А. И. Горшкова

ГОСУДАРСТВО И РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ В 1940–1990-х гг.

(По материалам «Журнала Московской патриархии»)

См. библиографию.

Оп.: Документ. Архив. История. Современность: Сб. науч. тр. Вып. 1. Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2001. 372 с. (http://hist.usu.ru/dais/vols/vol1.htm)

Юбилейные даты обычно заставляют нас обратиться к пройденному пути, чтобы подвести итоги, сделать необходимые выводы. Празднованию 2000-летия Рождества Христова в России был придан государственный статус, церковь и государство готовились отмечать его вместе. В связи с этим следует напомнить, что немногим больше чем десятилетие назад Русская православная церковь (РПЦ) не была уверена в праздновании 1000-летия Крещения Руси.

Именно с этим эпохальным событием связан поворот миллионов людей, еще вчера далеких от веры в Бога, к религии. Рост числа верующих сопровождался увеличением интереса к различным вопросам истории религии и церкви в России. К ним можно отнести и проблему взаимоотношений церкви и государства, вернее, отношения органов государственной власти к религии и церкви, тем более что его характер за последние десятилетия претерпел значительные изменения. В условиях советского государства эти отношения отнюдь не исчерпывались конституционной формулой об отделении церкви от государства. Вопреки декларированному принципу, различные государственные органы осуществляли бдительный надзор за деятельностью РПЦ.

История церкви, в частности церкви советского периода, относится к числу наиболее широко осваиваемых в последние годы тем отечественной истории. Всплеск исследовательского интереса обусловлен двумя причинами: во-первых, снятием жестких тематических запретов и ограничений, свойственных советскому периоду; во-вторых, открытием доступа к не введенным в историческую практику или засекреченным документам архивов. До 1988–1989 гг. история церкви в XX в. излагалась в основном в атеистических книгах и брошюрах с точки зрения идеологической направленности Советского государства. Затем происходит кардинально противоположное явление: атеистические работы перестают пользоваться спросом, им на смену приходит внушительный поток религиозных и богословских изданий под ярлыком православия. С 1985 до конца 80-х гг. преобладающим направлением была литература, посвященная проблеме свободы совести и вероисповедания. Среди авторов можно отметить работы М.И. Одинцова[1], А.А. Алексеева[2], В. Степанова[3], С. Филатова[4] и др. С начала 1990-х гг. появляются труды, рассматривающие взаимоотношения церкви и государства в отдельные периоды советской власти. Данная тема интересовала таких исследователей, как Ю.А. Бабинов[5], Ю.Н. Бакаев[6], В. Цыпин[7], М.В. Шкаровский[8], А. Курав[9], М.Н. Бессонов[10], Д.В. Поспеловский[11] и др. Также стали появляться различного рода религиозные справочники, мемуары и автобиографические повести. Религиозная волна коснулась и средств массовой информации. Несмотря на довольно большое количество научных работ и многочисленные публикации источников проблема изученности истинного состояния церкви в годы советской власти остается.

Одним из источников в разработке данной проблематики может служить религиозная периодика, и прежде всего «Журнал Московской патриархии» (ЖМП). Нередко можно встретить утверждение, что пресса — материал нужный, но не самый важный, а скорее второстепенный, дополнительный или даже иллюстративный. Это ошибочное представление. Изучая только произведения периодической печати, можно составить представление о том или ином государственном строе, социально-экономических отношениях, господствующих идеологемах. Даже газетная ложь — показатель культурного развития общества, уровня цивилизации. Поэтому для адекватного понимания места, роли церкви в СССР может помочь официальный и до конца 1980-х гг. единственный печатный орган Русской православной церкви — ЖМП.

ЖМП многим обязан своему первому редактору и автору — святейшему патриарху Сергию. Он основал журнал в 1931 г., а потом возродил в 1943. С сентября 1943 г. до сегодняшнего времени журнал выходит ежемесячно. Со второго номера в нем появилась рубрики: «Официальная часть»; «Речи, проповеди»; «Церковная жизнь». С течением времени журнал увеличивался в объеме, расширялся круг авторов, в редакцию приходили новые сотрудники, содержание становилось все более разножанровым. Тираж журнала до конца 80-х гг. составлял 15 тыс. экземпляров. С 1972 г. журнал стал выходить и на английском языке, с конца 80-х — на шести языках.

Из девяти постоянных рубрик журнала наиболее информативной является «Официальная часть». Ее специфика заключается в том, что она выполняет функции и газеты, и проповеднического листка, и серьезного церковно-исторического богословского издания.

В результате рубрикационного и фактографического анализа «Официальной части» было выделено несколько тематических блоков, по которым интерпретировалась журнальная информация.

История церковно-государственных отношений в 1940–1990 гг. претерпела значительные изменения. Вопреки декларируемому принципу о свободе вероисповеданий, за религией осуществлялся бдительный надзор, сила и влияние которого на разных этапах зависели от курса, выбранного тем или иным вождем.

В годы Великой Отечественной войны отношение И.В. Сталина к РПЦ изменилось. Патриотическая позиция духовенства и верующих вступала в прямое противоречие с тем стереотипом, который насаждался официальной пропагандой до войны. В народе зрела убежденность в том, что государство должно пойти на нормализацию отношений с церковью. И уже с первых дней войны были сделаны первые шаги в этом направлении: расширяется издательская деятельность; разрешаются общецерковные сборы; открываются, пока еще без юридического оформления, молитвенные здания; во время эвакуации из Москвы вместе с государственными организациями выезжают и духовные центры. Эти действия определялись не только внутренними причинами, но и внешними — необходимостью сплочения всех антифашистских сил, включая силы религиозные, в странах антифашистского блока, оккупированных Германией. В 1943 г. И.В. Сталин и его окружение восстановили патриаршество (Сергий Старгородский, а с 1945 г. — Алексий), открыли отдельные храмы, монастыри, религиозные учебные заведения. От позиций категорического отрицания религии власть перешла к политике тоталитарного контроля над ее деятельностью. Осуществлять надзор над церковью был призван Совет по делам РПЦ, а на местах — его уполномоченные. Государство способствовало насильственному включению в состав РПЦ православных и униатских приходов на присоединенных в СССР территориях.

