А.С.Козлов
ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ ОППОЗИЦИИ ПРАВИТЕЛЬСТВУ ФЕОДОСИЯ I В ВОСТОЧНОЙ ЧАСТИ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
См. библиографию.
Оп.: Античная древность и средние века. 1975. №12.
[с.66] В острой социальной борьбе, пронизывающей эпоху перехода от рабовладельческого строя к феодальному, поведение отдельных групп господствующего класса Поздней Римской империи играло немаловажную роль1. Между тем, изменение в этот период характера господствующего класса и его организации изучено очень слабо2. Наряду с недостаточной изученностью внутриклассовых противоречий в среде позднеримских собственников-рабовладельцев в советской исторической науке так же мало освещен вопрос о формах и содержании протеста различных прослоек господствующего класса по отношению к позднеримскому политическому режиму и конкретным методам государственной политики.
Внутриполитическая история империи в последней четверти IV в. обычно связывается с именем автократора Феодосия I и его преемников. Историческая значимость событий вызывает до сих пор поток исследований по социально-политической истории этого времени3, чему способствует большое количество источников. Но большинство работ зарубежных ученых посвящено тем сторонам внутренней политики, где позднеримское правительство выступает субъектом и инициатором системы воздействия на общество. Трудов, рассматривающих правящую верхушку Позднего Рима или Ранней Византии как объект целенаправленной критики и нажима со стороны определенных прослоек господствующего класса, в последнее время немного (таковы, например, исследования В. Кэги и Ф. Пашуда).
В советской литературе отдельные аспекты этой проблемы затронуты в работах М.Я. Сюзюмова4, З.В. Удальцовой5, Г.Л. Курбатова6. Однако вопрос о характере и развитии оппозиции византийскому правительству этого периода до сих пор не стал предметом специального исследования, хотя оппозиционные выступления были одной из самых распространенных форм борьбы с автократическим режимом и во многом влияли на характер социальных процессов7.
В данном случае под оппозицией понимаются слои, группы и фракции господствующего класса, выступающие против политики правительства в рамках, исключающих вооруженный протест. Безусловно, во все [с.67] периоды истории антагонистических обществ оппозиционно настроены к правительству были и народные массы. К. Маркс и Ф. Энгельс применительно к конкретной обстановке средневекового и капиталистического государства включали в оппозиционные элементы крестьянство и рабочих, пользовались дефинициями «плебейская оппозиция» и даже «общая оппозиция»8. Однако для периода революционных бурь слово оппозиция в отношении рабочего класса и крестьянства они употребляли редко и только при описании специфической, нетипичной ситуации. В большинстве случаев К. Маркс и Ф. Энгельс говорят об оппозиции отдельных групп господствующих классов. По В.И. Ленину, понятие оппозиция является «отражением и выражением такой политической ситуации, когда о восстании никто серьезно не говорит...»9
В данной статье делается попытка охарактеризовать основные черты оппозиции правительству Феодосия I в восточной части Римской империи.
Феодосий пришел к власти в январе 379 г., получив из рук императора Грациана титул августа и должность правителя восточной части римской державы со всеми вытекающими отсюда полномочиями. Кроме традиционных в то время для Византии проблем социально-экономического и политического порядка Феодосию предстояло разрешить трудности, возникшие в результате взрыва социального движения на Балканах и Адрианопольской катастрофы 9 августа 378 г., из которых мы выделим следующие: 1) серьезный упадок уровня экономики на Балканах (особенно во Фракии) в результате военного поражения и вызванного этим оттока земледельцев из сел10; 2) опустошения, производимые варварами на Балканах11; 3) развертывание на Балканах социального движения12; 4) гибель восточноримского войска и императора Валента13; 5) дезорганизация административного аппарата.
Преодоление или, по крайней мере, лимитирование последствий битвы под Адрианополем имело хотя и первоочередное, но все же не главное значение перед лицом общей для господствующего класса задачи — выхода из социально-экономических затруднений, возникших во второй половине IV в.14 Военная катастрофа лишь усложнила ситуацию. Валент жестоко поплатился за попытку превратить готов, перешедших Дунай, в своих подданных — земледельцев и рекрутов15. Этот просчет усугубился стремлением правительства сдержать активность социальных слоев, особенно горожан, стремившихся выступить против варваров16. Симптоматично, что политическое брожение в Византии непрерывно нарастало со второй половины 60-х гг., несмотря на ряд маневров правительства17.
Сосредоточивая на первых порах внимание на военных вопросах (комплектование войска, усмирение или уничтожение варваров-грабителей18 и т.д.), Феодосий параллельно решал и задачи социально-экономического плана. Репрессивные меры переплетались с широкой демагогией и практическими уступками определенным группам населения19. Однако указы, содержащие эти уступки, появляются лишь в 382 г. В первые годы правления Феодосий делал ставку на военную силу, вытесняя варваров за Дунай20. Однако разрешить «готскую проблему» [с.68] только военным путем император не смог21. Последовала полоса заигрывания с вождями готов22 и народными массами. Торопясь укомплектовать армию из сил, враждебных варварам, и стимулировать подъем экономики на Балканах, правительство пошло на уступки колонам23. Но это было лишь потребностью момента. В целом Феодосий обратился за помощью не столько к селам, сколько к городам, в пользу которых были проведены отдельные мероприятия. В 80-х гг. IV в. издаются указы, призванные упорядочить взимание податей (например: Cod. Theod., X, 24. 3; XI, 1. 19; XII, 6. 17; 6. 22). Остро нуждаясь в средствах, правительство угрожало казнью магистрам за непредоставление денег, полагающихся казне (Cod. Theod., X, 24. 3; XII, 9. 2). Но реорганизация Феодосием работы налогового ведомства была восстановлением традиционной для домината фискальной системы24, отвечавшей интересам крупной землевладельческой и торгово-ростовщической знати. В этом отношении ряд его указов, демагогически апеллировавших к горожанам в целом, объективно консервировал позднеантичную систему городской жизни. Так, было запрещено взимать с бедняков деньги на общественные удовольствия (Cod. Theod., VIII, 11. 4). Получил юридическое подтверждение и дальнейшее развитие институт defensor civitatis25. Жителям Константинополя было добавлено для раздач 125 мер хлеба (Cod. Theod., XI, 24. 2). На случай голода были созданы запасы зерна26.
В известной мере смягчению недовольства должны были служить и указы, регламентирующие власть и судопроизводство чиновников. Так, запрещалось разбирать судебные дела, которым минул год (Cod. Theod., IX, 36. 1). Запрещались обвинения «через письма» (Cod. Theod., IX, 1. 15). Правительство формально выступало против алчности магистратов всех рангов (Cod. Theod., VIII, 4. 15; IX, 10. 14; 27. 7); смещение видных лиц, отражавшее сдвиги в правящих кругах, сопровождалось заверениями в заботе о благе народа27.
Восстанавливая пришедшее на Балканах в упадок сельское хозяйство, Феодосий старался в первую очередь удовлетворить интересы фиска и крупных землевладельцев. Поскольку самой острой была проблема рабочей силы, правительство боролось за возвращение рабов к их владельцам, а колонов — в имения, к которым они были прикреплены28. В 386 г. вышел указ о прикреплении к земле палестинских колонов, отмечавший, что в остальных провинциях закон уже удерживает колонов вечным принудительным правом (Cod. Just., XI, 51). В 391 г. Феодосий упразднил обязанность свободных землевладельцев уступать землю только членам их общин (Cod. Theod., III, 1. 6). Consortium, таким образом, лишился определенного средства защиты от посягательств зажиточных лиц29. В то же время правительство пыталось привлечь рабочую силу на запущенные частные и государственные земли предоставлением известных льгот, что способствовало распространению мелкого землевладения30, укрепление которого было основной тенденцией исторического развития.
Фактором, укрепляющим авторитарный режим, было определение правительством православия как ортодоксального учения. В условиях социальных волнений упрочение диктатуры было невозможно без [с.69] признания главенствующим христианства того толка, который исповедовали слои населения (в первую очередь, слои господствующего класса), заинтересованные в скорейшей стабилизации. Ко времени Феодосия им было никейское православие. Арианство, исповедуемое предшественниками Феодосия (кроме Юлиана и Иовиана), к 70-м гг. лишилось поддержки известной части господствующего класса31. Генетически связанное с демократическими кругами городов Востока32, арианство теперь было скомпрометировано в глазах горожан из-за принявших его готов-грабителей33. Православие же, являвшееся до Феодосия знаменем оппозиции, поддерживалось и некоторыми principales и средними муниципальными собственниками (в том числе куриалами). Тенденция к слиянию военно-чиновной служилой знати, сенаторской аристократии и верхушки куриалов, обусловленная сближением их социально-экономических позиций, оформлялась примирением на базе никейства34. Эпоха относительной веротерпимости кончилась35. Стремясь заручиться поддержкой указанных слоев и подавить социальные смуты, правительство за два года создало мощный идеологический пресс, подкрепленный соответствующими административными мерами. Почему-то в литературе не обращалось особого внимания на темпы создания этого «пресса». Между тем они показывают, что Феодосий с самого начала пользовался сильной поддержкой определенных слоев господствующего класса, что оппозиция была и опасна, и в то же время — рыхла и слаба, так как не смогла организовать действенного отпора. Видимо, следует выделять четыре этапа деятельности правительства в указанном плане: 1) издание знаменитого фессалоникского эдикта de fide catholica, адресованного народу Константинополя — февраль 380 г. (Cod. Theod., XVI, 1. 2)36; 2) издание 10 января 381 г. эдикта, уточнявшего фессалоникское постановление; господствующим признавался никейский символ (Cod. Theod., XVI, 5. 6); 3) созыв в июле 381 г. в столице церковного собора, названного позже вторым вселенским собором; оформление победы православия37; 4) предписание Авзонию, проконсулу Азии, чтобы во главе всех церквей стояли православные епископы — 30 июля 381 г. (Cod. Theod., XVI, 1. 3).
Отныне догматы фиксировались не церковью, а правительством38. Привилегии формально обеспечивались за общественными группами, исповедующими православие.
Идеологическое давление на народные массы и на часть господствующего класса дополнялось давлением финансово-экономическим. Основным материальным фактором, вызывавшим недовольство масс и появление оппозиции в среде знати, был налоговый гнет. Подданные страдали от составления чиновниками при сборе налога неправильных расписок (Cod. Theod., VII, 4. 18; XI, 2. 5; XII, 6. 17—18; XIII, 11), от практики сбора налогов и экзакторами, и военными-опинаторами одновременно39, от поборов солдат на постоях (Cod. Theod., VII, 9. 3). Комплектуя армию после адрианопольской катастрофы, правительство ввело новый экстраординарный побор, вызвавший волнения во многих крупных городах Востока40. Хотя при Феодосии и сохранился в сокращенном размере follis (Cod. Theod., VI, 2. 15), aurum coronarium, [с.70] возлагаемый на лиц, носящих титул клариссимов, был оставлен без изменения, что не могло не сказаться на отношении сенаторского сословия к правительству41. Известна оппозиция к правительству Феодосия, организованная римским сенатом, знаменем которого было язычество42. Зосим отмечал нерешительную позицию сенаторов Константинополя в вопросе об объявлении войны римскому узурпатору Максиму (Zosim., IV, 44. 2). Инфильтрация в сенат некоторых представителей варварской верхушки вызывала недовольство аристократии, очевидно, уже при Феодосии43. Однако то, что правительство старалось как можно меньше задевать интересы honestiores, крупных землевладельцев, сенаторов, определило слабость недовольства с их стороны. Другое дело — верхушка крупных городов. Как показал Г.Л. Курбатов, введение Феодосием экстраординарного побора ударило и по зажиточным куриалам44. Положение менее состоятельных членов курий было совсем плачевным. Ритор Либаний многократно возлагает вину за бедность и страдания декурионов на чиновников и наместников (Liban., Or. II, 54; XXVII, 42; L, 12; XLV, 3 и т.д.). Ряд его речей направлен против лиц, олицетворявших правительственную власть над Антиохией, — Евтропия, Тисамена, Флоренция, Евставия и др. Комит Икарий, по Либанию, вознамерился уничтожить курии (Or. XXVIII, 4); консуляр Сирии Тисамен творил произвол, досрочно требуя налоги (Or. XXVIII, 19); консуляр Флоренций брал взятки и обирал торговый люд (Or. XLII, 11 sq.). Многочисленная орава чиновников вызывает у Либания омерзение; факты физических расправ над горожанами — предмет его негодования (Or. XLV, 5). Между тем, по мысли Либания, курии так же важны для городов, как для корабля — киль (Or. XXVIII, 4). Подрывая положение курий, магистраты и правительство наносят ущерб городам и войскам, живущим за счет благополучия полисов45.
Однако, что касается царственных особ, Либаний не идет дальше открытой оппозиционности давно почившим императором Константину и Констанцию (Or. XVIII; XXX; XLVIII; LXII). Феодосий — вне открытой критики. К Феодосию обращены униженные просьбы антиохийского ритора — за лиц, томящихся в застенках (Or. XLV), и в целом за антиохийцев, провинившихся во время событий 387 г.46 Возможно, известный оппозиционный заряд содержали нападки Либания на политику найма варваров Константинополем (Or. XVIII, 33—34), — политику, осуществляемую и Феодосием. В целом позиция Либания умело завуалирована: обличение Констанция призвано дать пример негативной, нежелательной для подданных политики; восхваление Юлиана (Or. II, XII) — политики, отвечавшей интересам курий. Выступления против алчных наместников не связаны у Либания с требованиями конкретных предупредительных мер. Естественно, что следствием подобного протеста в лучшем случае могло быть наказание отдельных скомпрометировавших себя магистратов.
Поведение Либания во многом объясняет поведение городской верхушки в антиохийском восстании 387 г. Внеся вклад в разжигание недовольства горожан, владетельные куриалы, не справившись с ростом народного возмущения, пошли на компромисс с правительством и [с.71] отделались испугом в период репрессий. Исследуя содержание и динамику восстания, Г.Л. Курбатов показал наличие тесного контакта верхушки куриалов и представителей верхушки местного клира. Социальные интересы куриалов и провинциальных епископов перевесили их идеологические расхождения перед угрозой со стороны народных масс47. Оппозиция режиму Феодосия так и не переросла в среде Либания в откровенно враждебные реалии.
Разумеется, карательные акции только загоняли оппозицию внутрь, не ликвидируя ее окончательно. В условиях укрепления механизма социального гнета в лице православной церкви оппозиция выражала протест в форме ересей и язычества. Поэтому формально правительство обрушивалось на еретиков и язычников как на носителей враждебных идейных течений.
В законодательном порядке репрессии против язычников проводились на протяжении всего правления Феодосия48. Законами 80-х — начала 90-х гг. (Cod. Theod., XVI, 7. 1—5), как известно, стало более жестко проводиться в жизнь лишение «отступников» прав составлять завещания и пользоваться ими. Указом 381 г. правительство санкционировало против лиц, осуществляющих жертвоприношения, преследования, указом 385 г. — смертную казнь49. Начиная с 80-х гг., правительство энергичными акциями против старинных центров языческого культа вызвало сопротивление групп, видевших в язычестве обоснование старых муниципальных порядков и сельского патриархального строя50. Как известно, в Александрии язычники, «сговорившись между собой», дали отпор фанатикам, возглавленным епископом; понадобилось вмешательство — вначале городских магистров, а затем и императора (Созомен, стр. 502—503). В Аравии языческие храмы отстаивались жителями Петреи и Акрополиты, в Палестине — жителями Газы и Рафы, в Финикии — гелиополитами (Созомен, стр. 504). Жители Апамеи (Сирия), найдя поддержку галилеян и «поселян, живущих около Ливана», дали отпор воинским отрядам во главе с епископом Марцеллом. Епископ погиб (Созомен, стр. 504—505; Феодорит, стр. 346—348). В Антиохии недовольство антиязыческими мероприятиями публично, хотя и в осторожной форме, высказал Либаний51. Однако в IV в. острых столкновений христиан и «эллинов» здесь не было52. Сравнительно умеренная оппозиция язычников Антиохии, очевидно, объясняется значительной зависимостью местных куриалов от столицы и их страхом перед брожением народных масс. Возбудимость же язычников-александрийцев, очевидно, в конечном счете сводилась к разорительной зависимости Египта от Константинополя.
Что касается разницы накала оппозиционности социальных слоев Византии, взявших на идеологическое вооружение язычество, и язычников Запада, то в этом вопросе следует признать правильность мнения Р. Ремондана: «Отсутствие в восточной части империи социальной силы, аналогичной римской знати, избавляло ее от языческого противодействия, подобного противодействию Евгения. Ни паганизм, который едва выжил в деревне, ни паганизм, который сохраняли маленькие сообщества философов, ни паганизм варварских вождей не были на это способны»53. [с.72] Р. Ремондон, однако, не договаривает: какие социально-экономические условия породили эту ситуацию? Такие моменты, как наличие на Западе компактного крупного землевладения в условиях сильного податного гнета со стороны центрального правительства и действие римской культурно-идеологической традиции, делали сенаторов Рима «языческой оппозицией» Константинополю.
Царствование Феодосия подверглось резкой критике со стороны тех представителей господствующего класса Византии, которых условно можно назвать местной языческой оппозицией54, — Евнапия и Зосима. И хотя Зосим жил в правление Анастасия, сравнение его положений с социально-политическими взглядами Евнапия показывает, что разницы в оценке Феодосия у них нет. Дело не столько в том, что труд Евнапия был важнейшим источником для «Новой истории» Зосима, сколько в близости общественных позиций обоих писателей.
По Евнапию, Феодосий, получив власть, поступил подобно юнцу, приобретшему в наследство богатство отца и всеми средствами начавшему губить «то, что досталось» (Eunap., p. 244. 21—29). В то время как все виды пороков и необузданной страсти вели к «общему разрушению дел» (Eunap., p. 244. 27—29), император выказывал нерадивость и беспечность (Eunap., p. 245. 1—2). И если в одном месте Евнапий отмечает, что в правление Феодосия все расстроилось «по неумолимой силе, неизбежной и божественной необходимости» (Eunap., p. 249. 22—24), то в другом он прямо упрекает императора в использовании во вред свободы воли: « ...хотя все можно изменить к единому государству и соединить человеческие дела, царские власти, взирая на то, что смертно, впадают в наслаждения, не испытывая и не прибирая к рукам бессмертия славы» (Eunap., p. 251. 11—14). В правление Феодосия царит налоговый произвол, произвол начальников (hoi archontes), а варварские отряды опустошают Фракию (Eunap., p. 245. 6—11, 29—30), и никто не препятствует неприятелю (Eunap., p. 248. 23—24.). Как верно заметил В. Кэги55, Евнапий питал отвращение не просто к Феодосию, но к концентрации власти в руках одного человека; в этом плане апелляция Евнапия к «старине» выражала неприятие им автократической власти в Поздней Римской империи. Стараясь подчеркнуть гибельность правления Феодосия, Евнапий писал: «Обрушились столь великие бедствия, что золотом и каким-то светлым днем было то, чтобы варвары одержали верх» (Eunap., p. 245. 15—17; ср. Zosim., IV, 31. 5).
У Евнапия есть только намеки на отдельные позитивные качества Феодосия. Это краткое описание грусти императора по поводу смерти жены (Eunap., p. 253. 32 — 254. 3) и констатация факта, что Феодосий обнаружил на пиру коварные замыслы готов (Eunap., p. 253. 24—30).
У Зосима изображение Феодосия дополняется примерно теми же штрихами, что и у Евнапия. Характерно, что Зосим пытается выказать объективность, подчеркнув наряду с отрицательными качествами императора (в основном, морального свойства) и положительные56. Но в целом правление Феодосия получает у автора «Новой истории» негативную оценку. Мероприятия этого императора вызвали «разрушения дел» (Zosim., IV. 28. 3; 41. 1), «поворот к худшему» в государственном [с.73] управлении (Zosim., IV, 29. 1), «порчу государства» (Zosim., IV, 33. 4). В правление Феодосия возобладали евнухи-царедворцы и прочие «недостойные лица». Раздавая руководящие посты, император заботился не о добром звании и добродетельной жизни правителя, а о плате, которую тот внесет за свой пост (Zosim., IV, 28. 3—4). В результате высокие должности получили всякие презренные менялы и ростовщики. Зосим резко критикует императора за увеличение числа администраторов и военачальников, практику продажи государственных должностей, непомерное увеличение налогов (Zosim., IV, 27. 3; 28. 3; 32. 3), неслыханные милости к варварам-наемникам (Zosim., IV, 34. 4—5; 56. 1).
