Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы.
К оглавлению
2. Французский «Трактат о трех обманщиках».
Эти сочинения, привлекшие внимание общества и властей, не были, однако, единственными проявлениями подготовляющегося похода на веру и церковь. Так, еще в 1719 году в Гааге или в Амстердаме была напечатана книжка неизвестного французского автора «Жизнь и дух Бенедикта Спинозы». Эта книга в последующие годы дважды переиздается под тем же названием. Затем в текст ее вносятся некоторые изменения и новые издания носят уже заголовок «Трактат о трех обманщиках» {Издательство «Атеист» выпустило в русском переводе как латинский текст 1598 г., так и французский текст 18 в. под общим заглавием «О трех обманщиках» с вступительной статьей И. Вороницына «История атеистической книги».}. Французский трактат о трех обманщиках обращался среди публики, однако, и до 1719 г. в рукописных копиях.
История появления этой книги представляет собою некоторый интерес.
Некий Пьер Фредерик Арп, известный, как автор «Апологии Ванини» (1712), выступил в 1716 г. в печати с возражением на диссертацию Ла Моннэ, доказывавшего, что латинская книга «О трех обманщиках» никогда не существовала и что все разговоры о ней основаны на легенде и пустых слухах. В своем возражении Арп обнаруживает незнакомство со старинным латинским текстом. Но он рассказывает совсем неправдоподобную историю о том, как в его руки попал французский текст, представляющий, якобы, точный перевод с древней латинской рукописи времен императора Фридриха II. Этот французский текст и есть та книга, о которой мы говорили.
Здесь не место вдаваться в подробности рассказанной Арпом истории. Скажем только, что она была придумана с целью проложить дорогу атеистическому апокрифу. Вполне вероятно, что Арп сам был автором рекламируемой им книги: известно, что он придерживался крайних воззрений на религию. Если это так, то его литературная подделка не может трактоваться, как простое мошенничество. Он не преследовал целей наживы, так как книга были издана не им и под другим названием. Пуская ее в обращение в рукописных копиях, он просто хотел восполнить досадный пробел в безбожной литературе и дать в руки читателя недостающее оружие для борьбы с религией. Это была военная хитрость, литературный кунстштюк из числа тех, какие в XVIII веке были вещью совершенно обыденной. Атеистический апокриф имел такое же право на существование, как апокрифы церковные.
Следует упомянуть, что французская подделка книги о трех обманщиках, о которой мы говорим, была не единственной. В самом начале столетия была написана объемистая книга под тем же заглавием, не попавшая в печать и, видимо, затерявшаяся. О ней расказывает неизвестный автор заметки, напечатанной в I томе «Литературных мемуаров» (1716) и перепечатывавшейся обычно в приложении к различным изданиям французского трактата. Этот факт настолько характерен, что мы позволим себе передать его со всеми подробностями.
«Один человек, характер и профессия которого, казалось бы, должны были предрасположить его к мыслям более подобающим, задумал написать по французски большое сочинение под названием «О трех обманщиках». В предисловии к этой книге он говорит, что давно уже постоянно идут разговоры о трактате о трех обманщиках, но никто и нигде его, однако, не видел, потому ли что он в самом деле никогда не существовал, или потому, что потерялся. Чтобы утешить нас в этой утрате, он и предпринял писание на ту же, самую тему. Сочинение его очень длинно, скучно и плохо написано, без принципов и доказательств. Оно представляет собою разрозненную груду всевозможных нападок и оскорблений против трех главных религиозных законодателей. Рукопись состояла из двух толстых фолиантов, написанных красивым и очень мелким почерком и была разделена на большое число глав. Другая такая же рукопись была найдена среди бумаг одного умершего дворянина, и именно это обстоятельство навело на след автора. Последний, однако, будучи предупрежден, уничтожил все, что могло бы его уличить. После этого он жил в заключении в монастыре, где каялся. В 1713 году он был совершенно освобожден… Зовется он Гильом, кюре (священник) в Френ-сюр-Берни, брат одного ремесленника из той же местности. Раньше был ректором в коллеже Монтегю; в молодости был завербован в драгуны, а потом стал капуцином».
Выше мы допустили, что Арп (собрать о нем какие-либо сведения нам не удалось) был автором французского трактата. Но настаивать на этом предположении не приходится. История кюре Гильома показывает, насколько глубоко уже в начале XVIII века было затронуто французское общество ядом неверия, а также как велик был интерес к знаменитому атеистическому призраку. Об этом интересе говорит также и спор между тогдашними учеными по вопросу о том, существовала ли на самом деле безбожная книга, или это — простая легенда. Появление подделки совершенно естественно вытекало из этих условий, и автором такой подделки мог быть почти всякий активный безбожник эпохи.
Прежде чем перейти к рассмотрению трактата, мы хотим отметить еще одну характерную особенность его. Основной текст носит явные признаки современности. На это обстоятельство было обращено внимание сразу же, как получили распространение рукописные копии трактата. Тот самый неизвестный автор, который рассказал о рукописи кюре Гильома, отмечает, что трактат «написан в полном согласии с методом и принципами новой философии, получившими распространение к середине XVII века, после того, как Декарт, Гассанди, Бернье и некоторые другие стали пользоваться более правильными и ясными рассуждениями, чего не делали старые философы…» В трактате даже упоминается имя Декарта, умершего в 1650 г., приводится его мнение по вопросу о нематериальности души и дается краткое опровержение этого взгляда. Таким образом, слово «подделка» в отношении этого сочинения должно применяться с оговоркой. Скорее это было только современным развитием старой темы.
Содержание трактата является самым достоверным свидетельством в пользу его научной добросовестности и антирелигиозной серьезности.
Как у всех позднейших французских просветителей-философов, на первом месте у нашего автора стоит Истина (с заглавной буквы). «Всем людям важно знать истину», — начинает он свое произведение. И к любящим истину обращены его заключительные строки: он пишет, мол, только для них, нисколько не считаясь с теми, кому предрассудки кажутся непререкаемым откровением. Но «Истина» неизвестного автора — не истина заоблачных высот спекулятивной философии. Он сам — не спокойный мудрец, бесстрастно погружающийся в исследования и равнодушный к тому, какие результаты эти исследования дадут. Он стремится к добру и благу, он хочет принести людям пользу. Его задача просветить их для того, чтобы освободить от духовного рабства. Он знает, — а если не знает, то чувствует инстинктивно, — что только освобожденный от религиозных цепей человек способен разумно и в общих интересах человечества жить и действовать. «Истина, какова бы она ни была, никогда не вредит, тогда как заблуждение, как бы невинно и даже полезно оно ни казалось, должно иметь с необходимостью и продолжительное время весьма печальные последствия».
Мы можем сказать даже, что этот неизвестный просветитель начала XVIII-гo века, по сравнению с многими из позднейших просветителей, очень передовой человек. У тех, в писаниях их, часто присутствует явная или скрытая мысль, что истина — только для избранных, что масса народа еще не готова для восприятия истины, что для непосредственного обращения к народу с призывом к освобождению время еще не пришло. В дальнейшем изложении нам не раз придется подчеркивать эту особенность буржуазного просветительства. Наш автор чужд такому классовому лицемерию. Народ достоин истины, говорит он, и не должен питаться химерами, в которых разумный человек видит лишь пустоту, ничтожество и безумие. «Если бы народ мог понять, в какую бездну его бросает невежество, он тотчас же сбросил бы ярмо своих недостойных вождей, ибо немыслимо, чтобы пробудившийся разум не открыл истины». Именно пробудить разум, чтобы освобождающая истина принесла все свои великие плоды, и хочет наш автор. К этой просветительной цели направлено все его учение.
