Каллист Уэр

История Церкви

К оглавлению

ДВАДЦАТЫЙ ВЕК, II:
ПРАВОСЛАВИЕ И ВОИНСТВУЮЩИЕ АТЕИСТЫ^[1].

Кто хочет видеть Меня, пройдет через муки и отчаяние.

Послание Варнавы, VII, 11.

    С октября 1917г., когда большевики захватили власть, и примерно до 1988г., когда русское христианство отпраздновало свое тысячелетие, православная церковь в Советском Союзе находилась на осадном положении. Интенсивность преследований варьировалась на протяжении этих семидесяти лет, но основная позиция коммунистических властей оставалась неизменной: религиозная вера во всех ее проявлениях считалась заблуждением, которое следует подавлять и искоренять. По словам Сталина, "партия не может быть нейтральной по отношению к религии. Она ведет антирелигиозную борьбу против всех и всяческих религиозных предрассудков"^[2]. Чтобы оценить всю весомость сталинских слов, следует вспомнить, что при советской коммунистической власти партия фактически означала государство.

    Таким образом, с 1917 г. православные и другие христиане оказались в ситуации, не имевшей прецедентов в предыдущей христианской истории. Хотя Римская империя периодически преследовала христиан, она никоим образом не была атеистическим государством, враждебным к религии как таковой. Турки-османы не были христианами, однако поклонялись единому Богу и, как мы видели, проявляли достаточно большую терпимость по отношению к церкви. Но советский коммунистический режим по самым своим фундаментальным принципам был режимом агрессивного, воинствующего атеизма. Он не хотел довольствоваться нейтральным разделением церкви и государства, но всеми прямыми и косвенными средствами старался разрушить организованную церковную жизнь и уничтожить всякую религиозную веру.

    Едва придя к власти, большевики принялись воплощать свою программу в жизнь. Законодательство 1918г. запретило церкви всякое участие в образовательной системе и объявило церковное имущество конфискованным^[3]. Церковь утратила все права, она просто перестала существовать как субъект права. Конституционные нормы в отношении церкви все более ужесточались. Если конституция 1918 г. дозволяла "свободу религиозной и антирелигиозной пропаганды" (ст. 13), то в "Законе о религиозных объединениях" 1929 г. это положение было переформулировано: теперь речь шла о "свободе религиозной веры и антирелигиозной пропаганды". Немаловажное различие! Христианам предоставлялась - хотя бы в теории - свобода веры, но не дозволялась никакая свобода пропаганды. Церковь рассматривалась как чисто культовая ассоциация. В принципе ей было позволено проводить религиозные службы, и на практике - особенно с 1943 г. - существовало некоторое количество храмов, открытых для богослужений. После 1943 г. церковь также получила разрешение содержать несколько учебных заведений для подготовки священников и в ограниченном количестве выпускать церковную литературу. Но помимо этого ей не было позволено почти ничего.

    Иными словами, епископам и священникам запрещалась всякая благотворительная или социальная деятельность. Посещение больных сурово ограничивалось, пастырская работа в тюрьмах, больницах, психиатрических клиниках была невозможна. Приходские священники не имели права организовывать никаких кружков или учебных групп для молодежи. Им не дозволялась катехизаторская работа в воскресных школах для детей. Единственной возможностью наставлять паству были проповеди во время церковной службы. (Часто священники пользовались этой возможностью сполна. Я вспоминаю, как присутствовал на литургии в 1970-х годах. Четыре или пять проповедей следовали одна за другой, собрание верующих слушало, затаив дыхание. По окончании проповедника провожали возгласами благодарности. На Западе такого обычно не происходит!) Духовенство не могло создать приходской библиотеки, так как единственный вид книг, которые дозволено было держать в церкви, составляли богослужебные книги. Оно не имело права распространять среди паствы брошюры или учебно-религиозную литературу, пусть даже самого элементарного характера; даже издания Библии были большой редкостью и продавались на черном рынке по баснословным ценам. Но хуже всего было то, что все духовные лица, от епископа до скромного приходского священника, должны были испрашивать у государства разрешение на право осуществлять свое служение и подлежали строжайшему и неусыпному надзору органов госбезопасности. Каждое слово, произнесенное священником во время проповеди, тщательно фиксировалось. Целыми днями бдительные и враждебные глаза следили за тем, кто приходит в церковь для крещения или венчания, исповеди или частной беседы.

    Тоталитарное коммунистическое государство сполна применяло все средства антирелигиозной пропаганды, лишив церковь всякого права отвечать на нее. Прежде всего в школах было введено систематическое антирелигиозное воспитание. Учителя получали инструкции следующего содержания:

Советский учитель должен руководствоваться принципом партийности и научности; он обязан не только сам быть неверующим, но и активно пропагандировать безбожие среди других, быть носителем идей воинствующего пролетарского атеизма. Умело и спокойно, тактично и настойчиво советский учитель должен раскрывать и преодолевать религиозные предрассудки в своей школьной и внешкольной деятельности, день за днем^[4].

    Вне школы широкую антирелигиозную кампанию проводил Союз воинствующих атеистов, а затем сменившее его в 1942 г. чуть менее агрессивное Всесоюзное общество по распространению научных и политических знаний. Атеизм активно пропагандировался среди молодого поколения через Коммунистический союз молодежи. Музеи атеизма и религии открывались часто в бывших храмах - например, в Казанском соборе Санкт-Петербурга. В двадцатые годы проходили грубо агрессивные уличные антирелигиозные демонстрации, особенно на Пасху и Рождество. Вот свидетельство одного из очевидцев:

С молчащих улиц не было слышно протестующих голосов - годы террора сделали свое дело; но почти всякий старался свернуть с дороги, на которой встречался с этой шокирующей процессией. Я сам был свидетелем московского карнавала, но удостоверяю, что народ не получал от него ни капли удовольствия. Шествие продвигалось по пустынным улицам, и его попытки вызвать смех или возмущение наталкивались на мрачное молчание случайных прохожих^[5].

