Модест Колеров

М.К.

О еженедельнике "Накануне" (1918):

С.Булгаков. Накануне (отрывок из непроизнесенной речи)

Петр Струве. Государственность и культура

Известный исследователь национал-большевизма М.С.Агурский первым обратил внимание на существование этого издания. Журнал "Накануне", выходивший в Москве весной 1918, безусловно, был важнейшим пунктом в послеоктябрьском вызревании национал-большевистской идеологии, местом встречи идейных поколений, первым систематическим опытом интеллектуального преодоления большевизма. Называя среди участников "Накануне" Устрялова, Ключникова, Потехина, Бердяева, Струве, говоря, что при сочувствии Струве и Новгородцева "группа "Накануне" начала отход от безусловной концепции права... от безусловного требования формальной демократии при всех условиях", М.С.Агурский заключал: "Можно высказать предположение, что именно в его атмосфере была подготовлена будущая позиция Устрялова, Ключникова и Потехина, ставших впоследствии основателями сменовеховства" [1] . Формулируя все это, Агурский должен был признаться: "журнал недоступен". О нем, действительно, знали только из свидетельств современников, упоминаний о публикации в нем статей Н.А.Бердяева и В.Н.Муравьева.

Автору этих строк направление поиска подсказал Александр Галушкин, обнаруживший, что (из-за известной в начале ХХ века зыбкости границ между еженедельной газетой и еженедельным журналом - внешне они часто были неразличимы) "Накануне" следует искать не в журнальных, а в газетных собраниях библиотек. Так "Накануне" было найдено и описано. В настоящем Ежегоднике дается полная роспись его содержания. Целью же настоящей републикации является введение в научный оборот текстов С.Н.Булгакова и П.Б.Струве, обнаруженных на страницах "Накануне".

            "Еженедельник политики, литературы и общественной жизни", в объявлении о подписке обозначенный как "журнал", но сверстанный как газета, с вычленением нижней трети полосы под литературно-художественные "фельетоны", начал выходит 7 апреля и прекратился в июне 1918. Всего вышло семь номеров. Среди участников был анонсированы: Н.П.Ануфриев, К.Д.Бальмонт, Н.А.Бердяев, В.Я.Брюсов, С.Н.Булгаков, И.А.Бунин, Белоруссов, Л.А.Виноградов, П.Д.Долгоруков, Н.В.Епанешников, С.Ф.Кечекьян, А.А.Кизеветтер, Ю.В.Ключников, А.Е.Коровин, С.А.Котляревский, С.А.Лесгилье, П.И.Новгородцев, В.В.Погосский, Ю.Н.Потехин, Л.А.Сельский, Л.Столица, П.Б.Струве, В.М.Устинов, Н.В.Устрялов, М.С.Фельдштейн, Н.Н.Фиолетов, Г.И.Чулков, С.В.Яблоновский. Официальным (формальным) редактором-издателем был обозначен М.К.Концевич. Логотип издания чрезвычайно напоминал недолговечный еженедельный журнал 1906 года "Накануне" (руководимый В.К.Агафоновым и М.И.Туган-Барановским), но совпадение это, по-видимому, следует искать в идентичности использованного типографией шрифта (новый, уже оригинальный логотип появился только в №6, в мае 1918). Цензурная и творческая история еженедельника неизвестна: ее реконструкция потребует специальных усилий по выявлению массивов современной событию частной переписки редакторов и участников "Начала", анализа газетной хроники и материалов цензурных и карательных органов большевиков. Вероятно, такое исследование позволить уточнить или дополнить характеристику, данную изданию М.С.Агурским. Сейчас даже беглый анализ содержания "Накануне" подтверждает оценку исследователя (за тем исключением, что если участие Струве в еженедельнике можно верно толковать как акт его "сочувствия", то Новгородцева придется пока вывести из числа прямо "сочувствующих", поскольку в "Накануне" он не принял фактического участия).