Но что особенно замечательно у просветителя начала XVIII века, — он — материалист и атеист. Бог для него — материя, природа, а вовсе не то, чем изображают его положительные религии или те философы, которые, чтобы не порвать совсем с предрассудками детства, пускаются на всякие ухищрения и утонченности. «Бог — это только природа или, если хотите, совокупность всех существ, всех особенностей, всех сил; он — имманентная, пребывающая в них причина их проявлений, не отличимая от их действий…» «Слово «бог» представляет универсальное существо, в котором «мы живем, движемся и пребываем». Это «универсальное существо, называемое обычно богом», не следует смешивать с богом деизма или пантеизма, т. е. систем, представляющих собою смягченные и компромиссные формы разрыва с религией. Бог деизма — это внемировой бог, отличный от материи, от природы, которая расматривается, как его творение. Пантеизм, в его наиболее последовательном виде, отвергает сотворение мира и первую причину — бога. Но он обожествляет природу, принимая, как у Спинозы, некую субстанцию, лежащую в основе совокупности конечных вещей, материи. Мистическая связь между человеком и всебожеством в пантеизме сохраняется всегда, хотя не всегда эта связь подчеркивается. Наш же автор, употребляя слово «бог», только подделывается под обычное словоупотребление. Он ничего не обожествляет. Он только говорит, что это слово, в сущности, обозначает природу — мир материальных вещей, вне которого, находясь в здравом уме, ничего нельзя мыслить. «Непонятно, — говорит он, — чтобы все материальные существа находились и сохранялись в существе нематериальном».
Следовательно, бог — материя. И если мы попытаемся заглянуть в философский источник воззрений автора трактата, то наше толкование найдет самое блестящее подтверждение. В самом деле, к кому из предшествовавших философов ближе всего стоит он, так это к Томасу Гоббсу. Материализм Гоббса вообще — один из важнейших источников французской просветительной филовофии. Наш автор знаком с главными произведениями Гоббса, он на них ссылается, он повторяет — часто дословно — наиболее хаарктерные мысли Гоббса, он по Гоббсу полемизирует против Декарта. Как мы в своем месте видели (см. «История атеизма», часть I, гл. VI, I), Гоббс отрицал бестелесную субстанцию и если употреблял слово «бог», то в смысле «некоторой господствующей, повсюду распространенной, однообразной и своим движением механически определяющей движение всего части вселенной» (Ланге). Такова же приблизительно и мысль нашего автора, когда он говорит, что бог — имманентная причина явлений природы.
Противопоставляя религиозным воззрениям свое материалистическое учение, автор «Трактата о трех обманщиках» устанавливает, что природа не ставит себе никаких целей и что все так называемые конечные причины — только плоды фантазии. Никакого предусмотренного порядка в мире не существует. Все явления в нем совершаются естественно-закономерно и все вытекает из железной необходимости вещей.
К тому же порядку идей относятся мысли, излагаемые им в главе «О душе». В основу своих рассуждений он кладет высказанное им еще ранее положение, что «Дух или нечто бестелесное — вещь непостижимая». Что же представляет собою то начало, которое одушевляет живые существа? Что такое «мыслящая субстанция»? Это — особая тончайшая материя, разлитая во всем мире, имеющая своим источиком солнце, вечно движущаяся. В зависимости от природы тел и их состава, она находится в них в большем или меньшем количестве. Это и есть душа мира, она им управляет и оживляет его. Она — чистейший огонь. Этот огонь сам по себе не горит, но он сообщает частицам тел различные рода энергии. Видимый огонь содержит более, чем вода, земля — менее всего. В растениях ее больше, чем в минералах, а в животных больше, чем в растениях. «Этот огонь, включенный в тело, делает его способным чувствовать; это и есть то, что называют душой, или что именуют жизненными силами, разлитыми во всех частях тела». Душа человека, таким образом, ничем не отличается от души всех других живых существ и по смерти она рассеивается в мировом пространстве. Из сказанного ясно, что поэтические и религиозные представления о загробной жизни — выдумка и обман.
