Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Олег Мороз

ХРОНИКА ЛИБЕРАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ

К оглавлению.

III. РЕФЕРЕНДУМ

КОНЕЦ ПЕРЕМИРИЯ

Хасбулатов обозначает стратегические цели

Перемирие между Ельциным и его противниками закончилось раньше, чем можно было ожидать, – сразу же после новогодних и рождественских праздников. В двух номерах карманной хасбулатовской “Российской газеты” – за 9 и 10 января – была опубликована пространная статья спикера, где он фактически поставил под сомнение правомерность компромисса, достигнутого на VII съезде. В сущности, это был первый шаг к тому, чтобы аннулировать соответствующее съездовское постановление.

Хасбулатов вновь обрушился на президента и его окружение, обвиняя их во всех смертных грехах, хотя имя Ельцина во вполне византийской манере ни разу в статье не упоминалось. По словам спикера, постановление о стабилизации конституционного строя пришлось принимать из-за того, что некие нехорошие люди “резко и сознательно обострили” противоречия между исполнительной и законодательной властью, что какие-то “высшие должностные лица”, “желающие продемонстрировать свою силу (часто от бессилия)”, вызывали один кризис за другим, да и вообще “высшая исполнительная власть безоглядно ринулась в пропасть, увлекая туда все общество”. Общество надо было спасать. Потому, дескать, и пришлось пойти на компромисс.

В самом постановлении автор задним числом усмотрел ряд огрехов. Главный из них – неправомерная процедура принятия документа: поскольку он представляет собой некий набор поправок к Конституции, то и принимать его следовало двумя третями общего числа депутатов, а не простым большинством…

Спрашивается, чего ж вы раньше-то молчали? Как пишет Хасбулатов, “соображения общественно-политической целесообразности пересилили соображения конституционной правосоразмерности”. Понятно. Цель оправдывает средства.

Впрочем, позже последует несколько иное объяснение – знаменитое объяснение через ссылку на попутавшего г-на Хасбулатова беса.

Что касается референдума по основным положениям новой конституции, назначенного Съездом на 11 апреля, у Хасбулатова в этой связи тоже возникает, по его словам, “много вопросов, сомнений и раздумий”. Прежде всего, “не очевидно, что на референдум придет требуемое большинство избирателей”: многие из них явно разочарованы эффективностью такого рода мероприятий. Да и деятельность тех лиц, “которые требуют от людей доверия”, далеко не устраивает население.

Тут, надо полагать, опять-таки имелись в виду Ельцин и его команда – самому-то Хасбулатову со товарищи, как уверен спикер, народ безоглядно доверяет.

В действительности рейтинг Ельцина в течение всего времени противостояния двух властей был несопоставимо выше хасбулатовского рейтинга.

Очень сильно сомневается Хасбулатов, что в референдуме примут участие субъекты Федерации: “уже при проведении союзного референдума о сохранении Союза в обновленной форме, как, впрочем, и республиканского по вопросу об утверждении поста президента, многие регионы просто отказались принимать в нем участие; не создается ли такая ситуация и теперь?”. К тому же надо учесть, что один из вопросов, который предлагается вынести на него, – это вопрос о национально-государственном устройстве России. Как считает Хасбулатов, “сама постановка подобного вопроса способна вызвать сильнейшие дезинтеграционные процессы”. “Не распадется ли Россия после такого референдума?” – вопрошал автор.

Всеми этими рассуждениями Хасбулатов как бы подавал сигнал региональным властям, особенно деятелям представительной власти, какую позицию им следует занимать в вопросе о целесообразности проведении референдума.

Сам спикер прямо поставил ее под сомнение, заявив, что основные положения конституции, как и сами ее нормы, “имеет право толковать только Съезд народных депутатов” и никто другой. Предлагаемый же вариант принятия основ конституционного строя на референдуме, убежден Хасбулатов, “существенным образом ограничивает конституционное право высшего представительного органа по осуществлению им законодательных полномочий”.

Если же референдум все-таки будет проведен, но вынесенные на него конституционные положения не получат большинства голосов, это, по мнению Хасбулатова, “резко ослабит государственную власть вообще”, а потому “инициаторы референдума”, несомненно, должны будут уйти в отставку – “абсолютно неизбежны” станут новые выборы как президента, так и депутатского корпуса.

Поскольку депутаты отнюдь не горели желанием слагать свои полномочия и переизбираться, вполне очевидно было, что такого рода заявлениями Хасбулатов вербовал из их числа новых волонтеров в ряды противников референдума.

По сути, в этой статье Хасбулатов обозначил стратегические цели, к которым, не допуская никакого разброда и шатания, стройными рядами должны стремиться все его союзники и единомышленники “в центре и на местах”.

Забавно, что человек, открывший новый политический год такой вот запальной конфронтационной статьей, в своих воспоминаниях “на голубом глазу” уверяет: “Как известно, сразу же после окончания VII съезда ельцинисты стали нагнетать обстановку вокруг референдума. А ведь мы договорились превратить 1993 год в “год экономики”.

Реанимация компартии

Огромным подспорьем для оппозиции стало восстановление российской компартии. Половинчатые ельцинские указы от 23 августа и 6 ноября 1991 года, не запрещавшие, а всего только “приостанавливавшие” деятельность КПСС и КП РСФСР, позволили коммунистам через короткий срок создать взамен “приостановленных” сразу несколько “новых” компартий. Это проявленное Ельциным весьма легкомысленное отношение к самой опасной, самой черной (хотя и красной) политической силе, терзавшей страну долгие десятилетия, было одной из его крупнейших ошибок. Собственными руками он создал себе более серьезного, чем даже национал-патриоты, противника. Впрочем, две эти силы с самого начала действовали в единой связке.

Конечно, полный запрет компартий кто-то мог бы счесть не очень демократичной мерой, однако эти осуждающие взгляды и речи, думаю, вполне можно было бы пережить, особенно если учесть, к чему в конце концов привело многомесячное противостояние с оголтелой оппозицией, в которой одну их главных ролей играли как раз коммунисты.

Наиболее крупная и дееспособная “партия ленинцев”, собравшая в своих рядах, как считалось, около полумиллиона членов, была создана 13–14 февраля 1993 года на II чрезвычайном съезде компартии России. Съезд состоялся на Клязьминском водохранилище, посреди живописной подмосковной природы и не менее живописных цековских и кагэбэшных пансионатов, естественно, – бывших.

Впрочем, непосредственно форум “народных заступников” заседал в пансионате профсоюзном. То ли в цековский съездовцев не пустили, то ли они сами захотели несколько отстраниться от горбачевского “оппортунистического” ЦК. То ли припомнилось им крылатое: “профсоюзы – школа коммунизма”.

По давней любви большевиков к выразительным эпитетам съезд поименовали восстановительным и объединительным. “Исторические” съезды, как, видимо, предполагалось, были еще впереди.

На полуконспиративную сходку (место съезда почему-то старательно оберегалось от разглашения) слетелись подследственные и неподследственные гэкачеписты. Телекамера запечатлела трогательные объятия прозаика Егора Кузьмича (Лигачева) и поэта Анатолия Ивановича (Лукьянова-Осенева), взволнованные лица Крючкова, Шенина, Бакланова, Стародубцева, Янаева и других пострадавших за марксистскую веру партайгеноссе. Их встречали как героев. Автографы, фотографии на память…

Досталось от красных “антинародному режиму”. По первое число. Если на VII съезде нардепов стены Большого кремлевского дворца, по метафорическому выражению Ельцина, от ругательств краснели, здесь панельные перегородки тихой вэцээспээсовской обители, по-видимому, багровели.

Под “антинародным режимом” подразумевались, естественно, президент и правительство. Народные депутаты в своем большинстве марксистов-ленинцев вполне устраивали. Что касается перемирия, заключенного в декабре между властью и оппозицией, последователи “единственно верного” учения, разумеется, чувствовали себя совершенно свободными от связанных с этим перемирием обязательств.

На съезде решено было начать построение светлого будущего сначала. Впереди, надо полагать (если все пошло бы, как оно у них заведено), – были бы гражданская война, коллективизация, индустриализация… Славные пятилетки… Главное же – любимое детище всех строителей светлого коммунистического будущего, в каком бы месте земного шара они ни объявлялись, – ГУЛАГ.

А вообще, скажите мне, где еще, в какой другой стране люди, обвиненные в измене родине, отпускались бы до суда на свободу, якобы из-за пошатнувшегося здоровья, и, несмотря на это подорванное здоровье, – вместо того чтобы принимать дома таблетки и микстуры, – вновь со всей энергией бросались бы в политику, вызывающе провозглашая своей целью свержение властей, столь благодушно-добродушных к ним? Попробовал бы такой подследственный пикнуть, когда они сами пребывали у власти и в полной – сатанинско-сталинской – силе!

Были избраны руководящие органы партии. Председателем ЦИК стал Геннадий Зюганов. Поскольку в ту пору он был еще и сопредседателем пресловутого Фронта национального спасения – наиболее агрессивной оппозиционной структуры – произошла как бы дружеская смычка коммунистов и национал-патриотов. ФНС, не имевший сколько-нибудь развитой организационной сети, получил в свое распоряжение быстро восстановленные региональные структуры КПРФ и не затронутые “приостановлением” “первички” зюгановской партии, доставшиеся ей в наследство от КП РСФСР. Именно на эти структуры теперь должна была лечь основная нагрузка по организации антипрезидентской кампании при подготовке к апрельскому референдуму.

В общем, полку оппозиции серьезно прибыло.

“Патриоты” продолжают визг

Никакого перемирия, естественно, не признавали оппозиционеры-радикалы, оппозиционеры-маргиналы…

Если кто помнит, любимым литературным жанром “патриотической” газеты “День” был истерический визг. Образец такого художественного визга можно было найти, например, на первой странице одного из номеров, прямо под самым логотипом:

“Ельцин, доколе будешь мучить Россию?

Ельцин, ты угробил русскую армию!

Ельцин, ты пустил шпионов в правительство!

Ельцин, ты уморил науку!

Ельцин, ты погубил культуру!”

И т.д. и т.п.

Нет, в самом деле, удивительная мы страна. Можете ли вы себе представить, чтобы какая-нибудь американская газета написала в то время: “Буш, ты угробил американскую армию!”? Или французская – “Миттеран, ты напустил в правительство иностранных шпионов!”?

Конечно, можно было брезгливо не замечать этой шизофренической пачкотни. Не разглядывает же интеллигентный человек надписи в кабинах вокзальных туалетов. Но с другой стороны… Защитник отечественной науки Проханов и иже с ним это презрительное безразличие воспринимали как поощрение, заходились в визге еще истошнее.

Ельцин угробил армию… Можно, конечно, воспринимать это в качестве метафоры: как известно, Проханов – литератор, и метафорическая речь для него – дело привычное. И в то же время что сказано, то сказано. Если человек угробил не армию даже и не дивизию, а хотя бы взвод, в военное время ему полагается расстрел. Без разговоров. В мирную пору не знаю, может, и не шлепнут, но тоже по головке не погладят. Так вот, в нашем случае коллизия такова: либо Ельцина надо было отдавать под суд за погубление русской армии, либо Проханова – за клевету. Третьего не дано.

Напустил шпионов в правительство. Сотрудничает, значит, с иностранными разведками. На самом высоком уровне. Пеньковского, помнится, поставили к стенке за шпионство в Госкомитете по науке и технике. А тут – президентско-правительственный, более высокий этаж. И снова одно из двух: либо Ельцина судить как обер-шпиона, либо Проханова – как клеветника.

Но никто его не судил. До сих пор живет и здравствует в холе и неге. Считается чуть ли не самым большим интеллектуалом среди всей этой шатии-братии.

Кстати, забавно: когда на только что прошедшем VII съезде нардепов в очередной раз затевалась комиссия для разборок с непочтительной прессой, в эту комиссию сватали небезызвестного, намозолившего всем глаза Бабурина. Если учесть, что он был членом редколлегии этого самого без умолку оскорбительно визжащего “Дня”, лучшего учителя и наставника для нашей прессы, конечно, было бы не придумать!

Полторанин дает интервью “Уните”

Сам Ельцин дорожил перемирием, которое было достигнуто с таким трудом. Достаточно осторожно вели себя и большинство его сторонников, по крайней мере из ближайшего окружения. Среди немногих исключений – довольно странный демарш Полторанина, который в начале января дал скандальное интервью газете итальянских коммунистов...

События развивались так. Незадолго перед Новым годом, 25 декабря, Ельцин подписал указ о создании Федерального информационного центра. Директором его стал Михаил Полторанин, причем эта должность по статусу приравнивалась к должности первого вице-премьера. Таким образом президент возвращал в большую политику своего верного соратника, на короткое время принесенного им в жертву.

Но создание ФИЦа было не только способом реабилитации одного из ельцинских сподвижников. Перед новой организацией, среди прочих, ставилась вполне осмысленная и в общем-то достаточно важная задача – наладить наконец полноценное информационное обеспечение реформ. Его отсутствие было одним из самых слабых мест в деятельности реформаторов. Никто толком, последовательно и систематически не объяснял людям, в чем заключается смысл проводимых в стране преобразований, куда они ведут, каков должен быть их конечный результат и какие еще испытания им придется выдержать, прежде чем забрезжит свет в конце тоннеля.

Естественно, ФИЦ сразу же вошел в число главных мишеней оппозиции. Тем паче что возглавил его один из самых близких президенту людей и, соответственно, одна из самых ненавистных для ельцинских противников фигур.

Накануне Нового года в “Российской газете” появилась редакционная статья под заголовком в духе Оруэлла – “Министерство Правды вместо свободы печати”. В ней утверждалось, что в лице ФИЦ “создается, по сути дела, Министерство пропаганды с функциями, которые не снились и отделу пропаганды ЦК КПСС”. “Помимо функций главного редактора всех российских средств массовой информации, – говорилось далее, – Михаил Полторанин взваливает на себя и собачью должность (каково! – О.М.) главного цензора”.

А 9 января итальянская коммунистическая газета “Унита” опубликовала весьма острое, можно сказать сенсационно острое, интервью с Полтораниным. Не знаю, было ли оно ответом на “собачий” выпад “Российской газеты” или появилось само по себе, независимо ни от чего...

14 января та же “Российская газета” перепечатала это интервью. Текст его – стараниями и “Униты”, и отечественного периодического издания – был составлен таким образом, что прямая речь, принадлежащая будто бы Полторанину, перемежалась в нем с редакционными комментариями, заголовками, подзаголовками, так что было не очень понятно, где чьи слова. Этакий странный компот. Назывался материал “Так я сорвал заговор против Ельцина” (уж это-то хвастливое название, нисколько не сомневаюсь, было придумано в редакции “Униты” – не Полторанин же его сочинил!). Вот как преподнесла итальянскую публикацию “Российская газета” (цитируется лишь та часть, которая относится к “сорванному заговору”):

“МИХАИЛ ПОЛТОРАНИН ДАЕТ ИНТЕРВЬЮ “УНИТЕ” В “ЕЩЕ ПЬЯНОЙ И СОННОЙ” МОСКВЕ: “Я СПАС ПРЕЗИДЕНТА ЕЛЬЦИНА ОТ НОВОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕРЕВОРОТА”

Под заголовком “Так я сорвал заговор против Ельцина” газета “Унита” опубликовала 9 января интервью с руководителем Федерального информационного центра России Михаилом Полтораниным, которое у него взял корреспондент газеты в Москве Серджио Серджи.

В подзаголовке говорится: “Новый государственный переворот в России был уже почти осуществлен. И во главе был Хасбулатов, председатель Верховного Совета. Я сорвал его”…

Михаил Полторанин говорит: “Банды вооруженных чеченцев уже собрались в Москве, готовые выступить по первому приказу. 75 объектов, среди которых министерства, банки и ТВ”. “Президент должен был бы снять министров безопасности и внутренних дел, которые обо всем знали”...

Новый государственный переворот был уже более чем готов за несколько недель до бурного “Съезда депутатов” в декабре. “Путч” по всем правилам. Со специальными, вооруженными до зубов группами, захватом всех стратегических зданий столицы, от министерств до телекомпании, при молчаливом согласии министров безопасности (бывшего КГБ) и внутренних дел. A во главе – Руслан Хасбулатов, председатель Верховного Совета, противник Бориса Ельцина.

– Кто же устранил эту трагическую перспективу?

– Это был я. Когда я понял, что происходит, я начал говорить, бить тревогу...

Михаил Полторанин, 53 года, заместитель премьера и министр информации, который отошел в сторону 25 ноября, “чтобы защитить президента от нападок оппозиции”, прервал перемирие. И пошел в решительное наступление. Это интервью он дал “Уните” в еще пьяной и сонной Москве, только что завершившей празднование Нового года и готовящейся отметить православное Рождество. Полторанин, который всегда отличался сангвиническим темпераментом, бурной энергией и острым языком, вернулся во всем блеске на политическую сцену спустя чуть больше месяца своей добровольной ссылки. Ельцин не мог обойтись без него. И действительно, как все и предполагали, “бульдозер президента” несколько дней назад вновь пошел напролом. Имея статус первого заместителя премьера, в качестве руководителя Федерального информационного центра России… Он стал сильнее, чем прежде, говорится в “Уните”.

Полторанин выдвигает серьезные обвинения. О Хасбулатове он говорит: “Это большевик, даже не коммунист. Всего лишь и только – большевик. Хасбулатов говорит так: “Надо закрыть эту газету”. Или же: “Посадить этого в тюрьму, другого уничтожить”. Таков его стиль. Он очень опасен”.

– Но чуть больше года назад Хасбулатов был вместе с вами...

– Мы были в одной команде. Мы боролись за него, когда речь шла о том, чтобы избрать его председателем Верховного Совета. Мы рассчитывали, что вместе сможем двигать реформы и развивать демократию.

– Но?..

– Но он вместо этого стал окружать себя сбродом, человеческими отбросами, стал заниматься своими собственными частными делами, открыто использовать свое служебное положение в личных целях, специально тормозить все законопроекты, направленные на продвижение реформ, подрывать равновесие власти, с тем чтобы встать надо всеми. Я не имел права больше молчать и объяснил, что готовится. Да, Хасбулатов – большевик, и я обязан бороться с ним.

– Вы обвинили его в том, что он пытался осуществить государственный переворот.

– А вы как иначе могли бы оценить эту ситуацию? Есть председатель Верховного Совета, который создает для себя вооруженную группу...

– Хасбулатов сказал, что создано это подразделение было раньше.

– Он всегда говорит одно, но потом делает другое. Повторяю: он создает вооруженную группу до пяти тысяч человек, со школой специальной подготовки, которая уже подготовила отделение “спецназа”, отдает распоряжение приобрести еще сорок тысяч автоматов. Одновременно в Москву прибывают вооруженные до зубов группы чеченских боевиков. которые занимают весь гостиничный комплекс близ ВДНХ.

– Да что вы говорите!..

– Как что говорю? Они прибыли. Они были там в ожидании приказов. Тем временем Хасбулатов благодаря этим группам берет под свой контроль телевизионный центр “Останкино”, Государственный банк, прокуратуру, Министерство иностранных дел и т.д. Семьдесят пять объектов. Одним словом, убирает милицию, которая подчиняется Министерству внутренних дел, и ставит своих людей. Скажите мне, как бы вы определили все это?

– Подождите, но это значит, что Ельцин на съезде подписал соглашение о компромиссе с руководителем осуществлявшегося тогда государственного переворота?

– Да, но тогда вооруженные формирования были уже ликвидированы президентским декретом. Видите ли, в нормальной ситуации, в нормальной стране после всей этой подготовки Хасбулатова президент должен был бы предстать на сессии Верховного Совета, выступить перед народом и объявить об отставке министра безопасности и министра внутренних дел, которые все это допустили.

– А министры были согласны с операцией?

– Не только. Они ее поддерживали. Президент все узнал от меня, а не от них.

– Таким образом, министры безопасности и внутренних дел допустили создание этих групп?..

– Особенно министр внутренних дел (Виктор Ерин. – Прим. редакции газеты “Унита”.), который подписал и сдал объекты под охрану. Не информируя об этом президента. По этой причине президент должен был бы выступить в парламенте и сообщить о решении отстранить их. Кроме того, Ельцин должен был бы отдать распоряжение о том, чтобы приостановить деятельность самого Верховного Совета до завершения следствия. Вот что ему нужно было делать.

– А он этого не сделал. Почему он не смог это сделать?

– Он не столько не смог, сколько не захотел.

– Почему же?

– Ельцин – это человек, который сразу же чувствует определенные осложнения и старается не обострять ситуацию. Президент всегда верит в добрую волю людей…

– …Накануне съезда, – продолжает Полторанин, – Хасбулатов сказал Президенту: “Если вы не уберете Полторанина, мы разгромим всю команду Гайдара”.

– А Ельцин?

– Спросил мое мнение. Естественно, он не собирался увольнять меня. Это я вытащил его из трудного положения, заявив, что надо сделать все возможное, чтобы спасти правительство Гайдара. Тогда я представил новый вариант реформы министерства и сказал президенту: настало время осуществить нашу идею. Ельцин подписал указ. Я подал в отставку, а он сказал на встрече с группой главных редакторов газет: “Запомните, я не предаю своих людей”...”.

Такое вот интервью.

Как мы помним, осенью 1992-го между Ельциным и Хасбулатовым в самом деле случился острый конфликт в связи с попытками спикера превратить Управление охраны объектов высших органов власти и управления РФ в собственную гвардию. Ельцин квалифицировал его как “незаконное вооруженное формирование” и расформировал своим распоряжением. Если Полторанин имел в виду именно эту историю, то в его изложении она совпадала с действительностью лишь отдельными штрихами и контурами.

Естественно, противники президента сразу же ухватились за эту публикацию. Сама “Российская газета” сопроводила перепечатку послесловием в духе той же “собачьей должности”:

“Ну что тут скажешь?.. Очевидно, Михаил Никифорович, давая это интервью, находился в том же состоянии, в каком пребывала посленовогодняя Москва. Впрочем, его развязности, политической безответственности, авантюризму нет предела. В этом убедилась уже не только Москва...”

На открывшейся в тот же день сессии ВС один из лидеров оппозиционного парламентского блока Владимир Исаков “выразил недоумение” по поводу интервью. А Хасбулатов без обиняков заявил:

– Может, нам закрыть Федеральный информационный центр, а переданные ему финансовые средства перечислить в федеральный бюджет?

Хасбулатов прекрасно знал, что за ФИЦем, за Полтораниным стоит президент. Так что, нанося удары по этой организации (только-только созданной!), небрежно предлагая ее закрыть, он наносит их по Ельцину, прямо бросает ему вызов.

Уже на следующий день “Радио России” процитировало разъяснение пресс-секретаря Полторанина по поводу интервью в “Уните”. По ее словам, “многие части этого интервью были искажены газетой”, “неточную версию высказываний Полторанина опубликовала и “Российская газета”.

18 января последовало разъяснение самого Полторанина. Он сделал его на пресс-конференции в гостинице “Славянская”. Разъяснение было не очень внятным. Руководитель ФИЦ утверждал, что корреспондент “Униты” не очень точно перевел его слова на итальянский; искажения были допущены и при обратном переводе на русский; на самом деле он не говорил про государственный переворот, который будто бы прошлой осенью собирался осуществить Хасбулатов при поддержке силовых министров. В то же время, по словам Полторанина, западные журналисты вообще сплошь и рядом весьма вольно толкуют высказывания политических деятелей, у которых берут интервью, – “это норма их работы”, – и все относятся к этому спокойно. Пора и нам усвоить такое “цивилизованное” отношение к публикациям в прессе.

Полторанин также сказал, что у него имеется кассета с оригинальной записью его интервью. Казалось бы, лучший способ отбить все нападки – публично озвучить эту запись. Однако подобного озвучивания почему-то не произошло.

Впрочем, итальянский интервьюер Полторанина Серджио Серджи заявил, что у него тоже есть запись интервью и что все опубликованное в “Уните” соответствует тому, что сказал его собеседник. Журналист добавил также, что он сравнивал оба текста – в “Уните” и “Российской газете” – и “не заметил грубых ошибок”.

Скандал вокруг интервью разрастался. 21 января на заседании Верховного Совета депутаты собрались дать поручение Генпрокуратуре проверить достоверность фактов, изложенных в интервью Полторанина, однако выяснилось, что два дня назад Генпрокуратура уже начала такую проверку по собственной инициативе, “на предмет возбуждения уголовного дела”. Справилась она с этой задачей менее чем через месяц. 18 февраля генпрокурор Валентин Степанков доложил парламенту, что в результате тщательного расследования, материалы которого составили несколько томов, выяснилось: обвинение в адрес спикера о подготовке им государственного переворота, содержащееся в публикации “Униты”, не подтвердилось. В принципе, по словам Степанкова, может быть поставлен вопрос о привлечении соответствующих лиц за оскорбление и клевету.

При этом, правда, генпрокурор не исключил, что “смысл слов” Полторанина мог быть искажен (по-видимому, руководитель ФИЦа не предъявил запись интервью даже следователям). Однако Серджио Сержи, выступая на следующий день по радио “Эхо Москвы”, вновь подтвердил: опубликованный в “Уните” текст точно соответствует тому, что говорил Полторанин.

По итогам расследования спикер сделал некий благородный жест – отказался преследовать своего врага в судебном порядке. Не то что бы проявил особое великодушие – просто всем показал: не царское, мол, дело возиться с какими-то червяками, есть дела поважнее.

Что стояло за этим странным интервью, которое, по всему раскладу, в тот момент больше очков, пожалуй, принесло противникам президента, чем его сторонникам? Полагаю, оно не было совсем уж бессмысленным и непонятным. Думаю, это была своеобразная форма предупреждения людей. Предупреждения о том, что заговор, попытка переворота вполне реальны. В сущности, Полторанин повторил тот же самый “литературный” прием, к которому несколько ранее в Стокгольме прибег Козырев. И тот, и другой случай показывают, насколько велика в те дни была тревога: это висело в воздухе – вот-вот что-то такое должно случиться, какое-то несчастье, какая-то беда. И тревога не напрасная: почти все, о чем сказал Полторанин в своем интервью 5 января (в этот день состоялась сама беседа), сбылось всего лишь через девять месяцев. Были и вооруженные отряды, действующие в том числе и по приказу спикера, и попытка захватить наиболее важные объекты, и ненадежные силовые министры, и почти полное отсутствие предварительной информации о смертельной угрозе со стороны спецслужб… Разве что “чеченская тема” оказалась у Полторанина несколько преувеличенной.

Что касается ФИЦа, “закрыть” его, естественно, не удалось. 20 января Ельцин своим распоряжением утвердил Положение о Федеральном информационном центре и его структуру, а 27 января назначил двух первых заместителей Полторанина – Владимира Володина и Сергея Юшенкова. Сами эти фамилии, особенно фамилия Юшенкова, свидетельствовали о демократической и прореформаторской ориентации новой организации.

Несмотря на сорвавшуюся попытку уничтожить ФИЦ в зародыше, яростные наскоки на него и его руководителя, понятное дело, продолжались и в дальнейшем.

“Гражданский союз” заигрывает

с Хасбулатовым

К вновь набирающему силу хору критиков Ельцина присоединились и руководители “Гражданского союза”. 16 января на пресс-конференции они сообщили, что мирное соглашение, заключенное на VII съезде, не выполняется, и вину за его срыв возложили на президента и его окружение.

Тут, пожалуй, стоит сказать несколько слов об этом политическом блоке – “Гражданский союз”.

По мере того, как накалялись страсти в противостоянии между исполнительной и законодательной властью, у политиков, прямо не участвовавших в этих боях, но желавших тем не менее участвовать в общественной жизни, все популярнее становилось слово “центризм”. Мало кто знал, да и теперь знает, что конкретно оно означает. Подлинный центризм, наверное, возможен лишь в сформировавшейся, устойчивой политической системе. Там центристы – это политики, занимающие срединную нишу между левыми и правыми. И соответственно, исповедующие определенную идеологию – идеологию центризма. Но в России устойчивой политической системы не было. Напротив, осуществлялся стремительный, конфликтный переход от социалистического государственного устройства к его антиподу – демократическо-рыночному. У того, кто чересчур осторожничал, под предлогом своего “центризма” не примыкал ни к реформаторами, ни к антиреформаторам, не было шансов на особые политические дивиденды. (Это потом, при Путине, так называемые “центристы”, а попросту чиновники, послушные Кремлю, оказались в наиболее выгодном положении.) Так что внутри “центристских” организаций постоянно действовали центробежные разрывные силы, усиливаемые внешним притяжением противоположных политических полюсов. Рано или поздно – некоторые уже на самых ранних этапах – эти “мудрейшие из мудрейших” вынуждены бывали примкнуть к одной из воюющих сторон.

Одним из наиболее заметных в ту пору “центристских” блоков и был как раз “Гражданский союз”, объединивший несколько политических организаций различного толка. О его создании было объявлено 21 июня 1992 года на Форуме общественных сил. Собственно говоря, то, что это никакое не центристское, а сугубо антиреформаторское объединение, стало ясно с самого начала, после оглашения его программных тезисов. Ключевым среди них был известный тезис – необходима “немедленная и радикальная корректировка социально-экономической политики”, смягчение ее, прежде всего – для предприятий госсектора. Способы “смягчения” на протяжении всего периода реформ чаще всего предлагались одни и те же – ослабление финансово-кредитной политики, накачка экономики “пустыми” деньгами для обеспечения предприятий оборотными средствами и т. д. Что, естественно, перечеркивало усилия правительства по финансовой стабилизации. В программе ГС, конечно, присутствовал ряд вполне благородных и привлекательных целей – “остановить обнищание народа”, “не допустить обвальной безработицы”, “превратить рост доходов населения, повышение его платежеспособного спроса и жизненного уровня в локомотив развития экономики”, “сохранить созданный громадными усилиями производственный и научно-технический потенциал, не допустить деиндустриализации страны” и т.д. Вот только инструменты, с помощью которых можно было бы достичь этих великолепных целей, по крайней мере в обозримые сроки, не указывались.

Довольно разношерстной была и компания руководителей “Гражданского союза”. В ее составе, например, пребывали тот же Александр Руцкой, давно уже пустившийся в самостоятельное, отдельное от Ельцина, политическое плавание (в ГС он представлял Народно-патриотический союз России), Николай Травкин, пытающийся примкнуть к какому-то берегу со своей Демпартией России, но так и не нашедший тогда своего места в новом политическом пространстве, Аркадий Вольский, сделавший ставку на директоров предприятий, к тому моменту уже начавших потихоньку приватизировать возглавляемые ими предприятия и превращаться в бизнесменов (с декабря 1991-го он возглавлял Союз промышленников и предпринимателей)... Пожалуй, именно к Вольскому в наибольшей степени в наших условиях было приложимо понятие центрист: он как раз встрял посередине между промышленниками (директорами), тянувшими назад, в социализм, и той частью директорского корпуса, которая постепенно становилась предпринимателями и все больше начинала смотреть вперед, а не назад. Что касается Руцкого, он, разумеется, даже близко не был никаким центристом. Как мы знаем, именно он первым выступил против реформаторской деятельности правительства Ельцина – Гайдара и к июню 1992-го уже весьма далеко продвинулся по этому пути.

Первоначально слова “центризм”, “прагматизм”, “опора на практиков”, повторяю, понравились многим, так что “Гражданский союз” обрел достаточно сторонников и достиг вершины своей популярности в момент проведения VII съезда: в значительной степени как раз под влиянием риторики руководителей ГС большинство парламентариев при выборе между “ученым мальчиком” Гайдаром и “крепким хозяйственником” Черномырдиным, баллотировавшимися на пост премьера, и проголосовали за второго. Это привело к резкому торможению (не к остановке) реформ и соответствующему росту тягот для населения. Но кого же это волнует? К тому времени виновником за все происходившее в российской экономике уже был на веки вечные “назначен” Гайдар, так что в течение многих лет никто из голосующих за того или иного премьера, за тот или иной закон уже мог не беспокоиться, что на него возложат какую-то ответственность за это голосование.

В дальнейшем, после VII съезда, те самые внутренние разрывные силы, о которых говорилось выше, начали становиться в ГС все ощутимей и в конце концов разнесли его на клочки: Руцкой и его единомышленники примкнули к непримиримой оппозиции, ядром которой были Съезд и Верховный Совет; в самом же Союзе остались “подлинные центристы”, которые в политическом отношении были ни рыба, ни мясо, а потому не пользовались никаким влиянием…

“Безнравственный Ельцин”

В январе 1993-го “Гражданский союз” совершил, пожалуй, наиболее резкое на тот момент движение в сторону от центра – поближе к Хасбулатову. На состоявшемся 16 января заседании политико-консультативного совета ГС его лидеры обрушились с весьма резкими нападками на Ельцина, каких прежде себе не позволяли. По их мнению, именно “радикальные силы”, составляющие ближайшее окружение президента, срывают компромисс, достигнутый на VII съезде. К числу шагов, направленных на такой срыв, было отнесено создание Федерального информационного центра, нацеленного будто бы на установление контроля над СМИ, недавние кадровые назначения (по-видимому, прежде всего имелась в виду замена Юрия Петрова Сергеем Филатовым на посту главы администрации президента), стремление свести предстоящий референдум к единственному вопросу: кому вы больше доверяете – президенту или его противникам? Как полный отказ от упомянутого компромисса расценил Аркадий Вольский прозвучавшее незадолго перед тем заявление Ельцина: “Мы не имеем права проиграть референдум”.

Николай Травкин тоже долго и с упоением распекал Ельцина за эти слова. Николай Ильич недоумевал: как, мол, это так, что значит проиграть референдум? На референдуме, дескать, полагается лишь покорно выслушать мнение народа. По мнению Травкина, президент, заставляющий граждан выбирать на референдуме между исполнительной и законодательной властью, напоминает неразумного родителя, который спрашивает у ребенка, кого он больше любит – папу или маму. Подобный подход председатель ДПР счел “безнравственным и просто взрывоопасным”.

Трогательно и забавно было видеть, как все тут – при определении “виноватых” – было поставлено с ног на голову. Миллионы людей могли наблюдать, как в течение всех последних месяцев именно законодательная власть выступала инициатором противостояния с властью исполнительной. Как настойчиво и последовательно отталкивала она руку, протянутую для примирения. Только тот, у кого полностью отшиблена память, мог столь скоро забыть вал бесконечных оголтелых депутатских атак на президента и правительство, кои происходили на недавно прошедшем съезде.

Наконец, это ж надо было умудриться не заметить, что никто иной как Хасбулатов возобновил после съезда боевые действия против президента, напечатав ту самую обширную статью в “Российской газете”, где поставил под сомнение законность и само право на существование достигнутого на съезде – с его же, Хасбулатова, участием – трехстороннего соглашения.

Что касается ельцинской трактовки референдума, мы прекрасно помним: он с самого начала рассматривал намеченный плебисцит как способ услышать слово народа – кому именно он больше доверяет. Никакого отступления от этой позиции, будто бы срывающего достигнутый компромисс, президент в дальнейшем не допустил.

Особый акцент на заседании политсовета ГС был сделан на теме “Ельцин и Черномырдин”. Выступавшие всячески подчеркивали, что утрачивают доверие к президенту, в то время как к новому премьеру настроены вполне благожелательно, надеются, что он исправит ошибки прежнего кабинета. Николай Травкин так и сказал: “Надеюсь, что Черномырдин докажет действиями, что его правительство не марионеточное. Я думаю, что правительство Черномырдина окажется лучше, чем правительство Ельцина – Гайдара”.

Травкин посетовал, что “в нынешнем кабинете сохранилось старое ядро”, и посоветовал премьеру удалить его.

Забавно, что много лет спустя этот деятель оказался в числе функционеров Союза правых сил – прямого наследника того самого “старого” правительственного ядра, доставшегося Черномырдину от Гайдара.

ПЛЕБИСЦИТ ИЛИ КОНСТИТУЦИОННОЕ СОГЛАШЕНИЕ?

Возня вокруг референдума

За острой вспышкой противоборства, случившейся на VII съезде, последовала затяжная позиционная война. Досадуя, что на съезде удалось добиться лишь частичной победы, противники Ельцина поставили перед собой цель “дожать” его окончательно.

14 января ВС объявил о проведении 11 апреля на всей территории России референдума по основным положениям новой конституции РФ. Сделал он это, естественно, без большой охоты, выполняя решения VII съезда (и надеясь вскорости подвергнуть их ревизии). При этом парламент сразу же решил стать хозяином положения – взял на себя подготовку конституционных положений, выносимых на референдум. С президентом их предполагалось лишь согласовать.

В принципе же депутаты всячески старались продемонстрировать, что их отношение к референдуму самое несерьезное.

Ельцин, напротив, не уставал повторять, что от референдума зависит судьба России.

Эта его позиция той поры, пожалуй, роднит его с генералом де Голлем. Как известно, самый знаменитый французский президент послевоенных лет очень любил референдумы. С их помощью, апеллируя непосредственно к народу, он решал все самые важные государственные вопросы. Это был стиль его правления.

Между тем, природа референдумов такова, что люди, опускающие бюллетени в урны, в большинстве своем плохо отдают себе отчет, за что именно они голосуют. В случае положительного голосования они просто выражают доверие политическому деятелю, пригласившему их на референдум. Именно так относился к этому способу решения вопросов де Голль: в сущности, его интересовало лишь одно, – доверяют ли ему люди. Пока доверяли, он оставался на своем президентском посту. Но вот подошла старость, бессилие… В начале 1969 года он затеял очередной плебисцит – по вопросу, который вполне мог бы решить простым, рутинным путем, через парламент. Но ему по-прежнему важно было знать, пользуется ли он доверием французов. Увы, на этот раз они отказали ему в доверии. И он ушел. Хотя мог оставаться президентом Франции до 1972 года.

В общем-то, и Ельцин ожидал от референдума того же самого – чтобы народ прямо сказал, доверяет ли он ему.