Таким образом, объектом критики Евнапия и Зосима явились в основном четыре момента в деятельности правительства Феодосия: 1) административно-военные нововведения; 2) засилие и произвол «недостойных» магистратов; 3) благосклонное отношение к варварам, явно враждебному элементу; 4) налоговый гнет.
Зосим особо выделяет то, что религиозная политика Феодосия имела бедственные последствия для империи. Прекращение жертвоприношений и забвение «отеческой веры» привело к тому, что «область римлян, постепенно умаленная, стала обиталищем варваров, или, по крайней мере, — совершенно лишенная жителей, пришла в такое состояние, что нельзя было узнать мест, в которых находились города» (Zosim., IV, 59. 4). Таким образом, по Зосиму, религиозный произвол правительства дополнял административный, а внедрение христианских норм в общественную жизнь вызвало упадок Римской державы. Оппозиционность Евнапия и Зосима правлению Феодосия явно была одной из форм критики христианских правителей вообще. Протестуя против нарушения законности, старинного государственного устройства и правопорядка, Евнапий и Зосим не просто восставали против искажения правовых норм57 и вульгаризации римского права режимом домината. Вульгаризация права осуществлялась, наряду с прочим, через влияние христианских норм и союза церкви с государством58. Оппозиция Евнапия и Зосима правительственному произволу была поэтому и оппозицией данному союзу.
Однако чаще недовольство отдельных групп господствующего класса облекалось в форму еретических течений. В связи с тем, что правительство поддержало православие, часть оппозиции формально выступала против никейско-каппадокийской догмы. Например, несмотря на преследования, продолжали существовать арианские группировки. Изгнание из столицы арианского епископа Демофила и его приверженцев и передача церквей православным не ликвидировали сборищ за городом (Сократ, стр. 395; Созомен, стр. 482). Евномий удалился в Вифинию, где образовался центр ариан59. Эдикт от 10 января 381 г. грозил карой собственно арианам и арианским сектам (фотинианам и евномианам), которые, как следует из указа, имели приверженцев в провинциальных городах (Cod. Theod., XVI, 5. 6). Разрешение Ульфиле, готскому епископу, иметь в столице арианский собор было уступкой не арианам вообще, а арианам-готам, военной опоре правительства. Приверженцы арианства долгое время пребывали даже при дворе и в чиновной среде (Филосторгий, стр. 402; Созомен, стр. 483).
[с.74] На соборе 381 г. определилась оппозиционность приверженцев македониевой ереси, «которые большей частью были из городов, лежащих около Геллеспонта» (Созомен, стр. 485). На соборе македониан возглавили Элевсий из Кизика и Маркиан из Лампсака. Видимо, македониане отражали интересы части горожан указанного региона, недовольной централизаторской политикой Константинополя.
Правительство Феодосия предприняло только одну попытку переговоров с представителями еретических направлений. В 383 г. в столице созывался новый собор. Позиция господствующих церковных группировок была твердолобой: не рассуждать с неправославными, а спросить напрямик — «принимают ли они тех истолкователей и учителей священного писания, которые жили до разделения церквей» (Созомен, стр. 495). Собор не разрешил своей задачи, и правительство вновь вернулось к репрессивным эдиктам.
Еще в 381 г., издавая указ о запрещении еретикам иметь свои церкви, Феодосий, очевидно, ввел в систему антиеретический произвол, так как он не определял формы изъятия церквей у неправославных60. В марте 382 г. эдиктом префекту претория Флору предписывалось создание специального института инквизиторов (inquisitores) для розыска еретиков (Cod. Theod., XVI, 5. 9). Группировкам евномиан, ариан, македониан, пневматомахов, манихеев и др. запрещалось сходиться в городах (Cod. Theod., XVI, 5. 11) и селениях (Cod. Theod., XVI, 5. 12). Как резюмировал Созомен, правительство постановило, чтобы неправославные «не имели наравне с прочими прав гражданства» (Созомен, стр. 496). В 387 г., во время похода императора на западноримского узурпатора Максима, в Константинополе произошло волнение ариан, слабо освещенное в источниках (Сократ, стр. 408—409; Созомен, стр. 501). Под влиянием слухов о мнимом поражении Феодосия еретики «сделались дерзкими и, сбежавшись, зажгли дом епископа Вектария в досаде, что он владеет церквами». Ближайшим ответом правительства был, видимо, закон от 9 августа 388 г. «Мы узнали, что кое-кто из ариан города — в то время как общее постановление наших предписаний обеспечивает защиту их, — что они позволили узурпировать те обычаи, которые, им кажется, способствуют их пользе. Это постановление должно быть отменено...» (Cod. Theod., XVI, 5. 16). Возможно, имело место выступление ариан-готов. Так или иначе, в конце 80-х гг. последовал ряд указов против еретиков61.
Как справедливо полагал еще Н. Чернявский62, антиеритическое законодательство Феодосия не представляет собой чего-то единого. Что касается социальных сил, стоявших за еретическими течениями того времени, то, чтобы не вульгаризировать ситуацию, скажем: в большинстве своем они сосредоточивались в городских центрах, переживавших мучительный для народных масс и даже для средних собственников процесс упадка мелких позднеантичных полисов и возвышения крупных.
Критические высказывания церковных историков в адрес Феодосия почти не сохранились. Например, в «Церковной истории» Филосторгия можно указать только одно место подобного рода. Патриарх Фотий, передавая содержание этого сочинения, постарался, очевидно, не повторять негативных намеков историка, который смеялся над [с.75] невоздержанностью Феодосия и его склонностью к роскоши (Филост., стр. 408), за что Фотий называет Филосторгия нечестивцем.
Известная критика Феодосия выражена и в «Церковной истории» Феодорита Кирского. В целом восхваляя императорскую справедливость и благочестие, Феодорит считал, что подавление Феодосием волнений в Фессалонике — следствие несдержанности гнева и скоропалительности решения (Феодорит, стр. 334). «...Царский гнев, как самовластный тиран, разорвав узы и свергнув ярем разума, обнажил неправосудно гнев на всех и вместе с виновными умерщвлял и невиновных, ибо семь тысяч человек было умерщвлено, говорят, без всякого суда и улики в сделанном преступлении...» (Феодорит, стр. 335. Подчеркнуто мной. — А.К.). Осуждение фессалоникийцев за бунт явно сопряжено с призывом к властям карать только виновников деликта и соблюдать правовые нормы. Феодорит явно боялся размаха народного движения и авторитарных перегибов одновременно.
Наконец, что касается форм протеста, присущих монашеству, то отметим: в нем продолжало доминировать неприятие гнетущей социальной действительности. Уже в 390 г. вышел закон, свидетельствующий о стремлении правительства элиминировать оппозиционность монахов. Закон предписывал разыскивать монахов и поселять в «пустынных местах и заброшенных уединениях» (Cod. Theod., XVI, 3. 1). Видимо, монахи, бывшие крестьяне и ремесленники, а ныне — своего рода люмпен-пролетарии63, являлись опасным «горючим» для городских волнений. В самом деле, указ 392 г. говорит, что некоторые монахи и их авторитет «усиливались судебными несправедливостями» (Cod. Theod., XV, 3. 1). Указом 391 г. закон 390 г. сводился на нет: монахам разрешали доступ в города. Так как в начале 90-х гг. в империи наметилась активизация «языческой оппозиции», то правительство, видимо, хотело через церковь использовать монахов против недовольных куриалов и интеллигенции64.
Приведенные факты дают основание полагать наличие в правление Феодосия систематизированных оппозиционных оценок (Либаний, Евнапий). Однако недовольство отдельных групп господствующего класса по большей части не принимало формы открытого псогоса в публицистическом или историко-художественном оформлении. Сталкиваясь с конкретными негативными реалитетами, социальные группы отвечали конкретными же формами протеста. Однако при Феодосии крупные и средние собственники были слишком напуганы социальным движением на Балканах во второй половине 70-х гг. и городскими волнениями начала 80-х гг. IV в., чтобы действовать очень активно. Например, оппозиция муниципальных кругов, заинтересованных в сохранении полисных порядков, не вышла за рамки борьбы с местными чиновниками и риторической критики правительства. Распространение еретических течений дает основание полагать существование оппозиции в среде крупных земельных собственников.
Правительство отвечало на оппозицию репрессиями. Преследования лимитировали критику режима, но и вызывали ответное недовольство.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. См.: А.Р. Корсунский. Проблема перехода от рабовладельческого строя к феодальному в Западной Европе. — ВИ, 1964, № 5, стр. 107; Его же. Образование раннефеодального государства в Западной Европе. М., 1963, стр. 28—33; М.Я. Сюзюмов. Дофеодальный период. — АДСВ, вып. 8. Свердловск, 1972, стр. 8 сл.
2. А.П. Каждан. Кризис и падение Римской империи. — ВДИ, 1966, № 1, стр. 137.
3. Из последняя наиболее значительных зарубежных монографий отметим: A. Cameron. Claudian. Poetry and Propaganda at the Court of Honorius. Oxford, 1970; A.H.M. Jones. A History of Rome through the fifth century, v. 2. The Empire. L., 1970; W.E. Kaegi. Byzantium and the Decline of Rome. Princeton, 1968; A. Lippold. Theodoius der Gro?e und seine Zeit. — “Urban-Bucher”, 107. Stuttgart, 1968; F. Paschoud. Roma aeterna. Etudes sur le patriotisme Roman dans l'Occident latin a l'epoque des grandes invasions. — “Bibliotheca helvetica romana”, t. VII. Roma, 1967; The Prosopography of the Later Roman Empire, by A.H.M. Jones, J.R. Mantindale, J. Morris, v. I: A.D. 260—395. Cambrige, 1971.
4. История Византия, т. 1. M., 1967, стр. 164—218.
5. З.В. Удальцова. Из истории византийской культуры раннего средневековья (Мировоззрение византийских историков IV—VII столетий). — В сб.: Европа в средние века: экономика, политика, культура. М., 1972, стр. 260—264; Ее же. Мировоззрение византийского истории V в. Приска Панийского. — ВВ, т. 33, 1972, стр. 47—74; Ее же. Евнапий из Сард — идеолог угасающего язычества. — АДСВ, вып. 10. Свердловск, 1973, стр. 70—75.
6. Об этом см.: Г.Л. Курбатов. Основные проблемы внутреннего развития византийского города в IV—VII вв. (конец античного города в Византии). Л., 1971, стр. 130—167 и сл.
7. «На экономическое движение оказывает влияние, с одной стороны, движение государственной власти, а с другой — одновременно с нею порожденной оппозиции» (Ф. Энгельс. Письмо Конраду Шмидту, 27 окт. 1890 г. — К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. т. 37, стр. 417).
8. См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 9, 27, 354—355; т. 8, стр. 29.
9. В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 11, стр. 65.
10. См.: В. Велков. Селото и градът в Тракия и Дакия през IV—V в. от н.е. — ИП, 1965, № 4, с. 33.
11. По Иордану (Iord., Get. 140), грабежи готов территориально охватили Фессалию, Эпир, Ахайю и Паннонию. Ср.: L. Schmidt. Geschichte der deutschen Stamme bis zum Ausgang der Volkerwanderung. Bd. I. Die Ostgermanen. Munchen, 1941, S. 416.
12. А.Д. Дмитрев. Восстание вестготов на Дунае и революция рабов. — ВДИ, 1950, № 1, стр. 72 сл.
13. О военно-политических последствиях битвы под Андрианополем см.: B. Stallknecht. Untersuchungen zur romischen Aussenpolitik in der Spatantike (306—395 n. Chr.). Bonn, 1967, S. 74 f.; J. Straub. Die Wirkung der Niederlage bei Adrianopel auf die Diskussion uber das Germanenproblem in der spatromischen Literatur. — “Philologus”, 95, 1943. S. 255 f.
14. Ср.: Г.Л. Курбатов. Восстание Прокопия (365—366 гг.). — ВВ, т. 14, 1958, стр. 3—15; История Византии, стр. 173 сл.
15. См.: А.С. Козлов. К вопросу о месте готов в социальной структуре Византии IV—V вв. — АДСВ, вып. 9. Свердловск, 1973, стр. 115 сл.
16. В ответ на требование горожан выдать им оружие для борьбы с готами Валент пригрозил расправой (Сократ, стр. 384; Созомен, стр. 473).
17. Хотя Аммиан Марцеллин упоминает о попытке Валента сдержать рост налогов (Amm. Marc., XXI, 6. 5; XXX, 9. 1), правление последнего связано с усилием налогового пресса и наступлением на курии. См.: Г.Л. Курбатов. Ранневизантийский город (Антиохия в IV веке). Л., 1962, стр. 74—75, 192. В 60-е гг. IV в. правительство издало ряд указов, усиливавших контроль земельной знати над куриалами, в том числе ввело должность defensor civitatis, что, видимо, помогало плебсу противостоять тирании влиятельных лиц. Ср.: История Византии, стр. 175; E. Demougeot. De l'unite a la division de l'Empire romain (395—410). Essai sur le gouvernement imperial. P., 1951, p. 40—41.
18. E. Stein. Geschichte des spatromischen Reiches. Bd. I. Wien, 1928, S. 319; B. Stallknecht. Untersuchungen..., S. 74—75.
19. Когда Феодосий еще пребывал в Фессалии, готовясь к войне с варварами, «многие, стекающиеся отовсюду с общественным и частным делом, удалялись, получив приличествующее» (Zosim., IV, 25. 1). Кроме того, указ, адресованный префекту претория Флору, существенно улучшал положение рудокопов (Cod. Just., XI, 7 (6). 3), которые проявили себя социально опасным элементом в ходе восстания готов (Amm. Marc., XXXI, 6. 6). Однако, например, два закона 380 г., угрожающие казнью соглядатаям, которых использовали алчные магистраты (Cod. Theod., X, 10. 12—13), едва ли были призваны серьезно смягчить оппозицию.
20. R. Remondon. La crise de l'Empire Romain de Marc Aurele a Anastase. P., 1964, p. 190.
21. B. Stallknecht. Untersuchungen..., S. 75.
22. Наиболее рельефно это выражено у Иордана. Когда Феодосий, amator pacis generisgue Gothorum, узнал, что «Грациан установил союз между готами и римлянами, — чего он и сам желал, — он воспринял это с радостью и со своей стороны согласился на этот мир» (Цит. по: Иордан. О происхождении и деяниях готов. Getica. Пер. Е.Ч. Скржинской. М., 1960, стр. 94). Далее Иордан описывает милости, оказанные Атанариху. Ср.: Marc. comes, p. 60. 22: «Аланов, гуннов, готов — скифские племена — он (Феодосий. — А.К.) победил в великих и многочисленных сражениях». См. то же у Орозия (Oros., VII, 34. 7) и у Зосима (Zosim., IV, 25),
23. В.Т. Сиротенко. Фемистий о положении на дунайской границе и о борьбе крестьян и рудокопов против готов. — АДСВ, вып. 10. Свердловск, 1973, стр. 291—292.
24. E. Demougeot. De l'unite..., p. 18—19; ср.: A. Deleage. La capitation dans le Bas-Empire. Macon, 1945, p. 5 sq.
25. Ср.: E. Demougeot. De l'unite..., p. 41.
26. Claud., In Ruf. I, v. 45 sq.; IV Cons. Hon., v. 41.
27. Так было, например, после смещения префекта претория Тациана (Cod. Theod., IX, 42. 12—13; 38. 9).
28. Ch. Saumagne. Du role de “L'origo” et du “census” dans la formation du colonat romain. — Byz., XII, 1937, p. 511.
29. R. Remondon. La crise..., p. 203.
30. История Византии, стр. 179.
31. Г.Л. Курбатов. Ранневизантийский город, стр. 193—194.
32. М.Я. Сюзюмов. Проблема социально-политической сущности арианства. — В кн.: Сборник материалов научной сессии вузов Уральского экономического района. Исторические науки. Свердловск, 1963, стр. 181.
33. Там же, стр. 182.
34. Г.Л. Курбатов. Ранневизантийский город, стр. 194.
35. R. Remondon. La crise..., p. 194.
36. Подробно см.: Н.И. Чернявский. Император Феодосий Великий и его царствование в церковно-историческом отношении. Сергиев Посад, 1913, стр. 194—200; K.-L. Noethlichs. Die gesetzgeberischen Ma?nahmen der christlichen Kaiser des vierten Jahrhunderts.... Koln, 1971.
37. K.-L. Noethlichs. Die gesetzgeberischen Ma?nahmen..., S. 136—139.
38. R. Remondon. La crise..., p. 194.
39. A. Deleage. La capitation..., p. 242 sq.
40. Г.Л. Курбатов. Ранневизантийский город, стр. 211—212.
41. Ср.: M.T.W. Arnheim. The senatorial aristocracy in the Later Roman Empire. Oxford, 1972, p. 100—102.
42. B. Kotting. Christentum und heidnische Opposition in Rom am Ende des 4. Jahrhunderts. Munster, 1961, S. 38.
43. Synes., De regno, 20.
44. Г.Л. Курбатов. Ранневизантийский город, стр. 214.
45. Подробнее см.: Н.Н. Розенталь. Социально-политические воззрения языческой интеллигенции Поздней Римской империи. — «Уч. зап. Одесск. ун-та, вып. 49. Сб. науч. работ историч. ф-та», т. 2, 1947, стр. 93.
46. По Зосиму, Либаний, прибыв в столицу, своей речью отвратил от антиохийцев гнев Феодосия (Zosim., IV, 41. 2).
47. Г.Л. Курбатов. Ранневизантийский город, стр. 223, 227—228.
48. K.-L. Noethlichs. Die gesetzgeberischen Ma?nahmen..., S. 166 f.
49. Ibid., S. 169.
50. «Пасхальная хроника», резюмируя использованные в ней компилятивные выкладки, довольно точно отразила взгляд многих современников на подобные факты: «Прославленный Константин, процарствовав, только запер святыни и храмы эллинов, а этот Феодосий — уничтожил (их)...» (Chron. Pasch., p. 561. 10—12). Наиболее краткая и, вместе с тем, насыщенная информация — у Малалы. Отметив, что «все храмы эллинов... император Феодосий уничтожил до основания», он последовательно рассказывает об уничтожении святилищ в Гелиополе, Дамаске, Константинополе и т.д. (Malal., p. 344. 19 sq.).
51. R. van Loy. Le “Pro Templis” de Libanius. — Byz., 1933, p. 19 sq.
52. Г.Л. Курбатов. Ранневизантийский город, стр. 246—247.
53. R. Remondon. La crise..., p. 197.
54. З.В. Удальцова. Из истории византийской культуры..., стр. 263.
55. W.E. Kaegi. Byzantium..., p. 84.
56. Ibid., p. 123.
57. Особенно наглядно это представлено в рассказе об истолковании мошенником-префектом закона о жалобах подчиненных на начальство (Eunap., p. 269. 25).
58. G. Stuhff. Vulgarrecht im Kaiserrecht unter besonderer Berucksichtigung der Gesetzgebung Konstantins des Gro?en. Weimar, 1966, S. 92 f.
59. Н.И. Чернявский. Император Феодосий Великий..., стр. 619.
60. Там же, стр. 461.
61. K.-L. Noethlichs. Die gesetzgeberischen Ma?nahmen..., S. 150 f.
62. Н.И. Чернявский. Император Феодосий Великий..., стр. 466.
63. История Византии, стр. 176.
64. Там же.
БОРЬБА МЕЖДУ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ОППОЗИЦИЕЙ И ПРАВИТЕЛЬСТВОМ ВИЗАНТИИ В 395—399 гг.