Современному читателю, конечно, странной покажется эта теория об эфирной душе, которая — вовсе не душа, а огонь, которая в то же самое время и является «богом», как мы видели выше и как явственно вытекает из только что приведенных мыслей. Но следует указать, что эта теория на протяжении веков играла роль чрезвычайно плодотворной научной гипотезы, ничем, по существу, не отличаясь от тех «рабочих гипотез», которыми оперирует научное мышление и нашего времени в тех случаях, когда, вследствие недостаточности наших знаний, эмпирический метод оказывается бессильным. В частности, нужно сказать, что даже во второй половине XVIII-гo столетия эта теория имеет еще большой кредит. Однородные мысли об эфирном огне, выполняющем все те функции, которые приписываются богу, высказывал глубокий и остроумный Гельвеций. Эту же теорию принимает и Гольбах, автор «Системы природы», центрального материалистического и атеистического произведения эпохи. Все они, как и наш автор, следовали в этом за Гоббсом.
Таковы основы материалистического мировоззрения автора «Трактата о трех обманщиках». Это мировоззрение само по себе совершенно непримиримо с религией, оно безрелигиозно. Но, в отличие от своего главного учителя Гоббса, неизвестный автор делает его явно антирелигиозным, придает ему воинствующий характер, вследствие чего мы и имеем здесь первый набросок той философии, которая не раз совершенно справедливо называлась теорией и программой французской революции.
«Зародыш религии», «зерно религии», ее «семя» — это естественный страх перед невидимыми силами, объяснить действия которых люди не умели. Они не знали физических причин явлений природы, часто грозных, страшных и губительных, и придумали поэтому невидимые причины, которые становятся богами. Страх породил богов и страх создал религию, т. е. поклонение этим богам в надежде на то, что они будут милостивы и не обрушат на людей своего гнева. Люди представляли себе богов по собственному образу и подобию, наделяли их чувствами, желаниями, характером чисто человеческим, потому что вследствие своего глубочайшего невежества они иначе поступать не могли. Невежество — единственный источник ложных идей.
Эта теория происхождения религии, как мы знаем из предыдущего изложения, имеет большую давность. Великие материалисты древности Эпикур и Лукреций разработали ее с непревзойденной в дальнейшем ясностью и убедительностью. Характерно, что в трактате, в подстрочном примечании, приведены стихи Лукреция по этому вопросу. Эту же теорию принимал и Гоббс. У философов-материалистов XVIII в. мы тоже встретим ее. Наши объяснения происхождения и развития религиозных верований далеко не чужды этой старинной теории; они только более совершенны, так как обогащены содержанием новейших исследований в этой области. Принимая, что первой ступенью религии является анимизм, мы принимаем и невежество, незнание физических причин явлений, и страх перед необъяснимыми фактами внешнего мира, как частные поводы одушевления первобытным человеком различных предметов в его окружающем.
Первоначальное поклонение богам, говорит дальше наш автор, послужило почвой для религиозного обмана. «Почести и большие доходы, связанные со священнослужением, льстили самолюбию и жадности хитрых людей, умевших пользоваться народной глупостью». Жрецы всеми мерами стремились упрочить свое положение и взапуски размножали самых различных богов, К религиозному обману присоединяется насилие, религия заключает тесный союз с политикой. Прямой интерес всех этих обманщиков требовал, «чтобы народ оставался невежественным, дабы мог терпеть, когда его эксплоатируют». Религия является заклятым врагом разума, просвещения, науки.