На попытки Хасбулатова и Ко сразу же захватить тут инициативу президент реагировал весьма остро. Особенно его возмутило, что в совместный штаб по подготовке и проведению плебисцита ВС делегировал фигуру, совершенно неравнозначную той, какую направила в него президентская сторона: в качестве представителя президента возглавить штаб должен был первый вице-премьер Владимир Шумейко, а в заместители ему ВС прочил всего-навсего одного из председателей парламентских комитетов. Казалось бы, мелочь, но мелочь легко прочитываемая. Это опять-таки была демонстрация пренебрежительного отношения к предстоящему мероприятию. Крепли подозрения, что в последний момент – на внеочередном съезде – Хасбулатов и его сторонники попытаются отменить референдум.

Правда, на встрече с представителями блока “Демократический выбор” 14 января Ельцин сообщил: он, дескать, получил от Хасбулатова обещание, что до референдума внеочередной съезд созван не будет. Однако демократы отнеслись к этому сообщению скептически: по их убеждению, в случае необходимости спикер без малейших угрызений совести откажется от всех своих обязательств. “Думаю, что съезд созван все-таки будет, хотя это получится как бы вопреки воле Хасбулатова. По-моему, он однозначно против референдума”, – заявил журналистам Сергей Юшенков. Так оно и получилось.

Чего они так боялись референдума? В общем-то, догадаться нетрудно. Так или иначе, на референдуме люди должны были бы ответить, с кем они – с президентом или Съездом. Вряд ли суммарный ответ оказался бы в пользу Съезда.

Были и другие страхи. Например, – что на референдум будет вынесен (и одобрен населением) вопрос о замене Верховного Совета и Съезда двухпалатным парламентом. Эта идея давно носилась в воздухе. В таком случае, понятное дело, очень многие в депутатском корпусе и в его руководстве досрочно лишились бы своих мест.

Референдум под угрозой

Прогнозы насчет скорых неизбежных попыток торпедировать референдум начали сбываться уже через две недели. 30 января подали голос региональные сторонники Хасбулатова. Восемь глав обладминистраций из “Союза губернаторов России” и десять председателей облсоветов обратились к Зорькину, Хасбулатову и Ельцину с предложением отменить референдум и провести VIII внеочередной съезд народных депутатов, на котором внести в действующую Конституцию поправки, закрепляющие разделение властей. По мнению региональных деятелей, любой результат референдума “не будет иметь позитивных последствий”. К тому же – авторы обращения ссылались тут на социологические опросы, – на референдум придет менее половины избирателей, а его проведение обойдется в огромную сумму – свыше 100 миллиардов рублей.

31 января “отметился” и сам Хасбулатов – почему-то на встрече с курсантами и офицерами Качинского высшего военного авиационного училища. Излагая свою оценку политической ситуации в стране, он высказался за перенос референдума на 1994 год по причине нестабильности этой самой ситуации.

Хасбулатов затевает новую игру

В упомянутом выступлении в Качинске Руслан Хасбулатов предложил вынести на предстоящий референдум вопрос об одновременном досрочном переизбрании российских народных депутатов и президента. Это неожиданное предложение спикера ВС поддержали его верные соратники по президиуму верховного органа законодательной власти. Дескать, пора нас в самом деле сменить. И вообще, мы за депутатские кресла не держимся.

Что правда, то правда – давно было пора провести такую замену. Сил уже недоставало смотреть все эти трансляции-ретрансляции депутатских заседаний. Но только самый что ни на есть наивный человек поверил, что Руслан Имранович в самом деле вознамерился освободить Россию от своей персоны со товарищи. Судя по всему, началась очередная политическая игра. Наиболее вероятный сценарий этой игры, видимо, был таков. Спикер настойчиво и целенаправленно продвигает идею включения придуманного им вопроса в бюллетень референдума. Но ведь прошедший незадолго перед этим VII съезд определил: голосование на референдуме должно затрагивать лишь основные положения новой конституции. Включить в бюллетень дополнительный вопрос, не относящийся к этим положениям, вправе только сам Съезд. Стало быть, надо его созвать. До референдума. Это-то и было, надо полагать, основной целью Хасбулатова. А уж когда Съезд соберется, все пойдет по накатанным рельсам, тут можно не сомневаться...

Одновременно спикер старался улучшить свой рейтинг, произнося всякие слова о том, что он-де не будет баллотироваться ни в президенты России (ему кто-нибудь это предлагал?), ни даже просто в депутаты. Этакое томное разочарование в политике: грязное, мол, дело. Интересно все-таки, благодаря кому оно грязное? Мы много чего успели узнать про Хасбулатова. Дальше и еще немало узнаем…

“Спаситель” президента

В своих атаках на исполнительную власть Хасбулатов все больший акцент делает на критику Ельцина. Еще недавно такое невозможно было даже вообразить. Особенно много “знаковых” заявлений он сделал 5 февраля. Так, принимая канадского министра иностранных дел Барбару Макдугалл и комментируя по ее просьбе ситуацию с предстоящим референдумом (вот уже и иностранцев этот вопрос заинтересовал), Хасбулатов сказал, что референдум – это идея президента. Так что именно он, президент, должен нести всю ответственность за возможные негативные последствия его проведения (в ту пору председатель ВС не уставал пугать всех этой “ответственностью”, словно страну ожидал не референдум, а всемирный потоп). Спикер выразил сожаление, что Верховный Совет принял это предложение Ельцина. Каковы могут быть последствия? Хасбулатов повторил свой известный тезис: есть опасность, что ряд субъектов Федерации просто не примут участие в плебисците – это лишь усилит сепаратистские настроения в регионах.

Казалось бы: ну не примут и не примут – при чем здесь сепаратистские настроения? Хасбулатова нисколько не смущало, что аргументы притягиваются за уши.

Однако резче всего о президенте спикер высказался на встрече со шведским премьер-министром Карлом Бильдтом. “Правительство надо освободить от опеки президента, который не справился со своей задачей”, – заявил он.

Вот так, оценка президенту выставлена окончательная и бесповоротная – “неуд”: не справился со своей задачей. Так сказать, не оправдал доверия спикера.

И снова о референдуме: “Референдум нам навязал президент, и теперь сам не знает, как вылезти из этой ситуации. Похоже, парламенту придется спасать президента еще раз”.

Говоря о ситуации в экономике, Хасбулатов вновь заявил об “огромном ущербе”, который “нам нанес Гайдар со своим правительством”. Как сказал спикер, в результате деятельности кабинета реформаторов “мы стремительно движемся по латиноамериканскому пути, причем в его худшем, колумбийском варианте”.

Это последнее заявление Хасбулатова – в части, касающейся президента, – было явно нацелено на то, чтобы спровоцировать Ельцина на ответные резкости. Провокация удалась. Как всегда в таких случаях, последовало темпераментное заявление-отповедь президентского пресс-секретаря Вячеслава Костикова. Высказывания Хасбулатова о президенте были названы в нем бестактными.

“Выступая в роли верховного жреца и судии, – говорилось в заявлении, – Руслан Хасбулатов обвинил президента в том, что тот “не справился со своими задачами” и что в силу этого “правительство надо освободить от опеки президента”. Проявляя несдержанность перед иностранным гостем… спикер Верховного Совета взял на себя сомнительную смелость заявить о том, что президент не знает, как найти выход из ситуации с референдумом, и что “придется спасать президента еще раз”… Тот факт, что Руслан Хасбулатов скатился до прямых выпадов против достоинства президента, свидетельствует о том, что его многократные заявления о необходимости гражданского согласия, общественной консолидации и единения с президентом являются частью фальшивой игры. Единственным успокоением перед лицом столь откровенной наглости и лицемерия является то, что подобного рода публичные высказывания дают возможность народу России, российским политикам, депутатскому корпусу, мировым политикам оценить всю величину опасности, которую представляют для общества подобные действия новоявленного “спасителя”.

Остается добавить, что в эти же дни против референдума выступил и Валерий Зорькин – третья сторона в заключенном на VII съезде мирном соглашении.

С перемирием, достигнутым на этом съезде, было полностью покончено.

Альтернатива референдуму –

конституционное соглашение

В связи с тем, что накат на референдум со стороны оппозиции становился все сильнее, Ельцин решил подстраховаться – вернуться к идее конституционного соглашения, которое послужило бы делу стабилизации обстановки в стране до принятия новой конституции. 16 февраля на встрече с Хасбулатовым они вроде бы договорились сообща выработать такое соглашение. На следующий день была создана совместная рабочая группа по подготовке его проекта.

Чтобы подчеркнуть критическую важность момента, заручиться поддержкой общественного мнения, Ельцин 18 февраля выступил по Российскому телевидению с обращением к гражданам России.

– Всех нас беспокоит, и особенно в последнее время, вопрос, – сказал президент, – сумеем или нет сохранить стабильность в стране, мирный, постепенный характер наших преобразований. Уверен, уже всем надоели напряженность и конфликты во взаимоотношениях между органами власти России.

Ельцин сказал, что уверен: углубляющийся кризис власти “может быть если не разрешен, то заметно ослаблен”. Для этого есть два пути. Первый – всероссийский референдум, где сам народ, сами избиратели выразят свою волю. Второй – “нелегкие, напряженные переговоры для достижения согласия”, то есть заключения конституционного соглашения.

Ельцин напомнил, что такие переговоры уже идут. Но – одновременно продолжается и подготовка к референдуму.

Спрашивается: а нужно ли ее продолжать, почему бы не ограничиться поиском договоренностей? Президент разъяснил: он за то, чтобы подготовка к референдуму продолжалась, поскольку нет надежных гарантий, что договоренности с законодательной властью будут достигнуты и, главное, что они будут выполняться. Ельцин напомнил, что на протяжении прошлого, 1992-го, года он уже несколько раз обращался к Верховному Совету и Съезду с “мирными” предложениями, причем каждый раз выдвигал конкретную “платформу сотрудничества”: “В первый раз это было сделано весной прошлого года на VI съезде, потом в сентябре на совещании в Чебоксарах, в октябре на Верховном Совете и наконец в декабре на VII съезде; тогда было предложено объявить стабилизационный период, хотя бы на год-полтора воздержаться от конфронтации, наладить сотрудничество…” И что же? Каков результат всех этих обращений?

– Все это было проигнорировано. Полностью, – констатировал Ельцин. – И только обращение к народу, прямое обращение (на VII съезде. – О.М.), угроза референдума заставили сесть наконец за стол переговоров и выработать соглашение об укреплении конституционного строя, – оно было принято потом как постановление съезда. Поэтому подготовка к референдуму сегодня – это своеобразная гарантия успешного хода переговоров. Если переговоры потерпят неудачу, у нас останется еще один конституционный способ разрешения кризиса власти. Тогда специально обращусь к вам, уважаемые россияне, с просьбой все-таки прийти на избирательные участки.

Президент сказал, что совместной рабочей группе, созданной 16 февраля, дано десять дней, чтобы подготовить окончательный текст конституционного соглашения. Президентский вариант уже готов и накануне был официально передан в Верховный Совет.

Ельцин изложил некоторые принципиальные положения этого документа. Согласно ему, президент и ВС берут на себя обязательства прежде всего не вмешиваться в полномочия друг друга (“это самое главное”). Далее – неукоснительно проводить в жизнь принцип разделения властей. В соответствии с этим конституционным принципом Съезд не вправе рассматривать и решать “любые вопросы”, как он это часто пытается делать. Полномочия Съезда, как и других органов власти, должны быть четко очерчены. Он не имеет права брать на себя прерогативы исполнительной и судебной власти. Предполагается, что на время действия конституционного соглашения никакие законодательные акты или поправки к ним, способные нарушить баланс властей, приниматься не будут. И наоборот, в законодательство будут внесены изменения, необходимые для укрепления принципа разделения властей.

Президент уверен, что принятие конституционного соглашения позволит в какой-то степени снизить остроту конституционного кризиса. То есть некоторое время можно будет “продержаться с действующей Конституцией, избежать лихорадки и сверхторопливости при принятии новой конституции”. Конечно, при этом должно неукоснительно выполняться условие: ни президент, ни ВС, ни Съезд не будут выступать с инициативами по изменению и дополнению действующей Конституции.

Одним из важных положений президентского проекта, положением, которое, вопреки сопротивлению оппозиции, получило мощное, хотя и не принесшее в конце концов результата, развитие, был тезис о том, что новую конституцию должен принимать не действующий состав народных депутатов, а “специально созданное для этого случая Конституционное собрание”: “После принятия конституции оно должно быть тут же распущено. Тогда его делегаты примут основной закон не под себя, а для России и ее граждан”.

Из выступления Ельцина стало ясно, что он отступил от своего требования не созывать внеочередной съезд до референдума: на переговорах с противоположной стороной он предложил-таки созвать съезд для решения одного-единственного вопроса – ратификации конституционного соглашения, если оно будет выработано. Довольно наивно прозвучали высказанные им слова надежды, что этот съезд не будет использован “для новых политических игр и интриг”.

– Я верю в вас, народные депутаты, верю в вашу ответственность перед своими избирателями, – сказал Ельцин.

Интересно, откуда взялась такая вера?

Президент вновь отверг предложение оппозиции провести одновременные досрочные выборы депутатского корпуса и президента весной 1994 года. Он сказал, что он за досрочные выборы, но – в разное время: и президент, и депутаты должны быть переизбраны ровно за год до истекающего срока их полномочий, то есть депутаты – весной 1994-го, а президент – весной 1995 года. Лишь при таком варианте удастся избежать вакуума власти, который неминуемо возникнет при одновременных перевыборах.

– Во что бы то ни стало нужно сохранить преемственность и плавность перехода власти к новому поколению политиков, а значит и стабильность в стране, – сказал Ельцин.

В заключение президент призвал объявить 1993 год “годом экономики, мирной политики и созидательной работы”.

“Все равно обманут…”

Мало кто из людей посвященных поверил, что эти ельцинские призывы упадут на благодатную почву. В этом смысле характерна беседа двух депутатов демократической ориентации – Сергея Носовца и Владимира Варова (последний – председатель подкомитета ВС по политической реформе) на том же канале РТР в программе “Парламентский вестник” примерно за полтора часа до президентского эфира.

Носовец:

– Я сомневаюсь, что даже если будет достигнуто конституционное соглашение между президентом и председателем ВС, то Съезд в очередной раз не обманет президента, да и председатель ВС не устроит очередную ловушку.

Варов:

– Я вообще сомневаюсь в конструктивных способностях Съезда народных депутатов России, хотя и сам являюсь депутатом… Совсем недавний пример. VII съезд принял решение по соглашению. Ну и что же выполнено из этого конституционного соглашения? Да ничего… Какое бы соглашение ни было заключено, оно не будет выполнено… В очередной раз обманут…

Носовец:

– Да, когда упомянутое вами решение на VII съезде было достигнуто, причем достигнуто ценой больших усилий, и Хасбулатов поставил под этим постановлением свою подпись вместе с Зорькиным и президентом, буквально на следующий день он уже усомнился в целесообразности этой подписи и принятого решения. Поэтому хочется еще раз предупредить Бориса Николаевича о том, что с этим человеком надо держать ухо востро. Как, впрочем, и со всем депутатским корпусом.

В итоге собеседники пришли к выводу, что все-таки конституционное соглашение вряд ли может быть альтернативой референдуму, что курс надо держать именно на плебисцит.

VIII СЪЕЗД. СОГЛАШЕНИЕ РАЗОРВАНО, РЕФЕРЕНДУМ ОТМЕНЕН

“По просьбе граждан и юристов”

10 марта в 10 утра в Георгиевском зале Большого кремлевского дворца начал работу VIII внеочередной съезд народных депутатов. Открывая его традиционным, как он сказал, “очень коротеньким введением”, Хасбулатов, по существу, определил направление предстоящего разговора и задал ему тон. Он сказал, что созыв съезда “обусловлен необходимостью безотлагательного решения вопроса о референдуме 11 апреля”: дескать, с требованием созвать съезд “выступили граждане в многочисленных обращениях в Верховный Совет, в республиканские, областные и краевые Советы, а также главы администраций, политические партии и движения, ученые, юристы”. Все они, по словам спикера, “высказывают серьезные опасения по поводу наших решений о референдуме 11 апреля и его возможных последствий”. Спикер так и не объяснил, чем же вызваны опасения многочисленных граждан и юристов, связанные с предстоящим референдумом, ни словом не упомянул о пожелании президента, чем должен заняться съезд (принятием конституционного соглашения), и перешел к общей оценке развития политической ситуации за три месяца, прошедших после VII съезда.

“Три месяца назад, – сказал Хасбулатов, – мы расстались с вами на волне осторожного оптимизма. И для этого были, как тогда казалось, достаточные основания. Во-первых, нам удалось избежать угрозы прямой конфронтации между президентом и законодателями… Во-вторых, страна обрела… главу правительства, легитимность которого впервые не вызывала каких-либо сомнений…” В-третьих, по словам Хасбулатова, были приняты “конкретные решения о направлениях дальнейшего развития экономической реформы, усилении борьбы с преступностью, нормализации положения в армии”. Однако последующие события склонили спикера от осторожного оптимизма к пессимизму: “Нет позитивных сдвигов в экономике. Нам до сегодняшнего дня не представлены программа стабилизации экономики и корректировка курса реформ. Напротив, усиливается рефрен в пользу сохранения прежней стратегии преобразований, разрушающей производительные силы. Утрачиваются надежды, что забрезжит свет в конце мрачного коридора реформ”.

В общем, из “очень коротенького введения” Хасбулатова стало ясно: более всего он недоволен тем, что, несмотря на смену премьера на VII съезде, желаемая для него и его единомышленников “корректировка курса” экономической реформы так и не была проведена, то есть реформа не была придушена. Вопрос же о референдуме притягивался сюда за уши: Хасбулатов и Ко прекрасно понимали, что, если голосование на референдуме будет в пользу Ельцина, ни о какой “корректировке курса” реформ после этого речь уже не заведешь.

Ельцин предлагает компромисс

Пожалуй, ни на одном другом съезде Ельцин не прилагал столько усилий, чтобы добиться компромисса, как на VIII-м. Однако уже первые часы его работы показали, что шансов на компромисс крайне мало.

По поручению Ельцина Сергей Шахрай предложил оставить в повестке дня съезда лишь один вопрос – о взаимодействии властей ради преодоления кризиса и о путях достижения согласия. Вторая часть президентского предложения – исключить из повестки дня второй вопрос, – о соблюдении Конституции органами власти и должностными лицами.

Шахрай:

– Снятие второго вопроса, предложенного ВС, – это уход от склоки. Стороны найдут, к сожалению, что текст Конституции несовершенен, найдут, в чем обвинить друг друга. В десятках, в сотнях нарушений Конституции. Не это нужно сейчас Съезду и народу Российской Федерации.

Между тем непримиримые оппозиционеры открыто заявляли, что желают именно скандала и склоки. Николай Павлов (фракция “Россия”):

– Будет очень хорошо, если второй вопрос повестки дня – о выполнении Конституции высшими должностными лицами – взорвет съезд и он превратится в склоку: лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

Поскольку предложение Ельцина не было поставлено на голосование, президент отозвал его. Это формально. Фактически же депутаты отклонили это предложение, проголосовав за иную повестку: первый вопрос – о постановлении VII съезда о стабилизации конституционного строя (сюда входил и вопрос о референдуме), второй – о соблюдении Конституции РФ федеральными органами государственной власти и высшими должностными лицами, третий – информация председателей правительства и Центробанка об экономической ситуации в стране.

С основным докладом на съезде выступил заместитель Хасбулатова Николай Рябов. Хотя считалось, что он “примыкает к центристам”, выступление его было резко конфронтационным, антипрезидентским. Доклад Рябова был посвящен постановлению VII съезда “О стабилизации конституционного строя Российской Федерации” и президентскому проекту конституционного соглашения (вот оно всплыло, это соглашение, но отнюдь не на главном месте). Постановление от 12 декабря вице-спикер назвал уступкой в пользу исполнительной власти, сильно ограничивающей собственные полномочия законодателей. “Практика показала, – заявил Рябов, – что уступки ведут к дестабилизации положения, а любые соглашения вне рамок Конституции пагубны”. Докладчик обвинил исполнительную власть в подрыве действующего Основного закона с помощью идей о Конституционном собрании, референдуме и создания различных, не предусмотренных законом президентских структур, – например, комиссии по подготовке референдума, руководимой Шумейко. Назвав постановление от 12 декабря ошибочным, Рябов призвал Съезд предупредить политиков или органы власти, которые вздумают проводить референдум, об ответственности за его последствия (снова ответственность – как будто речь идет о каком-то страшном преступлении).

Все заметили: когда Рябов произнес фразу “Высшим гарантом конституционности в стране является Съезд”, Ельцин криво усмехнулся.

Весьма оригинально докладчик истолковал принцип разделения властей. Как он полагает, “разделяться” должны президент, правительство и Конституционный Суд, а Съезд ни в каком таком разделении не участвует, он стоит над всеми и “компенсирует отсутствие баланса”.

Рябов назвал Ельцина высшим чиновником, подотчетным народным депутатам, и отверг идею создания президентской республики.

В таком же конфронтационном духе выступали в прениях большинство депутатов. Почти все они резко критически оценивали деятельность президента.

Пытаясь разрядить обстановку, Ельцин в конце первого дня съезда направил в его секретариат письмо, в котором еще раз напомнил о необходимости искать пути к сотрудничеству.

Параллельно пресс-секретарь президента Вячеслав Костиков озвучил и не столь мягкую реакцию президентской стороны на происходящее в зале заседаний Съезда. По его словам, “пальмовая ветвь, с которой президент пришел на съезд, никем не принята” – в Георгиевском зале весь день шел хорошо спланированный и целенаправленный расстрел президента со стороны руководства ВС. В окружении Ельцина, сказал Костиков, крепнет убеждение, что Съезд подходит к последней черте, за которой произойдет опрокидывание политической ситуации и восстановление в России прокоммунистической диктатуры Советов. Если депутаты не проявят воли к сотрудничеству, Ельцин обречен “на глубокие и трагические раздумья по поводу того, какие решения он будет принимать для спасения реформ и демократии”.

Впрочем, по словам Костикова, президент рассчитывает, что дополнительные инициативы, с которыми он выступит по ходу съезда, “отрезвят депутатов”; он, Ельцин, считает, что на съезде не должно быть ни победителей, ни поверженных; лучший вариант заключается в том, чтобы стороны “пришли к мировой, к ничьей, с четким разграничением сферы компетенции исполнительной и законодательной властей”. Если Съезд не пойдет по пути компромисса и согласия, – а пока он не расположен по нему идти, – все должен решить референдум.

О том, что Ельцин, добиваясь компромисса, стучался в наглухо закрытую дверь, можно судить хотя бы по словам одного из лидеров непримиримой оппозиции Михаила Астафьева из фракции “Российское единство”:

– Пути к компромиссу на съезде я не вижу… Путь же к конструктивному решению существующего кризиса – отрешение от должности президента и отдача его под суд за измену родине.

Вот так. Вот и найдите пути примирения с ними.

Вечером 10 марта стало известно, что Ельцин внес на рассмотрение Съезда свой проект постановления, в котором предлагал не отменять соглашение между ветвями власти, достигнутое на предыдущем съезде. Кроме того, президент предложил объявить мораторий на внесение изменений и дополнений в Конституцию до проведения всероссийского референдума по основным положениям нового Основного закона.

Зарубежные СМИ о первом дне съезда

Большинство зарубежных СМИ, освещавших начавшийся съезд, сразу же расценили его как очередной виток острой конфронтации между президентом и его противниками, возможно как кульминационную ее точку.

Би-Би-Си:

“Противостояние властей, тихо тлевшее между предыдущим и нынешним съездами, вспыхнуло с новой силой с первой же минуты. Антипрезидентская коалиция коммунистов и патриотов к этому съезду подготовилась хорошо. Ни одно президентское предложение не прошло, начиная с вопросов повестки дня, имевших, впрочем, принципиальное значение, и кончая предложением президента создать согласительную комиссию для спасения конституционного соглашения, подписанного на VII съезде и определившего хрупкое равновесие властей”.

Международное канадское радио:

“Москва, как обычно, переполнена слухами, но на этот раз они весьма противоречивы. Некоторые ожидают введения Ельциным военного положения, другие – вынесения ему импичмента Съездом народных депутатов. Трудно определить, насколько серьезны эти угрозы, но большинство наблюдателей не сомневаются в том, что борьба за власть в России достигла кульминации”.

“Немецкая волна”:

“Серьезный кризис в России только внешне является конституционным конфликтом. По сути, речь идет о будущей ориентации страны, о попытке старой гвардии из всех лагерей вернуть себе всю власть, а не только сохранить ту часть, которая у нее уже есть”.

Выступление Ельцина

Выступив на съезде в самом начале второго дня его работы, 11 марта, Ельцин предпринял очередную попытку переломить его конфронтационный ход.

– Я пришел на этот съезд, – сказал президент, – с надеждой, что у нас хватит мудрости, мужества и воли ради России, ради наших избирателей обрести согласие и начать совместную, конструктивную работу. Скажу прямо, вчерашний день принес немало разочарований. Усиливается взаимное отчуждение и непонимание. Все меньше остается возможностей для достижения согласия. Сожалею, что у депутатов не нашли отклика инициативы президента. Более того, ни одна моя инициатива не была поставлена на обсуждение и голосование… Сегодня вновь на ваше рассмотрение выносится проект постановления, накануне вами же отвергнутый (в действительности проект, подготовленный редакционной комиссией, 10 марта не был принят по чисто техническим или, точнее, процедурным причинам. – О.М.)… Этот проект вызывает у меня глубокое чувство тревоги за судьбу России. И прежде всего потому, что он не оставляет камня на камне от того минимума согласия, которое существовало до сих пор. В проекте предложено еще сильнее разбалансировать законодательную и исполнительную власть. А это неизбежно расколет и без того слабую российскую государственность. Предложено отбросить как ненужную бумажку соглашение между законодательной, исполнительной и судебной властями, которое и стало постановлением VII съезда…

Ельцин отверг попытки своих оппонентов обкорнать полномочия президента:

– Я сторонник сильной президентской власти в России. Но не потому, что являюсь президентом, а потому, что убежден: без этого России не выжить, не подняться. Прежде всего потому, что президент избирается гражданами всего государства. И он олицетворяет его целостность, его единство. Подчеркиваю, не Съезд, не Верховный Совет, не какой-либо другой институт власти, а президент. Говорю с вами предельно откровенно: скажите – можете вы дать твердую гарантию, что уже завтра какая-либо республика в составе России или даже край, область не отзовет своих депутатов со съезда или из парламента? Тем более есть поводы для обид, и даже на этом съезде. Что вы будете делать, если этот процесс обретет характер цепной реакции? Нет у представительной власти средств остановить его!

Так же обстоит дело и с реформами:

– Только всенародное избрание, выраженное избирателями доверие позволяет именно президенту и никому более проводить в жизнь жесткие, но необходимые меры. А без них не может обходиться ни одна реформа...

– Сегодня еще есть возможность начать встречное движение… – продолжал Ельцин. – Повторю, готов к любому варианту диалога, к согласию в любой правовой форме. Будь то соглашение, постановление, закон, согласованные поправки к Конституции и т.д… Считаю первоочередной задачей сохранить постановление VII съезда “О стабилизации конституционного строя России”. Отвергаю мнение, будто оно явилось односторонней уступкой президенту… Совершенно невразумительно звучит мотив, по которому в проекте редакционной комиссии предлагается отменить это постановление: якобы оно не достигло поставленных целей. Разве в этом постановлении был указан крайний срок – 10 или 11 марта? И что за цели имеются в виду?

– В случае, если Съезд оттолкнет руку президента и конфликт приобретет необратимый характер, есть другой путь, – напомнил Ельцин. – Он также предусмотрен декабрьским соглашением… Это референдум… Если Съезд будет и дальше стоять на позициях конфронтации, если будет разрушено то хрупкое согласие, которое мы имеем, референдум останется единственным средством разрешения конфликта.

Ельцин подтвердил, что берет на себя ответственность за его проведение, хотя такую же ответственность, по его словам, должен нести и Съезд.

– Сейчас остается крайне небольшой набор средств, чтобы удержать стабильность ситуации, – сказал президент в заключение. – Если не будут приняты высказанные мной предложения, то президенту придется искать еще какие-то дополнительные меры для того, чтобы обеспечить…

В этом месте оратора прервали – в зале возник шум: на какие такие меры намекает Ельцин?

– Вы о своем думаете, а я о другом, – успокоил президент разволновавшихся депутатов. – Вас ведь обязательно тянет на улицу. Если не будут приняты эти предложения, то я действительно должен думать о дополнительных мерах для того, чтобы сохранить баланс властей в стране. Сохранить все-таки хотя бы шатающееся, но равновесие, которое сегодня есть… Для того, чтобы все-таки нам в 1993 году действительно перейти на экономические вопросы и укрепить экономику и не потерять достояние наших людей. Я просил бы народных депутатов все-таки внимательно прислушаться к предложению президента.

Признав, что время для подготовки референдума упущено, Ельцин сделал еще один примирительный жест – сказал, что референдум придется перенести на ту дату, которую определит Съезд. Дескать, все в ваших руках, уважаемые депутаты.

Что касается “дополнительных мер”, в связи с которыми возник шум среди нардепов, – кое-какие основания для беспокойства у них, по-видимому, все же могли быть. 11 марта в беседе с журналистами Вячеслав Костиков сказал, что в арсенале президента остались еще “очень сильные карты”. При этом он обратил внимание своих собеседников на то, что перед началом утреннего заседания Съезда Ельцин, войдя в зал, прежде всего подошел к министру обороны Павлу Грачеву, министру безопасности Виктору Баранникову и министру внутренних дел Виктору Ерину, поздоровался с ними за руку. Костиков не стал комментировать этот жест президента, однако намек пресс-секретаря, надо полагать, все и без того поняли. Такие детали в такой обстановке обретают символическое значение.

После Ельцина слово взял Черномырдин. Его выступление не отличалось блеском идей, но изобиловало тезисами, вполне доступными пониманию депутатов, ласкавшими их слух. Вы требуете корректировки реформ? Пожалуйста: суть корректировки, по мнению премьера, – в более реалистическом, прагматическом и приземленном подходе к реформам. Чего надо добиться в первую очередь? “Жесткого, но в рамках закона повышения управленческой дисциплины во всех институтах государства. И прежде всего речь должна идти о повышении ответственности руководителей. Нельзя расхлябанность, разгильдяйство, леность оправдывать приверженностью к демократии”.

Вот это то, что нужно! Это вам не разговоры об ограничении роста денежной массы, о снижении и повышении банковской кредитной ставки и прочих монетаристских штучках. Это родное, знакомое, усвоенное с молоком матери.

Спикер затевает скандал

Хасбулатов, выступавший вслед за Ельциным и Черномырдиным, категорически отверг предложение сохранить соглашение, достигнутое на VII съезде, назвав это соглашение ошибкой, в том числе и его собственной.

– Я ошибся… – заявил спикер. – Мне показалось тогда, на этой согласительной комиссии, когда все говорили, в том числе и ярые сторонники, и противники, что соглашение необходимо. Я думал тогда, как принято говорить у военных людей, – весь взвод в ногу идет, а один я вроде бы не в ногу. Но, как говорится, бес попутал нас всех. Так надо же исправить эту ошибку! Поэтому и речи не может идти, на мой взгляд, о том, чтобы сохранить то постановление… В конце концов, давайте не будем повторять ошибки: на нас оказывают давление, мы поддаемся, попадаем в конституционную ловушку, а потом до следующего съезда расхлебываем.

Таков был ответ председателя ВС на призыв президента в максимальной степени сохранить соглашение, достигнутое три месяца назад. Это хасбулатовское “бес попутал” потом бесконечное количество раз цитировалось в прессе.

Хасбулатов сказал также, что его разочаровали выступления президента и премьер-министра, после чего пошел в атаку на Черномырдина. Он обвинил его в “неискренности”, заявил, что “в стране есть еще два премьера – Владимир Шумейко и Анатолий Чубайс” и призвал Съезд сегодня же отправить второго в отставку.

Немедленно снять требовалось не только Чубайса. Хасбулатов: “Сколько раз президент говорил, что он снимет с работы министра иностранных дел?..”. “ В конце концов, надо быть хозяином своего слова, – поучал спикер президента, – сказал – сдержи это слово”.

Хасбулатов также заверил Черномырдина, что ВС не утвердит представленный правительством бюджет на 1993 год, и рекомендовал не выплачивать правительственным чиновникам зарплату в связи с плохой работой.

Даже сторонники спикера сочли его выступление “излишне эмоциональным”. Не относящиеся же к таковым оценили эту речь как совершенно разнузданную. Так, лидер Партии экономической свободы Константин Боровой заявил, что поражен жесткостью выступления Хасбулатова. И вообще, по степени жесткости, сказал Боровой, Съезд напоминает ему чеченскую мафию, “для которой важнее всего процесс установления собственной власти”. По словам Борового, эксперты ПЭС рассматривают несколько наиболее вероятных моделей дальнейшего развития событий, в том числе и вариант с приходом Хасбулатова на временное правление в качестве президента России.

Сам Анатолий Чубайс, немедленной отставки которого добивался спикер, также прокомментировал его выпад в свой адрес. По словам Чубайса, теперь стало ясно, что главная цель Хасбулатова – получить как можно больше власти и что спикер парламента хочет добиться права назначать и снимать по своему усмотрению министров и других членов кабинета (Конституция не давала парламенту такого права).

Нельзя, однако, сказать, что Хасбулатов просто поддался эмоциям: его эмоциональность была вполне просчитанной. Петр Филиппов (фракция “Радикальные демократы”):

– Мы имеем дело с непрофессиональным Съездом. Поэтому взять верх в голосовании можно, только устроив скандал, эмоциональный всплеск. Хасбулатов это хорошо понимает.

Мягко стелют…

На мягкое рейтинговое голосование были вынесены три проекта постановления Съезда – представленный редакционной комиссией, главами субъектов Федерации и президентом. Лучшие голоса получил первый проект, который и был принят за основу.

Проект постановления “О конституционной реформе”, разработанный редакционной комиссией, предполагал проведение этой реформы только в рамках действующей Конституции. Он предусматривал также отказ от референдума, отмену декабрьского соглашения между ветвями власти, введение в действие всех замороженных на VII съезде поправок к Конституции, резко ограничивающих полномочия президента и, более того, ставящих его в положение, когда над ним постоянно занесен топор (статья 121-6).

После этого в Грановитой палате Кремля редакционная комиссия начала доработку проекта. В состав комиссии были включены Ельцин, Хасбулатов и Зорькин. Неслыханное дело – от президента требовали снизойти до такого “не царского” занятия. Но Ельцин готов был пойти на все, лишь бы добиться тех целей, которые он для себя наметил. В данном случае – если и не сделать политическую ситуацию более стабильной, то по крайней мере сохранить эту стабильность на том уровне, на котором она оказалась после VII съезда.

И снова скандал

Как и ожидалось, обсуждение второго вопроса повестки дня – о нарушении Конституции двумя ветвями власти, – состоявшееся 11 марта, вылилось в бессмысленную взаимную перепалку. Депутаты жаждали пригвоздить Ельцина – как они считали, главного нарушителя Основного закона – к позорному столбу. Так, Михаил Челноков (парламентский блок “Российское единство”) напомнил, что Конституционный Суд уже принимал решение о неконституционности ряда указов Ельцина. В связи с этим “в соответствии со статьей 121-10” Конституции депутат внес предложение об отрешении президента Ельцина от должности.

Надо сказать, это предложение не было вольной импровизацией данного депутата. О намерении “Российского единства” поднять вопрос об импичменте еще перед открытием съезда заявлял один из лидеров блока Сергей Бабурин.

После заявления Челнокова Ельцин не торопясь собрал бумаги, поднялся, застегнул пиджак и демонстративно покинул зал заседаний.

К ответной атаке прибегли и демократы. Борис Золотухин из Парламентской коалиции реформ обвинил Хасбулатова в присвоении “всех полномочий по руководству парламентом, Съездом, народными депутатами”, что также является нарушением Конституции, и предложил упразднить пост председателя ВС, сохранив лишь должности председателей двух его палат.

В общем, организаторы съезда добились того, чего хотели, – благодаря этому второму вопросу повестки дня градус взаимного раздражения, враждебности на нем вновь “зашкалил”, превысил всякие пределы.

В атмосфере провокаций

Обстановка вокруг съезда – истеричная. Прохановский “День” на первой полосе опубликовал фотографию: 1944 год, по Москве ведут пленных немцев. Подпись под снимком: “Так скоро поведут демократов”.

На пути из Кремля к гостинице “Россия” депутаты вынуждены идти по милицейскому коридору сквозь толпу, орущую: “Долой Ельцина!”. Над толпой – портреты Сталина, лозунги “Депутат, добей гадину!”, “Это твой Сталинград”, знамена Союза русского народа, Фронта национального спасения.

По ходу съезда непримиримые оппозиционеры не гнушаются прибегать к прямым провокациям. Так, 12 марта Михаил Астафьев сообщил коллегам, будто в Кремль введены войска. Председатель Комитета ВС по обороне и безопасности Сергей Степашин посоветовал Астафьеву обратиться к Съезду, чтобы его лишили депутатских полномочий и привлекли к уголовной ответственности за провокацию и клевету. Однако депутаты немедленно поручили проверить это сообщение председателю другого комитета – по вопросам законности, правопорядка и борьбы с преступностью – Асламбеку Аслаханову. Естественно, выяснилось, что заявление Астафьева – “утка”.

По сообщениям прессы, перед началом съезда Хасбулатов, не очень полагаясь на кремлевскую службу безопасности, пригласил для охраны депутатского собрания 80 человек из своей личной охраны.

Позже стало известно, что организаторы съезда заранее озаботились и тем, чтобы для его проведения было подготовлено резервное место, снабженное всем необходимым. Так, на всякий случай. В качестве такого резервного места был выбран Парламентский центр на Цветном бульваре.

Ельцин снова уходит

Продолжая попытки спасти ситуацию, Ельцин внес в проект постановления съезда, принятый за основу, принципиальные поправки, которые предусматривали исключение из него двух пунктов. Один из них признавал утратившим силу постановление VII съезда о стабилизации конституционного строя, другой вводил в действие ряд статей Конституции, на которые на VII съезде был наложен мораторий, в том числе ту самую статью 121-6, немедленно прекращающую полномочия президента в случае, если он попытается “распустить либо приостановить деятельность любых законно избранных органов государственной власти”.

