 17) по поводу принятия им в общение митрополита Евлогия.[13] Из других материалов, характеризующих межцерковные контакты 1930-х годов, следует отметить послание Заместителя Патриаршего Местоблюстителя «Преосвященным архипастырям, пастырям и всем верным чадам Православной Российской Церкви» (в № 5) по поводу выступлений Римского Папы «якобы в защиту Православной веры и Церкви», а также два ответа на приглашения принять участие в работе Лондонской догматической комиссии (в № 7 – 8) и предсоборном всеправославном собрании (Просиноде) (в № 9 – 10). В обоих случаях приглашения были мотивированно отклонены.

Из 200 публикаций в «Журнале Московской Патриархии» 1931 – 1935 гг. 139, т.е. две трети почти каждого номера составляют постановления Высшего церковного управления, которое в то время существовало в виде Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и Временного при нем Патриаршего Священного Синода. Несмотря на то, что журнал начал выходить в 1931 г., в нем напечатан ряд постановлений ВЦУ, относящихся к более раннему времени. Так, в номерах с 1-го по 4-й были опубликованы постановления 1930 г. и несколько постановлений 1929 г. и 1928 г. В последующих номерах журнала информация о решениях высшей церковной власти, принятых в конце 1920-х годов, содержится в виде ссылок на эти постановления и выдержек из них, которые нередко вставлялись в мотивировочную часть принимаемых постановлений. Полный текст более ранних в сравнении с 1930-ми годами постановлений обычно приводился в справках о предыстории обсуждавшегося вопроса, которыми иногда предварялось то или иное решение высшей церковной власти.

Анализ документов ВЦУ, опубликованных в журнале, убедительно показывает, что работой Временного Патриаршего Синода руководил митрополит Сергий. Он вносил на рассмотрение Высшего церковного управления важные вопросы церковной жизни. Отчет о таких заседаниях начинался с примечательной формулировки: «Заместитель Патриаршего Местоблюстителя и Временный при нем Патриарший Священный Синод слушали: предложение Заместителя следующего содержания…».

Несомненно, что кроме текстов, подписанных именем митрополита Сергия и предложений, внесенных им на рассмотрение Священного Синода, Заместителю принадлежит и большая часть постановлений ВЦУ, ибо именно в них суммировались и кристаллизовались его предложения.

Опубликованные в журнале материалы позволяют выделить и изучить основные направления деятельности и механизмы функционирования высшей церковной власти в конце 1920-х – первой половине 1930-х годов. Так, журнал содержит важную информацию об организации работы Временного Синода, в первую очередь, о порядке и времени занятий в каждую из его сессий и составе последних. В написанном редактором журнала Сергием (Воскресенским) кратком обзоре пятилетней деятельности Синода с 1927 по 1932 гг. отмечалось: «Для приближения существующего Временного Патриаршего Синода при святейшем Патриархе Тихоне по Собору 1917 г. весь управляющий епископат Русской Церкви разделен на пять групп и на каждую сессию (летнюю и зимнюю) вызываются пять Преосвященных архипастырей по одному из каждой группы. Таким образом, теперь в управлении Церковью участвует весь епископат православный поочередно меняясь у кормила церковного».[14]

Полные собрания Синода созывались три раза в каждую сессию на время не более одной недели. Для решения текущих или «не терпящих отлагательства», а также для подготовки дел к полным собраниям Синода, в период между полными собраниями при Заместителе Местоблюстителя действовало малое собрание Синода. В его состав, кроме архиепископа, управляющего Московской епархией, входил один из постоянных членов Синода и двое из вызываемых к присутствию в Синоде на одну сессию. Очередь участия в малых собраниях Синода на тот или другой период устанавливалась между архиереями по их взаимному соглашению.[15]

Заместитель Местоблюстителя учитывал предложения епископата по улучшению работы Синода. На заседании ВЦУ 25 октября 1934 г. он подчеркивал: «Многими из Преосвященных высказывалась мысль, чтобы синодальный год делился не на две сессии с тремя пленумами на каждой, а на три с двумя пленумами… Такой порядок в полтора раза увеличил бы ежегодное число вызываемых в присутствие в Синоде и тем сделал бы участие в работах Синода более возможным для всех вообще пастырей».[16] В итоге обсуждения этого вопроса определением ВЦУ от 25 октября 1934 г., № 107 синодальный год был разделен на три сессии: «первую (январь – апрель), вторую (май – август) и третью (сентябрь – декабрь) по два полных собраний Синода в каждой».[17]

Из 139 постановлений высшей церковной власти, напечатанных в журнале, 39, т.е. почти треть посвящены организационным вопросам – порядку работы Синода, изменениям границ и названий епархий в соответствии с гражданским делением территории страны, назначениям и увольнениям архиереев, награждениям и т.п. Среди такого рода вопросов важное место занимали постановления, имевшие цель наладить правильное, без путаницы и проволочек прохождение дел через все церковные инстанции. В качестве примеров можно назвать такие постановления Синода, как «О порядке сношения епархиального духовенства с Патриархией» от 29 октября 1935 г., № 140; «О праве аппеляции» от 21 октября 1931 г., № 145 и весьма интересное, на наш взгляд, определение «Об архивах» от 28 октября 1932 г., № 156.[18] В последнем отмечается, что «в большинстве случаев отсутствие должного отношения к хранению служебных бумаг… как Преосвященными, так и отцами благочинными… делает часто невозможным получить и дать необходимую справку по тому или иному вопросу».[19]

В связи с этим было признано важным «разъяснить^Преосвященным:

1) Необходимость хранения поступающих на их имя служебных бумаг и в первую очередь имеющих значение церковных документов, каковы циркуляры и указы Патриархии, ставленнические дела, отпускные грамоты клирикам, переходящим из других епархий, послужные списки и т.д. 2) Пользу ведения реестра резолюций Преосвященного с кратким резюме бумаг, на которые они положены и с отметкой об исполнении… Со своей стороны, Преосвященные имеют предложить вышеизложенное благочинным своих епархий».[20]

Особое место в деятельности ВЦУ занимали меры по поднятию авторитета существующей высшей церковной власти, налаживанию и укреплении ее связей с епархиями и помощи последним в упорядочении церковной жизни в приходах.

