О местонахождении Голгофы и гробницы Христа

 

6. Альтернативные гипотезы

 

На протяжении веков в христианском мире никто не подвергал сомнению аутентичность традиционно почитаемых Голгофы и гробницы Христа, пока ученые XIX века не произвели тщательную ревизию христианских святынь на предмет их подлинности и не пришли к отрицательным результатам. Отсутствие указаний на святые места в до-Никейскую эпоху породило сильнейшее подозрение, что эти святыни были изобретены задним числом для многочисленных паломников, которым хотелось лицезреть каждое место, упоминаемое в Евангелиях. Подозрений таких не избежали и древнейшие евангельские святыни: пещеры Благовещения и Рождества, а также Голгофа и Гроб Господень. Именно тогда появилась мысль о том, что настоящая гробница Иисуса еще не найдена и не идентифицирована.

Сомнения в достоверности Голгофы и Святого Гроба возникли еще в XVIII веке. Посетивший в 1738 г. Иерусалим немецкий ориенталист Корте (Korte) опубликовал описание своего путешествия, в котором высказал мнение, что традиционная Голгофа не подлинная, поскольку располагается в центре города, а должна, согласно Евангелиям, находиться за городскими стенами. Корте предположил, что Голгофа находится на западе от Яффских ворот, в районе пруда Биркет Мамилла. Понятно, что немецкий путешественник отождествлял современные стены Старого города со стенами библейского Иерусалима. То же думали о Голгофе Дж. Плессинг в 1789 г. и Э. Кларк в 1812 г. Первый крупный ученый, проводивший археологические раскопки в Иерусалиме, — Э. Робинсон — также высказался против подлинности традиционной святыни, хотя и не предложил никакой альтернативы.

Эрнест Ренан в качестве возможной Голгофы рассматривал несколько возвышенностей в окрестностях Старого города: ветхозаветные холм Гареб и местность Гоаф, упоминаемые пророком Иеремией (31:39) и лежащие к северо-западу от Иерусалима, а также холмы, господствующие над долиной Хинном выше Биркет Мамиллы, и еще холм, господствующий над «гротом Иеремии» (Жизнь Иисуса, гл. 25). Трудно сказать, насколько Ренан руководствовался данными источников, достижениями археологии XIX в., а насколько — стремлением продемонстрировать свою полную независимость от церковной традиции. Кажется, он готов принять за Голгофу любое место, лишь бы это был не храм Гроба Господня.

В 1847 г., своем очерке о топографии древнего Иерусалима архитектор Дж. Фергюсон (Fergusson) высказал экстравагантное предположение, что мусульманская святыня Куббат ас-Сахра («Купол Скалы») на Храмовой горе, о которой известно, что ее построил халиф Абд ал-Малик в 691 г., до этого была церковью, созданной императором Константином Великим над Святым Гробом. В подтверждение этого Дж. Фергюсон указывал на несколько объектов на Храмовой горе, которые, по его мнению, были построены в Византийский период. Гипотеза Фергюсона встретила немало сторонников. Но критика ее историками была настолько уничтожительной, что она не продержалась и до конца XIX века. Последний удар по гипотезе Фергюсона нанесла Медебская мозаичная карта Палестины, открытая в 1896 г. На этой карте, датируемой Византийским периодом, храм Гроба Господнего изображен там, где он находится по сию пору.

Неудача Дж. Фергюсона не остановила поисков альтернативной («подлинной») гробницы Иисуса. Особенную активность в этих поисках проявляли представители протестантских церквей, не имеющих своего участка в храме Гроба Господня. Во второй половине XIX века было предпринято несколько попыток отождествить с гробницей Иисуса те или иные погребальные склепы, обнаруженные севернее Старого города. Из них самой известной является т. н. «Садовая гробница» (Garden Tomb), находящаяся ныне во владении представителей Англиканской церкви и почитаемая протестантами как подлинная могила Иисуса.

Почему именно к северу от Старого города стали искать Голгофу и гробницу Иисуса, объясняется влиянием евангелиста Иоанна, благодаря указанию которого, наличие «сада» стало непременным условием локализации места погребения Христа. В библейские времена к северу от Иерусалима располагались загородные усадьбы с садами и огородами. «О садах вне Иерусалима, — отмечал полковник Ч. Кондор, — мы можем прочесть у Иосифа (Война, V, 2, 2) и Иер 31:39; холм Гареб (или «плантации») упомянутый Иеремией, находился также на севере. Север рассматривался евреями как неблагоприятная сторона света. Вплоть до шестнадцатого столетия к северу от города располагалось Sahrah, “плато”, описанное арабским автором как известное место (Муджир ад-Дин, 1521 г.). Стоит учесть также, что место побиения камнями святого Стефана с IV века помещалось к северу от Иерусалима. Таким образом мы видим согласие еврейской, христианской и мусульманской традиций по этому вопросу»[1] (хотя какое тут согласие, судите сами — Б. Д.).

Еще в 1842 г. О. Фениус (Thenius) из Дрездена, а следом за ним и другие европейские путешественники предположили, что скалистый холм el-Edhemieh над т. н. «гротом Иеремии», расположенный в 228 метрах (250 ярдах) на северо-восток от Дамасских ворот, является подлинным местом распятия Иисуса. В выбоинах и расщелинах скалы наблюдатели увидели изображение, напоминающее человеческий череп. Известность этому месту принес британский генерал и рядовой библеист Ч. Дж. Гордон, уверенно заявивший в 1882 г., что el-Edhemieh и есть евангельская Голгофа. К северу от холма лежит византийское кладбище, в числе погребальных склепов которого в 1867 г. была обнаружена «Садовая гробница». На момент открытия это была христианская гробница V столетия, наполненная останками покойников. Но устройство гробницы свидетельствовало о ее до-христианском древнееврейском происхождении. После раскопок, произведенных здесь в 1881–82 гг. К. Шиком, Ч. Дж. Гордон объявил, что эта гробница является подлинным местом погребения Христа. Учрежденное в Англии Общество Садовой гробницы (Garden Tomb Society) приобрело этот участок в 1894 г. и устроило на нем религиозный комплекс, приспособленный для приема паломников из числа протестантов, а также многочисленных туристов.

Надо сказать, что Англиканская церковь официально не признала «Садовую гробницу» в качестве святыни, но и не препятствовала своим членам поклоняться этой гробнице как Святому Гробу. Впервые за много веков у традиционного храма Гроба Господня появился достаточно влиятельный конкурент. Не только члены Англиканской церкви, но и представители других протестантских церквей потянулись к новообретенной гробнице Иисуса. Многие европейские ученые также высказались в пользу ее подлинности. Из последних выступлений по этой части можно отметить работу Дж. Тведнеса, представившего развернутое обоснование аутентичности «Садовой гробницы» и «Голгофы Гордона»[2].

Он отметил, во-первых, что скалистый холм над «гротом Иеремии» вполне соответствует предписанной в Мишне процедуре смертной казни. Осужденного сначала сбрасывали со скалы высотою не менее 12 футов, и если он оставался жив, то побивали камнями (Сангедрин, 6, 1–4). По словам полковника Ч. Кондора, бывшего на этом участке в 1874–75 гг., существовало еврейское предание, что в прежние времена на вершине скалистого холма исполнялись смертные приговоры. Вполне вероятно, что на этом месте был побит камнями первомученик Стефан, — еще в Византийский период немного севернее скалистого холма была построена церковь св. Стефана, а Дамасские ворота были названы воротами св. Стефана. Следы византийской церкви (фрагменты мозаичного пола, изображения крестов с инициалами Иисуса Христа) сохранились непосредственно на участке «Садовой гробницы», что также, по мысли Дж. Тведнеса, свидетельствует об особом значении этого места. В ходе раскопок на этом участке в 1924 г. были обнаружены остатки винодельни, а также резервуар водоизмещением примерно 250000 галлонов. Из этого был сделан вывод о существовании здесь сада, соответствующего указанию евангелиста Иоанна (19:41).

Аутентичность «Садовой гробницы» обосновывается открытием в этом районе ряда древнееврейских захоронений, из чего делается вывод, что вся эта местность находилась за чертою городских стен, по крайней мере, во время Ирода Великого. На христианском кладбище Византийского периода, расположенном к северу от участка «Садовой гробницы», близ церкви св. Стефана, найдена надпись: «Погребенный подле Господа», что может относиться к «Садовой гробнице». Другая найденная надпись гласит: «Онисим, дьякон церкви свидетелей Воскресения». В последней надписи, предполагает Дж. Тведнес, содержится название византийской церкви, стоявшей на участке «Садовой гробницы», что косвенно указывает на место воскресения Иисуса.

Сама гробница вполне соответствует другим известным погребениям периода Второго Храма. Она ориентирована на Храмовую гору, имеет вход с западной стороны, переднюю комнату для посетителей, а также внутреннюю камеру с нишами и скамьями для тел покойников и с небольшим оконцем (нефеш). При этом северо-восточная скамья расположена так, что ее может увидеть человек, стоящий у входа в гробницу, — так, как в четвертом Евангелии говорится о Иоанне и Марии Магдалине, что они видели скамью, наклонившись при входе в гробницу (20:5, 11). О том же свидетельствует и высота входа в гробницу, которая ниже человеческого роста. Кроме того, перед гробницей имеется желоб, по которому могли «прикатывать» ко входу круглый камень.

Против этих доводов были выдвинуты серьезные возражения. Основные из них приводит Дж. Мерфи О’Коннор: «Гробница состоит из двух помещений, расположенных бок о бок; из вестибюля делают поворот вправо, в погребальную камеру. Эта конфигурация типична для погребальных склепов IX–VII вв. до н. э. Но в гробницах, высеченных во времена Иисуса, погребальная камера находилась обычно позади вестибюля, по прямой линии. Также можно было бы ожидать, что каждая из скамей (аркосолий), на которую полагалось тело усопшего, должна быть установлена в пределах свода. Здесь же, напротив, скамьи для тел усопших являются простым расширением стены, как и в других гробницах Железного века. Поэтому, со строго археологической точки зрения, эта гробница, конечно, не была “гробом новым” в I веке н. э. Кроме того, в Византийский период скамьи были срезаны, а скальная порода на их месте углублена, чтобы создать нечто вроде саркофагов. Такое радикальное обезображивание структуры ясно указывает, что христиане IV–VI вв. не верили, что эта гробница была местом погребения Христа»[3]. Уже одно то, что византийцы продолжали хоронить в этой гробнице покойников, свидетельствует, что она не была для них неприкосновенной святыней[4].

К этому можно добавить еще несколько наблюдений. Д. Чедвик отмечает, что остатки винодельни свидетельствуют о существовании здесь виноградника. Между тем в Ин 19:41 фигурирует сад (κηπος); виноградник евангелисты обозначают другим словом — α̉μπελωνος[5]. Желоб у гробницы, скорее всего, появился в Средневековье и, вероятно, использоваться для питья животных. По мнению Д. Чедвика, здесь находилась типичная конюшня. Также и резервуар и прочие выработки в скальном основании принадлежат системе подачи и хранения воды и не имеют отношения к гробнице.

Что касается скалистого холма над «гротом Иеремии», то трудно определить, как он выглядел в начале I века. Нынешние свои очертания холм этот приобрел совсем недавно. В течении многих веков отсюда брали твердый известняк для строительства и ландшафт этого участка непрерывно менялся. На поверхности холма располагается престижное мусульманское кладбище. Именно здесь стреляют из пушки, знаменуя окончание поста Рамадан. В мусульманской традиции этот холм вообще играет важную роль. В этом месте, согласно преданию, должно начаться воскресение мертвых перед Страшным судом.

«Голгофа Гордона» и «Садовая гробница» продолжают пользоваться огромной популярностью, а их окрестности продолжают привлекать к себе многочисленные группы энтузиастов, надеющихся обнаружить новые свидетельства в пользу их подлинности, и, в конечном счете, подлинности евангельской истории. С этим стремлением тесным образом сопряжено желание сделать сенсацию.

Наиболее выдающимся представителем такого рода деятелей был ныне покойный Рон Уайетт (Wyatt) из Нешвилла, врач по профессии и археолог-любитель, прославившийся «открытием» почти всех библейских реликвий, начиная с «Ноева ковчега». В 80-х годах прошлого века в поисках «Ковчега Завета» он производил раскопки на участке, непосредственно примыкающем к участку «Садовой гробницы». Помимо планируемой сенсации, — открытия ветхозаветной святыни, — Р. Уайетт объявил о большом количестве находок, отнесенных им к евангельской истории. В числе этих находок римские монеты I–II вв., «место побиения камнями», «три квадратных углубления, высеченные в коренной породе», служившие для установки крестов распятия, а также огромный обтесанный камень диаметром более 4 м и шириной 60 см, интерпретированный как «отсутствующий камень “Садовой гробницы”», закрывавший вход в нее[6].

Хотя, очевидно, что большинству «находок» Р. Уайетт придал крайне произвольную интерпретацию, а часть их даже прямо сфальсифицировал (за что возмущенные христианские организации окрестили самодеятельного археолога «шарлатаном и провокатором»), нужно отметить, что в данном он случае нисколько не поколебал существующую англиканскую традицию. Приняв «Садовую гробницу» в качестве святыни, Р. Уайетт все свои евангельские открытия истолковал в ее пользу. Другое дело, что все его находки у «Садовой гробницы», мнимые и реальные, не в силах затушевать отрицательные выводы археологов относительно подлинности англиканской святыни.

В том же XIX веке появилось новое направление поисков Голгофы и гробницы Иисуса — на восток от Иерусалима, на Елеонской горе. В 1873 г. Хутчинсон (Hutchinson) высказал предположение, что распятие Иисуса произошло на Елеонской горе. Примерно такой же взгляд исповедали Беркли (Barklay) и Портер (Porter), поместившие Голгофу между восточной стеной Старого города и Кедронской долиной. Эти ученые руководствовались следующими соображениями: Кедронская долина располагалась ближе всего к резиденции Пилата и месту суда над Иисусом, которое, вероятно, находилось в северо-восточном углу Храмового комплекса. Поэтому римским солдатам вместо того, чтобы вести осужденного по тесным улочкам города на запад или на Дамасскую дорогу, удобнее было бы вывести Иисуса через самые близкие ворота и распять его близ дороги, идущей в Вифанию. Простота такого решения проблемы локализации Голгофы все же не оказалась подкупающей. Беркли и Портер встретили возражения других ученых: во-первых, евангельский рассказ подразумевает, что дорога, ведущая через Голгофу, была более оживленной, чем узкая и гористая дорога в Вифанию; во-вторых, к востоку от Иерусалима не имеется никакого места, напоминающего формой череп[7].

Надо сказать, что «елеонская» гипотеза примечательна тем, что имеет прецеденты в раннехристианской литературе. В апокрифическом Евангелии от Никодима, датируемом IV веком, говорится, что Иисус был распят «на том же месте, где Его взяли» (IX, 5), т. е. в Гефсиманском саду. Не известно, где автор апокрифа почерпнул такие сведения, явно противоречащие данным Евангелий. Возможно, он просто смешал два разных сада: Гефсиманский сад и сад у гробницы Иосифа Аримафейского.

В последнее время «елеонскую» гипотезу активно отстаивают Э. Л. Мартин (Martin), М. Германо (Germano) и некоторые другие. Они исходят из предпосылки, что место распятия Иисуса Христа было сакральным местом в Иерусалиме периода Второго Храма (местом принесения «жертвы за грех») и что оно тесным образом связано с ветхозаветной и новозаветной символикой. Трудно удержаться от того, чтобы не назвать подобный подход чисто церковным, при том, что формально он противостоит существующей церковной традиции. Сторонники «елеонской» гипотезы обращают внимание на значение Елеонской горы в еврейской и христианской традиции: здесь, по Ветхому Завету, «станут ноги Господа» в Судный день (Зах 14:4), и здесь же, по Новому завету, Иисус учил апостолов и отсюда же вознесся на небо. Не имея достаточных исторических оснований считать Елеонскую гору местом казни Иисуса, сторонники этой гипотезы первостепенное значение придают ветхозаветным ассоциациям. В широком ходу также и новозаветные символы. Э. Л. Мартин так формулирует свой принцип: «география, связанная с символами, должна быть буквальной, даже если символы — нет»[8].

