Анджей Иконников-Галицкий

"КАТАКОМБЫ" ПОД КРЫШЕЙ "ДОМА АКАДЕМИКОВ"

Оп.: "Невское время", 21 марта 2003. http://nv.vspb.ru/cgi-bin/pl/nv.pl?art=141952888

См. библиографию.

Столько мемориальных досок украшают его облупленный фасад, что кажется, стены не вместят такого количества славы.

Дом-памятник находится на балансе РАН, что, увы, и предопределило незавидное нынешнее состояние: у главной научной организации страны нет средств для ремонта, хотя бы косметического. Слава Богу, сводчатые перекрытия XVIII века несут еще стены и крышу.

Но речь пойдет не о знаменитых обитателях дома и не о нынешних проблемах обнищавшего "аристократа". Мало кто знает, что во времена недавние, но уже ставшие историческим прошлым - в 70-80-х гг. ушедшего столетия, - под сводами "дома академиков" согревал души очаг независимой общественной жизни. Это в застойные-то годы!

Войти во двор, отворить неказистую низенькую дверь. Вступить в холодный сумрак, подняться на третий этаж. Раньше это была, судя по всему, черная лестница, на которую выходили кухни академических квартир. Лестница могучая, широкие пролеты образуют в плане квадрат, по углам коего от подвала до чердака высятся мощные опорные столбы. Межэтажные перекрытия поддержаны арочными сводами, не менее мощными. Чувствуется размах и устойчивость Екатерининской эпохи. Площадка последнего этажа, пол из каменных плит; на площадку выходят несколько дверей. За одной из них квартира, имеющая право со временем стать мемориальной. 20-25 лет назад здесь (нелегально, с опаской) собиралась своеобразная компания - нечто среднее между катакомбной общиной ранних христиан и религиозно-философским обществом.

С хозяином квартиры я впервые повстречался году этак в 80-м. Всю ночь мы (нам было по 19 лет) обсуждали тайное значение арабских сказаний о горе Каф и о лежащих на пути к ней семи загадочных долинах. Наутро приехал новый собеседник, представленный нам как Юрий Курикалов. Худое, аскетичное лицо, профессорская бородка, упрямый взгляд зелено-желтых глаз. К нашим спорам он отнесся со сдержанной иронией, но заинтересовался, когда я упомянул об исихазме, мистико-аскетическом учении православных монахов XIV в. И пригласил к себе, на 7-ю линию.

Я пришел. К тому времени мне уже было известно, что Юрий по образованию физик, и очень хороший физик; что он несколько лет подряд успешно сдавал экзамены в Духовную академию; что ему каждый раз отказывали в приеме - по политическим мотивам. Уполномоченный по делам религий (была такая должность в советское время) лично вычеркивал фамилию Курикалова из списка, и ректор академии епископ Кирилл (ныне - митрополит Смоленский) ничего не мог поделать.

В тесной комнате Курикалова, под самой крышей "дома академиков", собралось необычное общество. В глазах у людей светилось что-то такое, чего не было в глазах основной массы советских людей. Встали, спели "Отче наш". Расселись. Невысокий, круглолицый, бородатый молодой человек начал делать доклад. Речь шла о книгах ватиканских богословов Кюнга и Шеллебекса, об истоках христианской церкви-общины, о роли каждого мирянина в богослужебном действе. Звучали слова: экклесия, теургия, соборность, кафоличность... Вспомним: тогда за хранение изданной в Брюсселе книжечки Евангелия можно было получить срок, а тут - подпольное собрание, разговор о недозволенном.

По окончании доклада подали чай. Был Великий пост, начало весны. К чаю - пряники, печенье. Опять встали, спели молитву, хозяин благословил трапезу. Сквозь несомненный академизм (дом-то какой!) чувствовалась особая соединенность этих людей. Община свободных, почти как у первых христиан. Я много раз бывал у Курикалова в течение нескольких лет, до самой перестройки. Здесь всегда происходило что-то значимое: обсуждались философские вопросы, читались стихи; иеромонах грек Евсевий показывал слайды, привезенные из Святой земли; профессор Гелиан Прохоров рассказывал содержание своей монографии о Димитрии Донском, Сергии Радонежском и митрополите Киприане; слушали записи бесед Александра Меня; смотрели диафильмы, сделанные по кинокартинам Пазолини и Дзефирелли на евангельские сюжеты. Каждое из таких собраний "тянуло" - при неблагоприятном стечении обстоятельств - на три-пять лет лагерей для хозяина и наиболее активных участников.

Впрочем, от этого происходившее становилось только значимее. Расходились каждый раз, спев напоследок соборную молитву, с чувством объединенности и выделенности из мира, который вокруг, во дворе, за окном. Выходя через сводчатую подворотню на невский простор, ощущали, наверно, что-то подобное тому, что чувствовали ранние христиане, покидая тайно свои катакомбные сходки.

Потом настала свобода. Собрания в "доме академиков" мало-помалу прекратились. Но ничто не пропало даром. Например, отец Евгений Гейнрихс, тот самый, что делал доклад про Кюнга, стал настоятелем католического костела Св. Екатерины на Невском. Другой, иеромонах Григорий Лурье, известен научными исследованиями по истории Православной церкви. Имя третьей - Марии Каменкович - часто упоминается как имя переводчицы и комментатора Толкиена. Кто-то занимается наукой, кто-то политикой... Принадлежат к разным конфессиям, живут в разных городах, и даже странах, но в чем-то очень важном остаются выходцами из одной крипты.

Примечание. Криптами называли в древности тайные подземелья под храмами, где хоронили мертвецов и совершали крещение. Это я узнал на собрании в доме на углу 7-й линии и набережной Лейтенанта Шмидта.