Перед голосованием по седьмому пункту проекта постановления, вводящему в действие замороженные на VII съезде поправки к Конституции, Ельцин взял слово и предупредил депутатов, что “наступил решающий момент в работе съезда”. Однако его предложение исключить из проекта этот пункт было отвергнуто. Среди прочих, депутаты ввели в действие и злосчастную статью 121-6. Согласно другой “размороженной” статье, парламент обретал право приостанавливать до заключения Конституционного Суда действие президентских указов, не соответствующих, по мнению депутатов, Конституции.

Постановление, принятое Съездом, по существу превращало президента в фигуру, лишенную каких-либо серьезных властных полномочий. Отныне Ельцин в осуществлении внутренней и внешней политики обязан был строго следовать в фарватере Верховного Совета и Съезда. Россия фактически становилась парламентской республикой.

Приняв проект постановления, представленный редакционной комиссией, Съезд тем самым отменил постановление “О стабилизации конституционного строя РФ”, принятое на VII съезде, включая пункт этого документа о проведении референдума 11 апреля.

Это уже было окончательное фиаско президента. Начальный этап его разгрома – тот предыдущий, декабрьский съезд. Здесь – этап завершающий, к которому шли терпеливо и последовательно. Результат: Ельцина “дожали”.

Снова следует жест уже не протестующего, а как бы поверженного – Ельцин вновь покидает зал. Вместе с ним уходят члены правительства и часть депутатов, поддерживающих президента.

На съезде объявили перерыв. Хасбулатов, Зорькин и Руцкой отправились к Ельцину с визитом – видимо, для того, чтобы продемонстрировать всем: вот какие они миролюбивые, склонные к компромиссу. После одержанной победы можно проявить и великодушие к побежденному.

Однако никаких конкретных результатов этот визит, естественно, не принес. По словам очевидцев, “встреча была короткой, и стороны расстались, крайне недовольные друг другом”.

Депутаты демократических фракций, собравшиеся в перерыве, расценили произошедшее как переворот, направленный на узурпацию власти руководством ВС.

В середине дня 12 марта на съезде распространился слух, что Ельцин намерен выступить по телевидению с обращением к российскому народу. Видимо, по этой причине, – чтобы иметь возможность оперативно отреагировать на очередной ход президента, – Съезд, по предложению Хасбулатова, решил продлить свою работу еще на один день. “Мы посмотрим, как будет себя вести другая ветвь власти”, – сказал спикер.

Но Ельцин молчал. Держал паузу.

Репетируют захват “Останкина”

В этот же день непримиримая оппозиция предприняла попытку захватить электронные СМИ. Пока что не физически – законодательно. После перерыва депутатам был роздан проект постановления Съезда о государственном телерадиовещании. Его первым пунктом предполагалось подчинить Верховному Совету Российскую государственную телерадиовещательную компанию “Останкино”, а также Федеральную телерадиовещательную компанию “Россия” и ИТАР-ТАСС. Очень не нравилась депутатам неумолкающая критика в их адрес, раздававшаяся с телеэкранов. Что касается крупнейшего в России информагентства, целью было, – чтобы каждое их эпохальное решение мгновенно разлеталось по всему миру…

Это депутатский демарш был прологом к реальному штурму останкинского телецентра и того же ТАССа, который произошел более полугода спустя.

Сергей Юшенков так прокомментировал этот проект:

– Диктатура большинства гораздо хуже диктатуры одного человека. В истории тому тьма примеров. Чудовищный проект постановления, которое пытались принять на съезде, нарушает Закон о печати. Жить с ощущением, что та или иная публикация, та или иная передача не понравится разгневанным депутатам? Думаю, это полнейшее наступление на свободу слова. Не сомневаюсь, постановление будет принято Верховным Советом, потому что депутаты хотели бы иметь карманную прессу. Обратите внимание: со стороны исполнительной власти и президента очень мало сетований по поводу крайне неприличных высказываний в их адрес как в газетах, так и по телевидению. А вот парламент волнуется очень сильно…

К слову сказать, ельцинская терпимость к критическим выступлениям прессы, о которой говорил Юшенков, действительно была одним из лучших качеств тогдашнего президента. Уж этого у него не отнимешь.

Несмотря на сопротивление демократов, упомянутое постановление о телерадиовещании, хотя и в несколько измененном виде, было принято на следующем, IX-м, съезде.

Правительству чуть-чуть расширили

полномочия

В качестве умиротворяющего жеста, призванного смягчить удар, нанесенный президентской команде, Съезд решил кое в чем пойти навстречу президенту и премьеру – передал правительству текущее управление федеральной собственностью и некоторыми федеральными экономическими службами. Председателям Центробанка, Российского фонда федерального имущества, Пенсионного фонда, Госкомстата и ряда других финансово-экономических учреждений и ведомств было разрешено “по должности” входить в состав Совета Министров. При этом их подконтрольность Верховному Совету была сохранена.

Только в этот момент многие осознали тот потрясающий факт, что эти важнейшие учреждения до сих пор не были подчинены правительству. Они не были подчинены ему и при Гайдаре. Ими руководил Верховный Совет. Спрашивается, как при такой ситуации осуществлять экономическую реформу?

11 марта в “Известиях” появилось интервью с Сергеем Филатовым. Среди прочего, глава администрации президента обращал внимание читателей на то, что некомпетентное вмешательство законодательной власти в сферу экономики самым непосредственным образом сказывается на реформах, тормозит их; в частности, оно прямо отразилось на итогах 1992 года. Например, Центробанк, подотчетный лишь парламенту, предпринимает шаги, подрывающие усилия правительства по обузданию инфляции. Налоги столь высоки, что предприниматели всеми силами стремятся укрывать доходы, парламент же и не думает пересматривать налоговое законодательство. И таких примеров великое множество.

Еще более красочно описала ситуацию, сложившуюся к тому времени, французская “Трибюн”:

“Валютная власть в лице российского Центробанка зависит от безрассудно транжирящего деньги парламента. Правительство выступает за жесткую экономию, не имея возможности проводить ее в жизнь, законодательная власть в большинстве случаев не готова содействовать переменам в экономике. Все это ставит под сомнение возможности становления в России полноценного рынка”.

Непримиримая оппозиция утверждала, что начатые в стране экономические реформы ведут к образованию экономической системы латиноамериканского типа. В действительности к латиноамериканскому варианту вела инфляционная политика парламента и полностью зависимого от него Центробанка.

Петр Филиппов:

– Посудите сами: бюджет на 1993 год, принятый Верховным Советом в первом чтении, предусматривает, что 40 процентов от суммы расходов федерального бюджета будет покрываться за счет печатного станка. Это страшная сумма. А если мы прочитаем плановые наметки ЦБ, то банк планирует ежемесячное увеличение денежной массы в стране на 18–20 процентов, в то время как правительство настаивает, что мы не можем увеличивать денежную массу больше, чем на 7 процентов. При 7 процентах и то темп роста цен будет составлять 10–15 процентов в месяц. Но 7 процентов – это тот предел, который позволяет нам осуществлять структурную перестройку за счет кредитов, выделяемых ЦБ, и в то же время не попасть в пропасть гиперинфляции.

…После того как Съезд принял постановление, расширяющее полномочия правительства, Черномырдин снова взял слово и тепло поблагодарил депутатов за поддержку кабинета, чем вызвал восторг народных избранников. Дипломатия есть дипломатия. В действительности вряд ли это расширение полномочий что-то существенно меняло в распределении сил двух противоборствующих властных команд.

Депутаты против референдума

12 марта Вячеслав Костиков сообщил, что президент и правительство, покинувшие съезд, больше на него не вернутся. С этого момента стало ясно: убедившись, что достигнуть соглашения с оппозицией невозможно, президентская сторона основное внимание концентрирует на референдуме. Она решила провести его во что бы то ни стало и взять его результаты (как она была уверена, благоприятные для себя) за основу дальнейших отношений с законодателями.

Председатель правительственной комиссии по подготовке референдума первый вице-премьер Владимир Шумейко заявил 12 марта: “Сегодня нет юридической силы, способной отменить референдум… Ни в законодательстве, ни в Конституции нет нормы, согласно которой можно было бы отменить объявленный референдум”. Он предположил, что плебисцит, возможно, будет назначен на 25 апреля. Так оно в дальнейшем и произошло.

(Кстати, независимо от Съезда свое слово по поводу референдума сказала и Центральная избирательная комиссия. Поскольку срок представления вопросов, выносимых на референдум, истек, – они должны быть представлены не позднее, чем за месяц до референдума, – Центризбирком 12 марта принял постановление о непроведении референдума 11 апреля.)

Со своей стороны, и Вячеслав Костиков выразил убеждение, что никакие шаги Съезда не помешают президенту провести референдум. По мнению Костикова, если хорошо его подготовить, президент его выиграет, и тогда, опираясь на результаты плебисцита, Ельцин может предложить свой вариант конституции.

Еще до начала VIII съезда президент представил в Верховный Совет текст вопросов, которые он предлагал вынести на референдум. Вопрос первый: “Согласны ли вы с тем, чтобы Российская Федерация была президентской республикой?”. Вопрос второй: “Согласны ли вы с тем, что каждый гражданин Российской Федерации вправе владеть, пользоваться и распоряжаться землей в качестве собственника?”.

Депутаты отнеслись к этим вопросам отрицательно. Наибольшее раздражение вызвал первый – о президентской республике. Формулировку сочли непонятной. Николай Рябов, например, заявил: дескать, не существует такого юридического понятия, как президентская республика, этот термин “чисто научен и весьма условен”. В итоге ВС решил принять вопросы президента к сведению и направить их на рассмотрение Съезда (естественно, чтобы он их окончательно “зарезал”).

Забавно, что сам Хасбулатов, видимо будучи уверенным, что затея с референдумом безнадежна, отозвался о ельцинских вопросах довольно благодушно – заявил журналистам, что, по его личному мнению, референдум по вопросам президента вполне можно провести, только вот некоторые из этих вопросов надо бы как-то подробно разъяснить. Впрочем, при этом спикер по привычке добавил, что ответственность за провал плебисцита или его негативные последствия (снова об этом!) должен нести лично Борис Ельцин.

Категорически против референдума, тоже еще до съезда, выступил ряд руководителей местных Советов – они приняли специальное обращение, в котором отвергли идею референдума. Документ подписали представители 50 субъектов Федерации из 88.

Таким образом, противники референдума на съезде получили весомую поддержку.

Как уже говорилось, приняв постановление о конституционной реформе в том виде, как его представила редакционная комиссия, Съезд отменил решение о проведении референдума, как и ряд других решений VII съезда. Тем не менее, перед последним днем съезда – 13 марта – все еще теплилась какая-то надежда на компромисс. В этот день вопрос о референдуме был вынесен на обсуждение депутатов в качестве отдельной темы.

12 марта Ельцин направил Съезду те же самые вопросы, которые ранее направлял в Верховный Совет, – о президентской республике и о праве владеть землей. Предложил провести плебисцит 25 апреля. Соответствующий проект представил Владимир Шумейко, который напомнил депутатам слова президента, что он берет на себя полную ответственность за проведение референдума. Хасбулатов тут же бесцеремонно вступил в пререкания с представителем Ельцина.

Хасбулатов:

– Вы говорите, что президент берет всю ответственность на себя. Вчера мы собирались. Все субъекты РФ умоляют и президента, и ВС, и Съезд референдум не проводить. Поэтому, может быть, мы спросим как раз этих самых субъектов. Давайте мы их выслушаем... Я хочу сказать, что никакой ответственности ни за мной, ни за президентом нет, когда произойдет развал. Ответственность будут нести непосредственно люди, которые живут на земле. Были уже президенты, которые развалили, и тоже говорили, что они несут ответственность... Поэтому если спросить меня как гражданина, то я “за”…

Шумейко:

– Если президент заявляет как высшее должностное лицо...

Хасбулатов:

– Мало ли кто что заявляет…

Как видим, сам спикер за референдум, но вот субъекты Федерации… Типичный хасбулатовский прием – кивать на кого-то другого, оставаясь при этом как бы в стороне.

Этой своей перепалкой с Владимиром Шумейко председатель ВС, опять-таки в обычной своей манере, дал сигнал депутатам, как им следует голосовать. Депутаты отвергли предложения Ельцина и признали нецелесообразным проведение плебисцита в 1993 году. В качестве мотивировки приводилось мнение, что проведение всероссийских референдумов в настоящее время “может повлечь за собой опасные последствия для государственности и территориальной целостности Российской Федерации”.

Как видим, против референдума выдвигались все те же маловразумительные, но “убойные” аргументы. Этакие страшилки для взрослых.

При этом Съезд предпринял откровенно популистский шаг: выделенные на референдум 20 миллиардов рублей направил на финансирование строительства жилья для военнослужащих и их социальной защиты. Логика была ясная: в преддверии неизбежных тяжелых боев с президентом – возможно, и в прямом значении этого слова, – совсем нелишне заручиться поддержкой армии.

Съезд планировалось провести в два дня, однако он продлился три с половиной (каждый день его проведения обходился налогоплательщику в 40 миллионов рублей).

…Почти все предложения Ельцина были отклонены Съездом. Единственное исключение, о котором уже говорилось, – частично принятое предложение о том, чтобы правительство осуществляло текущее управление федеральной собственностью, денежной и кредитной системами, федеральными экономическими службами и чтобы соответствующие учреждения и ведомства стали подведомственны правительству – впрочем, при сохранении их подконтрольности Верховному Совету (поди разберись, что такое “подведомственность” и “подконтрольность”, – для обычного нормального человека это темный лес).

В заключение Съезд принял обращение к гражданам Российской Федерации, где в очередной раз обвинил президента в постоянном нарушении Конституции, стремлении узурпировать всю полноту власти в стране и “политическом авантюризме” (каково!). В очередной (какой уже?) раз подтверждалось негативное отношение к референдуму. “Обществу вновь навязывается противоборство, – говорилось в документе, – его втягивают в новые, никого не обязывающие референдумы. Кто посчитался с волей народа, когда он требовал сохранить союзное государство?”.

Словно бы не тот же самый депутатский корпус ратифицировал Беловежские соглашения и тем самым юридически санкционировал развал этого государства в нарушение этой самой “народной воли”. Теперь они кивали на “дядю” (президента, естественно), который “не посчитался с волей народа”.

Разрыв с президентом был закреплен окончательно.

В атмосфере партхозактива

– От этого съезда у меня стойкое и тягостное ощущение, – рассказывал мой коллега по “Литературной газете”, собкор по Ростовской области, он же народный депутат Владимир Фомин. – Окунулся в полузабытую атмосферу партхозактивов конца 70-х – начала 80-х годов. Все было предрешено заранее: референдума не будет, Ельцина, – если его не удастся отправить в отставку, – лишат не только дополнительных, но и многих основных полномочий… Так оно и вышло. Президент – вроде бы конституционным путем – превращен, по сути, в декоративную фигуру. Вся полнота власти в России переходит к Съезду, точнее – к Верховному Совету, а еще точнее – к Президиуму ВС во главе с председателем. Управление страной переходит (или может перейти) к политическим силам, которые под демагогическими разговорами о социально ориентированной экономике готовы развернуть ее в обратную сторону – радикально изменить курс реформ, по сути отказаться от них. Только сегодня до конца понимаешь, почему блок прокоммунистических фракций так упорно цеплялся за каждую статью латанной-перелатанной брежневской Конституции: каждая из них – опорная точка для возврата к старому. Какой будет демократия, можно судить по поведению Хасбулатова, который уже сегодня, как генсек, распекает депутатов, готов снимать с должности вице-премьеров, министров…

Примерно такое же впечатление от съезда и у других депутатов демократической ориентации.

Федор Шелов-Коведяев:

– Съезд своими решениями фактически перевел наше общество и государство за грань, отделяющую конституционный кризис от фактического развала страны. Ясно, что президент и правительство не согласятся с усеченными возможностями их деятельности и будут поступать по своему разумению. А Верховный Совет станет отменять все указы и решения. В результате на местах и в центре воцарится полный хаос, безвластие, анархия.

Михаил Молоствов:

– Съезд аннулировал соглашение между двумя ветвями власти, достигнутое в декабре. Это печальный факт. Страна велика и обильна, а порядка в ней как не было, так и нет. Порядок, который предлагается Съездом, – это восстановление многоступенчатой Советской власти: Съезд, ВЦИК (или Верховный Совет), Президиум ВС и наконец глава Верховного Совета. В таком случае, конечно, будет порядок, но при одном условии: если восстановить диктатуру коммунистической партии.

Марина Салье:

– Как могут развиваться события? Используя статью 121-6, введенную в действие Съездом, Верховный Совет на одном из своих заседаний вполне способен сместить президента. И в обращении к народу, которое депутаты так единодушно приняли, прямой намек на это уже есть: дескать, Конституция все больше и больше нарушается указами президента, президент нам очень мешает. Кто на его место? Если следовать Конституции, то Руцкой. А что же президент? Предпринять что-либо антиконституционное он вряд ли захочет. Ввести в соответствии со своими полномочиями чрезвычайное положение? Тоже сомневаюсь, ибо расстановка сил в армии, МБР и т.д. не ясна ни для кого – ни для Хасбулатова, ни для президента. Поэтому можно сказать, что демократия в России на этом съезде умерла.

Ненависть номенклатуры

(Из записной книжки)

Помните? Октябрьский (1987 года) Пленум ЦК КПСС. Неожиданное бунтарское выступление кандидата в члены Политбюро Бориса Ельцина на благочинном собрании партийных бонз, посвященном очередному “летию”. Ну, а дальше – все на одного. С визгом. С улюлюканьем. Ату его! Расталкивали друг друга локтями: “Дайте, дайте мне ему врезать!”.

“Одно выступление за другим – во многом демагогичные, не по существу, бьющие примерно в одну и ту же точку: такой-сякой Ельцин. Слова повторялись, эпитеты повторялись. Ярлыки повторялись…”

Так пишет сам Борис Николаевич в своих воспоминаниях.

“Выступает Рябов, с которым столько в Свердловске вместе работали. Зачем? Чтобы себе какую-то тропинку проложить вверх, если не к будущему, то хотя бы к своей пенсии? И он начал обличать… Это было совсем тяжело”.

Как все похоже: тот полузабытый уже пленум и только что отговоривший VIII съезд нардепов. Та же бесконечная демагогия. То же безграничное лицемерие. То же нежелание и неумение хоть сколько-нибудь вникнуть в суть дела. И – ненависть, ненависть, ненависть…

Даже фамилии те же, знакомые. Рябов, например. Именно ему поручено тенькнуть камертоном, чтобы все знали, в какой именно тональности на этот раз “поливать” президента. В самой что ни на есть разнузданной. На полную катушку. Ельцин – всего лишь “высший чиновник”. Он никакой не глава государства, а только глава исполнительной власти. Требование общенародного референдума, с которым выступает президент и который, между прочим, предусмотрен Конституцией, – “политический авантюризм”.

Выступление Рябова – как бы доклад в открытие съезда, как бы от чьего-то авторитетного имени, с соответствующим вольготным регламентом, но в то же время – как бы и частное выступление, загодя не обсуждавшееся ни на Верховном Совете, ни даже на его Президиуме. В случае чего всегда можно дать задний ход: это, дескать, личное мнение депутата Рябова.

Конечно, между тем ветхозаветным пленумом и этим “историческим”, “поворотным” съездом есть кое-какие различия. Там истовая ненависть к отступнику воедино сливалась с неукоснительной партийной дисциплиной: генсек сказал – “надо”. Надо “обменяться мнениями”. То бишь, в переводе с партийного на обычный язык, – хорошо повозить бунтаря “фэйсом по тэйблу”. Здесь вместо партийной дисциплины в паре с собственной утробной, почти генетической ненавистью – стайный инстинкт и гипнотическое воздействие дирижера-спикера. Различия кое-какие есть. Даже Рябовы там и здесь разные. Но общее – в главном, в том, что составляет первооснову ненависти, которую номенклатура перманентно испытывала к Ельцину: ОН ПОСЯГНУЛ НА ЕЕ БЕЗГРАНИЧНОЕ ВСЕВЛАСТИЕ. И нет ему пощады.

“ОСОБЫЙ ПОРЯДОК УПРАВЛЕНИЯ”

Ельцин изучает политический ущерб

Между тем пауза, взятая Ельциным после ухода со съезда, продолжалась. 15 марта Вячеслав Костиков распространил заявление, где сообщил, что президент “изучает масштабы политического ущерба, нанесенного конституционному строю Российской Федерации Съездом”. По словам Костикова, результаты работы Съезда “внушают глубокие опасения”. Его решения “серьезно усугубили дисбаланс властей, поставили под угрозу государственное устройство и порядок в стране”. Прозвучавшие на депутатском форуме угрозы в адрес президента, министров правительства, “открыто продемонстрированное намерение захватить телевидение, радио, другие средства массовой информации раскрывают истинные цели руководства Верховного Совета, которое жестко дирижировало всем ходом съезда”. “Речь идет о попытке полностью сконцентрировать власть в руках Советов, возвратить коммунистическую номенклатуру к рычагам управления страной, отобрать демократические завоевания августа 1991 года”. Как отметил пресс-секретарь президента, заключительное слово председателя ВС Хасбулатова, “в сущности, представляет собой призыв к захвату власти Советами в центре и на местах”.

Эти резкие констатации Костикова вкупе с затянувшимся угрюмым молчанием самого президента нервируют депутатов. В кулуарах ВС ходят слухи, что Ельцин пойдет на самые радикальные меры, включая введение прямого президентского правления.

17 марта в Кремле состоялось заседание Президентского совета. На нем Ельцин вновь показал всей стране, чем он, собственно говоря, более всего сейчас озабочен, какие раздумья его одолевают. Он попросил членов Совета проанализировать ход завершившегося VIII съезда, подсказать, какие тактические ошибки он, президент, возможно, на нем допустил. “Надо определить, – сказал Ельцин, – какое решение необходимо принять – мягкое, среднее или жесткое”.

Многие выступившие на Президентском совете выразили несогласие с тем, что президент на съезде “проиграл”: его рейтинг возрастает, в то время как Съезд, Верховный Совет, его руководство дискредитировали себя. Было также высказано мнение, что съезд “создал для президента морально-политическую ситуацию, которая сопоставима с августом 1991 года”. Члены Совета рекомендовали Ельцину в ближайшие дни выступить перед российским народом с четким изложением своей позиции. Высказались также за то, чтобы больше не идти на компромиссы со Съездом. Прозвучала и такая мысль: у Ельцина есть моральное и конституционное право (учитывая противоречия в Основном законе) ввести в стране президентское правление.

“Мягкий” вариант дальнейших действий, – в частности, проведение всенародного опроса, – не нашел поддержки. Участники заседания отрицательно отнеслись к этой идее по причине того, что опрос не имеет юридической силы. Все сошлись во мнении, что надо держать курс не на опрос, а на полноценный референдум.

Насчет президентского рейтинга… Социологи в самом деле отмечали его рост. Так, по данным ВЦИОМа, – они были опубликованы после завершения съезда, 14 марта, – рейтинг Ельцина за последнюю неделю вырос с 30 до 38 процентов. Рейтинг же Хасбулатова составлял всего лишь 12 процентов, причем каждый второй опрошенный отрицательно относился к спикеру ВС.

Занятно, что в своих мемуарах Хасбулатов безапелляционно утверждает прямо противоположное, – что его рейтинг, “по крайней мере с VIII съезда и до 4 октября 1993 года”, – то есть до момента силового разрешения известного конфликта, – был выше, чем рейтинг Ельцина. Что ж, найдутся и такие, кто поверит бывшему спикеру на слово. Не станешь же в самом деле всякий раз тянуться за социологическим бюллетенем, перепроверять прочитанное.

Западные СМИ о съезде

После съезда, подводя его итоги, большинство западных лидеров и ведущих СМИ, как всегда, поддержали Ельцина. Их оценки были исполнены сочувствия к российскому президенту, потерпевшему очередное поражение. Правда, некоторые из этих оценок страдали, пожалуй, излишним пессимизмом.

“Зюддойче цайтунг” (ФРГ):

“В Москве была похоронена мечта, которая впервые в истории сулила русским создание открытого демократического общества с высоким уровнем жизни, ибо Ельцин, как и его невезучий предшественник Горбачев, оказался политиком переходного периода. Ему тоже не удалось совершить трудный переход и привести свой народ к новым берегам. Сознание этого факта болезненно переживает не только Россия, но и Запад, который во второй раз за последние годы вынужден расставаться с объектом своих надежд в Москве.

Ельцин в трудном положении, так как оставшийся ему выбор невелик. Если он решится объявить чрезвычайное положение, на которое он намекал, то это будет рискованный шаг. В таком случае президент, у которого нет никакой политической опоры в виде партии или организации, попадет в зависимость от сил, еще более реакционных, чем депутаты парламента и Съезда. При таком повороте событий он тесно связал бы свою судьбу с армией и органами госбезопасности. Возможен и другой вариант – прямое обращение президента к народу. Это он, видимо, и намерен сделать. Но никто не может предсказать, много ли граждан примут участие в референдуме. Пассивность населения только закрепило бы поражение Ельцина, – она означала бы, что он потерял всякую поддержку людей”.

В “Нью-Йорк таймс” появилось сообщение, что некий высокопоставленный представитель администрации, просивший не называть его фамилию, заявил: США примут “решительные меры”, если Ельцин прибегнет к военной силе, чтобы сохранить свою власть. В то же время он сказал, что Вашингтон не будет протестовать против решения Ельцина приостановить деятельность парламента или отменить Конституцию, принятую в советскую эру, чтобы подавить свою политическую оппозицию. “Если Ельцин приостановит деятельность антидемократического парламента, это вовсе не обязательно будет антидемократическим актом, – сказал этот представитель. – Если же он бросит в тюрьму большое количество людей, а войска, поддерживающие его, прольют кровь, то это уже будет совершенно иная ситуация”.

Заявление, как видим, довольно противоречивое: разогнать парламент можно, а вот применять силу – нельзя. Разве не ясно, что за разгоном парламента с большой вероятностью последует силовое противостояние, вооруженный конфликт? Собственно говоря, так оно и случилось в сентябре – октябре.

Ельцин объявляет о введении особого

порядка управления

Недельное напряженное молчание Ельцина закончилось 20 марта. В этот день в 21-30 он, как и ожидали многие, выступил по телевидению с очередным обращением к гражданам России. Президент разъяснил, как он видит ситуацию в стране после VIII съезда и какие меры собирается принять для выхода из образовавшегося тупика.

– Страна больше не может жить в обстановке постоянного кризиса власти, – сказал Ельцин, – при такой растрате сил мы никогда не вылезем из нищеты, не обеспечим мира и покоя для наших граждан. Сегодня предельно ясно: корень всех проблем кроется не в конфликте между исполнительной и законодательной властью, не в конфликте между Съездом и президентом, суть глубже, суть в другом – в глубоком противоречии между народом и прежней большевистской антинародной системой, которая еще не распалась, которая сегодня опять стремится восстановить утраченную власть над Россией. VIII съезд, по сути дела, стал генеральной репетицией реванша бывшей партноменклатуры, народ попросту хотят обмануть. Мы слышим ложь в постоянных клятвах верности Конституции, от съезда к съезду ее корежат и перекраивают в угоду собственным интересам, наносят удар за ударом по самой основе конституционного строя, народовластия. А то и просто не оглядываются на Конституцию, принимая решения, что было часто во время работы VIII съезда. Ложь в постоянных ссылках на мнение избирателей, в клятвах верности демократии. А между тем народу было высокомерно отказано в праве самому определять свою судьбу. Съезд похоронил референдум о собственности граждан на землю, похоронил апрельский референдум по основам новой конституции. Хочу сказать вам просто: трусливо ушел от решения вопроса о досрочных выборах… Трагическим итогом съезда стало ослабление власти, ослабление России. Разделение властей как принцип Конституции фактически ликвидируется. Сняты последние барьеры на пути всевластия Съезда, Советов и парламента. Любое свое решение и Съезд, и Верховный Совет объявляют законным и конституционным, их некому остановить, некому удержать от произвола… В России как бы два правительства: одно конституционное, другое – в Верховном Совете. Они ведут принципиально разную политику. Согласиться с этим – значит согласиться с тем, что жизнь наших граждан должна быть мучительной и тяжелой, а экономика еще более уродливой и уязвимой.

– Я честно стремился к компромиссу на съезде и до съезда, – продолжал Ельцин. – Несмотря на интриги, несмотря на оскорбления, грубость, весь путь был пройден до конца… Возможности поиска согласия с консервативным большинством депутатского корпуса полностью исчерпаны.

Ельцин сказал, что “сегодня”, то есть 20 марта, подписал Указ “Об особом порядке управления до преодоления кризиса власти”. В соответствии с ним на 25 апреля назначается голосование о доверии президенту и вице-президенту. “Пошел на этот шаг потому, – пояснил президент, – что меня избирал не Съезд, не Верховный Совет, а народ. Ему и решать, – должен ли я дальше выполнять свои обязанности и кому руководить страной: президенту и вице-президенту или Съезду народных депутатов”. Одновременно с голосованием о доверии президенту будет проводиться голосование по проекту новой конституции и проекту Закона о выборах федерального парламента. По новой конституции Съезда не будет. До новых выборов Съезд и Верховный Совет не распускаются, их работа не приостанавливается. Сохраняются полномочия народных депутатов Российской Федерации. Но в соответствии с Указом не имеют юридической силы любые решения органов и должностных лиц, которые направлены на отмену и приостановление указов и распоряжений президента и постановлений правительства.

Контрудар со стороны оппозиции последовал немедленно. В этот же день, 20 марта, было опубликовано “ответное” обращение Президиума ВС к гражданам РФ. В нем обращение президента было названо “попыткой установления авторитарной диктатуры, посягательством на законно избранные органы власти”. Президент обвинялся во всех смертных грехах, в неисчислимых бедах, постигших страну в последние месяцы: “Развал экономики, науки, культуры, здравоохранения, безудержный рост цен, обнищание людей, невиданный разгул преступности, насилия, процесс моральной и духовной деградации – вот чем обернулись неоднократные требования президента о расширении его полномочий, многочисленные обещания Б. Ельцина и его министров улучшить жизнь народа, приступить к возрождению подлинно великой России. Сегодня Россия превращается в отсталую, зависимую страну с униженным и ограбленным народом. Теперь в России хорошо живется лишь казнокрадам, жуликам, мафиозным дельцам, тем, кто нагло расхищает богатейшие природные и сырьевые ресурсы государства в угоду себе и иностранному капиталу”.

“Объявив особый порядок управления страной, – говорилось в заключение, – Б. Ельцин противопоставляет себя конституционной законности и жизненным интересам российского народа. Конституционным долгом каждого гражданина России остается строгое, неукоснительное выполнение Конституции и законов Российской Федерации”.

Хасбулатова в этот момент в Москве не было – он совершал поездку по бывшим советским республикам. “На хозяйстве” оставался его первый зам Юрий Воронин. По мнению многих журналистов, главной целью спикера во время его турне было установить более тесные контакты с теми руководителями стран СНГ, которые в основном ориентировались на Ельцина, убедить их, что в противостоянии с российским президентом правота на стороне Верховного Совета. Цель эта вряд ли была достижима, поскольку в большинстве независимых постсоветских государств российский парламент рассматривался как сила, стремящаяся в той или иной форме восстановить советскую империю.

Весть об обращении Ельцина застала спикера в Алма-Ате, после чего он прервал свое путешествие, не успев побывать в Узбекистане и Киргизии, и вернулся в Москву.

Ельцина обличают, уговаривают,

предупреждают

Между тем в самой Москве антиельцинская суета стремительно набирала обороты. Вечером 20 марта после заседания Президиума ВС в Белом доме состоялась пресс-конференция, посвященная все той же теме – обращению президента. На ней выступили Руцкой, Зорькин, Воронин и генпрокурор Степанков. Руцкой сообщил, что утром Борис Ельцин позвонил ему и попросил познакомиться с проектом указа, о котором шла речь в его обращении, завизировать его. Однако Руцкой отказался ставить свою визу. Причины он изложил в письме президенту (вице-президент зачитал его): “Этот указ, если он будет подписан, несомненно, приведет к расколу государства и общества, а также вызовет тяжелейшие последствия для страны”; он “не только не успокоит народ и общество, не только не облегчит положение страны, но еще больше дестабилизирует его”. “Уважаемый Борис Николаевич, – говорилось в письме, – убедительно прошу Вас отменить Ваше выступление по телевидению, если оно идет в духе данного проекта указа. Ни в коем случае нельзя подписывать ни одного документа, направленного на отказ от конституционного согласия. Нужны последовательные, строго конституционные действия всех властей, в том числе и президентской, направленные не на уничтожение, а на совершенствование всей системы государственной власти в РФ. На принципах строгого уважения к Конституции и разделения властей… Еще раз прошу Вас, Борис Николаевич, обдумать сложившееся положение и отказаться от подписания указа и снять передачу по телевидению”.

В своих воспоминаниях Ельцин пишет, что еще до того как посылать указ на визу Руцкому он с ним разговаривал, “спросил напрямую: как он отнесется к решительным, жестким действиям президента?”. По словам Ельцина, “Руцкой твердо сказал: давно пора”. И вот теперь – поворот на 180 градусов. Характерное для Руцкого предательство.

Еще поразительней повел себя секретарь Совета безопасности Юрий Скоков, которого президент тоже просил завизировать указ. “…Он сам в личных беседах не раз и не два поднимал эту тему, – пишет Ельцин, – указывал на имеющиеся у него агентурные данные, что, мол, заговор против президента вполне вероятен, ждать нельзя, надо разгонять парламент…”. Когда же настал момент для этих самых “решительных, жестких действий”, он также отказался поддержать президента, также спрятался в кусты.

В общем-то, в предательстве Руцкого не было ничего удивительного, странно, что Ельцин ему удивлялся: вице-президент давно переметнулся на сторону Хасбулатова, и его позиция, касающаяся ельцинского указа, была вполне логична. Что касается Скокова, тот столь откровенно предал президента, кажется, впервые, и у Ельцина были все основания в очередной раз задуматься по поводу своей близорукости в подборе кадров. Его кадровые промахи много навредили и ему самому, и всему делу реформ.

Но вернемся к пресс-конференции. Выступавший вслед за Руцким Валерий Зорькин сказал, что проект указа получил утром. Изучив его, он также направил президенту письмо “от имени Конституционного Суда”. “Издание данного указа, – говорилось в письме, – означало бы, по существу, приостановление действия основополагающих принципов Конституции России со всеми вытекающими для Вас последствиями. Подобные действия не только не способствуют преодолению кризиса власти, но, напротив, ведут к дальнейшей дестабилизации общества, толкают страну в пучину конфронтации и хаоса, делают реальным ее распад. Введением в действие данного акта Вы дискредитируете себя как Президент России и обречете 150-миллионный многонациональный народ на суровые испытания”.

Зорькин сообщил, что после телеобращения президента состоялось экстренное заседание Конституционного Суда, и КС пришел к выводу, что этим обращением президент фактически взял на себя “роль абсолютного властителя”, что “попран важнейший принцип Конституции – принцип разделения властей”; КС констатировал также, что “попраны важнейшие принципы конституционного строя и фактически имеет место попытка государственного переворота”.

Третье письмо Ельцину было направлено за два с половиной часа до его выступления исполняющим обязанности спикера ВС Юрием Ворониным (он также зачитал его на пресс-конференции). “Уважаемый Борис Николаевич! – было сказано в нем. – Народным депутатам РФ стало известно о подготовке проекта указа Президента РФ, фактически приостанавливающего работу Съезда народных депутатов РФ, Верховного Совета РФ, Конституционного Суда РФ и прекращающего функционирование представительных органов субъектов РФ. Это нарушает не только Конституцию РФ, но Конституции республик, входящих в РФ, что может привести к распаду страны, утрате рычагов управления экономикой. Просьба еще раз взвесить все возможные последствия введения особого режима как антиконституционной акции”.

Воронин сообщил также, что связывался с силовыми министрами – Баранниковым, Грачевым, “другими” – и что они его заверили, что будут действовать строго в рамках Конституции.

Самым осторожным было, пожалуй, выступление Степанкова. Он ограничился общими словами о том, что “ни одна власть не должна в ущерб интересам России узурпировать не предоставленные ей полномочия. Только изменение самой Конституции может позволить одной власти получить дополнительные полномочия. Только изменение, основанное на принципах этой Конституции, может привести к ущемлению или умалению власти другой”.

Вскорости последовали отклики на эти выступления. Комментируя выступление Зорькина на пресс-конференции, член КС Эрнест Аметистов вечером 20 марта сообщил журналистам, что на самом деле никакого заседания Конституционного Суда, посвященного обращению президента, “сегодня не было”. По словам Аметистова, “председатель Конституционного Суда фактически нарушил закон, изложив заранее свою позицию по документу, который предположительно может быть принят к рассмотрению судом”. По мнению Аметистова, участие членов Конституционного Суда в пресс-конференции вместе с руководителями парламента, вице-президентом и генеральным прокурором подтверждает справедливость раздающихся в адрес суда обвинений, что он отступает от своего законного статуса и политизируется.

Кстати, не лишен интереса вопрос, каким образом попал к Зорькину неподписанный проект ельцинского указа. Очевидно, он получил его либо из Президиума ВС, куда его передал Руцкой, либо же непосредственно от Руцкого. Руцкому же, как мы знаем, его прислал сам Ельцин. На визу. Разумеется, не давая ему разрешения передавать или показывать документ кому-либо еще. Руцкой же распорядился им по своему усмотрению. Очередной пример предательства.

Вполне понятно, что после этого никем не подписанная бумага, по сути дела черновик, пошла гулять по свету, попала в прессу. Уже 21-го в середине дня “Интерфакс” сообщил, что проект президентского Указа “Об особом режиме управления до преодоления кризиса власти” имеется в его распоряжении.

