Джарцы — жители аварского общества Джар, на южных склонах Главного Кавказского хребта, являвшегося одним из отправных пунктов дагестанских набегов на Грузию.

Майсты — кистинское общество, расположенное в горах, по соседству с землями грузинского племени хевсуров.

Кызылбаши (тюрк. «красноголовые») — так звали иранских воинов периода династии Сефевидов (XVI—XVIII вв.) за головные уборы с 12 пурпурными полосками в честь 12 шиитских имамов.

Убыхи — народность, родственная абхазам и адыгам. Жили в районе современного города Сочи. В 1864 г. после 25-летней войны с Россией убыхи почти поголовно переселились в Османскую империю.

Заурбек Кожев

Кабардинский государственный университет,

кандидат исторических наук

Способы разрешения конфликтов

в традиционном черкесском (адыгском) обществе

На протяжении многих веков народы Северного Кавказа развивались вне рамок жестких централизованных систем. Взаимодействуя друг с другом, контактируя с более многочисленными и консолидированными этносоциальными организмами, народы Северного Кавказа, в том числе и черкесы, выработали весьма оригинальные механизмы и институции, позволявшие им последовательно отстаивать свои интересы как военно-политическими, так и дипломатическими средствами. Гипертрофированное развитие элитарных принципов социальной организации — вотчинного землевладения, основанных на нем вассалитета и феодальной иерархии, ярко выраженная индивидуалистичность традиционной черкесской ментальности зачастую создавали у сторонних наблюдателей превратное мнение о степени внутренней консолидированности и самоорганизации черкесского общества. «Каждый князь, каждый дворянин, даже каждый отпущенник — сам себе хозяин и подчиняется только самому себе» — отмечал Фредерик Дюбуа де Монпере в начале XIX века. «Тысячи интересов раскололи этот народ на множество независимых племен и родов, ревниво оберегающих свою свободу, а зачастую разделенных навсегда ужасным законом… кровной мести, в результате чего между племенами и родами в течение веков живет ненависть друг к другу. Этот дух независимости и недоверия сказывается на их нравах, их  законодательстве, их жилищах». Ян Потоцкий, побывавший на Кавказе на рубеже XVIII и XIX веков также нелицеприятно отзывался о черкесских нравах. «В том, что касается внутренних дел, — писал он, — в качестве основного закона среди черкесов царит то, что в Германии называется Faustrecht («право кулака»). Однако более вдумчивые и внимательные наблюдатели, имевшие возможность окунуться в повседневную действительность черкесской жизни даже в период Русско-Кавказской войны и не преследующие цели удивить европейского читателя кавказской экзотикой, приходили, как правило, к прямо противоположным выводам. Английский политический агент в Черкесии Дж. Белл с удивлением отмечал: «Общественное мнение и установленные обычаи — вот что, кажется, является высшим законом в этой стране; в общем, я могу только поражаться тем порядком, который может проистекать из такого положения дел. Случаются насильственные жестокие поступки и явные преступления, но все это является, главным образом, результатом ссор или их последствий и происходит сравнительно редко. Немногие страны, с их установленными законами и всем сложным механизмом правосудия, могут похвалиться той нравственностью, согласием, спокойствием, воспитанностью — всем тем, что отмечает этот народ в его повседневных взаимных сношениях». Польский патриот Т. Лапинский, прибывший с отрядом добровольцев в Черкесию и в течение трех лет воевавший на стороне горцев против царских войск, отдавая должное уровню соционормативной и правовой культуры черкесов, писал: «Когда вступаешь на землю свободной Абхазии (Черкесии. — З.К.), то сначала не можешь поверить, каким образом народ, у которого почти каждый ребенок носит оружие, который не имеет писанных законов, исполнительной власти, даже начальников и предводителя, может не только существовать, но еще противостоять долгие годы такому колоссу, как Россия, и сохранить свою независимость. Причина этому — крепкая социальная организация народа, опирающаяся на национальные традиции и обычаи, которая не только охраняет личность и имущество каждого, но также делает трудными и почти невозможными все физические и моральные попытки к покорению страны».

Несмотря на попытки многих русских и европейских путешественников и исследователей нового времени, поверхностно знакомых с Кавказом, изобразить кавказскую действительность как не сдерживаемую цивилизованными государственными механизмами войну всех против всех, историческое прошлое черкесов, равно как и других народов региона, свидетельствует об ином. Черкесия, разделенная на множество феодальных княжеств и свободных горных общин, может послужить историческим примером гибкой дискретной системы, успешное функционирование которой, не в последнюю очередь, определялось высокой степенью эффективности миротворческих механизмов, дававших возможность с минимальными издержками компенсировать социально-политическую децентрализацию Черкесии и связанную с этим потенциальную конфликтность — внутри и внешнеполитическую.

В черкесском обществе этическое осмысление возможного столкновения интересов, индивидуальных или групповых, предполагало довольно жесткое принуждение конфликтующих сторон к соблюдению буквы и духа правовых норм, в рамках которых осуществлялись ритуализация конфликта и его последующее разрешение. Он мыслился как в полном смысле публичное, общественное дело, касающееся, в зависимости от его уровня, всех свободных и дееспособных членов социума. Даже князья, стоявшие на вершине иерархической лестницы и не знавшие над собой другой власти, не были свободны от подобного отношения. Это выражалось, во-первых, в том, что сторона, считающая себя несправедливо обиженной, потерпевшей или просто недостаточно сильной для того, чтобы самостоятельно отстаивать свои интересы, могла прибегнуть к покровительству более могущественного лица, фамилии или феодального владельца, представляющих любое из черкесских княжеств или вольных общин. В таком случае покровительство выполняло функции, присущие политическим институтам. Оно выступало как почетная обязанность, в первую очередь, черкесской аристократии, основывающей свое достоинство на защите и оправдании лиц, ищущих их покровительства. Лицо, к которому обратились за покровительством, получало право на выполнение в конфликте медиаторских функций.

Ограничение самостоятельной активности высших феодальных сеньоров в развертывании конфликтной ситуации было закреплено, в частности, в кабардинских адатах (правовых нормах восточных черкесов) как привилегия избранных дворянских фамилий. Так, например, «…когда из двух князей, поссорившихся между собой, один убьет другого и виновный будет в доме узденя из фамилии Куденетовых, то родственники убитого не вправе при нем мстить за кровь убитого, покуда убийца не выйдет из дома Куденетовых, жить же ему позволяется в нем не более одной недели. Если из членов трех фамилий кабардинских князей двое договорятся с помощью подданных истребить кого-нибудь из третьей, а этот секретно проведает об убийстве, то должен немедленно отправляться под защиту какого-нибудь Анзорова; тогда замышлявшие его гибель князья не могут причинить ему никакого вреда».

Первой целью подобных мер было стремление лишить конфликтующие стороны возможности предпринять попытку силового решения конфликта и передать его рассмотрение в медиаторский суд. Привлечение к конфликтной ситуации общественного внимания в лице влиятельных посредников, не заинтересованных в непосредственных результатах ее разрешения, создавало дополнительные перспективы для мирного урегулирования конфликта.

Предпочтение переговорных, судебных процедур военной конфронтации не было абсолютным. В случае необходимости могли применяться и репрессивные меры. Так, у всех черкесских субэтносов широко применялся обычай барамтования или барамты. К нему обращались в тех случаях, когда личность преступника не установлена, но имеются улики о его принадлежности к той или иной фамилии, деревне, даже народности, т.е. когда отсутствовал один из атрибутов судопроизводства — ответчик. В подобных казусах пострадавшая сторона захватывала имущество одного из подозреваемых. При этом стремились арестовать значительно больше стоимости потери.

Имущество, захваченное в качестве барамты, подсчитывалось при понятых и сохранялось в неприкосновенности до разрешения конфликта. Лицо, у которого взята барамта, должно было выступить посредником между истцом или его покровителем и настоящим ответчиком. Иначе он лишался права на свое имущество. Причем, считалось зазорным как выдать преступника из страха потерять свое добро, так и скрываться от пострадавшего, чье имущество взято в залог. Виновник должен был либо возместить понесенный из-за его поступка ущерб, либо удовлетворить через такого невольного посредника претензии истца.

Обычай барамтования широко практиковался черкесами как один из способов внесудебного или предваряющего судебное разбирательство метода разрешения крупных конфликтов. Когда осенью 1746 года кабардинский купеческий караван был ограблен в прикубанских степях отрядом бжедугов, погибло несколько кабардинцев, вассалов княжеской фамилии Кайтукиных. Так как убийцы не были известны, а бжедуги предпочли уклониться от объяснений, князья Кайтукины снарядили отряд войск во главе с Эльбуздукой Канаматовым. Кабардинцы отогнали у бжедугов 40 лошадей, после чего прислали в Кабарду депутацию для переговоров. Конфликт был улажен без лишней крови. Основной целью посреднических усилий было стремление предотвратить вооруженную эскалацию конфликта и добиться в ходе переговоров или судебного разбирательства взаимоприемлемого решения.

Наиболее важные решения внутренней и внешней политики черкесских княжеств и вольных общин горных адыгов, в том числе, касавшиеся разрешения спорных и конфликтных ситуаций, являлись прерогативой сословно-представительских собраний (по-черкесски «хасэ» — З.К.). Один из первых черкесских историографов Хан-Гирей так описывает их функционирование: «Князь — старшина (пшь — тамада) назначает съезд, принимая в  уважение стечение дел и обстоятельств, того требующих, в каком-нибудь из аулов владения, куда съезжаются князья и все дворянство, иногда же и старшины вольных земледельцев (льфекотлов), если обстоятельства требуют их присутствия. Главнейшие проблемы, касающиеся общественного благосостояния, подлежащие на съездах общему рассмотрению, суть следующие: а) переговоры с соседними племенами; в) искоренение воровства и разбоев; в) всеобщее удовлетворение и водворение тишины во владении; г) меры предосторожности.

Переговоры с соседними племенами обыкновенно ведутся таким образом: старшины обоих племен съезжаются в одно место и располагается одна сторона не в дальнем расстоянии от другой. Потом с обеих сторон назначаются по одному красноречивому мужу, которых называют пересказателями или послами (тлько), и по одному объяснителю общего дела (кушеако). Эти последние, знанию дела и силе красноречия которых поручается судьба сопоколенников, ведут переговоры через пересказателей (которые большею частью суть посторонние, не причастные к делу лица), из коих на одном лежит в особенности пересказывание того, что от обеих сторон ему поручается, другой же есть его помощник. Пересказатели эти непрестанно ходят (если расстояние большое, то и ездят верхом) из одной партии к другой, и главный из них пересказывает на них возложенное от одного общества к другому». Как особо отмечает Хан-Гирей, «за неприличие почитается, если объяснители, пересказатели или другие лица, участвующие в переговорах, горячась, приходят в некоторое исступление».

Вся процедура переговоров была продумана таким образом, чтобы предотвратить саму возможность проявления переговаривающимися неконтролируемых эмоциональных реакций. Примечательно, что процедура проведения переговоров, описанная Хан-Гиреем на черкесском материале, практически полностью идентична той, что наблюдал в 1781 году в  Осетии русский офицер Штедер во время переговоров между дигорскими владельцами- бадилатами и восставшими крестьянами. «Согласно обычаю, — пишет Штедер, — бадилаты и народ расположились друг против друга: в 200 метрах». Переговоры велись через двух вестников, которые ходили от одного круга переговаривающихся к другому, причем «в серьезных и трудных случаях вестники говорили не на своем родном языке, но на татарском или черкесском, а оратор передавал это вольным переводом или дословно». Видимо для той части Северного Кавказа, которая прочно входила в орбиту этнокультурного и этносоциального влияния Черкесии, имели место определенная стандартизация по черкесскому образцу методов традиционной дипломатии и использование черкесского языка в качестве одного из общеупотребительных дипломатических языков. В случае успешного окончания переговоров и заключения соглашения по спорным вопросам обе стороны подтверждали присягой те условия, которые их удовлетворяли. «И если были лица, подвергшиеся обидам до заключения мира или союза, — пишет Хан-Гирей, — то они получают удовлетворение или немедленно, или в назначенное время, смотря по обстоятельствам. Таким образом мирные связи водворяются между племенами».

Если во взаимоотношениях между собой черкесские владения и субэтносы, как правило, ограничивались взаимным принесением присяги, то в случае заключения мирного соглашения с другими, ранее недружественными народностями, черкесские князья нередко требовали в качестве гарантий соблюдения договора аманатов (заложников). Слово аманат имеет в черкесском языке много значений. Это не только «заложник», но и «то, что оставляется, передается для присмотра и хранения». Поручая дорогого гостя попечению хозяина, последнему могут сказать: «Это твой аманат», имея в виду, что он должен проявить особенно бережное и предупредительное отношение к своему гостю. В качестве аманатов, как правило, выступали юные отпрыски наиболее влиятельных фамилий, которые силой своего авторитета и личного примера могли поддержать выполнение условий заключенного договора. Так, в начале 1806 года российская военная администрация прилагала все усилия для того, чтобы привлечь кабардинцев к участию в походе на Чечню. Чеченцы принимали к себе беглых кабардинских холопов и узденей, провинившихся перед кабардинским обществом, и совместно с ними совершали мелкие набеги в пределы Кабарды. Кабардинцы собрали конное войско и двинулись на Сунжу, к чеченским границам, но позже отказались воевать с чеченцами, сославшись на свое с ними единоверие. Однако истинная причина отказа кабардинцев воевать с чеченцами была в том, что, как писал в донесении начальству генерал Дельпоцо, «они (т.е. кабардинцы. — З.К.) на первый день моего прибытия с ними на Сунжу уже имели с чеченцами, приехавшими нарочно к ним для переговоров, условие, которые обещались им во всех их претензиях сделать удовлетворение и по последствии также оказалось, как узнал я, что к ним и аманаты из некоторых чеченских деревень доставлены, которых они с собою в Кабарду повезли и я оных на дороге сам лично видел».

Институт аманатов не только предоставлял гарантии соблюдения заключенных договоров. К аманатам относились с подчеркнутым уважением, старались внушить им искреннее расположение и превратить их в будущем в агентов своего влияния в среде соседнего народа. Особое место среди социальных институтов и процедур, имевших в традиционном черкесском обществе миротворческий характер, занимает обычай аталычества, заключавшийся в том, что дети потомственных аристократов да и служилого дворянства воспитывались до совершеннолетия в семьях специально выбранных лиц — аталыков. «Не видано в Черкесии примера, — писал Хан-Гирей, — чтобы дети человека значительного воспитывались в родительском доме, под надзором родителей, напротив того, по рождении младенца немедленно отдают его на воспитание в чужие руки, т.е. в руки человека избранного в дядьки. Князья издавна для увеличения своей силы искали все возможные средства, чтобы привязать к себе дворян, а эти для всегдашней защиты и воспомоществования себе во всех случаях желали более сблизиться с князьями. Для такого обоюдного сближения нашли вернейшим средством воспитание детей, которое, связывая два семейства, в некотором смысле, кровным родством, приносило обоюдные выгоды».

Аталычество выступало, в первую очередь, как способ воспитания и как средство, способствующее поддержанию сюзеренно-вассальных отношений. Но кроме этого, по замечанию видного знатока кавказской истории Н. Дубровина, «обычай аталычества много способствовал примирению и сближению между собою разноплеменных горских семейств. При таком способе воспитания дети приучались говорить на чужих наречиях, что при существовании разноязычия для них бывало весьма полезно впоследствии». Алатычество зачастую использовалось как важнейший институт в урегулировании конфликтов, связанных с кровомщением. Развитая общественная система предполагала очень высокую плату за кровь. Ее размер зависел от социального статуса убитого. Но «помимо этого, чтобы окончательно примирить два семейства, нужно [было], чтобы в семье убийцы воспитали ребенка из семьи убиенного». По сведениям автора первой писаной «Истории адыхейского народа» Ш.Б. Ногмова, «виновный мог: прекратить родовое кровомщение, украв сам или при содействии другого лица из семьи обиженного дитя мужского пола, воспитав его со всем рачением, как сына, и потом, наградив его лошадью, оружием и одеждой, доставить с большой церемонией обратно. В таком случае мальчика называли тлечежипкан, т.е. «за кровь воспитанный». «Воспитание за кровь», как одна из форм аталычества, нередко позволяло примириться не только фамилиям кровников, но и враждующим черкесским субэтносам.

Исторические предания адыгов, относящиеся к началу XVIII века, повествуют о том, как возмутившиеся против притязаний бжедугских и темиргоевских князей абадзехи, последовательные противники феодального строя, устроили засаду в лесу и уничтожили кабардинское войско, спешившее на помощь пригласившим его бжедугам и темиргоевцам. Несколько позднее, в 1747 году кабардинцы, характеризуя свои взаимоотношения с абадзехами, сообщали в одном из посланий российскому правительству: «И живут де в крепких гористых местах и с нами де оныя абазыхеи бывали в войне. А ныне де с нами в дружбе и у них де ныне на руках владельцов Муки Алия Исламова и Джанбулатова дети».

Отдавая абадзехам на воспитание наследников двух своих наиболее влиятельных князей, кабардинцы пытались не только восстановить среди многочисленных и сильных соседей свой авторитет, значительно пошатнувшийся после неудачной попытки вмешаться на стороне бжедугов и темиргоевцев в традиционное противоборство между княжескими владениями и вольными горными общинами Закубанской Черкесии, но укрепить взаимную связь между кабардинцами и абадзехами. Представители высшей кабардинской знати становились, таким образом, членами абадзехского вольного общества. И подобные узы были намного надежней и прочней, нежели любой формальный договор о союзе и взаимопомощи.

Тимур Ачугба

Институт гуманитарных исследований имени Д.И. Гулия

АН Абхазии, кандидат исторических наук

Некоторые традиционные нормы поведения абхазов во время войны и вооруженных столкновений

На пути к современной цивилизации абхазский народ прошел через множество войн и вооруженных столкновений. Геополитические интересы различных стран и народов на Кавказе вынуждали абхазов быть постоянно готовыми к отражению врага, к защите самобытной национальной культуры, языка, свободы и государственной независимости. О. Спенсер в 30-е годы XIX века, характеризуя черкесов, т.е. абхазов и адыгов как «добропорядочный, гостеприимный, свободолюбивый народ» подчеркивал, что у них «мужчины постоянно находятся на войне, и жилой дом для них служит временным местом обитания». Да и противостояния различного характера внутри общества требовали от абхазов отстаивать права, честь и достоинство личности и семьи. К этому призывал аламыс — кодекс чести абхазов, согласно которому честь дороже жизни.

