Юрьева Л.Н.
КРИЗИСНЫЕ СОСТОЯНИЯ
К оглавлению
Глава 4. Техногенные катастрофы и жизненный
путь личности.
Мы привыкли измерять тяжести потери тех, кто вместе с нами шел и
трудился, мерой достигнутого ими, сделанного, завершенного. И это верно. Но верно
и обратное: измерять тем, что осталось неосуществленным.
Варшава Б.Е., Выготский Л.С.
Кризисные ситуации, переживаемые человеком, во многих
случаях не только потенцируют развитие психических и поведенческих расстройств,
но и изменяют жизненный путь и личностную перспективу, а также деформируют картину
жизни человека. Этот сценарий развития особенно характерен для социально детерминированных
и внезапно возникших стрессовых ситуаций исторического масштаба.
Для психиатрии эта проблема в последнее
десятилетие приобрела особую актуальность. Все чаще пациентами психиатрических
и психосоматических стационаров становятся лица, пережившие техногенные катастрофы.
Основываясь на данных статистики и анализируя динамику нарастания психических
и поведенческих расстройств в этой популяции, следует ожидать дальнейшего увеличения
этой категории пациентов.
Ярким примером техногенной катастрофы
является Чернобыльская авария. Авария на ЧАЭС явилась массовой катастрофой, ее
ликвидаторы попали в эпицентр событий, в полной мере не оценивая последствий радиационного
излучения для собственного здоровья. Авария на ЧАЭС — это историческое событие,
которое стало для ее ликвидаторов и лиц, вовлеченных в эти события, биографическим
и повлияло на их дальнейшую судьбу и мировосприятие.
Психиатрическая статистика неумолимо
констатирует ежегодный рост психических и поведенческих расстройств у этого
контингента населения. Так, спустя 10 лет с момента аварии психическое состояние
у 68,95% ликвидаторов соответствовало посттравматическому стрессовому расстройству
(ПТСР), у 42,5%. имели место интеллектуально–мнестические нарушения. Нервно–психические
расстройства носили затяжной, хронический характер, отмечалась значительная резистентность
к терапии, у каждого третьего ликвидатора был выявлен хронический алкоголизм,
10% среди умерших завершили жизнь суицидом (В. А. Рудницкий и соавт., 1995; Н.
С. Седина, В. И. Осетрова, 1995; И. Р. Семин и соавт., 1995; В. В. Архипов,1996;
Г. Я. Пилягина, 1998).
Помимо этого, алгические расстройства
с преимущественно головными болями отмечались у 87,7% ликвидаторов, оссалгии
— у 74,4%. В подавляющем большинстве случаев имели место многочисленные сопутствующие
психосоматические заболевания (вегето–сосудистая дистония, ишемическая болезнь
сердца, гипертоническая болезнь, язвенная болезнь желудка и 12–перстной кишки,
нейродермиты, склонность к частым ОРЗ).
Долгосрочное исследование 7–тысячной
популяции лиц, проживающих в течение этого времени на территориях, загрязненных
в результате аварии, выявило, что в течение десятилетия уровень невротических
и психосоматических расстройств остается стабильно более высоким, чем среди других
групп населения на так называемых “чистых” территориях. И если в первые годы в
клинической картине невротического синдрома доминировала тревога, то спустя 10
лет в психическом статусе преобладали эмоции подавленности и апатии, что свидетельствует
о “хронификации стресса” и включении невротических механизмов психологической
защиты, особенностью которых является ориентировка на фатальную оценку ситуации
(Г.М.Румянцева, А.В.Грушков, М.О.Лебедева с соавт.,1995).
Психотравмирующий эффект Чернобыльской
катастрофы является не столько последствием самого взрыва, сколько связан с его
последствиями, направленными в будущее. По мнению многих исследователей, уже
в ближайшем будущем психологические последствия катастрофы могут затмить ее прямое
биологическое действие (Й.М.Хавенар с соавт., 1993; В. Н. Краснов с соавт., 1993;
Ю.А. Александровский, 1997).