Впрочем, две подписи на бумаге все же были: на обороте стояли визы вице-премьера Сергея Шахрая и помощника президента Юрия Батурина, принимавших участие в подготовке проекта. Эти визы, разумеется, аккуратно скопировали вместе с самим текстом, что дало повод Зорькину вскорости вызвать Батурина в Конституционный Суд “для дачи показаний”. То есть председатель КС взял на себя еще и функции прокурора. Правда, Степанков здесь тоже не отставал, заявив, что “Генеральная прокуратура готова к возбуждению уголовных дел против авторов и инициаторов последних решений президента”.

Забегая несколько вперед, скажу, что спустя месяц, 28 апреля, генпрокурор сообщил, что в связи с телеобращением Ельцина от 20 марта и подготовкой указа о введении особого порядка управления в отношении ряда лиц в правительстве и администрации президента прокуратура действительно начала “неофициальное” расследование. Как сказал Степанков, прокурорские работники пытаются выяснить, “кто визировал этот указ, откуда он взялся, где его печатали, кто вкладывал в него мысли”. Генпрокурор подтвердил: возможно, по результатам этой работы будет возбуждено уголовное дело – есть, мол, подозрение, что в проекте указа об особом порядке имеются “посылки, расходящиеся с установками Конституции”.

Это, конечно, было совершенно фантастическое расследование. До той поры, по-моему, мы никогда не слышали, чтобы следователи выясняли, кто именно вкладывал свои мысли в те или иные выступления и указы президента, где они печатались и т.д.

Конечно, при Сталине и не такое бывало. Но то при Сталине.

В ночь с 20 на 21 марта Руцкой, Воронин, Зорькин и Степанков выступили еще и по Российскому телевидению (РТР), в общих чертах повторив то, о чем они говорили на пресс-конференции.

Спаянная команда. А кто же за Ельцина? Правительство? На специальном заседании оно в самом деле приняло заявление, в котором содержалась “единодушная поддержка” позиции президента. Однако позднее правительственный пресс-центр распространил поправку, согласно которой слово “единодушная” из заявления следовало изъять. Единодушия нет и в правительстве. В частности, не согласен с Ельциным министр юстиции Николай Федоров. При обсуждении президентского обращения он воздержался от голосования, не поддержал готовящийся указ об особом режиме управления и не подписал официального заявления правительства о поддержке президента России. Вскоре он подал в отставку. Не только из-за несогласия с Ельциным, но и по той причине, что он как министр юстиции, по его словам, не в состоянии влиять на “правовой беспредел”.

Кстати, здесь стоит заметить, что на VIII съезде Николай Федоров выступал как представитель президента. При этом критиковал Верховный Совет и лично Хасбулатова, обвиняя его в незаконном присвоении исполнительных и распорядительных функций. Как заявил Федоров, “власть должна рассредоточиваться равномерно, ориентируясь только на закон”, чтобы ни президент, ни председатель ВС не могли ею злоупотребить.

Так что слова и действия тогдашнего министра юстиции в общем-то были довольно последовательны…

Хасбулатов отключает микрофоны

21 марта в 16-00 открылась экстренная (ее еще называли чрезвычайной, внеочередной) сессия ВС. В повестке дня единственный вопрос – об обращении Ельцина к гражданам России.

Открывая сессию, Хасбулатов (к этому времени он успел вернуться в Москву) выразил неудовольствие по поводу того, что в зале нет президента. “Позвоните ему, пусть придет”, – небрежно кинул он кому-то.

Ельцин на сессии так и не появился. В этот день у него умерла мать Клавдия Васильевна. Умерла она утром, но сына об этом известили ближе к концу дня, до того просто говорили, что она в больнице. Этот удар тоже надо было выдержать…

На сессии ВС Ельцина, естественно, обличали и осуждали, призывали к немедленному созыву чрезвычайного съезда, отрешению президента от должности на основании “размороженной” на VIII съезде статьи 121-6. После, однако, приняли достаточно осторожное решение: обратиться в КС за заключением по поводу обращения Ельцина, а уж потом созывать съезд.

Впрочем, согласно заявлению Зорькина, КС уже по собственной инициативе “принял к своему производству и рассмотрению вопрос о конституционности и конституционной ответственности президента и должностных лиц, связанных с обращением, прозвучавшим вчера по телевидению”.

Во время заседания снова во всем блеске проявилось умение Хасбулатова манипулировать депутатским корпусом. Вот как это выглядело в описании репортера “Независимой газеты”:

“Официального текста указа Верховный Совет так и не дождался, а потому мог только обсуждать его пересказ из уст президента. Видимо, поэтому позиция Руслана Хасбулатова изменилась в ходе заседания от предельно жесткой до почти никак не выраженной. “Случилось худшее. Президент избрал курс на прямолинейную конфронтацию, путь крайних мер, выводящих его из конституционного пространства”, – так открыл сессию спикер. В его речи прозвучали фразы “узурпация власти”, “крах президентской политики”, “откат к худшим временам неототалитаризма”, а также аббревиатура ОПУС – особый порядок управления страной.

Руслан Хасбулатов поначалу заседание вел крайне жестко. Он отключал микрофоны депутатам, пытавшимся сказать что-нибудь либо против него, либо против господствовавшего в парламенте настроения. Он зловеще намекнул, что пропрезидентская агитация в СМИ – “это так, пока еще по инерции, подождите пару деньков”. Он повелительным тоном приказал вызвать Бориса Ельцина для объяснений. Он заставил выступить всех должностных лиц: Руцкого, Черномырдина, Зорькина, Степанкова (чтобы они повторили свою субботнюю позицию), силовых министров и Юрия Скокова, позволяя себе комментировать не понравившиеся ему речи. Однако затем спикер сам стал успокаивать выступавших в прениях депутатов, вырывавшихся за рамки регламента. С каждым часом спикер становился все более мрачным и, когда после перерыва поставил на голосование достаточно умеренный проект постановления, разработанный президиумом, то твердо провел его от принятия за основу, через обсуждение поправок и до утверждения в целом. Все радикальные варианты оппозиции и центристов были отвергнуты.

Экстренную сессию Руслан Хасбулатов закрыл, сообщив, что на этой неделе работа будет идти в нормальном режиме.

Таким образом, подписанный (по словам Ельцина), но не опубликованный, то есть не вступивший в силу и не появившийся где-либо, указ об особом порядке управления создал, случайно или преднамеренно, необходимую паузу... Зависший указ не дал возможности парламенту применить две недавно размороженные поправки к Конституции и поставил его в неловкое положение производителя большого шума, по существу, из ничего”.

Эта эволюция хасбулатовского настроения – от почти не сдерживаемой ярости до какого-то мрачного то ли успокоения, то ли заторможенности – весьма характерна.

Характерно и то, что парламент покорно последовал за этой эволюцией, видимо даже не очень понимая, чем, собственно, она вызвана.

Создан Президентский полк

21 марта Ельцин своим указом преобразовал Отдельный кремлевский полк комендатуры Московского Кремля в Президентский полк, чем также вызвал немалое недовольство оппозиции. Уже через два дня, 23 марта, пресс-центр ВС в специальном заявлении “выразил опасение” в связи с этим шагом президента: дескать, по существу на базе Президентского полка создается “личная президентская гвардия”. В заявлении отмечалось, что, помимо этого полка (пять с половиной тысяч вооруженных человек), лично президенту подчинены также спецподразделение “Альфа” и 11 тысяч сотрудников Главного управления охраны. В нынешней тревожной обстановке, говорилось в заявлении, создание столь многочисленной вооруженной группировки, чья деятельность будет регулироваться не законами, а личной волей президента, – это прямая угроза гражданскому миру в стране.

В общем-то, в обстановке резко обострившегося противостояния трудно было ожидать, что появление хоть и не новой вооруженной структуры, но структуры под таким названием – Президентский полк – оппозиция воспримет как-то иначе.

Ельцин защищает свободу слова

Хотя съезд уже более недели как закончился, Ельцин все еще продолжает “переваривать” то, что на нем произошло. 22 марта президентская пресс-служба распространила Указ Ельцина “О защите свободы массовой информации” (он был подписан еще 20-го). Фактически это был ответ на попытку оппозиции подмять под себя СМИ, предпринятую на VIII съезде.

“Российские средства массовой информации и средства распространения массовой информации, – говорилось в Указе, – находятся под защитой закона и Президента РФ как высшего должностного лица”. Президент России “как гарант прав и свобод личности обеспечивает во взаимодействии с органами законодательной, исполнительной и судебной власти защиту свободы массовой информации” в соответствии с Законом “О средствах массовой информации”.

Министерству внутренних дел Указом поручалось принять меры по охране государственных телерадиокомпаний, информагентств и издательско-полиграфических комплексов.

Указ предупреждал “должностных лиц государственных органов и организаций, общественных объединений о строгой ответственности за вмешательство в деятельность и нарушение профессиональной самостоятельности редакций, принуждение журналистов к распространению или отказу от распространения информации, а равно за совершенное в иных формах ущемление свободы массовой информации”.

Почаще бы вспоминать об этом Указе и других подобных ельцинских документах тем, кто сегодня беспардонно вмешивается в работу СМИ, нарушает их самостоятельность, принуждает к отказу от публикации тех или иных “нежелательных” материалов, а то и просто закрывает неугодные телеканалы, газеты, журналы, прикрываясь фиговым листком разговоров о “споре хозяйствующих субъектов” и т.д.

Если ты вице-президент…

(Из записной книжки)

22 марта. Сегодня обнародовано заявление Руцкого. Он в очередной раз обрушивается на телеобращение Ельцина. По мнению Руцкого, главная цель президента – “скрыть, замаскировать тяжелейшие ошибки в управлении страной, которые обернулись лишениями и жертвами людей”.

Заявление противоположного свойства опубликовал политсовет Партии экономической свободы Константина Борового. В нем говорится, что “в ситуации, когда позиции вице-президента резко расходятся с позицией президента, по нормам цивилизованного общества вице-президент обязан сложить с себя полномочия”. Впрочем, отмечается в заявлении, он может поступить и согласно кодексу офицерской чести…

В самом деле, конфликт Руцкой – Ельцин можно рассматривать в трех ракурсах. Ракурс первый – конфликт политика с политиком. Тут никаких претензий к Руцкому нет. Какие могут быть претензии? Один политик преследует одни цели, другой – другие. Александр Владимирович, как известно, возглавляет партию “Свободная Россия”, ПСР (в просторечии – Партия Саши Руцкого). Борис же Николаевич туда не входит. У него собственные, совсем иные политические ориентиры. Тут два политика противоборствуют на равных.

Ракурс второй. Конфликт вице-президента с президентом. Говорят: чтобы “вице” тянул в противоположную от своего шефа сторону, такого не может быть, такого не бывает. Повсюду в мире вице-президент строго следует в русле политики президента. Да-да, конечно, но ведь Россия, мы знаем, страна особенная. Можно себе представить общее направление рассуждений Руцкого: на выборах Ельцин взял его себе в пару, чтобы получить дополнительные голоса (сейчас это уже вполне ясно) – и теперь за эту услугу должен платить. Все так, но опять-таки повсюду кандидат в президенты подыскивает себе такого напарника, чтобы иметь дополнительные гарантии успеха на выборах, и никакой расплаты в виде вице-президентского бунта за этим не следует. И никому в голову не приходит использовать высокую государственную должность для проведения собственной политики, идущей вразрез с политикой президента. Тут мы опять упираемся в тютчевские строки насчет непостижимого своеобразия нашего отечества.

Наконец, ракурс третий, самый тяжелый для Руцкого. Затеяв бунт против президента, Руцкой как русский офицер совершил тяжкий грех, какой только мог совершить, – предательство. Предательство по отношению к старшему товарищу, который ведет отчаянный бой со своими противниками. Тут совершенно не важно, что Руцкой по-другому видит смысл этой битвы. Судьба поставила его в боевом ряду бок о бок с Ельциным. В бою никто никого не спрашивает про принципы и убеждения. Это все потом.

В прежние времена у офицера-предателя, желающего спасти свою честь, был только один выход: достать пистолет из ящика стола и… Не будем, однако, кровожадными. Руцкому довольно достать из этого стола листок бумаги и написать на нем: “Прошу… по собственному желанию…”.

А российское офицерство – конечно, не прокоммунистические офицерские собрания (у коммунистов свои представления о чести) – могло бы помочь ему в этом. У любого человека в погонах тут есть мощные рычаги воздействия – мы о них маленько запамятовали, – угроза не подать руку при встрече, не отдать честь… Жаль, что не приняты сейчас дуэли. Наконец, если иметь в виду всю офицерскую корпорацию, тут есть еще один рычаг – угроза исключения из этой самой корпорации, из сообщества российских офицеров.

Мне возразят: принадлежность вице-президента к российскому офицерству – обстоятельство случайное; на его месте мог бы оказаться кто угодно – юрист, экономист, инженер, учитель; в этом случае вопрос о верности и предательстве не стоял бы так остро, не правда ли? Ну да, в том случае не стоял бы, а в случае Руцкого – стоит. Это ведь в традициях русской армии: какой бы государственный пост ни занимал офицер, – тому можно найти множество примеров, – законы офицерской чести всегда были у него на первом месте.

Заключение Конституционного Суда

23 марта КС вынес заключение о том, насколько соответствуют Конституции “действия и решения” президента, связанные с его обращением к гражданам России 20 марта (заседание суда проходило ночью с 22-го на 23-е и завершилось в 7 утра). В заключении отмечалось, что “Конституцией и законодательством РФ не предусмотрена возможность введения особого порядка управления” – особые формы управления могут быть введены лишь “в условиях чрезвычайного положения и в порядке, предусмотренном законом”.

“Заверяя, что работа представительных органов власти не приостанавливается, – говорилось в документе, – президент вместе с тем объявил об изменении закрепленного Конституцией разграничения между федеральными органами власти”. Суд признал нарушением Конституции заявление президента о том, что в условиях особого порядка управления не имеют юридической силы любые решения органов власти и должностных лиц, которые направлены на отмену и приостановление указов и распоряжений президента и постановлений правительства.

КС счел возможным провести 25 апреля голосование о доверии президенту и вице-президенту, однако, заявил он, “вынесение вотума доверия президенту не должно означать устранения других органов государственной власти, поэтому выдвинутое в обращении положение, что голосование решит вопрос, кому руководить страной, – президенту или Съезду народных депутатов, – недопустимо”.

По заключению суда, предусмотренное президентом одновременное голосование о доверии главе государства и вице-президенту, о проекте новой Конституции и проекте закона о выборах федерального парламента противоречит Конституции и Закону о референдуме.

Наконец, в заключении содержался пункт о том, что “введение особого порядка управления означает нарушение установленного Федеративным договором разграничения предметов ведения и полномочий федерального центра и субъектов Федерации”.

За принятие заключения проголосовали девять судей, против – трое: зампред КС Николай Витрук, судьи Эрнест Аметистов и Тамара Морщакова. Судья Анатолий Кононов находился в больнице и не принимал участия в заседании КС.

Все обратили внимание на одно важное обстоятельство: в заключении нет прямой констатации, что нарушение президентом Конституции является основанием для импичмента. Как сообщалось в прессе, в первоначальном варианте проекта заключения такая формулировка была, однако из окончательного текста ее исключили. Тут Зорькин все-таки поосторожничал.

Это, разумеется, не помешало депутатам, опираясь на заключение КС, поставить вопрос об отрешении Ельцина от власти. Получив документ, Хасбулатов заявил на пресс-конференции 23 марта (она началась через 20 минут после того, как фельдъегерь привез этот документ в Белый дом), что он “однозначно свидетельствует о возможности начала процедуры импичмента президенту”. “Именно для этого и будет созван внеочередной съезд народных депутатов России”, – сказал спикер. Хасбулатов не преминул также заявить, что обращение президента от 20 марта – это “прямая попытка государственного переворота”.

Что касается решения Ельцина провести 25 апреля голосование о доверии ему и Руцкому, Хасбулатов небрежно отмахнулся от этого: дескать, это вопрос “для семейных игр”. И заверил, что вице-президент “в подобные игры играть не будет”.

IX Съезд назначен на 26-е

Экстренное заседание Верховного Совета началось 23 марта в 16-00. В повестке дня – обсуждение заключения КС по поводу телеобращения президента. Однако продолжалось заседание всего 17 минут: секретарь КС Юрий Рудкин, который должен был официально проинформировать парламент о заключении КС, опоздал к началу заседания, и Хасбулатов предложил перенести этот вопрос на следующий день. Такой перенос, по мнению спикера, был тем более оправдан, что у президента в семье сложились трагические обстоятельства: как раз в этот день он хоронит свою мать. На этот раз спикер, можно сказать, проявил великодушие и гуманизм.

Рудкин зачитал заключение суда на утреннем заседании ВС 24 марта. По предложению Хасбулатова, депутаты решили особенно долго не обсуждать документ, а рассмотреть его на IX внеочередном съезде, который было решено созвать 26 марта. В повестку дня его включили единственный вопрос: “О неотложных мерах по сохранению конституционного строя Российской Федерации”.

Перед этим ходили разговоры, где проводить съезд. Учитывая, что на нем предполагалось обсудить вопрос о выражении импичмента президенту, часть депутатов выражала сомнение, следует ли его проводить в Кремле: дескать, Ельцин с помощью кремлевского полка, только что преобразованного в Президентский, может без труда блокировать работу съезда. Другая часть была твердо настроена на проведение съезда в Большом кремлевском дворце, ибо “сдача Кремля”, как она полагала, уже будет означать поражение Съезда. Наконец, были и такие, кто вообще считал эти споры безосновательными, поскольку, они были уверены, импичмент Ельцину не грозит: предложение отправить президента в отставку не наберет квалифицированного большинства голосов.

Впрочем, суждения тех, кто опасался проводить съезд в Кремле, возможно, были не так уж беспочвенны. Но об этом несколько позже.

Так или иначе, до последнего момента не было уверенности, что съезд состоится в Большом кремлевском дворце. Регистрацию депутатов проводили в Белом доме. Здесь же в случае чего предполагалось провести и сам съезд. Приготовили даже схему рассадки депутатов в тамошнем зале заседаний.

В последний момент, однако, администрация президента дала разрешение на проведение съезда в БКД.

Хасбулатов предъявляет ультиматум

24 марта в середине дня в Кремле состоялась встреча Ельцина с Хасбулатовым, Зорькиным и Черномырдиным. Она продолжалась более полутора часов. По словам Вячеслава Костикова, в ходе этой встречи Хасбулатов предъявил президенту “ультимативные требования, представленные в грубой форме”. “Президент ответил решительным и твердым отказом” выполнять эти требования. О каких именно требованиях идет речь, Костиков уточнить отказался. Зато сам Хасбулатов не стал их скрывать. Он сообщил депутатам, что на встрече в Кремле “поднял вопрос” о создании “правительства национального согласия”, о статусе президентских указов, которые, по словам спикера, “не всегда подготовлены в правовом отношении” (что конкретно Хасбулатов хотел сделать с этим статусом, осталось непонятно; можно лишь догадаться – по-видимому, он стремился как-то понизить его). Вместо того чтобы проводить опрос, спикер предложил вернуться к идее одновременных досрочных выборов президента и парламента. Потребовал закрыть Федеральный информационный центр во главе с ненавистным ему Михаилом Полтораниным (по словам Хасбулатова, руководство ФИЦ “откровенно разжигает гражданскую войну в стране”), ликвидировать институт представителей президента в регионах и заявил, что лица, которые подготовили “неконституционные акты, в том числе печально знаменитое обращение президента”, должны нести за это ответственность. Имелись в виду Шахрай, Батурин и др. “Пусть эти люди, которые это делают, не тешат себя иллюзиями, что они останутся безнаказанными. За распад державы кто-то должен нести ответственность”, – заявил спикер. Какой распад и какой державы тут подразумевался, опять-таки осталось неясным. Вот эти-то хасбулатовские требования президент и отверг решительно и твердо.

Указ наконец-то опубликован

В своем телеобращении 20 марта Ельцин, мы помним, совершенно определенно сказал, что Указ “Об особом порядке управления до преодоления кризиса власти” он уже подписал, подписал “сегодня”. Однако в действительности работа над документом продолжалась еще несколько дней. Обнародован он был лишь 24 марта. Появился он совершенно не в том виде, в каком ожидалось. В новой его редакции отсутствовало большинство пунктов, на основании которых за день до этого было принято отрицательное заключение Конституционного Суда, прежде всего – пункт об особом порядке управления. И назывался указ гораздо более нейтрально – “О деятельности исполнительных органов до преодоления кризиса власти”.

Из текста исчезли наиболее резкие формулировки типа “учитывая подстрекательские действия руководства ВС”. Внесено было изменение, согласно которому для объявления не имеющими юридической силы “антипрезидентских” решений государственных органов и должностных лиц требуется заключение Конституционного Суда.

Голосование, которое Ельцин своим указом назначил на 25 апреля, имело статус опроса (права назначать референдум у президента не было), однако в том случае, если бы съезд поддержал эту идею и принял соответствующее решение, речь могла бы все же идти и о референдуме.

Чем объяснить задержку с публикацией указа? В прессе на этот счет высказывались различные догадки. Так, “Интерфакс”, ссылаясь на некий источник в Кремле, сообщил, что эта публикация задерживалось в связи с “двусмысленной ситуацией, вызванной последними публичными высказываниями вице-президента Александра Руцкого”. Тот факт, что Руцкой предал огласке ряд предварительных рабочих материалов и особенно свою записку президенту, по мнению источника, “внес излишнее напряжение”. “В результате сложилась новая ситуация, когда предложения президента о проведении 25 апреля всенародного голосования по доверию одновременно и президенту, и вице-президенту приобретает двусмысленный характер”.

В самом деле, удобно ли теперь спрашивать народ о доверии тандему Ельцин – Руцкой, если сам этот тандем, по существу, окончательно распался?

В свою очередь, “Независимая газета” в номере от 23 марта так излагала причины, почему публикация указа была задержана:

“Ельцинисты явно переоценили свои силы, понадеявшись, что на этот раз ближайшее окружение президента выступит единым фронтом. Телевизионное обращение Ельцина к народу было записано в субботу (20 марта. – О.М.) утром, еще до того как указ получил надлежащее юридическое оформление. Документ завизировали Сергей Филатов и Сергей Шахрай, но на нем не было подписей… Александра Руцкого и Юрия Скокова… Руцкой и Скоков отказались ставить свои визы на документе… Пока “особый порядок” Бориса Ельцина поддержали только “Демократическая Россия” и партии, входящие в это радикал-демократическое движение. Большинство политических партий и движений, очевидно, выступят против указа президента. О своем несогласии с этим документом уже заявили как центристы (“Гражданский союз”, Народная партия “Свободная Россия”, “Демократическая партия России”, Федерация независимых профсоюзов России, Федерация товаропроизводителей), так и оппозиция (Фронт национального спасения, Русский национальный собор, движения “Трудовая Москва” и “Трудовая Россия”, Российский общенародный союз, Коммунистическая партия Российской Федерации)”.

Сам Ельцин в своих мемуарах объясняет эту задержку довольно невнятно. Он пишет, что его “насторожила” реакция на указ, то есть, надо полагать, реакция тех, кто читал проект документа. По мнению президента, эта реакция была какой-то неадекватной, текст не давал для нее оснований: “В нем не содержалось и намека на какие-либо резкие действия по отношению к депутатам. Не было призыва к роспуску Съезда. Не вводилось даже в каком-то смягченном виде чрезвычайное положение. “Особое положение” (имеется в виду “особый порядок управления”. – О.М.), упоминавшееся в тексте, определяло чисто юридическую, процессуальную сторону дела: я объявлял запрет на те решения парламента и Съезда, которые ограничивают полномочия президента России”.

Ну, полно, Борис Николаевич, зачем лукавить? Указ, как он был изложен в телеобращении, хотя формально и не распускал ВС и Съезд, но отодвигал их на задний план, президента же наделял абсолютной полнотой власти. И ваши противники оценили его вполне адекватно.

Ельцин пишет: “Тут (то есть столкнувшись с реакцией на готовящийся указ. – О.М.), может быть, впервые в жизни я так резко затормозил уже принятое решение. Нет, не заколебался. А именно сделал паузу. Можно сказать и так: остановился… Практически подписанный указ был приостановлен, над ним снова началась работа. Слова об особом положении (тут опять имеется в виду “особый порядок управления”. – О.М.) мы убрали”.

Объяснение, как видим, весьма невразумительное. Все говорит о том, что Ельцин именно заколебался. Более того, осознал ошибочность предпринятого шага. И не просто остановился, а дал задний ход. Причем сделал он это не столько из-за позиции Хасбулатова, Руцкого, Зорькина, депутатов, – которая была вполне предсказуемой, – сколько, по-видимому, осознав тот факт, что ему не хватит сил преодолеть сопротивление своих противников: силовые структуры недостаточно надежны.

Позиция армии

Откуда могло взяться такое представление? Были ли для него объективные основания, или президент опирался тут на внутреннее, интуитивное ощущение?

В принципе, имелись свидетельства и за, и против упомянутого представления.

Как уже говорилось, сразу же после телеобращения Ельцина и.о.спикера Юрий Воронин, по его словам, связался с силовыми министрами, и они заверили его, что будут действовать строго в рамках Конституции. То есть, по крайней мере на словах, не выразили какого-то определенного намерения занять ту или иную сторону (хотя, с другой стороны, кто же будет заранее раскрывать свои намерения?).

Главной, конечно, была позиция армии, официальная и неофициальная, имея в виду скрытый, недоступный невооруженному глазу расклад сил в армейских рядах.

20 марта, еще до того как телеобращение Ельцина вышло в эфир, в Москве в Парламентском центре состоялось мероприятие оппозиционно настроенных военных отставников – Офицерское собрание московского региона. Выступивший на нем известный активист из числа противников Ельцина председатель Союза офицеров подполковник Станислав Терехов настаивал, что в нынешний “критический период” армия “не может быть вне политики” и надо решить, на чьей именно стороне она будет. Терехов обвинил министра обороны Павла Грачева в “государственной измене”, поскольку, мол, тот, на словах выступая против вовлечения армии в политику, на самом деле “тайно поддерживает президента”.

Раздавались прямые призывы: “Пора прекратить болтовню о том, что армия вне политики... Мы можем поставить на колени кого угодно!”.

Кого отставники собирались “поставить на колени”, нетрудно было догадаться.

Собрание подтвердило требования, выдвинутые ранее, 20 – 21 февраля, Всеармейским офицерским собранием. В их числе – требование отправить в отставку и разжаловать действующего министра обороны, возбудить против него уголовное дело по обвинению в измене Родине и лишить звания Героя Советского Союза. Еще одно требование, “кадровое” – назначить вместо Грачева бывшего замминистра обороны СССР генерал-полковника запаса Владислава Ачалова, ярого и последовательного противника демократических преобразований в России, в то время занимавшего пост руководителя Аналитического центра ВС.

Собрание выразило поддержку Верховному Совету и VIII съезду народных депутатов.

На следующий день, уже после обращения Ельцина, на экстренном заседании ВС о позиции армии пришлось давать отчет самому Павлу Грачеву. Он выступил уклончиво. Сказал, что армия вне политики, заверил депутатов, что она “пока управляема”. Вместе с тем министр не стал скрывать, что обстановка в ней “с каждым часом накаляется”. Особенно в войсках московского региона, не в последнюю очередь – благодаря дестабилизирующим действиям всякого рода подстрекателей. В качестве примера Грачев привел вчерашнее Офицерское собрание, где, как сказал министр, снова попытались “разыграть армейскую карту”, где раздавались призывы “к оружию, к насилию, на баррикады!”. Грачев пожаловался депутатам на их коллегу народного депутата генерала Ачалова, того самого, которого прочили ему в преемники: по сведениям министра, именно Ачалов был подлинным организатором и руководителем прошедшего накануне мероприятия в Парламентском центре. Грачев попросил депутатов “воздействовать” на “этих людей”.

– Необдуманные решения и действия, – сказал министр, – могут расколоть Вооруженные Силы. К чему это может привести? Однозначно – к кровопролитию. Я бы не хотел чрезмерно драматизировать его последствия, но считаю нужным напомнить, что мы живем на пороге ХХ1 века, в условиях, когда существует атомное, химическое оружие. Нельзя допустить, чтобы таким путем какая-либо из сторон достигла своих политических целей. Армия обращается к вам, уважаемые народные депутаты: в этой ситуации необходим только компромисс. Его ждет весь народ, в том числе и армия.

Естественно, не такого выступления ожидали депутаты от министра обороны. По мнению оппозиции, он должен был твердо сказать, на чью сторону станет армия в случае, если конфликт между президентом и парламентом достигнет своей высшей точки.

Из зала последовали раздраженные выкрики:

– Какого компромисса вы ждете?

– Компромисса между законодательной и исполнительной властью, – отвечал Грачев. – Меня удивляют такие вопросы.

– Вы все сказали, кроме сути дела, – небрежно бросил Хасбулатов Грачеву, когда тот закончил свое выступление.

Это обычное для Хасбулатова “мимолетно-невинное” проявление хамства не прошло мимо внимания военных и, возможно, стало небольшой дополнительной гирькой на чашу колеблющихся весов их настроений. Сопредседатель организации “Щит” Николай Московченко, выступая перед журналистами, даже потребовал от Хасбулатова принести министру обороны извинения за нанесенное ему “публичное оскорбление”. Это при том, что упомянутая организация никогда особого почтения к Министерству обороны не испытывала.

Позицию Грачева поддержал Президиум ЦК Независимого профсоюза военнослужащих (впрочем, довольно малочисленного), до той поры также державшийся особняком и по большей части конфронтационно по отношению к Министерству обороны: армия должна оставаться вне политики. Соответствующее заявление Президиум сделал в связи с тем, что “в последние дни появляются обращения различных общественных и политических организаций к военнослужащим, в которых звучат призывы к военным “защитить” в одном случае Верховный Совет РФ и Съезд народных депутатов, в других – президента Бориса Ельцина”.

Декларации о нейтралитете армии в те дни следовали одна за другой, хотя некоторые из них звучали довольно двусмысленно. Так, 24 марта начальник Управления военного строительства и реформ Министерства обороны генерал-майор Геннадий Иванов заявил на брифинге для журналистов:

– Армия была и есть на стороне Конституции, а в принципе – на стороне народа. Поэтому армия ждет компромисса и надеется на него.

Вообще-то, “на стороне Конституции” – вполне нормальная формула. Но в ту пору ее чаще и с особенным подтекстом использовала оппозиция, упорно выставляя президента противником Основного закона. Соответственно, слова о верности Конституции силовые министры, мы знаем, как пароль произносили всякий раз, когда заверяли депутатов в своей лояльности Верховному Совету и Съезду.

25 марта коллегия Миноброны распространила обращение к личному составу Вооруженных Сил России, где излагалась официальная позиция руководства ВС. Руководство, говорилось в документе, считает недопустимым втягивание армии в политическое противоборство. В обращении отмечалось, что в последнее время различные политические силы пытаются перетянуть армию на свою сторону, “спровоцировать военных на силовые действия”. В этих условиях армия должна и будет действовать в соответствии с Конституцией и законами Российской Федерации. Командирам всех уровней предписывалось активнее разъяснять своим подчиненным законы, касающиеся Вооруженных Сил, прежде всего Закон “Об обороне”, который запрещает вести в войсках какую бы то ни было политическую агитацию, создавать в них общественные организации, преследующие политические цели.

В интервью английской “Санди Экспресс”, опубликованном 28 марта, Павел Грачев добавил, что все командиры имеют приказ докладывать о военнослужащих, которые занимаются политической деятельностью или политической агитацией. По словам министра, он не потерпит нарушителей закона, чьи действия “подтолкнут нас к кровавой войне”. Эти люди будут строго наказаны,

Разумеется, несмотря на все эти декларации, призывы, увещевания скрытые, закулисные попытки привлечь военных на свою сторону не прекращались. Так, в СМИ появились сообщения, что тот же генерал Ачалов совершил поездки в ряд частей Московского военного округа и воздушно-десантных войск, дислоцированных в регионе (в свое время он командовал советскими ВДВ), где проводил соответствующую агитацию – призывал офицеров, вопреки приказу министра обороны, активно вмешиваться в политическую борьбу, происходящую в России, – понятно, на чьей стороне. В соответствующих штабах, куда журналисты обратились за разъяснениями, факт таких поездок категорически отрицали, однако при этом допускали, что “лично” с кем-то из военнослужащих генерал действительно мог встречаться и вести душеспасительные беседы. В общем, скорее всего, это был как раз тот случай, о которых говорят: “нет дыма без огня”.

Позднее помощник Ачалова Иван Иванов (по-видимому, псевдоним) хвастался в своей книге “Анафема”, будто именно его шеф во время мартовского кризиса сорвал коварные замыслы Ельцина, собиравшегося силой, при посредстве военных, установить особый порядок управления. При этом, правда, не упоминал об агитационных генеральских поездках, а ссылался только на телефонные разговоры: “Тогда генерал-полковник Ачалов с помощью одного лишь телефона остановил все шевеления войск, и Ельцин сел в лужу”.

В публичных выступлениях армейского начальства тоже нет-нет да проскальзывало отступление от строгого нейтралитета. Так, в упомянутом интервью “Санди Экспресс” Павел Грачев заявил, что он за проведение референдума. “Я поддерживаю демократию, а не президента или Съезд, – сказал министр, – однако считаю, что Борис Ельцин реализовал свое законное право как президент, когда решил провести референдум, и Съезд был не прав, выступив против него”.

К поддержке Ельцина склонялись также многие общественные организации и деятели, связанные с армией. 25 марта состоялась пресс-конференция главного редактора независимой газеты “Армия России” Александра Жилина и одного из руководителей уже упоминавшегося Независимого профсоюза военнослужащих Андрея Гоптаря. Они заявили, что большинство офицеров российских Вооруженных Сил поддерживает телеобращение президента Ельцина. Они сослались на неофициальный опрос, проведенный в различных местах страны: этот опрос показал, что полностью поддерживают президента 86 процентов офицеров. Жилин высказал мнение, что, даже если на IX съезде президенту будет вынесен импичмент, армия не позволит отправить его в отставку, не выслушав мнения народа 25 апреля.

На чьей все-таки стороне была в тот момент “политически нейтральная” армия? Согласно преобладающему мнению, армейский генералитет больше склонялся к поддержке ВС и Съезда, тогда как офицеры средних и младших уровней – к поддержке президента. Об этом, в частности, заявил в прессе известный американский “советолог” профессор Гарвардского университета Ричард Пайпс. “Высшие российские генералы, – сказал он, – по большей части консервативны и настроены “империалистически”, в то время как средний и младший офицерский состав – в основном демократы. Даже если генералы захотят встать на сторону парламента против Ельцина, очень сомнительно, чтобы средние и младшие офицеры их поддержали”.

Все это, конечно, были сугубо качественные оценки. Никто не мог сказать точно, сколько сторонников и противников Ельцина в силовых ведомствах – не только в армии, но и в МВД, в МБ. Известно лишь было, что противников достаточно много. Соответственно, никто не мог бы предсказать, как повернется дело, если возникнет прямой вооруженный конфликт. Эта непредсказуемость в полной мере явила себя во время событий 3 – 4 октября. Осенью Ельцин пренебрег ею и пошел ва-банк, весной же, в марте, поостерегся…

Собственно говоря, опереться на армию в каких-то решительных действиях (если бы он отважился на них) ему было трудно еще и потому, что он сам, главнокомандующий, в своем указе от 24 марта дал четкое указание министру обороны: “Обеспечить неучастие армии в политических акциях”.

Осенью “нейтралитет” армии – проявившийся прежде всего в форме нерешительности и колебаний армейского руководства, – едва не погубил Ельцина. Можно считать, что в решающий момент спасительную для него роль сыграло все-таки не Минобороны, а МВД, внутренние войска, – в частности, отряд спецназа ВВ “Витязь”, – переломившие ситуацию в пользу президента. Лишь после этого перелома в дело вмешалась и армия.

В канун съезда

Вечером 25-го, накануне открытия съезда, Ельцин предпринял очередную отчаянную попытку как-то воздействовать на депутатов, образумить их. Он вновь выступил по телевидению. Президент сказал, что, по его мнению, цель внеочередного депутатского собрания вполне ясна – отстранить от власти всенародно избранного главу государства.

– Сегодня можно сказать определенно, – заявил Ельцин, – начал проводиться в жизнь один из сценариев свержения президента. Это хотят сделать руками депутатов за спиной граждан России, за спиной избирателей.

Ельцин обратился к депутатам напрямую, призвав их занять правильную “государственную позицию”:

– Помните: если съезд примет исторически неправильное решение, он ввергнет народ в пучину противостояния. Я все же верю, что вы способны найти в себе силы и отвергнуть роль немых статистов политических игр. Верю, что на этот раз вы не позволите отобрать у народа его конституционное право – высказать свое мнение.

Президент выразил сожаление по поводу действий Конституционного Суда, который поспешил рассмотреть всего лишь устное обращение президента с изложением его политической платформы. Суд так торопился вынести решение, что даже не захотел подождать, когда выйдет сам указ...

Для вынесения импичмента президенту его противникам необходимо было набрать две трети голосов от общего числа депутатов, коих было 1033. Эксперты парламента, исследовавшие расклад сил на съезде, пришли к заключению, что для импичмента может не хватить от двадцати до ста голосов.

Но даже и в том случае, если бы голосов хватило, президент вполне мог не подчиниться решению Съезда, – прежде всего ссылаясь на то самое, уже известное нам обстоятельство: заключение Конституционного Суда, к которому апеллировал Съезд, было вынесено на основании телеобращения Ельцина, а не на основании его указа, который существенно отличался от телеобращения.

Тактические просчеты Ельцина

(Из записной книжки)

Для чего, для чего это надо было делать? Сначала выступить по телевидению с грозными словами о введении “особого порядка управления”, сообщить, что соответствующий указ уже подписан, а потом словно бы забыть о своих грозных словах, – опубликовать указ, где об этом самом “особом порядке” нет ни слова?

У сторонников президента всякий раз в таких случаях опускаются руки. Они не испытывают ничего, кроме недоумения.

