Аркадий Егидес

Я благодарю мою жену Елену за нашу любовь, за сотворчество и сопереживание и за нашу дочь Катю, ровесницу XXI века.

Все мы хотим уметь разбираться в людях. Но, чтобы уяснить себе, что это значит, постараемся понять, как разбираться, предположим, в автомобилях. Автомобилист знает, что грузовик менее поворотлив, чем легковушка, но может взять больше груза; что «шестерка» мгновенно набирает скорость, а вот «Москвич-2141» тяжеловат на подъем; что в девятой вазовской модели задний ход включается перемещением рычага передачи вперед, а в шестой — назад.

Итак, разбираться в предметах — это знать, как ими управлять и чего от них ждать. А значит, надо уметь по каким-то явным, или более скрытым признакам видеть предмет в его своеобразии. В мире автомобилей это, может быть, не так сложно, а вот отличить гадюку от ужа уже сложнее. Но нужно. Так и с людьми.

Конечно, это рассуждение, как и всякая аналогия, — не полная истина, но оно дает ключ к пониманию. У моей жены — волосы длинные и развеваются на ветру вместе с шарфиком от Ренуара, а у жены моего приятеля стрижка почти под нуль, но она умудряется волосы еще и завить. И в то же время ясно, что и моя жена, и его жена — истероидки, в отличие от жены третьего нашего друга, которая носит волосы средней длины и причесывается на косой пробор, пользуясь заколками-невидимками. Она не истероидка, она эпилептоидка. Это ясно мне и коллегам даже без психологического «микроскопа», к коему можно приравнять батареи тестов. Но если и вы хотите вот так же — по прическе, пуговицам, остротам, жестам и другим мелочам — научиться видеть личность, как палеонтолог по одной кости восстанавливает облик древнего животного, прочтите эту книгу.

В 1991 году в соавторстве с Н. Ш. Сугробовой в период нашего сотрудничества по клубу культуры общения «Маленький принц» я издал небольшую книжку под названием «Как научиться разбираться в людях?» (Издательство «Караван», Алма-Ата). Ее тираж разошелся быстро, но еще и сейчас в метро я иногда вижу людей, вчитывающихся в эту брошюру, на обложке которой милый наивный нелепый «питекантроп» (или лучше, как сказала одна моя студентка, «пикантроп») сжимает в каждой руке по человечку. Он пытается разобраться в них, а другие человечки, в которых он уже «разобрался», шлепнувшись на землю, бегут от него сломя голову... Этот рисунок художника В. Любича, слегка видоизменив, я использовал в композиции на обложке моей книги «Лабиринты общения», выпущенной издательским домом «Филинъ» в 1999 и 2000 году. «Пикантроп» не вписался в обложку книги, которую вы держите в руках, и в обложку нового издания «Лабиринтов общения» («АСТ-ПРЕСС», 2002)... Но он уже настолько свой, что стал заставкой во введении и там, и там. Обе книги — сообщающиеся сосуды. И, понятно, я советую читать и «Лабиринты общения». Так что спрашивайте «в аптеках города!».

Я не ставлю сейчас фамилию Сугробовой рядом со своей не только потому, что создал эту книгу без ее участия, но и потому, что замысел первой книжки был полностью моим, а она, будучи тогда моей прилежной последовательницей, взялась за труд подготовить причесанный текст по моим разработкам. Теперь у Сугробовой совершенно самостоятельный путь и новое имя — Айша. Ну, а я написал совершенно новую книгу.

Немного о том, как ее читать. Для полного эффекта книгу имеет смысл воспринять целиком, то есть прочитать всю, и не один раз. Лучше сперва прочесть ее от начала до конца насквозь, как беллетристику. Не вдавайтесь в подробности и не делайте выписок. А если что-то не будет сразу понято (термин или утверждение), не застревайте на этом: дальше где-нибудь все разъяснится. При повторном чтении сами собой установятся нужные связи, прояснятся туманности. А дальше уже можно разбираться выборочно, по главам, и от начала к концу, и от конца к началу, а потом по тем или иным мелким разделам. На этом этапе имеет смысл искать параллели, сравнивать, выписывать. И вы начнете многое видеть в людях сами, сможете увиденное и понятое учитывать в своих с ними отношениях, будете правильнее и успешнее взаимодействовать с окружающими.

Чтобы было веселее, я писал эту книгу как бог на душу положит: в ней система выдержана не строго. Все равно тщетны попытки что-то слишком строго систематизировать. Обратили внимание? Один автор предлагает в своей книге свою строгую систему изложения, а другой свою строгую систему. Сличаешь, а системы-то разные... Так что, может быть, лучше и вовсе не тщиться, а стараться, чтобы было просто интересно и понятно. Ну, по крайней мере, я решил сделать именно так.

К тому же я вынужден пользоваться принципом «скорее да» и «скорее нет». Будем допускать некоторые преувеличения и обязательно что-то недоговорим. И все же в конце концов психотип будет вырисован достаточно определенно, потому что есть много подробностей, которые видны на глаз, — если это глаз знающего человека, умеющего пристально высматривать.

Я буду постепенно наращивать информацию. А то, что может стать особенно важным для умения разбираться в людях, специально повторю в разных местах (неоднократно). Будут перекидываться «мостики» между психотипами, чтобы понять, чем они похожи и чем разнятся. Говоря, например, об эпилептоиде, мы вернемся для сравнения к паранойяльному и забежим вперед — сопоставим с истероидом. Читатель, скорее всего, знаком с четырьмя темпераментами (сангвиник, холерик, флегматик, меланхолик). Но характеристика личности не исчерпывается особенностями темперамента. Мы пользуемся, как вы обратили внимание, другим, более емким понятием: «психотип».

Немного истории. Профессор П. Б. Ганнушкин (прообраз ильфо-петровского профессора Титанушкина, который «симулянтов не любил») разработал вопрос о психопатиях. Так что все началось с психиатрии. Если черта характера зашкаливает так, что мешает жить и тебе, и другим, — это психопатия. Но впоследствии психиатры заметили, что черта характера может быть не так ярко выражена, как при психопатии, она больше мешает жить самому человеку, чем окружающим, но все же бросается в глаза, расценивается людьми как особенность или даже как странность. Это как бы «недопсихопатия». Такие случаи стали называть акцентуациями. Понятно: акцент на какой-то особенности характера. Известна книга Леонгарда об акцентуациях. Подростковые акцентуации исследовал ленинградский психотерапевт профессор А. Е. Личко. Но вставал вопрос о личностном разнообразии в пределах нормы. И вот московский психотерапевт профессор М. Е. Бурно в своих работах и лекциях стал говорить о рисунке личности. Здесь черта характера видна только тогда, когда ее как-то разыскивают. И совокупность всех увиденных черт складывается в рисунок личности. В учебниках по психологии до сих пор писали, что классификация личностей — дело практически немыслимое. Но обращение к понятию «рисунок личности» в духе Бурно помогает решить вопрос о классификации личностей в норме. Не могу сказать, что такой подход единственно правильный, но в то же время он мне кажется на сегодня самым продуктивным.

Стало возможным говорить уже не только о психопатах и акцентуантах, но и о психотипах в целом. Психотип объединяет в себе рисунок личности, акцентуацию и психопатию. Такое разграничение неточно, приблизительно, нет четких границ. И все же если какой-то человек готов наступить «на горло собственной песне», чтобы достичь своей заветной цели и стать лидером в городе или стране или знаменитостью на подмостках, то мы скажем, что это паранойяльный рисунок личности. А если некто наступает на горло своим друзьям, детям, жене, заставляя их работать на то, чтобы он стал лидером, то это уже паранойяльная акцентуация. А когда кто-то уже идет по судьбам многих людей, превращая их в средство, в «тесто» свирепой истории, — тут явная паранойяльная психопатия. Но еще раз: все это очень приблизительно, и можно легко ошибиться. Грани подвижны. Рисунок личности — это психотип в норме, психопат — это психопатический психотип. Акцентуация — посредине.

Но, поскольку все начиналось с психиатрии, то и тогда, когда речь пойдет о норме, мы все-таки будем придерживаться исторических названий психотипов. Так что и эпилептоид, и шизоид могут быть и психопатами, и «рисунком личности» в норме.

С другой стороны, мы будем иметь в виду, что психотипные черты могут зашкаливать в акцентуацию и даже психопатию.

Некоторые психиатры и психологи, правда, считают, что даже и психопатия — это крайний вариант нормы. А другие психиатры приравнивают в некоторых случаях психопатии по значимости отклонений даже к психическим болезням. Но и тогда все же психопатия — это не патологичекий процесс, который ведет к деградации личности. То есть и в рамках психопатии черты личности могут рассматриваться как углубление рисунка личности, как результат воспитания и условий развития.

Подчеркнем, что все психотипы мы обсуждаем здесь в основном в рамках «рисунка личности», то есть явной нормы.

Итак, я не являюсь родоначальником излагаемой классификации. Ее предложили Ганнушкин, Леонгард, Личко и Бурно. В чем же мой вклад в эту классификацию? Я рассказываю о каждом психотипе так, чтобы человек, прочитавший эту книгу, самостоятельно научился различать психотипы как бы «без ничего», без специальных тестов, без анкет и прочего психологического реквизита. И для этого не надо многолетней совместной работы начинающего специалиста и опытного со стажем. Не надо и самого многолетнего стажа. Обычно в клубе после 20-30-часового цикла мы устраиваем занятия по диагностике. Перед двадцатью участниками, прошедшими цикл по психотипам, мы сажаем на стул человека, которого они могут видеть и впервые. Участники задают ему вопросы, разговаривают, наблюдают за ним во время беседы, просят прочитать стихотворение, спеть, станцевать, поднять с пола уроненную книгу... А затем я прошу каждого написать на листке личностный диагноз, причем так, чтобы никто ни с кем не советовался и никто ни к кому не заглядывал. На счет «три» все поднимают свои листки. Если случай типичный, то процент расхождений в диагнозе ничтожен. О таких случаях медики говорят как о студенческих. Дальше — дело практики.

