|
Оп.:Священное тело короля. М.: Наука, 2006.
Номер страницы перед текстом на этой странице.
В Описи А в сборнике №20154.
В знаменитой книге о «двух телах короля»1 Э.Х. Канторович почти все внимание уделил «второму» телу государя — вездесущему, неподвластному болезням и слабостям, бессмертному и блистательному. «Первое» тело правителя его совсем не занимало — ведь согласно учениям юристов Средневековья и раннего Нового времени, оно мало чем отличалось от тел обычных смертных. Однако взгляд этах правоведов не претендовал на всеохватность: они вовсе не стремились подробно описать свойства природного тела государя, их заботило лишь то, как бы точнее провести различие между ним и его же политическим телом. Соответственно, в их трудах вопрос об отличии собственно телесности государя от телесности прочих смертных почти не ставился.
Между тем такие отличия, конечно же, имели место. Они состояли и в том, что королевской крови присущи совершенно особые свойства, и в том, что помазание делает тело короля неприкосновенным (в соответствии с библейским «Не прикасайтесь к помазанным моим» — Пс. 104: 15), и даже в том, что на теле истинного государя должны, пожалуй, иметься особые природные знаки (суждение хотя распространенное, но далеко не общепризнанное, особенно в ученых кругах). При всей увлекательности этих сюжетов в дальнейшем речь здесь пойдет несколько об ином: вследствие того, что тело государя — это самый сильный и «естественный» изо всех символов власти2, с ним порой осуществляются особые действия, которые телам обычных смертных испытывать не приходится никогда. Ведь то же самое помазание (отвлекаясь от его сакрального смысла) представляет собой процедуру, совершаемую именно над телом  государя — ему помазывают священным елеем голову, руки, спину, грудь... (Кстати, телесное начало, обладающее в христианской культуре некоторой двусмысленностью, при «пересечении» с высокой религиозной символикой могло создавать непростые ситуации — например, когда требовалось помазать грудь королевы.) (илл. la —b). Даже смерть не освобождала уже
191
бездыханное тело государя от его «обязанностей» — наоборот, она вызывала новую серию ритуальных воздействий на него3.
Ниже речь пойдет, впрочем, о теле государя, еще отнюдь не расставшегося с этим светом, но, напротив, полного жизни и сил, только-только восходящего на престол. Дело в том, что королю Германии (носившему титул короля Римского) приходилось участвовать в несколько странной, на нынешний взгляд, церемонии. Пожалуй, ее можно считать самой странной изо всего необычно длинного (даже для Средневековья) ряда символических процедур, который в XIV —XV вв. требовалось пройти германскому королю, чтобы получить, наконец, вместе с императорским титулом полную легитимацию собственной власти. Завершалась эта цепочка ритуалов коронацией в Риме, а вот начиналась как раз с того самого действа, которому посвящена настоящая статья.
Как известно, в Германии после поражения Штауфенов окончательно возобладал принцип, по которому королевская власть не переходила по наследству от одного представителя какой-либо династии к другому, а передавалась тому, кого всякий раз избирали князья-курфюрсты. Группа из семи князей, имевших право избирать короля, была окончательно определена в «Золотой булле» императора Карла IV (1356)4, но более или менее сложиться она успела, похоже, примерно на полвека раньше. В той же самой «Золотой булле» подробно описываются (и тем самым регламентируются) различные процедуры, связанные с избранием нового государя. Почему-то авторы этого документа ни словом не упомянули о действии, которое им должно было быть хорошо известно: после успешного завершения выборов курфюрсты подводили нового короля к алтарю, поднимали его на руках и... усаживали прямо на престол, лицом к присутствующим, спиной к образам.
192
Алтарь едва ли не во всех религиях — место священное, где особенно сильно ощущается присутствие божества, ведь здесь человек вступает с ним в контакт в акте принесения жертвы5. Христианство изменило характер жертвы, но отнюдь не отношение к алтарю (во всяком случае до появления протестантизма). Перед алтарем встают на колени и падают ниц, к нему простирают руки, его украшают и обтирают драгоценными маслами. Касаться алтаря можно лишь почтительно, в определенных случаях его положено целовать. Осквернение алтаря — это кощунство и оскорбление не только святых, чьи мощи присутствуют в каждом алтаре, но и самого Бога. Попытка усесться на алтарь воспринималась бы сегодня в церквах большинства конфессий как осквернение священного места. Почему же в Средневековье — эпоху, вроде бы, куда более чуткую ко всему религиозному, чем нынешняя, — дело обстояло судя по всему совсем иначе? Ведь трудно поверить, чтобы государь Священной Римской империи, как и ее высшие князья (среди которых особым влиянием пользовались, кстати, как раз церковные иерархи), публично совершали бы кощунства. Однако, чтобы понять, какими идеями они руко-
193
водствовались, что за смысл нес в себе странный обряд и как он возник, пришлось провести настоящее расследование. Хотя считать завершенным его еще рано, некоторые результаты уже могут быть представлены6.
Редчайший случай: первое же сохранившееся упоминание о практике «усаживания на алтарь» германского государя сопровождается весьма выразительной иллюстрацией, не оставляющей никаких сомнений в том, что именно имеется в виду (илл. 2). Собственно само это упоминание представляет собой не более чем подпись к миниатюре из богато иллюминированного кодекса, выполненного по заказу младшего брата императора Генриха VII Люксембурга курфюрста Балдуина, архиепископа Трирского: «В том же [130]8 году избранный [королем Генрих VII Люксембург] помещен семью [князьями-]избирателями на алтарь»7. На предыдущей странице изображены семь курфюрстов (среди них и сам Балдуин), договаривающиеся между собой о том, кто будет их избранником. Сразу же после сюжета с «усаживанием на алтарь» следует коронация Генриха VII Люксембурга и его супруги в Ахене. Тем самым логическое место сцены с усаживанием на алтарь определено автором кодекса (созданного в Трире около 1340 г.) недвусмысленно: после избрания, но до коронации. В цепочке «визуального повествования» она по сути дела и обозначает сам акт избрания государя.
Занятно, что на миниатюре «усаживают» короля, вопреки подписи, не все семь курфюрстов сразу, а лишь двое князей. Красные шапочки на их головах выдают в них архиепископов. (Не исключено, что один из этих двух курфюрстов — не кто иной как Балдуин Трирский, и тогда понятно, почему эта сцена попала в кодекс.) Третий архиепископ и четверо светских «элек-торов» стоят по сторонам, наблюдая за происходящим вместе с прочими князьями и рыцарями. Алтарь изображен как не очень высокий, но зато довольно длинный «стол». Руки короля сложены в характерном жесте, выражающем в средневековой иконографии благочестивую покорность судьбе. Художник дает тем самым положительную характеристику своему герою: тот сам не рвется к власти, обуянный гордыней, но принимает ее со смирением как волю Божью. Относительно места действия известно, что избрание Генриха VII состоялось во Франкфурте-на-Майне, скорее всего в монастыре доминиканцев, но там ли должны были его усадить на алтарь, сказать трудно. Интерьер какого храма столь скупо обозначил художник, остается только догадываться.
194
Официальный протокол выборов ни словом не упоминает об усаживании Генриха на алтарь. Сразу же после голосования и утверждения его результатов (как сказали бы мы сейчас) курфюрсты «громкими голосами» поют Те Deum laudamus. Потом они ведут Генриха, выразившего (надо полагать, еще до пения) готовность принять избрание, в монастырскую церковь. (Сами выборы проходили, вероятно, в рефектории или каком-то ином помещении.) В храме итоги выборов были «торжественно объявлены клиру и народу»8. Следует ли исходить из того, что «усаживание на алтарь» было как раз ни чем иным как формой «торжественного объявления»?
Следующего Римского короля, Людвига IV Баварского, князья избрали в 1314 г. в окрестностях Франкфурта. По их собственным словам, они завершили избрание пением Те Deum — опять-таки «громкими голосами» — после чего объявили «клиру и народу» результаты избрания. Затем они сопроводили нового короля во Франкфурт, ввели его в главный храм города, церковь св. Бартоломея, и «с соблюдением всех обычных церемоний» посадили его на «большой алтарь», снова исполнив при этом Те Deum. Характерно, что курфюрсты ссылаются при этом на некое «давнее обыкновение»9. К такого рода отсылкам нынешние историки относятся, я бы
195
сказал, цинично — в зависимости от того, что лучше подходит для их концепций. Либо указание источника на «давний обычай» принимается якобы с простодушной доверчивостью, либо же, напротив, оно обесценивается или даже превращается в свою противоположность скептическим замечанием исследователя о том, что ссылками на традицию средневековые авторы часто оправдывали самые свежие нововведения. Встав на первую точку зрения, надо будет признать, что уже Генриха VII усаживали все-таки в церкви св. Бартоломея, даже если и избирали у доминиканцев; встав же на вторую, придется, напротив, утверждать, что до Людвига IV ни одного короля на алтарь главного храма Франкфурта не сажали.
Источниковедческую ситуацию можно при желании еще больше затемнить, допустив, что выражение «давнее обыкновение» относилось только к процедуре усаживания, но отнюдь не к месту, где оно осуществлялось. Ее можно и окончательно запутать, напомнив, что Трирский кодекс иллюминировали только около 1340 г., т.е. уже после коронации Людвига Баварского. Теоретически художник мог ретроспективно перенести на Генриха VII обычай, введенный только при Людвиге IV, ведь современные Генриху источники не сообщают ни о каком усаживании на алтарь. Набравшись скепсиса, можно вовсе вычеркнуть эпизод с Люксембургом, но смысла в этом мало, поскольку необходимость искать решение проблемы о смысле «усаживания на алтарь» не исчезнет, ведь уж во всяком случае в случае с Людвигом IV этот странный ритуал достаточно хорошо отражен в текстах, чтобы оставлять сомнения в том, что он действительно имел место.
В последующие десятилетия и даже столетия процедура усаживания нового государя на алтарь упоминается постоянно — едва ли не при каждой очередной смене на престоле. Случались и такие отклонения от обычая, которые лишь подчеркивали, насколько прочно он укоренился. Так, в 1411 г. на алтарь посадили не короля Си-гизмунда Люксембурга, отсутствовавшего во Франкфурте, но его представителя10, а в 1438 г. на месте не случилось никаких посланцев от только что избранного Альбрехта II Габсбурга, и именно потому усаживание на алтарь в тот раз совсем отменили11.
С XIV и до XVII в. коллегия курфюрстов заседала, как правило, в храме св. Бартоломея и потому на его главном алтаре довелось посидеть большинству германских королей. Что предшествовало процедуре «усаживания», хорошо описано в протоколе избрания Максимилиана I Габсбурга в 1486 г.
В алом плаще, подбитом горностаем, и с австрийской «герцогской шапкой» на голове Максимилиан дожидается решения князей-избирателей, стоя в алтарной части храма, недалеко от входа в комнату, где заседали курфюрсты. Наконец, будущего короля приглашают войти в «конклав», чтобы объявить ему итог выборов
196
(известный, впрочем, всем уже загодя) и просить его согласиться с избранием. Максимилиан на коленях принимает эту честь. Затем нового государя ведут к главному алтарю в процессии, порядок которой отвечает церемониальным требованиям «Золотой буллы» 1356 г. Перед алтарем все преклоняют колени, пока епископ и каноники храма св. Бартоломея поют псалмы и читают кол-лекту. После ее окончания короля поднимают и усаживают на алтарь. Раздается Те Deum в сопровождении органа, причем «трубят все трубы» (надо полагать, все-таки не в самой церкви, а за ее стенами)12.
«Усаживание на алтарь» стало прочной франкфуртской традицией, вошло в чины избрания короля, но при переносе выборов в 1653 и в 1690 гг. из Франкфурта в Аугсбург обряд выполнялся и на новом месте. Правда, в первом из этих двух случаев он был изменен до неузнаваемости и лишен былой экзотики: для нового короля Фердинанда IV просто поставили кресло перед алтарем. Однако в 1690 г. двое курфюрстов усадили Йозефа I как и встарь на алтарь — в аугсбургском храме свв. Ульриха и Афры. То был самый последний случай «усаживания на алтарь» германского короля. Обычай, практиковавшийся без малого четыреста лет, прекратился раз и навсегда.
Поскольку миниатюра из кодекса Балдуина Трирского и сообщения о выборах королей Римских в XIV — XV вв. известны давно, естественно, что обряд усаживания на алтарь не мог остаться незамеченным историками. Однако они долго ограничивались туманными указаниями на древние германские корни этого обычая, якобы восходившие еще к ритуалу подъема вождя на щит. Кроме того, он наверняка должен быть родственен германским же обрядам возведения скандинавских конунгов на камень или трон. (О сходных обычаях у кельтов, лучше всего известных в связи с «королевскими» камнями в Сконе и Тане, немецкие авторы в этом контексте, кажется, не упоминали.) К числу близких параллелей следует, наконец, отнести и случай 1298 г., когда сразу после избрания немецкого короля Альбрехта I его усадили на коня, покрытого драгоценной тканью, спев при этом гимн «Тебе Бога хвалим»13. Общие рассуждения такого рода (встречающиеся порой, как ни удивительно, даже в литературе недавнего времени) не представляют большой ценности. Примеры «физического», пространственного «возвышения» нового правителя можно сейчас приводить тысячами со всех концов света, но специфику интересующего нас обычая они не проясняют ни в малейшей степени. Историю серьезного изучения вопроса следует поэтому начинать не с таких давних поисков «общегерманских параллелей», а только с небольшой диссертации некоего Фрица Ригера, опубликованной в 1885 г. 14
197
Ф. Ригер пошел единственным путем, дававшим шансы найти истолкование обряда «усаживания на алтарь» — путем выявления и каталогизации случаев его исполнения. Поскольку никакие иные светские государи, помимо королей Римских, на алтарях вроде бы не сиживали, Ф. Ригер стал разыскивать эпизоды, в которых фигурировали князья духовные. И действительно, ему удалось найти в источниках упоминания 16 случаев усаживания на алтарь германских епископов и архиепископов в промежутке между 1341 и 1652 гг.15 Кроме того, обнаружился один случай в Риме: в 1458 г. после избрания папой Энеа Сильвио Пикколомини (Пия II), его дважды усаживали на алтарь16. Эта практика закрепилась в церемониальных книгах папского двора и соблюдалась в Риме по меньшей мере вплоть до начала XIX в.
 На основании собранного им материала Ф. Ригер делает следующие выводы. Во-первых, безусловно существует некая связь между усаживаниями на алтарь королей, с одной стороны, и епископов — с другой. Во-вторых, обряд усаживания на алтарь епископов является производным от обряда усаживания на алтарь королей, это «его копия на церковной почве»17. В-третьих, Энеа Сильвио, немало времени проработавший секретарем у императора Фридриха III, имел возможность наблюдать обряд в епископских резиденциях Германии и затем успешно перенес его на римскую почву. (Ф. Ригер признает, что обычно германский епископат перенимал традиции из Рима, а не наоборот, но полагает, что из этого правила должны были случаться исключения, и мы имеем дело как раз с одним из них.) Наконец, в-четвертых, Ф. Ригер объясняет происхождение и смысл обряда. Он возникает впервые именно при избрании Генриха VII, «вероятно под воздействием случайных обстоятельств»18. «Обстоятельства» же состояли в том, что новоизбранного короля необходимо было показать народу, представить его собравшимся. Подъем на алтарь был актом publicatio — оглашения результатов состоявшихся выборов19. (В этом месте легко угадать, что автор исследования — не католик, а протестант и диссертацию представлял не в Мюнхенском или Фрайбургском университете, а именно в Берлинском. Трудно представить себе католического историка, трезвомыслящего до такой крайней степени, чтобы редуцировать все значение церковного алтаря до роли «возвышенного пункта», с которого короля удобно «показывать собравшимся»20. Вопросом о том, уместно ли доброму христианину вообще восседать на алтаре, да еще и при возведении на царство, Ф. Ригер вообще не задается.)
Если, согласно Ф. Ригеру, первое усаживание на алтарь (Генрих VII) было чистой воды актом publicatio, то уже при втором исполнении того же обряда (Людвиг IV) его исходный смысл был утрачен — ведь, согласно источникам, короля сначала усажива-
198
ли на алтарь внутри храма св. Бартоломея, а лишь затем представляли народу под открытым небом на кладбище перед храмом21. Так, мгновенно лишившись исходного значения и превратившись в самостоятельную церемонию, усаживание на алтарь и закрепилось на века. Некоторые епископы из честолюбия решили подражать королю, так что рецепция ими практики усаживания на алтарь тоже может рассматриваться по большому счету как случайность.
Забегая вперед, замечу, что ни с одним из выводов Ф. Ригера согласиться нельзя — за исключением самого первого: действительно, наличие связи между королевским и епископским обрядами «усаживания на алтарь» не вызывает сомнений. Однако то, что их взаимозависимость можно трактовать не так, как Ф. Ригер, а в совершенно противоположном смысле, показал еще М. Крамер в 1905 г. Исходя не из хронологии свидетельств, а из морфологии обряда, он решил, что это короли должны были позаимствовать его из ритуала церковных выборов, а не наоборот, епископы у королей22. Однако против М. Крамера говорило то, что первое «усаживание короля» состоялось существенно раньше, чем первое известное усаживание епископа.
Заслуга страсбургского историка Медарда Барта (1964 г.) состоит прежде всего в том, что ему удалось найти много до него не известных случаев усаживания на алтарь и выявить новую группу «усаживаемых» — это аббаты и аббатисы. (Что может быть кощунственнее, чем вид женщины, усевшейся на алтаре?) М. Барту до сих пор принадлежит важный «рекорд»: он нашел самый ранний из известных ныне случаев «усаживания на алтарь» (об источниковедческих трудностях, связанных с этим эпизодом, — чуть ниже). Концепция М. Барта строго противоположна концепции Ф. Ригера, несмотря на то, что с диссертацией последнего он, судя по его ссылкам, как ни странно, так и не познакомился (или же как раз вследствие этого?) Согласно М. Барту, германские короли, вероятно, переняли обычай усаживания на алтарь у римских пап23. Алтарь же представляет собой «христианскую замену щита»24 — тут М. Барт неожиданно возвращается к романтической гипотезе о происхождении «усаживания на алтарь» от давнего обряда подъема вождя на щит (правда, публикуя статью в эльзасском журнале, он предпочел назвать этот обряд не «германским», а «раннемеро-вингским»). Каким образом папы римские оказались наследниками древнегерманских вождей, М. Барт, к сожалению, не разъяснил. Зато он нашел случай с усаживанием на алтарь папы римского в 1378 г., т.е. задолго до Пия II, хотя все равно намного более поздний, чем эпизод с Генрихом VII.
В статье Райнхарда Шнайдера (1995 г.) усаживание епископа на алтарь поставлено в один ряд, во-первых, с повсеместно распрост-
199
раненным обрядом интронизации новоизбранного епископа и, во-вторых, с одним куда более редким обыкновением (соблюдавшимся, например, во французском Осере), когда светские вассалы несли на плечах кресло с новым епископом от места его избрания в кафедральный собор. В «возвышении» (exaltatio) средневекового правителя следует видеть не только выразительную метафору, но и вполне определенное физическое действие — это соображение Р. Шнайдера само по себе совершенно справедливо, но вряд ли оно много дает для понимания смысла сцен с усаживанием на алтарь. Не отрицая в обряде «усаживания» мотива демонстрации нового епископа собравшимся, Р. Шнайдер, в отличие от Ф. Ригера, отказывается считать этот мотив основным. По его мнению, главный смысл церемонии состоит в том, чтобы подчеркнуть необратимость избрания: «если избранник не упадет с алтаря, не слетит с него или еще как-нибудь не нанесет себе вреда, то состоявшиеся выборы считаются правовым актом, вступившим в силу»25. Частью испытания оказывается по Р. Шнайдеру и гимн Те Deum: задача избранника усидеть на алтаре, пока его исполняют (а ведь Те Deum пели порой и дважды).
Трактовка обряда усаживания на алтарь как своего рода ордалии представляется весьма заманчивой, но ее обоснование у Р. Шнайдера оставляет желать лучшего. Он приводит тут всего-на-всегстодин страсбургский эпизод 1439 г., когда члены капитула избрали своим епископом настоятеля собора, уже выжившего из ума, и посадили его на алтарь, «надеясь удержать его там силой»26. Вряд ли этого, безусловно весьма занятного, случая, к которому нам еще предстоит вернуться, достаточно для столь далеко идущих выводов. Наконец, Р. Шнайдер полагает, что обычай усаживания на алтарь «концентрируется» по верхнему и среднему течению Рейна27.