    В 1920-е и 1930-е годы не только закрылось огромное количество церквей и монастырей, но и множество епископов, священников, монахов и мирян были отправлены в тюрьмы и концлагеря. Число казненных или умерших от непосильных условий невозможно сосчитать. Никита Струве приводит список епископов-мучеников, насчитывающий 130 имен, но и его он называет "временным и неполным"^[6]. Общее число священников-мучеников измеряется десятками тысяч человек. Конечно, верующие были отнюдь не единственной группой населения, пострадавшей от сталинских репрессий, но они страдали больше других. Гонения времен Римской империи не идут ни в какое сравнение с тем, что происходило в это время. Слова протопопа Аввакума, произнесенные в XVII в., несомненно, исполнились триста лет спустя, при коммунистах: "Сатана получил от Бога нашу светлую Русь, чтобы она сделалась красной от крови мучеников".

    Какие последствия для церкви имели гонения и коммунистическая пропаганда? Во многих местах произошло поразительное оживление духовной жизни. Отбросив мирские элементы, освободившись от обузы - неискренних членов, внешне приспосабливавшихся по социальным мотивам, - пройдя через очищение огнем, истинные православные верующие сплотились воедино, чтобы героически и смиренно противостоять гонениям. Один русский эмигрант пишет: "Везде, где вера подвергалась испытанию, изобильно изливалась благодать, совершались самые удивительные чудеса. Иконы сами собой обновлялись на глазах изумленных свидетелей, купола церквей сияли нездешним светом... Однако на все это не обращали внимания. Благодатная сторона того, что происходило на Руси, почти не вызывала интереса у всего человечества... Распятый и погребенный Христос всегда судится так теми, кто не видит света Его воскресения". Неудивительно, что огромное число людей должно было покинуть церковь в час гонений: так всегда было и, несомненно, всегда будет. Тем более поразительно, сколь многие остались верны церкви.

    Во времена религиозных гонений основные принципы, о которых идет речь, обычно совершенно ясны; однако практическая линия поведения, которой должен придерживаться каждый верующий, часто оказывается отнюдь не ясной. До какой степени епископы, священники и миряне могут сотрудничать с режимом, открыто провозгласившим своей целью уничтожение религии? Русские православные христиане в период 1917-1988 гг. отвечали на этот кардинальный вопрос по-разному, и ответы часто противоречили друг другу - Западные христиане, никогда не жившие в условиях гонений, должны быть предельно осторожны в любых моральных оценках относительно того, как вели себя христиане в России. Но постараемся хотя бы вычленить некоторые раз- новидности такого поведения.

    В отношениях между церковью и государством в Советском Союзе можно выделить пять главных периодов:

    1. 1917-1925: патриарх Тихон борется за сохранение свободы церкви.

    2. 1925-1943: митрополит Сергий ищет modus vivendi.

    3. 1943-1959: Сталин дозволяет оживление церковной жизни в послевоенные годы.

    4. 1959-1964: Хрущев возобновляет гонения.

    5. 1964-1988: возникновение диссидентского движения и его подавление.

    1. 1917-1925. С самого начала патриарх Московский Тихон занял твердую и бескомпромиссную позицию в отношении большевиков. 19 января (1 февраля) 1918 г. он анафематствовал и отлучил от причастия тех, кого назвал явными и тайными врагами истины Христовой, "безбожными властелинами тьмы века сего". Отлучение было подтверждено Всероссийским собором в Москве и так и не было отозвано впоследствии. Позднее, в том же 1918 г., патриарх публично назвал убийство императора Николая II тягчайшим преступлением, добавив, что, "кто не осуждает этого преступления, тот повинен в этой крови". Когда коммунисты готовились к празднованию первой годовщины октябрьской революции, Тихон обратился к ним с призывом положить конец "гонениям и уничтожению невиновных", хотя никто в те времена не отваживался открыто выступать в защиту справедливости и прав человека. В то же время Тихон избегал четкого определения своей позиции в строго политических вопросах и отказался послать благословение генералу Деникину, вставшему во главе Белой армии в Крыму.

    Естественно, коммунисты были недовольны упорством Тихона и предприняли шаги к тому, чтобы его сломить. С мая 1922 по июнь 1923 гг. Тихон находился под домашним арестом. Там его убеждали передать контроль над церковью группе женатых священников, без ведома патриарха вступивших в сотрудничество с коммунистическими властями. Эта группа, известная под именем "Обновленной", или "Живой церкви", инициировала широкую программу церковных реформ, включая введение института женатых епископов. Даже если многие реформы сами по себе не вызывали возражений, обновленческое движение с самого начала было скомпрометировано сотрудничеством с атеистическими властями. Тихон порвал отношения с обновленчеством, как только понял его истинный характер. Несмотря на первоначальные успехи, оно вскоре утратило поддержку верующих, а вследствие этого и всякий интерес со стороны коммунистов. После 1926 г. Живая церковь и ее ответвления уже не играли заметной роли, а во время Второй мировой войны и вовсе исчезли. Первая попытка большевиков одержать верх над церковью провалилась.

    Какого рода давлению подвергался Тихон, находясь под арестом, мы не знаем, но, выйдя на свободу, он высказывался в более примирительном тоне, чем в 1917-1918 гг. Это явствует из его "Исповеди", написанной накануне освобождения в 1923 г., и "Завещания", законченного в день смерти (относительно подлинности последнего сочинения имеются некоторые сомнения). И все же Тихон старался придеживаться нейтральной, внеполитической позиции, которая должна была сохранить внутреннюю свободу церкви. Как сам он говорил в 1923 г.,

Русская Православная Церковь вне политики, а потому не хочет быть ни красной, ни белой церковью. Она должна и желает быть Единой Соборной Апостольской Церковью, и все попытки с любой стороны вовлечь церковь в политическую борьбу долны быть отвергнуты и осуждены.

    Св. Тихон умер внезапно, при загадочных обстоятельствах. Он несомненно был исповедником веры, а также, весьма возможно, и мучеником.

    2. 1925-1943. Тихон понимал, что после его смерти свободный созыв собора, как в 1917 г., и свободное избрание нового патриарха будет невозможным. Поэтому он сам назначил себе преемника, определив трех местоблюстителей, или "хранителей", патриаршего престола: митрополитов Кирилла, Агафангела и Петра. Когда Тихон скончался, первые двое уже находились в заключении, так что в апреле 1925 г. на патриарший престол вступил в качестве местоблюстителя митрополит Крутицкий Петр. После ареста Петра его место занял митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский, 1867-1944), приняв необычный титул "временно исправляющий должность исполняющего обязанности местоблюстителя". В 1922 г. Сергий примкнул к Живой церкви, но в 1924 г. подчинился Тихону, который восстановил его на прежних позициях.

    Вначале Сергий пытался продолжать политику последних лет патриаршества Тихона. В декларации от 10 июня 1926 г. он подчеркивал, что церковь уважает законы Советского Союза, но не следует ожидать от епископов особых подтверждений лояльности. "Мы не можем взять на себя... наблюдения за политическим настроением наших единоверцев", - добавляет Сергий. То была попытка подлинного разделения между церковью и государством: Сергий хотел удержать церковь в стороне от политики, а потому отказывался превращать ее в агента советской политики. В той же декларации он открыто говорит о несовместимости и "противоречии" между христианством и коммунизмом: "Отнюдь не обещаясь примирить непримиримое и подкрасить нашу веру под коммунизм, мы религиозно останемся такими, какие есть, староцерковниками".

    Но в 1927 г. - решающий год для отношений между церковью и государством в России! - Сергий изменил свою позицию. С декабря 1926 г. до марта 1927 г. он находился в тюрьме; как и в случае Тихона, мы не знаем, какого рода давлению он там подвергся. После освобождения Сергий выпустил новую декларацию от 29 июля 1927 г., существенно отличную от прошлогодней. Он более не говорит о "противоречии" между христианством и коммунизмом, более не добивается отделения церкви от государства, но сближает их так тесно, как только возможно:

Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, и неудачи - наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз... сознается нами как удар, направленный в нас.

    В 1926 г. Сергий отказался наблюдать за политическим настроением своих единоверцев, теперь он требовал от зарубежных священников "письменное обязательство в полной лояльности Советскому правительству".

    Эта декларация 1927 г. вызвала горькое недоумение у многих православных как внутри страны, так и за рубежом. Казалось, Сергий поступился самостоятельностью церкви, чего никогда не делал Тихон. Отождествив церковь с режимом, безоглядно предавшимся искоренению всякой религии, он попытался осуществить именно то, что отказался делать в 1926 г.: примирить непримиримое. Победа атеизма, несомненно, стала бы радостью и успехом для советского государства. Означает ли это, что она стала бы радостью и успехом также и для церкви? Роспуск Союза воинствующих атеистов стал бы ударом для коммунистического режима, но вряд ли ударом для церкви. Как могли русские зарубежные священники поставить свою подпись под письменным обещанием полной лояльности советскому правительству, коль скоро многие из них теперь сделались гражданами других государств? Неудивительно, что митрополит Антоний, возглавивший Карловацкий синод (представлявший русских епископов в изгнании), ответил Сергию цитатой из 2 Кор 6:14-15: "Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром?" "Церковь не может благословлять антихристиан, - продолжал Антоний, - тем более атеистических политиков". Именно декларация Сергия 1927 г. привела к окончательному разрыву между Карловацким синодом и церковными властями в Москве. С тех пор Синод в изгнании неизменно осуждал так называемое "сергианство", или капитулянство церкви перед атеистическим режимом. Парижский митрополит Евлогий, экзарх Западной Европы, сперва думал подчиниться требованиям Сергия, но с 1930 г. он тоже счел невозможным поддерживать непосредственные отношения с церковью в Москве.

    Политика Сергия вызвала широкое сопротивление также внутри России. Многие вспомнили, что Сергий был сторонником Живой церкви, и увидели в его нынешней политике тот же коллаборационизм, только в несколько иной форме. Коммунисты потерпели неудачу в первой попытке подчинить себе церковь посредством обновленческого движения; теперь, казалось, они с помощью Сергия преуспели в этом со второй попытки. Если бы Сергий в 1927 г. созвал собор всех епископов - что в тех условиях было, разумеется, невозможным, - то вряд ли большинство поддержало бы его. Ходили слухи, что даже местоблюститель патриаршего престола, митрополит Петр, был против декларации 1927 г., но проверить это не представлялось возможным. Известно, что митрополит Петроградский Иосиф и многие высшие иерархи настолько решительно осуждали политику Сергия, что прервали всякое общение с ним.

    Хотя Иосиф и его главные сторонники быстро были убраны со сцены и погибли в лагерях, инициированное ими движение продолжало жить в подполье. Так образовалась "катакомбная церковь", со своими епископами и священниками, служившими тайно, вне всякого общения с официальной "сергианской" церковью. Важную роль в становлении этой тайной церкви сыграл епископ Серпуховский Максим (Шишиленко). Он был личным врачом патриарха Тихона и заявлял, что то была воля Тихона - чтобы церковь ушла в подполье, если коммунистическое давление станет невыносимым. Катакомбная церковь - или, быть может, правильнее будет сказать "катакомбные христиане", так как неизвестно, в какой мере они составляли единую унифицированную организацию - еще существовала в 1980-х гг., хотя число ее членов, вероятно, было небольшим. Иногда ее называли "Истинной православной церковью".

    Но были и другие русские православные, которые поддерживали политику митрополита Сергия. Они чувствовали, что он искренне пытается защитить церковь, и оправдывали его действия как "вынужденный грех": чтобы спасти паству от уничтожения, он смиренно взял на себя "мученичество" лжи. И в самом деле, то была ситуация, в которой приходилось много лгать. Например, в интервью с журналистами в 1930 г. Сергий даже объявил, что в Советском.Союзе никогда не было религиозных гонений. Многим внутри России и за рубежом это показалось бесчеловечным отрицанием страданий русских новомучеников за Христа. И до сего дня члены Русской православной церкви глубоко расходятся между собой в оценке поведения Сергия.

    Уступки, сделанные Сергием в 1927 г., сперва принесли церкви незначительные преимущества, но закрытие храмов и уничтожение духовенства продолжалось и в 1930-х гг. К началу Второй мировой войны в 1939 г. внешняя структура церкви была почти полностью уничтожена. Лишь четырем епископам еще дозволялось оставаться в должности, и, по-видимому, только несколько сот церквей еще действовали в России. Все богословские учебные заведения и монастыри закрылись давным-давно. То была беспросветная пора в жизни русской-церкви, но перемена к лучшему уже приближалась. Ситуация в целом изменилась с новым потрясением - с началом войны.

    3. 1943-1959. 22 июня 1941 г. Германия напала на Россию. В тот же день митрополит Сергий обнародовал пастырское послание, которым призвал всех православных христиан выступить на защиту находящегося в опасности отечества. С этого момента и впредь Московская патриархия оказывала неизменную поддержку всем усилиям по отражению агрессора: в понимании высших иерархов церкви, борьба шла не за коммунизм, но за родину. Тем временем немцы разрешили восстановить церковную жизнь на захваченной территории. Возрождение было немедленным, спонтанным и мощным. Повсюду на Украине и в Белоруссии вновь открылись православные храмы; особенно динамичным было возрождение в Псковской епархии, во главе которой стоял молодой митрополит Сергий (Воскресенский, 1899-1944). Стало более чем очевидно, что двадцать лет гонений не искоренили народную веру.

    Отчаянно теснимый в войне с немцами, Сталин решил, что будет благоразумным пойти на некоторые уступки христианам. Было ясно, что верующие все еще составляют значительную часть населения, а Сталин нуждался в помощи каждого россиянина, если хотел победить в войне. В благодарность за оказанную Сергием и духовенством поддержку - а также, несомненно, сознавая, что он не может позволить себе быть менее щедрым, чем немцы - Сталин ослабил давление на церковь. Вначале уступки были незначительными, но 4 сентября 1943 г. Сталин пригласил к себе Сергия и митрополитов и дал позволение избрать нового патриарха. Тремя днями позже скромный собор из девятнадцати епископов избрал Сергия, Тот был уже стар и умер на следующий год. В феврале 1945 г. на его место был избран патриархом митрополит Ленинградский Алексий (1877-1970), верный сподвижник Сергия с 1927 г.

    Позволение восстановить патриаршество было лишь первым шагом. В первые послевоенные годы Сталин разрешил предпринять более широкие меры по восстановлению церкви. Согласно статистике Московской патриархии, к 1947 г. число действующих церквей увеличилось до 20 тыс., функционировали 67 монастырей, две духовные академии и восемь семинарий. В сравнении с концом 1930-х гг. ситуация совершенно изменилась. Можно было бы подумать, что послевоенное восстановление церковной жизни явилось посмертным воздаянием политики, проводимой Сергием с 1927 г. Но такой вывод был бы ошибочным. Церковь спасло не руководство Сергия, а историческое событие - война, а также - что более существенно - стойкость веры русского народа.

    Однако сталинская веротерпимость была не беспредельной. Церковь не имела права вести какую-либо иную деятельность, кроме богослужений и подготовки священников. Ей было запрещено заниматься социальными вопросами, работать с молодежью, осуществлять религиозное воспитание детей. Советский режим по-прежнему видел в религии врага, с которым надлежало бороться всеми средствами пропаганды, в то время как церкви не было дано права отвечать. Тайная полиция вмешивалась во все стороны внутренней жизни церкви. Более того, в ответ на ограниченную терпимость от лидеров церкви ожидали "лояльности" режиму. Это означало, что они не только должны были воздерживаться от любых форм критики в адрес советских властей, но и активно поддерживать коммунистический режим внутри страны и особенно за рубежом. Ни одна из антирелигиозных законодательных норм не была отменена, и власти могли возобновить гонения в любой момент, когда сочли бы это необходимым.

    4. 1959-1964. До самой смерти в 1953 г. Сталин поддерживал послевоенный status quo. Последние восемь лет его правления (1945-1953) были наиболее благоприятными для церкви за всю коммунистическую эру. Но в 1959 г. Хрущев начал крупное наступление на церковь, особенно поражавшее своей суровостью по контрасту с либерализацией в других областях жизни. Епископы, священники, монахи и монахини привлекались к суду и отправлялись в тюрьмы по сфабрикованным "уголовным делам", духовенство повсюду подвергалось притеснениям, а порой и физическому насилию. Церкви повсеместно закрывались, их общее число уменьшилось до 7 тыс., сократившись на две трети. Действующих семинарий осталось три вместо восьми, а монастырей - двадцать один вместо шестидесяти семи. Особенно суровые ограничения были наложены на церковную работу с молодежью: священникам часто воспрещалось давать причастие детям, а родителей, приходивших к литургии с детьми, заворачивала от церковных дверей переодетая милиция. Размах этих преследований остался в значительной мере скрытым от Запада - в частности, потому, что церковные власти в России не заявляли открытого протеста. Выступая на Западе на международных форумах, таких, как Всемирный совет церквей или Пражская мирная конференция, они делали вид, что все обстоит "нормально" в отношениях церкви и государства. Антирелигиозная кампания резко свернулась с отстранением Хрущева от власти, но церковь не получила позволения возместить потери, понесенные при его правлении.

    5. 1964-1988. Что касается официальных отношений между церковью и государством, это был период внешнего спокойствия. Государство сохраняло строгий надзор над церковью с помощью КГБ и других средств, руководство Московской патриархии по-прежнему делало все возможное в тесных рамках дозволенного коммунистическими властями. Быть может, церковь действительно получила бы от государства гораздо больше прав, если бы ее лидеры были динамичнее и голосистее, подобно многим известным российским баптистам того времени. Была ли необходимость в столь безоговорочной покорности со стороны церковной иерархии?

    С конца 1960-х и в 1970-х гг. эти вопросы задавались все настойчивее, причем не только западными наблюдателями, но и православными христианами в Советском Союзе. Именно эти голоса составляют самую заметную черту пятого периода в истории отношений между церковью и государством при коммунизме. Даже если верхушка церкви сохраняла молчание, другие не молчали. Внутри православной церкви в России поднялось диссидентское движение, открыто протестовавшее против вмешательства государства во внутреннюю жизнь церкви. Диссиденты не получали никакой поддержки со стороны патриарха и Священного синода, скорее наоборот, и тем не менее их число непрестанно росло.

    Первой выдающейся фигурой среди православных диссидентов был Анатолий Краснов-Левитин. С 1958 г. он издавал большое число самиздатовских статей, описывавших религиозные гонения и страдания верующих. Сходную деятельность развернул мирянин Борис Талантов, погибший в исправительном лагере. Но самым влиятельным документом религиозного диссидентского движения стало открытое письмо, адресованное патриарху Алексию в ноябре 1965 г. двумя московскими священниками - о. Николаем Эшлиманом и о. Глебом Якуниным. Они подробно перечисляли репрессивные меры, предпринятые против церкви коммунистическими властями, и указывали на отсутствие сопротивления, более того, на видимое сотрудничество со стороны церковных властей. Авторы письма призвали патриарха к действию:

"Страждущая Церковь с надеждой обращает к Вам свои взоры. В Ваших руках жезл первосвятительский. Единым патриаршим словом Вы в силах прекратить беззаконие. Сделайте это!"

    К прискорбию, единственным и, наверно, предсказуемым ответом со стороны патриарха стало запрещение обоих священников в служении. Но этот случай побудил многих других верующих высказать свои долго таимые чувства. Казалось, церковь наконец разрывает гнетущую, душившую ее паутину недоговоренности и полуправды. Одним из тех, кого вдохновил пример о. Глеба и о. Николая, стал писатель Александр Солженицын. В 1972 г. он написал впечатляющее "Великопостное письмо", адресованное патриарху Пимену (1910-1990), преемнику Алексия, в котором подчеркивал трагическую иронию нынешнего затруднительного положения церкви:

Какими доводами можно убедить себя, что планомерное разрушение духа и тела Церкви под руководством атеистов - есть наилучшее сохранение ее? Сохранение для -кого? Ведь уже не для Христа. Сохранение - чем? Ложью; Но после лжи - какими руками совершать евхаристию?

    с. 16. Второе письмо оба священника написали Подгорному, председателю Президиума Верховного совета.

    Собственное солженицынское решение церковных проблем .(включается в одном слове - "жертва": "Лишенный всяких материальных сил - в жертве всегда одерживает победу".

    В 1976 г. был основан Христианский комитет в защиту прав верующих, предназначенный для того, чтобы равно помогать как православным, так и неправославным верующим. Комитет тесно сотрудничал с Хельсинской группой, контролирующей соблюдение прав человека в целом. Сознавая неделимость свободы, христианские диссиденты стремились конструктивно сотрудничать с зарубежным диссидентским движением. Масштабные акции протеста против подавления религиозной свободы организовывал также Христианский семинар - неформальная учебная группа молодых русских православных интеллигентов, основанная в 1974 г. Александром Огородниковым, а после ареста Огородникова в 1978 г. возглавленная Львом Регельсоном. Российское феминистское движение, возникшее в Ленинграде в 1979 г., вобрало в себя значительное число православных верующих - таких, как Татьяна Горичева.

    С 1976 г. коммунистические власти реагировали на диссидентское движение с нарастающей суровостью, и к 1980 г. большинство христианских лидеров диссидентства заставили умолкнуть. Одних отправили в исправительные лагеря и в ссылку, других КГБ дискредитировало тем или иным путем. Общие перспективы выглядели безнадежными. Более десятилетия публичного противостояния не принесли, казалось, никаких перемен в основополагающих отношениях между церковью и государством. Церкви не была гарантирована свобода от вмешательства коммунистов, и казалось маловероятным, чтобы это могло произойти в ближайшем будущем. Как для режима, так и для руководства Московской патриархии такое вмешательство было "обычным делом".

    И вот тогда, вопреки всем человеческим ожиданиям, произошла резкая и фундаментальная перемена. Коммунистический режим, на протяжении последних семидесяти лет казавшийся всемогущим, рухнул в одночасье, словно карточный домик.

    11 марта 1985 г. генеральным секретарем коммунистической партии Советского Союза стал Михаил Горбачев. Семь лет спустя, в начале 1992 г., Горбачев утратил власть, а Советский Союз перестал существовать. Но в результате политики гласности и перестройки, начатой Горбачевым, Русская церковь внезапно избавилась от всех репрессивных мер, уродовавших ее жизнь с 1917г. Не обретя привилегированного положения, каким она пользовалась при царизме, церковь стала по существу свободной. Но тем не менее это "по существу" добавить необходимо, так как на местах все еще имели место случаи обструкции и даже запугивания со стороны КГБ. В конце концов, государственные посты, особенно среднего и нижнего уровня, все еще занимали те же люди, которые работали на коммунизм. Леопард не меняет пятна на шкуре в одну ночь.

    Самые значительные изменения произошли на законодательном уровне. В течение 1990-1991 гг. почти на всей территории бывшего Советского Союза вошли в силу новые законодательные нормы, отменившие "Закон о религиозных объединениях" 1929 г. Только теперь произошло наконец подлинное отделение церкви от государства. Государство более не пропагандировало атеизм. Православная церковь, наряду с другими религиозными образованиями, была признана юридическим лицом, имеющим право обладать собственностью. Некоторые ограничения еще остаются: так, для того, чтобы открыть новую церковь, нужно разрешение гражданских властей. Но теперь церковь свободна заниматься социальной и благотворительной деятельностью, а также проводить службы в больницах и тюрьмах. Разрешена миссионерская практика, создание молодежных объединений и библейских кружков. Церковь получила право издавать религиозную литературу и учить закону Божьему детей. Более того, религиозное образование стало возможным даже в государственных учреждениях.

    Однако законодательство остается мертвой буквой, если не применяется на практике. Фактически уже с 1988 г. церковь пользовалась правами, позднее закрепленными в законодательном порядке. В 1989-1992 гг. русское православие смогло приступить в восстановлению своих внешних структур. Прилагаемая таблица показывает, какие превратности пришлось пережить церкви за последние семь десятилетий: почти тотальное уничтожение накануне Второй мировой войны, возрождение в послевоенные годы, тяжкие потери (главным образом из-за гонений 1959-1964 гг.), и затем с 1988 г. быстрое восстановление. В 1989- 1992 гг. храмы открывались по тридцати в неделю, государство вернуло церкви многие исторические монастыри, расширилась сеть образовательных учреждений, где осуществляется подготовка будущих духовных лиц.

    Однако было бы большой ошибкой считать, что отныне все обстоит прекрасно. Политическая и экономическая ситуация на территории бывшего Советского Союза в последние годы в высшей степени неустойчива, а будущее - неопределенно. Стоящие перед церковью проблемы необозримы. Возвращаемые государством церковные здания находятся в ужасающем состоянии, и реставрационные работы истощают финансовые ресурсы церкви. Центральная администрация патриархии по всем отчетам является банкротом; местные общины жертвуют вклады, но даже все вместе они могут слишком мало, когда Россия находится в тисках экономического кризиса. Непрестанное создание новых приходов ложится тяжким бременем на плечи действующих священников. Еще до 1988 г. они были нагружены работой до предела, а теперь тем более их не хватает на все приходы. В самом ближайшем будущем церкви понадобятся еще как минимум 7 тыс. священников. Постоянно раздаются жалобы на то, что программа обучения в духовных учебных заведениях узкая и устаревшая, что она не подготавливает духовенство к решению радикально новых пастырских задач, с которыми им предстоит столкнуться. Объем доступной религиозной литературы, несмотря на помощь Запада, далеко не покрывает спроса. В течение семидесяти лет церковь была отторгнута от всякой благотворительной деятельности, и хотя сейчас перед ней всюду открыты двери (государственные больницы и дома престарелых по большей части готовы с радостью принять добровольную помощь верующих), у церковных властей просто нет практического опыта в этой сфере деятельности. Равным образом у них нет опыта по организации работы с молодежью и религиозного образования детей. Здесь им приходится начинать с нуля.

    Но это еще не все. Менее осязаемые, но не менее серьезные проблемы встают перед церковью в ее отношениях с ныне плюралистическим обществом. При коммунизме Русская церковь парадоксальным образом все еще оставалась "государственной церковью", которую власти преследовали, но и защищали. Теперь не так. Римо-католики и протестанты вольны осуществлять миссионерскую деятельность в России. Православные ощущают эту деятельность как вторжение, но бессильны остановить ее. Bсeвозможные религиозные и псевдорелигиозные движения - Харе Кришна, оккультизм, даже неприкрыто сатанинские секты - предлагают свои варианты духовного пути сбитой с толка русской общественности, жадно ищущей смысл жизни, но не представляющей, куда обратиться. В посткоммунистическую эру русское православие со всех сторон вынуждено противостоять конкурирующим учениям.

    Есть и другие причины для беспокойства. Организация КГБ до сих пор остается более или менее сохранной, и многие элементы в ней враждебны религии. Широко распространено мнение, что убийство о. Александра Меня (1935-1990), энергичного и независимо мыслящего священника, было инспирировано тайной полицией. Зловещие элементы присутствуют и в самой церкви. Откровенно националистическая православная организация "Память", в которой активно участвуют некоторые священники, не скрывает своей антисемитской направленности. Несмотря на решительное осуждение со стороны ведущих иерархов, антисемитизм еще в значительной мере пользуется поддержкой населения. К несчастью, это верно также в отношении других православных церквей, не только Русской.

    Насколько способна нынешняя иерархия справиться со всеми этими трудностями? Ее моральный авторитет несколько потускнел. Когда в 1992 г. были обнародованы секретные материалы КГБ, многих мирян шокировало открывшееся сотрудничество некоторых епископов с тайной полицией. В православном народе существует и такое мнение, что епископы, облеченные саном в советские времена, когда каждый их шаг пристально отслеживался, слишком пассивны в новой ситуации, им недостает ума и воображения, чтобы воспользоваться открывшимися новыми возможностями. Но это, разумеется, неверно в отношении таких ведущих иерархов, как митрополит Смоленский Кирилл или архиепископ Иркутский Хризостом. Относительно того, сотрудничал ли в прошлом с коммунистическими властями нынешний патриарх Алексий II (избран в 1990), мнения расходятся, но в целом признается, что он, будучи епархиальным архиереем, проявил твердость и независимость в отношениях с советским государством. Под его руководством епископат в 1992 г. впервые высказался за канонизацию некоторых новомучеников, пострадавших при коммунизме. Для русского православия это шаг большого духовного значения. В частности, были канонизированы великая княгиня Елизавета, которая постриглась в монахини после убийства террористами ее мужа в 1905 г. и сама была убита большевиками в 1918г., митрополит Владимир Киевский, убитый в 1918 г., и митрополит Вениамин Петроградский, расстрелянный после показательного процесса в 1922 г.

    Особенно трудной проблемой стало для русского православия возрождение католичества восточного обряда. В 1946 г. Греко-католическая церковь Украины, основанная в 1596 г. в результате Брест-Литовской унии и насчитывавшая около 3,5 млн человек, была вновь инкорпорирована в Русскую православную церковь и перестала существовать. Хотя некоторая часть украинских католиков вернулась в православие добровольно, не подлежит сомнению, что подавляющее большинство желало, как и прежде, сохранить единство с папством. Ни один из украинских епископов не высказался за возвращение в православие; все они были арестованы и в большинстве своем погибли в тюрьме или в ссылке. Вследствие прямого принуждения и полицейского террора многие священники и миряне решились внешне примириться с православной церковью, оставаясь католиками по внутренним убеждениям, другие предпочли уйти в подполье. Иерархи Московского патриархата, попустительствуя преследованиям братьев-христиан со стороны Сталина и атеистических властей, оказались в незавидно двусмысленном положении. Несомненно, основополагающий принцип состоит в том, что ни один христианин никогда не должен поддерживать актов насилия, направленных против совести других христиан. Судьба греко-католиков после Второй мировой войны - быть может, самая мрачная страница в истории сговора Московской патриархии с коммунизмом.

    Но даже будучи загнано в подполье, восточное католичество не было уничтожено. Одним из результатов горбачевской политики гласности стала легализация в конце 1989 г. Греко-католической церкви Украины. К 1987 г. стало более чем очевидно, что греко-католики выйдут из катакомб и попытаются вернуть себе храмы, некогда им принадлежавшие, а теперь находящиеся в руках православных. Если бы Московская патриархия взяла инициативу в свои руки и предложила решить вопрос мирно, путем переговоров, она завоевала бы громадный моральный авторитет и сумела бы избежать последующих печальных событий. К сожалению, такого предложения не последовало. В 1987 г; и затем вторично, в 1988 г., глава Украинской католической церкви кардинал Мирослав Любачивский и устно, и письменно обратился в Московскую патриархию с предложением, чтобы обе стороны - православные и католики - совершили публичный и формальный жест взаимного прощения. Ответа не последовало. Нетрудно понять, что это молчание глубоко уязвило греко-католиков. Так благоприятная возможность была упущена. С 1989 г. и позднее начались острые локальные столкновения, часто сопровождавшиеся насилием, по поводу принадлежности церковных зданий. Страсти накалились с обеих сторон, и примирение шло очень трудно.

    С проблемой взаимоотношений между православными и греко-католиками на Украине тесно связана проблема украинского национализма. Отныне Украина стала независимым государством, и "большинство украинских православных захотело иметь также независимую церковь. Украинская автокефальная церковь была de facto основана после революции. На ассамблее в Киеве в 1921 г., не сумев найти православного иерарха, который поддержал бы движение за автокефалию, делегаты решили создать украинский епископат сами, без рукоположенных епископов. Эти украинские иерархи-"самосвяты" (как их называли) никогда не признавались другими православными. В течение некоторого времени Украинская автокефальная церковь процветала, насчитывая 26 епископов, 2500 священников и 2000 приходов, но в конце 1930-х гг. она была ликвидирована Сталиным. Во время Второй мировой войны Украинская церковь вновь возродилась на оккупированных территориях, причем на этот раз ее епископы имели апостольское преемство; но после окончания войны Сталин вновь упразднил ее. Наконец, в 1989 г. Украинская автокефальная церковь возродилась еще раз, при поддержке отставного епископа Московского патриархата Иоанна (Боднарчука).

    К середине 1990-х гг. церковная ситуация на Украине отличалась крайней сложностью. Греко-католики имеют около 2700 приходов, Украинская автокефальная церковь (ныне разделившаяся на две группы, ни одна из которых не признана ни одной православной церковью) - около 1500 приходов, а основная масса православных, находящихся под юрисдикцией Московского патриархата, - примерно 5500 приходов. С православной стороны единственным долговременным решением может быть утверждение полностью независимой Украинской автокефальной церкви. Для этого нужно, чтобы она получила признание Московского патриархата, а также Вселенского патриархата, к чьей юрисдикции принадлежала Украина до 1686 г. Но это резко изменит положение Московской патриархии: ведь в послевоенный период не менее двух третей всех действующих церквей на территории Советского Союза находились именно на Украине, а среди учащихся семинарий украинцы составляли более 70 %.

    Для православных на всей территории бывшего Советского Союза нынешнее время - время великих надежд, но и великих испытаний.

    Испытания и надежды: эти определения приложимы также к другим семи православным церквам, прежде находившимся под коммунистическим правлением. За исключением Грузинской церкви, их опыт коммунизма короче: сорок лет вместо семидесяти. Коммунистические режимы, установленные после Второй мировой войны, следовали тем же общим принципам, что и Советский Союз. Церковь была отлучена от социальной активности и благотворительности; в большинстве случаев ей также воспрещалась преподавательская деятельность, за исключением подготовки будущих священников. От церковных властей требовали поддержки режима, создавались полуполитические "конфедерации священников" под патронажем коммунистов. Обычно священников заставляли приносить "клятву лояльности" коммунистическим властям. Но количество арестов и массовость закрытия храмов варьировались от страны к стране.

    В наихудшем положении находилась Албанская церковь, получившая автокефалию от Константинопольского патриархата в 1937 г. В 1967 г. правительство Ходжи объявило Албанию первым истинно атеистическим государством в мире: все культовые здания были закрыты, все видимые проявления религиозной веры искоренены. Репрессии с равной беспощадностью обрушивались на православных, римо-католиков и мусульман. Последний примас Албанской православной церкви архиепископ Дамиан умер в тюрьме в 1973 г. К 1991 г., когда религия начала выходить из подполья, не осталось в живых ни одного православного епископа. По стране насчитывалось менее двадцати православных священников, из которых половина были слишком больны, чтобы служить. Сейчас постепенно храмы открываются, рукополагаются священники, начала работать небольшая богословская школа. В 1992 г. главой Албанской церкви был назначен епископ Анастасий (Яннулатос) - грек, бывший миссионером в Восточной Африке. Анастасий объявил о готовности сложить с себя полномочия, как только будет найден подходящий кандидат из албанцев.

    На другом полюсе находилась Румынская церковь, лучше всех сохранившая внешнюю структуру. Когда в 1948 г. коммунисты пришли к власти, закрытие храмов не стало массовым явлением. Румынская патриархия сохранила богословские академии, а также возможность вести широкую издательскую деятельность. Отчасти эта благоприятная ситуация объясняется дружескими связями, которые сумел установить с новыми правителями патриарх Юстиниан (в должности с 1948г. по 1977г.). Иногда он шокировал чрезмерным самоотождествлением с марксистской идеологией, но в то же время то был набожный пастырь, любимый и почитаемый верующими. В течение всего периода коммунистического правления в Румынии число духовенства росло, открывались новые храмы. Юстиниан был также вдохновителем возрождения монашества, основанного на лучших традициях исихазма и выказывавшего особенную приверженность Иисусовой молитве. Дух св. Паисия Величковского активно живет в сегодняшней Румынии. В стране есть несколько выдающихся старцев - таких, как о. Клеоп Сигастрийский. В 1946 г. началось издание "Добротолюбия", подготовленное крупнейшим румынским богословом XX в. о. Думитру Станилоэ (1903-1993). Это не просто перевод с греческого, но издание, снабженное введением и комментариями, основанными на западных критических исследованиях и в то же время тонко улавливающих дух православия. В 1990 г. вышел одиннадцатый том румынского "Добротолюбия". Но Румынская церковь пережила и времена гонений, особенно в 1958 г., когда многие священники, монахи и монахини были брошены в тюрьмы, в том числе и о. Думитру. В свои поздние годы Чаушеску закрыл и разрушил много церквей.

    За относительную терпимость со стороны властей Румынской церкви пришлось дорого заплатить. Все стороны церковной жизни находились под неусыпным надзором тайной полиции. В результате к декабрю 1989 г., когда Чаушеску был отстранен от власти, моральный авторитет церкви был значительно подорван сотрудничеством с ненавистным режимом. Патриарх Феоктист (избран в 1986 г.) посчитал правильным отречься от престола, что и сделал в январе 1990 г., но был восстановлен в должности Священным синодом в апреле. Однако будущее руководство Румынской церкви составят, несомненно, более молодые епископы, возведенные в сан уже после окончания коммунистической эры, - такие, как митрополит Молдавский Даниил (Чиботеа).

    До 1948 г. в Румынии было много греко-католиков (около 1,5 млн), но в 1948 г. они, подобно их братьям и сестрам на Украине, были силой присоединены к Православной церкви. Начиная с 1990 г. румынские греко-католики вновь подняли голову и попытались вернуть себе церковную собственность, и это вызвало - опять-таки как на Украине - значительную напряженность и обострение отношений.

    Сербская церковь при коммунизме выглядела не такой процветающей, как церковь Румынии, но сохранила гораздо большую внутреннюю независимость. Службы посещаются не так усердно, как в Румынии, и в некоторых местах ощущается нехватка священников, но число студентов, готовящихся к рукоположению, сейчас значительно выше, чем в 1930-х гг. Мало монахов, но, как и в Греции, наблюдается расцвет женского монашества. Коммунистический режим попытался ослабить Сербскую церковь и поддержал основание в 1967 г. схизматической Македонской церкви. Сама она считает себя автокефальной, но не получает признания со стороны других православных церквей.

    В XX в. в Сербской церкви было бесчисленное количество мучеников. Некоторые пострадали от рук коммунистов, но гораздо больше было убито во время Второй мировой войны режимом фашистского государства Хорватии под руководством лидера усташей Анте Павелича, ссылавшегося на благословение Римско-католической церкви. В Хорватии и на остальной территории Югославии во время войны пять из 21 православных епископов были убиты, двое умерли от истязаний, двое погибли в концлагере, пятеро были брошены в тюрьму или изгнаны из своих епархий. Четвертая часть всех православных священников были убиты и около половины арестованы. В Хорватии погибла половина сербского населения; многих православных "обращали" в католичество под дулом автоматов. Воспоминания об этом еще не угасли в памяти сербов, когда вновь образованное в 1991 г. независимое государство Хорватия возобновило на своей территории репрессивные меры против сербских православных храмов и духовенства. Но к чести сербской иерархии, возглавляемой патриархом Павлом (избран в 1990), она осудила преступления сербской армии и повстанцев в Хорватии и Боснии. Как подчеркнул патриарх в своем выступлении на праздник Пятидесятницы в 1992 г., "Сербская Церковь никогда не учила свой народ захватывать имущество других людей и убивать их, дабы завладеть им, но только защищать свои собственные святилища".

    В четырех остальных православных церквах, прежде находившихся под коммунистическим правлением, отношения с государством были весьма похожи на те, что преобладали в Русской церкви. После того как в Болгарии в 1944 г. коммунисты пришли к власти, Болгарская церковь буквально следовала политике Московского патриархата. Судя по данным на начало 1980-х гг., посещаемость храмов в Болгарии была гораздо ниже, чем в Румынии или Сербии. Монастыри обезлюдели, хотя существовало несколько женских общин, включавших молодых монахинь. После восстановления свободы шестеро болгарских епископов имели мужество совершить в июле 1990 г. публичный акт покаяния за ошибки и соглашательство с коммунистическим режимом; но главы Болгарской церкви, патриарха Максима (избран в 1971), не было среди этих шестерых. Будем надеяться, что с падением коммунизма силы возрождения проявят себя в Болгарской церкви.

    Другая церковь, которая еще недавно была тесно связана с Москвой, - древняя Грузинская церковь. Она была основана св. равноапостольной Ниной в начале IV века и находилась под юрисдикцией Антиохийского патриархата. К VIII в. эта церковь получила внутреннюю автономию и стала автокефальной около 1053 г. В 1811 г. она была включена в состав Русской церкви, а в 1917 вновь обрела независимость. Автокефалия Грузинской церкви была формально признана Москвой в 1943 г. и Константинополем в 1990 г. Из 2455 действующих церквей в 1917 г. в 1980-х годах в Грузии оставалось менее 100. Перестройка принесла некоторое возрождение. В 1992 г. помимо патриарха-католикоса Ильи II (избран в 1977 г.) в Грузии было 14 правящих архиереев.

    Польская православная церковь получила автокефалию от Вселенского патриархата в 1924 г. В период между мировыми войнами Польская церковь насчитывала около четырех миллионов человек, но с перемещением границы в 1939 г. большая часть ее членов оказалась на территории Советского Союза. В 1930-е гг. Польская православная церковь тяжко страдала при католическом правительстве Пилсудского. Многие храмы были закрыты. После утверждения коммунистов в 1948 г. глава Польской православной церкви, митрополит Дионисий, был низложен и заключен под домашний арест. Православные поляки вынуждены были вновь просить подтверждения автокефалии у Московского патриархата, под контролем которого они оставались вплоть до 1980-х гг. В настоящее время Польская православная церковь насчитывает около 250 приходов и 325 священников. Ее жизнь во всех отношениях набирает силу, развивается активное молодежное движение.

    Православная церковь Чешской республики и Словакии тесно связана с Московским патриархатом с 1946 г. В 1951 г. Москва предоставила ей автокефалию, которая, однако, до сих пор не получила признания со стороны Константинополя. В период между мировыми войнами главой чешских православных был епископ Горазд, прежде римско-католический священник, посвященный в православные епископы в 1921 г. и убитый немцами в 1942 г.; в 1987 г. он был причислен к лику святых. Количество чешских и словацких православных резко возросло в 1950 г., когда словацкие греко-католики, общей численностью около 200 тыс., были насильственно присоединены к православию. Но большинство этих новых членов Православной церкви покинули ее с восстановлением Греко-католической церкви во время "Пражской весны" 1968 г. После падения коммунизма новая власть вернула католикам большую часть церковных зданий, находившихся в пользовании у православных. Сейчас чешские и словацкие православные прилагают много усилий на сооружение новых мест для богослужения.

    Для большинства православных христиан в XX в. коммунизм был врагом номер один. Но мудрость в том, чтобы помнить: враг не только вовне, но и внутри нас. Как понял в лагере Солженицын, мы не должны искать зло в других, но испытывать наше собственное сердце:

Постепенно открылось мне, что линия, разделяющая добро и зло, проходит не между государствами, не между классами, не между партиями, она проходит через каждое человеческое сердце - и через все человеческие сердца. Линия эта подвижна, она колеблется в нас с годами. Даже в сердце, объятом злом, она удерживает маленький плацдарм добра. Даже в наидобрейшем сердце - неискорененный уголок зла.