В 1930-е годы в Патриархии уже не оставалось надежды ни на возвращение к высшей церковной власти Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского), арестованного еще 10 декабря 1925 г., ни на созыв Поместного или Архиерейского собора. Таким образом, совершенно было невозможно создать иные органы Высшего церковного управления, кроме тех, которые уже существовали в виде должности Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и Временного при нем Патриаршего Синода.

Для поднятия авторитета церковной власти Временный Синод вынес ряд постановлений, начиная с определения 12 апреля 1932 г. о награждении Заместителя Местоблюстителя правом совершать богослужения с предношением креста. В обоснование этого решения в постановлении говорилось, что митрополит Сергий «по своему значению и положению, а также по своей деятельности и ответственности превосходит прежних наших митрополитов, но не имеет никаких отличий при совершении богослужений. Предносимый крест присвоен всем Первоиерархам отдельных и автономных Церквей, не могущих сравняться по своим размерам и по своему значению с Всероссийской Православной Церковью».[21]

Отмеченной выше цели служил и изданный 18 мая 1932 г. в ознаменование пятой годовщины существования Временного Патриаршего Священного Синода указ ВЦУ о возведении четырех членов Синода «вошедших в его состав с самого начала… архиепископов Хутынского Алексия, Одесского Анатолия, Ярославского Павла и Харьковского Константина – в сан митрополита».[22] Наконец, на расширенном заседании Синода 27 (14) апреля 1934 г. было принято постановление предоставить Заместителю Местоблюстителя вдовствующую после кончины Патриарха Тихона Московскую кафедру взамен Нижегородской, в ту пору уже Горьковской, с присвоением ему титула «Блаженнейший».[23] Статья, посвященная этому торжественному акту и написанная редактором журнала Сергием (Воскресенским), была озаглавлена следующим образом: «14 (27) апреля 1934 г. войдет особо знаменательным днем в историю Русской Церкви».[24]

Высшая церковная власть стремилась провести в жизнь ряд постановлений Поместного Собора 1917 – 1918 гг. в той мере, насколько позволяли условия тех лет. Так, во исполнение соборного постановления от 20 (7) сентября 1918 г., предусматривавшего объединение всех епархий Русской Церкви в округа, и в соответствии с гражданским делением территории страны на области, определением ВЦУ от 27 декабря 1928 г. были образованы церковные области (округа). Причем во исполнение соборного постановления от 21 (8) апреля 1918 г. некоторые полусамостоятельные епископии получили право самостоятельных.[25]

С учреждением церковных областей или округов возник вопрос, естественно, о полномочиях архиерея главного города области. Поэтому Синод своим определением от 27 декабря 1928 г. утвердил «Положение о полномочиях архиерея главного города области».[26] По словам Заместителя Местоблюстителя, «не желая искусственно создать лишнюю инстанцию, мы наметили полномочия названного архиерея только в самой зачаточной форме: возложили на областного архиерея обязанность принимать во временное свое управление каждую освободившуюся в его области епархию впредь до назначения на нее постоянного епископа. Подразумевалось также, что, находясь в административном центре области, областной архиерей явится представителем всей церковной области пред областной гражданской властью и посредником в сношении с ней остальных архиереев и епархий области».[27]

К вопросу о церковных округах Высшее церковное управление вернулось через пять лет. 12 марта 1934 г., выступая на заседании Временного Синода, митрополит Сергий указывал, что «пятилетняя практика, оправдывая существование церковных областей, вместе с тем выясняет необходимость точнее определить и обязанность для областного архиерея общего попечения о всех епархиях своей области и способы и пути такого попечения».[28] На том же заседании было принято «Положение о полномочиях областного архиерея», предложенное митрополитом Сергием «в переработанном виде». В этом документе, в частности, был сделан дальнейший шаг в исполнении соборного постановления 15 (2) апреля 1918 г. о викарных епископах: существовавшие в епархиях полусамостоятельные епископии предусматривалось передать из епархий в общее ведение областного архиерея и, таким образом, превратить в самостоятельные епархии наряду с прочими.[29] На заседании Синода 27 апреля 1934 г. по предложению митрополита Сергия был также выработан и механизм осуществления этого решения: епархиальные архиереи по получении определения Патриархии от 12 марта 1934 г. «должны незамедлительно представить свои соображения, в частности, о том, какие из викариатств есть основания обратить в епархии и какие оставить в прежнем положении. Получив соображения и доклады Преосвященных, областные архиереи представляют на всю область рапорты Патриархии со своим заключением и Патриархия выносит уже окончательное решение о той или иной епископии».[30] Это требовалось потому, что, как констатировал митрополит Сергий, «определение от 12 апреля 1934 г. встречает на местах неправильное понимание. Некоторые из викарных Преосвященных самовольно объявили себя самостоятельными епархиальными архиереями и прекратили поминовение своих правящих архиереев».[31]