            Действующим редактором еженедельника следует признать Н.В.Устрялова: именно он был автором наиболее принципиальных для издания статей и открывавших номера "передовиц" (в том числе анонимных). Он же дал формулу, которая в 1918 примиряла сотрудников "Накануне", а в 1920-1921 стала стержнем сменовеховства: "Правда государственности должна быть непререкаемо признана высшим принципом политического миросозерцания" [2] . И далее: "Какова бы ни оказалась организация государственной власти России в результате переживаемого сейчас хаоса - ясно одно: основною задачей этой власти будет задача воссоздания великого русского государства, потрясенного и расколотого войною и революцией" [3] . Потребовалась всего неделя, чтобы ближайший единомышленник Устрялова Ю.В.Ключников дал чистой формуле предельно практическое применение: "Именно большевистская власть сделала первые энергичные шаги к тому, чтобы прекратить дальнейший распад России на независимые республики (...) А это только и может означать, что идеал "Советской России" требует для своего воплощения границ не менее узких, чем идеал России просто "великой", национальной и государственной" [4] . Здесь не место углубляться во взаимные отношения на страницах "Накануне" двух основных групп его сотрудников (устряловцев и "веховцев", через несколько месяцев ставших авторами "Из глубины") - это тема отдельного исследования. Пока важно лишь отметить, что даже самые радикальные заявления Устрялова и Ключникова не вызвали протеста, например, Струве, опубликовавшего в еженедельнике статью. По главным своим интенциям статья Струве прямо связывается с появившейся в сборнике "Из глубины" статьей "Исторический смысл русской революции и национальные задачи". Сквозные соответствия можно найти и c его позднейшей статьей "Русская наука в русской культуре" (1926).

Статья Булгакова в "Накануне" может рассматриваться как один из текстов, творчески связанных с его диалогами "На пиру богов" в том же сборнике "Из глубины". Достаточно сравнить следующее место в републикуемой статье: "Интеллигенция наша своим нигилизмом отравила народ; если раньше можно было лишь опасаться, что она погубит Россию, то ныне приходится признать, что и почти ее погубила" - с эпиграфом к Диалогу четвертому "Интеллигенция погубит Россию" [5] . К "изглубинской" статье Булгакова отсылают и цитируемое в обоих текстах стихотворение Ф.И.Тютчева "Счастлив, кто посетил сей мир..." [6] , и пассаж про "как бы паралич, или историческое бессилие православия", созвучный эпиграфу к Диалогу пятому "Русская церковь в параличе" [7] . Примечательно, что этот парафраз из Достоевского уводит и в более глубокие контексты булгаковского творчества, а именно в эпоху его социалистической "религиозной общественности" [8] . К тому же идейному периоду отсылает и цитируемое Булгаковым апостольское "Духа не угашайте..." (I Фессал., V.15), в 1905-1906 бывшее лозунгом религиозно-социалистического максимализма [9] . Все это открывает новые темы в исследовании идейных источников, которыми воспользовался Булгаков (и шире - "веховцы") при формулирования своей позиции в условиях наступившего большевизма.

Тексты печатаются по номерам "Накануне" из газетного собрания РГБ. Доступный публикатору номер "Накануне" со статьей П.Б.Струве, к сожалению, поврежден, что привело к частичной утрате текста. Будем надеяться, что где-либо найдется еще один, полноценный, экземпляр еженедельника - и лакуны, обозначенные здесь [...], будут восстановлены.

С.Булгаков.

Накануне (отрывок из непроизнесенной речи) [10]