Что касается противников Ельцина, для них эти его импульсивные действия, эти непросчитанные ходы – настоящий подарок. Такие просчеты говорят о растерянности, нетвердости президента и, соответственно, вдохновляют оппозиционеров на новые атаки.

Более того, импульсивность ельцинского характера позволяет его недругам соответствующим образом выстраивать свою тактику: они без устали провоцируют его и ждут, – ждут, когда, поддавшись на провокацию, он допустит очередную ошибку.

Не думаю, чтобы в ельцинском окружении не знали об этой нехитрой тактике. Тем не менее довольно часто – хотя и не всякий раз – она успешно срабатывает.

Такое ощущение, что рядом с Ельциным нет человека с холодной головой, который в нужный момент остановил бы его, предостерег от необдуманных действий.

Либо же здесь другое: президент не прислушивается к дельным советам. Он их “принимает к сведению”, но в конце концов поступает по-своему.

В голову лезут тревожные мысли: рано или поздно это может плохо кончиться. И для самого Ельцина, и для России.

* * *

Эта запись была сделана в марте 1993-го, незадолго перед IX съездом. Тревоги, одолевавшие в тот момент не только меня, легко понять, особенно если вспомнить: на съезде оппозиция собиралась отрешить Ельцина от власти…

Возникает естественный вопрос: а известный сентябрьский Указ № 1400, которым Ельцин приостановил деятельность Верховного Совета и Съезда, – не был ли и он результатом такого же импульсивного решения и, соответственно, очередной тактической ошибкой президента? Не думаю, что это так. К этому указу Ельцин пришел не под влиянием каких-то сиюминутных впечатлений. Он шел к нему долгие месяцы, на протяжении которых происходила изнурительная борьба с непримиримой оппозицией. По большому счету, вся тактика президента в этой борьбе сводилась к тому, чтобы как раз избежать этого указа, найти компромисс, который позволил бы достичь приемлемого мира. И только когда стало ясно, что компромисс невозможен, что противная сторона ни при каких условиях на него не пойдет, президент принял решение…

Впрочем, некоторые считают, что с этим указом он опоздал по крайней мере на пять месяцев, что приостановить деятельность парламента следовало сразу же после референдума – тогда для этого была гораздо более благоприятная ситуация. Но это уже другая тема…

IX СЪЕЗД. ЕЛЬЦИН НА ЭШАФОТЕ

Судья в роли прокурора

С основным докладом на съезде выступил Валерий Зорькин. Он подтвердил основной тезис заключения КС – что телеобращение президента от 20 марта в ряде своих положений не соответствует Конституции. Зорькин высказал мнение, что должностные лица, “которые ввели в заблуждение президента” при подготовке обращения к народу и соответствующего указа, “должны понести ответственность и отстранены от должности”.

Утверждение, что кто-то управляет Ельциным и постоянно “вводит его в заблуждение”, в ту пору вообще имело широкое хождение среди ельцинских оппонентов. Чаще всего за ним скрывалась боязнь предъявить какие-то обвинения напрямую президенту: легче ведь адресовать их каким-то анонимным “лицам” из его окружения. Впрочем, нередко эти “лица” назывались и пофамильно: Шахрай, Шумейко, Чубайс, Батурин, Козырев, Полторанин, Филатов, Костиков…

Зорькин огласил обращение Конституционного Суда к президенту, Съезду, Верховному Совету, к высшим органам представительной и исполнительной власти всех уровней. В нем предлагалось ускорить подготовку новой конституции, отказаться от института Съезда, провести выборы в двухпалатный парламент, срочно принять законы о выборах, референдуме, политических партиях и общественных объединениях, а также поправку к Конституции о возможности досрочных выборов президента и депутатов.

Несколько позже, комментируя ту часть доклада Зорькина, где говорилось о телеобращении Ельцина и о его указе, Вячеслав Костиков заметил, что председатель КС превысил свои полномочия: по словам пресс-секретаря, Зорькин выступал как прокурор, а не как беспристрастный судья.

26 марта на съезде выступил и Ельцин. Напомнив депутатам, что на предложенное им всенародное голосование 25 апреля он вынес вопрос о доверии президенту, Ельцин предложил также включить в бюллетень и вопрос о доверии самому Съезду.

В выступлении президента прозвучали примирительные и даже “покаянные” нотки. Говоря о разразившемся в стране экономическом кризисе, Ельцин признал, что он был усилен “нашими ошибками”, в частности тем, что руководство страны возлагало чрезмерные надежды на внешнюю помощь. При этом, однако, в раскручивании маховика инфляции президент обвинил руководство Центробанка, который до последнего времени фактически был в подчинении Верховного Совета. Ельцин высказался за определенную корректировку экономического курса. “Необходимо сильное социальное наполнение экономических преобразований, и здесь нужен новый курс”, – отметил он.

Наконец в самый канун съезда – вечером 25 марта – Ельцин совершил некий символический жест – принес в жертву консервативным депутатам головы двух ключевых членов правительства: министра экономики Андрея Нечаева и министра финансов Василия Барчука. Правда, замена Барчука – специалиста в области “советских” финансов – убежденным либералом Борисом Федоровым вряд ли понравилась народным избранникам, однако, выступая на съезде, президент сказал, что готов идти и на дальнейшие перестановки в правительстве. При этом он предложил субъектам Федерации и “ответственным” общественным организациям выдвигать своих кандидатов в министры.

Пресса в своих комментариях отметила двойственный характер выступления президента – сочетание компромиссных интонаций с твердыми и непреклонными.

“Коммерсант” от 27 марта:

“Несмотря на то, что в своем выступлении президент формально отошел от поддержки жесткого, – гайдаровского – варианта экономической реформы, попытки превратить Гайдара в главного виновника падения жизненного уровня населения он не предпринял. Всю ответственность за взрыв инфляции Борис Ельцин возложил на “бесконтрольную политику” Центрального банка. Тем самым стало ясно, что после ухода Гайдара решающее влияние на формирование экономических взглядов президента стал оказывать вице-премьер Борис Федоров”.

Среди других ораторов на съезде в первый его день выступил и Руцкой. Он заявил, что в данный момент требуется “не корректировка, а переосмысление и переориентация реформ”, формирование правительства “национального согласия и доверия”, подготовка антикризисной экономической программы. Руцкой вынес суровый приговор экономическим реформам, которые осуществляет правительство: они, дескать, проводятся в интересах “меньшинства, нагло грабящего народ”.

Отвечая на обвинения в непорядочности в связи со своими действиями после обращения Бориса Ельцина к народу 20 марта, Руцкой заявил, что не давал “слова офицера тем, кто глумится и порочит российскую идею”, и что “бежать в угоду кому-то не в его правилах”.

Это выступление очень понравилось Хасбулатову, который назвал его “образцом мужества”. “Кто-то же должен был сказать правду, – заявил спикер, – даже если она обернется против нас”.

Непонятно, против кого именно могла обернуться “правда” о реформах, которую произнес с трибуны съезда вице-президент. Как мы знаем, он не уставал излагать эту “правду” с самого начала реформ, пальцем о палец не ударив, чтобы принести хоть малую толику реальной пользы в деле их подлинного усовершенствования (усовершенствовать ведь можно все, что угодно).

Что касается самого Хасбулатова, он продолжал вести себя как ловкий восточный визирь. По завершении первого рабочего дня IX съезда он в очередном интервью сообщил, что не будет голосовать за импичмент президенту Ельцину. При этом заявил: его, дескать, сильно настораживает, что “в выступлениях депутатов не видно понимания опасности, которая исходит от угрозы государственного переворота”. Ведь, по его мнению, и выступление Бориса Ельцина 10 декабря на VII съезде, и недавнее обращение президента по телевидению – “это признаки антидемократического перерождения”. К сожалению, у депутатов, по словам Хасбулатова, замечается “привыкание к этой опасности”.

Вот так: сам-то он не будет голосовать за отставку президента, но то, что другие депутаты столь благодушно смотрят на “государственный переворот”, затеянный Ельциным, – это его сильно удручает. Отсюда господа депутаты опять могли делать вывод, как им надлежит голосовать.

Съезд против импичмента

27 марта на съезде был распространен проект постановления “О неотложных мерах по сохранению конституционного строя Российской Федерации”, подготовленный редакционной комиссией. В нем, в частности, говорилось: “принимая во внимание личную ответственность” Ельцина и Хасбулатова за сложившуюся кризисную политическую ситуацию в стране, предложить им принять решение о добровольной отставке с постов президента Российской Федерации и председателя Верховного Совета РФ соответственно. Депутаты отказались принять этот проект даже за основу.

Неожиданными оказались результаты голосования о включении в повестку дня вопроса об отрешении президента от власти. Собственно говоря, ради этого и созывался съезд. Для принятия положительного решения требовалось получить больше половины голосов от списочного состава депутатского корпуса, составлявшего, как уже говорилось, 1033 человека. “За” проголосовали 475 человек, “против” – 337, воздержались 46. Таким образом, съезд решил не рассматривать вопрос об импичменте президенту.

Комментируя это решение, Вячеслав Костиков сказал: президент удовлетворен тем, что на IX съезде возобладала политическая мудрость у той части депутатов, которая заблокировала вопрос об импичменте. По словам Костикова, консервативная часть съезда потерпела серьезнейшее поражение: консерваторам не удалось совершить “политическое убийство президента”.

Последующие события показали, что торжествовать победу президентской стороне было рано…

Депутаты согласны на референдум

В этот же день съезд принял за основу проект постановления о проведении референдума. Как и предлагал Ельцин, референдум намечалось провести 25 апреля. Тем не менее, проект вызвал решительные возражения президента. Документ предусматривал, что в ходе референдума люди должны ответить на четыре вопроса – о доверии самому президенту, о поддержке проводимого им курса социально-экономических реформ, о необходимости досрочных президентских выборов в 1993 году и о необходимости досрочных выборов депутатов в этом же году. Вице-премьер Сергей Шахрай, представлявший интересы президента на съезде, обратил внимание депутатов на абсурдную ситуацию: по существу, три из четырех предлагаемых вопросов суть вопросы о доверии президенту; достаточно отрицательно ответить хотя бы на один из них, и это уже можно будет толковать как выражение недоверия Ельцину. Вызывал возражения и предлагавшийся порядок подсчета голосов: проект предусматривал, что решение будет считаться принятым, если за него проголосует больше половины всех граждан России, имеющих право на участие в выборах. Как заявил Шахрай, вопрос о доверии президенту не затрагивает Конституцию, и, в соответствии с законом, решение должно приниматься большинством от принявших участие в голосовании (при условии, что на избирательные участки пришло более половины всех избирателей), а не большинством от списочного состава. Предложенный проект Шахрай назвал “лукавой попыткой уйти от честного ответа на поставленный президентом вопрос” о доверии ему.

Восстанавливается цензура

27 марта Хасбулатов между делом мастерски, в своем “дирижерском” стиле протащил проект постановления “О мерах по обеспечению свободы слова на государственном теле- и радиовещании” (это дело, как мы помним, затевалось еще на предыдущем, VIII-м, съезде). Авторы постановления сетовали на то, что в информационных программах радио и телевидения преобладает, дескать, точка зрения представителей исполнительной власти, то есть существует своего рода политическая цензура. Согласно постановлению, для устранения этой “цензуры” органам представительной власти предписывалось создать “наблюдательные советы по свободе слова”, которые обеспечивали бы “объективное” освещение на радио и телевидении общественно-политических проблем и событий (поскольку эти советы, по постановлению, создавались представительной властью, ясно, какова могла бы быть степень их объективности). Постановлением упразднялись такие не подвластные депутатам структуры, как Федеральный информационный центр и Телерадиовещательная служба “Россия”, вещающая из Санкт-Петербурга.

Хасбулатов сходу поставил этот проект на голосование. При этом депутатам, имеющим особое мнение по данному вопросу, спикер – дело для него совершенно привычное – просто-напросто не дал слова. Вот как это было, например, с секретарем Комитета по средствам массовой информации, в данном случае профильного, Юрием Лучинским (отрывок из стенограммы):

“Хасбулатов (обращаясь к Лучинскому):

– Ну не шумите, ну что вы, ей-Богу! Так же нельзя работать!

Идет голосование. Хасбулатов:

– Ну не шумите! Идите отсюда подальше! Не шумите!

Идет голосование. Хасбулатов:

– Принимается. Отработайте. Следующий вопрос, уважаемые коллеги, по референдуму. (Шум в зале.) Депутат Лучинский, займите свое место, не мешайте президиуму работать! Депутат Лучинский, еще раз предупреждаю – пройдите на свое рабочее место!

Лучинский:

– Депутат Хасбулатов, требую, чтобы вы дали слово для особого мнения!

Хасбулатов:

– Пройдитесь-ка на свое место! Пройдите на свое место!

Лучинский:

– Да не пойду! Дайте слово!

Хасбулатов:

– Ну и будете стоять, сколько хотите.

Лучинский:

– Давайте стоять.

Хасбулатов:

– Хорошо, стойте... (Шум в зале)”.

Проект постановления приняли за основу без обсуждения, альтернативный проект был проигнорирован.

Непричесанный Ельцин

27 марта произошел инцидент, весьма сильно навредивший Ельцину. В конце дня он неожиданно появился на съезде и вновь попросил слова. Был он явно не в себе – без привычной укладки волос (за которой всегда тщательно следил), взлохмаченный. К трибуне прошел не очень твердой походкой. И говорил не шибко связно. Не то что бы эта речь была совсем лишена смысла, но было вполне очевидно, что язык плохо слушается оратора. Вот, например, Ельцин говорит, что не только он нарушал Конституцию – ее нарушили и Хасбулатов, и Зорькин (цитируется по магнитофонной записи):

– В отношении того, что лично я уже сказал, ответственные, я считаю, что, если писать лично, я согласен писать лично. Но тогда напишем “лично”: Ельцин – “лично”, “лично” – Хасбулатов, “лично” – Зорькин. Все три власти допустили отклонения, все три ветви власти допустили этот кризис, должны, соответственно, все три власти отвечать, а потому они должны в этом постановлении, все три ветви власти и их руководители, и фигурировать.

Или взять призыв оратора к согласию:

– Уважаемые народные депутаты, мы собрались для того, чтобы найти согласие. Неужели мы разойдемся с разногласием? Нас не поймут ни россияне, ни избиратели наши. Нас в этом не поймут. Я, конечно, тоже вместе с вами, может быть, наверно, не может быть, а на самом деле, в большей степени ответственен за такую ситуацию. Но вы тоже вместе принимали решения на предыдущих съездах, я не в обиде. Эти решения были правильные, но, к сожалению, мы не сумели их пока реализовать. Я считаю, что нужно успокоиться. По крайней мере давайте сделаем проект постановления спокойным, уравновешенным, чтобы люди у нас, россияне, успокоились, чтобы начали работать. А сегодня они занимаются, конечно, только политическими баталиями на всех уровнях: поселковых, сельских, районных, городских, областных, автономных и т.д., и т.д., и т.д.

О каких таких “правильных” решениях Съезда, на которые оратор “не в обиде”, но которые “мы” не сумели “пока реализовать”, говорит Ельцин? Понять это невозможно. До той поры именно многие решения депутатов и сам Ельцин, и большинство его единомышленников считали источником всех российских бед.

Трудно было вообще понять, для чего Ельцин вышел в таком виде на трибуну. Официальная версия заключалась в том, что президент, мол, перед этим “находился на плановой медицинской процедуре, во время которой ему был произведен усиленный массаж”. Дескать, во время процедуры Ельцин, узнав о последних событиях на съезде, решил немедленно ехать в зал заседаний, “не успев даже привести себя в протокольный порядок после горячего душа”. К тому же, как утверждалось, на состоянии Ельцина сильно отразились усталость последних суток и переживания, связанные со смертью матери.

Не знаю, может, кого-то подобное объяснение и удовлетворило, но многие депутаты пришли к заключению, что Ельцин явился в Георгиевский зал просто сильно “поддатый”, и возмущению их не было предела. “Можно ли в болезненном состоянии управлять страной? – вопрошал депутат от Рязанской области Вячеслав Любимов. – Этично ли в непричесанном виде выходить к этой трибуне и произносить речь с призывами?”.

“Маленькие слабости” Ельцина

(Из записной книжки)

Слабостью Ельцина, его ахиллесовой пятой, как известно, была приверженность Бахусу. Многие склонны смотреть на эту слабость снисходительно, чуть ли не с умилением: ну, какой же русский не любит… этого самого; как же русскому мужику без этого! Это наше родное, национальное. Я не принадлежу к числу таких умиляющихся. Ельцин оказался на стрежне великих событий, важнейших в современной российской истории, россияне оказали ему неслыханное доверие… И так бездарно это доверие растранжирить! Конечно, он сделал немало для России. Самое главное – доделал начатое Горбачевым: вывел ее из-под коммунистического ярма, не дал состояться коммунистическому реваншу. Но он не сделал и тысячной доли того, что мог бы сделать. Думаю, во многом как раз благодаря его пристрастию к традиционному на Руси способу достигать “веселья” (“Веселие Руси есть пити…”).

Его противники на полную катушку использовали эту его слабость. Причем не особенно разбирались, когда Ельцин действительно “под мухой”, когда нет. Если не ошибаюсь, первым с этой стороны нанес главе государства удар депутат Владимир Исаков, один из активнейших тогда оппозиционеров (как многие из них, исчезнувший с политической сцены после октября 1993 года). Посмотрев 15 мая выпуск ночных новостей из “Останкина”, где показали выступление Ельцина на встрече лидеров СНГ в Ташкенте, Исаков решил, что он нетрезв. После чего выступил в Верховном Совете и обвинил президента в злоупотреблении алкоголем. Призвал депутатов дать оценку случившемуся.

В Кремле всполошились, затребовали у телевидения видеозапись этого эпизода (сам сюжет мало кто увидел по причине позднего времени). Верный Санчо Панса ельцинский пресс-секретарь Вячеслав Костиков приложил все силы, чтобы погасить скандал – обзвонил главных редакторов телевидения, ведущих газет…

В дальнейшем такое “гашение” удавалось не всегда. Все видели, как Ельцин, в доску пьяный, дирижировал военным оркестром в Германии, как он оказался не в состоянии выйти из самолета в Ирландии в аэропорту Шеннон…

Если какие-то эпизоды еще можно было отцензурировать, предотвратить их показ в эфире, то заткнуть рот всем, кто так или иначе соприкасался с президентом, ясное дело, было невозможно. Помню, как один абхазский журналист мне рассказывал об одном таком случае. Он присутствовал на переговорах между представителями Грузии и Абхазии, где Ельцин выступал в качестве посредника. Поначалу все шло хорошо, сторонам удалось существенно продвинуться в переговорах, как раз благодаря Ельцину. Однако потом в заседании был объявлен перерыв. После него российский президент вышел в зал “в дребадан” пьяный. Переговоры были сорваны.

В действительности, конечно, Ельцин не всегда бывал “под градусом”, когда его в этом обвиняли. Иногда просто чувствовал себя плохо – из-за этого мог покачнуться, оступиться (а это все внимательно отслеживалось). Но сам факт, что он действительно нередко прикладывается к рюмке, говорит за себя, в значительной степени это обезоруживало и самого Ельцина, и его сторонников.

Хасбулатов постоянно намекал на эту ельцинскую слабость. Незадолго перед сентябрьско-октябрьскими событиями 1993 года, во время выступления на Совещании представителей Советов всех уровней, спикер заявил, что многие свои указы президент подписывает “под этим делом”, – тут оратор выразительно пощелкал себя пальцем по горлу. Зюганов и вовсе при каждом удобном случае без обиняков называл Ельцина пьяницей.

Вот и этот случай на IX съезде… Растрепанная шевелюра, заплетающийся язык… Никто не доказал, конечно, что Ельцин был действительно пьян. Но зачем давать повод для подозрений? Ведь это было почти равносильно политическому самоубийству: дело-то происходило как раз накануне голосования по импичменту.

За время своего президентства Борис Николаевич при необходимости не раз демонстрировал неслыханную способность концентрировать волю, собирать ее в кулак. Казалось бы, что стоит и здесь – в отношении к рюмке – сделать над собой усилие. Мог бы, наконец, если такое требовалось, призвать на помощь медиков. Лучших. На том посту, который он занимал, сделать это, наверное, не составляло труда. Не призывал. Стало быть, не хотел…

Оппозиция бросается в атаку

28 марта с утра события на съезде стали разворачиваться весьма стремительно. Рано утром (или, как сказал Хасбулатов, “ночью и сегодня утром”) состоялась встреча Ельцина, Хасбулатова, Черномырдина и Зорькина с участием представителей республик, краев и областей. На ней будто бы договорились вместо референдума провести досрочные выборы президента и депутатов. Эта договоренность легла в основу проекта постановления по первому пункту повестки дня – его депутаты получили утром.

Однако здесь начинаются различия в толковании тогдашних событий. Хасбулатов в своих мемуарах уверяет, что, согласно договоренности, в постановлении должен был присутствовать тезис об ОДНОВРЕМЕННЫХ досрочных перевыборах депутатов и президента, но, дескать, Рябов и Шахрай, готовившие окончательный вариант текста, этот тезис своевольно опустили; получилось, что перевыбираться должны лишь депутаты. В истинность такого уверения трудно поверить: на протяжении всего предшествовавшего времени Ельцин твердо и последовательно отказывался от одновременных досрочных перевыборов, настаивая на том, что сначала должны быть перевыбраны депутаты и лишь потом, через какой-то срок, – президент. Собственно говоря, он и подтвердил эту свою позицию, взяв слово для короткого разъяснения непосредственно на съезде. Президент сказал также, что не отменяет свой указ от 20 марта, где предусматривается, в частности, всенародное голосование о доверии президенту, но если представленный проект постановления будет съездом принят без каких-либо существенных изменений, он приостановит упомянутый указ и не будет проводить такого голосования.

Однако предложенный проект вызвал буквально бурю возмущения в зале заседаний съезда. Как так, помимо редакционной комиссии, за спиной Съезда, ночью придумывается какой-то примирительный “односторонний” документ и в готовом виде выносится на его рассмотрение! Больше всего возмущались представители фракций “Российское единство”, “Россия”, “Смена – Новая политика”, их единомышленники из других фракций. Один из самых непримиримых – Сергей Бабурин – заявил:

– Субъектов, которые этот проект внесли, очевидно, попутал бес (это выражение с некоторых пор стало любимым у оппозиционеров. – О.М.). Просьба на всех собраниях фракций привлечь священнослужителей, чтобы этот бес был изгнан.

Большинством голосов депутаты отказались принять предложенное постановление даже за основу. Депутат Владимир Исаков заявил, что президент и председатель ВС завели Россию в тупик. Он предложил одновременно отрешить от должности Ельцина и отозвать со своего поста Хасбулатова как соавтора разъярившего всех проекта. Съезд проголосовал за включение этих вопросов в повестку дня. При этом решили их не обсуждать, а сразу перейти к тайному голосованию через кабины. Началась подготовка бюллетеней.

Забавно, что “против” Хасбулатова проголосовало больше депутатов, чем “против” Ельцина: за включение в повестку дня вопроса об отзыве спикера голосовали 614 человек (против – 251, воздержались – 48), в случае президента соответствующий расклад голосов был – 594, 276, 64. При этом и отозвать Хасбулатова было проще, чем отстранить от власти Ельцина: в первом случае требовалось простое большинство голосов, тогда как во втором – квалифицированное, две трети.

И тем не менее бунт против Хасбулатова, конечно, имел всего-навсего характер некоей воспитательной процедуры, – депутаты намеревались, как говорится, лишь “поучить его маненько”, “чтобы злее был”. Всерьез же они стремились, разумеется, лишь к тому, чтобы отрешить от власти Ельцина. Причем это стремление к 28 марта обрело уже поистине маниакальный характер. Секретарь Конституционной комиссии Олег Румянцев так охарактеризовал ситуацию, сложившуюся в тот момент:

– Мне кажется, что Съезд народных депутатов в последние часы сегодняшнего дня работы, я бы сказал, пошел вразнос. Какой-то охотничий азарт, ощущение, что вот жертва уже близка, ощущение, так сказать, известного привкуса на губах у многих депутатов перевешивает здравый смысл, перевешивает прагматическое отношение к ситуации.

В это время Ельцин покинул Кремль и отправился на митинг своих сторонников на Васильевском спуске.

Депутаты же, возбужденные свершившейся очевидной, хотя еще и не окончательной, победой, решили закончить и другое приятное дело – захват государственных электронных СМИ, вернулись к принятому накануне за основу проекту постановления о государственном телевидении и радиовещании. Постановление приняли в целом. Ни одна поправка, предложенная президентской стороной, не была учтена.

Митинг на Васильевском

Угроза импичмента Ельцину выплеснула на улицы десятки тысяч москвичей. Инициаторами уличных акций в поддержку президента выступили 84 демократические партии и движения. Давно среди демократов не было такого единства, такого забвения о разногласиях.

Сбор на Триумфальной, недавно еще – площади Маяковского. С утра поехали туда вместе с женой. Опасались, что метро не справится с морем людским и выход наверх из подземки, по крайней мере на Маяковской, будет закрыт (в то время московской милиции приходилось прилагать много сил, чтобы справляться с огромными человеческими потоками). Но нет, выход наверх свободен. Вся площадь уже заполнена народом…

В те годы, – начиная с 1989-го, – регулярно ходил на демократические митинги и демонстрации. Всякий раз это был подлинный праздник души. Никогда прежде не подозревал, что могу увидеть вокруг себя столько родных, интеллигентных, открытых, светлых, честных лиц. Откуда вдруг они появились, да в таком количестве? Дух родства, единства, великой общности витал над этим морем людским. Мгновенно возникшее осознание великой цели, чувство Великого Возрождения, внезапно наступившего после стольких лет беспросветной тьмы, буквально пронизывали всех.

Потом суровая реальность вновь разметала этих людей по своим обособленным жизненным нишам и кельям. Многие разочаровались, многие не нашли своего места в круто изменившемся мире… Многие же просто занялись новыми для них практическими делами, не оставляющими времени ни для чего другого. Благо фронт этих новых дел открылся необозримый. Так что после 28 марта 1993 года эти люди, кажется, уже не собирались вместе в столь огромном числе.

Но где-то же они все-таки существуют и ныне, эти подлинные граждане новой России! Не всех же их нелегкая жизнь перемолола и растерла в порошок и в пыль.

Вернемся, однако, в тот памятный день – 28 марта. С Триумфальной огромная колонна, вбирающая в себя все новых и новых людей, двинулась по Тверской на Манежную, после в обход – на Лубянку, на Новую, на Старую площадь, спустилась к Москве-реке, поднялась к Васильевскому спуску, где и начался митинг. Здесь собралось около ста тысяч человек.

Среди выступивших на митинге – Гавриил Попов, Егор Гайдар, Елена Боннэр, Сергей Филатов, Лев Пономарев… Впрочем, речь держат не одни демократы. В поддержку Ельцина выступают монархисты, руководители гуманистической партии, представители православной церкви… Ди-джей Сергей Минаев “разогревает” собравшихся – а среди них много молодежи – подходящим для такого момента шлягером “Тот, кто идет за мной”. На улице в самом деле холодно (в скобках замечу с печалью: на этом митинге простудилась и через несколько дней умерла от какого-то осложнения одна из моих сотрудниц, известный кинокритик Таня Хлоплянкина; она была горячей, непоколебимой сторонницей демократических перемен).

Около двух часов дня к митингующим вышел президент. В своем выступлении он заявил, что, если Съезд проголосует за импичмент, он не подчинится этому решению.

– Я думаю не им, этим шестистам, решать судьбу России. Я не подчинюсь, – твердо сказал Ельцин.

Об этом ельцинском заявлении сразу же становится известно на съезде (выступление президента транслируется в зал). Реакция соответствующая. Михаил Челноков:

– Уважаемые коллеги! Хотел бы обратить внимание на новое и чрезвычайно существенное обстоятельство. Сейчас президент на митинге заявил, что он не подчинится решению никакого Съезда. Он еще раз продемонстрировал свое отношение к Конституции. Учтите это, когда будете голосовать.

Съездовскому голосованию митинг противопоставляет собственное волеизъявление. Его участники выдвигают требование отставки спикера ВС Хасбулатова, роспуска Съезда, проведения досрочных выборов депутатов. Принимается резолюция с предложением: если Съезд отрешит от должности президента, объявить “народный импичмент” самому Съезду и Верховному Совету.

Организаторы митинга призвали собравшихся не расходиться, тем паче, что есть информация: к Красной площади движется колонна сторонников оппозиции, чтобы потребовать прекращения митинга демократов.

Митинг на Васильевском спуске продолжался допоздна, пока не стали известны результаты голосования по импичменту.

“Разобраться” с “дерьмократами”!

В этот же день продемонстрировали свою непреклонную волю и те самые сторонники Съезда – в основном “Трудовая Россия”. 28 марта они совершили большие перемещения по Москве. Сначала выкрики “Банду Ельцина под суд!” раздавались возле Парка культуры. Здесь, по некоторым оценкам, собралось около двух тысяч человек. Затем митингующие направились к Белому дому. Там митинг продолжался. Следующий марш-бросок, вопреки запрету московских властей, – к центру города, с намерением добраться до Васильевского спуска, где, как уже говорилось, в этот момент проходил митинг сторонников Ельцина. Однако попасть туда “трудороссам” не удалось. Около трех часов дня колонна сторонников оппозиции достигла Манежной площади, где их и остановила милиция.

Бросалось в глаза отличие этих демонстрантов от тех, что собрались на Васильевском спуске. Какие-то парни, похожие на привокзальных бомжей, скандировали: “Клинтон – параша! Аляска будет наша!” (кто бы мне объяснил, при чем здесь Клинтон и Аляска).

Заключительную часть своей митингово-демонстрационной акции решили провести прямо здесь. Впрочем, желание “разобраться” с “дерьмократами” все еще не оставляло толпу. Лидер “крайне красных” Виктор Анпилов заявил на митинге, что по-прежнему не исключает похода своих соратников на Васильевский спуск. По его словам, он предупредил милицию, что снимает с себя ответственность за безопасность митингов, если “Демократическая Россия” не уйдет с Васильевского спуска.

Не знаю, что именно произошло бы, если б в самом деле случилось “соприкосновение” двух враждебных человеческих масс. Думаю, ничего хорошего произойти не могло…

Этот эпизод должен быть внесен в список многих других акций оппозиции, где проявлялась ее исключительная агрессивность, жажда крови (это при том, что она всегда любила приписывать подобные качества демократам – сторонникам Ельцина).

Импичмент не состоялся

Как предполагалось, голосование на Съезде должно было закончиться в восемь вечера, и к девяти счетная комиссия собиралась сообщить результаты. Однако с объявлением замешкались, ждали, когда привезут бюллетени от тех народных избранников, кто находился в больнице. Результаты объявили только в 22-20. За отрешение Ельцина от должности проголосовало 617 депутатов (против – 268), за переизбрание спикера – 339 (против – 558). Чтобы отстранить президента, требовалось, повторяю, две трети голосов Съезда, то есть 689. Чтобы переизбрать спикера, как уже сказано, необходимо было простое большинство – 517 голосов. Таким образом, и Ельцин, и Хасбулатов остались на своих местах. Противникам президента не хватило 72 голоса, противникам спикера – 192.

После объявления результатов Ельцин снова вышел на Васильевский спуск.

– Кто-то благодарит депутатов, а я благодарю москвичей, – сказал он, – я благодарю вас, которые здесь практически с утра сегодня, большинство из вас, вся площадь, сто с лишним тысяч человек. Я благодарю за поддержку и клянусь вам – сделаю все для того, чтобы не подвести ваше доверие, потому что ради этого я и служу вам. Спасибо большое, с победой вас большой!

Ельцин сказал, что, по его мнению, сценарий, которому следовал Съезд, был подготовлен “специалистами из бывшего ЦК КПСС”, а потому можно считать: “коммунистический переворот не состоялся”, “победил народ, победила Реформа, победила Демократия, победила молодая Россия, которая сейчас будет двигаться вперед, и я уверен, в этом году, конечно, лучше, чем в прошлом, очень тяжелом году”.

Митинги в поддержку президента прошли в этот день в 67 городах страны, и Ельцин счел необходимым поблагодарить также всех их участников:

– Сегодня митинги, ну, поменьше, конечно, может быть, но в десятках городов, районов нашей России, поэтому можно сказать спасибо всем россиянам за эту поддержку и за эту победу. Только благодаря тому, что вы так действовали, эта победа оказалась в реальности. Спасибо еще раз вам, дорогие друзья! Спасибо, Россия! Спасибо!

Страховка на случай импичмента

Вообще-то, как утверждает Коржаков, на случай импичмента у Ельцина имелась достаточно надежная страховка. Президент сам позаботился о ней. Соответствующий план он будто бы поручил разработать начальнику Главного управления охраны и одновременно коменданту Кремля Михаилу Барсукову:

“22 марта Ельцин вызвал Барсукова:

– Надо быть готовыми к худшему, Михаил Иванович! Продумайте план действий, если вдруг придется арестовывать Съезд.

– Сколько у меня времени? – поинтересовался генерал.

– Два дня максимум.

Президент получил план спустя сутки.

Суть его сводилась к выдворению депутатов сначала из зала заседаний. А затем уже из Кремля. По плану Указ о роспуске Съезда в случае импичмента должен был находиться в запечатанном конверте. После окончания работы счетной комиссии (если бы импичмент все-таки состоялся) по громкой связи, из кабины переводчиков офицеру с поставленным и решительным голосом предстояло зачитать текст Указа. С кабиной постоянную связь должен был поддерживать Барсуков, которому раньше всех стало бы известно о подсчете голосов.

Если бы депутаты после оглашения текста отказались выполнить волю президента, им бы тут же отключили свет, воду, тепло, канализацию… Словом, все то, что только можно было отключить. На случай сидячих забастовок в темноте и холоде было предусмотрено “выкуривание” народных избранников из помещения. На балконах решили расставить канистры с хлорпикрином – химическим веществом раздражающего действия… Офицеры, занявшие места на балконах, готовы были по команде разлить раздражающее вещество, и, естественно, ни один избранник ни о какой забастовке уже бы не помышлял”.

Как видим, депутаты, которые сомневались, надо ли проводить съезд в Кремле, были не так уж не правы: провести ту или иную насильственную акцию против них здесь было совсем несложно. В то же время, если бы съезд проводился в Белом доме, реализовать сценарий с тем же хлорпикрином там вряд ли удалось бы. Во всяком случае, это было бы значительно труднее.

“Президенту “процедура окуривания” после возможной процедуры импичмента показалась вдвойне привлекательной, – продолжает Коржаков, – способ гарантировал стопроцентную надежность, ведь противогазов у парламентариев не было.

Каждый офицер, принимавший участие в операции, знал заранее, с какого места и какого депутата он возьмет под руки и вынесет из зала. На улице их поджидали бы комфортабельные автобусы”.

О том, как наши спецслужбы осуществляют “процедуру окуривания” и как потом сажают “окуренных” в “комфортабельные автобусы”, мы теперь, после событий на Дубровке, хорошо знаем… К тому же хлорпикрин – не просто “раздражающее вещество”, как его именует Коржаков, – это боевое отравляющее вещество, применявшееся в таковом качестве еще в Первую мировую войну. В определенных концентрациях оно приводит к тяжелым поражениям и даже к гибели людей. Когда речь идет о закрытых помещениях, рассчитать относительно безопасную концентрацию не так-то просто, так что – здесь опять вспомним Дубровку, – до “комфортабельных автобусов” можно дотащить лишь бездыханные тела…

Но вот таков был план Барсукова, если принимать за чистую монету свидетельство его друга и соратника по кремлевской службе. Ельцин утвердил этот план “без колебаний”. А как его реализовали?

“28 марта началось голосование. Каждые пять минут Барсуков докладывал о результатах подсчета голосов. В этот момент к нему подошел Виктор Илюшин и дрожащей рукой передал запечатанный конверт с текстом Указа…

Но Указ зачитывать не пришлось. Примерно за час до объявления результатов голосования мы уже знали их. Тогда Михаил Иванович позвонил президенту и сообщил:

– Импичмента не будет.

Ельцин сказал:

– Надо службу заканчивать. Пусть они там еще побесятся, поголосуют, повыступают… Давайте быстро ко мне.

Барсуков отдал Ельцину заклеенный конверт с Указом. Так никто и не услышал этого текста. Шеф положил конверт в письменный стол, обнял и расцеловал Михаила Ивановича:

– Спасибо за службу.

Все уже собрались в белой столовой, на третьем этаже. Там были также Черномырдин, Грачев, Илюшин, Баранников… Посидели минут сорок, выпили за победу, хорошо закусили и разошлись.

Так что если бы даже импичмент состоялся, президент бы власть не отдал…”.

Было ли это в действительности?

Как расценить этот эпизод с хлорпикрином? Был ли он в действительности? Свидетельств одного человека, кто бы он ни был, в таких случаях недостаточно. Требуется, чтобы информацию подтвердил кто-то еще. Однако, насколько я знаю, ни о тайном указе, ни о готовившемся отключении света и тепла, ни о хлорпикрине никто, кроме Коржакова, до последнего времени словом не обмолвился. Это странно: если верить бывшему начальнику ельцинской охраны, в секретный план было посвящено множество людей – ведь, по словам Коржакова, к каждому депутату был “приставлен” офицер, который в нужный момент должен был “вынести” “своего” народного избранника из зала заседаний. Трудно себе представить, чтобы хоть кто-то из этих офицеров, по прошествии лет, а тем паче уже выйдя в отставку, не поведал бы миру о том драматическом эпизоде. Но нет, ничего такого не слышно.

Впрочем, косвенным подтверждением того, что рассказ Коржакова похож на правду, можно считать интервью Сергея Филатова на радио “Свобода” в апреле 2003 года. Филатов отрицал, что ему было что-то известно о планах Ельцина, касающихся разгона Съезда. Вместе с тем он готов поверить, что такой план существовал.

– Я знаю только одно, – сказал Филатов, – что Ельцин бы пошел на любые крайние меры для того, чтобы не дать победить Съезду народных депутатов. И это мое внутреннее убеждение. Я не знаю этого точно, но это мое внутреннее убеждение по тому, как я его знаю и как он себя вел.

