А.С.Козлов

ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ОППОЗИЦИИ ПРАВИТЕЛЬСТВУ ВИЗАНТИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ V в.

Оп.:: «Античная древность и средние века». 1982. №19.

[с.5] На последней стадии развития рабовладельческой формации особое значение приобрели не только межклассовые столкновения, но и борьба внутри господствующего класса1. Следует учитывать и то, что в кризисной обстановке IV—VII вв. любое антиправительственное выступление, как-либо связанное с движением народных масс, угрожало рабовладельческим порядкам2. Продолжая анализ характера политической оппозиции правительству ранней Византии3, мы постараемся в настоящей статье выделить основные направления этой оппозиции в первой половине V в. Достичь этой цели можно при условии решения трех задач: определения конкретных оппозиционных групп и их влияния на политическую борьбу; рассмотрения взаимоотношений этих групп и народных масс; выявления основных форм борьбы оппозиции с правительством.

Правомерность подобной постановки вопроса вытекает также из историографического состояния проблемы. В самом деле, капитальные труды, отразившие указанную тематику, появились уже в конце XIX — начале XX вв. О. Зеек, А. Гюльденпеннинг, Ю. Кулаковский, Э. Штейн, Д. Бьюри, Л.-М. Гартман собрали большой фактический материал, позволяющий дать специальную оценку антиправительственным выступлениям знати в ранней Византии4. Но в этих общих работах борьба внутри знати представлена зависящей в основном от политической конъюнктуры, «партийных лидеров», субъективных устремлений императорского двора. Суть религиозно-политических споров сведена этими историками к конфессиональным мотивам, хотя, например, Э. Штейн и Д. Бьюри связали оппозицию светской знати с оппозицией «церковной». Заметим, что так рассматривались религиозные противоречия IV—VI вв. и в специальных исследованиях, например М. Пайскером и И. Геффкеном5. Народным движениям в указанных трудах места практически не уделялось. Однако в них были намечены реальные группы оппозиции, например указывались варвары как самостоятельная внутриполитическая сила, выделялись [с.6] временные оппозиционные «партии» Аврелиана, Диоскора и т.д. В целом борьба внутри знати, по О. Зееку, Л.-М. Гартману и Д. Бьюри, дезорганизовывала имперскую государственность и способствовала торжеству негативных начал, а недовольство отдельных групп знати являлось лишь оппозицией тому или иному двору.

В русском дореволюционном византиноведении (например, в работах А. А. Васильева, Ф. И. Успенского, С. П. Шестакова)6 лишь констатировались основные антиправительственные выступления V в. Ученые не выясняли их особенности и связи с народными движениями, хотя и сделали ряд тонких наблюдений на материале конкретных конфронтации между правительством и знатью.

Впервые серьезно изучил организацию городских низов Византии V в. и их отношения с властями (развивая тезисы Ф. И. Успенского) Г. Манойлович. Он признал самостоятельность народных масс в нажиме на правительство и указал на возрастание их активности с начала V в.7 Попутно отметим, что конец IV в. как этап в политической борьбе в империи определил А. Пиганьоль8.

В 50-е и 60-е гг. в буржуазной историографии появились труды, посвященные конкретным аспектам и периодам борьбы в господствующем классе Византии первой половины V в. Э. Демужо собрала огромный материал о борьбе среди знати империи рубежа IV—V вв. («партии» Аврелиана, Иоанна Златоуста и т.д.), но не затронула социального аспекта этой борьбы. Оппозиционные выступления, по Э. Демужо, были временны, народные движения — негативны9. Богатый фактический материал, собранный в трудах, пытающихся связать конфессиональную борьбу V в. с социальной борьбой, в большей или меньшей степени попадал под теологическую концепцию, объясняющую борьбу вокруг епископатов религиозными мотивами10. Многочисленные экскурсы в историю конфронтации разных групп знати Византии V в., скованные подобной концепцией, могли и могут быть ценны только своими эмпирическими наблюдениями, но не обобщениями. С другой стороны, если эти экскурсы только отчасти обращались к анализу организаций городского населения и его борьбы с правительством, то ряд серьезных исследований Ж. Жарри был посвящен именно такой теме. Емкий анализ трудов Ж. Жарри и аналогичных по тематике исследований других ученых, проделанный 3. В. Удальцовой11, избавляет нас от их характеристики. Укажем лишь, что Ж. Жарри убедительно аргументировал отсутствие «партийного» тождества между монофизитскими течениями и оппозиционными фракциями V в., хотя и не заострил внимания на воздействии оппозиции на городские народные массы12. Почти не уделил внимания социальным движениям V в. Р. Ремондон13. Однако он подчеркнул, что оппозиционность местной [с.7] знати (особенно в Сирии и Египте) во многом определялась не только религиозными, но и экономическими мотивами. Как разнородные определял причины оппозиции тех или иных групп населения империи V в. и английский антиковед А. Джонс14. Порой называя столкновения мятежной знати с правительством «революцией»15, А. Джонс практически не рассмотрел связей оппозиции с народными движениями, а политическую борьбу конца IV — начала VI в. периодизировал по «династическому» принципу.

Х.-Г. Бек, изучая организацию столичной знати V в., показал возрастание значения сената к середине столетия16; это, по его мнению, повлияло на перестановку сил в оппозиции. Решающую роль в антиправительственных выступлениях V в. отвели знати также Г. Дауни и В. Либешютц17.

Традиция объяснять религиозно-политическими мотивами наличие тех или иных идеологических нюансов в оппозиции V в. сохранилась в буржуазной историографии до сих пор18. Мало того, в последнее время наблюдаются попытки ряда буржуазных ученых перейти в наступление на некоторые принципиальные марксистские оценки классовой и политической борьбы в Византии IV—VII вв. Такие попытки, например, сделаны А. Кэмироном, постаравшимся свести борьбу «цирковых партий» к спортивным разногласиям. Подобные обстоятельства делают необходимым дальнейшее изучение социальных и политических конфронтации в ранней Византии.

Среди советских историков, изучавших оппозицию при рабовладении и феодализме с позиций марксистско-ленинского учения одним из первых показал важность изучения оппозиции византийской знати IV—V вв. и ее связей с движениями народных масс М. В. Левченко. Еще в 30-е гг. он указал на сепаратистские тенденции феодализирующейся знати византийского Египта, обусловленные социально-экономическими факторами19. Классовая борьба в провинции корректировала поведение знати. Эти тезисы получили развитие в последующих статьях историка и его монографии20. В частности, М. В. Левченко указал на возможность конфронтации, определяющихся социальными противоречиями, между правительством, армией, сенаторами и димами.

Социальное содержание и организацию городских движений V—VII вв., оформляемых «цирковыми партиями», осветил А. П. Дьяконов, показавший противоречия в руководстве «фракций» (экономические — между «старой аристократией» и «богатой не-аристократией», политические — между сенаторами и бюрократией и т.д.) и неизбежность апелляции оппозиционной знати к народным массам21. Религиозные вопросы, по А. П. Дьяконову, не имели для руководства «партий» самостоятельного значения. Труд А. П. Дьяконова вызвал полемику. М. В. Левченко и Н. В. Пигулевская определяли борьбу [с.8] горожан в рамках «цирковых партий» как прогрессивную. М. Я. Сюзюмов выдвинул тезис о защите горожанами IV—VI вв. позднерабовладельческих порядков и предположил, что куриалы, «чиновная аристократия», «военное сословие» и оппозиционные «отцы церкви» при своих конфронтациях боролись за массы уже с IV в. С V в. соперничающие группировки, по М. Я. Сюзюмову, стремились не столько опереться на городские массы, сколько разъединить их22.

Дискуссия советских историков (середина 50-х гг.) о падении рабовладельческого строя в Европе показала слабую разработанность проблемы социально-политической борьбы IV—VI вв.23 Первым важность изучения конкретных оппозиционных выступлений ранневизантийской знати (на примерах восстания Прокопия и антиохийского восстания 387 г.) показал Г. Л. Курбатов24. Оппозиция части византийского клира, средних и мелких собственников исследована в статье Г. Л. Курбатова о взглядах Иоанна Златоуста, где убедительно показано, как классовая ограниченность Иоанна помешала мобилизации народных масс для успешного нажима на правительство25.

Социально-политические взгляды «языческой оппозиции» IV—V вв., опиравшейся «преимущественно на аристократические круги византийского общества и некоторых византийских интеллектуалов»26, изучила 3. В. Удальцова. Исследовательница доказала обусловленность взглядов языческих оппозиционеров социальным положением уходящих в прошлое групп знати, связанных с античными традициями. Выводы 3. В. Удальцовой и М. Я. Сюзюмова лежат в основе периодизации социально-политической борьбы IV—VI вв., принятой в коллективном труде «История Византии»27. Данную периодизацию в целом подтверждают выводы Г. Л. Курбатова, сделанные им при выявлении этапов развития городских движений в ранней Византии28. В своих статьях мы придерживаемся этой периодизации.

Таким образом, нашей исторической наукой были изучены лишь отдельные стороны оппозиции V в.: социально-экономическое положение некоторых групп знати, их развитие, общие причины конфронтации с правительством, характер отношений отдельных оппозиционных групп с народными массами и идейное вооружение части недовольной знати.

* * *

Мы считаем, что характер и развитие оппозиции правительству в ближайшие годы после событий 400 г.29 определяли следующие основные факторы: 1) известное упорядочение экономической жизни вследствие относительной стабилизации городского хозяйства и торговых коммуникаций30; 2) изменения в соотношении социально-политических сил: возрастание значения городских корпораций, обусловленное успехом [с.9] выступлений против правительств Руфина, Евтропия и Кесария и антиварварским движением 399—401 гг.; ослабление позиций крупной землевладельческой знати, слабо связанной с муниципальной экономикой; снижение роли провинциальной торгово-ростовщической верхушки, базирующейся на экономике средних и мелких центров; усиление столичной аристократии, стремившейся продолжать централизацию, удовлетворить в известной мере интересы части местной городской верхушки к лимитировать движение масс; 3) постепенная стабилизация на границах: удаление вестготов Алариха на Запад в 401 г.: подавление движения гуннов под руководством Ульдиса; сохранение мира с персами.

Правительство Аврелиана, находившееся у власти до конца 404 г., должно было учитывать помощь, которую ему объективно оказали городские корпорации в 400 г. Мы не имеем от того времени законов о каких-либо суровых мерах в отношении язычников и еретиков. Серия репрессивных постановлений вышла лишь в конце 404 и в 405 г. в связи с волнениями, развернувшимися вокруг личности Иоанна Златоуста. Но поскольку по данному вопросу уже существует ряд солидных исследований, наша задача сводится к обобщению некоторых важных для темы моментов и акцентированию фактов, обусловливавших развитие оппозиции.

1. Если Златоуст выражал интересы «средних провинциальных собственников», чьи настроения в эпоху разложения рабовладельческого общества частично совпадали с настроениями мелких собственников, то критика, которую епископ Константинополя давал общественным порядкам, могла найти отклик не только у народных масс31, но и у его сторонников в верхушке клира и даже в светских кругах.

2. Выступления Златоуста против коррупции и роскоши двора и против императрицы Евдоксии объективно делали его оппозиционером правительству Аврелиана, находившему у нее поддержку32. Как известно, на Иоанна, comes sacrarum largitionum с 401 г., сторонника Аврелиана, разделявшего с ним ссылку, Златоуст направил гнев взбунтовавшихся солдат33. В 403 г. Иоанн был в «партии» Евдоксии, действовавшей против Златоуста (Pallad., Dial., 3; Zosim., V, 23. 2 sq.). Очевидно, Аврелиан был префектом, отправившим Златоуста в ссылку в июне 404 г.34 В самом деле, Златоуст не просто не смог найти «прочную опору в столице государства крупных собственников»35, а оказался критиком столичной аристократии и проводимой ею централизации. В этот период даже заверения типа: «Не за них ли (богатых. — А. К.) скорее я все говорю и делаю, тогда как они изощрили мечи свои сами на себя?» (Ioh. Chrys., Hom. — PG, t. 52, col. 413), — не могли, очевидно, заслонить от властей другие его тезисы: «Нет ничего сильнее церкви» и «Не воюй с церковью!» (Ibid., col. 429, 441). Намерение [с.10] Златоуста продолжать критику порядков двора, поставить церковь над светской властью в нравственно-религиозной сфере вызвало жестокий отпор.

3. Позиция правительства в отношении Иоанна была объективно поддержана частью монахов (Созомен, с. 581—582), недовольных тем, что епископ порицал их пребывание в городах (Созомен, с. 565—566). Этим путем Златоуст старался удалить из городов часть социально опасных элементов.

4. Выступление против Златоуста александрийского патриарха Феофила, поддержанного частью недовольного Иоанном клира и окружением Евдоксия, было, скорее всего, осуществлено не только в интересах верхушки египетского духовенства, но и некоторых городских кругов Малой Азии и Сирии, чьих епископов Иоанн сместил. Возможно, позиция Феофила устраивала и египетских торговцев и навклиров. Известно, что по прибытии Феофила в Константинополь для процесса над Иоанном его встретили александрийские моряки с хлебных судов, устроившие аккламацию (Сократ, с. 484; Созомен, с. 580). Впоследствии, после изгнания Златоуста, в столице произошли уличные сражения между александрийцами и «народом Константинополя» (Сократ, с. 488; Созомен, с. 19).

Оппозиционность Иоанна Златоуста была существенно лимитирована не только нажимом двора, но и классовой ограниченностью защищаемых им групп. Епископ отдался в руки императорской стражи, когда заметил опасность перерастания движения в его защиту в социальный протест (Сократ, с. 485; Созомен, с. 18). Попытка Златоуста более энергично апеллировать к массам после возвращения из первой ссылки была вызвана резким сокращением его сторонников в среде правящих групп и средних собственников36. Большинство приверженцев Златоуста из рядов господствующего класса было серьезно напугано волнениями в столице, начавшимися после суда над епископом37. Еще большее недовольство вызвала попытка приверженцев Златоуста сжечь город после вторичной ссылки епископа (Созомен, с. 589; Zosim., V, 24. 3—4). Несмотря на то, что число последовательных сторонников Златоуста должно было резко сократиться, их, видимо, нельзя назвать «сравнительно небольшой кучкой приверженцев», как это делает вслед за В. В. Болотовым Г. Л. Курбатов38. Сократ писал, что с преданными Иоанну людьми было много епископов, пресвитеров и прочих клириков (Сократ, с. 491). По Созомену, к приверженцам Иоанна в это время принадлежали многие «из народа» под началом «епископов и других...» (Созомен, с. 589—590), организовавших даже добровольную охрану своего главы. На защиту сосланного поднялись люди, «бывшие на площадях» (Созомен, с. 592). Среди иоаннитов были состоятельные и знатные лица, так как известно, что солдаты, разгоняя их собрания, заключали знатных лиц под стражу, а у молящихся женщин [с.11] отнимали ожерелья, золотые пояса, шейные цепи, браслеты (Созомен, с. 593—594; ср.: Niceph., XIII, 28). Серьезность оппозиции подтверждает и размах репрессий после пожара в столице. Правительство выделило чиновников и воинские подразделения, удалявшие из Константинополя близких к Златоусту епископов и клириков и арестовывавшие прочих его приверженцев (Созомен, с. 592—593). Посланные войска разгонялись толпами иоаннитов, пускавших в ход камни и палки (Созомен, с. 593; Niceph., XIII, 28). Репрессии возглавил язычник префект города, «многих» предавший казни (Созомен, с. 595) и потому заслуживший мрачную славу у церковных историков (Сократ, с. 492). Всем лицам, находившимся на государственной или частной службе, запрещалось участие в «бунтарских собраниях» под угрозой лишения службы и конфискации (Cod. Theod., XVI. 4. 4). Хозяева рабов, участвовавших в «бунтарских собраниях», штрафовались 3 фунтами золота, а городские корпорации — 50 фунтами (Cod. Theod., XVI, 4. 5). Ректоры провинций были обязаны запрещать религиозные сборища лиц, которые «расходятся в вероисповедании» с епископами Арсакием, Феофилом и Порфирием (Cod. Theod., XVI, 4. 6). Провинциальных клириков предписывалось лишь вывезти из Константинополя, дабы не было «призывов к бунту» (Cod. Theod., XVI, 2. 37). Пример Златоуста показал, какие опасные последствия для правящей группы может возыметь социальная демагогия определенных кругов господствующего класса, стремившихся использовать народные массы для своих целей. Политика уступок зашла для правительства слишком далеко. Идеологическое подавление вновь стало активно совмещаться с военным.

Оппозиция во главе с Иоанном Златоустом включала разнородные социальные слои — от представителей провинциальной и части столичной знати39 до экстремистов в лице монахов и люмпен-пролетариата. Прочность такой оппозиции зависела от неустойчивой стабилизации городской жизни. В социальном плане оппозиция обнаружила значительное «полевение» в сравнении с 399—400 гг. Активность горожан нарастала. Однако репрессивные меры правительства Аврелиана показали, что столичная аристократия не намерена осуществлять демократизацию общественной жизни. Аккламации городских слоев как активная форма протеста встретили жестокий отпор. Оппозиция стала искать иные формы борьбы.

* * *

Напряженное внутреннее положение империи было осложнено в 403 г. активизацией горцев Исаврии. Важной причиной этого явился нажим правительства на свободные исаврийские общины40. Видимо, столичная знать пыталась компенсировать уступки городским корпорациям и местной муниципальной [с.12] верхушке наступлением на свободное крестьянство Малой Азии, не связанное с городской экономикой. С другой стороны, выступление исавров, несомненно, было не только формой оборонительного движения, но и военно-грабительским походом, типичным для общества стадии военной демократии41. Исавры «причинили государству огромный ущерб» (Marc. Comes, p. 68. 9), разоряя «селения и все попадающееся на пути» (Zosim., V, 25. 1). По Созомену, они «злодействовали в городах и селениях» (Созомен, с. 599), а по Малале, взяли Селевкию в Сирии (Malal., p. 363. 15—16). Иоанн Златоуст сообщает об истреблении и порабощении исаврами горожан и сельских жителей (Ion Chrys., Ep. 114, 118, 122, 127). В плен попало много жителей Ликаонии, Писидии и Каппадокии, причем с пленными исавры «обращались гораздо хуже, чем прочие варвары» (Филост., с. 414). Захват пленных и добычи свидетельствовал о стремлении исаврийской знати укрепить свое положение в качестве рабовладельцев. Развитие социальной дифференциации в общинах исавров определило в перспективе возможность сближения (а затем и слияния) их военно-племенной верхушки с византийской знатью. Однако отсталость социально-экономического развития исаврийского общества и традиционно враждебное отношение к нему обусловливали довольно устойчивую корпоративность исавров, их институирование в качестве особой общественно-политической силы. На данном этапе можно говорить о существовании оппозиции правительству исаврийской военно-клановой знати.

Движение исавров было зверски подавлено в 407 г. Однако карательные меры полководца Иерака коснулись, видимо, не только их: по Евнапию, Памфилия оказалась фактически ограбленной византийским военачальником (Eunap., p. 268. 8—11).

Во время «исаврийской войны» в правительстве Византии произошли изменения: Аврелиана сменил Анфимий, заслуженный сановник, связанный родством с высшей имперской знатью. Префектура Анфимия длилась с 10 июля 405 г. по 19 апреля 414 г. Анфимию дают одинаково положительные характеристики Аполлинарий Сидоний (Sid. Apoll., Carm., II, 94), Сократ (Сократ, с. 505) и Иоанн Златоуст (Ioh. Chrys., Ep. 147). Сократ даже ставит в похвалу Анфимию дружбу с софистом Троилом (язычником!), ставшим советником правителя (Сократ, с. 505). Полностью солидарен с Сократом и Синезий (Synes., Ep. 47, 73, 75, 79, 118). Выдвижение Анфимия свидетельствовало о продолжении централизации, усилении верхушки столичной и провинциальной служилой знати. Получили новое подтверждение меры по пресечению бегства из курий и насильственному возвращению куриалов к их повинностям. Куриалам запрещалось прибегать к заступничеству у императора (Cod. Theod. XII, 1. 167). Указ от 18 мая 409 г. [с.13] подтвердил все прежние постановления по удалению бывших куриалов с государственной службы для несения обременительных литургий (Cod. Theod., XII, 1, 168). Попытки упорядочить сбор податей с горожан были паллиативом, а намерения воспрепятствовать «облегчению богатого и разорению бедного» (Cod Theod., XII, 1. 173) являлись явной демагогией. Определенной уступкой антиохийским магистратам была лишь попытка зафиксировать размер подати в пределах 600 солидов (Cod. Theod., XII, 1. 169). Это было вызвано, скорее всего, недовольством горожан Антиохии, поскольку законодатели отметили, что сей указ направлен для утешения населения в его скорби (tristitia).

Правда, в 412 г. вышло предписание собирать горожан и осведомляться у них о качестве сборщиков податей — уступка, на которую правительство пошло в обстановке активности масс42. Определенной уступкой было и издание в апреле 415 г. указа о кассации с населения префектуры Востока (за исключением некоторых рудников) недоимок, накопившихся за 40 лет (Cod. Theod., XI, 28. 9). Но в целом политика Анфимия, очевидно, благоприятствовала лишь зажиточной верхушке курий крупных городов, которая сблизилась со служилой знатью. Публиковались и законы против еретиков (Cod. Theod., XVI, 5. 49; 6. 7), что было серьезным отступлением от политики Аврелиана.

Таким образом, имелись все основания для наличия оппозиции «средних» собственников. Одним из наиболее ярких примеров недовольства было волнение константинопольцев в конце 408 г. из-за недостатка хлеба43: с марта по ноябрь из Египта не пришло ни одного хлебного судна44. Гнев «народа» обрушился на префекта столицы. По «Пасхальной хронике», навстречу народу с призывом разойтись вышли оба магистра армии и комит священных щедрот (Chron. Pasch., p. 571. 8—11). Из краткого сообщения источника не ясно, была ли применена сила. Напуганное правительство предприняло меры по бесперебойному снабжению столицы.

Ко времени Анфимия относится энергичная деятельность правительства по укреплению северных границ и самого Константинополя (Cod. Theod., VII, 17. 1; XI, 17. 4; Сократ, с. 505). Эти работы, необходимые в экономическом и политическом плане, несомненно, потребовали значительных затрат, что не могло не лечь бременем на податное население. Некоторые послабления куриям, сделанные в связи с этим, были паллиативом. Оппозиция вполне могла использовать усиление податей для критики властей.

По-видимому, оппозиция существовала и в среде родовитой знати. Император Аркадий накануне своей смерти, опасаясь, что аристократия лишит трона его сына Феодосия II, попросил быть опекуном последнего персидского царя Ездгерда I. По [с.14] Прокопию, царь, согласившись на просьбу Аркадия, пригрозил сенату войной в случае обиды Феодосию (Procop., В.Р., 1, 2). Феофан, Кедрин и Никифор Каллист подтверждают готовность Ездгерда покарать злоумышленников (Theoph., p. 125. 5 sq.; Cedr., p. 586. 15—17; Niceph., XIV, 1). Зонара пишет, что Ездгерд убедил византийских «правителей» повиноваться юному императору, пригрозив отомстить за отрока, «если бы они поступили не так» (Zonar., p. 236. 21—24). Видимо, для угроз были основания. Для контроля за византийскими вельможами из Персии был послан видный царедворец Антиох, впоследствии вытесненный как persona non grata (Ср.: Isid. Pelus., Ep. 1, 36. — PG, v. 78, col. 204). В стремлении Ездгерда применить любые средства для защиты опекаемого не было ничего предосудительного, по крайней мере, с юридической стороны, ибо римское право предусматривало подобные меры опекуна. Подавление оппозиции было бы освящено законом. Не удивительно, что «никто не восстал против них (т.е. Феодосия II и Пульхерии, его сестры. — А. К.) в страхе перед Ездигердом...» (Zonar., p. 236. 14—15).

Однако если критика правительства Анфимия со стороны части господствующего класса и существовала, то была слаба и не нашла непосредственного отражения в источниках. Повышение роли корпораций в общественной жизни, политика Константинополя в интересах городской верхушки, восстановление спокойствия на границах — все это существенно лимитировало социальное недовольство. Правительственные меры, приветствуемые аристократией крупных городов (например, Синезием)45, консервировали существующие имущественные отношения46.

Поэтому оппозиция объективно должна была выступать против принципов такой политики или (что более вероятно) против методов осуществления подобной консервации.

К середине 10-х гг. V в. очевидность относительной устойчивости внутри- и внешнеполитической обстановки позволила правительству столичной знати перейти к более последовательной централизации. В июле 414 г. власть перешла к группировке Пульхерии, старшей сестры Феодосия II. Пост префекта претория вновь получил Аврелиан, но сила его была уже не та, как прежде, ибо политика правительства по многим каналам затронула интересы «средних» городских собственников. В обстановке усиления влияния двора усиливались оппозиционные настроения.

Самая резкая критика правительства Пульхерии — у Евнапия. Основным злом того времени Евнапий считает продажу управления провинциалам, сопровождавшуюся попранием законов (Eunap., p. 268. 23). По Евнапию, указы вымерли вместе с законами, законы разносились легче праха (Eunap., p. 269. 4—7). Продажа должностей носила насильственный характер [с.15] в отношении «зажиточных и подлежащих повинностям людей» (Eunap., p. 269. 20—21). «Все дома пустели от такой уловки. Легко можно было видеть, как достаток начальников описывается в казну» (Eunap., p. 270. 11—13). Правительственный произвол в сфере продажи должностей не только вызывал недовольство крупных собственников, но и бил по некоторым представителям военно-чиновной знати: показателен пример Иерака, ограбленного Эреннианом (Eunap., p. 270. 15—19). Произвол царил и в судах: истцы с трудом ускользали от неправедных префектов (Eunap., p. 269. 18—29). Ригоризм Евнапия в отношении правительства Пульхерии определялся теми же факторами, как и в отношении Феодосия и Евтропия. Интересно другое. Евнапий умер около 420 г. Следовательно, его критика была не просто злободневной: она велась в адрес правящих современников, невзирая на возможные санкции. Это говорит о серьезных трениях правительства и той части городской знати, которая ориентировалась на полисные порядки прошлого.

Иоанн Антиохийский сообщает, что Феодосий II из-за малолетства только ставил подписи для «первых встречных» (tois boulomenois), а в особенности — для евнухов, «находящихся близ царской власти». В результате «живущие (hoi zontos) передавали своих жен другим и насильно лишались детей, не способные возражать постановлениям императора» (loann. Ant., fr. 191). Из-за евнухов дела государства пришли в расстройство; даже когда император достиг 50 лет, «они склоняли его к каким-либо низменным занятиям и охотам, чтобы они и Хрисафий держали власть императора» (Idem., fr. 194). Мы предполагаем, что Иоанн заимствовал эти фрагменты у представителей «языческой оппозиции»47 или у лиц, разделявших подобные оценки. В самом деле, известно, что в 414 г. из административного аппарата было удалено много «неблагонадежных» провинциальных чиновников, а в 418 г. запрещены городские патроцинии48., Некоторые меры, направленные на поддержку курий, не могли компенсировать финансовые притеснения городов. Отсюда рост оппозиционности части провинциальной городской знати.

В правление Пульхерии серьезных преследований еретиков со стороны центральной власти, видимо, не было (Сократ, с. 505)49. Зато на местах некоторые епископы в союзе с наместниками оказывали давление на еретические секты50. Не было серьезных гонений и на «языческую службу» (Ср.: Cod. Theod., XVI, 10. 21). Так как в данном законе идет речь о лицах, способных стать администраторами или судьями, то он, очевидно, направлялся против образованных язычников-горожан, по меньшей мере, среднего достатка. Вышло также два постановления против иудеев51. Подобные санкции, однако, не имели такого ригоризма, как при Феодосии I. Тем не менее само их издание (в отличие от правления Аврелиана и Анфимия) [с.16] предполагает постепенное возвращение властей к наступательной политике на оппозиционные элементы.

Противоречивая политика правительства в отношении городов (и в частности, городской знати) имела в основе сложные социально-экономические и политические факторы. Слой куриалов среднего достатка сделался ничтожным; выросло число обедневших куриалов: верхушка сословия стремилась переселиться в крупные центры и слиться с крупной служилой землевладельческой знатью52. Стремление сохранить позднеантичный полис толкало правительство на разного рода «вливания» в инфраструктуру крупного города. В то же время на борьбу группировок и формирование оппозиции существенно влияло усиление крупных землевладельцев53. Одновременно в некоторых местах происходило дробление крупной собственности (Сирия, Палестина)54. Однако укрепление мелкого производства сопровождалось усилением налогового пресса и нажимом на массы городской рабовладельческой знатью.

Противоречивое отношение правительства к провинциальной городской верхушке отражало борьбу в среде правящих групп. В 421 г. Феодосий II женился на Евдокии, связанной со знатью крупных городских центров55. Вокруг Евдокии сгруппировались представители этой знати56. Косвенным образом это была реакция оппозиционной части муниципальной верхушки на жесткую централизацию, проводимую столичной служилой знатью. «Партия» Евдокии последовательно защищала поздне-рабовладельческие порядки и в этом отношении была преемницей оппозиции реакционной куриальной знати конца IV в.57

Борьба в господствующем классе осложнялась конфронтациями «провинциалов». Несторий, епископ Константинополя с 428 г., объективно выступал в защиту сирийской торговой знати и связанных с ней столичных вельмож58. Египетские крупные собственники в лице александрийской церкви (старинные конкуренты сирийцев) были в оппозиции. Отношения египетской и столичной знати стали напряженнее, чем в конце IV — начале V в.

Попытаемся осветить в общих чертах содержание оппозиции египетской знати в этот период.

1. Опора Кирилла, александрийского епископа и идейного главы оппозиции, была сложной по социальному составу (Евагрий, с. 13 сл). В борьбе за епископскую кафедру Кирилл встретил конкурента в Тимофее, поддержанном военачальником Абунданцием. Выборы происходили в обстановке народного волнения (Сократ, с. 513; Niceph., XIV, 14). Возможно, оно было инспирировано сторонниками Кирилла. Кирилл победил. Одним из сторонников Кирилла был учитель Гиеракс, организовавший аккламации при его проповедях. Египетские иудеи публично обвиняли Гиеракса в намерении возбудить народ (Сократ, с. 522; Niceph., XIV, 14). Разгром иудейских синагог [с.17] Кирилл провел с помощью «многочисленной толпы», дав ей разграбить имущество иудеев (Сократ, с. 522; Niceph, XIV, 14). Одной из прочных опор Кирилла, с помощью которой он терроризировал врагов, были монашеские объединения и низшие слои клира. Монахи использовались против византийской администрации и для террора язычников. Убийство монахами Ипатии повлекло известные репрессии со стороны Константинополя, но Кирилл вскоре свел их на нет59. Некоторые действия Кирилла, однако, вызывали недовольство части александрийской знати, заинтересованной в союзе со столицей, например его откровенный нажим на августала Ореста. По побуждению «народа Александрии» Кирилл пошел на перемирие с Орестом (Сократ, с. 523; Niceph, XIV, 15).

Таким образом, в борьбе за политическую независимость от столичной администрации крупные землевладельцы Египта, используя церковь и социальную демагогию, прибегали к силе народных масс и полицейски организованного монашества. Однако часть александрийцев (возможно, верхушка торгово-ремесленных корпораций) опасалась радикализации оппозиции (случай с Орестом).

2. Борясь с Несторием, Кирилл вел большую организационную работу по сколачивнию «блока» сил, враждебных епископу Константинополя. Он вел переписку с папой Целестином, Пульхерией60, Евдокией, обращался к константинопольскому клиру и народу (см., напр. Mansi, v. 4, p. 680—802, 1000, 1012—1077; 1036—1048). Эта работа в значительной части увенчалась успехом.

3. «Умеренные» еретические секты македониан и новациан, а также ариане и «четырнадцатидневники» были недовольны преследованиями Нестория. В основном эти группировки сосредоточивались в малоазийских городах (Сократ, с. 553, 555). Гонения вызывали волнения в городах. Возможно, это в какой-то мере было отражением борьбы малоазийской и сирийской знати61.

4. Часть монашества была недовольна стремлением Нестория удалить монахов из городов и запереть их в монастырях. Несторий пытался таким путем пресечь разжигание в городах социальных волнений. Характерно, что во время Эфесского собора Кирилл нашел поддержку в столичном монашестве62.

5. Длительная поддержка Нестория Феодосием II, видимо, вызывалась отчасти боязнью центральной власти пойти на соглашение с теми оппозиционерами, которые апеллировали к низам и накалили обстановку на Эфесском соборе так, что возникла опасность волнений. Чтобы сбить этот накал, комиту священных щедрот было отдано распоряжение временно арестовать Кирилла, Мемнона и Нестория (Mansi, v. 5, p. 779—781). Однако темп наступления был замедлен подкупами, произведенными сторонниками Кирилла среди столичной знати [с.18] (Mansi, v. 4, p. 1592). Хотя египетским креатурам не удалось пробраться непосредственно к константинопольской кафедре, преемником смещенного Нестория стал римлянин Максимиан, сторонник папы Целестина. Это было значительной уступкой «партии» Кирилла63.

6. Эфесский собор не разрешил противоречий между александрийским и антиохийским епископатом, так как суть спора состояла не в догматах, а в социально-политическом соперничестве. Нажим правительства на соперников и заключение унии 432 г. лишь относительно сбавили напряженность. В столице после низложения Нестория «по церквам проходил какой-то страшный спор, ибо народ был разделен надвое» (Сократ, с. 562; Niceph., XIV, 36).

Таким образом, нажим александрийских крупных собственников на правительство лишь частично увенчался успехом. Столичная знать была обеспокоена не только захватом египетскими иерархами политического влияния в ряде провинциальных центров64, но и потенциальной возможностью возбуждения народных масс египетскими креатурами. В результате победы в Эфесе александрийская знать закрепила связи с финансовыми кругами столицы в ущерб сирийцам. Противовесом александрийскому влиянию были следующие явления.

1. Сосредоточение большей власти в руках части столичной и провинциальной знати, связанной с муниципальными центрами. Теперь огромное влияние в этой «партии» приобрел Кир, префект претория и префект города, язычник, «философ», «муж самый мудрый во всем» (Malal., p. 361. 14—16). Префектура Кира приходится на 439—441 гг. Судя по положительным отзывам о Кире Иоанна Малалы, мы предполагаем, что политика группировки Кира — Евдокии находила благоприятный отклик у известной части горожан провинций. В то же время Кир ориентировался на константинопольских ктиторов65. Его мероприятия импонировали столичным жителям66.

Группировка Кира — Евдокии сознательно ориентировалась на сирийскую городскую верхушку; чтобы заручиться ее поддержкой. В 438 г. Евдокия предприняла поездку в Иерусалим для поклонения святым местам. По пути она побывала в Антиохии, возможно, и являвшейся главной целью вояжа. Выступив перед антиохийцами, Евдокия подчеркнула, что она общего с ними происхождения, после чего они удостоили ее статуей (Евагрий, с. 44—45). По просьбе жены Феодосий II прибавил Антиохии дополнительную хору, увеличив длину стен (Евагрий, с. 45). У Малалы сохранился более подробный рассказ о строительстве, проведенном в Антиохии по инициативе правительства (Malal., p. 360. 7—23; Евагрий, с. 42—43). Эти меры не только укрепили экономический и политический потенциал цитадели соперников Египта, но и упрочили контакт сирийской городской верхушки и части столичной знати, имевшей выгоду в торговле [с.19] с Передней Азией. Другой целью Евдокии было, видимо, установление контакта с палестинским монашеством (Евагрий, с. 46, 51), которое можно было использовать против александрийских креатур.

2. Если епископ Максимиан был безликой фигурой, но известным символом победы «партии» Кирилла, то уже последующие кандидатуры на столичную кафедру были менее зависимы от александрийцев. Например, Прокл кизикский был спешно хиротирован епископами, оказавшимися в это время в столице по приказу Феодосия II, опасавшегося вспышки волнений (Сократ, с. 572). Прокл был учеником и продолжателем политики Аттика, послушного исполнителя воли правительства. Стараясь не накалять социальную атмосферу, Прокл также старался не оказывать излишнего нажима на еретиков (Сократ, с. 573). По инициативе Прокла в столицу были торжественно доставлены и погребены останки Иоанна Златоуста, что привлекло в православие многих приверженцев Иоанна (Евагрий, с. 576). Этот акт был направлен на укрепление связей с сирийской знатью и клиром, чьи интересы объективно защищал Златоуст.

3. По-видимому, не желая лишаться поддержки части столичных ктиторов, ориентирующихся на союз с «сирийцами», Феодосий II не решался круто расправиться с Киром, завоевавшим большую популярность у константинопольцев (Malal., p. 361. 22 sq.). Кир был послан епископом в Коттиэй (Фригия Salutaris), где использовал свое влияние для прекращения волнений среди горожан (hoi politai) (Malal., p. 362. 6—18). Вместе с Киром фактически сошла со сцены и Евдокия.

Кратковременность пребывания у власти Кира и Евдокии свидетельствовала о слабости группы господствующего класса, пытавшихся опереться на отжившую экономику полисов, в сравнении со столичной служилой знатью. Соответственно, меры правительства в отношении оппозиции «александрийцев» были нерадикальны: оппозиция местной муниципальной верхушки казалась опаснее. Кир и Евдокия боялись апеллировать к городским низам и монашеству, ненавидимым языческой интеллигенцией. «Партия» Пульхерии продолжала выступать за проведение автократичной централизации и эксплуатации провинций67. Но экономический потенциал константинопольских ктиторов-землевладельцев ослабляли возобновившиеся на Балканах грабежи варваров (гуннов Аттилы). В этом отношении торгово-ростовщические круги, ориентировавшиеся на Египет, получили преимущества.

Приход к власти правительства Хрисафия (начало 40-х гг.) сопровождался важными уступками александрийской знати68. Тем не менее считать его просто креатурой александрийцев нельзя хотя бы уже потому, что он не продержался бы долго, если бы не учитывал интересов столичной аристократии. [с.20] Искусно раздувая вражду между группировками при дворе, Хрисафий одновременно делал уступки сенаторской знати69, причем, по-видимому. именно сенаторам высших разрядов70, тесно связывавших себя с Константинополем.

Объективно к защите столичной землевладельческой знати сводилась политика Хрисафия в отношении гуннов. В первой половине 40-х гг. гунны восстановили конфедерацию племен, несколько раз вторгавшуюся в империю. Правительство повысило налоги для организации отпора варварам и выплаты дани, чем воспользовалась оппозиция, играя на недовольстве населения71. Сдерживание гуннов предохраняло от разорения владения столичной знати.

С другой стороны, при Хрисафии были сделаны уступки военно-племенной знати местного происхождения, в частности исаврам, нанятым для борьбы с гуннами (Prisc., fr. 8, 12, 13). Это не помешало исаврийскому предводителю Тарасокодиссе позже выступить против Хрисафия.

В то же время в империи возникают тенденции к регенерации военно-варварской оппозиции, правда, в несколько измененном по сравнению с концом IV в. варианте. Господствующий класс не мог пренебречь возможностью использовать варваров в своих целях72. Военачальник Аспар, начавший возвышаться в это время, смело полагался «на готскую силу» (Excerpta, p. 160. 26), «имел множество готов и многочисленных комесов, и прочих юношей, и держащихся их людей, которых он называл федератами и на которых отводятся федератские анноны» (Excerpta, p. 161. 1—4; ср.: Chron. Pasch., p. 596—597). Позже именно готская дружина во главе с Острисом явилась мстить за гибель Аспаридов (Excerpta, p. 161. 4—10; Chron. Pasch., p. 597). Из сообщения Малалы видно, что готские контингенты — только часть подчиненных Аспару дружин. Однако усиление Аспаридов настораживало известные слои господствующего класса, настроенные к варварам совершенно непримиримо73, хотя решительное столкновение с Аспаридами было впереди.

Так или иначе, серьезного сопротивления политике правительства Хрисафия в первой половине 40-х гг. V в., видимо, не было. Борьба с гуннами церковной верхушки Египта и Сирии, поддержанная столичной знатью, некоторое время сдерживала оппозицию. Всплывший после Эфеса вопрос об осуждении Феодора Мопсуэстийского, чье учение было близко положениям Нестория74, не получил серьезного развития. И Кирилл, и Прокл, и Иоанн Антиохийский, опасаясь крайностей, пришли к компромиссу и решили не «оскорблять анафемой» памяти Феодора. Против экстремистских элементов (монахов, осуждавших труды Феодора) были приняты меры75.

В середине 40-х гг. положение изменилось. Важным фактором в политической борьбе стали активизировавшиеся «цирковые партии»76. Борьба между александрийской и [с.21] константинопольской знатью, в которую были втянуты большие массы населения, сопровождалась ростом активности горожан. Как было показано, оппозиция египетских крупных собственников по мере возможности использовала в своих целях движение народных масс и даже стимулировала его. Для 40-х гг. то же самое можно сказать об отдельных группах столичной знати. Хрисафий, ориентирующийся на союз с александрийской знатью, был патроном и простатом прасинов (Malal., p. 363. 7—8). Феодосий II явно оказывал прасинам протекцию (Malal., p. 351. 5). Поскольку «зеленые» (вернее, их верхушка) в известной степени отражали интересы торгово-промышленных кругов77, заинтересованных в ограничении централизации государства и в сохранении некоторой автономности местного управления78, они должны были поддерживать «проегипетские» группировки столичной знати. Однако к середине V в. подобного рода четкой кристаллизации социальных и политических сил не произошло. Данных об активной борьбе прасинов с «сирийской оппозицией» и автократичной столичной аристократией для того времени нет. Нельзя забывать и, о том, что Хрисафий во многом шел навстречу константинопольской знати.

Борьба оппозиционных сил за преобладание в политической жизни империи опять развернулась под ширмой догматических споров. Столичная знать перешла в наступление, выдвинув архиепископом Константинополя Флавиана, представителя столичного клира (446). Кандидатура Флавиана, видимо, не устраивала Хрисафия. В резкую оппозицию к Флавиану (а через него и к столичной верхушке) встал Диоскор, преемник Кирилла. Позиция Диоскора сразу показала, что он принадлежит к тем экстремистски настроенным последователям Кирилла, которых последний с трудом сдерживал79. Причины возобладания экстремизма в «александрийской оппозиции»80, видимо, крылись в общем усилении провинциальной знати, не связанной с полисной экономикой. Это движение пока не переходило в антиправительственные восстания или бунты локального характера по следующим причинам: а) успех известных общественных групп на Эфесском соборе, создавший иллюзию, что в борьбе за догматы возможны социальные достижения; б) политика фракционного руководства (как правило, принадлежавшего к крупным или средним собственникам), направленная на содержание недовольства масс в рамках борьбы за догматы; в) общая атмосфера нагнетания религиозного фанатизма, стимулируемого правящими группами.

Ригоризм Диоскора и его сторонников, несомненно, был ответом и на наступательную политику Константинополя. Диоскор демонстративно не ответил на синодальную грамоту Флавиана, фактически не признавая его самостоятельным епископом. В 448 г. произошло прямое столкновение: в «деле Евтихия» Диоскор встал на путь Кирилла, поддержав [с.22] определенные монашеские группы столицы и Малой Азии. Содержание этой конфликтной ситуации вкратце представляется следующим.

1. Столичный архимандрит Евтихий, обладавший большим весом среди монахов Константинополя, крестный отец Хрисафия (Liberat., Brev., II, 12), сторонник Кирилла и враг Нестория, явился объектом реакции правительства на нажим оппозиции. Епископ Евсевий из Дорилеи (Фригия) отражавший, видимо, традиционно «антиегипетские» настроения некоторых групп малоазийской знати, во время поместного собора в столице (448) обвинил Евтихия в ереси. По-видимому, выступление Евсевия не устраивало Флавиана своей категоричностью: архиепископ Константинополя старался убедить дорилейца взять обвинение назад и смягчить нажим на Евтихия. В этом проявился страх столичной знати перед возможной вспышкой городских волнений.

2. Опасения Флавиана были не напрасны. Евтихия на заседание собора провожала масса монахов, солдат и praefectiani, потребовавших от собора обещания отпустить архимандрита вне зависимости от решения «дела» (Mansi, v. VI, p. 732).

3. Правительство Хрисафия, видимо, пыталось оказать на собор давление. На соборе был представитель императора, занявший, впрочем, выжидательную позицию.

4. Нажим на Евтихия привел к его осуждению как монофизита. Ряд «восточных» епископов, в частности Феодорит из Кирр, был удовлетворен. Это явилось ударом по группировке Хрисафия и «александрийцев». Чувствуя ущемление своих позиций, они предприняли лобовую атаку. В августе 449 г. в Эфесе состоялся собор, получивший затем название «разбойничьего».

Укажем на те моменты его деятельности, которые характеризуют наиболее важные черты развития оппозиции.

1. Группировка Хрисафия и ее египетские союзники подготовили базу для разгрома Флавиана и его сирийских и малоазийских сторонников. От имени императора на собор явились нотарий Евлогий и комит Елпидий, оказавшие на собравшихся откровенный нажим. Правительство выделило «для охраны» собора солдат (Theoph., p. 154. 13—14); из Сирии отряды монахов привел приверженец Диоскора архимандрит Варсума (Mansi, v. VI, p. 593); Диоскор же прибыл в окружении параволанов, прославленных убийством Ипатии (Ibid., p. 827). Еще раньше Диоскор получил от правительства место председателя на соборе (Ibid., p. 588—589). Против противников Диоскора и Хрисафия на соборе развернулся террор. Феофан пишет: «...и после насилия солдат и мечей епископы принуждены были подписаться» (Theoph., p. 152. 17—18)81. Если и можно согласиться с В.В. Болотовым, что более поздние известия византийских историков о соборе содержат сгущенные краски82, то несомненен [с.23] тот факт, что победа была одержана Диоскором только с помощью воинских частей Хрисафия и фанатичных монахов.

2. Разгром «сирийской» оппозиционной верхушки был серьезным. Флавиана и Евсевия осудили. Выли низложены многие их сторонники и просто сочувствующие (среди них Домн антиохийский, Феодорит из Кирр, Ива эдесский, Ириней тирский и др.). Правительство подтверждало решения собора и приказывало в будущем не набирать епископами приверженцев Нестория или Флавиана (Mansi, v. VII, p. 498). Сочинения несториан и сочувствующих им богословов (например, Феодорита) подлежали сожжению (Ibid., p. 497 sq.). Архиепископом столицы стал Анатолий, близкий к александрийской церковной верхушке. Энергичная переписка папы Льва с византийским двором дала слабые результаты. Феодосий оказал противодействие попыткам реабилитировать Флавиана и его адептов (Ibid., v. VI, p. 68—72). Это было политическим ударом по крупноземлевладельческой провинциальной знати одного региона, но создавало опасность аналогичного наступления на знать других регионов.

Победа «александрийской партии» и Хрисафия в Эфесе была, однако, пирровой. Апелляция экстремистов к монахам, городским низам, использование против епископов вооруженной силы вызвало реакцию. В середине V в. большая часть военной чиновной знати и верхушки клира превратилась в силу, опирающуюся на солидный экономический базис в виде местного землевладения83. Бороться с представителями этой знати методами «разбойничьего» собора было авантюрой. Источники не позволяют проследить конкретные изменения в настроениях борющихся за власть групп. Ясно одно: изменения были быстрыми и радикальными.

Первой прореагировала столичная родовитая знать. Уже вскоре после собора Феодосий II увидел себя в чем-то обманутым Хрисафием и стал скорбеть об участи Флавиана и его сторонников (Theoph., p. 157. 8). Хрисафий был сослан. Группы муниципальной знати, ранее возглавляемые Киром и Евдокией и связанные с частью «сирийской» городской знати, были серьезно ослаблены разгромом их союзников на соборе. К власти они прийти не смогли. Евдокия подверглась критике и вынуждена была удалиться в Иерусалим. Ее приверженцы, священники Север и Иоанн, были казнены (Tbeoph., p. 157. 17—18). Восторжествовала столичная служилая знать во главе с Пульхерией. Тело Флавиана было с помпой доставлено из Эфеса и погребено в столице (Theoph., p. 158. 2—6).

Изменения в правящих кругах происходили не без влияния усиливающихся военно-служилых групп знати. Согласно преданию, умирающий Феодосий II предрек править Маркиану «в присутствии Аспара и всех остальных сенаторов» (Malal., p. 367; Chron. Pasch., p. 590; Cedr., p. 602). Аспар представлял [с.24] у одра умирающего часть армии, противопоставленную гражданским властям84.

Маркиан был провозглашен автократором в присутствии сената (Евагрий, с. 55; Malal., p. 367; Theoph., p. 159. 16) и армии (Theod. Lect., I. 1; ср.: Marc. Comes, p. 83. 25—26; Mansi, v. VI, p. 93). Пульхерия стала его женой. Согласно Евагрию, Маркиан стал императором по единому мнению «сената и всех лиц, достигающих успеха решением императрицы Пульхерии» (Евагрий, с. 55; ср.: Niceph., XV, 1). «Пасхальная хроника» говорит, что Маркиан был провозглашен аро tou kercesiou en to Ebdomo («от цирка в Эвдоме». — Chron Pasch., p. 590. 8—9). Возможно, на «выборы» оказали влияние и «цирковые партии», уже проявившие себя в 40-х гг. Известно, что Маркиан в противоположность Феодосию II и Хрисафию оказывал покровительство венетам (Malal., p. 367; Chron. Pasch., p. 592. 10). Этот отказ от поддержки части провинциальной торговой знати был в пользу крупных землевладельцев.

Поддержка сената, столичной знати, высших кругов армии, апелляция к столичным корпорациям свидетельствуют о солидной опоре формирующегося правительства. Можно было перейти в наступление на оппозицию, основное ядро которой сейчас составляли силы, ранее группировавшиеся вокруг Хрисафия (в том числе александрийская торговая знать и ее сторонники).

Вскоре после коронации Маркиана Хрисафий был казнен (Theoph., p., 160. 2—8; Chron. Pasch., p. 590. 6—7; Marc. Comes, p. 83. 27). Co смертью Хрисафия совпала проводимая правительством политика податного послабления, разумеется, в основном в интересах столичной аристократии85. Внешнеполитическая ситуация благоприятствовала этому: гуннская угроза на границах уменьшилась. Правительство ослабило налоговый нажим на сенаторов. Follis, это проклятие сенаторов со времен Константина, был отменен (Cod. Just., XII, 2. 2). Теперь только прибывающие в столицу сенаторы привлекались к несению дорогостоящей должности претора (Cod. Just., I, 39. 2; XII, 2. 1). Это отвечало интересам многочисленной группы сословия (сенаторов средних и низших рангов), проживавшей вне Константинополя. Налоговые льготы получали и столичные honorati (Cod. Just., XII, 40. 10). Это определило популярность нового правительства среди столичной родовитой знати. Ударом по известной части торговой знати, стоявшей за Хрисафия и «александрийцев», был указ о запрещении продажи должностей (Theod. Lect., I. 2). Это явилось отступлением от прежней политики Пульхерии. В 451 г. было издано несколько указов, декларирующих кое-какие меры по защите подданных от налогового произвола (Cod. Just., X, 5. 2; XI, 70. 5).

Активнейшая часть оппозиции была разгромлена на Халкидонском соборе 451 г. Опять-таки ограничимся вычленением наиболее важных для нашей темы обстоятельств.

[с.25] 1. То, что оппозиция стояла перед фронтом именно столичной родовитой знати, показывает факт инициативы созыва собора группировкой Пульхерии и ее сторонников86. Пульхерия вела живую переписку с папой Львом, заручаясь поддержкой верхушки западного клира (Напр.: Leo., Ep. 73, 76, 77, 84. 3, 88. 3). В. Энслин верно подметил, что если в письмах к Маркиану папа выказывал лишь «чистые надежды», то к Пульхерии были обращены конкретные вопросы и пожелания87. Диоскор попытался мешать признанию Маркиана в Египте (Mansi, v. VI, p. 1033), но неудачно. О конкретных его мерах судить трудно. Ясно одно: в оппозиции «провинциалов» не было единства, поскольку обструкция не получилась, а правительство, видимо, еще не оказывало активного давления на александрийскую знать в целом. О расколе оппозиции свидетельствует и решительный переход архиепископа Анатолия на сторону правительства88. Примечательно и отношение столичных сановников к легатам папы, требовавшим жесткого подхода к Диоскору: сановники отстаивали принцип «справедливого», законного разбирательства (Leo., Ep. 89, 90, 94). Очевидно, здесь скрывался не только отпор попыткам папы вмешаться в дела, которые константинопольская знать считала своими, внутренними. Отказ от грубого нажима на оппозицию в целом объясняется также стремлением правительства пойти на известный компромисс с ее частью. Предупредительной мерой правительства было заключение Евтихия в монастырь вблизи Константинополя. Наместник Вифинии получил приказ удалить или изолировать известную часть духовенства, монахов и тех членов сект, которые «сеяли смуту» (Mansi, v. VI, p. 556). 13 июля 451 г. вышел указ, грозивший тяжкими наказаниями за смуты подобного рода (Cod. Just., I, 12. 5). Самого Диоскора призывали на собор без свиты, помня опыт «разбойничьего собора». Примечательно, что собор после долгих проволочек и поисков местопребывания состоялся в Халкидоне, «под боком» у столицы, для более активного влияния правительства на ход его (Mansi, v. VI, p. 557). Император, в частности, требовал у епископов перейти из Никеи в Халкидон, чтобы им не досадили евтихиане (Ibid., p. 560 sq.).

Наибольший удар в Халкидоне получила активнейшая часть оппозиции — египетские ктиторы, не связанные с муниципальной экономикой и стремившиеся либо избавиться от жесткого нажима столичной служилой знати, либо получить в столице политическое преобладание. Это выразилось в осуждении Диоскора. Пять его сторонников (епископы Азии — не Египта!)89 были помилованы в силу их раскаяния, возвращены собору по ходатайству собравшихся и сохранили свои кафедры (Евагрий, с. 65; Theoph., p. 163. 16—20). Это был открытый раскол оппозиции (особенно демонстративный со стороны Ювеналия иерусалимского)90. Представители церковной верхушки некоторых [с.26] малоазийских и левантийских городов отошли от своих египетских союзников: тактические преимущества отступили на задний план перед старинными регионально-социальными противоречиями и правительственным нажимом.

2. Несмотря на осуждение Диоскора, другие египетские епископы отказались подписать послание папы Льва («томос»), заявив, что их после этого убьют в Египте и что, лишившись своего главы, они не могут предпринять такого шага91. Это показывает, что, несмотря на раскол, часть оппозиции сохранила свою стабильность.

3. Состояние оппозиции отразило и поднятое на соборе дело столичных архимандритов. Монахи во главе с Варсумой, Дорофеем и Каросом требовали реабилитации Диоскора, отказывались подписать «томос» Льва и открыто заявляли: «Мы стоим перед вами: вы можете лишить нас сана, можете сослать... Делайте, что хотите!»92. Другая часть монашества («столичная») выступила против них. Дифференциация, таким образом, протекала и в среде, наиболее опасной для «церковного мира». Предупредительные меры правительства дали плоды и здесь. Маркиан распорядился, чтобы монастыри организовывались только с согласия епископов; монахам запрещался переход из одного монастыря в другой (Mansi, v. VIII, p. 173 c). Это лимитировало монашеское движение и ставило его под контроль местных церковных властей.

4. Заседания собора открыто контролировали столичные сановники (Mansi, v. VI, p. 563) и сам Маркиан. На заседании 25 октября император выступил за ортодоксальное учение (Ср.: Leo., Ep. 101. 3). Собравшиеся устроили настоящую аккламацию, назвав Маркиана и Пульхерию «светилами православия»; императора именовали «новым Константином», «восстановителем церкви»; а Пульхерию — «хранительницей веры» (Mansi, v. VII, p. 129 sq., 169 sq.). Констатировав единодушие собора (Ibid., p. 172 B), Маркиан пригрозил каждому (частному лицу, чиновнику и клирику) за полемику по поводу постановлений собора (Mansi., p. 173 D). Епископам предписывалось заседать еще 3—4 дня и запрещалось удаляться раньше. Подобная обстановка значительно снижала возможности выступления оппозиции и углубляла раскол в ее рядах.

12 ноября 451 г. Маркиан подтвердил все ранее данные ортодоксальной церкви привилегии (Cod. Just., I, 2. 12). 7 февраля 452 г. последовал указ о необходимости придерживаться догматов, оформленных в Халкидоне (Cod. Just., I, 1. 4); диспуты о вере категорически запрещались (Mansi, v. VII, p. 475 C). В 451 г. под страхом смерти запрещалось отправление языческих обрядов (Cod. Just., I, 11. 7). Наступление на оппозицию продолжалось.

Халкидонский собор был показателем и ускорителем размежевания оппозиции, в которой для первой половины V в. четко [с.27] вырисовываются два основных направления. Первое направление формировала часть египетской и левантийской торгово-ростовщической и землевладельческой знати, заинтересованной в централизации и экономических связях с Константинополем. Эта часть знати пошла на компромисс с правительством. Другая часть ее — преимущественно крупные землевладельцы «местного значения», не связанные с разлагавшейся полисной сферой, и городская местная верхушка, использовавшая переходные формы экономики и управления провинциальных центров, — еще дальше отошла от столичной знати и ее союзников. Это направление оппозиции становилось преобладающим. Третье направление оппозиции, базировавшееся на знати, цеплявшейся за реакционные формы муниципальной сферы, потеряло серьезное влияние с падением группы Кира и Евдокии и постепенно исчезло. Но в обстановке относительной слабости сословных учреждений (сенат, городские корпорации., «цирковые партии») укреплялись столичные ктиторы, владельцы балканских и малоазийских доменов, где интенсивно использовался труд рабов. Военно-служилая знать, стоявшая у кормила правления, поддерживая этих ктиторов, консервировала отжившие производственные отношения. Оппозиция «провинциалов» объективно выступала против них! В Халкидоне же проявилась ее экономическая мощь и слабая организация, обусловленная несформированностью провинциальной знати в единый слой.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Значение трудов В. И. Ленина для изучения античности. — ВДИ, 1970, № 2, с. 15; Корсунский А. Р. Проблема революционного перехода от рабовладельческого строя к феодальному в Западной Европе. — ВИ, 1964, № 5, с. 107. [назад]

2. Удальцова З. В. Народные движения в Византии при Юстиниане. Восстание Ника (532 г.). — В кн.: История Византии. М., 1967, т. 1, с. 283—284; Чекалова А. А. Восстание Ника и социально-политическая борьба в Константинополе в конце V — первой половине VI в. — ВО. М., 1977, с. 179. Ср.: Ostrogorsky G. History of the Byzantine State. Oxford, 1956, p. 66—67; Thomas C. B. The Seventh Century Revolution. East and West. — In: Classica et Mediaevalia, 1967, v. 28. [назад]

3. См.: Козлов А. С. Основные черты оппозиции правительству Феодосия I в восточной части Римской империи. — АДСВ, 1975, вып. 12; Его же. Борьба между политической оппозицией и правительством Византии в 395—399 гг. — АДСВ, 1976, вып. 13; Его же. Основные черты политической оппозиции правительству Византии в 399—400. — В сб.: Социальное развитие Византии. Свердловск, 1979. [назад]

4. Кулаковский Ю. История Византии. Киев, 1923, т. 1; Guldenpenning A. Geschichte des ostromischen Reiches unter den Kaisern Arcadius und Theodosius II. Halle, 1889; Seeck O. Geschichte des Untergangs der antiken Welt. Berlin, 1897, Bd. 6; Hartmann L. M. Der Untergang der antiken Welt. Gotha, 1921—1923, Bd. 1—3; Stein E. Geschichte des spatromischen Reiches. Wien, 1928, Bd. 1; Bury J. B. History of the Later Roman Empire. London, 1931, v. 1. [назад]

5. Peisker M. Severus von Antiochen. Ein kritischer Quellenbeitrag zur Geschichte des Monophysitismus. Halle, 1903; Geffken J. Der Ausgang des griechisch-romischen Heidentums. Heidelberg, 1929. [назад]

6. Успенский Ф. И. История Византийской империи. СПб., 1914, т. 1; Шестаков С. П. Лекции по истории Византии. Казань, 1915, т. 1; Васильев А. А. Лекции по истории Византии. Пг., 1917, т. 1, с. 80—81, 90, 95, 97. [назад]

7. Manoylovic G. Le peuple de Constantinople de 400 a 800 apres J. C. — Byz., 1936, v. 11, fasc. 2, p. 617—716. [назад]

8. Piganiol A. L'Empire Chretien (325—395). 2-e ed. Paris, 1947. [назад]

9. Demougeot E. De l'unite a la division de l'empire Romain 395—410. Essai sur le gouvernement imperial. Paris, 1951. [назад]

10. Ср.: Das Konzil von Chalkedon. Geschichte und Gegenwart. Hrsg. von A. Grillmeier, H. Bacht. Wurzborg, 1951—1954, Bd. 1—3. [назад]

11. Удальцова З. В. Византия и Западная Европа (типологические наблюдения). — ВО. М., 1977, с. 58—59. [назад]

12. Jarry J. Heresies et factions a Constantinople du V-e au VII-e siecle. — Syria, 1960, t. 37, p. 348—371; Idem. Heresies et factions dans l'Empire byzantine du IV-e au VI-e siecle. Le Caire, 1968. [назад]

13. Remondon R. La crise de l'Empire romain de Marc-Aurele a Anastase. Paris, 1964. [назад]

14. Jones A. H. M. The Later Roman Empire, 284—602. A social, economic and administrative survey. Oxford, 1964, v. 1—3; Idem. The Decline of the Ancient World. London, 1966. [назад]

15. Idem. The Decline of the Ancient World. [назад]

16. Beck H.-G. Senat und Volk von Konstantinopel. Munchen, 1966; Idem. Gro?stadt-Probleme: Konstantinopel von 4—6 Jahrhundert. — In: Studien zur Fruhgeschichte Konstantinopels. Munchen, 1973, S. 1—26. [назад]

17.. Downey G. M. The Later Roman Empire. N. Y., 1969; Liebeschuetz W. Antioch: city and administration in the Later Roman Empire. Oxford, 1972. [назад]

18. См. об этом: Курбатов Г. Л. Еще раз о византийских димах. — В сб.: Средневековый город. Саратов, 1975, вып. 3, с. 6 сл.; Удальцова З. В. Византия и Западная Европа..., с. 56 сл. [назад]

19. Левченко М. В. К истории аграрных отношений в Византии VI—VII вв. (по документам византийского Египта). — ПИДО, 1935, № 12, с. 75—110. [назад]

20. Его же. Материалы для внутренней истории Восточной Римской империи V—VI вв. — В кн.: Византийский сборник. М., 1945, с. 12—95; Его же. Церковные имущества V—VII вв. в Восточно-Римской империи. — ВВ, 1949, т. 2, с. 11—59; Его же. История Византии. М.—Л., 1940. [назад]

21. Дьяконов А. П. Византийские димы и факции (ta mere) в V—VII вв. — В кн.: Византийский сборник. М., 1945, с. 144—227. [назад]

22. Левченко М. В. Венеты и прасины в Византии в V—VII вв. — ВВ, 1947, т. 1, с. 164—183; Пигулевская Н. В. К вопросу о борьбе демов в ранней Византии (Критический обзор). — ВВ, 1952, т. 5, с. 216—222; Сюзюмов М. Я. Политическая борьба вокруг зрелищ в Восточно-Римской империи IV века. — Учен. зап. Урал, ун-та, Сер. ист., 1952, вып. 11, с. 84—134. [назад]

23. Удальцова З. В. Советское византиноведение за 50 лет. М., 1959, с. 82. [назад]

24. Курбатов Г. Л. Восстание Прокопия (365—366 гг.). — ВВ, 1958, т. 14, с. 3—26; Его же. Ранневизантийский город (Антиохия в IV в.). Л., 1962, с. 229 сл. [назад]

25. Его же. Классовая сущность учения Иоанна Златоуста. — В сб.: Ежегодник музея истории религии и атеизма. Л., 1958, вып. 2. [назад]

26. Удальцова З. В. Идейно-политическая борьба в ранней Византии (по данным историков IV—VII вв.). М., 1974, с. 319. [назад]

27. В частности см.: Сюзюмов М. Я. Внутренняя и внешняя политика Византии и народные движения в первой половине V в. — В кн.: История Византии. М., 1967, т. 1, с. 183—199. [назад]

28. Курбатов Г. Л. К проблеме типологии городских движений в Византии. — В сб.: Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества. Л., 1974, вып. 1, с. 54—57. [назад]

29. О месте оппозиции в событиях 400 г. см.: Козлов А. С. Основные черты политической оппозиции..., с. 27—30. [назад]

30. Стабилизация обеспечивалась в этот период действием не только социально-экономических факторов (укрепление мелкого самостоятельного хозяйства, развитие товарного производства и его концентрация в крупных городах, увеличение спроса на товары и соответственная активизация торговцев), но и факторов внешних, социально-политических (ликвидация варварской опасности во внутренних районах Греции и Малой Азии). [назад]

31. См.: Курбатов Г. Л. Социальная сущность..., с. 104—105. [назад]

32. Видимо, смерть Евдоксии 6 октября 404 г. неблагоприятно отразилась на судьбе Аврелиана: уже в конце 404 г. должность префекта претория Востока занимал Анфимий (Seeck. Aurelianus. — RE, Bd. 2, Sp. 2429). [назад]

33. Seeck. Ioannes. — RE, Bd. 9, Hbd. 18, Sp. 1744. [назад]

34. Ludwig F. Der hl. Johannes Chrysostomus in seinem Verhaltnis zum byzantinischen Hof. Braunsberg, 1889, S. 98. [назад]

35. Курбатов Г. Л. Классовая сущность..., с. 104. [назад]

36. Там же. [назад]

37. Наиболее четко выразил этот страх Зосим, порицавший Иоанна за подстрекательство к бунту «неразумной черни». «Когда народ возмутился на это... город оказался полон шума...» (Zosim., V, 23. 4), а монахи, захватив церкви, мешали константинопольцам совершать богослужения. Недовольные этим димотики и солдаты потребовали от властей «отразить дерзость монахов» (Zosim., V, 23. 5). Вероятно, власти санкционировали в столице резню, использовав димотов и солдат для подавления оппозиции со стороны приверженцев Иоанна. «Когда им на это был дан сигнал, они без околичностей шли вперед и без всякого разбора били всех, пока не наполнили церковь трупами...» (Zosim., V, 23. 5). [назад]

38. Курбатов Г. Л. Классовая сущность..., с. 104. [назад]

39. Там же, с. 104, 105. [назад]

40. Сюзюмов М. Я. Внутренняя и внешняя политика Византии..., с. 184. [назад]

41. Об уровне развития исаврийского общества см.: Capizzi C. L'imperatore Anastasio 1 (491—518). Roma, 1969, p. 90—92; Syme R. Ammianus and the Historia Augusta. Oxford, 1968, p. 43 sq. [назад]

42. Ср.: Albertini E. L'empire Romain. — In: Peuples et civilisations. Histoire generale. Paris, 1929, t. 4, p. 416. [назад]

43. Marc. Comes, p. 70. 3—4: «В Константинополе вспыхнул великий бунт народа (magna populi... seditio)...» [назад]

44. Ср.: Martindale J. R. Public Disordes in the Later Roman Empire. Oxford, 1960, p. 24. [назад]

45. Coster C. H. Late Roman Studies. Cambridge, 1968, p. 161, 166, 167. [назад]

46. Сюзюмов М. Я. Внутренняя и внешняя политика Византии..., с. 185. [назад]

47. В этом отношении особо заметен контраст между 191, 194 и 193 фрагментами сочинения Иоанна. Если fr. 193 явно взят у Сократа (Сократ, с. 505) и восхваляет духовные достоинства Феодосия II, то fr. 191, 194 беспощадно оценивают его как «невоинственного» и «жившего в робости» человека. Ср. оценку, даваемую Зосимом Аркадию и Гонорию (Zosim., V, 1. 1; 1. 3; 12. 1). [назад]

48. Сюзюмов М. Я. Внутренняя и внешняя политика Византии..., с. 186. [назад]

49. Исключение составляют изданные в 415 г. законы с угрозами в адрес монтанистов и евномиан (Cod. Theod., XVI, 5. 57—58). Однако проводились ли они в жизнь, неизвестно. С другой стороны, столичный епископат пошел на уступки иоаннитам, вписав имя Златоуста в синодик и «многих» привлекши этим к ортодоксальной церкви (Theoph., p. 130. 7—10). Видимо, такая уступка диктовалась желанием лимитировать оппозицию средних провинциальных собственников, тем более что в условиях стабилизации провинциальной экономики радикализм златоустовских идей должен был все менее привлекать состоятельных горожан. [назад]

50. См. о преследованиях еретиков епископом синнадским Феодосием: Сократ, с. 507—508; Niceph., XIV, 11. [назад]

51. Brooks E. W. The Eastern Provinces from Arcadius to Anastasius. — In: The Cambridge Medieval History. Cambridge, 1924, v. 1, p. 462—463. [назад]

52. Курбатов Г. Л. Основные проблемы внутреннего развития византийского города в IV—VII вв. (конец античного города в Византии). Л., 1971, с. 52. [назад]

53. Ср.: Jones A. H. M. The Later Roman Empire, v. 2, p. 770 sq. [назад]

54. Remondon R. La crise..., p. 304. [назад]

55. Евдокия была дочерью философа Леонтия (по Chron. Pasch., p. 576. 9 — Гераклита) и в язычестве носила имя Афинаиды. [назад]

56. В частности, оба брата Евдокии получили важные посты (Malal., p. 355. 15—16). [назад]

57. В отличие от верхушки куриалов, чьи интересы защищал Либаний, эта муниципальная верхушка включала мелких сенаторов «провинциального значения» и часть торгово-ростовщической знати, связанной с интересами позднеантичного города. [назад]

58. Gardner A. Religious disunion in the fifth Century. — In: The Cambridge Medieval History, p. 495. [назад]

59. Ср.: Kopallik J. Cyrillus von Alexandrien. Eine Biographie. Mainz, 1881, S. 5, 11—12, 29—31; Wolf S. Hypatia. Wien, 1879, S. 36—40. [назад]

60. Недовольство Пульхерии Несторием, видимо, объяснялось не столько личными мотивами (Ср. напр.: Кулаковский Ю. История Византии, с. 293), сколько враждой стоявшей за ней столичной родовитой знати к засилию сирийской торговой знати. [назад]

61. Как известно, превращение Константинополя в столицу повысило значение и конкурентоспособность малоазийский торговли и ремесла (ср.: Gren E. Kleinasien und der Ostbalkan in der wirtschaflichen Entwicklung der romischen Kaiserzeit. Uppsala, 1941). Возможно, что группировка Евдокии—Кира (см. выше) имела большой вес в малоазийских городах. Как известно, примерно в середине V в. несколько тамошних центров назывались Евдокиополями (Ср.: Alexander P. J. Medieval Apocalypses as Historical Sources, — American Historical Revue, 1968, v. 73, № 4, p. 1010). [назад]

62. Guldenpenning A. Geschichte des ostromischen Reiches..., S. 300. [назад]

63. Возможно, компромисс был ускорен сознательно проведенными египетской церковной кликой задержками в доставке хлеба в столицу (История Византии, с. 191). В 431 г. в Константинополе голодающий плебс метал в Феодосия II камни (Marc. Comes, p. 78. 11—14). [назад]

64. Аналогичное беспокойство выражали еще в ходе собора 431 г. антиохийские представители: Schwartz E. Neue Aktenstucke zum ephesinischen Konzil von 431. Munchen, 1920, S. 103. [назад]

65. Сюзюмов М. Я. Внутренняя и внешняя политика Византии..., с. 187. [назад]

66. Кир восстановил разрушенные землетрясением стены столицы (Zonar., p. 240. 21—24). О мерах в интересах владельцев мастерских см.: Chron. Pasch., p. 588. 11—12. По Малале, Кир заботился об основании поселений (ton ktismaton) и восстановил «весь Константинополь» Malal., p. 361. 17—18). [назад]

67. Видимо, прав Ю. Кулаковский, утверждавший, что Пульхерия и после женитьбы Феодосия II оставалась соправителышцей, отстранив Евдокию от управления (Кулаковский Ю. История Византии, с. 242). [назад]

68. Ср.: Seeck. Chrysaphios. — RE, Bd. 3, Sp. 2485—2486. [назад]

69. В октябре 446 г. вышел указ об обязательном двукратном чтении, обсуждении и принятии сенаторами законодательных актов (Cod. Just., I, 14. 8; ср.: Сюзюмов М. Я. Внутренняя и внешняя политика Византии..., с. 193). [назад]

70. Как известно, в 440 г. сенаторам низших разрядов было разрешено жить вне столицы (Cod. Just., XI, 1. 15). Это отражало, видимо, спорадичность участия данных разрядов в заседаниях сената, в то время как крупная аристократия, иллюстрии, все более укрепляла свое положение в столице (Ср. Чекалова А. А. Сенаторская аристократия Константинополя в первой половине VI в. — ВВ, 1972, т. 33, с. 18, прим. 74). [назад]

71. Thompson E. A. The Foreign Policy of Theodosius II and Marcian. — Hermathena, 1950, t. 76, p. 56 sq. [назад]

72. См.: Козлов А. С. К вопросу о месте готов в социальной структуре Византии IV—V вв. — АДСВ, 1973, вып. 9. [назад]

73. Его же. Содержание конфликта Аспара и Льва I. — АДСВ, 1975, вып. 11, с. 116. [назад]

74. Учение Феодора была поднято на щит частью епископов, представлявших города in Hinterland Передней Азии (Феодора переводили на сирийский, персидский и армянский языки); см.: Schultze V. Altchristliche Stadte und Landschaften. Leipzig, 1913, Bd. 1. Konstantinopel (324—450), S. 153. Видимо, оно было знаменем оппозиционных слоев знати «глубинки», настроенных против давления Константинополя и Александрии. [назад]

75. Ср.: Charanis P. The Monk as an Element of byzantine Society. — DOP, 1971, v. 25, p. 83. [назад]

76. Dvornik F. The Circus Parties in Byzantium, their Evolution and their Suppression. — Byzantina-Metabyzantina. Chicago, 1964, Pt. 1. [назад]

77. Дьяконов А. П. Византийские димы и факции..., с. 195; Левченко М. В. Венеты и прасины в Византии..., с. 169. [назад]

78. Ср.: Сюзюмов М. Я. Политическая борьба вокруг зрелищ..., с. 120—125, 127. [назад]

79. Ср.: Haase F. Patriarch Dioskur I von Alexandria. Nach monophisitischen Quellen. Breslau, 1909, S. 49—50. [назад]

80. Baynes N. H. Alexandria and Constantinople: A Stady in Ecclesiasticai Diplomacy. — Journal of Egyptian Archeology. L., 1926, v. 12. [назад]

81. Флавиан писал по этому поводу папе Льву: « ...меня окружило множество воинов, и когда я хотел прибегнуть к святому алтарю, не позволили мне, но пытались вывести меня из церкви... я окружен был стражей, чтобы я не мог донести вам о всех причиненных мне обидах». Евсевий писал Льву о Диоскоре и его приспешниках примерно то же: «Они имели множество солдат, которые были введены внутрь с обнаженными мечами, угрожая епископам, рассуждавшим православно» (Цит. по: Болотов В. В. Лекции по истории древней церкви. Пг., 1918, т. 4, с. 262—263, 265). [назад]

82. Там же, с. 258. [назад]

83. Курбатов Г. Л. Основные проблемы..., с. 99, 152—154. [назад]

84. Козлов А. С. Содержание конфликта Аспара и Льва I, с. 117. [назад]

85. Новый император демонстративно кассировал недоимки с 438 по 447 гг. (Cod. Theod., II, 2). В то, же время было указано, чтобы деньги, ранее раздаваемые консулами по вступлении в должность народу (in populum), обратить на стройку столичного акведука (Cod. Just., XII, 3. 2; Marc. Comes, p. 84. 11—15). [назад]

86. В этом отношении, очевидно, прав А. Джонс, писавший: «Церковная политика Маркиана была, вероятно, вдохновлена Пульхерией...» (Jones A. H. M. The Later Roman Empire, v. 1, p. 219). [назад]

87. En?lin. Marcianos. — RE, Bd. 14, Hbd. 28, Sp. 1520. [назад]

88. Болотов В. В. Лекции..., с. 266. [назад]

89. Schwartz E. Aus den Akten des Concils von Chalkedon. Munchen, 1925. [назад]

90. Стремление Ювеналия распространить свою власть над не принадлежавшими его ведомству церковными пределами привело его к конфликту с архиепископом Антиохии и к союзу с Диоскором. Ювеналий считал себя митрополитом ex usu трех Палестин, двух Финикий и Аравии (Devreesse R. Le Patriarcat d'Antioche, depuis la paix de l'Eglise jusqu’a la conquete arabe. P., 1945. p. 50). Соглашение Ювеналия и Максима антиохийского о разделе сфер влияния и благосклонное отношение к этому «отцов собора», видимо, отразило компромисс между отдельными группами левантийской и столичной знати. [назад]

91. Болотов В. В. Лекции..., с. 300. [назад]

92. Там же. [назад]

ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ОППОЗИЦИИ ПРАВИТЕЛЬСТВУ ВИЗАНТИИ В 50 — НАЧАЛЕ 70-х гг. V в.

Оп.:: «Античная древность и средние века». 1983. №20.

[с.24] В последнее время в марксистской, в том числе и советской, историографии при изучении характера перехода от рабовладельческой формации к феодальной правомерно указывается необходимость учитывать влияние на социальные процессы не только межклассовых столкновений, но и борьбы внутри господствующего класса1. Такой подход к проблеме тем более правомерен, что столкновения в среде позднерабовладельческих социальных групп и выступления народных масс имели серьезное взаимовлияние2, отражавшееся на темпах генезиса феодальных отношений. Учитывая это, мы продолжаем начатый ранее3 анализ характера политической оппозиции правительству Византии, сконцентрировав внимание на основных ее направлениях 50 — начала 70-х гг. V в. При этом предусматривается определение конкретных оппозиционных групп в среде господствующего класса через анализ их конфронтации с правительством, рассмотрение взаимоотношений — указанных групп и народных масс, выявление динамики основных форм антиправительственной оппозиционной борьбы.

Историографическое состояние проблемы социально-политической борьбы в Византии V в. уже рассматривалось нами в одной из статей4. Здесь лишь следует повторить, что в буржуазной историографии практически отсутствуют работы, четко показывающие социальную подоплеку тех или других политических оппозиционных выступлений в империи указанного периода5; мало того — сохранилась тенденция объяснять наличие тех или иных идеологических нюансов в оппозиции V в. лишь религиозными и «чисто» политическими мотивами6. Марксистской исторической наукой изучены только отдельные стороны оппозиции в Византии V в.: социально-экономическое положение отдельных групп господствующего класса, их развитие, общие причины конфронтации с правительством, характер отношений некоторых оппозиционных групп с народными массами и идейное вооружение части недовольной знати7.

[с.25] Во второй половине V в. политическая оппозиция, как будет показано, проходила определенный этап своего развития. В предшествующий период, в первой половине V в., пришло в упадок направление оппозиции, базировавшееся на активности куриальной знати8, цеплявшейся за разлагающуюся античную структуру муниципальной сферы9. Зато заметно укрепились два других направления. Первое из них формировалось из части египетской и левантийской торгово-ростовщической и землевладельческой знати10, заинтересованной в экономических связях с Константинополем11 и централизации. Второе формировалось преимущественно из крупных землевладельцев, инсталлирующихся в провинциях12, слабо связанных с разлагавшимся позднеантичным городом13, а также городской местной верхушки, использующей переходные формы экономики и управления14. Это направление, превалирующее, серьезно конфронтировало с укреплявшимися столичными ктиторами15, владельцами балканских и малоазийских доменов, где еще интенсивно использовался труд рабов16. Соответственно данное направление конфронтировало и с военно-служилой знатью, стоявшей у руля правления и поддерживавшей указанных ктиторов.

Оппозиция провинциальных крупных собственников в первую очередь вызывалась административным и налоговым давлением со стороны Константинополя17. Что касается форм недовольства, то возрастание в крупных и малых городах роли церковных звеньев18 и торгово-ремесленных корпораций19, разложение полисных политических форм20 и развитие аккламаций21 приводило оппозицию в русло борьбы за «чистоту веры» и «цирковых партий»22. Особенно резкую оппозицию столичной знати (формально столичному клиру) выказывали крупные землевладельцы Египта23, использовавшие авторитет в народных массах местной церкви24. Столичная знать и муниципальная верхушка, боясь усиления в Константинополе влияния александрийских торгово-ростовщических кругов, искали поддержки у сирийской торговой верхушки25. Землевладельческая знать других провинций однако не проявляла в 30—40-х гг. V в. резкого недовольства: правительство лимитировало силу ее конкурентов — торгово-предпринимательских местных групп знати26 — и использовало централизацию для отражения гуннов27, одинаково угрожавших и городам, и сельской местности28. Поэтому успех на «разбойничьем соборе» 449 г. «египтян» во главе с епископом Диоскором, использовавшим поддержку части переднеазиатской церковной верхушки29 и монашества глухих районов Египта (Mansi, v. V, p. 827 sq.), был временным и неполным. Столичная знать ответила контрударом: вскоре после собора от кормила правления была удалена группировка Хрисафия (Marc. Comes, p. 83. 27; Chron. Pasch., p. 530. 6—7; Theoph., p, 160), сторонника александрийских [с.26] собственников30. К тому же апелляция Диоскора к социальным: низам раскалывала возглавленную им оппозицию: часть знати, опасаясь радикализации движения, шла на компромисс с правительством31.

Активизация народных масс, относительная слабость сословных учреждений и опасность на границах обусловили усиление в конце 40 — начале 50-х гг. V в. военных групп знати32. При помощи столичной знати и военного клана Аспаридов императором стал Маркиан (Malal., p. 367; Theod. Lect., I, 1; Theoph., p. 159. 16; Marc. Comes, p. 83). В целях смягчения недовольства часть столичной знати и горожан получила налоговые послабления (Cod. Just., X, 5. 2; XI, 70. 5; XII, 2; 40. 10). На Халкидонский соборе (451 г.) столичная знать, используя противоречия в оппозиции, разгромила ее активную часть33 и приняла меры против экстремистских групп недовольных — монашества34. На этом соборе церковная верхушка ряда малоазийских, палестинских и сирийских городов отошла от своих египетских союзников. Подобный раскол оппозиции, думается, в конечном счете базировался на экономически единых интересах части провинциальной и столичной знати.

Итак, провинциальная верхушка, усилившаяся за счет поглощения муниципальных земель, но слабо связанная с позднеантичной городской сферой, потерпела в Халкидоне поражение. Особенно болезненно это восприняли александрийские ктиторы, чьи притязания на большую самостоятельность в управлении Египтом и влияние на политику столицы провалились.

В 452 г. в Александрии началось мощное социальное движение. На кафедру тамошнего епископа был избран собором и поддержан правительством Протерей (Евагрий, с. 71; Liberat., Brev., 14; Iohan. Niciu., p. 294). Это было наступлением на политические позиции египетских ктиторов. В. Энслин считал, что за Диоскора, за его возвращение на александрийский епископский престол стояли низшие слои народа и монахи35. Но, как уже указывалось, само монашество не было единым. Возмущение началось, очевидно, в среде плебса («толпа черни» направилась к префектуре, была встречена солдатами и камнями обратила их в бегство — Евагрий, с. 71; Niceph, XV, 8). Запершееся в Серапейоне войско было сожжено. Правительство выслало 2 тыс. солдат, но их выступление состоялось, видимо, лишь весной 453 г. Флор, вставший во главе карательных отрядов, по приказанию Маркиана закрыл подвоз зерна в Александрию — в городе начался голод (Theoph., p. 165. 3—6). Открытый военный террор еще сильнее возмутил александрийцев, но, по Евагрию, народ (ton demon), собравшись на ипподроме, в конце концов просил Флора восстановить подвоз хлеба, а также вернуть ему бани, театры и «иное» (Евагрий, с. 72; Niceph., XV, 8). Флор выполнил это, и восстание вскоре [с.27] прекратилось. Употребление Евагрием (возможно, благодаря Приску, у которого он заимствовал рассказ о мятеже) термина demos после ochlos дает основание предполагать, что в движении приняла участие плебейская верхушка. Готовность Флора пойти на уступки говорит о том же36. Таким образом, в восстании участвовали не только монахи и городской люмпен-пролетариат, но и руководство торгово-ремесленных корпораций Александрии.

Довольно сложным было антиправительственное движение в Палестине. Его ускорила агитация «некоторых из монахов», бывших на Халкидонском соборе, но не принявших его решений. Их целью было возбудить местное монашество (Евагрий, с. 72). Параллельно этому Ювеналий иерусалимский «подстрекался беспокойными людьми» (там же, с. 72) на расширение сферы своего влияния. В последнем могла быть заинтересована иерусалимская греческая знать. Для приобретения протекции при дворе Ювеналий отплыл в Константинополь. Следовательно, в столице были лица, способные помочь ему, т. е. заинтересованные в осуществлении подобных планов палестинской городской верхушки. Вспомним, что в свое время императрица Евдокия немало способствовала налаживанию отношений между сирийской торговой знатью и частью столичных ктиторов. В отсутствие Ювеналия уже упомянутые монахи рукоположили епископом египетского монаха Феодосия, одного из самых буйных на соборе (Евагрий, с. 72; Niceph., XV, 9). Движение получило поддержку. Феодосий привлек на свою сторону опальную Евдокию и всю подопечную ей монашескую братию (Niceph., XV, 9; Leo., Ep. 117. 3; Kyr., V. Euth., 73, 82). «Многие палестинские города» обратились к Феодосию с просьбой хиротонировать им епископов (Евагрий, с. 73). Привлечение Евдокии, связанной с сирийской городской верхушкой, авторитет Феодосия у городской верхушки Палестины, — свидетельства активного включения в оппозицию части местной знати, по-видимому, готовой к ослаблению связей с Константинополем. Выдвижение Феодосия на этом фоне не просто альтернатива Ювеналию, а отказ палестинских групп господствующего класса от союза с привилегированной местной верхушкой.

Движение сопровождалось террором против инакомыслящих. Был убит Севериан, епископ Скифополиса. Феодосий «возбудил великое преследование по святому городу против тех, кто не предпочел вступить в сообщество с ним» (Mansi, v. VII, p. 486 A, 490 A, 514 D; Niceph., XV, 9). В результате город полагал, что попал в плен к варварам (Niceph., XV, 9).

В Палестину были посланы войска во главе с комитом Дорофеем (Mansi, v. VII, p. 496 B); папу Льва понуждали повлиять на Евдокию (Leo., Ep. 117. 3; 123). В 453 г. движение было подавлено; Феодосий укрылся на Синае у монахов (Mansi, v. VII, p. 485 C, 515 B—C). Характерно, что Маркиан быстро пошел на уступки, позволив монахам подавать жалобы на [с.28] своих солдат (ibid., p. 496 B). И император, и императрица Пульхерия пытались смягчить враждебно настроенную часть знати письмами к населению Иерусалима, к епископам, к монахам37. Вновь назначенный епископом Ювеналий смещал креатур Феодосия, за исключением Петра Ивера (и то по распоряжению Маркиана). Видимо, и здесь не обошлось без компромиссов. Последнее сказалось и в поведении Евдокии, которая после продолжительного нажима все-таки признала Ювеналия; ее примеру последовали ее сторонники (Kyr., V. Euth., 44—45, 51). В литературе существует мнение, что движение под руководством Феодосия и волнения 451—453 гг. в Александрии являлись сепаратистскими, что содержанием их была антиправительственная борьба38. Если с последним можно согласиться, то вопрос о сепаратизме представляется более сложным. Определенное стремление к сепаратизму в этих движениях несомненно присутствовало. Его выражала в первую очередь часть собственно палестинской городской знати, считавшей возможным повысить свой политический престиж вне тягостной опеки Константинополя. Однако эти тенденции встречали противодействие той части местной знати, которая получала больше выгод от централизации, и особенно — местной греческой верхушки. (Существование более прочной, чем на Западе, городской экономики, покоящейся на производственных связях позднеантичного типа, делало значительную часть горожан сторонниками консервации таких порядков и объективно превращало их в союзников центральной власти). Компромиссы с оппозиционной знатью во время палестинского движения показали, что часть провинциальной верхушки больше опасалась локальных народных движений, нежели правительственного произвола.

В этом отношении показательны дальнейшие движения в Александрии, принимавшие форму оппозиции монофизитства православию.

Уже в 454 г. приверженцы умершего Диоскора возобновили нападки на Протерия. Правительство не посылало войск (видимо, протест не вышел за известные рамки), но направило в Египет силенциария Иоанна с увещательным письмом к александрийцам (Mansi, v. VII, p. 481; Leo., Ep. 141). Миссия Иоанна не достигла успеха (Zachar., S. 18—19), но серьезных эксцессов в Александрии не последовало. Возможно, причиной тому была временная «социальная усталость» после акций Флора. Относительное «спокойствие» в Египте порождалось также соглашательством с властями верхушки александрийской знати.

Политика компромиссов с частью оппозиции, вероятно, выразилась и в том, что после смерти Пульхерии в июле 453 г. прежнего пыла в преследовании еретиков у правительства не наблюдалось. К тому же при дворе заметно усилилась военная [с.29] группировка Аспаридов, отношения которых с ортодоксальной церковной верхушкой были напряженными39.

Выступления 457 г. в Александрии явились продолжением движений, начавшихся в провинциях после Халкидонского собора, но имели свои особенности.

1. Если в волнениях 451—453 гг. наибольшую активность проявили городские низы и монашество (только ко времени карательной экспедиции Флора в борьбу, очевидно, вмешалась верхушка плебса), то сейчас источники первое место отводят to en Alexandreia demotikon (Евагрий, с. 77; Niceph., XV, 16), видимо, членам городских корпораций. Евагрий прежде всего отмечает участие в движении александрийского «демоса» и лишь затем — лиц «из известных приверженцев Диоскора, которые не признавали собора в Халкидоне» (ср.: Niceph., XV, 16). Монахов, согласно письму ряда египетских епископов ко Льву I, с мятежным Тимофеем Элуром, поставленным на место убитого Протерия, было немного (Евагрий, с. 79; Niceph., XV, 17; ср.: Cedr., p. 608. 9). Согласно этому же посланию, Тимофей «стянул» к себе «массу народа, продажных и беспорядочных лиц» (Евагрий, с. 79—80; Niceph., XV, 17). Император Лев признавал, что Тимофея требовали себе в епископы «народ Александрии, высокопоставленные лица (hoi axiomatikoi), граждане (politeuomenoi) и судовладельцы (naukleroi)» (Евагрий, с. 83; Niceph., XV, 18). Таким образом, в выступлении участвовали, наряду с люмпен-пролетариатом, представители торговой знати и чиновничества.

2. Симптоматично, что в убийстве Протерия участвовали солдаты из его же охраны (Евагрий, с. 79; Niceph., XV, 23). Видимо, местная военная прослойка также была втянута в оппозицию.

3. По всей вероятности, движению в Александрии была созвучна оппозиция в других городах. Возможно, таким образом выражались не просто антистоличные настроения, но и социальный союз, части торговой и землевладельческой знати Египта и Передней Азии. Характерно, что при хиротонии Тимофея присутствовали Евсевий из Пелузии и Петр из Майюмы (Евагрий, с. 78; Niceph., XV, 16). Египетские прелаты писали императору, что при Тимофее «только четыре или пять епископов» (Евагрий, с. 79; Niceph., XV, 17). С другой стороны, когда Элур, следуя в ссылку, высадился в Сирии, от Берита до Гангр он встречал сочувственные выступления некоторых групп горожан и местного клира (Zachar., S. 34—35).

4. Дифференциация в среде оппозиции проявилась и на этот раз. В Константинополь стали прибывать напуганные движением епископы и клирики Александрии и всего египетского диоцеза. Они подали императору Льву «прошение на Тимофея» (Евагрий, с. 82—83). Ориентация части египетской торговой знати на союз со столицей раскалывала и ослабляла движение.

[с.30] 5. Выступление против правительственной политики приняло форму критики постановлений Халкидонского собора (Евагрий, с. 83; Cedr., p. 608; Theod. Lect., I, 9; Theoph., p. 171. 4—7). Монофизиты добивались созыва нового собора (Niceph., XV, 18; Cedr., p. 609), намереваясь дать бой стоящей у власти столичной знати и ее провинциальным союзникам.

6. Правительство, учитывая пестрый состав оппозиции и опять-таки не желая оказывать прямое давление на крупных собственников, осуществило объединение политических сил, враждебных монофизитам. Была проведена переписка со всеми епископами, в которой император выразил свое негативное отношение к Тимофею и его сторонникам (Евагрий, с. 82—83; Marc. Comes, p. 87. 9—17; Cedr., p. 609). В 458 г. епископы прислали ответы, осуждая Тимофея и отвергая идею нового собора (Евагрий, с. 84; Niceph., XV, 19; Cedr., p. 609; Leo., Ep. 156—158). Известное колебание проявили лишь Сидский и Пергамский соборы40, где сторонники оппозиции пытались лимитировать Халкидонские постановления. Единодушие большинства епископов объясняется не столько давлением правительства на них (хотя оно, несомненно, имело место), сколько их согласием с режимом и тревогой по поводу размаха выступлений в Египте и Сирии. В 460 г. Элур был смещен и сослан41.

В том, что наказание Тимофея последовало лишь через два года после высказываний епископов, возможно, сказалась поддержка его сторонников Аспаридами и Василиском, свойственником Льва I42. Выступление Аспара в защиту этих антиправительственных групп однако не означало, что он преследовал те же цели, что и они, и считал их надежными союзниками. Источники ярко отражают, с одной стороны, напряженность между Аспаридами и ортодоксальными церковными кругами43; с другой стороны, натянутые отношения были у Аспаридов и с прочими группами господствующего класса империи (Candid., p., 442. 12—15; Zonar., p. 251. 18—20). Сторонников этого военного клана в правящей верхушке было немного: известно, что Василиск одно время ориентировался на самого Аспара, надеясь достигнуть верховной власти (Migne PG, v. 86, ps. 1, col. 177; v. 147, col. 80 A—B); магистр армии во Фракии Анагаст, поднявший мятеж, также возможно был связан с Ардабуром-младшим, членом клана (Ioann. Ant., fr. 206). Что касается взаимоотношений Аспаридов и народных масс, то, за исключением волнения в столице по поводу провозглашения Патрикия Аспарида цезарем (Migne PG, v. 116, col. 741 B, 744 A), каких-либо примеров недовольства этим могущественным арианским семейством военных со стороны широких слоев населения не было. Мероприятия же Аспара по тушению пожара в столице и по ее благоустройству (Marc. Comes, p. 87; Zonar., p. 252. 24—28), несомненно, выставляли его в выгодном свете перед константинопольцами.

[с.31] Возвышение Аспаридов опиралось на объективную тенденцию в среде господствующего класса укрепить централизацию управления путем усиления власти военных групп в обстановке нарастания народных движений. Но, с другой стороны, беспокойство определенных кругов вызывала политика Аспаридов и поддерживающих их группировок, направленная на создание профессионального военного сословия, противопоставляемого производительному и вообще гражданскому населению44. Эта тревога усугублялась тем, что тенденция к формированию профессионального военного сословия на византийской почве переплеталась с тенденцией к появлению подобного сословия в среде чуждого римскому и византийскому обществу готского элемента, входившего в состав дружин Аспаридов45. Поэтому, когда в 468—469 гг. выявились притязания Аспаридов на верховную власть, они получили отпор: вслед за пожалованием Патрикию, сыну Аспара, титула цезаря в Константинополе произошло выступление народных масс, слившееся с резкими протестами правящих групп и особенно церкви против возвышения военно-арианского клана до императорского престола46. Поведение Аспара в такой критической ситуации47 раскрыло неустойчивость позиций военного клана. Именно после 469 г. между отрядами Аспара и Зинона Тарасикодиссы произошли стычки во Фракии48. Бесспорно, Лев I намеревался опереться на исавров во главе с Зиноном в пику Аспаридам. Вероятно, из исавров были набраны и экскувиты, формирование корпуса которых Иоанн Лид приписывает Льву (Ion. Lyd., De mag., p. 21. 10—13). Примечательно также, что в 469 г. вышел ряд постановлений в пользу гражданских властей, противопоставляемых военным (Cod. Just., I, 57. 1; II, 7. 14; VIII, 52. 3), т. е. противодействие Аспаридам и культивируемым этим кланом тенденциям косвенно отразилось и в правовой сфере.

Развязка наступила в 471 г. Аспариды были уничтожены. Устранение арианской военной группировки позволило центральной власти и верхушке православного духовенства развернуть гонения на оппозиционные секты (Excerpta, p. 161. 12—14). В социальной структуре империи, в ее воинских формированиях большой вес приобрели исавры во главе с Зиноном, будущим императором.

Таким образом, оппозиция Аспаридов и стоявшей за ними знати была военной оппозицией, не сумевшей противостоять столичной гражданской верхушке. Однако тенденция к централизации путем опоры на изолированные от широких слоев населения воинские контингенты сохранялась. Используя побочные явления этой тенденции (возвышение именно исаврийских военных), группа провинциальной военно-служилой знати, представленная Зиноном, попыталась в своих интересах сыграть на оппозиционных настроениях в сирийских городах. Еще в 468 г. Зинон, назначенный магистром армии Востока, прибыл в [с.32] Антиохию вместе, с бывшим монахом столичного монастыря акимитов, священником халкидонского храма Вассы Петром Валяльщиком (Theoph., p. 175. 12—15). По Феофану, Петр, «склонив Зинона посодействовать ему, нанимает некоторых последователей Аполлинария, поднимает бесчисленные беспокойства против веры и епископа Мартирия» (Theoph., p. 175. 15—18; ср.: Theod. Lect., I, 20; Niceph., XV, 28). Следует учитывать, что приверженность Петра к монофизитству была очевидной для современников49. Бежавший в Константинополь Мартирий благодаря поддержке Геннадия Константинопольского получил протекцию, и на имя Зинона вышел указ, направленный против бродячих монахов и тех лиц, которые суждениями о догматах и «какими-либо совещаниями, обращенными к мятежу или беспорядку, совращают более простые души народа» (Cod. Just., I, 3. 29). Однако «возвратившись в Антиохию и найдя народные массы (tus laous) бунтующими, а Зинона — содействующим им», Мартирий отказался от епископата (Theoph., p. 176. 3—5; ср.: Theod. Lect., I, 21). Петр тотчас занял вакантный престол и «рукоположил епископом Апамеи Иоанна, являющегося отлученным» (Theoph., p. 176. 8—10). Геннадий доложил об этом Льву, который приказал арестовать Петра. Последний бежал. Епископом Антиохии стал Юлиан.

Оппозиционно настроенные представители местной знати получили здесь вес только благодаря опоре на определенные слои горожан. Хиротонирование Иоанна дает основание предполагать, что движение находило отклик и в иных центрах (Апамея). В самом деле, упомянутый указ на имя Зинона запрещает монахам «находиться в Антиохии и в других городах» (Cod. Just., I, 3. 29). Но не следует преувеличивать единодушия антиохийцев в избрании Петра, как это делал Ю. Кулаковский50. Источники совершенно определенно говорят, что Петр «расколол народ Антиохии» (Theoph., p. 175. 19; ср., Niceph., XV, 28). Юлиан же был хиротонирован «по общему решению» (Theoph., p. 176. 13; Theod. Lect., II. 22), т. е. по избранию местного собора. Таким образом, известные группы горожан (особенно знать) не поддержали «Валяльщика». Место Зинона в «антиохийской ситуации» охарактеризовать с достаточной точностью трудно. Можно согласиться с А. П. Дьяконовым, что Зинон был «заведомым прасином», а часть прасинов поддерживала монофизитов51. Таким образом, на Зинона ориентировалась часть торговой знати левантийских городов. Возможно, здесь играло роль и происхождение Зинона из исаврийской верхушки, все более втягивавшейся в ряды господствующего класса Византии52. Наконец, торговой знати провинции импонировала опора Зинона на исавров, противопоставленных Аспаридам и горожанам столицы.

Борьба с оппозицией осложнялась тревожным состоянием финансов. Денег требовала борьба с появившимися на [с.33] границах военно-племенными объединениями (осколками распавшейся державы Аттилы) гуннов, остготов53, гепидов, скиров, герулов и аланов54. Во второй половине 60 — первой половине 70-х гг. V в. Византия активно вмешивалась в дела Западной империи, добившись престола для двух своих ставленников55. В 468 г. Византия предприняла дорогостоящую, но неудачную попытку разгрома королевства вандалов56.

Большие затраты в правление Льва I были вызваны после пожара в столице и землетрясений на Балканах и островах (Евагрий, с. 88—90; Malal., p. 372; Chron. Pasch., p. 595). В 463 г. подскочила цена на хлеб, что было вызвано, по «Пасхальной хронике», его недостатком (Chron. Pasch., p. 593. 13—14), что жестоко отразилось на малоимущих слоях.

Все эти факторы побуждали правительство усиливать налоговый пресс. Попытка Льва облегчить налогообложение была слаба57. Правительство жестко придерживалось политики удержания куриалов при их принудительных повинностях (Cod. Just., I, 40. 14; X, 44. 3; 32. 62; XII, 21. 7; 33. 4; 57. 14). Подданные пытались уклониться от уплаты налогов (Cod. Just., X, 19. 8; 49. 3; XI, 54. 1; 56. 1).

Подобного рода обстоятельства, дополненные внешнеполитическими неудачами, питали оппозицию. Наиболее резкие высказывания о политике Льва донес до нас Малх Филадельфиец. Малх порицает императора за алчность и удушение городов податями. «Они (города. — А. К.) уже не были в состоянии вносить и те налоги, которые прежде платили» (Malch., p. 389). Историк считает, что Лев нарушал законность, похищая имущество подданных с помощью сикофантов (ibid.). По форме этих суждений Малх близок к Евнапию и Зосиму. Аналогична взглядам последних и критика политики Льва в отношении варваров. Например, милости, оказанные Львом авантюристу Аморексу (сан Патрикия, богатые подарки, территориальные уступки), по мнению Малха, являлись постыдными для римлян, тем более что арабский «филарх» не собирался выполнять взятые на себя обязательства (Malch., p. 386—387)58. Критика Малхом правительства Льва I отражала недовольство групп господствующего класса, связанных с разлагающимся муниципальным строем. Недаром историк, будучи христианином, все же сочувствовал язычникам59. Появление подобной критики совпало с наступлением правительства на группировки провинциальной городской знати, выражавшие свою оппозицию через язычество. В 468 г. вышел указ, предписывающий занимать судебные и административные должности только православным (Cod. Just., I, 4. 15). Специальное постановление о запрещении языческих жертв вышло в 472 г. (Cod. Just., I, 11. 8). В 467 г. состоялся показательный процесс над квестором Исокасием, антиохийским ктитором и философом (Malal., p. 369. 18—19; Theoph., p. 178. 6—12).

[с.34] Столичный плебс, недовольный финансовой политикой правительства, демонстративно выразил поддержку подсудимому. Суд происходил в сенате (Manass., vers. 2864 sq.; Cedr., p. 612; Zonar., p. 251. 31 sq). Обвиненный в язычестве Исокасий держался очень смело, возможно чувствуя поддержку народа (ho demos ton Byzantion), окружавшего судилище (Malal., p. 370. 16 sq; Chron. Pasch., p. 596. 9; Zonar., p. 252. 2 sq; Cedr., p. 613. 1—6). Источники сообщают, что народ в ходе процесса «восславил императора». С другой стороны, Малала и автор «Пасхальной хроники» (а через них, видимо, и Зонара) пишут, что после славословий императору народ, «вырвав» (apospasantes — Malal., p. 371. 2; Chron. Pasch., p. 596. 10; exarpasater — Zonar., p. 252. 8) Исокасия, отвел его в церковь, где последний и был окрещен. Император, узнав о крещении Исокасия, отпустил его на родину (Malal., p. 371. 4; Chron. Pasch., p. 596. 12; Cedr., p. 613. 7; Theoph., p. 178. 15—16). Можно полагать, что столичный плебс, выразив поддержку Исокасию, оказал на суд определенное давление. Помпезная обстановка, в которой власти вели процесс, обернулась тем, что суд привлек «излишнее» внимание. Очевидно, Исокасий стал «мучеником» в глазах оппозиции. В таких условиях, опасаясь радикализации инцидента, Лев удовлетворился крещением подсудимого.

Активность столичных народных масс открыто проявилась в правление Льва I еще в нескольких случаях.

1. В 465 г. плебс (ho demos) устроил самосуд над скомпрометированным главой ночной стражи Миной. «Начальники (hoi archontes), увидев происшедшее, отступили устрашенные» (Chron. Pasch., p. 594. 12—17). Власти, видимо, постарались не раздражать горожан поисками виновных.

2. В 470 г. исавры-наемники, «сильно возмутив» столичных торговцев, «побудили народ» (ton demon) «на бросание камней» (Ioann. Ant., fr. 206. 1). Разгорелась усобица, и только ночь положила конец восстанию (ten stasin). По А. П. Дьяконову, мятеж «димоса», «несомненно прасинов», был поднят против Льва купцами при содействии Зинона и ближайшим образом направлялся против Аспара60. Такое толкование отрывка из Иоанна Антиохийского неправомерно. А. П. Дьяконов не упоминает первую часть фрагмента, где говорится, что исавры занялись на Родосе грабежом и убийствами, но были потрепаны солдатами и вместе с Зиноном бежали в Константинополь (Ioann. Ant., fr. 206). Странным было бы поведение «димоса» и торговцев, если бы они поддержали этих грабителей. Отрывок из Иоанна правильно истолковал еще Г. Сиверс: исавры возмутили купцов и народ против себя61. Об антиправительственном движении здесь говорить трудно: это подтверждается скоротечностью усобицы, вызванной чисто внешней причиной — произволом в столице исаврийских наемников. Ни Аспар, ни Лев не были объектами протеста в этом случае.

[с.35] 3. В 473 г. в цирке взбунтовавшимся народом (a populo) было перебито много исавров (Marc. Comes, p. 90. 27). А. П. Дьяконов полагал, что восстание было организовано венетами62, на том основании, что на исавров и Зинона опирались прасины, противная партия. В подтверждение ученый сослался на Кандида Исавра. Однако у Кандида такого положения нет. О том, что Зинон в период своего правления благоволил прасинам, сообщает Малала (Malal., p. 379. 19—20). Исавры представляли в правление Льва I крупный наемный контингент63, оторванный от народных масс прежде всего социально. Конечно, Зинон и его соплеменники были предметом внимания горожан как сила, противопоставленная Аспаридам. Но говорить о серьезном авторитете исавров у прасинов после событий 470 г. нет оснований. Возможно, волнение 473 г. было связано с видами Льва I на Зинона в качестве преемника64, и выступление «димоса» в этом контексте выглядит как попытка городских корпораций оказать давление на решение вопроса о престолонаследии.

Таким образом, вряд ли в конце 60 — начале 70-х гг. V в. столичные народные массы были настроены резко антиправительственно. Указанные выступления в Константинополе направлялись против отдельных высокопоставленных лиц и их приверженцев. Источники, как мы видели, фиксируют больше сведений об оппозиционных настроениях в провинциях. Следует учитывать, что в обороне от варваров в первую очередь нуждался регион Балкан, и средства, собираемые правительством, объективно служили в основном собственникам балканских имений. Последствия стихийных бедствий, затронувших столицу и Балканы, также ликвидировались за счет других областей. Характерно, что постройки, приписываемые лично Льву I, приходятся только на Константинополь65.

Все это дополнялось общей политикой правительства, защищавшего интересы столичной служилой знати параллельно с уступками торгово-ростовщической верхушке. Указанные факторы, переплетаясь с ростом значения крупных провинциальных центров66, питали оппозицию прежде всего в этих центрах. Отсюда антиправительственная активизация отдельных групп торговой знати Египта и Сирии, выступающих под знаменем еретических учений и поддерживающих своих представителей, епископов-еретиков. Однако отказ части этих оппозиционных групп от использования в своих целях недовольства масс обусловил большую самостоятельность демократических элементов в антиправительственных выступлениях начала 50-х гг. V в. С другой стороны, укрепляющаяся торгово-ростовщическая верхушка в крупных провинциальных центрах в своей оппозиционности по отношению к столичным ктиторам пыталась заручиться поддержкой военной силы; отсюда понятны связи Аспара и Зинона с отдельными группами оппозиционеров. Но [с.36] исавры были ближе византийской знати, нежели пестрые наемные рати Аспаридов с их готским элементом. Тем не менее оппозиция, как и правительство, ориентируясь на корпоративные военные группы, объективно поддерживало военную диктатуру в условиях активизации городских корпораций.

Таким образом, в рассматриваемый период на базе укрепления крупных провинциальных центров резко по сравнению с первой половиной V в. выросла мощь оппозиции, формируемой частью египетской и левантийской торгово-ростовщической и землевладельческой знати, заинтересованной в экономических связях с Константинополем. Это направление оппозиции, с одной стороны, добивалось снижения жесткости централизации и связанного с ней экономического и политического давления на крупные провинциальные центры. С другой стороны, оно пыталось достичь большего влияния в столице через церковный аппарат, потеснить позиции столичных ктиторов и поддерживавшей их военно-служилой знати. Второе направление оппозиции, формируемое в основном провинциальными крупными землевладельцами, менее зависимыми от развития крупных городов и экономических связей со столицей, в рассматриваемый период менее активно, чем в первой половине V в. Оно заметно лишь в 50-х гг. V в., когда в провинциальных движениях (особенно в Египте), наряду с прочими тенденциями, проявилась сепаратистская. Активизация первого направления оппозиции, часть которого апеллировала к народным массам, явилась одной из причин уступок столичными ктиторами военно-служилой знати, призванной нивелировать оппозицию. Этот эксперимент оказался опасен: для увеличения своего влияния Аспариды, а затем (в конце 60 — начале 70-х гг.) и Зинон пытались контактировать с некоторыми группами оппозиционеров.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. См.: Жуков Е. М. Очерки методологии истории. М., 1980, с. 124—126; Штаерман Е. М. Древний Рим: проблемы экономического развития. М., 1978, с. 204—205. [назад]

2. Сюзюмов М. Я. Некоторые проблемы исторического развития Византии и Запада. — ВВ, 1973, т. 35, с. 10—11; Чекалова А. А. Восстание Ника и социально-политическая борьба в Константинополе в конце V — первой половине VI в. — В кн.: Византийские очерки. М., 1977, с. 161; Винкельман Ф. О роли народных масс в ранней Византии (в порядке дискуссии). — ВВ, 1979, т. 40, с. 27 сл. [назад]

3. См.: Козлов А. С. Основные черты оппозиции правительству Феодосия I в восточной части Римской империи. — В сб.: АДСВ. Свердловск, 1975, вып. 12; Он же. Борьба между политической оппозицией и правительством Византии в 395—399 гг. — В сб.: АДСВ. Свердловск, 1976, вып. 13, Он же. Основные черты политической оппозиции правительству Византии в 399—400 гг. — В сб.: Социальное развитие Византии. Свердловск, 1979; Он же. Основные направления политической оппозиции правительству Византии в первой половине V в. — В сб.: Византия и ее провинции. Свердловск, 1982. [назад]

4. Козлов А. С. Основные направления…, с. 8. [назад]

5. Из последних работ это наиболее рельефно отмечено в монографии: Held W. Die Vertiefung der allgemeinen Krise im Westen des Romischen Reiches. Studien uber die sozialokonomischen Verhaltnisse am Ende des 3. und in der ersten Halfte des 4. Jahrhunderts. Berlin, 1974, S. 8 f. [назад]

6. См., напр.: Folz R. De l'antiquite au monde medieval. — Peuples et civilisations. Paris, 1972, t. 5; Grant M. The Climax of Rome. The Final Achievments of the Ancient World. A. D. 161—337. London, 1968. [назад]

7. Козлов А. С. Политическая оппозиция правительству Византии в конце IV — начале VI вв. Автореф. канд. дис. Свердловск, 1975, с. 6—8. [назад]

8. Данный процесс, безусловно, следует связывать с достижениями полного развития в середине V в. имущественной поляризации сословия куриалов. См.: Курбатов Г. Л. Основные проблемы внутреннего развития византийского города в IV—VII вв. (конец античного города в Византии). Л., 1971, с. 153. [назад]

9. Ср.: Larsen J. A. O. The Position of Provincial Assembles in the Goverment and Society of the Later Roman Empire. — CPh, 1934, 29, No 3. [назад]

10. Об укреплении торгово-ростовщической верхушки в IV—V вв. см.: Ganghoffer R. L'evolution des institutions municipales en Occident et en Orient au Bas-Empire. Paris, 1963, p. 134. [назад]

11. Ср.: Liebeschuetz J. Antioch. City and Imperial Administration in the Later Roman Empire. Oxford, 1972, p. 178, 186—191. [назад]

12. О возрастании роли сенаторов в провинциях V в. см.: Arsac P. La dignite senatoriale au Bas-Empire. — Rev. His. de droit francais et etranger. 1962, No 2, p. 13. [назад]

13. См.: Лебедева Г. Е. Социальная структура ранневизантийского общества (по данным кодексов Феодосия и Юстиниана). Л., 1980, с. 161. [назад]

14. Сюда следует отнести часть principales, куриальной верхушки, сливающейся с провинциальными сенаторами (ср.: Dagron G. Naissance d'une capitale. Constantinopel et ses institutions de 330 a 451. Paris, 1974, p. 169), и местную церковную верхушку (ср.: Левченко М. В. Церковные имущества V—VII вв. в Восточно-Римской империи. — ВВ, 1949, т. 2, с. 20). [назад]

15. Ср.: Garney T. E. Bureaucracy in traditional society. Romano-Byzantine Bureaucracies viewed from within, 1974, p. 147. [назад]

16. Ср.: Велков В. Робството в Тракия и Мизия през античността София 1967, с. 115—116. [назад]

17. Ср.: Ostrogorsky G. Staat und Gesellschaft der fruhbyzantinischen Zeit. — Historia mundi, 1956, Bd. 4. Romisches Weltreich und Christentum, S. 561. [назад]

18. Курбатов Г. Л. Основные проблемы…, с. 99, 184. [назад]

19. Курбатов Г. Л. Разложение античной городской собственности в Византии IV—VII вв. — ВВ, 1973, т. 35, с. 28—30. [назад]

20. Petit P. Libanius et la vie municipale a Antioche aux IVе siecle apres J. C. Paris, 1955, p. 95 sq.; Jones A. H. M. The Later Roman Empire (284—602). Oxford, 1964, p. 812. [назад]

21. См. о них: Курбатов Г. Л. Ранневизантийский город (Антиохия в IV веке). Л., 1962, с. 175. [назад]

22. Курбатов Г. Л. К проблеме типологии городских движений в Византии. — В сб.: Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества. Л., 1974, вып. 1, с. 55—57. [назад]

23. О крупных землевладельцах Египта см.: Фихман И. Ф. Египет на рубеже двух эпох. Ремесленники и ремесленный труд в IV — середине VII в. М, 1965, с. 206. [назад]

24. Винкельман Ф. О роли народных масс в ранней Византии…, с. 30. [назад]

25. О конкуренции в «торгово-промышленной группе» ранней Византии см.: Дьяконов А. П. Византийские димы и факции (ta mere) в V—VII вв. — В кн.: Византийский сборник. М.—Л., 1945, с. 198—199. [назад]

26. Сюзюмов М. Я. Внутренняя и внешняя политика Византии и народные движения в первой половине V в. — В кн.: История Византии. М., 1967, т. 1, с. 196. [назад]

27. Thompson E. A. The foreign Policy of Theodosius II and Marcian. — Hermathena, 1950, No 76, p. 56—78. [назад]

28. Сиротенко В. Т. История международных отношений в Европе во второй половине IV — начале VI в. Пермь, 1975, с. 159—165. [назад]

29. Болотов В. В. Лекции по истории древней церкви. Пг., 1918, т. 4, с. 262—263, 265. [назад]

30. Ср.: Seeck. Chrysaphios. — RE, Bd. 3, Sp. 2485—2486. [назад]

31. Фактический материал см.: Schwartz E. Aus den Aklen des Concils von Chalkedon. Munchen, 1925. [назад]

32. Козлов А. С. Содержание конфликта Аспара и Льва I. — В сб.: АДСВ. Свердловск, 1975, вып. 11, с. 115. [назад]

33. Grillmeyer H., Bacht H. Das Konzil von Chalkedon. Wurzburg, 1953, Bd. 2, S. 193 f., [назад]

34. Dagron G. Les moines et la ville. Le monachisme a Constantinople jusqu’au concile de Chalcedone (451). — Travaux et Memoires, 1970, No 4, p. 275. [назад]

35. En?lin. Marcianos. — RE, Bd, XIVii, Hbd. 28, Sp. 1525. [назад]

36. Как показал В. Энслин, «порядок» в Египте был наведен не в 453 г., так как папа Лев в письме к Маркиану от 9 января 454 г. об этом еще не пишет. Упоминание о восстановлении «порядка» есть лишь в письме от 10 ноября 454 г. См.: En?lin. Marcianos, Sp. 1526. [назад]

37. Vailhe S. Les premiers monasteres de Palestine. Roma, 1898, p. 26. [назад]

38. См.: Сюзюмов М. Я. — Внутренняя и внешняя политика Византии…, с. 198. [назад]

39. Козлов А. С. Содержание конфликта Аспара и Льва I, с. 117. [назад]

40. Schwartz E. Codex Vaticanus gr. 1431. Eine antichalkedonische Sammlung aus der Zeit Kaiser Zeno. Munchen, 1927, S. 127 f. [назад]

41. Stein E. Geschichte des spatromischen Reiches. Wien, 1928, Bd. 1. Vom romischen zum byzantinischen Staate (284—476 N. Chr.), S. 525. [назад]

42. En?lin. Leo. — RE, Bd. 12. Sp. 1949. [назад]

43. Козлов А. С. Содержание конфликта Аспара и Льва I, с. 117. [назад]

44. Там же, с. 116. [назад]

45. Козлов А. С. К вопросу о месте готов в социальной структуре Византии IV—V вв. — В сб.: АДСВ. Свердловск, 1973, вып. 9. [назад]

46. Подробнее см.: Козлов А. С. Народные массы в конфликте Аспара и Льва I. — В сб.: АДСВ. Свердловск, 1973, вып. 10, с. 263—266. [назад]

47. Migne, P. G., v. 147, col. 80D. [назад]

48. Schwartz E. Publizistische Sammlungen zum acacianischen Schisma. Munchen, 1934, S. 183—184. [назад]

49. Kruger G. Monophysitische Streitungen im Zusammenhange mit der Reichspolitik. Jena, 1884, S. 99 f. [назад]

50. Кулаковский Ю. История Византии. Киев, 1913. т. 1 (395—518), с. 388. См. также: Pargoire R. L’eglise byzantine de 527 a 847. Paris, 1905, p. 101. [назад]

51. Дьяконов А. П. Византийские димы и факции…, с. 215. [назад]

52. Ср.: Stein E. Geschichte des spatromischen Reiches, S. 530. [назад]

53. Martin K. Theoderich der Grosse bis zur Eroberung Italiens. Freiburg, 1888, S. 26 f. [назад]

54. Szilagyi J. Aquincum. Budapest, 1956, S. 117; Varady L. Das letze Jahrhundert Pannoniens. 376—476. Budapest, 1969, S. 346. [назад]

55. Kaegi W. E. Byzantium and the Decline of Rome. Princeton, 1968, p. 36. [назад]

56. Diesner H.-J. Das Vandalenreich. Aufstieg und Untergang. Leipzig, 1966, S. 66—69; Kaegi W. E. Byzantium..., p. 43—46. [назад]

57. En?lin. Leo, Sp. 1959. 54—56. [назад]

58. Подробно см. об этих маневрах Льва: Пигулевская Н. В. Арабы у границ Византии и Ирана в IV—VI вв. М.—Л., 1964, с. 51—56. [назад]

59. Д. Бьюри полагал, что Малх ненавидел Льва за религиозное изуверство. См. Bury J. B. History of the Later Roman Empire. London, 1923, v. 1, p. 321. [назад]

60. Дьяконов А. П. Византийские димы и факции…, с. 205, 215. [назад]

61. Sievers G. R. Studien zur Geschichte der romischen Kaiserzeit. Berlin, 1870, S. 497; Barth W. Kaiser Zeno. Basel, 1894, S. 19. [назад]

62. Дьяконов А. П. Византийские димы и факции…, с. 205. [назад]

63. Jones A. H. M. The Later Roman Empire, v. 1, p. 222—223. [назад]

64. О карьере Зинона в этот период см.: Stein E. Histoire du Bas-Empire. Paris—Bruxelles—Amsterdam, 1949, v. 2, p. 360—361. [назад]

65. En?lin. Leo, Sp. 1961. 22—29. [назад]

66. Коледаров П. Ст. Към въпроса на развитието на селишната мрежа. — Изв. на Ин-та История. БАН, 1967, т. 18, с. 46. [назад]

ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ОППОЗИЦИИ ПРАВИТЕЛЬСТВУ ВИЗАНТИИ И ЕЁ СОЦИАЛЬНАЯ БАЗА В СЕРЕДИНЕ 70-х гг. V в.

Оп.: «Античная древность и средние века». 1985. №22.

[с.42] Советской историографией установлено, что идейная борьба, в том числе и конфессиональная, а также политические лозунги в ранней Византии отражали в конечном счете социальное развитие определенных слоев и групп населения в условиях отмирания позднеантичных и формирования элементов раннефеодальных отношений1. Продолжая изучение политической оппозиции правительству Византии2, в данной статье мы попытаемся рассмотреть вопрос, практически не исследованный в византиноведении: конкретное социальное содержание основных направлений этой оппозиции в середине 70-х гг. V в. — на первом этапе правления Зинона и главным образом в период правления Василиска3.

Следует отметить, что к указанному времени в Византии определилось два основных направления оппозиции в среде господствующего класса. Первое направление формировалось из египетской и левантийской торгово-ростовщической и землевладельческой знати, окрепшей на базе крупных провинциальных центров в первой половине V в.4 Часть этой знати была заинтересована в экономических связях с Константинополем и пыталась добиться большего влияния в столице через [с.43] церковный аппарат, ослабление позиций столичных ктиторов, поддерживаемых военно-служилой знатью. Часть первого направления оппозиции резко выступала против решений Халкидонского собора 451 г. и апеллировала к народным массам. Это была одна из причин уступок столичных ктиторов в пользу военно-служилой знати, призванной нивелировать оппозицию. Отсюда понятно возвышение в 60-е гг. V в. военного клана Аспаридов, а затем исаврийских вождей5.

Второе направление оппозиции составляли в основном провинциальные крупные землевладельцы, менее зависимые от развития крупных городов и экономических связей со столицей6. Оно оживилось в 50-х гг. V в., когда в провинциальных движениях (особенно в Египте) проявилась, наряду с прочими тенденциями, сепаратистская7.

До сентября 473 г. император Лев I провозгласил Августом своего внука Льва II, сына видного исаврийского военачальника Зинона и принцессы Ариадны (Const. Porph., De cer., p. 431). 18 января 474 г. Лев I скончался. Семилетний Лев Малый «объявил» Зинона соправителем. Ряд источников сообщает, что Лев II проделал это под влиянием матери и бабки (Евагрий, с. 92; Malal., p. 376. 8—10; Theoph., p. 184. 5—7). Но, видимо, справедливо положение, высказанное еще В. Бартом, что коронация Льва II проводилась лишь для успокоения недовольных8. Наряду с поддержкой Зинона частью провинциальной знати в городах, особенно в столице, существовала сильная оппозиция исаврам. В этом отношении показательна обстановка коронации Льва II. «Выборы» императора были перенесены с военного поля в Эвдоме на столичный ипподром (Cedr., p. 614. 14—15; Const. Porph., De cer., p. 431). Очевидно, это должно было уменьшить участие в церемонии исаврийских отрядов. В самом деле, солдаты, присутствовавшие на ипподроме, приветствовали императора по-латыни, что исавры сделать бы не смогли. Возможно, на ипподроме были отряды, набранные из фракийских областей9. Если так, то традиционное для такого обряда обещание короновавшегося выдать солдатам по пяти солидов и фунту серебра (Const. Porph., De cer., p. 431) могло означать попытку столичной знати опереться на эти силы в противовес исаврам. Активное участие в «выборах», по Константину Багрянородному, приняли народ столицы, сенаторы, городские магистраты и патриарх. Автор «Жития Даниила Стилита» сообщает, что над Львом II взял опеку сенат (V. Danieli, p. 185. 12—14).

Однако в Константинополе было немало и сторонников Зинона. Старания Льва I передать в свое время власть зятю (Candid., p. 443. 2—4), очевидно, опирались на мнение известных групп знати. «Житие Даниила» сообщает, что сенаторы «сочли справедливым, чтобы отец его (Льва II. — А. К.) Зинон взял скипетр императорской власти» (V. Danieli, p. 185. 14—15). [с.44] По Кандиду, Лев II короновал Зинона с согласия сената (Candid., p. 443. 8). Но ясно, что отрицательное отношение к Зинону части столичной знати исключало переход верховной власти к Зинону непосредственно после смерти Льва I. Однако вскоре Лев II умер. Виктор Тунунский пишет, что Зинон желал «убить сына и достичь власти» (Vict. Tonn., p. 188. 31—32). Более поздние источники приписывают Зинону отравление Льва II10. Тем не менее с первых дней правления Зинон столкнулся с серьезными внутри- и внешнеполитическими трудностями, в том числе с сильным противодействием верхушки столичных и части провинциальных ктиторов. Иешу Стилит указывает, что к Зинону «была ненависть у дворцовых людей» (Иешу Стилит, с. 132). По Феофану, в то время как в Месопотамию вторглись сарацины, а во Фракию — гунны, император предавался распутству и «занимался беззаконными делами» (Theoph., p. 186. 2—3). Феофан солидарен с Евагрием, считавшим, что, потакая своему сластолюбию, добравшийся до власти Зинон «судил худо и рабски» (Евагрий, с. 125; ср.: Niceph., XVI, 1). Пороки Зинона дают Евагрию повод к рассуждению о добродетелях императора11. Не следует забывать, что Евагрий по взглядам был близок к привилегированной антиохийской интеллигенции, связавшей себя со службой местной церковной верхушке и императору12. Очевидно, таково было отношение к Зинону этих социальных групп.

Самые критические высказывания в адрес императора-исавра сохранились у Малха Филадельфийца, отразившего недовольство столичных родовитых и частично провинциальных ктиторов, связанных с крупными городами. Малх писал, что при Зиноне казна находилась в крайней нужде; оставленное Львом состояние было расстроено — в пользу любимцев Зинона, не позаботившихся установить контроль над сбережением доходов (Malch., p. 391. 11—17). Император был невоинствен (Ibid., p. 388. 23) и предпочитал улаживать дела с варварами переговорами и дарами. При Зиноне произошли изменения в правящей верхушке: с поста префекта претория ушел Эрифрий, «один из участвовавших тогда в управлении государством, который родился для блага всех». Эрифрий, по Малху, оставил должность, не желая увеличивать налоги и взыскивать недоимки; столичные жители были опечалены (Ibid., p. 391. 6—9). А. Джонс считал, что Зинона ненавидела сенаторская аристократия как выскочку и как исавриец он был непопулярен в массе народа и армии; единственной надежной опорой его были исавры, которым он роздал руководящие посты13. Подобная оценка оппозиционных Зинону сил представляется не совсем верной хотя бы потому, что не все сенаторы относились к новому правительству с враждой и не все исавры безоговорочно его поддерживали. Как указывалось, часть сенаторов способствовала выдвижению Зинона. Василиск же, брат Верины, [с.45] вдовы Льва I, претендуя на трон, сумел склонить на свою сторону Илла, одного из видных исаврийских вельмож, командовавшего солидными силами (Ioann. Ant., fragm. 210). Следовательно, чтобы получить представление об оппозиции правительству Зинона, сведения de insidiis следует рассматривать применительно к конкретной ситуации.

Слабость позиций Зинона проявилась уже в 475 г. Источники приписывают инициативу заговора вдове Льва I Верине, давно выдвигавшей Василиска в преемники своему супругу (Candid., p. 443. 11—13; Ioann. Ant., fragm. 210). Скандальный провал антивандальной экспедиции 468 г. скомпрометировал Василиска, поговаривали даже о подкупе его Гейзерихом14. Возможно, столичную знать настораживали и связи Василиска с Аспаром. Во всяком случае, в 474—475 гг. Верина ориентировалась уже на Патрикия, представителя столичной аристократии15. Однако позиции этой группировки, как показало время, были неустойчивы. Василиск же, используя нестабильное положение правительства, вербовал сторонников из оппозиционных сил весьма разнородной ориентации. Вначале Василиска поддерживали три группировки:

1. Часть столичной знати во главе с Арматом, популярным среди столичного плебса (demou) благодаря своим демагогическим приемам (Malch., p. 394. 13—19). Группировка Армата, видимо, не отличалась по социальному составу от той, на которую опирались Верина и Патрикий. По крайней мере, Армат быстро нашел с Вериной общий язык в заговоре против Зинона (Ioann. Ant., fragm. 210), затем оказал ей содействие в бегстве из столицы (Candid., p. 443. 27—29), а еще позже перешел на сторону Зинона. Вероятно, Армат располагал определенным авторитетом в войсках. При Льве I он принимал активное участие в подавлении каких-то волнений во Фракии (Malch., p. 394. 27—29). Василиск, придя к власти, назначил Армата magister militum praesentalis (Malal., p. 379. 5).

2. Часть исаврийской знати во главе с Иллом, позже личным другом Зинона (Iord., Rom., p. 45. 16). Очевидно, Илл отражал интересы части военно-племенной верхушки исаврийских кланов, заинтересованных в автономии своих владений и большем политическом весе, нежели это позволяла группа Зинона. Очевидно, в оппозиционности Илла проявился и трибаллизм исаврийских общин и знатных родов. Известны связи Илла с килийским городом Тарсом, возможно, его родиной16. В середине 80-х гг. V в. Илл санкционировал коронацию узурпатора Леонтия именно в Тарсе (Theod. Lect., II, 3; Eustaph., fragm. 4; Ioann. Ant., fragm. 214. 2; Malal., p. 388. 17—20), а позже отсиживался в крепости этого региона17.

3. Часть расквартированных во Фракии остготов во главе с Теодорихом Страбоном. Грабежи Теодориха во Фракии, кровавые расправы с земледельцами, осуществленные им вместе [с.46] с Арматом (Malch., p. 399. 27—31), делали его в глазах Василиска удобной карательной силой. Позже Зинон признавал важность поддержки Василиска Теодорихом (Ibid., p. 399. 31 — 400. 2). Но готские отряды были ненадежной и опасной опорой узурпатору.

Видно, что все три группировки серьезно отличались друг от друга по своему социальному составу. Каждая в конечном счете преследовала свои цели. Общими для них являлись оппозиционность правительству Зинона и временное совпадение-тактических задач. Все три опирались на воинские контингенты, что было важно для Василиска.

Источники отводят в перевороте мало места Иллу и Страбону, делая акцент на активность столичной знати. Таковы уже указанные сведения Малха и Кандида. По «Житию Даниила Стилита», против Зинона были настроены его родичи, а также «остальные из сената» (V. Danieli, p. 185. 25—26; ср.: 186. 16—21). По Малале, Зинон устрашился, как бы его не убил кто-либо из «лиц при дворце» (Malal, p. 377. 9—10). Аналогичны сведения «Пасхальной хроники» (Chron. Pasch., p. 600. 6). Все источники сходятся также в том, что Верина лицемерно предупредила Зинона о заговоре и склонила его к бегству. Зинон бежал, сопровождаемый отрядом исавров, на родину. Василиск, подошедший к столице из Гераклеи, был объявлен императором на военном поле в Эвдоме (Theod. Lect., I, 29; Theoph., p. 186. 16—17; Cedr., p. 615. 17—22). Обряд демонстрировал опору Василиска на военную силу. Коронация Василиска, проведенная «находящимися у власти лицами» (Candid., p. 443. 15—17), смешала карты фракции Верины. Этот факт показал, что Василиск нашел опору среди части столичной знати и что прочность фракции Верины, видимо, не имевшей серьезной поддержки в войске, слаба. Верина оказалась в оппозиции, а после казни Патрикия Василиском стала снабжать Зинона деньгами (Ibid., p. 443. 22—26).

Казнь Патрикия, третирование Верины, жалобы сенаторов на притеснения Василиска (Theoph., p. 192. 7—8) — свидетельства того, что Василиск видел в столичной знати лишь одно из средств для захвата трона и серьезных видов на нее не имел. Исавров же узурпатор рассматривал как временную силу против противника. Недаром вскоре после бегства Зинона в столице произошло массовое избиение исавров (Candid., p. 443. 17—18). Возможно, здесь сказалось и влияние Теодориха Страбона, заявившего, что для императорского войска будет достаточно одних готов (Malch., p. 400. 1—2). Думается, в этих событиях проявился и нажим городских корпораций, ненавидевших исаврийскую военную знать. Возможно, определенную роль тут сыграли и столичные ктиторы. Так или иначе, расправа с частью исавров должна была подействовать на Илла, отправленного вместе с братом Трокундом в Исаврию для осады Зинона. [с.47] Сенаторы слали Иллу письма, протестуя против произвола Василиска; кроме того, узурпатор не спешил выполнять данные Иллу обещания (Theoph., p. 192. 5—8). Все это способствовало переходу Илла и Трокунда на сторону Зинона.

Но гораздо важнее, на наш взгляд, то, что непосредственно после коронации Василиск обнаружил ориентацию на часть египетской и сирийской торгово-ростовщической и землевладельческой знати, оппозиционной правительствам Льва I и Зинона. Узурпатор сделал магистром оффиций своего врача александрийца Феоктиста, брата монаха Феопомпа, находившегося тогда в столице в составе делегации монахов Египта (Zachar., S. 59). «Как только эти монахи явились перед ним, император, великие и императрица удивились им; но им помогли и магистр Феоктист, и епископ Акакий, и Василиск приказал, что Тимофей (Элур. — А. К.) должен вернуться» (Ibid.). По Евагрию, Василиск вернул из ссылки мятежного Элура в Египет по просьбе посольства александрийцев (Евагрий, с. 127). Патриарх Акакий выделил в распоряжение Тимофея церковь и штат клириков (Zachar., S. 59). Благосклонное отношение «великих» (очевидно, части правящей верхушки) к просьбе александрийцев на этом этапе борьбы, наверное, было тактическим приемом. По крайней мере, Акакий быстро изменил свою позицию, заподозрив, что на его место хотят поставить Феопомпа (Ibid., S. 59. 27—29). Но помешать прибытию Тимофея он уже не мог. Элур был принят в столице «конвоем из александрийских моряков и народа, что находился в Константинополе» (Ibid., S. 59. 31—34). Совершенно ясно, что через Тимофея Василиск пытался опереться на александрийскую торговую знать, заинтересованную в укреплении своих позиций в столице. Однако ориентация на эту социальную группу таила для господствующего класса опасность радикализации городских движений. Ведь, по Захарию Ритору, с Тимофеем сблизилось «много народа» (Ibid., S. 59. 34—35). По Феофану, Элур собрал «беспорядочных александрийцев, постоянно проживающих в Византии» (Theoph., p. 187. 6—7; ср.: Cedr., p. 617. 7—8). Аналогичны сведения Теодора Лектора (Theod. Lect., I, 30).

Усиление «партии Элура» вынудило Василиска к дальнейшим уступкам, так как «Тимофей и его сопровождение и находившиеся там ради него убеждали императора» (Zachar., S. 60). Была выпущена энциклика, проклинающая «томос» папы Льва и постановления Халкидонского собора18. Выход энциклики сопровождался нажимом на патриарха Акакия, но тот уклонился от присоединения к ее декларациям (Ibid., S. 60. 25—28). Подписи поставили Петр Валяльщик, возвращенный Василиском в Антиохию, Павел Эдесский, «епископы Азии и Востока, Анастасий Иерусалимский и лица из его области» — всего около 700 (если верить Захарию) епископов [с.48] (Ibid., S. 62. 22—30) Это свидетельствует об определенной поддержке Василиска частью городской знати Малой Азии, Сирии, и Палестины. Но само по себе подписание энциклики говорит, что эти слои поддержали только намерение правительства отойти от политики «халкидонцев». Время показало, что Василиск переоценил силы монофизитов. Последние не располагали единой организацией, каковой была православная церковь, и были сектантски разобщены19. Их не поддерживали и солидные группы военно-служилой знати. Ставка на Тимофея Элура и ему подобных лиц, активизировавших своими проповедями городские низы и монашество, оттолкнула от Василиска поддерживавшие его до переворота или просто нейтральные группы знати.

Первой отреагировала столичная знать. Уже упоминалось недовольство Василиском сенаторов, Верины и, возможно, Армата. Узурпатор, взимавший «с епископов деньги» и вообще алчный (Malch., p. 391. 30—31) осуждался Малхом. Отвращение историка вызывает то, что Василиск не брезговал сбором средств с лиц самых презренных профессии. «И все было полно слез из-за взимания таких податей» (Ibid., p. 392. 4—6). В результате оказавшаяся в оппозиции знать могла мобилизовать много сторонников из торгово-ремесленной среды не только критикой ереси Василиска, хотя основным лозунгом оппозиции была борьба за соблюдение «халкидонства». Недаром первое столкновение Элура со столичным монашеством носило вид богословского спора (Zachar., S. 64. 20) В то же время лозунг этих монахов «Мы не имеем ничего общего с александрийцами» (Ibid., S. 65. 8—9), очевидно, отражал не только религиозный конфликт. Открытая ориентация Тимофея (а через него Василиска) на египетскую торгово-ростовщическую знать вызвала тревогу в первую очередь у тех групп знати, которые боялись конкуренции и засилия «александрийцев».

К этому времени нарушилось единство в правящей верхушке. Евтихиане, «присоединившиеся» к столичному монашеству, убеждали императрицу Зинониду, их единомышленницу, «чтобы Тимофей снова был смещен» (Ibid., S. 65) Напряженная атмосфера в столице вынудила Феоктиста потребовать от Тимофея «покинуть город и тотчас же отправиться в Александрию» (Ibid., S. 65. 15—17) Видимо, сторонники Элура из народных масс вызвали тревогу даже у этого представителя александрийской знати, ставшего столичным чиновником. Уход Тимофея из Константинополя отражал раскол социальных и политических сил, на которые пыталось опереться правительство Василиска. Вместе с тем удаление Тимофея было успехом столичной знати.

Правительство попыталось укрепить свои позиции в провинциях. Тимофей, достигнув Эфеса, собрал собор и восстановил на кафедре прежде смещенного епископа Павла (Ibid., [с.49] S. 65. 17—21). Возвращение Элура в Александрию вылилось в демонстрацию его приверженцев-«разгрузчиков кораблей и славославящих из людей всех возрастов и всех наций, которые были там», «священников и монахов и сестер во Христе, и вообще всего народа» (Ibid., S. 65. 25—32). Видя такую «любовь города» к Тимофею, в демонстрации приняли участие и лица из «партии» епископа Протерия (Ibid., S. 65. 28—29). Однако единство участников демонстрации было мнимым. Вскоре часть александрийской знати, возглавляемая епископом Феодотом, отделилась от Тимофея, сожалея о своем «новопомазании» (Ibid., S. 66). Затем в среде горожан было возбуждено подозрение, что Элур общается с евтихианами и префектом Боэцием, ставленником Константинополя. Лишь публичное проклятие Тимофеем евтихиан вернуло ему доверие «народа» (Ibid., S. 67). Таким образом, правительство не смогло закрепить свою опору на александрийскую торгово-ростовщическую знать в целом.

Между тем Акакий открыто встал во главе враждебной Василиску столичной знати. Этот шаг главы столичного духовенства был ускорен тем, что результатом пребывания Тимофея в Сирии было принятие тамошними епископами решения созвать в Иерусалиме собор для низложения Акакия и замены его Феопомпом (Ibid.). Такая попытка части провинциальной знати нанести ущерб оппозиционным столичным ктиторам и их сторонникам в условиях разлада в среде сторонников Василиска явилась авантюрой. Используя аппарат церкви, Акакию удалось «натравить монахов» (Ibid.), обратиться к собравшемуся в церкви народу и мобилизовать архимандритов (V. Danieli, p. 188. 21 sq., 189. 1 sq.). «Весь город, стекшись в церковь, восстал против Василиска»; святой Даниил, сойдя со столпа», «участвовал в собраниях народа и Акакия» (Theod. Lect., I, 32). Тогда Василиск запретил сенату контактировать с Акакием (Ibid., I, 33), что свидетельствует о связях столичной церковной верхушки и светской знати. «Боясь народного раздражения» и угроз поджечь город, Василиск удалился из столицы (Ibid., I, 33). Но угрозы осуществились: разразился пожар (Malch., p. 393. 15—27; ср.: Cedr., p. 616. 2—17; Zonar., p. 256. 23—257. 8). Даниил, собрав монахов и плебс, направился из города к стану Василиска. Монах Олимпий держал перед узурпатором смелую речь (Theod. Lect., I, 33). Карательных санкций не последовало, так как в городе, видимо, не было солидных воинских частей: определенный их контингент ушел с Арматом осаждать Зинона, а Теодорих Страбон успел к этому времени занять враждебную Василиску позицию. Таким образом, народное восстание в известной мере было инспирировано определенными оппозиционными группами господствующего класса. Движение совпало с укреплением позиций Зинона, которого открыто стал поддерживать Армат (Malal., p. 379. 9—15; Chron. Pasch., p. 601. 5—11). [с.50] Зинон также завязал переговоры с Теодорихом, сыном Теодемира, находившимся в Новах (Anon. Vales., ps. 2, p. 314. 15—18). Результатом ослабления Василиска было издание антиэнциклики (Евагрий, с. 135), отменявшей сделанные правительством в церковной сфере распоряжения. Акакию возвращалось право рукоположения епископов оппозиционных епархий (Евагрий, с. 136; Theod. Lect, I, 34). Так была сделана попытка правительства примириться со столичной знатью. Однако, не располагая военными силами, Василиск, скомпрометированный былыми преследованиями этой знати и заигрыванием с провинциалами, враждебно настроенными к Константинополю, остался одинок.

Войска Зинона без помех вошли в город. Василиск бежал в церковь, но был выдан Акакием, заточен в Каппадокии и заморен голодом (Евагрий, с. 137; Candid., p. 444. 7—11; Theod. Lect., I, 35—36; Marc. Comes, p. 91. 10—12; Vict. Tonn., p. 189. 9—11).

Захват власти Василиском был весьма сложным выступлением ранее оппозиционных провинциальных групп знати против автократической политики знати столичной, которую вслед за Львом I взялся проводить Зинон. На первых порах Василиска поддержала часть столичной аристократии и димотов, недовольная засилием исаврийской верхушки. Однако Василиск стал ориентироваться не на столичную верхушку, а на сирийскую и египетскую знать. Он пошел на союз с частью исавров, провинциального клира и теми константинопольскими ктиторами, которые стояли за расширение связей с провинциальной знатью. Последнее объясняет попытку утвердить в столице авторитет Тимофея Элура.

Особенность рассматриваемого этапа развития оппозиции — серьезный, но временный успех первого ее направления, выразившийся в создании правительства Василиска. В период его правления в оппозиции оказалась уже столичная знать. Но отсутствие единства в среде сторонников Василиска и радикализация городских движений, вызванная налоговой политикой правительства и агитацией верхушки монофизитского клира, сузили социальную опору узурпатора. Накал социальной атмосферы еще раз убедил господствующий класс, что стабилизацию пока можно обеспечить лишь методами военной диктатуры, проводимой Константинополем. Провинциальная городская знать, как и в первой половине V в., не сумела закрепить свои политические позиции в центре. Власть вернулась к Зинону, потому что в данный момент его опора на часть исаврийских контингентов, стремившихся подавить оппозицию, и готовность обеспечивать интересы столичной знати объективно отвечали интересам большей части господствующего класса Византии.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. См., напр.: Курбатов Г.Л. Ранневизантийский город: Антиохия в IV веке. Л., 1962, с. 251—252; Сюзюмов М.Я. Удальцова З.В. Идейно-политическая борьба в ранней Византии (по данным историков IV—VII вв.). М., 1974, с. 319—328; Она же. Некоторые нерешенные проблемы византийской культуры. — ВВ, 1980, т. 41, с, 57, 59. [назад]

2. См.: Козлов А.С. Основные направления политической оппозиции правительству Византии в 50 — начале 70-х гг. V в. — В кн.: Развитие феодализма в Центральной и Юго-Восточной Европе. Свердловск, 1983. [назад]

3. Историографию проблемы см.: Козлов А.С. Политическая оппозиция правительству Византии в конце IV — начале VI вв.: Автореф. … канд. ист. наук. Свердловск, 1975, с. 3—8; Косвенно к проблеме подходит в своей статье А. Липпольд. См.: Lippold A. Zenon, romischer Kaiser 474—475 und 476—491. — PWRE, 1972, Bd. 10 A, 19 Hbd., R. 2, Sp. 149 sq. [назад]

4. Ср.: Norman A.F. Gradations in later municipal society. — JRS, 1958, t. 48, p. 84. [назад]

5. Козлов А.С. Политическая оппозиция…, с. 12—14. [назад]

6. Несколько преувеличивает значение этой знати в указанное время Ж. Дагрон. См.: Dagron G. Naissance d'une capitale: Constantinople et ses institutions de 330 a 451. Paris, 1974, p. 185. [назад]

7. О политических тенденциях этой знати см.: Курбатов Г.Л. Основные проблемы внутреннего развития византийского города в IV—VII вв. (конец античного города в Византии). Л., 1971, с. 159. [назад]

8. Barth W. Kaiser Zeno. Basel, 1984, S. 20—21. [назад]

9. Ср.: Кулаковский Ю. История Византии. Киев, 1913, т. 1, с. 395, примеч. 2. [назад]

10. Barth W. Op. cit., S. 21, Anm. 3. [назад]

11. Удальцова З.В. К вопросу о мировоззрении византийского историка Евагрия. — ВВ, 1969, т. 30, с. 67. [назад]

12. Там же, с. 72. [назад]

13. Jones A.H.M. The Later Roman Empire (284—602): A Social, Economic and Administrative Survey. Oxford, 1964, v. 1, p. 224. [назад]

14. Kaegi W.E. Byzantium and the Decline of Rome. Princeton, 1968, p. 36. [назад]

15. Stein E. Geschichte des spatromischen Reiches. Wien, 1928. Bd. 1. Vom romischen zum byzantinischen Staate, S. 536. [назад]

16. Nagl A. Illos. — PWRE, Bd. 9, Hbd. 18, Sp. 2533. 21—36. [назад]

17. Ibid., Sp. 2359. 12—34. [назад]

18. Langen J. Geschichte der romischen Kirche. Bonn, 1885, S. 128. [назад]

19. Болотов В.В. Лекции по истории древней церкви. Пг., 1918, т. 4, с. 332 сл. [назад]

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОППОЗИЦИЯ ПРАВИТЕЛЬСТВУ ВИЗАНТИИ В КОНЦЕ V в.

Оп.: Проблемы истории государства и идеологии античности и раннего средневековья. Барнаул. 1988.

[с.82] Продолжая анализ оппозиционных выступлений — самой распространенной формы борьбы политически безвластных групп восточноримской знати с позднеантичным правительством1, сделаю две оговорки. Первая касается хронологических рамок статьи. Они охватывают 491—498 гг., начальный этап правления императора Анастасия I, отмеченный в аспекте социально-политической борьбы прежде всего несколькими крупными мятежами в столице и «исаврийской войной»2. С точки зрения типологии городских движений в рамках позднеантичной стадии развития рабовладельческого общества3 следует учитывать, что именно в конце V в. завершается оформление цирковых партий4, а на конец V — начало VI вв. приходится апогей их активности5. Для уточнения характера начального этапа правления Анастасия важно учитывать и наблюдение А. А. Чекаловой относительно изменения социально-политического курса этого императора в начале VI в. по сравнению с концом V в.: отказ правительства от лавирования, игнорирование мнения сената и народа в религиозной политике6. И, наконец, именно к правлению Анастасия Ф. Винкельман справедливо относит eine besondere Ballung действий народных масс, что объясняется как экономической и церковной политикой императора, так и социальными проблемами, «связанными с природными бедствиями»7.

Вторая оговорка касается самой постановки проблемы. Не повторяя ее историографического обзора8, отмечу, что в последнее время наметилось более пристальное внимание к конкретно-исторической роли оппозиционных групп господствующего класса в Византии V—VII вв. Сегодня, например, византинисту нужно учитывать не только связь между деятельностью цирковых партий с разложением позднеантичного полиса, но и в целом переплетение в этой деятельности выступлений народных масс, столкновений руководящих группировок цирковых партий, разномыслий сторонников противоборствующих религиозных течений9. С другой стороны, при анализе церковной политики правительства — фактора, серьезно влиявшего на внутриполитическую [с.83] борьбу, — следует принимать во внимание не только теологические интересы императоров, их советников и аристократии в целом, но даже конкретное соотношение сил при дворе10. Одним словом, при изучении содержания политической оппозиции какому-либо византийскому правительству надо выявить комплекс форм ее проявления и их взаимосвязь. Такого рода попытка и предпринимается в данной статье применительно к указанным хронологическим рамкам.

Расстановка оппозиционных сил к началу правления Анастасия характеризовалась следующими моментами11. Завершение к концу V в. экономического подъема в городе и деревне12, характерного для позднеантичной стадии, сопровождалось в городе усилением поляризации социальных сил. В крупные центры стекалось новое население из деградировавших мелких полисов, росла численность малоимущего плебса, занимавшегося ремеслом и торговлей13. На фоне дифференциации куриалов, усиливалась их верхушка, пополнявшая ряды сенаторов14. Активное проникновение крупноземлевладельческой по масштабам Византии знати в ремесло и торговлю обостряло ее отношения с владельцами эргастириев15. Поскольку обострение социально-политических противоречий было наиболее заметно в крупных городах, самыми видными для этого периода оказались крупные народные движения и политическая борьба в Константинополе, где за первенство боролись самые различные группы господствующего класса. При предшественнике Анастасия, Зиноне, значительная часть столичной знати оформила оппозицию по отношению к добравшейся до власти привилегированной военно-чиновной исаврийский верхушке.

За политическую власть продолжала борьбу со столичной знатью торгово-ростовщическая знать крупных провинциальных городов (главным образом, через церковный аппарат). Это было второе направление оппозиции. Но к концу V в. в ее среде — прежде всего между сирийскими и александрийскими группами знати — углубился раскол, в церковной сфере отразившийся в издании так называемого «энотикона»16, еще больше усложнившего политическую борьбу.

Сужение верхушки торгово-ростовщической знати сопровождалось ростом совпадений ее интересов с интересами крупных землевладельцев, слабо связанных с полисными проблемами. Оппозиционность этих крупных землевладельцев косвенно отражалась в [с.84] религиозных протестах провинций церковной политике Константинополя17.

Замещение Зинона Анастасием справедливо считается переворотом18. Обстановка в столице была напряженной. В аккламациях собравшихся на столичном ипподроме народных масс в адрес вдовой императрицы Ариадны слышались социально-политические требования. Народ настаивал на смещении «вора» префекта города (De cerim., p. 420)19, на удалении из столицы исавров. На престол требовали православного императора (Ibid., p. 418, 19—20). Возможно, в этом отражалось привилегированное положение столичных жителей, желавших приостановления уступок монофизитам (т. е. оппозиционным группам Сирии и Египта) и подтверждения автократической роли Константинополя по отношению к провинциям. Однако Ариадна, удовлетворив требование сместить префекта и обещав православного правителя, заявила: «Да не будет места вражде и да не смутит она течение этого прекрасного единения и благочиния»20. Это высказывание соответствовало содержанию и социальной направленности «энотикона» и могло отражать интересы тех столичных ктиторов, которые были заинтересованы в укреплении связей с провинциалами. Воззвание столичных жителей к Анастасию «Царствуй, как Маркиан!» (Ibid., p. 425, 3—4), по существу требовавшее жесткой «халкидонской» политики21, наоборот, предусматривало максимальное удовлетворение потребностей столицы и минимум уступок провинциальным центрам. В этом плане можно рассматривать и недоверие к Анастасию столичного патриарха Евфимия (490—495 гг.), не принявшего «энотикон» (Евагрий, с. 167—168; Theoph., p. 210, 11). При выборе императора Евфимий заявил несогласие с кандидатурой Анастасия. Даже после того, как последний обязался «сохранить веру в целости и не производить никаких нововведений» в церкви, Евфимий распустил в массах (tois pollois) слух о приверженности Анастасия к манихейству (Евагрий, c. 168; Niceph., XVI, 26)22. Уступил Евфимий под давлением сената и Ариадны (Theod. Lect., II, 6).

Положение в столице осложнялось присутствием исавров. На императорский престол притязал Лонгин, брат Зинона, бывший начальником дворцовой стражи и имевший опору в исаврах. По Евагрию, удаление Лонгина на родину было «первым делом» Анастасия (Евагрий, с. 162). Феофан называет Лонгина жестоким, невоздержанным и стремящимся захватить власть с помощью исавров и [с.85] своего друга Лонгина из Кардалы, магистра оффиций (Theoph., p. 210, 3—7). Немедленная расправа с Лонгином была невозможна: это бы грозило исаврийский мятежом в столице.

Таким образом, некоторые черты как правления Анастасия, так и оппозиции к нему вырисовывались уже при его избрании. Часть столичной знати оказывала нажим на правительство, видимо, проявившее тенденцию к контакту с провинциальной знатью в целом, а следовательно, и к продолжению «политики примирения», наметившейся в предшествовавший период. В оппозиции оказался патриарх Евфимий и его сторонники, объективно отражавшие интересы той части столичных ктиторов, которая видела идеал в авторитарной политике по отношению к провинциалам.

Однако обстановка выборов23, объективная необходимость «антиисаврийских» групп знати опереться на сословные институты, на столичных димотов — все это активизировало столичное население.

В таких условиях и разразилась в Константинополе так называемая «плебейская война» (Marc. Comes, p. 94, 5—6). Предположение А. П. Дьяконова, что ее причиной «было недовольство венетов новым правительством и усиление прасинов»24 является слишком прямолинейным. Убедительнее наблюдение А. А. Чекаловой, отнесшей мятеж 491 г. не к борьбе партий, а к совместным выступлениям народных масс, и определившей его причину как «попытки императора ограничить зрелища, а по существу — вообще всякие сборища народа»25. Действительно, накануне восстания префект города запретил зрелища в столице специальным указом (Ioann. Ant., fragm. 214b, 2), а волнение началось именно с ипподрома в присутствии императора. Но, думается, как раз сложная обстановка, связанная со сменой правительства, обусловила очень активную реакцию народа на узурпацию его прав. Видимо, нельзя не учитывать и упомянутую выше тенденцию нового правительства пойти навстречу провинциальной знати, — тенденцию, которую константинопольцы явно уловили. В данном ключе обвинения, бросаемые патриархом Евфимием в адрес Анастасия — «манихей», «арианин» и т. д. (Theod. Lect., II, 6, 7), — должны были действовать на массы горожан, связывавших с этими религиозными направлениями покушающуюся на их прерогативы провинциальную знать.

Характерно, что накануне восстания правительство поспешило «избавить» какие-то группы населения «от ужасов конфискаций», [с.86] запретило амнистию доносчикам, осудило «нечестие так называемой делатории» и кассировало недоимки по прежним податям (Procop. Gas., Paneg., 5; Ioann. Ant., fragm. 214b, 1). Но эти уступки не сработали.

Волнение завершилось пожаром и кровопролитием. Император использовал против восставших военную силу (Ioann. Ant., fragm. 214b, 2). «И многие погибли, и многое было сожжено» (Excerpta., p. 167, 21—22). Префект Юлиан, возбудивший недовольство горожан, однако был смещен. На его место встал зять императора, патрикий Секундин.

На проведенном следствии было констатировано, что «сие дело (т. е. восстание — А. К.) было устроено по замыслу… исавров» (Ioann. Ant., fragm. 214). Безусловно, и исавры могли участвовать в событиях 491 г., но неясно, данный ли факт отразился в тезисе Теодора Лектора о том, что исавры стали совершать после воцарения Анастасия много бесчестного и бесчеловечного (Theod. Lect., II, 9). Тесная связь между горожанами и исаврами исключалась. Большую возможность воздействовать на массы, как было показано, могли иметь сторонники патриарха Евфимия. В таком случае указанное судебное следствие — явная попытка сделать из исавров козлов отпущения и нежелание идти на конфликт с частью столичных оппозиционеров. Однако удаленным из Константинополя исаврам сохранили их почести и имущества (Ioann. Ant., fragm. 214b, 3). Этим правительство явно пыталось сохранить резерв военной силы, которую можно было противопоставить другим группам оппозиции. В то же время часть исаврийской верхушки была изолирована (Ibid.; Theoph., p. 211. 8—19). «Однако магистр Лонгин и Афинодор, хваставшийся доблестью богатством, со многими другими вырвались в землю исавров» (Ioann. Ant., fragm. 214b, 3).

По-видимому, исход «плебейской войны» и осуждение исаврийской верхушки послужили катализатором превращения оппозиции военно-клановой знати Исаврии в открытых врагов правительства. В том же 491 г.26 на юге Малой Азии началось восстание, названное современниками «исаврийский мятежом».

Рассмотрим те черты этого мятежа, которые могут дать представление о характере отразившейся в нем оппозиции.

1. Социальным и военным ядром оппозиции являлась лишившаяся былых привилегий исаврийская знать. Иоанн Антиохийский [с.87] сообщает, что «император, возненавидев раз и навсегда ta Isauron и излишество процарствовавшего Зинона, предписал, чтоби даже и сама императорская одежда была выставлена на продажу, и, справив указ, разрушил так называемое укрепление Папирия. Он уничтожает и выдаваемое им (исаврам — А. К.) от Зинона жалование, достигавшее до полутора тысяч фунтов золота ежегодно» (Ioann. Ant., fragm. 214b, 4). По Евагрию, после подавления мятежа 5 тыс. фунтов золота, ежегодно отправляемые «варварам» исаврам, стали поступать в казну (Евагрий, с. 175). Таким образом, правительство ударило не только по политическим, но и по экономическим привилегиям исаврийской верхушки. В то же время крутые меры в отношении исаврийских общин вызвали оппозицию и рядовых свободных горцев, стремившихся при Зиноне стать военным привилегированным сословием. Так, известно, что после разгрома мятежников у Коттиэя (конец 492 г.) правительство вынуждено было вести в Исаврии по 497 г. включительно изнурительную горную войну, что было бы невозможно без опоры оппозиционеров на местные общины. По Феофану, мятежники опирались «на положение городков и укреплений Тавра» (Theoph., p. 214, 1—3); после подавления мятежа император «множество исавров переселил во Фракию» (Ibid., p. 216, 9—10). Очевидно, это были сопротивлявшиеся до конца горцы-общинники27.

2. В составе мятежников находились и разнородные «римские элементы». По Иоанну Антиохийскому, в рядах восставших было «множество воинов — до 100 тысяч, — доставленных из исавров и римлян, добровольно принявших союз (разрядка наша — А. К.), а также и повиновавшихся принуждению» (Ioann. Ant., fragm. 214b, 5). Феофан пишет, что магистр Лонгин собрал исавров и «другое войско из варваров и разбойников, около полутора тысяч» (Theoph., p. 212, 17—19). Во главе войска стояли Лонгин, «предводитель Исаврии», а также «Афинодор, человек безыскусственнейший, из сенаторов» и Конон, епископ Апамеи, оставивший престол и сделавшийся воином (Ibid., p. 213. 5—9; Ioann. Ant., fragm. 214b, 5; Excerpta. p. 167, 34—36; Malal., p. 393, 21—23).

Картина усложнялась отношением к мятежникам «партии Евфимия». Как известно, в 494 г., когда стало ясно, что война на юге Малой Азии затягивается (правительственные войска потерпели ряд неудач), Анастасий обратился к патриарху столицы. [с.88] Евфимий имел возможность созвать находившихся в Константинополе епископов, которые ходатайствовали бы за исавров для заключения мира (Theod. Lect., II, 9; Theoph., p. 215, 3—6). Патриарх поделился секретом с патрикием Иоанном, тестем упомянутого Афинодора, но Иоанн донес об этом Анастасию (Theod. Lect., II, 9; Theoph. p. 215, 6—10). Позднее Евфимию приписали сношения с руководством мятежа (Theod. Lect., II, 12). Вряд ли подобное обвинение было справедливо. Во-первых, Евфимий принадлежал к «антиэнотаконовскому» направлению церковной политики и поэтому был противником компромиссов с какой-либо провинциальной верхушкой, а значит, и с группировкой обоих Лонгинов. Во-вторых, поддержка исавров, оставивших по себе кровавую память в Константинополе, лишила бы патриарха симпатий многих столичных жителей. То, что в ходе мятежа исавры и их сторонники, дойдя до Фригии, разграбили «множество городов» (Theoph., p. 213, 2—4), явно не могло не сказаться на отношении к ним горожан вообще. Недаром, по Евагрию, византийцы позже радовались, видя головы Лонгина и Феодора, доставленные в столицу полководцем Иоанном Скифом (Евагрий, с. 174). Также симптоматично, что после осуждения Евфимия «народ возмутился» и выразил протест на ипподроме (Theod. Lect., II, 12). В-третьих, в 494 г. было уже ясно, что дело исавров в принципе проиграно. Решающий военно-тактический разгром мятежников произошел еще в 492 г. под Коттиэем, где погиб Лонгин из Кардалы. До этого погиб Конон Апамейский и была сорвана осада исаврами Клавдиополя. Феофан называет данные события «второй и величайшей победой для римлян» (Theoph., p. 214, 11—13). Вряд ли был для Евфимия смысл поддерживать контакт с мятежниками в этот момент.

Маневр Евфимия по поводу созыва епископов и предполагаемых переговоров с мятежниками следует рассматривать как попытку «партии» патриарха использовать ситуацию в интересах «антиэнотиконовски» настроенной столичной знати и для укрепления позиций столичной церкви. Видимо, отсутствие мира и сосредоточение сил правительства на другом объекте было на руку группировке патриарха.

Можно заключить, что «римские элементы», участвовавшие в мятеже, не были тесно связаны со столичной знатью. Принадлежность Афинодора к сенаторам смущать нас не должна: как показал Г. Л. Курбатов, в V—VI вв. часть сенаторов, приобретая большие [с.89] имущества в провинции, превращалась в провинциальную служилую знать28. Добровольно присоединившиеся к мятежу римляне — это, видимо, недовольные правительством группы провинциалов.

3. Мятеж, наряду с прочим, сочетал сепаратистские тенденции с попытками исаврийский знати вернуть былое привилегированное положение. Большинство источников указывает на намерение исавров «устроить у себя тиранию» (Theod., Lect., II, 9; Excerpta, p. 167, 25; Malal., p. 393, 12—13). По Евагрию, Лонгин открыто готовился к войне с автократором (Евагрий, с. 174). Зонара писал, что магистр Лонгин «поднимает мятеж и разграбляет многое на востоке» (Zonar., p. 260, 21—23). По Марцеллину Комиту, «исавры всеми силами стремятся присвоить себе imperium” (Marc. Comes, p. 94, 8—9).

Таким образом, мятежники объективно и субъективно боролись за реставрацию военного режима, имевшего место при Зиноне. Однако в силу сопротивления восстанию значительной части столичной знати и поддержки восставших со стороны части провинциальных ктиторов «исаврийский мятеж» оказался в русле оппозиции той самой крупноземлевладельческой знати, которая была слабо связана с интересами позднеантичных полисов. В отличие от «мятежа Илла» 484—488 гг.29, в котором отчасти отразилась оппозиция определенных групп торгово-ростовщической верхушки провинциальных центров, восстание 491—497 гг. располагало более солидной базой собственно в исаврийских общинах, но в силу своей вышеотмеченной социальной направленности имело меньшее территориальное распространение: ни малоазийские, ни сирийские города не поддержали это восстание так, как в ходе «мятежа Илла». Отсюда — никакого сочувствия к мятежникам у византийских авторов. По Евагрию, пленение вожаков восстания было сладостным и для императора, и для византийцев (Евагрий, с. 174).

Мятеж в Исаврии совпал с новыми волнениями в столице. Марцеллин Комит называет их гражданской войной против власти Анастасия (Marc. Comes, p. 94, 14) и относит к 493 г. Источники не позволяют связать эти волнения с «исаврийскими делами». Мнение А. П. Дьяконова, что именно события 493 г. отразились во фрагменте 214b Иоанна Антиохийского30, верно лишь отчасти. В рассказе Иоанна Антиохийского явно совместились события 491 и 493 гг.31. Более определенен намек на причину волнений, [с.90] содержавшийся в письме патриарха Евфимия папе Геласию: мятеж был вызван осуждением бывшего патриарха Акакия32.

Подавление волнений, видимо, ослабило оппозицию сторонников Евфимия, так как в следующем году Анастасий открыто выступил против патриарха. Марцеллин Комит пишет, что император «начал возбуждать против величия веры православных братоубийственные сражения» (Ibid., p. 94, 19—20). Подобные оценки действий императора авторами трудов с «халкидонской» ориентацией дают возможность полагать, что Анастасий, наступая на часть столичной оппозиционной знати, делал ставку на те группы провинциальной знати и те группы константинопольских ктиторов, которые были заинтересованы в обоюдовыгодных связях. Недаром Теодор Лектор с негодованием описывает организацию покушения на Евфимия и суд над ним (Theod. Lect., II, 10). Тот же Теодор Лектор, а также Феофан подчеркивают, что собранные епископы низложили Евфимия, стараясь угодить императору (Theod. Lect., II, 12; Theoph., p. 216, 14—18). Кстати, собраны были только те «отцы», которые проживали на тот момент в столице (Theod. Lect., II, 12; Zachar., S. 102, 10—11; Theoph., p. 216, 14—15), а также, по сообщению монофизита Захария Ритора, некоторые «правоверные-монахи из Александрии и Востока» (Zachar., S. 102, 11—12).

Действия императора были поддержаны видными главами провинциального клира. Известно, что Евфимий занимал негативную позицию в отношении александрийского патриарха, сторонника «энотикона», Петра Монга и его преемника Афанасия (Zachar., S. 101, 22—37). Афанасий вошел в контакт с Саллюстием Иерусалимским. Оба обратились к императору, обвиняя Евфимия в ереси. Если инкриминирование Евфимию связей с мятежными исаврами было рассчитано на нейтрализацию столичных жителей, то обвинение в ереси было понятнее провинциалам. Церковная верхушка провинций, наряду с прочим, опасалась реализации планов Евфимия, требовавшего нетерпимости в делах веры и смещения неугодных ему епископов. Для понимания отношения правительства к процессу Евфимия, думается, следует учесть и мнение К. Капицци, что одним из принципов религиозной политики Анастасия было утверждение императорского авторитета над церковью в соответствии с традиционными нормами римского имперского культа33.

[с.91] Реакция константинопольской знати на исход процесса была отрицательной. Недаром Марцеллин Комит пишет под 495 г. о «ложном» обвинении Евфимия и его ссылке. Избранный патриархом Константинополя Македоний (495—511 гг.) немедленно подписал «энотикон», соглашаясь с курсом Анастасия.

Низложение Евфимия представляется поражением наиболее радикальной части оппозиции столичной знати, отстаивавшей интолерантность и укрепление привилегий Константинополя.

Однако смягчения недовольства курсом правительства в столице не произошло. Теодор Лектор и Феофан сообщают о возмущении народа, попытавшегося организовать на ипподроме выступление в пользу Евфимия (Theod. Lect., II, 12; Theoph., p. 216, 18—20). Анастасий «злобно поспешил одержать верх» (Theoph., p. 216, 20 — 217. 1). Данное событие лишний раз подчеркивает, что отмеченная радикальная часть оппозиции столичной знати имела опору по крайней мере в части руководства цирковых партий.

Кроме того, известно, что Македоний вознамерился «соединить монастыри столицы, отпадающие из-за энотикона Зинона» (Ibid., p. 218, 18—20). Это делалось по распоряжению Анастасия. Руководство ряда обителей наотрез отказалось от компромисса с правительством. По. Феофану, Македоний счел за лучшее оставить их в покое, нежели оказать нажим (Ibid., p. 219, 7—9)34, в чем также можно видеть примиренческий курс в духе «энотикона». В литературе уже подчеркивалась связь между ростом столичных монастырей, влиянием их обитателей на императорский двор и увеличением с 70-х гг. V в. авторитета монашеских лидеров среди столичного населения35.

Возможно, на отношение правительства к монахам повлияли и события 498 г. в Константинополе, о которых, к сожалению, известно немного36. Для нашей темы существенно подчеркнуть то, что, несмотря на кровавое подавление волнений, зачинщиками которых были прасины, правительство пошло на существенную уступку: Платон, назначенный префектом города, являлся патроном прасинов (Malal., p. 395, 4—5). Это, однако, не дает оснований рассматривать волнение как открытый нажим части столичной торгово-ростовщической знати и ремесленной верхушки на правительство, чтобы заставить его вести политику в ее пользу. И дело не только в том, что источники описывают не причины, а лишь повод к мятежу (Malal., p. 394, 11—16; Chron. Pasch., p. 608, 1—3). [с.92] Редкий специалист по истории ранней Византии не отыечает поддержку Анастасием прасинов с самого начала правления. В данном случае следует лишь конкретизировать данный факт мнением М. Я. Сюзюмова: «Анастасий считался лишь с финансовыми дельцами, связанными с Сирией и Египтом и возглавлявшими прасинов; представителей широких плебейских масс он не мог допустить к участию в управлении»37. Сопоставляя это мнение с событиями 498 г., видимо, целесообразно указать на то, что именно в мае 498 г. была отменена основная торгово-ремесленная подать — хрисаргир. Этот факт связывается в литературе с началом в конце V в. массового обнищания торгово-ремесленного населения38. Ликвидация collatio lustratis явно была на руку верхушке прасинов, отчего источники и отмечают, что многие приветствовали такое мероприятие. В то же время реформа денежного обращения ударила по низшим слоям населения39.

Таким образом, как и «плебейская война», волнение 498 г. представляется прежде всего действием народных масс, которым лишь пытались воспользоваться в своих интересах определенные группы господствующего класса. Но волнения 491 и 498 гг. в данном аспекте различаются по своему содержанию.

Во-первых, при рассмотрении событий 491 г. угадывается только возможность влияния на восставших антиправительственных демаршей части оппозиции столичной знати (группировки Евфимия) и исаврийской военно-чиновной верхушки (группировка Лонгинов). Для волнений 498 г. такая возможность представляется гораздо меньше: обе группировки потерпели поражение в предшествующий период.

Во-вторых, «плебейская война» в причинном отношении частично имела связь с характером смены правительства в 491 г. с тенденциями повышения активности городских народных масс — активности, направленной столичными жителями, кроме всего прочего, на закрепление своего привилегированного, по сравнению с провинциалами, положения. В 498 г., после подавления волнений 491 и 493 гг., а также после успешного для правительства исхода «исаврийский войны», такие тенденции утратили прежний потенциал. Поэтому извлечение определенными группами господствующего класса выгод из давления народных масс на правительство более или менее фиксируется только применительно к событиям 498 г. И это, несмотря на общность некоторых причин [с.93] волнений в указанные годи (борьба горожан за свои прерогативы в общественной жизни столицы).

Итак, политическая оппозиция развивалась на сложном фоне социально-политической борьбы в Византии 491—498 гг. в целом. Правительство Анастасия по сравнению с правительством Зинона обнаружило еще большую склонность учитывать интересы торгово-ремесленной знати провинциальных центров. Отсюда — оппозиция той части столичной знати, которая отстаивала жесткий курс по отношению к провинциалам. Эта часть знати имели возможность апеллировать к плебсу, но, видимо, прибегала к таким действиям в основном через религиозные лозунги непримиримо ортодоксального толка (методы группировки Евфимия). Откровенные попытки данного направления оппозиции использовать в своих целях нараставшие народные движения в городах для 90-х гг. V в. практически неизвестны.

Намного выше оказался уровень оппозиции провинциальной знати, слабо связанной с интересами полисов. Она объективно получила «вливание» со стороны военно-организованной знати Исаврии, пытавшейся вернуть свое привилегированное положение в рядах господствующего класса. Возможно, с этой оппозицией как-то стыковалась оппозиционность радикальной группы уже названной части столичной знати.

Оба направления оппозиции потерпели поражение. Столичные оппозиционеры — поражение организационное, исаврийцы и крупные землевладельцы-провинциалы — военно-политическое. Во многом этот успех правительства можно объяснить определенней поддержкой его со стороны торгово-ремесленно-ростовщической знати крупных провинциальных городов. Такая поддержка объясняет и тот факт, что весьма заметная в предыдущие царствования оппозиция со стороны ряда групп этой знати в 491—498 гг. не прослеживалась.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Определение политической оппозиции применительно к рассматриваемой эпохе см.: Козлов А. С. Основные черты оппозиции правительству Феодосия I в восточной части Римской империи // АДСВ, — 1975, — Вып. 12. С. 66—67. В тех современных западных исследованиях, которые в той или иной мере признают социальный характер борьбы между определенными группами позднеантичного общества, крайне аморфно характеризуется тот или иной вид оппозиции. Даже если в конкретных случаях признается ее политический заряд, такая оппозиция оказывается лишенной либо классовой определенности, либо четкого объекта. См., например, следующие заметные работы: Jones A. H. M. Were Ancient Heresies National or Social Movements in Disguise? // Journal of Theological Studies. — 1959. — V. 10. — P. 280—296; Martindale J. R. Public Disorders in the Later Roman Empire, Their Causes and Character. B. A. thesis. — Oxford, 1960; Brown P. R. L. Religious Dissent in the Later Roman Empire // History. — 1961. — V. 46. — P. 83—101; Liebeschuetz W. Did the Pelagian Movement Have Social Aims? // Historia. — 1963. — Bd. 12. — P. 227—241; Mac Mullen R. Enemies of the Roman Order. — Cambridge, Massachusetts, 1966; Gregory T. E. Vox Populi. Popular Opinion and Violence in the Religious Controversies of the Fifth Century A. D. — Columbus, Otho, 1979 (там же см. и литературу вопроса, p. 3—14; 229—242). [назад]

2. Stein E. Histoire du Bas-Empire. — Paris, Bruxellee, Amsterdam, 1949 — T. II. — P. 81—84. [назад]

3. О позднеантичной стадии развития см.: Курбатов Г. Л., Лебедева Г. Б. Византия: проблемы перехода от античности к феодализму. — Л., 1984. — С. 11—24. О рабовладельческом характере ранневизантийского общества см.: Сюзюмов М. Я. Рец. на кн.: Липшиц Е. Э. Право и суд в Византии в IV—VIII вв. — Л., 1976 // ВВ. — 1978. — T. 39. — С. 226—227. Корсунский А. Р. От восточной Римской империи к Византии. Рец. на кн.: История Византии. — М., 1967. — Т. I // ВВ. — 1969. — Т. 29. — С. 300—304. О позднеантичном характере ранней Византии см. также: Weiss G. Antike und Byzanz. Die Kontinuitat der Gesellschaftsstruktur // Historische Zeitschrift, 1977. — Bd. 224. — S. 560. [назад]

4. Fine J. V. A. Two Contributions on the Demes and Factions in Byzantium in the Syxth and Seventh Centures // ЗРВИ, — 1967. — Т. X. — P. 32. [назад]

5. Курбатов Г. Л. К проблеме типологии городских движений в Византии // Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества. — Л., 1974. — Вып. I. — С. 57. [назад]

6. Чекалова А. А. Восстание Ника и социально-политическая борьба в Константинополе в конце V — первой половине VI в. // ВО. — 1977. — С. 176—177. [назад]

7. Winkelmann F. Die ostlichen Kirche in der Epoche der christologischen Auseinandersetzung. — B., 1980. — S. 13. [назад]

8. См.: Козлов А. С. Политическая оппозиция правительству Византии в конце IV — начале VI вв.: Автореф. дисс… канд. ист. наук. — Свердловск, 1975. — С. 3—8. [назад]

9. Удальцова З. В. Византия и Западная Европа (типологические наблюдения). // ВО. — 1977. — С. 59; ср.: Jarry J. Heresies et factions dans l’Empire Byzantin du IVe au VIIe siecle. — Le Caire, 1968, — P. 114—187 (О правлении Анастасия — p. 270—307). [назад]

10. Winkelmann F. Op. cit., S. 93. [назад]

11. Подробнее см. Козлов А. С. Политическая оппозиция правительству Византии в 476—491 гг.: основные направления и социальное содержание // Античная древность и средние века: вопросы социального и политического развития. — Свердловск, 1987. [назад]

12. Курбатов Г. Л. К проблеме перехода от античности к феодализму в Византии // Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества. — Л., 1980. — Вып. 3. — С. 9; см. об этом также в кн.: Patlagean E. Pauvrete economique et pauvrete sociale a Byzance. 4—7 siecles. — P., 1977. — P. 156, 431. [назад]

13. Курбатов Г. Л. Основные проблемы внутреннего развития византийского города в IV—VII вв.: (Конец античного города в Византии). — Л., 1971. — С. 54, 88, 146. [назад]

14. Dagron G. Naissance d’une capitale. Constantinople et see institutions de 330 a 451. — P., 1974. — P. 135—188. [назад]

15. Чекалова А. А. Восстание Ника…, с. 168—169. [назад]

16. Charanis P. Church and State in the Later Roman Empire. The Religious Policy of Anastasius the First, 491—518. — 2. Edition. — Salonici, 1974. — P. 43—48; Winkelmann F. Op. cit., S. 97—99. [назад]

17. Ср.: Frend W. H. C. Religion and Social Change in the Late Roman Empire // The Cambridge Journal. — 1949. — V. II. — No. 8. — P. 494—495. [назад]

18. Сюзюмов М. Я. Внутренняя и внешняя политика Византии и народные движения во второй половине V в. // История Византии. — М., 1967. — Т. I. — С. 209. [назад]

19. Возможно, непопулярным префектом был исавр. См.: Bury J. B. History of the Later Roman Empire. — L., 1923. — V. 1. — P. 430, f. 1. [назад]

20. Цит. по кн.: Кулаковский Ю. История Византии. — Киев, 1913. — Т. I. — С. 456. [назад]

21. Ср. коронацию Маркиана и Анастасия: Charanis P. Coronation and its constituional significance in the Later Roman Empire // Byz. — 1941. — T. XV. — P. 49, 53, 56. [назад]

22. Об обвинениях Анастасия в неправославии его современниками см.: Frend W. H. C. Tho Rise of the Monophysite Movement. Chapter in History of the Church in tho Fifth and Sixth Centuries — Cambridge, 1972. — P. 191. [назад]

23. Роль народных масс в выборах византийских императоров специально изучалась Х.-Г. Беком. См.: Beck H.-G. Senat und Volk von Konstantinopol: Probleme der byzantinischen Verfassungageschichte. — Munchen, 1966. — S. 10 f. О сложности обстановки при выборах Анастасия см.: Чекалова А. А. К вопросу о димах в ранней Византии // ВО. — 1982. — С. 47—48; см. также: Capizzi C. Potere e ideologia imperiale da Zenone a Guistiniano: atoria e mito // Giornate di studio a Ravenna 14—16 Ottobere 1976. — Milano, 1978. — P. 21—23. [назад]

24. Дьяконов А. П. Византийские димы и факции (ta mere) в V—VII вв. // Византийский сборник. — М., Л., 1947. — С. 204. [назад]

25. Чекалова А. А. Восстание Ника…, с. 171. Впрочем, на попытку Анастасия сократить влияние масс в цирке как на причину волнений указал еще М. Я. Сюзюмов (Внутренняя и внешняя политика Византии…, с. 210). [назад]

26. Rose A. Kaiser Anastasius I. — T l. 1. Die aussere Politik des Kaisers. — Halle, 1882. — S. 12. [назад]

27. См.: Brooks E. W. The Emperor Zenon and Isaurians // English Historical Review. — 1893. — V. 8. — P. 234—238. [назад]

28. Курбатов Г. Л. Основные проблемы…, с. 160. [назад]

29. См.: Козлов А. С. Политическая оппозиция правительству Византии в 476—491 гг… [назад]

30. Дьяконов А. П. Указ. соч., с. 206. [назад]

31. Достаточно сравнить описание событий Иоанном Антиохийским и Малалой, чтобы заметить разницу. В то же время ср. совпадения: сожжение в ходе волнений части города (Marc. Comes, p. 94, 5—6; Malal., p. 394, 22 — 395, 3; Ioann. Ant., fragm. 214b, 2), стычки с солдатами (Ioann. Ant., Ibid.; Malal., p. 394, 16—21), надругательство над статуями императора (Marc. Comes, p. 94, 14—16; Ioann. Ant. Ibid.). [назад]

32. Epistulae romanorum pontificum / Ed. A. Thiel. — Braunsberg, 1868. — P. 222—239; Schwartz E. Publizistische Sammlungen zum akakianischen Schisma // Abhandlungen der Bayerischen Akademie der Wissenschaften. — Phil. — Hist. Klasse. — Neue Folge. — 1934. — Bd. 10. 4. — S. 49—55. [назад]

33. Capizzi C.I. L’Imperatore Anastasio I (491—518). Studio sulla sua vita, la sua opera e la sua personalita. — Roma, 1969. — P. 133. [назад]

34. См.: Bacht H. Die Rolle des orientalischen Monchtums in des kirchenpolitischen Auseinandersetzungen um Chalkedon (431—518) // Grillmeier A., Bacht H. Das Konzil von Chalkedon: Geschichte und Gegenwart. — Wurzburd, 1953. — Bd. 2. — S. 276. [назад]

35. Frend W. H. C. — The Monks and the Survival of the East Roman Empire in the Fifth Century // Past and Present. — 1972. — No. 54. — P. 17, 19—20. [назад]

36. Malal., p. 394, 11 — 395, 3: «…димы прасинов Константинополя во время конных ристаний попросили императора освободить каких-то лиц, задержанных префектом города как бросавших камни. И не был народом отклонен от прямого пути сей император, но, вознегодовав, приказал солдатам выступить против них; и произошло великое смятение. И димы, обрушившись на экскувиторов и двинувшись к кафисме, бросали камни в императора Анастасия, — в числе коих некий Мавр бросил камень в императора. И, поднявшись с места, император избежал камня. И экскувиторы, увидев дерзость того человека, устремились на него и нарубили его на части. …Народ же, возопив, поджег так называемую Халку ипподрома, и сгорел портик до императорской кафисмы; и общественный портик до Эксаипия и форума Константина, сгорев целиком, был разрушен, — в то время как ранения делались повсюду». [назад]

37. Не пропечатано. [назад]

38. Не пропечатано. [назад]

39. Не пропечатано. [назад]

СОДЕРЖАНИЕ КОНФЛИКТА АСПАРА И ЛЬВА I

Оп.:: «Античная древность и средние века». 1975. №11.

[с.110] Накал социально-политической борьбы в середине V в., выразившийся в конфликте между Аспаром, стоявшим во главе византийских войск, и императором Львом I, выявил как позицию социальных слоев Восточной Римской империи по отношению друг к другу, так и их противоречивую связь с происходившими общественными переменами.

В исторической науке это событие обычно рассматривалось как проявление борьбы императорской власти и узурпаторской клики, противоборства римского и готского начал1. Конечно, данные моменты в какой-то мере являлись составными частями конфликта. Однако сведение его содержания только к этим моментам представляется неправомерным. Конфликт, несомненно, отразил конкретную социально-политическую ситуацию в Византии середины — второй половины V в. Стержнем противоречий того времени являлась борьба за пути развития общества, за способы и темпы изживания или сохранения позднеримских рабовладельческих порядков и вызревания ростков новых отношений. Внешне же преобладающими казались конфессиональные конфликты. Централизация и бюрократизация порождали засилие военно-чиновных клик и усиление в известные периоды роли армии2. Народные движения иногда попадали под контроль разнородных слоев господствующего класса, а вторжения варваров усугубляли запутанность обстановки.

Данная статья является попыткой выявить в этой борьбе место конфликта Аспара и Льва I.

Если рассматривать саму личность Аспара, то, думается, неудачны старания некоторых исследователей во что бы то ни стало связать его деятельность лишь с защитой «германских», «варварских» интересов. Если «варварское» происхождение Аспара бесспорно, то объявление его полководцем германской крови3, пекущемся о создании антиримского блока варваров4, ненаучно.

Отец Аспара, Ардабур, судя по всему, являлся преданным служакой Восточной Римской империи. В 421 г. он отличился в войне с персами, опустошив Арсанену, разбив полководца Михр-Нерсе и уничтожив семь сасанидских «вождей» (Сократ, стр. 530—531). В 425 г. Ардабур вместе с сыном Аспаром и полководцем Кандидианом были направлены Феодосием II против западноримского узурпатора Иоанна. В этой кампании Ардабур угодил в плен и лишь благодаря энергичным действиям Аспара и успеху внутренних врагов узурпатора завершил поход победой5.

[с.111] Портрет Ардабура-отца изображен в источниках в основном позитивно6. Карьера Аспара как будто повторяла отцовскую. В походе против Иоанна, после казни последнего, он столкнулся с Аэцием, явившимся с гуннским войском на помощь узурпатору. Сражение не определило победителя, но обстановка продиктовала Аэцию заключить мир с Галлой Плацидией, поддерживаемой Византией7. В начале 30-х гг. V в. Аспар командовал объединенными войсками Рима и Византии, придя на помощь Бонифацию против вандалов. Возможно, что, несмотря на поражение, он удержался в Африке вплоть до своего консулата (434 г.)8. В 441 г., совместно с Анатолием, Аспар участвовал в походе против персов, а немногим позже — в изнурительной кампании против полчищ Аттилы9.

Почти все моменты военной деятельности Аспара на службе империи оцениваются источниками положительно. Иная картина наблюдается, если даже в общих чертах рассмотреть версии относительно взаимоотношений Аспаридов и императорской власти.

Наиболее раннее сообщение о трениях между императором Львом и Аспаром содержится у Приска и относятся к известному спору об отношении византийского правительства к междоусобице скиров и готов (Prisc, p. 345). Однако другое место у Приска — относительно высказываний перед Аттилой византийского посла Максимина, будто Ареобинд и Аспар не пользуются при императоре Феодосии II никаким уважением и авторитетом (Prisc., p. 322. 2—5) — о противоречиях Аспаридов с императором не говорит. Во всяком случае, по прибытии в Константинополь Максимина упрекали в этом как во лжи (Prisc., p. 321. 29—32, 322. 1—2).

Приск по-своему освещал и гибель Аспара. В отрывках Евагрия сохранилось место, где он, апеллируя к «ритору Приску», подчеркивает коварство Льва, убившего Аспара и его сыновей «как бы в награду за свое возвышение» (Prisc., p. 275. 20—21, 276. 1—4).

Малала отмечает, что Аспар сделал Льву много зла (Malal., p. 160. 25—26). О каких-либо явных кознях Аспара по отношению к императору у Малалы сведений нет. Зато указывается, что «Лев, заподозривший патриция Аспара в стремлении к тирании, убил внутри дворца и его самого, и Ардабура, и Патрикия, его сыновей» (Malal., p. 160. 30—33).

Прокопий в «Войне с вандалами» не скрывает, что он передает только слухи об интригах Аспара против Льва. В 468 г. Византия послала против вандальского королевства огромный флот под командованием шурина императора, Василиска, «человека, безмерно жаждавшего верховной власти и надеявшегося достигнуть ее без боя приобретением дружбы Аспара» (Прокопий, стр. 57). Прокопий не уверен в правдивости слухов о сговоре Аспара с Василиском, сговоре, направленном к гибели флота и падению престижа Льва, — этот момент пронизывает весь его рассказ. Гибель Аспара и Ардабура полностью отнесена Прокопием в адрес императора, подозревавшего их в посягательстве на свою жизнь (Прокопий, стр. 64—65).

Зато в версии Феодора Чтеца связь Аспара и Василиска выглядит как аксиома: командующий флотом, по совету Аспара, принял [с.112] от Гензериха взятку и погубил экспедицию (Migne PG, t. 86, pars. 1, col. 177).

У Кандида Исавра нет ни слова о заговорах Аспаридов против Льва. Кандид сообщает о «несогласиях императора и Аспара относительно Тациана и Вивиана» (Candid., p. 442. 12—15) и указывает на причину усиления взаимных подозрений императора и Ардабура: донос Зинону, затю Льва, сделанный Мартином, oikeios Ардабура. Отсюда и приказание императора уничтожить Аспаридов (Candid., p. 442. 21—26).

Авторы более позднего времени, рассматривая интересующий нас конфликт, совмещают в своих трудах самые противоречивые версии. Например, «Пасхальная хроника» рядом с утверждением, что Аспариды добивались тирании (Chron. Pasch., p. 596), приводит данные о позитивной деятельности Аспара: благоустройство столицы, уважительное отношение к антиохийцам в вопросе о судьбе останков Симеона Стилита (Chron. Pasch., p. 593, 593—594). В «Хронографии» Феофана инкриминирование Аспару узурпаторских намерений отсутствует, но зато приводится ценное сведение о нападении на Зинона подстрекаемых Аспаром солдат. Согласно Феофану, это обстоятельство и вызвало подозрение Льва (Феофан, стр. 92). В компиляциях Георгия Кедрина и Иоэла каких-либо ясных указаний на заговор Аспаридов также не содержится. По Иоэлу, Аспар и Ардабур были убиты из-за своего арианского вероисповедания и желания править вопреки императору (Ioel., p. 41). Как и Малала, Иоэл приводит послание Льва императору Запада, Антемию: «Я убил Аспара и Ардабура, чтобы никто мне не противодействовал» (Ioel., p. 41—42).

Зонара в своей «Сокращенной истории» явно зависел как от источников, содержащих отрицательную характеристику Аспаридов, так и от «позитивных» версий. Отсюда два варианта смерти Маркиана (или он скончался от болезни, или был отравлен по соизволению Аспара. — Zonar., p. 250. 21—24) и два варианта обстоятельств возведения Аспаром на престол Льва (или самовольно, или с согласия народа. — Zonar., p. 250. 30—32). Сам Зонара убежден в притязании Аспаридов на императорский пурпур.

Самая негативная характеристика Аспаридам дана в «Церковной истории» Никифора Каллиста: провал антивандальской экспедиции отнесен за счет чудовищного заговора Аспара, Ардабура и Василиска против императора (Migne PG, t. 147, col. 80 A); Аспариды ведут в столице активную агитацию в пользу арианства (Ibid., col 80 B) и, охваченные злобой, строят козни, из-за которых и гибнут.

Таким образом, в византийских источниках можно проследить две основные традиции, касающиеся оценки конфликта между Аспаридами и императорской властью. Одна, восходящая в Приску, Кандиду и Прокопию, придерживается в целом беспристрастного и положительного тона; другая, берущая начало у Федора Чтеца, — сугубо негативная. Интересная закономерность: если авторы, придерживающиеся первой традиции, — в основном светские лица или клирики, в той или иной мере настроенные оппозиционно к императору, то те, кто проводит версии негативного плана, — в основном церковные деятели вне оппозиции.

[с.113] Почвой для появления подобных противоположных традиций являлось содержание рассматриваемого конфликта, участие в нем различных социальных групп. Связь «Аспар — варвары» выглядит в этом аспекте только как необходимый составной элемент явления и раскрывается в более сложной связи, требующей ретроспективного подхода.

В самом деле, после 400 г. позиция византийского общества к варварам, казалось бы, определилась довольно четко. Грабительские рейды по Балканскому полуострову отрядов Фритигерна и Алариха, мятеж под руководством Трибигильда и Гайны, нацеленный на захват верховной власти в Византии, оставили долгую память. Народные массы, от случая к случаю помогая варварам громить имения знати, в основном оказывали им перманентное сопротивление10. Отчаянный отпор встречали готы от населения городов: вторжения разрушали торговые коммуникации, сложившуюся систему товарно-денежных отношений и подрывали самые основы городского строя11. Позиция господствующего класса была более сложной. Готы, чужеродный элемент в империи, являлись удобным инструментом для подавления социальных движений, а в условиях шаткого состояния восточноримской армии — контингентом для вспомогательных отрядов и дворцовой гвардии. Олимпиодор даже связывал с готами появление института федератов12. Однако роль пешек не устраивала варваров; ярче всего это выявили их мятежи. Тенденция к рабовладельческим порядкам, развивавшаяся в недрах готского общества, находила в империи благоприятную почву. Варварская военно-племенная верхушка легко проникала в структуру господствующего класса империи, занимала видные посты в ее политической организации13. В целях ассимиляции варваров империя отводила им для поселения определенные территории, стараясь превратить готов в земледельцев-подданных. Готы сопротивлялись, предпочитая оставаться воинами и обирая население предоставляемых им земель14. Тенденция готов к превращению в военно-землевладельческое сословие за счет зависимого населения в значительной мере реализовалась на Западе. Ее победа в Византии, очевидно, означала бы реакцию, возвращение к более примитивным формам эксплуатации и общественного устройства. В результате варвары, особенно их верхушка, вступали в непримиримый конфликт с большинством господствующего класса Византии. Экономические и военные ресурсы последней позволили правящим группам в 400 г. разрешить возникшее противоречие в свою пользу. Попытка Гайны закрепиться в Константинополе была пресечена кровавыми мерами15. Победу одержала «партия», проводившая, по выражению Зеека, политику «антигерманизма»16. По мнению В. Шульце, 12 июля 400 г. «разделило германцев и византийцев навсегда»17.

Однако господствующий класс империи не мог пренебречь возможностью использовать варваров в своих целях. К тому же физическое их истребление или полное вытеснение за пределы Византии было утопией. Даже от орд Алариха правительство избавилось путем сложнейшей политической интриги, и все-таки готский элемент остался в империи. Правительство сокращало контингент варваров-федератов, ставило над ними римских военачальников, разбавляло готские объединения [с.114] лицами иноплеменного происхождения. Интенсивнее протекала ассимиляция варваров. Верность и преданность императору оценивались в V в. как главные положительные качества федерата18. Все это важно иметь в виду при изучении социальной опоры Аспаридов.

Действительно, источники отмечают, что Аспар смело полагался «на готскую силу» (Malal., p. 160. 26), что «он имел множество готов и многочисленных комесов, и прочих юношей, и держащихся их людей, которых он называл федератами и на которых отводятся федератские анноны» (Malal., p. 161. 1—4. Ср.: Chron. Pasch., p. 596—597). Именно готская дружина во главе с Острисом явилась мстить за гибель Аспаридов (Chron. Paseh., p. 597; Malal., p. 161. 4—10). Предводитель находящихся во Фракии остготов, Теодорих Страбон, брат супруги Аспара, потребовал у Византии оставленное ему Аспаром наследство и отряды, «над которыми прежде начальствовал Аспар» (Malch., p. 386. 31—32, 387. 1—3). Из приведенного сведения Малалы видно, что готские контингенты — только часть подчиненных Аспару дружин. Видимо, учитывая пестроту этих отрядов, Лев и позволил, «чтобы Теодорих предводительствовал войском, если он будет ему искренне предан» (Malch., p. 387. 5—6).

Если обратиться к уже упомянутому сообщению Приска о конфликте между императором и Аспаром по поводу войны готов и скиров, то предложение Аспара не вмешиваться в усобицу, вопреки желанию императора оказать помощь скирам (Prisc., p. 345. 16—20), вовсе не говорит о «готских симпатиях» первого. В другом месте Приск приводит подробные данные о проводимой полководцем Аспара Хелхалом тактике натравливания готских отрядов, сдавшихся ему на почетных условиях, на гуннские и о нападении самого Аспара на тех и других (Prisc., p. 348). Стремление использовать варварские элементы проявляется в такой тактике довольно четко: варвары ослаблялись в целом, а разгром некоторых готских группировок позволял поднять авторитет Аспаридов среди враждебных этим группировкам варваров. Однако такая двойственная политика настораживала известные слои господствующего класса, настроенные к варварам совершенно непримиримо.

У Аспара, несомненно, были и сторонники подобной тактики. Тенденция части варваров к трансформации в военное сословие на базе паразитического потребления прибавочного продукта византийского общества, вероятно, совпадала с похожими тенденциями в собственно восточноримской социальной среде. Происходившее после смерти Феодосия I усиление при императорах могущественных опекунов-военачальников сопровождалось ориентацией последних на относительно стабильные военно-служилые слои, ядро которых составляли их личные дружины. В тех условиях подобный процесс означал совпадение интересов некоторых римских и варварских правящих групп в вопросе усиления своего влияния путем использования этих слоев. В обстановке западной части империи (глубокий хозяйственный и политический упадок городов, выхолащивание формально-демократических элементов в системе управления, распыление экономических и военных ресурсов) социальная и политическая организация, подвергаясь нажиму военно-варварских [с.115] и поддерживающих их римских группировок, не могла противопоставить им достаточно сильной оппозиции, способной сплотиться вокруг императорской власти. Недаром Стилихон, Рицимер и Одоакр, опиравшиеся в основном на варварские дружины, были решительнее в своих действиях по сравнению с Аспаром. Очевидно, борьбой названных группировок с оппозицией частично можно объяснить различие версий и оценок конфликта, встречающихся в византийской историко-литературной традиции.

Оценки эти, по всей вероятности, складывались еще в период, предшествующий возвышению Льва. В 447 г. Ардабур-младший стал консулом. Человек незаурядной энергии, он был, пожалуй, наиболее ярким образцом «римлянина» в семействе Аспаридов19. Для самого Аспара конец 40-х гг. V в. явился решающей ступенью на пути к личному могуществу. Согласно преданию, умирающий Феодосий II «в присутствии Аспара и всех остальных сенаторов» предрек править Маркиану (Cedr., p. 602; Chron. Pasch., p. 590). Если из этого и не следует немедленный вывод о возможном нажиме Аспара на Феодосия20, то отождествление военачальника с армией в целом здесь несомненно. Существование двух версий — об избрании Маркиана императором армией и о выборе его Пульхерией, сестрой Феодосия21, — возможно, отражает отношение к данному событию различных правящих групп. Феофан, видимо, следуя широко распространенному рассказу о пленении Маркиана в неудачной африканской экспедиции в 431 г., отмечает, что тот был отпущен Гензерихом, едва стало известно о его близости к Аспару (Феофан, стр. 82—83. Ср.: Прокопий, стр. 36—37; Manass., p. 122—123; Zonar., p. 245. 31—32; 246. 1—12). Таким образом, роль последнего в возведении Маркиана на престол совершенно ясна. В то же время описания этого факта в источниках лишены той яркой эмоциональной окраски, что присутствует при освещении коронации Льва. Причиной тому явилась скорее всего не позиция хронистов, а изменение социально-политической обстановки во второй половине 50-х гг. V в. К этому времени роль Аспаридов в политической организации империи возросла прежде всего с качественной стороны22. При Маркиане получили достоинства патриция и сам Аспар, и Ардабур-младший; последний, кроме того, приобрел звание магистра армии Востока23. Сосредоточение высших военных постов в руках одного семейства, очевидно, явилось попыткой нарушить практиковавшуюся в Византии дробность командования армией. Качественное изменение позиций Аспаридов подчеркивает и тот факт, что к концу правления Маркиана возникают опасения по поводу возможной узурпации престола со стороны ариан. В конце 40-х гг. V в. таких опасений не было; источники фиксируют благоприятную обстановку для захвата власти Аспаридами только для 457 г.24

Несомненно, оценка большей или меньшей вероятности государственного переворота зависела от позиции того или иного автора. Но в мотивировке негативности подобной узурпации расхождений нет: византийцы органически не принимали возможности появления на троне человека арианского вероисповедания (Manass., p. 124; Migne PG, t. 116, col. 741 C; Migne PG, t. 147, col 80 A; Zonar, p. 251. 20—23).

[с.116] К V в. арианство было достаточно скомпрометировано перед большинством социальных групп византийского общества. Новая военно-чиновная знать, использовавшая его в борьбе с куриалами за муниципальные земли, к началу V в. достигнув своих целей, сблизилась со старой сенаторской аристократией под знаменем никейства25. Арианами в империи остались лишь немногочисленные, оппозиционные центральной власти слои и варвары-наемники, используемые правительством для борьбы с социальными движениями не только народных масс, но и отдельных слоев господствующего класса26. В этом аспекте определенная ориентация Аспаридов на готские арианские дружины делала опасения внутри империи еще более оправданными. В избрании Льва императором проявилась воля различных слоев византийского общества. Поэтому неправдоподобен следующий тезис в актах церковных соборов в Риме времен Теодориха: «Некогда Аспару сенатом было предложено, чтоб он сам стал императором...» (MGH, AA, t. XII, p. 425). Не подтверждаемое никаким другим источником, это сообщение имело скорее пропагандистский характер для Запада и противоречит обстановке коронации Льва. Манассий пишет о возложении скипетрократии на Льва синклитом «с патрицием Аспаром» (Manass., p. 123). Зонара допускает, что Аспар «сделал императором Льва... получая дозволение народа» (Zonar., p. 250. 31—32). Нельзя забывать, что Лев был первым императором, которого короновал константинопольский патриарх. Описание коронации, наряду с акцентированием места армии в ее проведении, содержит данные о претензиях на выдвижение Льва иных слоев и институтов. В свою очередь Льва «требует» на трон государство, и лишь затем — войска. Об избрании Льва молился двор, синклит и народ27. Вероятно, это обстоятельство, наряду с прочим, выражало известную оппозицию Аспаридам со стороны церкви и некоторых светских группировок знати, консолидацию в обычное время боровшихся между собой димов и факций. Таким образом, нового императора нельзя считать просто очередным выдвиженцем Аспара, креатурой, оказавшейся, правда, достаточно ловкой, чтобы потом свалить своего покровителя.

Несомненно, беспокойство определенных кругов было вызвано политикой Аспаридов и поддерживавших их групп, направленной на создание профессионального военного сословия, которое противопоставлялось производительному населению. Сразу после коронации Льва, в 458 г., явно под давлением Аспара принимаются соответствующие постановления.

«Мы запрещаем, чтобы наши солдаты становились кондукторами чужих имуществ или прокураторами, или руководителями в делах веры, или мандаторами кондукторов, — чтобы, отойдя от военных дел, они не переходили к земледелию и не становились тягостными для соседей из-за своей надежды на воинское отличие. И пусть занимаются войной, а не частными делами...» (Cod. Just., IV, 65. 31).

В аналогичном духе выдержано и другое постановление (Cod. Just., XII, 35. 15). Кроме обязанности солдатам не заниматься «возделыванием земель, охраной животных или стяжанием, но прилагать усердие только на собственной службе», оно указывает на нетерпимость [с.117] наличия вакантных военных должностей и меру наказания для лиц, использующих солдата не но назначению, а также для судей, покрывающих этих лиц: по фунту золота за каждого солдата. Из указа видно, что солдат как правило использовали «как в духовных, так и в императорских или в частных владениях (domibus), а также в имениях (ac posessionibus) и на различных других должностях».

Ясно, что круг людей, не заинтересованных в сословной замкнутости военных слоев в отмеченном указом аспекте был довольно широк: это духовенство, служащие императорских и частных владений, некоторые категории землевладельцев. Уже это не могло не создать оппозиции Аспаридам. Кроме того, запрещение солдатам заниматься хозяйственными, частными делами свидетельствует о нарушении экономических интересов отдельных прослоек в армии, что не могло не вызвать недовольства.

Очевидно, данные постановления явились первым шагом стоявших за Аспаридами групп по созданию своей социальной опоры. Стремление к формированию профессионального военного сословия на византийской почве переплеталось с тенденцией к появлению подобного сословия в среде готов, что усугубляло тревогу оппозиции. Противодействие Аспаридам крепло параллельно с возрастанием их влияния (в 459 г. стал консулом второй сын Аспара, Патрикий; в 465 г. — третий сын, Эрменарих)28. В 458 г., наряду с вышеупомянутыми постановлениями, вышел указ, направленный префекту претория Диоскору, о запрещении военным вмешиваться в гражданские дела. Подобное вмешательство вело к отставке от военной службы и к лишению всех привилегий (Cod. Just., XII, 35. 6). Некоторая неопределенность указа свидетельствует, возможно, о недостаточной оформленности оппозиции к Аспаридам и об их весе в политической жизни конца 50-х гг. V в. Лишь в правление Зинона вышел закон, конкретно предписывающий магистрам армии по Востоку подчиняться в любом деле, даже в границах собственной должности, приговорам гражданских судей (Cod. Just., I, 29. 3).

Особенно ярко выражают источники напряженность отношений между Аспаридами и ортодоксальными церковными кругами. В так называемом деле Тимофея Элура, патриарха Александрии, Аспар противостоял епископу Геннадию, «находившемуся при императоре» и ратовавшему за наказание Тимофея (Феофан, стр. 88). Аспар заступился и за епископа Сидона, Амфилохия, порицавшего халкидонское вероопределение, но осуждавшего Элура29. Еще при Маркиане Аспар ходатайствовал перед императором за Феодорита Киррского (Migne PG, t. 83, col. 1361 D). В письме к Аспару Феодорит призывает его «не переставать умолять» императора и императрицу о созыве нового церковного сбора (Migne PG, t. 83, col. 1364 A). Проводилась ли со стороны Аспара подобная агитация и насколько она была активна, неизвестно. Заступничество за епископа Киррского и за Амфилохия несомненно задевало их противников, сторонников халкидонского вероопределения. Возможно, указанные обстоятельства говорят об известной оппозиции Аспаридов к «халкидонской партии».

[с.118] Об ориентации Аспаридов на противодействующие ортодоксальной церкви и императору силы свидетельствует факт развернутых Львом преследований ариан-экзационитов после переворота 471 г. Им запрещалось иметь свои церкви и устраивать собрания (Malal., p. 161. 12—14).

О большом влияния арианской военной группировки на церковные дела упоминают указания римского папы Льва I на Патрикия как на своего постоянного адресата наряду с императором30.

Отражение противоречий Аспаридов и ортодоксальной церкви содержится в «Житии святого Марцелла». Предание о бегстве под укрытие монастыря некоего Иоанна, зависимого человека Ардабура, о посылке последним к монастырю солдат, о заступничестве за Иоанна монахов и божественных сил (Migne PG, t. 116, col. 737 D. 740), если и не является отголоском реального события, то свидетельствует об оценке Аспаридов в церковной традиции и церковниками-современниками.

Более лапидарны сведения о взаимоотношениях Аспаридов и прочих групп господствующего класса империи. Известно о каком-то конфликте императора и Аспара относительно Тациана, префекта города в 450 г., и Вивиана, консула 463 г. и префекта претория в 469 г. По Кандиду, этот конфликт послужил толчком к решению Льва опереться на дружины исавров в противовес аспаровым федератам (Candid., p. 442. 12—15). Ясно, что Тациана и Вивиана разделяла с Аспаром вражда, о сущности которой судить трудно. О трениях Аспара с сенатом отчасти свидетельствует требование Аспара к императору назначить префектом города «его (Аспара. — А.К.) единомышленника» (Cedr., p. 607). Согласно историко-литературной традиции, Лев обещал выполнить требование, но втайне назначил префектом некоего сенатора. На упрек Аспара Лев возразил, что императору не подобает быть у кого-либо в подчинении, тем более, если это вредит государству31. Возможно, автор «Пасхальной хроники» не случайно приурочивает убийство Аспаридов к кануну заседания сената и специально подчеркивает, что убитые тоже были сенаторами (Chron. Pasch., p. 596). Свидетельство об открытом конфликте Аспара с сенатом по поводу провозглашения Патрикия цезарем приводит Зонара. «Это показалось ненавистным синклиту и побудило к волнению население столицы» (Zonar., p. 251. 18—20).

Однако пример Василиска, «искавшего дружбы Аспара» и уповавшего на него в деле достижения верховной власти (Прокопий, стр. 57, 61; Migne PG, t. 86, pars. 1, col. 177; Migne PG, t. 147, col. 80 A—B), и пример Анагаста, магистра армии во Фракии, поднявшего мятеж (FHG, t. IV, p. 616 b) и, возможно, связанного с Ардабуром-младшим, показывают, что Аспариды могли даже в верхушке господствующего класса опереться на известных лиц. В то же время, если среди правящих фракций и находились сторонники Аспаридов, то очень нестойкие. Василиск после неудачного похода в Африку изменил позицию; по версии Феофана, Лев ориентировался на своего шурина наряду с другими военачальниками для отпора Аспару, а когда Теодорих Страбон и Острис подступили к столице, чтобы отомстить за смерть Аспаридов, их отбросили отряды Василиска и Зинона (Феофан, стр. 93). Анагаст же, если верить Иоанну Антиохийскому, после прекращения своего мятежа [с.119] «указал на Ардабура... как на повод к тирании и послал к императору его письма» (FHG, t. IV, p. 617 a).

Что касается взаимоотношений Аспаридов и народных масс Византии, то коротко заметим, что за исключением волнения в столице по поводу провозглашения Патрикия цезарем, каких-либо примеров недовольства этим арианским семейством со стороны широких слоев населения не было. За все время пребывания Аспаридов у власти с их стороны не проводилось ни одной карательной акции против низов. Наоборот, волнение в Антиохии по поводу судьбы останков Симеона Стилита прекратилось, когда Ардабур «послал готский отряд и доставил останки святого Симеона в великую Антиохию и учредил большой храм сего мученика» (Chron. Pasch., p. 593—594). Деятельность же Аспара по тушению пожара в столице (Zonar., p. 252. 24—28) и мероприятия по ее благоустройству32, несомненно, выставляли его в выгодном свете перед константинопольцами. Это объясняет, наряду с прочим, и тот факт, что за убийство Аспаридов Лев был заклеймен прозвищем «Макел» (мясник), закрепившимся за ним в византийской традиции (Ioel., p. 41—42; Cedr., p. 607).

Слабая поддержка Аспаридов в среде господствующего класса объясняется также их явной ориентацией на высшую власть в империи. Уже отмечалось, что появление арианина на троне для византийского общества было бы не просто аномалией. Последнее сознавал и сам Аспар. В этом отношении примечательны обстоятельства, связанные с пожалованием Патрикию достоинства цезаря. Гибель большей части флота, посланного против вандалов в 468 г., безусловно, подорвала престиж Льва33. Однако поднялись ли в итоге акции Аспара? В пользу положительного ответа вроде бы говорит согласие императора в том же году выдать свою дочь за Патрикия и предоставить ему титул цезаря. По мнению Феофана, Лев пожаловал Патрикия в цезари, «надеясь расположить к себе Аспара», «полагая, что он (Патрикий. — А.К.) отвлечет отца своего от арианской веры, и тем докажет преданность царю» (Феофан, стр. 92, 93). Согласно Кедрину, целью Льва было «вытянуть Аспара из арианской веры» (Cedr., p. 613). В «Житии святого Марцелла» все выглядит более прозаично: «Когда же надвинулась опасность и страх друг перед другом, а победа ни тому, ни другому доступна не была, оба обращаются к общим благоприятным соглашениям с тем условием, чтобы сыну Аспара, брату Ардабура, берущему себе в жены дочь императора, сделаться цезарем» (Migne PG, t. 116, col. 741 B). Однако сразу вслед за этим в Константинополе произошло выступление народных масс, слившееся с резкими протестами правящих групп и особенно церкви, против нового возвышения ариан. Собравшемуся на ипподроме народу император обещал, что Патрикий перейдет в православие, после чего толпа разошлась (Ibid., col. 744 A).

Если принять тезис, что после гибели африканского флота перевес сил был на стороне Аспара, то его поведение в указанных обстоятельствах более чем странно. Во время волнения в столице он даже не сделал попытки прибегнуть к помощи федератов. Более того, опасаясь возмущенного народа, вместе с Ардабуром он переправился в Халкидон и [с.120] укрылся в церкви Евфимия-мученика, где демонстративно отказался принять патриарха и вынудил явиться самого Льва, имевшего с ним продолжительную беседу (Migne PG, t. 147, col. 80 D). Патрикий же, после обручения с Леонтией и приобретения титула цезаря, с большой пышностью был послан в Александрию, — скорее всего из-за накаленной атмосферы в столице34. Возможно, что в 469 г. федератских дружин не было в Константинополе. Весьма вероятно, что они вообще не вводились туда Аспаром за время пребывания у власти. Не случайно после гибели Аспаридов Острис во главе их дружин «подступил к городу» вместе с Теодорихом (Феофан, стр. 93). Отказ Аспара расквартировывать в столице какие-либо отряды вполне соответствует его тактике не раздражать население памятью Гайны и Трибигильда. Факты, таким образом, говорят за попытку аккомодации военной группировки к неблагоприятной политической конъюнктуре.

Ряд моментов движения 469 г. (руководство со стороны монахов, мирное протекание, совпадение его целей с целями враждебных Аспаридам правящих кругов) дает основание предполагать инспирацию этого выступления со стороны заинтересованных слоев господствующего класса. Возможно, что постановление 469 г. о недопустимости в религиозные праздники некоторых видов административной практики — сбор податей, исполнение приговоров и т.д. (Cod. Just., III, 12. 9) — косвенно свидетельствует о реакции властей на волнение в столице, способное обрушиться не только против ариан.

Отсюда мнимая уступка Льва Аспаридам, выразившаяся в даровании Патрикию достоинства цезаря и в его обручении с Леонтией, выглядит тонко задуманной провокацией в условиях пошатнувшегося после разгрома африканского флота престижа императора. Поведение Аспара в 469 г. раскрыло неустойчивость его позиции. Недаром уже в 468 г. на Западе муссировался слух, что «Аспар стал частным лицом, сын его убит, так как они разоблачены как сообщники вандалов против Римской империи» (Mign PL, t. 51, col. 390 B).

Примечательно, что именно после 469 г. между отрядами Аспара и Зинона происходит ряд стычек, причем, в результате одного заговора Зинон едва не погиб во Фракии (Феофан, стр. 92). История возвышения Зинона, носившего ранее имя Тарасокодиссы, ставшего зятем императора и консулом в 469 г., достаточно известна. Бесспорно и намерение Льва опереться на отряды исавров во главе с Зиноном в противовес дружине Аспара. Возможно, ставка на исавров как на собственно восточноримские элементы, в отличие от готов, не имевших тенденции к военно-сословной оторванности от земледелия35, отражала ориентацию Льва на слои феодализирующейся знати, чьи интересы были объективно связаны с автократией. Вероятно, из исавров были набраны экскувиты, формирование которых Иоанн Лид приписывает Льву36. Во всяком случае, Малала и автор «Пасхальной хроники» изображают экскувитов как силу, нанесшую поражение готским отрядам Остриса (Chron. Pasch., p. 597; Malal., p. 166. 6—7). Примечательно и то, что консульство Зинона в 469 г. было отмечено рядом постановлений в пользу гражданских властей, в том числе — о повышении роли в [с.121] общественной жизни александрийских юристов (Cod. Just., I, 57. 1) и о большей гибкости в управленческой практике курий и коллегий городов, где позитивные нововведения могли приобрести форму «постоянного закона» (Cod. Just., VIII, 52. 3). Чрезвычайно ярко противопоставляет гражданские власти военным указ, подчеркивающий роль в общественной жизни империи адвокатов, которые «не меньше заботятся о человеческом роде, чем если бы спасали в сражениях и ценою своих ран отечество и родителей». «Мы уверены, что за нашу империю сражаются не только те, которые сверкают мечами, щитами и панцирями, но также адвокаты, ибо они борются за дело патрона, защищают надежду, жизнь и потомство» (Cod. Just., II, 7. 14). Таким образом, в 469 г. противодействие военным группировкам косвенно отразилось как в идеологической, так и в правовой сфере.

Отмеченные обстоятельства позволяют сделать вывод, что в конце 60-х гг. V в. Аспариды уже не располагали достаточной опорой, чтобы успешно бороться с оппозицией, их положение в политической системе Византин стало довольно шатким. Волнение в Константинополе в 469 г. показало, что против них выступают широкие социальные слои. В таких условиях прибегнуть к помощи федератов означало для Аспара повторение событий 400 г. То, что падение Аспаридов и их «партии» не произошло в 469 г., можно объяснить неполной консолидацией сил, необходимых оппозиции. В целом широкие массы населения относились к конфликту нейтрально: в 469 г. Аспаридам еще представлялось возможным использовать для разгрома внезапно вторгшихся гуннов.

Развязка наступила в 471 г. Марцеллин Комит приписывает убийство Аспара и его сыновей евнухам (MGH, AA, t. XI, pars 2, p. 90. 14—16), Иордан — Зинону (MGH, AA, t. V, pars 1, p. 43. 25—26). Последнюю версию развивает до натуралистических подробностей Никифор Каллист (Migne PG, t. 147, col. 81 A). Однако более правдоподобно сообщение Феофана: Зинон находился в Халкидоне, ожидая смерти Аспара, и своевременно явился к Константинополю с отрядами, чтобы вместе с Василиском нейтрализовать запоздалое выступление федератов (Феофан, стр. 93)37.

Устранение арианской военной группировки позволило центральной власти и верхушке православного духовенства развернуть гонения на оппозиционные силы (Malal., p. 161. 12—14). Часть служивших Аспару федератов, в основном варварская, удалилась во Фракию (Chron. Pasch., p. 597; Malal., p. 161. 7—10), часть перешла к Теодориху Страбону (Malch., p. 387. 1—6). В социальной структуре империи, в ее войсках большой вес приобрели исавры во главе с Зиноном.

«Варварский вопрос», следовательно, не являлся определяющим в конфликте, хотя и играл значительную роль. Готская опасность, качественно уменьшенная событиями 400 г., грозила Византии лишь постольку, поскольку Аспариды в известной мере ориентировались на включенный в их дружины готский элемент. Только в этом смысле конфликт стоит в рамках «готской проблемы» в Византии. В основе конфликта лежала борьба собственно византийских правящих группировок. Победа тех из них, что стояли за Аспаридами, могла бы в [с.122] перспективе привести к формированию военно-служилой знати, сходной по своему положению со знатью варварских королевств западного Средиземноморья, и следовательно, к известной деформации политической и социальной структуры империи, что сказалось бы на темпах разложения старых и вызревания новых общественных отношений.

Аспара на Востоке постигла такая же судьба, как Стилихона на Западе. Трудно судить, насколько справедливо инкриминирование ему стремления к узурпации. По крайней мере, выдвижение Патрикия показало, что мысли об основании новой династии не были ему чужды. Однако в целом политическая деятельность Аспара противоречит представлениям о ней как об «антиримской». Добросовестная военная служба, стремление достигнуть личного могущества в основном «законными» мерами, попытки наладить контакт с большинством правящих групп и не раздражать народные массы, — все говорит о том, что политика Аспаридов была довольно умелой и гибкой. Другое дело, что борьба военно-арианской группировки со сплотившимися вокруг Льва силами отражала борьбу различных тенденций в социальном развитии Византии на пути к ее феодализации, причем «партия Аспара» занимала гораздо более консервативную позицию.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. См., напр. Ю. Кулаковский. История Византии, т. 1 (395—518). Киев, 1913, стр. 375; К.Н. Успенский. История Византийской империи, ч. 1. M., 1914, стр. 135; Ф.И. Успенский. История Византийской империи, т. 1. СПб, 1913, стр. 285, 330;. М.В. Левченко. История Византии. М.-Л., 1940, стр. 40—42; J.B. Bury. History of the Later Roman Empire, v. I. L., 1931, p. 316; W. Ensslin. Theoderich der Grosse. Munchen, 1947, S. 37; A.H.M. Jones. The Decline of the Ancient World. L., 1966, p. 82; F. Lot. La fin du monde antique et le debut du moyen age. P., 1927, p. 254; G. Ostrogorsky. Geschichte des bysantinischen Staates. Munchen, 1952, S. 50—51; S. Runciman. Bysantine civilisation. L., 1933, p. 33; O. Seeck. Geschichte des Untergangs der antiken Welt, Bd. VI. Stuttgart, 1920, S. 353, 357—358. В качестве справочной статьи см.: Seeck. Aspar, Flavius Ardabur. — RE, Bd. II. Stuttgart, 1896, S. 607—610. [назад]

2. По мнению А. Джонса, конфликт Аспара и Льва являлся элементом «спонтанной военной революции», вознесшей на трон Фоку (A.H.M. Jones. Decline of the Ancient World, p. 133). [назад]

3. Candid., p. 451. 5—6: “hos &ecircn 'Alanos men genos”. [назад]

4. См., напр.: Seeck. Aspar..., S. 607, 609; Его же. Geschichte des Untergangs der antiken Welt. S. 355—356. [назад]

5. W.E. Kaegi. Byzantium and the Decline of Rome. Princeton, 1968, p. 21—22. [назад]

6. Для источников характерна путаница в употреблении имен Аспаридов в сопоставлении с некоторыми событиями. Например, Прокопий ошибочно называет Ардабура, направленного против Иоанна, сыном Аспара (Прокопий, стр. 26). Непонятно, о каком Ардабуре идет речь в «Житии святого Марцелла». Так как этот Ардабур, негативный герой одной из глав, полностью вытесняет Аспара на второй план (Migne PG, t. 116, col. 737, D, 740), можно думать, что речь идет об Ардабуре-отце. Но этому Ардабуру Марцелл предрекает погибнуть вместе с Аспаром (Ibid., col. 741 A), что и осуществляется. Налицо ошибочная версия, имеющая место и в «Церковной истории» Никифора Каллиста: здесь Ардабур-старший действует рядом с Аспаром и гибнет вместе с ним (Migne PG, t. 147, col. 80, 81 A). [назад]

7. W.E. Kaegi. Byzantium and the Decline of Rome, p. 23. [назад]

8. O. Seeck. Geschichte des Untergangs der antiken Welt, S. 114. [назад]

9. Seeck. Aspar..., S. 608. [назад]

10. В.Т. Сиротенко. Борьба народных масс Римской империи против варваров в IV—V вв. — «Уч. зап. Пермск. ун-та. Сер. историч.», 1966, № 143, стр. 58. [назад]

11. М.Я. Сюзюмов. Роль городов-эмпориев в истории Византии. — ВВ, т. 8, 1956. [назад]

12. Olymp., p. 452. 14—17. О федератах-варварах см.: L. Varadу. Kesoromai hadugyck es tarsadalmi alapjaik A Romani birodalom utolso evszazada (376—476). Budapest, 1961, p. 39—48. [назад]

13. M. Waas. Germanen im romischen Dienst im 4. Jh. n. Chr. Bonn, 1965, S. 28 f. [назад]

14. См., напр.: Malch., p. 387. 9—20; 399. 28—31; 402. 8—15; 405. 18—26; 407. 25—29; 408. 20—24; 409. 30—32; 410. 1—9. [назад]

15. E. Demougeot. De l'unita a la division de l'Empire Romain. 395—410. Essai sur le gouverment imperial. P., 1951, p. 256—262; A. Guldenpenning. Geschichte des ostromischen Reiches unter den Kaisern Arcadius und Theodosius II. Halle, 1885, S. 125—131; Seeck. Gainas. — RE, Bd. VII. Stuttgart, 1912, S. 487. [назад]

16. O. Seeck. Geschichte des Untergangs der antiken Welt, S. 314—334. [назад]

17. См.: V. Schultze. Altchristliche Stadte und Landschaften. I. Konstantinopel (324—450). Leipzig, 1923, S. 110. [назад]

18. O. Fiebiger, L. Schmidt. Inschriftensammlung zur Geschichte der Ostgermanen. Wien, 1917, S. 129—131. [назад]

19. О его образе жизни см: Prisc., p. 331. 0—32; 332. 1—7. [назад]

20. Ср.: S. Runciman. Byzantine civilisation, p. 63. [назад]

21. Ср.: Феофан, стр. 81; Migne PG, t. 86, pars. 1, col. 165 D, 168 A. [назад]

22. О месте Аспаридов в сановных кругах империи см.: G. Sievers. Studien zur Geschichte der romischen Kaiser. B., 1870, S. 435. [назад]

23. Ibid., S. 485. [назад]

24. Относительно 457 г. имеются замечания об Аспаре типа: он «не мог сам достигнуть верховной власти, но был в такой силе, что мог возвести на престол другого» (Прокопий, стр. 57), «не взял императорскую власть от народа столицы» и «поэтому сделал императором Льва» (Zonar., p. 250. 27—30). Применительно ко времени возведения на престол Маркиана подобных замечаний нет. [назад]

25. Г.Л. Курбатов. Ранневизантийский город (Антиохия в IV в.). ЛГУ, 1962, стр. 194. [назад]

26. М.Я. Сюзюмов. Проблема социально-политической сущности арианства. — В кн.: Сборник материалов научной сессии вузов Уральского экономического района. Историч. науки. Свердловск, 1963, стр. 180—181. [назад]

27. Ю. Кулаковский. История Византии, стр. 352. [назад]

28. Seeck. Aspar..., S. 608. [назад]

29. Ю. Кулаковский. История Византии, стр. 359. [назад]

30. Migne PL, t. 153, col. 1120—1123. Письма папы подчеркивают роль Патрикия именно в конфессиональных вопросах. Говорить в этом аспекте о «соправительстве» сына Аспара с императором было бы натяжкой. Ср.: Ю. Кулаковский. История Византии, стр. 360; Seeck. Aspar..., S. 608. [назад]

31. В других версиях (Manass., p. 125; Zonar., p. 251. 9—15) Лев нарушил данное Аспару по восшествии на престол обещание сделать цезарем Патрикия. [назад]

32. О постройке Аспаром в столице большой цистерны см.: Chron. Pasch., p. 593; MGH, AA, t. XI, pars 2, p. 87. [назад]

33. Справедлива точка зрения Э. Штейна, выступившего против тезиса О. Зеека о «вандалофильских» настроениях Аспара. «Ничего не дает основании его твердую политику мира в отношении вандалов приписывать эгоистичным, враждебным государству мотивам». — E. Stein. Geschichte des spatromischen Reiches, Bd I. Vom romischen zum byzantinischen Staate (284—476 N. Chr.). Wien, 1928, S. 529, 532. [назад]

34. O. Seeck. Geschichte des Untergangs der antiken Welt, S. 369 [назад]

35. М.Я. Сюзюмов. Внутренняя и внешняя политика Византии и народные движения во второй половине V в. — В кн.: История Византии, т. 1. М., 1967, стр. 208. [назад]

36. Ioannis Lidi de magistratibus populi Romani libri tres, ed. R. Wuensch. Lipsiae, 1913, p. 21. 10—13. [назад]

37. Версия «Жития Даниила Стилита» пребывание Зенона в Хадкндоне связывает с его поражением и бегством от бунтовавших во Фракии варваров (Analecta Bollandina, t. XXXII, fasc. II et III, Bruxelles-Paris, 1913, p. 184. 9—11, 20). Согласно «Житию», эти волнения тесно связаны с восстанием, поднятым «против благочестивейшего императора Льва Аспаром и детьми его» (Ibid., p. 185. 1—3). [назад]

НАРОДНЫЕ МАССЫ В КОНФЛИКТЕ АСПАРА И ЛЬВА

Оп: «Античная древность и средние века». 1973. №10.

[с.263] Конфликт между Аспаром, стоявшим во главе византийских войск, и императором Львом I — один из узловых моментов сложной социально-политической борьбы в Восточной Римской империи V в. В большинстве трудов, касающихся так или иначе этого события, оно характеризуется как столкновение двух сил — императорской власти и готских военачальников, притязавших на управление государством1. Думается, такая трактовка обедняет содержание конфликта. Даже внешне противоречия между Аспаром и Львом I переросли рамки Византии и вошли в сферу международных отношений, влияя на борьбу с королевством вандалов, с гуннами и на взаимоотношения с Западом2. В конфликте участвовали разнообразные социальные слои и группы, в том числе и народные массы. Настоящая статья является попыткой выяснить место последних в этой борьбе, определить влияние народных масс на ее развитие.

Прямые данные источников по интересующему нас вопросу очень скудны. Тем значительнее роль косвенных свидетельств, особенно тех, что отражают политику Аспаридов в отношении широких слоев византийского населения.

Аспар резко выделяется на фоне таких представителей «варварской оппозиции» конца IV—V вв., как Гайна, Трибигильд или Теодорихи — Страбон и Амал, — своим отношением к византийцам. Он не был вождем варваров и, хотя его родословная восходит к готам или аланам, его карьера, круг родственных связей в 40-е годы V в. типичны для крупного военачальника Восточной Римской империи3 и сами по себе не давали повода для враждебного отношения к нему со стороны народа. Коронации Маркиана (450) и Льва (457), проведенные при его участии, не выходили за рамки легитимизма того времени4 и не являлись государственными переворотами, которые бы задели широкие слои населения. Аспариды вели обычную жизнь высшей столичной знати. Ардабур, старший сын Аспара, был любителем театра и роскоши5; сам Аспар — очевидно, по собственной инициативе — руководил постройкой большой цистерны в Константинополе6, служившей городу долгое [с.264] время, а после пожара 465 г. оказывал столице какую-то помощь7. Подобные действия типичны для высокого должностного лица, стремящегося завоевать симпатии населения.

Определенным демагогическим приемом Аспаридов явилось удовлетворение требований антиохийцев: перенесение в их город останков Симеона Стилита и учреждение храма его имени8.

Борьба же с вандалами, гуннами и некоторыми племенными объединениями готов9 в известной степени создавала предводителю войска славу защитника империи от варваров и скрывала его ориентацию на ряд готских группировок. Мы не знаем ни одной враждебной акции готов-наемников в отношении византийцев в период владычества Аспара.

Перечисленные факты объясняют, почему вплоть до конца 60-х годов V в. в Византии не было ни одного выступления против могущественных магистров армий. Глухая борьба шла лишь среди самих правящих группировок. Явными были трения только между Аспаридами и церковью. Есть сведения о конфликте Аспара с епископом Геннадием по поводу свержения патриарха Тимофея10 и предание о покушении на право церковного убежища солдат Ардабура, добившегося выдачи некоего Иоанна11. В то же время источники подчеркивают рост недоверия между императором и Аспаром, описывают ряд столкновений по различным политическим вопросам12.

Совершенно ясно, что свержение власти Аспаридов не могло осуществиться с помощью наемников-исавров во главе с Зиноном. За Львом I стояли более серьезные социальные группы.

Резкое обострение конфликта произошло после краха экспедиции против вандалов в 468 г., венчания Зинона с дочерью императора Ариадной и после требования Аспара назначить его сына Патрикия наследником престола и цезарем13. Аспар воспользовался ослаблением враждебных ему сил и падением престижа императора из-за гибели флота у берегов Африки14. Лев был вынужден дать согласие на назначение Патрикия. «Но это обстоятельство, — пишет Симеон Метафраст, — взволновало церковь, и она была немало возмущена тем, что арианин вновь намеревается посягнуть против нее». Руководили движением, согласно Метафрасту, монахи Геннадий и Марцелл15.

Малала говорит о сопротивлении народа, монахов и клириков16.

У Зонары арианство кандидата в престолонаследники — главный фактор возмущения в столице17.

Арианское вероисповедание Аспаридов было главным козырем их врагов. Все источники подчеркивают невозможность взятия диадемы Аспаром из-за его веры. Арианство, принятое готами, к V в. было уже безнадежно скомпрометировано в глазах византийцев как вера варваров-грабителей18.

Цель выступления «собравшихся сообща», по «житию Марцелла», ясна: «они пришли на ипподром, чтоб удержать императора от этого постыдного почина» (имеется в виду данное Аспару [с.265] обещание). По «Житию», предводителя волновавшегося народа охранял некий «божественный юноша», прекрасный и страшный одновременно19.

Вновь традиционно, как и при описании событий 12 июля 400 г., когда в столице произошло истребление готов, факт борьбы населения Константинополя с варварами трактуется как божественный промысл, санкционирующий выступление.

Требования собравшихся состояли в том, «чтобы сын Аспара или был переведен в ортодоксальную веру, или чтоб он не владел достоинством цезаря». Марцелл держал перед императором и его окружением гневную и обличительную речь. После обещания Льва удовлетворить требования, согласно преданию, народ, радостный, удалился20.

Никифор Каллист не сообщает о руководителях движения. По его версии, византийцы, узнав о кознях Аспаридов в отношении императора, возмутились и, собравшись на ипподроме, гневно выступили против них. Аспар же и Ардабур, «опасающиеся народа, следующего целым полчищем», переправились в Халкедон и укрылись в храме Евфимия-мученика. Но последнее было, скорее, своеобразной демонстрацией: Аспар и Ардабур отказались покинуть церковь по просьбе посланного Львом патриарха и вынудили явиться к ним самого императора21. По достигнутому соглашению Патрикий был обручен с дочерью Льва. Видимо, «варварская оппозиция» обладала еще достаточной силой, поскольку заставила противника пойти на уступки. В то же время мы не знаем о каких-либо акциях готов против народных масс и в этот период. С одной стороны, очевидно, Аспариды держались прежней тактики в отношении широких слоев населения, а с другой — массы показали им свою силу, выступив в конечном счете на стороне враждебных Аспару фракций.

Таким образом, мы можем приблизительно определить роль народных масс в конфликте Аспаридов и Льва I. Действия Аспара, направленные на захват центральной власти, благодаря его умелой тактике, не задевали непосредственно широкие слои населения Византии. Народ выступил только в кульминационный момент конфликта, когда опасность «воцарения варвара» стала реальной. Выступление проходило под знаком борьбы с арианством и было нацелено против конкретных лиц. Значительную роль в руководстве движением сыграла церковь. Возмущение масс свелось к поддержке центральной власти и не перешло в восстание в отличие от 400 г. Вмешательство церковных кругов, относительно мирное протекание движения и его исход дают основание предполагать, что оно было инспирировано и направлено в определенное русло некоторыми группировками господствующего класса. В то же время население столицы показало, что в случае обострения ситуации оно выступит против варваров. Несомненно, это наложило отпечаток на ход борьбы, и Лев I, организуя уничтожение Аспаридов, действовал более уверенно.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Ю. Кулаковский. История Византии, т. 1 (395—518). Киев, 1913, стр. 372; М.В. Левченко. История Византии. М.-Л., 1940, стр. 40; F. Lot. La fin du monde antique et le debut du Moyen age. P., 1927, p. 254; J.B. Bury. History of the Later Roman Empire, v. 1. L., 1931, p. 316; S. Runciman. Byzantine civilisation. L., 1933, p. 33; G. Ostrogorsky. Geschichte des bysantinischen Staates. Munchen, 1952, S. 50; A.H.M. Jones. The Decline of the Ancient World. Longmans, 1966, p. 82. [назад]

2. W.E. Kaegi. Byzantium and the Decline of Rome. Princeton, 1968, p. 33, 44 sq. [назад]

3. O. Sievers. Studien zur Geschichte der romlschen Kaiserzeit. Berl., 1870, S. 430 f. [назад]

4. Ю. Кулаковский. История Византии, стр. 326—327, 350—357. [назад]

5. Priscus Paneniensis, fr. 20. — FHG, v. IV, p. 100. [назад]

6. Chr. Pasch., v. 1, p. 593; Marcellini Comitis Chronicon. — MGH, AA, t. XI, v. 2, p. 87. [назад]

7. Candidus Isaurus. — FHG, v. IV, p. 135. [назад]

8. Chr. Pasch., p. 593—594; Malalas, p. 369. [назад]

9. О борьбе Аспара с готами см.: Priscus Paneniensis, fr. 39. — FHG, v. IV, p. 108—109. [назад]

10. Летопись византийца Феофана, пер. Б.И. Оболенского и Ф.А. Терновского. М., 1887, стр. 88. [назад]

11. Migne PG, t. 116, col. 740. [назад]

12. Seeck. Aspar, Flavius Ardabur. — RE, Bd. 2, S. 608—609. [назад]

13. История Византии, т. I. М., 1967, стр. 202. [назад]

14. E. Stein. Geschichte des spatromischen Reiches, Bd. 1. Wien, 1928, S. 532. [назад]

15. Migne PG, t. 116, col. 741. C. [назад]

16. Excerpta Historica imp. Constantini Porphyrogeneti, v. 3. Excerpta de insidiis. Berl., 1905, p. 160. [назад]

17. Zonaras, v. 3, p. 122. 12—14; 123. 1. [назад]

18. М.Я. Сюзюмов. Проблема социально-экономической сущности арианства. — В кн.: Сборник материалов научной сессии вузов Уральского экономического района. Исторические науки. Свердловск, 1963, стр. 181—182. [назад]

19. Migne PG, t. 116, col. 741. C, D. [назад]

20. Ibid., col. 744. A. [назад]

21. Migne PG, t. 147, col. 80. C, D. [назад]