Для изучения отдаленных психологических
последствий техногенных катастроф в 1996 году нами было проведено психолого–психиатрическое
исследование 44 ликвидаторов в возрасте 30–46 лет (средний возраст 39 лет), которые
находились на лечении в психосоматическом стационаре.
Среди обследуемых пациентов никто
не страдал фатальными заболеваниями, 18,2% лиц были инвалидами 3 группы по совокупности
соматических заболеваний (гипертоническая болезнь, язвенная болезнь, энцефалопатия).
У 15,9% больных была диагностирована неврастения, у 20,45% — тревожно–фобические
расстройства, у 22,7% — соматоформные расстройства, у 41% — аффективные расстройства
настроения.
Особого внимания заслуживает тот факт,
что подавляющее большинство пациентов были ориентированы на фатальную оценку ситуации
. Около 40% исследованных спустя 10 лет после аварии не видели своего будущего,
они говорили о смерти как о позитивном событии, которое принесет им “облегчение
и разрешит все жизненные проблемы”.
Отношение к пережитому стресс–событию
исторического масштаба заслуживает глубокого и всестороннего изучения, ибо оно
позволяет выявить различные деформации картины жизни, включая и ее временную ориентацию,
которые оказывают негативное влияние на их психическое состояние, психологическую
реализацию времени жизни и жизненный путь. Диагностика этих особенностей позволит
оказать своевременную психокоррекционную и психотерапевтическую помощь пострадавшим
(Е.И. Головаха, А.А. Кроник, 1984).
Исследуя динамику отношения человека
к стрессогенному событию, А.А. Кроник и Р.А. Ахмеров (1993) выделили шесть основных
стадий отношения к стрессу:
1. Восприятие локального факта.
2. Ожидание возможных последствий.
3. Осознание отдельных происшедших последствий
4. Чувство, что последствия стрессогенного события исчерпаны.
5. Обесценивания последствий.
6. Обесценивание факта.
Кроме этого, наиболее
значимые для личности стресс–события сопровождаются специфическими формами переживания
времени, его восприятия и формирования временной структуры поведения. Проблема
“бытия во времени” всегда привлекала
внимание исследователей в области психиатри и психологии. Она является центральной
темой экзистенциальной философии и психотерапии. С. Кьеркегорн, Э. Гуссерль, М.
Хайдеггер. Ж.–П. Сартр убедительно показали, что время личности является внутренним
организующим фактором, определяющим ее жизненный путь.
4.1.1. Психологическое время личности.
Для изучения феномена психологического
времени личности ликвидаторы аварии на Чернобыльской АЭС были обследованы методами
биографического исследования (методики “Структура временных представлений личности”
и “Автопортрет психологический”), позволяющими проанализировать такие параметры,
как оценка человеком своей жизни, роль прошлого в формировании его личностных
особенностей, размышление о настоящем и построение прогнозов на будущее.
Масштаб психологического времени личности
велик и включает в себя ситуативный, биографический и исторический векторы, которые
взаимосвязаны и взаимообусловлены. Наиболее значимые ситуации, с которыми сталкивается
личность, определяют дальнейшее содержание ее жизни и взаимоотношения с прошлым
и будущим.
Методика описания структуры временных
представлений личности позволяет активизировать процесс осмысления человеком
своего жизненного пути, стимулируя размышления о личном прошлом, настоящем и будущем.
Суть методики заключалась в том,
что испытуемому предлагалось с помощью трех кругов изобразить на бумаге свои представления
о времени. Круги обозначают прошлое, настоящее и будущее. В инструкции говорится,
что круги необходимо расположить так, чтобы они выражали переживания, взаимосвязи
личного прошлого, настоящего и будущего. Этот метод можно определить как проективный,
позволяющий судить о роли каждого периода жизни как отраженного в сознании воспоминания
о причинно–целевой связи между всеми отрезками прошлого и настоящего, и влияние
этих событий на формирование представлений о будущем. По мере выполнения заданий
испытуемый пояснял почему он именно так рисует круги, давая при этом дополнительную
информацию о своей жизни. Беседа строилась так, чтобы уточнить историю деятельности
людей, отношений, коммуникаций и историю внутренней жизни в прошлом, настоящем
и предполагаемом будущем (Е.И. Головаха, А.А. Кроник, 1984; С.И. Макаров, Л.А.