И здесь нет никаких секретов. Я характеризую каждый психо-тип по множеству разных линий: любовь, деньги, имидж, политика, пластика, мимика, работа, учеба, карьера, принятие решений, вкусы, речь, мышление, нравственные установки, отношение к сексу и т. д.

И по каждому из этих аспектов я сравниваю разные психотипы друг с другом. Например, как у эпилептоида и шизоида осуществляется процесс творчества. Или уточняю, что эпилептоид предпочитает порядок, гипертим — беспорядок, а у шизоида свой «беспорядочный порядок».

Психотип должен как-то проявляться в самых разных жизненных ситуациях, в проблемах, в отношении к людям и вещам, в отношениях с людьми и общественными структурами. В том, как человек принимает разные установления, традиции. Какие у него ценностные ориентации. Как он относится к культуре. Что у него в семье. Какой у него дом: крепость или проходной двор. Бережет ли он здоровье или сгорает, светя! Ведь все люди «как-то» «где-то» «к кому-то» «что-то»...

И вот если каждый психотип провести через некий одинаковый набор таких «линий», то появятся опоры в диагностике. И что самое важное, эти опоры, то есть характеристики по каждой из линий, могут быть четко видны не только специалистам, но и людям, не имеющим «психологического микроскопа», а обладающим лишь здравым смыслом и житейским опытом. Чтобы заметить, что у человека пуговица на пиджаке почти оторвана и болтается на двух нитках вот уже два месяца, не надо проводить ни тест Розенцвейга, ни корректурную пробу.. Вы просто обращаете на это внимание. А о том, что вы увидите это скорее у шизоида, чем у истероида, мы и расскажем в книге. И уже после первого ее прочтения вы вскоре обратите внимание на то, что непроизвольно начнете замечать описываемые черты в своих знакомых, а потом и в незнакомых людях. Это как раз и есть показатель того, что метод работает. И так вот, шаг за шагом, мы будем описывать каждый психотип. Будет, может быть, даже избыток личностных симптомов, не осуждайте меня за это — пригодится.

Названия главок в описаниях разных психотипов чаще всего совпадают. Так легче прослеживать сходство и различия. Впрочем, это правило выдержано не всегда.

Договоримся: ни один психотипный симптом сам по себе не может расцениваться как абсолютный.

Болтающаяся на двух нитках пуговица лишь, скорее всего, говорит о шизоидности, но при этом не исключена ни параной-яльность, ни гипертимность, ни даже истероидность: истероид может, например, специально вводить так новую моду или пытаться просто шокировать окружающих. Но на 99% исключена психастеноидность и на 90% — эпилептоидность.

Всю симптоматику личности надо рассматривать в этакой интегрированной совокупности. Введем формулу «66:33». То есть большинство симптомов только на 66% свойственны психотипу, но в 33% могут встречаться и у других людей. Один мой студент был озадачен: а куда же делся еще 1%? Я вынужден был разочаровать его еще больше: один процент «потерян» специально, чтобы подчеркнуть условность этого правила. Ведь может быть соотношение 70:30 или 80:20. Я вообще не могу пока уточнить в каждом конкретном случае коэффициент принадлежности какой-либо черты тому или иному психотипу. Все это очень зыбко. И в то же время есть «тяготение» симптома к психотипу. Это тяготение мы и выразили формулой «66:33».

Хочу подчеркнуть — это не тесты психодиагностические. Психолог, конечно, должен владеть ими. Но и для непсихолога, и для психолога важно научиться определять личностный психотип без использования трудоемких психодиагностических методик. Психолог, научившись сам разбираться в людях без тестов, может научить этому непсихологов. Ведь тестирование проводится в лабораторных условиях. А лабораторию не подтащишь к каждому человеку, чей психотип следовало бы знать, когда вступаешь с ним в значимый контакт. Человек может не захотеть подвергнуться тестированию, даже если он и благожелательно настроен. А если он насторожен? А если он ваш руководитель? И вообще, не будешь же предлагать тесты каждому человеку, перед тем как начать общаться с ним.

В жизни всегда нужна экспресс-диагностика. Мы садимся в автобус иначе, чем в легковую машину, а для этого мы должны его мгновенно «опознать», иначе ничего не получится. А если по дороге едет иномарка — жди нарушений с большей вероятностью, чем от простого «жигуленка». Вы хотите видеть психотип так, как видите марку автомобиля, как отличаете банан от апельсина? Так вот я опишу такие симптомы, которые вы сможете увидеть в человеке наметанным (хотя и не «лабораторным») глазом — увидеть, наблюдая человека во взаимодействии с вами и с другими людьми. А увидев, тут же учесть свои диагностические открытия в своем поведении. Если истероидка кричит, что ненавидит вас и уходит от вас, вы будете знать, что это не так, что уйдет, но вернется, стоит вам подарить ей ласковое внимание. Но если эпилептоид начнет мрачно собирать свои вещи, это разрыв всерьез.

И всему этому для личного пользования может научиться любой. Поняв психотип человека, вы сможете лучше владеть ситуациями, обнаруживать в человеке полезное для него самого, для общества и для себя, обезопасить себя от других и других от себя.

Мы не против строгих лабораторных исследований в психологии, мы за них. Но тогда, когда они реально нужны и осуществимы. А для живого взаимодействия с людьми в обычных условиях необходимы такие вот диагностические опоры.

Читая книгу, обращайте внимание, как удачно высказалась Н. Ш. Сугробова, на логику психотипа. То есть основные черты личности влекут за собой особенности поведения в каждой конкретной сфере человекоотношений, в каждом узле системы человек — предметы.

Шизоид, как мы убедимся дальше, он и в науках шизоид, и в сексе. Эпилептоид любит порядок и в вещах, и в отношениях, и в организации своей жизни. Прослеживать логику психотипа занимательно и приятно. Начиная читать главу, вы уже будете предвосхищать мысль автора и вместе с ним представлять жизнь во всех ее подробностях.

Приучимся к звучанию названий всех психотипов, к терминологии. Список психотипов таков: паранойяльный, эпилептоид, истероид, гипертим, шизоид, психастеноид, сензитив, гипо-тим, конформный, астеник, неустойчивый, циклоид. Я даю этот список по мере убывания агрессивности и нарастания дефензивности. Ну, агрессивность — это понятная вещь. А что такое дефензивность? Defence — по-английски «защита». Так что дефензив-ность можно перевести как «защитность». Будем, следовательно, говорить также о дефензивных (защищающихся) психотипах. Делить людей на агрессивных и дефензивных предложил тоже профессор М. Е. Бурно.

Очень условно можно считать, что в этом списке дефензив-ные психотипы начинаются с шизоидов. Условно потому, что и у истероидов возникают защитные реакции, но все-таки я бы сказал, что у них и защита используется как средство агрессивности. И шизоиды могут быть агрессивными. Дальше мы поймем, как это, а сейчас нам важно только то, что психотипы выстроены в колеблющуюся, неустойчивую, условную, но — линию.

Человечеству все психотипы ко двору. Шизоиды генерируют идеи, в том числе социологические. Паранойяльные вычленяют некоторые социально значимые идеи из множества других, невнятных и неотшлифованных, придают им силу, выступают как пропагандисты и соавторы, организуют движение за эти идеи. Эпилептоиды доводят идею паранойяльного до совершенства и до ума многих, популяризируют, еще больше оттачивают, вступают в его круг, партию, организуя других эпилептоидов и не-эпилептоидов. Паранойяльные и эпилептоиды нужны человечеству. Они движут историю. Без них не было бы исторического развития, был бы сплошной застой. Но они могут направить этот процесс и в опасное русло. Шизоиды часто безответственно изобретают невесть что, как профессор Персиков в булгаков-ских «Роковых яйцах». Да что там вымышленный Персиков, когда были реальные ученые, создавшие водородную бомбу, бактериологическое оружие и... т. д. Истероиды воспевают паранойяльных лидеров, воевод-эпилептоидов. Это они, истероиды — «былинники речистые», рассказывавшие о красных кавалеристах, для которых главное — раздуть мировой пожар на горе всем буржуям. Гипертимы крутятся между всеми, они снабженцы и автослесари, гуляки и рубаки.

В религии как в наиболее яркой области проявления человеческой природы мы видим все психотипы. Вот паранойяльный пророк. Он окружен эпилептоидами-апостолами. В его свите много истероидных магдалин, кающихся и грешащих, чтобы каяться. В его церкви много попов-расстриг-гипертимов и психас-теноидных переписчиков религиозных текстов, иконописцев и издателей. Всем есть место «у Бога на Земле».

К интереснейшему вопросу о роли психотипов в исторических драмах, об отношениях психотипов друг с другом мы постоянно будем возвращаться в главах, посвященных каждому психотипу.

Часто психологи разрабатывают в основном лишь понятийный аппарат и теоретические концепции, причем иногда с досадой отмечаешь, что все это, так лишь, предисловие к введению, общие подходы к частным подходам (глубина пустоты). А психотерапевты и психологи-практики должны помогать людям действенно и конкретно. Я хочу некоторым образом противопоставить свою практическую систему теоретизаторству. Двадцать пять лет назад я начал заниматься с. обычными людьми, у которых, казалось бы, не было «проблем», но, как оказалось, не было только видимых проблем. В центре Москвы (на улице Чехова, дом 9) есть уютный подвальчик, неоднократно показанный по телевидению, расхваленный корреспондентами журналов и газет. Это клуб психологической культуры общения «Маленький принц». Здесь и проходила обкатка программ тренинга и теоретического материала, которые легли в основу моих книг и публикаций. В живых дискуссиях с обучающимися оттачивались жизненные позиции и разрабатывались приемы тренинга новых, более успешных форм поведения. Клуб представляет собой практический полигон для занятий с моими студентами. Я долгое время преподавал в Московском государственном открытом педагогическом университете (МГОПУ) им. М. А. Шолохова на факультете педагогики и психологии, который стараниями его декана профессора И. П. Клемантович стал серьезным центром подготовки социальных педагогов и педагогов-психологов. На этом факультете, было дело, я заведовал кафедрой прикладной психологии. Но «время вперед» — теперь я доцент кафедры связей с общественностью Государственного университета управления (ГУУ) — того, чьи корпуса высятся рядом со станцией метро «Выхино» в Москве. Вместе с директором Института социологии и управления персоналом ГУУ профессором Альбертом Владимировичем Филипповым и под его руководством я обучаю будущих специалистов по честным Пи-Ар-технологи-ям. Продолжаю сотрудничать и с МГОПУ. Значительная часть материалов книги «Лабиринты общения» и этой вот книги были изданы в качестве учебных пособий для студентов. В сущности, обе книги в целом могут расцениваться как учебные по ряду дисциплин в рамках практической психологии.