Следует отметить, что по поводу канонической дисциплины викарных епископов ВЦУ приходилось неоднократно принимать как постановления общего характера (например, «О правах викарных епископов» от 18 мая 1932 г., № 79; «О порядке обращения викариев к высшей церковной власти» от 24 февраля 1932 г., № 37 и др.), так и по конкретным запросам архиереев.[32] Патриархия, отмечая встречавшиеся на практике отступления от постановлений Поместного Собора 1917 – 1918 гг., видела причину этого в «общем расстройстве церковно-епархиальной жизни».[33]

Действительно, постановления Временного Синода чаще всего касались конкретных дисциплинарных вопросов, связанных с нарушениями канонов и церковной дисциплины. В рапортах и докладах правящих архиереев высшей церковной власти, опубликованных в «Журнале Московской Патриархии», речь шла о вступлении некоторых священников во второй брак, уходе в раскол, принятии в клир священнослужителей-обновленцев без предварительного ознакомления с их моральным обликом, без требуемого покаяния и даже без уведомления епархиального архиерея. Например, даже среди части московского духовенства каноническое сознание настолько исказилось, что клир одной из церквей втайне от правящего архиерея принял в причт обновленческого протодиакона.[34] При рассмотрении всех подобных случаев ВЦУ настаивало на соблюдении канонов и дисциплины, отменяя все местные решения, нарушавшие эти правила.

Общее расстройство церковной жизни сказалось и на состоянии православного епископата. На массовые аресты епископов Церковь ответила массовыми епископскими хиротониями, многие из которых были совершены тайно (например, в 1926 г. сонм архипастырей пополнился 21 епископом).[35] Это породило ряд проблем, вплоть до появления епископов-самозванцев. По каждому такому выявленному случаю Временный Синод принимал специальное постановление, обязательно публиковавшееся в «Журнале Московской Патриархии» и обычно заканчивавшееся следующим образом: «Сообщить Преосвященным, что среди православных епископов… не значится».[36]

Главным же следствием указанных выше хиротоний стало понижение уровня богословско-канонической подготовленности новых архиереев, зачастую не прошедших академической школы. В первой половине 1930-х годов архиерейские хиротонии, согласно данным отдела «Хроника церковной жизни» «Журнала Московской Патриархии», совершались, правда, значительно реже, чем в предшествующее десятилетие. Так, в 1930 г. – три, в 1931 г. – восемь, в 1932 г. – шесть, в 1933 г. – две, в 1934 г. – пять епископских хиротоний.[37] Важно отметить, что лишь половина новопоставленных архипастырей окончили ту или иную духовную академию. Поэтому столь большое место в постановлениях ВЦУ отводилось мотивировке принимаемых решений, многие из которых начинались формулой: «Разъяснить Преосвященному…, что…». Нередко формула имела и более строгий характер: «Разъяснить Преосвященному…, что в данном случае виновным является сам Преосвященный…».

При этом лейтмотивом всех определений высшей церковной власти по дисциплинарно-каноническим вопросам была мысль, высказанная митрополитом Сергием в постановлении от 24 декабря 1930 г., № 252 о том, что такие решения в Церкви должны приниматься не формально, исходя из фиксированных и неизменных правил, а с рассуждением, сообразуясь с духом евангельского учения, в чем и состоит проявление подлинной церковности.[38]

По указанным выше причинам некоторые постановления Временного Патриаршего Синода превращались в настоящие богословские экскурсы. Таково, например, определение «О мироварении» от 29 марта 1931 г., № 51: «Думать, что освящать Святое Миро можно только в Великий Четверг также неправильно, как думать, что причащаться Святых Тайн можно только в Великий Пост и притом по субботам. Между миропомазанием Господа Иисуса Христа женой-грешницей и мироварением… нет никакой идейной связи… .»[39]

Общее падение церковной дисциплины в то время, так ярко отраженное на страницах журнала, позволяет лучше понять, почему митрополит Сергий шел на такие уступки атеистической власти ради восстановления центрального церковного управления.

Ряд вопросов, рассмотренных Синодом, связан в значительной степени с теми тяжелыми условиями, в которых оказались духовенство и верующие в результате нового открытого наступления богоборческой власти на Церковь, начавшегося с конца 1920-х годов. Например, 28 мая 1930 г. ВЦУ приняло постановление о «заочном» отпевании умерших с разъяснением, в каких случаях оно возможно.[40] О причинах, по которым возникла в те годы такая потребность, нетрудно догадаться – отсутствие церкви поблизости ввиду закрытия большинства из них, смерть в лагере или тюрьме и т.п. Другой пример: 22 февраля 1929 г. ВЦУ рассмотрело заявление нескольких епархиальных архиереев о том, что «за последнее время сельские и городские батюшки в гражданском порядке разводятся со своими женами, правда, в большинстве случаев все эти разводы фиктивные». В принятом постановлении указывалось на недопустимость в нравственном отношении этих разводов, а также и на их практическую нецелесообразность, т.к. «они обычно не достигают цели».[41] Здесь подразумевались отчаянные, хотя и безнадежные попытки семей клириков путем фиктивных разводов спасти от участи «лишенцев» хотя бы своих детей.

В период разгара гонений на Церковь среди священнослужителей оказалось немало, кто самовольно, без благословения или даже без простого уведомления о том своего архиерея, оставил должность клирика, причем некоторые такое оставление сопровождали также и публичным (например, с церковного амвона, через газеты или письменное заявление гражданской власти) отречением от веры. В постановлении «О падших клириках» ВЦУ отмечало, что «многие из отрекшихся потом раскаиваются и выражают желание вновь продолжать служение Церкви».[42] В связи с этим Патриархия неоднократно рассматривала рапорты епархиальных архиереев с представленными в них прошениями раскаявшихся «о возобновлении в священном сане».[43] Таким образом, сложение с себя сана или публичное отречение от веры «падших клириков» далеко не во всех случаях проходили сознательно и добровольно, без внешнего воздействия, которое в то время чаще всего могло состоять в виде угроз и репрессий со стороны местных властей или суровых жизненных условий, в первую очередь, тяжелого материального положения семей священнослужителей.

Поскольку безжалостная атака на Церковь сопровождалась налоговым удушением духовенства, Патриархия публиковала на страницах своего журнала некоторые важные правительственные постановления, касавшиеся налогового обложения «служителей культа».[44]

Анализ опубликованных в «Журнале Московской Патриархии» материалов показывает, что вопреки всем притеснениям церковная жизнь продолжалась и Патриархия в лице Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия и членов Временного при нем Патриаршего Священного Синода, оставаясь единственно легализованным органом церковного управления, делала все возможное в тех невероятно трудных условиях, чтобы поддерживать на канонических основах некоторый порядок и дисциплину в Церкви и не дать ей распасться.

В 1935 г. возобновились массовые аресты духовенства и активных мирян. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя Сергий оказался под угрозой ареста по сфабрикованному обвинению в шпионаже в пользу Японии. Ареста не последовало, но 18 мая 1935 г. вышел указ о роспуске Временного Патриаршего Синода, у которого не было возможности пополнить свой поредевший состав.[45] Вслед за этим власти запретили «Журнал Московской Патриархии».

Частично возродить свою печать и издательскую деятельность Московская Патриархия получила возможность в годы Великой Отечественной войны, когда сформировалась новая церковная политика советского государства.[46] Первые ростки начала возрождения церковной печати проявились еще в ходе положительных постепенных сдвигов в государственно-церковных отношениях, которые произошли в 1941 – 1942гг.

В 1942 г., когда даже гражданская издательская деятельность затруднена, Московская Патриархия выпустила превосходную в полиграфическом отношении книгу «Правда о религии в России». Напечатанная под строгим государственным контролем в бывшей типографии Союза воинствующих безбожников, эта книга первоначально планировалась к выпуску советским издательством, но затем для пущей убедительности и авторитетности издание передали Церкви.[47] Книга в основном была выпущена в пропагандистских целях, в расчете смягчить международное общественное мнение о жестоком гонении на Церковь в Советском Союзе и поэтому, главным образом, предназначалась для общественности союзнических стран. Примечательно, что для внутреннего пользования было напечатано сравнительно небольшое количество экземпляров. И по сей день эта книга является библиографической редкостью.

В предисловии, написанном Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием, говорится, что книга имеет цель ответить и на вопрос: признает ли Русская Церковь себя гонимой большевиками и ждет ли освобождения.[48] Отвечая на этот вопрос, митрополит Сергий писал, что «за 25 лет Советской власти Церковь испытала не гонение, а скорее возвращение к временам Апостолов», и обвинил людей, рассказывавших о тяжелом положении Церкви в СССР, в корысти, эгоизме, в отсутствии церковных интересов, пристрастности и даже использовал при этом такую терминологию, как «церковная буржуазия».[49]

Для реализации в США пропагандистского замысла советского руководства было напечатано сто экземпляров книги, в которых русский текст был набран латинскими буквами. Прекрасный кожаный переплет, хорошая печать сделали это издание подарочным. По линии Министерства иностранных дел СССР экземпляры были переданы Экзарху Московской Патриархии митрополиту Вениамину (Федченкову), которому предстояло не только разослать книги по нужным Москве адресатам, но и получить от них письменные отзывы. Например, владыка передал книги госсекретарю США Кордэну Хэллу, вице-президенту США Генри Уоллесу, нескольким мэрам городов. Экземпляры книги были посланы также епископам и духовенству Американской Церкви, приходов Московской Патриархии и «карловчанам». О политической важности этого мероприятия для советского руководства можно судить уже по тому, что письменный отчет владыки Вениамина, предназначенный для Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия, лег на стол В. М. Молотову для дальнейшей обработки.[50]

Оценивая в целом содержание книги «Правда о религии в России», канадский историк Д. В. Поспеловский пишет: «Она производила грустное впечатление. Отсутствие статистики, фотографии отдельных храмов, усталые лица пожилых священников и мирян. Заверения о полной свободе религии в России звучали при этом неискренне и неубедительно».[51] Избегая односторонности в оценке, вместе с тем следует подчеркнуть, что книга освещала традиционный патриотизм Русской Церкви, подчеркивая ее связь с народом.

Летом 1943 г. была напечатана и вторая книга с разъяснением патриотического курса Московской Патриархии «Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война. Сборник церковных документов». Она была издана в твердом, роскошном для условий войны переплете, с золотым тиснением и художественными виньетками. В первой части книги (эта часть имеет заголовок «Послания к клиру и верующим Русской Православной Церкви») содержится 16 патриотических посланий Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия, 4 послания митрополита Ленинградского Алексия (Симанского) и 3 послания Экзарха Украины, митрополита Киевского и Галицкого Николая (Ярушевича), а также 2 определения Собора епископов по делу украинского епископа Поликарпа (Сикорского) и по делу митрополита Литовского Сергия (Воскресенского). Во второй части книги помещены послания Патриаршего Местоблюстителя и митрополита Николая к христианам других стран (например, пасхальное послание 1943 г. Местоблюстителя всем христианам оккупированных стран). В третьей части книги напечатаны телеграммы трех митрополитов Сергия, Алексия и Николая И. В. Сталину.[52]

Таким образом, первые напечатанные после длительного перерыва издания Московской Патриархии были посвящены в основном разъяснению патриотической позиции Церкви в войне, ее связи с народом и вышли в свет до того, как курс власти на фактическую легализацию и частичное восстановление традиционных форм церковной жизни получил свое официальное подтверждение 4 сентября 1943 г. на встрече И. В. Сталина с митрополитами Сергием, Алексием и Николаем.

На этой встрече на вопрос митрополита Сергия, можно ли возобновить издание «Журнала Московской Патриархии», Сталин ответил, что «журнал можно и следует выпускать».[53] Первый номер журнала вышел уже 12 сентября 1943 г. Редактором журнала стал Сергий, избранный на Архиерейском Соборе 8 сентября 1943 г. Патриархом Московским и всея Руси, а после его смерти 15 мая 1944 г. во главе журнала стал Патриарший Местоблюститель, а затем и Патриарх Алексий I. В 1946 г. его сменил в этой должности митрополит Крутицкий и Коломенский Николай. В 1945 г. решением Поместного Собора на базе журнала был создан издательский отдел Московской Патриархии, в обязанности которого вменялась подготовка и осуществление изданий для полнокровной церковной жизни: календарей, Священного Писания, богослужебной литературы, пособий для священнослужителей и т.д.

Согласно воспоминаниям сотрудницы журнала 1940-х годов А. Шаповаловой, будущее руководство редакционной комиссии «Журнала Московской Патриархии» и издательского отдела сложилось в процессе подготовки к изданию книг «Правда о религии в России» и «Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война», о которых речь шла выше.[54] Их редактором и издателем являлся митрополит Николай, главным помощником которого был настоятель Николо-Кузнецкой церкви в Москве протоиерей А. П. Смирнов, назначенный в сентябре 1943 г. ответственным секретарем редакционной комиссии журнала и состоявший в этой должности до 15 августа 1949 г.[55] Митрополит Николай возглавлял издательский отдел до сентября 1960 г., т.е. 25 лет.[56]

Номера «Журнала Московской Патриархии», выходившие в 1940-е годы, во многом отличались от журнальных выпусков 1931 – 1935 гг. Отметим наиболее характерные из этих отличий. Вплоть до конца 1940-х годов листаж журнала колебался от 32 до 48, а иногда доходил даже до 70 страниц, что в несколько раз превосходит выпуски первой половины 1930-х годов. Важно отметить также своевременность и оперативность в издании журнальных номеров в 1940-е годы. Так, материал о Соборе епископов, проходившем 21 – 23 ноября 1944г., был напечатан уже в вышедшем в декабре того же года № 12 журнала. При этом следует учесть, что в то время еще шла Великая Отечественная война.

Характеризуя содержание журнала, следует выделить его ясно выраженную и постоянную патриотическую направленность, которую священноначалие и руководство журнала ставили ему в заслугу. В надгробном слове, произнесенном ответственным секретарем журнала протоиереем А. П. Смирновым во время погребения Патриарха Сергия, подчеркивалось, что «Московская Патриархия…в своем журнале как летописец записывает на поучительную память грядущим поколениям все известное ей о патриотической деятельности духовенства и верующих, на каковую благословил и вдохновил Патриарх Сергий.[57] Архиерейский Собор, посвященный в основном подготовке Поместного Собора для избрания Патриарха, заслушав 22 ноября 1944 г. доклад ответственного секретаря «Журнала Московской Патриархии» протоиерея А. П. Смирнова, постановил, что он «с удовлетворением отмечает патриотическое направление журнала, выражает редколлегии журнала благодарность за понесенные труды».[58]

Это патриотическое направление в первую очередь было связано с Великой Отечественной войной. На страницах журнала разъяснялась человеконенавистническая сущность фашизма, его принципиальная враждебность христианству и подчеркивалось единство Церкви с народом, проявленное в самые тяжелые периоды русской истории. Статьи на эту тему в журнале публиковали видные архипастыри тех лет: митрополит Николай (например, его статья «Фашисты – злейшие враги культуры»), архиепископ Лука (например, его статья «Кровавый мрак фашизма»), архиепископ Григорий (например, его статья «Ленинград в годы Отечественной войны»). В журнальных выпусках 1943 – 1945 гг. сравнительно мало статей богословского характера и явно преобладали статьи патриотического содержания, среди которых было немало написано на примерах из церковной истории и посвящено патриотическому служению церковных деятелей прошлого – Сергия Радонежского, митрополита Алексия, архимандрита Дионисия и келаря Троице-Сергиева монастыря Авраамия Палицина, Патриарха Гермогена и др.[59] Такого рода статьи призваны были ободрять и воодушевлять защитников Родины примерами славного прошлого Русской Земли.

В обстановке второй половины 1940-х годов, когда в идеологии послевоенного сталинизма нарастали великодержавные тенденции и в обществе развернулась кампания борьбы с «низкопоклонством перед Западом», направление «Журнала Московской Патриархии» (далее – «ЖМП») носило уже в известной степени псевдопатриотический характер. В целом ряде публиковавшихся в то время в нем материалов первостепенное место занимали не темы любви к Родине и единства с ее народом, как это было раньше, а выражение благодарности советскому правительству и преданности «вождю всех времен и народов».