Сухинская, Э.А. Татаревский, 1991; T.Y. Cottle, 1976).
Анализ полученных результатов тестирования,
изображенный графически на рис. 1, позволил констатировать, что практически у
всех испытуемых прошлое представлялось как более значительный период их жизни.
Пребывание в зоне ЧАЭС во время ликвидации не расценивалось как нечто трагичное
потому, что в то время почти никто не был осведомлен о возможных последствиях
аварии. Скорее напротив, возникало чувство гордости и ответственности за то, что
в мирное время совершался подвиг во имя общества, в котором человек живет. Прошлое
вспоминается с позитивными эмоциями, с гордостью за то, что человек оказался
полезен обществу.
Ухудшение здоровья, изменение социальных
отношений, чувство неполноценности, беспомощности, материальные трудности в настоящем
способствовали нарастанию либо раздражительности, агрессивности, либо безразличию
ко всему происходящему вокруг. Будущее приобретало негативную окраску, испытуемые
не видели выхода из сложившейся ситуации. Будущее виделось им мало перспективным
периодом жизни, зачастую размытым и неопределенным (рис.1). Цели, которые ставил
человек перед собой, в первую очередь были направлены на выздоровление. Происходят
изменения в иерархии потребностей и в мотивационной сфере: потребности в безопасности,
чувстве защищенности от жизненных неудач, чрезмерная озабоченность своим здоровьем
преобладают над потребностями самоактуализации и реализации своих способностей,
то есть потребностью в личностном росте.
Все испытуемые отмечали изменение
своих характеропогических особенностей и критически относились к появлению таких
личностных черт, как раздражительность, вспыльчивость, конфликтность. При этом
они понимали, что это неприятно ближайшему окружению и негативно сказывается на
отношениях в семье, в трудовом коллективе, но не могли сдерживать свои негативные
эмоции. Все отмечали тесную связь между пребыванием в зоне ЧАЭС и изменениями
в физическом и психическом статусе.
После того как испытуемые мысленно
прошли по этапам своей жизни, им предлагалось продолжить более углубленный анализ
своего жизненного пути. Жизненный путь человека — это наиболее широкое общенаучное
понятие, описывающее динамику индивидуального развития человека от рождения
до смерти.
С помощью метода “Автопортрет
психологический”, описанного П. Ржичаном в 1983 г., были получены дополнительные
сведения о жизни больного, воссоздана целостная картина жизненного пути, проанализированы
особенности самооценки их жизненной ретроспективы.
Испытуемому предлагается начертить горизонтальный
отрезок прямой, крайние точки которой — рождение и завершение жизни. После этого
он выбирал промежуточную точку, обозначающую настоящий момент времени таким образом,
чтобы отношение возникших отрезков отвечало ожидаемому отношению между продолжительностью
предшествующей и оставшейся жизнью. На отрезках, представляющих прожитую жизнь,
отмечались наиболее важные события, влияющие на ее ход (они могут быть как позитивные,
так и негативные). Испытуемый также отмечает и наиболее важные события, ожидаемые
с надеждой или опасением. Затем каждое из отмеченных событий оценивается по степени
удовлетворенности жизнью на шкале от минус 1 до плюс 1. Соединив точки, отмеченные
по степени удовлетворенности данными событиями жизни, анализируется кривая удовлетворенности
жизнью у испытуемого.
Если человек сам не определяет пребывание
в зоне ЧАЭС как событие в его жизни, то по окончании построения "автопортрета"
ему предлагается определить какое место на графике занимает этот период в его
жизни и к каким последствиям он привел.