Оп.: Античная древность и средние века. 1976. №13.
[с.68] Во второй половине IV в. господствующий класс Византии искал выход из социально-экономических и политических трудностей, отражавших кризис позднерабовладельческого общества. В этих условиях особенно значимыми становились не только факторы классовой борьбы, но и нюансы конфронтации между отдельными группами господствующего класса. В последнее время в литературе отмечается важность изучения подобной проблематики1. Однако содержание протеста знати в конкретные периоды ранневизантийской истории практически не исследовано.
Данная статья является попыткой рассмотреть социальное содержание борьбы между оппозиционной знатью и правительством в 395—399 гг. (от смерти Феодосия I и раздела империи до падения правительства Евтропия)2.
В правление Феодосия I (379—395 гг.) была предпринята попытка преодолеть кризисные явления укреплением деспотического режима (развитие авторитаризма и бюрократии, упрочение позиций военщины и союза церкви с государством). Угроза социальных движений и готская опасность содействовали сплочению господствующего класса и уменьшению в нем оппозиции, которая была рыхлой и слабо организованной. Определенная организация оппозиции имелась в куриях, но критика правительства не переросла здесь в откровенное отрицание автократии (Либаний)3. В церковных неправославных приходах организация протеста лишь начинала складываться. Аккламации горожан уже теряли свое значение, а «цирковые партии» еще не сформировались4. Направления оппозиции в целом определялись: а) протестом против насилий властей (чиновников, сборщиков налогов и т.д.); б) борьбой против «тирании» («перегибов» автократии); в) протестом «языческой оппозиции» против навязывания сверху христианской идеологии и союза церкви с государством.
Со смертью Феодосия и разделом империи между его сыновьями в социально-политической жизни государства произошли крупные изменения. Многочисленные реалии, формально подчеркивающие единство державы5, не могли, однако, элиминировать тот факт, что специфика общественного развития Запада и Востока после 395 г. проявилась [с.69] более четко. Соответственно этому более четкое оформление получили и оппозиционные группы. Недовольство обращалось против группы господствующего класса, стоявшей у власти в Константинополе. Оппозиционность правительству Запада перешла в область внешней политики. Это ярко проявилось в последовавшей за смертью Феодосия конфронтации правителей Запада и Востока по поводу завещания императора6 и из-за владения префектурой Иллирик7.
Во главе правительства Византии фактически встал Руфин, кельт по происхождению. Император Аркадий правил только номинально, за что получил осуждение некоторых современников (Eunap., p. 252; Zosim., V, 1). Вставшая у власти группировка наследовала от правительства Феодосия ряд сложных проблем. Значительное место среди них занимала и оппозиция.
С именем Руфина при Феодосии была связана активная административная деятельность. Уже в 382 г. он обладал большим влиянием8 и титулом квестора священного палатия. В 388 г. Руфин стал магистром оффиций, в 389 г. сопровождал Феодосия при поездке в Рим9, а в 392 г. получил пост префекта претория. На имя Руфина был адресован ряд важных указов10, что делало кельта ответственным за претворение их в жизнь. Из этих указов более показательными для характеристики политического лица Руфина представляются те, которые касаются оппозиционных настроений. Так, в 392—393 гг. правительство адресовало Руфину указы, определявшие ряд принудительных мер в отношении куриалов. Например, указ от 22 ноября 392 г. лишал куриала, сделавшегося сенатором или поступившего на императорскую службу, нового статуса и возвращал в прежнее состояние (Cod. Theod., XII, 1. 129). В 393 г. на имя Руфина вышло четыре указа, трактующих некоторые аспекты проблемы удержания куриалов в их статусе. Закон от 12 апреля обязывает префекта к принуждению куриалов выполнять муниципальные повинности, несмотря на привилегии их административного положения на местах (Cod. Theod, XII, 1. 134). Видимо, оговорки этого указа (куриалы, если не защищены привилегиями императорской службы, патронатом или возрастом, должны нести повинности лиц, чьи имения присвоили) отражали процесс неуклонного слияния городской верхушки с чиновной знатью. Аналогична оговорка в законе от 4 июля: куриал не получал временного освобождения от обязанностей, если не было санкции центральных властей (Cod. Theod., XII, 1. 135). Указ от 23 июля запрещал привлекать к повинностям лиц, защищенных «справедливыми привилегиями» (Cod. Theod., XII, 1. 136). Однако в указе от 9 августа речи о подобных привилегиях нет; обязанных куриальными повинностями следовало снимать с императорской службы и изымать из персонала всех ведомств (Cod. Theod., XII, 1. 137). Очевидно, правительство пыталось «методом проб и ошибок» создать на местах нужную для фиска обстановку за счет определенных слоев горожан. Послабления касались, скорее всего, верхушки куриалов, враставшей в привилегированные административные звенья. Обязанность Руфина проводить подобные указы в жизнь не могла не вызвать вражды известных городских групп.
[с.70] С другой стороны, после смерти Феодосия на имя Руфина не издано ни одного закона, прямо ущемлявшего куриалов! Еще в 393 г. он совершил поездку в Антиохию, где приказал засечь до смерти комита Востока Лукиана (по официальной версии, за оскорбление Лукианом Евхерия, родственника императора)11. Характерно, что этот Лукиан, будучи consularis Siriae, характеризуется Либанием (представителем куриальной верхушки) как человек законопослушный, но жестокий (Liban., Or., LVI, 62), ставший объектом нападок антиохийского посольства в столице (Or., LVI, 14). У Либания есть специальная речь против Лукиана и речь против Флоренция, консуляра Сирии, вероятно, брата Лукиана12. В том же 393 г. Либаний написал Руфину письмо, где назвал его «врачевателем городов» (Liban., Ep., 1106. 3), восхищался его благодеяниями в отношении антиохийцев (Ep., 1106. 2) и выражал надежду, что Руфин приедет вновь и он, Либаний, снова сможет насладиться беседой с ним, а антиохийцы — получить новые блага. В письме к Аристенету Либаний называл Руфина «товарищем Дики» (Ep., 1110), а письмо Брасиду (Ep., 1111) — вообще риторический панегирик Руфину. Оба письма относятся к 393 г. и явно навеяны впечатлением от визита префекта в Антиохию13. Видимо, восторженные эпитеты Либания в адрес Руфина — не просто дань приспособленчества и лести. Очевидно, своими действиями Руфин старался завоевать расположение верхушки крупных городов.
Отношение «средних» городских слоев к Руфину и возглавляемому им правительству было иным. По Зосиму, антиохийцы были недовольны противозаконной казнью Лукиана. «Умиротворяя народ», Руфин построил портик, великолепнее которого город не имел ни одного строения» (Zosim., V, 2). Известно, что ранее массы антиохийцев встречали аккламациями упомянутого Лукиана, выражая недовольство префектом Тацианом и императором (Liban., Or., LVI, 18). Ненависть Либания к Лукиану и этим «крикунам» свидетельствует, что аккламации были направлены и против куриалов, с которыми Руфин стремился наладить отношения. Но особенно ярко оппозиция части городской знати правительству Руфина представлена в трудах Евнапия и Зосима.
Евнапий обличает Руфина как грабителя, полагающего силу в богатстве и содержащего доносчиков, которые разыскивали богатые имения и клеветали на имущих. Нарушались правовые нормы, «обижающий был судьей»; «все суды решали по воле Руфина» (Eunap., p. 254. 22 — 255. 3). Историку претит, что Руфин и Стилихон правили императорами и, словно императоры, воевали друг с другом, прибегая в основном к тайным козням (Eunap., p. 254. 11—16). Их креатуры Евпалию ненавистны: это homines noves, незнатные в прошлом лавочники и прислужники (Eunap., p. 255. 4—10). Гибель Руфина, по мнению Евнапия, совершилась по законам разума и справедливости (Eunap., 256. 8—12).
В неприглядном виде Руфин представлен и в «Новой истории» Зосима. Будучи адвокатом, несомненно связанным с юридической практикой, и в то же время — оппозиционером14, Зосим приходил в ужас перед [с.71] беззаконием Руфина. В судах царил диктат временщика, приговоры выносились в зависимости от взяток или родственных связей (Zosim., V, 1. 1). С Лукианом, отмечает Зосим, Руфин расправился без какого-либо обвинения (Zosim., V, 2, 3). Задумав погубить префекта претория Тациана, Руфин для вида назначил различных лиц для ведения процесса, хотя решающее слово имел он один (Zosim., IV, 52. 3). Особенно резко Зосим, как и Евнапий, критикует Руфина и Стилихона за произвол в отношении имущих граждан. «Когда всяческий вид подлости господствовал над городами, богатство со всех сторон попадало в дом Руфина и Стилихона, а бедность по каждой области распространялась в домах лиц, некогда бывших богатыми» (Zosim., V, 1, 3).
Совершенно очевидно, что, протестуя против неправедного судопроизводства и покушений на собственность граждан, Зосим и Евнапий отражали настроения не только городских кругов, связанных с отживающим полисным строем, но и аристократии, имевшей богатства и посты, но подвергавшейся атакам со стороны новой служилой знати. Последнее ярко проявляется в интригах Руфина против Промота и Тациана. Промота, опытного полководца, по рекомендации правителя отослали во Фракию в сопровождении отряда варваров. Те, получив указание Руфина, убили полководца, «мужа, сделавшегося лучше сокровища и всецело предавшего себя государству и императорам, но получившего достойную плату за образ мыслей...» (Zosim., IV, 51. 3). Чтобы погубить Прокла, сына Тациана, Руфин убедил несчастного отца вызвать его. Вернувшийся Прокл попал под суд и погиб (Zosim., IV, 52. 3—4). Зосим считал, что при Аркадии Руфин грезил уже об императорской власти. Первым шагом к этому Руфин полагал обручение с Аркадием своей дочери. Гордыня и хвастовство префекта дошли до того, что замыслы его стали ясны всем, и «к нему высказывалась общая ненависть» (Zosim., V, 1. 4—5).
У Зосима содержится и рассказ о содействии, которое Руфин и его приспешники («правящие предатели») оказали полчищам Алариха, открыв тому доступ в Грецию (Zosim., V, 5—6). Историк считает, что Руфин сделал это, дабы создать Стилихону противовес на Востоке и удалить варваров от столицы (Zosim., V, 5. 1. 4). Гибель Руфина радует Зосима: префект «понес кару, достойную дурно ведущих себя лиц» (Zosim., V, 8. 1).
Ригоризм Зосима и Евнапия в отношении Руфина во многом перекликается с аналогичным ригоризмом Клавдия Клавдиана. Но вражда Клавдиана — иного рода. Оппозиционные мотивы римской и византийской знати он ставил на службу великодержавной политике Стилихона, своего покровителя. Поэтому оппозиция Клавдиана Руфину по своему социальному содержанию не может быть приравнена к оппозиции Евнапия и Зосима. Но, хотя Клавдиан отражал чаяния части аристократии и интеллигенции Запада, арсенал его критики гораздо богаче инвектив автора «Новой истории»15.
Оппозиционные взгляды современников в отношении правительства Руфина сохранила историческая традиция. В частности, намерение префекта женить Аркадия на своей дочери оценивалось как его [с.72] притязание на трон не только Зосимом и Клавдианом, но и другими историками и публицистами16. Насколько справедливо это инкриминирование — для нас не суть важно. Интересно другое: точки соприкосновения в критике правительства Руфина представителей «языческой оппозиции» и церковных историков.
Позиция Руфина в отношении церкви не совсем ясна. Столичная церковная верхушка характеризует его как благочестивого христианина17. Известно, что в своем имении у Халкидона он основал обитель, куда доставил реликвии Петра и Павла18 и пригласил египетских монахов19. После смерти Руфина монахи покинули эту обитель20. Мы полагаем, что подобные факты говорят о попытке Руфина создать себе опору в одной из группировок монашества.
Церковные историки в целом не имеют «антируфиновского пыла», присущего «языческой оппозиции». Главное в критике Руфина у Сократа, Созомена и Филосторгия — осуждение стремления временщика взять императорский пурпур, учредить «тиранию». Честолюбие Руфина — причина его гибели: префект, злоумышлявший против сыновей Феодосия, был «легко низложен» (Созомен, с. 544). Более резких характеристик церковные авторы Руфину не дают. У Филосторгия описание внешности Руфина даже служит оттенением негативной наружности Аркадия (Филост., с. 409). Замечания церковных историков о возможном сговоре Руфина с варварами кратки (Созомен, с. 530; Oros., VII, 37). Такая относительно «слабая» оппозиционность Руфину скорее всего была вызвана его стремлением не задевать интересы церкви. Однако то, что оппозиция, хоть и слабая, но была, можно объяснить давлением на церковные фракции тех групп, которых политика Руфина не устраивала. С другой стороны, церковь не могла одобрять заигрывания правительства с варварами.
Оппозиция, видимо, была и в чиновно-административной среде21. По мнению Иоанна Лида, Руфин приобрел чрезмерную власть, чем «поверг державу в пропасть». Префект получил контроль над вооруженными силами, «фабриками» оружия и над зрелищами22. Очень негативно сказалась «тирания» Руфина и на законодательстве23. Здесь взгляды Лида, администратора до мозга костей, сходны с позицией Зосима.
Что касается знаменитой алчности Руфина, то ее критикуют, кроме Евнапия и Зосима, также представители иных групп господствующего класса24. Алчность префекта была связана с перемещением собственности в пользу группы рабовладельцев, стоявшей у власти. Все другие группировки, таким образом, оказывались в оппозиции, апеллировавшей к «справедливости» и упорядочению судопроизводства.
Ненависть должна была вызвать и ярая антиеретическая политика Руфина. 13 марта 395 г. у евномиан отняли jus testamenti (Cod. Theod., XVI, 5. 25), которое незадолго до этого им возвратил Феодосий (Cod. Theod., XVI, 5. 23, 27). Указ 13 марта нетерпим к еретикам вообще: «Мы возобновляем Нашим указом все штрафы и все наказания, которые были установлены законами святой памяти Нашего отца, — против упрямого духа еретиков, и Мы объявляем недействительной любую привилегию, которая была предоставлена им по каким-либо [с.73] специальным утверждениям...» Повторялось запрещение еретикам устраивать сходы и иметь епископов (Cod. Theod., XVI, 5. 28, 29). В законе от 7 августа 395 г., обращенном опять-таки к Руфину, угрозы в адрес язычников и еретиков сопровождались угрозами провинциальным правителям за нерадивость в пресечении еретических «сборищ». Халатность чиновников при карательных акциях наказывалась штрафами и рассматривалась как пособничество еретикам (Cod. Theod., XVI, 10. 13).
Особым указом подтверждался закон «о пренебрежении языческими праздниками» (Cod. Theod., II, 8. 22).
Несмотря на непопулярность правительства Руфина, оно не было сметено ни местной городской знатью, ни оппозиционными группами столичных аристократов. Политика Руфина в целом отвечала интересам столичной аристократии и чиновной знати, связанной с авторитарной централизацией. Путем дворцового переворота устранить Руфина было трудно: он имел собственную дружину из гуннов25. Свергли Руфина представители оппозиционных кругов армии.
О борьбе Руфина со Стилихоном за возвращение на Восток с Запада войск, уведенных туда для свержения узурпатора Евгения, написано немало26. Для нас важно, что значительную часть контингентов, отправленных Стилихоном в Византию, составляли варвары. Во главе их стоял гот Гайна. Был ли Гайна в союзе со Стилихоном против Руфина — вопрос второстепенный27. Важно другое — в описаниях убийства Руфина28 (особенно у Клавдиана29) подчеркивается роль не столько варваров, сколько войска в целом. По Клавдиану, ненависть к погибшему префекту выказал и хлынувший за ворота столичный плебс30. Характерна форма надругательства над трупом: его голову, насадив на копье, носили по городу вместе с отрубленной рукой, взывая: «Подайте ненасытному!» В этом проявилась ненависть столичных жителей к финансовым методам Руфина. Ненависть верхушки ремесленных корпораций к Руфину подчеркивает тот факт, что голову Руфина носили («по всем мастерским» столицы (Филост., с. 409).
Таким образом, есть основания полагать, что в свержении правительства Руфина временно соединились интересы самых различных социальных групп — от народных масс до варварских контингентов.
Отношение варварских военных отрядов к правительству Руфина определялось не столько его политикой, сколько местом этих отрядов в социальной структуре Византии. Готы были враждебным византийцам наемным элементом, стремившимся существовать за счет паразитического потребления прибавочного продукта общества. Используя борьбу группировок господствующего класса империи, потребность правящих фракций в иноплеменных полицейских силах для подавления социальных движений, готская военно-племенная верхушка успешно инфильтрировалась на командные посты в политической организации Византии. Попытки правительства превратить готов в земледельцев терпели крах. Корпоративность варварских объединений, рост их притязаний и тенденция превратиться в своеобразное сословие делали готов опасной оппозицией31. Засилие готов в государственном аппарате рано или поздно должно было вызвать реакцию правящих групп. В [с.74] частности, правительство Руфина имело какие-то серьезные трения с варварской верхушкой. По Филосторгию, гибель Руфина была вызвана насмешками префекта над войском (Филост., с. 409).
Мы считаем, что в данное время военно-варварская оппозиция только организовывалась. Этим объясняется, что именно ее элементы сыграли значительную роль в свержении Руфина и что власть все-таки перешла в руки группировки, интересы которой были далеки от интересов варваров. В то же время новое правительство несколько отличалось от правительства Руфина.
Фактическим главой правительства стал евнух Евтропий, еще в первой половине 90-х гг. интриговавший против Руфина и сорвавший план его женить Аркадия на своей дочери (Zosim., V, 3). Уже при Руфине Евтропий считался самым могущественным из евнухов, бывших в услужении императора. После гибели префекта 27 ноября 395 г. Евтропий еще оставался praepositus sacri cubiculi (Zosim., V, 9. 2). Но вскоре кувикулярий приобрел титул патрикия, а затем — судебные прерогативы префекта претория Востока32. Административные и судебные полномочия Евтропия подтверждали его приоритет по сравнению с положением преемника Руфина на посту префекта претория Востока — Флавия Кесария (Филост., с. 410).
В дошедших, до нас источниках положительных отзывов о правительстве Евтропия нет. Авторы проявляют лишь различную степень оппозиционности. По нетерпимости в своем отношении к Евтропию на первом месте стоят Евнапий и Зосим.
Евнапий, от труда которого Зосим, видимо, исходил при характеристике этого периода33, даже противопоставляет Руфина и Евтропия, поскольку последний нанес империи гораздо больше вреда (Eunap., p. 256. 12—15). Характерно сравнение евнуха с чудовищным змеем, господствующим при дворе и обращающим все в свою пользу (Eunap., p. 256. 32 — 257. 2, 7—10). Евтропий бдительно следил за поведением окружающих, заставляя всех действовать согласно его образу мыслей (Eunap., p. 256. 23—27). Сириец Варг, возвеличенный им и возгордившийся, пал из-за его же козней. (Eunap., p. 257. 30 — 258. 18). Скорее всего к Евтропию относятся резкие высказывания Евнапия о том, что евнух погубил мужа, раб — консула, дворцовый служитель — воина, поскольку ниже историк говорит, видимо, об осуждении Абунданция (Eunap., p. 257. 20—25). Евнапий более нетерпим к Евтропию (по крайней мере, эмоционально), нежели Зосим.
Автор «Новой истории» считает евнухов-царедворцев особой категорией лиц, негативно влияющих на ход государственных дел (Zosim., I, 6. 3; II, 55. 2; IV, 22. 4; V, 24. 1—2; 37. 4—6). Евтропий венчает галерею евнухов-интриганов. Приобретя вес после гибели Руфина, Евтропий, не брезгуя никакими средствами, добился осуждения видных лиц, в том числе Тимасия и Абунданция (Zosim., V, 9. 2—3; 10. 5). Дошло до того, что в Константинополе не стало людей, которые осмелились бы глянуть всесильному временщику в лицо (Zosim., V, 10. 5). Евтропий добился выдвижения своих креатур (Zosim., V, 14. 2), успешно восстанавливал Аркадия против Стилихона (Zosim., V, 11. 1). Недаром [с.75] Гайна требовал выдачи «евнуха, которого называл виновником всех бед (Zosim., V, 17. 5). Описав гибель временщика, Зосим соглашается, что Евтропий — фигура необычная: судьба подняла его на высоту, на которую не был возведен ни один из евнухов (Zosim., V, 18. 4).