Мирная жизнь абхазам почти не снилась, и это, естественно, выработало у них особое отношение к оружию. Мужчина постоянно носил оружие, а само совершеннолетие определялось возрастом, когда юноша становился способным носить оружие. Потере оружия предпочитали смерть. Недопустимым считалось обезоружить человека — тем самым ему наносилось глубочайшее оскорбление.

Обстоятельства жизни диктовали необходимость уделять особое внимание военно-физическому воспитанию молодежи. Итальянский миссионер Арканджело Ламберти, посетивший в середине XVII века Колхиду, восхищенно писал: «Абхазы... сильны, храбры, подвижны и ловки, во всех трудах поворотливы... молодежь никогда не сидит без дела, а проводит время то упражняясь в употреблении пики, то для подкрепления сил бросая в воздух тяжелые предметы, то перескакивая через канавы, чтобы приучиться ловкости».

Традиционное воспитание подразумевало и обладание всеми тонкостями сложнейшего комплекса морально-этических норм поведенческой культуры и в целом образа жизни абхазов — апсуара. Именно апсуара регламентировала поведение абхазов и в военной обстановке.

Абхаз, уважающий себя, почитающий законы страны, традиции, обычаи народа, в какой бы экстремальной ситуации ни находился, обязан был сохранить человечность — ауаэра. В понятие мужество — ахацара абхазы вкладывают необычайно емкое содержание. По определению профессора Ш.Д. Инал-ипа, под ахацара понимается совокупность не только таких качеств, как личная храбрость, бесстрашие, отвага, но и честь, выдержка, уважение к человеку, милосердие и многое другое. По понятиям абхазов, мужество ценится лишь в том случае, если оно сочетается с тем, что в народе называют ауаэра — человечность. Она сама по себе глубже и разностороннее по содержанию, нежели ахацара. В народе говорят: «Мужество без человечности есть бесчестие».

По морально-этическим нормам абхазов не допускалось поднимать оружие на врага, если он не был готов к отражению нападения. Считалось недостойным стрелять из-за угла, стрелять в спину. У абхазов была установка: «Врага убей по совести», по-человечески. Запрещалось нападать на противника безоружного, спящего или же находящегося в окружении детей и женщин.

В старину убийца, скрывавшийся от преследования братьев убитого, однажды тайком пришел домой. Жена, опасаясь кровомщения, сказала, что зря он рискнул, так как враги могут обнаружить и убить его. На это муж уверенно ответил, что его враги не из тех, кто поднимет руку на врага в окружении малолетних детей. Преследователи, в это время стоявшие под окном, услышав его слова, покинули двор.

По обычаю, обидчик не имел права нападать первым, т.е. при встрече врагов право первого выстрела было за обиженным. Обидчик обязан был избегать родственников своей жертвы — не только из боязни мести, но и из сочувствия к их положению, чтобы лишний раз не задеть их честь и достоинство. Такое щадящее уважение к родственникам жертвы нередко создавало благоприятный морально-психологический фон для примирения кровных врагов. «Терпеливый многого достигает» — говорят абхазы.

В Абхазии особым почетом пользовался и пользуется гость. Согласно преданию, когда Бог наделял землей народы мира, абхаз опоздал. На вопрос Бога, почему он опоздал, тот ответил, что у него был гость. Всевышний, покоренный верностью обычаю гостеприимства абхаза, уступил ему ту землю, которую оставил для себя. Абхазы верят, что Создатель чтит законы гостеприимства и людям не велит их нарушать.

По одной из легенд, на том самом месте, где ныне озеро Рица, некогда было село. Однажды вечером в это село пришел незнакомый человек. Ко многим он просился в дом, но никто, кроме одной вдовы, его не впустил. Хозяйка приняла гостя радушно: и накормила, и напоила. Гость, поблагодарив ее за радушие, исчез. Той ночью земля под селом провалилась, и село затопило. Невредимой осталась лишь избушка гостеприимной вдовы. По узкой дорожке, оставленной на образовавшемся озере, она вместе со своими маленькими детьми добралась до «большой земли».

Гость у абхазов считается присланным от бога: «Ты — гость своего Создателя». «Ты — гость Бога» — говорят абхазы. Поэтому гость пользуется неприкосновенностью, если он даже кровный враг. По преданию, на одном из многолюдных торжеств был убит юноша. Убийца, спасаясь от преследования, ворвался в первый попавшийся двор, признался хозяину в случившемся и попросил убежища. Хозяин спрятал гостя в надежное место. Вскоре после этого во двор въехала траурная процессия с окровавленным телом сына хозяина дома. Как выяснилось, сына убил тот человек, которого он укрыл, спасая от мести. Отец убитого после похорон сына, т.е. на третий день, когда все разошлись по домам, спустил убийцу с чердака, где все эти дни он тайком от родственников поил и кормил его, дал ему еды на дорогу и сказал: «Ты убил моего единственного сына, но ты доверился мне, был моим гостем, и я не могу втоптать в грязь свою хлеб-соль. Дарую тебе жизнь, уходи, пока не заметили мои родичи. И, смотри, больше мне на глаза не попадайся!».

В старину в Абхазии для прекращения кровной мести обращались к обычаю искусственного родства — аэнадара. Если медиаторство не приносило успеха, то убийца, воспользовавшись законами гостеприимства, зная, что хозяин не навредит гостю, мог ворваться в дом потерпевшей фамилии и насильно коснуться губами груди замужней женщины — матери, сестры или жены убитого. Или же мать, либо сестра, либо жена убийцы, проникнув в дом убитого, хватала первого попавшегося ребенка и прикладывала к груди, т.е. делала вид, что кормит его грудью. Таким путем враги заключали родственные союзы. Следует отметить, что внутри единой родственной группы кровная месть не допускалась.

При нападении внешнего врага народ, как один, вставал на защиту Отечества. Главная обязанность, лежащая на всех, заключалась в исполнении военной повинности. На поле боя абхазы строго соблюдали военную дисциплину, сражались достойно и до победного конца. Даже раненый, пока он еще мог держать оружие, без приказа не имел права покинуть поле боя. Попытка сражаться за чьей-то спиной или избежать опасных ситуаций считалась позором. Зато каждый борец был уверен, что если его ранят или убьют, он не станет добычей врага.

Сражавшаяся в рядах русской армии во время Первой мировой войны абхазская сотня Черкесского полка Кавказской конной дивизии вписала в историю этой войны немало ярких страниц мужества и милосердия. Несколько характерных примеров. «29 мая (1915 г. — Т.А.) абхазская сотня была послана в самое опасное место, говорили, что сотня направлена на гибель. Противник наступал силами четырех рот (600 человек) с пулеметами и артиллерией. Сотня держалась в тяжелейших условиях 14 с половиной часов. И только получив приказ командира бригады, отошла на две версты назад. Поставленная задача была выполнена. Когда сотня присоединилась к своему полку, то люди с трудом верили, что кто-либо мог остаться в живых в этом аду. Всадники Асланбей Инал-ипа, Михаил Ермолов, Кяг Джинджолия, Капба и еще трое получили ранения, было убито 10 лошадей, ранено 15, но абхазы ничего не оставили противнику: раненых лошадей увезли, даже сняли седла с убитых коней, из-под обстрела было вывезено немало раненых черкесов-пехотинцев. Когда сотня прибыла в расположение полка, полковник (командир полка. — Т.А.) снял шапку и сказал: «Низко кланяюсь героям-абхазцам, вы не только поддержали славу ... превзошли всякое ожидание».

Абхазы в той войне показали пример выручки товарища в бою, как этого требовала военная традиция. Корнет Константин Лакербай в письме родственнику сообщал: «Работая с абхазцами, я ни одной минуты не думаю о себе, а только о молодых всадниках, как бы кто из них не был ранен, оставлен и т.д.» Сам Лакербай, рискуя своей жизнью, неоднократно выносил с поля боя раненых однополчан, чем приводил в удивление даже противника. Военный корреспондент Н.Н. Брешко-Брешковский сообщает: «В одном из боев К. Лакербай заметил, что его товарищ по кавалерийскому училищу корнет Асенков лежит раненый в какой-нибудь сотне шагов от неприятельских окопов. И вот Лакербай, нахлестывая коня, вынесся из леса галопом и, все развивая аллюр, все горячей «посылал» своего кабардинца прямо маршем на тирольские окопы. Тирольцы (выходцы из западной Австрии. — Т.А.) обалдели, ошеломленные такой дерзостью одинокого всадника, а потом обстреляли его, но неудачно для себя и удачно для Лакербая. Корнет осадил коня возле Асенкова, стонавшего от боли в простреленном плече. Асенков был крупный телом, пудов около 6, так что маленький Лакербай не поднял бы его. И вот новое чудо для затаившихся изумленных австрийцев. Лакербай, тронув нагайкой передние ноги своего кабардинца, заставил его лечь. И тогда уже было не трудно положить Асенкова поперек седла. Кабардинец поднялся уже с двойной ношей. Лакербай гикнул и, взмахнув нагайкой по направлению тирольцев, спокойным шагом поехал к своим, ему даже не стреляли вдогонку... наоборот, кое-кто из тирольцев, высунувшись поверх окопов и забыв всякую вражду, с восторгом аплодировали Лакербаю и его безумному подвигу».

Мужество и человечность абхазы проявляли не только непосредственно в бою, но и при общении с местным населением. В ходе боевых действий они в населенных пунктах, как писала газета «Отклики Кавказа», кормили и поили «чужих голодных детей». По свидетельству корреспондента И. Толстого, «как только они снимались со своих стоянок... жители жалели об их уходе, благодарили их за то, что они не только за все платили но и помогали им своими подаяниями».

Примечательно, что абхазские бойцы во время Первой мировой войны за гуманное поведение впервые в истории российского воинства были награждены правительством специальной оригинальной по назначению медалью «За человеколюбие». «Важно отметить, что в этой кровавой и жестокой войне горцы-абхазцы, в числе многих других боевых наград, получили медали на Владимирской ленте за человеколюбие. Это единственный в своем роде пример в истории войн» — сообщалось в прессе.

Покоренный мужеством и человеколюбием, проявленными воинами-абхазами император Николай Второй дал специальное и неординарное поручение командиру третьей бригады Кавказской дивизии князю генералу Гагарину «поцеловать каждого абхазца». Выступая на построении дивизии в Карпатах, генерал сказал: «Император очень доволен дивизией за хорошую службу. В особенности ему понравилось геройство и мужество абхазцев, проявленные в боях за Родину... По поручению Его Императорского Величества я должен поцеловать каждого абхазца, но я старик и не смогу это сделать, поэтому и прошу вашего командира, и за всех я его поцелую». Так генерал Гагарин поцеловал исполняющего обязанности командира сотни Алексея Дмитриевича Шервашидзе-Чачба.

Для абхазов большим позором считалась добровольная сдача в плен, что почти не наблюдается в военной истории народа. Самовольно сдавшегося в плен считали «живым трупом». Перечисляя причины поражения грузин в грузино-абхазской войне (1992—1993 гг.), полковник С. Маргишвили в газете «Дрони» от 22 августа 2000 года, помимо таких факторов, как дисциплина, отвага, превращения войны в Отечественную и других, подчеркивал, что абхазы в плен не сдавались.

Несмотря на то, что статус пленного считался весьма оскорбительным, сдавшегося в плен врага абхазы не убивали. Не убивали прежде всего потому, что он считался трусом, а убийство труса, по понятию абхаза, было «не мужским делом» — унижало достоинство воина. Кроме того, в абхазском обычном праве отсутствовала смертная казнь как мера наказания, а также не допускалась пытка и любая форма физического воздействия на человека для получения сведений или признания, что свидетельствует о гуманном характере традиционной этики абхазов. Физическое и даже словесное оскорбление пленного, особенно если он был ранен, не допускалось по морально-этическим нормам. Над населенным пунктом Меркула в один из дней грузино-абхазской войны был сбит только что бомбивший село грузинский самолет СУ-25. На катапультировавшегося летчика напали женщины и начали бить. Однако подоспевшие абхазские солдаты спасли его и доставили в штаб. В этой войне немало фактов спасения абхазскими медиками раненых военнопленных грузинской армии, чего, к сожалению, не скажешь о противной стороне.

На войне, как и в мирной жизни, гуманное отношение к женщинам оставалось незыблемым правилом, в том числе и к пленницам. Пленниц отделяли от мужчин и приставляли к ним самых почтенных мужчин, главным образом немолодых воинов, чтобы никто не покушался на честь и достоинство пленницы. Оскорбление, насилие над пленницей, недостойное обращение с детьми и стариками считались верхом низости, и человек, посягавший на такое, мог быть отторгнут от общества. Это была самая высшая мера наказания.

Правила войны требовали гуманного отношения к парламентеру. «Парламентер не может быть ни задержан, ни убит» — гласит абхазская мудрость.

Заслуживает уважения правило, укоренившееся у абхазов: как бы ожесточенна ни была битва, победитель даровал жизнь нескольким или хотя бы одному из стана врага и отпускал его в качестве горевестника на родину. В годы грузино-абхазской войны были факты, когда во время наступления абхазское военное командование, чтобы избежать лишних жертв, предоставляло коридор грузинским подразделениям. А во время освобождения столицы республики в сентябре 1993 года сам Верховный главнокомандующий вооруженных сил Абхазии обратился по средствам связи, по радио и телевидению к грузинским военным на русском и грузинском языках с предложением по специально оставленному коридору покинуть Сухум. Благодаря этому была спасена жизнь тысяч людей — как гражданских, так и военных.

Абхазские военнослужащие по возможности, как этого требовала традиция, спасали мирных граждан и непосредственно в ходе уличных боев. Например, 8 июля 1993 года, когда шло ожесточенное сражение за село Шрома, бойцы Пицундского батальона услышали неистовые крики и плач пожилой женщины — грузинки, которая оказалась на середине улицы между двух огней противоборствующих сторон. В любую секунду она могла бы погибнуть от непрекращающейся перекрестной перестрелки. Недолго думая, комиссар абхазского батальона, явно рискуя своей жизнью, выскочил из блиндажа и завел ее в укрытие. Таких примеров в грузино-абхазской войне было очень много.

Вышеприведенные конкретные факты свидетельствуют о том, что традиционные нормы поведения абхазов в условиях войны и во время вооруженных столкновений во многом перекликаются с современными нормами международного гуманитарного права — Гаагского и, особенно, Женевского. Из практики абхазской жизни можно к ним отнести гуманное обращение с ранеными, пленными, женщинами, детьми и стариками; ненападение на невооруженного человека, в том числе на врага, неприкосновенность гостя-врага и парламентера, отсутствие в обычном праве и на практике по отношению к преступникам и врагам смертной казни, физических методов наказания, в том числе пыток.

Все это свидетельствует о высоком уровне традиционной нравственной культуры абхазского народа.

Марина Барцыц,

Абхазский институт гуманитарных исследований

Международное гуманитарное право

и традиционные нормы войны у абхазов

Общеизвестна истина о воинственности кавказской культуры. Здесь до начала ХХ века правом и обязанностью каждого было защищать свою жизнь, имущество от любого посягательства, беречь личное достоинство, честь своей семьи, рода, воевать за народ (не только мальчиков, но и девочек учили защищать себя). Здесь с детства учат принимать вызов, не уклоняться от агрессии, не убегать. Поэтому на Кавказе всегда легко развязать войну. Одним из столпов нашей культуры, наряду с такими базовыми ценностями как гостеприимство, уважительное отношение к старшим, был институт кровной мести. Общество давало добро на эту социализированную форму агрессии, и, с другой стороны, угроза кровной мести сама по себе являлась тормозящим фактором.

Как отмечают кавказоведы, воинская организация, превратившись в свое время в форму существования, пронизывает всю структуру общественных институтов, материальную и духовную сферы, определяя многие этнопсихологические черты народа.

Многие социально-психологические черты народа уходят корнями именно в военизированный быт. В советской этнографии это явление называлось военной демократией. Кавказоведы единогласно отмечают, что в абхазо-адыгском обществе война имела даже характер промысла (институт набега, в том числе и морские набеги). Война, как говорит Инал-ипа, была регулярной функцией народной жизни, «сродни хлебопашеству» — добавляет Панеш. Войны носили хронический характер и зачастую длились десятилетиями.

Этим объяснялась максимальная милитаризированность общества, когда основная часть населения — все мужчины, начиная с подростков, а зачастую и женщины, были вооружены. «Оружие было постоянной принадлежностью всякого мужчины». «Я никогда не видел человека верхом на коне без ружья», — сказал удивленный черкесский мальчик, увидев невооруженного всадника. Обезоруживание было равносильно моральной смерти (бесчестию). Характерно, что даже в советский период в законодательстве был зафиксирован пункт, позволяющий в виде исключения ношение с национальным костюмом холодного оружия. Первым актом президента Абхазии после окончания войны, было разрешение оставить себе оружие, зарегистрировав его.

По сей день соблюдаются четко разработанные правила обращения с оружием: не направлять на человека, заходя в чужой дом, снимать с себя оружие и отдавать хозяину, чтобы он повесил, куда положено — жест покорности, нельзя без позволения, даже в шутку брать чужое оружие. Оно было чуть ли не единственной личной собственностью мужчины (кроме одежды), почти все остальное — семейное, родовое, общинное. Путешественники отмечали, кавказец может отдать все, кроме оружия и коня.

Кавказцев часто называют людьми в черкесках. Так вот, эта самая черкеска является воинским костюмом наездника, все детали которого имеют функциональное военное значение (воину принадлежит только то, что с ним, все, что нужно, он носит с собой (ср. газыри — это современный лифчик для патронов). Не случайно костюм, считающийся и сегодня национальным, у абхазов тоже военный — сапоги, галифе, китель и папаха.

Материальная культура, продукция традиционного ремесленного производства — в основном оружие, свидетельствует о воинских ценностях.

Вся система жизнеобеспечения была подчинена потребностям военизированного общества (например, постройка домов, имеющих задние двери в никуда на втором этаже вплоть до 70-х годов ХХ века). Абхазский этикет, как и в целом адыгский, — это воинский этикет. Этнический идеал — образ рыцаря-воина. Жажда славы, воинская доблесть, честь, которая была дороже смерти (воздаяние за все это славой, а значит бессмертием на земле, и славой, которую он завоевывал и для своих потомков, родственников (в отличие от религиозного воздаяния на том свете, после смерти). Как отмечает Б. Бгажноков, «Желание заслужить славу удачливого наездника, храброго воина, человека неутомимого во всех делах, к тому же гостеприимного и галантного превратилось в господствующую тенденцию жизненных устремлений... это была страсть, близкая к идее фикс». Все спортивные игры были военизированы, демонстрировали воинскую удаль.