Я издаю книгу «недописанной». Только основные личностные психотипы: паранойяльный, эпилептоид, истероид, гипер-тим, шизоид. Во-первых, для того чтобы не затягивать выход в свет уже достаточно доработанного материала и чтобы читатель прямо сейчас уже мог им воспользоваться. Во-вторых, потому что считаю эти психотипы действительно основными, то есть наиболее распространенными, наиболее значимыми и наиболее интересными. Но в ходе изложения все же достаточно много материала дается и по другим психотипам (психасте-ноиду, сензитиву и т. д.).

Предупредим, что книга наша — не «чтиво». Это жизненно необходимое учебное пособие. Но это и не просто «полезные советы». Книга имеет психологически-философское и морально-мировоззренческое значение. Она расширяет общеобразовательные горизонты. Излагая материал по тому или иному психотипу, я могу порассуждать на «общечеловеческие» или политические темы, предлагаю свое осмысление ряда социально-психологических проблем.

Ну, хватит введения. Всего за скобки не вынесешь. Лучше мы будем возвращаться к неким общим рассуждениям по мере изложения материала по каждому психотипу. И там будем говорить о некоторых моментах, важных для целостного понимания вопроса.

Глава I
ПАРАНОЙЯЛЬНЫЙ ПСИХОТИП

Этимология

Слово «паранойяльный» можно перевести как «околоумный». «Пара-» — около. «Ноо-» — ум, духовная сфера. С подачи академика Вернадского в лексикон человечества вошло слово «ноосфера», по аналогии со стратосферой и биосферой... Ноосфера, по Вернадскому, — это ум Земли. Итак «ноо» — корень слова «паранойяльный». Но «хвост от носа далеко», и, как часто бывает в детских рисунках, нос слона, а хвост крокодила... Первоначальное значение слова «паранойяльный» («околоумный») более соответствовало сути, когда относилось к больным с чистым, то есть без галлюцинаций, бредом преследования. Но теперь оно применяется к людям с паранойяльным психотипом. А для них прямой перевод этого слова не подходит по смыслу.

У паранойяльного психотипа нет такого отклонения от нормы, которое граничит с безумием, но есть главная, определяющая многое другое черта личности — необычайно выраженная целеустремленность.

Так что не будем путать паранойяльного человека с больным шизофренией, у которого ведущим является паранойяльный синдром.

Главная черта — целеустремленность

Итак, повторяем, этому психотипу свойственна повышенная, следовательно, более выраженная, чем у других людей, целеустремленность... Это понятие может быть определено как удерживание выработанной программы действий в «памяти воли». Надо как бы отделить от других «отсеков» памяти то, что в ней связано именно с волевым актом.

■ То есть я помню то, что наметил выполнить, я держу эту цель под прицелом своей памяти, все время заставляю себя работать на эту цель.

Паранойяльные удерживают программу действий в «памяти воли» лучше, чем другие психотины. Гипертимы и неустойчивые программу действий практически не удерживают в памяти. Психасте-ноиды мучительно колеблются и долго не могут выработать программу действий. Шизоиды ее вообще не вырабатывают, а творят себе свободно, как бог на душу положит. Истероиды и эпилептоиды обычно придерживаются программ, выработанных другими людьми, причем истероиды мечутся от программы к программе, а эпилептоиды консервативно придерживаются раз и навсегда выработанной программы. Ну а паранойяльный вырабатывает программу сам, хорошо удерживает ее в «памяти воли» и навязывает другим.

Паранойяльный человек может выдерживать большие программные напряжения, он склонен к ним, он их любит. В этом отношении он похож на эпилептоида, но отличается от гипертима, истероида, шизоида.

Вообще-то говоря, любой человек ставит себе цели, более отдаленные во времени, чем это может сделать любое животное. Но тактика «работы с целью» может быть двоякая. Можно поставить цель и подбирать средства для ее достижения. А можно видеть средства и под них «подобрать» цель. В жизни встречается смешение обеих тактик.

■ К примеру, мы наметили покупку, зарабатываемой одалживаем деньги, идем и покупаем или же, напротив, заработали деньги — идем на рынок и смотрим, что бы на них купить.

Паранойяльный человек почти всегда предпочитает первую тактику: ставит цель и под нее изыскивает средства.

Повторимся: какие-то цели, конечно, ставит перед собой и достигает их даже самый что ни на есть безвольный человек, даже неустойчивый психотип. Но целеустремленность паранойяльного съедает на своем пути буквально все. Прежде всего, в своем движении к цели паранойяльный, как уже говорилось, как бы наступает «на горло собственной песне», то есть он склонен подавить другие свои потребности. И здесь надо отдать должное его воле. Например, будучи достаточно сексуальным, паранойяльный мало занимается сексом, ему некогда.

Но если бы только это... Нет, раз он сам отдает всего себя делу, которому служит, которому посвятил жизнь, то можно, по его мйению, заставить работать на это дело и других, можно пренебречь их интересами, судьбами и даже жизнями.

■ Печально знаменитый тезис циничного политика Возрождения Макиавелли щель оправдывает средства» как нельзя более точно характеризует этот психотип.

А если в качестве противовеса этому тезису выдвигаются простые нормы нравственности, то у паранойяльного находятся психозащитные оправдания: я служу всему человечеству, и интересами отдельного человека можно и нужно пренебречь.

В этом смысле наиболее яркая иллюстрация — «отец народов» Сталин. Он не спал ночами, работал, и, пока он не спал, не спали члены правительства, с тревогой ожидая звонка. Причем должны не спать ночами не только подчиненные, но и родственники. Жена у него, как правило, машинистка, дети — курьеры.

Энергетичность

Паранойяльный очень энергетичен, работоспособен, работает практически без отдыха. Он может, как говорилось, выдерживать большие программные напряжения, неуклонно проводить в жизнь намеченное. Спит урывками, хронически недосыпает от перегрузок, бывает, что отсыпается, но редко. Встанет по первому же сигналу. Держит телефон около постели и хватает трубку после первого звонка. Но сон у паранойяльного глубокий, совесть его по ночам не мучит (хотя на этот счет мнение других людей может быть иным). Засыпает он так же мгновенно, как и пробуждается. Кошмарных сновидений нет, но и приятных тоже. Вся его радость — в его деятельности «на благо отечества», которое всегда, по его мнению, в опасности.

Я специально не сказал «энергичен». Энергичность может быть кратковременной, а у паранойяльных запас энергии огромный. Они именно энергетичны, неутомимы.

Паранойяльный психотип — это вечный двигатель, perpetuum mobile, человек, приводящий в движение множество людей вокруг себя.

Логики психотипа

Итак, базовой чертой паранойяльного человека является ярко выраженная целеустремленность. И теперь из нее будем выводить (уже кое-что вывели), следуя логике исихотипа, другие черты. Эта логика прочитывается во всем поведении паранойяльного человека. Мы покажем, как эти черты определяют его поведение в тех или иных ситуациях. Он ведет себя именно так, а не иначе; чтобы вести себя иначе, он должен приложить серьезные усилия, скорее всего, после занятий с психологом-коррек-ционистом. В дальнейшем мы и разберемся в том, как проявляются эти черты в разных сферах жизни паранойяльного человека и в множественных уголках его души. И мы увидим, как они, эти черты, переливаются всеми бттенками палитры великого художника — Природы.

В изложении мы не будем слишком обременять вас анализом того, как основной чертой определяются конкретные качества паранойяльного. Мы будем раскрывать черту за чертой, которые можно легко обнаружить в паранойяльном человеке, а вы будете сами прослеживать логику психотипа.

Порядок

Паранойяльный в своей целеустремленности создает свой нетрадиционный порядок в вещах. Если эпилептоид, соблюдая традиционный порядок, ставит книги «по росту», то у паранойяльного они расставлены по содержанию, так что ряды нужных для работы книг могут выглядеть неаккуратно. И если этот рабочий порядок в кабинете или на рабочем столе в общей комнате кто-то нарушает, паранойяльный резко реагирует. Сам же он может ради своего порядка нарушить порядок, введенный кем-то до него.

■ Например, жена и теща моют посуду обычно так: тарелка в тарелку, затем стопка тарелок ставится в раковину, а уж потом все моется. А паранойяльный муж, допустим, пришел к выводу, что это нерационально, потому что при этом каждую тарелку надо более тщательно мыть и снизу, так как она дополнительно пачкается остатками пищи на нижней тарелке; а кроме того, мытью каждой тарелки мешает вся стопка тарелок, и все это приводит к непроизводительным тратам времени.

Он навязывает свой порядок мытья посуды: сооружает над кухонным столом этажерочку с множеством полочек для испол-зованных тарелок, теперь каждая тарелка не испачкана снизу.

Надо сказать, что паранойяльный очень настойчив в своих стремлениях внедрить порядок, который предложил именно он. Может статься, что придуманный им новый порядок действительно лучше и что есть все основания его ввести, как в только что приведенном случае. Но людям несвойственно быстро менять свои привычки, и настойчивость паранойяльного раздражает их, а паранойяльного человека бесит их консерватизм. Вот и возникает конфликт.