В историографии уже отмечалось, что при Евтропий получила влияние богатая торгово-ремесленная и ростовщическая верхушка столицы34. Следует добавить, что группа Евтропия пыталась расширить свою социальную базу за счет торгово-ростовщических элементов провинций. Отсюда — появление на сцене лиц типа презираемого Евнапием и Зосимом сирийца Варга, а также издание законов, выгодных торговцам-плутократам. Например, в 396—397 гг. вышли указы, защищавшие интересы верхушки иудейских общин. Указ от 28 февраля 396 г. запрещал лицам неиудейского вероисповедания «устанавливать цены вместо иудеев, когда они предлагают свои товары на продажу». Следить за выполнением этого правила должны были ректоры провинций (Cod. Theod., XVI, 8. 10). Указ префекту претория Иллирика от 17 июля 397 г. подтверждал привилегии иудеев в том плане, что иудеи и их синагоги ограждены от нападений (Cod, Theod., XVI, 8. 12). Указ от 1 июля 397 г. подтверждал привилегии, данные иудеям-духовникам предшествующими императорами. Иудейская духовная знать освобождалась от обременительных повинностей декурионов и была обязана повиноваться законам своей религии и общины (Cod. Theod., XVI, 8. 13), Последнее положение было реакционным, поскольку санкционировало замкнутость иудейских общин, противопоставляя их прочим социальным группам. Однако подобные привилегии повышали конкурентоспособность иудейско-торгово-ростовщической знати, в ущерб другим прослойкам предпринимателей.
Мы предполагаем, что появление правительства Евтропия обусловливалось временно благоприятной ситуацией для торгово-ростовщической знати Константинополя и части провинциальных центров. Торгово-ростовщическая верхушка, экономически близкая к средним собственникам, усилилась в конце IV в. через включение в курии богатых плебеев35. Часть торгово-ростовщической верхушки, вбиравшая в себя и «предпринимателей» — куриалов (в крупных городах)36, становилась силой, признаваемой государством37. В конечном счете эти социальные группы использовали временную стабилизацию, достигнутую при Феодосии I, и дискредитацию правительства чиновной аристократии столицы.
Согласно источникам, основным объектом критики оппозиционеров была сама личность Евтропия и его окружение. Конфискации38, продажа должностей39 и судебный произвол, обеспечивавшие Евтропию огромное богатство40, делались ненавистны и для церковной верхушки41. Вмешательство Евтропия в церковные дела, очевидно, отражало стремления стоявшей у власти группы подчинить или включить в сферу своих интересов некоторые церковные группы и фракции. Например, содействие Евтропия избранию антиохийского пресвитера Иоанна архиепископом Константинополя — содействие, сопровождавшееся нажимом на Феофила Александрийского (Сократ, с. 451; Созомен, [с.76] с. 551), — вызывалось не только популярностью Иоанна (борца с арианством и «миротворца» в период антиохийского восстания 387 г.42), но и ориентацией временщика на некоторые группы сирийской знати. Позднее Евтропий пытался отменить право церковного убежища и запретить освобождение от государственных повинностей тех священников, которые когда-то были связаны с ними (Cod. Theod., IX, 40. 16; 45. 3; XI, 30. 57; XVI, 2. 32—33). Это привело верхушку клира к резкой критике правительства43.
Критиковалась и внешняя политика Евтропия. Клавдиан инкриминировал временщику использование в личных целях похода против гуннов, вторгшихся через Кавказ в Армению44, хотя Евтропий как полководец справился со своей задачей. Возможно, подобная критика разделялась частью византийской знати.
Неприкрытая ориентация стоявшей у власти группы на торгово-ростовщические слои крупных городов и авторитарный произвол усиливали оппозиционность столичной аристократии. «Все лица, составляющие сенат, были недовольны бедственным состоянием дел» (Zosim., V, 13. 1). По Иоанну Антиохийскому, Евтропий наказывал вельмож ссылкой, а сенаторам причинял всевозможные обиды45.
Все же одной из самых опасных сил для правительства была военно-варварская оппозиция. К этому времени в Византии находилось три относительно автономных готских объединения: а) отряды Трибигильда, расквартированные в диоцезе Азия; б) наемники под руководством Гайны, находившиеся в столице; в) полчища Алариха, ограбившие Грецию и после ряда столкновений с местными жителями и армией Стилихона ушедшие в Эпир, а оттуда — в Иллирик; здесь Аларих был провозглашен полководцем Иллирика последовательно Византией и Западом, стремившимися использовать вестготов в своей взаимной борьбе46. Объединение этих трех сил, несмотря на кажущуюся общность интересов, было проблематичным. Аларих не помог ни Гайне, ни Трибигильду во время событий 399—400 гг.47 Гайна поддержал Трибигильда только при угрозе ликвидации готского мятежа в Азии48. Видимо, здесь сказались военно-племенной корпоративизм, стремление отдельных фракций готской знати к приоритету. Однако борьба в среде византийской знати была на руку готам. Евтропий, возможно, хотел с помощью варваров укрепить свои позиции49. Однако варварская верхушка видела в нем противника. По Зосиму, Гайна, не получая звания magister militum и «не способный насытить дарами варварскую алчность», мучился по поводу благ, притекающих в дом Евтропия (Zosim., V, 13. 1).
Стремясь устрашить оппозицию, правительство издало 4 сентября 397 г. на имя префекта претория Евтихиана указ о наказании лиц, составляющих заговор против императора, членов консистория и сената. Закон грозил смертной казнью и конфискацией имущества (Cod. Theod., IX, 14. 3; ср.: Cod. Just, IX, 8. 5). То, что заговор мог быть составлен cum militibus vel privatis, barbaris etiam, показывает, что правительства прекрасно видело состав оппозиции.
[с.77] В этом же плане мы рассматриваем проводимые правительством антиеретические мероприятия. Уступка была одна: в декабре 395 г. евномианам вернули jus testamenti (Cod. Theod., XVI, 5. 27). Возможно, это было уступкой временного характера по отношению к части оппозиционно настроенной знати. Но уже в апреле 396 г. евномиан (особенно их духовенство) предписывалось выслеживать и отправлять в ссылку из муниципиев (Cod. Theod, XVI, 5. 31—32). 1 апреля 397 г. вышел указ об удалении из Константинополя аполлинариан; дома, в которых они нашли бы убежище для своих сходок, передавались казне (Cod. Theod., XVI, 5. 33). Крайне суров к евномианам и монтанистам был закон от 4 марта 398 г., из которого следует, что, несмотря на указы предыдущих лет, еретики оставались в городах и даже находили место для сходок в каких-то имениях. Закон грозил прокуратору такого имения высшей мерой наказания, а хозяину имения — конфискацией. Хозяева городских домов, где еретики устраивали моления, могли потерять свое жилье, а сами еретики — имущество и даже жизнь (Cod. Theod., XVI, 5. 34). Совершенно очевидно, что евномиан поддерживали известные группы городских собственников.
В правление Евтропия вышел также указ, подтверждающий лишение «отступников» jus testamenti (Cod. Theod., XVI, 7. 6), и два закона против язычников, закон от 7 декабря 396 г. аннулировал любые привилегии, даваемые жрецам в древности (Cod. Theod., XVI, 10. 14). Очевидно, прослойка служителей языческого культа еще апеллировала к подобным привилегиям. Закон 399 г. предусматривал разрушение «без беспокойства и шума» языческих храмов (Cod. Theod., XVI, 10. 16). Возможно, правительство опасалось волнений язычников, если бы разрушение происходило в тех формах, как при Феодосии.
Обнародование законов против еретиков и язычников, не обойденное вниманием церковных историков (Филост., стр. 410), а также осуждение некоторых лиц из столичной и провинциальной знати50 свидетельствуют о том, что правительство Евтропия, как и правительство Руфина, шло в политике репрессий в целом по пути Феодосия. Проведение последовательной централизации, соответствующее интересам верхушки позднеримских рабовладельцев, неизбежно било по политическому, имущественному положению групп господствующего класса, не допущенных к центральной власти. При Евтропий подобное «закручивание гаек» достигло, видимо, той стадии, когда распространение оппозиции «вширь и вглубь» должно было вызвать антиправительственное выступление наиболее организованных групп.
Такими группами оказались варварские наемные отряды, на правах федератов входившие в состав византийской армии. Весной 399 г. во Фригии восстали готы во главе с Трибигильдом. Поводом, очевидно, послужил отказ Евтропия выдать Трибигильду и его родне награду за участие в походе против гуннов51. Вначале силы Трибигильда были невелики, и правительство, не слишком беспокоясь, пыталось сговориться с главой мятежников путем даров и обещаний52. Но Трибигильд «за недолгое время собрал столь значительную массу рабов и иных отверженных людей, что привел в крайнюю опасность всю Азию» (Zosim., V, [с.78] 13. 4)53. Началось опустошение малоазийских областей, сопровождаемое разрушением городов и геноцидом54.
Ход мятежа уже подробно и неоднократно описывался в ряде исследований55. Поэтому отметим только те моменты в событиях, которые важны для нашей темы.
1. Цели восставшей группировки вначале были недостаточно ясны. Более четко выражены намерения Гайны, выступившего против правительства позднее и пришедшего к мысли о ниспровержении государственного устройства и установлении тирании56. Возможно, здесь сыграло роль то, что группировка Трибигильда по социальному облику несколько отличалась от войска Гайны, состоявшего в основном из кадровых воинов-федератов.
2. Разорения, чинимые мятежниками, вызвали отпор местных жителей57. Разграбление готами городов и сельской местности настраивало враждебно к военно-варварской оппозиции самые различные слои населения.
3. Когда руководство мятежа потребовало сместить Евтропия (Zosim., V, 17. 2—5), оно объективно оказалось поддержанным частью собственных противников — Иоанном Златоустом, епископом столицы, и так называемой «антиготской партией» столичной знати, выступавшей против коррупции и произвола правительства Евтропия58.
4. Большой вклад в падение правительства Евтропия внесли находившиеся в Константинополе войска. По словам Иоанна Златоуста, когда Евтропий прибег к церковному убежищу, собравшееся войско, потрясая копьями, требовало смерти евнуха59. Чтобы успокоить солдат, император обратился к ним с длинной речью60. Войско требовало низложений временщика за то, что он оскорбил императора. К сожалению, по источникам нельзя точно установить, кто стоял за спиной этого войска61.
5. Крах правительства Евтропия несомненно был ускорен оппозиционным движением столичных жителей. Иоанн Златоуст, обращаясь к народу во время пребывания Евтропия в Софийском Храме, заявлял, что только в пасху видел столько собравшихся: девы оставили свои покои, жены — комнаты, мужья — рынок. По Иоанну, церковь скрыла евнуха от ярости народа62. В другой речи Иоанн патетически восклицал, что город был объят пламенем, диадема не имела силы, и все было в неистовстве63. Но сопоставление обеих речей не позволяет утверждать, что в тот момент имело место серьезное народное движение. «Объятый пламенем город» и «неистовство» — скорее всего, риторические гиперболы. Смысл первой речи «на Евтропия» как раз состоит в том, чтобы сдержать народное возмущение против временщика и призвать массы молить императора о милости к Евтропию. «Пусть никто не раздражается и не предается негодованию...», «исторгнем из опасности пленника!..» — говорит Иоанн Злотоуст64. Во второй речи Иоанн ни словом не обмолвился о каком-либо ущербе, причиненном городу или каким-либо знатным лицам, что было бы неизбежно при массовом волнении65.
[с.79] 6. Определенное значение для падения Евтропия имело поведение императрицы Евдоксии66.
7. Мятежникам благоприятствовал внешнеполитический фактор. Происшедшая в Персии смена правителей создала угрозу для империи67. Аркадий, обратившись за помощью к равеннскому двору68, вынужден был прислушаться к требованию Стилихона удовлетворить ходатайство Гайны о смещении Евтропия.
Таким образом, восстание готов было лишь одной из причин падения правительства Евтропия. Развитие оппозиции, недовольство политикой двора широких народных масс обусловили тот факт, что восстание явилось толчком, катализатором, ускорившим события. Готы объективно оказались в составе пестрой по социальному облику оппозиции.
Воинские части столицы, очевидно, были верны императору, так как впоследствии Гайне, осуществлявшему свои замыслы, пришлось удалять их из Константинополя (Zosim., V, 18. 10). Мятежные подразделения находились в Азии и формально оставались приверженцами дома Феодосия. Группировка Евтропия была разгромлена основательно69. Распоряжением от 17 августа 399 г. имущество Евтропия конфисковалось, а изображения его разрушались (Cod. Theod., IX, 40. 17).
Свержение Евтропия было одним из показателей того, что стабилизация, достигнутая при Феодосии I, была неполной. Социально-экономическая и политическая конъюнктура оказалась неблагоприятной для верхушки торгово-ростовщической знати столицы и части крупных эмпориев. Столичная аристократия, пользовавшаяся поддержкой со стороны родовитой городской знати, куриалов, интеллигенции и церковной верхушки70, опиралась на более устойчивые тенденции социального развития — еще не угасшую мощь муниципальной собственности, сближение куриальной верхушки со служилой землевладельческой знатью (сенаторами) и возрастание эксплуататорской роли Константинополя по отношению к провинциям. Однако пришедшее к власти правительство Аврелиана встретило оппозицию землевладельческой знати, слабо заинтересованной в судьбах позднеантичного города, и верхушки варваров, — оппозицию, от результата борьбы с которой зависела судьба Византии.
Но это — тема специального исследования.
В целом мы можем сделать вывод, что даже в рассмотренном узком хронологическом отрезке можно уловить тенденцию «угасания» оппозиции куриалов (в силу разложения сословия и поглощения муниципальной собственности иными группами господствующего класса). Верхушка куриалов поддерживала столичную знать в лице правительства Руфина и проявила слабую активность при Евтропии. Оппозиция части столичной верхушки, заинтересованной в развитии эксплуатации провинций, возникла как ответ на уступки Евтропия торгово-ростовщической знати. Военно-варварская оппозиция только формировалась, но была перманентной и в конечном счете — враждебной тем и другим. Возрастание недовольства народных масс обусловило расширение возможностей апелляции к ним со стороны оппозиционной знати. Втягивание в борьбу широких городских слоев отражало обострение классовой борьбы и необходимость пересмотра ряда моментов социальной политики, внедренных Феодосием I и поддержанных Руфином и Евтропием. В дальнейшем борьба горожан шла за развитие этих уступок.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Ср.: А.П. Каждан, Кризис и падение Римской империи. — ВДИ, 1966, № 1, с. 137; З.В. Удальцова. Проблемы типологии феодализма в Византии. — В сб.: ПСЭФ, с. 127—128.
2. Подробное описание хода политической борьбы в данный период содержится в ряде работ буржуазных ученых, лишающих, однако, это явление его социального содержания. См; A. Guldenpenning. Geschichte des ostromischen Reiches unter den Kaisern Arcadius und Theodosius II. Halle, 1885; E. Demougeot. De l'unite a la division de l`Empire romain, 395—400. P., 1951.
3. Ср.: Н.Н. Розенталь. Социально-политические воззрения языческой интеллигенции Поздней Римской империи. — В кн.: Сб. научных работ ист. ф-та Одесского ун-та, т. 2, 1947, с. 93 сл.; Г.Л. Курбатов. Раннесредневековый город (Антиохия в IV веке). Л., 1962, с. 143; В.Д. Неронова. Речи Либания как источник по истории кризиса Поздней Римской империи. — УЗ ПГУ, № 117, 1964, с. 49—72; M.A.S. Dill. Roman Society in the last Century of the Western Roman Empire. L., 1898, p. 23.
4. Г.Л. Курбатов. К проблеме типологии городских движений в Византии. — В сб.: Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества, вып. 1. Л., 1974, с. 55.
5. O. Seeck. Geschichte des Untergangs der antiken Welt. Bd. V. B., 1913, S. 263.
6. Формально борьба шла вокруг распоряжения Феодосия об опеке над его наследниками-сыновьями. Стилихон, фактический глава правительства Запада, утверждал, что Феодосий ему одному вручил судьбу Аркадия и Гонория. Руфин же отстаивал свой приоритет на Востоке. См. J. Straub. Parens principum. — “La nouvelle Klio”, 4, 1952, p. 96 sq.
7. В.Т. Сиротенко. Борьба Западной Римской империи и Византии за префектуру Иллирик в 395—425 гг. и ее последствия. — В сб.: АДСВ, вып. 8. Свердловск, 1972, с. 73—88; E. Demougeot. De l'unite..., p. 143 sq.
8. Symmachus, Ep. III, 81, 89, 90. — PL, v. 18.
9. Idem, Ep. III, 84.
10. A.H.M. Jones, J.R. Martindale, J. Morris. The Prosopography of the Later Roman Empire, v. I. A.D. 260—395. Cambridge, 1971, p. 779.
11. P. Petit. Libanius et la vie municipale a Antioche aux IVe siecle apres J.-C. P., 1955, p. 171.
12. Seeck. Lucianus. — RE, Bd. XIIIii, Hbd. 26, Sp. 1614.
13. G.R. Sievers. Das Leben des Libanius. B., 1868, S. 201—202.
14. W.E. Kaegi. Byzantium and the Decline of Rome. Princeton, 1968, p. 99; E. Condurachi. Les idees politiques de Zosime. — “Revista clasica”, XIII—XIV, 1941—1942, p. 115—127; F. Paschoud. Zosime. Histoire nouvelle. T. I (livres I et II). Texte etabli et traduit. P., 1971, p. LXIII.
15. A. Cameron. Claudian. Poetry and Propaganda at the Court of Honorius. Oxford, 1970, p. 63 sq.
16. Сократ, с. 449; Созомен, с. 543; Филост., с. 409; Ioh. Lyd., De mag., II, 10; III, 7. 23, 40; Oros., VII, 37. 1; Ioann. Ant., fr. 190.
17. A.H.M. Jones, J.R. Martindale, J. Morris. The Prosopography..., p. 779.
18. Callinici de Vita S. Hipatii liber. Lipsiae, 1895, 66, 19.
19. J. Pargoire. Les debuts du monachisme a Constantinople. P., 1899, p. 65—69.
20. Callinici de Vita S. Hipatii liber, 66. 21—24.
21. Ср.: G.R. Sievers. Studien zur Geschichte der romischen Kaiserzeit. B., 1870, S. 339.
22. Ioh. Lyd., De mag., II, 10.
23. Ibid., III, 23.
24. Claud., In Ruf., I, v. 100, 183, 299; II, v. 134, 436, 498; Symmachus, Ep. VI, 14. 1; Hieron., Ep. 60, 16; Ioann Ant., fr. 188.
25. Claud., In Ruf., II, v. 76.
26. Из последних работ см.: В.Т. Сиротенко. Борьба Западной Римской империи и Византии..., с. 78—79.
27. О факте сговора см.: Филост., с. 409; Claud., In Ruf., II, v. 275, 403; Bell. Gild., v. 304; Zosim., V, 7. 4; Ioann. Ant., fr. 190.
28. Zosim., V, 7. 5; Ioann. Ant., fr. 190; Oros., VII, 37. 1; Hieron., Ep. 60. 16.
29. Claud., In Ruf., II, v. 366 sq.; In Eutrop., II, v. 542; DE cons. Stil., II, v. 212.
30. Claud., In Ruf., II, v. 427 sq.
31. См. подробно: А.С. Козлов. К вопросу о месте готов в социальной структуре Византии IV—V вв. — В сб.: АДСВ, вып. 9. Свердловск, 1973.