Последний тезис вызывал сомнение уже в силу того, что еще Ф. Ригер указал на случай усаживания епископа на алтарь в далеком от берегов Рейна Аугсбурге. Но совсем отказаться от него приходится после того, как стали обнаруживаться и другие епископские резиденции, где было принято сажать нового предстоятеля на алтарь. Автору этих строк удалось найти описание «усаживания на алтарь» в Хальберштадте (1480 г.)28, а коллеге из Байройта Дитеру Вайсу — проследить аналогичную традицию в Бамберге, отражаемую источниками с 1421 г.29 Он же (правда, уже после К. Шрайне-ра, о чьей статье чуть ниже) указал на наличие сходного обряда в соседнем Вюрцбурге, ссылаясь на старинное исследование Игнаца Гроппа. И. Гропп называет два таких случая в Вюрцбурге, относящихся к 1519 и 1540 гг.30 О том же, что вюрцбургских епископов усаживали на алтарь еще в XV в., ясно говорит обнаруженное мной свидетельство. Как записано в хронике совета города Вюрцбурга,
200
избранный в 1495 г. молодой (ему тогда не было и сорока) епископ сам запрыгнул на алтарь св. Килиана, не дожидаясь помощи каноников31. Кстати, аналогичный случай в Страсбурге 1506 г. также был отмечен местным хронистом: двое каноников уже взялись было подсадить избранного на алтарь, но тот был «статным человеком» и сам на него вскочил32. (Вряд ли здесь дело только в молодости и статности двух епископов из Вюрцбурга и Страсбурга. Их прыжки, вполне вероятно, носили «программный» характер: забираясь на алтарь без помощи каноников, они хотели подчеркнуть свою самостоятельность по отношению к избравшим их соборным капитулам.)
Итак, теперь доказано, что по крайней мере с XV в. обряд «усаживания на алтарь» практиковался отнюдь не только в Рейнской области, но еще как минимум вдоль всего Майна, а также в тю-рингском Хальберштадте и баварском Аугсбурге. Не вызывает сомнений, что со временем историки обнаружат и другие епископские резиденции, где соблюдался этот странный обычай.
На статье Д. Вайса список известных мне работ, специально посвященных обряду усаживания на алтарь, исчерпывается. Однако еще в целом ряде публикаций на иные темы делаются те или иные полезные для нас наблюдения. Так, Сабина Жак затронула тему «усаживания на алтарь» в связи с историей гимна Те Deum lau-damus и даже обнаружила один случай, относящийся к папе римскому (который она приняла за самый ранний, поскольку не была знакома со статьей М. Барта)33. Курт Андерманн нашел в архиве несколько новых случаев усаживания на алтарь епископов Шпай-ерских. Кстати, в Шпайере епископов усаживали на алтарь дважды — сначала сразу после выборов, а второй раз при торжественном въезде в город. Первое служило, согласно К. Андерманну, «очевидно, утверждением состоявшегося избрания», второе же вероятно представляло собой «вступление во владение» епископством и «демонстрацию в кафедральном соборе» власти нового епископа34. Клаус Шрайнер35 указал, во-первых, на уже упоминавшийся эпизод из Вюрцбурга 1519 г.36 и, во-вторых, на миниатюру со сценой усаживания архиепископа Трирского в 1511 г. из неопубликованной «Huldigungsbuch» трирского княжеского секретаря Петера Майера из Регенсбурга37 (илл. 3). Общий обзор всех известных на сегодняшний день случаев подъема на алтарь епископов, настоятелей и настоятельниц монастырей, а также римских пап представлен в трех таблицах в Приложении. Из него видно, как постепенно накапливалась та фактологическая база, на основании которой только и можно пытаться строить какие-то теории о роли и функции обряда.
Теперь следует внимательнее приглядеться к тому, как именно епископов поднимали на алтари. Для примера опишем несколько
201
Илл. 3: Усаживание на алтарь архиепископа Трирского в 1511 г.
202
не публиковавшихся до сих пор случаев из трех различных мест — Хальберштадта, Трира и Сьона.
Ситуация в Хальберштадте сложилась не совсем типичная: местные каноники приняли весьма многообещающее решение избрать своим епископом сына саксонского герцога, еще в возрасте 11 лет постулированного архиепископом Магдебургским. В 1479 г. юный Эрнст II (1464— 1513) принимает хальберштадтскую кафедру, несмотря на то, что он, с одной стороны, уже считается архиепископом Магдебургским (архиепископством управляет его дядя герцог Альбрехт), а с другой — еще не принял священнического сана, не говоря уже о посвящении в епископы (первое случится в 1485 г., а второе — в 1489 г.)38 Документ, отразивший усаживание Эрнста на хальберштадтский алтарь, относится к тому виду источников, который крайне редко используется в исследованиях на «конституционные» темы. Это частное письмо герцога Эрнста Саксонского, сопровождавшего в 1480 г. сына в Хальберштадт, герцогине Маргарет — матери Эрнста-старшего и бабушке Эрнста-младшего.
Члены соборного капитула и городского совета Хальберштадта встречают своего пятнадцатилетнего епископа за полмили от городской черты и торжественно провожают его в город. Перед юным Эрнстом несут прецессионный крест («как носят перед кардиналами и легатами» — любуется отец), а за крестом — еще и меч39. Как только оба Эрнста оказываются на площади перед собором, им навстречу выходит «красивая процессия» каноников, которые и вводят Эрнста-младшего внутрь храма. «И когда они поставили его перед одним алтарем у входа в хор (т.е. алтарную часть. — М.Б.), достойно украшенным коврами, шелковыми подушками и иным, положили они нашего любезного [сына] перед этим алтарем на подушки перед собой, пропели над ним некоторые песнопения и прочли над ним коллекту. По окончании этого они подняли нашего любезного [сына], [ввели его] в алтарную часть, подвели к главному алтарю и усадили нашего любезного [сына] на него, и [стали] петь громким голосом Те Deum laudamus. И пока они пели, наш любезный [сын] все время сидел на алтаре, а когда гимн кончился, нашего любезного [сына] спустили с алтаря и проводили до его пристанища»40. (На этом процедура введения в должность еще не закончилась: на следующий день с утра после торжественной литургии Эрнста-младшего отвели в зал заседаний капитула «может, для того, чтобы, как положено, взять с него клятву, — [не знаю], потому что нас там не было»41, — пишет отец.)
Из этого рассказа понятно, что в Хальберштадте было принято усаживать на алтарь нового епископа при его торжественном въезде в город. Подняли ли бы каноники Эрнста-младшего на алтарь,
203
если бы он присутствовал еще при своем избрании несколькими месяцами ранее, остается только догадываться.
В трирских документах хорошо отразился как раз другой вариант «усаживания на алтарь» — сразу после выборов. Кроме того, в протоколе 1511 г. ясно говорится о смысле этого действия — как его понимали современники. После успешно закончившихся выборов «господин декан и [члены] капитула, держа горящие восковые свечи, а за ними и избранный [епископ] в ризе каноника, тоже держа горящую восковую свечу, прошли из зала капитула к алтарю. И в качестве правильного и истинного знака того, что он [является] будущим архиепископом и по праву должен стать правящим государем архиепископства и курфюршества, [каноники] посадили избранного на алтарь и тем самым передали ему указанное право владения — с большой радостью и почтением. Тут зазвонили все колокола города Трира, а для еще большей радости и совершенного торжества» зазвучал гимн Те Deum laudamus в сопровождении органа42. Именно это избрание иллюстрирует миниатюра из книги Петера Майера.
Трирское свидетельство 1531 г. добавляет новые штрихи и чуть иначе расставляет акценты. Прежде всего один из каноников выходит из зала капитула и объявляет собравшейся в соборе пастве имя избранника. Сразу после этого новоизбранного в процессии ведут к алтарю. В руке у него горит свеча. Как только его сажают на алтарь, хор в сопровождении органа начинает петь гимн Те Deum. Тотчас после окончания гимна каноники усаживают избранного снова, но теперь уже на обычное епископское место и тем самым передают ему «владение» (т.е. вводят во владение архиепископством)43. В этой сцене смысловой центр тяжести явно несколько сместился: передача власти связывается не столько с усаживанием на алтарь, как в предыдущем известии, сколько с усаживанием в епископское кресло — на кафедру.
В поисках новых случаев «усаживания на алтарь» я натолкнулся в бернской «Бургербиблиотек» на копии актов избрания в середине XV в. двух епископов Сьона — города, лежащего в нынешнем (преимущественно франкофонном) швейцарском кантоне Валлис44. Сьон (в немецкой традиции Зиттен) — епископство старое, возникшее еще в VI в. и входившее с рубежа VIII и IX вв. в церковную провинцию Тарантэз. Епископ Сьона считался с X в. вассалом императора и носил с XIV в. гордый светский титул «графа и префекта Валлиса»45. Тем не менее, епископам Сьона (как и архиепископам Тарантэза) лишь с большим трудом удавалось противостоять стремлению графов Савойских установить контроль и за Вал-лисом и за архиепископством.
В двух грамотах речь идет об избрании епископом некоего Генриха Эсперлина46 в 1451 г. Первая представляет собой нотари-
204
альный инструмент о ходе избрания (этот документ уже публиковался47), вторая же — составленный на его основе официальный «отчет» для папы. Согласно первой из них, после избрания Генриха Эсперлина члены капитула, как и положено, обратились к нему с просьбой принять их решение. Тот сказал, что даст свой ответ позже (он сделает это день спустя, сопроводив непростыми условиями). Тем не менее его тотчас же «в соответствии с обычаем Сьонской церкви» торжественно «приняли» и в процессии повели к главному алтарю сьонского собора Нотр-Дам. Зазвучал торжественный гимн Те Deum laudamus и колокольный звон, знаменующие радость от избрания нового пастыря и епископа. После его окончания каноники продолжали петь гимны и молитвы в алтаре. Декан же Ансельм от их имени торжественно объявил результаты выборов народу, что вызвало, разумеется, всеобщее ликование48. Вторая грамота дополняет первую в одной детали: после того как каноники отвели под торжественную мелодию Те Deum и колокольный звон Генриха к алтарю, «мы возвели на трон указанного избранника в соответствии с обычаем Сьонской церкви»49. Ни о каком усаживании на алтарь здесь не говорится ни слова.
После ранней кончины Генриха Эсперлина в 1457 г. капитул избрал на его место Вальтера Суперсаксо, оказавшегося одним из самых значительных предстоятелей за всю историю епископства50. При голосовании Вальтера не было: лишь четыре дня спустя он прибыл в Сьон, чтобы в церкви св. Феодула принять свой сан. В присутствии не только капитула, но и примерно тысячи человек со всего диоцеза Вальтер соглашается с избранием. Тотчас же каноники, простые клирики, городские нобили и иные «патриоты и диоцезаны» обратили к нему хвалитвы и выражения благодарности; в знак радости они стали звонить во все колокола и, распевая гимн Те Deum laudamus, отправились процессией к Нотр-Дам, где в соответствии с обычаем Сьонской церкви нового епископа посадили на главный алтарь («super magnum Altare... posuerunt») и возвели на трон51. Так в чем же состоит «обычай Сьонской церкви»: в том ли, чтобы усаживать новоизбранного епископа на алтарь (выборы 1457 г.) или же в том, чтобы его туда не усаживать (выборы 1451 г.)? Одно из двух, либо протокол 1457 г. выдает нововведение за давний обычай, либо протоколы 1451 г. по каким-то причинам замалчивают важнейшую для нас церемонию.
Сьонский эпизод интересен не только тем, что снова заставляет поставить вопрос об отражении (или не отражении) тех или иных обстоятельств в наших источниках. Пока что это первый случай «усаживания на алтарь», обнаруженный за пределами «германских земель» (не считая Рима, естественно), — в той зоне, где
205
французские или итальянские образцы могли в большей степени определять направление развития, нежели образцы немецкие. Но последним он наверняка не будет. Из последующего изложения станет ясно, что ареал распространения обряда усаживания на алтарь заведомо нельзя ограничивать не только Рейнской областью, но и всеми немецкими землями вместе взятыми.
Вопрос о том, почему сведения об «усаживании на алтарь» попадали или, напротив, не попадали в документы, заслуживает самого серьезного внимания. Самое первое известное пока что упоминание об усаживании епископа на алтарь дошло в нотариальном акте 1341 г. о переговорах между городским советом Вормса и вормсским соборным капитулом по поводу признания епископа Сальмона52. Папа поставил Сальмона еще в 1329 г., но в Вормсе много лет подряд пор упорно отказывались принять его, считая епископом другого человека. Объясняя, как могло такое случиться, каноники ссылаются на «обыкновение, соблюдавшее с давних времен». Когда капитул в согласии избирает нового епископа, это торжественно объявляется всему народу «сначала словами, а затем колокольным звоном и усаживанием [епископа] на алтарь святого Петра, их небесного покровителя». Затем избранника представляют на утверждение архиепископу Майнцскому53. Сальмон же не прошел ни одной из этих процедур. Из данного текста вытекает как минимум то, что практика «усаживания на алтарь» была в Вормсе вполне привычной до 1341 г. — ведь трудно поверить, чтобы каноники сочиняли под протокол нечто такое, что свидетели могли бы легко опровергнуть: усаживание на алтарь — действие прилюдное. Из этого неизбежно вытекает, что, по крайней мере, в 1329 г. епископа Герлаха Шенка54 усаживали на алтарь св. Петра. Если бы это действие совершалось тогда впервые, каноникам вряд ли стоило о нем упоминать: введение совершенно нового ритуала могло бы дискредитировать их выборы 1329 г. (мало того, что отказались принять папского назначенца, так еще и своего кандидата избрали с соблюдением неслыханных ранее обрядов). Соответственно, велика вероятность, что посидеть на алтаре довелось во всяком случае непосредственному предшественнику Герлаха, епископу Куно, избранному еще в 1319 г. Тем самым история усаживаний на алтарь в Вормсе легко удревнилась по меньшей мере на двадцать с лишним лет по сравнению с тем, что сообщают нам источники.
В Страсбурге «усаживание на алтарь» впервые упоминается в хронике под 1439 г. Тогда большая часть капитула избрала епископом некоего Конрада фон Буснанга. Но когда «его повели к
206
главному алтарю и усадили на него под пение псалмов и гимна Амвросия и Августина, именуемого Те Deum laudamus, бароны и другие важные люди Эльзаса, которым этот выбор не понравился, потому что он [Конрад] был чужаком и швабом, пошли вместе с оставшейся меньшей частью капитула на место, где проводится избрание, и заново выбрали господина Иоханна фон Оксенштей-на, соборного настоятеля, выжившего из ума человека, и тоже посадили его на алтарь и надеялись удержать его там силой»53. Концовка этого эпизода кажется мне не столь однозначной, как Р. Шнайдеру. Надеялась ли меньшая часть каноников вместе с баронами Эльзаса удержать своего кандидата на алтаре силой, потому что он выжил из ума? Или потому что его оттуда пытались стащить сторонники «шваба» ? Да и вообще, об алтаре ли идет речь в последней части фразы? Нельзя ли трактовать «там» расширительно как на «должности» епископа? Во всяком случае, выстраивать «теорию ордалии» на основании этого неясного места Р. Шнайдеру вряд ли стоило. Впрочем, сейчас существенно иное. Из рассказа очевидно, во-первых, что «усаживание на алтарь» заслужило упоминания только из-за возникшего при избрании епископа раскола, и, во-вторых, что оно вошло в обычай в Страсбурге не в 1439 г., а существенно раньше, потому что каждая из враждующих партий обращается к этому средству легитимации своего кандидата как к делу само собой разумеющемуся. Не вызывает сомнения, что «усаживание на алтарь» имело место при избрании по крайней мере предыдущего епископа Вильгельма фон Диета, а оно случилось давно — еще в 1394 г. Тем самым, относительно первой фиксации обряда в текстах нам удалось «выиграть» почти полвека!
В Кёльне «усаживание на алтарь» упоминается впервые в 1414 г. также при описании истории с двойными выборами, приведшими к войне между претендентами на кафедру. Еще в ходе предварительных переговоров высказывалось опасение, что как только одна партия посадит на алтарь своего претендента, вторая сделает то же самое56. Возможно, именно поэтому часть каноников заперлась в «хоре» (т.е. алтарной части) Кёльнского собора, выбрала там без помех своего епископа и посадила его на алтарь под звуки «Тебе Бога хвалим»57. В другом тексте на ту же тему использованы слегка иные слова: «посадила его на алтарь и выбрала его епископом»58. Таким образом, усаживание на алтарь оказывается в глазах современников решающим действием в процедуре возвышения епископа. По причинам, о которых уже говорилось выше, оно не могло в данных крайне сложных обстоятельствах быть новшеством: его легитимирующая роль задавалась не иначе как традицией. Соответственно, как и в других случаях, мы имеем полное право предположить, что по меньшей мере предыдущие
207
выборы также сопровождались «усаживанием на алтарь». Но в последний раз епископа Кёльнского избирали в 1370 г. Тем самым обычай в Кёльне удревляет-ся, как и в Страсбурге, сразу же без малого на полстолетия.
Один памятник первой половины XIV в. уже давал повод историкам усматривать в нем намек на то, что в Кёльне усаживание епископа на алтарь было хорошо известно уже тогда. В алтарной части Кёльнского собора над местами для членов соборного капитула сохранились фрески, выполненные в первой половине XIV в.59. В цикле, посвященном апостолу Петру, есть сцена, на которой, по мнению историка А. Стеффенса, св. Петр сидит на алтаре, пока ему на голову возлагают епископскую митру (илл. 4). Стеффенс полагал, что тут представлена сцена интронизации кёльнского архиепископа, хотя, естественно, и в трансформированном виде60. При всей заманчивости такого предположения оно все-таки крайне маловероятно. На миниатюрах со сценами «усаживания на алтарь» electus оказывается поднятым заметно выше стоящих рядом с ним людей, так что ноги его не достают земли, ведь алтарь, как справедливо заметил еще Ф. Ригер, — это действительно «возвышенное место». Между тем на кёльнской фреске св. Петр не испытывает никаких неудобств от своей позы: ноги его прочно стоят на земле, и он нисколько не возвышается над остальными участниками сцены. Так что сидит он, конечно же, вовсе не на алтаре, а на разновидности трона без спинки и подлокотников (на «столе» русских летописей), хорошо известной в иконографии, особенно раннесредневековой. Почти по такому же сценарию, как в свое время в Кёльне, развивались события и в Трире: в 1430 г. соперничавшие группы каноников избрали двух разных епископов, и оба они почти одновременно (в течение часа) были усажены на один и тот же алтарь в соборе61. Используя уже понятную читателю методику, можно и здесь удревнить практику применения обряда, хотя и не столь сильно, как в Кёльне: предыдущие выборы в Трире состоялись в 1418 г.
Илл. 4: Возложение митры на голову апостола Петра. Кёльн. Собор
208
В Констанце в 1384 г. большинство членов капитула выбрали своего кандидата (про усаживание которого на алтарь ничего не говорится)62, однако на стороне кандидата «меньшинства» оказался папа. Поэтому последнего торжественно встретили, провели в город и усадили в соборе на алтарь, «хотя ранее никогда не случалось, чтобы на алтарь усаживали того, кто избран меньшей частью капитула», — записывает хронист63. В прошлый раз епископа выбирали в Констанце в 1357 г. Из только что приведенной цитаты следует, что и тогда интересующий нас обряд вряд ли мог быть там внове. Кстати, об усаживании констанцского епископа на алтарь можно судить не только на основании сухих описаний: сохранилось одно изображение, историками ранее почему-то не замечавшееся (илл. 5).
Примеры случаев, когда интересующий нас обряд впервые упоминается источниками только в связи с возникновением каких-либо особых обстоятельств, можно было бы множить. Однако и приведенных достаточно, думается, для вывода: применение ритуальной практики «усаживания на алтарь» существенно древнее отражения этой практики в источниках. Мы имеем дело с классической источниковедческой ситуацией: хронисты не описывали того, что считали заурядным и само собой разумеющимся, они «замечали» обычные для себя явления только тогда, когда те представали в новом необычном свете. Чаще всего такое случалось в конфликтных ситуациях, когда кафедру оспаривали друг у друга разные претенденты, и детали процедуры избрания того или иного из них приобретали особое значение.
Если рассмотрение случаев поднятия на алтарь новоизбранных епископов позволило несколько продвинуться в поисках разгадки странного обыкновения, то изучение списка мужских и женских аббатств, в которых аббата или аббатису было принято чествовать таким же образом, дает немного64. Сильное преобладание в нем эльзасских монастырей говорит, на мой взгляд, вовсе не о том, что обычай был более всего распространен в Эльзасе. Просто М. Барт в силу своих интересов тщательнее присмотрелся именно к этой области. Стоило мне познакомиться с некоторыми архивными материалами из Мозельского региона, как сразу же обнаружились два ранее неизвестных случая «усаживания на алтарь». В 1419 г. так чествовали нового настоятеля в аббатстве св. Виллиброда в Эх-тернахе (на территории нынешнего Люксембурга)65, а в 1494 г. — аббатису цистерцианского монастыря св. Фомы (Кентерберийско-го) под Кюлбургом (к северу от Трира). Монахини, избравшие аббатисой Мехтильду, вышли из зала капитула, держа в правых руках зажженные свечи, и с пением «гимна или песни» Те Deum lau-damus подняли ее на главный алтарь «в соответствии с тамошним обыкновением». После этого под звон колоколов и с соблюдением
209
иных положенных обрядов Мехтильду усадили на место настоятельницы в «хоре» (т.е. алтарной части)66.
Примечательно, что в сходных текстах из других монастырей Трира и его окрестностей об усаживании на алтарь не говорится ничего. Так, скажем, в описании поставления аббата бенедиктинского монастыря св. Матфея в 1484 г. упоминается, что избранника ведут под звуки «Тебе Бога хвалим» к главному алтарю, простершись перед которым он некоторое время молится67. Новоизбранного настоятеля обители Девы Марии регулярных каноников-августинцев в Майене отводят под звон колоколов и пение к настоятельскому месту и усаживают на него68. Выходит, каждая монастырская община самостоятельно решала, вводить ей обряд
усаживания на алтарь или же нет. Следовательно, он распространялся не в результате введения по всему диоцезу или всей провинции единого порядка по воле епископа (в наших случаях архиепископа Трирского), а иным путем — скорее всего в результате добровольного подражания неким авторитетным образцам.
Точно так же, как и в случаях с епископами, усаживания на алтарь аббатов и аббатис впервые попадают в источники нередко лишь тогда, когда они оказываются связаны с какими-то конфликтами и борьбой одних претендентов с другими. Именно благодаря таким казусам нам известно об усаживании аббата на алтарь в эльзасском Мурбахе в 1476 г.69 или же настоятельницы лотарингского Ремиромонта в 1404 г. Приводить подробности здесь излишне, поскольку читатель уже познакомился со сходными ситуациями на «епископском уровне».
Изо всех случаев «усаживания на алтарь» настоятелей наибольший интерес для историка представляет эпизод из древнего бенедиктинского монастыря Кемптен в Баварии в 1284 г. — просто потому, что это вообще самое раннее упоминание о столь необычном использовании алтаря (тот самый «рекорд», что некогда «поставил» М. Барт). К тому же тут вроде бы есть ссылка на некую
Илл. 5: Усаживание на алтарь епископа Констанцского в 1474 г.
210
«давнюю традицию». К большому сожалению, кемптенский случай 1284 г. представляет собой серьезную источниковедческую проблему. М. Барт обнаружил его у историка-краеведа Й. Роттенкольбера, который счел излишним снабдить свою работу научным аппаратом70. Проведенные мной разыскания позволяют с большой степенью вероятности предположить, что в этом месте своей книги Й. Роттенкольбер пересказал одну фразу из обзора истории области Альгау Ф.Л. Баумана71. Увы, Ф.Л. Бауман тоже не указал источника своих сведений. Тем не менее не стоит полностью сбрасывать со счетов кемптенский эпизод 1284 г. Он явно не относится к числу тех локальных преданий, что краеведы так любили воспроизводить из поколения в поколение без должной критики. Ближайший предшественник Ф.Л. Баумана, автор большой монографии по истории Кемптена, не только ничего не слышал о случае с усаживанием на алтарь, но даже не знал, в каком году принял свою должность тот самый аббат Конрад, которого якобы на алтарь усаживали72. Это может служить аргументом в пользу того, что Ф.Л. Бауман, много работавший в архивах, действительно обнаружил неизвестную ранее грамоту (судя по стилистике доступного отрывка, официальный протокол выборов или какой-то его пересказ), которую и процитировал. Во всяком случае, трудно придумать повод, который заставил бы серьезного баварского историка произвольно изобрести столь экзотическую деталь, как усаживание кемптен-ского настоятеля на алтарь.
Судя по всему, немецких епископов перестали усаживать на алтари их соборов раньше, чем германских королей, сохранявших верность давнему обычаю, как уже говорилось, вплоть до 1690 г. В Шпайере обряд перестал соблюдаться уже сразу после 1518 г.73, но в большинстве епископств он отмирал позже — на протяжении XVII в. В Бамберге с 1653 г. (а возможно, и с 1633 г.) нового епископа усаживают в кресло, стоящее перед алтарем, притом не по центру, а сбоку74. Вероятно, сходным образом около середины XVII в. обычай переменили в Кёльне и Трире. Скорее всего в том же столетии «усаживание на алтарь» прекращается и в монастырях75. Во всяком случае в 1694 г. в Эхтернахе, судя по нотариальному инструменту от этого года, аббата на алтарь уже не поднимали. Первым делом его сажали на место настоятеля, а чуть позже в другом помещении ему передавали «в знак овладения» аббатством «королевские патенты» и монастырские ключи76.
Зато в Риме странный обычай благополучно продолжает практиковаться и в XVII в. и даже позже. Правда, его традиционная форма стала представляться, очевидно, не вполне уместной, поскольку ее несколько «облагородили». Теперь понтифика сажали уже не на сам алтарь в храме св. Петра, а на кресло, поставленное поверх алтаря (илл. 6). Один из «репортажей» начала
211
XVIII в. (европейская публика очень интересовалась папским церемониалом, окруженным в ее глазах завесой тайны) так рисует эту сцену: «После чего его усаживают в приготовленное для него большое кресло, стоящее на главном алтаре... Затем первейший из кардиналов-епископов, преклонив колена, начинает петь Те Deum laudamus, затем гимн подхватывают и поют до конца музыканты. Между тем кардиналы... совершают adoratio, целуя по обыкновению руку и ногу папы»77. Тут же следует трогательный рассказ о том, как папа Александр VII (вступивший на апостольский престол в 1655 г.) велел поставить себе кресло не над серединой алтаря, а с краю. Когда церемониймейстер сказал ему, что так не положено, папа ответил: «Я знаю церемонии лучше вашего..., однако не могу допустить, чтобы меня, человека, усаживали на то самое место, где происходит пресуществление тела и крови нашего Спасителя»78.
Впервые мы слышим сомнение в уместности обычая — сомнение, которое в наши дни представляется более чем резонным. Но почему-то на протяжении предшествующих веков усаживаться на то самое место, где происходит таинство евхаристии, и притом не
212
в кресло, а так сказать, непосредственно, считалось, судя по всему, делом естественным и уж во всяком случае никак не предосудительным.
Собственно, даже появление «компромиссного» кресла в храме св. Петра оказывается в середине XVII в. свежим новшеством. Во всяком случае в 1623 г. его там еще не было. В том году кучеры и носильщики (palafrenieri) кардиналов, соскучась дожидаться у стен св. Петра своих хозяев, уже шесть дней как запертых в конклаве, провели шуточное избрание «папы» из собственных рядов. Они посадили на плечи коллегу-счастливчика, пронесли его через весь храм св. Петра и опустили прямо на главный алтарь (притом, надо полагать, в самую середину, а не с краешка)79. Понятно, что в этой пародии воспроизводятся детали подлинного ритуала — детали, оказывается, известные каждому кардинальскому кучеру. Между столь решительными действиями кардинальской прислуги в 1623 г. и смиренными распоряжениями Александра VII в 1655 г. состоялось только одно-единственное избрание — в 1644 г. Значит ли это, что взошедший тогда на престол Иннокентий X и придумал ставить кресло на алтарь?
Как бы то ни было, сохранилась гравюра, очень похожая по стилю на предыдущую, на которой видно, как папа сидит на главном алтаре храма св. Петра без всякого кресла80 (илл. 7).  Это изображение дошло до нас в «интерпретации» французского художника Бернара Пикара (1673— 1733): в 1723 г. он представил его вместе со многими другими для первого тома большой просветительской серии «Ceremonies et coutumes religieuses»81. Что послужило основой для серии гравюр, посвященных церемонии избрания папы, еще предстоит выяснять. Как подбор сюжетов для этой серии, так и способ их представления позволяют предполагать, что они происходят из печатного издания, которое и по функциям и по оформлению было очень близко только что цитировавшемуся «репортажу». То ли папы во второй половине XVII в. вновь отказались от использования кресла (так же, кстати, как поступили германские короли — не по примеру ли пап?), то ли изображение, послужившее основой для данной гравюры, возникло еще в первой половине XVII в. Но тогда оно могло относиться лишь к только что упомянутым выборам 1644 г., поскольку мы видим и характерную витую колонну огромной сени, возведенной Бернини над алтарем в 1633 г., и статую апостола Андрея работы Франсуа Дюкенуа. Ее гипсовая модель была установлена в 1631 г. и заменена на мраморную скульптуру в 1640 г. Кстати, расположение этой же статуи показывает, что папу, оказывается, усаживали на престол спиной к нефу (а значит, и всей пастве) и лицом к апсиде! Надо полагать, что при этом воспроизводилось обыкновение, действовавшее еще в старом храме св. Петра.
213
Самое раннее упоминание ритуала усаживания на алтарь, происходящее из самой курии, принадлежит никому иному, как папе Пию II. В первой книге своих знаменитых «Комментариев» Энеа Сильвио Пикколомини в красках описывает, как в 1458 г. его избрали на папский престол. В частности, он вполне определенно говорит, что прежде всего его усадили на алтарь прямо в конклаве, сразу после того, как он принял имя Пия и подтвердил свои обещания, сделанные перед выборами. Пока Пикколомини сидел на алтаре, кардиналы подходили поцеловать ему ноги, руку и уста82. Затем его привели в собор св. Петра, где и посадили на главный алтарь83. В этих заметках Пикколомини следует обратить внимание на два разнохарактерных, но в равной степени любопытных обстоятельства. Во-первых, автор явно исходит из того, что нет нужды объяснять или даже сколько-нибудь подробно описывать ритуал усаживания на алтарь: читателю все и так должно быть ясно. Во-вторых, согласно его собственным словам, папа просидел на алтаре в соборе совсем недолго, потому что его сразу же «согласно обыкновению» (pro consuetudine) посадили на высокий трон апостолической кафедры, и это уже там ему целовали ноги как «викарию Христа».
214
Следующее «внутрикуриальное» описание усаживания папы на алтарь позже примерно на четверть столетия. Оно дошло в подробных записках папского церемониймейстера Йоханнеса Буркхарда, присутствовавшего при единогласном избрании Иннокентия VIII в 1484 г. Только что выбранного папу усаживают в «красивое кресло» у алтаря «малой капеллы» и надевают ему на палец кольцо предшественника. Папа принимает новое имя — Иннокентий — и прежде всего подписывает им обязательство выполнить все то, что он обещал до своего избрания. Это самый первый документ, начинающийся с «Ego Innocentius» — «Я, Иннокентий».
Один из кардиналов, высунувшись в окно, громко объявляет об избрании нового папы толпящемуся перед дворцом народу. Новость встречают всеобщим ликованием, колокола во дворце и в храме св. Петра начинают громко звонить. В это время папа подписывает, даже не глядя, всевозможные прошения, подносимые ему в немалом числе кардиналами. Затем он встает и удаляется в «малую ризницу», где при помощи кардиналов-диаконов меняет свою обычную одежду на облачение покойного предшественника. Возвратившись в капеллу, папа опять подписывает все новые и новые прошения, пока это занятие ему, очевидно, окончательно не надоедает: он поднимается с места, говоря, что остальные бумаги подпишет на днях. На него надевают красную ризу понтифика и митру, и кардиналы усаживают его на алтарь все в той же «малой капелле». Пока Иннокентий сидит на алтаре, кардиналы подходят по одному целовать правую ступню, руку и уста папы. О пении «Тебе Бога хвалим» Буркхард ничего не говорит84. Топография вышеописанных сцен легко восстанавливается благодаря плану помещений ватиканского дворца примерно того времени85 (илл. 8). «Малая капелла» обозначена на нем номером 13, «малая ризница» — 17, алтарь, на который усаживали папу — 15, окно во двор — 18, сам двор - 21 и 22.
После окончательного завершения конклава его участники во главе с новым папой пошли процессией к храму св. Петра, с трудом пробивая себе путь сквозь ликующую толпу. Перед главным алтарем собора понтифик преклонил колена и некоторое время молился, опираясь (очевидно локтями) на складное кресло-фальдисто-рий. Затем он откинул с головы капюшон, встал и начал петь гимн Те Deum, который подхватили певчие. Уже при начале гимна кардиналы усадили папу на алтарь и вновь принесли ему «присягу» тем же способом, что и раньше. За ними облобызать ногу папы (но не руку и уста) стали подходить «многие другие»86. Когда окончились и процедура целования ног, и торжественный гимн, папа спустился с алтаря и, повернувшись к нему лицом, пропел несколько молитвословий: Emitte Spiritum tuum и др. (Тут автор записок дела-
215
ет профессиональное замечание: ему кажется, во-первых, что эта молитва в данном месте совершенно неуместна, а во-вторых, что зря папа сам начал петь Те Deum — сие следовало бы сделать старшему из кардиналов87.) Затем папа, не задерживаясь, уселся в переносное кресло (ставшее вероятно со времени Пия II88 излюбленным средством как передвижения, так и репрезентации римских пап) и отправился назад во дворец — занимать комнаты своего предшественника. Странно, но о возведении папы на «высокий трон» апостола Петра, т.е. на епископскую кафедру этот источник ничего не говорит, как, впрочем, и все более поздние тексты. Соответственно выходит, что если Энеа Сильвио не придумал в риторическом увлечении, что его посадили на епископский трон, практика такой интронизации должна была исчезнуть вскоре после окончания его понтификата. Б. Шиммельпфенниг сомневается в достоверности свидетельства Пия II, полагая, что интронизация в св. Петре после XIII в. утратила свое значение (поскольку папы слишком редко бывали в Риме) и была полностью «вытеснена» коронацией. Но возможно и другое объяснение. Как известно, Энеа Сильвио
216
был серьезно болен, и ему действительно тяжело было бы просидеть длительное время на алтаре. Поэтому древнее «обыкновение» усаживания на куда более удобный апостольский трон могли возродить специально для него «в порядке исключения».
Йоханнес Буркхард и другой папский церемониймейстер, Аго-стино Патрици, получили поручение от Иннокентия VIII систематизировать и описать церемонии папского двора. «Церемониал» Патрици и Буркхарда лег в основу всех последующих сборников такого рода, окончательно вытеснив предшествующие ordines. Раздел об избрании и коронации папы в «Церемониале» шаг за шагом следует только что приведенным запискам Буркхарда о выборах 1484 г. Согласно рекомендации Патрици и Буркхарда, как только избирается новый папа, кардиналы меняют повседневные облачения на парадные, возлагают на плечи понтифика «дорогую алую» ризу (имеется в виду сарра rubea — важнейшая инсигния папской власти), а на голову — украшенную золотом и драгоценными камнями митру, после чего и усаживают его на алтарь. Кардиналы по очереди подходят поцеловать папе ногу, руку и уста89. Затем двери конклава отворяются, и папа, перед которым несут крест и идут кардиналы, шествует в базилику св. Петра. Там он, сняв митру, некоторое время молится, простершись перед главным алтарем. Потом встает, и тут-то кардиналы поднимают его на главный алтарь. «Церемониал» оказывается тем самым первым папским ordo, упоминающим об «усаживании на алтарь». Старший епископ, преклонив колена, затягивает Те Deum, и его подхватывают певчие. Кардиналы, другие клирики и знатные люди по порядку подходят целовать папе ноги, руку и уста. Когда стихнет гимн, старший из епископов становится у левого угла алтаря и читает «Отче наш». Только после этого папа спускается с алтаря90.
Очевидно, что в «Церемониале» были учтены критические замечания Буркхарда и сделаны некоторые иные поправки, но разница описанного здесь ритуала с тем, что записал Буркхард, следя за избранием Иннокентия VIII, минимальна. Думается, именно потому (и только потому), что в основу этого раздела были положены наблюдения очевидца, а не теоретические установки предшествующих ordines, «усаживание на алтарь» и оказалось включено в «Церемониал», а вслед за ним и в последующие нормативные тексты. Ни один из предшественников Патрици и Буркхарда даже вскользь не упоминал об обряде усаживания нового папы на алтарь.
Так, в церемониале Григория X (1271 — 1276), составленном около 1273 г. (и называемом в литературе нередко Ordo Romanus XIII), старший кардинал-дьякон заново облачает только что избранного папу, возлагает на него алую ризу, украшает его палец кольцом покойного предшественника, надевает митру и спра-
217
шивает, каким именем избраннику угодно теперь называться. Затем тот же кардинал-дьякон усаживает папу «на кресло или фалди-сторий», снимает с него обычную обувь и надевает красные папские туфли («если имеются»). Это делается прежде всего потому, что сейчас кардиналам, а также остальным клирикам и мирянам следует по очереди в соответствии с их рангом подходить к папе, становиться на колени, целовать ему ногу, а затем получать от него «поцелуй мира» (про целование руки папы здесь ничего не говорится)91. Мы легко узнаем сцену «принесения присяги» новоизбранному папе, однако в этом ее варианте он сидит отнюдь не на алтаре — так что кардиналам и остальным естественно приходится опускаться на колени, чтобы поцеловать ему туфлю.
Сразу после присяги кардиналы и все остальные члены курии ведут папу в процессии в собор или же «в любую большую церковь»92. Они подводят папу к алтарю, перед которым тот молится некоторое время prostratus (очевидно, это слово понимали по-разному — мы помним, что Иннокентий VIII не «простирался» перед алтарем, а стоял на коленях). Пока папа молится, все клирики поют Те Deum laudamus. Когда гимн смолкнет, старший кардинал-епископ или же старший кардинал-пресвитер произносит «Отче наш» и молитву за новоизбранного. С ее окончанием папа поднимается, произносит «Да будет имя Господне» и дает благословение. Потом он почтительно целует алтарь и выходит из храма, заняв свое место в точно такой же процессии, в какой и пришел93. Тем самым не говорится ничего ни об усаживании на алтарь, ни об интронизации.
Авторы чинов XII в. исходили из того, что избрание папы производится в Латеранской базилике. Согласно так называемому Ordo Cencius (вероятно, 1191 — 1192 гг.) приор кардиналов-дьяконов облачает избранника в красный плувиал и дает ему новое имя. Двое старших кардиналов ведут папу к алтарю, где он молится prostratus,B то время как вокруг него поют Те Deum laudamus. Затем кардиналы-епископы подводят папу к «креслу» за алтарем, и почтительно усаживают на него. Кардиналы и «те, кто будут ему угодны», подходят к сидящему папе поцеловать ногу и получить от него «поцелуй мира»94. В этой процедуре можно узнать будущее «первое усаживание» папы, которое по рекомендации Григория X будет перенесено из собора в конклав.
Отрицание папскими ordines какого бы то ни было «усаживания на алтарь» настолько единодушно и убедительно, что вопрос можно было бы считать закрытым, не будь нескольких свидетельств сторонних очевидцев, к курии прямого отношения не имевших.
Одна любекская хроника доносит рассказ об избрании в 1316г. в Лионе Иоанна XXII. Ее автор утверждает, что его предшествен-
218
ник, городской писец, видел этого папу сидящим на алтаре «во дворце» при том, что в это время звучал антифон «О, pastor aeterne»95. Сообщение несколько странное, даже если заранее согласиться с тем, что оно относится именно к сцене избрания папы (что из самого свидетельства прямо не следует). Во-первых, почему папа сидит на алтаре во «дворце», а не в лионском соборе или же в крайнем случае, в каком-то другом городском храме? (Как известно, Климент V предпочел короноваться не в соборе, а в церкви Сен-Жюст.) Ведь вряд ли какой-то любекский писец получил возможность присутствовать при завершении конклава, которому действительно уместно было бы проходить именно во «дворце». Во-вторых, почему он слышал антифон «О пастырь вечный» (и в самом деле исполняемый при избрании епископа), но не гимн «Тебе Бога хвалим»? Можно было бы вообще отказать в доверии этому сообщению, решив, что наш информатор ничего толком не разглядел и не расслышал, а попросту «перенес» в Лион обычай, виденный им при избрании какого-нибудь германского епископа. Но ведь были и другие люди, наблюдавшие примерно то же самое, что и писец из Любека.
Известный страсбургский хронист Якоб Твингер фон Кёнигсхо-фен довольно подробно описывает события, приведшие к великой схизме 1378 г., и в частности следующий эпизод. Толпы народа, запрудившие улицы Рима, требовали, чтобы кардиналы избрали папой итальянца, лучше всего родом из Вечного Города. И хотя кардиналы к последнему пожеланию не прислушались, избрав неаполитанца, один из них, «дабы успокоить народ», сказал, будто действительно выбран римлянин — кардинал Санта-Сабины (но называвшийся кардиналом св. Петра) Джованни Тебальдески. Народ, воодушевившись ложным известием, схватил кардинала, «и посадил его на алтарь, и целовал ему ноги, и оказывал ему почести, положенные по обычаю новому папе»96.
Рассказ Якоба Твингера фон Кёнигсхофена полностью подтверждается столь авторитетным и информированным современником как Дитрих Нимский. По его словам, «друзья» кардинала ворвались во главе толпы во дворец, где проходил конклав, силой схватили Тебальдески, притащили его к большому алтарю «указанной базилики» и «как в обычае поступать с новоизбранными папами» усадили на него несчастного кардинала, тщетно пытавшегося объяснить народу, что его вовсе не избирали97. Историк Г. Эрлер, издававший сочинения Дитриха Нимского, решил, что тот ошибся: эпизод с «усаживанием» Тебальдески толпой должен был произойти не в храме св. Петра, а в capella secreta дворца, где заседал конклав. Однако текст, на который, очевидно, Г. Эрлер здесь опирается («декларация» кардиналов, бежавших из Рима), думается, нисколько не противоречит сообщению Дитриха Нимского.
219
Согласно этому документу, ворвавшаяся толпа дважды усаживает псевдопапу, несмотря на его сопротивление, на «кафедру», стоящую и в самом деле то ли в «секретной часовне», где собрались перепуганные кардиналы, то ли в какой-то другой части дворца98. Но это свидетельство только дополняет рассказ Дитриха Нимского, а не опровергает его. Просто Тебальдески «сначала» усаживали на кафедре во дворце (и это видели кардиналы), а потом его отволокли в базилику св. Петра и посадили на алтарь (и это видели все остальные). О первом усаживании свидетельствуют бежавшие очевидцы-кардиналы, а о втором — прилюдном — пишут немецкие авторы. В результате мы получаем подтверждение того, что «двойная интронизация» — сначала в конклаве, а затем в соборе — имела место уже в это время, однако алтарь вместо трона использовали только один раз — в соборе.
Вряд ли римляне именно в такой форме присягали бы на верность угодному им (хоть и не настоящему) понтифику, если бы усаживание на алтарь не было в Вечном Городе к 1378 г. самым обычным делом. Однако только что завершилось «авиньонское пленение», и жители Рима не видели своего епископа с 1305 г., когда конклав (заседавший, кстати, не в Риме, а в Перудже) избрал Климента V, находившегося в то время на юге Франции. Там же он провел весь свой понтификат, ни разу не посетив Италию. Соответственно, последний раз римляне могли следить за избранием и коронацией папы в октябре 1303 г., когда кардиналы, собравшиеся во дворце рядом с храмом св. Петра99, доверили апостольские ключи Бенедикту XI (1303— 1304), коронованному несколько дней спустя.
Получается, что и в 1303 г. усаживание на алтарь не могло являться в Риме нововведением: этот обычай должен был быть там к тому времени глубоко укорененным, иначе как вспомнила бы о нем римская толпа 75 лет спустя? Отсюда естественно вытекает, что римских пап усаживали на алтарь еще в XIII в.100 При всей элементарности этот расчет до сих пор не проделывался историками, интересовавшимися обычаем «усаживания на алтарь» — скорее всего потому, что папские ordines гипнотизировали их своим выразительным молчанием. О причинах же этого молчания можно пока только гадать. Понятно, что авторы церемониальных «чинов» описывали не все действия, сопровождавшие, например, избрание папы, а только часть их. Остается предположить, что для составителей ordines «усаживание на алтарь» было пускай и прочным, но столь же «неофициальным» обыкновением, неким необязательным «дополнением» к норме, возможно ее «превышением». Иными словами «усаживание на алтарь» могло представлять собой отклонение от положенного порядка, вызванное, например, особым восторгом кардиналов или всего «клира и народа» Рима по поводу
220
персоны избранного понтифика. Соблюдать такое обыкновение было не обязательно (хотя «восторг» стал со временем проявляться при каждом избрании), а потому его не следовало и записывать в инструкции по церемониалу.
Легко поддается реконструкции, что «первое» «усаживание на алтарь», в конклаве, должно было войти в обычай позже, чем второе — в соборе (или же «в любой большой церкви» поблизости). И «принесение присяги» кардиналами, и исполнение Те Deum связывается ранними ordines именно с собором и только с ним, но не с каким-то иным помещением, где проходили выборы (да и сами выборы вполне могли изначально проходить в соборе, как было принято во многих, если не в большинстве, диоцезах). Если я правильно восстанавливаю ход прискорбных событий 1378 г. с участием бедного Тебальдески как серию из усаживаний сначала в конклаве, а затем в соборе, создается впечатление, что при усаживании в конклаве (когда кардинал, похоже, дважды спрыгивал с кафедры) Те Deum не звучал, иначе о нем скорее всего упомянули бы свидетели той незаурядной ситуации. (О пении гимна в соборе писать было, напротив, необязательно, поскольку оно и так само собой разумелось). Про исполнение «Тебе Бога хвалим» в конклаве (т.е. о полном завершении оформления ритуала «усаживания на алтарь») мы слышим впервые в эпизоде 1417г., обнаруженном С. Жак. При избрании папы Мартина V на Констанцском соборе за него было подано достаточно голосов, но далеко не все. Его уже усадили на алтарь и только собрались петь Те Deum, как кому-то пришла в голову замечательная мысль вызвать в конклав «нотариев и свидетелей». И тогда «перестраховки ради», чтобы «никто не захотел оспаривать (очевидно, результаты выборов. — М.Б.) или же отдавать свой голос тому-то или тому-то» кардиналы проголосовали заново — теперь уже в присутствии приглашенных. Как, надо полагать, и замышлялось, папа на этот раз был избран единогласно101. Вероятно, его тотчас усадили на алтарь и все-таки исполнили Те Deum, но это продолжение автора сообщения интересует уже столь же мало, как и последующее усаживание на алтарь в соборе города Констанц — обо всем этом у него ни слова.
Таким образом можно констатировать, что обряд усаживания папы на алтарь еще в конклаве вполне оформился уже к 1417 г., хотя первое куриальное свидетельство на этот счет — рассказ Пия II — позже на сорок лет. Исчезнуть этому обряду предстоит, похоже, раньше, чем такому же, но проводившемуся в соборе. В той же серии, где одна гравюра показывала папу, сидящего (без кресла) на главном алтаре храма св. Петра, другая изображала предшествующую церемонию — «поклонение папе в капелле», т.е. сразу же после избрания102 (илл. 9). На ней видно, что папа си-
221
дит в кресле, поставленном на верхнюю ступень возвышения алтаря. Ясно, что здесь представлено еще одно «компромиссное решение»: усаживать папу не на алтарь, а вплотную к нему. Этот вариант отражен и в текстах. Как написано в уже неоднократно цитировавшемся «репортаже» XVIII в., новоизбранного папу усаживают в конклаве на «кресло, стоящее перед алтарем», причем под пение не «Те Deum laudamus», a «Ecce sacerdos magnus»103. Находка с таким расположением кресла была сочтена, видимо, весьма удачной, потому что ее, похоже, со временем распространили и на «главное» усаживание в храме св. Петра. На эту мысль наводит описание этой церемонии уже из «Ceremonies et cou-tumes religieuses». Оно должно было служить комментарием к гравюре с папой, сидящим прямо на алтаре, но на самом деле, решительно ей противоречит104. (Причина такой несогласованности видится мне в том, что гравюра старше сопровождающего ее текста и отражает более давнюю трактовку обряда.) Согласно этому тексту, папа сидит на «FuBbanke des Altars», что можно было бы перевести «на приступочке алтаря», т.е., иными словами, на ступени перед ним.
222
Каким образом обряд усаживания на алтарь в соборе (когда он практиковался еще «буквально») можно соотнести с процедурой, предлагавшейся папскими ordines? Надо полагать, что папа начинал молиться prostratus перед алтарем, но с первыми тактами Те Deum кардиналы поднимали его на ноги и затем усаживали на алтарь, где он и должен был сидеть до окончания гимна. Эту же последовательность действий мы видим, как бы в отражении, в приводившемся выше эпизоде с «возвышением» юного хальберштадт-ского епископа: его сначала «уложили» перед алтарем у входа в «хор» на ковры и подушки, а потом подняли на главный алтарь. Иную трактовку prostratio епископа — только как коленопреклонения (вспомним избрание Иннокентия VIII) можно видеть в страс-бургском документе начала XVI в. Декан и пробст во главе процессии ведут избранника, поддерживая его под руки, к главному алтарю собора. Там все опускаются на колени, но епископ оказывается ступенью выше декана с пробстом и двумя ступенями выше всех остальных каноников. После возношения общей благодарственной молитвы все встают, поворачиваясь к пастве. Декан объявляет о том, что единогласно избран «господин фон Хоэнштайн, да пошлет ему господь счастье и благополучие». После чего должно было последовать усаживание епископа на алтарь, но он, как мы уже знаем, оказался «статным человеком» и вскочил на него сам, без посторонней помощи105.
Думается, что и хальберштадтский, и страсбургский эпизоды позволительно трактовать в качестве провинциальных вариаций на одну и ту же главную тему, заданную некогда в Риме. А раз так, то из сопоставления этих вариаций можно пытаться реконструировать черты и того ритуала, что, вероятно, послужил им общей основой — т.е. усаживания на алтарь нового папы106.
Чуть выше я предположил, что папу сажали на алтарь еще в XIII в. Возможно, такое допущение при отсутствии подтверждающих свидетельств показалось читателю слишком смелым. Однако надеюсь, он согласился с моей логикой по меньшей мере в отношении того, что ритуал был известен в Риме в 1303 г. Между тем, и этого вполне достаточно, чтобы констатировать принципиальное изменение состояния изучаемого вопроса. Ведь вся концепция Ф. Ригера держалась в свое время на простом и убедительном тезисе: в первый раз источники сообщают об «усаживании на алтарь» в 1308 г., и их свидетельство относится к светскому лицу — королю Генриху VII. Все известные свидетельства об усаживании на алтарь духовных лиц, включая епископа города Рима, гораздо более поздние. Конечно, М. Барт почти опроверг этот тезис, найдя кемп-
223
тенский эпизод 1284 г., но именно «почти»: неясность происхождения и изолированность этого свидетельства мешают возводить на основании предполагаемого случая в Кемптене сколько-нибудь надежную концепцию. Не удивительно, что в статье Д. Вайса — самой свежей публикации на нашу тему — по сути дела повторяется, хоть и в смягченном виде, давний тезис Ф. Ригера: «Нельзя исключить, что усаживание на алтарь при выборах папы является заимствованием из церемониала выборов короля»107. Нечто весьма сходное можно прочесть и в статье С. Жак: германские епископы перенимали обряд у своих королей, а папы — у германских епископов108.
Теперь старинную гипотезу о первенстве светской власти в изобретении церемонии усаживания на алтарь можно считать окончательно опровергнутой. Сомнения, высказывавшиеся и раньше по ее поводу, основывались либо на исследовательской интуиции, либо, как у М. Крамера, на морфологическом анализе обряда. Однако хронологическое несоответствие с резким «отставанием» церкви от германских королей было необъяснимым и неустранимым препятствием для признания этих сомнений справедливыми. Ныне же папы получают явное преимущество перед королями даже при том, что дистанция между 1303 и 1308 гг. невелика, и оба относящихся к этим годам случая можно рассматривать почти как одновременные. Теперь «морфологический» аргумент М. Крамера становится решающим: даже если допустить, что короли и папы стали примерно в одно и то же время практиковать усаживания на алтарь, понятно, что «изобретателями» должны были быть папы, а не короли.
Стоило таким образом устранить недоразумение с датами, как логика распространения ритуала становится предельно ясной. Понятно, что епископы и аббаты в разных областях империи (как, надо полагать и за ее пределами) должны были следовать некоему общему «надрегиональному» образцу. Поскольку королевская власть в качестве такого образца отпадает, остается одна лишь папская курия. Из этого еще не следует, что обряд усаживания на алтарь обязательно был «изобретен» в курии; однако если папы его откуда-то и заимствовали, он распространился столь широко по католическим диоцезам и провинциям только потому, что воспринимался как «папский» обряд (пускай даже не вполне официальный), освященный авторитетом Св. престола.
Если согласиться с такой логикой заимствований, мы получим еще одну раннюю дату использования «усаживания на алтарь» римских пап. Дело в том, что появление обычая в кемптенском аббатстве следует (в соответствии с этой логикой) рассматривать как прямое или опосредованное подражание куриальным обычаям. Тогда допустив, что свидетельство из Кемптена достоверно, при-
224
дется признать, что римских пап усаживали на алтарь во всяком случае раньше 1284 г.
В том, что не только кемптенские аббаты, но и германские короли заимствовали деталь из ритуала избрания папы (а возможно, и других епископов той же поры) нет ничего удивительного. Мне уже доводилось выдвигать предположение, что «политический церемониал» германских государей позднего Средневековья во многом воспроизводил систему репрезентации епископской власти — тезис, противоположный распространенному среди немецких историков мнению109. Искоренение рода Штауфенов и долгое «бес-королевье» 1254 — 1273 гг. должны были привести к утрате ритуальных традиций императорского двора110. Короли, избиравшиеся курфюрстами после 1273 г., являлись выходцами из второстепенных графских родов, у которых, естественно, не могло быть наготове собственных концепций репрезентации королевской власти. При полном отсутствии таких «символических идей» новым королям Германии не оставалось ничего иного, как заимствовать их у носителей авторитетных образцов — князей церкви. Другие европейские монархии не переживали такого кризиса преемственности, как постштауфеновская Германия, и тем более в наследственных монархиях не вставала проблема «правильного» ритуального оформления процедуры избрания нового короля. Этим легко объясняется, почему «усаживание на алтарь» не вошло в церемониалы иных стран Европы, как не вошли, кажется, и некоторые иные процедуры, заимствованные, как представляется, германскими королями у епископов.
Конечно, тут не могло обойтись и без встречного движения: например, что могло быть естественнее для курфюрстов, как оформлять избрание нового короля при помощи апробированной «технологии» епископских выборов — тем более, что трое из князей-избирателей и сами являлись епископами? Не так уж существенно, был ли Балдуин Трирским тем человеком, кто ввел обряд усаживания на алтарь в церемонию избрания короля, или же тут сыграл главную роль кто-то из его предшественников либо современников. Важно, что данное новшество ясно выражало определенную логику подражания, ориентированную на заимствования из епископского ритуала, а через его посредничество и из папского. Впрочем, репрезентативные идеи папской курии могли достигать королевского двора не только через резиденции епископов, но и более прямым путем. Вспомним, что на коронации папы Климента V в Лионе 14 ноября 1305 г. присутствовал граф Генрих Люксембургский, тот самый будущий Римский король и император Генрих VII, которого (если верить миниатюре из кодекса его брата курфюрста Балдуина) три года спустя немецкие князья поднимут на алтарь франкфуртского храма.
225
Если историческая логика распространения традиции усаживания на алтарь представляется теперь достаточно проясненной, того же пока еще нельзя сказать о смысле, вкладывавшемся в это ритуальное действие. Трудно спорить с тем, что, как правило, обряд отмечает окончание процедуры избрания и введение новоизбранного во владение аббатством, епископством или королевством с согласия тех, кто его избирал111.
На это указывает уже гимн Те Deum, исполняемый в то время, когда избранника усаживают на алтарь (как, впрочем, и на обыкновенный трон). Поющие его выражают своим пением признание итогов выборов и готовность подчиняться новому предстоятелю. Прекрасный пример, подтверждающий «от противного» именно такую функцию гимна, приводит С. Жак. В трирском аббатстве св. Матфея монахи однажды следующим образом отклонили настоятеля, навязанного им епископом: они не стали петь ему Те Deum, но уйдя от него, дружно затянули Media vita in morte sumus («Посреди жизни умираем; от кого нам ждать помощи, если не от Тебя, Господи») не в последнюю очередь ради последних слов этого антифона: «De ore leonis libera me, Domine, et a cornibus unicomi-um» («Освободи медя от пасти льва и от рогов единорогов»). Закончив пение, они покинули монастырь112.
Надо полагать, той же самой логикой руководствовались члены страсбургского капитула, отказавшиеся участвовать в 1439 г. в усаживании на алтарь епископа-шваба, избранного большинством: вместо того, чтобы петь «Тебе Бога хвалим», они ушли из храма113. Да и трирские каноники — сторонники проигравшего выборы кандидата в 1456 г. — выразили свой протест неучастием в усаживании нового епископа на алтарь114. Но случаи открытого раскола бывали сравнительно редки. В идеале церемония подъема избранника на алтарь должна была сплачивать избирателей вокруг его фигуры: независимо от того, кому каждый из них отдал голос в ходе выборов, теперь они выражают готовность подчиняться тому, кого избрало большинство.
Вряд ли стоит отказывать обряду усаживания на алтарь и в том, что он мог, помимо прочего, служить «опубликованию» результатов выборов. Но для выполнения этой функции существенно, чтобы церемония проводилась не келейно (например, в запертой алтарной части собора), а публично — на глазах у собравшейся в церковном нефе паствы. Вообще вряд ли продуктивно вместе с историками XIX в. заниматься поисками некоего однозначного правового смысла интересующего нас обыкновения. Понятно, что как и любой иной ритуал, усаживание на алтарь могло в зависимости от обстоятельств говорить современникам то одно, то
.
226
совсем иное. Приблизительный крут этих значений был только что обозначен: «утверждение» результатов выборов, выражение лояльности «избирателей» их избраннику, введение его в должность и, наконец, «объявление» о состоявшемся избрании. Однако почему для передачи всей этой важной информации была выбрана столь странная форма? Почему electus должен обязательно сидеть на алтаре?
«Усаживание на алтарь» следует понимать как особый вариант интронизации — усаживания на трон. Об этом говорит прежде всего «синонимичность» обеих церемоний в наших источниках: то «усаживание на трон» заменяется «усаживанием на алтарь», то дополняется им (сначала сажают на алтарь, а затем на обычное место епископа или аббата), а то, как в XVII в., усаживание на алтарь вновь замещается усаживанием на кресло или трон. Поднятие на алтарь могло попросту «растворяться» в обряде интронизации, так что и в документе оставалась мало выразительная формула: «...после чего он был интронизирован в соответствии с обычаями нашей церкви». Кстати, использование таких «непрозрачных» формул — одно из объяснений того, почему сведений об усаживании на алтарь сохранилось мало или же почему в отчетах об избрании епископов в одном и том же диоцезе (например, Сьоне) обряд усаживания на алтарь то появляется (когда один информатор склонен вдаваться в детали), то исчезает (когда другой предпочитает язык стандартных юридических клише).
Возведение нового епископа на трон отнюдь не относится к числу обрядов ранней церкви. Более того, даже наличие трона у епископа на первых порах могло рассматриваться как проявление недопустимой для пастыря гордыни. Специалистам хорошо известен эпизод с осуждением церковным синодом около 268 г. Павла Самосатского, епископа Антиохийского за то, в частности, что он воздвиг себе (очевидно, в храме, а не в епископском дворце) подиум с высоким троном, неподобающие апостолу Христову115.
Тем не менее епископы чем дальше тем больше ставят себе троны — очевидно, подражая если и не императору прямо, то по крайней мере его высшим должностным лицам. Это обыкновение распространяется по восточным диоцезам империи, но со временем достигает и латинского Запада. В Риме первым епископом, которого усаживали на трон, был, кажется Стефан II (752 г.)116. В целом ряде западных епископств этот обряд фиксируется с IX в. В понтификалах X —XII вв. он упоминается многократно, а с XII в. появляются относительно подробные его описания117. Если им доверять, выходит, что в одних местах епископов усаживали на троны и кафедры до их посвящения в сан, в других — после, в одних до торжественной мессы, в других — после ее завершения. Да и в
227
одном и том же диоцезе правила не устанавливались раз и навсегда. Н. Гюссон показал, как менялся обряд интронизации в Риме — постоянства долго не было даже в том, на какой трон следует возводить нового епископа: на тот ли, что в Латеранской базилике, на тот ли, что в Латеранском дворце или, наконец, на тот ли, что в храме св. Петра?
К обряду усаживания на алтарь имеет отношение в первую очередь, очевидно, такая интронизация, которая проводится сразу же после выборов и сопровождается исполнением Те Deum lau-damus. Эта ее форма возникает, судя по всему, во Франкском королевстве. Во всяком случае усаживание нового епископа сразу после избрания фиксируется впервые в так называемом Римско-гер-манском (Майнцском) понтификале (X в.)118. В нем, правда, речь идет о простом «усаживании на кафедру», не сопровождаемом пением Те Deum119. Гимн Те Deum, приписываемый традицией Амвросию и Августину, но известный примерно с начала VI в., также сначала приобрел большое значение у франков и только потом был воспринят в Риме — его звучание при избрании папы документируется с начала XII в.120. Кафедры, на которые усаживали новоизбранных епископов, были различной формы: некоторые выглядели действительно как настоящие троны (илл. 10а —Ь), другие же нет, поскольку спинка у них либо была низкой (илл. 11), либо же вовсе отсутствовала (илл. 12), а нередко они воспроизводили старинную форму «учительского кресла». Впрочем, используемый в описаниях епископских выборов глагол inthronizare равно относился ко всем видам таких сидений121.
В любом случае традиционное, начиная со времени Константина, размещение епископского трона в храме (соответствующее позиции императорского трона в дворцовой зале) было лицом к западу по осевой линии главного нефа в углублении центральной апсиды на горнем месте — возвышении за главным алтарем122. По сторонам от епископской кафедры и ниже ее шли полукругом места для клира (илл. 13).
Готика с ее любовью к резным деревянным сидениям для каноников, выстраиваемым в два ряда напротив друг друга вдоль оси храма и как бы боком к алтарю, изменит местоположение епископской кафедры. Епископу будет теперь отводиться первое место в одном из этих двух рядов — лицом либо к северу, либо к югу, отчего былая топографическая близость алтаря и епископского трона (их расположение на одной оси) будет утрачена123. Дело здесь скорее всего не только в художественной моде. С тех пор как целеб-ранту было окончательно предписано совершать евхаристию, стоя перед алтарным престолом спиной к пастве, а не лицом к ней за престолом, стал меняться и внешний вид алтаря. Вплотную к задней стенке престола стали надстраиваться ретабли — довольно
228
высокие конструкции с надалтарными изображениями. (Из ретаб-лей у нас лучше всего известны так называемые «складные алтари» в германских землях предреформационной поры.) За таким «складным алтарем», как мы видели, например, на илл. 3 и 5, епископского трона в апсиде просто не было бы видно. Лишь в редких случаях старое епископское место сохранялось и после «готической» реконструкции. Так, в Меце новоизбранного епископа по свидетельству 1699 г. прежде всего усаживали на древний каменный «трон св. Климента» — легендарного основателя мецской кафедры — стоявший, как и встарь, за главным алтарем. Пока епископ там сидел, каноники по очереди кланялись ему и целовали его руку. По окончании этой церемонии его поднимали и вели усаживать уже на «новое» епископское место в общем ряду деревянных
229
кресел124. Но все же, как правило, «старый» епископский престол удалялся, так что при новой топографии алтарной части вряд ли кому-нибудь вообще могло прийти в голову «путать» алтарь и трон, не требуй этого давняя традиция.