Итак, если вы паранойяльный, сдержите свою революционную мысль: ведь отношения с людьми могут быть дороже, чем рационализм в вещном мире. А если вы относитесь к другому психотипу, но живете или работаете рядом с паранойяльным, подумайте: может быть, он прав в своих нововведениях. И вам легче будет жить и работать. Так, двигаясь навстречу друг другу с пониманием тонкостей психотипа, мы сможем предотвратить или смягчить конфликты.

Паранойяльный человек вводит новый порядок не только в вещах, но и в отношениях людей. Николай Чернышевский со своими последователями пробил стену женской зависимости от мужчин. А в начале нашей эры именно паранойяльные вводили религиозные запреты на языческие вольности в сексуальной жизни.

Я специально начал с тарелок: хотел показать, что паранойяльный проявляется и в мелочах. Но все же основное, что его интересует, — это микросоциум. И цель паранойяльной личности состоит в глобальном изменении общественного порядка, установленного ранее кем-то из предшествующих паранойяльных деятелей и поддерживаемого ревностными эпилептоидами. Паранойяльный считает этот порядок вещей плохим, отношения, сложившиеся в мире людей и поддерживаемые традицией, признает негодными и подлежащими замене на лучшие, им придуманные.

И если кто-то не хочет признавать порядок, за который ратует паранойяльный (в мире вещей, в микросоциальных отношениях или в социальном макромире) хорошим, то он, паранойяльный, считает этого человека плохим.

Итак, паранойяльный человек — принципиальный революционер. И в то же время — беспринципный. Его принцип — ниспровергать что угодно. Другие принципы он не признает: «Мы свой, мы новый мир построим».

И все, казалось бы, неплохо. Но вот ведь глупость какая. Часто, слишком часто воплощается еще один тезис знаменитого «Интернационала»: «кто был ничем, тот станет всем». Если песня становится гимном, и не только гимном, но и программой, то может получиться и смешно, и страшно: ничто (ничтожество!) становится всем.

Так было не только в семнадцатом. Вот и теперь так называемые демократы, сменив так называемых коммунистов, дали возможность развернуться интеллектуальным и моральным ничтожествам, которые не только не могут изобретать, но даже и воровать как следует не могут (тут тоже надо умение), а могут только нагло попирать права других людей и нравственные принципы, используя лишь одну силу — силу взятки и не имея ни совести, ни даже боязни потерять репутацию.

Цели — в социуме

Цели у паранойяльной личности — обычно в социуме. Когда гоголевский Башмачкин, воспрянув духом благодаря новой шинели, дал объявление о переписке текстов, у него появился первый клиент, который принес ему прожект о переустройстве общества. Вот это и был паранойяльный.

Паранойяльные люди — творцы новой общественной идеологии, новых экономических макросоциалъных систем, новой религии, новых течений в старых религиях.

Страшно то, что они требуют от других людей безоговорочной веры в свои идеологические построения. И даже если их идеи не выдержали экспериментальной проверки, то, по их мнению, тем хуже для экспериментальной проверки, значит, она была неправильно проведена, а их идеи всегда правильные. Они подновляют идеологию. Как было с коммунизмом? Почему не получилось? Оказывается, плоха не идея уравнительного коммунизма, а ее воплощение, считает паранойяльный коммунист. Плохие люди воплощали эту идею. И он будет подбирать себе новые кадры, новых адептов, новых апостолов, новых воителей. Но не стоит упрощать. Фромм критикует, но не отвергает напрочь коммунизм Маркса. А я сейчас не идею коммунизма обсуждаю, а паранойяльных коммунистов.

Вы, вероятно, обратили внимание на то, что, говоря о паранойяльных, я часто говорю о политике. Паранойяльный хочет заниматься и организацией производства. Но это эпилептоид бывает хорошим организатором производства, а паранойяльный здесь скорее все завалит. Конечно, и паранойяльный может как исключение организовать производство, но и шизоид может на некоторое время включиться в политику. И все же дело шизоида — скорее наука, дело истероида — скорее искусство, а паранойяльный — скорее политик. В то же время нельзя сказать, что все паранойяльные — политики и что все политики — паранойяльные. Но характер и род деятельности тут все же очень связаны. Политика более близка паранойяльному, она дает ему сразу выход на макросоциальные дела. Но паранойяльный может искать и другие выходы. Вот психолог вроде бы разрабатывает какие-то алгоритмы общения в микрогруппах, но это — методика, которая может быть распространена на множество микросоциальных миров.

Паранойяльный человек целеустремленно овладевает наукой для достижения целей в рамках своей парадигмы (основного направления мысли). В основном он работает в прикладных науках, а фундаментальную науку продвигает, может быть, в должности директора института или работая в составе депутатских комиссий. Его можно видеть в роли организатора работы по достижению опять-таки какой-то большой социальной цели. Например, он старается разработать новые принципы,организации науки или наладить новое, значимое для страны производство. Организует защиту пенсионеров, детей, животных, окружающей среды. При этом и там, и там он сам ставит себе задачи, ставит их и другим ученым. Он формирует социальный заказ. Он рвется к рычагам власти в науке, к посту ректора вуза, к должности директора НИИ. И в случае удачи осуществляет свою власть: проводит новую кадровую политику, разыскивает специалистов, принимает на работу своих адептов, заменяет ими тех, кто, по его мнению, мешает продвижению его дела.

В других сферах

А возможно ли, чтобы паранойяльный человек был врачом или технарем? Да. Но и в этом случае он свое творчество посвящает только социально значимым проблемам: либо создает вакцину от спида, либо ищет источники экологически чистой энергии. Главное для него — облагодетельствовать род людской, страну, этнос, на худой конец — город. Ниже паранойяльный спускается редко.

Некоторые паранойяльные занимаются, казалось бы, вовсе бессмысленным делом: переплыть океан на каноэ, достичь на лыжах Северного полюса, в одиночку совершить на лодке кругосветное путешествие... И как результат попасть в книгу рекордов Гин-неса. Если это не истероидное желание сорвать аплодисменты и раздавать автографы, то и здесь имеется в виду социальная задача — продемонстрировать миру возможности Человека.

Ну а если уж паранойяльный решил заняться предпринимательством, то в рамках дела или чтобы заработать на развитие своего направления. Здесь он может быть не вполне честен в сделках, даже и преступные дела может творить — «цель оправдывает средства». Он весь в риске, рискнет — проиграет, снова рискнет — выиграет. Но в силу своей активности паранойяльные чаще успешны.

Роль в религии

Мы не раз будем обсуждать тему «психотип и религия». Паранойяльный психотип в религиях играет ведущие роли. Паранойяльный в религии — пророк. Если отвлечься от собственно теологической проблематики, а брать человеческое, то и Магомет, и Моисей, и Будда, и Заратустра, и сам Христос — личности паранойяльные. Во всех евангелиях, во всех фильмах об Иисусе Христе это хорошо проиллюстрировано.

Паранойяльный пророк берет ту или иную умную-безумную идею у шизоида, расширяет-углубляет-видоизменяет-система-тизирует-абсрлютизирует. Выдает за свою. Или провозглашает автора облюбованной идеи предтечей. Объявляет себя пророком, обрастает апостолами, кликушами... А они уже при нем, живом или погибшем (чаще, чем усопшем), ставят храмы, воца-ряют церковь. Обычно церковь так или иначе искажает идеи пророка, перерождается. Появляются реформаторы церкви, появляются секты на основе той же религии: протестантизм с паранойяльным Мартином Лютером, баптисты и т. п. Поэтому как вариант: паранойяльный — не основатель новой религии, а реформатор старой. Но это в принципе то же самое.

Роли в политике и в муке

Приблизительно такой же процесс происходит и в политике. И тут паранойяльный человек берет ту или иную (или две-три) идею все у того же шизоида, оттачивает ее, объявляет его предтечей. Потом обрастает адептами. Сначала, как мы говорили, это истероиды, склонные безоговорочно принимать позицию новоявленного паранойяльного пророка в политике («кликуши»). Позже присоединяются эпилептоиды. Именно эпилептоиды становятся основными серьезными пропагандистами идей паранойяльного. Повторим тезис, что паранойяльный — это пророк, а эпилептоиды — апостолы. Эпилептоиды — его «гвардия». Но это потом, а поначалу паранойяльный может работать один, он пишет «в стол», выходит к людям без поддержки, в начале процесса он сам себе вождь и сам себе партия. И сражается в поединках с другими вождями, а иногда — и с целыми партиями во главе с их лидерами.

Приблизительно такой же процесс происходит и в науке. Повторяться не стоит.

Профессии

Каковы же профессии, которые предпочитают паранойяльные и которые «предпочитают» паранойяльных. Это уже понятно из вышесказанного: политики, партийные вожди, губернаторы, директора НИИ, директора экспериментальных производств, депутатский корпус, родоначальники сект, пророки...

В овладении профессиональными навыками паранойяльные проявляют немалое рвение, учатся всему, что облегчит их работу, продвижение и успех, особенно интероргтехнике и языкам. Здесь они склонны доучиться и даже переучиться, усвоить нововведения. Но идеи, которые противоречат их первоначально взятому направлению, они воспринимают в штыки.

Катализатор

Обобщим сейчас отдельно то, что ранее уже проскальзывало. Паранойяльный человек — как бы устроитель и катализатор процессов в обществе. Он перерабатывает идеи шизоидов. К нему присоединяются и греются в лучах его харизмы истероиды; ведь в религии истероиды — кликуши, бесноватые, из которых можно легко «выгнать беса», в политике и науке — восторженные почитатели, легковерные и легко разуверяющиеся, но их много, они создают ореол, и, когда масса истероидов вокруг паранойяльного становится критической, к ней по нарастающеей начинают присоединяться и эпилептоиды. И чем больше эпи-лептоидов уже присоединилось, тем больше их присоединяется. Эпилептоид, как мы подробнее покажем ниже, любит наводить справедливость в соответствии с уже существующими законами. А паранойяльный любит вводить справедливость, то есть другие, более совершенные, с его точки зрения, законы. А что может быть более животрепещущей проблемой в обществе, чем проблема справедливости? Так что катализатор!