32. J.B. Bury. History of the Later Roman Empire, v. I. L., 1923, p. 116.
33. F. Paschoud. Zosimos, 8. — RE, Suppl., Bd. 10 A, Sp. 822.
34. История Византии, т. 1. M., 1971, с. 181.
35. Г.Л. Курбатов. Основные проблемы внутреннего развития византийского города в IV—VII вв. (конец античного города в Византии). Л., 1971, с. 147.
36. Н.В. Пигулевская. К вопросу об организации и формах торговли в ранней Византии. — ВВ, т. IV, 1951, с. 84.
37. Негоциаторов ставили по социальному рангу сразу после крупных землевладельцев (Г.Л. Курбатов. Основные проблемы..., с. 147).
38. Claud., In Eutr., I, v. 168 sq.
39. Ibid., v. 190; Ioann. Ant., fr. 189.
40. Как известно, конфискованное имущество Руфина пошло в пользу Евтропия (Cod. Theod., IX, 42. 14; Symmachus, Ep. VI, 14, 1; Zosim., V, 8. 2). По Клавдиану, разделом некоторых провинций Евтропий пользовался для передачи их в управление своим креатурам (Claud., In Eutrop., II, v. 586).
41. Ioh. Chrys., In Eutr., 1—3; De capto Eutr., 3.
42. Г.Л. Курбатов. Классовая сущность учения Иоанна Златоуста. — «Ежегодник музея истории религии и атеизма», вып. 2. Л., 1958, с. 100.
43. Ioh. Chrys., In Eutr., 3.
44. Claud., In Eutr., I, v. 236, 286 sq.; II, v. 81, 157 sq.
45. Ioann. Ant., fr. 189.
46. Th. Hodgkin. The Dynasty of Theodosius. Oxford, 1889, p. 143 sq.
47. A.P. Корсунский. Вестготы и Римская империя в конце IV — начале V в. — «Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. История», 1965, № 3, с. 92.
48. E. Demougeot. De l'unite..., p. 226 sq.
49. «...он (Евтропий. — А.К.) не воздержался от союза с варварами, как бы сам надеясь перейти в достоинство императора» (Ioann. Ant., fr. 189).
50. Claud., In Eutrop., I, v. 169 sq.; Ioh. Chrys., In psalmi, XLVIII, 2; Hieron., Ep. 60, 16; Zosim., V, 9. 5 — 10. 5; Ioann. Ant., fr. 189; Aster., Hom., IV.
51. Claud., In Eutrop., II, v. 174—180.
52. Ibid., v. 220 sq.; 304 sq.
53. Известно, что Трибигильд, кроме подчиненных ему наемников, мог использовать готов, поселенных во Фригии еще Феодосием в качестве колонов (E. Demougeot. De l'unite..., p. 233, n. 542). Характерно, что Синезий еще во второй половине 399 г. (М.В. Левченко. Предисловие к речи Синезия Киренского «О царстве». — ВВ, т. 6, 1953, с. 330) перед лицом двора акцентировал внимание на опасности со стороны рабов-варваров (Synes., De regno, 22).
54. Сократ, с. 459; Филост., с. 413; Synes., De prov., II, 16; Claud., In Eutrop., II, v. 274 sq.; Zosim., V, 13. 3.
55. Наиболее подробное изложение см.: E. Demougeot. De l'unite..., p. 224 sq.
56. О «программе» Гайны см.: Zosim., V, 17. 4—5; Ioann. Ant., fr. 190. Источники говорят о «втягивании» Трибигильда в замыслы Гайны (Сократ, с. 458—459; Созомен, с. 553; Zosim., V, 13. 2; 14. 3) и о явно подчиненном положении Трибигильда по отношению к Гайне в ходе мятежа. В то же время мысль об антиправительственном заговоре, подготовленном варварскими вождями, видимо, высказывалась большинством современников ex eventu. Действия мятежников против городов Малой Азии были лишены плановости и напоминали скорее разбойничьи рейды, нежели организованное наступление на местные административные органы. Попадание войска Трибигильда в засаду у Сельги, где местные жители под руководством Валентина нанесли готам огромные потери, свидетельствует, что вожди варваров плохо учитывали социальную обстановку в регионах, подвергающихся нападению. Наконец, автор «Новой истории», основного источника о мятеже, пишет, что Трибигильд не выполнил приказа Гайны идти к Геллеспонту, испугавшись находившихся там правительственных войск, и предпочел продолжать грабежи (Zosim., V, 14. 4). Между тем Трибигильд знал, что Гайна идет ему навстречу. Подозрение византийцев, что Гайна с самого начала мятежа действовал заодно с Трибигильдом, возникло лишь после того, как Гайна оказал соплеменнику помощь после разгрома под Сельгой и открыто соединился с ним (W. En?lin. Tribigildos. — RE, II Reihe, Hbd. 12, Sp. 2405). Это, на наш взгляд, дает основание предполагать, что между двумя главарями мятежников была плохо налажена координация действий, а взаимовыручка присутствовала только в наиболее критические моменты и совмещалась с элементарным неповиновением подчиненного начальнику. После известия, что войска готов разделились и Трибигильд подошел к Лампсаку, сведений о нем нет.
57. В.Т. Сиротенко. Борьба Западной Римской империи и Византии... с. 82—83.
58. Г.Л. Курбатов. Классовая сущность..., с. 101.
59. Ion. Chrys., In Eutr., 3—4; De capto Eutr., 3.
60. Idem. In Eutr., 4.
61. Возможно, это была группа императрицы Евдоксии. Императрицу в это время, скорее всего, поддерживало большинство столичной аристократии, поскольку после свержения Евтропия префект Кесарий, глава «готофильской партии», был быстро оттеснен от кормила власти и, по Синезию, избежал ссылки лишь благодаря заступничеству своего брата Аврелиана (Synes., De prov., I, 8). Кесарий в это время достаточной силы в столице не имел; отряды Гайны, на которые он ориентировался, находились в Азии.
62. Ioh. Chrys., In Eutr., 3.
63. Idem. De capto Eutr., 3.
64. Idem. In Eutr., 5.
65. Ср. реакцию Златоуста на восстание 387 г. в Антиохии (Г.Л. Курбатов. Классовая сущность..., с. 90—91).
66. По Филосторгию, Евтропий нанес Евдоксии какую-то обиду и пригрозил удалить ее из дворца (Филост., с. 412).
67. E. Stein. Geschichte des spatromischen Reiches. Bd. I. Vom byromischen zum byzantinischen Staate (284—476 N. Chr.). Wien, 1928, S. 359—360.
68. Claud., In Eutrop., II, v. 474 sq.
69. Иоанн Златоуст говорит о массовом превращении друзей Евтропия в его врагов, о бегстве приверженцев евнуха, тунеядцев и поклонников власти (Ioh. Chrys., In Eutr., 1; De capto Eutrop., 3, 4).
70. Др. положительные характеристики правительства Аврелиана: Сократ, с. 459; Synes., De prov., I, 12, 15, 18; II, 4.
ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ОППОЗИЦИИ ПРАВИТЕЛЬСТВУ ВИЗАНТИИ В 399—400 гг.
Оп.:: «Античная древность и средние века». 1979. №16.
[с.23] В 399—400 гг. в Византии сменили друг друга два различных по социальной ориентации правительства (Аврелиана и Кесария). Но если выявлению фактического материала по истории политической борьбы этих лет посвящена обширная, преимущественно зарубежная, литература1, то работ, затрагивающих социальную окраску правительств конца IV в., не наберется и десятка. В советской историографии наиболее четкое определение данной окраске попытался дать М.Я. Сюзюмов. По его мнению, Кесарий принадлежал к феодализирующейся земельной аристократии, мало заинтересованной в судьбах города и способной слиться с варварской знатью2. С другой стороны, Аврелиан — это руководитель константинопольской знати, «группировавший вокруг себя настроенных против готского засилия»3. В работах последних лет только В.Т. Сиротенко возвращается к этому вопросу, но его суждения менее определенны. Аврелиан, по В.Т. Сиротенко, был главой «выходцев из константинопольской знати», занявших ключевые посты в правительстве после свержения временщика Евтропия4. О Кесарии В.Т. Сиротенко пишет лишь то, что он был сторонником готских наемников5, — точка зрения, предельно четко сформулированная еще О. Зееком6. Не ставя своей задачей полное раскрытие социальной сути правительств Аврелиана и Кесария, мы попытаемся подойти к вопросу с другого конца: наметить основные черты политической оппозиции этим правительствам. Понимание социального смысла форм протеста в среде господствующего класса поможет представить и социальную суть объектов этого протеста.
В одной из своих статей мы отмечали, что павшее в начале 399 г. правительство Евтропия, видимо, отражало интересы верхушки торгово-ростовщической знати столицы и части крупных эмпориев7. Экономическая и политическая конъюнктура (особенно в обстановке восстания готских наемников в Малой Азии) оказалась для этих группировок неблагоприятной.
Во главе правительства встал Аврелиан, получивший должность префекта претория Востока8. Историографическая традиция прочно связывает деятельность Аврелиана с «антиготской [с.24] партией» при византийском дворе9. Но хотя условность самого термина «антиготская партия» отмечалась уже давно10, большинство историков вкладывает в него примерно одно и то же содержание. Действительно, военно-варварская оппозиция была для правительства Аврелиана политическим врагом номер один. Но вопрос стоял не просто о преобладании той или иной группировки. Готская проблема была социальной проблемой11, и от того, захватят ли варвары политический механизм Византии, зависел характер ее развития.
Основным источником для характеристики правления Аврелиана являются труды Синезия Киренского. Последние годы IV в. для Синезия были временем расцвета не только творческой, но и политической деятельности как представителя Кирены в Константинополе, а позднее (первое десятилетие V в.) — как епископа Птолемаиды12. Судя по переписке Синезия, он был хорошо осведомлен о расстановке сил в столице. С другой стороны, его политические трактаты (главным образом, «О царстве» и «О провидении») не только отражали интересы части провинциальной знати, куриалов, ориентирующихся на сохранение позднеантичных полисов. В социально-политическом аспекте речь «О царстве» включала взгляды сторонников Аврелиана13, а роман-аллегория «О провидении» явился настоящим памфлетом в защиту сторонников Аврелиана, направленным против его врагов. Аврелиан был не только личным благодетелем Синезия (Synes., Ep. 61), он являлся защитником представляемых киренцем слоев горожан. В самом деле, Синезий хвалит Аврелиана-Осириса за понимание нужд горожан (De prov., I, 12), которым этот префект претория облегчал подати и раздавал подарки. Очевидно, здесь проявились не просто личные симпатии киренца к префекту, оказавшему помощь его родному городу и освободившему самого Синезия от обязанностей куриала (De prov., I, 18; Ep. 100), но и одобрение политики правительства по отношению к куриальной верхушке вообще14. Как образованный куриал, Синезий одобряет увлечение Аврелиана литературой (De prov., I, 2, 12, 18) и философией (De prov., II, 4). И наконец, киренец и Аврелиан сходны в антиварварских взглядах (De prov., I, 15). Критики правительства Аврелиана у Синезия нет вообще. Есть четкая, хотя и во многом утопичная, программа действий, изложенная в речи «О царстве», где Синезий, чувствуя опору не только в определенных группах городской знати, но и при дворе, дает критику отдельных сторон имперской политики, активно проводимой еще Феодосием I15. Поскольку анализ этой критики в целом уже выполнен М.В. Левченко, укажем только ее основные объекты: 1) часть придворных («шуты и евнухи», как выражается Синезий), названная болтунами и интриганами, мешающими императору общаться с образованными лицами; 2) роскошь двора и содержание императором массы телохранителей (здесь явно скрывается намек Синезия на тяжесть возлагаемых на горожан податей, необходимых для поддержания [с.25] такой пышности); 3) недостаточно жесткая политика в отношении варваров (рабов, воинов и даже членов сената), угрожающих империи; 4) тяжелые поборы, ложащиеся на полисы (De regno, 25), и покровительство произволу солдат при постоях в городах и деревнях (Ibid., 24). Указанные реалии оформлены не как прямая критика, а представлены в качестве негативных примеров по принципу «добрый государь не должен делать того-то...» Категоричные оценки в отношении центральной власти смягчены в речи, где только возможно. Однако наличие даже такой критики показывает, что при дворе находились лица, стремившиеся проводить политику, отличавшуюся от политики Аврелиана. Программа Синезия как бы призывала правительство противодействовать этим попыткам.
Интересно, что группировка Аврелиана не встречает оппозиции со стороны Зосима, автора «Новой истории», непримиримого к большинству правителей поздней Римской империи. Наоборот, Зосим называет Аврелиана, Сатурнина и Иоанна людьми, выдающимися в политической деятельности (Zosim., V, 18. 8; ср.: Ioh. Ant., 180). Если же сравнить объекты критики Зосима16 и упомянутые реалии Синезия, то мы кое в чем обнаружим сходство взглядов ярого сторонника язычества и епископа Кирены. Противоречия в данном случае нет. Зосим, скорее всего, отражал взгляды части чиновной знати, тесно связанной с интересами позднерабовладельческих полисов. В мировоззрении и судьбе Синезия, с другой стороны, отразилось сближение верхушки куриалов с частью служилой знати17. Отмеченные группировки еще во многом опирались на благосостояние тех же полисов. Отсюда проистекала общность взглядов Синезия и Зосима на ряд реалий.
Очевидно, положительно к группировке Аврелиана относилась и верхушка клира. Сократ называет Аврелиана и Сатурнина мужами, решившими пожертвовать жизнью для общего блага (Сократ, 459). Иоанн Златоуст, очевидно, тоже благосклонно относился к группировке Аврелиана18.
Интересно, что до нас не дошло указов правительства Аврелиана, которые бы угрожали еретикам и язычникам. Возможно, ставшая у власти группировка в обстановке сильнейшего нажима военно-варварской оппозиции пыталась толерантностью приостановить рост рядов противника и смягчить недовольство определенных слоев населения.
Враждебную реакцию правительство встретило прежде всего в среде той знати, которая, как мы попытаемся показать, стремилась укрепиться за счет куриалов и других групп знати, связанных с существованием полисов (группировка Кесария). Синезий писал, что Кесарий-Тифон через свою жену, дружившую с женой мятежника гота Гайны, склонил последнего идти к столице и требовать выдачи Аврелиана-Осириса (De prov., I, 15). Когда варвары были уже у Халкидона, Кесарий, проникнув к ним, добивался гибели Аврелиана (De prov., I, 16).
[с.26] Таким образом, группировка Аврелиана получала поддержку куриалов (по крайней мере, их верхушки), известных групп городских собственников, интеллигенции и верхушки клира19. Известно, что Аврелиан пользовался также покровительством Евдоксии. Видимо, для закрепления своих позиций правительство санкционировало увеличение личной власти императрицы. 9 января 400 г. Евдоксия была провозглашена Августой (Chron. Pasch., I, p. 567. 9—10). Налицо была попытка консолидации тех слоев господствующего класса, которые стояли за сохранение позднеантичного городского строя в условиях централизации власти.
Однако военно-варварская оппозиция и часть знати в лице группировки Кесария оставались для правительства опасной силой. Недаром требованием Гайны при свидании с императором Аркадием в мартирии Евфимий-мученицы близ Халкидона было смещение нескольких ведущих деятелей из группы Аврелиана, в том числе и главы этой группы. Дать отпор готской армии, опустошившей Азию, правительство еще не могло (Созомен, 553). Однако Гайна не казнил выданных ему лиц. Очевидно, кроме всего прочего, он опасался взрыва возмущения со стороны стоявших за Аврелианом слоев горожан. Достаточно известны по этому поводу переговоры Гайны и Иоанна Златоуста, ставшего защитником Аврелиана20. Как показало время, опасения Гайны были обоснованы.
Тем не менее под ударом военно-варварской оппозиции правительство Аврелиана пало. Префектом претория Востока стал Кесарий (De prov., I, 15, 16). Гайна получил должность magister utriusque militiae (Сократ, 458; Созомен, 554). 35 тысяч готов, включая женщин и детей, вошли в Константинополь21. Возникла угроза политического переворота в пользу готской военно-племенной верхушки.
Здесь следует отметить, что часто отмечаемая в литературе общность интересов сторонников Кесария и готов представляется нам преувеличенной. В то же время, источники не дают ясных указаний на принадлежность сторонников Кесария к феодализирующимся крупным землевладельцам. Действительно, ставшая у власти группировка Кесария встретила сильную оппозицию тех сил, которые поддерживали Аврелиана. В наиболее законченном виде взгляды этой оппозиции представил Синезий. В трактате «О провидении» он с негодованием пишет, как в правление Кесария-Тифона для городов были установлены налоги, превышавшие все прежние, выдуманы «небывалые долги», а на места посланы продажные приверженцы правителя, «публично продававшего города» (De prov., I, 16). Привилегии, розданные Аврелианом, отменялись (De prov., I, 17, 18). Окружение Кесария прибегало к чудовищному взяточничеству (De prov., I, 17). Согласно Синезию, все рыдали под таким гнетом, каждый имел возможность рассказать о своих несчастьях, и все «преследовались и в димах, и в куриях (подчеркнуто мной. — А.К.) всяческими бедами» [с.27] (De prov., I. 16). Таким образом, по Синезию, правительственный произвол коснулся широких слоев горожан. Удары по димам и городским советам (kata demus kai kata buleuteria. — Ibid.) были ущемлением местного полисного самоуправления в пользу централизации и открытым наступлением на сословие куриалов. Логично, что окружение Кесария для Синезия — «сходка убийц». «Они назывались великими и блаженными, несчастные и отмеченные дурным знаком человечишки» (De prov., I. 17). Синезий совершенно определенно называет власть Кесария тиранией и подчеркивает его ориентацию на варваров. Но даже на основании тенденциозных данных “De providentia” назвать Кесария ставленником Гайны весьма трудно. Кесарий-Тифон лишь позволяет варварам ту или иную гнусность, поддерживает их намерение организовать в столице арианскую церковь (De prov., I, 18), пытается защитить их от гнева горожан (De prov., II, 3), но не более того. Для Синезия Тифон — вполне самостоятельная фигура, пытающаяся использовать варваров для своих черных замыслов и потому делающая им ряд уступок. В “De providentia” киренец молчит о проникновении готов на командные посты в правительстве, а взаимоотношений Тифона с варварской верхушкой практически не освещает. Не означает ли это, что правительство Кесария пыталось занять в отношении варваров самостоятельную позицию?
Кесарий, очевидно, натолкнулся и на оппозицию господствующей церкви. Как известно, Иоанн Златоуст был ярым противником организации в столице арианского храма для готов22.
Наконец, правительство было ненавистно народным массам, особенно городским, за поборы и «готофильскую политику» (De prov., I, 16). Эта ненависть проявилась при избиении готов в Константинополе в июле 400 г.
Таким образом, относительно политики Кесария, вызвавшей оппозицию, можно сказать, что она была жестко централизаторской, антиполисной, а проварварской, видимо, только в том отношении, что Кесарий пытался использовать готов для реализации этих аспектов политики. В силу таких обстоятельств сторонников Кесария следует искать среди той военно-чиновной знати, которая обогащалась через государственный аппарат и была слабо связана с полисными имуществами.
Социальная опора Кесария явно была неустойчива. По Синезию, пособников у Тифона было крайне мало. «Большинство же держалось стойко» (De prov., I, 17). Конечно, готы являлись серьезной силой, но они с самого начала встретили враждебность и отпор горожан. Описание событий, приведших к 12 июля 400 г., не входит в задачу данной статьи. Укажем лишь на несколько моментов характеризующих развитие оппозиционных настроений до этого срока.
1. Решающую роль в ликвидации варварской опасности сыграли константинопольцы23; развернувшееся на Балканах после 12 июля антиготское движение завершило борьбу24.
[с.28] 2. Бесчинства готов в столице прежде всего усилили оппозиционность торгово-ростовщических слоев (о попытке варваров ограбить лавки мерценариев см.: Сократ, 460; Созомен, 555).