Чем же могла быть вызвана такая путаница? Проще всего на этот вопрос отвечает Р. Шнайдер: алтарь мог в отдельных случаях без особых проблем брать на себя функции трона, потому ли, что в церкви просто не было соответствующего трона, потому ли, что усаживание на алтарь представлялось более действенным125. Объяснение совершенно удивительное: получается, что минуют Десятилетия и века, а в соборе, где то и дело происходят интронизации епископов (например, в Страсбургском, Кёльнском или Шпайерском), никак не соберутся поставить настоящую кафед-
230
ру — вот и приходится всякого нового епископа усаживать временно на алтарь. И добро бы такое было в одном диоцезе с особенно нерадивыми клириками, а то ведь происходит чуть ли не по всей Германии, да, наверное, и за ее пределами. Вторая половина объяснения Р. Шнайдера про «большую действенность» усаживания на алтарь ровным счетом ничего не объясняет, поскольку теперь необходимо выяснять, а почему, собственно, такая экзотическая форма интронизации оказывалась «более действенной», чем обыкновенная, и мы вновь оказываемся на том же месте, с какого начинали поиски.
Свою гипотезу связи между алтарем и троном предлагал некогда М. Крамер. По его мнению, алтарь служил... заменой трона в Ахене126. Понятно, что М. Крамер имел здесь в виду усаживания на
231
алтарь не епископов, а королей: выбирая государя во Франкфурте, его нельзя было, естественно, тотчас же усадить на трон Карла Великого в Ахене — вот и приходилось заменять этот «легитимирующий трон» ближайшим алтарем. Гипотеза М. Крамера тем более странна, что он сам же говорил о происхождении светского варианта этого ритуала из церковного обихода. Каким образом могло быть связано усаживание на алтарь не короля, а епископа с ахен-ским троном? С. Жак была последовательнее: она тоже усмотрела связь между усаживанием на алтарь и троном в Ахене, но при этом исходила из того, что это церковь заимствовала обряд у империи, а не наоборот127.
Д. Вайс недавно осторожно предположил, что, возможно, все дело в реликвиях, сокровенных в каждом алтаре128. Тогда «сидение
232
233
на реликвиях» новоизбранного короля или епископа оказывается формой «близости к реликвиям, которой особенно добивались в позднем Средневековье»129.
Когда я представлял коллегам настоящую статью в виде докладов, всякий раз возникал вопрос, не было ли «усаживание на алтарь» символическим принесением в жертву «усаживаемого», ведь все, что кладется на престол, оказывается так или иначе дарованным Богу или же святому, которому алтарь посвящен. Такая трактовка представляется мне сомнительной не только в теологическом плане, но и в экклезиологическом (ведь тогда следовало бы трактовать предстоятеля как жертву, приносимую общиной Богу — утверждение, вызвавшее бы весьма серьезные последствия для трактовки церковной общины). Для сближения епископа или аббата с алтарным трибутарием или облатом нет вроде бы оснований, тем более, что если порой на алтарь и могли укладывать «жертвуемых» церкви младенцев, то ни о каком усаживании на него взрослых лиц, даже передающих себя в самую тяжелую форму зависимости, ничего не слышно. При том, что позднеантичные и средневековые «пожертвования» на алтари изучалась до сих пор недостаточно, последнее исследование (по сути дела не статья, а целая монография) известного историка и богослова А. Ангененд-та значительно прояснило эту тему и выявило весьма широкий спектр практик подношений на церковные престолы130. Но ни одна из них, на мой взгляд, не может быть даже отдаленно соотнесена с интересующим нас здесь сюжетом.
Думается, что ключ к смыслу обряда усаживания на алтарь лежит так близко, что трудно понять, почему до сих пор никому из исследователей не довелось его применить. Разгадка состоит в том, что христианский алтарь и есть в известном смысле не что иное как трон. «Синонимичность» алтаря и трона была задана с Константиновых времен как часть более широкого поля «синонимов», определявшегося по мере превращения христианства в государственную религию империи. Алтарь синонимичен трону в той же мере и в том же смысле, в каких церковь синонимична дворцу, а Христос — царю. Алтарь занимает в храме центральное место, как трон во дворце, и даже внешне оформляется сходным образом. Как и трон, алтарь сияет золотом, как и трон, его могут скрывать от посторонних глаз завесы — vela, как и над троном, над ним может возводиться каменный балдахин — киворий (ци-борий) (илл. 14). Алтарь — это трон Христа131 и именно сень-киворий и устраивают над ним, престолом Царя Небесного132. Синонимичность алтаря и трона хорошо передает современный русский язык, в котором слово «престол» одинаково хорошо обозначает как то, так и другое133. Словоупотребление это не такое уж и новое, и тем более показательно для понимания отношения к ал-
234
тарю и трону. Не менее красноречив и тот случай, когда Емельян Пугачев усаживался на церковный престол, полагая, очевидно, что царям так положено (ведь не брал же он при этом за образец обычаи Ватикана...)134.
В фундаментальном двухтомном труде Йозефа Брауна, посвященном истории христианского алтаря, его символике отведено всего-навсего пять с половиной страниц135. По классификации Й. Брауна, типологическое истолкование алтаря позволяет видеть в нем прежде всего образ самого Христа и образ созданной им церкви, также крест распятия, Гроб Господень, но в то же время ясли, где родился Иисус, а помимо этого еще и стол Тайной вечери. В тропологическом или моральном смысле алтарь означает либо веру, либо сердце человека. Наконец, в анагогическом смысле это либо образ Небесного алтаря, упоминаемого в Апокалипсисе, либо же трона Господня.
235
Именно последнее уподобление имеет, как представляется, решающее значение для истолкования обряда усаживания на алтарь. Но здесь есть одна весьма существенная трудность, на которую тоже указывает Й. Браун. Он пишет, что анагогическое истолкование алтаря встречается почти исключительно в восточном богословии. На Западе Й. Брауну известны лишь его следы, да и то, кажется, относящиеся скорее к метафоре Небесного алтаря, нежели трона Царя Небесного.
Здесь нет возможности проверять эти наблюдения Й. Брауна и заново разбирать суждения западных богословов и литургиков, относящиеся к алтарю. Действительно, по крайней мере ни у Дуранда (Дуранти), ни у Сикарда, ни у Гонория Августодунского уподобление алтаря трону не играет по сути дела никакой роли. Однако есть и источники совершенно иного свойства, свидетельствующие, как думается, об обратном. Я имею в виду иконографические памятники.
Первое изображение, которое нас будет интересовать — это французская иллюстрация последней четверти XV в. к Декрету Грациана, на которой мы видим, как Христос вручает мечи духовной и светской власти коленопреклоненным папе и императору (илл. 15). При всей схематичности композиции понятно, что Иисус восседает в царственной позе не просто на троне без спинки (как апостол Петр на кёльнской фреске), а именно на алтаре. Об этом свидетельствует не только положение фигуры Христа, высоко поднятой над остальными персонажами, но и оформление интерьера, в который она помещена. Здесь легко узнать церковь: характерная трактовка готических окон и условный, но вполне прочитываемый абрис трех апсид не оставляют сомнения в функциональном назначении помещения.
Вторая миниатюра примерно на столетие старше. Она принадлежит кисти так называемого Псевдо-Жакмара, работавшего в 1380— 1410 гг. преимущественно при дворе герцога Жана Беррий-ского. В «Малом часослове»136 Псевдо-Жакмар изобразил несколько сходных сцен, на которых представлен скорее всего герцог Жан коленопреклоненным в молитвенной позе перед Христом или Богоматерью. Интимность, сокровенность этого молитвенного общения подчеркивается Псевдо-Жакмаром (как и другими художниками той поры) введением в композицию занавесей, одна из которых приоткрывается для зрителя. Логично предположить, что герцог молится в своей дворцовой капелле перед алтарем, место которого на миниатюрах занимает фигура либо Христа, либо Богоматери (илл. 16). Разумеется, утверждать, будто на этих миниатюрах Иисус и Богородица сидят именно поверх алтарей, было бы слишком большой смелостью. Однако здесь есть одна композиция, которую действительно трудно трактовать иначе (илл. 17). Хотя и
236
перед Христом. (1385-1390 гг.). Малый часослов герцога Жана Беррийского
уменьшенная в размере и не столь монументальная, как в предыдущем случае, фигура Христа усажена несомненно именно на алтарь, перед которым склонился в молитве герцог. Похоже, Христос сидит на особом «престоле» без спинки, как бы установленном поверх собственно алтаря. Такая поза Христа, конечно, отличается от поз короля Генриха VII или епископов Трира и Констанца, известных нам по приведенным выше изображениям, однако расхождение здесь относится к деталям, а не к существу дела. Главное же состоит в том, что Псевдо-Жакмар видит в алтаре не что-нибудь, а именно трон Иисуса Христа.
Выбор миниатюр из рукописи Декрета Грациана и «Малого часослова» герцога Беррийского сделан мною почти наугад, без изучения иконографической традиции, стоящей за обоими изображениями. А то, что такая традиция, действительно, имела мес-
237
то и была распространена не только во Франции, доказывает еще одна миниатюра, на этот раз из Испании. В одной очень известной рукописи «Песен о Святой Марии», выполненной по заказу короля Кастилии и Леона Альфонса X Мудрого между 1252 и 1284 гг., изображена сцена явления Богородицы мавру, принявшему христианство. Мы видим Мадонну с Иисусом на руках, сидящей на троне без спинки, установленном, вне всякого сомнения, поверх церковного престола (илл. 18). Но для целей данной статьи вполне достаточно пока констатации одного простого обстоятельства: вопреки утверждению Йозефа Брауна, понимание алтаря как трона Христа было распространено на латинском Западе, по крайней мере в XIII — XV вв. Иначе оно не отразилось бы в придворной иконографии. В какой мере это понимание подкреплялось богословием — вопрос особый, и он тоже требует
238
изучения. Однако даже полное отсутствие теологической разработки того или иного тезиса еще не означает, что тезис этот не был тем не менее известен и широко принят на «неофициальном» уровне.
В этой статье были выдвинуты два предположения. Первое состоит в том, что центром, откуда распространился обычай усаживания на алтарь, был папский двор. Второе — что алтарь рассматривался, помимо прочего, в качестве Трона Христа. Но их вполне можно и объединить в единую гипотезу. Усаживание нового папы на алтарь должно было обозначать, с одной стороны, его символическую идентификацию с Христом, а с другой — признание такой идентификации избирателями-кардиналами. Обряд подводил черту под избирательной процедурой и в то же время устанавливал непреодолимую дистанцию между новым понтификом и его вчерашними «коллегами» по курии. У нас пока нет никаких оснований по-
239
лагать, что обряд усаживания на алтарь старше XIII в. Но как раз тринадцатое столетие как нельзя лучше подходит для рождения церемонии, визуализирующей «единство» папы и Христа — ведь хорошо известно, что роль папы как викария Христа начинает особенно подчеркиваться с понтификата Иннокентия III (1198 — 1216). Противостояние пап и императоров на протяжении первой половины XIII в., как и победа в нем Рима должны были усилить поиски новых форм репрезентации папской власти. Усаживание новоизбранного папы на алтарь — лишь одно из средств передачи идеи того, что его власть — это власть Христова. Другое, например, относится к облачениям папы, смысл которых папские ordines не объясняют. Зато Энеа Сильвио ясно называет ту ризу, которую на него надевают еще даже до смены имени, именно «белой туникой Христа»137. Стремление сблизить папу и Христа тем самым и тут очевидно.
Хотя в XIII в. давнее соперничество между Латеранской базиликой и базиликой св. Петра за право считаться «матерью всех церквей» продолжалось, церемония интронизации папы в этом столетии была уже связана прежде всего с ватиканским храмом. Соответственно, и обряд усаживания на алтарь стоит, вероятно, локализовать с самого начала именно в храме св. Петра (хотя при необходимости он скорее всего мог воспроизводиться и в любой иной церкви, особенно если выборы проходили вне Рима). Для «официальной» интронизации в базилике св. Петра использовался украшенный серебром мраморный трон, установленный на ступенчатом возвышении в центральной апсиде — символическая «кафедра св. Петра»138. Алтарь прямо перед
240
ним, у подножия которого понтифик простирался, и на который его усаживали, был украшен киворием. (Эта деталь должна была, кстати, способствовать визуальному восприятию алтаря как тронного места, когда папа восседал на нем, дожидаясь конца Те Deum.)
Усаживание на алтарь св. Петра могло приобрести для римского простонародья дополнительное значение, а то и вообще подвергнуться переосмыслению — ведь здесь сама собой должна была напрашиваться мысль об идентификации нового папы не только с Христом, но и с апостолом Петром, притом, возможно, именно с ним в первую очередь. В конце концов, по мнению толпы, именно апостол Петр избирал всякого нового понтифика. Это мнение она выражала знаменитым лозунгом при каждом папском избрании. Но тогда нельзя исключить возможность идентификации епископов других диоцезов с небесными покровителями именно их епархий. Так, усаживание, например, вюрцбургского епископа на алтарь св. Килиана могло восприниматься как его уподобление именно этому святому. И все же такой «местный смысл» следует рассматривать как добавочный, привнесенный и вторичный, в то время как уподобление избранника Иисусу — в качестве основного.
Каким образом в Риме родилась сама идея усаживать епископа на алтарь, чтобы тем самым продемонстрировать его единение с Христом, сказать пока что затруднительно. Если Й. Браун прав в том, что символическое понимание алтаря как трона в целом чуждо западному богословию, но зато присуще восточному, придется ставить вопрос о возможности заимствования с Востока то ли самого обряда, то ли по меньшей мере идеи, лежащей в его основе. И для таких заимствований XIII век, особенно первая его половина, — время подходящее. Латинское господство над Константинополем создавало условия, вполне благоприятные для рецепции на Западе новых элементов византийской культуры. Однако относится ли к ним и обряд усаживания на алтарь установить нельзя уже хотя бы потому, что пока не выявлено никаких аналогий, происходивших бы из византийского культурного пространства. Правда, вряд ли их кто-либо до сих пор специально разыскивал...
История с церемонией усаживания на алтарь вывела нас на одну весьма широкую историко-культурную проблему, не разработанную до сих пор историками — эта проблема синонимичности алтаря и трона в христианских обществах. При должном внимании к ней можно надеяться как прояснить некоторые общие основания средневековой культуры, так и разобраться в ряде конкретных ее проявлений. В первую очередь это относится к природе власти в средневековом обществе.
241
1 Kantorowicz E.H. The King's Two Bodies. Princeton, 1957.
2 «...that most powerful and "natural" of all symbols». См.: Strocchia Sh. Death and Ritual in Renaissance Florence. Baltimore, 1992. P. XVII.
3 Подробнее см.: Бойцов М.А. Живая власть мертвого тела. Комментарии к повествованию старшего коллеги // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории, 2003. Вып. 5. М, 2003. С. 167-253; Он же. «Индивидуальность» умершего государя. Репрезентация покойного правителя в позднесредневековых погребальных церемониях // В своем кругу. Индивид и группа на Западе и Востоке Европы до начала Нового времени / под ред. М.А. Бойцова и О.Г. Эксле. М., 2003. С. 129-190.
4 В качестве общего введения в проблематику см.: Бойцов М.А. Золотая
булла 1356 г. и королевская власть в Германии во второй половине XIV в. // Средние века. 1989. Вып. 52. С. 25-46.
5 Подробнее см.: RatschowK.H., StiberA., Poscharsky P. Altar // Theologische
Realenzyklopadie. В.; N.Y., 1978. Bd. 2. S. 305-327, здесь прежде всего S. 305-308.
6 Настоящая статья основывается в основном на архивных и библиотеч-
ных разысканиях, провести которые стало возможным благодаря поддержке Фонда им. Александра фон Гумбольдта и гостеприимству Исторического института Гисенского университета и Института истории Общества им. Макса Планка.
7 «Electus super altare locatur per septem electores anno predicto VHI°». См.:
Heyen F.-J. Kaiser Heinrichs Romfahrt. Die Bilderchronik von Kaiser Heinrich VII und Kurfurst Balduin von Luxemburg (1308 —1313). Boppard, 1965. S. 60. Миниатюра 4а.
8 «Electione autem huiusmodi celebrata, earn omnes et singuli electores alii
predicti approbavimus et «Те Deum laudamus» alta voce fecimus decantari et dictum nostrum electum, qui presens extitit et electioni de se facte divine nolens resistere voluntati interpellate a nobis reverenter consensit, ad ecclesiam fratrum Predicatorum in Frankenvort deduximus et deinde electionem ipsam clero et populo fecimus sollempniter publicari»). См.: Monumenta Germaniae historica. Constitutiones et acta publica imperato-rum et regum. (Далее: MGH Const.) Hannover; Leipzig, 1906. T. 4, ps 1. P. 228-231, здесь P. 230.
9 В официальных посланиях папскому престолу курюрсты так описывали происходившее после завершения выборов: «Electione autem huiusmodi celebrata, earn [т.е. Людвига] nos omnes et singuli electores predicti presentes approbavimus et «Те Deum laudamus» alta voce fecimus decantari et dictum nostrum electum, qui presens extitit et... interpellatus cum instancia a nobis reverenter consensit, et deinde electionem ipsam clero et populo sollempniter fecimus publicari. Postmodum vero ipsum electum in civitatem Frankenfordensium introducentes in ecclesiam sanc-ti Bartholomei deduximus, et ipsum super altare majus, prout moris et con-suetudinis est, adhibitis sollempnitatibus in talibus debitis et consuetis posuimus, "Те deum laudamus" denuo decantantes». См.: MGH Const. Hannover; Leipzig, 1909-1913. T. 5. P. 102-103 (N 102, 103).
0 Об этом говорится в письме совета города Нюрнберга бургграфу Нюрнбергскому (причем, авторов нисколько не смутила замена — напро-
242
М.А. Бойцов
тив, они очень рады состоявшемуся избранию): «...daz fiirware unsere herren kurfursten und ir machtboten... hern Sigmunden... zu einem R6mischen kunig erwelt haben, und haben an seiner stat unsern gnedigen herren burggraf Johansen ewern bruder alspald auf den altar gesaczt. Daz wir gerne sehen und hOren und auch des zemal fro sein...». См.: Deutsche Reichstagsakten. (Далее - RTA.) Altere Reihe. Guttingen, 1878. Bd. 7. N 83. S. 129-130, здесь S. 130.
11 Тогда курфюрсты вышли из алтаря к алтарной преграде (Letner), и
один из графов объявил от их имени об избрании королем Римским венгерского короля и герцога Австрийского Альбрехта. «И тотчас же начали петь "Тебе Бога хвалим" до самого конца» («Und daruf so hub man von stont an zu singen "Те Deum laudamus" biB zu ende. Und saste man nimanden von sinen wegen uf den altar, wand niman von sinen wegen hie waz». См.: RTA Altere Reihe. GSttingen, 1925. Bd. 13. N 34. S. 85 — 91, здесь S. 91. На оба случая усаживания на алтарь (или готовности усадить) заместителя из-за отсутствия главного лица внимание обратил еще Ф. Ригер (см. ниже). См.: Rieger F. Die Altarsetzung der deutschen Konige nach der Wahl. (Diss.) В., 1885. S. 29-31.
12 «Volgends haben sie, die Kurfursten, den erwelten K6nig Maximilian, der
im chor in seinem herzoglichen kleid, nemblich einen langen scharlach mantel, auf der einen seite offen, und in einem engen rock gestanden ist mit der halben crone nach gewonheit der ErzherzOge von Osterreich, und ist uberschlag von hermlin an dem mantel gewesst, zu inen in das conclave berufen und holen lassen und seinen furstliche Gnade solche ire ain-trechtige wahl auch erOffnet und furgehalten und haben erstlich rumische kaiserliche Majestat an Erzherzog Maximilian begert und die Kurfursten gebeten, diese wal anzunemen. Und dorauf hat sein furstliche Gnade niederkniet und nach beschwerung der sach solch cur angenommen... Darnach seint der Kaiser, der erwelte Konig und Kurfursten in chor gan-gen, nemblich der Kaiser und an seiner rechten hand der Erzbischof zu Mainz und der erwelte Konig zu linken hand und der Erzbischof von Colin dem K6nig an der linken hand und die ander Kurfursten vor dem Kaiser nach ordnung der gulden bulle, haben in fur den altar gefurt, daselbst samentlich niederkniet, seind durch den obgemelten weichbischof und chorherrn St. Bartolomeuskirchen etliche psalm und colecten gelesen worden. Nach endung derselben haben die Kurfursten den erwelten Konig auf den altar gesatzt, hat man gesungen Те Deum laudamus mit orgeln und haben alle trameter geplasen». См.: RTA Mittlere Reihe. GOttingen, 1989. Bd. 1, N 187. S. 184.