Каждый народ должен заниматься тем, что у него лучше всего получается — писал Монтескье. Диаспора, в отличие от тех, кто остался на Кавказе в основном делала карьеру именно в военном деле (начиная от династии мамлюков до современных абхазских, черкесских генералов).

Многие традиционные, проверенные веками тактико-стратегические приемы ведения войны используются и поныне в войнах на Кавказе. Например, мобильность, подвижность, стремление не уходить в глубокую оборону (и абхазы, и чеченцы предпочитают сдавать города, чтобы потом взять их обратно).

Ориентация на мужчин — маскулинность — еще одна черта традиционной культуры, подтверждаемая имущественно-правовыми отношениями, а также половой иерархией в семье и общественных отношениях (что не снимало рыцарского, этикетного, жестко регламентированного уважительного отношения к женщине). Женщины-наездницы, вооруженные и одетые в черкеску, участвовали в набегах, войнах.

Третий пол в традиционной абхазской культуре выбирал себе мужскую роль, костюм, образ жизни и ни в коей мере не наоборот, что является проявлением ценностных установок в обществе.

Этносоциолог Г. Солдатова, говоря о современных процессах на Северном Кавказе, отмечает, что доминирование мужчин в северокавказских культурах — это одна из (возможных) причин радикализации отношений в регионе. Мужчины чаще всего склонны поддерживать насилие как средство социального контроля. Женщина в силу своей природы всегда на стороне мира.

Как такая высокомилитаризованная (поголовно вооруженные люди), воинственная, с воинскими идеалами культура не уничтожила себя, многочисленные (на сравнительно небольшой территории) воинственные народы не истребили друг друга? Но, как писал Ф. Гельдерлин, «где есть опасность, там возникает и спасительное». Народы с высокоразвитой воинской культурой имели в наличии большой арсенал разработанных механизмов миротворчества (к примеру, греческое общество в эпоху демократии). Утеря же таких механизмов, как правило, приводила к деградации, а порой и к исчезновению различных цивилизаций и народов. В целом можно сказать, что высокая этикетность кавказской культуры — оборотная сторона ее воинственности.

Как ни покажется парадоксальным, но в воинской культуре заложено стремление к снижению агрессии и ее упорядочению. Поэтому собственно кавказская культура мира и ненасилия требует пристального внимания. Кавказ относится к коллективистскому типу культур, где внутренняя сила немногочисленных народов и государств была в солидарности. Моральный кодекс носил подлинно коллективный характер. Здесь высшей ценностью было благосостояние общины. Абхазская культура относится к типу культур, где сильны переговорные традиции. Здесь есть специальные культурные нормы, которые работают на сохранение и поддержание мира. При этом внутренняя и внешняя стратегии различаются. Внутри — стремление к гармонии и согласованности действий. Здесь гасят конфликты увещеваниями, шутками, смехом. (Кстати, известный этолог Конрад Лоренц подчеркивал, что смех эволюционно сформировался из переориентированного агрессивного жеста). Убивший своего становится изгоем, неприкасаемым — «амахагя» (высшее преступление, равнозначное предательству Родины).

В милитаризованном обществе, где каждый был вооружен, сама угроза кровной мести была сдерживающим фактором, этим, в некотором роде, объясняется церемониальность, дипломатичность этикетной речевой культуры абхазов. Кровная месть, являясь своего рода системой наказания, могла стать поводом для развязывания небольшой, иногда длительной войны между двумя фамилиями. В конце XIX века Рыбинский писал, что обычай кровной мести среди абхазов имеет распространение «в грандиозных размерах», поскольку «в случае обиды, нанесенной члену одной фамилии, все остальные вступались за него, как будто бы она нанесена каждому из них лично».

Кавказоведы отмечают, что здесь и сегодня сохраняется традиционное правовое сознание и в основе адыгской (абхазо-адыгской. — М.Б.) жизни продолжает лежать принцип примирения, который способствует созданию атмосферы и общего мнения, направленного на сохранение мирных отношений.

Инструменты экономии агрессии. Здесь в рамках морали, традиции и обычаев развивались, поддерживались механизмы, ограничивающие применение силовых методов разрешения противоречий.

В традиционном обществе, если это не касалось базовых потребностей, были собственные инструменты сдерживания агрессии:

— культура ненасильственного разрешения конфликтных ситуаций — институт посредничества (сегодня «примирительные комиссии», «Совет старейшин»), переговоры, разработанные процедуры примирения;

— институты гостеприимства, искусственного родства;

— обучение с раннего детства нормам этикета (речевого, поведенческого), дипломатичности, владению эмоциями, умению не провоцировать физическое и психическое насилие;

— воспитание мальчиков сильными, ловкими, способными защитить свою честь, честь сестры, рода (слабый провоцирует насилие);

— воспитание девочек неконфликтными, терпеливыми, дипломатичными (поскольку женщина сама считается конфликтогеном), хотя их учили умению постоять за себя, владеть оружием;

— недопустимость насилия по отношению к женщинам, детям, старикам — локальное и временное ограничение конфликта;

— разработанные правила поведения во время конфликтов и войн.

Правила в войне. Существуют определенные нормы не только в мирное время, но и во время войн, которая должна вестись по определенным правилам, согласно кавказскому воинскому кодексу, с соблюдением свода неписаных норм.

В отличие от Запада, который культурологи относят к «культуре вины», Кавказ относится к «культуре стыда» (в этом он близок Востоку). Здесь можно и убить, но главное — как?, соблюдая  неписаные правила. Абхазская пословица гласит - «врага убей по совести».

Итак, если конфликт оказывался неизбежным, в нем нужно было соблюдать определенные правила (ср. с Международным Гуманитарным Правом): не убивать парламентера, женщин, детей, пленных (нормы обращения с ними), соблюдать нормы в отношении к раненым и погибшим.

Институт кровной мести на Кавказе

Поголовное вооружение, институт кровной мести, то есть неотвратимость возмездия даже после убийства самого человека — все это само по себе уже являлось сдерживающим фактором. Подтверждением этому служат слова Л.Я. Люлье (XIX век), который подчеркивал: «Вообще убийства весьма редки и считаются необыкновенным происшествием в крае... Этот факт тем значительнее, что у горцев можно было бы ожидать весьма частных убийств, как естественного и неизбежного права каждого самому преследовать оскорбителя и мстить врагу лично».

Кровная месть предполагала регламентированные нормы и правила поведения кровников, направленные на упорядочение насилия, раз оно оказалось неизбежным.

В случае кровной мести формы наказания были ограничены: не вешали, не поджигали дома и т.п.

Обязанность соблюдать этикет кровников:

дистанцированность — в общественных местах виновный должен тотчас же уходить, уступать дорогу; право первого выстрела принадлежит потерпевшему и т.п.

Кровная месть не распространялась на женщин и детей, хотя бывало, что они и сами участвовали в мести.

Предусматривались временные и локальные ограничения (на собраниях, свадьбах, на территории святилищ). «В общественных местах враги остаются в границах вежливости и даже оказывают нередко друг другу разные услужливости» — писал этнограф Ш.Д. Инал-ипа.

Порицалось вероломство (убийство из-за угла, из засады без предупреждения, не окликнув); кровомститель не только не скрывал своих намерений, но сам предупреждал врага:  «Будь готов, я тебя преследую!»

Встретив своего кровника, кровомститель объявлял ему, что он исполняет свой долг...

К убитому врагу выказывалось внимание; если нужно было, кровомститель прикрывал труп буркой, а лошадь убитого привязывал к дереву. Исполнив священный долг мести, кровомстители шли к могиле тех, за кого мстили, и вслух объявляли о совершившемся отмщении» (М.Б — позволяя себе иногда оплакать погибшего).

Нельзя убивать спящего: «спящий человек подобен мертвому — отсутствует душа».

Совершать возмездие, когда человек беззащитен — безоружен, раздет, купается — не является героизмом.

Право первого выстрела принадлежит потерпевшему; младший может предложить старшему выстрелить первым, но тот, как правило, не пользуется этим.

Над трупом не только не издевались, но обязаны были привести в порядок, сообщить родственникам.

Важно, чем и как убит человек; для мести, как правило, выбирали холодное или огнестрельное оружие (непременно должна была пролиться кровь). Убийство палкой («как собаку») — это двойное убийство.

Безусловное соблюдение закона гостеприимства, не имеющего исключений — он распространяется и на врагов.

Главное — нельзя убивать человека без вины. После убийства человека совершали определенный ритуал.

Кровная месть играет значительную роль в мотивации поведения и по сей день. Рассказывая о случаях кровной мести во время войны, бывшие комбатанты говорят: «так нельзя, это не по законам мести». Они считали, что война и есть месть (восстановить справедливость, наказать, отомстить за убийства, надругательства, освободить страну). Одна из самых популярных народных песен ХХ века, которую знают все абхазцы, прославляет героя Соломона, героизм которого в том, что он тут же настиг и убил до обеда (успел до заката солнца) убийцу своего брата и, отомстив ему, тем самым, упокоил душу брата.

Одним словом, собственно кавказская и в том числе абхазская культура — это воинская культура: наш традиционный образ жизни, система хозяйствования и жизнеобеспечения, наша система ценностей или иерархия ценностей и т.д. (идеал — воин рыцарь). Наш этикет — это воинский этикет, этикет рыцаря. Культура воинственности предполагал низкий порог насилия. Здесь легко развязать конфликт, задев честь человека.

Значительное место в идейной модели мира занимали честь и слава. В традиционном правосознании высшей ценностью существования, за которую всегда были готовы заплатить жизнью — были честь и достоинство человека. В прошлом в право и обязанность каждого входило преследовать врага лично. Главное богатство, которое человек мог оставить потомству, — славное имя, авторитет. Более того, по абхазскому выражению человек и живет ради чести и достоинства. Страх бесчестия выше страха смерти. Кавказская этикетность — это постоянная демонстрация почтения. Вежливость, обходительность, учтивость, взаимная предупредительность — вот основные требования. Правила речевого этикета — словесное и физическое равнозначно, недопустимость публичного оскорбления.

Наш национальный костюм — это костюм воина, не просто воина, а воина-всадника. Это воин, обвешанный оружием (все свое носит с собой — ему принадлежит только то, что есть с ним). Детали костюма менялись с изменением оружия. Газыри на костюме появились в XVIII веке, с появлением огнестрельного оружия. Эта воинская культура имела свои правила, свод неписаных норм. Нормы войны, как и другие нормы обычного права, здесь в целом неписаные. Но неписаный закон не означает автоматически — недейственный. Ликург говорил: «Самые лучшие законы не те, которые написаны на бумаге, а те, которые записаны в наших умах и сердцах, по которым мы живем».

Оговоримся — любая нормативная культура (писаная или неписаная) знает, что не все следуют правилам, во все времена встречаются нарушители общепринятых норм. Но это приводило к понижению статуса такого человека в обществе. Как минимум, он не становится героем, авторитетным уважаемым человеком, о ком слагались песни (он не добивался своей цели — славы в потомках, тем самым в какой-то мере решив проблему бессмертия).

* * *

Сегодня Кавказ является одной из самых конфликтогенных зон мира.

Высокая культура и интеллект должны способствовать выработке механизмов сдерживания агрессии, многие из которых были известны и соблюдались нашими предками. Решение этого вопроса не может откладываться, это — проблема выживания кавказской культуры.

Нам всем нужно научиться защищать себя и свои интересы, не прибегая к агрессии. Используя потенциал собственной культуры, воспитывать в новом поколении культуру мира и ненасилия, культуру терпимости, в том числе традиционную и всегда характерную для Кавказа — веротерпимость.

На Кавказе, где с молоком матери усваивается принцип — не уклоняться от агрессии, сложно решать проблемы ненасилием, не принимать вызов, поскольку это дело чести, не только собственной,но и всего рода, народа. Здесь веками разработана культура смерти, страх бесчестия выше страха смерти, честь, слава, свободолюбие выше жизни — какая может быть честь в рабстве?

Если же конфликта не удалось избежать, необходимо соблюдать нормы и правила, которые регулируют, ограничивают средства и методы ведения войны. Поскольку за войной рано или поздно последует мир, его ростки, как ни парадоксально, мы должны закладывать, даже находясь в состоянии войны.

Для этого безотлагательно необходимо исследовать и кодификацировать традиционные нормы и правила войны (отражающие систему собственных ценностей) и популяризировать их наряду с международным гуманитарным правом. Данная проблема актуализируется нестабильностью, неурегулированностью многих военных конфликтов, угрозой перерастания в открытую войну тлеющих конфликтов и просто взрывоопасностью Кавказа.

Вопросы и мнения

— В Абхазии при рождении мальчика говорят: «Дай бог тебе женского мужества». Как это понимать? Хотелось бы подробнее узнать о концепции «ахак».

— «Ахак» — это, видимо, то, что уготовано. Я больше говорила об «агунахара». Это — греховность, но не тот перевод, не совсем то.

— «Ахак» — это нечто такое, как рок. Можно так перевести?

— Считается, что кровная месть — это не моей рукой совершенная месть. Если человеку удалось отомстить, считается, его настигла рука провидения, рука бога, рука судьбы.

— Как это сформулировать по-абхазски?

— «Тебе не дано твоей судьбой убить меня» или, наоборот, «мне дано убить тебя». Я не уверена, что «ахак» — это абхазское слово.

Мужественность, буквально переводится как «агуагра», что означает «решимость». Женщина может решиться на такое, на что мужчина может не решиться. Женщина может быть более жестокой и даже убить.

— В старину описано такое упражнение на отчаянность, когда женщины руками доставали из кипящего котла мясо. Это описывалось как чисто женское развлечение, мужчины этим не занимались.

— Женщины демонстрируют отчаянность друг перед другом. Вы замечали, как они берут рукой горячую сковородку?

— А вот мифологическая история, когда парень попросил дать ему огня, девушка взяла уголь рукой из очага, и парень нарочно медленно-медленно закуривает. И на следующий день он прислал за ней сватов. У меня такой вывод: нравственные нормы, особенно те, которые проявляются в зоне риска, в вооруженном конфликте, моделируются прежде всего женщиной, потом транслируются уже на мужской уровень.

— Говоря о том, что насилие можно оставить в каких-то рамках. Что здесь имеется в виду? Можно ли оставить какие-то формы насилия или понизить его степень? Что из насилия можно оставить, а что нельзя? Совсем от него нельзя отказаться?

— Не получается. Во-первых, надо постараться не доводить до насилия. Хотя бы на вербальном уровне. Суметь не переходить на физический уровень насилия.

— Вербальное насилие можно оставить, а физическое нельзя?

— Вербальный уровень тоже должен быть в каких-то рамках. Как только мы перешагиваем какую-то норму, ситуация переходит в эскалацию конфликта. Некоторые формы насилия вообще непозволительны, например на Кавказе нельзя было вешать человека. Но сегодня это уже можно наблюдать.

— Какие нормы можно оставить? Вербальную степень можно оставить?

— До какой-то степени. Люди должны знать, какую черту нельзя переходить. Как только вы задеваете честь, так уже автоматически должны ожидать агрессии. Нельзя посягать на базовые ценности, которых придерживается человек. Например, у тебя отнимают Родину, и ты уже теряешь свою самоидентичность и насилия не избежать.

— Вопрос про этимологию слова «апсы». Это понятно, что как бы «душа». Но вроде бы в этом есть оттенок мертвого. Как в этом контексте перевести «апсны»?

— «Апсны» переводится как «страна душ». Но можно перевести и как «страна мертвых». То и то другое близко к народной этимологии.

— С оттенком мертвой души?

— Не обязательно мертвой. А что без души? Только камень. Во всем остальном, присутствует «апсы». На самом деле «апсы» — это жизнь. А все живое, природу называют «апсабара».

— Но почему-то море не входит в природу по-абхазски.

— Да, «апсабара» — это все живое, растущее, могущее умереть.

— На самом деле это достаточно распространенная вещь у многих народов.

— Агрессия — это базовый инстинкт, наряду с самосохранением, размножением и утолением голода. Мне кажется, что кавказцы, стихийно чувствуя, что с агрессией бороться практически невозможно, и не делали этого. Они просто старались, чтобы проявления агрессии были максимально ритуализованы, по возможности могли быть переориентированы из действия в демонстрацию. Интересно, что животные, имеющие высокий уровень внутривидовой агрессии, способны к дружбе и к парному браку, любви, — другими словами, к устойчивым отношениям. Слава богу, что на Кавказе люди умели базовые вещи, такие, как инстинкт агрессии, сублимировать, ритуализировать и в основном все-таки проявлять в виде верной дружбы, верной любви — того, что в нас заложено на уровне природы Богом. Поэтому я думаю, что с агрессией не надо бороться, нужно ее проявления максимально ритуализировать, тогда это будет не зло. Этолог Конрад Лоуренц говорит об агрессии: «Так называемое зло».

— Убивать, мучить того, кто слабее тебя, издеваться над пленным — не должно быть ни в какие времена.

— Мне тоже кажется, что те вещи, которые в кавказской культуре существуют, не противоречат друг другу, а наоборот взаимно обуславливают друг друга. Статистически кавказцы воспринимаются как агрессивные или реактивные по своему этнопсихологическому складу люди. В то же время социологические исследования свидетельствуют, что в русских районах Кавказа, возьмем город Прохладный, статистика жестоких, бессмысленных, беспричинных, бытовых убийств очень высока. В кавказской культуре эта беспричинная, жестокая, необъяснимая агрессия считается аномалией. У нас агрессия осмысленная: если человека убивают, то обязательно должны знать за что. Месть должна быть справедливой. Убийство должно быть оправдано морально. Если этого нет, такое убийство давит, оно может морально убить самого убийцу. А если он совершил морально оправданное убийство - отомстил за честь свою или своей супруги, своей сестры, то оправдывает себя и гордится этим убийством. Этот психологический момент предстоит еще исследовать.