Данные, которые были получены при
проведении методики "автопортрет психологический" (рис. 2), подтвердили
гипотезу о том, что факт участия в ликвидации аварии на ЧАЭС стал как бы отправной
точкой при изменении не только физического здоровья ликвидаторов, но и началом
их личностных изменений. Если до ухудшения здоровья жизнь воспринималась ими
преимущественно позитивно, то после возвращения из зоны ЧАЭС происходит резкий
скачок вниз, и график меняет свои координаты с позитивных на негативные. Причем,
испытуемые оценивают остаток своей жизни как циклы, включающие ухудшение здоровья
и нормализацию состояния, при этом практически никто из них не верит в свое выздоровление.
T.Cottle (1976), изучая жизненный
путь личности на разных возрастных этапах, пришел к выводу, что в норме 20–летние
люди указывают втрое больший диапазон будущего по сравнению с прошлым, тогда как
в более зрелом возрасте это соотношение уравнивается. Полученные результаты у
ликвидаторов свидетельствуют об опустошенности и бесперспективности их будущего.
Они считают период прожитой жизни вдвое большим, чем тот период, который
им остался прожить. Конструктивных планов на будущее испытуемые не строят, а
жизнь видится им как существование по "накатанной колее", где уже не
может быть ни личностного роста, ни достижения более высокого служебного положения.
При оценке планов на будущее упор делается лишь на то, что нужно вырастить детей,
дать им образование и уберечь от такой же участи, которая постигла их.
4.1.2.Личностные изменения (по данным ММРI и ТАТ).
С целью более углубленного выявления
анализа личностных изменений ликвидаторы были обследованы методом многопрофильного
исследования личности (ММРI), тематическим апперцепционным тестом (ТАТ).
Результаты, полученные при помощи
опросника ММРI, выявили своеобразную личностную структуру исследуемых.
Код профиля: 1** 82” 364’ 79– 05/F”LK/, его конфигурация (рис.3), сочетание высоких
показателей по 1 и 2 шкалам характерны для стареющих мужчин (Л.Н. Собчик, 1990
). Более того, усредненные профили 1 группы исследуемых ( 30–39 лет) и 2 группы
(40–46 лет) оказались идентичными. Анализ достоверности различий выборок при помощи
Т–критерия Стьюдента отверг гипотезу о том, что есть различия в структуре личности,
связанные с возрастом.
Из всех анализируемых личностных
профилей 86% были высокорасположены, имели равнозначные психотический и невротический
наклоны. Ведущими пиками профиля являлись 1 и 2 шкалы невротической триады.
Высокие показатели по 1 шкале (103 Т–балла) указывают на ипохондрическую симптоматику.
При этом ипохондричность усугубляется и приобретает характер сенестопатий, т.к.
пику 1 шкалы сопутствует пик на 8 шкале (94 Т–балла). Сочетание пиков 1,2,3 указывает
на присутствие механизма защиты по типу “бегства в болезнь”, при этом болезнь
выступает еще и как ширма, маскирующая стремление переложить ответственность за
существующие проблемы на окружающих, являясь как бы единственным социально приемлемым
способом оправдания своей пассивности. Подъем по 1 шкале сопутствует психосоматической
предиспозиции, а в данном профиле, который представляется в виде “зубчатой пилы”
ипохондрия выступает основной составляющей в структуре “ язвенного типа личности”
и отражает на психологическом уровне гастроэнтерологические проблемы, которые
характерны (согласно анамнезу) для всех испытуемых.
Высокие показатели по 2 шкале связаны
с ситуацией резкого разочарования после болезни или пережитых неудач, нарушающих
обычный ход жизни и перспективные в прошлом планы человека. Данный профиль характеризует
определенное состояние испытуемых, соответствующее депрессивным реакциям в рамках
адаптационного синдрома. Подъем по второй шкале, сочетающийся с пиком на 1 и повышением
по 3 шкалам, выявляет не только пониженное настроение в связи с соматическими
проблемами, но и личностные особенности: склонность к острому переживанию неудач,
волнению, неуверенности в себе, повышенной тревожности за свое состояние здоровья,
избыточной драматизации происходящих перемен в себе и в окружающем мире.