...Нам, людям церкви, ясны чужие вины, ясна вся гибельность того духовного рака, который разъедает нашу родину. Интеллигенция наша своим нигилизмом отравила народ; если раньше можно было лишь опасаться, что она погубит Россию, то ныне приходится признать, что и почти ее погубила. Недаром же Россия теперь чуть ли не самая безбожная страна в мире, празднующая свое отречение от веры в день Иуды Искариотского: ученики превзошли учителей. И однако же надо прямо сказать, что вся эта воистину загадочная сила нигилизма есть и некое бессилие исторической церкви, как сила мрака и тьмы заключается лишь в ослаблении света. Существует свет, а не мрак, который есть только не свет. Каким образом бездушные, тупые, неумные учения могли заслонить в сердцах величественное, светлое, радостное православие? Как возможно такое безвкусие и убожество? Разве от сладкого переходят к горькому, от высшего к низшему? Конечно, мы знаем, что русская душа подверглась здесь действию чужого яда, стала жертвой того отпадения, чрез которое проходит и весь христианский мир. Однако почему же не нашла она для себя оплота в чистоте православия, но отравилась ядом Иуды глубже, чем даже неправославные страны? Вот этот-то, как бы паралич, или историческое бессилие православия и есть загадка, над которой надо бы крепко задуматься, не смягчая всей остроты положения, ибо этого требует действенное покаяние - смотреть правде в лицо, как бы ни была она тягостна. И нигилизм, и "темные силы", как у нас выражались, все это только симптоматика православия, знамения попущенного в нем оскудения, кризиса. Для ока веры истинной причиной великих бедствий русских и является это таинственное оскудение. Соль обуяла, а потому загнило и сохраняемое ею тело. О параличе православия говорят в разном смысле: одни имели в виду ные уже ликвидированный синодальный строй, другие - бессилие иерархов пред Гр.Распутиным и вообще "сферами". Наша мысль идет дальше: и синодальный строй, и Гр.Распутин, и вся теперешняя разруха, и разложение священной исторической власти, и интеллигентский нигилизм, и народный большевизм, все это только разные симптомы единой внутренней болезни. Там, где должна ударить пророчественная полнота и сила, пока побеждает немощь и робость. Как мог оказаться мистически возможен Распутин? Разве апостолы силою своего духа не преградили путь Симона и Елимы, волхвов сильных и могучих, а ныне апостольская церковь беззащитна оказалась пред грязным хлыстом, который устранен был не силою духа, но офицерскою пулею? Однако силы духовные не побеждаются револьвером и распутинская кровь разлилась по русской земле большевизмом с безумной его оргией, многоликое и многообразное распутинство отовсюду обступило нас. И вовсе не о вине отдельных лиц, дерзавших или не дерзавших обличать скомороха, мы думаем здесь, но о том, что православие, блистая подвигами святых и изобилуя благодатию, ему вверенною, оказалось исторически столь малосильно. Сим свидетельствуется наступление таинственных времен и сроков, определяющих духовные возрасты. В Апокалипсисе нам приоткрываются внутренние тайны истории, и мы видим связь событий, в духовном мире и на земле совершающихся. И русская революция для нас представляется теперь как внешняя земная грань во внутренней истории православия. Я не про внешние реформы, которые вырабатывалися на церковном соборе, здесь говорю, не про церковную политику и общественность, все это может иметь колоссальное значение для внешней жизни церкви и при этом весьма малый вес мистический. Речь идет про те времена и сроки, с которыми связываются разные эпохи в жизни церкви, в ее духовном созревании. Вся революция есть только "надстройка над базисом" православия: события, извне нерелигиозные или даже антирелигиозные, непременно имеют свой религиозно-исторический коэффициент. И потому кризис православия есть и кризис России, всего мира.

Оскудело пророческое воодушевление. Страх осаждает. Смятение испуга оковывает. Таково самочувствие. Нет буйства и безумия священного, мало радости. Но что же означает этот кризис? Не есть ли он прямое свидетельство о неиссякающей силе православия? Не есть ли это попущенное изнеможение лишь приготовление к грядущему торжеству брачного часа, тьма, сгущающаяся пред зарею? Ведь и Ветхий Завет сверху донизу покрылся кожурой фарисейского законничества и, казалось, омертвел именно тогда, когда в недрах его зрело откровение Нового, и кризис ветхозаветной религии свидетельствовал лишь об ее силе и жизненности. и пред лицом новых упований кризис старого, обуяние соли, может чувствоваться не как неполнота и слабость, но как повеление и зов. Православие есть истина и жизнь, и только потому оно и может иметь кризис в своем росте. Бодрствуйте, близ есть, вот о чем говорит нам эта ощущаемая ныне тревога кризиса, о радости новых откровений и озарений говорит нам она.