— Я хочу предостеречь вас всех от некоторого кавказского самолюбования, которое, мне кажется, на нашей конференции ярко проявилось. Какие мы все благородные, какие мы все прекрасные, замечательные и т.д. По возможности нужно относиться к себе, как говорили древние, «с крупинкой соли», то есть с юмором, с иронией постоянно напоминая себе, что мы хотели бы быть такими и поэтому мы создаем мифы о том, что мы такие благородные, но на самом деле мы вовсе не такие. И каждое мотивированное убийство ведь имеет своей причиной немотивированное убийство. Поэтому общее число немотивированных убийств в кавказской культуре, наверное, все-таки больше, чем мотивированных. И с этой же точки зрения — я понимаю, что стучаться в наглухо запертую дверь не очень благодарное занятие, но видит бог, стараюсь быть более или менее объективным — абхазам я сочувствую больше, чем грузинам, хотя бы исходя из принципа, что маленьких нельзя обижать. И все же мне показалось шокирующим заявление, что двое-трое грузин готовы покаяться, но они в ответ ждут и от нас покаяния. Но не дождутся. Вопрос: ведь абхазское насилие по отношению к грузинам было, конечно, ответным насилием. Хотя 14 августа 1992 года предшествовала долгая цепь меньших насилий и разбираться в том, кто первый сказал «дурак», сложное и неблагодарное занятие. Но если мы возьмем цепочку событий после 14 августа, то абхазское ответное насилие было более агрессивным, более массовым, чем грузинское насилие — при всем его безобразном, гнусном характере. И исход или бегство грузин из Абхазии было поставлено так организованно, что отнюдь не соответствуют замечательным рыцарским нормам и понятиям. Так почему в абхазском обществе нет попыток такого осмысления событий? У людей которые ни сном, ни духом не были повинны в конфликте ни с той, ни с другой стороны — сожжены дома, библиотеки, родственники убиты. Есть ли в абхазском обществе перспектива осознания того, что абхазская сторона не является безвинной жертвой и что конфликт уравнял обе стороны, и обе стороны могут с обильно омытым кровью лицом и со смытым кровью с рук бесчестием садиться в конце концов как равноправные стороны за стол переговоров?

— Я считаю, что нельзя заниматься самолюбованием. Говоря о более агрессивном поведении абхазов во время войны, нужно отметить, что это была ответная агрессия, которую я не оправдываю. Больше агрессии было в той части Абхазии, где шла партизанская война, чем в той части, где воевала регулярная армия.

И второй вопрос. Когда мы говорим об исходе грузин, то имеем в виду 27 сентября, когда солдаты только входили в город. Только абхазы вошли в город, и начался массовый исход.

— Основная масса жертв — это замерзшие люди, когда они шли по снегу, поскольку им просто не дали возможности идти по нижней приморской нормальной дороге. Это было гражданское население. И это была стратегия абхазского наступления.

— стратегия наступления как раз была в том, чтобы дать им возможность уйти. Никто не планировал такого. А если планировали бы, то жертв было бы больше. Их постарались бы окружить и закидать с гор снарядами. Но такой задачи не стояло. Мы должны помнить, что массовый исход был, когда армия начала входить в город. Армия еще не вошла в город, когда они начали уходить. Это было результатом мифов грузин о том, что в Гаграх абхазы и чеченцы играли в футбол отрубленными головами. Этот миф против них и послужил. С другой стороны, я не знаю народа, который вышел бы из войны безвинным. Раз уже дело дошло до войны, то без вины никак не выйти и виноваты обе стороны.

Мы только сейчас начинаем ощущать, что с нами начинают разговаривать на позициях равноправия. До этого такого не было. Все время у Грузии была установка на то, что они нам что-то дадут: «мы вам дадим автономию, вы наши младшие братья». Сегодня, когда мы начинаем говорить с равноправных позиций, я думаю, что, может быть, придем к пониманию друг друга и, может быть, завтра начнем каяться. Но это не происходит так быстро. А когда я говорила о том, что они ждут от нас покаяния и не дождутся, я имела в виду ощущения комбатантов. Почему они себя не считают виновными? Почему с абхазской стороны у комбатантов меньше посттравматического синдрома, чем с другой, — даже у тех, кто остался инвалидом после войны? Просто они считают, что это был вопрос жизни и смерти. Вопрос стоял так: грузинский генерал приказывает убить всех 99 тысяч абхазов и поэтому у абхазского комбатанта не было выбора поступать по-другому.

— Насколько мне известно, вопрос ставится так, что с грузинской стороны один из участников согласился с тем, что они готовы покаяться. И спрашивал во время дискуссии у участников с абхазской стороны, готовы ли они сделать то же самое. Ответ был приблизительно такой, что «процесс покаяния для каждого человека и для группы людей, а, может быть, даже для народа поначалу и на каком-то этапе — это глубоко внутренний процесс и не надо делать его публичным».

— Мне рассказывали, что на женской конференции в Абхазии в ноябре одна из ее участниц в своем доме накрыла стол и пригласила абхазских и грузинских женщин. Когда кто-то из абхазских женщин предложил помянуть погибших, то она сказала: «Помянем и тех тоже». Это было проявление высоты отдельного человека и мы, наверное, все придем к этой высоте, если даст нам Бог.

— Я был в этом году несколько раз в Абхазии, и в Грузии. И говорил с разными слоями населения. Я не анализирую, почему это так, но в Грузии в маршрутках семьдесят процентов водителей именно из Абхазии. И когда разговор заходит об этих событиях, то видно, что у них есть вот это чувство покаяния. В Абхазии я такого не слышал. Это, наверное, почва для исследований. А насчет того, чтобы помянуть погибших, то в период самых горячих боев в Южной Осетии за каждым столом только что вернувшиеся из боя говорили о жертвах с обеих сторон.

Однако жизнь не заключается только лишь в сбалансированном построении отношений между людьми. И если в этом вопросе нормы кавказского, в частности, чеченского традиционного права – адата – были в состоянии выработать четкую и охватывающую  большинство эмпирических случаев регламентацию, то этот же адат оказывался во многих случаях не способным ответить на другие вопросы, которые ставит жизнь – на вопросы предстояния и обращения не с людьми, но с идеальными понятиями – такими, как религия, культура, государственность… В одном из предыдущих докладов звучала мысль, что северо-кавказцы не сумели в достаточной мере развить архитектуру, музыку, письменность, но создали культуру другого типа – культуру поведения, войны и мира.  Теперь, на примере попытки построения самостоятельной чеченской государственности, мы увидим, в какое сложное противоречие входят требования развития государственности и религии (духовной жизни) с законченностью и самодостаточностью адата – форма, совершенная на одном уровне истории, неподвижно-мифологическом, входит в противоречие с новыми содержаниями, возникающими вследствие развития и прогресса.

Муса Баснукаев

Институт экономики

Система норм обычного права у чеченцев

После столь интересной дискуссии, которая у нас состоялась по докладу Яна Чеснова (см. дальше, в разделе 2. Ред.), я постараюсь в более строгой форме показать, что из себя вообще представляло чеченское общество и насколько оно сохранилось в том виде, в каком было раньше. Этот интерес сейчас подпитывается тем, что уже более десяти лет продолжается современный российско-чеченский конфликт. И в связи с этим конфликтом ставятся все новые и новые вопросы — вообще что это за общество, которое столь продолжительное время не может успокоиться. Считается, что чеченцы создали в глубокой древности сложную систему норм обычного права. Они разрабатывали строго регламентированную систему таких процедур, как предъявление претензий противнику, объявление войны, заключение мира, решение арбитражных вопросов, правила ведения военных действий. У чеченцев также существовали строго соблюдаемые правила приема в члены рода или в широком смысле принятия гражданства, как сейчас говорят, права убежища, выдачи преступников. Эти традиции находят достаточно частое применение в условиях современных военных действий. Особенно можно было это увидеть в первую военную кампанию, когда многих солдат просто отпускали, а к тем, в ком признавали преступников, было другое отношение. Считалось недостойным покидать друга-союзника в ходе борьбы и вообще в беде. Подлежало всеобщему осуждению внезапное вероломное нападение на противника. Чеченцы всегда гордились своей прямолинейностью и с презрением осуждали коварство врагов. Исходя из этих традиций, каждый чеченец хранил в памяти и возвышал имя того, кто честно погиб, не изменив своему слову, долгу дружбы.

Общественно обязательные принципы правового института чеченского тейпа соответствовали социально-экономическому строю родового общества. Его устои были крепкие, нерушимые и каждый чеченец свое поведение и поступки строго подчинял им. Жизнь чеченца, таким образом, протекала в строго определенных рамках. Чем больше он был популярен в обществе, тем сильнее обязан был блюсти нравственные устои тейпа. Чем больше он был популярен, тем большую осознавал ответственность. Строго оберегать законность происхождения и права своих членов, славу и могущество своего тейпа каждый чеченец считал своим личным достоинством. А от тейпа, в свою очередь, зависела безопасность каждого индивида. Унаследованные от предков традиции, порожденные соответствующими социально-экономическими условиями, держали каждого члена общины строго в рамках приличия. Они же вершили суд и расправу сильнее и быстрее, чем государственные институты власти. Правовые нормы неписаного житейского кодекса позволяли предать любого нарушителя всеобщему нравственному осуждению и отвержению, но не разрешалось наказывать его телесно и материально. К сожалению, мы в современной действительности сталкиваемся немножко с иными вещами.

В борьбе за жизнь в постоянных и довольно успешных сражениях против иноземных вторжений чеченцы создали законы, обычаи и уклад жизни, которые развили у них сильное чувство национальной индивидуальности и целеустремленности. Сила и устойчивость, появившиеся вследствие этих особенностей национального характера, помогли им пронести эти обычаи и законы сквозь века. Вот какое объяснение можно найти тому, что удалось и сегодня сохранить эти традиции. Общественный строй, в основе которого был заложен принцип вертикально возрастающей социальной иерархии от семьи до нации, позволял создать четко структурированную и управляемую общину. Горизонтальное деление общины по системе братьев, а затем сочленов единого рода, отражал ее вертикаль, так как кровно родственные связи чеченцев отличались высокой степенью развитости и не прекращались до седьмого-восьмого поколения. Тем самым чеченское общество, лишенное административного формализма и построенное на принципах родства, определенных обязательств друг перед другом, являло собой новый тип взаимоотношений отдельных индивидов.

Внешние условия и отсутствие у чеченцев сложившихся форм государственности способствовали сплочению родов-тейпов, и эта сплоченность перед лицом внешней опасности придавала всей общине вид равенства, братства, защиты интересов друг друга. Таким образом, в определенный исторический период с учетом социально-экономических и политических потребностей чеченского общества сформировались общественные объединения людей и формы  общественного порядка, которые постепенно начали вытесняться государственной формой организации жизни общества. Это мы наблюдаем, прежде всего, после кавказской войны. Система норм обычного права, или адат как отражение сложившихся общественных отношений, проводили интересы тейпового строя. Адат как юридическая норма затрагивал вопросы, непосредственно связанные с бытом. К ним относились уголовный порядок, семейные, наследственные проблемы. В связи с этим я приведу цитату о том, как формировались нормы. Чеченский историк XIX века Валдаев писал: «Старики всех окрестных фамилий стали собираться для совещания о прекращении беспорядка в стране. На совете ими определялось, какое возмездие должно последовать за различные преступления. Старики возвращались домой, объявляли фамилиям устно свои постановления и заставляли клясться свято исполнять их». Вот из таких определений на советах старейшин слагался у чеченцев адат или обычное право. Чеченский тейп характеризуется правами, привилегиями и обязанностями, предоставленными его членам и возложенными на них правовым институтом тейпизма. Мамакаев выделял двадцать три общественно обязательных принципа, установленных правовым институтом тейпизма для своих сородичей и общества. Всех я перечислять не буду. Назову только некоторые общеизвестные. Это — единство и незыблемость тейповых отношений для каждого сородича и тейпа; объявление всем тейпом кровной мести другому тейпу за убийство и общественную дискредитацию члена данного тейпа; безусловное запрещение брака между членами одного тейпа; оказание членами тейпа помощи друг другу в случае бедствия или несчастья; в случае смерти члена тейпа объявление траура всем родом и строгое воздержание от участия в увеселениях.

Каждый тейп имел свой Совет старейшин, который избирался из числа мудрых и уважаемых людей пожилого возраста, но независимо от их имущественного ценза. Совет старейшин заседал открыто. Каждый чеченец по своему желанию мог присутствовать на нем, получать слово и высказывать свое мнение. Все члены Совета старейшин имели равные права. Были и другие адаты, которыми руководствовался и на основе которых практически формировался тот общественный строй, при котором жили чеченские тейпы. Из обязательных принципов правового института чеченского тейпа складывались основные права и обязанности членов родовой общины.

Кроме того, жизнь чеченца, весь семейно-бытовой уклад был упорядочен так называемыми житейскими правилами. Они определяли, как говорить с женой при людях, в семье, как говорить с детьми при старших, при младших, при родственниках, при посторонних, как вести себя дома, в гостях, что делать при встрече с взрослым, с молодым. А также: как помочь сойти с лошади или садиться на лошадь, как ухаживать за гостем, о чем и как говорить с ним, кому уступать правую сторону от себя, как садиться за стол, как есть дома и в гостях. Эти правила тысячелетиями передавались из поколения в поколение. И этот подражательный пример в форме неписаного закона незаметно переходил в обычай, подчиняясь сложным социальным психологическим и этическим закономерностям. За соблюдением этих обязанностей и правил следил весь тейп. Они были всем известны и считались разумными до тех пор, пока не разрушались отношения между людьми и породившая их психологическая атмосфера.

Чеченское общество, сохранившее свое деление по сегодняшний день, состояло из 135 тейпов. Три четверти этих тейпов были объединены в девять тухумов. Их олицетворяют девять звезд на флаге Чеченской республики. Были также тейпы, которые не объединялись в тухумы; они входили в состав чеченского общества, но жили самостоятельно. Чеченский тухум представлял собой военно-экономический союз определенной группы тейпов, не связанных между собой кровным родством, но объединявшихся в более высокую ассоциацию для совместного решения общих задач по защите от нападения врага и экономического обмена. Тухум занимал определенную территорию, которая состояла из фактически заселенной местности и окружающего района, где тейпы, входившие в тухум, занимались хозяйственной деятельностью. Каждый тухум говорил на определенном диалекте одного и того же вайнахского языка. Или, иначе, тухум представлял собой союз родов, объединявшихся во фратрию по своему территориальному и диалектологическому единству. Чеченский тухум, в отличие от рода, не имел официального главы, равно как и своего военачальника. Поэтому он был не столько органом управления, сколько общественной организацией, тогда как тейп был необходимой и логической стадией прогресса в развитии идей управления. Возникновение союза тейпов представляло собой несомненный прогресс на неуклонном пути к возникновению нации. Хотя тенденция к локальному разделению по родам продолжала существовать.

Забегая вперед, скажу, что нынешняя попытка разделить чеченское общество на тухумы, подчеркнуть, что надо бы вернуться именно к этому принципу, на мой взгляд, есть откат назад в процессе формирования единой чеченской национальности. Совещательным органом тухума был Совет старейшин, который состоял из представителей всех тейпов, входивших в данный тухум на равных по положению и почету правах. Тухумный совет созывался в случае необходимости для решения межтейповых споров и разногласий, для защиты интересов как отдельных тейпов, так и всего тухума. Затем следовал Совет страны «мехкенкел», на котором обсуждались отдельные положения, обычаи провинций. В зависимости от экономической и правовой целесообразности, они здесь же обобщались и получали санкцию всенародной власти. Тухумный совет имел право объявлять войну и заключать мир, вести переговоры с помощью своих и чужих послов, заключать союзы и расторгать их. Однако тухум не имел каких-либо функций управления, принадлежавших тейпу, хотя и был наделен в общесоциальной системе определенными полезными полномочиями, большими, чем тейп. Вспоминая этот институт — Совет страны, многие видят позитив в том, что  там всегда умели найти конструктивное разрешение конфликтных вопросов. Каждый член Совета имел право вето, которое сегодня сполна применяется в международных организациях, в том же Совете безопасности ООН. Значит, здесь действовал принцип всеобщего консенсуса. И порой доходило до того, что Совет мог заседать, не покидая помещения, до тех пор, пока не принималось решение, которое одобрялось всеми его членами.

Безусловно, чеченское общество в своем развитии претерпевало изменения, связанные с социально-экономическими, политическими, военными, религиозными факторами. К примеру, переселение чеченцев на равнинные земли, изменение социально-экономических условий жизни способствовали ослаблению горских законов. Вместе с тем, свой отпечаток на образ жизни чеченцев накладывало принятие ислама, хотя процесс исламизации протекал с учетом сложившихся норм общественной жизни этноса. Известно, что с помощью силы не удалось заставить чеченцев принять ислам, поэтому в памяти народа не сохранилось ни одного имени исламского миссионера, который приходил с мечом. В то же время мирный путь принятия ислама оставил в народной памяти десятки имен учителей-устазов. Во время государств-имаматов в период Кавказской войны введение шариатских законов среди горских народов наталкивалось на сильное сопротивление прежде всего со стороны чеченского общества. О чеченцах говорили, что они скорее отторгнут какие-то нормы шариата, чем изменят своим устоявшимся национальным обычаям и традициям. Но несмотря на столь серьезные перемены, происходившие в окружающем мире и в самом чеченском обществе, чеченцы непременно пытались сохранить в силе свое право, свои традиции, сочетая их с новыми реалиями. Сферы влияния адата и шариата на социальную и духовную жизнь чеченцев всегда были разграничены. Регулирование части семейно-бытовых, религиозно-погребальных и других социальных явлений находилось в ведении шариата. В ведении адата также оставался большой пласт этнической культуры. Чеченский этикет, подчеркнутое гостеприимство, уважительное отношение к старшим, взаимопомощь, военная доблесть, кровная месть в большой степени базировались на нормах адата. Законы, по которым жило чеченское общество, никогда не являлись чисто исламскими.

Давая такую характеристику чеченскому обществу, я хотел подойти к современности и в какой-то степени выявить причины конфликта, который возник все же в самом чеченском обществе на рубеже веков. К началу 90-х годов — к моменту провозглашения независимости Чеченской республики- чеченское общество не имело возможности применять традиционное право на государственном уровне, но сумело сохранить возможности использования этого права во взаимоотношениях на семейно-бытовом уровне, в разрешении конфликтов, возникающих между представителями отдельных родов. Власти также прибегали через институт старейшин к помощи народного права в реализации своих задач, так как их попытки искоренить как адат, так и шариат были безуспешны. Главным законом, обеспечивающим правопорядок и безопасность людей в любом общественном строе, является  принцип возмездия за совершенное преступление. В чеченском обществе это право осуществлялось, как отмечалось ранее, через объявление всем тейпом кровной мести другому тейпу за убийство и общественную дискредитацию, учиненные данному тейпу. Принцип возмездия, или кровная месть, которая и поныне сохраняется в чеченском обществе, считается чуть ли не средневековым пережитком. При убийстве кого-либо из членов тейповой общины тут же собирался его Совет старейшин, в котором принимали активное участие и близкие родственники убитого. Установив причины и обстоятельства убийства, Совет старейшин принимал решение об отмщении за убитого. Тейп преступника также собирал свой Совет старейшин, который искал возможности для примирения с тейпом убитого. Если противоположные стороны не уступали друг другу и долго не приходили к соглашению, то вмешивались представители нейтральных тейпов. Таким образом, создавался Совет, который с учетом требований обеих сторон вырабатывал условия примирения. Если они принимались, дело заканчивалось. В случае же отказа примириться обиженная сторона выбирала, кого она намерена убить. Как правило, выбирали убийцу. Против такого выбора тейп убийцы не имел права возражать. Убийством виновника обычно заканчивалась кровная месть.