Такая позиция нашла выражение в некоторых статьях протоиерея Н. А. Харьюзова и особенно в публикациях А. Шаповаловой, написанных к очередным советским праздникам и знаменательным датам революционного календаря. Статьи эти так и назывались – «Ко дню Советской Армии» (здесь А. Шаповалова писала, например, что «вместе со славой Красной Армии росла и слава Русской Православной Церкви»), «К международному женскому дню», «К 30-летию Советской власти» и т.п.[60] Определенный вклад в отмеченное выше направление журнала внесли и некоторые полемически заостренные статьи руководившего тогда отделом внешних церковных сношений и издательским отделом Патриархии митрополита Николая и ответственного секретаря журнала протоиерея А. П. Смирнова, в которых восхвалялась миролюбивая внешняя политика советского государства и клеймились позором «новые поджигатели войны». В качестве примера можно привести статью протоиерея А. П. Смирнова «Демонический дух новой агрессии, угрожающей миру», опубликованную в «ЖМП» в № 12 за 1947 год.[61]

Весьма характерна статья архиепископа Фотия (Тапиро) «О церковно-патриотической работе духовенства и верующих в послевоенное, мирное время», где автор выражает «великую и безграничную признательность Церкви нашему Правительству, которое предоставило права, какими она не пользовалась в царское время» и далее перечисляет задачи Патриархии «по исполнению нашего христианского и патриотического долга в мирное, послевоенное время».[62] Свою лепту в официоз сталинского псевдопатриотизма внесли и некоторые из архиереев-реэмигрантов, напечатавшие статьи о своих впечатлениях после возвращения на Родину. Например, архиепископ Антоний (Марченко) в статье «Мои впечатления от возвращения на Родину», архиепископ Иоанн (Лавриненко) в статье «Возвращение на Родину и первые впечатления пребывания на ней» и др.[63]

Следующая особенность, отличающая «ЖМП» 1940-х годов от выпусков 1931 – 1935 гг., касается полноты освещения деятельности органов Высшего церковного управления. Поскольку журнал являлся (и является) официальным органом Московской Патриархии, он неизменно открывался разделом «Официальная часть», где публиковались послания и указы Патриарха, отчеты о его пастырских поездках, встречах с главами и представителями других церквей и т.п. Весьма подробно в журнале освещались деяния Архиерейского Собора 8 сентября 1943 г., избравшего Патриарха и Священный Синод при нем, Архиерейского Собора 21 – 23 ноября 1944 г., разработавшего все вопросы, связанные с предстоящим Поместным Собором РПЦ и, наконец, работу самого Поместного Собора 1945 г.

Согласно статье 1-й «Положения об управлении Русской Православной Церковью», принятого Поместным Собором 1945 г., это управление осуществлялось Патриархом совместно со Священным Синодом.[64] Однако, если деятельность избранного на Соборе 1945 г. Патриарха Алексия I, бывшего до этого избрания митрополитом Ленинградским, широко освещалась на страницах «Журнала Московской Патриархии» – вплоть до его поездок на отдых и лечение в Сочи и в Одессу, – то о работе Синода в журнале сообщалось очень редко и весьма скупо. О Синоде, избранном на Архиерейском Соборе 1943 г., в «ЖМП» не было ни одного специального материала. О Синоде, действовавшем согласно упоминавшемуся выше «Положению об управлении Русской Православной Церкви», принятому на Поместном Соборе 1945 г., информация в журнальных выпусках второй половины 1940-х годов публиковалась лишь трижды. Первый раз в № 9 журнала за 1946 год, где было помещено постановление Синода от 9 августа 1946 г. о том, что Московская Патриархия считает юрисдикцию Вселенской Патриархии над Западно-Европейскими русскими приходами прекратившей свое действие.[65] Следующий материал о Синоде был напечатан лишь в 1949 г. во 2-м номере «ЖМП» под названием «Историческое заседание Синода 24 февраля 1949 г.», которое было созвано для того, чтобы рассмотреть и утвердить постановление Советов Духовных академий о присвоении Патриарху Алексию I ученой степени доктора богословия conoris causa. В этом же номере было опубликовано постановление Синода от 22 февраля 1949 г. о вынесении строгого замечания епископу Саратовскому Борису (Вику), признанному виновным в следующем «недосмотре» - «крещенское водосвятие в Саратове сопровождалось нарушением общественного приличия, выразившемся в массовом обнажении и купании нескольких сот человек».[66] Вот и вся информация о работе Синода в 1940-е годы, если не считать того, что № 10-й «ЖМП» за 1945 год открывается фотографией с надписью «Зимняя сессия Синода», но о работе этой сессии в журнале нет ни строчки. Для сравнения следует отметить, что «Журнал Московской Патриархии в 1931 – 1935 гг. опубликовал 139 постановлений Временного Патриаршего Синода.

Другая особенность журнальных выпусков 1940-х годов связана с характером освещения местной – на уровне приходов и епархий – церковной жизни. С 1943 г. по 1945 г. в журнале существовал раздел «Корреспонденции с мест», в котором печатались главным образом отчеты о собранных духовенством и верующими денежных суммах в фонд помощи семьям бойцов Красной Армии и на прочие патриотические нужды. С 1945 г. вместо этого раздела появился другой, под названием «Из жизни наших епархий», где печаталась разнообразная информация о местной епархиальной жизни, например, о вручении духовенству медалей «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», о ремонте и восстановлении ряда храмов, открытии самых различных курсов для церковносвященнослужителей (пастырско-богословских, краткосрочных для сельского духовенства, церковно-певческих и для лиц, занимающих должность псаломщиков) и т.д. Почти все эти материалы отражали начавшееся после долгого периода гонений и утрат возрождение церковной жизни.