За долгожданное возвращение к норме в религиозной сфере архиереи начинают славословить Иосифу Виссарионовичу, усиленно «бороться за мир» на заграничных конференциях. Анализ поздравлений, телеграмм, писем, а также ответов, интервью в ЖМП наиболее ярко иллюстрирует черты, приписываемые вождю. Едва вступив в должность местоблюстителя (с мая 1944 г.), митрополит Алексий заверяет И.В. Сталина в наилучших чувствах к нему: «Прошу Вас, Глубокочтимый и дорогой Иосиф Виссарионович…верить чувствам глубокой к Вам любви и преданности, каким одушевлены все отныне мною руководимые церковные работники»[12].

В дальнейшем он величает И.В.Сталина следующими эпитетами: «верховный вождь», «мудрый вождь», «великий маршал Сталин», «любимый вождь», «организатор и вдохновитель исторических побед», «великий строитель народного счастья», «мудрый строитель народного счастья» и др.[13]

Порыв патриарха подхватили и другие иерархи, «пораженные его [И.В. Сталина] обаянием, ласковостью, силой и мудростью слов, быстротой решения, внимательным отношением к любому делу, его необыкновенной осведомленностью…»[14]. Некоторые характеристики, к сожалению, действительно к нему относились. Он как «великий вождь и учитель» учил всех и всему: лингвистов — языкознанию, крестьян — сельскому хозяйству. Прославляя И.В. Сталина, «ЖМП» не раз ссылался на его работы.

Поначалу с 1943 по 1945 гг. в «ЖМП» публикуются телеграммы И.В. Сталина лично представителям РПЦ с «благодарностью и приветом общинам верующих архипастыря»[15]. После победы в Великой Отечественной войне труды православного духовенства все чаще отмечаются не в посланиях, а в целом ряде наград: «За оборону Москвы», «За оборону Ленинграда», «За доблестный труд в ВОВ». 16 августа 1946 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР Патриарх Московский и Всея Руси Алексий был награжден орденом Трудового Красного Знамени (за выдающуюся патриотическую деятельность в годы войны)[16]. При жизни И.В.Сталина, в 1952 г., патриарх еще раз удостоился этой награды (в связи с 70-летием)[17]. Но с 1948 г. телеграмм в адрес Московской патриархии от «Великого вождя» в «Официальной части» не наблюдалось. Апофеозом славы стал «Приветственный адрес духовенства и мирян РПЦ Вождю народов СССР Генералиссимусу Иосифу Виссарионовичу Сталину в день 70-летия со дня рождения»[18]. В ответ — полный отказ от публичного слова (не говоря о письменном). Это уже и не нужно: он обладатель истины, и выше нет никого. «Когда в 1949 году… было отпраздновано его 70-летие, он, присутствуя… не проронил ни единого звука…Даже слова простой благодарности не сорвались с его языка»[19].

5 марта 1953 г. И.В. Сталин скончался после тяжелой болезни. Мартовский номер ЖМП 1953 г. — специальный выпуск, полностью посвященный трагической дате. Во время панихиды традиционная формула «Вечная память Рабу Божию» была заменена как умаляющая достоинство на «Вечная память новопреставленному Генералиссимусу Иосифу»[20].

При Алексии вторым лицом в церкви был митрополит Николай, председатель Отдела внешних церковных сношений Московского патриархата. Этот отдел осуществлял связь высшей церковной власти с зарубежными учреждениями РПЦ. Через него проводятся и сегодня взаимоотношения нашей церкви с поместными православными церквами, с инославными церквами и религиозными объединениями, с всемирными и региональными христианскими организациями и движениями, а также с нехристианскими религиями. На этот отдел полностью возлагалась миротворческая пропаганда. Николай выступал наподобие министра иностранных дел. После нескольких десятилетий вынужденной изоляции от внешнего мира в 1943 г. для РПЦ появилась возможность возобновить контакты с различными церквами за рубежом и принимать их делегации в Советском Союзе.

Внешняя политика РПЦ в годы войны отличалась большей самостоятельностью и мягкостью мер. После окончательной победы над фашистами она становится целенаправленной и жесткой.

Анализ хроники событий в «Официальной части», скрупулезно отмечая все визиты, приемы, встречи, поездки (представителей православия и других религий), дает основание говорить о двух направлениях внешней жизни РПЦ. Основное внимание уделялось пропаганде миротворческой деятельности Советского государства и РПЦ. Фразы «Да здравствует Сталин! Да здравствует мир!», «Мир — почетное слово в Советском Союзе!»[21] и др. были неотъемлемой частью в подобных публикациях. В других в более емких выражениях высвечивалась причина истинного внимания к активной внешней политике РПЦ — борьба с расколом (внутри страны и за ее пределами). Церковные иерархи сознавали, что сам факт выхода РПЦ на мировую арену делал практически невозможным возврат к политике «тотальной войны государства с религией», а потому спешили закрепиться на только что завоеванном плацдарме, как бы выходили на новые, выдвинутые вперед рубежи обороны[22]. С позиций сегодняшнего дня мы должны признать, что действовавшая во враждебном окружении церковь добилась в этом деле поистине выдающихся успехов.

Сразу после окончания Второй мировой войны во всех странах и на всех континентах стали появляться приходы и епархии Московской патриархии: в Америке, Франции, Германии, Югославии, Финляндии, Польше, Венгрии и др.[23] На международном уровне это должно было выглядеть как нормализация межправославных отношений. На самом деле целью данной «акции» было опорочить зарубежную церковь во главе с Ватиканом, правительство США, решительно поддерживающих Папу Римского Пия XII. Связь между Ватиканом и США была очевидной согласно публикациям «ЖМП». Почти все статьи пронизаны этой нотой. Более подробные рассуждения находятся в интервью с представителями РПЦ. Один из постоянных вопросов был об отношении РПЦ к западной печати. Поражает единодушие ответов, которые можно свести к одному наиболее яркому высказыванию митрополита Николая в 1949 г. (чаще остальных встречающегося с прессой): «Некоторые католические газеты, вне всякого сомнения инспирируемые сверху, продолжают утверждать, что церковь в СССР “не свободна”, “порабощена”, “подчинена” Советской власти и ею управляется. Дивишься, чего больше в этих утверждениях: лицемерия или недальновидного расчета на темноту человеческих масс? Кто из беспристрастных и честных людей за границей не знает, что РПЦ под сенью Великой Сталинской Конституции, гарантирующей свободу совести и вероисповедания, абсолютно свободна в своей внутренней жизни»[24].