В ситуации стресса лицам с высокой
3 шкалой в профиле свойственны выраженные вегетативные реакции, тревога, функциональные
нарушения, вытеснение из сознания той негативной информации, которая является
конфликтогенной и наносит урон реноме личности и субъективному образу собственного
“Я”. Эти расстройства, дополняя друг друга, создают почву для психосоматических
заболеваний.
Высокие показатели по 4 и 6 шкалам
указывают на эксплозивный тип реагирования, свойственный профилю психопатических
личностей возбудимого круга с тенденцией к неконтролируемым агрессивным реакциям,
образованию сверхценных идей, определяя тип реагирования и поведенческие реакции.
Сочетание этих характеристик с чрезмерно высокими показателями по 8 шкале (94
Т–баллов), указывает на склонность к раздумьям, превалирующим над чувствами
и действенной активностью. Ситуация, субъективно воспринимаемая испытуемыми как
стресс, вызывает состояние растерянности и тревоги. Преобладающими защитными
механизмами является интеллектуальная переработка, уход в болезнь, в мир
мечты и фантазии.
Конфигурация профиля и показатели
по 4, 8 и 9 шкалам отражают эмоционально–личностный паттерн психопатической личности
экспансивно–шизоидного типа, что является свидетельством выраженной социальной
дезадаптации с антисоциальной направленностью интересов и поведения. У личностей
данного типа, как правило, имеется сложившееся убеждение в несправедливости и
враждебности по отношению к ним окружающих, выявляется фиксация на своем
соматическом и эмоциональном состоянии.
Имеет место тенденция к противодействию
всему инородному, чуждому, что вторгается как в духовный, так и в физиологический
мир пациента. Состояние дезадаптации, отражающееся в профиле повышением 7 шкалы,
характеризуется нарушениями сна, навязчивыми страхами, чувством растерянности,
беспокойства, ощущением надвигающейся беды. В структуре невротической симптоматики
выявляется свободно–плавающая тревога, тревожная депрессия с ипохондрическими
включениями, придающими ей своеобразную окраску. Повышение профиля по 1 шкале
выявляет усиление невротического самоконтроля и соматизацию тревоги , что сопровождается
снижением фона настроения. (Л.Н.Собчик, 1988).
Низкий, по сравнению с другими шкалами,
балл по 4 шкале выявляет ослабление поисковой активности в ситуации стресса. Защитный
механизм личности от избыточной тревоги является тенденцией к рационализации
психологического конфликта. Уровень нулевой шкалы отражает снижение социальной
активности, некоторую замкнутость, уход в мир своих переживаний и потерю душевного
равновесия. В обществе они легко тушуются, чувствуют скованность, нервничают,
легко теряются.
Данный контингент пациентов предъявляет
повышенные требования к среде, для них особенно важна щадящая социальная ниша,
щадящий подход. Все проблемы, в основном, решаются “уходом в болезнь“. Общество,
по их мнению, должно освободить их от ответственности и предоставить льготы.
Большинство испытуемых не верит в свое выздоровление, позитивные и негативные
периоды в своей жизни связывают только с колебаниями в состоянии своего здоровья.
Структура профиля личности ММРI позволяет
говорить об устоявшейся структуре отношений испытуемых к сложившейся ситуации,
о хронически протекающей психической дезадаптации, о состоянии общего стресса,
в котором задействованы различные защитные механизмы и напряжены множественные
компенсаторные функции психической деятельности, направленные на нивелировку дезадаптации.
Следует отметить так же, что у ликвидаторов
выявлены личностные черты, присущие лицам пожилого возраста: догматизм, инертность
мышления, ригидность, выраженная осторожность в межличностных контактах, дидактичность
и назидательность тона.
Анализ методом ТАТ показал,
что прошлое занимает очень большое место в жизни ликвидаторов. Они его расценивают
как наиболее значимый период своей жизни (его описание присутствует в 55,3% случаев).