3. Очевидно, несмотря на удаление Гайной из столицы большей части кадровых войск, охрана дворца оставалась солидной (Сократ, 460—461; Zosim., V, 19. 1). В то же время, возможно, не были лишены оснований подозрения Гайны, что отпор у дворца готам оказали воины, собранные из других городов (Созомен, 556). И в том и в другом случае речь должна идти об оперативности действий центральной власти для организации отпора готам. Следовательно, группировке Кесария противостояли фракции, близкие к императору и имевшие в своем распоряжении воинские контингенты, враждебные готам.
4. Вывод Гайной из столицы части варварского контингента был вызван нарастанием отпора готам25. Сопротивление горожан заставило Гайну пойти на изменение тактических планов захвата власти26. Безусловно, хотя основное направление растущей оппозиции по форме и содержанию было «антиготским», оно отражало и рост сопротивления правительству Кесария, так как последнее пыталось использовать варваров.
В плане развития и действий оппозиции события 12 июля 400 г. выглядят следующим образом.
1. Главную роль в уничтожении готов в столице сыграли народные массы. По Зосиму, «сбежавшиеся [люди] все вместе встали против находившихся в городе варваров», перебили их, взбежали на стены и вместе со стражей дали отпор Гайне (Zosim., V, 19. 3—4). По Синезию, в сражение с варварами, стремившимися выйти из города, вступила «большая толпа народа», «массы», превосходившие по численности «иноплеменников» (De prov., II, 2). Синезий придает выступлению народных масс против готов большое значение: «каждый муж из народа» считал этот день решающим для страны и поэтому решил пострадать и получить посмертную славу (De prov., II, 2).
2. Выступление горожан было в значительной степени стихийным. По Синезию, константинопольцы в схватке у ворот брали мечи у убитых и отнимали у живых, ибо «для народа все случилось неожиданно, и оружия было недостаточно» (De prov., II, 2). Городская стража тоже, видимо, была неподготовлена к бою и понесла потери (Сократ, 462; Созомен, 556). Это тем более вероятно, что контроль над воротами, очевидно, принадлежал Кесарию (De prov., II, 3). Синезий пишет, что народ действовал «по собственному почину», не имея предводителя, будучи сам себе полководцем и воином (De prov., II, 3). Это свидетельствует об известной самостоятельности народных масс в их действиях против готов.
3. Близкие к императору группировки знати, враждебные варварам и Кесарию, начали действовать с запозданием. Аркадий объявил Гайну врагом государства уже после того, как ворота [с.29] столицы были защищены (Сократ, 462; Созомен, 556). Сократ пишет, что император сделал это «по спасительному совету». Характерно, что в это же время друзья Аврелиана заговорили о его возвращении из ссылки27. Император приказал уничтожить находившихся в городе готов. По Сократу, с варварами сразились солдаты дворцовой гвардии (Сократ, 462). Но мы уже знаем, что в избиении готов участвовали, главным образом, широкие слои горожан.
Таким образом, тезис М.Я. Сюзюмова, что «патрициат Константинополя в 400 г. произвел резню варваров-наемников и поддерживавших их рабов», в целом принять нельзя28. Конечно, после 12 июля инициативу разгрома группировки Гайны взяло в свои руки правительство, направив против нее войско под началом Фравиты (Сократ, 462—464; Созомен, 556—557; Филост., 414; Zosim., V, 20). Можно согласиться и с тем, что уже с начала готского мятежа отдельные группы господствующего класса активно выступали против засилия варваров (Синезий). Агитация сторонников Аврелиана, Синезия (а отчасти и Иоанна Златоуста) не могла не повлиять на усиление враждебности горожан к готам. Тем не менее, именно народные массы, но не патрициат (существование которого в Византии довольно спорно), проявили инициативу 12 июля 400 г. Выступление «антиготской партии» при дворе последовало уже после вооруженного выступления горожан.
Несмотря на июльские события, Кесарий находился у власти, по крайней мере, до февраля 401 г. (Cod. Theod., VIII, 5. 62). По Синезию, сбор денежных податей, произвол и антиаврелиановская кампания продолжались (De prov., II, 3). Видимо, под давлением оппозиции он попытался наладить переговоры между Аркадием и Гайной через Иоанна Златоуста (Феодорит, 364; De prov., II, 3) и демонстративно отрекся от поддержки Гайны29. Однако трудно согласиться с Э. Демужо, что выдвижение Фравиты и допущение возврата Аврелиана — дело Кесария30, так как для последнего это было бы окончательным подрывом собственной опоры, а не политическим маневром. Тот факт, что Кесарий сошел со сцены лишь в начале 401 г., говорит об известной силе стоявшей за ним знати.
В условиях открытой войны с Гайной церковная верхушка должна была отказаться от компромиссов с «готофилами». Златоуст, скорее всего, отклонил предложение Кесария вести с Гайной переговоры31, а константинопольцам обещал хлопотать о возвращении Аврелиана32.
Очевидно, в начале 401 г.33 Аврелиан, Сатурнин и Иоанн возвратились в столицу (Zosim., V, 23. 2; De prov., II, 4). По Синезию, народ встретил Аврелиана с ликованием (De prov., II, 4). Лидер «антиготской партии» снова стал префектом претория и получил от сената золотую статую34. Оппозиция Кесарию победила.
Видимо, в то же время35 в столице состоялось «собрание богов и старцев», по выражению Синезия (De prov., II, 3), т.е. [с.30] императора и консистория36. Кесария присудили к тюремному заключению. Правда, Аврелиан добился его помилования (Ibid., II, 4), так как, с одной стороны, Кесарий уже, не представлял большой опасности, а с другой — новое правительство не хотело излишне раздражать ставшую оппозиционной группировку Кесария.
Вскоре был казнен Фравита, победитель Гайны. Казнь являлась, скорее всего, попыткой нового правительства ликвидировать какую бы то ни было оппозицию даже в среде проримски настроенных варваров-наемников. Недаром оппозиционеры Евнапий и Зосим называли Фравиту варваром по происхождению, но эллином по характеру, образу мыслей и религиозности (Eunap., p. 264. 15—23; Zosim., V, 20. 1). После Гайны правящая группировка не доверяла любым авторитетным полководцам-готам.
Таким образом, в источниках трудно выявить какую-либо серьезную оппозицию правительству Аврелиана, кроме военно-варварской. Имеющаяся в речи Синезия «О царстве» критика адресована к тем группировкам при дворе, которые ущемляли интересы куриалов и других групп знати, связанных с функционированием позднерабовладельческих полисов. Как показало время, эти группировки попытались реализовать свою политику при Кесарии. Поэтому знать, поддерживавшая Аврелиана, встала в оппозицию Кесарию. Это были верхушка куриалов, видимо, торгово-ростовщическая знать и часть церковной верхушки, связанные с существованием полисов. Правительство Кесария имело «готофильскую» окраску лишь потому, что в своей «антигородской» политике имело общность интересов с готской верхушкой и стремилось ее использовать. Но опыт Кесария показал, что жесткая централизация за счет интересов еще достаточно сильных слоев городской позднерабовладельческой знати невозможна. В то же время надо помнить, что оппозиция Кесарию вряд ли добилась бы серьезных успехов без выступления народных масс Константинополя. Антиготское восстание объективно подорвало и позиции правительства Кесария.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Наиболее подробное описание политических событий в данный отрезок времени см.: Demougeot E. De l'unite a la division de l'Empire romain. P., 1951, p. 321 sq. Там же ссылки на основную зарубежную литературу. В лапидарной, но предельно четкой форме см.: Remondon R. La crise de l'Empire romain de Marc Aurele a Anastase. P., 1964, p. 209—211.
2. Сюзюмов М.Я. Рец. на ст.: М.В. Левченко. «Синезий в Константинополе и его речь „О царстве“». — ВВ, 1953, т. 6, с. 279.
3. История Византии. М., 1967, т. 1, с. 182. Следует отметить, что термин «константинопольская знать» в данном случае довольно неопределенен. Более четко сторонники Аврелиана названы еще Ф.И. Успенским: «сенаторы, служилые люди, а также большая часть духовенства». Это были «представители оппозиции во имя национальной и религиозной идеи против возрастающего варварского и иностранного влияния» (Успенский Ф.И. Константинополь в последние годы IV века. — ИРАИК, 1899, т. 4, вып. 3, с. 158).
4. Сиротенко В.Т. История международных отношений в Европе во второй половине IV—VI вв. Пермь, 1975, с. 58—59.
5. Там же, с. 62.
6. Seeck. Aurelianus. — RE, Bd. 2, Sp. 2428; ср.: Stein E. Geschichte des spatromischen Reiches. Wien, 1928, Bd. 1 (Vom romischen zum byzantinischen Staate (284—476 N. Chr.), S. 360.
7. Козлов А.С. Борьба между политической оппозицией и правительством Византии в 395—399 гг. — АДСВ, 1976, вып. 13, с. 79.
8. Demougeot E. De l'unite..., р. 236—237.
9. Seeck O. Geschichte des Untergangs der antiken Welt. B., 1913, Bd. 5, S. 314.
10. См.: Васильев А.А. Лекции по истории Византии. Пг., 1917, т. 1, с. 97; Левченко М.В. История Византии. М.-Л., 1940, с. 29—30.
11. Козлов А.С. К вопросу о месте готов в социальной структуре Византии IV—V вв. — АДСВ, 1973, вып. 9.
12. Sievers G.R. Studien zur Geschichte der romischen Kaiserzeit. B., 1870, S. 377 f.
13. Ср.: Grutzmacher G. Sunesios von Kyrene, ein Charakterbild aus dem Untergang des Hellenismus. Leipzig, 1913, S. 38; Stein E. Geschichte des spatromischen Reiches, S. 360.
14. Coster C.H. Late Roman Studies. Cambridge, 1968, p. 166 sq.
15. Левченко М.В. Предисловие к переводу «Синезий Киренский. О царстве». — ВВ, 1953, т. 6, с. 330—334.
16. См.: Козлов А.С. Социальные симпатии и антипатии Зосима. — АДСВ, 1978, вып. 15.
17. Ср.: Левченко М.В. Пентаполь по письмам Синезия. — ВВ, 1956, т. 9, с. 42—44. О социальных аспектах сближения верхушки куриалов, сенаторской прослойки и военно-чиновной знати см.: Курбатов Г.Л. Основные проблемы внутреннего развития византийского города в IV—VII вв. (Конец античного города в Византии). Л., 1971, с. 152—155.
18. Seeck. Aurelianus, Sp. 2429.
19. Э. Демужо сделала попытку краткого просопографического описания окружения Аврелиана, «элиты ученых и крупных влиятельных господ» (Demougeot E. De l'unite..., p. 237). Описание показывает, что элита состояла в основном из представителей аристократии крупных городов.
20. Курбатов Г.Л. Классовая сущность учения Иоанна Златоуста. — ЕМИРА, 1958, вып. 2, с. 102.
21. Demougeot E. De l'unite..., р. 252.
22. Курбатов Г.Л. Классовая сущность учения Иоанна Златоуста, с. 102.
23. Сиротенко В.Т. История международных отношений..., с. 59—61.
24. Remondon R. La crise..., p. 211.
25. Seeck O. Geschichte des Untergangs..., S. 321—322; Stein E. Geschichte des spatromischen Reiches, S. 361.
26. После ухода Гайны в столице осталось около семи тысяч готов. План варварского полководца строился на внезапном вторжении в город и соединении с этими готами (Zosim., V, 19. 2). План провалился, так как исчез фактор внезапности: городская стража вовремя подняла тревогу, а подоспевшие горожане успели замкнуть ворота.
27. Demougeot E. De l'unite..., p. 258, n. 129.
28. См.: Сюзюмов М.Я. Византия. — СИЭ, т. 3, стб. 443.
29. Demougeot E. De l'unite..., p. 259—260.
30. Ibid.
31. Кулаковский Ю. История Византии. Киев, 1913, т. 1 (395—518), с 176.
32. Sievers G.R. Studien..., S. 366.
33. Seeck O. Geschichte des Untergangs..., S. 326.
34. Seeck. Aurelianus, Sp. 2429.
35. Seeck O. Geschichte des Untergangs..., S. 326.
36. Sievers G.R. Studien..., S. 366.
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОППОЗИЦИЯ ПРАВИТЕЛЬСТВУ ВИЗАНТИИ В 476—491 гг. V в. ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ И СОЦИАЛЬНОЕ СОДЕРЖАНИЕ.
Оп.: «Античная древность и средние века». 1988. №24.
[с.58] Нет нужды подробно обосновывать тезис об обусловленности специфики классовой и политической борьбы в ранней Византии [с.59] особенностями социальных противоречий того времени и места. Это уже сделано в марксистских исследованиях1. Однако добавим, что сегодня указанную борьбу следует анализировать с учетом целостности позднеантичной стадии развития. Подобный учет выявляет тесную связь ранневизантийских социальных групп прежде всего с судьбами позднеантичной полисной системы2, с одной стороны, а с другой — гарантирует от преувеличения значимости для данного периода «протофеодальных» элементов в социальной и политической структуре3. В этом отношении изучение конкретного социального содержания основных направлений политической оппозиции правительству империи представляется довольно важным. Ведь если определить группы, стоявшие у власти в Византии IV—VI вв. как позднерабовладельческие, то может возникнуть соблазн поискать в оппозиции силы с иным «формационным зарядом»4. Продолжая исследование указанной проблемы5, в данном случае мы обращаемся к политической оппозиции на втором этапе правления императора Зинона6.
Расстановка оппозиционных сил к началу второго этапа была следующей7. Имевшая место узурпация императорской власти Василиском (январь 475 — август 476) была сложным выступлением определенных групп провинциальной знати против автократической политики столичной знати, проводимой после правления Льва I и на первом этапе правления Зинона. Эти группы были представлены египетской и левантийской торгово-ростовщической и землевладельческой знатью, заинтересованной в связях с Константинополем и пытавшейся укрепить там свое влияние через церковный аппарат и ослабление столичных ктиторов, поддерживаемых военно-служилой знатью. Но Василиска вначале поддержала часть константинопольской аристократии и димотов, недовольная засильем исаврийской верхушки. Сам же узурпатор пошел на союз с частью исавров, провинциального клира и столичных ктиторов, которые стояли за расширение связей с сирийской и египетской знатью. В результате константинопольская знать в целом оказалась в оппозиции Василиску. Однако окрепшие на базе известного подъема крупных городов8 «провинциалы», как и в первой половине V в.9, не сумели при Василиске укрепить свои политические позиции в центре. Отсутствие единства в их среде и радикализация городских движений, вызванная налоговой политикой правительства и действиями части верхушки монофизитского клира10, обусловили крах узурпации и возвращение власти Зинону.
Второе направление оппозиции на первом этапе правления Зинона было представлено крупными провинциальными землевладельцами, мало зависимыми от развития городов и экономических связей с Константинополем. Отражение их интересов можно предполагать в сепаратистских действиях некоторых глав [с.60] местного клира11, но заметную активность с их стороны в первой половине 70-х гг. V в. выявить трудно.
В этот период известную консолидацию господствующего класса ускорило обострение «готской проблемы» на Балканах. Воспользовавшись обострением внутриполитической ситуации в Византии, военно-варварская оппозиция12 «подняла голову». Пребывание в пределах империи объединений готов во главе с Теодорихом Страбоном и Теодорихом, сыном Теудимера, вынуждало правительство часть прибавочного продукта византийского общества уделять варварам. Рейды остготов сказались на Византии крайне негативно13. Но ситуация была уже не идентична «готской проблеме» конца IV в.14 Притязаниям Теодорихов то и дело противопоставлялась сила оружия15. Сенаторы заявляли, что казна не в состоянии содержать готов (Malch. P. 399. 17 sq.). Союзников готов в среде господствующего класса было мало. Возглавляемые Анфимом, Марцеллином и Стефаном, они подверглись жестоким наказаниям (Ibid. P. 400. 20—25). Таким образом, тезис В. Т. Сиротенко о том, что в данный период «византийское правительство смотрело на остготов как на военное сословие страны», что народные массы в противоположность этому постоянно вели против них борьбу16, представляется очень категоричным. Остготы под началом Теодорихов не приобрели того влияния, которое имели в конце IV в. вестготы под командованием Гайны. Тенденция готских групп трансформироваться на почве Византии в военное сословие не получила завершения17.
Тем не менее неудачи в борьбе с остготами вызывали у населения серьезное недовольство правительством.
Неудовлетворение политикой Зинона вообще высказывали не только столичные аристократы, провинциальная крупноземлевладельческая знать и часть военных контингентов. Обвинения в адрес императора содержатся в трудах части интеллектуалов, видимо, симпатизировавших восточной муниципальной знати18.
Одним из основных обвинений в адрес правительства был налоговый произвол. Малх из стремления казаться объективным отмечал, что Зинон в отличие от Льва I не был настолько корыстолюбив и не клеветал на «владетелей» (tois kektemenois). Но этот император стал игрушкой в руках Севастиана (префекта претория в 477—485 гг.), широко практиковавшего продажу должностей. «Из всех дел, делавшихся в ведомствах, не было ничего, что он, захватывая, не продавал бы» (Ibid. P. 396. 26—27). «Приближенные (hoi basilikoi), получив свободу тратить государственное имущество», морально разложили и наследника Зинона (Ibid. P. 397. 3 sq.). Таким образом, по Малху, хотя Зинон лично не стремился к ущемлению знати, окружение императора поступало иначе. Того же мнения Прокопий из Газы, отметивший конфискации состояний у богатых [с.61] лиц и инспирированные против них процессы (Proc. Gaz. Paneg. 5). Иоанн Лид обвинял Зинона в трусости, невоинственности и «покупке мира» у врагов империи. Император неусыпно радел «о конфискациях и погибели лиц, находящихся во главе государства» (Ioh. Lyd. De mag. P. 134. 12—13).
Ясно, что представители аристократии и части служилой знати сходились на отрицательной оценке правления Зинона. По их мнению, принципами этого правления были нарушения собственности, гонения на состоятельных и сановных лиц, ограбление городов. Подобные выкладки очень похожи на инвективы Евнапия и Зосима19.
Зинона не щадят и хронисты. Малала, автор «Пасхальной хроники» и Кедрин отмечают его трусливое поведение во время узурпации Василиска, заигрывание с готами и, наконец, произвол в отношении знатных лиц. Особенно детально описаны казни патриция Пелагия и префекта Аркадия (Malal. P. 390. 4 sq.; Chron. Pasch. P. 606. 3 sq.; Cedr. P. 621. 13 sq.). По Кедрину, Зинон, возомнив о себе, приступил к «конфискациям и беззаконным убийствам», обвиняя и казня «всякого человека» (Cedr. P. 621. 8—10). Зонара проявляет еще больший ригоризм: «И многих других мужей из видных лиц казнил ненавистнейший Зинон; и склонился он к ереси, совершив и беззакония и погибшую жизнь» (Zonar. P. 257. 22—25).
Сохранившаяся у поздних авторов традиция описывать правление Зинона в мрачных красках свидетельствует об оппозиционных настроениях, распространенных в господствующем классе в 70—80-х гг. V в.
Ситуация осложнялась тем, что Зинон вынужден был учитывать часто разнородные интересы различных групп господствующего класса. К концу V в. завершился относительный подъем в деревне и городе20. В деревне на фоне начала стагнации и усиления бегства крестьян21 росла крупная земельная собственность22. В крупных центрах, находившихся накануне своего упадка23, наблюдался массовый приток нового населения из мелких полисов24 и усиление узкой куриальной верхушки, пополнявшей сенаторское сословие25. Ориентироваться только на интересы верхушки исаврийских соплеменников в таких условиях Зинон просто не мог. Поэтому появление оппозиции Зинону в среде части исаврийской клановой знати, страшащейся за свои привилегии26, естественно.