Философия

Паранойяльного человека не очень интересует философия как таковая, ему все равно — материя ли порождает дух, или дух материю... Ему важнее различные социальные аспекты. Но если для решения социальных вопросов требуется пофилософствовать, он может углубиться и в эту область, став в какой-то мере профессионалом и здесь. Так, у Ленина были «Философские тетради», он написал философско-публицистическое эссе «Материализм и эмпириокритицизм». Многие философы сейчас скептически оценивают этот философско-партийный экзерсис, но нельзя не признать, что на ту пору в проблемы философии он вник достаточно глубоко.

Характерен один из тезисов Маркса о Фейербахе: до сих пор философы объясняли мир, а надо его переделывать. Он великолепно иллюстрирует паранойяльную личность — тут и добавить нечего.

Субъект-объектность

Творя в макросоциуме, паранойяльный считает себя личностью, субъектом, а других так или иначе превращает в объекты. Это именно у него ярко выраженное субъект-объектное отношение к людям, против которого возражает гуманистическая психология. Это он считает всех «винтиками», «массами», «тестом истории». Себя он считает творцом, а человеком из массы, винтиком, быть не хочет. Впрочем, нередко он заявляет, что народ, массы превыше всего, и тогда (тут уж деваться некуда) считает себя плоть от плоти героем из народа. Вспомним: «вышли мы все из народа...» Но ив этом случае декларируется лишь «генетическая» связь нашего героя с народом, на деле он выделяет себя из народа, он учит народ, ведет за собой, покоряет его, подчиняет, подавляет...

Суггестия

Суггестия — внушение. Паранойяльный и суггестия очень связаны. Сам паранойяльный в целом плохо поддается внушению. В том числе и гипнотическая внушаемость, в противовес истероидам, сензитивам и неустойчивым, у него незначительна, так себе, легкая сонливость, расслабленность. Это он внушает. Он вождь. Он ведет массы, толпу, и она ему верит, даже верует. Он может призвать умереть за его идею и даже за него самого, который эту идею воплощает и без которого умрет его дело.

Иногда он выступает в роли мага, гипнотизера, этакого «Калиостро», но это больше на провинциальном уровне.

Эмпатия

Эмпатия — это вчувствование в психику другого человека. Это может сопровождаться сопереживанием и сочувствием. (А бывает и «отрицательная» эмпатия — с подчинением человека.)

Паранойяльные неэмпатичны, плохо чувствуют другого человека, не чутки к чужому горю, У них все подчинено только делу. Когда паранойяльный проповедует, он сам впадает в транс, сознание сужено, глаза горят, руки энергично жестикулируют, в эти минуты он совершенно недоступен другим людям, он их любит-ненавидит в зависимости от того, как они воспринимают его речь. Он может и в другое время совершенно не думать о потребностях и состоянии близких людей, об их больших и тем более маленьких бедах, мелких заморочках: подумаешь — слезы, «что слезы женские? — вода». Он должен постоянно задавать себе вопрос, стоит ли его дело больше человека. Может быть, конечно, и стоит. И не обязательно умиляться довольно сомнительной в смысле истинности фразе Достоевского о слезинке ребенка.

■ Но паранойяльному все же имеет смысл остановиться в беге, оглянуться во гневе и все-таки задать себе этот сакраментальный вопрос, стоит ли его дело больше человека.

Благодеяния

Паранойяльные склонны творить добро, но только тогда, когда это служит интересам их основного дела: для рекламы, во время избирательной кампании, для завоевания человека, который важен как приверженец. И это делается в ущерб другим людям, которые имеют, может быть, больше моральных оснований на его внимание.

Грех

Паранойяльный, как следует из логики психотипа, грешит и не кается! Тут один из наших образных «узлов». Сравним все психотипы. Так вот, эпилептоид обыкновенно не грешит и не кается. Или мало грешит и мало кается. К гипертиму приложимо стандартное словосочетание: грешит и кается. Истероид грешит, чтобы каяться. А психастеноид (о, психастеноид!), запомним: он не грешит, но кается.

Итак, паранойяльный грешит и не кается. По его мнению, все, что он делает, все, чего он требует, необходимо для высшего блага Человека и, что бы он ни сделал, это не грех, а добродетель. Даже если и для себя кое-что взято, это малость, а отдается много, считает он. Может быть, и так, и все же не грех паранойяльному человеку задуматься над этим и поточнее взвешивать свои грехи. Если вспомнить истово верующего и боящегося

Бога Ивана Грозного (объединил Русь — куда уж больше), то тот не каялся, а боялся, покаяние его было вызвано не раскаянием, а страхом перед наказанием.

Вероломность

В отличие от эпилептоида, паранойяльный может быть вероломным. И всегда найдет массу оправданий, почему он нарушил договор. Прежде всего потому, что его поведение обусловлено обстоятельствами общего дела. А если даже имеются какие-то личные причины, то он для этого общего дела сам по себе больше значит, чем другие, и так далее в этом духе.

Комплекс неполноценности и гиперкомпенсщия

Нередко у паранойяльного человека можно выявить те или иные дефекты, неважно, в чем они выражены. Это может быть хромота, неуклюжесть, полнота, худоба, малый рост, неправильный прикус, диспропорции в лице, картавость, заикание, гнилые зубы. Или же его отец — «враг народа», «предатель, в плен сдался немцам». А Троцкий — вообще был еврей.

Дефекты речи или то, что тебя дразнят в школе «жиртрест-промсосиСка», принадлежность ли к гонимой нации создают у паранойяльных тот неоценимый комплекс неполноценности, который впоследствии гиперкомпенсируется достижениями в социальной сфере. Получается даже, что комплекс неполноценности как бы дан свыше, что «это подарок судьбы». Важно, что некий дефект формирует переживание неполноценности и страстное желание его компенсировать. Развивается бурная деятельность по его восполнению.

■ Суворов, будучи хилым мальчиком, задался целью стать полководцем — и стал им. Есть словосочетание, ставшее достаточно расхожим термином: «наполеоновский комплекс». Низкий рост Наполеона при его полноте и его бурное продвижение в социуме известны всем.

Паранойяльных, скорее всего, третировали в детстве — родители, учителя, мачеха, отчим, старшие ребята во дворе... И начинала работать великая сила — гиперкомпенсация.

Мы затронули страшную и интересную проблему еврейства. Быть евреем в стране, где время от времени вспыхивает постоянно тлеющий уголек антисемитизма, — это испытывать самый жгучий комплекс неполноценности. Может быть, именно поэтому у евреев действительно много достижений.

Но то, что мы сейчас отметили в последних абзацах, может приобретать и зловещие черты. Тот же Наполеон — это сейчас как бы даже романтизированная фигура, а ведь у Толстого Пьер Безухов воспринимал его как злодея. Еще страшнее был маленький и сухорукий, с оспинами на лице, Coco Джугашвили — впоследствии Сталин.

И в то же время переживания человека незаурядного, но оттесняемого из-за своего не зависящего от него дефекта на периферию общества тяжки для него. Поставим себя на его место — и нам тоже захочется отомстить благополучным насмешникам, придавить их, заставить ползать, подчиняться, умолять. Но человек должен и может сказать себе: я благородный и умный, я буду сопротивляться этим низменным желаниям. А лучше быть изначально столь благородным, что не будет и намека на такие желания. Ну ладно, не будем идеалистами: такое желание возникнет. Но надо ему сопротивляться, хотя бы для того, чтобы не получить потом репутацию злодея — мы же не этого добивались. Нам ведь и самим хочется в собственных глазах выглядеть добрым. А зачем, собственно, и влезать в чью-то шкуру? Даже если ты не такой уж паранойяльный психопат, а просто тебя гложет мелкая зависть, то и здесь не следует компенсировать свои проигрыши за счет других, пусть эта компенсация произойдет за собственный счет.

■ Скажи себе: сегодня я стану лучше, чем вчера, достижения будут расти, я их направлю на пользу людям, я вырасту в своих глазах, люди так или иначе заметят мои достижения, и я займу достойное место среди достойных людей.

А если кто-то из паранойяльных окажется не столь достойным, то психотерапевты помогут сопротивляться его комплексам и гиперкомпенсации и стать более достойным. И это только на первый взгляд кажется идеализмом. На самом деле этот процесс возможен и в принципе даже происходит в обществе, пусть только среди более нравственно совершенных людей — но зачем нам равняться на несовершенных?

Психическая защита

У паранойяльного человека часто срабатывает поверхностная иррациональная психическая зашита. Что это такое — психическая защита? Это, как явствует из словоупотребления, — любая перестройка в психике, которая снимает тревогу, успокаивает совесть. Ведь паранойяльному человеку часто приходится делать что-то осуждаемое людьми: отречься от друга, от прежних взглядов, принести в жертву интересы отдельных людей или даже целых групп, а то и народов. Совесть, которая тревожит людей других психотипов, у паранойяльного быстро успокаивается. Он забывает чужие благодеяния, иногда искренне удивляясь, когда ему напоминают об этом («разве так было?»), девальвирует их в собственных глазах и в глазах других людей («подумаешь, это был только телефонный звонок»). Он преуменьшает свои грехи («ну это же простительно, я не смог, так получилось»), объявляет незначительными поводы для тревог, из-за которых к нему обращались («я тогда не помог тебе, но ты сам справился»). В общем, паранойяльные легко манипулируют, может быть, и бессознательно фактами и аргументами в свою психозащитную пользу. Защита эта поверхностная, люди от них в результате отворачиваются, и в конце жизни паранойяльный может оказаться в полном одиночестве.