Правило кровной мести сохраняет свою силу и роль и поныне. Даже в советские времена никак не могли искоренить кровную месть. Принцип общей ответственности за совершенное человеком преступление, включая и общественную дискредитацию, всегда играл в основном позитивную роль и являлся сдерживающим фактором для отдельных неблагонадежных членов общества. В современных цивилизованных государствах принцип индивидуальной ответственности предполагает, что государственные институты власти являются единственным гарантом безопасности граждан. Однако государство, в границах которого находилось чеченское общество, оказывалось не в состоянии ни обеспечить безопасность отдельных граждан, ни справедливо разрешать возникавшие конфликты. В этих условиях правовые институты чеченского этноса всегда были востребованы и продолжали выполнять функции саморегуляции общественных отношений, заменив собой государственные институты власти. Попытки возродить и перенести нормы, обычаи и традиции на современные процессы государственного строительства в условиях неопределенности собственного политического статуса, придать им форму законов, на мой взгляд, не просто несвоевременны, но и губительны.

В современной общественной жизни Чечни получило развитие во многом искусственное возрождение прошлого. В начале 90-х годов стали активно проводиться съезды тейпов, избираться советы старейшин. Проведение всевозможных собраний преследовало чисто политические цели, несмотря на то, что на протяжении достаточно продолжительного времени, даже по историческим меркам, правовые институты чеченского общества использовались лишь в решении повседневных бытовых вопросов, выявлении родственных отношений, соблюдении чистоты брачно-семейных связей, традиций в разрешении конфликтов и в спорах между отдельными членами или группами общины.

Другой фактор, играющий свою роль в развитии общественных отношений и в самом формировании чеченского общества с начала 90-х годов, — влияние религии. По вероисповеданию, как известно, чеченцы являются мусульманами — суннитами. Приверженец этого направления принимает дополнительные обязательства и дает обет своему шейху — устазу, становясь, таким образом, сюридом, или послушником. Возрождение старых традиций в начале 90-х годов совпало с активным возрождением ислама в Чечне. Тут я не соглашусь с теми, кто считает, что чеченцы начали возвращаться к исламу и поэтому у них возродились традиции ваххабизма. Нельзя вернуться к тому, чего в принципе не было в чеченском обществе. Для мусульман Чечни, являющихся суннитами, традиционно придерживающимися суфийских тарикатов, проникновение идеологии ваххабизма в их среду имело самые отрицательные последствия. Из-за отдельных радикально-противоположных идейных и ритуальных особенностей между исповедующими ваххабизм и суфизм произошли  серьезные конфликты и даже кровопролитные столкновения. Идеология ваххабизма вступила в непримиримые противоречия не только с религиозными отношениями, но и с нормами права чеченского общества. Традиционный образ чеченцев, обычаи, социальные отношения, несмотря на всю сложность процесса, протекавшего в обществе, всегда базировались на адатах, а не на канонах шариата.

Возникшие противоречия негативно повлияли и продолжают влиять как на этнополитическую, так и на религиозную ситуацию в республике. Этот конфликт особенно остро ощущался в чеченском обществе в 1997—1999 годах, что в немалой степени являлось тормозом в государственном строительстве, но никак не причиной новой военной кампании, как порой это пытаются представить. Конфликтная ситуация, возникавшая в ходе реформирования государственного устройства Чечни, привела к введению шариатского правления, но не к разрешению споров между властью и оппозицией. Общество оказалось не готовым к столь кардинальным изменениям в условиях послевоенной разрухи, усугублявшейся криминальной обстановки, слабого государственного института власти. Противоречия между чеченской реальностью и желанием искусственно установить шариатскую форму правления еще более усиливали затянувшийся социально-политический конфликт, придавая ему религиозную окраску.

Нынешняя российская военная кампания отодвинула вопросы, связанные с политикой государственного устройства Чеченской республики. Сложившаяся кризисная ситуация в полной мере востребовала традиции, обычаи чеченского общества, позволившие чеченцам выжить, выстоять в современных условиях. Это проявилось прежде всего в том, что многие чеченцы приняли у себя десятки родственников, решали вопросы их проживания, питания, лечения. Значительная часть беженцев, находящаяся в Ингушетии и других регионах, в большей степени выживает за счет материальной и иной поддержки своих близких, имеющих какие-либо возможности получения доходов. Благодаря своей национальной индивидуальности, в основе которой лежат законы, обычаи, традиции, чеченцы оказались в состоянии избежать междоусобицы, а в ходе военных действий — вымирания вследствие голода и холода. По той же причине, очевидно, они не смогли избежать российско-чеченского противостояния и предотвратить военные жертвы. В целом на рубеже веков чеченское общество подверглось жесточайшему кризису. Я приведу  характеристику этой ситуации, которую дал в «Новой газете» известный чеченский этнограф Хасиев. Он отмечает, что в результате происшедших событий оказалось разбалансированным нравственно-этическое поле. Чеченцы плохо приняли шариатские, исламские нормы, но не приняли так же и европейские, утратили бережное отношение к своим адатам и находятся в неустойчивом состоянии.

В условиях непрекращающегося российско-чеченского конфликта принципиально важно, насколько чеченское общество сможет обрести устойчивое состояние, соответствующее национальной государственной политике. Один из известных чеченских политиков предлагал еще до начала нынешней военной кампании организовать государственную власть на базе национальных институтов и тысячелетнего опыта общественной структуры чеченского народа. Думаю, что это помогло бы сохранить национальные ценности, обеспечить государственный суверенитет чеченского народа, гражданский мир и национальное согласие в республике, формировать власть через многоуровневую систему отбора и выдвижения кандидатур от родов, тейпов и тухумов. Национальные меньшинства также могли и должны были участвовать в политической жизни государства, делегируя лидеров своих общин в органы центральной власти. Предлагаемая концепция была наиболее приближенной к социальному устройству чеченцев, их духовно-нравственному состоянию, являлась альтернативой шариатскому правлению. В чеченском обществе эта концепция имела определенную поддержку как возможная и приемлемая модель политического устройства Чечни. Однако, учитывая, что приобретенный народом за годы Советской власти правовой и политический опыт все еще остается устойчивым в общественном сознании чеченца, реконструкция архаичных форм социального устройства в сочетании с ценностями ислама воспринимается в обществе достаточно осторожно. Потребовалось бы время для трансформации общественного сознания. В тот период в реформировании государственного устройства Чечни по сути дела столкнулись две религиозно-философские парадигмы, основанные на чуждых народу ваххабистских идеях и на традиционном суфистском исламе, доминирующем в духовной жизни мусульман Чечни.

В заключение хочется отметить, что в процессе разрешения российско-чеченского конфликта предлагаются различные модели его урегулирования. Российские власти не могут не учитывать современное состояние чеченского общества. Более того, по заявлениям отдельных российских политиков основной причиной конфликта является наложение процесса быстрой, практически революционной замены социалистической формации на капиталистическую, на бурный процесс распада чеченского традиционного общества. Сочетание этих двух сложнейших процессов привело к возникновению в Чечне критической ситуации, внешним проявлением которой явились воинствующие национализм и сепаратизм. Произошла, на мой взгляд, подмена истоков конфликта.

Безусловно, нельзя ставить под сомнение, что за последнее десятилетие произошли серьезные изменения в традиционном чеченском обществе. Однако это вовсе не объясняет природу российско-чеченского конфликта. Опасными и вредными представляются попытки обосновать то, что процесс распада традиционного чеченского общества, ускоренный войной, остановить невозможно. Но не меньшая ошибка – полагать, что интересам России отвечает искусственное восстановление традиционных чеченских институтов, например, института старейшин для стабилизации Чечни. В такой плоскости чеченское традиционное миротворчество не может служить инструментом в разрешении сложных политических конфликтов. Выработка подходов, основанных на сбалансированном сочетании российской идеологии с национальными особенностями традиционно чеченского общества при условии, что они не будут вступать в противоречие с российским законодательством, не может являться конструктивной базой для Чечни в определении своих жизненных интересов. Проблемы урегулирования российско-чеченских взаимоотношений в наибольшей степени лежат в политической плоскости, в рамках международного права. А вопросы стабилизации чеченского общества находятся в основном в духовной сфере, в рамках традиционного чеченского права.

Вопросы и мнения

— Какой баланс был в разные исторические периоды у чеченцев? Что превалировало — возмездие или возмещение? И чем определяется выбор между ними?

— Кровная месть, то есть возмездие, предполагалась в случае, если не удавалось разрешить конфликт через принцип возмещения.

— Трудно сказать конкретно, но принципиальная корреляция происходит по оси плебейско-аристократической. Чем больше аристократического гонора и претензий у семьи, у рода, у тейпа и, соответственно, чем он выше по положению и находится выше по рельефу местности, тем больше уклон в сторону мести. Кроме того, чем более коммерциализованно хозяйство, чем более оно связано с товарным обменом, тем больший, конечно, крен в сторону компенсации.

— Как это связано с историческими периодами?

— Это зависело от флуктуации населения в горы и на равнину и от преобладания либо военных, нацеленных на военный быт, либо, наоборот, от развития буржуазно-товарных отношений, нацеленных на коммерцию. Процесс шел волнообразно, пульсационно. Присутствовала так же дифференциация: авторитетность рода, позиции, которые он занимал в обществе, тип совершенного преступления, исторически складывающиеся отношения между родами. Много факторов влияло на этот процесс.

— Я хотел добавить, что Совет старейшин тейпа рассматривал и определял, в какой форме совершено преступление — было ли оно неумышленное или предумышленное. Если человек был убит умышленно, то какие бы компенсации ни предлагались, возмездие назначалось в виде кровной мести. За случайное убийство можно было уплатить компенсацию.

— Здесь уместно озвучить формулу примирения в старину у кабардинцев, у восточных черкесов. Звучит она по-кабардински следующим образом: «Если между вами нет крови и оскорбления за женщину, помиритесь». В то же время за убийство кабардинского князя выкуп не принимался, обязательно следовала кровная месть. Мало того, дом убийцы сжигался, посевы вырубались, засыпались солью и семейство убийцы часто продавалось в Турцию.

— Были ли различия в кровной мести между равными и разными по происхождению родами? И в чем?

— Да, различия были. Если князя убил простолюдин или дворянин, то в этом случае — абсолютная кровная месть. Если князя убил князь, то была несколько иная месть. Князья никогда не прощали своей крови. Кровная месть длилась сотнями лет.

Я бы добавил еще один аспект. Если было совершено насилие над женщиной, разрешалось сжигать дом, уничтожать посевы, то есть нормы обычного права по отношению к такому человеку не действовали.

— Вы упомянули о том, что в начале 90-х годов очень сильно изменились ценности в чеченском обществе. Как бы вы могли это прокомментировать?

— Я отмечал, что момент объявления Чечней своей независимости совпал с периодом возрождения традиций, обычаев, которые исторически существовали в чеченском обществе, и одновременно - с возрождением ислама в республике. В период, когда Чечня находилась в условиях неопределенности в отношении своего политического статуса, попытка возродить традиции носила в большой степени искусственный характер. Чеченское общество оказалось не готово к тому, чтобы кардинально изменить свой образ жизни, многие негативные проявления не являлись традициями, обычаями чеченского общества. Они, наоборот, выходили за рамки норм обычного права. Этому пытались найти оправдания, но, на мой взгляд, они не были разумными. И попытка использовать искусственные декларации под видом возвращения традиций наложила крайне негативный отпечаток на развитие самого чеченского общества.

— Очень странно, что по правилам обычного закона мести женщины исключались как из круга тех, кому мстят, так и тех, кто сам мог мстить. То есть тейп не объявлял мести тейпу. Но сегодня есть случаи, когда право мстить на себя взяла женщина. Это извращение? Феминизм?

— Но случаев, когда бы в виде акта мести была убита женщина, пока не было. С другой стороны, модернизация — дудаевские гвардейцы разогнали митинг на площади, где было довольно много людей. Объектом мести стали воинские подразделения. Они уже воспринимались как заменитель тейпа. Солдата-служащего могли убить в порядке мести за человека, погибшего на этой площади.

— Кабардинцы и чеченцы — мы рядом живем и нет гарантий, что в принципе в Кабарде не произойдет то, что было в Чечне. Сегодня положение на Кавказе нестабильное и строить какие-либо прогнозы трудно. Старые, традиционные, институты перестали работать, западные стандарты чеченцы не восприняли, ислам тоже не сыграл роли сдерживающего фактора — и произошел подрыв моральных устоев чеченского общества. Огромные размеры принял захват заложников. Думаю, что одной из причин можно назвать семьдесят лет советской власти, которые сыграли свою роль в этом процессе. Кабардинское общество было очень сильно социально дифференцировано. И с кабардинского общества постоянно снимали сливки. Сначала уничтожили аристократию, потом крестьянство (раскулачивание). Практически выживали люмпены, а кабардинская аристократия постоянно уничтожалась. За семьдесят лет советской власти были разрушены старые устои. Вернусь к Чечне. Чечня была загнана в угол. У республики не было возможности развиваться нормально. Это был анклав. Мне кажется, что происходившие внутри Чечни негативные процессы во многом инспирировались, поощрялись извне. Общество просто не выдержало такой нагрузки. При Дудаеве же не было системы захвата заложников, а вот после первой чеченской войны, когда Чечня была изолирована, это началось. Свою роль, мне кажется сыграли действия спецслужб различных стран, которые искусственно  все это инспирировали и накачивали огромными деньгами. Чеченский криминалитет и подпитывался извне. Именно внешнее воздействие плюс семьдесят лет советской власти, когда были размыты традиционные устои, в комплексе привели к тому, что произошло в Чечне.

— Я поддерживаю высказанную точку зрения. Произошла смена формаций — распался Советский Союз. Помимо того, что распалась советская империя, в этот же период чеченская республика боролась за свою независимость. В то же время происходило внедрение новой религиозной идеологии. Одновременно с возрождением традиционного ислама началось проникновение новой идеологии, так называемого ваххабизма. Чеченское общество, может быть, и готово было бы переварить все негативные явления, которые возникали в этот момент, но при одном условии — если бы оно развивалось без давления внешних факторов. Внешняя угроза постоянно присутствовала, что бы мы ни говорили. И те, кто являются главными врагами чеченского народа, которые пришли извне в республику, сегодня в условиях внешней угрозы со стороны России воспринимаются как защитники чеченского общества. Это противоречие всегда довлело над чеченским народом. Выжить в условиях изоляционизма было, безусловно очень трудно. И общество не выдержало. Этим, на мой взгляд, и объясняются негативные всплески. Разрешение конфликта лежит в плоскости взаимоотношений России и Чечни в правовом плане, в международном плане, а стабилизация чеченского общества — уже в духовной плоскости. Вот здесь как раз традиционные обычаи и традиции, которые существовали, будут играть только позитивную роль.

— Я хотела бы зафиксировать, что мы сейчас рассматриваем кровную месть как некоторую норму, существующую в урегулировании конфликтов, и сложно вычленить, на каких позициях основываются эти размышления: на культурологической, этнополитической или философского осмысления. Я сейчас буду говорить с позиции философского осмысления о кровной мести и буду рассматривать ее с точки зрения вторжения прошлого в настоящее и как это транслируется в будущее. Дело в том, что мы зафиксировали произошедший очень быстро разлом, или потерю одних ценностных ориентаций в нашей стране и возвращение к иным ценностям. Но если ценности такие неустойчивые, то что остается делать человеку? И тогда я обращаю внимание на кровную месть как на некоторую норму, которая пришла из прошлого и к которой обратился народ, потому что сегодня ей нет альтернативы. Я задаю вопрос: а может ли современный человек стать на позицию ответственного отношения к тому, что нам дает прошлое, имея в виду кровную месть как физическое насилие в крайней форме проявления? Можно ли ее чем-либо заменить? Потому что перенесение в сегодняшний день прошлых норм без критического их осмысления и без учета того, куда двинулась цивилизация в разрешении конфликтов с точки зрения минимизации насилия, не соответствует норме, которая пришла из прошлого. И тогда на элите чеченского народа или вообще на элите кавказского народа лежит ответственность за то, чтобы критически осмыслить, какие нормы сегодня начинают доминировать, и вместо кровной мести выработать норму, которая бы сохраняла жизнь человеку, защищала его права. Мне, например, непонятно, из какой позиции исходит автор доклада, утверждая, что урегулирование отношений находится в политической сфере, а стабилизация — в плоскости духовной. Я бы хотела получить ответ, что в представлении автора есть урегулирование и что — стабилизация? И почему политическая и духовная сферы так резко отделены?

— Здесь опять акцент делается на то, что в чеченском обществе якобы продолжает существовать кровная месть. Но она будет осуществляться до тех пор, пока государственные институты власти не начнут справедливо разрешать конфликты и быть справедливым органом возмездия.

— У меня вполне конкретный вопрос. В межвоенный период с 1996 по 1999 год те группы, вооруженные формирования, которые принято называть отрядами полевых командиров, хотя бы номинально апеллировали к какой-нибудь правовой системе — к шариату, адатам или к чему-то еще? Имела ли место какая-то ориентация на ту или иную нравственную или правовую систему?

— Номинально да. Указом президента было введено шариатское правление. По решению шариатских судов приводились в исполнение даже публичные казни, которые мы все видели.

— Командиры боевых отрядов, бригадные генералы и другие военные чины не являются специалистами-богословами. Их представление о Коране, о шариате, об адате, обо всех этих вещах не сравнимо не только с представлениями квалифицированного религиоведа и этнографа, оно даже уступает и представлением мало-мальски грамотного муллы. И Басаев, раздраженный назойливыми вопросами журналиста, сказал: «Вы все, русские, ничего не понимаете. Наш адат — это и есть шариат».

— Мне интересно следующее: у кабардинцев были свои нормы, у чеченцев — свои, у осетин — свои. Насколько они знали права, обычаи, этикет своих соседей, в какой степени с этим считались? Может быть, для разрешения конфликтов с соседями применялись другие методы?