Трудно поверить, чтобы глава администрации президента не знал о готовящемся разгоне Съезда, о баллонах с хлорпикрином и т.д., если этот указ и эти баллоны в самом деле были. Теперь представьте: в действительности он обо всем этом знал, но он и спустя десятилетие не имеет права об этом говорить, он связан обетом молчания. В таком случае, он будет произносить именно те слова, которые он произнес, выступая на радио “Свобода”: “Я знаю только одно, – что Ельцин пошел бы на любые крайние меры для того, чтобы не дать победить Съезду народных депутатов”.

Эта история с несостоявшимся 28 марта 1993 года разгоном Съезда и использованием хлорпикрина крайне важна для понимания того, что происходило тогда в политической Москве. В случае если она действительно была, можно сказать: хотя внешне политическая борьба до поры до времени вроде бы велась демократическими, ненасильственными методами, в сущности, это была лишь игра в демократию – при крайней необходимости каждая из сторон для достижения своих целей была готова применить грубую, примитивную силу. Я подчеркиваю: каждая из сторон, не только Ельцин. Оппозиция создавала специальные лагеря, где готовила боевиков. Занималась агитацией в армии… Эти боевики вскорости проявили себя в качестве “демонстрантов”, орудуя булыжниками, палками, арматурой. Многие военные готовы были в случае чего выступить на стороне противников президента. И выступили во время сентябрьско-октябрьских событий…

* * *

Но в марте удалось обойтись без силы. Ельцин одержал чистую победу, так сказать, “по очкам”. По логике вещей, этой победой надо было воспользоваться. А что случилось на самом деле?

Тут стоит привести комментарий одного из телеведущих, который вел репортаж о тех драматических событиях:

– Итак, второй раз Борис Ельцин празднует победу. В первый раз это было в августе 1991 года, теперь история повторяется, второй раз звездный час Ельцина, который дался ему большими нервами, большой кровью, в переносном, слава Богу, смысле. Но сразу в голову приходит одна мысль: тогда, в августе 1991 года, Ельцин и его окружение, все демократические силы России не смогли в должной мере воспользоваться плодами августовской победы, августовской революции. Хорошо бы, чтобы эта ошибка не повторилась в марте 1993 года…

Такое вот было телевизионное пожелание, к которому, разумеется, могли бы присоединиться все демократически настроенные люди в России.

К сожалению, Ельцин и на этот раз не воспользовался плодами победы. Умение ими пользоваться ему вообще не было свойственно.

Референдум все-таки состоится

28 марта Съезд принял-таки постановление о всероссийском референдуме. Как и предлагал президент, он был намечен на 25 апреля. Депутаты решили вынести на него четыре вопроса – те самые, против которых возражал Ельцин: о доверии президенту, об одобрении его социально-экономической политики, о необходимости проведения досрочных выборов президента и, четвертый вопрос, – о необходимости досрочных выборов народных депутатов.

Постановление предусмотрительно запрещало выносить на референдум какие-либо другие, не утвержденные Съездом вопросы.

Попытка реванша

На следующий день депутаты решили хоть как-то, хоть по мелочам отыграться за поражение при голосовании по импичменту. “На ковер” вызвали министра внутренних дел Виктора Ерина и московского мэра Юрия Лужкова. Потребовали от них объяснений по поводу случившегося будто бы накануне инцидента – “зверского избиения”, которому подвергся со стороны демонстрантов-демократов на Васильевском спуске один из депутатов – Александр Галишников. Первым выступил Ерин. Хасбулатов в свойственной ему бесцеремонной манере перебивал выступающего. Отрывок из стенограммы:

“Ерин:

– По оценкам, там (в митинге на Васильевском спуске. – О.М.) участвовало до ста тысяч человек...

Хасбулатов (перебивает):

– Там от силы-то было пятнадцать человек.

Ерин:

– Руслан Имранович, я могу продолжать?

Хасбулатов:

– Да, конечно.

Ерин:

– Спасибо”.

Выяснилось, что Галишников по пути из Кремля в гостиницу “Россия” зачем-то подошел к толпе митингующих и вступил с ними в какие-то разговоры по поводу голосования на съезде, стал объяснять, как он сам голосовал. В этот момент какой-то человек ударил его сумкой по голове. По-видимому, в сумке было что-то тяжелое. Депутат получил ушиб головы с подозрением на сотрясение мозга, – к такому предварительному заключению пришли врачи в Институте Склифосовского, куда доставили депутата. Однако Галишников не захотел оставаться в институте, потребовал, чтобы его отвезли в гостиницу, милиции никаких показаний давать не стал. Надо полагать, не такими уж серьезными оказались полученные травмы… Вот и весь инцидент с “избиением”. Тем не менее жаждущие крови депутаты требовали суровых кар и для чинов московской милиции, допустивших такое жуткое безобразие, и для московского мэра, с которым у них были давние счеты.

Задуманной экзекуции, однако, не получилось. Ерин держался спокойно и уверенно. Хасбулатов вновь попытался спровоцировать его, попросив прокомментировать последнее, как всегда резкое, заявление пресс-секретаря президента Вячеслава Костикова – как, мол, министр относится к таким словам пресс-секретаря: “Своими непрекращающимися антиконституционными действиями, бесконечными нарушениями регламента Съезд превратил себя в мстительную коммунистическую инквизицию”, – не направлены ли подобные слова на то, “чтобы вот сюда приходили толпы и нарушали общественный порядок”? Однако Ерин уклонился от оценки, сказав, что в его функции не входит обязанность комментировать чьи-то заявления.

Что касается Лужкова, тот не был столь миролюбив и уклончив. Видно было, что он не прочь и “подраться” с наиболее агрессивными народными избранниками. Он начал с того, что обратил внимание депутатов на “неинтеллигентную форму” его приглашения на съезд: его, мэра, “вызвали для дачи объяснений по поводу событий, произошедших в Москве 28 марта”. “Но Съезд – не суд”, – сказал Лужков. Рассказывая о событиях, случившихся накануне, мэр подчеркнул, что случай с Галишниковым, которому досталось от демократов, – единичный, основные же нарушения совершала как раз противная сторона – демонстранты и митингующие из “Трудовой России” и Фронта национального спасения: они произвольно, без разрешения столичных властей меняли маршрут своих передвижений по Москве, выкрикивали агрессивные лозунги, пытались провоцировать своих политических оппонентов. Лужков привел примеры лозунгов, которые в ходу у “трудороссов” и “нацспасителей”: “Долой оккупационное правительство Ельцина!”, “Депутат, добей гадину!”, “Раздавим гадину сионизма!”. Это уже не просто лозунги, сказал мэр, это призывы к физическому насилию.

Лужков обратил внимание также на тот оставшийся не известным для большинства депутатов факт, что за неделю до случая с Галишниковым, 21 марта, возле Белого дома был избит – действительно избит – теми же “трудороссами” и эфэнэсовцами депутат-демократ Петр Филиппов, и по этому инциденту возбуждено уголовное дело.

Выступление Лужкова с явными нотками сочувствия “не к тем”, к кому хотели бы депутаты, разумеется, не могло понравиться консервативной части Съезда.

– Второй раз господин мэр выступает перед нами, – раздраженно заявил один из депутатов, – и ведет себя вызывающе. Я призываю решением Съезда снять его с работы.

Это была хорошая “свеча” для Лужкова. Похоже, он только и ждал чего-то подобного.

– В отношении снятия мэра, – отрезал он не без злорадства, – простите, ничего у вас не получится. Мэр избран москвичами, и только москвичи вправе это сделать, но, простите, не Съезд.

Впрочем, если говорить о жажде реванша, которую испытывала потерпевшая поражение оппозиция, ее попытка расправы над Ериным и Лужковым – это, конечно, был не более чем примитивный условный рефлекс размахивания кулаками после драки. В основном, разумеется, упомянутая жажда сконцентрировалась на другом – на том, чтобы нанести президенту поражение на референдуме 25 апреля. Оппозиционеры были уверены: Ельцин проиграет всенародное голосование. Тут для них не было вопроса.

Впрочем, такого же мнения придерживались и некоторые СМИ. “Независимая газета” писала в те дни: “Кажется весьма сомнительным, чтобы следствием… предстоящего плебисцита стала победа Бориса Ельцина или сколь бы то ни было значительное усиление его позиции”. В другой статье в этом же номере газеты: “Если референдум о доверии президенту 25 апреля состоится, то шансов на победу, тем более значимую, у Ельцина, увы, очень мало”.

“Недостатки” Ельцина и “достоинства”

Хасбулатова

(Заметки на полях)

Были ли у Ельцина в ту пору ошибки? Разумеется, были, и очень много. Но его немало обвиняли и в мнимых ошибках, – оскорбляли, ругали, журили, упрекали, благо свобода слова при первом российском президенте, слава Богу, практически ничем не ограничивалась.

В день открытия IX чрезвычайного съезда, 26 марта, Виталий Третьяков, главный редактор той же “Независимой газеты” опубликовал открытое письмо Борису Ельцину с перечнем того, что он считал президентскими просчетами, – таких было штук пятнадцать, – и с пожеланием больше их не делать. Кое по каким, немногим пунктам списка с Третьяковым можно было согласиться: пожалуй, Ельцин тут действительно дал маху. Насчет других одолевало сомнение: может, просчет, а может, и не просчет. В отношении третьих соглашаться категорически не хотелось.

Согласен: не стоило президенту в начале реформы и вскоре после начала обещать людям, что улучшение жизни наступит через год-полтора. Реформа – дело небыстрое, даже если ее вести без разгильдяйства и саботажа, что в российских условиях абсолютно невозможно. Согласен: нельзя было допускать, чтобы гэкачепистов, всех скопом, до завершения суда выпустили из “Матросской тишины”. Благодаря этому великий героический Август, а заодно и проходивший уже в ту пору суд оказались превращены в фарс. Правда, я не уверен, что президент что-нибудь мог тут сделать... Согласен: не стоило включать в телеобращение к народу, с которым Ельцин выступил 20 марта, слова об “особом порядке управления”. Либо – если уж включать, то не отказываться от них через несколько дней в опубликованном варианте указа. А то как-то несолидно получилось. Согласен: президенту давно стоило озаботиться, кого назначить своим преемником, демократическим лидером № 2. А может быть, – еще и № 3. В конце концов, все мы под Богом ходим. Нельзя было ставить судьбу огромной страны в зависимость от самочувствия и здоровья одного-единственного человека. Согласен: история с Дудаевым, случившаяся еще задолго до начала полномасштабной чеченской войны, когда ввели в Ичкерии чрезвычайное положение, но оказались бессильны его обеспечить, – образец неумелости в отношениях с республиками. Хотя вряд ли это была личная ошибка президента: ведь за это дело взялся Руцкой и блестяще провалил его, как многое другое. Но в общем президент за все отвечает, тем паче что в данном случае, он собственноручно подписал тот самый указ – о введении ЧП.

Вот, пожалуй, и все, с чем можно было согласиться в открытом письме редактора “Независимой газеты” президенту.

Далее в списке Третьякова следовало некоторое число “очевиднейших” президентских ошибок, которые были совсем не очевидны. Можно было их оценивать так, а можно – иначе.

Президент ошибся, возглавив осенью 1991-го правительство… В свое время было много споров по этому поводу. Тогда никто никому ничего не доказал – ни сторонники этого ельцинского шага, ни противники. А в дальнейшем и вовсе стало ясно – за политику, проводимую правительством, президента бьют совершенно одинаково, возглавляет ли он формально это правительство или нет.

Следующая “ошибка” по Третьякову: президент изъял “всех” своих сторонников из парламента и рассадил в правительственном аппарате… Логика упрека понятна. Но есть и другая логика, именно ею, видимо, руководствовался президент: так называемый парламент – БЕЗНАДЕЖЕН; никакой существенной разницы, сколько в нем сторонников президента, – 200 или, скажем, 210, – нет; в правительстве же, в президентском аппарате они могли бы принести ощутимую пользу. Во всяком случае на это, надо полагать, и надеялся Ельцин.

Наконец – о последней категории отысканных Третьяковым “очевиднейших” ошибок президента, которые, на мой взгляд, вовсе не были ошибками.

Третьяков посчитал просчетом, что “люди” Ельцина подали в суд на “Советскую Россию” и “День”, неустанно изрыгавших потоки клеветы на президента и правительство. Почему же просчет? Просчет действительно был, – но раньше, когда после августа 1991-го президент своей волей запретил эти газеты. А обратиться в суд на любое печатное издание волен каждый гражданин. В последние месяцы ошибка была как раз в обратном – что решено было не обращать внимание на истошный визг коммуно-патриотической прессы, на бесконечную, выходящую за всякие рамки череду оскорблений, ложь, клевету... Итог такого безразличия был закономерный: эта пресса, особенно поистине геббельсовская газетка “День”, просто зашлась в истерике, потеряла всякое представление о приличиях, цивилизованности, законности.

Кстати, редактор “Независимой газеты” в своем письме советовал президенту включить в круг чтения именно эти издания – “Правду”, “Советскую Россию”, “День” – и исключить из этого круга издания демократические. Такие, надо полагать, как “Известия”, “Московские новости”. “Не читайте, Борис Николаевич”, демократические газеты, – заклинал Третьяков, – ничего полезного для здоровья политика вы там не найдете”.

Что ж, может быть, Ельцину и в самом деле стоило последовать мудрому совету, пробежать глазом на сон грядущий вот хотя бы это (частично уже цитировавшееся):

“Ельцин, доколе будешь мучить Россию?

Ельцин, верни украденный Советский Союз!

Ельцин, твои люди воруют!

Ельцин, ты угробил русскую армию!

Ельцин, где наши трудовые сбережения?

Ельцин, ты пустил шпионов в правительство!

Ельцин, ты уморил науку!

Ельцин, ты погубил культуру!

Ельцин, дети России проклинают тебя!

Ельцин, ветераны плюют тебе вслед!

Ельцин, ты весь в крови!

Ельцин, уйди!”.

Это прохановский листок “День”. Возможно, Ельцин и не подозревал о существовании на земле российской такой вот “духовно-оппозиционной” прессы. Так что, не исключено, благодаря рекомендации Третьякова познакомился с ней. Для обычного здоровья она, может, была и не очень полезна: пульс учащался, давление поднималось. Но для здоровья политика пользу в самом деле несла несомненную. Какая экспрессия! Сколько пищи для ума!

Кстати, каждый мог сам поупражняться в сочинении подобных стихов в прозе:

Ельцин, проводники дальнего следования предают тебя анафеме!

Ельцин, сталевары мартеновских цехов рвут твои фотографии!

Ельцин, беременные женщины топчут газеты, где напечатано твое имя! И т.д., и т.п.

Попробовали бы прохановско-чикинские борзописцы (Чикин – главред “Советской России”) в соответствующие времена (о которых они до сих пор плачут-рыдают) написать что-нибудь такое про Брежнева или, не дай Бог, про Андропова! Где бы они были! А вот про “кровавого сатрапа” Ельцина, оказывается, все что угодно можно молоть. И на Лубянку не тащат. И в зону не отправляют… Но такое простейшее сопоставление правителей и их времен почему-то никогда не приходило в голову этим мыслителям.

Третьяков упрекал президента, что он смотрит на парламент как на вражеское государство. “Работайте с ним, – настаивал редактор, – сотрудничайте, уговаривайте, льстите, старайтесь обхитрить, обыграть, подкупить…”. Упрек не по адресу. Не знаю, как насчет подкупа и объегоривания, но что касается президентских предложений о сотрудничестве, уговоров и призывов к созидательной работе, – их весь последний год было – хоть отбавляй! Своей кульминации эти уговоры, на грани унижения, на грани потери достоинства достигли на VIII съезде. И что? Все тщетно. Депутаты ну ни в какую не желали сотрудничать, в упор не видели президента, демонстративно отвергали все его предложения, все поправки к рассматриваемым документам. Без конца провоцировали на резкие действия. Думаю, девять из десяти нормальных наших граждан давно бы сорвались, высказали Съезду в крепких выражениях все, что они о нем думают, – мы ведь и так это слышали в метро, в автобусах. Ельцин терпел, не срывался. Так что мудрый третьяковский совет стоило бы повернуть аккурат на 180 градусов – адресовать его депутатам.

Следующий упрек, из числа совсем уж мелких, – почему президент молится в православном храме, в то время как в России много конфессий? Что-то я не видел, чтобы Ельцин молился. Посещал церковь – да. Странно было бы, если бы он эти посещения устраивал по графику: сегодня – в Елохове, завтра – в костеле, послезавтра – в мечети, потом – в синагоге… Да и фальшиво: все-таки русский человек. Думаю, и без этого мельтешения ясно: появляясь время от времени в церкви, он как президент отдает дань не столько православию, сколько религии вообще, подчеркивает ее роль в возрождении российского общества.

Далее. Редактор “Независимой газеты” советовал Ельцину не мешкать с формированием коалиционного правительства. Этот совет он дал 26 марта, а 29-го с аналогичным, на этот раз ультимативным требованием выступил Съезд. Совпали. Между тем, как говорится, ежу ясно: в ту пору, пору тяжелейших экономических передряг, требовалось правительство профессионалов – единомышленников в вопросах экономики, а не правительство лебедя, рака и щуки.

Впрочем, в России и тогда было, в сущности, коалиционное правительство: наряду с Советом Министров существовал Верховный Совет, самочинно присвоивший себе ряд правительственных функций. В нем, как известно, были представлены многие партии. Коалиция имелась. Ну и что? Помогало ли это управлять государством, преодолевать кризис? Как раз наоборот – большего бардака не сыскать было, пожалуй, нигде в мире.

По Третьякову, большая ошибка Ельцина заключалась в том, что он, подталкиваемый прожектерами из своего окружения, попытался создать “президентскую партию”, тогда как умные люди говорили ему, что это невозможно. В чем тут ошибка? Ну, попытался и попытался. “Попитка – не питка”. В России в ту пору были десятки партий (да и сейчас их существует немало), и ни одной серьезной и полноценной. Так что ж теперь, по поводу каждой неполноценной партии волосы на себе рвать?

У президента нет опоры в народе, уверял Третьяков. Где они, хотя бы несколько мощных слоев, на которые он мог бы опереться? В самом деле, стоит посмотреть, кто тогда шел за Ельциным. Внимательно посмотрев, видишь: да нет, были они, эти слои – квалифицированные рабочие, фермеры, научно-техническая интеллигенция, часть директорского корпуса, молодежь… Наиболее образованная, наиболее активная часть общества. Если по опросам, – 50–65 процентов населения, если визуально, – море людское. То самое, которое выплеснулось на улицы Москвы, других городов 28 марта.

Наконец последняя “очевиднейшая” ошибка. “Кому мешали конкретные итоги VIII съезда? – писал Третьяков. – Целых три месяца мы жили бы без следующего съезда, Верховный Совет сочинял бы свои законы, президент выпускал бы указы. И сейчас каждый выполняет то, что должен выполнять…”.

Что ж, можно рассуждать и так. Салтыков-Щедрин еще когда сказал: чрезмерная суровость российских законов несколько смягчается необязательностью их исполнения. Хочешь, – следуй закону, не хочешь, – не следуй. Все бы хорошо, если бы не экономика. Если бы не финансовый дисбаланс, не гиперинфляция, не продолжающееся обесценение рубля… Депутаты то и дело некомпетентно и безответственно вмешиваются в денежное обращение, в управление государством. Их беспроигрышный лозунг – “Чем хуже, – тем лучше!”. Лучше потому, что больше обвинений можно адресовать президенту и правительству, больше навешивать на них всевозможных упреков и обвинений. Это не могло продолжаться до бесконечности. Экономика не выдержала бы. А если бы и выдержала, вправе ли президент был мириться с тем, что властолюбивые и безответственные циники заставляют страдать миллионы людей?

Самая поразительная часть письма-статьи Третьякова – та, где в пример Ельцину он ставил Хасбулатова. Этакая душка, оказывается, спикер ВС. Этакий незаурядный и непревзойденный политик. Он “вечно окружен людьми”, он “говорит с людьми не менее раза в неделю”, он “спонтанно реагирует на ситуацию”, “живо, оперативно упреждая задумки” неумелых президентских стратегов. Если утром он вдруг совершит какую оплошность, непременно подкорректирует ее “вечерней репликой”. Каково, а! “Вечерняя реплика”, “послеобеденная ремарка”, “послеполуденное уточнение”… “Хасбулатов вступает в живой спор со своими оппонентами, часто похваливая их, и со своими сторонниками, нередко кидая им желчные замечания”. Вообще, он – “король телеэкрана”.

Полно, про кого все это? “Король телеэкрана!”. Знаете, был такой анекдот про Чукчу. Чукча пришел в фотоателье за своим портретом. Фотограф дает ему карточку. Чукча отказывается ее брать: “Это не моя, однако”. – “Как не твоя? Нос твой?”. – “Не мой, однако”. – “Подбородок твой?”. – “Не мой, однако”. – “Фуфайка твоя?”. – “Моя, однако”. – “Значит, это ты и есть!”. Так и здесь: одна “фуфайка” и совпадает с оригиналом – фамилия Хасбулатов. Все остальное – про кого-то другого.

Хасбулатов, по словам Третьякова, постоянно отпускает “неизящные да эффективные шутки”, на которые сторонники президента “в силу своего недалекого ума не сразу и сообразят, как отреагировать”. Что верно, то верно: очень большая требуется сообразительность, в высшей степени недюжинный ум, чтобы реагировать на все эти шутки. Главное же – большое остроумие надо иметь, чтобы с Хасбулатовым пикироваться. Некоторые примеры “неизящных” хасбулатовских шуточек я уже приводил, позже еще кое-какие процитирую.

У президента как, продолжает Третьяков: там все самые интересные, самые оригинальные идеи пресс-секретарь Костиков себе забирает; Ельцину – что останется. А вот его хасбулатовский коллега Злобин не было случая, чтобы “хоть раз лишил своего шефа оригинальной идеи (пусть и абсурдной)”. Вот это уже ближе к истине – то, что в скобках.

На полном серьезе Третьяков советует президенту, по каким критериям следует подбирать людей в свою команду. Опять-таки, следуя примеру спикера, составлять ее надо из “профессионалов по дворцовым интригам”. Тут уж – попадание в самую точку. Но, как говорится, избавь нас, Боже, от таких похвал и комплиментов!

Идем, однако, дальше по списку исключительных достоинств Хасбулатова, который излагается параллельно со списком пороков Ельцина.

“…Говорит он (Хасбулатов. – О.М.) чаще всего чистую правду…”

Как, как, как? Вы это всерьез? Оч-чень интересно!

Видимо, почувствовав всю нелепость подобного утверждения, Третьяков тут же поправляется:

“…Конечно, только ту, что выгодна ему, не всю, но в основном правду”.

Понятно. Для клятвы на Библии не годится – там требуется излагать “правду, только правду и ничего, кроме правды”, – но для того, чтобы поставить этого “правдиста” в пример президенту, вполне достаточно.

И снова – о сверкающем, искрометном, феноменальном остроумии председателя ВС, о его неповторимом артистизме, об умении влиять на широкие массы депутатов:

“…Спикер многое, очень многое умеет. И истерику, когда надо, закатить.. И смешное словечко “опус” по поводу президентского указа запустить (а для этого мозги нужны, между прочим)…”

Насчет необходимости мозгов для составления таких аббревиатур (“особый порядок управления” трансформируется в “опус”) – вопрос спорный. Как и насчет качества такого юмора. Нет, может быть, для депутатского уровня шутка сия вполне годится, но не у всех же такой уровень. Очень сомневаюсь, например, что, если бы этот “опус” прозвучал на летучке в “Независимой газете”, кто-нибудь расхохотался бы. Кроме, конечно, главного редактора (мы вынуждены ему верить на слово, когда он говорит, что считает эту шутку смешной).

И все-то, исходящее от Хасбулатова, Третьяков превращает в несомненные, неоспоримые достоинства. Ну, ничем его не проймешь! Даже знаменитый скандал со вселением самого выдающегося демократа современности в 400-метровую брежневскую квартиру – и то, по Третьякову, образец великолепной находчивости, остроумия, прекрасного знания российских традиций: “Да кто же в России не поймет, что единственная возможность получить квартиру, – использовать свое служебное положение. Иначе-то невозможно”.

Если говорить серьезно, рассуждения на тему, хороший Хасбулатов человек или скверный, выдающийся или невыдающийся, – это рассуждения как бы не на тему. Это человек какой-то незнакомой нам цивилизации. Не в межзвездном, конечно, смысле. А может быть, и в межзвездном. Но в любом случае – он представитель цивилизации, нам не известной.

Вообще-то, лучше всего для него, когда он сидел в кресле спикера, было бы молчать. Потому что всякий раз, как только он раскрывал рот, из него вылетало нечто. Либо какое-то фантастическое, неправдоподобно хамское оскорбление, либо столь же фантастическая ложь, либо что-нибудь еще столь же необыкновенное.

Помните его знаменитое “Ребята растерялись”? О правительстве Российской Федерации. Или уподобление членов того же правительства червякам, которых ему с его спикерской высоты и разглядеть-то невозможно… И тут же, вслед за этим, – бесхитростное вранье, что он ничего такого не говорил (а по телевизору между тем прокручивается пленка с этими самыми спикерскими словами).

А как вам нравится такая “неизящная да эффективная шутка”, обращенная к женщине-депутату: “Если хотите, то ДАЙТЕ кому-нибудь другому”? Или реплика, адресованная другой народной избраннице, упрекнувшей спикера, что он пользуется запрещенным приемом – бьет ниже пояса: “Меня вообще вы ниже пояса не интересуете!”. А вот еще – депутату Шейнису: “Может, вас ОБРЕЗАЛИ?”…

Вообще, многие эпизоды из деятельности Хасбулатова, его изречения войдут в историю российского парламентаризма. Такое, например, рассуждение, характеризующее спикера как большого интернационалиста:

“Для того, чтобы в наших условиях многонационального народа правильную политику осуществлять, надо проводить совершенно четкую прорусскую политику. Вот я ее и провожу”.

Или такое вот распоряжение:

“Вызвать сюда Черномырдина! Что он делал 28-го числа?”.

Почти как у Гоголя. Помните: “А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!”?

Обращение к коллеге-депутату:

“Идите отсюда подальше!”.

Словесный пассаж, свидетельствующий о том, как глубоко спикер знает человеческую природу:

“Люди-то не хотят действительно брать за глотки друг друга, если их не натравливать. Да и то – натравливаешь, и то не хотят”.

Как мы помним, 13 января 1992 года, менее чем через две недели после начала реформы, спикер заявил: “Уже можно предложить президенту сменить практически недееспособное правительство”. Этим был дан сигнал К ТОТАЛЬНОМУ САБОТАЖУ РЕФОРМЫ со стороны советской номенклатуры. А уже год спустя Хасбулатов не моргнув глазом уверял, что впервые с критикой правительства он выступил в конце января. Кажется, велика ли разница – середина января или конец? Зачем, спрашивается, врать? Да так, по привычке. Привычка – вторая натура.

Ни единого слова не говорилось спикером просто так, чтобы что-то сообщить, как принято между людьми. Все – в ключе “профессионализма по дворцовым интригам”. Один только пример: Хасбулатов выходит на трибуну утром 28 марта, чтобы проинформировать депутатов о том самом достигнутом то ли ночью, то ли утром соглашении с президентом. Кажется, чего проще, – так и скажи: достигнуто соглашение. Но вот спикер открывает рот. Внимание!

– По первому пункту мы договорились… – говорит Хасбулатов, – и президент наконец понял то, что для всех давно уже было ясно… Что проводить референдум совершенно бессмысленно…

Каково? И это называется компромисс, примирение. Через несколько минут президент вынужден взять слово и пояснить, какова его истинная позиция в отношении референдума.

И так на каждом шагу – ложь, передергивания, подтасовки… Любой желающий может взять стенограммы заседаний Верховного Совета, Съезда и собрать, если понадобится, целые фолианты из подобных высказываний спикера. Вот вам и правда, чистая правда!

Третьяков не раз намекает, что вообще-то по большому счету он на стороне президента, но вот ТАКТИЧЕСКОМУ МАСТЕРСТВУ, умению привлечь людей на свою сторону у “короля телеэкрана” можно поучиться. Да, это редкостное умение мы лицезрели, считай, каждый день. Зачем, спрашивается, было спикеру, словно мальчишку, шпынять министра обороны Павла Грачева после его выступления в Верховном Совете: из этого выступления, мол, все ясно, не ясно лишь главное – ради чего, собственно, министра и просили выступить – на чьей он стороне – президента или депутатов? Зачем было тыкать носом министра внутренних дел Виктора Ерина в заявление пресс-секретаря президента Костикова с требованием комментариев? Зачем было походя аттестовать министра безопасности Виктора Баранникова адьютантом его превосходительства, то бишь президента (правда, несколько позже Хасбулатов с Баранниковым нашли “общий язык”)? Зачем, наконец, после одного-единственного посещения Виктором Черномырдиным митинга делать такое публичное заявление: в последнее время премьер совсем перестал работать, ему некогда – он только по митингам ходит? Какая польза ему, Хасбулатову, лично от этих “тонко выверенных и глубоко продуманных” ходов? Да никакой. А вот поди ж ты…

Нет, что-то и с представлением о “тактическом мастерстве” у Третьякова неладно.

Трудно было найти более отталкивающую, более ненавистную для огромного числа людей (а как показывали опросы – для большинства) политическую фигуру, чем Хасбулатов. Даже и в коммунистических временах что-то не припоминалась такая. Хотя это отчасти, может быть, из-за того, что тогда все делалось скрытно, за прихлопнутыми дверьми. Наружу мало что просачивалось.

Уже тогда было ясно: не очень далек срок, когда Хасбулатов исчезнет с политической арены. Правда, в тот момент, в конце марта 1993 года, это отчасти связывали с возможностью его замены на первого спикерского зама Воронина, который, что называется, дышал Хасбулатову в затылок. Для России от такой замены вряд ли была бы большая польза. Прямой ставленник коммунистов, Воронин повел бы депутатский корабль к реставрации и реваншу еще более прямым и откровенным курсом. Но, по крайности, он не стал бы, наверное, делать тех откровенных глупостей, на которые, как на величайшие достоинства тогдашнего спикера, указывал Третьяков: партийно-номенклатурная школа возможного преемника не допускала ничего подобного.

* * *

Вообще-то, в действиях Ельцина и его окружения действительно довольно много было ошибок. О некоторых из них я уже говорил. При желании этот перечень можно продолжить.

Как можно было, например, после августовского путча почти два месяца предаваться безделью? Этот вопрос, как вы помните, я тогда же задавал госсекретарю Бурбулису. Ответ был в привычной для Геннадия Эдуардовича туманно-философской манере: дескать, надо все тщательно обдумать, скрупулезно взвесить дальнейшие шаги. Слишком долго все обдумывалось. А ведь то промедление, неприятие мер к коренному реформированию политической системы как раз и аукалось и в 1992-м, и в 1993-м…

Как можно было допускать столько юридических ляпов в нормативных документах, выпускавшихся от имени президента, благодаря чему (хотя, конечно, не только благодаря этому) они постоянно отменялись, приостанавливались, не выполнялись? Что за юристы их готовили, взглянуть бы хоть одним глазом!

Как можно было допускать этот позорный ляп с номером указа от 20 марта, торчавшим, словно ослиные уши, выдававшим истинную дату подписания указа – гораздо более позднюю, нежели 20-е? Этакий подарок для противников президента, этакий козырь для них. Не ясно в этой истории только одно – разгильдяйство это было или предательство.

Кстати, о предательстве. Зачем надо было у кого-то визировать президентское обращение к народу от 20 марта? Ведь в конце концов ответственность за это обращение несли не “визири”, – нес лично президент. Тогда для чего нужны были подписи “визирей”? Кому их было показывать? Неудачная попытка заполучить визы вице-президента и секретаря СБ позволила им, не завизировавшим, щеголять своим поступком как высшей доблестью: “Я не завизировал!”. В народе же в первоначальный момент было ощущение, что раскол и предательство произошли в самом ближайшем окружении президента. Ладно Руцкой, с ним все ясно, но – Скоков!

Ошибки можно перечислять и перечислять. Конечно, хорошо бы делать их поменьше, но, с другой стороны, задумаемся над такой вещью: а у кого их нет? При нашем-то аппарате, при наших работничках-чиновничках! Говорят, английский газон надо выращивать 300 лет, чтобы он выглядел так, как ему положено выглядеть, а сколько понадобится годков, чтобы вырастить нормальных исполнителей-делопроизводителей, секретарей, референтов, помощников, юрисконсультов? В прежние времена это все не бросалось в глаза – вся начальская кухня была, во-первых, за семью печатями, никто ничего не видел и не знал, а во-вторых, никому и в голову не приходило оценивать, например, бесчисленные постановления ЦК КПСС и Совета Министров с точки зрения соблюдения всех юридических тонкостей. Однако первые же открытые шаги президентского аппарата Горбачева, мы помним, заставили всех за голову схватиться: из каких джунглей вы вылезли, ребята? То-то и оно, что из джунглей.

Так что шум и гам вокруг ошибок ельцинского аппарата – это в значительной мере неизбежное следствие перехода и чиновничества, и всего общества в совершенно новое качество.

И еще о предательстве, о кадровых ошибках… Думаю, тут вообще нет ничего сверхобычного. Если бы, например, Третьякову по какому-нибудь волшебству вдруг случилось из редактора превратиться в президента, а роль окружения играл бы дружный и сплоченный коллектив “Независимой газеты”, нисколько не сомневаюсь, что вскорости, при удобном стечении обстоятельств, многие точно так же, как Ельцина, “заложили” бы президента Третьякова. Причем скорее всего среди предателей оказались бы те, кого он считал самыми преданными и надежными. Возле всякого лидера в любой период времени обретается некоторое, небольшое, число истинно преданных, компетентных и порядочных людей и довольно большое – предателей, стукачей, разгильдяев… Ельцину тут повезло нисколько не больше, но и не меньше, чем другим.

В спокойное время присутствие отрицательных персонажей в окружении руководителя не очень-то заметно. Каждый занимается своим делом. Преданные и компетентные помогают своему шефу вершить политику, предатели не высовываются, ждут своего часа, стукачи потихоньку стучат, разгильдяи разгильдяйствуют, но из этого никто не делает особенной трагедии: как же без этой генетической разнородности, она в какой-то степени даже и полезна. Другое дело – периоды кризиса. Тут многое выплывает наружу, обретает повышенный удельный вес.

Вспомним: Горбачев в одночасье был предан почти всей своей командой. С Ельциным такое тоже едва не случилось – в сентябре – октябре 1993-го. Кадровые проколы он тоже допускал постоянно.

Третьяков причислил себя к сторонникам президента: он, дескать, голосовал за него прежде и предполагает голосовать на референдуме, намеченном на 25 апреля. В таком случае, почему “дружески обличительное” письмо с перечислением истинных и мнимых ошибок Ельцина было напечатано именно в день открытия IX съезда, на котором Ельцина собирались скидывать? Спрашивается, куда было торопиться: статья только что написана – 25 марта, – а на следующий день, с пылу, с жару, – уже в газете? Никакого “бинома Ньютона” тут, конечно, нет. Всякий газетчик вам скажет: такие аттракционы проделываются, чтобы вызвать некий политический эффект. В данном случае – внести посильный вклад в это самое скидывание.

Это к вопросу о верности и предательстве.

Все держится на волоске

(Из записной книжки)

Как бы ни относиться к Ельцину, нельзя не видеть: этот человек сейчас, весной 1993-го, играет ключевую роль в новейшей российской истории.

Вообще-то, согласно бессмертной марксистско-ленинской теории, роль личности в истории, как известно, не очень велика. Непреложные, словно четыре правила арифметики, законы истмата реализуются главным образом через волю народов, классов и лишь в небольшой степени – через помыслы и действия отдельных людей. Российская история, однако, почему-то все время складывается так, что эта самая роль личности оказывается в ней на первом месте. Какой поворот российской судьбы ни возьми, в поворотной точке обязательной найдешь фигуру, на которой все сфокусировано. Иван III, Иван Грозный, Петр Великий… Александр II Освободитель… Уже в наше время – Ленин, Сталин, Хрущев, Горбачев… Фигуры все разные, с разным соотношением плюсов и минусов в оценке их современников и потомков, но тем не менее – фигуры.

Сейчас, в мартовско-апрельские дни 1993-го, из газеты в газету кочуют одни и те же слова – что, в сложившейся ситуации единственным гарантом демократии, единственным гарантом необратимости реформ является президент. Это действительно так. Увы, как не раз уже бывало, тоненькая ниточка, протянутая из прошлого в будущее страны, проходит через ненадежную плоть одного-единственного человека. Небольшое усилие – и она может оборваться.

До сих пор мы видели попытки нейтрализовать президента “законным” образом – путем произвольного перекраивания Конституции и голосования “за отрешение”. 28 марта стало ясно, что эти попытки не удались. В этих условиях у оголтелых противников Ельцина вполне может возникнуть мысль о его физическом устранении. Нетрудно видеть, что в отличие, скажем, от Хасбулатова, у которого куча дублеров – Воронин, Рябов, Абдулатипов, Соколов… да почти весь состав Съезда – Ельцин не имеет никакой мало-мальски адекватной замены. Надо ли говорить, что Руцкой, который в случае чего займет место Ельцина, гораздо ближе к противникам Ельцина, чем к нему самому.

Да, Ельцину нет замены. Это грустная, но непреложная истина… Вспоминаются дни недавнего августовского путча. Выход Ельцина из Белого дома 19 августа 1991 года, когда он обратился к народу с танка. Больше всего мы тогда боялись, как бы не раздался откуда-нибудь из толпы щелчок-выстрел, который в одночасье мог бы все решить. Помню митинг на следующий день. Опять та же боязнь: все говорили, что на крышах ближних к Белому дому зданий засели гэкачепистские снайперы. Помню, наконец, митинг 22-го: перед Ельциным, с балкона поздравлявшим народ с победой, телохранители держали бронещиты…

После мы узнали, что 19 августа Ельцин подвергался совсем уж реальной опасности, только чудом ее избежал. Тогдашний командир “Альфы” генерал Виктор Карпухин рассказал, что у него был приказ арестовать Ельцина утром, когда он был на даче в Архангельском, либо же по дороге в Москву и доставить на одну из специально оборудованных точек в подмосковном Завидове, где с ним, естественно, могли сделать все, что угодно. Как говорится, “при попытке к бегству”.