13 Почти весь этот набор (за исключением подъема на щит) воспроизведен
еще в кн.: Krammer M. Wahl und Einsetzung des deutschen Konigs im Verhaltnis zu einander. Weimar, 1905 (Quellen und Studien zur Verfassungsgeschichte des Deutschen Reiches in Mittelalter und Neuzeit, Bd. 1, H. 2).S. 32-33, 37.
14 Rieger F. Op. cit.
15 Ibid. S. 36-39.
16 Утверждение Ф. Ригера (S. 40), что Пия II усаживали на алтари трижды
(два раза в конклаве, сначала сразу после избрания, затем после пере-
Сидя на алтаре
243
мены имени, и один раз в соборе св. Петра) является недоразумением. Хотя сразу после избрания кардиналы и бросились, по свидетельству самого папы ему в ноги, но эта adoratio не сопровождалась подъемом понтифика на алтарь: «et cardinales universi nihil morati ad pedes Aenee sese proiecerunt, eumque pontificem salutarunt». См.: Pius Secundus pon-tifex maximus. Commentarii: Textus, ed. Ibolza Bellus et Ivdn Boronkai. Budapest, 1993. P. 84 (I, 36).
17 Rieger F. Op. cit. S. 40: «Die bischofliche Altarsetzung ist daher von der
koniglichen ausgegangen, ist eine Copie derselben auf kirchlichem Boden».
18 Ibid. S.41-42.
19 Ibid. S. 4, 42.
20 Ibid. S. 5: «Die Absicht ist aber auch hier klar: er soil von erhohtem Punkte
aus den Versammelten gezeigt werden».
21 «Deinde in cimiterio dicte ecclesie clero et populo ipsum electum presen-
tavimus et eius electionem sollempniter fecimus publican». См.: MGH Const. T. 5. P. 103 (N 102, 103), сравни: RiegerF. Op. cit. S. 7-8. Кладбища, как известно, в средние века считались вполне подходящим местом для проведения всяческих общественных мероприятий.
22 Krammer M. Op. cit. S. 33 - 40.
23 Barth M. «Das Setzen auf den Altar» als Inthronisation weltlicher und kirch-
licher Wurdentrager, mit besonderer Berucksichtigung des rheinischen Raumes//Archives de l'Eglise d'Alsace. 1964. Vol. 30 (14N.S.). S. 53-63, здесь S. 53-54, 60.
24 Ibid. S. 60.
25 Schneider R. Bischofliche Thron- und Altarsetzungen // Papstgeschichte und
Landesgeschichte. Festschrift fur Hermann Jakobs zum 65. Geburtstag / Hrsg. J. Dahlhaus, A. Kohnle. Koln; Weimar; Wien, 1995 (Beihefte zum Archiv fur Kulturgeschichte, 39). S. 1-15, здесь S. 14-15: «Mit Altarsetzungen sollten zuvor Gewahlte gewiB gezeigt werden, doch lasst sich dieses Motiv nicht als dominant erweisen... Naher liegt die Annahme, dass mit der Altarsetzung die Unwidermflichkeit des unmittelbar zuvor beende-ten Wahlvorgangs dokumentiert werden sollte: Wenn der electus nicht vom Altar fiel, floh oder sonst wie geschadigt wurde, gait der Rechtsakt der vor-angegangenen Wahl als defmitiv». Примерно та же фраза содержится и в более ранней статье того же автора: Idem. Wechselwirkungen von kano-nischer und weltlicher Wahl // Wahlen und Wahlen im Mittelalter / Hrsg. Reinhard Schneider und Harald Zimmermann. Sigmaringen, 1990 (VortrSge und Forschungen, 37). S. 134-171. S. 154.
26 «...den thumprobst, ein touben man, und satzten yn ouch auff den altar, und
hofften den selbigen mitt gewalt darby zu behalten». См.: Maternus Berler. Chronik // Code historique et diplomatique de la ville de Strasbourg. Strassbourg, 1848. Vol. 1. P. 51.
27 «In geographischer Hinsicht ist die Konzentration auf die rheinischen und
insbesondere die oberrheinischen Bischofsstadte sehr auffallig» и ниже еще определеннее: «Am Phanomen der Altarsetzung von Bischofen und Abten ist nicht zu zweifeln, doch konnte dieser Brauch auf den oberrheih-nisch-mittelrheinischen Raum konzentriert gewesen sein». См.: Schneider R. Bischofliche... S. 13- 14.
244
М.А. Бойцов
28 Bojcov M. Ephemeritat und Permanenz bei Herrschereinzugen im spatmit-
telalterlichen Deutschland // Marburger Jahrbuch fur Kunstwissenschaft. 1997. Bd. 24. S. 87-107, здесь S. 89, 104.
29 Weifi D.J. Altarsetzung und Inthronisation. Das Zeremoniell bei der
Einsetzung der Bischofe von Bamberg, in: Hortulus Floridus Bambergensis: Studien zur frankischen Kunst- und Kulturgeschichte. Renate Baumgartel-Fleischmann zum 4. Mai 2002 / Hrsg. der Staatsbibliothek Bamberg durch Werner Taegert. Petersberg, 2004. S. 99-108. Пользуясь случаем, выражаю глубокую признательность Д. Вайсу за любезно предоставленную им возможность ознакомиться с текстом его статьи еще до ее публикации. Первое упоминание об «усаживании на алтарь» в Бамберге Д. Вайс обнаружил в неопубликованном протоколе избрания епископа Фридриха фон Ауфзеса (1421 г.): «...указанного электа мы поместили на алтарь св. Петра, находящийся в указанной алтарной части», («...ipsum Electum super altare sancti petri in dicto Choro situm collo-cavimus»). См.: Ibid. S. 101.
30 «Neo-electus per D. Praepositum & Decanum ex loco Capitulari, caeteris
subsequentibus, ad Chorum deducebatur, ducentis armatis civibus utrumque latus a Capitulo usque ad principem Aram stipantibus. Mox Hymnus: Те Deum laudamus, sonantibus omnibus campanis, solemniter est decantatus, sub quo electus arae impositus a cunctis Episcopus est salu-tatus. Hoc finito ductus est ad Sedem suam Episcopalem & ex hac ad Cancellariam». См.: Gropp I. Collectio novissima scriptorum et rerum Wirceburgensium a saeculo XVI. XVII. et XVIII hactenus gestarum. Frankfurt, 1741. T. 1. P. 89. Это общее описание обряда у Гроппа основывается, судя по всему, на эпизоде избрания епископом Конрада IV в 1540 г. Об эпизоде 1519 г. см. там же S. 260. О труде И. Гроппа см.: Бойцов М.А. Живая власть... С. 167-253.
31 «Alda sprang er ruckling uf den altar, darauf zu sitzen». См.: Die Rats-
Chronik der Stadt Wurzburg (XV. und XVI. Jahrhundert) / Hrsg. Wilhelm Engel. Wurzburg, 1950 (Quellen und Forschungen zur Geschichte des Bistums und Hochstifts Wurzburg. Bd. 2). S. 54.
32 «Und griffen die zween an den erwelten, und wolten ine uff den altar heben,
aber als er ein geradner herr was, da hupfft er selbs hinuff». См.: Bischoff Wilhelms von Hoensteins waal und einritt. Anno 1506 et 1507 // Code his-torique et diplomatique... Vol. 2. P. 249.
33 lak S. Das Tedeum als Huldigungsgesang // Historisches Jahrbuch der
Gorres-Gesellschaft. Jg. 102. 1982. S. 1-32. с 22, примеч. 76.
34 Andermann К. Zeremoniell und Brauchtum beim Begrabnis und beim
Regierungsantritt Speyerer Bischofe: Formen der Representation von Herrschaft im spaten Mittelalter und in der iriihen Neuzeit // Archiv fur mittelrheinische Kirchengeschichte. Jg. 42. 1990. S. 125-177, здесь S. 160-161.
35 Schreiner K. Wahl, Amtsantritt und Amtsenthebung von Bischofen: Rituelle
Handlungsmuster, rechtlich normierte Verfahren, traditionsgestutzte Gewohnheiten // Vormoderne politische Verfahren / Hrsg. Barbara Stollberg-Rolinger. В., 2001 (Zeitschrift fur historische Forschung. Beifeft 25). S. 74-117, здесь S. 101-104.
Сидя на алтаре
245
36 Яркое описание «усаживания на алтарь» 1519 г. содержится в вюрцбург-
ской «Хронике городского совета»: «...undt fuhrten also ihr furstlichen gnaden bis auf s. Kilians chor fur den altar. Da satzten seine furstlichen gnaden sich darauf und nahmen den strickh oder schnur in die handt... Also dass sich der lobliche fiirst uf den altar gesetzt undt den strickh oder schnur in die handt genahm, da huben die chorschuler an zu singen das Те deum laudamus... solche herren obgemelt die boten seiner furstlichen gnaden glukh undt heyl in das bischoflich ambt. Da nun dasselbig aus was, wurdt seine furstliche gnaden wideramb von s. Kilians altar vom chore hinab beleyt...». См.: Die Rats-Chronik... S. 79. Ср.: Schreiner K. Op. cit. S. 101.
37 О Петере Майере и его книге см.: Бойцов М.А. Архиепископ Трирский
объезжает свои владения // Королевский двор в политической культуре средневековой Европы. Теория. Символика. Церемониал / Отв. ред. Н.А. Хачатурян. М., 2004. С. 317 — 359. Миниатюра, о которой здесь идет речь, была впервые опубл. еще в: Schmidt A. Der spatgotische Hochaltar des Trierer Domes // Trierer Zeitschrift fur Geschichte und Kunst des Trierer Landes und seiner Nachbargebiete. Jg. 18. 1949. S. 135— 137, здесь S. 137. А. Шмидта здесь, впрочем, интересовало изображение алтаря как такового, а отнюдь не сцены усаживания на него.
38 Pilvousek J. Ernst, Herzog zu Sachsen // Die Bischofe des Heiligen Romi-
schen Reiches 1448 bis 1648. Ein biographisches Lexikon / Hrsg. Gatz. В., 1996. S. 171.
39 О том, как носили меч перед церковными князьями Германии, см. крат-
ко: Бойцов М.А. Живая власть мертвого тела... С. 195—196.
40 «Vnnd als sie yn in die Tumkirche vor ein altar vor dem kor bracht, der mit
tepten, seyden / kusBen vnnd annderm erlich zugericht, haben sie sein Hebe vor den Altar / vff die kusBen vor sich nidder gelegt, etlichen gesang gemeyniglich vber / ym gesungen vnnd Collecten vber ym geleBen. Da sulchs auB gewest / haben sie sein liebe auffgehebt in Chor vmb den hoen altar gefurt / vnnd sein liebe darauff gesetzt mit hocher stymmen Те deu[m] laudamus / gesungen die weile der gesang gewert ist sein liebe allewege vff / dem altar gesesBen vnnd als der gesangk auB gewest, ist seine / liebe vom altar geno[m]men in die herberge gefurt» (Москва. Военно-исторический архив. Ф. 1524. On. 1. № 108. Л. 23). Документ происходит из той части саксонского герцогского архива (т.н. «Виттен-бергский архив»), хранившегося в Дрездене, которая после войны была вывезена в СССР. Дрезденский шифр этого архивного дела Loc. 4368 «Reisen».
41 «Als das Ampt / auB gewest hat das Capittel seine liebe ins Capittel gefurt /
vielleicht pflicht von ym genommen als ym das zusteht do wie / nicht bey gewesen sein» (Там же. Л. 23 об).
42 «Damach syn die Herren dechan vnd / Capittel obgenant brennende wech-
sen / kertzen in yren henden dragende uB / deme capittelhuse (чуть выше указывается, что Cappitelhus располагался vff den Lettener im Chore. — М.Б.) gangen den der er- / wellter in eyner chorkappen gefol-gt / auch eyn brennende wechsen kertzen / dragende zu deme hohen altar zu / vnd haben den erweltten zu eynem rech- / ten vnd waren
246
М.А. Бойцов
zeichen, das er eyne / zukommender Ertzbischoue vnd recht regierender Herr des Erzsiffts vnd / Curfurstentumbs Trier syn sulle / daruff gesatzt vnd ime damitt desselben also possession gegeben mitt / grossen freuden vnnd erenn erpie- / tungen.
Do syn angangen alle glocken in / der Statt von Trier vnd zu noch / merer Freuden vnd volkommener Jubi- / lierunge Gott dem Almechtigen zu hochster eren den Lob gesangh Те / deum laudamus mit der orgelen / vnd dem choer eerlichen vnd andechtlichen vollen-pracht». См.: Landeshauptarchiv Koblenz, 701, 13 (Peter Maier aus Regensburg. Wahl Richards von Greiffenclau 1511). Fol. 6 —6v. Повторено почти дословно (с опущением упоминания о всех колоколах города Трира) в: 701, 4 (Idem. Huldigungsbuch). Fol. 118. Курсив в переводе мой. — М.Б.
43 «Do ist glich daruB / gefuert worden processionaliter der Erwelt zu /
Ertzbischouen zu Trier Hochgemelt zu dem Hohen / Altare zu vnd daruff eyne brinnende Kertzen / in syner hanndt haltend, gesatzt, da hat man / angehaben dene lobegesange Те Deum lauda- / mus vnd den mit der orgelen vnd chor gesang / ye eynes vmb das ander eerlich vollenpracht /... Glych nach endonge des Lobgesanges haben ettliche / Doemherren den Erwalten in den gewonlichen / stuele darinnen die Ertzbischoue zu staen plygen / gestalt vnd ime also possession gegeben». См.: Landeshauptarchiv Koblenz, 701, 4 (Peter Maier aus Regensburg. Huldigungsbuch). Fol. 261v-262.
44 Пользуясь случаем, выражаю глубокую признательность Историческо-
му институту Бернского университета за приглашение летом 2000 г., позволившее мне познакомиться с рядом неопубликованных документов в архиве и библиотеках швейцарской столицы.
45 Dubuis F.-O., Lugon A. Sitten // Lexikon des Mittelalters. Munchen, 1995.
Bd. 7. Sp. 1940-1941.
46 См. о нем: Heinrich Esperlin // Das Bistum Sitten / Le diocese de Sion.
L'archidiocese de Tarentaise. Basel, 2001. (Helvetia Sacra. Abt. 1. Bd. 5.) S. 212 — 214. О том, что он один из немногих сьонских епископов родом из немецкоговорящей части Валлиса см.: Carlen L. 1000 Jahre Bischofe von Sitten // Idem. Recht, Geschichte und Symbol. S. 235-350, здесь S. 242.
47 Gremaud J. Documents relatifs a l'histoire du Vallais. Lausanne, 1898. Vol. 8.
(Memoires et documents, 39). P. 460-466 (N 3038).
48 «...et eidem domino henrico supplicarunt, ut electionis hujus modi / consen-
sum suum praebare et illam approbare et / ratificare vellet, qui eisdem verbo proprie respondit, / quod non erat respondere deliberatus, non recusare / nee acceptare, verum infra tempus juris responderet. / porro secundum Morem Ecclesiae Sedun. ipsum dnm / electum honorfice receperunt et processionaliter ad / Magnum Altare Sanctae Mariae Sedun[ensis] Ecclesiae / duxerunt decantando solemniter hymnum Те Deum / laudamus, campanis pulsantibus in signum laetitiae. / Novi Pastoris et Episcopi electi et continue in Choro / dictae Ecclesiae himno finito versu et oratione con- / suetis decantatis ipsi Domini electores per Organum / praefati domini Anselmi hujus modi electionem / alta et intel-ligibile voce solemniter ut moris / est clero et populo ibidem in Multitudine
Сидя на алтаре
247
copi- / osa astantibus in vulgari publicari fecerunt / quam quidem Electionem omnes tam clerus quam / populus ibidem astantes clamore valido laudes / et gratias deo referentes laudaverunt ratificave- / runt et nemine contradicente approbaverunt et / requisierunt, ut ad ecclesiam superiorum Beatae / Catharinae ipsum processionaliter reducerent prout / fecerunt». - Bern. Burgerbibliothek. Ms. hist. helv. III. 1. P. 662-663. Ha странице пометки о том, что документ скопирован 1 мая 1763 г. с оригинала, шифр которого Mss Brienne 114. [Fol. ?] 133. К какому собранию относится этот шифр, узнать не удалось. Этот же текст с незначительными отклонениями в написании слов см.: Gremaud J. Op. cit. P. 464.
49 «...porro et secundem Morem Eccle- / siae nostrae Sedun[ensis] fieri solitum
ipsum Dominum / henricum Decanum et per nos ut praefectus electum / honorifice recepimus et processionaliter ad Magnum / Altare ipsius ecclesiae Beatae Mariae duximus decan- / tando solemniter hymnum Те Deum laudamus, / campanis pulsantibus in signum laetitia novi pastori(s) / et Ep. electi et dictum electum nostrum intronisavimus juxta morem dictae ecclesiae et continue in Choro dictae / Ecclesiae himno finito versu et orationi consuetis decantatis, Nos, supradicti Canonici per Organum praefati / Domini Anselmi, Decani Vallesie Electionem nostram alta et intelligibili voce solemniter ut moris est, / clero et populo ibidem in Multitudine copiosa astan- / tibus in vulgari publicari, fecimus et publicavimus» (Bern. Burgerbibliothek. Ms. hist. helv. III. P. 672).
50 См. о нем: Walter Supersaxo // Das Bistum Sitten... S. 214-219, а также:
Carlen L. Walter Supersaxo // Die BischSfe des Heiligen Romischen Reiches 1448 bis 1648. Ein biographisches Lexikon / Hrsg. E. Gatz. В., 1996. S. 685-686.
51 «Consensum suum / praebuit pariter et assensum quo consensu sic praestito
Deo / Omnipotenti et toti Curia Coelesti ac eidem domino Walthero / Electo laudes et gratias reddiderunt ipsi domini Electores / Clerus nee non Nobiles Cives Sedunen[ensis] et alii Patriotae et / Diocesani tune astantes et in signum laetitia omnes Cam- / panas solemniter pulsari fecerunt et decantantes hymnum / Те Deum laudamus ad Ecclesiam Beatae Mariae cum / Clero et toto populo reversi processionaliter juxta ipsorum / Consuetudinem et Ecclesiae Sedunen[ensis] super magnum Altare / ipsum posuerunt et intronizaverint». См.: Bern. Burgerbibliothek. Ms. hist. helv. III. S. 683. (Есть пометка, что документ переписан 9 мая 1763 г.)
52 Р. Шнайдер предполагает, что это вообще самое раннее документируе-
мое — «vermutlich die fniheste belegbare» — свидетельство об усаживании епископа на алтарь. См.: Schneider R. BischOfliche... S. 13.
53 «...quod ab antiquo tempore talis apud eorum ecclesiam consuetude foret
observata, quod quemcumque decanus et capitulum vacante ecclesia Wormatiensi aliquem concorditer eligerent in episcopum et pastorem, sta-tim illius electionem extra domum capitularem primo verbo et deinde per pulsum campane et per superposicionem altaris sancti Petri eorum patroni populo ibidem universe sollempniter publicarent, et postea eundem electum domino archieiscopo Moguntino ad cofirmandum presentarent». См.: Urkundenbuch der Stadt Worms / Hrsg. H. Boos. В., 1890. Bd. 2. N 316. S. 225-226.
248
М.А. Бойцов
54 Ibid. № 232. S. 163 — 164: жалоба совета города Вормса кардиналам на то,
что папа не признал избрания Герлаха Шенка, а назначил своего кандидата Сальмона. С тем, что «поднятие на алтарь» вполне могло состояться в 1329 г., соглашается и Ф. Ригер, хотя он склонен считать его самым первым в Вормсе (Rieger F. Op. cit. S. 39). Однако уже М. Крамер показал, что такое ограничение имеет смысл только в том случае, если автор исходит из идеи о происхождении епископских «усаживаний на алтарь» из королевских, а не наоборот (KramerM. Op. cit. S. 38. Anm. 2).
55 «... und als er gefurt ward zu dem hohen altar und darauff gesetzt mitt psal-
lirung desz lobgesang Ambrosii und Augustini genant Те deum laudamus, gingen die fryherren und die andren houpter desz Elsas welchen disse wal-lung mieszfiel, darum er ein fremder und ein Schwob was, mitt sampt den uberingen und minerem teil desz capitels an die statt der walking, und uber welten herr Johansen von Ochsenstein, thumprobst, ein touben man, und satzten yn ouch auff den altar, und hofften den selbigen mitt gewalt darby zu behalten». См.: Maternus Berler. Op. cit. S. 50 — 51.
56 «Mer dat sie einen up den elter weulden setzen und ein ander auch desselven
glichs dede». См.: Die Chroniken der deutschen Stadte. Leipzig, 1875. Bd. 12. (K6ln, Bd. 1). S. 358.
57 «...ind satten den vurB iren gekoirenen buschof up den altair singende: te
deum laudamus». См.: Ibid. S. 352.