Таким образом, локализация Голгофы на Елеонской горе — это плод «символической географии». Помещая в южной части Елеонской горы то место, где сжигался телец, приносившийся в жертву за грех народа (Лев 4:12; Иер 43:21; Мишна, Миддот, 1.3; 2.4; Йома, 7.2), Э. Мартин обращается к новозаветному Посланию к Евреям, где с этой «жертвой за грех» отождествляется Христос (10:8–10), а также к Посланию Варнавы, где говорится, что «телец есть Иисус» (8:2). Из этого следует вывод, что Иисуса распяли на том самом месте, где обычно приносился в жертву ветхозаветный телец. Уподобление Иисуса ветхозаветной храмовой жертве позволяет отождествить врата, в которые Иисус был выведен на распятие, с восточными воротами Храма (=Золотыми вратами), ведущими на Елеонскую гору, и вообще провести Крестный путь в восточном направлении. Символический метод позволяет также под ветхозаветным выражением «пред лице Господне» понимать фасад Иерусалимского храма; в таком случае распятый «пред лицем Господним» Иисус должен был видеть Храм и Святое святых, а видеть, как разодралась завеса святилища можно было только с Елеонской горы (разумеется при этом, что завеса разодралась на глазах у распятого и присутствующих при казни).

Нет нужды объяснять, как далека вся эта «символическая география» от исторической, и сколь мало она связана даже с евангельскими рассказами о распятии и погребении Иисуса. Но этого мало. Вдобавок к имеющимся символам Э. Мартин изобретает новые. Из ветхозаветного стиха 2 Цар 15:3 «а Давид пошел на гору Елеонскую, шел и плакал; голова у него была покрыта» он выводит, что эта гора или одна из ее вершин в те времена называлась «головой» (рош) и отождествляет изобретенное им название горы с евангельским топонимом «Голгофа» – «череп» (там же).

Приняв елеонскую локализацию Голгофы, Э. Мартин и место погребения Иисуса по необходимости помещает на той же Елеонской горе. В этом случае он не оригинален. Некоторые исследователи уже давно указывали на древнюю гробницу, находящуюся на территории нынешней церкви «Отче наш» (Pater Noster) как на действительную могилу Иисуса. Одним из первых предположение такое высказал в 1960 г. Дж. Э. Райт. В его «Библейской археологии» читаем: «В Demonstratio Evangelica, труде, написанном Евсевием около 303 г., он ничего не говорит о Гробе Господнем и о Голгофе в связи с языческим храмом, но выделяет Елеонскую гору (и Елеонскую пещеру) к востоку от Иерусалима и Святую Церковь Господню на холме, лежащем к западу от него, как места особо почитаемые и христианами, и иудео-христанами (VI, 18). Искусственная пещера, расположенная примерно в 100 м к югу от холма, действительно могла быть погребальным склепом. Она была объектом паломничества, хотя нигде определенно не сказано, что это место погребения Иисуса»[9].

Дж. Э. Райт писал это в то время, когда еще процветал миф об иудео-христианском происхождении палестинских церковных святынь и в библеистике господствовала гипотеза Багатти–Теста. Мнимая иудео-христианская традиция привлекалась всякий раз, когда нужно было обосновать какую-либо новую гипотезу или нетрадиционный взгляд на христианские святые места.

Фактически же положение таково. На месте нынешней церкви Pater Noster стояла небольшая (50 х 15 м) византийская церковь с апсидой и мозаичным полом, украшенным крестами. Строительство этой церкви датируется IV веком. Она была разрушена персами в 614 г., затем восстановлена крестоносцами. Рядом с алтарем имелся спуск в пещеру, расположенную под ним, которая была оформлена как подземная часовня. Она известна как пещера, где Иисус учил апостолов (Cave of Christ’s Teaching). Когда приобретшие в 1910 г. этот участок доминиканцы производили раскопки в подземной часовне, то западнее ее они открыли вход в гробницу, который был заложен, по-видимому, еще византийцами. Оказалось, первоначально здесь располагалась гробница, а подземная часовня («пещера Учения») была передней комнатой или прихожей этой гробницы. В погребальной камере, в трех стенах имеются пять пар полкообразных ниш-кокким, что указывает на еврейское происхождение гробницы. Вероятно, гробница эта была создана в I в. н. э. При строительстве церкви византийцы значительно видоизменили гробницу: засыпали землей погребальную камеру и блокировали вход в нее стеною, а также расширили переднюю комнату, превратив ее в подземную часовню. Одновременно было создано два новых входа в пещеру, один напротив другого, причем из церкви в пещеру спускались по лестнице, построенной поверх засыпанной землей и частично разрушенной погребальной камеры. Судя по этому, а также в целом по строительной активности византийских христиан, кажется маловероятным, что данная пещера почиталась тогда именно как гробница[10]. В противном случае строители не стали бы засыпать землей погребальную камеру и блокировать вход в нее.

Действительно, источники указывают на то, что эта пещера с IV века почиталась христианами не как гробница, а как то место, где Иисус учил апостолов на горе Елеонской. Об этом сообщают Геронтий в «Житии св. Мелании» (ок. 430 г.), паломница Эгерия ок. 385 г. (CSEL, 39, 101), Аркульф, Теодорих и другие пилигримы (ППС, 2, 119–200). Во времена крестоносцев, как следует из сообщения Зевульфа (1102 г.), в этом месте показывалась написанная по-еврейски молитва Господня («Отче наш»), оставленная, по преданию, самим Христом. Эта традиция сохраняется и по сей день.

И все же, прежде чем вынести суровый приговор в отношении «елеонской» гипотезы, следует сказать, что Елеонская гора и скалистые участки в долине Кедрона издавна служили местами погребения жителей Иерусалима. Самые знаменитые древнееврейские гробницы находятся здесь. В ходе археологических работ было открыто множество еврейских погребений по всей Елеонской горе. Некоторые из этих гробниц продолжали использоваться и в Византийский период. Исследователи, разделяющие взгляды Багатти–Теста, не перестают находить «христианские символы» в погребениях Иродианской эпохи и расценивают целый ряд здешних гробниц как иудео-христианские. Не удивительно поэтому, что у этих исследователей возникает желание найти в этом районе и могилу основателя Церкви. И поиски эти будут продолжаться.

 

 

7. Местоположение Голгофы зависит от местоположения претория Пилата

 

Согласно Евангелиям, преторий Пилата был тем местом, из которого Иисуса повели на казнь. Следовательно, чтобы сказать что-либо определенное о местоположении Голгофы, нужно сначала установить местоположение этого претория.

Исследователи отдают себе отчет в том, что после двукратного разрушения древнего Иерусалима римлянами (в 70 и 135 гг.), после радикальных перестроек города при римском императоре Адриане, при христианском императоре Константине, затем при крестоносцах, мамелюках и турках, остатки исторического претория Пилата вряд ли удастся найти. Все камни того древнего строения давно разобраны на новые постройки. Мы можем лишь, вооружившись данными источников, исследуя церковную традицию, судить (с той или иной степенью вероятности) о возможном местоположении того легендарного претория.

Нынешняя надпись над дверьми 1-й станции Виа Долороза: ΤΟ ΠΡΑΙΤΩΡΙΟΝ — PRISON OF CHRISTI («Преторий — темница Христова») появилась лишь в прошлом веке, когда окончательно оформились все четырнадцать станций Крестного пути. Христианским паломникам и туристам показывают плиты евангельского Лифостротона в церкви Сестер Сиона, где Иисуса судил Понтий Пилат, показывают место бичевания Христа в часовне соответствующего названия, показывают и арку, на которую римский правитель вывел избитого Иисуса и показал его народу, говоря: «Се Человек» (Ecce Homo). Однако мы должны знать, что все эти объекты были локализованы лишь в новое время и что древние христиане помещали их совсем в другой части Иерусалима.

В своих «Поучениях» Кирилл Иерусалимский сообщает, что «преторий Пилата ныне пребывает запущенным по воле Распятого тогда» (XIII, 39). Это можно понять так, что строение, считаемое христианами IV в. преторием Пилата, пребывало в заброшенном, запущенном, может, даже разрушенном состоянии. Примерно о том же читаем в «Итинерарии» Бордосского путника (333 г.): «Идя отсюда (т. е. от Сионской церкви) за стену Сионскую, вправо, к воротам Неаполитанским (т. е. Дамасским), внизу в долине видишь стены бывшего дома или претория Понтия Пилата. Здесь допрашивали Господа прежде чем Он пострадал» (CSEL, 39, 22). Слова «стены бывшего дома» указывают на нежилое, заброшенное здание[11].

Бордосский путник — первый автор, сообщающий местоположение претория Пилата. Несомненно он говорит о Тиропеонский долине, отделявшей Верхний город от Нижнего и от Храмовой горы (Иосиф Флавий. Война, V, 4, 1). Однако от Сионских ворот до базилики Константина, — следующего пункта, отмеченного путником после претория, — простирается довольно обширный участок, целиком в те времена лежавший в долине. Где конкретно помещался преторий Пилата, в каком именно здании, из сообщения путника не явствует.

Достаточно подробное описание византийского претория Пилата дает паломник из Плацентии (ок. 570 г.): «И мы молились в претории, где допрашивали Господа и где ныне базилика святой Софии, перед развалинами Соломонова храма, под улицей (sub platea), которая проходит к Силоамскому источнику мимо портика Соломона. В этой базилике есть седалище, на котором сидел Пилат, когда допрашивали Господа. Посреди претория находится четырехугольный камень, на который ставили подсудимого для допроса, чтобы его видел и слышал весь народ. На этот камень подняли Господа, когда его допрашивал Пилат, и там остались Его следы: нога красивая, небольшая, тонкая. Имеется и образ Его, писанный при Его жизни и поставленный в претории: рост обыкновенный, волосы кудреватые, руки красивые с длинными пальцами. От того же камня, на котором Он стоял, совершаются многие чудеса... И этот камень украшен золотом и серебром» (CSEL, 39, 174–175). Описание базилики св. Софии у пилигрима следует непосредственно за сообщением о прибытии его из Сионского храма в базилику св. Марии. В последнем случае имеется в виду Новая церковь Богоматери (Nea Theotokos), построенная императором Юстинианом в конце Кардо Максимус, у Сионских ворот. Здесь действительно могла проходить некая улица, ведущая мимо южной стены Храмовой горы к источнику Силоам. Следует думать, что базилика св. Софии находилась севернее Новой церкви Юстиниана, в непосредственной близи от нее и, возможно, примыкала к ней. В таком случае церковь или базилику св. Софии, считаемую бывшим преторием Пилата[12], нужно локализовать в южной части нынешнего Еврейского квартала, примерно на месте синагоги Хурва.

Рассматривая Медебскую карту, И. Милик (Milik) увидел византийскую церковь св. Софии в одном из домов на восточной стороне Кардо Максимус, в непосредственной близи от Новой церкви Юстиниана[13]. Дом этот изображен с остроконечной кровлей, покрытой красной черепицей — так, как обычно на византийских мозаиках изображались церкви и базилики. При этом в двух колоннах, изображенных снаружи или внутри этого дома, И. Милик предложил видеть два столба (хотя почему два столба? — Б. Д.), к которым был привязан Иисус во время бичевания. Изучая ту же мозаичную карту, Г. Кроль, помимо этого дома, нашел еще одно здание, по его мнению, более соответствующее византийскому преторию Пилата. Оно изображено также на восточной стороне Кардо Максимус, но значительнее севернее Новой церкви Юстиниана, почти напротив храма Гроба Господня[14]. «Археологические раскопки в крипте церкви Notre Dame du Spasme, — пишет немецкий автор, — кажется, дают северному положению преимущество. В южной части крипты найдены несколько мозаик различного времени. Поздняя мозаика является простым грубым орнаментом, состоящим из черного, красного и белого цветов. Более ранняя мозаика изображает две ноги желтого цвета, обутые в сандалии и очерченные черными линиями. Вероятно, эта мозаика напоминает о пропавшем камне со следами ног Иисуса, который видел пилигрим из Плацентии в 570 г.»[15].

Что сообщают о претории Пилата другие христианские авторы? Мы видим, что он постепенно передвигается на Сионскую гору. Уже Иероним Стридонский, описывая Сион, упоминает о «столбе, поддерживающим портик церкви, обагренном кровью Господа, и к которому, говорят, Он был привязан во время бичевания» (Письма, 108, 9). Паломница Эгерия (Сильвия), посетившая Иерусалим ок. 385 г., также говорят о столбе бичевания Господа в церкви на Сионе (CSEL, 39, 88). Иероним и Эгерия не называют эту церковь бывшим преторием Пилата; вполне возможно, они имеют в виду бывший дом Каиафы, к тому времени также обращенный в церковь. Но следующие церковные писатели и преторий Пилата помещают туда же. «От святого Сиона до дома Каиафы, где ныне церковь святого Петра, шагов около 50, — пишет Феодосий в 530 г., — От дома Каиафы до претория Пилата шагов около 100; там церковь святой Софии». С той же церковью св. Софии близ Сионской горы отождествляется преторий Пилата в «Бревиарии Иерусалима» (ок. 530 г.) и у Иерусалимского патриарха Софрония (633–638 гг.) (CSEL, 39, 155; Anacreontica, 20:73–80). Благодаря этим указаниям мы узнаем не только о том, что некогда заброшенное здание, принимаемое христианами за преторий Пилата, было заново отстроено в качестве христианской церкви и объекта паломничества, но и то, что церковь эта находилась в непосредственной близости от Сионской горы и дома Каиафы (церкви св. Петра).

«Сионская» традиция сохранялась и при мусульманах. Монах Епифаний (IX в.) помещает преторий непосредственно на Сионской горе, вблизи дома Тайной вечери: «В западных воротах Святого града (т. е. Яффских) стоит башня Давидова, на которой царь сидел в пепле и писал псалмы. Справа от башни находится Лифостротон, маленькая церковь, где Иуда предал Господа (? – Б. Д.). Направо от Лифостротона стоит святой Сион, дом Божий. И здесь же находится камень, на который они поднимали Христа... И при святых дверях алтаря виден след ноги Христа, где Он стоял, судимый Пилатом... И в апсиде церкви святого Сиона, то есть в претории, есть небольшое мощеное помещение... В этом же месте находятся дома Пилата, Анны, Каиафы и царей» (ППС, 2, 2). Пришедшие в Иерусалим крестоносцы застали всю ту же традицию, что явствует из сообщений Иоанна Вюрцбургского в письме к Дитриху (1156 г.) и монаха Теодориха (ок. 1172 г.), описавшего христианские святыни Палестины. «Пилат восседал на судилище, — читаем у Теодориха, — в том месте, которое называется Лифостротон. Это место находится напротив церкви блаженной Марии на Сионской горе (=Сионского храма), на возвышенности против городской стены. Там есть часовня в честь Господа нашего Иисуса Христа, в которой стоит часть большой колонны. Господь был привязан к ней Пилатом, после того, как он осудил Его на распятие и распорядился подвергнуть Его бичеванию» (Описание святых мест, IV, 25; ППС, 2, 109).

Вернемся к Бордосскому путнику и обратим внимание на его маршрут. Он входит в Иерусалим со стороны Елеонской горы и первым делом обозревает Храмовую гору с ее ветхозаветными святынями. Затем спускается к источнику Силоам, имеющему некоторое отношение к евангельским событиям, потом поднимается на Сионскую гору, и именно с этого места начинает перечисление святых мест, связанных с последними часами земной жизни Иисуса Христа. Конечная цель маршрута — Голгофа и храм Гроб Господня. Этот путь, вероятно, был традиционным для паломников византийской эпохи[16]. На Сионской горе помещались гробница Давида, дом Тайной вечери и древнейшая Церковь апостолов (Mater Omnium Ecclesiarum). Оттуда шли в направлении к храму Гроба Господня, посещая по пути основные станции Крестного пути, включая преторий Пилата. Такова была первоначальная византийская Виа Долороза, совершенно отличная от нынешней.

В том, что византийские христиане не знали нынешнего маршрута Крестного пути, мы можем убедиться, изучая Медебскую карту. Все пространство между Кардо Максимус и вторым Кардо изображено на карте в виде сплошной застройки, без каких-либо поперечных улиц, что само по себе показательно. Нет оснований считать, что византийцы были менее благочестивыми христианами, чем средневековые паломники и топографы, которые всегда отмечали Виа Долороза на своих картах. Если бы в византийские времена существовал маршрут, ведущий от северо-западного угла Храмовой горы к храму Гроба Господня, он непременно отобразился бы на Медебской карте. Но византийцы такого маршрута не знали. Тем не менее они отобразили на мозаичной карте свою Виа Долороза, которая, по-видимому, проходила от Сионской горы к храму Гроба Господня и совпадала с Кардо Масимус.

Ныне существующая традиция Крестного пути начинает складываться в эпоху крестоносцев. Русский игумен Даниил в 1107 г. направился от храма Гроба Господня в восточном направлении и по пути к церкви св. Анны в числе других евангельских мест посетил преторий (=преторъ), «куда воины привели Христа к Пилату, и где Пилат руки свои умыл, сказав: Чист есть от крови Сего праведника» (ППС, 3, 27). Другими словами, Даниил прошел по маршруту нынешней Виа Долороза, только в обратном направлении[17]. Упомянутый уже немецкий монах Теодорих, побывавший в Иерусалиме ок. 1172 г., наряду с Лифостротоном на Сионской горе называет также дом Пилата (domus Pilati), который помещает рядом с церковью св. Анны и Овчей купелью (Описание святых мест, IV, 25). Наиболее точно локализует этот дом автор La Citez de Jherusalem (ок. 1220 г.): «На правой стороне улицы Иосафата[18] находится церковь, именуемая церковью Отдыха. Здесь, говорят, Христос останавливался, когда вели Его на распятие. И здесь же находится тюрьма, в которую Его поместили той ночью, когда Он был взят в Гефсимании. Немного впереди, на левой стороне этой улицы находится дом Пилата. Перед этим домом имеется проход, по которому можно пройти в храм» (гл. 22). Совершенно ясно, что автор La Citez говорит о том самом участке, где преторий Пилата помещает нынешняя традиция — у северо-западного угла Храмового комплекса.

На исторических картах Иерусалима дом или дворец Пилата появляется в XIV в.[19] На плане Иерусалима венецианца М. Сануто (Sanuto; ок. 1310 г.) domus Pilati изображен в северной части города, на широкой улице, ведущей от ворот Иосафата и церкви св. Анны к храму Гроба Господня, на пересечении с улицей, идущей от Дамасских ворот, т. е. на месте нынешнего Австрийского приюта. На плане Иерусалима Б. Бейденбаха (1486 г.) дом Пилата помещен северо-западнее церкви св. Анны, на месте крестоносской церкви Марии Магдалины (ныне мечети ал-Мамуние), в Мусульманском квартале Старого города. Там же локализуют жилище Пилата и последующие немецкие и итальянские картографы. Хотя никто еще не называет этот дом преторием, но в сочетании с располагаемыми поблизости аркой Пилата (Ecce Homo), темницей Христовой и церковью Бичевания такая локализация свидетельствует об окончательном забвении прежних «тиропеонской» и «сионской» традиций и торжестве новой традиции Крестного пути. Немногим спустя, в 1587 г. картограф Ж. Зуалларт (Zuallart), руководствуясь, видимо, новыми данными, изображает дом Пилата у северо-западного угла Храмовой горы, на месте исторической крепости Антонии (ныне медресе ал-Омария). Теперь отождествление этой крепости с преторием, где Пилат судил Иисуса, стало лишь делом времени. И все же потребовалось еще четыре века, прежде чем на воротах медресе ал-Омария появилась нынешняя табличка: ΤΟ ΠΡΑΙΤΩΡΙΟΝ — PRISON OF CHRISTI.

Итак, мы имеем по меньшей мере три церковных традиции, сменявших одна другую. Первая помещала преторий Пилата в Тиропеонской долине, вторая — на Сионской горе, третья — в Мусульманском квартале и на месте крепости Антонии. Такой разнобой, конечно, не способствует доверию к какой-либо из этих традиций. И все же следует спросить: какая из них достоверна?

Исследователи XIX века, следуя принципу «чем древнее сообщение, тем оно ближе к истине», взяли за основу «тиропеонскую» традицию. Преторий Пилата искали в северной части Еврейского и южной части Мусульманского кварталов, на участках, прилегающих к западной стене Храмового комплекса. Где-то здесь находился дворец Хасмонеев, а также площадь Ксист и здание городского Совета, упоминаемые Иосифом Флавием. Э. Ренан полагал, что Пилат проживал во дворце Хасмонеев, в том месте, где находился сераль иерусалимского паши (гл. 24). Т. Тоблер (Tobler) помещал преторий Пилата на хлопковом рынке вблизи ворот ал-Хаттанин Храмового комплекса. Другие отождествляли преторий Пилата с Советом (βουλευτήριον) Иосифа Флавия, локализуя его на месте турецкого суда Махкама близ ворот ас-Сильсиле того же Храмового комплекса. Раскопки Ч. Уоррена (Warren) под Махкамом открыли сводчатые помещения, самое большое из которых было названо «залом масонов» (оно известно также как «зал Хасмонеев»). Этот зал был частью важного общественного здания, о чем свидетельствуют его стены, сложенные из больших хорошо отполированных камней, а также декоративный карниз и сохранившаяся часть коринфской капители. Об этом зале стали говорить, что своими размерами и устройством он производит впечатление общественного судилища и вполне мог действовать во времена Иисуса Христа[20].

Что можно сказать о «тиропеонской» традиции ныне? Локализация претория Пилата в бывшей Тиропеонской долине, на участке, прилегающем к западной стене Храмового комплекса, никак не согласуется с исторической топографией Иерусалима и с данными первоисточников, включая новозаветные писания. Наиболее важный источник такого рода — Иосиф Флавий — называет объекты, связанные с пребыванием в Иерусалиме римских наместников и расквартированием римского гарнизона, но никакой из этих объектов не располагался на том участке, на котором Бордосский путник поместил преторий Пилата. Во всяком случае, ни один из этих объектов не располагался в низине, что вообще было бы крайне неудобным местом для римлян, призванных наблюдать за порядком в городе и в Храме. Для такого наблюдения требуется как раз возвышенность, высокое место. Итак, приходится целиком и полностью отвергнуть первоначальную «тиропеонскую» традицию Крестного пути как недостоверную.

Немногим больше шансов и у следующей «сионской» традиции, хотя она и помещает преторий на горе. Об особенном почитании христианами Сионской горы мы уже говорили. Издавна здесь помещались важнейшие объекты, связанные со страстями Христовыми. Но насколько правомерно переносить сюда и преторий Пилата? Римский гарнизон (т. е. X-й легион) обосновался на Сионе и в Верхнем городе лишь после первого разрушения Иерусалима Титом в 70 г. Об этом сообщает Иосиф Флавий (Война, VII, 1, 1–2). До этого в источниках не встречается никаких сведений о римских квартирах на Сионской горе. Вряд ли там обитали и римские наместники начала I века, в том числе Понтий Пилат. Все, что сообщают источники — Иосиф Флавий и Филон Александрийский — о пребывании Пилата и других наместников в Иерусалиме, к Сиону никак не относится (об этих сведениях ниже).

Третья, ныне существующая традиция отличается от двух предыдущих тем, что она защищается целым рядом ученых и археологов и вполне обоснованно претендует на историческую достоверность. То есть это уже не только традиция, но и научная гипотеза. К рассмотрению ее и подобной ей гипотез мы и переходим.

 

* * *

Исходя из данных источников, наиболее вероятными местоположением претория Пилата ныне рассматриваются три объекта: 1) дворец Хасмонеев, находившийся напротив западной стены Храма; 2) дворец Ирода Великого в западной части Старого горда (нынешняя Цитадель или «крепость Давида»); 3) крепость Антония, примыкавшая к северо-западному углу Храмового комплекса. Каждый из этих объектов имеет определенные основания считаться местом суда над Иисусом. Рассмотрим их по порядку.

О дворце Хасмонеев Иосиф Флавий сообщает, что он располагался на возвышенности, в северо-восточной части Верхнего города, напротив западной храмовой галереи, так что между дворцом и Храмом находилась окруженная колоннами площадь — Ксист (Война, II, 16, 3). В этом дворце проживали цари династии Хасмонеев, а позднее Ирод Агриппа I, царствовавший в 41–44 гг. (Древности, XX, 8, 11). Затем по наследству дворец этот достался Агриппе II (56–95 гг.) и находился в его собственности на момент начала первой Иудейской войны.

В византийской локации претория Пилата в Тиропеонской долине Г. Кроль предполагает смутное воспоминание византийских христиан о месте осмеяния Христа тетрархом Иродом Антипой, оказавшимся в Иерусалиме во время суда над Иисусом. Этот эпизод представлен евангелистом Лукой, рассказавшим о том, как Пилат, узнав, что Иисус — галилеянин, отослал его Ироду Антипе, правителю Галилеи (23:7–12). Г. Кроль считает, что Ирод Антипа, приезжая в Иерусалим, проживал в Хасмонейском дворце, доставшемся ему по наследству от прежних правителей[21]. Соображение такое наталкивается на несколько вопросов. Об участии в деле Иисуса Ирода Антипы сообщает только Лука, — другие евангелисты такого эпизода не знают. Спрашивается: насколько этот эпизод достоверен? Во-вторых: из чего следует, что Ирод Антипа располагался именно во дворце Хасмонеев? В-третьих: почему византийское христиане отождествили это предполагаемое жилище Ирода Антипы с преторием Пилата? И, наконец, нужно помнить, что Бордосский путник описывал преторий Пилата как лежащий внизу, в долине, в то время как дворец Хасмонеев все-таки находился на возвышенном месте, хотя и примыкал к Тиропеонской долине.

С другой стороны, имеется также предположение, что византийские христиане поместили преторий Пилата в Тиропеонскую долину, помятуя о том, что во время суда над Иисусом в этом месте находился т. н. Совет (βουλη, βουλευτήριον), упоминаемый Иосифом Флавием (Война, V, 4, 2; VI, 6, 3), где, как полагают, синедрион проводил свои официальные заседания[22]. Но не будем задерживаться на византийских загадках; нам хватает и загадок евангельских.

Фактически дворец Хасмонеев еще не найден и не идентифицирован. Все, что говорится по этой части — всего лишь гипотезы, причем весьма отличные друг от друга. Одни исследователи (в частности, Д. Бахат) располагают дворец Хасмонеев в северной части Еврейского квартала Старого города, между улицей ха-Шальшелет (Тарик Баб ас-Сильсиле) и западным концом улицы Shonei Halachot, где Н. Авигад раскопал остатки башни Хасмонейского периода (и считают эту башню частью дворцового комплекса). Другие настаивают на том, что искомый дворец — это т. н. «Дом правления» (Beit Hamidot), раскопанный в южной части того же Еврейского квартала[23]. В первом случае археологический материал явно недостаточен для подобных умозаключений. Во втором случае местоположение дворца (если это дворец) не соответствует описанию Иосифа Флавия, привязавшего дворец Хасмонеев к западной храмовой галерее.

Следующее интересующее нас сооружение — дворец Ирода Великого, строительство которого закончилось в 24 г. до н. э. Этот дворец занимал довольно обширный участок в западной части Иерусалима, включая в себя нынешнюю Цитадель и часть Армянского сада. Археологические раскопки в Цитадели показали, что в основании ее лежат фундаменты Хасмонейского и Иродианского времени. По словам Иосифа Флавия царь Ирод построил свой дворец с небывалым великолепием: он был окружен стеной высотою в 30 локтей (14,8 м), имел высокие и богато украшенные башни, портики с колоннадами, просторные палаты и тенистые сады. Снаружи дворец окружали глубокий ров и водоемы (Война, V, 4, 3–4).

Насколько описанный Иосифом дворец соответствует тому, что известно из Евангелий о претории Пилата и его судилище? Несомненно, внутри дворца Ирода имелась довольно просторная площадка, на которой мог бы собраться «весь полк». Легко представить также, что перед входом во дворец имелся некий высокий помост, на котором мог восседать наместник, творя суд, и который назван в Евангелии от Иоанна Гаввафой-Лифостротоном. Стратегическое положение дворца Ирода, находившегося на возвышенном месте, откуда просматривался весь город, также говорит в пользу того, что он мог быть избран римскими наместниками в качестве своей резиденции.

В 4 г. до н. э. во дворце Ирода устроил свой штаб прибывший в Иерусалим наместник Сирии Кальвисий Сабин (Иосиф Флавий. Война, II, 3, 2; Древности, XVII, 9, 3; 10, 2). Далее, примерно под 65 г. н. э. Флавий сообщает, что в этом дворце проживал римский наместник Иудеи Гессий Флор и здесь же творил свой суд. Вот это важное сообщение: «Флор переночевал в царском дворце‚ а на следующий день приказал поставить перед дворцом судейское кресло‚ на которое он взошел. Первосвященники и другие высокопоставленные лица‚ как и вся знать города‚ предстали перед этим судилищем» (Война, II, 14, 8). В этом же дворце располагалось и войско Флора (там же, II, 15, 5). Иосиф Флавий прямо не говорит, что это был дворец Ирода Великого, но из дальнейшего рассказа о действиях римлян и их перемещении по городу явствует, что речь идет именно о нем. Следовательно, мы можем считать установленным, что иерусалимская резиденция римского наместника Гессия Флора, правившего в 64–66 гг., находилась во дворце Ирода Великого.

Примечательно указание на «судейское кресло» и «судилище» (βημα, βήματος), поставленное Флором перед дворцом Ирода, буквально совпадающее с евангельским термином «судейское место» (βήματος) применительно к Пилату. Рассказ Иосифа Флавия о месте проживания Флора и месте его суда представляется настолько важным, что многие ученые уверены, что дворец Ирода был обычной резиденцией римских наместников Иудеи и что именно здесь обитал в свое время Понтий Пилат. На подробной историко-топографической карте Иерусалима А. Кюммеля (Kuemmel; 1904 г.) обширный участок, включающий Цитадель, назван местом Иродова дворца и имеет подназвание: Praetorius des Pilatus. Можно провести аналогию с «Иродовым преторием» в Кесарии Палестинской, в котором проживали римские наместники и который, вероятно, прежде также был царским дворцом[24]. Подтверждение того, что преторий располагался во дворце Ирода, находят и в рассказе Филона Александрийского о том, как Пилат вызвал возмущение иерусалимлян тем, что велел установить во дворце Ирода позолоченные щиты с посвятительными надписями в честь императора Тиберия (Посольство к Гаю, 38)[25]. Логично предположить, что Пилат, демонстрируя свою верность императору, а иерусалимлянам демонстрируя власть Рима, занимался обустройством прежде всего своей резиденции. То есть его резиденция находилась во дворце Ирода Великого, который, как можно предположить, стал собственностью римлян в 6 г. н. э., когда было секвестрировано имущество этнарха Архелая, сына и наследника Ирода Великого, а Иудея сделалась римской провинцией (Иосиф Флавий. Война, II, 8, 1; Древности, XVIII, 2, 1).

О предпочтительности размещения претория Пилата во дворце Ирода, нежели во дворце Хасмонеев, можно говорить на основании того, что во время наместничества Гессия Флора во дворце Хасмонеев проживал Агриппа II со своей сестрой Береникой. Следовательно, когда дворец Ирода Великого уже стал собственностью римлян, дворец Хасмонеев еще оставался собственностью Иродиадов. Можно думать, что последний принадлежал Иродиадам и в начале I века, во время наместничества Понтия Пилата.

Сообщение Иосифа Флавия о том, как Флор остановился во дворце Ирода и творил перед ним свой суд, безусловно, веский аргумент в пользу локализации претория Пилата в этом месте. Однако сообщение это не представляется настолько веским, чтобы закрыть вопрос о местонахождении евангельского претория. Время наместничества Гессия Флора приходится на 64–66 гг. н. э., что было на тридцать с лишним лет после наместничества Понтия Пилата. За эти тридцать лет много чего произошло в Палестине и в Иерусалиме. Несколько раз менялась верховная власть и форма правления. В 6–41 гг. Иудея управлялась римскими наместниками, одним из которых был Понтий Пилат, затем она снова обрела независимость (хотя и формальную), и ею почти четыре года правил царь Агриппа I Великий (41–44 гг.). После его смерти Иудея вновь была обращена в римскую провинцию, и в ней снова появились римские наместники, одним из которых был Гессий Флор. Если после 44 г. мы находим дворец Ирода в собственности римлян, то в начале I века, во время наместничества Пилата, он мог еще принадлежать Иродиадам. В нем, в частности, мог останавливаться тетрарх Ирод Антипа, когда приезжал в Иерусалим.

У дворца Ирода имеется серьезный конкурент в борьбе за право отождествляться с преторием Пилата. Это крепость Антония, примыкавшая к северо-западному углу Храмового комплекса и подробно описанная Иосифом Флавием в «Иудейской войне» (V, 6, 8). Она существовала еще при Хасмонеях как крепость Барис (др.-евр.: Birah), была расширена и перестроена Иродом Великим и названа в честь Марка Антония — Антонией. Стратегическое положение ее было исключительно выгодным: с высоты ее стен и башен хорошо просматривался храмовый двор и большая часть города. В течение всего периода, когда Иудея была римской провинцией, в Антонии размещался римский гарнизон, наблюдающий за порядком в Храме. Описание Иосифом Флавием крепости Антонии предполагает, что внутри нее имелась площадка, на которой мог собраться «весь полк».

Деяния апостолов подтверждают рассказ Иосифа Флавия, добавляя, что гарнизон Антонии возглавлял тысяченачальник (21:31 сл.). Лестница, по которой этот тысяченачальник уводил в крепость апостола Павла, соответствует лестницам, описанным Флавием, по которым римляне могли спуститься из крепости прямо на храмовый двор. Правда, о тысяченачальнике в Деяниях говорится, что он был подчиненным наместника провинции (23:24 сл.). Проживал ли в Антонии сам наместник, когда приезжал в Иерусалим, из новозаветного текста не ясно. Иосиф Флавий много раз упоминает Антонию, но ни разу не говорит о ней как о резиденции римского наместника.

Подчеркнем, что, в отличие от дворца Ирода, крепость Антония не имеет ни одного исторического свидетельства, что в ней проживали римские правители Иудеи. И все-таки нельзя исключить того, что именно здесь располагался преторий Пилата и других наместников. Арестованный апостол Павел был заключен под стражу в крепости Антонии, а не отправлен в какое-либо другое место. В этой же крепости его собирались и бичевать, «растянув ремнями» (Деян 22:24–25), совершенно также, как раньше бичевали Иисуса. Разумеется, бичевание Иисуса могло происходить и во дворце Ирода, если Пилат квартировал именно там. И все-таки схожесть деталей расправы над Иисусом и обстоятельств ареста Павла заслуживают пристального внимания. Ведь и в том, и в другом случае дело происходило в одном и том же городе, при схожих условиях.

Исследователи полагают, что наиболее существенный и уверенно идентифицируемый остаток крепости Антонии — это прямоугольная скальная масса объемом от 45 до 120 кв. м, которая возвышается на несколько метров выше северо-западного угла площадки Храмовой горы. Южный откос этой скалы, ясно видимый со стороны Храмовой горы, сохраняются доныне в стене медресе ал-Омария[26]. Интересно, что до открытия медресе в 1924 г. на этом месте стояли воинские бараки, а мамлюкские и турецкие правители Иерусалима время от времени творили здесь свой суд[27].

Археологические изыскания в районе северо-западного угла Храмового комплекса проводятся начиная с середины XIX в., главным образом, во время строительства или реконструкции какого-либо из здешних зданий. Уже при строительстве монастыря Сионских Сестер в 1858–60 гг. (у арки Ecce Homo) были вскрыты внушительные остатки былых строений, находившихся на этом участке. Многие ученые поспешили отождествить их со стенами и башнями древней Антонии. В 1931–33 гг. в Л. Винсент вместе с Сионской сестрой Марией Алиной исследовал крипту монастыря Сионских Сестер и обнаружил прямоугольные каменные плиты мостовой ок. 2 м длины, 1,5 м ширины и 0,5 м толщины, располагающиеся на площади примерно 1900 кв. м. Л. Винсент датировал эти плиты Иродианским временем и предположил, что они составляли часть внутреннего двора крепости Антонии и являлись евангельским Лифостротоном. На некоторых плитах в северо-восточном углу крипты сохранились глубоко процарапанные рисунки, представляющие геометрические фигуры, в которых Л. Винсент увидел творчество римских солдат, квартировавших в крепости. На одной из плит изображен круг, разделенный на секторы, рядом — небольшой квадрат и меньший круг с нацарапанной буквой «B». Эти фигуры, вполне типичные для римских мостовых и служившие для неких игр, были объяснены как христианские символы, а буква «B» — как первая буква греческого слова ΒΑΣΙΛΕΥΣ («царь») и отнесена к Иисусу Христу[28].

К середине XX века в ученом мире сложилось представление о крепости Антонии как о внушительном сооружении площадью примерно 150 х 90 м, защищенном четырьмя башнями и построенном вокруг мощенного каменными плитами двора (Лифостротона). Самая большая юго-восточная башня стояла на прямоугольном скалистом массиве, примыкающем к Храмовой горе; северные башни крепости, согласно этому представлению, находились севернее нынешнего монастыря Сионских Сестер. Такой историческая Антония и сейчас изображается на схемах и макетах Иерусалима эпохи Второго Храма.

Дополнительные исследования, проведенные на этом участке П. Бенуа (Benoit) в 1972 г., а затем в 1980-х годах, во время реконструкции монастыря Сионских Сестер, показали, что плиты т. н. Лифостротона в действительности датируются первой половиной II века и являются остатками мощеной площади восточного форума римской Элии Капитолины. Арка, известная еще с эпохи Средневековья как арка Ecce Homo, на которую якобы Пилат выводил Иисуса, показывая его народу, на самом деле является остатком трехчастной арки, стоявшей перед входом на римский форум. Само собою, была отвергнута и трактовка Л. Винсентом некоторых изображений на каменных плитах как про-христианских. Критическим оценкам подверглась и реконструкция крепости Антонии в целом. «Эта смелая реконструкция, — пишет Х. Гева, — основанная главным образом на руинах, ныне датируемых временем Элии Капитолины, находящихся, к тому же, на скальной породе неизвестного происхождения, справедливо критиковалась другим учеными и теперь испытывает явный недостаток в обосновании»[29]. Результаты новых исследований настолько поколебали, казалось бы, уже прочно укоренившееся в науке отождествление крепости Антонии с преторием Пилата, что многие ученые стали обращаться к более ранним гипотезам и представлениям. В своем археологическом путеводителе по Святой земле Дж. Мерфи О’Коннор несколько раз подчеркивает, что традиционное отождествление Антонии с резиденцией Пилата ошибочно, и суд над Иисусом происходил в другом месте, скорее всего, во дворце Ирода[30].

Увы, ученый мир, как и все другие, склонен бросаться из крайности в крайность. Не следует, однако, выносить поспешный приговор в отношении объекта, имеющего историческую значимость. Не разумно сбрасывать со счетов крепость Антонию на том лишь основании, что археологи не нашли того, что ожидалось, и почитаемый Лифостротон оказался не тем Лифостротоном, каким ему надлежало быть. Нужно ли поэтому отвергать саму возможность пребывания Пилата в крепости Антонии? Даже если все дальнейшие археологические изыскания по этой части обречены на неудачу, остаются в силе, тем не менее, данные первоисточников, указывающих на Антонию как на вполне вероятную резиденцию римских наместников.

Пока же отметим одно важное обстоятельство. Какой бы из двух объектов — крепость Антонию или дворец Ирода — не считать преторием Пилата, и тот, и другой объекты находились в северной части Иерусалима начала I века н. э. Это обстоятельство имеет огромное значение для локализации евангельских Голгофы и гробницы Иисуса. «И повели Его на распятие...» Теперь мы видим, что Иисуса повели на Голгофу либо из дворца Ирода, либо из крепости Антонии. Повели куда? Это мы выяснили ранее: за черту городской стены, за городские ворота, на оживленную дорогу, на некий холм, формой напоминающий череп. И если преторий Пилата в обоих рассматриваемых нами случаях располагался в северной части города, то возникает вопрос: где пролегала северная городская стена Иерусалима времен Иисуса, за черту которой его вывели? Ответить на этот вопрос оказывается еще труднее, чем на вопрос о местоположении претория Пилата. Иерусалим в I веке имел три линии северных укреплений, последняя из которых была создана позже казни Христа. Но на момент распятия имелось две северных стены, конфигурацией которых мы сейчас и займемся.

 

 

8. Местоположение Голгофы зависит от конфигурации «второй» стены.

 

Общеупотребительными ныне терминами «первая», «вторая» и «третья» стены древнего Иерусалима мы обязаны Иосифу Флавию. Именно он ввел эти термины в широкий оборот. В «Иудейской войне» Иосиф более или менее подробно описывает городские стены I века, существовавшие до разрушения Иерусалима Титом:

Из трех стен древнейшая была труднопреодолима вследствие окружавших ее пропастей и возвышавшегося над последними холма, на котором она была построена; но ее природная мощь была значительно возвеличена еще искусственно, так как Давид и Соломон, равно и последовавшие за ними цари, старались превзойти друг друга в укреплении этой твердыни. Начинаясь на севере у так называемой Гиппиковой башни, она тянулась до Ксиста, примыкала затем к зданию Совета и оканчивалась у западной галереи храма. С другой стороны, по направлению к западу она, начинаясь у того же пункта, шла к месту, называемому Бетсоном, и простиралась до Ессенских ворот, возвращалась затем к югу от источника Силоам, загибала опять восточнее, к рыбному пруду Соломона, отсюда тянулась до так называемой Офлы (т. е. Офеля) и оканчивалась у восточной галереи храма. Вторая стена начиналась у ворот Генната, принадлежавшим еще первой стене, окружала только северное предместье и поднималась до Антонии. Третья стена начиналась опять у Гиппиковой башни, откуда она тянулась на север до башни Псефины, отсюда, простираясь против гробницы Елены, царицы Адиабенской и матери царя Изата, шла через царские пещеры и загибала у угловой башни так называемого Гнафейского памятника; после этого она примыкала к древней стене и оканчивалась в Кедронской долине. Этой третьей стеной Агриппа обвел возникшую новую часть города. (Война, V, 4, 2 [142–148])[31]

Не совсем ясно, насколько описанные Флавием стены сопоставимы с ветхозаветными данными о стенах и укреплениях библейского Иерусалима. По этому поводу высказаны разные суждения и предложена различная идентификация. Большинство ученых все же склоняется к тому, что «первая» стена Иосифа Флавия, названная древнейшей, примерно совпадала с линией городских стен Иерусалима периода Царств, а также Персидской и Эллинистической эпох (в том числе северный участок этой стены). Очевидно и то, что большая часть этой стены далеко не совпадает со стенами нынешнего Старого города и еще ожидает своего археологического открытия.

Еще в 1862 г. в районе лютеранского приюта на улице св. Марка была открыта часть массивной стены (18 м длины) с двумя башнями немного на север от нее. Об этом открытии впервые сообщил К. Шик, идентифицировавший находку как остатки «первой» стены, соединявшей Храмовую гору с Цитаделью. Немного восточнее этого места, в северной части Еврейского квартала, примерно посредине между аркой Вильсона и Цитаделью Р. Гамильтон (Hamilton) в 1931 г. раскопал остатки массивного вала, так же определив их как часть «первой» стены, пролегавшей поперек Тиропеонской долины. Эти открытия многократно обсуждались и к настоящему моменту установлено, что на основании скудного материала открытий трудно уверенно говорить, что «первая стена» проходила именно по этой линии.

В 1970-х гг. Н. Авигад в ходе археологических работ в северной части Еврейского квартала, южнее улиц Давида и ха-Шальшелет (Тарик Баб ас-Сильсиле) раскопал на протяжении 65 м сложенную из небольших камней стену 7-и метровой толщины. С первого взгляда было видно, что это до-иродианская, более древняя стена. Н. Авигад идентифицировал ее как часть «широкой стены» царя Езекии (2 Пар 32:5). Немного севернее этого места этот же археолог нашел угол массивной башни, сохранившейся на высоте 7 м, и интерпретировал ее как принадлежавшую «средним воротам», упоминаемым в Иер 39:3, которые должны быть отождествлены с воротами Генната, упомянутыми Иосифом Флавием[32]. Восточнее этой башни была раскопана другая башня, датированная Хасмонейским периодом. В то же время раскопки в Цитадели («башне Давида»), проведенные Р. Амираном (Amiran) и А Эйтаном (Eitan) в 1968–69 гг., а также Д. Бахатом и М. Броши в 1970–71 гг., открыли внешнюю стену дворца Ирода, толщиною 8–10 метров, которая покоится на более древней стене 5-и метровой толщины, — точнее, была пристроена к ней для ее увеличения и усиления обороноспособности города. Массивные башни дворца Ирода, описание которых оставил Иосиф Флавий, также оказались возведенными на фундаментах более древних башен. Археологи датировали эту более древнюю стену Хасмонейским периодом[33]. В этом месте хасмонейская северная стена города делала поворот на юг, совпадая с западной стеной нынешнего Старого города. Таким образом был открыт северо-западный угол древней городской стены, которую большинство ученых отождествляет с «первой» стеной Иосифа Флавия, и которая, вероятно, была заложена еще во времена древних иудейских царей. «Вероятно, — замечает И. Шилон, — строители “первой” стены в Хасмонейский период многократно использовали направление и некоторые части стены Езекии в области Еврейского квартала, а также близость Цитадели и южной оконечности Города Давида»[34].

Если конфигурация «первой» стены к настоящему времени более или менее ясна, то местонахождение «третьей» стены все еще твердо не установлено. Мнения исследователей продолжают описывать большую амплитуду. Еще в XIX веке ученые связывали с «третьей» стеной Иосифа Флавия остатки древних оборонительных сооружений в 400–450-ти метрах севернее нынешней стены Старого города. Основательные исследования в этой области были проведены Э. Л. Сукеником (Sukenik) и Л. А. Майером (Mayer) в 1925–27 гг. и в 1940 г. Они открыли восемь частей древней стены на протяжении 800 м, начиная от восточного склона холма, теперь занятого Русской миссией, на западе, и кончая Американским археологическим институтом и Вади ал-Джоз на востоке. Вместе с частями, известными ранее, линия стены достигла 1000-метрового протяжения. Построенная на твердом фундаменте, частью на скальной породе, стена эта сложена из больших каменных блоков размерами примерно 5,5 х 1,7 х 1,75 метров с характерной для Иродианского времени обработкой краев. Ширина стены колеблется от 4 до 4,5 м, но в высоту она практически не сохранилась. На равном расстоянии (30–32 м) в стене обнаружены фундаменты башен примерно одинакового размера (12 х 9 м)[35].

Сукеник и Майер предположили, что это остатки «третьей» стены, возведенной Агриппой I. К такому же выводу пришел Э. Хамрик (Hamrick), в 1965 г. проведший ряд зондирований между улицами Дерех Шхем и Салах ад-Дина, на линии стены Сукеника–Майера. Здесь были найдены даже несколько монет римских правителей Иудеи, чеканенных между 54 и 59 гг. Далее, в 1972–74 гг. С. Бен-Арийе (Ben-Arieh) и Э. Нетцер (Netzer), раскопавшие участок линии Сукеника–Майера западнее Американского археологического института, также обнаружили фундамент стены на протяжении 75 м, включая башню длиною 12 м и построенную в 9 м к северу от стены. Эта часть стены совершенно идентична по ширине и конструкции уже известным частям. Археологи подтвердили гипотезу Сукеника–Майера, отождествив эту стену с «третьей» стеной Иосифа Флавия.

Следуя гипотезе Сукеника–Майера, получается, что северные пределы Иерусалима I века далеко выходили пределы нынешнего Старого города. В Новый город Агриппы I нужно включить огромную площадь, охватывающую 80 гектаров (почти равную площади прежнего Иерусалима — 90 гектаров[36]), а также целый ряд памятников, в том числе «грот Иеремии» и «Садовую гробницу». Тому, что иродианский Иерусалим превосходил размерами нынешний Старый город, находят подтверждение в указании Иосифа Флавия, что окружность города составляла в его время 33 стадия (Война, V, 4, 3)[37], то есть 6138 метров, в то время как окружность нынешнего Старого города равняется 4235 метрам. Правда, в этом случае не учитывается южная линия древних городских стен, которая достигала источника Силоам (там же, V, 4, 2) и, таким образом, была гораздо длиннее южных стен Старого города[38].

Гипотеза Сукеника–Майера была принята многими учеными, включая У. Ф. Олбрайта (Albright) и М. Ави-Йону (Avi-Yonah). Однако далеко не все исследователи с нею согласны. Открыта только северная линия этой предполагаемой стены, но ни ее западное, ни восточное продолжение не обнаружены. Сукеник и Майер считали, что их стена приходила на западе к Цитадели и Яффским воротам, а на востоке — к северо-восточному углу Храмовой горы. Однако раскопки севернее Цитадели и севернее северо-восточного угла нынешнего Старого города, проведенные в новейшее время, не выявили никаких следов древней стены, которую можно было бы датировать I в. н. э. Все то, на что указывалось и указывается как на фрагменты западного и восточного продолжения «третьей» стены Сукеника–Майера (включая башню Псефина, упомянутую Флавием), оказывается либо принадлежащим стене позднейшей эпохи, либо принадлежащим вовсе не стене[39].

Альтернативная гипотеза была выдвинута Л. Винсентом, Дж. Симонсом (Simons), К. Кеньон, Г. Вайтманом (Wightman) и другими учеными, утверждающими, что линия «третьей» стены в основном совпадала с северной стеной Старого города по линии Дамасских ворот. Эта гипотеза опирается на раскопки Р. Гамильтона, Б. Хеннеси и других археологов под Дамасскими воротами. Обнаруженная здесь древняя каменная кладка была вначале датирована временем строительства Элии Капитолины, но затем ее стали датировать Иродианским периодом. Г. Вайтман в 1989 г. определил, что строители ворот использовали многочисленные блоки с типично иродианской обработкой краев. По мнению Б. Хеннеси и К. Кеньон, Дамасские ворота возникли в I веке и продолжали служить римской Элии с некоторыми перестройками и дополнениями в их верхней части[40].