“…Мне был известен каждый шаг Ельцина, – вспоминал Карпухин, – арестовать его мы могли в любую минуту и сделали бы это без лишнего шума… И на дороге к шоссе, и под мостом, где это было бы особенно удобно, и на автостраде в Москву. Мои ребята так натренированы, что никто ничего не заметил бы, случайные свидетели просто подумали бы, что какая-то из машин сломалась, а пассажиров пересадили в другую”.

Однако командир “Альфы” не выполнил приказ.

Кто знает, какие приказы, – письменные или устные, – касающиеся ельцинской, а стало быть и всей российской, судьбы, сочиняются сейчас…

“ЧЕМОДАНЫ” РУЦКОГО

Вице-президент идет ва-банк

После провала импичмента расслабления не наступило. Какое там расслабление: надвигается референдум, надо действовать.

В середине следующего месяца Руцкой решил дать генеральное сражение правительству. И действующему правительству Черномырдина, и прошлому Гайдара. А заодно, естественно, и президенту. Схема атаки была выбрана беспроигрышная: выступить в Верховном Совете и развернуть перед депутатами жуткую картину разграбления страны, смешав при этом в одну кучу обычную уголовщину, коррупцию среди чиновников разных уровней, в том числе высокопоставленных (которая в ту пору действительно расцвела пышным цветом), но, главное, представить дело так, что все это – прямое следствие проводимых в стране реформ.

Выступление состоялось 16 апреля. “На Россию надвигается вал преступности, и только слепой может это не заметить. Он грозит уничтожить фундаментальные опоры государства”, – на такой пафосной ноте начал Руцкой свою речь. Далее, впрочем, последовал обычный, хотя и достаточно тревожный, обзор криминогенной обстановки в стране. Цифры, цифры, цифры… Сравнение с предыдущими годами… В общем, что-то вроде отчета на очередном совещании, посвященном преступности. Правда, на этот раз цифры сопровождались эмоциональными комментариями: “На улицах многих городов России чуть ли не обыденным делом стали автоматные очереди и взрывы”, “Россияне… испытывают чувство острой тревоги за свою личную и имущественную безопасность” и т. д.

Казалось бы, Руцкому не с руки особенно раздувать проблему преступности: ведь именно он, вице-президент, в ту пору и нес главную ответственность за решение этой проблемы, именно его президент назначил руководителем Межведомственной комиссии по борьбе с преступностью и коррупцией. Понимая уязвимость своего положения, Руцкой тут же переводит стрелки в другую сторону – в сторону своих политических противников: “Сложившаяся нетерпимая криминогенная ситуация есть не что иное, как прямое следствие избранного пути шоковой терапии”. Это сразу же становится главным рефреном его речи: во всем виноваты реформаторы, и никто другой. Они виноваты, во-первых, в том, что выбрали ошибочный курс реформ, а во-вторых, каждый из них и лично на руку не чист. Всякий раз, обвиняя кого-то персонально, докладчик не забывает напомнить о его “демократической” принадлежности.

Руцкой валит в одну кучу все – реальные расследуемые дела, непроверенные факты, просто лживые обвинения в чей-то адрес… Среди реальных дел, например, – тотальное воровство, связанное с выводом из Германии Западной группы войск, крупномасштабные махинации с чеками “Урожай-90”… Эти преступления были хорошо известны, по ним велись расследования, другое дело, что до конца так ничего и не было доведено. Но сюда же Руцкой приплетает, например, и историю с приватизацией находкинского торгового порта за бросовую сумму, равную стоимости четырех “Жигулей”, приватизацию пароходства, ремонтного, судостроительного заводов… При этом докладчик патетически обращается прямо к вице-премьеру, руководителю Госкомимущества Анатолию Чубайсу, который, как известно, всегда во всем виноват:

– И кто бы меня ни убеждал, как бы меня ни убеждали вы, Анатолий Борисович, что это делается неумышленно, я однозначно заявляю здесь: все это делается умышленно! И я вам докажу это на любом суде.

Зал встречает эти слова докладчика аплодисментами. Во время выступления Руцкого они звучат много раз. Депутаты в восторге: этакий для них подарок прямо перед референдумом! Теперь-то уж народ точно будет знать, как голосовать.

В действительности Госкомимущество давно отменило приватизацию порта Находки по заниженным ценам, но кто же из депутатов знает об этом? Большинство принимает все за чистую монету, тем паче что излагаемые “факты” докладчик сопровождает истерическими причитаниями:

– Что же происходит? Существует ли сегодня морская держава Россия? Ее уже нет! Уже все успели растащить!

Потом Чубайс попросит слова для разъяснений, но депутаты не захотят его слушать: им и так все ясно.

Ряд обвинений Руцкой предъявляет лично своему заклятому врагу Гайдару. Дескать, он, возглавляя правительство, нещадно разбазаривал золотой запас страны. Не предыдущие коммунистические правительства, а именно Гайдар. В этом месте выступление вице-президента опять приобретает особый гражданский пафос:

– Уважаемые депутаты, сегодня не секрет, что золотой запас страны колеблется в пределах 150–200 тонн золота. Это, по существу, последний страховочный резерв финансовой системы России… Однако 5 марта 1992 года распоряжением – подчеркиваю, распоряжением, не постановлением ВС, не постановлением правительства, а простым, обычным распоряжением за подписью Гайдара – Центральный банк получает указание реализовать 25 тонн золота под задачу кредитования предприятий и объединений золотодобывающей промышленности. Но, судя по высказываниям старателей во время недавнего пребывания Бориса Николаевича Ельцина в Магадане, десяткам обращений в мой адрес, можно только догадываться, где же сегодня это золото или средства от его продажи. Старателям, по всей видимости, оно так и не досталось.

Обратите внимание на эти оговорки докладчика: “судя по высказываниям старателей”, “можно только догадываться”, “по всей видимости”… То есть строго, с документами в руках ничего не проверено, все остается на уровне догадок и разговоров, и несмотря на это – безапелляционным тоном Гайдару предъявляется обвинение в разбазаривании золотого запаса России.

– Далее, – продолжает Руцкой свою обвинительную речь. – Весьма любопытное распоряжение – опять распоряжение, опять не постановление ВС, не постановление правительства, а распоряжение правительства, подписанное тем же Егором Тимуровичем, – Государственному комитету драгоценных металлов и камней при Министерстве экономики и финансов отпустить Внешторгбанку РФ в первом квартале 31 тонну 41 килограмм чистого золота для реализации за свободно конвертируемую валюту на внешнем рынке. Открываем накладные. Смотрим: в накладной Банка внешней торговли РФ почему-то вес этого золота определен в 33 тонны. Открываем следующую накладную, Аэрофлота. Смотрим: здесь уже 31 тонна 866 килограммов. Открываем следующую накладную – 33 тонны. Так сколько же тонн золота все-таки вывезено? 25 плюс 31 или 33?

Через несколько дней Гайдар объяснит генералу, как технически осуществляется продажа золота.

Что касается возглавляемой им Межведомственной комиссии, Руцкой жалуется депутатам, что, мол, для ее работы нет ну никаких условий – ни финансирования, ни помещения, ни средств связи, ни оборудования, ни транспорта… И тут снова виновато правительство: это вновь доказывает, что оно не заинтересовано в борьбе с преступностью.

В заключение Руцкой призывает “начать расследовать все, что натворили зарвавшиеся бывшие и нынешние госчиновники из правительства и воздать должное каждому”.

– Для этого, – говорит вице-президент, – предлагаю создать специальную следственную комиссию при ВС РФ и немедленно, пока не ушло все это с концами, включить в ее состав возглавляемую мною Межведомственную комиссию по борьбе с преступностью и коррупцией… Нужно показать России, кто ее действительно предал, кто виноват в развале экономики, – народные депутаты или те, кто занимается развешиванием всяческих ярлыков для того, чтобы остаться у власти и дальше грабить страну и творить беззакония… Остановить их – наша совместная задача с вами, уважаемые народные депутаты.

Уже давно всем ясно, на чьей стороне вице-президент, но нет, надо совсем уж открытым текстом продекларировать: он стоит плечом к плечу с уважаемыми народными депутатами против “предателей”, разваливших экономику, грабящих страну и творящих беззакония.

При этом генерал довольно простодушно раскрывает истинные мотивы, побудившие его выступить с этим докладом. Выясняется, что основной мотив все-таки – вовсе не обеспокоенность ростом преступности и угрозой разграбления страны, как он это постоянно провозглашает. Основной мотив – желание дать “достойный отпор” своим недругам из президентского окружения, предстать в образе неправедно гонимого защитника интересов народа российского:

– Надеюсь, что сейчас, после моего выступления, вам станут гораздо яснее причины, почему в последнее время развязана откровенная наглая кампания лжи и оскорблений всенародно избранного вице-президента Российской Федерации, исходящая от пресс-секретаря президента, главы его администрации, а теперь уже и подключившегося к этому руководителя личной охраны президента… Эта кампания связана прежде всего с тем, что в деятельности на посту вице-президента, а затем и председателя Межведомственной комиссии по борьбе с преступностью и коррупцией я вышел на факты невиданного разграбления национального достояния, в котором участвовали и участвуют высокопоставленные лица из государственного аппарата. Я мешал и мешаю довести им страну до полного разорения.

И вновь, как окончательная точка, как итог всего провозглашается тезис, которого от него больше всего ждет депутатская аудитория: во всем виноваты реформы и реформаторы, правительство и президент:

– Именно они максимально заинтересованы в том, чтобы сохранить нынешний курс реформ, работающий на их карман и на карман тех, кто их яростно поддерживает, – спекулянтов и проходимцев, ничего общего не имеющих с бизнесом. Именно они выступают против проведения реформ социальной ориентированности.

То есть в общем-то Руцкой – как и Хасбулатов, и многие другие противники реформаторского курса – в принципе, не против реформ. Они против “плохих”, “антинародных” реформ, начатых Гайдаром, но – за “хорошие”, “социально ориентированные”, которые они сами будто бы всегда готовы реализовать на практике. Этот мотив “плохих” и “хороших” реформ непрерывно звучал в исполнении Руцкого, Хасбулатова и Ко во все месяцы их противостояния с президентом.

11 чемоданов “компромата”

В своем выступлении Руцкой заявил, что у него имеется огромный материал, разоблачающий преступления и коррупцию в высших эшелонах власти, – целых 11 чемоданов. Эти чемоданы так никто и не увидел, зато само выступление вице-президента активно распространялось по российским городам и весям. Так, по сообщению Сергея Филатова, в один только Иркутск было переправлено самолетом 20 мешков с текстом этого выступления.

“Чемоданы Руцкого” сразу же стали фольклором, символом “войны компроматов”, развернутой противниками реформ против своих недругов.

Кстати, один из депутатов после выступления Руцкого подал реплику от микрофона насчет этих 11 чемоданов:

– Вот вы располагаете одиннадцатью чемоданами материалов по поводу особо опасных преступлений, совершенных государственными чиновниками. Но по законодательству, держа эти материалы у себя и не отдавая их, так сказать, в органы, которые должны провести следствие, вы являетесь прямым соучастником этих преступлений. Оценку этих материалов должен дать только суд, и больше никто! Вы сказали, что передали в прокуратуру лишь одно дело. Одно! А располагаете одиннадцатью чемоданами. Так вот, у меня впечатление: вся ваша деятельность на посту вице-президента была подчинена сбору вот этих одиннадцати чемоданов компрометирующих материалов, а не реальной борьбе с преступлениями и коррупцией!

Примерно в таком же духе прокомментировал выступление Руцкого Анатолий Чубайс. Хотя депутаты и не дали ему слова, он высказал свое мнение перед журналистами:

– Смысл работы и выступления Александра Руцкого состоит не в том, чтобы обнаружить преступников и воздать им должное по закону, а в том, чтобы создать себе политический имидж человека, который изо всех сил борется с коррупцией.

Что касается той части выступления вице-президента, которая была посвящена вопросам приватизации, эта часть, по словам Чубайса, соединяла в себе “реальные факты, расследованные прокуратурой, подтасовки, связанные с реальными фактами, и прямую ложь”. К примеру, все нарушения в приватизации находкинского порта, перечисленные Руцким, были вскрыты руководством Госкомимущества России, им же были отменены решения о приватизации этого порта и запрещена продажа акций.

Чубайс коснулся также сетований вице-президента, что его Межведомственной комиссии не дают помещения для работы. Вице-премьер представил журналистам справку, согласно которой этой комиссии поочередно предлагалось несколько вариантов – на Лубянке, в Малом Гнездниковском переулке, на Малой Ордынке, на Варварке, – все в центре города, – но ни один из предложенных офисов вице-президенту почему-то не подошел. Наконец о разбазаривании российского военного имущества за границей... Чубайс напомнил, что около двух месяцев назад Ельцин подписал Указ о создании Федеральной службы при президенте РФ по контролю за использованием имущества Вооруженных Сил РФ за рубежом. Согласно этому указу, контроль за деятельностью службы опять-таки был возложен именно на вице-президента. Другими словами, уже около двух месяцев Руцкой лично отвечает за использование армейского имущества за пределами страны. Но пока, по словам Чубайса, ни одного конкретного факта хищений им не вскрыто, ни одного дела в прокуратуру не передано.

Поединок Гайдар – Руцкой

Через несколько дней после выступления Руцкого в Верховном Совете, 19 апреля, на “Радио России” состоялся прямой диалог между вице-президентом и Егором Гайдаром. Одновременно он транслировался по второму телеканалу.

Как и в своем выступлении в ВС, Руцкой сразу принялся валить все в одну кучу – факты воровства, коррупции – очевидной или только предполагаемой – и проблемы, связанные с осуществлением реформ:

– Я информировал ВС по проблеме коррупции, а она непосредственно связана с сегодняшним экономическим положением в стране… Если проанализировать весь комплекс действий правительства, называемый сегодня антикризисными мерами…, понятно, в каком положении оказалась Россия и граждане России. Достаточно взять экономические показатели 90-го года и 92-го года. Они удручающие. Практически везде, по всем направлениям основных экономических показателей идет спад, и довольно глубокий… Я живой свидетель того, как развивался этот процесс. Мы с Егором Тимуровичем познакомились в самый первый день, как его назначили. Мы имели с ним довольно долгий перспективный разговор и поняли друг друга, поняли, что действительно необходимо и архинеобходимо проведение экономических реформ в России. Потом, где-то через месяц, наши взгляды на старт, с чего начинать, разошлись в корне. Вы видите, к чему привела либерализация цен при монопольной экономике и монопольном производстве. Вы видите, к чему привела финансовая политика, кредитно-инвестиционная политика, налоговая политика и весь комплекс мер. На всем этом фоне – развитие преступных проявлений…

Как и в выступлении перед депутатами, Руцкому очень хочется связать коррупцию с действиями реформаторов, прежде всего – с либерализацией цен. Дескать, он был против, предупреждал, бил в тревожный набат, но его не послушали и вот – получили, что получили.

В общем-то, коррупция всегда возрастает в период социально-экономических катаклизмов. Это азбука. И уверять, что именно такие реформы, как проводившиеся в то время в России, во всем виноваты, – было занятием совершенно бессмысленным.

Кстати, либерализацию цен как первоочередной шаг в реформах, мы знаем, одобрил V съезд нардепов – она не была произвольной выдумкой Гайдара, как любили представлять его противники.

Гайдар оставляет на потом спор о существе начатых им реформ, концентрируя внимание на конкретных обвинениях Руцкого в адрес возглавлявшегося им, Гайдаром, правительства, показывает, что сплошь и рядом эти обвинения основаны на незнании и лжи:

– На мой взгляд, в выступлении моего оппонента в Верховном Совете были очень тесно переплетены два набора сюжетов. Первый – это абсолютно реальные и очень серьезные злоупотребления, которые есть в нашей стране. Я бы здесь отметил историю с чеками “Урожай-90”, историю с имуществом Западной группы войск, в которой надо очень подробно разбираться. И второе – это набор таких странных импровизаций с неточными цифрами, неточными фактами, с непониманием существа дела, позволяющий бросить тень на политических оппонентов… Я бы начал с тех сюжетов, где были неточно интерпретированы факты, цифры, и, таким образом, – неточно представлена реальная картина происходящего. Их можно приводить буквально десятками, если бы было время. Я бы остановился на двух-трех. Первое: история с золотом…

Мы видели: выступая в Верховном Совете, Руцкой не моргнув глазом обвинил правительство Гайдара в разбазаривании золотого запаса страны. По его словам, незаконным образом – всего-навсего по распоряжению правительства за подписью Гайдара, а не на основе совместного с ВС постановления, как это положено, – были распроданы десятки тонн принадлежащего казне золота (точная цифра не известна – в накладных путаница), так что золотой запас сократился до минимальной величины – 150 – 200 тонн.

Гайдар:

– Золотой запас Советского Союза быстро сокращался с 89-го по 92-й год. В это время было вывезено 10020 тонн золота. Золотом, естественно, торгуют все страны, и Россия торговала всегда. В 92-м году мы резко сократили объем реализации золота, но вывезли, конечно, не 25, не 31 тонну, а вывезли в общей сложности 98,9 тонны, если быть совсем точным. Резкое сокращение экспорта золота позволило впервые за последние годы прервать тенденцию к разбазариванию золотого запаса и увеличить золотой запас. Он за год возрос с 289,6 тонны до 308 тонн. Вице-президент, естественно, с этими цифрами мог познакомиться. Это никак не 150 – 200 тонн, о которых он говорил. Второй сюжет – история с компанией “Сеабеко”, реализовывавшей по распоряжению Минторгресурса цветные металлы…

По этому поводу Руцкой заявил в Верховном Совете:

– В нарушение распоряжения правительства, руководство Минторгресурса передало монопольное право на осуществление экспортно-импортных операций объемом 700–740 миллионов долларов совместному российско-финляндско-швейцарскому предприятию “Сеабеко”. Причем практически без какой-либо системы контроля с российской стороны. За прошлый год компания вывезла за рубеж сырьевых ресурсов из госрезерва России на сотни миллионов долларов. А давайте посмотрим, что же нам вернулось? Поставлено на 2,2 миллиона долларов мясных консервов, причем сомнительного качества. Посчитайте сами эту маленькую разницу между 2,2 миллиона и 740 миллионами долларов.

В дальнейшем фирма “Сеабеко” действительно оказалась в центре громких скандалов, но в данном случае вице-президент опять просто-напросто переврал цифры.

Гайдар:

– На самом деле цветных металлов было вывезено, естественно, не на 740 миллионов долларов, а на 35,4 миллиона (совсем небольшая “неточность”! – О.М.). Из этих денег закуплено на 15 миллионов долларов кокса, что позволило в начале 92-го года, когда была критическая ситуация с коксом, избежать остановки целого ряда предприятий цветной металлургии. На 4,2 миллиона долларов было закуплено мяса, на 12 миллионов долларов – сахара, и 10 миллионов долларов лежат в настоящее время на счете в банке…

Вот и вся история с “Сеабеко”.

Далее – сюжет с изумрудами. Фрагмент выступления Руцкого в Верховном Совете, касающийся этой темы:

– Запросто распоряжением № 87 от 16 января 1992 года правительство дает согласие на передачу некоему российско-израильскому предприятию 30 килограммов изумрудного сырья для обработки и реализации готовой продукции на внешнем рынке. Это подарок не на один миллион долларов.

Гайдар:

– Мы действительно изумрудами торговать не умеем. Сейчас ищем пути наиболее эффективного использования этого сырья… В общей сложности было не подарено, а продано 5 килограммов изумрудов, за которые мы получили 266 тысяч долларов, поступившие на бюджетный счет в строгом соответствии с мировыми ценами на соответствующую дату. Вот таких примеров вопиющей неточности я могу приводить множество практически на протяжении всей нашей беседы.

Руцкой начинает размахивать документами – постановлением правительства, распоряжением правительства, накладными:

– Если взять, допустим, ваше распоряжение, где вы предусматриваете продажу 31 тонны золота, и посмотреть накладные, то банковская накладная – 33 тонны, аэрофлотовская накладная – 32,850, а уже приходная накладная – 28,950. Так вы меня извините: если в распоряжении написано 31 тонна, то и приходная накладная должна быть тоже на 31 тонну. Далее, 25 тонн золота, которые предназначалось продать под развитие золотодобывающей промышленности. На сегодняшний день золотопромышленники ничего от этого не получили. Опять возникает вопрос: куда делись эти 25 тонн?

При этом Руцкой в своей характерной манере начинает вилять хвостом и почти заискивать перед собеседником:

– Я не хочу никоим образом обвинять лично вас. Я же не говорил, что это золото, допустим, похитил Гайдар. Я говорил о том, что выпущено распоряжение правительства, хотя такие решения распоряжением правительства принимать нельзя. Это золотой запас государства. Такое решение должно приниматься совместно парламентом и правительством, совместным постановлением, но не распоряжением. Что касается изумрудов, вы говорите – 5 килограммов, а согласно вашему распоряжению было продано 30 килограммов… Можно приводить массу таких примеров.

И снова:

– Я не обвиняю вас, что вы – непосредственный виновник. В вашей порядочности, кстати, я никогда не сомневался. Я сегодня веду речь о бесконтрольности подписанных вами решений и о том, как они использовались. Я не имею право как человек, должностное лицо вас как-то осудить. Для этого есть судебные органы, они разберутся. Но то, что я в вашей порядочности не сомневался и не сомневаюсь, я вам это говорю в глаза. А вот то, что делали ваши подчиненные... Если хотите, после этой передачи поедем, и я вам покажу, чем занимались Бурбулис, Шохин, Шумейко, Нечаев…

Позже Гайдар вспоминал: всякий раз после очередной своей поездки по регионам, где вице-президент выливал на правительство ушаты грязи (наподобие аттестации его членов как “ученых мальчиков в розовых штанишках”), он уже в аэропорту начинал трясти вырезками из местных газет и рассказывать всем, как центральная пресса его оболгала, исказила его слова – он, мол, в действительности сказал совсем не то.

Гайдар терпеливо объясняет своему не очень компетентному собеседнику, как технически осуществляется торговля золотом, изумрудами и т.д.:

– Александр Владимирович, приведенные вами сюжеты свидетельствуют о том, что вы не совсем владеете конкретикой тех операций, о которых идет речь. Золото во всем мире по решению парламента никогда не продают, потому что золотой рынок очень деликатный. Если туда выбрасывать золото и обсуждать это в парламенте, то мы его просто подорвем… Далее, как осуществляется продажа золота на практике? Выдается распоряжение правительства, разрешающее Внешэкономбанку, а потом Внешторгбанку реализовать определенное количество золота. Дальше процедуру отгрузки, – когда конкретно отгружать это золото – определяет Внешэкономбанк. Поэтому арифметического тождества между распоряжением правительства и накладной никогда в жизни не бывает: Внешэкономбанк регулирует конкретный объем продажи, учитывая предшествующие накладные. Это все требует специальных конкретных расчетов и знания технологии. Теперь по изумрудам. Правительство решило продать 30 килограммов, а реально было продано пять. Никакого противоречия тут нет.

Наконец разговор переходит от частностей к теме предельно общей, к любимой теме Руцкого – об ошибочном, катастрофическом курсе реформ.

Руцкой:

– Если мы на протяжении года говорим: реформа, реформа, реформа, – то назовите мне хотя бы один позитивный момент, где бы был позитивный результат.

Гайдар:

– Мы с Александром Владимировичем, видимо, жили в каких-то разных измерениях. Я знал страну, в которой объем производства начал падать не в 92-м, а с самого начала 89-го года. Падение производства нарастало от месяца к месяцу до конца 91-го года. Я знал страну, в которой к этому времени был практически полностью разбазарен золотой запас. Я знал страну, в которой к этому времени валютные резервы составляли всего несколько миллионов долларов. Я знал страну, в столице которой нельзя было купить практически ничего, за хлебом стояли многочасовые очереди. Я совершенно согласен с тем, что мы очень многого не смогли сделать, и, тем не менее, несколько цифр. Александр Владимирович, конечно, знает, что в период кризиса объем производства принято измерять помесячно, сезонно сглаженно, иначе не поймаешь точки перегиба. Так вот, как я сказал, объем производства начал падать в России с начала 89-го года. Низшей точкой падения был август 92-го. Объем производства стабилизировался в 92-м году в сентябре месяце, и с тех пор он колеблется примерно на одном уровне, исключая январь месяц, примерно на уровне 70–71 процент от максимума, достигнутого в 88-м году. За это время нам удалось остановить процесс развала валютных резервов страны и сформировать хотя и очень скромные, ограниченные, но уже позволяющие маневрировать валютные резервы… За 92-й год нам удалось ликвидировать одно из зол, которое казалось неотъемлемой частью жизни каждого нашего человека. Это унижение перед теми, кто распределяет дефицит, невозможность что бы то ни было купить за свои деньги. Я могу говорить и о многом другом, могу говорить, что мы не допустили в 92-м году массовой безработицы, о которой столько говорили, но я бы поставил вопрос по-другому. Мы ведь начинали не в райских условиях, и, в общем-то, были альтернативные пути. Вот Александр Владимирович всегда говорил, что надо было все делать иначе. И я даже могу назвать страну, которая очень точно следовала всем рекомендациям Александра Владимировича. Это Украина. Я помню, как Александр Владимирович восхищался идеей чрезвычайного экономического положения, которое было на Украине, как ему нравилось, что там сохранен госзаказ, централизованное управление, что там обильно дотируют сельское хозяйство, списывают долги предприятий, пополняют оборотные средства. Короче говоря, украинское правительство фактически до конца прошлого года делало почти все, что предлагал Александр Владимирович. Ну, и что, вы считаете, что там блестящие результаты? Что, жизнь народа на Украине сегодня лучше? Что, цены на Украине ниже, чем в России? Что, украинский купон крепче нашего рубля? Один доллар США стоит там сейчас не 800 рублей, а 3 – 3,5 тысячи купонов. Еще раз повторяю: я отнюдь не удовлетворен тем, что нам удалось сделать. Многое не удалось, многое не получилось, частично из-за наших собственных просчетов, но еще больше из-за того, что нам просто мешали. Однако при всем при том ситуация в России не идет ни в какое сравнение с катастрофической ситуацией на Украине.

Экономическое положение в братской славянской стране в ту пору в самом деле было аховое. Причем главной причиной этого как раз послужили задержка, промедление с началом реформ, неуверенность и нерешительность в их проведении.

Как к последнему средству Руцкой прибегает к традиционной “ностальгической” демагогии:

– Я помню страну, где вареная колбаса стоила 2 рубля 90 копеек, а теперь стоит тысячу рублей за килограмм. Я помню страну, где молоко стоило 32 копейки, сегодня оно стоит 114 рублей литр. Я помню страну, где сыр стоил три рубля, сегодня стоит 1200–3500… Так вот, если мы с вами посмотрим на сопоставимые цены 93-го года и на доход населения, и опять же сопоставимые цены 91-го и доход, – то сегодня, в 93-м году, средний доход – 38 рублей. И таким образом, на уровне нищеты жило около 15 процентов населения, а сегодня на этом пороге живет 60 процентов… Десять лет минимум надо будет для того, чтобы хотя бы выйти на тот уровень, с которого мы стартовали.

Гайдар:

– Выйти на тот уровень, с которого мы стартовали, нам не удастся никогда, потому что уровень, с которого мы стартовали, базировался на том, что у нас был Самотлор, самая дешевая нефть в мире… На этом, кстати говоря, и базировалось все это квазиблагополучие…

Тут, я думаю, в пылу полемики, Гайдар допускает некоторую неточность. Вряд ли правильно говорить, что нам никогда уже не удастся достичь уровня благополучия 1991 года – какое уж там было благополучие, пусть даже с приставкой “квази”! – видимо, Егор Тимурович хотел сказать: никогда уже у нас не будет столь благоприятных внешних условий, какие были в ту пору.

Руцкой:

– Егор Тимурович, придет время, и я вам докажу, что можно сделать все нормально, не загоняя людей в такой социальный тупик, когда люди начинают лазать по мусорным ямам. Россия бедна не оттого, что у нас чего-то нет, Россия бедна оттого, что не умеем правильно распорядиться тем, чем владеем, – распорядиться в интересах общества…

Гайдар:

– Я бы сказал так: чтобы выбраться из сегодняшнего положения, нужно не суетиться, не пугаться, нужно твердо идти вперед, сформировать то, без чего рыночная экономика никогда не может развиваться и расти. Это стабильная финансовая система, надежный рубль, надежная защита частной собственности и предпринимательства, которая гарантировала бы его от вмешательства. И еще одно: мы очень мало сделали для сокращения произвола чиновника и роли государства в экономике… Только на этом пути можно нашу экономику стабилизировать и поднять… Если не будем суетиться, пугаться и принимать безответственные финансовые решения, выбраться из этого положения, без всякого сомнения, можно.

Казалось бы, в самом деле, чего проще – не суетиться, не впадать в панику, а пуще того – не подхлестывать умышленно эту суету и панику, позволить квалифицированным и ответственным людям довести до конца начатую ими реформу, – вот и все, что требуется. Но нет, никак не могли этого позволить. Очень уж зудело и свербило. Очень хотелось помешать, все поломать, все направить наперекосяк…

Черная сила не думала униматься.

“Кристально честный” генерал

(Заметки на полях)

Летом 1993-го Руцкой дал интервью радиостанции “Эхо Москвы”, где, среди прочего, продолжил тему своих “чемоданов”.

– Соглашаться с тем, что сегодня происходит в нашем обществе, – сказал вице-президент, – а тем более в высших эшелонах власти, просто аморально, безнравственно. Я бы мог занять совершенно иную позицию и пользоваться всеми благами и привилегиями. Я не хочу этих привилегий. Я не хочу этих благ. Я хочу одного – жить нормально. Я хочу, чтобы люди в этой стране наконец-то подняли голову. И жили достойно, не боясь за свою судьбу, судьбу своих детей… Я намерен биться до конца. Потому что согласиться с тем, что сегодня происходит, молчать или уйти в кусты или сбежать с поля боя – это проще всего… Я всегда думаю о том, что у меня есть два сына. Мы все смертны. Мы уйдем, после нас останутся дети. Я не хочу, чтобы моим детям плевали в лицо и говорили, что отец у тебя был подонок. Я этого не хочу.

Ну, душка! Ну, прямо ум, честь и совесть нашей эпохи!

Между тем… В конце апреля – мае 1993 года – как раз тогда, когда вице-президент вел отчаянную борьбу за чистоту правительственно-президентских рядов, – в газетах и на телевидении появились сообщения о двух шикарных дачах, которые строит вице-президент – в московском Серебряном бору и поселке Раздоры по Рублевскому шоссе. Особенно подробно говорилось о второй. По проекту, роскошный трехэтажный особняк на огромном, в гектар, участке. В цокольном этаже – гараж на четыре машины, сауна с бассейном и т.д. Если принять во внимание тогдашние легальные доходы вице-президента… Только забор, которым была обнесена вилла, – 400 погонных метров – стоил более полутора миллионов неденоминированных рублей. Это лишь сам железобетон, без доставки и установки. Между тем вся зарплата Руцкого за 1992 год не превысила 200 тысяч. Нетрудно подсчитать, что этих денег не хватило бы даже на 50 метров забора…

Еще интересные детали. Возводило дачу бывшее строительное подразделение КГБ СССР. Раньше этим строителям платили специальную надбавку за секретность, – чтобы не разбалтывали, кому и что строят. Потом эта надбавка была отменена, но привычка держать язык за зубами у рабочих сохранилась, так что журналистам нелегко было выпытать у них подробности о возводимом ими сооружении. Но этим секретность не ограничивалась. Проект дачи выдавался рабочим по частям, по мере продвижения строительства, словно чертежи подводной лодки. Такое вот “режимное” строительство.

Руцкой реагировал на публикации гневными выпадами в адрес “ублюдочных демократов”, которые строят против него козни, и обещанием всяческих кар в недалеком будущем, когда в России переменится власть.

19 мая его пресс-секретарь Василий Титов по просьбе агентства “Постфактум” более спокойно разъяснил общественности, как обстоит дело с вице-президентским строительством: дескать, дом, возводимый в Раздорах, возводится вполне законно; размер участка – 25 соток, а не гектар; на все приобретенные стройматериалы имеются документы; пока что на участке возведен лишь фундамент дома, на дальнейшее строительство вице-президент намерен получить кредит в банке “Возрождение” под залог строящегося здания.

Такая вот замечательная ипотека. Стало быть, если вы, уважаемый читатель, вдруг тоже захотите построить себе виллу, этакий замок стоимостью в полмиллиарда (в “старых” рублях), вы тоже можете попросить кредит в банке под залог того, что построите. Как полагаете, дадут вам его?

Разъяснения пресс-секретаря удовлетворили не всех. В конце июня группа депутатов обратилась к самому Руцкому с запросом по поводу его дачного строительства. “Принимая во внимание ваше заявление, данное Верховному Совету Российской Федерации, о скромных условиях Вашей дачной жизни, – говорилось в запросе, – просим сообщить, на основании какого законодательного акта вам в пожизненное наследуемое пользование выделен участок площадью в один гектар (депутаты проигнорировали утверждение пресс-секретаря насчет “реального” размера участка. – О.М.) и каким ведомствам принадлежат организации, силами которых осуществляется это дорогостоящее строительство”.

Публичные словопрения по поводу вице-президентской дачи (или дач) продолжались до второй половины августа. Руцкой и поддержавшие его дружественные СМИ – телевизионный “Парламентский час”, Радио “Парламент” – продолжали утверждать, что строительство ведется вполне законно и вообще пока что построен только фундамент (как будто это имело какое-то значение). Противоположная сторона – в частности, активно включившийся в это дело депутат Сергей Юшенков, – настаивали, что оно, это дело, явно нечистое: проверка свидетельствует, что вопреки утверждениям Руцкого никаких стройматериалов в Можайске в 1990 – 1991 году он не покупал, что строительство специально притормозили на уровне фундамента сразу же после того, как появились обличительные публикации в прессе, и т.д. На одной из пресс-конференций на вопрос, сколько все-таки дач у Руцкого, Юшенков ответил: “Я могу абсолютно уверенно сказать, что у него больше двух дач. Я имею в виду, негосударственных дач. Как только работа в этом направлении будет закончена, мы дадим общественности возможность познакомиться с тем, сколько дач у вице-президента”.

Однако вскоре, – в сентябре – октябре того года – последовали события, на фоне которых злоупотребления с дачами стали казаться детскими шалостями. Проверку так и не довели до конца.

В дальнейшем коттеджи-замки и в Подмосковье, и по всей России вообще начали расти, как грибы, так что теперь никому уж, наверное, не разобраться, какой замок воздвигнут законно, а какой незаконно. Тем паче что и разбираться никто особенно не торопится. Те, кто мог бы поднять это дело, сами живут не в хибарках. И редко кто из них самих без греха…

Нельзя сказать, что после бурных событий сентября – октября 1993 года, после ареста Руцкого и его освобождения по амнистии “кристально чистое” имя бывшего вице-президента навсегда исчезло со страниц периодической печати. В прессе неоднократно повествовалось о многочисленных уголовных делах его клана. Особенно много таких дел возбуждалось в бытность нашего героя курским губернатором. Пожалуй, самым громким в этот период биографии генерала стало дело о закупке обладминистрацией комбайнов “Дон” и чешских мельничных комплексов. Утверждалось, что в 1997 году губернатор незаконно получил в одном из банков кредит в 35 миллиардов рублей, который был использован для приобретения упомянутых технических устройств по заведомо завышенным ценам. Правда, в качестве обвиняемых тогда предстали два заместителя Руцкого с хорошо рифмуемыми фамилиями – Юрий Конончук и Владимир Бунчук. Первый избежал наказания, попав под амнистию по срочно оформленной инвалидности, а второй получил четыре года “за комбайны” и четыре с половиной – “за мельницы” (дела по этим двум видам сельхозтехники были разделены).

В сентябре 2003 года было вынесено постановление о привлечении к этому делу в качестве обвиняемого и самого Руцкого…

В феврале 1998 года ГУВД Курской области возбудило уголовное дело против брата губернатора Михаила Руцкого, служившего начальником областной милиции общественной безопасности, обвиняя его в хищении госсредств и мошенничестве. В июне 2001 года дело закрыли по требованию Генпрокуратуры.

В апреле 1998-го прокуратурой Курской области было возбуждено уголовное дело против другого брата Руцкого – Владимира, советника обладминистрации по вопросам поддержки и развития малого и среднего бизнеса, по обвинению в хищении бюджетных денег. В октябре 2001 года районный суд Курска приговорил его к двум с половиной годам лишения свободы и амнистировал.

В октябре 2000 года ГУВД Курской области возбудило уголовное дело по факту незаконной приватизации губернатором Александром Руцким служебной квартиры в Курске. В январе 2003 года районный суд Курска постановил, что квартира приватизирована “законно, но с нарушениями” (замечательная формулировка, не правда ли?)...

Как видим, до сих пор – по крайней мере до момента, когда пишутся эти сроки, – никаких особых кар за свои деяния генерал не понес, тем не менее сами формулировки предъявленных ему и его присным (многие из которых “совершенно случайно” оказались “при должности” в Курской губернии) обвинений, наверное, кое о чем говорят. В любом случае, былые громкие декламации бравого генерала о том, что он “кристально честен”, что он не хочет никаких благ, никаких привилегий для себя лично, что у него одна только светлая мечта – чтобы “люди в этой стране подняли голову и жили достойно”, – эти слова не вызывали и не вызывают ничего, кроме усмешки.