Все испытуемые расценивают свое участие в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС
как важное событие в жизни, которое повлияло на их дальнейшую судьбу. Испытуемые
отмечали, что за 10 лет их здоровье значительно ухудшилось, частые болезни разрушили
привычный уклад их жизни и способствовали нарушению социальных связей, приводя
к дезадаптации в семье ( вплоть до ее распада) и на работе (снижение или утрата
профессиональных навыков, инвалидизация). И если в первые годы после аварии эти
люди испытывали сильную тревогу за свое здоровье и будущее, то спустя 10 лет в
их психическом статусе доминирует астения, депрессия, апатия.
Большинство исследуемых не представляют
своего будущего ( в 41,6% случаев будущее в рассказах отсутствует и в 26,8% —
присутствует условно). Пониженный фон настроения наблюдается у 70% испытуемых,
лабильный — у 17,4%, ровный — только у 12,6%.
В результате исследования у ликвидаторов
был выявлен катастрофический уровень конфликтности (68,4%), причем 42,6% из них
приходится на внешние конфликты, на втором месте конфликты, вызванные крушением
надежд (11,1% ). Обращает на себя внимание, что в 39% случаев конфликты локализованы
в социальной, а в 21,1 % — в семейной сферах и носят внешний характер. При этом
каждый второй из них воспринимается с агрессивной позиции, то есть человек склонен
к восприятию мира и окружающих его людей как враждебно настроенных против него.
Тема убийства звучит в 74% рассказов, что также подтверждает агрессивную позицию
исследуемых. Если соотнести эти данные с тем, что у больных выявлено отсутствие
умения конструктивно планировать свое будущее и нарушение интеллектуального контроля,
то налицо все предпосылки для формирования невротических механизмов психологической
защиты.
Наряду с этим, значительное место
в переживаниях больных занимают темы болезни и смерти (68,4% случаев). Пациенты
относятся к смерти спокойно, без страха. Некоторые видят в ней облегчение и говорят
о ней, как о чем–то обыденном. На этом фоне настораживает суицидальная готовность
этих лиц: тема самоубийства звучит в 21,1% случаев. Думая о выходе из сложившейся
ситуации, каждый четвертый видит его в суициде, а 32,3% — ощущают бессмысленность
окружающего мира. Вместе с тем у 26,3% обследуемых выявлено большое количество
страхов, среди которых беспокойство за свою жизнь превалирует. Окружающий мир
представляется им угрожающим, враждебным, разрушающимся, под обломками которого
можно погибнуть. Ярким примером такого мировосприятия является следующее описание
картины из теста:
Больной Г., 39 лет. В 1986 г. был
ликвидатором аварии на ЧАЭС. Неоднократно лечился в психосоматическом отделении
с диагнозом неврастения.
“Белые пятна — белая смерть появляется.
Темнота. Может ядерную бомбу кто кинул. Люди, которые все бегают и бегают. Хусейн
бомбу кинул, и они бегают в чем родились. Было: перестреляли всех, убили к черту,
как во Вьетнаме. Будет: темный лес будет. Если там оно все горит, то ничего хорошего
не будет: темные, сгоревшие леса, как в Чечне, Нефтекамске. Их бомбили, бомбили,
а жители убегали. Как в Чернобыле. Темные–темные леса.”
Каковы же способы преодоления трудных
ситуаций у пациентов помимо суицида? Интерпретация данных ТАТ позволяет констатировать,
что в подавляющем большинстве случаев испытуемые не всегда смогут продуктивным
путем преодолевать трудности и достигать успеха, планировать свои действия и ставить
осознанные цели, а также получать желаемые результаты (полная логическая цепочка
детерминант поведения личности в профессиональной сфере присутствует только у
21,1%).
Общее душевное состояние у исследуемых
ликвидаторов последствий Чернобыльской катастрофы спустя 10 лет после аварии характеризуется
ипохондричностью, усталостью, потребностью в отдыхе, желанием достичь личного
и социального благополучия, одиночеством. Вместе с тем, у них выявлена завышенная
самооценка, эгоцентризм со стремлением к лидерству, несоответствие между уровнем
притязания и реальными возможностями, завышен индекс агрессивности и проекции.