— Есть такой нюанс: в адыгском аристократическом праве, например, человек не может быть судьей в своем деле. Дворяне, князья при ссорах между собой всегда обращались к третьей стороне. Когда был военно-политический союз Кабарды с Россией, кабардинские князья часто апеллировали к астраханским воеводам. Для разрешения спора между кабардинцами и балкарцами иногда приглашались осетинские старейшины. Судьи не должны быть заинтересованными лицами. Другая форма — институт баранты. Допустим, чеченцы или абадзехи, или шапсуги напали на кабардинцев-купцов, убили, разграбили товар. Что в этом случае делается? Если просто провести ответную акцию — напасть, убить, ограбить и т.д., то возникнет непрерывная цепочка: одно возмездие будет порождать другое. Чтобы этого избежать, существовал институт баранты. Как он действовал? Сперва определялась племенная принадлежность совершивших нападение. Затем объявлялось денежное вознаграждение за информацию — круг сужался, определялся  клан виновников. И после этого происходила баранта. Что такое баранта? Насильственный захват имущества этого клана. Для этой цели создавалась специальная группа. Старейшины ее строго инструктировали, чтобы они произвели нападение, но при этом постарались никого не убить, то есть чтобы не было кровопролития. Можно захватить пленных, можно захватить скот, имущество, причем оно должно превышать по стоимости потерянное, но не в два, три раза, а, скажем, в полтора. Были специальные люди, которым захваченное имущество отдавалось на хранение до урегулирования конфликта. После этого начинались переговоры. Сторона-захватчик присылала депутацию, которая регулировала вопросы возмещения ущерба, но не в плане кровной мести, а в плане стоимости компенсации. Этот институт был очень детально и четко разработан. Институт баранты в числе других существовавших на Кавказе институтов, регулировал взаимоотношения.

— Когда депортированные чеченцы и ингуши в 1991—1992 годах возвращались на свою землю, возникали в Дагестане столкновения. Ситуация была на грани войны. Если в генах есть кровная месть, то она оставалась. Очень большую роль в ее предотвращении сыграла народная дипломатия. Хорошо проявили себя Советы старейшин с обеих сторон.

— Небольшая реплика по поводу института кровной мести. Конечно, я понимаю, что после тейпового суда убить человека — это дико и не современно, а после суда в США посадить его на электрический стул — это современно и гуманно. Но проблема вот в чем. Мне кажется, что старейшинами тейпов становились люди не только преклонного возраста и мудрые, но еще и состоятельные, потому что старый человек больше прожил, больше нажил и он имеет возможность помогать более молодым. Не произошла ли смена руководства тейпов, кланов? Не пришли ли на смену старейших и мудрейших молодые, обеспеченные ребята и не изменилось ли в связи с этим отношение к нормам адата и шариата?

— Безусловно, фактор финансового благосостояния существовал, но, на мой взгляд, не преобладал. Предпочтение отдавалось людям старым и мудрым. И в этом плане удалось все же сохранить традиции. Финансовая сторона реально никогда не играла роли в оформлении Совета старейшин и не выдвигалась на первое место.

— С одной стороны, да, традиции разрушались, с другой, — внешнее давление вполне возможно приводило к некоторой консервации архаичных черт в этносах. То, что чеченцам последние два века не давали нормально и спокойно развиваться, то, что была кавказская война, были давление, депортация, ликвидация интеллигенции, практически запрет на арабский язык, на котором было какое-то наследие, затем запрет до 1973 года жить в больших городах, то есть лишение возможности развития, создавать культурную традицию, не могло не привести хоть к искривленной, но все же к архаизации общественных отношений. Таким образом, влияние работало по двум направлениям.

И второе. Я совершенно не согласен с тем, что говорилось об исламизации Чечни и о том, что происходило в начале 90-х годов. Это как раз тот случай, когда события нельзя рассматривать в статике. Их надо рассматривать в динамике. Первая чеченская конституция была списана с эстонской. Вторая с суданской. Говорить, что так называемый ваххабизм в Чечне сразу появился и получил развитие, неверно. Во-первых, он в Чечне не появился, а пришел в Чечню из Дагестана. Во-вторых, он был вначале более маргинальным явлением, чем потом, чем сейчас. В-третьих, вспышки его развития, эта синусоида, коррелируется с войной. Рассматривать исламизацию в связи с независимостью безосновательно. Дудаев 1990—1991 годов и Дудаев 1995 года — это разные Дудаевы по отношению к этой проблеме. Мне кажется, что на это явление продолжает оказывать влияние политическая и военная ситуации. Еще раз повторюсь: эту ситуацию неправомочно рассматривать в статике.

Леван Микава

Этнопсихологические аспекты межнациональных

конфликтов

Моя задача состоит в том, чтобы в тезисной форме представить основные идеи и сформулировать их, оставляя в стороне фактологический материал, так как он займет очень много времени. Я хотел бы подойти к нашей сегодняшней проблеме с позиции человека, который анализирует события, исходя из жизненного опыта. Те исследования, которыми я занимаюсь, и выводы, к которым я пришел, стали возможны только потому, что я сам был свидетелем исторических событий, лежащих в их основе. В процессе работы я понял, какую огромную роль играет этнопсихология,  психология народа, проявляющаяся в конфликтах, в жизни общества. Мне кажется, что характер народа, как и характер отдельного человека, то есть ментальность, складывается раз и навсегда. При этом менталитет может эволюционировать, но в определенных рамках, выход за которые означает фактически крах и разрушение данного этноса. Особое внимание я хочу обратить на такую черту народного характера: сложившись, он сам начинает активно влиять на судьбу народа. Народ не только приспосабливается к условиям своего бытия, но и сам приспосабливает их к своему характеру.

Формирование национального характера происходит в конкретной исторической ситуации, в историческом контексте. Мне могут возразить, что новое поколение становится непохожим на старшее поколение. Но мне кажется, что в зависимости от условий, одни черты могут развиваться, другие — заглушаться. В жизни бывают ситуации, когда характер проявляется, можно сказать, в чистом, подлинном виде, обнаруживая свою глубинную суть. Полагаю, что полностью характер народа проявляется в период войн. Проиллюстрирую это на примере и в конкретном контексте формирования национального характера абхазов. Я пришел к заключению, что стержнем абхазской культуры, абхазского менталитета является традиция воинства, культура воинов-рыцарей. Она является, на мой взгляд, аналогом западной культуры периода рыцарства. Как известно, западная цивилизация зародилась в VIII—IX веках и в последующие столетия обрела свои основные черты и характеристики. В истории Запада был период крестовых походов на восток (XI в.). Тогда и начала формироваться идеология воинства, идеология рыцарства. Расцвет на Западе она получает в XII—XIV веках. Одновременно происходит и становление кавказского менталитета. По моему мнению, основную роль в формировании абхазов как народа, как этноса сыграла абхазская государственность. Затем в XI—XII веках идет взаимообогащение, взаимное влияние культур через генуэзскую культуру, через мореплавателей, которые общались непосредственно с Кавказом и — с одной стороны, привносили сюда западные идеи рыцарства, с другой — кавказские идеи рыцарства попадали в Европу. В этот период параллельно происходит формирование воинской культуры и на Кавказе, и на Западе. В дальнейшем, как известно, на Западе в XV—XVI веках в связи с формированием армии культура рыцарства стала ненужной. На Кавказе же произошел другой, очень интересный процесс.

Так получилось, что с падением Константинополя в XV веке Кавказ оказался в изоляции. И потому рыцарская культура, воинская культура на Кавказе начали развиваться и углубляться. Подобный процесс происходил, например, также с японской культурой рыцарства, которая окончательно сформировалась в период японской изоляции. Появился японский рыцарский кодекс — бусидо. На Кавказе рыцарский кодекс сформировался у абхазов. Это — апсуара.

Рыцарская идеология, воинская идеология оказывала влияние на все стороны жизни и стала стержневой в формировании культуры. Здесь мне хотелось бы сказать, что Османская империя использовала этот кавказский опыт. Источники подтверждают, что много воинов, выходцев из Кавказа, достигали очень больших военных и политических постов в Османской империи. Пример — знаменитая черкесская династия в XIV—XV веках в Египте. Янычарские полки в Османской империи также состояли из выходцев из этой среды. Характерный факт: в XVII веке в Стамбуле при султанском дворе возник новый стиль одежды, называемый «абаза». Самые изысканные аристократы и воины, которые занимали ключевые посты в Турции, носили эту одежду.

Вопросы и мнения

— Как вы считаете, заложенный в народе дух воина всегда ли способствует победе, самосохранению?

— Я говорил о том, что дух воина привел к созданию армии. Если бы этого духа не было, то не было бы армии. Но современная армия — это совсем другая армия. Она должна быть обеспечена тыловыми службами, аналитическим штабом, всеми видами вооружения. Я считаю, что создание современной армии дало возможность для создания абхазского государства. Сегодня она является стабилизирующим фактором. Те люди, которые создавали армию, стали активными строителями государства, потому что тот, кто воевал, не захочет уже второй раз воевать. Они понимают, что выход из кризиса надо искать только политическими способами.

— Всегда ли благо для малочисленных народов Кавказа то, что они так воинственны? Не лучше ли забыть про свои героические дела, про весь генетический опыт и принять какие-то другие принципы?

— Я не говорю, что война это хорошо или плохо. Оценочный момент в данном случае меня не интересует. Но вот мое наблюдение: та часть осетин, которая воевала за свою независимость, сумела сохраниться как юго-осетинский этнос. Та же часть осетин, которая не воевала, не сопротивлялась, она ассимилировалась с грузинами.

Концепция генезиса рыцарства одновременно и на Кавказе, и в Европе несколько противоречит той, которую разрабатывал Франко Кардини в своей книге «Истоки средневекового рыцарства». Как вы можете прокомментировать расхождения в концепциях?

— То, что крестовые походы и встреча Запада и Востока повлияла на формирование западной культуры, не противоречит моей точке зрения. Я считаю, что какие-то идеи быстро распространялись через генуэзцев, которые в течение короткого времени могли оказаться и в Европе, и на Кавказе. Сегодня трудно определить, где какая идея родилась и где какое влияние она оказала. Но рыцарская культура Западной Европы XII—XIV веков и кавказская рыцарская культуры очень похожи, и они не могли существовать независимо друг от друга (тем более что они общались). Одна из положительных сторон нашей конференции, как мне кажется, в том, что наши исследования попадут на Запад. Чтобы понять нас лучше, надо знать нашу историю, нашу культуру.

— Я ожидал, что речь будет идти о миротворчестве и о поддержании мира. И мне было очень интересно услышать дискуссию о войне и военных традициях. Я понял, что большое место в кавказской культуре занимает то, как нужно вести себя во время войны и конфликта. Но все-таки мне хотелось бы услышать о ваших традициях, связанных с миротворчеством, с путями установления мира. Ведь когда вы говорите о том, что хотите строить мирное общество, то неплохо было бы поговорить о тех инструментах, о тех способах и традициях, которые связаны с миротворчеством. Мне было бы очень интересно узнать о той абхазской мифологии, которая рассказывает о миротворчестве.

— Идея моего доклада заключалась в том, чтобы показать, что военным путем против Кавказа решать проблему нельзя. Что касается миротворчества, то я вспомнил легенду, рассказанную моим дедом. Легенда умалчивает, в каком веке происходили повествуемые в ней события, но, видимо, в XVII—XVIII веках. Между абхазами и адыгами-кабардинцами шли кровопролитные войны. Они настолько истощили и тех, и других, что мудрецы с той и с другой сторон собрались на совет и приняли такое решение: обменять на перевале сто новорожденных мальчиков с одной стороны на сто мальчиков — с другой. И, как гласит легенда, после этого война прекратилась. Подобных фактов много. Когда воевал род с родом, то и тогда появлялись способы прекращения кровной мести. Были созданы целые институты примирения кровников. Эти институты как-то можно использовать в мирном строительстве.

— Я хочу воевать против войны, я не хочу войну ни в каком виде. Для меня нет такой цели, из-за которой стоит проливать кровь. Я говорю как женщина, потому что ращу своих детей и не хочу, чтобы мои дети когда-нибудь воевали. Я хочу, чтобы они жили в мире, в покое. Мне все равно — осетин, грузин, абхазец, чеченец, главное, чтобы они не убивали друг друга.

— Вся история человечества, можно сказать, окровавлена войнами. Война, по всей вероятности, связана своими истоками с тем образом жизни, который ведет гомо сапиенс. И вряд ли мы можем рассчитывать на то, что он будет вести другой образ жизни в третьем тысячелетии. С другой стороны, необходимое свойство, атрибут человека - разум. Однако не всегда разум приносит человеку благо. Многие глобальные беды человечества своими истоками связаны с тем образом жизни, который человек ведет.

Теперь о воинском менталитете и агрессии. Любому виду животных присуща агрессия. Без нее они не могут выживать. И человек без агрессивных чувств тоже оказывается, выживать не может. Эти агрессивные чувства передаются, может быть, большей частью не по генокоду, а по социокоду: от того, каковы условия социальной жизни, социальные порядки у людей, проявляются те или иные чувства. Что касается воинственности, то и европейцы, и африканцы, и азиаты — все проходили через ее этапы, только по-разному. Просто горцы Кавказа ее до недавнего времени сохранили. И когда вдруг жизнь заставила, жизнь вынудила, агрессивные чувства были использованы, причем в жестокой форме. Наши предки, между прочим, этими чувствами пользовались довольно корректно. И таких извращений, издевательств и надругательств над своей собственной совестью, какие проявляют подчас нынешние их потомки, они себе не позволяли. Здесь, конечно, непочатый край для размышлений.

— Наверное, на генетическом уровне присутствует некий инстинкт агрессивности. Но, мне кажется, что в конфликтах, войнах происходит некая социализация агрессивного инстинкта. Ее формы различны. Я согласна с тем, что человечество просто изощряется в придумывании из века в век, из года в год новых средств для собственного уничтожения. Мы единственные живые существа, причем разумные живые существа, которые своими собственными руками создаем совершенно сумасшедшие средства для самоистребления. И мы же сами ищем потом средства, чтобы от них избавиться.

— Здесь прозвучала мысль об экстремизме абхазов. Да нет сегодня экстремизма, во всяком случае у абхазов. Речь идет о том, что абхазы вынуждены были, так же, как и осетины, защищаться у себя дома, не имея ни оружия, ни намерения воевать, когда их начали грабить и насиловать. Потому что из тюрем выпустили бандитов, морфинистов, направили в Абхазию и сказали: «Даем вам танки, абхазы увидят танки и убегут в кусты. И вы будете там господствовать». Абхазы не собирались воевать с грузинами, но грузины начали насиловать женщин, грабить. Абхазы вынуждены были отобрать у них оружие и защищать себя. Лидер Грузии, выступая в Организации Объединенных Наций, обвиняет абхазов, называя их лилипутами, а потом пигмеями, приписывает им исламский экстремизм, а абхазы ничего не могут сказать ни в ООН, нигде. Сегодня этот обман общественного мнения продолжается. И мы не смогли найти механизм, как разоблачить агрессора. Если бы Россия знала, что в чеченской войне она будет разоблачена и вся правда выйдет наружу, то она бы не пошла на это.

Я встречался с представителями грузинской стороны. Они говорят, что обе стороны виноваты в конфликте. Но в чем виноват абхазский народ? В том, что пришли в его дом? Грузины приехали в Очамчиру, сняли абхазский флаг, вывесили грузинский, арестовали главу администрации Очамчирского района и увезли его в Тбилиси. А потом удивляются, почему абхазы начали сопротивляться. Абхазов хотели превратить в рабов. Сегодня здесь уже прозвучала мысль: есть народ, есть его культура — есть проблема, нет народа, нет его культуры — нет проблемы. Такова идеология.

— Давайте подумаем о том, чтобы и культура была, и идеология. У нас погибло очень много людей. И каждый из нас приехал сюда не для того, чтобы посмотреть, какой Цахкадзор красивый, а для того, чтобы печальный опыт не повторился. И поэтому я бы очень хотела, чтобы наша дискуссия пошла в этом русле. Каждый из нас должен подумать, что он может сделать для того, чтобы не случилось всего того, что у нас было?

Я хочу наметить еще одну проблему для обсуждения. Она касается этических норм поведения моих коллег-журналистов. Я понимаю, что свобода слова — это очень хорошо, я очень ее ценю и всячески стараюсь делать так, чтобы и в моей маленькой республике эту свободу уважали, ценили и создавали для нее благоприятные условия. Но, наверное, при этом подразумевается под свободой не иметь в виду произвол, чтобы она была ограничена какими-то нравственными рамками. Я бы не смогла, например, брать интервью у пленного и требовать от него оценочных суждений в тех условиях, когда он находится в заключении, когда к нему применяются какие-то физические меры насилия. Это, на мой взгляд, безнравственно. Здесь совершенно справедливо говорили о том, что историки не виноваты в том, что возникают войны, и историки не являются причиной войн. Они — как бы оружие, которое используется в конфликтах. Я считаю, что журналисты, которые сделали много нехорошего в разжигании страстей, не сами являются причиной военных столкновений, обострения ситуации, а становятся орудием в руках политических сил. Мне кажется, что эта проблема достаточно актуальна.

И еще одна возможность для сохранения жизни – тот резерв, который ускользает от принятой в традиционных обществах подробной кодификации общественных отношений, способных в случае превышения какого-то порога концентрации сделать жизнь тесной, безвыходной: этот резерв – женщина. Та, которая дает жизнь, способна и проявить удивительный талант, изворотливость и хитроумие, когда нужно ее защитить, спасти своих ближних (мужчин) от воздвигнутой ими же непроходимой стены искусственных затруднений и предначертанности смерти. Живя в обществе и подчиняясь наружно (и даже подчеркнуто) его законам, женщина все же придает меньше важности «нерушимым» общественным установлениям и инстинктивно часто острее мужчин воспринимает реальное положение дел: и если решится женщина на кажущееся неслыханным и невозможным – скажем, взять и установить мир, когда неизбежна война – то найдет она и средства добиться своего, на удивление современникам и потомкам.

Юрий Аргун

Роль женщины в миротворческом процессе

Я буду говорить о роли половины человечества, то есть о роли женщины, в данном случае абхазской женщины в миротворческой деятельности.

Мировая дипломатия сегодня серьезно озабочена урегулированием военных конфликтов и различных проблем, возникших между вновь образовавшимися в связи с развалом СССР государствами на постсоветском пространстве. Решение этих проблем в каждом конкретном случае должно основываться только на справедливом и объективном фундаменте. Необходимо также отказаться от наличия двойных стандартов, когда для одних народов действует закон и право на самоопределение, а для других — не действует. То есть вместо прав народов вперед выдвигается политика. Но, как показывает практика, силовые методы так же неприемлемы, поскольку каждый конфликт имеет свою историю и специфику и дипломатия должна использовать не стандартные подходы, а искать наиболее приемлемые в конкретном случае варианты решения вопроса. Ибо речь идет о судьбе целого народа, пусть даже малочисленного. Культура народа, как все присутствующие хорошо знают, не бывает маленькой или большой и ее нельзя уничтожать. Тому пример Абхазия. Культуру народа надо защищать и развивать, о чем должны помнить и международные гуманитарные организации, в том числе ЮНЕСКО. Мы далеки от мысли, что успешные примеры действия народной дипломатии в прошлом можно автоматически переносить в современность, поскольку участники исторических событий всегда были очень современны для своего времени. Другое дело, что, изучая продуктивный опыт прошлого, очень важно выделить именно существенные внутренние признаки успешной традиционной дипломатии, знание которых может быть полезно для современного народно-дипломатического процесса.