И в самом деле, если изобилие творческих дум и задач есть источник радости духовной, то в какое мы радостное время живем. "Духа не угашайте и пророчества не унижайте", говорил апостол и поистине потребен нам дух пророчественный. Не дадим себя запугивать безвкусием и буффонадой религиозного дилетантизма, столь распространенного теперь. Если мы не должны вымогать пророчества, ребячески, ребячески развертывая нераспустившиеся бутоны, то мы можем его жаждать, быть им чреваты, болеть и гореть его вопросами, как болели и горели, ведь, тайновидцы, и Даниил,и Иоанн на о.Патмосе. Задачу верности православию мы слишком склонны понимать только охранительно, староверчески, впадая при этом в старообрядческое законничество. И при этом вина наша пред православием оказывается именно в том, что мы недостаточно его знаем, часто и не подозреваем сокровищ, которые таит оно в своем вероучении, символике, литургике, эстетике. А потому и не слышим от него тех духовных зовов и велений, которые звучат из его глубины, не ощущаем велений жизни, вечно движущейся и растущей. Не нам указывать пути и сроки Духу Святому, живущему в церкви. Но вопрошания своей эпохи мы должны слышать. Ибо православие не сеть вата для затыкания ушей, чтобы не чувствовать запросов жизни. Оно есть огонь, который принесен на землю Спасителем. Православие есть источник блаженств, но оно не есть средство для духовного комфорта и никогда не бывает им в своих напряжениях. Оно есть горение и непрестанная боль прорезающихся крыльев, утоляемая безумной радостью. Православие есть величайшая искренность, а потому и беззаветная свобода, - безумное дерзновение, а потому и бесконечное послушание. Поэтому православие не только позволяет себя спрашивать, но повелевает это делать, в свете расширяющегося опыта все глубже постигать истину. Православие живет в истории, которая же не есть бессмысленное чередование событий, но процесс, созревание, творчество, а, следовательно, и неустанная работа религиозного сознания, опускающегося из вечного во временное и из временного прозирающего в вечное. И если взглянуть в таком смысле на нашу историческую эпоху, то она представится как тучная и разрыхленная почва, соответствующая особой зрелости духа. Быть может, со времени вселенских соборов не было еще эпохи более насыщенной догматическими запросами, с большей жаждою церковного осознания мировых судеб. Мы горим проблемами, вот уже в нескольких поколениях жгут они наше сознание. Если в эпоху вселенских соборов догматические вопросы относились ко второй испостаси, имели христологический характер, то теперешние вопрошания имеют предметом тайны третьей ипостаси, Св. Духа. Не знаю, нужно ли и можно ли это разъяснять и доказывать. Ведь для тех, кто живет такими вопросами, это излишне. А те, кто сыт духовно и полагает, что всю работу религиозного сознания за нас совершили святые отцы вселенских соборов, те увидят в этом суждении "декадентство" либо "хлыстовщину". Ведь попробовали же отговориться соображениями семинарского богословия да запрещениями от безмерной глубины вопроса о почитании Имени Божия, в котором все существо православия выявляется. Нужно же принести, наконец, покаяние в догматическом фарисеизме. Сама история нудит нас к творчеству.

В самом деле, мы живем теперь в совершенно новой исторической обстановке, как бы под другим небом и на другой земле. Нас окружает "новая" и уже новейшая история, ее мы должны религиозно осмыслить, чтобы отвергнуть или принять, это не выдумка "нового религиозного сознания". Мог ли блаж. Августин, пред глазами которого произошло падение вечного города под ударами варваров, не поставить пред своим религиозным сознанием этой проблемы, на которую и дает ответ трактат о "О граде Божием", или о путях и о смысле всемирной истории. То было для своего времени, несомненно, проблемой "нового религиозного сознания", которой не существовало для предыдущих поколений христиан. И пред нами теперь стоят проблемы "Града Божия", но в новой, дальнейшей их постановке.