58 «...und satten den up den elter und koeren in zo eime buschove». См.: Ibid
S. 360.
59 Steffens A. Die alten Wandgemalde auf der Innenseite der Chorbrtistungen
des Kolner Doms II. // Zeitschrift fur christliche Kunst. 1902. Jg. 15, N 6. Sp. 162— 170, здесь Sp. 130. Подробнее см.: Quendau R. Zum Programm der Chorschrankenmalereien im Kolner Dom // Zeitschrift fur Kunstgeschichte. 1980. Bd. 43. S. 244-279.
60 Ibid. Sp. 163. Скептическая оценка этой гипотезы см.: Quendau R. Op. cit.
S. 249, Anm. 37.
61 В то время как «большая и более здравая» часть капитула избрала Якоба
Зирка, другая «vota sua transtulerunt in nobilem virum dominum Udalricum de Manderscheit, decanum majoris ecclesiae Coloniensis, virum virtute et probitate commendabilem, ipsumgue cum domino Jacobo de Syrck eadem hora super altare posuerunt; a guo postea magna et prolixa controversia insurrexit...». См.: Gesta Trevirorum integra / Ed. J.H. Wyttenbach. Trier, 1838. Vol. 2. P. 318. Эту любопытную историю оценил по достоинству еще М. Барт (Barth M. Op. cit. S. 54 - 55). И следующее упоминание об «усаживании на алтарь» трирского епископа (1456 г.) также связано с раздорами среди каноников и угрозой двойных выборов: «Post publicationem postulatus ipse ad summum altare deducitur; campanis pulsatis, et hymnum Те Deum laudamus solemniter choro decantande, super altare, ut moris est, elevatur: astantibus Dythero de Isenburch cum suis actum postulationis reclamantibus» (Ibid. P. 337).
62 Regesten zur Geschichte der Bischofe von Constanz / Hrsg. Karl Rieder.
Innsbruck, 1913. Bd. 3. N 6740.
63 Ibid. N 6951. Почему-то М. Барт, пользовавшийся этим изданием, пропу-
стил регесту № 7178, где говорилось об усаживании на алтарь Кон-станцского епископа в 1388 г.
Сидя на алтаре
249
64 Вообще сведений об обрядах, сопровождавших избрание аббатов, суще-
ственно меньше, чем о церемониях при выборах епископов. Так, по словам исследователя, занимавшегося историей монастырей Лотарингии и Швабии, там от периода до XII в. не дошло вообще ни одного описания процедуры введения в должность нового аббата: Seibert H. Abtserhebungen zwischen Rechtsnorm und Rechtswirklichkeit. Formen der Nachfolgerregelung in lothringischen und schwabischen Klostern der Salierzeit (1024-1125). Mainz, 1995 (Quellen und Abhandlungen zur mit-telrheinischen Kirchengeschichte, 78). S. 345. Вряд ли в других областях Европы (по крайней мере севернее Альп) дело обстояло существенно лучше. В текстах же более или менее формально-директивного свойства упоминается, что завершает процедуру поставления гимн «Тебе Бога хвалим». Есть свидетельства о том, что нового настоятеля двое других аббатов должны подвести за руки к алтарю — тут очевидна аналогия с чином поставления епископа (Ibid. S. 198).
65 «Et deinde a loco capitulari / transeuntes ad chorum... Те deum laudamus
campanis pulsatis solemniter decantantis predictem electum super altarem summam predicti monasterii ponentis / et deinde in locum abbatis solitum intronizantis / juxta morem et consuetudinem sepedicti monasterii». См.: Landeshauptarchiv Koblenz 1С 108. Fol. 60 (65). Данная рукопись представляет собой сборник формул из Трирской архиепископской канцелярии. Цитируемый документ называется Decretum electionis abbatis Epternacensis.
66 «...guamgue eligenti sepedicti suas manus dexteras cereos / accensos accip-
ien[tes] aut impnum seu canticum / Те deum laudamus altis jocundisque vocis / cantantes e domo seu loco capitulari processerunt / ipsam electam in summum ecclesiae altare / prout ibidem moris est posuerunt ac demum / ad stallum abbatisse in choro Wuperti pulsatis campanis aliisque consuetis / solemnitatibus adhibitis...» (Ibid. Fol. 198v.).
67 «...mo- / nachi supradicti in deo exultantes et con- / gratulantes canticumque
Те deum laudamus / alta voce canentes sepedictum dominem Ottonem / electum... assumptum processionaliter in chorum et / ante summam altare vbi prostratus aliquamdiu / deuotissime ad deum orauit duxerint...» (Ibid. Fol. 189).
68 «...nos ipsum electum... duximus ac ipsum conpulsatis campanis / decanta-
nent solemno et consueta ad sedem / seu stallum preparatus installauimus et intro- / nisauimus adhibitis circa solemnibus debitis» (Ibid. Fol. 233v.).
69 Gastrio A. Die Abtei Murbach in EllsaB. StraBburg, 1895. Bd. 2. S. 73.
70 Rottenkolber J. Geschichte des hochfurstlichen Stiftes Kempten. Munchen,
1933. S. 40. Ср.: Barth M. Op. cit. S. 61.
71 Baumann F.L. Geschichte des Allgaus. Kempten, 1890. Bd. 2. S. 367. Совсем
безрезультатно разыскивал сведения об источниках сведений Ф.Л. Баумана (правда, по другим его книгам) Р. Шнайдер: Schneider R. Wechselwirkungen... S. 153. Anm. 97. В чуть более ранней работе Ф.Л. Баумана указывается совершенно другой год поставления аббатом Конрада фон Гундельфингена — 1296. Вероятно, он взял эту дату из кемптенской хроники XV в. публикуемой им тут же: Baumann F.L. Forschungen zur Schwabischen Geschichte. Kempten, 1899. S. 64 — 65 и 104. Однако ошибочность сведений хрониста очевидна: он пишет, что
250
МЛ. Бойцов
избрание состоялось при папе Гонории IV, но, как известно, тот скончался еще в 1287 г. Так что скорее всего Ф.Л. Бауман в промежутке между выходом в свет двух своих книг нашел в архиве грамоту, позволившую ему не только уточнить год избрания Конрада, но и узнать о процедуре усаживания на алтарь, эти выборы сопровождавшей. Возможно, именно на этой грамоте сохранилась печать аббата Конрада фон Гундельфингена, которую Бауман опубликовал. (На печати, впрочем, аббат, как и положено, сидит не на алтаре, а на складном стуле -фальдистории). См.: Ваитапп F.L. Geschichte des Allgaus. Kempten, 1890. Bd. 2. S. 9.
72 Haggenmiiller J.B. Geschichte der Stadt und der gefursteten Graffschaft
Kempten von den altesten Zeiten bis zu ihrer Vereinigung mit dem baierischen Staat. Kempten, 1840. Bd. 1. S. 108.
73 Andermann K. Op. cit. S. 161.
74 Weifl D.J. Op. cit. S. 103.
75 Впрочем, в литературе крайне трудно встретить подробное описание
процедуры введения в должность настоятелей в XVII в. - эти эпизоды не интересуют обычно ни медиевистов, ни историков Нового времени. Счастливое исключение составляет подробнейший рассказ о по-ставлении аббатис монастыря Фрауенкимзее в начале того столетия. Из него следует со всей определенностью, что в этой обители в то время усаживание на алтарь не практиковалось. См.: Weitlauff M. Zeremoniell der Wahl und Benediktion einer Abtissin von Kloster Frauenchiemsee - Ritus der Aufnahme und der ProfeB einer Chorfrau // Kloster Frauenchiemsee 782-2003: Geschichte, Kunst, Wirtschaft und Kultur einer altbayerischen Benediktinerinnenabtei / Hrsg. Walter Brugger und Manfred Weitlauff. WeiBenhorn, 2003. S. 391 -400.
76 «... et sic hym- / nus Ambrosianus Те Deum lau- / damus inchoatus,
itumque sub / decantatione illius processiona- / liter ad Ecclesiam, et ibi in choro / neo-Electus per praefatum Ab- / batem munsteriensem in stallo / Abbatiali locatus...» И ниже: «in signum agnitionis, et realis ac / actualis possesionis coeptae, pa- / tentes Regias et claues monasterii cum consuetis insimili solemnitatibus in manus tradidit». См.: Landeshauptarchiv Koblenz. Фонд 231,15. Nr. 755, без фолиации — Formelbuch Echternach (XVIII в.)
77 «Hierauf bringt man ihn auf den vor ihm zubereiteten / vnd auf dem grossen
Altar stehenden Stuhl / allwo er sich bedeckt. So dann fangt der vornehm-ste Cardinal Bischoff mit gebogenen Knien das Те Deum laudamus an zu singen / welches nachgehends von den Musicanten ausgesungen wird / und inzwischen legen die Cardinale / vermittelst des gewohnlichen Hand-vnd FuB-kusses / zum drittenmal ihre Adoration ab». См.: Grundliche Nachricht vom Conclave, Oder Neueste Historie des Romischen Hofes. Frankfurt a. Main, 1721. S. 270.
78 «Hiebei erinnere ich mich / daB Pabst Alexander VII. den Thron oder Stuhl /
auf welchem der neu-erwehlte Pabst zu sitzen pfleget / von der Mitten des grossen Altars hinweg zog / und auf die Seite des Evangelii setzte; als ihm aber hierauf der Ceremonier-Meister zu Gemuthe fiihrete / daB dieses der gewohnliche Platz nicht sey / gab er ihm zu Antwort: Ich weiB die Ceremonien besser als ihr / auch ist mir nicht unbekannt / wessen ich
Сидя на алтаре
251
wurdig sey; ich will aber nicht zulassen / daB ich als ein Mensch an den-jenigen Ort soil gesetzt werden / allwo die Consecration des Leibes und Bluts unsers Heylandes geschiehet». См.: Ibid. S. 271.
79 Nussdorfer L. The Vacant See: Ritual and Protest in Early Modern Rome //
The Sixteenth Century Journal. 1987. Vol. 18. P. 173-189, здесь Р. 187. Надо полагать, что под главным алтарем тогда понимали скорее всего не мраморный алтарь в центре храма под куполом, а поставленный при Павле V( 1605— 1621) к западу от него, в апсиде, деревянный. Этот алтарь в capella pontificia был основным центром литургических действий до 1633 г., пока в центральной части храма велись строительные работы. Подробнее см.: Kirwin W.Ch. Bernini's Baldacchino Reconsidered // Romisches Jahrbuch fur Kunstgeschichte. 1981. Bd. 19. S. 141 — 171, esp. S. 153—156, 160—162; с малосущественными для нас поправками в: Lavin I. Bernini's Baldachin: Considering a Reconsideration // Rdmisches Jahrbuch fur Kunstgeschichte. 1984. Bd. 21. S. 405-415, esp. S. 405, 410.
80 Воспроизводится по: Herrliberger D. Heilige Ceremonien und Kirchen-
GebrSuche der Christen in der ganzen Welt... Vierte Ausgabe: begreift die Ceremonien der Romisch-Katholischen Kirchen. Zurich, 1745. Planche 3. N 2. Ср.: Weifl D. Op. cit. S. 102, где также перепечатывается эта гравюра.
81 Об этом издательском предприятии см. прежде всего: Pregardien D.
L'Iconographie des Ceremonies et coutumes de B. Picart // L'Homme des Lumieres et la decouverte de l'autre / Ed. D. Droixhe, P.-P. Gossiaux. Bruxelles, 1985 (Etudes sur le XVIIIе siecle, volume hors serie 3). P. 183 — 190. Автор, однако, не отвечает на вопрос о том, какие изображения послужили основой для интересующей нас здесь серии гравюр о выборах папы.
82 «Et iuratis quibusdam capitulis nudius tertius in Collegio editis, in altari posi-
tus rursus a cardinalibus adoratus est, pedes eius et manus et ora exoscu-lantibus». См.: Pius Secundus. Op. cit. P. 85 (I, 36). Простое прочтение этого места показалось, очевидно, переводчикам «Комментариев» Энеа Сильвио абсурдным, поэтому они стали его истолковывать на свой лад, и потому ошибочно: «...he took his place by the altar...» См.: Pius II. The Commentaries / Transl. by Florence Alden Gragg. Northampton (Mass.), 1937 (Smith College Studies in History, 22 / 1-2), P. 104; «...e poi fu accompagnato all'altare...» См.: Епеа Silvio Piccolomini Papa Pio II. I commentarii / Ed. a cura di Luigi Totaro. Mailand, 1984 (Classic!, 47). P. 223.
83 «Interim novus presul paululum cibo recreatus in basilicam Sancti Petri duc-
tus est et in ara maiori collocatus, sub qua iacent beatorum apostolorum corpora, et paulo post in sublimi solio ipsaque apostolica cathedra pro con-suetudine sedit; quo in loco turn cardinales et episcopi, turn multi ex po-pulo eius pedes exosculati sunt, et sedentem in throno Christi vicarium adoraverunt». См.: Pius Secundus. Op. cit. P. 85 (I, 36). В переводах на английский и итальянский, цитировавшихся выше, это место передано с теми же ошибками. Характерно, что крупнейший нынешний знаток папского церемониала Б. Шиммельпфенниг только констатировал усаживание Пия II на алтарь, но никак не объяснил этот обряд. См.: Schimmelpfennig В. Die Kronung des Papstes im Mittelalter dargestellt am
252
М.А. Бойцов
Beispiel der Kronung Pius'II. (3.9.1458) // Quellen und Forschungen aus italienischen Archiven und Bibliotheken. 1974. Bd. 54. S. 192-270 здесь S. 212-213.
84 «...surrexit de sede predicta, et impositum fuit sibi pluiviale rubrum simplex
et mitra cum perlis simplex non de preciosioribus, et a cardinalibus posi-tus ad sedendum super dictum altare in parva capella, et eo sic sedente, singuli cardinales venerunt ad reverentiam... osculantes primo pedem dextrum, turn manum et os ipsius electi». См.: Burckard J. Liber notarum. Vol. 1 // Rerum Italicarum Scriptores. Citta di Castello, 1906. T. 32, ps 1. P. 53.
85 Dykmans M. L'oeuvre de Patrizi Picolomini ou le ceremonial papal de la pre-
miere Renaissance. Citta del Vaticano, 1980. T. 1. План на вклейке между страницами 98* и 99*.
86 «...electus pontifex genuflexus in faldistorio aliquantulum oravit. Tune,
detecto capite, stans, incepit in cantu: Те Deum laudamus, et cantores sunt usque ad finem prosecuti. Incepto hymno, positus fuit electus ad sedendum super altare predicto et accesserunt singuli cardinales... et osculati sunt pedem, manum et os electi cum reverentia consueta: deinde plures alii pedem sunt osculati. Quo facto et hymno finito, electus descendit de altare». См.: Ibid. P. 53-54.
87 «Sed minus convenire visa est hec oratio cum versiculis et quod papa Те
Deum inciperet et illud diceret, sed potius prior cardinalium id facere et convenientem orationem dicere debuisse». См.: Ibid. P. 54.
88 Marti С Papst Pius II. (1458-1464) in der Kapelle des Palazzo Medici
Riccardi zu Florenz. Ein Beitrag zu Ikonographie und Zeremoniell der Papste in der Renaissance // Concilium medii aevi. 2000. Jg. 3. (также: http://webdoc.sub.gwclg.de/edoc/p/cma/3-00/maertl.pdf) S. 155-183, особ. S. 163, 167.
89 «Demum domini cardinales, depositis crociis et parvis capuciis, cappas suas
reassumunt, imponunt novo pontifici pluviale rubeum pretiosum et mitram auro et gemmis ornatam, illumque sedere faciunt super altare, cui cardinales omnes reverentiam exhibent per ordinem, pedes, manum et os deosculantes». См.: Dykmans M. Op. cit. P. 50 (53).
90 «Pontifex novus, precedente cruce et cardinalibus, ad ecclesiam sancti Petri
descendit, et prostratus ante altare sine mitra aliquamdiu orat, agitque gra-tias Deo et beatis apostolis. Turn surgens, a cardinalibus super altare ad sedendum consistuitur cum mitra, et prior episcoporum genuflexus incip-it: Те Deum laudamus, quern hymnum cantores prosequuntur. Interim cardinales iterum pedes electi, manum et os deosculantur, servato ordine; quod et alii complures prelati et nobiles faciunt. Finito hymno, idem prior episcoporum stans a cornu sinistro altaris, dicit super electum: Paternoster. Et deinde: Et ne nos inducas.... Amen. His finitis, descendit electus de altari...». См.: Ibid. P. 50-51 (54).
91 «...prior diaconorum cardinalium exuit eum capa seu clamide qua utitur et
ponit ei romanam albam... Et postea ponit ei mantum et dicit «Investio te de papatu romano, ut presis urbi et orbi». Et tradit ei etiam anulum quo uti consueverunt predecessores ipsius, et ei mitram competentem tempori super caput imponit. Et petit ab eo quo nomine vocari velit... Quo facto, facit eum sedere in sede vel in faldistorio et, depositis communibus calceis,
Сидя на алтаре
253
si habentur rubea calciamenta papalia calciantur eidem. Et sic cardinales omnes per ordinem, primo episcopi, secundo presbiteri, tertio diacones, veniunt coram eo flexis genibus. Idem electus ipsos ordinate ad pedem recipit et ad pacis osculum, necnon et alios capellanos ac ceteros clericos et laicos venientes ad eius reverentiam, infimos, mediocres et maiores». См.: Dykmans M. Le ceremonial papal de la fin du Moyen Age a la Renaissance. Bruxelles; Roma, 1977. T. 1. P. 159- 160.
Э2 В этом месте автор проявляет чисто итальянскую логику, по которой собор должен быть, как правило, в каждом городе (поскольку едва ли не каждый город является центром епископства) и только если избрание проходит не в городе, приходится идти в местную церковь, а не в собор.
93 «...processionaliter ducitur a cardinalibus et a tota curia ad cathedralem, vel
ad aliam maiorem ecclesiam loci, in quo est curia, si locus in quo eligitur civitas non existit. In qua ecclesia ad altare ducitur et ante ipsum altare pro-stratus orat diutius, et dum orat, «Те deum laudamus» ab omnibus clericis solempniter decantatur. Quo decantato, prior cardinalium episcoporum vel presbiterorum dicit «Pater noster» et suffragia consueta et orationem «Omnipotens sempiterne deus miserere electo nostro». Qua finita, idem electus surgens ab oratione dicit «Sit nomen domini» et facit benedic-tionem. Qua expleta, reverenter obsculatur altere et, ut ordinate venit ad ecclesiam sic redit ad cameram suam». См.: Dykmans M. Le ceremonial papal... P. 160.
94 «...prior diaconorum ipsum de pluviali rubeo ammantat, et eidem electo
nomen imponit; ipsumque deinde duo de majoribus cardinalibus adextrant usque ad altare, ubi prostratus adorat, primicerio cum scola cantorum et cardinalibus cantantibus Те Deum laudamus. Quo facto ab episcopis cardinalibus ad sedem ducitur post altare, et in ea, ut dignum est, collocatur. In qua dum sedet electus, recipit omnes episcopos et cardinales et quos sibi placuerit ad pedes, postmodum ad osculum pacis». См.: Le liber censuum de l'eglise romaine / Ed. P. Fabre, L. Duchesne. P., 1910. T. 1. P. 311.
95 «De dit schref, de sach ene do setten uppet altar in palacio mit sanghe: "O
pastor eterne"». См.: Die Chroniken der niedersachsischen Sta'dte. Liibeck. Leipzig, 1884. Bd. 1. (Chroniken der deutschen Stadte, 19). S. 428.
96 «Do nam das volg den selben cardinal von sant Peter und sattent in uf den
alter und kustent ime sine fusse und dotent ime ere also gewonheit ist eime nuwen bobeste zu tunde...». См.: Die Chroniken der oberrheinischen Stadte. StraBburg. Leipzig, 1871. Bd. 2. (Chroniken der deutschen Stadte, 9). S. 594.
97 «Quod audientes sui amici cum magna turba impetuose currebant ad dictum
pallacium, quo recipientes ipsum violenter ad altare maius in ipsa basilica, ut est moris de noviter electis in papam fieri, perduxerunt et posuerunt super illud...». См.: Theodoricus de Nyem. De schismate libri tres / Rec. Georgius Erler. Lipsiae, 1890. P. 13- 14.
98 «Sed audito, quod dominus Sancti Petri erat electus, in ipsum dominum
Sancti Petri irruerunt, et precise invitum bis poserunt eum in una cathedra». См.: Baluzius S. Vitae paparum Avenionensium. P., 1922. T. 3. P. 180. (N 192).
99 На это место указывает сам Бенедикт XI в своей первой булле: «...in pala-
tio Sancti Petri de Urbe, in quo decesserat predesessor ipse (т.е. Бонифа-
254
М.А. Бойцов
ций VIII)». См.: Le registre de Benoit XI / Ed. par Ch. Grandjean. P., 1905. Col. 2. К сожалению, о процедуре своего избрания Бенедикт XI говорит здесь в слишком общих выражениях.