Два других излюбленных вопроса в интервью, сохранившихся до 1990-х гг., были следующие: 1) отношение государства к РПЦ (в ответах примерно в равной степени оценивалось как «нормальное» или «благожелательное отношение, выражающееся в целом ряде полезных для церкви актов»); 2) отношение церкви к Совету по делам РПЦ (наиболее частый ответ: «орган, весьма нами ценим и обеспечивающий правильный ход церковных дел»)[25].

Таким образом, охватывая исторический путь РПЦ после войны, можно сказать, что ее внутренняя жизнь, благодаря этому трагическому моменту, возродилась. Стали открываться храмы, духовные школы, приостановились прямые репрессии против духовенства. Но чувствовалась постоянная тревога, что все эти перемены временные. За любой уступкой во внутренней организации РПЦ скрывалась огромная работа православия в интересах государства: ее внешней политики, миротворческой пропаганды. Однако «договор», заключенный И.В. Сталиным в 1943 г., соблюдался обеими сторонами: и государством и церковью. Смерть И.В. Сталина и восхождение на партийный олимп Н.С. Хрущева поставит среди прочих и вопрос о путях развития государственно-церковных отношений. Сам Н.С. Хрущев, которому ранее неоднократно и в Москве, и на Украине приходилось сталкиваться с данной проблемой, первоначально не проявит к ней какой-либо особой заинтересованности. Однако уже через три-четыре года обстоятельства заставят его уделить этому вопросу должное внимание.

Почти в каждом номере журнала за 1954–1958 гг. публиковались отчеты о возвращении государством одного-двух храмов, они восстанавливались верующими и освящались вновь[26]. Однако построено было незначительное число церквей (6): большая часть церковных зданий продолжала оставаться полностью или частично разрушенными и после войны.

Стабильная переписка патриарха с главой государства, имевшая прочное место в прошлом, прекратилось. За время правления Н.С. Хрущева патриарх обратился к нему два раза. Для сравнения: общее количество посланий, телеграмм приветствий со страниц ЖМП И.В. Сталину составляло 43. Более того, поздравления стали намного сдержаннее, например: «В знаменательный день Вашего 70-летия примите, высокоуважаемый Никита Сергеевич, от меня искренние поздравления с сердечными благопожеланиями Вам сил и бодрости духа в многочисленнейших трудах, направленных на сохранение мира и процветание нашей великой страны»[27].

Традиционные поздравления в исторические для Родины даты остались, но были направлены исключительно в адрес Совета по делам РПЦ. Надо отметить, что отношение председателя Совета Г.Г. Карпова и председателя Отдела внешних церковных сношений митрополита Николая стали носить более ровный и систематический характер. Отныне без них обоих не обходился ни один дипломатический прием. Безусловно, Г.Г. Карпов в своих поступках не был свободен «ни от власть предержащих, ни от собственных заблуждений и ошибок» во взглядах на роль и место церкви в обществе. Все же он проводил политику «благоприятствования» деятельности церкви[28]. Г.Г. Карпова связывали и личные отношения с патриархом Алексием, празднования дней рождений и юбилейных дат патриарха и других церковных деятелей. На страницах «ЖМП» постоянно приводятся взаимные поздравительные телеграммы патриарха и председателя Совета (следует отметить, что В.А. Куроедов, сменивший Г.Г. Карпова, направил одно из первых инструктивных писем именно о пресечении торжественного празднования юбилейных церковных дат)[29]. В.А. Алексеев в своей книге «Иллюзии и догмы» говорит о Г.Г. Карпове как о реально мыслящем человеке, заслуги которого в возрождении церкви и нормализации государственно-церковных отношений пока еще объективно не оценены.

К 1957 г. сравнительно ровные взаимоотношения первого послевоенного десятилетия стали постепенно обостряться. Прежнее руководство Совета по делам церкви было обновлено. Г.Г.Карпову предъявили обвинение в проведении «неверного курса», в «пособничестве культу личности», угрожали изгнанием из партии, привлечением к уголовной ответственности за «преступления» в период работы в 1930-х гг. в НКВД[30]. Вскоре последовала вынужденная отставка и председателя Отдела внешних церковных сношений — митрополита Николая, которого сменил в 1960 г. архимандрит Никодим (Ротов). Почти сразу Николай был смещен с поста митрополита Крутицкого и Коломенского (самого престижного в РПЦ после патриарха)[31]. Через год он умер в больнице при неясных обстоятельствах, официально — от сердечного приступа. Был снесен дом, где жил Николай, закрыт храм, в котором он служил[32]. Таким образом, оба создателя послевоенной политики государства по отношению к церкви были уволены.

Антирелигиозная кампания началась с гонений на монастыри, так как они оставались местами паломничества и национальными источниками веры. Кроме того, именно в монастыри возвращались освобожденные из лагерей священники в 1956 г. На заседаниях Священного синода в ноябре 1958 г. были представлены два постановления Совмина СССР от 16.10.1958 г.: «О монастырях в СССР» и «О налоговом обложении доходов предприятий епархиальных управлений, а также доходов монастырей»[33].

В начале 1960-х гг. из «Правил приема в духовные школы» исчезают адреса пяти из восьми духовных семинарий. Первыми были закрыты Киевская, Саратовская и Ставропольская по причине «недопустимых бытовых условий и небольшого количества учащихся». Что касается Минской и Волынской семинарий, то причины их закрытия не нашли отражения в «ЖМП»[34]. Краткосрочные пастырские курсы, частично выполнявшие свои задачи в 1940–1950-е гг., были запрещены[35].

В 1961 г. встал вопрос о существовании Ленинградской духовной академии и Ленинградской духовной семинарии. Был закрыт единственный существующий в них заочный сектор. Ленинградской духовной академии помог выстоять митрополит Никодим. Как председатель Отдела внешних церковных сношений он стал включать академию в международные мероприятия. Зная о ярко выраженных симпатиях Н.С. Хрущева к развивающимся африканским странам, митрополит пригласил на учебу 7 африканцев из Уганды и Кении. Гораздо больше представителей государств «третьего мира» обучалось в Московской духовной академии. Под предлогом иметь подготовленные кадры для международной деятельности Московской патриархии она открыла в 1964 г. заочный сектор и аспирантуру[36].

Изменилась программа обучения в уцелевших духовных школах. Запрещалось преподавать общеобразовательные дисциплины, такие, как психология, логика, история философии, история литературы, риторика и др. Гонения на духовные школы ничуть не мешали властям использовать семинаристов и молодое духовенство для пропаганды внешней политики. Речь идет о VI Всемирном молодежном фестивале, состоявшемся в Москве в 1957 г., когда и семинаристы, и молодые священники пригодились для пропагандистских встреч с западной молодежью.