Разве же мы не являемся свидетелями событий тоже потрясающих и мировых, как и блаж. Августин: мировая война, эта европейская катастрофа не то к гибели, не то к спасению, и совершившееся падение русской монархии, имеющее не только политическое, но и религиозное значение для православия.

Счастлив, кто посетил сей мир

В его минуты роковые;

Его призвали всеблагие,

Как собеседника на пир.

Он их высоких зрелищ зритель.

Он в их совет допущен был.

Как же люди церкви осмыслили для себя религиозно и совершившийся переворот, и развертывающиеся перспективы? До сих пор он был принят ими внешне и, так сказать, оппортунистически, с кажущимся безразличием и благодушием. Но ведь у церкви есть свой, теократический идеал власти, от которого она не может отказаться. Поэтому, если мы хотим духовно быть современниками своей современности, нам не уйти от религиозной проблемы власти в новой России, также как и от других, связанных с этой проблемой: об отношении к культуре, к искусству, к социализму и под. Все же эти частные проблемы смыкаются в общую, - о плоти мира или, что то же, о природе общественности. А это в свою очередь влечет за собою и постановку коренного вопроса церковной жизни, - о разделении и воссоединении церквей.

Великих и превеликих мы дерзновенно касаемся вопросов. На это может быть только один ответ: наша святая вера, православие. Во мраке уныния, в глубине печали народной, в горечи разочарований, среди глубочайших сомнений в народе русском должны мы утверждать пред лицом православия эту новую надвигающуюся эпоху. Да смоет же, да очистит и приуготовит себя Невеста Христова к брачному часу, коего ждет человечество чрез всю историю.

Да грядет же скорей этот час!.. Ей, гряди и не закосни.

Петр Струве.

Государственность и культура [11]

Посвя<щается> П[...].

[...] только крушение правительства гг. Ленина и товарищей. Оно будет означать и начинать новую эпоху в истории русской культуры. До "революции" 1917 г., которую всего точнее охарактеризовать как вызванное интеллигентским интернационализмом возрождение разиновщины, пугачевщины и мазепинства, русская культура развивалась, опираясь прежде всего на государство. Правда, тот обычный обличительно-либеральный или радикальный трафарет, который принято прилагать к русской культурной истории, изображает государство как угнетателя культуры, как гасителя просвещения. Но судить так, значит по отдельным правительственным актам судить об общем соотношении решающих в жизни народа исторических сил. Это также неверно, как по отдельным поступкам определять характер лица. Русская государственность была в течение последних двух веков главнейшим двигателем и пестуном культуры. Целым множеством нитей государственность и культура были связаны в нашей жизни, и когда гунны интернационализма потрясли и временно смели русскую государственность, неслучайно исчезли "Тригорское" и "Михайловское", связанные с именем величайшего национального гения Пушкина и запустело великое множество народных школ; недаром на Пулковскую гору, на которой Николай I воздвиг астрономическую обсерваторию, сразу приобретшую мировую славу, были поставлены "товарищеские батареи", которые стали обстреливать окрестные местности.

Как бы ни было "реакционно" в ту или иную эпоху то или иное правительство, - русское государство независмо от приемов управления данной минуты, независимо от лиц, стоявших во главе его, творило великое культурное дело. Теперь это государство разрушено и каких бы Медичисов или Шуваловых ни корчили из себя вознесенные на вершины современного безвластия господа от интернационала, - превратить апппарат разрушения государственности в насадителя культуры эти господа, даже обладая властью, не смогли бы. Но кривлянья пролетарских Медичисов неинтересны вовсе с той исторической точки зрения, с которой мы сейчас рассматриваем события, ибо дни этих властителей слишком коротки для чего-нибудь кроме именно... гримас.