В этом процессе были трудности и проблемы, имелись и негативные явления, о которых в «ЖМП» 1940-х годов, в отличие от выпусков 1931 – 1935 гг., конкретной информации нет, а лишь иногда встречаются глухие намеки. Например: «Съезд благочинных Кишиневско-Молдавской епархии, состоявшийся 22 февраля 1949 г., мужественно вскрыл все нездоровые явления и непорядки церковно-приходской жизни и наметил ряд путей и средств к ее улучшению».[67] По сообщениям журнала, многие съезды благочинных в разных епархиях обращали специальное внимание на «необходимость строгого правильного учета денежных средств и имущества общин». Некоторые из них также выносили решения «об учреждении должности бухгалтера-ревизора».[68] Такой характер подачи материала с замалчиванием целого ряда внутрицерковных проблем приводил к тому, что у читателей вполне могло сложиться впечатление, что основная и почти единственная трудность Церкви в те годы заключалась лишь в недостатке кадров церковносвященнослужителей и невысоком уровне подготовки некоторых из них.

Многие церковные деятели, благодарившие на страницах журнала советское правительство за «внимание к нуждам Церкви и предоставление ей подлинной свободы», весьма оптимистично оценивали перспективы государственно-церковных отношений. Эта мысль, например, содержится в патриаршем послании 7 ноября 1947 г. «по поводу 30-летия существования у нас на Руси нового государственного строя». По мнению Патриарха Алексия I, нормальные отношения Церкви с государством уже вполне и настолько определились, что можно уверенно намечать перспективу их благоприятного развития, руководствуясь чисто церковными задачами.[69] Последующие события, как известно, опровергли этот прогноз.

Важно выделить и такую особенность, что ни в одной из публикаций «ЖМП» 1940-х годов не упоминается о выпусках 1931 – 1935 гг. Даже в поздравительных посланиях Патриарха сотрудникам журнала, его обращениях к читателям время отсчета, с которого ведет свое начало журнал, не 1931 г., а сентябрь 1943 г. Как типичный образец подобного взгляда показательна статья протоиерея Н. А. Харьюзова «К 3-летию издания «Журнала Московской Патриархии», в названии которой, как видно, нет слова «возобновление». Отмечая, что «редакцией сразу же был взят верный курс – это любовь к Родине, ее правительству и строгая церковность», автор подчеркивает, что журнал еще очень молод.[70]

Безусловно, выпуски «Журнала Московской Патриархии» 1931 – 1935 гг. настолько своеобразны, что не имеет аналогов в дореволюционной церковной периодике и весьма отличаются, как было показано выше, от номеров официального органа Русской Православной Церкви, начавшего выходить с сентября 1943 г. под тем же названием. Возможно, сознавая это обстоятельство, авторы журнальных публикаций 1940-х годов избегали упоминать о какой-либо связи выходившего тогда журнала с выпусками первой половины 1930-х годов.

Итак, в 1940-х годах Церкви удалось восстановить свою печать и издательскую деятельность – начал выходить «Журнал Московской Патриархии», с 1944 г. выпускались настольные календари, кроме указанных выше двух книг, также вышел ряд других: «Патриарх Сергий и его духовное наследство» (М., 1947), «Слова, речи, послания» 1941 – 1946 гг. Патриарха Алексия I и митрополита Николая (М., 1946), была напечатана брошюра «Ко дню празднования 850-летия Москвы» (М., 1948), начала издаваться богослужебная литература (например, богослужебные указания на тот или иной год). Однако это было далеко не полное и лишь частичное возрождение. Из традиционных форм печати была восстановлена только одна журнальная – и в весьма ограниченном виде. Единственный официальный орган РПЦ издавался только в Москве, местных же изданий типа дореволюционных «епархиальных ведомостей» у Церкви не было. Московская Патриархия не имели не ежедневной газеты, ни еженедельника.

Созданный по решению Поместного Собора 1945 г. издательский отдел, не имея своей типографии, фактически оставался лишь редакционной группой, которая только проводила редакционную обработку материала. Все издания Московской Патриархии печатались в государственных типографиях. Поэтому первая проблема, с которой Церковь сталкивалась в своей издательской деятельности, выражалась не в том, что печатать, а в том, где печатать. В целом же такое положение, сложившееся в 1940-е годы с церковной печатью и издательской деятельностью, длилось с некоторыми изменениями вплоть до второй половины 1980-х годов.

[1] Шестаков М. Религиозная печать на службе самодержавия// Под знаменем марксизма. 1941. № 3. С. 159.

[2] Прибавления к Церковным Ведомостям. 1918. № 6. С. 272.

[3] В 1918 г. в Петрограде удалось наладить издание епархиального органа – журнала «Церковно-епархиальный вестник» (Кашеваров А.Н. Церковь и власть: Русская Православная Церковь в первые годы Советской власти. СПб., 1999. С. 195.).

[4] Акты Святейшего Тихона, патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917 - 1943. Сост. Губонин М. Е. М., 1994. С. 470.

[5] Там же. С. 621.

[6] См.: Кашеваров А. Н. Государство и церковь: Из истории взаимоотношений Советской власти и Русской православной церкви 1917 – 1945 гг. СПб., 1995. С. 110 – 111.

[7] Жирков Г. В. Духовная журналистика: история, традиции, опыт.// Журналистика. Просвещение. Церковь. СПб., 2002. С. 82.

[8] Журнал Московской Патриархии в 1931 – 1935 годы. М., 2001. С. 13.

[9] См.: Там же. С. 31 – 35, 136 – 142, 181 – 189, 242 – 260.