Практически у всех имеют место невротические механизмы психологической защиты,
среди которых доминируют механизмы вытеснения, рационализации, проекции и “бегства
в болезнь”. Выявлены также явные признаки кризиса середины жизни: нереализованность,
опустошенность, бесперспективность.
В сконструированном на основании полученных
клинических и психологических данных психологическом портрете ликвидатора техногенной
катастрофы особую тревогу вызывает то, что 68,4% среди них не видят своего будущего,
и их психологический возраст гораздо старше паспортного. А ведь средний возраст
обследуемых 39 лет! Проведенные нейрофизиологические и нейропсихологические исследования
аналогичного контингента испытуемых также выявили, что функциональный возраст
ЦНС гораздо старше биологического (А.Г. Нощенко, К.Н. Логановский, 1994). Этот
феномен чрезвычайно интересен и практически не освещен в литературе.
Резюмируя данные комплексных клинико–психологических
исследований, наряду с известными и многократно описанными клиническими и личностными
характеристиками ликвидаторов техногенной катастрофы выявлен ряд новых и ранее
не освещенных в литературе психологических феноменов.
· События, связанные с аварией на ЧАЭС, спустя 10 лет остаются самыми актуальными
в жизни ликвидаторов аварии,а у большинства исследуемых они происходят в психологическом
времени “сейчас”.
· Временная ориентация личности после пережитой техногенной катастрофы искажена:
деформирована длительность временных интервалов, психологическое прошлое трансформировалось
в психологическое настоящее и занимает слишком большое место в жизни .
· У всех исследуемых выявлена деформация картины жизни и изменение жизненной
перспективы.У них сужены “горизонт бытия” и зона психологического будущего,
психологический возраст ликвидаторов гораздо старше биологического.
· Будущее для ликвидаторов становится неопределенным, теряет свои четкие
очертания; в ряде случаев перспектива будущего разворачивается в оскудевшем виде,
не соответствует преморбидно сложившимся планам и ожиданиям. В этом состоит одно
из наиболее драматических для заболевшего противоречий новой жизненной реальности.
· Выход из сложившейся ситуации каждый четвертый из обследованных видит
в суициде, каждый третий не видит смысла жизни, а 40% ликвидаторов аварии на
ЧАЭС оценивали свою смерть как позитивное событие, которое принесет облегчение
и разрешит их жизненные проблемы.
· Психолого–психиатрический анализ показал, что у ликвидаторов имеют место
признаки кризиса середины жизни: нереализованность, опустошенность, бесперспективность.
· На второй стадии отношения к стресс–событию (ожидание возможных последствий
аварии в виде болезней и смерти)находится 50% исследуемых , на третьей (осознание
отдельных происшедших последствий) — 25% и лишь 25% на четвертой (чувство, что
последствия аварии исчерпаны). Среди исследованных нами больных не было выявлено
лиц, переживающих пятую или шестую стадии отношений к стрессу, то есть не было
лиц, для которых факт участия в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС утратил
актуальность, обесценился и не играл бы существенной роли в жизни .
Выявленные расстройства и психологические
проблемы указывают на необходимость долгосрочной психокоррекционной и психотерапевтической
работы с лицами, пережившими техногенные катастрофы не только традиционными методами,
достаточно полно освещенными в многочисленных исследованиях, посвященных этой
проблеме, но и методами, направленными на коррекцию временной перспективы личности
и ее жизненного пути .
Социальные последствия болезни, среди
которых важнейшими являются изменения профессионального и семейного статуса человека,
переход на инвалидность, в связи со снижением уровня трудоспособности, длительное
стационарное лечение, меняющее привычное социальное окружение, изменяет весь психический
облик пациента и его временную ориентацию. Изменение эскиза будущего — одна из
наиболее существенных характеристик новой, складывающейся в условиях болезни,
социальной ситуации развития. Поэтому, для проведения успешной реабилитационной
работы с пациентами, пережившими техногенные катастрофы, психокоррекция и психотерапия
их временной и жизненной перспективы является первостепенной задачей.