100 Альтернативное объяснение могло бы состоять в том, что римляне в
1378 г. спонтанно приветствовали своего епископа в тех формах, в каких было положено приветствовать епископов в соседних епархиях. Но чтобы предпочесть именно его, необходимо прежде всего показать, что обряд усаживания на алтарь был распространен в Италии вообще и в Лациуме, в частности. Хотя скорее всего он действительно, был там распространен, его до сих пор никто специально не искал и, соответственно, никто и не обнаруживал. Если итальянским краеведам и попадались порой соответствующие данные, такие «местные курьезы» не стали широко известны историкам. Поэтому по состоянию вопроса на сегодняшний день гипотеза о сохранении римлянами памяти о своей локальной традиции на протяжении трех четвертей века представляется более обоснованной, чем предположение об их возможном подражании соседям. К тому же гипотетическое укоренение традиции «усаживания на алтарь» по городам Италии проще всего было бы объяснить как раз не чем иным, как подражанием обыкновениям римской курии.
101 «Quo facto et scrutinio peracto, invenerunt praedictum D. Oddonem de
Columna vere et sanctissime electum in summum pontificem juxta voces decreti concilii. Attamen aliquae voces aliquorum, non tamen necessario-rum, non affuerunt. Quibus sic visis, locaverunt eum super altare, ut debi-tum existit, volentes cantare Те Deum laudamus: sed ex superabundanti vocaverunt notaries et testes, locantes se quilibet in suum locum, et elegerunt de novo, an aliquis adhuc vellet offerre vel dare vocem suam illi vel illi. Sic coram testibus et notariis vocatis unanimiter et concorditer elegerunt, nemine discrepante, praefectum D. Oddonem in summum pontificem, pro tune cardinalem». См.: Relatio de papae Martini V electione atque coronatione in concilio Constantiensi // Documenta Mag. Joannis Hus vitam.... Illustrantia / Ed. FrantiSek Palacky. Pragae, 1869. N 114. S. 665-668, здесь S. 668.
102 Воспроизводится по: Herrliberger D. Op. cit. Planche 3. N 1.
103 Griindliche Nachricht... S. 268.
104 «Indessen wird das Conclave wieder offen erklaret, und die Cardinale
begeben sich mit der vorausziehenden Music nach der St. Peters Kirche. Daselbsthin wird der Pabst auf einem pabstlichen Sessel sitzend unter einem grossen rothen mit g<31denen Franzen verbramten Himmel getra-gen; welchen seine Stabtrager auf den grossen St. Peters Altar setzen, woselbst ihn die Cardinale vors dritte mal (после принесения «присяги» в конклаве, а потом еще в Сикстинской капелле. — М.Б.) anbeten, und nach ihnen die Abgesandten der Fursten, unter einer unzahligen Menge des Volks. Man singt das Те Deum, und dann spricht der Cardinal-Decan [sic!] einige Spruche und Gebete nach Anweisung des R6mischen Ceremoniels: Hernach nimmt der Cardinal-Diacon dem auf der Fufibanke des Altars sitzenden Pabst die Myther ab, und er giebt dem Volk den Segen. Nach dieser Ceremonie wird sein Schmuck aber-mal geandert, und zwolf Manner in scharlachen Manteln tragen seine
Сидя на алтаре
255
Heiligkeit auf dero Sessel nach der pabstl[ichen] Kammer zur Ruhe. См.: Herrliberger D, Op. cit. S. 9.
105 «...da khamen sie harusz, und brachten grave Wilhelmen von Honstein, den
furt der dechan bey dem rechten arm, und der thumprobst bey der linken arm, und gingen die andern thumherrn alle hernach, und da sie inn den chor khamen, da kniiten die drey herren uff die stafflen vor dem fronaltar, doch der erwelt ein staffel hoher dann der dechant und der thumprobst. Die andern herrn knuten unden an den stafflen und dankten gott, als stunden sie uff und stelten den erwelten fur den fronaltar zwiischen dekan und probst, da sagt der dechan lieben herren mit einhalliger stimm ist erwelt mein herr von Honstein, gott geb im gliick und heil. Und griffen die zween an den erwelten, und wollten ine uff den altar heben, aber als er ein gerad-ner herr was, da hupfft er selbs hinuff». См.: Bischoff Wilhelms von Hoensteins waal... S. 249.
106 О методике выявления черт «символического центра» на основании
сравнения особенностей его различных «символических периферий» см. подробно: Бойцов М.А. Символический мимесис — в средневековье, но не только // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории, 2004. М., 2005. Вып. 6. С. 355-396. Чуть более подробна немецкая версия той же ст.: Bojcov М.А. Symbolische Mimesis - nicht nur im Mittelalter // Zeichen - Rituale - Werte / Hrsg. Gerd Althoff unter Mitarbeit von Christiane Witthoft. MUnster, 2004. (Symbolische Kommunikation und gesellschaftliche Wertesysteme. Schriftenreihe des Sonderforschungsbereichs 496, Bd. 3). S. 225-257.
107 «AuBerhalb des romisch-deutschen Reiches ist die Altarsetzung bei der
Papstwahl faBbar, wo eine Ubernahme aus dem Zeremoniell der Konigswahl nicht auszuschlieBen ist». См.: Weifi D.J. Op. cit. S. 105. Чуть выше автор формулирует ту же мысль в несколько иных словах: «Вероятно обряд усаживания на алтарь возник в связи с актом publicatio, следующим сразу за избранием короля, чтобы затем проникнуть и в духовную область» («Wahrscheinlich entstand die Altarsetzung im Zusammenhang mit der an die Konigswahl anschlieBenden Publikation, um dann in den geistlichen Bereich vorzudringen»). См.: Ibid. S. 103. Ю8 Zak S. Op. cit. S. 25.
109 Bojcov M. Ephemeritat. S. 89.
110 Сохранение в замке Трифельс части инсигний Штауфенов не меняет
дела. Во-первых, инсигний сами по себе составляют лишь часть системы символической репрезентации правителя. Во-вторых, сам случайный состав «трифельского собрания» лучше многого иного свидетельствует об утрате преемственности со Штауфенами даже в том, что относилось только к одной этой части разрушенной системы.
111 Теоретически епископ мог считаться полностью введенным в долж-
ность только после утверждения его архиепископом и (или) папой и передачи ему его мирских владений и прерогатив от светского государя. Горожане со своей стороны нередко требовали, чтобы епископ сначала подтвердил их привилегии и только после этого признавали его власть и давали согласие на торжественный въезд его в город, т.е. на официальное вступление в должность. Соответственно, церемония усаживания епископа на алтарь в городском соборе могла, вероятно,
256
МЛ. Бойцов
откладываться до выполнения всех требуемых формальностей, чем ослаблялась связь этой церемонии с процедурой выборов. Многие примеры показывают, что эти препятствия нередко или даже как правило, успешно игнорировались, и епископа поднимали на алтарь немедленно после выборов до какого бы то ни было утверждения его высшими церковными властями или подписания им очередного соглашения с городским советом. Но хватало и иных случаев, притом не только в Германии. Так, ordo интронизации архиепископа Кентербе-рийского предусматривал, чтобы в процессии перед ним несли паллий — т.е. архиепископ должен был сначала получить утверждение в сане из Рима и лишь после этого мог воссесть на «кафедру св. Августина». См.: Ratcliff Е.С. On the Rite of the Inthronization of Bishops and Archbishops // Theology. 1942. Vol. 45. P. 71-82, здесь Р. 77.
112 lak S. Op. cit. S. 14; со ссылкой на: Gesta Trevirorum integra lectionis vari-
etate et animadversionibus illustrate... / Ed. Joannes Hugo Wyttenbach et Michael Franciscus Josephus Miiller. Augustae Trevirorum; Lintz, 1838. Vol. 2. P. 38-39.
113 См. выше примеч. 55.
114 См. выше примеч. 61.
"5 Instinsky H.U. Bischofsstuhl und Kaiserthron. Munchen, 1955. S. 11-14. Э. Штомель поправляет X. Инстинского, показывая, что Павел Само-сатский установил трон не столько в своем качестве епископа, притом претендуя чуть ли не на равенство с императором, сколько в светском качестве чиновника-дуценария, выполняющего волю императора. См.: StommelE. Bischofsstuhl und hoher Thron // Jahrbuch fur Antike und Christentum. 1958. Jg. 1. S. 52 — 78. Тем не менее понятно, что в глазах современников, особенно не имевших специальной правовой подготовки, эти два юридически разных «качества» одного лица неизбежно должны были сливаться. Об эволюции форм епископской кафедры вообще и папских кафедр в частности см. также вводный очерк в ст. Массаттопе М. Die Cathedra Sancti Petri im Hochmittelalter. Vom Symbol des papstlichen Amtes zum Kultobjekt // Romische Quartalschrift fiir christliche Altertumskunde und Kirchengeschichte. 1980. Bd. 75. S. 171-205.
116 Cussone N. Thron und Inthronisation des Papstes von den Anfangen bis zum
12. Jahrhundert. Bonn, 1978. S. 150; со ссылкой на Le Liber pontificalis / Ed. par L. Duchesne. P., 1955. P. 1. P. 470-471. Конечно, согласно рассказу Евсевия Кесарйиского об избрании в 236 г. римского епископа Фабиана, римляне в энтузиазме не только аккламировали своего нового предстоятеля, но и усадили его на трон. Однако, вероятно, Евсе-вий здесь стилизует процедуру избрания в Риме в соответствии с хорошо ему известными восточными образцами. Во всяком случае более об интронизации в Риме до VIII в. свидетельств нет. См.: Instinsky H. U. Op. cit. S. 35-36; Gussone N. Op. cit. S. 73-75.
117 Richter K. Die Ordination des Bischofs von Rom. Eine Untersuchung der
Weiheliturgie. Munster, 1976 (Liturgiewissenschaftliche Quellen und Forschungen, 60). S. 36-37.
118 «1. Primitus eligatur. Post electionem dicatur ab archiepiscopo haec collec-
ta... 4. Postea mittatur in cathedram. 5. Et dicat orationem... См.: Le ponti-
Сидя на алтаре
257
fical romano-germanique du dixieme siecle / Ed. C. Vogel et R. Elze. Citta del Vaticano, 1963. Vol. 1. (Studi e testi, 226). S. 199-200. (Титул LXII: Ordinatio episcopi). Ср.: Gussone N. Op. cit. S. 215 — 217.
119 Однако С. Жак показывает, что гимн «Тебе Бога хвалим» системати-
чески исполнялся в X в. при поставлении новых епископов, несмотря на молчание по этому поводу Майнцского понтификала: 2ак S. Op. cit. S. 12— 13. Бросается в глаза, что в том же понтификале Те Deum упоминается — но сопровождает интронизацию нового короля: «25. ...Hoc in loco sedere eum faciat domnus metropolitanus super sedem... 26. Tune det illis oscula pacis. 27. Cunctus autem coelus cleri-corum tali rectore gratulans, sonantibus ymnis, alte voce concinat: Те Deum laudamus». См.: Le pontifical... P. 259 (Титул LXXII: Incipit ordo ad regem benedicendum quando novus a clero et populo sublimatur in regnum). Принято считать, что этот гимн звучал еще в связи с интронизацией Отгона I в 936 г.: см. lak S. Op. cit. S. 9—10. Не следует ли эти данные понимать в том смысле, что гимн «Тебе Бога хвалим» перешел в «сценарий» поставления епископа из церемонии коронации?
120 lak S. Op. cit. S. 5, 12.
121 По мнению Н. Гюссона, обряд «интронизации» вышел в Риме на пер-
вый план после того, как стало допустимым избирать папой не только дьяконов или священников, но и епископов. Епископу при переходе с одной кафедры на другую (в данном случае римскую) не требовалось заново проходить обряд посвящения: соответственно главной церемонией должно было стать возведение его на кафедру апостола Петра.
122 Скорее в качестве исключения можно рассматривать положение кафе-
дры справа от алтаря, как в римском храме Санта Мариа Маджоре на рубеже XI и XII вв.
'23 Так, сегодня из всех английских епископов один только норичский восседает в своем соборе в соответствии с изначальным обыкновением — на кафедре в центре апсиды. Да и в этом случае речь идет не о сохранении традиции, а о возрождении ее заново, ведь старинная кафедра в Норичском соборе была обнаружена сравнительно недавно в ходе реставрационных работ: См.: Ratcliff E.C. Op. cit. P. 74.
124 Schneider R. Bischofliche... S. 8-9.
'25 «Da dieser Brauch offensichtlich auch kiinftig kaum vor dem 13. Jahrhundert belegbar zu sein scheint, konnte damit gerechnet werden, dass in entsprechenden Fallen relativ unproblematisch der Altar die dies-beziigliche Funktion eines Thrones bei der Erhohung iibernahm — sei es, dass kein Thron in der betreffenden Kirche vorhanden war, sei es, dass die Altarsetzung als wirkungsmachtiger oder angemessener empfunden wurde oder was immer erst bei genauerer Priifung sich herausstellen sollte». См.: Schneider R. Wechselwirkungen... S. 154.
126 Krammer M. Op. cit. S. 39.
127 lak S. Op. cit. S. 24 - 25.
128 «Nur als Frage kann formuliert werden, ob der Charakter des Altares als
Reliquiengrab eine Bedeutung fiir die seit dem 14. Jahrhundert fassbare Altarsetzung hatte». См.: Weifl D.J. Op. cit. S. 100.
17 Священное тело короля...
258
МЛ. Бойцов
Сидя на алтаре
259
129 «Bei der Frage nach dem Sinn ist neben dem erhohten Sitz fiir einen Elekten
die besonders im Spatmittelalter gesuchte Nahe zu Reliquien und des durch sie konkretisierten Heils zu vermuten» (Ibid. S. 105). Это предположение, возможно, также навеяно ассоциациями с троном Карла Великого в Ахене, ведь он, как вновь подтверждается новейшими исследованиями, сам представлял собой и реликвию и реликварий одновременно.
130 Angenendt A. Das Offertorium. In liturgischer Praxis und symbolischer
Kommunikation // Zeichen —Rituale —Werte. S. 71 — 150.
131 Stuiber A. Altar II. Alte Kirche // Theologische Realenzyklopadie. В.; N.Y.,
1978. Bd. 2. S. 308-318, здесь 317. 152 Ibid. S. 314.
133 Однако в греческом языке такого же синонимизма не наблюдается.
О принципиальной взаимозаменяемости алтаря и кафедры см.: Klauser Th. Die Kathedra im Totenkult der heidnischen und christlichen Antike. Miinster, 1927 (Liturgiegeschichtliche Forschungen, 9). S. 58.
134 Соответствующие места из источников см.: Успенский Б.А. Царь и пат-
риарх. М, 1998. С. 178.
135 Вгаип J. Der christliche Altar in seiner geschichtlichen Entwicklung. Munchen, 1924. Bd. 1. S. 750-755.
136 См. факсимильное издание и комментарий к нему: Les petites heures du
Due de Berry. Faksimile-Band. Luzern, 1988; Les petites heures du Due de Berry: Kommentar zu Ms. lat. 18014 der Bibliotheque Nationale, Paris / von Francois Avril, Louisa Dunlop, Brunsdon Yapp. Luzern, 1989.
137 «Nee plura locutus priora exuit indumenta, et albam Christi tunicam accepit, et interrogatus, quo nomine vellet vocari: «Pio» — respondit, et mox Pius Secundus appellatus est» {Pius II. Op. cit. P. 85).
138 Ее нельзя путать с деревянной «кафедрой святого Петра» — троном,
возможно, подаренным базилике еще Карлом Лысым и почитавшимся с XII — XIII вв. как реликвия князя апостолов. При церемонии возведения папы на престол эта кафедра не выставлялась и соответственно не использовалась. Подробнее об этих двух кафедрах — мраморной и деревянной см: Массаггопе М. Die Cathedra Sancti Petri im Hochmittelalter. Vom Symbol des papstlichen Amtes zum Kultobjekt (II) // Romische Quartalschrift fiir christliche Altertumskunde und Kirchengeschichte. 1981. Bd. 76. S. 137-172, особ. S. 153-159.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Таблица 1. Усаживание на алтарь епископов1
Год Место Кто впервые указал
1 1319 Вормс
2 1329 Вормс
3 1341 Вормс Ригер
4 1357 Констанц
Таблица 1 (продолжение)
Год Место Кто впервые указал
5 1370 Кёльн
6 1384 Констанц Барт
7 1388 Констанц Бойцов
8 1394 Страсбург
9 1398 Констанц Барт
10 1399 Шпайер Барт
11 1404 Аугсбург
12 1413 Аутсбург Ригер
13 1414 Кёльн Ригер
14 1418 Трир
15 1421 Бамберг Вайс
16 1430 Трир Барт
17 1439 Шпайер Андерманн
18 1439 Страсбург Барт
19 1449 Страсбург Ригер
20 1456 Трир Барт
21 1456 Шпайер Ригер
22 1457 Сьон Бойцов
23 1457 Трир Ригер
24 1459 Майнц Ригер
25 1461 Майнц Ригер
26 1461 Шпайер Ригер
27 1462 Констанц Барт
28 1464 Шпайер Ригер
29 1475 Майнц Ригер
30 1479 Шпайер Андерманн
31 1480 Хальберштадт Бойцов
32 1495 Вюрцбург Бойцов
33 1501 Бамберг Вайс
34 1505 Бамберг Вайс
260 МЛ. Бойцов
Таблица 1 (окончание)
Год Место Кто впервые указал
35 1506 Страсбург Барт
36 1507 Шпайер2 Андерманн
37 1511 Трир Барт
38 1518 Шпайер Андерманн
39 1519 Вюрцбург Шрайнер
40 1527 Базель Барт
41 1531 Трир Ригер
42 1540 Вюрцбург Бойцов3
43 1541 Страсбург Барт
44 1545 Майнц Барт
45 1556 Кёльн Ригер
46 1567 Кёльн Барт
47 1569 Страсбург Барт
48 1577 Бамберг Вайс
49 1580 Бамберг Вайс
50 1583 Кёльн Ригер
51 1591 Бамберг Вайс
52 1592 Страсбург4 Барт
53 1599 Бамберг Вайс
54 1608 Страсбург (Мольсхайм)5 Барт
55 1609 Бамберг Вайс
56 1612 Кёльн Милитцер6
57 1623 Бамберг Вайс
58 1650 Кёльн Милитцер
59 1652 Трир Ригер
Сидя на алтаре
261
Таблица 2. Усаживания на алтарь аббатов и аббатис
Год Место Кто впервые указал
1 1284 Кемптен Барт
2 ок. 1345 Марбах Барт
3 ок. 1345 Масмюнстер (женский) Барт
4 1403 Мюнстер в Грегориентале Барт
5 1404 Ремиремонт (женский) Барт
6 1418 Эхтернах Бойцов
7 1465 Св. Стефана в Страсбурге (женский) Барт
8 1476 Мурбах7 Барт
9 1494 Св. Фомы под Триром (женский) Бойцов
10 1542 Мурбах Барт
И 1542 Гебвайлер Барт
12 1560 Вайсенбург Андерманн
Таблица 3. Ранние случаи усаживания на алтарь римских пап
Год Место Имя избранного папы Кто впервые указал
1 1303 Рим Бенедикт XI
2 1316 Лион Иоанн XXII Шнайдер
3 1378 Рим кардинал Тибальдески Барт
4 1417 Констанц Мартин V Жак
5 1458 Рим Пий II Ригер
6 1484 Рим Иннокентий VIII Жак
262 МЛ. Бойцов
1 Курсивом обозначены предлагаемые мной реконструкции: прямых свидетельств об «усаживании на алтарь» для этих эпизодов нет, однако скорее всего оно проводилось, как показывается выше.
2 Епископ из-за болезни отказался от усаживания на алтарь, однако здесь существенно лишь то, что оно предполагалось.
3 «Und wie die chur beschein war, hat der herzoch von Beiern darvon protesteirt, das etliche domherrn, die in nit erwilt, nit qualificiert weren; hat sich uis dem capittelhaus darvon gemacht, ehe der erwilter uff den hohen altar gesatzt wart, wilches dmb die dritte stunde Nachmittag geschach». См.: Das Buch Weinsberg. Kolner Denkwiirdigkeiten aus dem 16. Jahrhundert / Bearb. v. K. Hohlbaum. Leipzig, 1887 (Publ. d. Gesellschaft fur Rheinische Geschichtskunde, 4). Bd. 2. S. 363-364.
4 Усаживание протестантского главы страсбургской церкви.
5 В 1605 г. резиденция капитула и епископа была перенесена из Страсбурга в Мольсхайм.
6 Militzer К. Die feierlichen Einritte der Kolner Erzbischofe in die Stadt Koln im Spatmittelalter // Jahrbuch der Kolner Geschichtsvereins. 1984. Bd. 55. S. 77-116, здесь S. 113.
7 M. Барт приводит также эпизод с избранием мурбахского аббата еще в 1393 г., но вряд ли достаточно обоснованно. В подробном нотариальном акте, сразу же отправленном из монастыря папе Римскому (документ не опубликован — приходится иметь дело лишь с его пересказом в кн.: Gastrio A. Die Abtei Murbach in ElsaB. StraBburg, 1895. Bd. 1. S. 516), говорится лишь о том, что все монахи тотчас после выборов присягнули новому аббату. «Мы-то знаем, что подразумевается под присягой» (wissen wir doch, was mit der Huldigung gemeint wird) — пишет M. Барт, полагая, что «подразумевается» усаживание на алтарь (Bart M. Op. cit. S. 61 —62). Однако для такой уверенности нет никаких оснований. «Присяга» вполне могла иметь и совсем иную форму.
|