Какая из этих гипотез предпочтительнее? Согласно Иосифу Флавию, «третья» стена проходила через «царские пещеры» (σπήλαια βασιλικά). В этой части Иерусалима известна только одна пещера, называемая «пещерой Седекии» или «копиями царя Соломона» и представляющая собою обширную подземную каменоломню, используемую еще в древнейшие времена. В раввинских сочинениях она фигурирует как «большая пещера Седекии» (ВТ Эрубин, 61a–61b), по которой царь Седекия бежал из осажденного вавилонянами города (4 Цар 24:17–25:7). Вход в пещеру находится под стеной нынешнего Старого города, в 100 м восточнее Дамасских ворот. Этот вход в был заложен в 1542 г., во время возведения стен нынешнего Старого города при султане Сулеймане I, и вновь открыт в 1854 г. американским врачом и путешественником Дж. Баркли (Barclay).

Если Иосиф Флавий говорит об этой же самой пещере-каменоломне, то нужно признать, что гипотеза Сукеника-Майера не верна, и правы Л. Винсент, Дж. Симон и другие, утверждающие, что северная линия «третьей» стены совпадала с северной стеной нынешнего Старого города. Трудно представить, что Флавий назвал пещерой (тем более царской) какой-либо из гротов или погребальных склепов к северу от Старого города (обнаруженых ныне), при том, что ему была известна эта обширная подземная каменоломня.

Иосиф Флавий указывает также, что «третья» стена пролегала «против гробницы Елены, царицы Адиабенской», которая традиционно локализуется на севере от нынешних Дамасских ворот и отождествляется с «гробницей царей» (Tomb of the Kings). С этим указанием согласны обе предложенные реконструкции «третьей» стены. Правда, Флавий сообщает, что гробница Елены располагалась в трех стадиях от города (Древности, XX, 4, 3), то есть примерно в 590 метрах, тогда как известная ныне «гробница царей» удалена от линии Сукеника–Майера всего на 250 метров (и на 700 метров от стены нынешнего Старого города). Если взять за основу данные Иосифа Флавия, то линия «третьей» стены должна пролегать не по линии Сукеника–Майера и не по линии стен Старого города, а примерно посредине них, проходя через «Голгофу Гордона» и «Садовую гробницу». Однако никакой стены на этой линии не обнаружено. Получается, либо не верна гипотеза Сукеника–Майера, либо не точны данные Иосифа Флавия.

В своих произведениях Флавий часто указывает расстояния между различными объектами, в том числе и между такими, которые хорошо известны и ныне. Мы можем проверить точность его данных. Он сообщает, что Иерихон находится в 150 стадиях от Иерусалима (ок. 30 км) (Война, IV, 21, 10), а крепость Иродион — в 60 стадиях (11,1 км) (Древности, XV, 9, 4), что вполне соответствует действительности. Размеры Галилейского моря он определяет в 140 стадиев длины (25,9 км) и 40 стадиев ширины (7,4 км) (Война, III, 10, 7), что также весьма близко к его реальным размерам: 21 х 8,5 км. Указанная им длина городских стен Самарии-Себастии — 20 стадий или 3720 м (Война, I, 21, 1) — вполне подтверждается археологами. Столь же достоверен Флавий, говоря о расстоянии, на котором находятся от Иерусалима окружающие его горы: Скопус — в 7, а Елеонская гора — в 5 стадиях (Война, II, 19, 4; Древности, XX, 8, 6); соответственно в 1,3 км и 925 м[41]. Поэтому у нас нет оснований подозревать историка в неточности, когда он указывает 3 стадия, отделяющих гробницу Елены Адиабенской от городской стены[42].

Показательно расстояние, указанное Флавием до горы Скопус. Эта гора, как и «гробница царей», находится к северу от Иерусалима. От северной стены нынешнего Старого города до вершины Скопуса насчитывается 1,7 км, что на 400 м больше того расстояния, которые должны были составить 7 стадиев Флавия. Но если от вершины Скопуса отсчитать 7 стадиев в обратном направлении и прочертить линию северной границы Иерусалима времен Флавия, то эта линия окажется очень близка к линии «третьей» стены Сукеника–Майера.

Гипотеза Сукеника–Майера по сей день сохраняет свою силу. Х. Гева так резюмирует результаты поисков «третьей» стены: «Фактически нет никаких оснований датировать периодом Второго Храма северную стену Старого города и считать ее “третьей” стеной. Последние раскопки на линии стены Сукеника–Майера подтверждают, что она была построена в первом столетии н. э. Поэтому не исключено, что Сукеник и Майер действительно нашли “третью” стену Иосифа»[43]. Во всяком случае, добавим мы, гипотеза Сукеника–Майера, подкрепленная открытием реальных укреплений, датируемых Иродианским периодом, должна учитываться при определении линии «второй» стены Иосифа Флавия, а также во всех изысканиях, связанных с Голгофой и гробницей Иисуса.

 

* * *

Для нашей темы особый интерес представляет «вторая» стена, бывшая во времена Иисуса северной стеной Иерусалима. Исследователи прекрасно понимают, что нахождение остатков этой стены и установление ее конфигурации является ключом к определению местоположения Голгофы и гробницы Иисуса Христа. В дополнение к сказанному о «второй» стене Иосиф Флавий сообщает, что в ней имелось четырнадцать башен (Война, V, 4, 3) и что улицы Нового города располагались в косом направлении ко «второй» стене (там же, V, 8, 1). Во время осады в 70 г. за владение этой стеной разгорелись жаркие бои, и она переходила из рук в руки. Когда римляне окончательно овладели ею, они разрушили всю ее северную часть, очевидно, наиболее укрепленную. Упоминает Иосиф Флавий и о южной части этой стены, говоря о стоящих здесь особенно крепких башнях (там же, V, 8, 2).

Поразительно, но остатков столь мощных укреплений до сих пор не найдено, так что линия «второй» стены составляет одну из самых значительных проблем истории Иерусалима. Большинство ученых согласно в том, что «вторая» стена пролегала немного севернее «первой» стены, по территории нынешних Христианского и Мусульманского кварталов. Археологам предлагается найти эту древнюю стену в густой массе всевозможных строений, принадлежащих различным эпохам, — задача поистине не из легких. Поверхность в этой части Старого города не обнаруживает особенных топографических выпуклостей, чтобы по ним можно было бы сказать что-либо определенное о направлении «второй» стены.

Не ясно и то, когда была построена эта стена. Иосиф Флавий ничего об этом не говорит, так что строительство ее трудно связать с тем или иным историческим событием. Можно лишь предположить, что к моменту построения «третьей» стены, к 41–44 гг., «вторая» стена существовала достаточно длительное время. По сообщению Флавия, Иерусалим был окружен двойной стеной еще в 37 г. до н. э., когда город штурмовал Ирод Великий (Древности, XIV, 16, 2). Ученые XIX века полагали, что «вторая» стена была создана еще в ветхозаветный период и отождествляли ее с «широкой стеной» царя Езекии, либо с городскими стенами Иерусалима, описанными в Книге Неемии. Ныне эти взгляды отвергнуты. Современные исследователи склонны датировать «вторую» стену II в. до н. э. «Возможно, — пишет Х. Гева, — она была построена в Хасмонейский период для охраны рынка, расположенного в верхней части Тиропеонской долины»[44].

Поискам остатков «второй» стены (до сих пор, увы, бесплодным) скоро исполнится два века. Еще в XIX столетии ученые пытались связать в единую линию различные фрагменты каменной кладки, обнаруженные в восточной части Христианского квартала и в западной засти Мусульманского квартала, и на этой основе реконструировать «вторую» стену[45].

Обломки темных гранитных колонн и остатки мощной стены, сложенной из больших каменных блоков с типично иродианской обработкой краев, находящиеся на Русском месте и на участке Коптского монастыря, немного восточнее храма Гроба Господня, издавна привлекали к себе исследователей как возможные остатки «второй» стены Иосифа Флавия. Т. Тоблер, Э. Робинсон и другие ученые считали их остатками пропилей Константиновой базилики, но уже Е. Г. Шульц в 1843 г., а за ним Э. Пьеротти, М. де Вогюэ и Ж. Сепп предположили, что они принадлежат «второй» стене, и что пропилеи Константиновой базилики были построены на древнееврейской городской стене[46]. В 1883 г., проведя раскопки на Русском месте, архимандрит Антонин (Капустин) и К. Шик объявили, что нашли «вторую» стену и даже ворота в ней, выводящие как раз на участок храма Гроба Господня[47]. Две стены, одна идущая с севера на юг, другая — с запада на восток, сходились здесь не под прямым углом. Это было объяснено так, что «вторая» стена делала в этом месте поворот, оставляя за чертою города традиционное место Голгофы. К. Шик отождествил эту стену с ветхозаветной стеной, описываемой в Книге Неемии, и локализовал на ее линии пять ворот, упомянутых Неемией и принадлежавших северной части ветхозаветной стены[48].

Такая реконструкция и датировка стены была оспорена другими учеными. Л. Винсент и Ф. Абель, а следом за ними другие исследователи датировали каменную кладку и гранитные колонны на Русском месте временем Элии Капитолины[49]. О том, что это не «вторая» стена, свидетельствуют сами по себе блоки иродианского времени; ведь в период Иродиадов появилась лишь «третья» стена, а «вторая» стена, по Иосифу Флавию, была построена еще до Ирода Великого. Новые раскопки, проведенные на этом участке У. Люксом в 1970–71 гг., подтвердили, что стена эта возникла в период строительства Элии Капитолины и не относится ко «второй» стене древнего Иерусалима. В ходе исследований было установлено, что римляне использовали строительный материал, взятый из разрушенных зданий Иерусалима, в том числе Иродианского храма. Нынешние ученые в большинстве своем считают, что стена на Русском месте вначале окружала теменос Адрианова храма, а затем строители Константина воспользовались ее материалом для возведения стен храма Гроба Господня[50]. По мнению С. Куаснона, эта стена и гранитные колонны вначале были частью фасада гражданской базилики, возведенной Адрианом и перестроенной при Константине в христианскую базилику[51]. При этом строители Константина прорубили в стене дополнительные проемы и двери[52]. В любом случае, остатки этой стены и проемы в ней не имеют отношения ко городской стене времен Иисуса Христа.

Все же, по мнению большинства современных исследователей, западная часть «второй» стены пролегала восточнее традиционного участка Голгофы и гробницы Христа. Рассматривая древнюю каменоломню, обнаруженную под фундаментом храма Гроба Господня и в районе Муристана, К. Кеньон предположила, что «вторая» стена была построена по откосу на восточной стороне древней каменоломни, причем наличие этой каменоломни было учтено в целях обороны «второй» стены. Этот взгляд совпал с выводами Авигада и других ученых, полагающих начало «второй» стены и ворота Генната в северо-западном углу Еврейского квартала. Это то, что касается западной части «второй» стены.

«Любые заключения относительно линии “второй” стены в самой северной ее части, — справедливо отмечает Х. Гева, — зависят от точной локализации “третьей” стены. Максимальная величина, которую Иерусалим достигал в период Второго Храма, представлена стеной Э. Сукеника и Л. Майера (в 450 м к северу от Дамасских ворот), при этом “вторая” стена была реконструирована ими вблизи Дамасских ворот. Здесь, доказывали они, “вторая” стена поворачивала на юго-восток и тянулась до башен крепости Антонии. С другой стороны, минимальные размеры, присваиваемые Иерусалиму периода Второго Храма, вписывают “третью” стену в пределы нынешнего Старого города, пролагая ее по линии Дамасских ворот. В этом случае линию “второй” стены проводят на север от ворот Генната, потом на восток, до крепости Антонии, немного южнее Дамасских ворот»[53].

Интересно, что стенами библейского Иерусалима интересовались еще средневековые христиане, также считавшие, что линия стен современного им города не совпадает с городскими стенами времен Иисуса Христа. Галльский паломник Зевульф, посетивший Иерусалим ок. 1103 г., оставил такое наблюдение: «Император Адриан, называемый Элием, вновь выстроил город Иерусалим и храм Господень (т. е. святилище на Храмовой горе) и расширил город до Башни Давида (т. е. Цитадели), которая раньше была на далеком расстоянии от города; желающий может видеть с горы Елеонской, где были раньше крайние западные стены города и насколько он впоследствии был расширен» (подчеркнуто мною — Б. Д.). По-видимому, во времена крестоносцев полагали, что западная стена вначале пролегала вблизи Храмовой горы, и только при императоре Адриане ее проложили там, где она проходит ныне — на линии Цитадели и Яффских ворот. Некоторые исследователи не исключают также того, что Зевульф, предлагая взглянуть на город с Елеонской горы, указывал на руины «второй» стены, все еще видимые в его время (La Citez, 1896, 1, n. 1).

Упомянутый картограф Ж. Зуалларт изобразил на своей карте Иерусалима (1587 г.) линию западной стены древнего города, прочерченную от Дамасских ворот до некоей точки в западной стене Старого города, причем за ее чертою остались не только храм Гроба Господня, но и Цитадель вместе с Яффскими воротами. Таким образом Ж. Зуалларт отразил представление средневековых ученых о том, как именно проходила «вторая» стена Иосифа Флавия.

Иосиф описал «вторую» стену как начинающуюся от ворот Генната, расположенных в «первой» стене. Именно эти ворота и должны служить отправной точкой для реконструкции «второй» стены. Местоположение этих ворот до сих пор точно не установлено. По мнению более ранних исследователей Г. Гута (Guthe) К. Шика и Л. Винсена, ворота Генната находились в непосредственной близости от дворца Ирода, почти рядом с башнями Гиппика и Фасаеля. Последующие ученые К. Каллинг (Calling), Л. Гролленберг (Grollenberg) и К. Кеньон предположили, что ворота Генната находились посредине «первой» стены, примерно на равном удалении от дворца Ирода и Храмовой горы. Этот взгляд подкрепил Н. Авигад, отождествив с воротами Генната открытые им в северо-западном углу Еврейского квартала остатки ворот Хасмонейского периода[54]. Такая локализация ворот Генната изменила представление о линии «второй» стены, начало которой Иосиф Флавий тесным образом связал с этими воротами.

Прежняя реконструкция «второй» стены принадлежит К. Шику, который основывался на результатах археологических изысканий XIX в. На его планах и схемах Иерусалима эпохи Второго Храма «вторая» стена начинается от дворца Ирода, точнее — от башни Гиппика и помещенных рядом с ней ворот Генната, поднимается немного к северу, охватывает с севера пруд Амигдалон (Биркет Хаммам ал-Батрак), затем поворачивает на восток, проходя через минарет мечети ал-Омария, минует с юга храм Гроба Господня, затем делает поворот в северном направлении, достигает улицы Тарик ас-Сарай (Виа Долороза), откуда снова поворачивает на восток, к крепости Антонии.

Теперь же, с перемещением ворот Генната в северо-западный угол Еврейского квартала, начало «второй» стены предполагается в этом месте. Отсюда ее ведут строго на север, вдоль нынешней улицы Сук Хан аз-Зайт, минуя по левую сторону храм Гроба Господня, доводят до той же улицы Тарик ас-Сарай, и уже отсюда поворачивают на восток, к крепости Антонии. Именно такая линия представлена Г. Вайтманом в его монографии, посвященной истории стен Иерусалима[55]. Эта линия оказывается на одну треть короче прежней линии «второй» стены и охватывает гораздо меньшую часть городской застройки. В частности, за чертою стены оказываются Муристан и пруд Амигдалон (Биркет Хаммам ал-Батрак), ранее включаемые в город.

Наконец, еще одну реконструкцию «второй» стены предложил М. Ави-Йона, принявший гипотезу Сукеника–Майера и в соответствии с ней отодвинувший самую северную часть «второй» стены к нынешним Дамасским воротам[56]. Линия стены Ави-Йоны начинается в том же северо-западном углу Еврейского квартала (у «новых» ворот Генната), что и линия Вайтмана, идет строго на север, до Дамасских ворот, где круто поворачивает на юго-восток и приходит к крепости Антонии. Линия Ави-Йоны на одну четверть длиннее линии К. Шика и более чем на треть длиннее линии Г. Вайтмана.

Таковы наиболее распространенные гипотезы. Все предложенные конфигурации «второй» стены мы отметили красным пунктиром на прилагаемой схеме этой части Старого города.

Два слова в описании Иосифом Флавием «второй» стены обращают на себя внимание. Во-первых говорится, что «вторая» стена «окружала (κυκλούμενον) северное предместье», а во-вторых, что она «восходила», «поднималась» (α̉νήει) до Антонии. Следовательно, линия стены была не прямой, а выгнутой в сторону севера, полукруглой, окружающей жилые кварталы[57]. И все же выгиб этот не должен был быть большим, поскольку в то же время указывается, что «вторая» стена восходила, поднималась на северо-восток, до северо-западного угла Храмового комплекса, где находилась крепость Антония. Эти два указания Флавия помогут нам оценить ту или иную гипотезу. Крутой поворот, которая делает стена М. Ави-Йоны на юго-восток от Дамасских ворот, спускаясь затем к крепости Антонии, не соответствует описанию Флавия. Версии К. Шика и Г. Вайтмана в данном случае выглядят предпочтительнее. Что же касается того, что «вторая» стена окружала северное предместье, то линия Г. Вайтмана представляется более округлой, нежели неровная, с зигзагами линия К. Шика[58].