Трагичным событием для РПЦ стал Архиерейский собор 18 июля 1961 г. в Троице-Сергиевой лавре. Суть его заключалась в отстранении священнослужителей от руководства приходами. Роль главы общины переходила от настоятеля к исполнительному органу — приходскому совету, которому передавалась финансово-хозяйственная деятельность. Священники должны были наниматься общиной по договору для исполнения религиозных потребностей.

Для борьбы с притеснениями внутри страны РПЦ активизировала свою деятельность на международной арене. Многие внешнеполитические акции государству было удобнее вести руками церкви. Власти были заинтересованы в широком участии РПЦ в экуменическом движении, а старая политическая борьба с Ватиканом при использовании МП приобретала характер межцерковных разногласий.

Это прекрасно понимал сменивший Николая на посту главы Отдела внешних церковных сношений молодой Никодим (Ротов). Николай подчинялся требованиям советской внешней политики. Никодим, выросший в годы советской власти, сын первого секретаря Рязанского обкома, неофит, во внешней политике повел себя изобретательнее своего предшественника и стал более независимым партнером советского режима.

Политика РПЦ при Никодиме внешне соответствовала хрущевской политике мирного сосуществования, расширения и укрепления внешних связей СССР. Анализ «Рождественских приветствий главам церквей и религиозных объединений» с 1960 по 1964 гг. показал, что в вопросе возможности водворения подлинного всеобщего мира пессимизм из года в год переходит в оптимизм, основанный на фактах растущего сотрудничества:

1960 г.: «…нет ни войн, ни насилия одного народа над другим, ни эксплуатации»;

1961 г.: «…все люди почувствовали себя не врагами, а братьями…»;

1962 г.: «…успех Церквей — в воле народов к миру…»;

1963 г.: «…Церкви выражают твердое стремление к развитию контактов…»;

1964 г.: «…1964 г. — год выдающихся успехов и достижений Церквей в мире, который прочно стоит на пути сосуществования…».

Показывая, что РПЦ полезна для советской дипломатии, Никодим «вырывал у власти то, что было нужно для Церкви». Именно Никодим привел Московскую патриархию во Всемирный совет церквей. Никодим принимал участие в организации, а затем и в работе Пражской мирной конференции, а также и в других межконфессиональных встречах, прошедших на Западе. Он прекратил нападки на Ватикан и установил с ним тесные контакты[37]. До него пропаганда носила ярко выраженный антиватиканский характер. Чаще всего Папе Римскому и Ватикану приписывались следующие характеристики:

– деятельность Ватикана — «цель оправдывает средства»;

– Ватикан скомпрометировал себя на все века перед всем христианством;

– Ватикан оказывал деятельную помощь фашистам;

– Папа не стесняется быть в услужении у американских протестантов и сектантов;

– Ватиканская разведка — лучшая в мире;

– Папа — политик и дипломат;

– Деятельность Ватикана — прислужничество перед итало-германским фашизмом и англо-американским империализмом;

– Римский Папа — духовное уродство с антихристианским лицом[38].

Таким образом, относительно спокойное время существования РПЦ закончилось со смертью И.В. Сталина. Придя к власти, Н.С. Хрущев не сразу обратился к религиозным проблемам. Период его правления с точки зрения отношений с РПЦ распадался на два этапа. Первый (1954–1957) был относительно спокойный. Второй (1958–1964) характеризовался открытыми гонениями, которые прежде всего были направлены на уничтожение духовного образования. С 1958 г. запрещалось принимать в монастыри лиц моложе 30 лет, значительно сократилось число семинарий. Отменялось право оказывать финансовую помощь приходам, монастырям, была подорвана экономическая база церкви. В течение четырех последующих лет кампания шла по нарастающей. Что касается внешней политики РПЦ, то она продолжала служить интересам государства, только стала еще активнее.

Вскоре после падения Н.С. Хрущева советское руководство начало осторожную переоценку преследований последних лет. Суровые меры не оправдались: гражданская и политическая лояльность многих верующих была подорвана этими мерами. Лишившись зарегистрированных церквей, верующие уходили в подполье. А тайная, не контролируемая религиозная жизнь по общему признанию представляла для советской власти бо?льшую угрозу, чем легальная, контролируемая церковь.

При Л.И. Брежневе ситуация в религиозной сфере была отброшена в период тоталитарной довоенной эпохи. Но вместе с тем государство расширяло практику использования церковных структур для собственных нужд. Партийные органы стремились «приспособить» эти структуры для осуществления своих идеологических задач: борьбы с религиозным диссиденством, миротворческой и экуменической деятельности, контроля за церковной обрядностью.

Важным событием в жизни церкви стала смена патриарха. Впервые после революции правящий патриарх не назвал своего преемника. В это смысле избрание патриарха Пимена было первым канонически верным со времени избрания патриарха Тихона в 1917 г.

Среди черт, приписываемых главе СССР, согласно переписке в «Официальной части», были: «неутомимый характер», «кипучая деятельность», «исключительная личность». Заслуги Леонида Ильича видели в «утверждении прочного мира»; «сотрудничестве между народами»; «разрядке напряженности»[39] и др. В целом поздравления, послания советским руководителям с 1964 г. стали длиннее, но однообразнее. Кому бы они ни предназначались (Л.И. Брежневу, А.Н. Косыгину, В.А. Куроедову), имели общую структуру изложения: начинались «Примите, Глубокоуважаемый … от меня, Священного синода сердечные поздравления с …»; продолжались «…Позвольте пожелать Вам …»; заканчивались «…Смею заверить…». Такой канцелярский стиль отличался от стиля патриарха, обращающегося с рождественскими и пасхальными посланиями. Позже в самом ЖМП будет раскрыто подобное несоответствие. Личный секретарь Пимена и одновременно секретарь Отдела внешних церковных сношений А.С. Буевский являлся автором этих обращений. В дальнейшем любой канцелярский, казенный текст советскому руководству будет возложен на него и получит собственное название («буева») по фамилии создателя[40].

Поместному собору 1971 г. (как и 1945 г.) посвящался спецномер ЖМП, где подробно описывались проходившие в ходе него мероприятия. Собор проходил в традиционной советской манере показного единодушия по форме и процедуре. Да и как могли допустить власти настоящую демократию на церковном соборе, если ее не было в государственной и партийной системах? Однако, по утверждению участника собора архиепископа Брюссельского Василия, единогласные решения собора подготовил предшествовавший ему Архиерейский собор, на котором все же были и дискуссии и споры[41]. На нем присутствовали только архиереи, и решения там принимались относительно свободно.