Паранойяльныые, бойтесь этого заранее. Подстелите «соломку» в виде искреннего сочувствия, интереса к мелким личным переживаниям близких. Нет, не хотите...

■ Что ж, умирайте в одиночестве, наедине с богом зла, богом злата или даже богом всеобщего блага в далеком коммунистическом завтра, но никто не подаст пресловутую кружку с чаем или утку, чтобы вы перед смертью помочились в нее, и никто не закроет вам глаза.

Отношения с людьми

В отношениях с людьми у паранойяльного преобладают деловитые просьбы, требования, распоряжения, приказания, инструкции. Самое употребляемое слово при этом — «срочно». В записках оно подчеркивается тремя чертами, ставятся три восклицательных знака, все это еще обводится рамкой. При этом паранойяльный не считается с тем, можно ли действительно это выполнить срочно. Паранойяльный почти всегда необоснованно, неоправданно требователен. Воплощению своих замыслов он подчиняет не только всю свою, но и чужую жизнь. Скажем так: сам раб своих идей, он делает рабами их других людей (извините за непрошеную рифму).

В то же время сам он резко сопротивляется даже обоснованным требованиям, если они идут вразрез с его интересами. Нередко он жестко, даже грубо отказывает — более грубо, чем эпилептоид. Любая требовательность и любой отказ неприятны. Но жесткость, с которой это делает паранойяльный, вызывает обычно возмущение. Паранойяльные, учтем это!

Средства влияния на человека у паранойяльного разнообразны.

■ Если не удается убедить и подействовать внушением, в дело пойдут ультиматумы и шантаж. Излюбленным приемом паранойяльного является манипуляция, то есть скрытое психологическое воздействие с материальной или психологической выгодой для себя в ущерб партнеру.

Паранойяльные люди не только на работе и в большой политике, но и в быту обычно окружены адептами: «апостолами» (эпилептоидами) и «кликушами» (истероидами), как мы помним. С ними у паранойяльного до поры до времени сохраняется совместимость. Вообще-то паранойяльные неуживчивы и с ними, но истероиды и эпилептоиды все же им более подходят. Истероид склонен восхищаться и греться в лучах славы другого человека (а паранойяльный потенциально ею «обладает»). Эпилептоид же склонен принимать чужие мысли и твердо верить в них и тоже не чуждается принять на себя заслуженную им совместно с паранойяльным славу.

Но вот с другим паранойяльным паранойяльному человеку совсем плохо. Друг с другом соперничают, конечно, люди любых психотипов, даже сензитивы с психастеноидами. Но «топят» других больше истероиды и паранойяльные. Однако если истероидка топит человека на уровне общения («В Москве сейчас так не одеваются, как ты»), то паранойяльный топит соперника на уровне отношений или даже существования, к какому бы психотипу этот соперник ни относился. А уж в одной берлоге один паранойяльный с другим паранойяльным никогда не уживутся: один другого или выживет, или переживет (уничтожив). Паранойяльные вожди всех революций, хоть Великой французской 1789 года, хоть нашей Великой Октябрьской 1917 года (трагедия) или нашей «невеликой октябрьской» 1993 года (фарс), дают многочисленные подтверждения этого тезиса.

Дружба

У паранойяльного человека много новых друзей, но мало старых. Он быстро сходится с теми людьми, которые принимают его концепцию, его план действий, но быстро расходится с ними, рвет отношения, как только человек обнаруживает самостоятельность мышления, непокорность. И делает это нередко с шумом и негодованием, при этом его самое частое оценочное слово — «предатель». Люди вокруг него быстро сменяются. Возле него калейдоскоп людей, из которого он черпает новых друзей. Друзьями он считает только тех, кто на сегодня приемлет его идеи и служит им, то есть только своих адептов.

Поэтому для паранойяльного не подходит пословица «старый друг лучше новых двух». Ему подходит инверсия этой пословицы: новый друг лучше старых двух. В новых друзей (они ведь новые потенциальные адепты его идей) он вкладывается, может поддерживать их и материально, даже в ущерб старым связям, даже в ущерб близким родственникам. Я знал одного паранойяльного профессионального политика, который отказывал в помощи нуждающемуся сыну (далекому от политики) и давал деньги людям, которые поддакивали ему и по мелочам помогали в его политических начинаниях. Как подразумевает паранойяльный, из старого друга все выжато или тот уже в его фарватере, поэтому старый друг ему менее интересен, чем новый, а нового еще надо превратить в сторонника.

■ Если старый друг оказывается еще и его новым оппонентом, то паранойяльный человек относится к нему с ненавистью. И даже если старый друг становится просто бывшим другом, паранойяльный человек теряет к нему интерес, относится с пренебрежением. Один паранойяльный о другом паранойяльном, не пожелавшем быть винтиком в его социальной машине и отошедшем от него, высказался кратко и четко: «Отработано».

Другие люди для паранойяльных — лишь средство для достижения цели: винтики, глина, человеческий материал, массы. При этом признаваться в такой негуманной позиции никто из паранойяльных не хочет. Наоборот, они часто устраивают «человечные» шоу типа «Сталин с девочкой на руках».

Паранойяльный вообще делит всех людей на друзей и врагов: «Кто не с нами — тот против нас». Все друзья, впрочем, должны быть не просто друзьями — выпить там или хотя бы закусить вместе. Нет, они должны быть подвижниками и сподвижниками. Он вождь и ищет соратников-сподвижников, для которых главное в жизни — это подвиг во имя его идеи. Он утверждает, что его идея — во имя народа, во имя вечности, во имя Бога. А враги его идеи — это враги народа, богоотступники.

■ Здесь и дальше следует делать некоторые поправки с учетом конкретных обстоятельств. Паранойяльный человек — это не буквально Сталин или «сталиноид». Он может говорить не «враги народа», а, например: «Вы не уважаете коллектив»; «Вам не дороги интересы дела, института».

Часто паранойяльный человек подвергает своих сторонников испытанию на верность. Один руководитель клана заявил своим сподвижникам, что их жены — это в первую очередь его жены. А Сталин отправил жену Молотова и жену Калинина в ГУЛАГ и получил на это верноподданническое согласие этих своих соратников.

Самолюбие

Паранойяльный человек исключительно самолюбив. Он не выносит, когда отрицательно оценивают его идеи, вкусы, взгляды, реликвии и его личность в целом. Он гораздо более самолюбив, чем истероид и эпилептоид. Конечно, все мы самолюбивы, никому из нас не нравится критика, и в лучшем случае мы терпим тактичную критику, понимая ее неизбежность, вероятную полезность и то, что неприятие критики плохо смотрится со стороны. Но паранойяльный абсолютно нетерпим к любым нормальным возражениям, замечаниям и малейшим намекам на отрицательные оценки. Его легко задеть, особенно если это касается развиваемой им идеи или его личностных черт.

Для паранойяльного большую роль играет его личное авторство. Не стоит пренебрегать этим при общении с ним. Он свое авторство защищает, и отношения испортятся, если вы будете цитировать его без ссылок. При этом лучше пользоваться приемом «начало цитаты — конец цитаты», поскольку бывает, что цитировать начали со ссылкой, но затем перешли к другому абзацу, и уже неясно, чей это текст: цитирующего автора или цитируемого автора- Паранойяльный не простит и такой оплошности. Так что свято блюдем правило: «начало цитаты — конец цитаты».

Месть

Паранойяльные мстительны. Эпилептоиды тоже, но если эпилептоид не подаст руку помощи, то и ножку специально не подставит. Если и подставит, то тогда, когда представится случай, а намеренно интриговать и мстить не будет. Паранойяльный будет это делать намеренно. Он составит план мщения, посмакует его, организует его осуществление, потом посмотрит в глаза «негодяю» и спросит: «А помнишь?..»

Справедливость, законы, отношение к власти

Как было уже сказано, эпилептоид наводит справедливость (в соответствии с уже существующими законами), а паранойяльный стремится вводить справедливость, то есть новые, более совершенные, с его точки зрения, законы. Но по отношению к уже существующим законам паранойяльный не лоялен. Он склонен преступить их.

Различного рода «робин гуды», существовавшие в разные времена у разных народов, — типичное паранойяльное явление.

Паранойяльный может считать правым делом и экспроприацию, в том числе в свою пользу. Если кто-то владеет большими богатствами, это, с его точки зрения, несправедливо. А справедливым он считает отобрать и взять, например, себе, хотя чаще считает правильным разделить это между более бедными, как Робин Гуд и примитивные коммунисты.

■ Так или иначе, паранойяльный часто не в ладах с властями, которые могут и законы, введенные ими самими, нарушать опять же в свою пользу и в ущерб обществу. Он не в ладах и с законами, которые не позволяют ему осуществлять справедливость в соответствии с его пониманием.

Поэтому нередко паранойяльные оказываются за решеткой. Чтобы выжить в «зоне», они проявляют непокорность и по отношению к уголовным «авторитетам», как и «на воле» по отношению к законным властям.

Жертвенность и жертвоприношение

Паранойяльный человек может выдержать много испытаний, невзгод, лишений, пытки, репрессии, даже принять смертную муку за свою идею.

■ Монах Джордано Бруно 12 лет шел к костру на одной из центральных площадей в Риме, где ему спустя века поставили памятник. А ради чего ? Чтобы не говорить того, что не считал истиной.

Вот Галилей, когда его прижали инквизиторы, отрекся от истины и только «в кулуарах» произнес трагически знаменитую фразу: «А все-таки она вертится!» А Бруно свою истину декларировал не в кулуарах, а в лицо мракобесам.

Это стихотворение встретилось мне в трактате «О героическом энтузиазме» Джордано Бруно. Он приписывает его поэту Тансилло, но, возможно, что это псевдоним самого Бруно. Так или иначе, оно выражает ту идею жертвенности, которая бывает свойственна паранойяльным людям. Прекрасные стихи, прекрасное и трагическое содержание.