Возглавил эту оппозицию могущественный земляк императора Илл. Его поведение при узурпации Василиска давало Зинону повод для размышлений (Ioann. Ant. Fragm. 210). Не опора Илла на известные исаврийские контингенты и ориентация на него части сенаторов столицы вынуждали Зинона считаться с ним. В 477 г. Илл стал магистром оффиций, в 478 г. — консулом. Брат Зинона Лонгин, данный Иллу в заложники, находился под охраной в Исаврии (Malal. P. 385. 18—19). Несмотря [с.62] на такую позицию, Илл не избежал покушений на свою жизнь. Первым покушавшимся был раб императора, вторым — некий алан, назвавший инициатором покушения Эпиника, комита священных щедрот. Во втором покушении была замешана теща Зинона Верина (Ioann. Ant. Fragm. 211). Что касается Эпиника, то за его спиной, возможно, стоял выдвинувший его препозит Урвикий (Ibid. Fragm. 211. 1). Таким образом, против Илла были настроены определенные круги столичной сановной знати.
С другой стороны, Иешу Стилит сообщает, что после своего возвращения на трон Зинон «всем своим землякам давал посты чести и могущества, за что был ненавидим ромеями» (Иешу Стилит. С. 132). Значит, император целенаправленно возвышал некоторые группы исавров, но вряд ли это были подчиненные Илла.
О наступлении Зинона на позиции Илла говорит и устранение последнего от командования войском, направляемым против Теодориха Страбона. Вместо Илла полководцем назначили Мартиниана (Malch. P. 402. 22—26). В войске произошло волнение. Илл удалился в Исаврию, где мог мобилизовать поддерживавшие его группы. Источники содержат три версии о причинах отъезда Илла27. Из западных исследователей ближе других к истине А. Нагль, полагавшая, что Илл удалился «из-за открытого недоброжелательства императорской семьи»28. Но круг лиц, замешанных в покушениях на Илла, говорит о более широкой базе недовольства. Тем не менее в центре империи у фрондирующего исавра оставались приверженцы. Так, Верина через Ариадну, супругу императора, добилась высылки одного из них — Пампрепия (Ioann. Ant. Fragm. 211. 2).
Тем временем на Балканах изменилась политическая ситуация. В 478 г. попытка правительства «стравить» двух Теодорихов провалилась29: готские предводители «говорили между собой о взаимных выгодах и условились не воевать друг против друга» (Malch. P. 405. 7—10). Византии были предъявлены тяжелые требования. Опасность была так велика, что призыв императора к войску встретил горячую поддержку: «Все, возбужденные, стремились к войне» (Ibid. P. 406. 27—28). Однако в войске после первого успеха началось брожение. Виной тому была не только нерешительность правительства, пытавшегося договориться с готами (Ibid. P. 407. 7—14). Судя по высказываниям солдат, среди них зрело решение «об избрании человека, который бы избавил государство от предстоящей гибели» (Ibid. P. 407. 15—18). Войско распустили. Рост варварской угрозы30 и ненадежность войск вынудили правительство обратиться к Иллу.
По А. Нагль, Зинон нуждался в помощи Илла из-за восстания столичного плебса. Но ни у Феофана, ни у Иоанна Антиохийского, на которых ссылается исследователь, сведений о [с.63] волнениях в столице в это время нет. Мятеж Маркиана вспыхнул только в конце 479 г. Поэтому следует говорить лишь о вызревании в Константинополе социального недовольства, которое правительство хорошо ощущало и к взрыву которого готовилось: об этом свидетельствует оперативность действий исавров, разбивших мятежников за сутки.
Так или иначе Зинон устроил Иллу встречу в 50 милях от Халкидона. Положение главаря «исаврийской оппозиции» укрепилось: Пампрепий стал квестором, Верина была выдана Иллу и отправлена в Тарс (Ioann. Ant. Fragm. 211. 1).
Таким образом, усиление политического влияния возглавляемых Иллом оппозиционных групп имело корни, принципиально отличные от тех, которые питали военно-варварскую оппозицию Теодорихов.
Компромисс правительства с частью исаврийской клановой знати вызвал недовольство столичной аристократии.
Атмосфера в столице, в войске и в ряде городов на Балканах создавала благоприятную почву для выступления оппозиции. Как известно, в Фессалонике нашел отклик слух о том, что Зинон и префект города собираются сдать ее остготам. Граждане (hoi politai) свергли статую Зинона, чуть не убили префекта и не сожгли префектуру (to archeion — Malch. P. 408. 24 sq.). Духовенство и высокопоставленные лица (ta hiera gene kai hoi tais axiais) с трудом уговорили народ прекратить волнения, допустив его участие в городском управлении. Горожанам позволили «взять на себя охрану города, предоставляя ее тому, кому бы они хотели и кого бы почли доверием». Взяв ключи у префекта, они отдали их архирею, «изобрели» охрану и выбрали стратега (Ibid. P. 409. 1—11)31. В данном случае мы, очевидно, имеем дело не столько с антиготским выступлением народных масс32, сколько с социальным движением позднеантичного типа, имевшим антиправительственный оттенок.
В конце 479 г., воспользовавшись тем, что местные контингенты вели изнурительную борьбу с готами, узкая группировка аристократии попыталась совершить в столице переворот. Во главе заговора был Маркиан, сын покойного западноримского императора Антемия, зять Зинона.
Маркиан непосредственно опирался на небольшой круг знати. Ему помогали его братья Ромул и Прокопий (Theod. Lect. I. 37; Theoph. P. 196. 10—14), некий «предводитель солдатского подразделения Вусальб, а также Никита и Теодорих, сын Триария» (Ioann. Ant. Fragm. 211. 3). По Иоанну Антиохийскому, Маркиан и Прокопий — полноправные участники заговора (Ibid.).
Так же — у Кандида (Candid. P. 445. 3—4). Обозначение Вусальба как his hegumenos stratiotiku tagmatos свидетельствует скорее о командовании местными контингентами, а не только варварами, как полагал Г. Сиверс33. Видимо, данные [с.64] контингенты находились в столице: это объясняет внезапность и первоначальный успех мятежа. Теодорих Страбон, примкнувший к мятежу, преследовал собственные цели. По Малху, Теодорих полагал, что настал благоприятный момент напасть на Константинополь и на Зинона. Предлогом была защита города от мятежников (Malch. P. 419. 19—25). В заговоре косвенно участвовала и Верина (Ioann. Ant. Fragm. 211. 3).
С другой стороны, заговорщики пытались использовать недовольство столичного плебса. Иоанн Антиохийский, описывай начало мятежа, отмечает: «И стянув толпу варваров вместа с многими из граждан, они располагают силы в так называемом здании Кесария» (Ibid. Fragm. 211. 3).
Характерно, что часть горожан стихийно примкнула к восстанию34.
Ряды восставших не были прочными. Загнав сторонников Зинона во дворец, они не развили успеха (Евагрий. С. 158; Theod. Lect. I. 37; Theoph. P. 196. 10—12). Возможно, стратегическая недальновидность сторонников Маркиана была связана с их составом: среди них не было видных военачальников. Варвары, на которых они сделали ставку, были ненавидимы горожанами. Активность народных масс могла напугать Маркиан. С другой стороны, Зинон уже на следующий день мог собрать «всех сановников» и задержать их (Ioann. Ant. Fragm. 211). Маркиан был выдан сообщниками (Евагрий. С. 158). По Феофану, многие из них были подкуплены Зиноном (Theoph. P. 196. 15—17).
Ударной силой правительства были отряды исавров, приведенные Иллом из Халкидона (Ioann. Ant. Fragm. 211. 3). Мятеж был подавлен. Надежда правительства на исаврийские карательные силы в данном случае оправдалась.
Мятеж Маркиана был авантюрой. Кучка аристократов, решившая провести перестановку в верхах, не располагала серьезной поддержкой даже в среде столичной знати. Ориентация на остготов скомпрометировала заговорщиков: некоторые из них бежали к Теодориху Страбону (Ibid.). Прокопий и Вусальб несмотря на требования Зинона, не были выданы Теодорихом у которого они жили, «обладая кое-какой землишкой» (Malch. P. 420. 29). Поэтому серьезной поддержки заговорщиков со стороны горожан быть не могло. Однако мятеж активизировал столичное население. Пребывание в городе исавров возмущало массы. Когда Страбон подошел к Константинополю, Зинон решился на огромные денежные траты, чтобы удалить готов. Правительство опасалось, что близость Теодориха даст повод к новым возмущениям, и весь народ (panta ton demon), ненавидя исавров, примкнет к готам (Ibid. P. 419. 27). Отряды Илла готовились на случай своего изгнания из города устроить поджоги (Ibid. P. 420. 15—20). Накаленная атмосфера в столице породила заговоры. Иоанн Антиохийский упоминает об аресте и [с.65] изгнании трех видных сановников — магистра оффиций Дионисия, Эпиника и военачальника Фравстиллы (Ioann. Ant. Fragm. 211. 4). Таким образом, оппозиция среди столичной знати не прекратила существования.
Если узурпация Василиска была попыткой установления режима, ориентировавшегося преимущественно на торговую знать крупных провинциальных центров, заинтересованную в централизации, то Маркиан пытался сыграть исключительно на интересах столичной верхушки и на апелляции к столичному плебсу и к враждебным в конечном счете тем и другим готам. В двух случаях проявили себя два разных социальных типа оппозиции. Оба оказались неэффективны.
Между тем обстановка в крупных городах оставалась очень напряженной. Если после краха узурпации Василиска одни группы провинциальной знати поспешили заверить правительство в своей лояльности, то другие проявили большую жесткость. В частности, «епископы Азии» составили libellos к константинопольскому патриарху Акакию, где хулили энциклику Василиска и присоединялись к антиэнциклике35. «Жители Востока» послали то же самое заверение Каландиону антихийскому (Евагрий. С. 137—138; Zachar. S. 68). С другой стороны, Анастасий иерусалимский не отрекся от энциклики, но в то же время заигрывал с новоназначенными епископами (Zachar. S. 68). В Антиохии приказом правительства был смещен Петр Валяльщик, а на епископский престол избран местными епископами Иоанн Кодонат, близкий Петру человек36. Через три месяца Иоанн был смещен (Theoph. P. 194. 5—6) как фигура, не устраивающая Константинополь. Стефан, избранный епископом под влиянием правительства (Coll. Auell. Ep. 66, 67), пал жертвой собственного клира; останки его бросили в Оронт (Евагрий. С. 138; Malal. P. 381. 2—6). Правительство приняло крутые меры: антиохийской церкви запретили выбирать епископа из своей среды. Волей императора Акакий назначил антиохийским епископом Иоанна Каландиона (Malal. 381. 7—8; Theoph. P. 199. 5—7), пользовавшегося поддержкой Илла. Попытка антиохийского клира вновь выдвинуть Кодоната натолкнулась на влияние Илла. Таким образом, в борьбе за антиохийский церковный престол правительство применило открытое политическое (если не военное) давление.
Здесь, видимо, надо учитывать, что укрепление экономических позиций церкви, особенно в Александрии и Антиохии, продолжало способствовать росту ее влияния на провинциальную знать. Но увеличение экономической мощи часто было связано для местной церкви с возрастанием ее торговых контактов со столицей37. В конце V — начале VI в. усиливается переселение антиохийцев в Константинополь и другие области38. Это усложняло внутриклассовые отношения даже между прослойками крупных собственников отдельного города.
[с.66] Переплетение противоречий подобного рода крайне затрудняет анализ оппозиции в провинциях. Пример с Антиохией позволяет лишь определить тенденцию развития оппозиции и характер ее отношений с правительством. О событиях в Александрии известно немного больше. Близость кончины мятежного прелата Тимофея Элура39 активизировала местную знать. После его смерти местные епископы «собственной своей властью» рукоположили его сподвижника Петра Монга (Евагрий. С. 139; Cedr. P. 618. 9—12). Зинон был разъярен. Последовал приказ о казни Монга и рукоположении Тимофея Салофакиола (Евагрий. С. 139; Cedr. P. 618. 9). В изгнании Монга приняли участие монахи (Theoph. P. 202. 1 sq.). Видимо, правительство располагало в Александрии поддержкой некоторых архимандритов, тяготившихся властью «партии Элура». Но Петр скрылся у своих приверженцев.
Вступление Салофакиола на церковный престол Александрии вызвало восстание (stasis) и кровопролитие (Zachar. S. 68. 30—36). Известно, что Салофакиол старался «склонить народ к себе», развивал энергичную демагогическую деятельность, но так и не мог добиться популярности (Ibid. S. 69. 4—10). По «Бревиарию» Либерата, он завоевал расположение лишь некоторых групп горожан (Liberat. Brev. 16). Слабость позиций Салофакиола в среде торгово-ростовщической знати, ориентировавшейся на укрепление своего влияния в Константинополе, проявилась в действиях Иоанна Талайи.
Талайя посылался «приверженцами Тимофея» в столицу в ответ на консолидацию «партии Монга». В их числе были монахи, часть горожан и, видимо, некоторые «главы города» (Zachar. S. 71). Прибыв в столицу, Иоанн был вынужден лавировать в борьбе правительства с оппозиционной группой Илла. Захарий называет Талайю приверженцем Илла, послушавшимся совета скрыть свое намерение стать епископом (Ibid). То же сообщает Либерат (Liberat. Brev. 17). Иоанн поклялся «перед Акакием и сенатом», что не станет притязать на кафедру в Александрии (Евагрий. С. 140; Zachar. S. 71). Но по возвращении он передал письмо Илла эпарху Феогносту, который также участвовал в заговоре исавра-военачальника (Zachar. S. 71), а затем с помощью того же Феогноста стал епископом после смерти Салофакиола (Евагрий. С. 140; Zachar. S. 71). Видимо, отчасти права А. Нагль, полагавшая, что церковная политика императора и Акакия вызывала противодействие Илла40. Но за церковной политикой Илла таилась не только поддержка им определенных групп торгово-ростовщической александрийской знати. Однако то, что Талайя был из «партии Салофакиола», ставленника столицы, и то, что он встал на сторону Илла, говорит о серьезных разногласиях в среде египетской знати, ориентированной на Константинополь. Возможно, такая поляризация ее интересов свидетельствует о сдвигах в тактике [с.67] оппозиции, заключавшейся уже не столько в нажиме местных крупных собственников на правительство, сколько в переходе от активной конфронтации с ним к обороне при тенденции к сепаратизму. Недаром правительство немедленно распорядилось изгнать Талайю (Евагрий. С. 140) и сместить Феогноста.
Симптомы перехода в оппозицию сильных групп провинциальной знати, возможно, даже заинтересованных в связях со столицей, заставили правительство лавировать. Акакий вошел в контакт с Монгом, рекомендовал его императору в епископы Александрии и выработал текст так называемого энотикона, которым Монг должен был объединить враждующие группировки Египта41. Монг занял кафедру епископа (Он же. С. 140—141). Лавируя, он некоторое время справлялся с «примирением» этих группировок. Однако противостоять в Александрии нажиму фракции, возглавляемой пресвитерами Юлианом и Иоанном и софистом Павлом, он не смог. В результате Петр Монг проклял Халкидонский собор, но в письме Акакию отрекся от проклятия (Он же. С. 147—149). Данное письмо является свидетельством компромисса между частью оппозиции и правительством. Монг называет своими основными противниками «некоторых» монахов, которые «занявшись» с некими злонамеренными лицами, стараются отделить народные массы, чтобы отскочить от церкви» (Он же. С. 148; Niceph. XVI. 14). Эти монахи, «готовя, чтобы массы, подчиненные нам (т. е. Монгу. — А. К.), скорее начальствовали над ними, нежели повиновались нам», являются, по мысли Монга, врагами не только его, но и «братства объединившихся» (Евагрий. С. 147). Если учесть, что правительство позже приняло крутые меры против возмутившихся монахов и издало ряд указов, направленных на отрыв монахов от масс42, то в упомянутых действиях правительства и в словах Монга видна известная классовая солидарность.
В то же время, вновь склоняясь в сторону оппозиции, Монг репрессировал архимандритов, не анафемствовавших «томос» папы Льва и Халкидонский собор (Он же. С. 154). Слабая попытка нажима на Монга и его противников-монахов, предпринятая Косьмой, оруженосцем Зинона, специально присланным, не имела успеха (Он же. С. 154; Zachar. S. 88). Но, вероятно, примиренческие акции Косьмы были лишь формой. Состоявшееся по его инициативе объяснение между Монгом и его врагами (Zachar. S. 88) лишь углубило раскол в оппозиции. Августал Арсений разрешил депутации экстремистских групп александрийских монофизитов ехать в столицу (Ibid. S. 90—91). Правительство отклонило требования депутации. В конечном счете умеренная часть оппозиции во главе с Монгом окончательно разошлась с «радикалами»43.
Таким образом, издание энотикона было уступкой [с.68] правительства, внешне направленной на примирение враждующих церквей, а по сути — на дальнейший раскол оппозиционеров.
События в Египте выявили серьезные изменения в составе оппозиции провинциальной знати. Попытка Илла через Талайю склонить на свою сторону александрийскую торгово-ростовщическую верхушку провалилась из-за углубления противоречий в ее среде. Число крупных собственников, ищущих контакта со столичной знатью, явно сокращалось. Несмотря на оппозиционность Илла, в Египте его рассматривали скорее всего как представителя автократии; поэтому изгнание Талайи александрийцы восприняли спокойно. Но и Петр Монг не был продолжателем мятежного Тимофея Элура. Его лавирование, облегченное уступками правительства, показало, что в 80-е гг. V в. александрийская знать не собиралась резко порывать со столицей.
Лимитирование оппозиции в Египте совпало с удачной борьбой правительства против открыто взбунтовавшейся части исаврийской знати во главе с Иллом и поддерживавших его групп знати сирийских и малоазийских городов.
Около середины 482 г. на Илла состоялось третье покушение, инспирированное правящей верхушкой. Император приказал казнить покушавшегося (Eustaph. Fragm. 4). Это показало боязнь правительства открыто столкнуться с Иллом. Последний был даже назначен magister militum Orientis с обширными полномочиями (Theoph. P. 198. 2—4). Но ориентироваться на своих египетских сторонников он уже вряд ли мог. Покушение свидетельствовало об опасности пребывания Илла в столице. Получив пост магистра войск Востока, Илл направился в Никею, а оттуда в Антиохию. Среди сопровождавших его были «многие из сената» (Excerpta. P. 165. 15), патриции, опытный военачальник, знатный сириец Леонтий, Пампрепий и Марс (Malal. P. 388. 14—15; Theoph. P. 198. 10—13; Eustaph. Fragm. 4), а также бывший консул Юстиниан (Excerpta. P. 165. 15—19), бывший префект претория Элиан, а также некие Матрониан и Куттула. Состав сопровождавших Илла говорит о его сторонниках в среде столичной знати.
В Антиохии Илл остановился не случайно. Его контакт с Каландионом и поддержка им Леонтия, очевидно, связанного с местной знатью не только происхождением, обеспечивали оппозиционерам сочувствие и поддержку известной части сирийской торгово-ростовщической верхушки. Малала сообщает, что Илл отъехал из Антиохии, «многое сделав и проявив щедрость к антиохийцам» (Excerpta. P. 165. 20—21).
Илл «проявил щедрость» и к исаврийский общинам: они были освобождены от анноны44. Но его попытки завязать союзные отношения с италийским правителем Одоакром45 успеха не имели. Была, правда, обещана поддержка от «предводителей персов и армян» (Иешу Стилит. § 15), однако крупных результатов это обещание, видимо, не обеспечило46.
[с.69] Илл пытался установить какие-то связи с частью остготов47. Это должно было настроить против него многих горожан.
Дальнейшие действия Илла показывают, что он скорее всего не пытался активно привлечь на свою сторону горожан юга Малой Азии и сирийскую знать. Провозглашение с его помощью в 484 г. императором Леонтия, выходца из сирийской знати, еще не говорит, что коронация должна была вызвать широкую поддержку. Она происходила в Тарсе, городе, где Илл имел явно немало личных клановых приверженцев. Для легитимности этого акта Илла использовал Верину, возложившую на Леонтия корону. Вряд ли престарелая вдова Льва I еще пользовалась авторитетем у столичной знати. Однако именно Верина направила анохийцам «сакру», «чтобы они приняли Леонтия императором и не восстали против него», и написала послания «ко всем начальникам и к начальникам Востока и Египетской области» (Excerpta. P. 165. 26—30). В послании Верины подчеркивалось бедственное положение государства, возникшее из-за корыстолюбия Зинона, и провозглашались общие принципы нового правления: «спасение» римской державы, «замирение врага» и охрана «всех подданных вместе с законами» (Ibid. P. 165. 30 sq.; Theoph. P. 200. 9—18). Характерно, что «сакра» послана в столицу не была. По Малале, провозглашение Леонтия с восторгом встретил народ (ho demos) Антиохии (Excerpta. P. 166. 5—6). Однако Леонтий процарствовал здесь считанные дни, и уже это ставит под сомнение высказывание об активной его поддержке массами горожан. Возможно, упомянутый Малалой «димос» — только верхушка торгово-ремесленных корпораций. В Антиохию Леонтий был доставлен в июне 484 г. (Malal. P. 389. 2—3; Theod. Lect. II. 3; Ioann. Ant. Fragm. 214). Его венчание «императором римлян» (Excerpta. 166. 4; Theoph. P. 200. 16—18) показывает великодержавные планы оппозиции, а ни в коем случае не сепаратизм. Как известно, Леонтий сразу же «назначил Лилиана префектом претория и, выступив, повел войну против его города Халкиды» (Theoph. P. 201. 7—9). Это должно было оттолкнуть от Илла часть провинциалов.
Очевидно, силы, на которые ориентировался Илл, хотя и были разнородны по этническому и социальному составу, в основном являлись группировками торговой и земледельческой «узкоместной» знати, недовольной, с одной стороны, автократией Константинополя, а с другой, — недостаточностью своих позиций у рычагов центральной власти. Но «разъедавшие» такого рода оппозицию политические противоречия, ярко проявившиеся еще в середине V в.48, сказались и теперь.
В 80-е гг. V в. указанный процесс размежевания сил был ускорен и усложнен выступлением самаритян в Палестине49. Поскольку вооруженный протест был в данном случае порождением конкретных оппозиционных настроений, попытаемся, насколько позволяют источники, дать их характеристику.
[с.70] Во-первых, заметим, что, очевидно, прав М. Я. Сюзюмов, полагавший, что причиной восстания явился террор греческого городского населения, пытавшегося таким путем сохранить в Палестине свое привилегированное положение50. Однако оно имело и другие стороны. То, что восставшие захватили Неаполь — древний Сихем — и Кесарию, дает основание предполагать в качестве центров формирования оппозиции небольшие города и сельскую местность. Тогда понятно и обозначение главы восстания Юстасы как ho lestarhos51. Таким образом, вполне возможен генетически «негородской» характер оппозиции. Но террор восставших в отношении «многих» мог касаться не только христиан52.
Во-вторых, присутствие Юстасы на ипподроме (Excerpta. P. 162. 25; Malal. P. 382. 12; Chron. Pasch. P. 603. 22), возможно, как-то было связано с борьбой цирковых партий. В Антиохии в это время объектом нападок прасинов были венеты и иудеи53. Юстаса вмешивался в практику зрелищ: казнил возницу-христианина54. Проникновение оппозиционеров в сферу борьбы между «синими» и «зелеными», возможно, отражало расширение их рядов за счет граждан крупного города.
В-третьих, уже после подавления восстания Зинон распорядился, «чтобы самаритяне не несли военную службу», и конфисковал «их имущества» (Excerpta. P. 162. 34—35). Отсутствие в источниках четких сведений о социальном статусе наказуемых все же не может служить причиной отказа от попытки определить его в общем виде. Известно, что для расправы с движением хватило сил дукса Палестины и отрядов, возглавленных «гонителем разбойников» Регисом (Ibid. P. 162. 27—28). Это говорит о слабой военной организации восставших. В связи с этим запрещение самаритянам нести военную службу можно истолковать как боязнь создать контингент опытных ветеранов среди палестинского негреческого населения. Данное обстоятельство дает основание предположить, что опорой восставших были многочисленные средние и мелкие собственники.
В-четвертых, провозглашение Юстасы царем, уничтожение христиан и храма св. Прокопия (Ibid. P. 162. 23, 26) свидетельствуют о сепаратистских тенденциях в оппозиции, стремлении к политической автономии самаритянской общины. Это противопоставление себя окружению изолировало оппозицию и обусловило ее быстрое поражение.
Локальность оппозиционных движений сказалась и на исходе кампании в Исаврии. Зинон сумел быстро мобилизовать отряды под руководством Иоанна Скифа, флот и наемников-готов. Впрочем, очень скоро, после поражения, которое нанес мятежникам Иоанн, готы были отозваны (Иордан, § 266). Очевидно, Зинон не хотел возбуждать горожан Малой Азии присутствием карателей-варваров. С другой стороны, солидные уступки Зинона исаврийский общинам55 сузили и эту опору Илла.
[с.71] Разгром войска мятежников привел к распаду непрочного блока «исаврийских» оппозиционеров. Остатки их войска «рассеялись, каждый в свой город» (Иешу Стилит. § 17. С. 133). Убежищем Илла стало укрепление в Исаврии, называвшееся Херрис. Верными Иллу остались около 2 тыс. человек (Ioann. Ant. Fragm. 214). Укрепление продержалось до 488 г. и пало из-за предательства Индака, ранее горячего сторонника Илла. Продолжительность осады объясняется не столько нерасторопностью полководцев Зинона, сколько поддержкой Илла местной племенной знатью — его единственной надежной опорой. Недаром Зинон приказал потом срыть многие исаврийские крепости.
Поражение мятежа было закономерным. Различие интересов в среде оппозиционных групп, возглавленных Иллом, оказалось сильнее их недовольства правительством. То, что египетские крупные собственники отказались поддержать заговорщиков, отразило стремление «египтян» бороться без какого-либо серьезного союза с сирийской и частью малоазийской знати. Важно было и то, что Илл проявил себя приверженцем существующего режима и боролся только за смену верхушки этого режима. Поэтому его и поддержала часть столичной, а также (до первого серьезного поражения) сирийской знати, ориентировавшейся на декларации «сакры» Верины. Но упоминание Малалой и Феофаном Египта как адресата «сакры» дает основание полагать, что полного отказа от союза с Иллом там не было.
В то же время в Египте сыграл свою роль маневр правительства с энотиконом и политика Монга, временно приглушившие оппозицию крупных александрийских ктиторов. Имевшее, очевидно, ту же цель рукоположение в Антиохии Петра Валяльщика и подписание им энотикона (Theod. Lect. II. 1), наоборот, усилили размежевание сил в сторону усиления оппозиции сирийской торговой знати, недовольной уступками правительства широким слоям городского населения, чьи чаяния формально выражал Петр. Объективно энотикон существенно расколол оппозицию провинциальной знати накануне мятежа Илла. Однако этот процесс имел и обратную сторону. Уступив одной части оппозиционной знати, чтобы ослабить другую, правительство Зинона создало серьезнейший прецедент для активизации «соглашателей». Этот прецедент не был случаен. Завершение подъема позднеантичного крупного города, сопровождавшееся усилением в нем поляризации социальных сил, совпадало с ростом крупной земельной собственности, обострением социальных противоречий в деревне. Сокращение верхушки торгово-ростовщической знати, участившееся совпадение ее интересов с интересами крупных землевладельцев определили своеобразное равновесие сил56. Уступки делались тем, кто не желал сепаратизма и автономии от Константинополя. Как показало последующее правление императора Анастасия, практика подобных уступок в адрес провинциальной знати оказалась долговечной. Но [с.72] делались они опять-таки аналогичными, т. е. позднеантичными, средствами, тем более что и в адресатах этих уступок не было «протофеодальных» черт.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. См.: Удальцова З. В. К вопросу о генезисе феодализма в Византии: Постановка проблемы // ВО. 1971. С. 18 (см. и библиогр.); Винкельман Ф. О роли народных масс в ранней Византии: В порядке дискуссии // ВВ. 1979. Т. 40. С. 26—36 (см. и новейшую литературу). [назад]
2. О функционировании полиса как основы социальной и политической жизни до конца античности см.: Hammond M. The City in the Ancient World. Cambridge; Massachusetts, 1972. P. 361. [назад]
3. См.: Курбатов Г. Л. К проблеме перехода от античности к феодализму в Византии // Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества. Л., 1980. С. 5—21. [назад]
4. См., напр.: Штаерман Е. М. Древний Рим: Проблемы экономического развития. М., 1978. С. 202; Held W. Die Vertiefung der allgemeinen Krise im Westen des Romischen Reiches: Studien uber die sozialokonomischen Verhaltnisse am Ende des 3. und in der ersten Halfte des 4. Jahrhunderts. B., 1974. S. 43, 174. [назад]
5. См.: Козлов А. С. Основные направления политической оппозиции правительству Византии и ее социальная база в середине 70-х гг. V в. // Античная древность и средние века: Проблемы социального развития. Свердловск, 1985. С. 42—51. Историографию проблемы см.: Он же. Политическая оппозиция правительству Византии в конце IV — начале VI в.: Автореф. дис. … канд. ист. наук. Свердловск, 1975. С. 3—8. [назад]
6. Датировку этапов правления Зинона см.: Lippold A. Zenon, romischer Kaiser 474—475 und 476—491 // PWRE. 1972. Bd 10. A. 2. R. 19. Hbd. Sp. 157. 60—68, 160. 32—36, 162. 18—27, 195. 48—59. [назад]
7. Подробнее см.: Козлов А. С. Основные направления… С. 49—50. [назад]
8. См: Patlagean E. Pauvrete economique et pauvrete sociale a Byzance, 4—8 siecles. P., 1977. P. 156, 431. [назад]
9. См.: Сюзюмов М. Я. Внутренняя и внешняя политика Византии и народные движения в первой половине V в. // История Византии. М., 1967. Т. 1. С. 183—199; Козлов А. С. Основные направления политической оппозиции правительству Византии в первой половине V в. // Византия и ее провинции. Свердловск, 1982. С. 5—27. [назад]
10. См.: Schwartz E. Publizistische Sammlungen zum acacianischen Schisma // AAM NF. 1934. Bd 10. 4. S. 185—189. Frend W. H. C. The Rise of the Monophysite Movement: Chapters in the History of the Church in the Fifth and Sixth Centuries. Cambridge, 1972. P. 170—174. [назад]
11. См.: Курбатов Г. Л. Основные проблемы внутреннего развития византийского города в IV—VII вв.: Конец античного города в Византии. Л., 1971. С. 159, 161. [назад]
12. О военно-варварской оппозиции см.: Козлов А. С. К вопросу о месте готов в социальной структуре Византии IV—V вв. // АДСВ. Свердловск, 1973. Вып. 9. С. 117—119. [назад]
13. Факты см.: Wolfram H. Geschichte der Goten. Munchen, 1979. S. 335—346; Lippold A. Op. cit. Sp. 158. 32—42. 164. 68 u. folg. [назад]
14. См.: Wolfram H. Geschichte der Goten. S. 164—178; Demougeot E. De l'unite a la division de 1'empire Romain, 395—410. P., 1951. P. 222—256. [назад]
15. См.: Martin K. Theoderich der Grosse bis zur Eroberung Italiens. Freiburg, 1888. S. 33 u. folg. [назад]
16. См.: Сиротенко В. Т. Введение в историю международных отношений в Европе во второй половине IV — начале VI в. Пермь, 1973. Ч. 1. С. 88. [назад]
17. См.: Козлов А. С. К вопросу о месте готов… С. 118—119. [назад]
18. См.: Удальцова З. В. Идейно-политическая борьба ранней Византии: По данным историков IV—VII вв. М., 1974. С. 142; см. также: Kaegi W. E. Gli storici proto-byzantini e la Roma del trado quinto secolo // Riv. Stor. Ital. 1976. Vol. 88. P. 5—9; Baldwin B. Malchos of Philadelphia // DOP. 1977. Vol. 31. P. 89—107. [назад]
19. Ср.: Kaegi W. E. Byzantium and the Decline of Rome. Princeton, 1968. P. 82—85, 117—118, 135—144. [назад]
20. См.: Курбатов Г. Л. К проблеме перехода… С. 9. [назад]
21. См.: Patlagean E. Op. cit. P. 218. [назад]
22. См.: Remondon R. La crise de l’Empire Romain du Marc Aurele a Anastase. P., 1964. P. 137. [назад]
23. См.: Курбатов Г. Л. Основные проблемы… С. 101—102, 208. [назад]
24. См.: Там же. С. 54, 88; см. также: Petit P. Libanius et la vie municipale a Antioche aux IVе siecle apres J. C. P., 1955. P., 314—318. [назад]
25. См.: Dagron G. Naissance d'une capitale: Constantinople et ses institutions de 330 a 451. P., 1974. P. 135—188. [назад]
26. О позициях исавров в Византии при Зиноне см.: Brooks E. W. The Emperor Zenon and the Isaurians // Engl. Hist. Review. 1893. N 8. P. 216; Stein E. Histoire du Bas-Empire. Paris; Bruxelles; Amsterdam, 1949. Vol. 2. P. 9. [назад]
27. См.: Кулаковский Ю. История Византии. Киев, 1913. Т. 1. С. 407. [назад]
28. Nagl A. Illos // PWRE. Bd 9. Hbd. 18. Sp. 2535. [назад]
29. Сведений о действиях исаврийских войск против готов для указанного времени нет. Военачальниками, ведшими подобные операции, были византийские сановники Адамантий и Савиниан (см.: Guilland R. Recherches sur les institutions byzantines. Berlin; Amsterdam, 1967. Vol. 2. P. 47; Stein E. Op. cit. P. 14). Очевидно, исавры являлись важной частью гарнизонов ближних к столице центров, так как именно с ними, приведенными Иллом из Халкидона, столкнулись восставшие константинопольцы в конце 479 г. (Ioann. Ant. Fragm. 211. 3). [назад]
30. См.: Wolfram H. Op. cit. S. 340—341. [назад]
31. Указанные факты можно сравнить с данными о действиях константинопольцев против готов в 400 г. См.: Manojlovic G. Le peuple de Constantinople 400 a 800 // Byzantion. N 11. Fasc. 2. 1936., P. 633. [назад]
32. См.: Сиротенко В. Т. Введение в историю международных отношений… С. 88. [назад]
33. См.: Sievers G. R. Studien zur Geschichte der romischen Kaiserzeit. B., 1870. S. 503, [назад]
34. «И масса горожан выходила из домов со всяким дубьем против собравшихся за императора» (Ioann. Ant. Fragm. 211. 3). [назад]
35. См.: Schwartz E. Op. cit. S. 190. [назад]
36. См.: Ibid. S. 192. [назад]
37. Ср.: Zeisel W. N. An Economic Survey of the Early Byzantine Church: Diss. New Brunswick; New Jersey, 1975. P. 61—115, 160—210. [назад]
38. См.: Курбатов Г. Л. Основные проблемы… С. 109. [назад]
39. См.: Schwartz E. Op. cit. S. 190. О церковно-политических противоречиях между Константинополем и Александрией в предшествующий период и деятельности в связи с этим Тимофея Элура см.: Baynes N. H. Alexandria and Constantinople, a Study in Ecclesiastical Diplomacy // Baynes N. H. Byzantine Studies and Other Essays. L., 1955. P. 97—116; Lebon J. La Christologie de Timothee Aelure // Revue d’histoire ecclesiastique. 1908. N 9. P. 677—702. Beck H.-G. Geschichte der orthodoxen Kirche im byzantinischen Reich. Gottingen, 1980. S. D7—D9; Frend W. H. C. Op. cit. P. 154—174. [назад]
40. См.: Nagl A. Op. cit. Sp. 2536. 48 u. folg. [назад]
41. См.: Salaville S. L’affaire de Henotique ou le premier schisme byzantin au Vе siecle // Echos d’Orient. 1919. N 18. P. 255—266, 389—397; 1920. N 19. P. 49—68, 415—433; Townsend W. T. The Henoticon Schism and the Roman Church // J. of Religion. Chicago, 1936. N 16. P. 78—86; Winkelmann F. Die ostlichen Kirche in der Epoche der christologischen Auseinandersetzung. B., 1980. S. 97—99. [назад]
42. См.: Bacht H. Die Rolle des orientalischen Monchtums in den kirchen-politischen Auseinandersetzungen um Chalkedon (431—519) // Grillmier A., Bacht H. Das Konzil von Chalkedon: Geschichte und Gegenwart. Wurzburg, 1953. Bd 2. S. 266—268. [назад]
43. См.: Frend W. H. C. Op. cit. P. 180. [назад]
44. Так вслед за Т. Моммзеном полагает А. Нагль (см.: Nagl A. Op. cit. Sp. 2538). [назад]
45. См.: Kaegi W. E. Byzantium… P. 50. [назад]
46. См.: Stein E. Op. cit. P. 19. Известно, что какие-то восточные вельможи участвовали в мятеже, за что впоследствии были наказаны Зиноном (Procop. De aed. III. 1. 24). Обращение за помощью к персам, возможно, исходило лишь от части сторонников Илла. Известно, что после отправки Зиноном в Исаврию войска Иоанна Скифа мятежники хотели уйти из Антиохии за Евфрат (Иешу Стилит. § 16. С. 133). Дело в том, что хотя правительство Ирана в условиях обострения внутреннего социально-политического кризиса искало дружбы с Византией (см.: Пигулевская Н. В. Города Ирана в раннее средневековье. М.; Л., 1956. С. 293), оно поддерживало некоторых оппозиционеров в Византии. В то же время часть провинциальной знати восточных провинций империи, видя в персах перманентную опасность, не могла разделять подобной политики Илла. Возможно, ориентация Илла на персов сыграла роль в неприятии его жителями Эдессы (Иешу Стилит. § 16. С. 133). [назад]
47. Отряды федератов во главе с Теодорихом Амалом, посланные Зиноном против мятежников, уже пройдя Никомедию, были отозваны, так как императору «пришла мысль, что он (Теодорих. — А. К.) мог бы быть неверен» (Ioann. Ant. Fragm. 214. 4). См.: Wolfram H. Op. cit. S. 345. [назад]
48. См.: Козлов А. С. Основные направления политической оппозиции правительству Византии в первой половине V в. С. 25—27. [назад]
49. См.: Stein E. Op. cit. P. 31 sq. [назад]
50. См.: Сюзюмов М. Я. Внутренняя и внешняя политика Византии и народные движения во второй половине V в. // История Византии. Т. 1. С. 208. [назад]
51. В списках «Хроники» Малалы присутствуют сведения, что Юстаса «убил многих» (Excerpta. P. 362. 25), а также — «он убил многих христиан» (Malal. P. 382. 12—14). Сообщение «Пасхальной хроники» ближе «Ексцерптам»: «И многих убил он, имея гегемонию над Палестиной» (Chron. Pasch. P. 603. 22—604. 1). Хотя греческие источники называют Юстасу «предводителем разбойников», которого самаритяне «увенчали» (Malal. P. 382. 11; Excerpta. P. 163. 23; Chron. Pasch. P. 603. 20—21), принимать это сообщение буквально нет оснований, так как оно восходит фактически только к Малале. [назад]
52. См.: Jones A. H. M. The Later Roman Empire (284—602): A Social, Economic and Administrative Survey. Oxford, 1964. Vol. 2. P. 945—946. [назад]
53. См.: Дьяконов А. П. Византийские димы и факции (ta mere) в V—VII вв. // Византийский сборник. М; Л., 1945. С. 199. [назад]
54. См.: Cameron Al. Circus Factions: Blues and Greens at Rome and Byzantium. Oxford, 1976. P. 183. [назад]
55. См.: Stein E. Op. cit., P. 30. [назад]
56. Следует отметить характеристику Г. Л. Курбатовым рассматриваемого периода: «Конец V — начало VI в. были в какой-то мере временем, когда в ранней Византии закончилась стадия относительного позднеантичного подъема. Ранняя Византия не находилась на пути медленной трансформации в феодальное общество, она находилась на пороге последнего кризиса античного» (Курбатов Г. Л. История Византии: От античности к феодализму. М., 1984. С. 50). [назад]
|