Несмотря на то, что режим Л.И. Брежнего, Ю.В. Андропова и К.У. Черненко не разрешил открыть пять семинарий, закрытых при Н.С. Хрущеве, он все же позволил осуществить несколько построек на территории существовавших трех семинарий. В Ленинграде в 1977 г. во дворе семинарии-академии церкви были возвращены два здания для студенческого общежития. Таким образом, все здание семинарии-академии могло использоваться исключительно под классы. Это позволило удвоить прием, а также открыть курсы регентов и чтецов при академии.

Позднее широко распространяется перестройка с расширением подсобных церковных помещений. Попытки же получить разрешение на строительство новой церкви или открытие старой практически никогда не бывали успешными.

Общее же направление в отношениях между церковью и государством тем не менее стало иным. К середине 1970-х гг. существование и деятельность религиозных объединений начинает рассматриваться как необходимое условие обеспечения свободы вероисповедания, а оно, в свою очередь, как одна из составляющих комплекса прав человека[42].

Большое значение имел принятый в 1975 г. Указ Президиума Верховного Совета РСФСР, внесший изменения и дополнения в постановление ВЦИКа и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» от 8.04.1929 г.[43] Он расширил возможность религиозных организаций в удовлетворении религиозных потребностей верующих, освободил их от некоторой мелочной опеки. Аналогичное значение имели принятые в 1975–1977 гг. в союзных республиках акты «О религиозных объединениях». Статья 52 Конституции СССР 1977 г. («гражданам СССР гарантирована свобода исповедания религий») подтвердила значимость принципа свободы совести для социалистического общества. В эти же годы были приняты меры по расширению прав Совета по делам религии.

Однако при реализации принимаемых плодотворных решений ощущалась их «пробуксовка». Конституция 1977 г. породила надежды на то, что прогрессивная тенденция в решении религиозного вопроса преодолеет инерцию прошлых лет, но этого не произошло. Реализация принципа свободы совести в условиях застоя и предкризисного состояния общества наталкивалась на господствующие мнения о том, что по-прежнему охранительные, запретительные и прочие подобные меры предпочтительны и достаточны для разрешения проблем в религиозной сфере. А общественность убеждали в правильности и плодотворности устоявшихся атеистических стереотипов и методов атеистической работы[44]. Тем самым нарастало противоречие между провозглашенной в Конституции свободой совести и практикой ее реализации. Тем не менее как только появилась Конституция 1977 г., в ЖМП стал наблюдаться значительный рост интервью, где звучали вопросы типа: «Как выглядит осуществление гарантированной в Конституции СССР свободы вероисповеданий (подготовка кадров, издательская деятельность и т.д.)?»[45]. И традиционный ответ: «…следствием гарантированной свободы…является полная свобода самоуправления…»

Рост интервью объяснялся еще и 60-летием Великой Октябрьской социалистической революции. В годы подобных «круглых» дат количество интервью увеличивалось, несмотря на стандартные формулировки ответов.

Между тем при патриархе Пимене православная церковь имела и некоторые завоевания. Так, в сентябре 1980 г. в поселке Софрино, недалеко от Москвы, патриарх официально открыл завод с современным оборудованием и технологиями по производству свечей, подсвечников, лампад, облачений и всех других предметов, необходимых РПЦ и православным христианам. Патриархия боролась за право владения таким заводом с 1946 г.[46]

Ситуация, складывающаяся в религиозной сфере при Л.И. Брежневе, представляла собой явление своеобразное и противоречивое. Перемены в законодательстве 1975–1978 гг. были непоследовательными, половинчатыми. Утвержденный негласный запрет на регистрацию новых религиозных объединений привел к росту числа объединений, действовавших вне регистрации, полулегально. Реальная ситуация в отношении монастырей почти не сдвинулась с мертвой точки 60-х гг. Количество духовных школ осталось прежним, но активизировалось диссидентское движение, духовные школы стали пополняться светской интеллигенцией. Духовенство разделилось на покорных режиму и ревностных приверженцев веры. Одни по первому зову партии закрывали храмы, увольняли архиереев. Другие, ведя «двойную игру», пытались улучшить условия в своих приходах. Это начинает понимать и руководство. Но распад атеистической советской системы уже начался и остановить его было невозможно.

В начале 1980-х гг. — времени правления Ю.В. Андропова и К.У. Черненко — властные структуры в СССР были уже в последней стадии разложения. При Ю.В. Андропове в религиозной политике прослеживается некая двойственность. С одной стороны, сильно ужесточились действия против инакомыслящих, в том числе и верующих, гонимых за миссионерскую деятельность, издание и распространение религиозной литературы. Еще больше пострадали сектанты, особенно незарегистрированные, как, например, баптисты-«инициативники»[47]. Они составляли основную массу узников за веру в ту эпоху.

С другой стороны, политика Ю.В. Андропова по отношению к официальной церкви была несколько иной. Так, в 1983 г. РПЦ был возвращен Свято-Даниловский монастырь. И церковные круги в России вполне оправданно приписывают заслугу его возвращения лично Ю.В. Андропову, как и чуть ли не удвоение при нем численности учащихся в духовных школах[48]. Что же касается открытия прежде произвольно закрытых храмов, то таковых за недолгое правление Ю.В. Андропова были всего единицы (ЖМП упоминает лишь о трех храмах)[49]. Более жестким по отношению к религии оказался краткосрочный режим К.У. Черненко. Была даже попытка властей отменить решение о восстановлении из руин Даниловского монастыря. Церковь получила указание не открывать монастырь; и только после обещания, что там будет не монастырь, а всего лишь административный центр церкви со штабом Отдела внешних церковных сношений, чья деятельность так выгодна советскому правительству, запрет на восстановительные работы был снят. Так, монастырь удалось восстановить к 1000-летию Крещения Руси; причем израсходовано было больше денег, чем планировалось. Помимо монастыря, удалось построить еще три храма, воскресную школу (правда, она начала действовать позже, только с 1989 г.) и общедоступную библиотеку[50].

В июле 1984 г. вышло постановление К.У. Черненко о работе комсомола. Оно требовало от него не только усилить свою роль в воспитательных процессах в школе, но и «закрыть все каналы проникновения безыдейности… Разработать и осуществить систему мер … чтобы все формы досуга способствовали выработке …атеистических вкусов»[51]. Таким образом, комсомольцы, согласно постановлению, должны были лично организовать досуг молодежи и руководить им.

Отсюда явное признание идеологического кризиса. Более умный Ю.В. Андропов попытался по-разному подойти к «послушным» и «бунтующим» верующим: первым был дан некий весьма скромный «пряничек», последним — удвоенная «плетка». К.У. Черненко же безнадежно пытался просто повернуть ход истории вспять.

При Ю.В. Андропове снова заговорили об изменении государственного законодательства в религии, но обсуждение этого вопроса в печати не обнаружило и намека на какие-либо радикальные улучшения для церкви. Планировали лишь некоторые косметические исправления, как-то: «замена термина “антирелигиозная пропаганда”…термином “атеистическая пропаганда”»[52].

Можно себе представить, в каком униженном состоянии была церковь, если на фоне Л.И. Брежнева и К.У. Черненко Ю.В. Андропов казался чуть ли не благодетелем, чью кончину, как говорят простые верующие (из разговоров в екатеринбургских храмах), православная церковь пережила почти как личную трагедию! Для скромных прихожан уже поход в церковь был огромным праздником души, не говоря об установленных новых (при Ю.В. Андропове) соборах: соборе Костромских Святых, соборе Смоленских Святых, соборе Сибирских Святых, соборе Белорусских Святых и др. Были канонизированы новые святые, введены новые церковные ордена: орден Святого апостола Андрея Первозванного, орден Святой Ольги и орден Святого Даниила[53].

Но распознать разницу в отношении церкви к Ю.В. Андропову и К.У. Черненко по материалам официального церковного журнала достаточно трудно. Во всяком случае, из текстов заявлений патриарха Пимена и телеграмм правительству по поводу кончины Ю.В. Андропова и К.У. Черненко разницы не видно. Для убедительности приведем пример. По поводу кончины Андропова мы читаем:

«На протяжении всего жизненного пути… он трудился самозабвенно и самоотверженно… Граждане нашего Отечества, люди благой воли во всем мире отдают высокую дань признательности неустанному попечению Юрия Владимировича об укреплении мира и дружбы...Мы с сердечной признательностью всегда будем помнить, что Юрий Владимирович с благожелательным пониманием относился к нуждам нашей Церкви…»[54].

О Черненко:

«Молитва и память…Благодарственная память за все то, что сделал Константин Устинович за свою большую и плодотворную жизнь…В ответ на его самоотверженную деятельность вся страна платила ему поистине народной любовью…Верные чада Церкви с сердечной признательностью постоянно будут помнить, что, будучи Главой Государства, Константин Устинович с благожелательным пониманием относился к нуждам нашей Церкви…»[55].

Тот же смысл и в телеграммах соболезнования патриарха советскому правительству. Все это составлялось по одному трафарету и одним лицом — указанным выше А.С. Буевским.

Первый непосредственно горбачевский пленум ЦК в апреле 1985 г. объявил не только о предстоящем ХХVII съезде КПСС, новой Программе партии, но и призвал к усилению всесторонней идеологической работы[56].

Соответственно Программа КПСС, принятая позже, составлена была в старом атеистическом ключе. Она говорила о распространении «научно-атеистического мировоззрения для преодоления религиозных предрассудков» и о «широком распространении новых советских обрядов и обычаев», т.е. продолжала намеченный уже около двух десятилетий назад курс на превращение атеизма из отрицания Бога в новый культ мифологизации коммунизма. Причем в раздел «Атеистическое воспитание» попали и борьба с хищениями, взяточничеством, пьянством[57]. Как видим, Программа снова относит религию к области чуть ли не преступлений.

Это была последняя запущенная сверху антирелигиозная кампания. Свидетельством того, что это была именно кампания, является тот факт, что в «ЖМП» вновь появились статьи, заметки, сообщения о клеветнических нападках и неоправданных выступлениях в газетах. Например: газеты жалуются на «кокетничанье с боженькой» интеллигенции и молодежи и на то, что церковь «спекулирует» на эстетических и этических потребностях людей, которые, якобы ошибочно, считают церковь источником нравственности[58].

В 1986 г. произошла катастрофа в Чернобыле, которая, помимо множества других причин, также способствовала разрушению господствующей политической системы. Она доказала ее полную некомпетентность, трусость и лживость тех, кто пытался скрыть сначала саму катастрофу, а затем ее размеры и диапазон распространения радиоактивного заражения. Взрыв негодования в обществе вкупе с допущенной М.С. Горбачевым гласностью и рост мистических настроений, вызванных катастрофой, — все это вместе выразилось в появлении в «ЖМП» все более смелых выступлений в защиту церкви.

Первой положительной для церкви переменой стало перемещение наблюдения за ней из идеологических структур ЦК КПСС исключительно в юридический отдел. Была отменена обязательная регистрация паспортных данных при крещении, погребении и церковном бракосочетании, хотя некоторые периферийные уполномоченные Совета по делам религии еще несколько лет настаивали на соблюдении этих правил священнослужителями[59].

В печати, по телевидению и радио все громче начал раздаваться голос церкви, ее духовенства и руководства. Празднование 1000-летия Крещения Руси в 1988 г. стало не только событием религиозно-церковным, но и заметным явлением общественно-политической жизни страны, вызвало широкий резонанс за рубежом.

Были изменены правила 1961 г.: вновь восстановлены права настоятелей по управлению приходами. Также был изменен статус Патриарха Московского и Всея Руси: теперь он стал председателем на сессиях Синода, Собора архиереев и Поместного собора и всем этим учреждениям подотчетен. У Поместного собора появилось право суда над патриархом и отправки его на покой. Самым авторитетным органом являлся Синод, состоящий из патриарха (председателя), пяти постоянных членов (митрополиты Киевский и Всея Украины, Петербургский и Ладожский, Крутицкий и Коломинский; по должности — управляющий делами патриархии, а также председатель ОВЦС) и пять временных — епархиальных архиереев, вызываемых Синодом поочередно на одну сессию, т.е. на полугодие[60].

Значительными событиями были канонизация всех святых и обращение к русским, зарубежным церковным группировкам, не имеющим литургического общения с РПЦ, прежде всего к РПЦ за границей («карловчанам»).