Учтем и то сообщение Флавия, что во «второй» стене было четырнадцать башен (Война, V, 4, 3). Если расстояние между этими башнями было таким же, как расстояние между башнями «первой» стены, указываемое Флавием, — 200 локтей (92 м), — то длина «второй» стены составляла 1260 м, намного больше, чем линия, начертанная К. Шиком (820 м), Г. Вайтманом ( 580 м) и М. Ави-Йоной (950 м). Такую длинную стену трудно уместить в пределах нынешних Мусульманского и Христианского кварталов, причем так, чтобы о ней можно было сказать, что она «поднимается» к крепости Антонии. Но если мы возьмем за основу стену Сукеника–Майера, в которой башни 12-ти метровой длины находились в 30–32 метрах друг от друга, то длина «второй» стены составит 580–615 метров, что заметно короче линий К. Шика и М. Ави-Йоны, но равно длине линии Г. Вайтмана.

Проходила ли «вторая» стена так, как думали раньше, или так, как полагают теперь, в обоих случаях храм Гроба Господня остается за ее чертою, вне Иерусалима начала I века. Традиционалистов должны устраивать все имеющиеся конфигурации «второй» стены, что с удовольствием подчеркивает Г. Кроль[59]. В подтверждение того, что участок храма Гроба Господня в начале I века находился за пределами города, указывается на существование здесь еврейского кладбища: древние евреи обычно хоронили покойников за городом. И все же вопрос о линии «второй» стены, равно как и о ее отношении к участку храма Гроба Господня, остается дискуссионным. Ученые вполне сознают, что все имеющиеся на сегодняшний день представления о «второй» стене достаточно гипотетичны. «Загадочный пассаж Иосифа, — пишет М. Броши, имея в виду рассказ Флавия о “второй” стене, — все еще ждет фактических археологических открытий»[60].

 

* * *

Как бы то ни было, мы можем подвести некоторые итоги. Даже если участок храма Гроба Господня все же находился за чертою «второй» стены древнего Иерусалима, то это означает, что выполнено лишь первое евангельское условие локализации места распятия и погребения Иисуса. Как обстоит дело с другими условиями? Голгофа, как мы помним, должна была находиться близ оживленной дороги и недалеко от городских ворот.

Имела ли «вторая» стена ворота, сколько их было и где они находились — вопрос совершенно дискуссионный. Иосиф Флавий два раза упоминает ворота во «второй» стене, когда описывает ее оборону в 70 г. В первый раз он сообщает следующее: «иудеи разделились по позициям и защищали стену упорно; люди Иоанна боролись с крепости Антонии, северной храмовой галереи и гробницы царя Александра, а отряды Симона заняли вход [в город] у гробницы [первосвященника] Иоанна и защищали линию до ворот, у которых водопровод загибает к Гиппиковой башне» (Война, V, 7, 3). Во второй раз Флавий говорит кратко, что иудеи делали против римлян вылазки из «верхних ворот», находившихся во «второй» стене (там же, V, 8, 1) и, по-видимому, тождественных воротам, упомянутым выше. С первого взгляда кажется, что Флавий дает исчерпывающие описание этих ворот. Ориентирами для локализации их служат и замок Антония, и Храмовая гора, и гробница первосвященника Иоанна, и Гиппикова башня, и даже водопровод, проходивший в этой части города. Однако при попытке локализации ворот мы сталкиваемся с трудностями. Не установлено местоположение самого важного в данном случае ориентира — водопровода, который, по словам Флавия, как раз у этих ворот делал поворот в сторону Гиппиковой башни. Археологи пока не нашли остатков этого водопровода[61]. При таких условиях указать даже примерное местоположение Верхних ворот очень трудно. Ведь крепость Антония и гробница первосвященника Иоанна располагались у разных концов «второй» стены! Упомянутые Флавием ворота могли находиться в том или ином месте на всем ее протяжении.

Из описания Иосифа Флавия явствует, что воины Симона защищали часть «второй» стены, прилегающую к «первой стене» у ворот Генната, а воины Иоанна — ту часть стены, которая прилегала к крепости Антонии, и что границей между двумя отрядами служили искомые ворота. Умозрительно можно предположить, что ворота находились на некотором удалении от ворот Генната и башни Антонии, примерно в середине «второй» стены. Обозначение же этих ворот — «верхние» (πύλας αι ανω) заставляет думать, что эти ворота находились на северном участке «второй» стены, ближе к крепости Антонии, к которой, по словам Иосифа Флавия, эта стена поднималась.

Если принять реконструкцию М. Ави-Йоны, помещающего самую северную точку «второй» стены на месте нынешних Дамасских ворот, то можно почти с уверенностью говорить, что Верхние ворота Иосифа Флавия совпадали с Дамасскими воротами. Если принять реконструкцию К. Шика, то Верхние ворота окажутся в северо-западном углу «второй» стены, на пересечении улиц Сук Хан-аз-Зайт и Хотт ал-Ханака. Наконец, на карте Г. Вайтмана эти ворота указаны примерно в середине северной части «второй» стены, на линии нынешней улицы ал-Вад.

Мы уже видели, что в ряде случаев реконструкция «второй» стены Г. Вайтмана оказывается предпочтительнее реконструкции К. Шика и М. Ави-Йоны, потому что более соответствует описанию Иосифа Флавия. То же относится и к локализации Верхних ворот. Вспомним о том, что Флавий упоминает улицы Нового города, «расположенные в косом направлении к стене». В случае, если Верхние ворота находились на линии улицы ал-Вад, и городская улица, выходящая из этих ворот, совпадала с нынешней улицей ал-Вад, то такая улица действительно оказалась бы в косом направлении ко «второй» стене и Верхним воротам. То, что направление этой улицы совпадало с направлением нынешней улицы ал-Вад, весьма вероятно. Проложенные при римлянах две магистральные улицы (Кардо), сходящиеся у Дамасских ворот, надо думать, учитывали линии прежних улиц Иерусалима. В таком случае у второго Кардо, ставшего затем улицей ал-Вад, в свою очередь имелся прототип в виде улицы периода Второго Храма, пусть даже гораздо более узкой[62].

Можно даже предположить, что улица эта последовательно проходила через некие ворота в «первой» стене, через Верхние ворота во «второй» стене, через северные ворота в «третьей» стене и, в конце концов, выводила на северную (Дамасскую, Сихемскую) дорогу. На некоторых схемах Иерусалима периода Второго Храма эта улица отмечена как «улица вдоль Тиропеонской долины» (Street along the Tyropoeon) и продолжается на юг вплоть до источника Силоам[63]. Первоначально она могла связывать Нижний город с упомянутым «верхним рынком», находившимся в северной части Тиропеонской долины.

Итак, наиболее вероятное местоположение Верхних ворот «второй» стены — либо ее северо-западный угол, на линии улицы Сук Хан аз-Зайт, либо в середине северной части стены, на линии улицы ал-Вад (и предпочтительнее здесь). Но и в том, и в другом случае ворота эти, равно как и выходившая из них дорога, не относились к участку, традиционно почитаемому как место распятия и погребения Христа. Этот участок прилегает не к северной части «второй» стены, а к западной! Максимально близко к этому участку ворота «второй» стены могли бы оказаться при нахождении их в северо-западном углу стены, на линии нынешней улицы Сук Хан аз-Зайт. Тогда от традиционной Голгофы до ворот насчитывалось бы всего 100–150 метров. Однако можно ли считать это расстояние отвечающим второму условию локализации Голгофы — близ оживленной дороги, настолько близко, что идущие по дороге могли читать надпись на кресте? Вряд ли.

Кроме того, находились ли ворота «второй» стены на линии улицы Сук Хан аз-Зайт или на линии улицы ал-Вад, выходившая из этих ворот дорога вела не на запад, к месту традиционной Голгофы, а на север, и эта была Дамасская дорога. Было бы трудно рассмотреть надпись на кресте даже с минимального в данном случае расстояния 100–150 метров. А людям, идущим по дороге, сделать это было бы еще труднее, — ведь, идя на север, они все больше бы удалялись от указанного участка. Предпринятая нами локализация Верхних ворот «второй» стены, упомянутых Иосифом Флавием, не позволяет говорить о том, что выйдя из них, мы оказались бы на почитаемом ныне месте распятия и погребения Иисуса или даже поблизости от него.

Но, может быть, кроме Верхних ворот имелись другие ворота во «второй» стене, с другой выходящей из них дорогой, местоположение которых более соответствует традиционному участку? Основной источник в этом вопросе — Иосиф Флавий — о других воротах во «второй» стене не говорит. Более того, из его рассказа можно заключить, что других ворот не было. Когда в 70 г. овладевшие «второй» стеной римляне были внезапно атакованы иудеями и решили в срочном порядке отступить за «вторую» стену, в Новый город царя Агриппы, им пришлось прорубать в стене проломы и лазы, чтобы покинуть опасные кварталы (Война, V, 8, 1). Этого, конечно, не потребовалось бы, имейся во «второй» стене несколько ворот, расположенных в разных ее частях.

Вчитаемся внимательнее в текст Иосифа Флавия, где описывается оборона левой или южной части «второй стены»: «отряды Симона заняли вход [в город] у гробницы Иоанна и защищали линию до ворот, у которых водопровод загибает к Гиппиковой башне». Что означает «вход [в город]» в этом месте и в какой стене он находился? Этот «вход» (ε̉μβολή) ясно отличается Флавием от «ворот» (πύλη), то есть отличается и от ворот Генната, и от Верхних ворот «второй» стены. Согласно византийскому словарю Суде слово ε̉μβολή означает «проход, прорыв, пробоину». Еще в XIX веке в исследовательской литературе появились предположения, что Флавиев ε̉μβολή представлял из себя проход в стене, либо в башне, и находился в той части «второй» стены, которая непосредственно прилегала к участку нынешнего храма Гроба Господня. Было обращено внимание на то, что Иосиф Флавий немногим ниже рассказывает об иудее Касторе, который оборонял «среднюю башню» «второй» стены и который скрылся из нее по подземному ходу, когда она зашаталась под ударами римского тарана (Война, V, 8, 4). В этой башне видели «воротную башню», прикрывавшую тот же «вход» в город[64].

Разговоры об ε̉μβολή оживились после 1883 г., когда архимандрит Антонин (Капустин) и К. Шик, проведшие раскопки на Русском месте, объявили об открытии остатков «второй» стены и ворот в ней, выводящих как раз на участок храма Гроба Господня. При этом архимандрит Антонин предпочитал называть эти ворота Судными, имея в виду церковную традицию, а К. Шик — Ефремовыми, отождествляя «вторую» стену с ветхозаветной стеной Неемии[65]. Правда, немецкого археолога несколько смутила ширина открытого прохода, — всего 2,58 м, — слишком маленькая для предполагаемых городских ворот, а также то странное обстоятельство, что двери в этих воротах открывались на запад, то есть во вне города, а не во внутрь, как обычно открываются городские ворота. Но К. Шик нашел выход и из этой трудности, локализовав к востоку от храма Гроба Господня упоминаемую Иосифом Флавием крепость Акру, частью укреплений которой были-де найденные стена и ворота[66].

Поспешные и громкие заявления об археологическом подтверждении церковной традиции лишний раз показали, что раскопки на Русском месте с самого начала проводились не столько в научных, сколько в апологетических целях. Возбужденная заявлением о. Антонина и К. Шика фантазия христианских писателей тут же нарисовала «воротную башню, а рядом с нею, к югу, красивый, глаголем расположенный, крытый проход или галерею. Башня была показателем ворот Судных. У южной стены ее возвышенный, устланный каменными плитами помост служил судебным форумом. Здесь разбирались и решались все дела иудеев. Приговоренных к смерти выводили через главные ворота башни за город и здесь побивали камнями...»[67] Подобная реконструкция уже тогда многим казалась надуманной, хотя она и отразилась частично на картах библейского Иерусалима. Как уже говорилось, дальнейшие исследования остатков древней стены на участке Русского места и Коптского монастыря, не подтвердили мнения К. Шика и его сторонников. В 1970–71 гг. раскопки У. Люкса показали, что древняя стена на Русском месте возникла в период строительства Элии Капитолины и не относится к искомой «второй» стене Иосифа Флавия. Что касается ворот, то само их наличие в этом месте поставлено под большое сомнение. По мнению современных ученых, те проходы, которые в XIX веке были приняты за ворота в городской стене, на самом деле являлись частью арочного фасада базилики и храма, построенного Адрианом в 135 г., или даже более поздней Константиновой базилики[68]. Этим и объясняется то обстоятельство, что двери мнимых ворот К. Шика открывались на запад, а не на восток, а также то, что наружная отделка стены обращена на восток и на юг, во вне участка храма Гроба Господня.

Однако мы не можем игнорировать указание Флавия на «вход» в город, имевшийся где-то в южной части «второй» стены, по соседству с гробницей первосвященника Иоанна. Эта гробница часто упоминается при описании осады Иерусалима в 70 г., и, судя по указанию в «Войне», V, 11, 4, находилась вблизи пруда Амигдалон (ныне Биркет Хаммам ал-Батрак или пруд Патриарших бань). Учитывая это, а также то, что расположенный поблизости «вход» в город являлся крайним южным пунктом позиций отрядов Симона, можно предположить, что «вход» этот находился рядом с тем местом, где «вторая» стена примыкала к «первой», т. е. у ворот Генната. Следуя новейшим рекострукциям «второй» стены Г. Вайтмана и М. Ави-Йоны, а также локализации ворот Генната в северо-западном углу Еврейского квартала, «вход» этот нужно искать на этом же участке, в 200–220 метрах южнее Русского места и мнимых ворот К. Шика.

Разумеется, нельзя исключить того, что Иисуса вывели из города на казнь именно через этот Флавиев «вход» у гробницы первосвященника Иоанна. Другое дело, что и этот «вход», и пролегавшая здесь дорога достаточно удалены от церковного участка Голгофы и Гроба Господня, — столь же далеко, как и Верхние ворота «второй» стены.

Еще в Средневековье (если не раньше) христиане искали городские ворота, в которые Иисуса вывели на распятие. Мы имеем, по меньшей мере, две церковные традиции на этот счет. У Иоанна Вюрцбургского, описавшего «сионский» Крестный путь, читаем: «И здесь, через Железные врата (Ferream portam) Господь вынес крест, идя на смерть. И тут же место, где Матерь Дева встретила своего Сына. И отсюда 15 шагов (passus) до того пункта, где Господь взошел на Лобное место». 15 римских passus равняются примерно 22 метрам. Можно думать, что при крестоносцах Железные врата помещались где-то вблизи храма Гроба Господня, — следуя маршруту Иоанна Вюрцбургского, — южнее его, на территории нынешнего Муристана. На позднесредневековых картах Иерусалима мы находим Железные врата (Porta Ferrea) южнее улицы Давида, в северной части Армянского квартала. Традиционно с ними отождествляется средневековый арочный свод (высотой 11,4 м), называемый также «аркой Петра», находящийся на территории Сирийского монастыря, на улице Харет ал-Армен (Арарат). Некоторые ученые XIX в. склонны были видеть в этом своде остатки ворот Генната в «первой» стене библейского Иерусалима. Другие ученые уже тогда справедливо отмечали, что ничто не свидетельствует о том, что это были именно городские ворота; скорее всего это остатки арочного входа в некое большое здание[69].

Само название «Железные врата» пришло из Деяний апостолов, где рассказывается, что освобожденный из темницы апостол Петр был приведен ангелом «к железным воротам (ad portam ferream — по Вульгате), ведущим в город, которые сами собою отворились им» (12:10). Из новозаветного рассказа можно заключить, что темница Петра находилась за пределами города, — уже одно это навевает сомнения в точности автора Деяний. Апостола Павла, например, следуя тому же источнику, содержали под стражей в крепости Антонии, которая, как подтверждает Иосиф Флавий, издавна служила местом заключения (Война, I, 5, 4). Что же касается «железных ворот», то иерусалимские ворота с таким названием не встречаются ни в Ветхом Завете, ни у Иосифа Флавия, ни в каком либо ином источнике[70]. Средневековая локация Железных врат основывается единственно на Деян 12:10. Эти врата относятся главным образом к истории апостола Петра, почему и называются «аркой Петра». Здесь же располагается церковь, построенная, по преданию, на месте дома Иоанна-Марка и его матери Марии, куда пришел освобожденный из темницы Петр (Деян 12:12). Вместе с тем, как видно из рассказа Иоанна Вюрцбургского, во времена крестоносцев Железные врата были связаны с шествием Иисуса на Голгофу и включены в тогдашний маршрут Крестного пути. Арочный свод — остаток византийского или даже раннемусульманского здания — стал воображаемыми воротами в воображаемой городской стене.