[10] Там же. С. 210.

[11] О комплексе документов Высшего церковного управления 1917 – 1922 гг. см.: Кашеваров А. Н. Церковь и власть: Русская Православная Церковь в первые годы Советской власти. С. 18 – 22.

[12] Там же. С. 18 – 22.

[13] Там же. С. 24 – 30, 37 – 39, 73 – 75, 85 – 88, 180 – 181.

[14] Там же. С. 122.

[15] Там же. С. 14.

[16] Там же. С. 238.

[17] Там же.

[18] Там же. С. 145, 147.

[19] Там же. С. 147.

[20] Там же.

[21] Там же. С. 124.

[22] Там же. С. 123.

[23] Там же. С. 215.

[24] Там же. С. 211.

[25] Там же. С. 218.

[26] Там же. С. 221 – 222.

[27] Там же. С. 218.

[28] Там же.

[29] Там же. С. 221.

[30] Там же. С. 222.

[31] Там же.

[32] Там же. С. 147, 130 – 134.

[33] Там же. С. 132.

[34] Там же. С.10.

[35] См.: Цыпин В., протоиерей. История Русской Церкви. 1917 – 1997. М., 1997. С. 150.

[36] См., напр.: Журнал Московской Патриархии в 1931 – 1935 годы. С. 89.

[37] Там же. С. 22, 35 – 36, 71, 83 – 84, 99, 119, 142, 155 – 156, 209 – 210, 235.

[38] Там же. С. 52.

[39] Там же. С. 117 – 118.

[40] Там же. С. 50.

[41] Там же. С. 41.

[42] Там же. С. 15.

[43] См., напр.: Там же. С. 231, 240.

[44] Там же. С. 47, 72, 99.

[45] Цыпин В., протоиерей. История Русской Церкви. С. 211.

[46] См. об этом подробно: Кашеваров А.Н. Государство и церковь: Из истории взаимоотношений Советской власти и Русской православной церкви 1917 – 1945 гг. С. 118 – 130.

[47] Штеле Г. «Восточная политика Ватикана». 1917 – 1975. Мюнхен – Цюрих, 1975.

[48] Правда о религии в России. М., 1942. С. 7.

[49] Там же. С. 8.

[50] Васильева О. Ю. Русская Православная Церковь в политике советского государства в 1943 – 1948 гг. М., 2001. С. 139 – 140.

[51] Поспеловский Д. В. Русская православная церковь в ХХ веке М., 1995. С. 185.

[52] См.: Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война. Сборник церковных документов. М., 1943.

[53] Васильева О. Ю. Русская Православная Церковь в политике советского государства в1943 – 1948 гг. С. 112.

[54] Шаповалова А. Митрополит Крутицкий Николай //Журнал Московской Патриархии. 1945. № 4. С. 55.

[55] Журнал Московской Патриархии. 1950. № 10. С. 9.

[56] Цыпин В., протоиерей. История Русской Церкви. С. 387 – 388.

[57] Патриарх Сергий и его духовное наследство. М., 1947. С. 162.

[58] Журнал Московской Патриархии. 1944. № 12. С. 12.

[59] См., напр.: Шаботин Н. И. Еще о великом патриоте Земли Русской патриархе Гермогене //Журнал Московской Патриархии. 1944. № 8. С. 19; Янов В. Великий русский народ //Там же. 1945. № 6. С. 48.

[60] Харьюзов Н. А., протоиерей: 1) День Победы (9 мая). // Журнал Московской Патриархии. 1947. № 5. С. 27; 2) О нашей армии. //Там же. 1948. № 2. С. 15; Шаповалова А.: 1) Ко дню Советской армии //Там же. 1947. № 2. С. 16; 2) К международному женскому дню. //Там же. 1947. № 3. С. 27; 3) Ко дню Победы //Там же. 1947. № 5. С. 27; 4) К 30-летию Советской власти. 1947. № 11. С. 30 и т.п.

[61] Смирнов А. П., протоиерей. Демонический дух новой агрессии, угрожающей миру народов //Журнал Московской Патриархии. 1947. № 12. С. 28 – 30.

[62] Фотий, архиепископ. О патриотической работе духовенства и верующих в послевоенное время //Журнал Московской Патриархии. 1945. № 10. С. 33 – 35.

[63] См.: Антоний (Марченко), архиепископ. Мои впечатления от возвращения на Родину //Журнал Московской Патриархии. 1946. № 9. С. 54; Иоанн (Лавриненко), архиепископ. Возвращение на Родину и первые впечатления пребывания на ней //Там же. С. 58; Даниил (Юзьвюк), архиепископ. Первые впечатления на Родине. //Там же. С. 63.

[64] История Русской Православной Церкви: От восстановления патриаршества до наших дней. Т. I. 1917 – 1970. СПб., 1997. С 382.

[65] Журнал Священного Синода от 9 августа 1946 г. // Журнал Московской Патриархии. 1946. № 9. С. 7.

[66] Историческое заседание Священного Синода 24 февраля 1949 г. // Журнал Московской Патриархии. 1949. № 2. С. 4 – 21; Выписка из журнала № 2 заседания Священного Синода 22 февраля 1949 г. // Там же. С. 22.

[67] Журнал Московской Патриархии. 1949. № 4. С. 54.

[68] См., напр.: Там же. № 10. С. 63.

[69] Там же. 1947. № 11. С. 5.

[70] Харьюзов Н. А., протоиерей. К 3-летию издания «Журнала Московской Патриархии» //Журнал Московской Патриархии. 1946. № 9. С. 43.