В первые годы «перестройки» среди многих верующих преобладал не страх, но недоверие. Считали, что это временная передышка, вызванная непрочностью положения нового партийного руководства и приближавшимся 1000-летием Крещения Руси. Пройдут торжества, думали многие пастыри, внешний мир потеряет интерес к Русскому православию, и снова начнется зажим. И только во второй половине 1989 г., когда наблюдается рост числа открытых храмов и духовных школ, семинарий и академий, открытие новых воскресных школ для детей, а затем аналогичных школ для взрослых, когда конфликты с местными властями почти всегда стали решаться в пользу верующих, иерархия и духовенство начали действовать более смело, проводить уже долгосрочные преобразования.

Но наряду с ними на поверхность выплыли и внутренние противоречия, долго накапливавшиеся в условиях несвободы. Эти конфликты только усугублялись болезнью патриарха Пимена, отстраненностью его от текущих дел. 3 мая 1990 г. на 80-м году жизни Пимен скончался[61]. Впервые (с 1917 г.) 7 июня 1990 г. на Поместном соборе подлинно тайным голосованием и из широкого числа кандидатов митрополит Ленинградский Алексий (Ридигер) был избран Патриархом Московским и Всея Руси[62].

Согласно отчету в ЖМП, наибольшее внимание в выступлениях делегатов после избрания патриарха было уделено следующим темам: активная роль церкви в жизни общества, критика незадолго до того опубликованного в печати проекта закона «О свободе совести и религиозных организациях», вопрос о канонизации новомучеников[63].

Другой острой проблемой на соборе были расколы и конфликты в церкви. Они не ограничились униатами, «автокефалистами», «карловчанами». Начала выходить из подполья та часть Катакомбной церкви, деятельность которой на протяжении всего советского периода была строго законспирирована[64].

К 1991 г. осложнились отношения РПЦ с Римско-католической церковью, причиной чему стала их активизация. Они начали восстанавливать свои приходы и структуры на местах, часто совершенно недопустимыми, силовыми методами. Поэтому по инициативе РПЦ, поддержанной всеми поместными православными церквами, был приостановлен богословский православно-католический диалог[65]. Таким образом, борьба с расколом, которая велась Московской патриархией под маской миротворческой пропаганды СССР, драматичнее стала с конца 80-х — начала 90-х гг. в сфере материальной, на имущественном уровне, когда разные общины пытались получить для себя какой-нибудь храм. При этом использовались самые разные средства — от бюрократических уловок до вооруженных столкновений.

7 сентября 1990 г. Патриарх Алексий II обратился с письмом к председателю Совета по делам религии СССР Ю.Н. Христораднову с ходатайством отменить дискриминационную статью инструкции Совета 1961 г., требующую регистрации духовенства уполномоченными Совета. В октябре эта инструкция была отменена. В декабре патриарх обратился к Б.Н. Ельцину с предложением включить день Рождества Христова, 7 января, в число национальных праздников России, что и было утверждено 27 декабря 1990 г.[66]

Но самым важным событием начала 1990-х гг. было принятие Закона о свободе совести и религиозных организациях. Вернее, речь идет о двух законах — СССР и РСФСР (закон РСФСР носил название «О свободе вероисповеданий»)[67]. Оба закона впервые в советской истории признают право церкви как юридического лица. За религиозными организациями признавалось право обладания недвижимостью, право на благотворительность, работу с молодежью, просвещение и образование. ЖМП, в котором с июньского номера (1990 г.) отражена скрупулезная работа над проектами обоих законов, а затем доработкой, тем не менее позволяет признать закон РСФСР более «благосклонным» к РПЦ, с набором больших прав по таким важным вопросам, как преподавание вероучения, контроль за таковым со стороны церкви, а также по вопросу Совета по делам религии. Если закон СССР предоставляет церкви право преподавания детям и взрослым только в собственных церковных школах при храмах, то закон РСФСР — в государственных общеобразовательных и прочих школах в факультативном порядке. Что же касается Совета по делам религии, то если в законе СССР он оставлен в качестве информационного центра по религиям с банком данных и как посредник между церковью и государством, то в законе РСФСР СДР полностью упразднен, заменен Комиссией по свободе совести и вероисповеданиям сначала в Верховном Совете, а потом — в Государственной думе[68].

Конституция страны, принятая 12 декабря 1993 г., закрепила основные положения названных законов. В последующем закон «О свободе совести…» прошел много споров и дискуссий. Со стороны религиозных объединений и общественности вносилось множество предложений по дальнейшему демократическому совершенствованию законодательства. Наконец, в сентябре 1997 г. Федеральное собрание при поддержке крупнейших конфессий России приняло новый закон «О свободе совести и о религиозных объединениях». Все эти проблемы, а также со временем появившиеся новые решались на протяжении 1990-х гг., и среди них остается, конечно, еще много нерешенных. Конституция провозгласила Российскую Федерацию светским государством и предписала: «Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом». Само понимание свободы совести в ст. 28 Конституции раскрывается следующим образом: «Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними».

В законе РСФСР (ст. 5) были очерчены основные гарантии свободы вероисповеданий: равноправие граждан независимо от их отношений к религии; отделение религиозных и атеистических объединений от государства; светский характер системы государственного образования; равенство религиозных объединений перед законом; законодательство, обеспечивающее претворение в жизнь свободы вероисповеданий и устанавливающее ответственность за ее нарушение.

Впоследствии закон 1997 г. сохранил, углубил и конкретизировал описанные выше гарантии свободы вероисповеданий. В преамбуле нового закона подтверждено право каждого на свободу совести и свободу вероисповедания, а также на равенство перед законом независимо от отношения к религии и убеждений. Солидную часть содержания нового закона составляют уточнения о статусе и правоспособности религиозных объединений, а также нормы, конкретизирующие их отношения с государством. Эти нормы, в частности, подытоживают значительную за последние годы деятельность государства по ликвидации допущенных в советский период нашей истории ограничений свободы совести, а также регламентируют имущественные вопросы функционирования религиозных организаций.

Таким образом, возрождение РПЦ, начавшееся в конце 80-х–начале 90-х гг., осуществлялось долго и противоречиво. По мнению многих, оно не завершилось до настоящего времени. Связано это не только с кризисными явлениями в экономике, политике, культуре и других сферах общества, но и с самой двойственностью отношений между церковью и государством. Государство мечтает о послушной церкви, а церковная власть – о послушной светской власти. Государство объективно должно быть заинтересовано в установлении нормальных отношений с церковью, так как оба этих института должны стремиться к общественному благу людей. Религиозные устои всегда составляли серьезную, значимую часть государственного строя в нашей стране. Взаимоотношения между церковью и государством всегда были сложны и запутанны. С началом советской власти не было возможности опробовать иную модель общения, кроме как подавление, так как пролетариат не нуждался в религии.