Примерно так же обстоит дело и с другой церковной локацией городских ворот, через которые Иисуса вывели на распятие. Седьмая станция нынешнего Крестного пути почитается как Судные врата (Gate of Judgment), у которых ведомый на Голгофу Иисус во второй раз упал под тяжестью креста. Станция эта располагается к северо-востоку от храма Гроба Господня, на пересечении улиц Сук Хан аз-Зайт и Хотт ал-Ханака, и представляет собою часовню, устроенную на участке, приобретенном францисканцами в 1875 г. Имеющаяся в часовне античная колонна из розового мрамора высотою 5,20 м и диаметром 65–70 см, стоящая на пьедестале высотою 1,25 м, как предполагается, принадлежала воротам, находившимся во «второй» стене древнего Иерусалима. Надо заметить, что местоположение этих «Судных врат» прекрасно вписывается в линию «второй» стены, предложенной К. Шиком и Г. Вайтманом. Это как раз тот северо-западный угол этой стены, где, как мы говорили, могли располагаться Верхние ворота, которые выводили на Дамасскую дорогу.

Иерусалимские ворота с названием Судные не встречаются ни в Ветхом, ни Новом Заветах, не было таких ворот ни в одной из трех городских стен, описанных Иосифом Флавием. Не знали таких ворот византийцы и крестоносцы. «Судные врата» возникают в христианской топографии Иерусалима в XIII в. и сразу же привлекают к себе внимание многочисленных паломников. В итинерариях эти ворота называются Porta Vetus, Porta Antica («Старые врата»), Porta civitatis («Городские врата»), Porta Judiciaria («Судные врата») и связываются с различными эпизодами евангельских и апокрифических сказаний о шествии Иисуса на Голгофу. Бурхард Сионский (1283 г.), идя от Яффских ворот к Дамасским, видит «место распятия Господа по левую сторону от Старых или Судных врат (Porta Veteri sive Judiciaria)». «Они были названы Старыми, — уточняет Бурхард, — потому что существовали еще во времена иевусеев. Потом их назвали Судными, потому что перед ними творился суд, а во вне их исполнялись приговоры. Во вне их находится место распятия Господа, а Лифостротон, то есть место суда, находится внутри стен города, вблизи них. Остатки этих ворот видны еще в древней стене города; в то время как в новой стене, которая включает гробницу Господа, находятся ворота, названные так же». Уже Зевульф, как мы видели, относил строительство западной стены Иерусалима к временам Адриана и указал на более древнюю стену, пролегавшую гораздо ближе к Храмовой горе.

Иллюстрацией этих представлений служит Флорентийская карта Иерусалима (XIV в.), на которой «Судные или Старые врата» изображены в некоей внутригородской стене, соединяющей ворота Давида (Яффские) с воротами св. Стефана (Дамасскими), при том, что изображена и внешняя стена, проложенная между теми же воротами, и в ней также имеются «Судные врата». Собственно говоря, на Флорентийской карте мы видим первую попытку представить ту древнюю стену Иерусалима, которую ныне, благодаря Иосифу Флавию, мы называем «второй» стеной.

На других средневековых картах Иерусалима Судные врата обычно изображаются в виде уличной арки, подобной арке Ecce Homo на Виа Долороза, иногда в виде башни с проходом внутри нее, и в большинстве случаев помещаются именно в том месте, где ныне находится Седьмая станция. «Это были высокие, большие и крепкие ворота, — пишет о них Иаков Веронский (1480–83 гг.), — ибо мы видели их впечатляющие руины, состоящие из больших квадратных камней». Бонифаций Рагузский (XV в.) говорит также и о колонне, вернее, о двух колоннах, стоящих на месте Судных врат. «Мы можем предположить, что идея ворот была подсказана двумя колоннами, из которых к настоящему времени сохранилась лишь одна, или, скорее, остатками арки, которая также не сохранилась», — рассуждает по этому поводу францисканский ученый П. Касвальдер[71].

Встречаемое у средневековых авторов название данных ворот: Porta Antica и Porta Veteri,, а также указание на то, что они существовали во ветхозаветные времена («во времена иевусеев» по Бурхарду), наводит на мысль, что они отождествлялись со «Старыми воротами», упоминаемыми в книге Неемии 3:6; 12:39 (Porta Veteri и Porta Antiqua по Вульгате), хотя прямых ссылок на эту книгу у средневековых авторов нет. Но даже такая не твердо установленная связь представилась Францисканской Библейской студии настолько важной, что в 1994 г. она предприняла раскопки на участке Седьмой станции.

Но еще ученые XIX века хорошо знали розовую колонну в часовне Седьмой станции. До того, как эту станцию учредили францисканцы, розовая колонна находилась в арабском кафе-ресторане, и уже тогда паломники рассматривали ее как остаток Судных врат, через которые Иисус прошел на пути к Голгофе[72]. Описав эту колонну, Л. Винсент указал еще на несколько подобных же колонн, расположенных на этом участке и встроенных в различные лавки и магазины тесно примыкающих друг к другу базарных улиц Сук Хан аз-Зайт, Сук ал-Лаханин и Сук ал-Аттарин. В частности, в арабском кафе «Башура» он видел остатки четырех античных колонн, которые вызвали у него ассоциации с римским Тетрапилоном, находившимся в этой части города[73]. Впрочем, более вероятно, что эти колонны принадлежали колоннадам Кардо Максимус, пересекавшего город как раз по линии Сук Хан аз-Зайт, и подобны тем колоннам, какие мы видим ныне на раскопанном и отреставрированном участке Кардо Максимус в Еврейском квартале. На основании местоположения отдельных колонн в районе тройных улиц Сук Л. Винсент определил даже примерную ширину Кардо Максимус в этом месте: около 8 метров, — что, по его замечанию, было меньше ширины главных улиц в других римских городах[74].

Однако, что же все-таки францисканцы раскопали в часовне Седьмой станции в 1994 году? Руководивший раскопками Э. Аллиата (Alliata) опубликовал подробный отчет. В комнате на северной стороне станции обнаружены строительные конструкции различных эпох: римско-византийской, времен крестоносцев и мамелюков; были найдены, в частности, пилястры или косяки неких ворот, к которым была присоединена имеющаяся колонна. «Датировка этих ворот не может быть более ранней, чем датировка колонны, которая к ним присоединена и которая поддерживает средневековый свод», — отметил Э. Аллиата[75]. О самой колонне археолог высказал такое соображение: «Не обязательно она должна была составлять часть колоннады, но ее пропорции и ее нахождение на изолированном пьедестале или стилобате указывают на возможность того, что она могла находиться в составе некоторых памятников (Тетрапилона?) большой римско-византийской улицы»[76]. Результаты раскопок Э. Аллиата суммировал следующим образом: «в ходе археологических изысканий были обнаружены средневековая лавка кузнеца, широкое пространство ворот, открывавших доступ в византийское исчезнувшее здание, римская колонна, стоящая на изолированном пьедестале и на грубом основании стены или стилобате, а также слои с керамикой, которая отсылает к Иерусалиму библейской эпохи»[77].

Итак, раскопки подтвердили общее мнение исследователей, что колонна Седьмой станции принадлежит римско-византийскому периоду. Строительство же на этом участке ворот (если это ворота) должно быть отнесено к последующей эпохе. Вполне вероятно, что появление этих ворот связано с оформлением нынешнего маршрута Крестного пути и представляет собою имитацию городских ворот времен Иисуса Христа. Не подтвердилось главное, ради чего, собственно, и производились раскопки: то, что на этом участке имелись ворота в до-римскую эпоху, которые можно было бы отнести ко «второй» стене Иосифа Флавия. Битая керамика Иродианского и более ранних периодов свидетельствует лишь о том, что это место было обитаемо в эпоху Второго Храма, и, по-видимому, находилось в черте города.

Подчеркнем, что речь идет об участке, который, согласно нашему исследованию, будучи возможным северо-западным углом «второй» стены, является одним из наиболее вероятных местоположений Верхних ворот Иосифа Флавия. И только в этом случае можно было бы говорить о какой-то близости этих ворот к традиционному месту Голгофы и гробницы Иисуса. Но, коль скоро раскопки на этом участке не обнаружили ни следов «второй» стены, ни древнейших ворот, дополнительное преимущество получает другое вероятное местоположение Верхних ворот «второй» стены — на линии улицы ал-Вад.

Вывод этот, совершенно неблагоприятный для церковной традиции, должен быть, тем не менее, сделан нами, если мы собираемся продолжить исследование.

 

 

9. Местоположение Голгофы зависит от направления главных дорог библейского Иерусалима

 

Даже при том, что все еще крайне проблематична линия «второй» стены Иерусалима I века и до сих пор не найдена ни она сама, ни какие-либо ворота в ней, исследование стоит продолжить.

Мы установили не так уж и мало. Из всех предложенных конфигураций «второй» стены одна, а именно реконструкция Г. Вайтмана, в наибольшей степени соответствует данным первоисточника — Иосифа Флавия. Судя по всему, «вторая» стена охватывала относительно небольшую территорию городской застройки к западу от Храмовой горы. Мы установили также, что стена эта имела ворота, называемые Флавием «верхними», которые располагались в северной части этой стены. Еще один проход в этой стене имелся в южной ее части, там, где она примыкала к «первой» стене. И Верхние ворота, и южный проход могут рассматриваться как те ворота, близ которых, согласно Евангелиям, был распят Иисус Христос.

Остается последнее евангельское условие локализации Голгофы и гробницы Иисуса: они должны находиться вблизи оживленной дороги. Именно это условие, которому до сих пор не уделялось должного внимания, которое рассматривалось как вторичное и подчиненное по отношению к другим условиям, может оказаться первейшим для решения поставленной задачи.

В отличие от городских укреплений, важнейшие транспортные пути являются наиболее устойчивыми формированиями, не меняющимися на протяжении столетий. С самого возникновения Иерусалима сформировались главные дороги, связывающие его с другими городами Палестины: Вифлеемская или Хевронская, ведущая на юг Иудеи; Яффская, ведущая к морскому порту; Дамасская или Сихемская, ведущая в Самарию и далее, в Сирию; и восточная дорога, ведущая в Иерихон. Направление этих дорог остается неизменным со времен царя Давида по сей день и не зависит от конфигурации городских стен, различной в разные эпохи, от расширения или, напротив, сокращения городской территории. Эти четыре дороги, ведущие из Иерусалима в четыре стороны, и сегодня являются наиболее оживленными трассами. Столь же оживленными они были и во времена Иисуса Христа. Естественно предположить, что близ одной из этих дорог и находилось обычное место совершения публичных казней в римскую эпоху.

Теперь стоит внести некоторые уточнения. В силу географических особенностей южная дорога, связывающая Иерусалим с Вифлеемом и Хевроном, начиналась в том же месте, где и Яффская дорога. Как в древности, так и сейчас Вифлеемская дорога является ответвлением Яффской дороги. Она шла вдоль западной стены Иерусалима на юг, мимо Царского пруда (Биркет ас-Султан). На средневековых картах Иерусалима она называется via или vicus ad Bethleem Effrata и совпадает с нынешней Дерех Хеврон. Точно также и восточная дорога, ведущая в Иерихон, не обязательно должна была выходить из ворот в восточной стене Иерусалима. Дорога, считаемая обычно восточной, выходящая из ворот св. Стефана (Львиных), спускающаяся Кедронскую долину и взбегающая на Елеонскую гору, довольно неудобна для движения больших караванов. На некоторых средневековых картах мы видим Иерихонскую дорогу выходящей из тех же Дамасских ворот и идущей вдоль северной стены Старого города, по линии нынешней улица Султан-Сулейман. Таким образом все основные дороги Иерусалима брали начало от двух ворот — западных и северных, т. е. Яффских и Дамасских.

Наш поиск несколько облегчается установленной выше зависимостью места распятия Христа от местоположения претория Пилата и конфигурации «второй» стены. Эта стена была северной стеной Иерусалима во времена Иисуса. В данном случае следует также принять во внимание раннехристианскую традицию, помещающую Голгофу на север от горы Сион. Эта традицию, как говорилось, отразил Евсевий Кесарийский в своем «Ономастиконе». Тем самым из нашего рассмотрения исключается южная дорога, ведущая в Вифлеем и Хеврон. По-видимому, нужно исключить также и восточную дорогу, несмотря на продолжаемые некоторыми исследователями поиски Голгофы и гробницы Иисуса на Елеонской горе, к востоку от Старого города. Остаются две дороги: Яффская и Дамасская. Рассмотрим их по очереди.

Нынешние Яффские ворота, вероятно, берут начало от тех ворот, которые появились здесь при строительстве Элии Капитолины, а может и раньше, — в 41–44 гг., при строительстве «третьей» стены. До этого дорога на Яффу выходила из неких ворот, находящихся в «первой» стене. Иосиф Флавий упоминает о «тайных воротах» (πύλης α̉φανους) у Гиппиковой башни, через которые осажденные иудеи делали вылазки против римлян (Война, V, 6, 5). Надо думать, ворота эти принадлежали дворцовому комплексу, в состав которого входила и башня Гиппика. Если преторий Пилата находился во дворце Ирода, то Иисуса могли бы вывести за город и отсюда. Но эти «тайные ворота» или, скорее, лаз, конечно же нельзя считать городскими воротами, выводящими на большую дорогу. Воротами, принадлежавшими «первой» стене, согласно Флавию, были упомянутые уже ворота Генната. Возможно, именно из них выходила тогда дорога, ведущая в Яффу (Иоппию). Если принять гипотезу К. Шика, располагавшего ворота Генната вблизи дворца Ирода, то Яффская дорога также начиналась в этом месте. Если верна нынешняя версия, помещающая ворота Генната в северно-западном углу Еврейского квартала, то, учитывая линию «первой» стены, легко представить, что дорога на Яффу первоначально шла вдоль «первой» стены на запад, затем, минуя слева дворец Ирода, пролегала так, как ныне пролегает Яффская дорога.

Как мы установили ранее, недалеко от ворот Генната, в начале «второй» стены находился и тот «вход» в город (ε̉μβολή), который так занимал христианских топографов XIX в. Имелась ли и здесь некая дорога? Если и имелась, то, скорее всего, она сливалась с Яффской дорогой, выходящей из ворот Генната. Это естественно предположить, учитывая древнюю топографию этой местности. Вдоль нынешней улицы Давида тянулась ложбина, отделявшая Верхний город (Сионскую гору с ее северными отрогами) от возвышенности в районе нынешнего храма Гроба Господня и Коптского монастыря. Эта ложбина сохранялась и в Средневековье. «От башни Давида, — пишет Бурхард Сионский в 1283 г., — вдоль северного склона Сиона до площади Храма идет долина, отделяющая Сион от Нижнего города и [горы] Мориа». Видимо, Бурхард сливает эту ложбину с Тиропеонской долиной, проходившую вдоль западной стены Храмового комплекса, но то, что это была отдельная ложбина, свидетельствует его указание на «башню Давида» (Цитадель). То, что в древности существовал значительный уклон от участка храма Гроба Господня в сторону улицы Давида, открылось в XIX веке при раскопках церкви Иоанна Крестителя в южной части Муристана. Порог византийской церкви, стоявшей на этом месте, оказался на 8 метров ниже поверхности нынешней церкви[78]. Еще более значительную глубину (13 м и более) древней поверхности показали раскопки К. Кеньон и У. Люкса в районе Муристана и лютеранской церкви Редемер[79].

Поэтому с большой долей вероятности можно полагать, что древняя Яффская дорога проходила по указанной ложбине, почти совпадая с нынешней улицей Давида. Дорога же, которая выходила из южного прохода во «второй» стене, естественным образом должна была пролегать по той же ложбине, сливаясь с Яффской дорогой. Собственно говоря, это была одна и та же дорога. Вряд ли дорога, выходящая из южного прохода во «второй» стене, имея перед собой удобную ложбину, направилась бы при этом на север-запад, поднимаясь на возвышенность, на скалистый участок нынешнего храма Гроба Господня. Да и куда бы она вела? На древнюю каменоломню или сменившее ее кладбище? И могла ли она быть широкой оживленной дорогой?