Завтра будет начато восстановление государства и возрождение государственности. И произойдет это потому, что взращенная государством культура могла быть оплевана и поругана нашествием, но она не могла быть ни уничтожена, ни даже ослаблена в основах своих. Вскормленная государством, она оказалась крепче и основнее, чем само государство. Это и неудивительно. Нация и ее культура могут существовать без государства, государство без культуры есть искусственная постройка, чрезвычайно бренная, способная обрушиться в любой момент.

Может казаться, что русское государство рушилось в силу недостаточного развития или неравномерного распределения культуры в стране; это мнение весьма распространено. Я считаю его совершенно ошибочным, но не могу здесь вдаваться в его подробное опровержение. Для того, чтобы осветить несостоятельность этого мнения, достаточно, на мой взгляд, указать хотя бы на то, что уровень культуры (всяческой) России в наши дни, кончено, не ниже того уровня, на котором стояли другие страны в эпохи своих величайших политических кризисов. Россия не просто не культурна, она отравлена специальными духовными ядами, и эти яды, поразив го[сударственный строй?] русского народа, тем [самым] <доволь>но высокий уровень [культуры] разрушили.

[...] <Бу>слаева, Менде<леева> и Ключевского, для того, чтобы с сознанием и со страстью, восстановить дело Ивана Калиты, двух Иванов царей, Богдана Хмельницкого, Петра Великого и его преемников. Русские культурные люди [...].

Когда-то говорили о долге русской интеллигенции перед народом. Это была, как показала пережитая нами история распада русского государства, двусмысленная и опасная формула. За идеалистическим обличием она таила в себе опасности похотливой погони за властью и близорукого разнуздывания материалистических устремлений, слепых и разрушительных.

Теперь перед русской "интеллигенцией", если под ней понимать совокупность людей образованных и разумеющих смысл событий, стоит одна великая задача, есть один большой исторический долг во всех смыслах этого слова: долг перед государством, которое разрушено просочившимися в народ и отравившими его противогосударственными интеллигентскими ядами.

Государственность и культура неразрывно одна с другою связаны. Соотношение между ними, веками существовавшее в русской истории, перевернулось в ту огромную Катастрофу, которая нас постигла. Претворим сознание этой великой перемены в упорную работу, которая должна быть двуединым деланием: творчеством культуры и возрождением государства.

"Накануне" (1918)