[1] Одинцов М.И. Государство и Церковь: история взаимоотношений, 1917–1937 гг. М., 1991.

[2] Алексеев А.А. Иллюзии и догмы. М., 1991.

[3] Степанов В. Свидетельство обвинения: церковь и государство в Советском Союзе. М., 1989.

[4] См. напр.: Филатов С. Нет совести без свободы совести // Наука и религия. 1997. № 8. С.11–17; Филатов С., Фурман Д. Религия и политика в массовом сознании // Социологические исследования. 1992. № 7. С. 25–28.

[5] Бабинов Ю.А. Государственно-церковные отношения в СССР: история и современность – Симферополь, 1991.

[6] Бакаев Ю.А. История государственно-церковных отношений в России. Хабаровск, 1994.

[7] Цыпин В. История русской церкви, 1917–1997 гг. М., 1997.

[8] Шкаровский М.В. Русская православная церковь и Советское государство в 1943–1964 гг.: От перемирия к новой войне. СПб., 1995.

[9] Курав А. Православие и право: Церковь в Советском государстве. М., 1997.

[10] Бессонов М.Н. Православие в наши дни. М., 1990.

[11] Поспеловский Д.В. Православная церковь в истории Руси, России и СССР. М., 1996.

[12] Поздравления И.В.Сталину // ЖМП. 1944. № 5. С. 3.

[13] См., например: Поздравительная телеграмма патриарха Алексия Генералиссимусу И.В.Сталину // Там же. 1946. № 1. С.3.; Там же. 1947. № 1. С. 4.

[14] Михальская А.К. Русский Сократ. С. 152.

[15] См., например: Письма в редакцию // ЖМП. 1944. № 2. С. 5.; Там же. 1945. № 3. С. 4.

[16] Указ Президиума Верховного Совета СССР от 16 августа 1946 г. //Там же. 1946 №9. С.3.

[17] См.: Там же. 1952. №11. С.4.

[18] См.: Там же. 1949. №12. С.10.

[19] Михальская А.К. Указ. соч. С.100.

[20] Панихида в Патриаршем соборе// Журнал Московской Патриархии 1953. №3. С.3.

[21] См., например: Призыв патриарха в защиту мира // Там же. 1949. № 2. С. 5.; Обращение патриарха к Совету Безопасности Организации Объединенных Наций // Там же. 1950. № 8. С. 4.

[22] Красиков А. «Третий Рим» и большевики // На пути к свободе совести. М., 1996. С. 205.

[23] См., например: ЖМП. 1945. № 4. С. 6.; Там же. 1946. № 8. С. 10.

[24] Интервью митрополита Николая // Там же. 1949. № 9. С. 11.

[25] См., например: Интервью митрополита Николая корреспонденту всесоюзного радио // ЖМП. 1956. №3. С.14; Интервью Патриарха Сербского Викентия с А.В. Ведерниковым // Там же. № 11. С. 16.

[26] См., например: Новая Церковь в Ашхабаде // Там же. 1958. № 2. С. 14; Церковь в Киргизии // Там же. № 7. С. 15; Отчет из Ровенской области // Там же. 1958. № 11. С. 6.

[27] ЖМП. 1964. № 5. С. 3.

[28] Одинцов М.И. Письма и диалоги времен «хрущевской оттепели» // Отечественные архивы. 1994. № 5. С. 43.

[29] Там же. С. 44.

[30] Там же. С. 45.

[31] Определения Священного синода // ЖМП. 1960. № 9. С. 14.

[32] Мейендорф И. Православие в современном мире. М., 1997. С. 191.

[33] Определения Священного синода // ЖМП. 1958. № 11. С. 11.

[34] См.: Поспеловский Д.В. История Русской православной церкви в XX веке. М., 1995. С. 301.

[35] Там же. С. 302.

[36] Из жизни духовных школ // ЖМП. 1964. № 4. С. 74.

[37] Человек Церкви // Там же. 1998. № 9. С. 37–43.

[38] См., например: Призыв патриарха в защиту мира// Там же. 1949. № 2. С. 3.; Там же. 1949. № 6. С. 5.; Отход Ватикана от основ христианства // Там же. 1949. № 9. С. 7.

[39] См., например: Поздравительная телеграмма// Там же. 1977. № 1. С. 3.; Там же. 1977. № 2. С. 3.

[40] См.: Поспеловский Д.В. Указ. соч. С. 450.

[41] Там же.

[42] См.: Одинцов М.И. Путь длиною в семь десятилетий: от конфронтации к сотрудничеству // На пути к свободе совести. М., 1989. С. 66.

[43] Там же. С. 67.

[44] Красиков А. «Третий Рим» и большевики // Религия и права человека. М., 1996. С. 190.

[45] Интервью святейшего патриарха Пимена // ЖМП. 1977. № 11. С. 2.

[46] См. об этом: Определения Священного Синода// Там же. 1980. № 10. С. 44.

[47] См.: Поспеловский Д.В. Указ. соч. С. 487.

[48] Определения Священного синода // ЖМП. 1983. № 3. С. 13.

[49] Из жизни епархий // Там же. 1982. № 12. С. 18.

[50] Из жизни епархий // Там же. 1989. № 11. С. 76.

[51] Там же.

[52] Поспеловский Д.В. Указ. соч. С. 496.

[53] Определения Священного синода // ЖМП. 1982. № 12. С. 14.

[54] Соболезнование от Московской патриархии // Там же. 1984. № 2. С. 3.

[55] К кончине К.У.Черненко // Там же. 1985. № 3. С. 3.

[56] На пути к свободе совести. М., 1989. С. 68.

[57] Там же. С. 70.

[58] Поспеловский Д.В. Указ. соч. С. 70.

[59] См.: Определения Священного синода // ЖМП. 1989. № 5. С. 7–8.

[60] Предсоборное совещание // Там же. 1988. № 4. С. 12–16.

[61] Кончина Патриарха Пимена // Там же. 1990. № 5. С. 3.

[62] Поместный собор // Там же. 1990. № 8. С. 4.

[63] Определения Священного синода // Там же. 1990. № 7. С. 4–7.

[64] Там же.

[65] Рождественское послание патриарха Алексия // ЖМП. 1990. № 12. С. 3.

[66] Поспеловский Д.В. Указ. соч. С. 470.

[67] Религия в истории и культуре. М., 1998. С. 346.

[68] Там же. С. 456.