Но больше, чем идея жертвенности, паранойяльному свойственна идея жертвоприношения.

Даже сыновьями жертвовали паранойяльные (Авраам, Петр I, Сталин), не говоря уже о чужих по крови людях. Жертвоприношение и жертвенность часто идут рядом. Если я жертвую собой, то имею якобы право принести в жертву и других, потребовать от них жертвы. В жертву должно быть принесено иногда даже право на смерть, на суицид. Христианская религия запрещает самоубийство, оно карается адом. А в стихотворении поэта послевоенной и шестидесятнической эпохи Бориса Слуцкого «Кельнская яма» есть строки:

То есть в принципе не разрешает, но в порядке исключения может разрешить. Вот так!

Увы, сами паранойяльные все-таки зачастую почему-то не хотят быть жертвой. Они посылают на смерть («Но человека человек послал к анчару властным взглядом»), а сами погибать не хотят.

■ В фильме о Ломоносове сценариста Осетинского и режиссера Прошина есть такой эпизод. Паранойяльный лидер-раскольник собирает всех в деревянной церкви для самосожжения, а сам выбирается потайным ходом. Юный Ломоносов упрекает его: «Детей и баб пожег, а сам не сгорел...»

Такая вот нравственная «диалектика» свойственна некоторым паранойяльным.

Авторитарность

Авторитарность у него сквозит буквально во всем. Стремление к. ней приводит его и к политическим авторитарным, тоталитарным системам даже независимо от сути основной идеи. Коммунисты и фашисты навязывали вроде бы разные идеологии: интернационализм и национализм, — но с одинаково авторитарно-тоталитарным рвением. И тем, и другим свойственно регламентировать не только смерть людей, но и различные стороны их жизни: питание, секс, браки... Партком мог дать или не дать разрешение на развод. Но ведь и церковь делала то же самое, что же мы, демократы, забываем это за обидами на так называемых коммунистов.

Космополит

Паранойяльный, в отличие от эпилептоида, скорее космополит, чем патриот. Его идеи выходят за рамки отдельной страны или нации, он думает обо всем человечестве... Это и всемирная революция, и конец света, и стремление обратить в свою веру «инородцев». Но если в его концепцию входит патриотизм, то он может быть и патриотом.

Миссия мессии

Для всей деятельности паранойяльного человека характерна специфическая паранойяльная мотивация. Его не устраивает, что он просто придумал что-то более разумное. Нет, он сеет «разумное, доброе, вечное». Фауст у Гете говорит так:

Христос говорит двум своим будущим апостолам, которые были рыболовами: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков».

Паранойяльный действует часто От имени высших сил — от имени Бога («С нами Бог!»), с позиций всемирного хода истории (Маркс, Ленин, Сталин). Он как бы посланник самого Бога. Он берет на себя миссию мессии.

Ценностные ориентации

Паранойяльные, как правило, не изменяют своим взглядам. Это личности цельные. У них в основном непротиворечивая ценностная иерархия, по крайней мере, на длительное время. Они редко пересматривают свои взгляды и в каждый данный момент ведут себя последовательно. Это гипертим может впасть в раж из-за несправедливости, с которой столкнулся сию секунду, а через минуту, поглаживая живот, может выпивать с тем, кто совершил несправедливость.

Но у паранойяльных личностей могут быть и резкие перепады в ценностных ориентациях. Сталин был семинаристом — и стал настолько воинствующим атеистом, что уничтожил храм Христа Спасителя. Я часто видел атеистов, которые становились ревностными проповедниками той или иной религии. Это связано, наверное, со слишком сильно выраженной психозащитной позицией, с неуспехом на предыдущем поприще: какое-то движение отвергло его как лидера.

■ Кай Марций Кориолан, римский полководец, считавший Рим, как и все римляне, центром вселенной, вдруг изгнан из Вечного города. И вот он произносит знаменитую фразу: «Есть жизнь вне этих стен» (Шекспир). А потом и пошел на Рим во главе враждебных племен.

Обучение

Учится паранойяльный неровно, рывками, с переменным успехом. Оценки: смесь из троек, четверок, пятерок и... двоек. Нередко учится по индивидуальному учебному плану, перескакивает через курс — в соответствии со способностями, конечно. Может учиться сразу в двух вузах, на двух факультетах.

Творчество его начинается со студенческой или даже со школьной скамьи. Уже тогда он ставит перед собой цель и пытается ее достигнуть. И вот какими-то предметами он может пренебречь, хотя все же сдает их или (если двойка) пересдает, чтобы не выгнали из вуза, хотя бы на троечку, здесь он не гордый. Зато другие предметы или разделы учебника ему кажутся важными, в них он копается глубже, достает дополнительную литературу, покупает книги у букинистов, сидит в библиотеках. Он добывает истину в спорах с приятелями в курилках тех же библиотек, студенческих общежитиях за банкой пива и т. п.

Работа

Паранойяльный человек работает всю жизнь напролет (как гипертим всю жизнь напролет веселится) — не разгибаясь, не отдыхая и в конце концов валясь от усталости на диван в одежде, не имея сил даже умыться перед сном. Он не опаздывает на деловые мероприятия, если еще не завоевал авторитет. Но если он уже «на коне», то может и опаздывать.

В любом случае (опаздывает он сам или нет) он любит распекать подчиненных за нерадивость. Паранойяльный препирается и с властями.

■ Сравним: эпилептоиды сдержанно ведут себя и в отношении властей, и в отношении подчиненных, истероиды сдержанны в отношении властей, но распекают подчиненных, а гипертимы отшучиваются или ругаются со всеми.

Паранойяльный и дома много работает. Принимает деловых гостей, подолгу обсуждает дела по телефону, составляет документы, пишет статьи, обдумывает, делает наброски.

■ Он может что-нибудь писать в очень неудобных для этого условиях, например сидя или даже стоя в вагоне метро или электрички, присев на ступеньках в коридоре (как тонко подмечено в рисунке Кибрика с изображением Ленина), и совершенно не обращает внимания на то, что на него обращают внимание. Он это делает не из кокетства, дескать, смотрите, какой я деловой, а действительно потому, что он трудоголик.

Часто для паранойяльного лучшее время, когда можно поработать с бумагами, — ночь, поскольку днем он работает с людьми. Конечно, человек он беспардонный, но ведь не всех можно дергать ночью, да и его никто не дергает, так что можно сосредоточиться на бумагах.

Если офис паранойяльного не предназначен специально для, скажем, психологической или спортивной работы, то там обычно нет особого порядка, а скорее «революционный» беспорядок. Впрочем, некоторые уже получившие власть паранойяльные могут и наводить порядок чужими руками по своему вкусу.

У паранойяльного накапливаются архивы. Он благоговейно относится к каждой своей разработке, поэтому ничего из черновиков не выбрасывает, они захламляют квартиру и офис, вызывая нарекания близких, но не дай бог тронуть его архив — последует буря негодования. Хотя, может быть, и не стоит трогать? Даже если это затрудняет быт и ухудшает эстетику... Это совет для близких, ценящих его как личность.

Карьера и власть

Паранойяльный человек планирует свое продвижение по жизни. И если кто-то стоит на его пути, он интригами, вероломством, убийствами, подлогами или даже честным путем убирает соперников.

■ Ричард III Глостер в фильме «Башня смерти» сделал себе стеклянный шкаф, поместил там кукольные изображения всех, кто стоял у него на пути к трону, и по мере их устранения выбрасывал очередную куколку.

Карьера паранойяльной личности зигзагообразна. Эпилептоид — тот неуклонно поднимается по ступенькам без каких-либо катаклизмов. А паранойяльный может и низко пасть и высоко взлететь, а может долго стоять на одной ступеньке. Его обычно не пускают вперед другие, конкуренты.

Паранойяльный — всегда неординарен, он нонконформист. Это о нем поэтические строки Павла Когана:

По отношению к власти паранойяльный чаще всего диссидент, он в оппозиции, если сам не у власти. И, будучи в оппозиции, он обычно не поступается принципами, не отступает от своих оппозиционных идей. Поэтому в своем продвижении по служебной лестнице встречает сильное сопротивление, может и застрять надолго. Но паранойяльный рвется к власти. Он очень активен. В непосредственной близости от победы в борьбе за власть он может лукавить, интриговать, пренебречь договором. Когда запах власти слишком силен, он устраивает революции, дворцовые перевороты, присоединяется к группировкам, раскалывает их, возглавляет один из осколков бывшей группировки. Будучи у власти в своей группе, партии или фракции и чувствуя оппозицию изнутри, он набирает извне «опричников», которые помогают ему избавиться от оппонентов и подавить пока еще преданных ему, но склонных к инакомыслию людей. Все эти действия позволяют ему достичь власти в учреждении, на предприятии, в городе, в штате, в области, в стране — особенно на крутых макросоциальных виражах. Но, как говорил

Анатоль Франс, если для достижения власти есть десятки способов, то для ее удержания нет ни одного. Может быть, Франс сатирически это слегка и преувеличил — но только слегка. Паранойяльного, достигшего власти, часто, очень часто низвергают. Он падает, а потом поднимается (если его не уничтожают физически) и снова начинает борьбу за продвижение.

Типичное поведение для паранойяльного — прийти «в чужой монастырь со своим уставом». Ведь создавать свое — дело долгое, трудное. Поэтому паранойяльный склонен внедриться в готовые организационные структуры, вытеснить лидеров-отцов, возглавить уже созданную ими структуру.

Власть других людей над собой он в крайнем случае терпит, но до поры до времени. Как только появляется возможность самому взять власть, он ее берет, не гнушаясь психологическим давлением или даже вооруженным насилием.