Казалось бы, те ученые, которые рассматривают дворец Ирода в качестве претория Пилата, естественным образом должны искать Голгофу на Яффской дороге, пролегавшей возле этого дворца в начале I века н. э. Однако на деле этого не происходит. Дж. Вилькинсон исчисляет Крестный путь в 300 метров по прямой линии от дворца Ирода к традиционному месту распятия в храме Гроба Господня[80]. Дж. Мерфи О’Коннор также ведет осужденного Иисуса из дворца Ирода на участок храма Гроба Господня, но путем довольно замысловатым: «более вероятно, что Иисуса повели к месту казни через город, [от дворца Ирода] по направлению на восток, вдоль нынешней улицы Давида, затем повернули на север, вдоль тройной рыночной улицы, и, наконец, повернули на запад, к Голгофе»[81]. Многочисленные зигзаги эти потребовались Мерфи О’Коннору затем, чтобы согласовать свою нетрадиционную локализацию претория Пилата с традиционным местоположением Голгофы и гробницы Иисуса. Оказывается, отвергнув часть церковной традиции, и Дж. Вилькинсон, и Дж. Мерфи О’Коннор вовсе не отказываются от другой ее части. Конечным пунктом их Виа Долороза является все тот же храм Гроба Господня. Другого направления Крестного пути английские ученые не ищут.

Рядом с дворцом Ирода пролегала Яффская дорога и находились ворота в «первой» стене, а Иисуса, согласно Дж. Вилькинсону и Дж. Мерфи О’Коннору, и вопреки Евангелиям, повели подальше от этой оживленной дороги, на участок заброшенной каменоломни, где не были ни дороги, ни ворот. Расстояние от традиционной Голгофы до нынешней Цитадели (бывшего дворца Ирода) составляет 250 м, а до ближайшей части «первой» стены, то есть строго на юг — 200 м. «Мимоходящим», которые шли по Яффской дороге, прочесть с такого расстояния надпись на кресте было явно не под силу.

Следует учитывать новозаветные указания, что Иисус был распят вблизи городских ворот (Ин 19:20; Евр 13:12). Следовательно, место казни находилось поблизости от ворот Генната или вблизи от «входа» во «второй» стене. При этом речь может идти об одном и том же участке, ибо ворота Генната и этот «вход» находились по соседству, и, выйдя из них, путники оказывались на одной и той же дороге.

Древняя топография района севернее нынешней улицы Давида до сих пор достаточно не изучена. Плотная застройка этого района препятствует проведению полномасштабных археологических исследований. На основании отдельных раскопов можно предположить, что уровень городской поверхности I века находится на значительной глубине: метров 10–15, а то и более. Ближайшие раскопанные участки, как в Еврейском квартале, так и в храме Гроба Господня, в Цитадели и западнее Яффских ворот дают некоторое представление о том, как выглядел или мог выглядеть этот район в библейскую эпоху.

Скалистые образования, открытые под храмом Гроба Господня и на территории Муристана, вероятно, продолжались к югу и непосредственно примыкали к северной линии «первой» стены и к идущей вдоль ее Яффской дороге. Можно предположить, что близ дороги находился небольшой скалистый холм, формой напоминающий человеческий череп и служивший обычным местом совершения публичных казней. Нахождение здесь такого места вполне естественно, если преторий располагался во дворце Ирода: римский наместник мог наблюдать за казнью с высоты дворцовой стены или одной из дворцовых башен.

Напомним, что, по мнению Джоан Тейлор, в до-Никейские времена иерусалимские христиане помещали Голгофу южнее западного римского форума, то есть современного Муристана. Совпадение мнения английской исследовательницы и результатов наших изысканий скорее всего чисто случайное, ибо она основывается на предполагаемой ею «коллективной памяти» ранних христиан, а мы — на евангельских указаниях и современной археологии. И все же совпадение это весьма примечательно. Наши взгляды сходятся на одном и том же участке.

На следующий вопрос, — имелись ли в этом районе еврейские погребения, — также можно ответить положительно. Во время археологических раскопок в Цитадели были обнаружены остатки еврейских гробниц, датируемых VIII в. до н. э. Они были очищены во II в. до н. э., когда сооружалась Хасмонейская стена, ставшая затем «первой» стеной Иосифа Флавия[82]. Археолог Р. Райх (Reich), ведя в 1990 г. раскопки к западу от Яффских ворот, в области некоего коммерческого центра византийского периода, близ остатков часовни обнаружил типично еврейскую гробницу, высеченную в скале[83].

Вблизи пруда Амигдалон (ныне Биркет Хаммам ал-Батрак) также имелись еврейские захоронения. Иосиф Флавий несколько раз упоминает гробницу первосвященника Иоанна, расположенную в 30 локтях (т. е. всего в 13, 8 метрах) от этого пруда (Война, V, 11, 4). Не исключено, что рядом имелись и другие гробницы, принадлежавшие в том числе и высокопоставленным особам, подобным первосвященнику Иоанну. Евангельский Иосиф Аримафейский, «знаменитый член совета», относился к их числу. Следовательно, можно предположить, что среди погребений этого участка находилась и гробница Иосифа, в которую он положил тело Иисуса. Близость пруда и изобилие воды как нельзя лучше объясняют появление «сада» в рассказе евангелиста Иоанна о погребении Иисуса. Этот же сад (или сады), вероятно, окружали и гробницу первосвященника, и другие погребения этого участка. Само название пруда — Амигдалон, переводимое как «Миндальный», точнее — пруд «Миндальных деревьев» предполагает наличие в его округе миндального сада[84]. О том же говорит и название близлежащих ворот Генната — «Садовых». По свидетельству Т. Левина, сады в этой части города сохранялись вплоть до XIX века, и до 1844 г. для их полива содержался небольшой водоем Bathsheba, находившийся западнее Биркет Хаммам ал-Батрак, почти рядом с Яффскими воротами[85]. Этот водоем под названием Bersabeam (Вирсавии) мы находим на венском плане Иерусалима 1728 г.[86] на том самом месте, которое указывает Т. Левин.

Археологическая информация относительно Биркет Хаммам ал-Батрак очень скудная. Водоем возник здесь, по-видимому, в Иродианскую эпоху, когда был построен акведук, снабжавший его водою из Биркет Мамиллы, западнее Старого города. Существует мнение, что вначале на месте пруда располагался карьер, откуда добывался камень для строительства до-иродианской «второй» стены[87]. Следовательно, можем добавить мы, камни эти могли использоваться и при строительстве гробницы первосвященника Иоанна и других гробниц этого участка.

Со строительством «третьей» стены (41–44 гг.) участок пруда Амигдалон оказался в черте города и тогда, разумеется, погребения здесь были прекращены. Но имеющиеся гробницы сохранялись, о чем свидетельствует почитаемая и позже гробница первосвященника Иоанна. Та часть Яффской дороги, которая вела от ворот Генната вдоль «первой» стены, вероятно, уже тогда сделалась городской улицей.

Во время осады Иерусалима (70 г.) участок этот сильно пострадал: 10-й и 15-й римские легионы копали здесь рвы, строили осадные валы и возводили шанцы (Иосиф Флавий. Война, V, 11, 4). Возможно, в ходе этих работ некоторые еврейские гробницы и погребальные памятники были уничтожены. О гробнице первосвященника Иоанна говорит только Иосиф Флавий, и только в «Иудейской войне». Больше этот памятник нигде не упоминается. Логично предположить, что он был разрушен во время римской осады. Тогда получается, что и гробницу Иосифа Аримафейского могла постигнуть та же участь. То, что места распятия и погребения Иисуса исчезли еще в I веке, служит дополнительным объяснением того, почему в раннехристианской литературе нет указаний на них. Указывать было уже не на что.

При строительстве Элии Капитолины (135 г.) римляне вновь изменили облик этого участка; хотя, по-видимому, в данном случае дело обошлось простым насыпанием земли с целью поднять поверхность до требуемого уровня. Тогда же окончательно оформилась улица, бывшая во времена Иисуса началом Яффской дороги. У римлян она предположительно называлась Декуманусом, западно-восточной улицей. Недалеко от пруда Амигдалон найдена римская колонна (ок. 200 г.) с надписью в честь легата 10-го легиона Марка Юния Максима (CIL, III, 6641).

Строители Константина Великого (326 г.) вели работы главным образом на месте храма Афродиты-Венеры, а располагавшийся южнее его римский форум, по-видимому, не очень затронули, как и участок пруда Амигдалон. Остался в неприкосновенности и римский Декуманус, понемногу превратившийся в улицу Давида, а затем в мусульманскую улицу Тарик ал-Базар. В Средневековье Биркет Хаммам ал-Батрак окружал большой караван-сарай, а ныне — многочисленные лавки и мастерские, которые почти полностью перекрыли подходы к нему. Воды в пруде давно нет, и он используется как свалка мусора жильцами соседних домов.

Переходим к Дамасской дороге. В данном случае подразумевается, что Иисуса вывели на казнь через ворота, находившиеся в северной части «второй» стены (называемые Иосифом Флавием Верхними) и распяли близ дороги недалеко от этих ворот.

Дамасская дорога была весьма оживленной во все времена. По этой дороге прибывали в Иерусалим путники и караваны из Сирии и Самарии, а также многочисленные паломники, идущие в Святой город из Верхней Палестины, в частности, из Галилеи. Нет сомнений в том, что Дамасская дорога была подходящим местом для совершения публичных казней. Но повели бы на нее Иисуса и осужденных вместе с ним разбойников, находись преторий Пилата во дворце Ирода? Возможно, и повели бы, если именно на Дамасской, а не на Яффской дороге находилось обычное место публичных казней. Но еще скорее Дамасская дорога стала бы таким местом, если бы преторий Пилата находился в крепости Антонии. В этом случае место распятия оказалось бы в пределах видимости римского гарнизона Антонии и самого Пилата. Поскольку распятие производили римляне, вполне естественно, что место казни находилось поблизости от их штаб-квартиры, так сказать, в зоне визуального контроля.

Следуя гипотезе Г. Вайтмана, Верхние ворота «второй» стены находились на линии улицы ал-Вад, недалеко от пересечения ее с Виа Долороза. Историческая топография этого участка также практически не изучена. Как и прежде описанный район, Мусульманский квартал Старого города плотно застроен, почему и избегает масштабных археологических раскопок. Судя по туннелям, прорытым археологами вдоль западной стены Храмового комплекса (в частности, по иродианской мостовой, раскопанной в «Сводчатой комнате»), можно предположить, что поверхность Иродианского города здесь на 12 м ниже нынешней поверхности. Вероятно, строители Элии Капитолины и здесь значительно подняли уровень поверхности города, поскольку основания арки Адриана (Ecce Homo в христианской традиции) и каменные плиты восточного форума всего лишь на 3,5 м ниже нынешней поверхности.

Трудно сказать, мог ли в начале I века примыкать к Дамасской дороге (в пределах нынешнего Мусульманского квартала) некий скалистый холм, называемый Голгофой. Скальные участки здесь были, о чем свидетельствует упомянутая уже «пещера Седекии» или «каменоломня Соломона», расположенная в 120 метрах северо-восточнее улицы ал-Вад. В этой каменоломне добывался ценный белый известняк, который использовался при строительстве еще в период Первого Храма.

Это то, что касается территории нынешнего Мусульманского квартала Старого города. Если же принять гипотезу М. Ави-Йоны, отождествившего Верхние ворота «второй» стены с нынешними Дамасскими воротами, то Голгофу и гробницу Иисуса нужно искать за пределами Старого города, к северу от него. В таком случае и англиканская «Садовая гробница» и т. н. «гробница Кондора» оказываются весьма приемлемыми местами погребения Иисуса. Они обе находятся близ исторической Дамасской дороги, — одна справа, а другая слева от нее. Хотя каждая из них отвергнута в качестве конкретной гробницы Христа, тем не менее они продолжают служить указателем дальнейших поисков. И та и другая гробницы принадлежат к числу древних захоронений и находятся на территории кладбищ, возникновение которых можно отнести к библейской эпохе.

Упомянутый выше английский исследователь Д. Чедвик, считающий на основании ВТ Бава-Батра, 25a, неприемлемыми для погребений участки, лежавшие на запад от библейского Иерусалима, находит северное направление довольно перспективным. Как мы уже говорили, из Дамасских ворот выходили, по-видимому, две дороги: одна вела в Сихем и Дамаск, а другая в Иерихон. Это место было достаточно оживленным, чтобы римляне устраивали здесь показательные казни. Поэтому Д. Чедвик поначалу отстаивал аутентичность как «Голгофы Гордона», так и «Садовой гробницы». Впоследствии, под впечатлением критического анализа Г. Берки (Barkay), а также проведя собственные изыскания, Д. Чедвик признал «Садовую гробницу» неаутентичной, но по-прежнему отстаивает подлинность «Голгофы Гордона». При правильном месте распятия, считает он, в XIX веке установили неправильное место погребения Христа. Ныне Д. Чедвик ищет гробницу Иисуса на восточной стороне холма el-Edhemieh. «Восточный склон этого холма, — пишет он, — (фактически северо-восточный склон, поскольку открытая скала выходит на юго-восток и на северо-запад) действительно был тем местом, где во времена Иисуса совершались погребения. Этот участок располагается вдоль современной улицы Салах ад-Дина, между Израильской почтой и банкоматом Алладин (известный Иерусалимский студенческий центр), но на другой, юго-западной стороне улицы. Позади длинного ряда магазинов на западной стороне улицы Салах ад-Дина, на вершине el-Edhemieh располагается мусульманское кладбище. Холм здесь достаточно крут, чтобы на его склоне в древности высекались гробницы. Фотографии этой области, сделанные 80–100 лет назад, показывают сельскохозяйственный косогор более чем с достаточным уклоном для строительства гробницы. На этом сравнительно плодородном участке в начале I в. мог располагаться сад, окружавший новую гробницу Иосифа Аримафейского, высеченную в скале на северо-восточном склоне холма el-Edhemieh. Наличие выше по улице Салах ад-Дина так называемой “Гробницы царей”, т. е. иродианских погребений, возникших двадцатью годами после смерти Иисуса, свидетельствует, что области к северу и к востоку от холма el-Edhemieh считались приемлемыми для погребений в I в. н. э.»[88].

Далее Д. Чедвик рассуждает о том, как должна выглядеть еще не найденная гробница Иисуса. Свои предположения английский исследователь строит, изучая уже открытые захоронения того времени и соотнося их с данными Евангелий. Он приходит к выводу, что гробница Христа являлась простеньким однокомнатным склепом с тремя лавками-лежанками по трем стенам от входа (а не двухкамерной гробницей как в храме Гроба Господня и в «Садовой гробнице»). Тело Иисуса лежало на средней лавке, как раз напротив входа так, что эта лавка была видна уже при входе в гробницу. Соображения эти, безусловно, очень интересны. Мы хотим лишь, чтобы было учтено одно немаловажное обстоятельство. Почти все древние гробницы, открытые в Иерусалиме, оказываются заполненными и даже переполненными останками покойников. Так было, в частности, с «Садовой гробницей» и «гробницей Кондора». Можно говорить с большой долей уверенности, что в окрестностях Иерусалима не существует древних одноразовых погребений. Практически все древние гробницы были семейными усыпальницами и использовались в течение нескольких поколений[89]. О том говорит библейское выражение «почил и приложился к отцам своим» (4 Цар 22:20; 2 Пар 34:28; Иудифь 8:3; 1 Мак 2:70; Деян 13:36).

Поэтому и гробницу Иосифа Аримафейского, в которой он похоронил Иисуса, нужно рассматривать в качестве семейного погребального склепа, принадлежавшего роду Иосифа. Евангельские указания, что это был «новый гроб» (Мф 27:60), «где еще никто не был положен» (Лк 23:53) означают, что гробница эта была сооружена незадолго до того и еще не вошла в употребление. Иисус был первым, кого погребли в ней. Первым, но далеко не последним. Несомненно, в дальнейшем гробница эта служила местом погребения других лиц, в первую очередь Иосифа Аримафейского и представителей его семейства. Также как и другие иерусалимские погребения, гробница Иисуса не была законсервирована и продолжала функционировать. В процессе ее эксплуатации она могла претерпеть существенные переделки и перестройки, которые изменили ее первоначальный облик. Все это необходимо учитывать в поисках подлинной гробницы Христа.

Мы прекрасно осознаем, что вряд ли удастся найти нетронутую древнюю гробницу с останками Иисуса Христа или хотя бы с неопровержимыми доказательствами, что тело Его лежало в ней. Но это не значит, что нужно опустить руки и отказаться от поисков такой гробницы. Все в руках археологов и за ними последнее слово.

Мы переживаем знаменательный момент. Вновь как и в XIX веке, когда историческая наука и археология впервые серьезно занялись Святой землей, так и ныне множество умов полно решимости раскрыть все тайны евангельской и вообще библейской истории, вполне готовые к тому, что при этом придется ниспровергнуть устоявшиеся традиции и учредить новые.

Исполнилась полнота времен, и мы вновь стоим на пороге больших перемен.

В предзнаменование их и написана эта работа.

 

Борис Деревенский,

Санкт-Петербург, 2005