Во многих исторических и фольклорных эпизодах абхазская женщина-горянка выступает не только как хранительница очага, продолжательница рода, но так же как защитница Отечества и примирительница в различных конфликтах. Устное народное творчество абхазов дает нам яркие образы из древнейшего периода, когда люди определяли свое происхождение только по материнской линии. Думается, что не случайно название главного божества абхазов — анцза содержит элемент «ан», то есть «мать». И переводится этот термин как «мать» во множественном числе. Именно в этот период в нартский эпос вошла фигура матери нартов — Сатаней-Гуашьа. В пластах эпоса, насчитывающего более четырех тысяч лет, она не только ни в чем не ограничена в своих действиях, но и не встречает ни малейшего сопротивления ни с чьей стороны. Сатаней-Гуашьа родоначальница большого семейства, хранительница очага. Она всегда права, мудра и нежно заботлива по отношению к своим детям. Без ее согласия рожденные для славы нарты не могут совершить свои подвиги. Более того, они становятся беспомощными и жалкими.

В более поздние времена абхазская женщина неоднократно проявляла военную доблесть, на которую ее подвигали суровый образ жизни, бесчисленные нападения, борьба с иноземными захватчиками. Так, жена прославленного героя Абхазии Пшкьач-Ипа Манча — ахаца красавица Баалоу-Пха Мадина облачилась в боевые доспехи мужа, когда он погиб в бою с захватчиками, села на его вороного коня и помчалась к месту сражения. Ее своевременное появление и храбрость решили исход битвы. Подвиг Мадины, которую воины приняли за мужчину, запечатлен в устном народном поэтическом творчестве: «Как вихрь влетел во вражью рать, трусливых начал он топтать, могучих сабля рассекала, ...как молния, сверкала, одних от копий сокрушала, других он криком оглушал, захватчиков добра чужого давил он грудью вороного, был знаменем для земляков, был пламенем для чужаков» (перевод Семена Липкина). Царь Абхазии призвал к себе воинов-победителей и решил выяснить имя храброго всадника на вороном коне, так похожего на Манчу-героя, и одарить его. Всадник, ловко соскочив с коня, предстал перед царем и снял свой шлем. На плечи девушки упали дивные черные косы. Зарделось ярким румянцем лицо Баалоу-Пха Мадины, единственной сестры семерых братьев и смелой жены Пшкьач-Ипа Манча-героя. Как гласит легенда, земля, на которой живут абхазы, дарована им самим богом как особым ревнителям гостеприимства. И господь велел абхазам ценою собственной жизни защищать эту прекрасную землю от любых невзгод.

Многовековая история абхазского народа, как свидетельствуют об этом исторические источники, представляет собой ожесточенную борьбу с различными враждебными силами, в основном иноземными насильниками и захватчиками. Борьбу, которая во все времена представляла единственную цель незыблемой свободы, независимости, утверждения справедливости, мирной и спокойной жизни в стране. Важную роль в этой борьбе играли женщины-абхазки. Как правильно отмечает абхазский фольклорист Шота Салакая, на создание творческого облика Мадины и подобных ей женщин-воительниц позднего средневековья оказывала влияние древняя традиция, живописующая грандиозные образы богатырских дев. Да и в новое время абхазская действительность дала богатый материал для создания героического образа женщины в миротворческой деятельности. В народе высоко ценилась миротворческая деятельность представительниц слабого пола. О таких женщинах-миротворцах уважительно говорят: «женщина вместе с мужчинами разбирающая дела». Способность абхазских женщин быстро реагировать на происходящее равно как и мастерство по женскому рукоделию характеризуют так: «срисовывает птицу на лету».

Еще в XIX веке, если дело разбирается в сельском сходе, а мужчина по какой-либо причине отсутствует, и чувствуется, что оно принимает дурной оборот, жена, оседлав коня, в сопровождении нескольких человек являлась на сход. Согласно обычаю абхазов, судьи сидят, а истцы и ответчики стоят, опираясь на свои посохи. Завидев женщину, судьи поднимаются со своих мест. Поздоровавшись с ней, предлагают ей занять достойное  место. После расспросов о здоровье и кратких сообщений о житье-бытье супруга просит внимания судей и народа. Сначала она очень корректно, утонченно отзывается о достоинствах судей, как того требует дипломатия в таких случаях, затем высказывает сожаление по поводу того, что волею случая мужу не представилось возможности самому присутствовать и говорить о своих делах. И уже затем жена просит разрешения сказать слово в пользу мужа которого абхазка обычно называет «хозяин дома» или же «отец детей». Говорит она стоя, сдержанно расточая похвалы судьям и всем присутствующим. Когда женщина замечает в народе сочувствие к себе и видит, что судьи не устремили взор в землю, что является дурным предзнаменованием, она незаметно переходит к сути своего дела, давая возможность говорить и противной стороне. Сама же приводит разные доказательства, доводы, ссылаясь на свидетеля. Она прекрасно знает, как и что говорить, не упускает ни малейшей подробности в защиту своего интереса. То и дело обращается к свидетелям и народу: «Так ли я говорю, уважаемые?». Судьи недолго совещаются и под влиянием страстной и убедительной речи супруги, выносят решение в пользу ее мужа.

В начале 20-х годов ХХ столения жители села Кутол Баджга и Ксения полюбили друг друга. Однако родной дядя девушки, Андрей, был категорически против их брака, поскольку жених был сирота. Мать умерла вскоре после родов. Ребенка по завещанию роженицы отдали на воспитание ее родному брату Лакугу Ласурия. Мальчика воспитала супруга Лакуга Ласурия Карамсада Тураа-Пха, известная в округе как смелая, решительная женщина с незаурядным умом и соответствующей речью. Баджга умыкнул невесту с ее согласия. Почуяв отсутствие племянницы, Андрей сразу же организовал погоню. Друзья Баджги помогли ему уйти от преследователей и стали держать круговую оборону. С минуты на минуту ожидалась межфамильная война. Так продолжалось несколько дней. Приемная мать жениха мудрая Карамсада Тураа-Пха решилась на отчаянный шаг. Она смело пошла к стану осаждавших, обошла вокруг них и, встав между враждующими сторонами, произнесла яркую и убедительную речь, в которой утверждала, что молодые любят друг друга, что невеста сама назначила время, добровольно ушла с женихом и мешать их браку не только бесчестно, но и грешно. После убедительных речей женщины родственникам невесты ничего не оставалось, как снять осаду и отступить. Однако дядя не сдавался. Он во всеуслышание дал клятву, что все равно не покорится, пока не застрелит похитителя племянницы. Шло время. Андрея не покидала мысль об убийстве Баджги, хотя уже в новой семье появились первые дети. Об этом знал и сам Баджга. Воспитание мудрой Карамсады Тураа-Пха дало свои всходы. Зная место, где Андрей подкарауливает его, Баджга без всякого оружия, открыто пошел в ту сторону, где он находился. Приблизившись, Баджга громким голосом сообщил, что он идет к нему, чтобы тот его застрелил, что ему надоело скрываться. Гордый и честолюбивый Андрей не мог так легко уронить свою честь, ибо стрелять и убивать безоружного, фактически сдавшегося, недостойно мужчины. Он молча покинуд засаду. «Так что если бы не решительность Карамсады Тураа-Пха, то и нас могло не быть», — завершила свой рассказ одна из дочерей Ксении и Баджги, заслуженный педагог Абхазии Елена Корсая.

Тут напрашивается абхазская пословица: «На что решается женщина, никто не осмелится». У турецких абхазов летом 1999 года в селе Низит мною записан интересный сюжет, в котором мудрая женщина в споре враждующих сторон сыграла решающую роль. В одном селе разразилась острая вражда. С целью примирения враждующих пригласили медиаторов. Стали разбираться. Проходит день, второй, третий, однако без результатов. Тогда один из сторонних наблюдателей подошел к старейшинам и судьям и предложил пригласить женщину. Медиаторы согласились. Приглашенная женщина, выяснив, в чем суть дела, предложила вывести из состава суда двоих с одной и двоих с другой стороны, поскольку была убеждена, что с их участием примирение враждующих невозможно. И вместо них предложила ввести других. Судьи согласились с женщиной. Из состава суда были выведены указанные лица и вместо них приглашены другие. Дело было рассмотрено заново. Примирение враждующих состоялось. Село, где разбиралось дело, было названо именем этой мудрой женщины — «Эсма ханум лкею». Об этом мне рассказал абхаз Иавер агрба 81 года, потомок махаджиров.

Выдающийся абхазский писатель Михаил Лакербай в одной из своих новелл описывает такой случай. В городе Трапезунде визирь назначил Нури-махаджира шерифом и заодно решил жениться на его красавице-сестре. Однако такое выдвижение и приближение инородца не понравилось помощникам визиря и они решили убрать Нури с пути. Некий Шукри стал осуществлять этот коварный замысел. Попросив визиря принять его, завистник сказал тому, кто собирался жениться на сестре Нури-махаджира, Эсме, что в народе о ней идет дурная молва: «Эсма известная потаскуха, бесстыдно торгующая своим телом». На возражение визиря, Шукри лицемерно заявил, что он был с Эсмой в близких отношениях. На вопрос визиря, «почему Нури-махаджир так бессовестно поступает», Шукри ответил, что он — коварный карьерист, который ни перед чем не останавливается. Более того, что он мечтает о месте визиря. После таких «неопровержимых» доводов, визирь распорядился немедленно арестовать Нури-махаджира, связать его и бросить в каземат, а на пятницу после намаза назначить казнь. Весть об аресте и предстоящей казни Нури-махаджира всполошила весь Трапезунд и лагерь абхазов-махаджиров, поскольку Нури был всеобщим любимцем. Он постоянно помогал людям. Сестра же Нури, молодая Эсма, не чаяла души в брате. Она потеряла в изгнании родителей и только Нури был ее единственной опорой в жизни. Услышав об угрозе казни брата, она вскоре приехала в город. На ближайшем рынке девушка встретила женщину-абхазку, жившую в городе, которая знала тайну гнева визиря. Ее родственница находилась в его гареме. Она также сообщила, что визирь со своим помощником сейчас вошел в мечеть и с ним Шукри, оклеветавший Нури-махаджира. Когда же визирь со своими помощниками вышел из мечети, женщина-махаджирка объяснила Эсме, кто из них визирь, а кто — Шукри. Эсма плотно закрыла лицо чадрой, подбежала к визирю, бросилась к его ногам и крепко обхватила их руками. Эсма сообщила визирю, что с ней больше месяца в гостинице жил Шукри, но потом он выгнал ее, не заплатив ей ничего и что он должен ей двести лир, тогда как она умирает с голода. На вопрос визиря: «Что это значит?», Шукри стал выкручиваться. «Пусть он поклянется на Коране, что не знает меня и не видел никогда, не жил со мной». Она открыла лицо. Шукри вынужден был протянуть обе руки над Кораном и произнести клятву, что он никогда не видел эту девушку. Затем визирь обратился к девушке с вопросом: «Что ты скажешь теперь?». Ответ Эсмы четок и ясен: «Великий визирь! Прости меня за нескромность, которую я вынуждена была позволить себе. Но видит Аллах, что иначе я никак не смогла бы разоблачить подлый и коварный поступок Шукри. Я — Эсма, родная сестра Нури-махаджира. Этот негодный человек, завидуя уму и способностям Нури, наклеветал и на меня и на него. И вы ему поверили. А теперь Вы убедились, что он обманывал вас. Казня сегодня невинного Нури, вы возьмете на себя грех, который вам никогда не простится». Визирь распорядился немедленно освободить Нури-махаджира и назначить его старшим шерифом, а Шукри заключил в каземат. Так юная Эсма спасла своего брата.

Еще один пример. Лет двести назад некий разбогатевший шейх Хасан решил создать свой гарем. Сначала он купил четырех египтянок, с которыми согласно Корану был расписан. Затем купил еще одну индианку и темнокожую эфиопку. Несколько позже у одного турецкого купца шейх хотел купить несколько красивых девушек. Но они не согласились на разобщение — а было их двадцать четыре. И он купил всех вместе. Они оказались абхазками. И вот эти молодые абхазки, оказавшиеся в гареме богатого шейха, превратили весь быт, все традиции, все обычаи в абхазские. От двадцати четырех абхазок родилось, как в сказке, 18 мальчиков и 18 девочек. Все они получили имя, прозвище и фамилию Абаза, то есть в качестве фамилии получили этноним матерей. Другие женщины, жены шейха, дали своим детям тоже фамилию Абаза. Теперь в Египте можно встретить совершенно чернокожего Абаза. Я хочу сказать, что даже оказавшись в гареме, абхазки думали о том, как сохранить свое потомство, сохранить за ним этническое лицо. К сожалению, таких примеров немного среди кавказской диаспоры за рубежом. Это, наверно, общая наша беда.

Остановлю ваше внимание на последних годах, в частности на поведении абхазок во время грузино-абхазской войны 1992—1993 годов. У многих жителей Абхазии останутся на всю жизнь в памяти события, связанные с мартовским наступлением абхазских воинов для освобождения столицы Абхазии от грузинских оккупантов. Как известно, это наступление не увенчалось успехом. Многие воины, раненные в бою, оказались в плену оккупационных войск. По распоряжению командования Госсовета Грузии все пленные были убиты гвардейцами. К сожалению, главнокомандующий Каркарашвили официально заявил по телевидению, что грузинские войска не берут пленных. То есть все те, кто попал в плен, даже раненые были умерщвлены. Родители погибших, естественно, потребовали выдать их тела. Однако грузинские политики, как всегда, к сожалению, решили максимально использовать это людское горе. Сначала они согласились выдать тела убитых. Был согласован даже срок выдачи. Однако дело стали умышленно затягивать, чтобы спровоцировать антиправительственные акции матерей-абхазок. Грузинские власти стали выдвигать все новые и новые унизительные для абхазской стороны условия. Зал гудаутского дома культуры не вместил всех желающих туда попасть. Мудрость абхазских женщин и на этом собрании превзошла все ожидания. Женщины-матери отказались от участия в навязанном грузинской стороной торговле трупами своих сыновей. Одна из матерей заявила: «Неважно, где именно преданы земле наши мальчики. И тут и там абхазская земля. Мы их растили правильно. Они отдали жизнь за освобождение нашей Родины. Дайте нам оружие. Мы, матери, встанем вместо наших погибших сыновей».

Как показали дальнейшие события, такое поведение абхазских матерей предрешило исход тяжелейшей войны в пользу Абхазии.

Для меня историка-этнолога, изучающего традиционную культуру,  образ жизни абхазского народа, такое поведение матерей естественно. Нельзя обойти еще один факт, связанный с защитой Отечества. Как известно, многие абхазские девушки участвовали в боевых действиях в национально-освободительной войне в качестве санинструкторов, медсестер, журналистов, комиссаров батальонов и т.д. На наш вопрос о том, какое влияние оказывало на бойцов присутствие там девушек, начальник одного из боевых подразделений Геннадий Маргания ответил, что оно имело не только практическое положительное значение — они участвовали в спасении раненых, проявляли чудеса в поднятии духа солдат. В боевых операциях было трудно, но без участия девушек наверняка было бы еще хуже. Когда же девушки погибали, а это все же происходило, ребята проклинали себя, не могли себе простить, что не уберегли их. Одна из участниц этих боевых действий заявила: «Абхазские воины во всех операциях оберегали нас, делали все, чтобы мы не оказались на передовой. Когда предстояла опасная операция, находили объективные причины, чтобы нас не брать. За все время войны ни один наш солдат не подвел, о чем бы мы с ним ни договаривались. Каждый раз они исполняли нашу просьбу на все сто процентов. Ни один боец, как бы ни было трудно, не позволил себе выражаться нецензурно». Благотворное влияние девушек на дисциплину и поведение абхазских воинов в экстремальных условиях — это и есть общекавказский менталитет.

Необходимо отметить, что абхазская женщина высоко ценится в обществе. Об этом говорят вышеприведенные примеры миротворческой деятельности.

В заключение хочется отметить, что этнография войны вообще остается пока еще вне поля зрения специалистов.

Айшат Магомедова

Лига защиты матери и ребенка, Дагестан

Нормы поведения во время конфликтов и войн в Дагестане: традиции и современность

В процессе тесного общения народы Дагестана развивали свою яркую самобытную культуру и создавали значительные материальные и духовные ценности, богатые традиции человеческих контактов. На протяжении многих веков обычаи наших предков — адаты имели силу закона и представляли огромный нравственный потенциал, объединяя и консолидируя все живущие в Дагестане народы. С таким множеством адатов самого разнообразного характера редко где встретишься, ведь у нас, что ни аул, то свои обычаи. Однако они, несмотря на своеобразие и различие, воплощают в себе самобытность и национальный характер всех дагестанских народов, отражают их общие интересы, исходят из одного корня. Особая их ценность в том, что в них заключен обобщенный, испытанный временем многовековой опыт. Поскольку люди всех религий верят в воздаяние за совершенные поступки, следовательно, какое бы добро и зло ни сделаешь другому, делаешь его самому себе. Республика Дагестан сегодня является самой «горячей точкой» России, что обусловлено ее национальной спецификой и геополитическим положением. Однако межнациональных проблем у нас нет. Дагестан — мир в мире, Кавказ в Кавказе. И сосед у Дагестана — Чечня, гордый, свободолюбивый народ.