Каждая психотерапевтическая школа
ориентирована на определенную временную модальность и отдает предпочтение либо
прошлому, либо настоящему, либо будущему пациента. Психоаналитически ориентированные
терапевты ищут корни психических и поведенческих расстройств в прошлом клиента
и экстраполируют проблемы детства на настоящее. Психотерапевты экзистенциально–гуманистического
направления работают в модальности настоящего. Особенно ярко это выражено в гештальттерапии
и групповой терапии, где пациента учат осознавать свои чувства и действовать
“Здесь и сейчас”. Психотерапия, ориентированная на реконструкцию будущего (F.T.Melges,
1982), îïåðèðóåò êàòåãîðèÿìè
áóäóùåãî è íàñòîÿùåãî..
Укороченная и бессвязная будущая
временная перспектива ликвидаторов аварии на ЧАЭС, чрезмерная насыщенность их
прошлого психологическими травмами, не потерявшими своей актуальности и в настоящем,
делает более перспективной психотерапевтическую работу с настоящим и будущим личности,
чем “погружение” в ее прошлое.
Автор концепции реконструкции будущего
американский психотерапевт Фредерик Мелджес выдвинул гипотезу, противоположную
утверждениям психоаналитиков. Он говорил, что “будущее влияет на настоящее” и
разработал “психотерапию, ориентированную на реконструкцию будущего” (ПОРБ). Анализируя
особенности этой терапии, В.С. Хомик (1993) отмечает, что ПОРБ наиболее перспективна
для” выработки у пациентов подлинной идентичности, что позволяет им овладеть набором
конструктов о собственном “Я”, служащих надежным проводником в будущее, а также
стать менее уязвимым перед напором травматических отголосков прошлого”.
Показаниями к применению ПОРП являются
:
· заниженная самооценка
· недостаточно прочное чувство собственной идентичности личности или кризис
идентичности
· невротические состояния
· наличие психопатических черт (при хорошей мотивированности пациентов)
· зависимое поведение
· искажение будущей временной перспективы
· наличие в прошлом выраженных психотравмирующих ситуаций, переживаемых
человеком в “психологическом настоящем”
· кризисы жизненных периодов (особенно середины жизни).
ПОРП базируется преимущественно на
принципах футурирования и временной организации. Самофутурирование — это процесс
визуализации будущих возможностей и перенесение ожидаемых картин будущего в психологическое
настоящее пациента, что позволяет ему делать выбор относительно становления собственного”Я”.
Естественно, что наиболее продуктивна работа с пациентами, легко визуализирующими
образы.
Коррекция временной организации осуществляется
посредством следующих приемов:
1. Обратная связь.
2. Соединение образов с прошлым
3. Использование наличных факторов среды для напоминания об образах
будущего
4. Репетиции будущего (относительно близкого и отдаленного).
Репетиции будущего могут осуществляться
посредством составления будущей автобиографии, ролевых игр времен, психодрамой
будущего. ПОРП может комбинироваться также с семейной и групповой терапией.
Психотерапия, ориентированная на реконструкцию
будущего, перспективна для коррекции не только временной деформации личности,
но и при кризисах середины жизни( особенно при ощущении бесперспективности и опустошенности),
которые были отмечены практически у всех ликвидаторов аварии на ЧАЭС.
В заключении необходимо отметить,
что в данной главе мы сделали акцент на специфических особенностях жизненной
перспективы и временной ориентации ликвидаторов аварии на ЧАЭС и их коррекции.
Естественно, что их коррекция и терапия не могут ограничиваться только психотерапией,
ориентированной на реконструкцию будущего.Необходим весь комплекс психофармакологических
и психотерапевтических долгосрочных программ. Естественно, также, что проблемы
ликвидаторов не ограничиваются только деформацией жизненной и временной перспективы:
они гораздо глубже и драматичнее. Их невозможно решать без знания основ суицидологии
и танатологии, которые будут изложены в последующих главах.
|