НАРОД СКАЗАЛ “ДА”

Последняя мина под референдум

В последний день своей работы, 29 марта, IX съезд сумел-таки взять частичный – впрочем, весьма серьезный – реванш за поражение, случившееся накануне, когда для импичмента Ельцину не хватило голосов. Не сумев добиться его и оказавшись не в силах воспрепятствовать референдуму, депутаты приняли такое постановление о порядке его проведения, которое, по существу, лишало президента каких-либо перспектив на благополучный для него исход голосования. Во-первых, в бюллетень были включены именно те вопросы, против которых Ельцин решительно возражал:

1. Доверяете ли вы президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину?

2. Одобряете ли вы социально-экономическую политику, осуществляемую президентом Российской Федерации и правительством Российской Федерации с 1992 года?

3. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов президента Российской Федерации?

4. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов Российской Федерации?

Как видим, фактически три вопроса из четырех – это вопросы о доверии президенту и только один – о доверии депутатам.

Во-вторых, принятым постановлением был определен совершенно абсурдный порядок определения результатов: по всем вопросам проценты належало подсчитывать не от числа проголосовавших, а от общего числа избирателей, включенных в список. Снова сработал принцип “своя рука – владыка”, “что хочу, то и ворочу”. Ясно, что при таком порядке подсчета – учитывая не такую уж высокую явку избирателей, – получить мандат их доверия, одобрение своей социально-экономической политики (первый и второй вопросы) для Ельцина было бы необычайно трудно, если вообще возможно.

Депутаты-демократы Лев Пономарев, Анатолий Шабад и Глеб Якунин обратились в Конституционный Суд с запросом о конституционности постановления, принятого съездом. В запросе говорилось, что, по мнению авторов, съезд неправомерно расширил базу избирателей, от которой следует отталкиваться при определении результатов референдума.

Надеялись ли они, что суд присоединится к их мнению? Учитывая настроения большинства судей, думаю, вряд ли.

Однако, как ни удивительно, демарш демократов оказался удачным, хотя удача и не была полной. За четыре дня до референдума, 21 апреля, КС принял соломоново решение. Он признал, что порядок подсчета голосов, утвержденный IX съездом, действительно противоречит Конституции, но – только в отношении двух первых вопросов. Здесь проценты в самом деле следует определять, ставя в знаменатель число принявших участие в референдуме, а не списочное их число. Что касается третьего и четвертого вопросов, тут, по мнению суда, нарушения Конституции нет.

Это было именно то, что требовалось Ельцину, хотя, разумеется, КС – по крайней мере его большинство, возглавляемое председателем, – вовсе не стремились бросать ему спасательный круг. У судей тут были свои соображения…

Пойдут ли люди голосовать?

(Из записной книжки)

До референдума остаются считанные дни. Вопрос стоит так: быть или не быть? Вполне очевидно: многие, даже среди интеллигенции, не понимают смысла экономической реформы, не понимают смысла политики Ельцина. Таких хочется призвать: обратитесь к своей человеческой проницательности. Ведь в конце концов жизнь чему-то вас научила, научила разбираться в людях. Посмотрите на Ельцина и посмотрите на Хасбулатова, посмотрите на Филатова и посмотрите на Бабурина, посмотрите на Чубайса и посмотрите на Умалатову… И вы поймете, за что голосовать. Если же не поймете, вам ничто уже не поможет. Если большинство из нас не поймет, нам всем уже ничто не поможет.

У нас уже не будет права ссылаться на то, что вот, мол, при той первой нашей погибели – в октябре 1917-го – народ никто ни о чем не спрашивал, захватили власть силой и стали править от имени народа. Сегодня нас спрашивают, и если мы сделаем неправильный выбор, мы, только мы будем виноваты. Нам не на кого будет кивать и пенять.

В поэме “Двенадцать” Блок писал, как какой-то “гнилой интеллигент” аттестует большевиков и их “Великий Октябрь”:

“Предатели!

Погибла Россия!”.

Должно быть, писатель,

Вития.

Да, погибла. Прав оказался именно этот безымянный “вития”, над которым Блок насмешничал, а не сам знаменитый поэт.

Что касается хасбулатовых и бабуриных, нетрудно вспомнить: они ведь сами утвердили курс на экономическую реформу, а теперь вопят, что не имеют к этому никакого отношения. Они рассчитывали, что как только реформа начнется, как только поднимется неизбежный гул недовольства, они быстренько соскочат с подножки, а Ельцин и Гайдар свернут себе шею. Соскакивать они стали МЕНЬШЕ ЧЕМ ЧЕРЕЗ ДВЕ НЕДЕЛИ после начала реформы (Руцкой – еще раньше, еще до ее начала). Уже 13 января 1992-го Хасбулатов во всеуслышание заявил: правительство, мол, полностью доказало свою некомпетентность, и президенту надо подумать о другом правительстве. Этим был подан сигнал к тотальному саботажу начавшихся преобразований со стороны советской и хозяйственной номенклатуры. И все эти минувшие с той поры месяцы реформаторам пришлось продвигаться вперед, преодолевая ее бешеное сопротивление. Как только экономическая ситуация начинает немного выравниваться, они удесятеряют свои усилия во имя достижения цели реставрации и реванша.

Теперь, перед референдумом, главный вопрос стоит так: придут или не придут голосовать люди? В какой-то момент возникло чувство: референдум скорее всего не состоится. Ловкие политиканы снова обвели нас вокруг пальца. Ссылаясь на нас самих, они лишают нас права высказать свое мнение по ключевым вопросам нашего бытия.

Без конца трубя, что народ, мол, не придет на референдум, они назойливо подсказывают людям, как им надо действовать, если голосование все же будет организовано.

Что в действительности стоит за тезисом “народ не придет”? Как он может не прийти? Разве у него нет чувства вины за всю нашу недавнюю историю? За то, что он допустил приход к власти политических авантюристов в 1917 году и молчаливо терпел их правление семьдесят долгих лет? Далее, разве у народа нет чувства вины, что он уже теперь, не в 1917-м, а в 1990-м, избрал бездарных депутатов, хладнокровно и цинично толкающих его к погибели?

В конце концов, мы все сами повинны в том, что сидим по уши в дерьме. В основе всего – наша политическая инертность, апатия, безразличие, недальновидность, неумение и нежелание разобраться в сложившейся ситуации.

Перед всеми нами – перед народом – открывается еще одна возможность искупить свою историческую вину перед самими собой. Мы должны прийти к урнам и ответить на один-единственный вопрос (все остальные придуманы лишь для того, чтобы сбить нас с толку): вперед или назад? Ельцин или Хасбулатов?

Ежели не придем, если предпочтем по-прежнему красоваться перед зеркалом в наплевательской позе: “А шли бы вы все на…!” – что ж, значит, так тому и быть. Издревле существует мудрое правило, что всякий народ имеет таких правителей, каких он заслуживает. А стало быть, имеет ту жизнь, на какую вправе претендовать. Вот мы и будем обладать тем, чего достойны…

Вранье без удержу

(Из записной книжки)

Нынешняя предреферендумная кампания являет российской общественности сравнительно новый для нас феномен – феномен безудержного вранья. Противники президента, прекрасно понимая, что на их стороне – абсолютное меньшинство народонаселения, и стремясь добавить к этому меньшинству хотя бы 1–2 процента голосов, пустились во все тяжкие – врут, врут, врут… Врут, что с церкви взимают налог, который употребляют на подкуп избирателей и членов избирательных комиссий, врут, что реформаторы умышленно подстегивают рост преступности в стране…

В общем-то, такое откровенное вранье для противной стороны оказалось неожиданным. Ну действительно, сами подумайте, что делать, если человек, глядя тебе в глаза, без тени смущения, без намека на краску стыда лжет и лжет? Дуэли вроде отменены. Пощечину не влепишь – вокруг высокопоставленных лжецов толпа охранников, они тебе так влепят… В суд не подашь – лжецы пользуются депутатским и номенклатурным иммунитетом. Оболганным членам правительства, сотрудникам президентского аппарата остается одно – публично отвечать на явное вранье. Это само по себе унизительно, а кроме того, отмазавшись от одной клеветы, они тут же получают порцию следующей…

Между тем вранье – в некотором смысле обычное оружие предвыборной кампании. Да, на умных, честных, порядочных людей оно действует отталкивающе, но не все же избиратели, скажем так, умные. Обратите внимание на социологические опросы. Там всегда фигурируют 15–25 процентов респондентов, которые не знают, как отвечать. Они просто ничего не понимают в происходящем. Многих из них нетрудно привлечь на свою сторону, крикнув, например, во всю глотку, что в правительстве все воры или что в случае победы президента россияне опять будут слышать по ночам топот кованых сапог. А дальше идет простая арифметика: в одной группе избирателей после этой лжи ты кое-что потеряешь, зато в другой – приобретешь. Каков будет общий баланс, в проигрыше или в выигрыше ты окажешься, – это уже вопрос твоего чутья, шахматного умения просчитывать варианты.

Только не пытайтесь воздействовать на политиков-лжецов нравственными аргументами: они твердо убеждены, что понятие “нравственность” здесь совершенно излишне, главное – добиться для себя политических выгод, добиться любым путем.

В чем может заключаться общественный иммунитет к предвыборному вранью? Ну, во-первых, в адекватном осознании природы этого феномена. Во-вторых, в умении адекватным образом реагировать на это вранье. Без паники, без смешного морализаторства (морализаторством, повторяю, лжецов не проймешь). Тут нужно что-то другое. Например, президент и правительство могли бы загодя припасти какие-то заготовки на случай обвинения в тотальной коррупции, с которыми выступил Руцкой, – эти обвинения как последний отчаянный шаг вице-президента в борьбе за президентский пост нетрудно было предвидеть. Вместо этого люди, на которых генерал навесил обвинения, вынуждены были заниматься поспешными импровизациями перед телекамерой. И в-третьих, надо, конечно, всеми силами стараться “просветить” слой населения, который на все социологические вопросы отвечает “не знаю”, “затрудняюсь ответить”, “еще не решил”. К этому слою, повторяю, прежде всего апеллируют лжецы.

Референдум 25 апреля

Уже первые итоги голосования показали, что президент одержал на референдуме убедительную победу. 27 апреля председатель Центральной комиссии по референдуму Василий Казаков огласил его предварительные итоги, полученные на основе подсчета по 88 избирательным округам из 89. Всего в голосовании приняли участие 64,58 процента россиян, имеющих право голоса. По первому вопросу “за” проголосовало 58,05 процента от пришедших на участки, по второму – 52,88. По третьему вопросу положительный ответ дали 32,64 от списочного состава избирателей, по четвертому – 41,4, также от списочного состава.

Казаков напомнил, что два года назад на президентских выборах за Ельцина проголосовали 57,3 процента от пришедших на избирательные участки, то есть почти на процент меньше, чем сейчас.

Однако более всего впечатляло, что большинство, пришедших к урнам, положительно ответили на второй вопрос – одобрили социально-экономическую политику. Это казалось парадоксальным: жизнь становится все тяжелей, а люди голосуют “за”. Особенно поражены были противники Ельцина, непоколебимо верившие, что проводимые в стране реформы будут осуждены. Так, известный оппозиционер Владимир Исаков назвал “необъяснимым” то обстоятельство, что более половины россиян, принявших участие в референдуме, одобрили экономическую политику президента и правительства.

– Приходится сделать вывод, – сказал Исаков, – что, вопреки прогнозам и предсказаниям, вопреки суровым реальностям экономической жизни и логике здравого смысла, россияне большинством голосов от участвовавших в голосовании выразили доверие президенту Борису Ельцину и его экономическому курсу.

Насчет “логики здравого смысла” оппозиционер, конечно, несколько “загнул”. У коммунистов и “патриотов” своя логика…

Эйфория победы

То, что последовало дальше, можно назвать одним словом – эйфория. Упоение победой, причем достаточно неожиданной, испытывали не только российские демократы, но, без преувеличения, весь демократический мир. Достаточно посмотреть оценки западной прессы.

Французская “Либерасьон”:

“Русские стеной встают за Ельцина” (заголовок на первой полосе). “Успех, которого, судя по первым данным, удалось добиться Борису Ельцину, показывает, что россияне отказываются повернуть назад, как призывали их поступить те, кто испытывает ностальгию по прежнему коммунистическому режиму… Облегчение, которое сегодня ощущают жители России, разделяют и западные руководители, приложившие немало сил, чтобы помочь Ельцину”.

“Уолл-стрит Джорнэл”:

“Во второй раз за последние два года россияне решительно высказались в поддержку демократии и рыночных экономических реформ. В 1991 году они вышли на улицы для того, чтобы сорвать попытку государственного переворота. В воскресенье они вновь сделали то, к чему их призывал Борис Ельцин: они пришли на избирательные участки и поддержали президента и его политику”.

“Нью-Йорк Таймс”:

“Демократия и рыночные реформы одержали внушительный триумф на референдуме в России… Ельцин добьется своего, поскольку на его стороне народ и демократические идеалы”.

Телеканал ТФ-1 (Франция):

“Если предварительные итоги референдума подтвердятся, то можно будет говорить о триумфе Бориса Ельцина”.

“Лос-Анджелес Таймс”:

“Одержав убедительную победу, президент Борис Ельцин приступает к реализации полученного им вотума доверия”.

“Фигаро”:

“В итоге референдума в России есть два победителя: Борис Ельцин и российский народ. Есть также два побежденных: парламент России и советская система, которую парламент пытается сохранить и даже возродить… Референдум показал, что советское общество – общество пассивных и немых граждан – за весьма короткий срок уступило свое место подлинно гражданскому обществу”.

Насчет подлинно гражданского общества, будто бы в мгновение ока возникшего в России, – это было, конечно, явное преувеличение. К сожалению, его и поныне нет в нашем отечестве. Но в ту пору Запад щедро одаривал нас похвалами и комплиментами.

Столь же восторженными были и высказывания ведущих политических деятелей Запада. Президент США Билл Клинтон позвонил 26 апреля Борису Ельцину и поздравил его с тем, что он получил на референдуме вотум доверия народа. “Это прекрасный день не только для народа России, – сказал Клинтон, – но и для американского народа, для людей во всем мире”. Отвечая на вопросы журналистов, американский президент заметил: “То, что в конечном итоге произошло, означает, что они (россияне. – О.М.) решили: как бы ни было тяжело, это – единственно возможный путь”.

Не ограничиваясь восторгами и поздравлениями, западные руководители обещают Ельцину увеличение помощи и поддержки. Об этом, в частности, заявил английский премьер Джон Мейджор, заметив, что такая поддержка “отвечает интересам всех стран”.

С успехом на референдуме поздравил Ельцина и канцлер Германии Гельмут Коль, с которым в дальнейшем у российского президента установились особенно теплые отношения. В телефонном разговоре с Ельциным Коль заявил, что расценивает результаты референдума как свидетельство доверия российского населения к политике, проводимой президентом, и что это доверие имеет особенное значение в свете тех многочисленны трудностей, с которыми сталкиваются сегодня россияне.

Премьер-министр Канады Брайан Малруни сделал специальное заявление, в котором, среди прочего, отметил, что итоги референдума “предоставляют российскому президенту ясный мандат на продвижение вперед в политических и экономических реформах”.

В таком же духе высказалось о референдуме и большинство других западных лидеров.

Разумеется, не было недостатка в восторженных словах и в самой России. “Референдум консолидировал народ вокруг президента и его курса, – сказал Михаил Полторанин в интервью ИТАР–ТАСС. – Важнейшим уроком плебисцита стало моральное возрождение граждан: психологически Россия имеет сегодня другой народ, даже по сравнению с августом 1991 года. Россияне вытряхнули из головы коммунистический бред и ориентируются отныне на цивилизованный образ жизни. Второй итог опроса состоит в том, что президент получил из рук народа карт-бланш на решительные действия… Доверие народа означает, что граждане России поддержали идею президентской республики… Третий итог состоит в полном крахе разрушительной политики депутатского корпуса, которую поддерживали вице-президент, ряд политических партий и движений, таких, как “Гражданский союз”, партия Травкина и откровенная оппозиция. Политические деятели, которым народ отказал в доверии, поддержав президента, должны уйти в отставку, если у них сохранилась элементарная человеческая порядочность…”

Словно бы откликаясь на этот призыв Полторанина, Николай Травкин и в самом деле подал в отставку с поста депутата, посчитав, что российский народ отдал победу президенту, и предложил своим коллегам последовать его примеру. Как мы помним, еще недавно этот деятель вообще отрицал, что на референдуме возможны чья-то победа и чье-то поражение.

В своем интервью Полторанин призвал весь Съезд народных депутатов самораспуститься, “ибо, осудив реформаторский курс президента, он показал свою антинародную суть”. “А тем, кто, подобно Хасбулатову, намерен и дальше “трясти” Россию, – сказал руководитель Федерального информационного центра, – пора понять, что народ с помощью референдума их политически оскопил, сделал политическими евнухами со всеми вытекающими отсюда последствиями”.

В таком же духе об итогах референдума высказались и другие демократические деятели. “Победа одержана сокрушительная… – заявил председатель Крестьянской партии России Юрий Черниченко. – На мой взгляд, сейчас возникло удивительное слияние самых разных частей общества. В одном строю выступили казаки и шахтеры, творческая интеллигенция совместилась с фермерским движением, с крестьянским. Это поразительный союз”.

Тут надо добавить, что и само это заявление было сделано на совместной пресс-конференции Общественного комитета демократических организаций России и Союза российских казачьих войск. Удивительные в те времена случались альянсы!

Одновременно Черниченко предупредил: “Мы не позволим потерять плоды апрельской победы”. Он напомнил, что в августе 1991 года российским народом также была одержана серьезнейшая победа, но ее плоды “утекли сквозь пальцы”. Тогда путь “к демократии, рынку и гуманизму” тоже был открыт, но президент не использовал предоставленных ему возможностей. Сейчас это не должно повториться. “Прогрессивные, реформаторские силы России, – сказал Черниченко, – должны настоять на том, чтобы президент покончил наконец с антиреформаторами и антидемократами. Всем ясно, что российским народом на это даны ему сейчас реальные полномочия. Но этот шанс – последний”.

В общем-то, нетрудно было предвидеть, что противники реформ, противники Ельцина не смирятся с поражением. Но была надежда, что их сопротивление удастся преодолеть. “25 апреля демократический путь развития одержал убедительную победу, – завил на той же пресс-конференции председатель Народной партии России известный следователь Тельман Гдлян. – И теперь любые политические факиры в Белом доме не в состоянии изменить то, что зафиксировано в результатах референдума. Мы должны говорить о том, как бы не потерять эту третью нашу совместную победу, победу россиян”.

Игра на понижение

Тревожные ожидания демократов полностью оправдались. Со стороны противников Ельцина сразу же началась яростная атака на “президентскую” интерпретацию итогов референдума. Оппозиция с пеной у рта доказывала, что никакого юридического значения они не имеют: это всего-навсего опрос населения. Сторонники президента, понятное дело, отстаивали обратный тезис, – что мандат доверия президенту, выданный народом на референдуме, обладает высшей юридической силой и не требует никакого дополнительного подтверждения.

Попытку принизить значение референдума предпринял, в частности, Хасбулатов. В статье, опубликованной 30 апреля, – естественно, в “Российской газете”, – он утверждал, что голосование по первым двум вопросам не имеет “решающего” значения. Дескать, он, Хасбулатов, давно об этом предупреждал, а Конституционный Суд своим решением от 21 апреля “окончательно обесценил” итоги ответов на эти вопросы (то, что КС признал частично неконституционным постановление IX съезда по референдуму, – это, оказывается, победа Съезда). “Решающее” значение, по мнению спикера, имеют лишь результаты голосования по четвертому вопросу – “о судьбе парламента”. А они, как полагает Хасбулатов, явно свидетельствуют “о победе парламентаризма” в России: “Народ повелел Съезду быть и стоять на защите закона против волюнтаризма и произвола тех сил, которые любой ценой стремились нарушить баланс законодательной и исполнительной властей”.

Соответственно, теперь, после референдума, как считает спикер, “стало ясно, что конституционные изменения могут проходить только через Съезд. Это его стопроцентная прерогатива… Все химеры с конституционными инициативами в обход Съезда лопнули… “Номер” с президентской конституцией не пройдет. Вопрос о новой конституции – это прерогатива Съезда. Съезд ее примет, согласовав с субъектами Федерации, и на ее основе проведет выборы в положенные сроки, в соответствии с волей народа”.

На каком основании сделаны такие выводы? Как-никак на референдуме люди проголосовали за доверие президенту, а вопрос о доверии Съезду депутаты на всякий случай вообще не вынесли на голосование, так что он остался не выясненным. Правда, косвенный ответ на него содержится в голосовании по третьему и четвертому вопросу, но опять-таки он не в пользу Съезда: за досрочные выборы депутатов проголосовало на 8,6 процента от списочного состава избирателей больше, чем за досрочные выборы президента. Более девяти миллионов человек в большей степени не доверяют Съезду, нежели президенту. Такие результаты как минимум не свидетельствуют, что Съезд получил тут какие-то преимущества перед президентом. Такова элементарная логика. Но у Хасбулатова свои представления о ней. Справедливо полагая, что теперь Ельцин, опираясь на результаты референдума, главный упор сделает на работе над новой конституцией, спикер торопится застолбить тут свои позиции, продекларировать преимущественные права, которые якобы дают ему и его единомышленникам итоги состоявшегося плебисцита.

Впрочем, почувствовав всю неадекватность своей оценки этих итогов, Хасбулатов вынужден сквозь зубы признать: хотя “антисъездовские силы, стремившиеся к осуществлению режима личной власти”, и не сумели достичь этой “стратегической цели”, в то же время они смогли “частично” решить поставленные задачи – им “удалось “выколотить” у значительной части населения согласие на осуществление социально-экономического курса и одобрение деятельности президента”. Потом – снова это признание, на этот раз даже и без “выколотить”:

“Полученные результаты говорят и о серьезной базе поддержки президента и его экономического курса. Это факт, и с этим нельзя не считаться. Если президент в рамках закона и Конституции без всякой “чрезвычайщины” будет стремиться продолжить свою реформаторскую линию, то мы должны поддержать его в этом в разумных пределах, еще четче обозначив при этом наше понимание реформ и всех других сфер государственной политики – и внутренней, и внешней”.

Естественно, обещания, что президент получит поддержку депутатов в проводимых им реформах, остались пустой декларацией. От недели к неделе сопротивление реформам будет нарастать, пока не закончится… известно чем.

Оппозиция предприняла и другие шаги, имеющие целью показать, что она вовсе не намерена складывать оружие. 28 апреля ВС повторно рассмотрел возвращенные президентом на доработку законы о государственной охране высших органов исполнительной и представительной власти России. В частности, Ельцин предложил поправку, по которой общее руководство федеральными органами госохраны должен осуществлять президент – по его мнению, это соответствовало положениям закона “О безопасности”. В ходе обсуждения Хасбулатов аттестовал позицию президента по рассматриваемым законопроектам как “претензию сконцентировать в своих руках всю эту систему”. Он потребовал оставить охрану Верховного Совета в ведении парламента. Поправки Ельцина были отклонены.

Через несколько месяцев, а именно в сентябре – октябре, стало вполне понятно, почему Хасбулатов так упорно боролся за сохранение собственной “гвардии”.

Окончательные итоги референдума

5 мая Центральная комиссия всероссийского референдума подвела его окончательные итоги. Как и предполагалось, они отличались от предварительных на десятые и сотые доли процента. За доверие Ельцину проголосовали 58,7 процента принявших участие в референдуме, социально-экономическую политику президента и правительства одобрили 53 процента. За досрочные выборы президента подали свой голос 31,7 процента от списочного состава российских избирателей, за досрочные выборы депутатов – 43,1. Таким образом, решения по первым двум вопросам были объявлены принятыми, по третьему и четвертому – нет.

Имеют ли они юридическую силу?

Как уже сказано, президентская сторона была непоколебимо убеждена – и это свое убеждение она отстаивала все последующие месяцы, – что итоги референдума имеют правовой характер. Об этом, в частности, сразу же после плебисцита на встрече с журналистами заявил Сергей Филатов.

– Должностные лица законодательной и исполнительной власти, – сказал он, – должны подчиниться воле народа. Дополнительные решения для реализации итогов референдума не нужны. Программа действий президента должна выполняться, и парламент обязан дать ей законодательную поддержку.

Сходным образом высказался и Сергей Шахрай. Он заявил, что после 25 апреля нынешний депутатский корпус не вправе отрешить президента от должности, разогнать правительство, принять новую конституцию.

– Референдум состоялся, – заявил вице-премьер. – В соответствии с законом, он обладает высшей юридической силой и не требует утверждения… Верховному Совету и другим органам власти, учитывая волю народа, необходимо отменить или приостановить те их решения, которые направлены на свертывание реформ.

В таком же духе высказались члены Президентского совета. На его заседании, состоявшемся 29 апреля, отмечалось, что по результатам референдума должен быть отменен целый ряд законов, ограничивающих права президента и правительства.

По словам Вячеслава Костикова, после 25 апреля Ельцин получил “новую и очень сильную легитимацию”. Он стал “единственной легитимной силой в России, поскольку все остальные, в том числе Съезд и Верховный Совет и депутатский корпус, являются отблеском увядшей легитимности ушедшего Советского Союза”. Как заявил Костиков, ни ВС, ни Съезд “больше не имеют никакого юридического права затрагивать прерогативы президента”.

В действительности закон “О референдуме РСФСР” 1990 года, в соответствии с которым и проводился плебисцит, как минимум был неполон. Как минимум он оставлял пробелы, позволявшие той и другой стороне интерпретировать результаты референдума в свою пользу. Согласно этому закону, принятое на референдуме решение должно быть опубликовано не позднее семи дней после голосования и вступает в силу в день опубликования. Это решение может быть изменено либо отменено только другим референдумом. Но что означает словосочетание “решение вступает в силу”? В отношении двух последних вопросов это ясно: досрочные выборы президента и депутатов либо проводятся, либо не проводятся. В данном случае было решено: досрочные выборы не проводить. Все, баста, разговор окончен. Что касается двух первых вопросов, они сформулированы так, – тут их авторы-депутаты хорошо подстраховались, – что неясно, какой смысл имеет формула “решение вступает в силу”. Да, большинство проголосовавших доверяет президенту. Да, большинство одобряет проводимую им и правительством с 1992 года политику. Ну и что? Каковы юридические последствия этого? Можно ли, например, в случае чего в порядке, предусмотренном Конституцией, объявить президенту импичмент? Одна сторона уверенно отвечала на этот вопрос “да”, другая – “нет”.

О том, что здесь в законе дыра, говорит и тот факт, что впоследствии соответствующие формулировки в нем уточнялись и дополнялись. В конечном счете там появилась, например, такая норма:

“Если для реализации решения, принятого на референдуме Российской Федерации, требуется принятие федерального закона, федерального конституционного закона, закона о поправке к Конституции Российской Федерации, то Федеральное Собрание (к тому времени ВС и Съезд уже были заменены Федеральным Собранием. – О.М.) обязано принять соответствующий закон в точном соответствии с решением, принятым на референдуме Российской Федерации”.

Тут уже обозначена сравнительная сила референдума и Конституции: референдум сильнее. Но даже и в случае если бы эта норма действовала весной 1993 года, все равно было бы непонятно, какой именно закон или поправку к Конституции следовало принять, чтобы решения “президенту доверяем” и “его политику одобряем”, принятые на референдуме, обрели законодательную силу.

Конституционный Суд заметил юридическую некорректность двух первых вопросов, вынесенных на референдум IX съездом, однако следующего логического шага – изменения этих вопросов – не последовало. Более того, это решение КС, как мы знаем, позволило Хасбулатову громогласно заявить, что голосование по первым двум вопросам вообще не имеет никакого значения.

И все же, несмотря на то, что в юридическом смысле результаты референдума допускали разную интерпретацию, моральная победа, конечно, была на стороне президента. Это было ясно всякому непредвзято настроенному человеку.

ЧТО ДАЛЬШЕ?

Демократы требуют от президента

решительных действий

Демократы требовали от президента немедленных и решительных действий, направленных на закрепление победы на референдуме. Что под этим подразумевалось? Полторанин, например, в уже цитированном интервью заявил, что прежде всего необходимо “добиться от депутатского корпуса законодательного обеспечения курса реформ, поддержанного народом”. По его словам, “если Верховный Совет не сможет оперативно наработать эту законодательную базу, то президент должен самостоятельно искать рычаги ускорения реформ с помощью Совета Федерации и собственных указов”.

Однако прежде чем выпускать новые законы и постановления в обеспечение реформ, надо было хотя бы отменить старые, препятствующие им. С более чем месячным опозданием, 5 июня, Ельцин направил Хасбулатову письмо, в котором предложил Верховному Совету пересмотреть ряд законодательных актов, которые, по мнению президента, противоречат результатам апрельского референдума. Среди них – постановление VII cъезда “О ходе экономической реформы в Российской Федерации” (в нем, как мы помним, была дана отрицательная оценка работе правительства Гайдара), ряд статей принятого парламентом бюджета на 1993 год, закон “О внесении изменений и дополнений в налоговую систему России” и др. В письме Ельцина содержалось также требование, чтобы законы и постановления ВС принимались лишь после того, как правительство даст заключение, что предусматриваемые ими шаги могут быть профинансированы из бюджета (депутатов сплошь и рядом это совершенно не интересовало: важно было принять “хорошее” решение, которое понравится народу).

Таким образом, вполне зримые, вещественные черты обретала убежденность президента и его сторонников, что победа на референдуме имеет не только моральное, но и правовое значение.

Никаких практических последствий ни это предложение Ельцина, ни требования демократов о том, чтобы Верховный Совет “оперативно наработал законодательную базу реформ”, не имели. Депутаты и не думали становиться тут в ряды помощников президента.

Удалить из правительства противников

реформ!

Еще одно требование демократов, адресованное Ельцину, – удалить из правительства, из аппарата властных структур явных и скрытых противников реформ. Как полагали демократы, в первую очередь следовало отправить в отставку такие одиозные фигуры, как председатель Центробанка Виктор Геращенко, секретарь Совбеза Юрий Скоков, первый вице-премьер правительства и министр экономики Олег Лобов, вице-премьер, курирующий ВПК, Георгий Хижа, министр транспорта Виталий Ефимов, председатель комитета по торговле Иван Горбачев. Вместо Геращенко предлагалось назначить последовательного сторонника радикальных экономических реформ вице-премьера Бориса Федорова.

Выполнение такого рода требований зависело от самого Ельцина, так что, в принципе, оно представлялось наиболее осуществимым.

29 апреля на расширенном заседании правительства Ельцин поставил задачу по чистке аппарата от “пятой колонны”. “У президента и правительства, – сказал он, – нет времени и сил вести борьбу с противниками реформ среди работников аппарата. Однако избавляться от тех, с кем нам не по пути, необходимо”. Навести порядок в кадрах, причем в ближайшее время, Ельцин поручил вице-премьеру Владимиру Шумейко.

Если брать в целом чиновничью массу, задача эта осталась, разумеется, в основном простой декларацией: противники реформ в этой массе как были, так и остались в изобилии, разве что затаились на время, справедливо полагая, что, как всегда в таких случаях, эта кампания продлится недолго.

Попытка осуществить чистку аппарата, естественно, вызвала бурную реакцию со стороны противников Ельцина. Сразу же начались стенания по поводу “охоты на ведьм”. Руцкой написал в “Независимой газете”:

“Не напоминает ли это вам, уважаемые читатели, знаменитые большевистские репрессии в государственном аппарате в России в 1917 – 1918 годах, а также чистки в гитлеровской Германии?.. Хочу в этой связи напомнить, что все подобного рода чистки в нашей истории приводили только к одному – состоянию хаоса, противостоянию, всеобщей подозрительности и доносам… Глубоко сомневаюсь, что референдум дал мандат кому-либо в правительстве на такие действия”.

Кого бы Ельцин с удовольствием уволил по собственному почину, без всяких напоминаний, – это как раз самого Руцкого. Однако такого права у президента не было. Ельцин решил действовать по-другому. 26 апреля появилось сообщение, что он подписал указ об освобождении Руцкого от обязанностей куратора АПК. Формально это объяснялось “введением поста заместителя председателя Совета Министров, ответственного за развитие агропромышленного комплекса”, однако всем было ясно, какова истинная причина ограничения полномочий вице-президента.

29 апреля Ельцин отстранил Руцкого и от руководства Межведомственной комиссией по борьбе с преступностью и коррупцией. Таким образом было аннулировано второе главное поручение, данное ему президентом, в результате чего Руцкой, по словам Костикова, “завис в политическом вакууме”. Однако вместо того чтобы подать в отставку (возможно, у Ельцина была такая надежда), он, напротив, почти целиком сосредоточился на борьбе со своим шефом.

Сразу же после референдума возникли разговоры, что в правительство может вернуться Егор Гайдар. В частности, Сергей Филатов сказал, что не исключает такую возможность. При этом он, правда, оговорился, что если Гайдар и вернется на Старую площадь, то не на пост премьера, который “с успехом” занимает Виктор Черномырдин.

Шило – на мыло

10 мая Ельцин освободил Юрия Скокова от должности секретаря Совета безопасности, а 11 мая – Георгия Хижу от должности вице-премьера правительства. В обоих случаях формулировка была традиционная, “советская” – “в связи с переходом на другую работу”. Это при том, что все прекрасно знали истинную причину увольнения этих деятелей. Собственно говоря, ее не считали нужным скрывать и в Кремле. Вячеслав Костиков, например, сказал журналистам, что и ту, и другую отставку следует рассматривать в рамках кадровой политики, которую начинает проводить Борис Ельцин, получивший на всероссийском референдуме высшие полномочия от народа на радикальные экономические реформы. “Для реализации мандата на их продвижение и возрождение России, – заявил пресс-секретарь Ельцина, – президент нуждается в государственных деятелях и лидерах, полностью разделяющих идеологию, нацеленную на реформы”. Что касается, в частности, Скокова, он, по словам Костикова, “во время последних депутатских съездов неоднократно прямо и косвенно демонстрировал свою отличающуюся от президентской позицию”. “Если же говорить в целом, – сказал Костиков, – в обоих случаях президент идет навстречу той части демократической общественности, которая наиболее массированно поддержала его во время подготовки к референдуму и которая, естественно, высказала Ельцину свои пожелания относительно реформирования его окружения”.

Вроде бы в кадровом вопросе действительно начиналась какая-то продуманная, последовательная политика. Но… Несколько ранее, 30 апреля, Ельцин, к общему недоумению, назначает первым вице-премьером Олега Сосковца. Недоумение было вызвано тем, что Сосковец никаким боком не входил в число сторонников реформ (а позже, в 1996-м, чуть было вообще не сыграл роковую для Ельцина роль на президентских выборах). Связку двух первых “вице” – Сосковца и Лобова (тоже назначенного незадолго перед тем), – курирующих промышленно-экономические вопросы, трудно было представить как локомотив вожделенных преобразований. Такое ощущение, что все эти слова о необходимости “избавляться от тех, с кем нам не по пути”, произносились как-то так, не всерьез.

Эту странную непоследовательность в столь серьезный, столь критический момент заметила даже зарубежная пресса.

“Вашингтон Пост”:

“Хотя президент освободил двух консерваторов, недавно он назначил двух других, которые, как представляется, выступают за сохранение централизованного планирования в экономике”.

“Вельт”:

“Перестановки, произведенные Ельциным…, не поддаются однозначной оценке, так как назначение им на должности первых вице-премьеров Лобова и Сосковца может свидетельствовать об усилении государственного контроля в экономике. Так что не стоит видеть за каждой перестановкой триумф реформистской политики”.

В целом можно сказать: вот эта непонятная, непоследовательная – чтобы не сказать бестолковая – ельцинская кадровая политика в конце концов стала одним из главных тормозов на пути реформ. Вместо того чтобы твердо держаться ясных принципов и критериев при назначении тех или иных людей на ответственные посты, Ельцин то и дело прибегал к каким-то “интуитивным”, загадочным решениям, выдвигал на первое место критерий личной преданности (причем нередко ошибался при ее оценке), вел азартную мелочную игру по построению пресловутой системы “сдержек и противовесов”.

Ельцин идет на риск потери темпа

Наконец в числе требований демократов, обращенных к Ельцину, был скорейший созыв Конституционного совещания с целью подготовки и принятия новой конституции. Это требование полностью отвечало планам самого Ельцина. Он с энтузиазмом принялся за это дело, поставил его в центр своего внимания.

Правильное ли это было решение? Многие предупреждали президента, что попытка принять новую конституцию в обход Съезда не приведет к успеху. Во всяком случае, такая попытка связана с чрезмерным риском. Риском потери темпа, неоправданной растраты политических преимуществ, полученных в результате референдума. Наверное, Ельцин и сам об этом догадывался. Однако, судя по его речам, по его настроению, он был уверен, что риск в данном случае оправдан, что новый Основной закон, который четко зафиксирует разделение властей, положит конец депутатскому законодательному беспределу, удастся принять, причем в достаточно короткие сроки.

На чем основывалась такая уверенность, не очень понятно. Однако человек действия менее подвержен колебаниям и сомнениям, чем человек рефлексирующий. Первый убежден: успех любого дела во многом зависит от самой веры в успех. Затевая любое серьезное дело, надо по-настоящему в него поверить, и – вперед. Ельцин был человеком действия.

Существовал, правда, еще один, – пожалуй, самый радикальный, – способ закрепления победы на референдуме – тот, к которому президент прибег пять месяцев спустя, в сентябре, и который заключался в приостановке деятельности Верховного Совета и Съезда. Такого рода советы Ельцину, без сомнения, тоже тогда давались. Да он и сам об этом, по-видимому, в то время думал. С одной стороны, в апреле – мае, после референдума, момент для этого был, разумеется, значительно более удобный, чем в сентябре, когда эффект от победы на плебисците практически затух. С другой... Ельцин вроде бы все еще верил, что уломать оппозицию удастся менее радикальными мерами, – постоянно ссылаясь на результаты апрельского голосования. К тому же на памяти у всех еще была мартовская неудача с введением особого порядка управления…

Так или иначе, Указ № 1400, которым 21 сентября президент приостановил деятельность ВС и Съезда, ни в конце апреля, ни в мае не вышел.

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова