Пётр Гречко
Гречко Петр Кондратьевич – заведующий кафедрой социальной философии Российского университета дружбы народов, доктор философских наук.
Оп.: Свободная мысль - XXI, №10, 2005. Номер страницы после текста на странице. Опущены примечания.
Со времен Канта мы твердо знаем, что по-настоящему осмыслить проблему можно, только очертив ее границы, обозначив горизонты-пределы. Конечно, времена и границы теперь не те. Пересечение, смешение и размывание – таково сегодня их общее состояние. Тем не менее ориентация на кантовскую методологическую установку не бесполезна и в современном познавательном процессе. Иначе возникнут трудности с коммуникативностью истины: мы потеряем способность понимать друг друга.
Познавательно-предметная демаркация толерантности – задача, несомненно, актуальная. Разброс мнений среди тех, кто говорит и пишет о ней сегодня, огромен. В результате, несмотря на всю свою содержательную мягкость, толерантность оказывается очень агрессивной. Прежде всего – на терминологическом уровне. Происходит распространение этого понятия на концептуально чужие территории, допускаются очень вольные ассоциации и экскурсы, непомерный рост уподоблений и отождествлений, сомнительные смысловые прививки, ничем не обоснованные обобщения-замещения и т. д. Что только "толерантностью" ни обозначают! Принятие любых отклонений от должного, дежурное соблюдение норм приличия, фундамент кодекса чести корпоративной культуры, средство сдерживания внутренней враждебности, нарастающей по мере становления глобального общества, снисходительность, уступчивость, "открытость ума" и проч. , и проч.
Словом, не установив, какие именно мысли и действия подпадают под действие толерантности, мы не сможем уловить ее differentia specified и проблемную суть. Нельзя подыгрывать конъюнктурной популярности. Неопределенность границ и понятийная непричесанность данного феномена наверняка выгодны тем, кто привык им злоупотреблять. В современном мире найдется немало людей, для которых толерантность является призна-
173
ком слабости и нерешительности, отсутствия характера и силы воли. А отсюда всего один шаг до того, чтобы ею вообще "с полным основанием" пренебречь.
На мельницу "подрывателей" толерантности льют воду и те, кто поистине не ведает что творит. В мае 2004 года Институтом толерантности при Всероссийской государственной библиотеке иностранной литературы имени М. И. Рудомино совместно с Институтом Гете в Москве была проведена презентация детских книг под девизом "Здравствуй, мой любимый враг!". Комментарии, как говорится, излишни. Я боюсь за будущее детей, воспитываемых на подобной литературе. Узнают ли они общество, которое им так благодушно представляют? Не ждут ли их стрессы и личные трагедии от встречи с реалиями жизни? Да и нам, взрослым, пора задуматься: знаем ли мы мир, в котором живем? Тем более что мир этот стремительно меняется на наших глазах...
Терминологическое уточнение
Для корректного обращения с термином "толерантность" важно знать его семантику. Парадоксально, но факт: это слово на русский язык вообще не переводится. Самое удачное его отечественное переложение и есть "толерантность". Но ведь это калька? Совершенно верно. Ни благородная латынь, ни наш "великий и могучий" тут ни при чем. Видимо, в нашей жизни, в нашей культуре нет соответствующих реалий. Вот и повторяем. Нет, почему же, переводим – "терпимость". Но в действительности это нечто иное, не собственно толерантность. Соотношение толерантности и терпимости можно объяснять даже в терминах противоположности.
В английской литературе фигурируют два термина: "toleration" и "tolerance". "Toleration" , в самом широком смысле, означает терпение. Терпеть – значит поневоле допускать, мириться с существованием кого-либо или чего-либо. Претерпевают то, что претит, доставляет страдание, вызывает отвращение. Что же касается "tolerance" , собственно толерантности, то ее семантическая корневая система не столь разветвлена – в ней больше определенности. На уровне общих словарей она выглядит примерно так: толерантность – это признание и уважение иных взглядов, убеждений, традиций, стилей и практик жизни без внутреннего согласия с ними. Терпимость может ограничиваться и внешней реакцией (сдержанностью, например); для толерантности же требуется более "глубокий план" (принятие ценности различия).
Разумеется, все разграничения в гуманитарной сфере носят условный характер. Для современных англоязычных авторов эти термины взаимозаменяемы. Но путаницы при этом не наблюдается. И вот почему.
Любая семантика эволюционна и контекстуальна. Смыслы, появившиеся на стадии возникновения, не только сохраняются, но и развиваются, претерпевают определенные изменения. В результате возникает смысловая многослойность. У каждого слоя свой жизненно-исторический контекст. И наоборот, у
174
каждого жизненно-исторического контекста свой смысловой слой. Всегда можно счесть за лучший один из них. Но при этом вы всегда остаетесь в рамках выбора, который сделала за вас современность. И экзистенциально, и познавательно выйти из нее нельзя. Она – контекст для всех возможных контекстов. Современность конституирует последний по времени смысловой слой любой семантики и ту перспективу, в рамках которой актуализируются, подвергаясь той или иной модификации, все остальные слои.
Первым в семантике толерантности является слой веротерпения. Он вобрал в себя явный дискомфорт от присутствия чего-то чуждого, напряженное (может быть, даже со стиснутыми зубами) сдерживание негативных эмоций, вынужденное принятие разномыслия, невольное попустительство и многое другое в том же роде. Но прошло время, поменялись краски истории, и в проблеме толерантности вызрел новый смысловой слой. В нем на первом плане осознание ценности культурного многообразия, признание за человеком неотчуждаемых прав и свобод, поощрение инициатив и альтернатив, уважительное отношение к другому. Данный слой эволюционно и контекстуально современен.
Поэтому феномен толерантности можно представлять сегодня и как toleration, и как tolerance – у них одинаковый смысл. Терпение медленно, но неуклонно поднимается до уровня толерантности и, по сути, становится ею. Однако в обществах, которые современны только в хронологическом, а не в социально-историческом смысле, которые живут с отставанием на одну и даже несколько исторических эпох, замена терминов превращается в подмену понятий. "Толерантность" начинает играть идеологическую, "прикрывающую" , сбивающую с толку роль. Желаемое выдается за действительное. Люди все еще "терпят" , а их уже представляют "толеранствующими". Соответствующие проблемы и конфликты тем самым не выявляются и не решаются, а загоняются вглубь, откладываются – видимо, в надежде на то, что со временем все само собой устроится, смягчится, рассосется. Идеологическое заигрывание с толерантностью особенно опасно там, где, как у нас, терпения до неприличия много, на всех уровнях – от быта до высокой политики.
Разграничение терпимости и толерантности, как видим, – занятие предметно-проблемное, фиксирующее переход от напряженного к спокойному и внутренне заинтересованному отношению к другому (мнению, убеждению, поведению).
Общие контуры проблемы
В самом общем плане границы толерантности задаются характером или природой тех различий, с которыми ей приходится иметь дело. Простые различия нашего повседневного существования улаживаются такими душевными качествами, как великодушие, предупредительность, тактичность, вежливость. У воспитанного человека здесь вообще нет проблем. Его искренне радует многообразие красок и звуков жизни.
175
Толерантность появляется на уровне существенных различий. Не тех, естественно, которые задаются природой (цвет кожи, разрез глаз и т. д. ) и другими объективными обстоятельствами, а тех, на которые человек способен влиять, которые он может изменять и выбирать (убеждения, мысли, действия). В силу своей существенности они всегда бросают вызов участникам коммуникации; в силу своей социальной ценности они непременно требуют какой-то реакции, от них нельзя отмахнуться, на них нельзя не ответить. Толерантность развивается как культура бытия в негарантированном, сложном, насыщенном дифференциациями и сингулярностями мире.
Дальнейшее углубление различий и рост связанного с этим напряжения делают востребованной терпимость. Как принцип и форма коммуникации терпимость демонстрирует цивилизованное сосуществование сторон, эффективный способ преодоления достаточно глубоких разногласий в отношениях между людьми. Превращая совместное существование в существование совместимое, она способствует возникновению и развитию очень здравой, по определению инструментальной культуры бытия.
Особенно интересен аспект "граничной" определенности терпимости: как терпимым следует относиться к нетерпимым? Вот мнение на этот счет К. Поп-пера: "... Во имя терпимости следует провозгласить право не быть терпимым к нетерпимым. Мы должны объявить вне закона все движения, исповедующие нетерпимость, и признать подстрекательство к нетерпимости и гонениям таким же преступлением, как подстрекательство к убийству, похищению детей или возрождению работорговли". Более мягкую позицию в данном вопросе занимает Дж. Ролз: "Хотя сама нетерпимая секта не имеет права жаловаться на нетерпимость, ее свобода должна ограничиваться, только когда терпимые искренне и с достаточным основанием полагают, что существует угроза их собственной безопасности и безопасности институтов свободы. Терпимые должны ограничивать нетерпимых лишь в этом случае". Вводя дополнительные условия, Ролз тем самым добивается центростремительного уплотнения проблемы, что в свою очередь делает более кумулятивным ("пробивным") процесс выявления сущностной специфики терпимости.
Вернемся, однако, к нашим различиям. Нижний уровень их углубления может быть обозначен как антагонизм. Его коммуникативный, аналогичный толерантности и терпимости, коррелят здесь – конфронтационность. Если толерантность содействует расцвету человеческой коммуникации, а терпимость обеспечивает ее профилактику, то конфронтационность делает насущным ее лечение. Лечение жесткое и решительное, так как подобная болезнь, если ее вовремя не остановить, грозит разрушить самое коммуникацию. И нас не должны смущать голоса любителей суверенитетов, автономий, а также абстрактно понятых прав человека.
Если перевести структурные уровни различий на язык психологических критериев, картина будет следующей: толерантность к месту там, где мы
177
что-то не одобряем, терпимость – там, где с этим "что-то" мы еще можем мириться, а конфронтационность – там, где оно становится просто невыносимым.
Трудность определения границ и критериев толерантности связана с невозможностью полного рационального обоснования этого феномена. Приходится апеллировать к религиозным, моральным или идеологическим нормам, общественному мнению, общему благу и т. п. Кроме того, приходится учитывать специфику (место и время) каждого конкретного случая. В конце концов черту подводит свободный выбор субъекта (субъектов) коммуникации. Поэтому границы толерантности и допускаемых ею различий совпадают с границами свободы.
Вполне можно согласиться с миллевским принципом вреда, гласящим: "Единственное оправдание вмешательства в свободу действий любого человека – самозащита, предотвращение вреда, который может быть нанесен другим". Продолжая уточнять этот принцип, мы с необходимостью выходим на неотчуждаемые права человека, на устои мира и стабильности в обществе. Нельзя быть толерантным к тем, кто, ссылаясь на плюрализм и все ту же толерантность, своими суждениями и действиями отказывает человеку в праве на жизнь, подрывает основы общественного порядка, разжигает религиозную и национальную вражду.
Процесс предметной демаркации толерантности получает дополнительные импульсы от проблемного осмысления ее включенности в ценностно-нормативную систему общества. Основные ориентиры здесь – политика, право, мораль. Нам предстоит позиционировать толерантность относительно этих трех подсистем в терминах общества постмодерна, поскольку толерантность по-настоящему резонирует лишь с современностью.
Толерантность в политической сфере
В обществе постмодерна политика подлежит суду разума и морали, а государство непременно является правовым. Однако подобные взаимосвязи чужды людям там, где политику кроят по лекалам Макиавелли, где живут по "понятиям" , а не по законам.
В политическом ориентире ценностно-нормативной системы общества для толерантности наиболее значимы два отношения: к государству (государственной власти) и политической культуре. Современное демократическое государство обеспечивает соблюдение прав и свобод человека, поощряет мультикультурализм, защищает конкуренцию – словом, поддерживает в обществе плюралистический баланс. Кажется, что в сфере толерантности государству лучше всего держаться нейтралитета, выступать в качестве бесстрастного арбитра терпимого сосуществования сторон. До определенного момента демократическое государство, называемое еще и толерантным, вполне может таковым и являться. Но когда сложившийся плюралистический баланс общества
177
переживает кризис, государство должно немедленно вмешаться, восстановить мир и порядок, заставить всех соблюдать общие "правила игры". Толерантность – одно из таких правил и вне остальных, создающих ему системную среду и поддержку, работать не может.
Демократия богата на компромиссы, но сама она предметом компромисса не является. Ее базовые ценности и идеалы составляют то, что принято называть гражданской религией, светской сакральностью. И светское демократическое государство вправе активно – ангажированно, а не отстраненно, – защищать их всеми законными средствами. Конечно, можно поставить под вопрос и демократию, особенно либерального толка, – ведь исходно это западная система ценностей. Можно ли ориентировать на нее все человечество? Тем более что "свобода не применима как принцип при таком порядке вещей, когда люди еще не способны к саморазвитию путем свободы; в таком случае самое лучшее, что они могут сделать для достижения прогресса, это безусловно повиноваться какому-нибудь Акбару или Карлу Великому, если только они так будут счастливы, что в среде их найдутся подобные личности" , как справедливо заметил Дж. С. Милль.
За демократической системой ценностей стоит устремление к свободе и творчеству, к утверждению динамики и развития в качестве цели в самой себе. Механизмы и результаты конкурентной борьбы с другими историческими альтернативами убеждают в превосходстве данного устремления. На сегодняшний день демократия – самая динамичная, исторически продуктивная, глубоко личностная культура бытия. Разумеется, не без недостатков, издержек и противоречий. Как тут не вспомнить знаменитую фразу Черчилля: "Демократия – наихудшая форма правления, за исключением всех остальных, которые пробовались время от времени".
Итак, сама по себе интолерантность государству не противопоказана. Вопрос только в том, когда следует к ней обращаться и в каких масштабах применять. В любом случае нужно выдерживать стратегическую установку на создание и поддержание условий формирования толерантной общественной атмосферы.Иначе "интолерантная" корректировка из профилактической (терапевтической, хирургической – все диктуется конкретной ситуацией) меры превратится в борьбу против гетерогенных корней самой толерантности. Лекарство станет ядом. Риск злоупотребления интолерантностью, исходящей от государственных органов, присутствует всегда. Но в демократическом государстве есть сильное общественное мнение, действенный гражданский контроль, разветвленная система сдержек и противовесов – словом, гарантия того, что этот риск не примет угрожающих размеров.
В современном глобализирующемся мире некоторые демократические нормы, например права человека, выходят за рамки национального суверенитета. Их защита – дело всего международного сообщества, и ее незаменимая составляющая – интолерантное отношение к тем, кто названные правила,
178
ценности и нормы грубо попирает. Глобальность сближает (в перспективе – до неразличимости) международные и национальные масштабы интолерантности (неодобрения, возмущения, протеста).
Толерантного демократического государства не существует без толерантных граждан, тем более что именно народ – конечный источник его власти и суверенитета. Для государства толерантность идентифицируется как принцип руководства и средство управления, для народа – как гражданская добродетель, один из важнейших элементов его политической культуры.
Под добродетелью в общем плане понимается готовность и способность личности следовать добру. В данном случае добродетель – это сознательное и добровольное следование толерантности как благу, а также гражданскому долгу. Вспомнив же Аристотеля, трактовавшего добродетель как "способность поступать наилучшим образом" , можно добавить, что толерантность действительно является наилучшим выходом из конфликтных ситуаций.
В качестве элемента политической культуры гражданина толерантность демонстрирует нам еще одну свою функцию, являясь средством легитимации соответствующих акций государства. Формула этой легитимации может выглядеть таю толерантность, равно как и интолерантность государства поверяется (подтверждается, одобряется) толерантностью его граждан. Иначе говоря, демократическое государство не может действовать ни толерантно, ни интолерантно, если на то нет согласия народа. Толерантно относиться к толерантности государства – это одновременно и добрая воля, и придирчивая оценка гражданина. Без убеждения, воли и страсти своих граждан такое государство не отвечает, по Гегелю, своему понятию.
Толерантность и право
Дополнительную четкость в предметные границы толерантности вносит правовой ориентир ценностно-нормативной системы общества. Хотя некоторых из тех, кто предпочитает мыслить толерантность в юридических терминах, он явно подводит. Так, В. В. Шалин считает, что принцип толерантности "необходимо кодифицировать как гражданско-правовую норму. Только с помощью такой правовой легитимации толерантность станет предпосылкой диалога культур и приобретет впоследствии моральную норму". Странная, конечно, инверсия права и морали, да и легитимность, похоже, подменяется здесь легальностью. Но суть дела в том, что действенность толерантности при подобном подходе всецело замыкается на перспективу обретения ею правового статуса.
Не приходится доказывать, что в современном обществе правовые нормы – самый эффективный инструмент регулирования отношений между людьми. Вероятно, это связано со спецификой права, его верностью своей природе, его несмешиваемостью с другими социальными нормами. Согласившись с этим поло-
179
жением, мы поймем, что для толерантности, имеющей дело с диалогом существенных различий, также важно быть отличной. Не подстраиваться, не уподобляться, не зариться, как говориться, на чужое, а оставаться самостоятельной и неповторимой – на предметно своей территории.
Обратившись в правовую норму, толерантность изменит самой себе. Ведь она – продукт свободного выбора человека, а право непременно включает в свою структуру принудительные меры воздействия.Можно ли принудить человека к свободе? Очевидно, на этот вопрос положительного ответа не существует.
Однако не приходится отрицать общую перспективу движения от толерантности к праву. Скажем больше, в лоне толерантности могут вызревать (и вызревают) правовые нормы. Так произошло, например, с однополыми браками в некоторых странах. Поначалу это различие (отступление от многовековой традиции) было понято и принято толерантным общественным мнением. И когда существенные различия относительно однополых браков смягчились до различий во мнениях – сложилась воля большинства, которая и оформилась в соответствующий закон. От толерантности в данном случае остается лишь то, что можно было бы назвать легитимной поддержкой вступившего в силу закона. Бывает, впрочем, и так, что общественное мнение меняет гнев (интолерантность) на милость (толерантность) в отношении непопулярных законов, доказавших на практике свою эффективность. В любом случае толерантность в праве умирает. "Жизнь после смерти" для нее продолжается уже в другой инфраструктуре.
Моральные координаты толерантности
Определение предметных границ толерантности опирается также на демаркационный потенциал морального ориентира в ценностно-нормативной системе общества. Толерантность, на чем сходится большинство исследователей, непременно включает в себя неодобрение убеждений или действий партнера по коммуникации. Неодобрение может быть разным: идеологическим, интеллектуальным, эстетически-вкусовым и т. д. , в случае же толерантного отношения оно обнаруживает свой исходный, моральный смысл, хотя речь идет об отрицательной оценке. Иными словами, толерантность является (объявляется) моральной ценностью, но при этом то, на что она направлена, добром (для участников коммуникации) не является.
Говорят, толерантность – это когда не одобряют, но не вмешиваются. Непонятно, что мешает поступать несколько иначе: вмешиваться, но не одобрять само это вмешательство, полагая его, скажем, вынужденным? Можно предложить "автобиографическое" решение проблемы: не одобряю – значит, считаю неприемлемым для самого себя. Например, не одобряю насилие в семье. Другие пусть поступают как хотят, но в моей семье его не будет. Позиция понятная и, на первый взгляд, вполне состоятельная. Но, если присмотреться, в
180
ней легко угадать безучастность, равнодушие к окружающим, нежелание менять к лучшему мир, в котором мы живем, отступление перед злом, ибо морально неодобряемое есть зло. На языке субъектов эта коллизия выглядит еще более остро. Пусть, как утверждается, толерантность требует уважения морального выбора Другого, но как тогда быть с явно отличной Я-позицией. Смогу ли я уважать самого себя, если изменю собственному моральному выбору, откажусь от защиты разделяемых мною убеждений? Пожалуй, нет ничего более трагичного, чем измена себе самому. Самоуважение относится к базовым потребностям человека. Каждый индивид вправе видеть и уважать человека не только в Другом, но и в себе.
Внутренняя моральная противоречивость толерантности ни в коем случае не делает из нее нечто ленивое, трусливое и нечистоплотное. Толерантная мораль мыслится как некое возвышение над теми взглядами и убеждениями, которые вовлечены в человеческую коммуникацию. Врожденной предрасположенностью, традицией и привычкой тут явно не обойтись. Нужны "встречные" движения со стороны сознания, а также, разумеется, эмоций, чувств и воли претендующего на толерантность субъекта. Некоторые исследователи обобщают эти движения понятием "моральное размышление" (moral deliberation). На мой взгляд, более удачным является понятие, предложенное Д. Хейдом, – "supererogatory attitude* (избыточное, то есть превышающее обычное требование, отношение). "Избыточное отношение" , как пишет Хейд, – это "обдуманный (deliberate) выбор, основанный на аргументах (reasons)".
Поясним данную мысль на конкретном примере. Вы вправе вызвать милицию, если сосед далеко за полночь продолжает шумно веселиться. Но можно, сделав сознательное усилие над собой, проявив великодушие, воздержавшись от осуждения и исполнения своего гражданского долга (есть ведь соответствующая правовая норма), в милицию не звонить и на соседа не жаловаться. Моральная "избыточность" в таком случае налицо.
Базовые условия
На богатые плоды толерантности можно рассчитывать лишь при соблюдении некоторых основных условий, которые позволяют ей еще органичнее вписываться в ценностно-нормативную систему общества, раскрывая при этом свое функциональное назначение. Эти условия лучше всего выявляются применительно к религиозному сознанию (или светской сакральности), поскольку оно составляет самое глубокое основание любой ценностно-нормативной системы.
Условия, которым должна удовлетворять светская сакральность в современном, постсекулярном обществе, удачно обрисовал Ю. Хабермас: "Религиозное сознание должно, во-первых, выработать когнитивно диссонантные отношения с другими конфессиями и религиями. Во-вторых, оно должно занять соответствующую позицию в отношении авторитета различных наук, обладающих обще-
181
ственной монополией на мирское знание. Наконец, оно должно встроиться в условия существования конституционного государства, основанного на профанной морали".
Когнитивно диссонантные отношения – это, безусловно, отношения толерантные. Далеко не все составляющие нам здесь известны, но с приоритетом сомнений не возникает – это познание, а не эмоции. Хотя последние очень упрямы, искренние и сильные чувства редко считаются с доводами разума. Надо учитывать, что существенность различий, входящих в толерантные отношения, не лежит на поверхности, не бросается в глаза, она открывается лишь по-настоящему пытливому уму. Субъекты толерантного отношения должны как можно лучше (полнее и глубже) знать друг друга и не бояться диссонантности. В этом гарантия их инаковости, их полноценной статусной отнесенности к Другим.
Когнитивная диссонантность возвращается в конечном счете к субъекту, ее инициировавшему. По этой причине она с полным основанием может быть приравнена к рефлексивности, которая жизненно важна, в буквальном смысле императивна для толерантности.
На рефлексию работает, прежде всего, наука, ее влияние, ее авторитет. Наука, конечно, не всесильна и не имеет монополии на истину. Тем не менее в сравнении с другими "учителями жизни" она наиболее объективна. Ее арбитраж во всех наших мирских делах самый беспристрастный, на него вполне можно полагаться. Наука – это рациональность (как инструментальная, так и коммуникативная), обеспечивающая надежную навигацию в бурном море современной жизни. Ее выводы, разумеется, приходится подправлять – оценкой, чувством справедливости, другими диспозициями человеческой природы, но именно подправлять, а не ограничивать или отменять.
Столь же необходима для толерантности мораль – профанная, гражданская. Как осознанная добродетель, как среда, общественная инфраструктура, которая окружает и поощряет толерантность. Мораль – именно потому, что она профанная, то есть человеческая, а не божественно-религиозная, – создает атмосферу этической относительности, в которой только и могут сложиться толерантные отношения.
Рассмотренные условия суть правила, в соответствии с которыми должна функционировать как ценностно-нормативная система в целом, так и ее отдельные элементы, в том числе толерантность.
Порядок и прогресс, стабильность и развитие составляют цель всей ценностно-нормативной системы общества. Акценты связаны с ее внутренней дифференциацией. Скажем, мораль и право служат, прежде всего, стабильности и порядку. Толерантность тоже – но скорее в отрицательном плане, – не позволяя сеять рознь, ломать наметившиеся тенденции, препятствовать естественному росту человеческой коммуникации. В положительном же своем назначении толерантность развернута на прогресс и развитие, на те различия-исключения, которые делают жизнь многомерной, создают постоянную неудовлетюренностъ завершенным и достигнутым.
182
|