Объявление религии обманом попов, конечно, объявление наивное и недостаточное. Но оно было чрезвычайно распространено не только в XVIII в. и раньше, но и после. Очень часто оно сочеталось, как у нашего автора, с более научными представлениями о корнях религиозных верований и культов. Часто также оно просто служило целям антирелигиозной агитации, не претендуя на значение теории. И в этих случаях нельзя не признать за ним большого и положительного значения. Кто из нас, современных атеистов, будет отрицать, что в практике религии сознательный обман играл и играет большую роль? Господствующие группы и классы и пособничающее им духовенство пользуются всеми видами насилия, чтобы упрочить свое положение, чтобы ослабить и уничтожить в трудящихся естественное сопротивление против эксплоатации. Самым утонченным, самым опасным, ибо всего труднее преодолеваемым видом насилия является религиозный дурман во всех его видах. Наши предшественники в безбожии были поэтому глубоко правы, когда так много усилий затрачивали, чтобы раскрыть глаза одураченным и усмиренным религией массам. В этом отношении французский «Трактат о трех обманщиках» представляет собой прекрасное антирелигиозное оружие.
Что касается центральной темы трактата — трех обманщиков: Моисея, Иисуса, Магомета, то сколько-нибудь подробно на этом останавливаться не приходится. Наш автор, конечно, чужд критического подхода, как мы это понимаем, к «священным» писаниям. Он их обсуждает исключительно с точки зрения т. н. здравого смысла, точки зрения, впрочем, далеко не всегда вредной в деле антирелигиозной пропаганды. Здравый смысл, например, заставляет его изображать мифического христа в очень непривлекательном виде, чем он выгодно отличается от многих позднейших писателей, задавшихся целью нарисовать образ «действительного» основоположника христианства. Обманщик и обольститель — вот кто этот «бог» христиан. Но обманщик неудачливый, потому что «обманщик редко имеет успех, если в его распоряжении не имеется физической силы». Он преуспел бы не меньше, чем Моисей, Магомет и все те, кто имел честолюбие возвыситься, если бы в его руках были деньги и войско. Впрочем, политик он был хитрый. Это доказывается тем, что он придумал преимущества другой жизни, на том свете. История Иисуса христа есть жалкая басня, а его законы — «безрассудное хитросплетение, которому невежество дало славу, заинтересованность поддерживала и тирания покровительствовала».
Автор относится к христианству с чисто просветительским презрением. Он считает, что только женщины и идиоты способны принимать на веру столь глупые басни. Христос прекрасно знал, что «его учение не могло удовлетворить здравый смысл». Поэтому он часто говорил, что царство его не для мудрецов, а допускал в него лишь нищих духом, простых и неразумных. «Просвещенные умы должны утешаться тем, что им незачем вмешиваться в дела глупцов».
В противоположность многим другим безбожникам, считавшим мораль христианства хотя и не божественной, но возвышенной, наш автор относится к ней довольно отрицательно, потому что она неоригинальна и кишит заимствованиями у античных писателей. Христу, как нравственной личности, он противопоставляет Эпиктета. Христос его поражает полным отсутствием мужества: «он плакал, обливался потом от страха при малейшей опасности, угрожавшей ему, и обнаружил при смерти жалкое малодушие». В одном варианте этого сочинения, приводимом у Маутнера, имеется еще более резкий выпад против «основателя» христианства. В нем говорится, что Моисей бросился в пропасть, чтобы прослыть бессмертным; Магомет был отравлен молодой еврейкой, а Иисус «был позорно повешен с двумя преступниками и был таким образом покрыт позором в возмездие за свой обман».
Появление такой смелой книги в самом почти начале XVIII-го века — факт весьма большого значения. То обстоятельство, что издания ее следовали сначала одно за другим, свидетельствует о большой подготовительной работе, проделанной уже над умами целым рядом мыслителей, колебавшихся между скептицизмом и деизмом или, в лучшем случае, только позволявших, как Пьер Бейль, подозревать свой атеизм. «Трактат о трех обманщиках» (под названием «Дух Спинозы») был первым атеистическим выступлением XVIII-го века.