Роспись содержания*

№1. Воскресенье 7 апреля (25 марта) 1918

[Н.В.Устрялов.] На перевале. 1

Белоруссов. Взгляд на себя. 2-3

В.М.Устинов. Русская демократия. 3-4

Ю.В.Ключников. Наша внешняя политика. 4-5

А.Е.Коровин. Российский Интернационал. 5

Н.В.Устрялов. Судьба Петербурга. 5-6

С.Ф.Кечекьян. Революция и религия. 6

Л.Столица. Родине (Стихотворение). 2

Г.И.Чулков. Письма со стороны. Возмездие. 2-3

Г.Курский. Передышка. 2-3

С.Лесгилье. Брестский мир (Обзор печати). 6-7

Ю.П<отехин>. Внутреннее обозрение. 8

Зигзаг власти. 8

Хроника. 8

№2. Воскресенье 14 (1) апреля 1918

[Н.В.Устрялов.] Единый путь. 1

И.С.Веревкин. Большевики и мы. 2-3

С.А.Котляревский. Культура Германии. 3-4

Е.А.Коровин. Иллюзии и действительность. 4

Ю.В.Ключников. Наша внешняя политика (Статья вторая). 4-5

Н.Н.Фиолетов. Церковь и декреты. 5

Н.В.Устрялов. Мнимый тупик. 5-6

Л.А.Сельский. Очередная задача. 6

Civis. О рабах и тиранах. 7

С.В.Яблоновский. Ее позовут. 2-3

Г.Курский. Почтовые голуби. 3

Обзор печати. 7

Хроника. 7-8

№3. Апрель, 1918

Н.Устрялов. Русская культура. 1-2

А.А.Кизеветтер. Социализм и правовое государство. 2-4

Н.А.Бердяев. Россия и Великороссия. 4-5

Ю.Н.Потехин. Идейные корни 1917 года. 5-6

А.А.Соколов. Финансовая разруха. 6-8

Н.П.Ануфриев. Наше общественное положение. 8

Сергей Соловьев. Современникам. А.В.Карташеву (Стихотворения). 2

И.С.Веревкин. Злые чары. 2-3

№4. Апрель, 1918

Ред [Н.В.Устрялов.] Приезд Мирбаха. 1

В.Н.Муравьев. Что делать? 2-3

В.М.Устинов. Германия и судьбы русской революции. 3-4

С.И.Карцевский. Сумерки кумиров. 4

Н.Фиолетов. Новые церковный закон о разводе и декрет о гражданском браке. 4-5

Ю.В.Ключников. Россия и Германия. 5-6

Ю.П. Внутренне обозрение. 6-7

Библиография:

В.Погосский: Материалы по истории общественного и революционного движения в России. Под ред. С.П.Мельгунова и М.А.Цявловского. Т.1. Большевики. М., 1918. 7

Е.Коровин: Ю.В.Ключников. Интернационализм (основные вопросы международных отношений). М., 1918. 7

С.Кечекьян: Евгений Трубецкой. Метафизические предположения знания. Опыт преодоления Канта и кантианства. М., 1917. 7-8

Л.Столица. Наш путь (Стихотворение). 2

В.Амфитеатров. Clair de Uine. (Стихотворение). 2

Ю.И.Айхенвальд. Псевдо-революция. 2-3

Г.Курский. Емелина неделя. 3-4

№5. Май, 1918

Ред. Банкротство. 1

В.Н.Муравьев. Строительство Великой России. 1-2

Е.А.Коровин. Они. 3

Л.Н.Литошенко. Экономическое возрождение России. 3-4

С.Н.Булгаков. Накануне (отрывок из непроизнесенной речи). 5-6

С.Ф.Кечекьян. Ленин и Бакунин. 6-7

И.С.Веревкин. Союз нации с революцией. 7-8

Г.Чулков. Сольвейг и Тролли. 2-4

В.Соколинский. История Российской революции с начала до наших дней. 4-5

Библиография:

Е.Коровин: А.Шингарев. Как это было. Дневник А.И.Шингарева. М., 1918. 8

Н.Устрялов: М.Гершензон. Тройственный образ совершенства. М., 1918. 8

№6. Май, 1918

Ред. Союзники и мы. 1

Н.А.Бердяев. Оздоровление России. 1-2

С.И.Карцевский. Великий перелом. (Апология мещанства). 2-3

Ю.Н.Потехин. Идейные корни 1917 года. II. 3-5

В.М.Устинов. Выдуманное государство. 5-6

Ю.В.Ключников. Наша внешняя политика (Статья третья). 6

П.И.Алексеев. Самоуправление и самоуправство. 6-7

С.Соловьев. Гонение на церковь. 7

А.А.Ростиславов. Большевизм и памятники. 7-8

М.В.Васильев. Смердяковщина и ее творцы. 2-3

В.Кадашев. Причастие бесу болотному. (О трагедии одного поэта). 4-5

№7. Июнь, 1918

Ред. Ликивидация большевиков. 1

Петр Струве. Государственность и культура. 1-2

Евг.Опальский. Русская культура и политика. 2-3

А.Колосов. Мысли об армии. 3-4

П.Нечаев. Финляндия. 4-5

И.Мозжухин. Индивидуализм в аграрной политике. Статья первая. 5-6

Г.К. Внутреннее обозрение. 6-7

Л.Столица. В родной усадьбе (Стихотворение). 2

С.Яблоновский. В свете эстетики. 2-5

Библиография:

Е.Коровин: Еп. Нестор Камчатский. Расстрел Московского Кремля. М., 1917. 7

И.Веревкин: С.Л.Франк. Душа человека. [М., 1918]. 7-8

А.Ростиславов: Воспоминания А.Унковского. Пг., 1917. 8