На протяжении последних нескольких столетий Кавказ служил яблоком раздора. Большинство войн и конфликтов на Кавказе можно наверняка было бы охарактеризовать как освободительные. Но вот сложнее, когда «гора с горой не говорит» и люди начинают братоубийственную войну. Третье тысячелетие стало для Кавказа испытанием на прочность и может стать для него судьбоносным. На Кавказе самое ценное — любовь к человеку, самое скверное — предательство. Но есть на Кавказе глыба прочности — это женщина. Она хозяйка очага, она мать героя и предателя. «И сказала мать предателя Шамхала: «Если вы не убьете за предательство сына моего, я отрежу груди свои, что кормили предателя». Женщина во все времена всегда могла остановить войну. Кровная месть — один из основных, ключевых, неписаных законов в горах. Кидая между разъяренными мужчинами платок, своим одним жестом женщина могла остановить самое жестокое кровопролитие. В селении Ашино Ботлихского района кровная месть послужила началом кинжального боя между двумя тухумами. Платок старой Патимат остановил бой. Никто не мог разъединить их и никто не смог после платка продолжить бой. Совет старейшин, чтобы погасить раздор, решил поженить парня из одного тухума и девушку из другого и этим примирить самых разъяренных кровных врагов. Один из распространенных обычаев: кровный враг приходит к матери убитого им и на коленях просит усыновить его, что и использовал недавно один из дагестанцев, когда убил сельчанина. Не доводя дело до суда, встав на колени перед матерью убитого им сына, он просил усыновить его. Процедура очень тяжелая, но чтобы не пролить кровь, женщины тушат огонь в душе и через «адские муки» совершают миротворчество. Так сказала мать убитого сына Эльдара, усыновив кровника.

Как пример женского интуитивного подхода показателен такой случай: селение Годобери (которое вам наверняка известно по событиям августа 1999 года в Дагестане) и селение Шодрода поссорились за гору Ослиное ухо. Шодродинцы поняли, что не миновать столкновения. Тогда шодродинские женщины собрали мужчин-аксакалов и подсказали им, как восстановить мир: в обувь надо насыпать землю из центра селения Шодрода и на вершине горы Ослиное ухо поклясться на Коране, что земля под их ногами — шодродинская. Ни о чем не подозревающим годоберинцам не осталось ничего другого, как возвратиться в селение и объявить, что гора Ослиное ухо принадлежит шодродинцам. Когда в 1999 году на глазах потомков этих людей погибали отборные сыны России, горы молчали. Люди недоумевали: то ли земля дрожит от разрывов бомб, то ли от людской вражды.

Сравнивая эти события, разговаривая со своей девяностолетней матерью, я не могла понять, почему так мудро решали конфликт сто лет тому назад, и почему так обесценена жизнь человека сегодня. Кто на самом деле люди третьего тысячелетия? Стоит ли женщинам рожать сыновей? Должна ли женщина, вынашивая в чреве 40 недель, рожая в муках детей, вскармливая их грудью, быть равнодушной к трагедии других людей, другой национальности, другого вероисповедания, другого цвета кожи и разреза глаз? Земля создана Создателем без границ во благо человека при жизни и укрытия его после ухода из этого мира. Понимают ли женщины свою миссию на Земле? Ценность женщины в цивилизованной Европе потеряна. И так же теряется она в диких горах. Платок в Дагестане равноценен «голубю мира», однако сегодня женщины сняли его. Может быть, поэтому они равнодушны к смерти не своих сыновей, безмолвны перед мощью оружия, предназначенного для уничтожения.

Исторически доказано, что захваченную землю возвращают рано или поздно обратно. Героями умирают освободители. «Захватчики» — слово и дело всегда мерзкое и малопочтенное. Оставлять после себя сыну кровного врага - подло по отношению к потомкам. Во время военных конфликтов одновременно с началом действий идет подготовка к победе. Другая задача — переговоры с участием старейшин — почтенных людей с седыми головами. В 1999 году в начале конфликта в Дагестане, учитывая обычаи и традиции своего народа, жители селения Ансолта обратились по телевидению с призывом начать переговоры. Но никто им не внял.

Женщины всегда убирали дом, замусоренный мужчинами. Призываю всех женщин во имя матерей и детей объявить протест всем войнам, принимать участие в переговорах. Лига защиты матери и ребенка предлагает организовать обучающие тренинги для ознакомления молодежи с традициями других народов Кавказа.

Валентина Череватенко

председатель союза «Женщины Дона»,

председатель координационного совета Международной

постоянно действующей конференции

«Женщины за жизнь без войн и насилия»

Роль женщины в вооруженном конфликте

В своем выступлении я хотела бы поговорить о роли женщин в вооруженных конфликтах.

Мое выступление опирается не столько на исследования, сколько на мой личный опыт и опыт тех женщин-лидеров, с которыми союз «Женщины Дона» сотрудничает с 1995 года. Начиналось это так. В Москве, в апреле 1995 года Организация Объединенных Наций организовала российских женщин-лидеров. На этой встрече присутствовали женщины из Ингушетии и Северной Осетии. Они говорили о том, что происходит в этом регионе. Было понятно, что женщины говорят об одной и той же проблеме, но абсолютно не слышат и не понимают друг друга. И это навело женщин, работающих в неправительственных организациях на мысль, что проблема отсутствия взаимопонимания становится одной из самых важных.

Надо сказать, что сам Союз «Женщины Дона», созданный в 1993 году, никогда не задумывался о том, что центральным направлением его деятельности станет миротворчество. Мы и не предполагали, что за пять лет пройдем путь длиною в жизнь. Именно женские организации в условиях нестабильности, когда общество растеряно, когда одни ценности сметены, а другие еще не сформировались, первыми увидели болевые толчки и стали активно привлекать ресурсы и средства для решения острых проблем.

Мы знаем о том, что сегодня, в сложившихся условиях, русские женщины отправлялись на поиски пропавших без вести или погибших сыновей в Чечню одни, без их отцов. И за все годы своей работы на Кавказе я только дважды встретилась с мужчинами-отцами, разыскивающими своих сыновей. Но надо сказать, что эти мужчины были полностью деморализованы, в отличие от своих жен.

Приведу такой пример. В августе-сентябре 1999 года во время нападения Шамиля Басаева на Дагестан активность дагестанских женщин была чрезвычайно высока. Однако в дагестанских СМИ нам не удалось найти материалов об этом.

Между тем, миротворческие инициативы женского движения разнообразны и что особенно важно — в них нет ограничений ни по национальному признаку, ни по религиозному и ни по какому-либо еще.

Одна из этих инициатив — постоянно действующая международная конференция «Женщины за жизнь без войн и насилия». Она состоялась в ноябре 1996 года и рассматривала тему: «Женщины за мирное решение межнациональных конфликтов». В ходе конференции была разработана программа действий в этом направлении. Она содержала анализ причин межнациональных конфликтов, определяла роль женщин в достижении мира и согласия, постановку задач, стратегические и конкретные действия по приоритетным направлениям. В январе 1998 года в Ростове-на-Дону состоялась Вторая международная конференция на тему: «Построение мира после конфликта».

Если вы вспомните, что было в 1998 году, то увидите, что тема конференции соответствовала реальности. Реализация принятой на форуме программы предусматривала работу по направлениям: предотвращение и ненасильственное разрешение межнациональных конфликтных противоречий, культура мира, ненасилия, толерантности, психосоциальная реабилитация и адаптация лиц со стрессами и постстрессовыми расстройствами. В своем выступлении я могу лишь кратко обозначить то, что было сделано по выполнению такой программы. Это будет как бы продолжением, а может быть, ответом на предыдущий доклад. Потому что я глубоко убеждена, что нельзя создавать некоммерческие организации просто потому, что кто-то поставил определенную задачу. Некоммерческая неправительственная организация появляется как бы по воле тех, кто хочет решать конкретные проблемы и задачи. И он сам их определяет и сам их начинает решать и тогда уже выходит на более высокий уровень работы.

Итак, в 1998 году была сформирована служба социально-правового консультирования. С 1999 года благодаря использованию интернет-технологий и расширению информационных возможностей женских правозащитных организаций эта работа значительно расширилась. Усилению влияния некоммерческих организаций по решению социальных проблем способствует также программа «Прозрачный бюджет», разработанная союзом «Женщины Дона». Знание источников и механизмов формирования бюджетных средств позволяет общественным организациям взаимодействовать со структурами власти и говорить с ними на одном языке, что может обеспечить прозрачность бюджета для населения, а также позволяет осуществить контроль за его использованием, что чрезвычайно важно в условиях расходования бюджетных средств на войны и конфликты.

В 1998 году начала работать служба социально-психологической реабилитации и адаптации участников вооруженных конфликтов. Реальный круг людей, страдающих от последствий стрессовых и постстрессовых расстройств включает в себя не только участников военных действий, но и членов их семей, беженцев, пленных, заложников, а также командированных в зону конфликта и членов их семей.

Здесь надо сказать, что союзом «Женщины Дона» были проведены исследования, которые как бы не касались темы вооруженных конфликтов. Они касались темы насилия в семье. Но когда мы близко подошли к этой теме, мы увидели, что насилие в семье махровым цветом процветает там, где живут участники различного рода вооруженных конфликтов, работники силовых структур. И это показало, насколько эта проблема расширяется не в арифметической прогрессии, а в геометрической и она становится сегодня бичом. Выяснилось, что участники афганской войны, вернувшиеся десять лет тому назад, испытывают постстрессовый синдром. Это касается также их детей, членов их семей, а не только тех, кто воевал. Но мы почему-то в обществе своем вообще не видим этой проблемы. Начиная с 1998 года об этом заговорили некоммерческие организации. На сегодняшний день у государства появляются некие программы, о которых мы не все знаем, но тем не менее разговоры о тихой социальной реабилитации начинают вестись уже в диалоге НПО и власти. Эта многоплановая работа предусматривает и организацию семинаров-тренингов для подготовки добровольных помощников-психологов, то есть тех лиц, которые находятся на первой линии оказания помощи участникам конфликтов, и проведение индивидуальных консультаций для участников конфликтов и членов их семей. Ведутся разработки  тренингов на тему, как жить после психических травм, и навыков, помогающих в общении. Мы также начинали работать комплексно в госпиталях МВД и воинских частях.

В настоящее время в совместном проекте союза «Женщины Дона» и Института психотерапии и консультирования «Гармония» (г. Санкт-Петербург) проходят обучение 45 профессиональных психологов по специально разработанной программе подготовки специалистов для работы с людьми, испытывающими постстрессовый синдром. И надо сказать, что этот курс для всего Юга России — Северного Кавказа, краев и областей.

Не менее значимой оказалось инициирование на втором форуме конференции создания межрегиональной общественной организации «Эхо войны». Эту организацию возглавили два сопредседателя — Анна Кисецкая и Зейнаб Гашаева. Диалог инициировали чеченские женщины и матери погибших российских военнослужащих. Это был очень трудный разговор. Но его результатом стала работа по зову сердца и из чувства долга перед детьми и будущим. Основные направления усилий организации «Эхо войны» — правозащитная, миротворческая и благотворительная деятельность среди беженцев из Чечни, оказание материальной помощи детям-сиротам и малоимущим — с одной стороны. С другой стороны, — помощь матерям погибших сыновей. В 2000 году женщины провели миротворческую акцию «Белый платок». Акция проводилась совместно с движением «Добро без границ» и общественной организацией «Матери Кубани». Цель акции — активизировать миротворческие процессы в Чечне, оказать правовую и гуманитарную поддержку гражданскому населению, организовать доставку продуктов питания беженцам и жителям Чечни.

Здесь уже упоминалась организация отдыха чеченских детей на Черном море. В этой акции участвовали несколько НПО из Абхазии, «Эхо войны», Ассоциация женщин Северного Кавказа и союз «Женщины Дона».

Эта совместная работа позволяет нам не обсуждать то, чего мы не можем решить сегодня. Мы делаем совместное дело, которое позволяет сделать следующий шаг. Очень важной является такая работа как организация поездок чеченских детей в Москву, где они живут в русских семьях, бывают в театрах, музеях, встречаются со своими сверстниками в московских школах. Все это делается для того, чтобы искоренить представление о том, что чеченцы и русские враги. Организация «Эхо войны» продолжает жить и работать, несмотря на все сложности сегодняшнего времени. В 1999 году мы приступили к реализации межрегионального проекта «Дагестан — центр миротворчества». Это наш первый совместный проект с Научно-исследовательским институтом Кавказа (г. Ростов-на-Дону) и Лигой защиты матери и ребенка (г. Махачкала, Дагестан). На первом этапе работы по проекту сотрудники НИИ Кавказа провели комплексный анализ ситуации в республике, выявили и описали миротворческий потенциал женских и других НПО, изучили общественное мнение, настроение населения Дагестана, определили зоны повышенной конфликтности, а также возможности влияния НПО на утверждение мира и стабильности в регионе. Мы стараемся опираться на результаты аналитической деятельности ученых для того чтобы повышать эффективность деятельности НПО на Северном Кавказе. Особое место в миростроительстве занимает деятельность Айшат Магомедовой. Речь идет о ее благотворительной больнице для женщин, пострадавших от насилия в семье и на улице, созданной пять лет назад в Махачкале. И это очень важно, потому что сегодня уже говорилось о народах Дагестана. Айшат — годоберинка. Ее больница, находящаяся в центре Махачкалы — камень преткновения и сплетения многих интересов, но она продолжает работать. Это — уникальное явление, которому нет сегодня равных на территории России.

Женщины — участницы миротворческой деятельности организовали проверку уровня знаний, уровня развития детей-беженцев, которые находились в Хасавюрте. Надо сказать, что уровень знаний и развития только двух процентов детей соответствует их возрасту. Это — страшная проблема. И поэтому дальнейшие шаги — разработка образовательной программы для национальных школ совместно с Институтом педагогики в Махачкале. Без интенсивного курса начальной школы нет возможности подтянуть детей десяти, двенадцати, пятнадцати лет до уровня их сверстников. Пока государство этой проблеме не уделяет внимания, ею начинают заниматься НПО. Работают также курсы санитаров-добровольцев для девушек­горянок. В рамках нашего проекта ведется работа по возрождению народных промыслов. Имеется в виду Ботлих — артель по пошиву бурок, разрушенная в августе­сентябре 1999 года. Сейчас, после исхода населения, — это очень важная составляющая.

Мы проводим семинары для социальных работников, для студенческой молодежи по правовым основам и по основам толерантности. В 1999 году в Нальчике состоялась кавказская межрегиональная конференция: «Проблемы заложничества и перспективы правозащитной деятельности».

Особое место в нашей работе занимает образовательная деятельность. Нами разработан модельный проект, который называется «Права женщин: шаг за шагом». Надо сказать, что внимание на него обратили НПО других регионов и сегодня такая организация как «Емина» (Татарстан) проводит этот же курс, запросив у нас право его использовать. Этот проект там осуществляется при финансовой поддержке как один из успешных.

Я говорю об этом подробно, потому что это не деятельность одной общественной организации, а межрегиональные и достаточно большие проекты, которые включают в себя от 17 до 25 субъектов Российской Федерации и других государств. Так, по программе «Женщины в российской политике» состоялись четыре семинара, проведенных в партнерстве с английской организацией «Парити». В них участвовали 17 субъектов Российской Федерации и представительницы Абхазии. Некоторые итоги нашли отражение в брошюрах, которые мы издаем. Мы считаем, что продвижение женщин на тот уровень, где принимаются решения, направленные на укрепление мира и безопасности и на утверждение равных прав и равной ответственности и женщин, и мужчин за достижение мира очень важно.

Но основной вопрос — каков миротворческий потенциал гражданского общества, достаточно ли воли в обществе, чтобы урегулировать конфликты на Кавказе — оставался и остается открытым. Мы понимали и понимаем: чтобы нам верили и за нами шли, результатом должны стать не громкие слова, а конкретные дела и достижения. Поэтому мы и приняли решение о третьем форуме, который состоялся в апреле 2001 года и тема его была «Миротворческий потенциал гражданского общества и его роль в урегулировании конфликтов на Кавказе». Для нас это новый уровень постановки проблемы. Он потребовал новой оценки сложившейся ситуации и новых подходов. Перед нами стояла задача выработки таких технологий построения мира, которые были бы реальны и осуществимы на практике. С этой точки зрения очень важным было изучение всеобщего опыта.

Другая сторона обсуждаемого вопроса — что есть то общество, в котором мы живем? Мы понимаем, что власть не может подходить к проблемам войны и мира, к проблемам конфликтов так же, как общество. Она стремится к сиюминутным решениям, ибо она ограничена временными рамками своего присутствия и того доверия, которое оказано ей обществом. В свою очередь общественные структуры свободны и могут предложить более творческий подход. Поэтому мы попытались на своем форуме найти точки соприкосновения НПО и власти в построении мира. Сегодня мы живем в условиях, когда очень важный вопрос — это межсекторное взаимодействие и взаимодействие между различными НПО. Сегодня мы живем в условиях, когда есть зоны конфликта и околоконфликтные зоны. В обществе функционирует много организаций, но не все они задействованы в теме конфликта. Это не значит, что они разъединены, но каждая из них на своем направлении стремится к тому, чтобы сохранить сообщество. Взаимодействие НПО различного стратегического направления способствует формированию подлинно миротворческого потенциала.

Последнее, что я хотела бы сказать. На нашем форуме был проведен экспертный опрос участников. И очень интересен автопортрет участника форума — это женщина среднего возраста, как правило, с высшим гуманитарным образованием. Вооруженные конфликты на Кавказе затронули ее лично, обусловив драматизм ее судьбы, а иногда и семейную трагедию. Это обстоятельство заставило ее занять активную миротворческую позицию. Как правило, общественной деятельностью она занимается более трех лет. Ее национальные черты также многолики, как и население России и стран СНГ. Она готова использовать многообразные формы общественной деятельности для достижения благородной цели — жизни без войн и насилия. И только гражданское неповиновение почему-то ее пугает. Жизнь научила ее координировать и объединять свои усилия с другими НПО, чью поддержку она высоко оценивает. Она умеет пользоваться информационными ресурсами — интернетом, компьютерными базами данных. При возможности создает свои газеты, электронные СМИ. Она требовательна к себе, не стесняется признаваться в нехватке знаний, особенно правовых. Постоянно готова к обучению. Для решения конкретных миротворческих задач она настойчиво ищет контакты с властью и, как правило, добивается успеха. Но правовую деятельность государственных структур оценивает  невысоко. От власти она ожидает прежде всего координации действий, организации совместных мероприятий и обмена информацией, редко материальной помощи, хотя для успешной миротворческой деятельности именно финансовых ресурсов ей чаще не хватает. Она хотела бы, чтобы все ветви власти — военные, СМИ, система образования и церковь были более активными в миротворчестве, поскольку видит их действительный потенциал в этом деле. С сожалением она признает, что приоритеты власти и гражданского общества в миротворческой деятельности пока еще редко совпадают. Она достаточно пессимистично оценивает перспективы Российской Федерации построить мир без войн и насилия в двадцать первом веке. Но сама готова сделать все от нее зависящее для достижения этой цели и поэтому очень высоко оценивает роскошь общения с единомышленниками на форуме международной постоянно действующей конференции «Женщины за жизнь без войн и насилия».