Паранойяльный обожает командовать, управлять, он любит власть и в этом сходен с эпилептоидом, только его властолюбие более рьяное. Но, в отличие от эпилептоида, он совершенно не умеет и не хочет подчиняться сам, он не терпит, чтобы им управляли. Он навязывает свои взгляды и программы партиям, навязывает новое государственное устройство или хотя бы его детали, свои законопроекты, новые традиции, символику.

■ Но если у эпилептоида распоряжения четкие и непротиворечивые, то у паранойяльного они часто сбивчивые, и не всегда поймешь, то ли «казнить нельзя, помиловать», то ли «казнить, нельзя помиловать». А если спросишь, как, мол, понимать его распоряжение, то нарвешься на гнев: что ли сам не можешь разобраться?

Паранойяльный любит, чтобы люди каялись перед ним и клялись в верности — это тоже атрибутика власти. Сталин устраивал целые политические спектакли с покаянием.

Нравится паранойяльному и чинопочитание. Встав у власти, даже неформальной, даже только внутри небольшой группы, он требует соблюдения субординации, устанавливает порядок приема людей. Питает слабость к лести, хотя и не всегда на нее поддается. Чинопочитание паранойяльный любит, впрочем, лишь по отношению к себе, но сам не почитает вышестоящих.

Мышление

Паранойяльный — человек творческий, но со своей спецификой. Паранойяльное творческое мышление зависит от организации мыслительного ассоциативного ряда, а он недостаточно широк и ограничен узкой направленностью личности паранойяльного.

■ Например, эпилептоид на слово «верная» даст страндартную ассоциацию «жена» («верная жена»). Шизоид быстро отреагирует, допустим, словом «гибкость» или словами «масть», «эмоция». Связи между вспомнившимися словами есть, но нежесткие: «верная гибкость» (не подводящее человека качество), «верная масть» (в картах), «верная эмоция» (то есть адекватная).

Паранойяльный же ответит что-нибудь вроде: «верная политика», «верная мысль», «верная рука» — то есть в духе его политических революционных интересов.

Творческое мышление паранойяльного человека — сугубо целенаправленное, а сам процесс мышления, его «побочные» продукты паранойяльному не интересны, он отбрасывает их, коль скоро они противоречат его целевой идее, в то время как именно они могут оказаться более продуктивными. Может статься, он и попытается опровергнуть противоречащую идею, но не станет разрабатывать ее ради интереса, как это сделает шизоид, которому важен не результат, а процесс.

Паранойяльному важен результат, а не процесс.

Ход творческого мышления у паранойяльного носит как бы принудительный характер. Все подгоняется под основополагающий тезис. Вот шизоид — тот творит свободно, как птичка поет, бессистемно, он парит в заоблачных высотах своих абстракций.

Мышление паранойяльного обычно достаточно последовательное и одностороннее. Он копает глубоко в одной точке — там, где ему интересно и где нужно копать для достижения поставленной цели. Здесь он сходен с эпилептоидом, с той, впрочем, разницей, что эпилептоид цели не формулирует, а осуществляет

цели, поставленные перед ним кем-то со стороны, скорее всего, паранойяльным лидером. При этом эпилептоид копает не так глубоко, но в нескольких местах.

Паранойяльный ставит цели и перед собой, и перед людьми, принадлежащими к другим психотипам. Ему удается вести их за собой, если они сами не принадлежат к паранойяльному психотипу: те упираются и с неистребимым упорством тянут в свою сторону.

Подобно эпилептоиду, паранойяльный видит перед собой мало альтернативных вариантов — только свою полюбившуюся ему мысль. Он закрыт и для идей со стороны. И если другие люди указывают ему на противоречия, он просто отмахивается от них. Его логика искажается его психологией. Паранойяльный может выкручивать руки логике с помощью софизмов (преднамеренных логических подтасовок) и паралогизмов (неосознанных логических ошибок). И, в отличие от истероида или гипер-тима, которые просто пренебрегают тем, что их уличили в логической передержке, он выкручивается, чтобы сохранить свое лицо. Поэтому в отношениях с ним ничего не надо подразумевать, а надо все проговаривать и уточнять.

Если договорились, то ему труднее будет вывернуться; но договоренность лучше зафиксировать, причем так, чтобы исключить противоречия в толковании, поскольку любые противоречия паранойяльный толкует, разумеется, в свою пользу.

■ В чем-то паранойяльный человек выигрывает в наших глазах: целеустремленность тоже немалого стоит. Но в чем-то и проигрывает: ведь решение проблемы может лежать совсем не «впереди», а «слева» или «справа», но он уперся и — «Вперед, друзья, вперед, вперед, вперед!». Но нельзя же так вот действительно только вперед. Пусть хотя бы «вперед и вверх» (каку Высоцкого: «Вперед и вверх, а там... Ведь это наши горы, — они помогут нам»). А вообще-то, и вправо надо иногда посмотреть, и назад не грех оглянуться.

Цели паранойяльного всегда связаны с какими-то идеями. А вот собственных идей у паранойяльной личности не так уж много, так что, повторим, приходится заимствовать их у шизоидов. Это шизоиды — генераторы идей. А паранойяльный облюбовывает три-четыре идеи шизоидного автора, цитируя со ссылками, а то и без них, а иногда трансформирует идею достаточно радикально, даже до неузнаваемости. Но почти всегда мысль асоциально мыслящего шизоида паранойяльный переводит в социально значимую плоскость, и в конце концов эта мысль приводит к каким-то социальным переменам.

■ Ну, например, гегелевскую триаду «тезис — антитезис — синтез» Маркс превратил в триаду «первобытный коммунизм — классовое общество — Марксов социализм-коммунизм». Ну а уж социализм надо строить, обязательно «отряхнув прах» старого мира.

И вот появляется понятие «могильщик капитализма» и т. п. Гегель тут выступает в роли шизоида, а Маркс — в роли паранойяльного. А эпилептоид с истероидными включениями Энгельс переводил Маркса «с немецкого на немецкий» для широкой публики, для «масс» (по паранойяльной терминологии).

Всем людям свойственно творческое озарение, интуитивная догадка, инсайт. Но паранойяльный свой инсайт возводит в абсолют, для него это уже и не инсайт, а Инсайт или даже ИНСАЙТ. И все теперь работает на подкрепление этого инсайта, все аргументы «за» подшиваются, все аргументы «против» выбрасываются в корзину. Он не склонен к самокритике и принятию критики его предложений со стороны, к экспериментальной проверке своих позиций. Если паранойяльный испытал инсайт, озарение, то всему конец: с позиции усмотренной им истины все другие противоречащие ей мысли отметаются как ложные, вредные для человечества. Он считает безукоризненной свою систему и все другие системы неправильными. Для него гениальность его доктрины самоясна, так же как его паранойяльным противникам ясна ее вздорность. Два паранойяльных в подобном споре напоминают двух слепоглухих, ибо они ничего не видят, ничего не слышат, кроме своей позиции. Но отнюдь не немых, поскольку, в отличие от «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу», они не просто говорят, а выкрикивают свои тезисы — будь то антикатолические тезисы Лютера, тезисы Маркса о Фейербахе или «Апрельские тезисы» Ленина.

■ Часто паранойяльный, в отличие от психастеноида, и даже эпилептоида, и даже шизоида, разрабатывает свою систему лишь в самых общих чертах, он не сколонен продумывать «мелочи». Когда его спрашивают: «А это как ? Не будет ли здесь трудностей?» — он заявляет, что это детали, а детали — не его задача. Его задача — дать генеральную линию, направление, парадигму. В то же время нередко дело именно в деталях.

Он зачастую не задумывается, а как будет, если не получится то-то или если появятся такие-то новые обстоятельства, но тем не менее добивается введения своей системы на всем предприятии, во всем городе, во всей стране, во всем мире.

Это может быть очень опасным для нашего общества и даже человечества в целом. Паранойяльные организаторы науки — атомщики, разрабатывая атомное оружие, не задумывались над тем, какую угрозу всему миру они несут, они не задумались, что атомное оружие попадет в руки паранойяльных же политиков. Эта непродуманность чревата началом конца света. Ленин, движимый с виду добрыми чувствами к народу, безответственно захватил власть, ввел государственный социализм и превратил благородную идею устранения капиталистической эксплуатации в ее противоположность. Он не продумал мелочей и не предвидел, что в результате сложится еще более жестокая система эксплуатации, да еще и ГУЛАГ в придачу. Устраивается грандиозный эксперимент сразу над множеством людей, над страной, над человечеством. А если предупреждаешь паранойяльного о возможных опасностях, он впадает в ярость.

Случается, паранойяльный берется за художественное творчество. Тут он проводит опять-таки свои идеи, иногда в достаточно прямолинейной, а то и вовсе в безвкусной манере. Вспомним «Что делать?» Чернышевского.

Не его это дело — художественное творчество. Но паранойяльный полагает, что его. И вот мы вкушаем прямодушный помпезный символизм: «Песня о Буревестнике» или «Песня о Соколе», Данко, вырывающий свое сердце, чтобы осветить путь людям. Но это все как бы ранний паранойяльный Горький. А потом, помудревший, он будет писать «Клима Самгина», эпопею русской предреволюции — и ни звука о последствиях революции. Паранойяльный человек тоже обретает опыт и глубину.

Интероргтехника

Творчество паранойяльного часто (хотя и не всегда) хорошо организовано. У него, как правило, хорошо разработана библиография, научный аппарат, цитирование со ссылками. У паранойяльного в большинстве случаев много интероргтехники (как и у эпилептоида, но не у шизоида). Почему только «как правило»? Потому что, пока он не Цезарь, а Брут или Кассий, которым лавры Цезаря не дают покоя, он заставляет себя аккуратно вести научный аппарат (чтобы потом получить возможность заставлять делать это других).

Паранойяльный творец — изобретатель в области интероргтехники. Прочитав что-нибудь о ведении ежедневника и картотек, он соединяет картотеку и ежедневник в единое целое, в результате получает обзорность ежедневника и заменяемость карточек картотеки.

■ Известный писатель, паранойяльный до мозга костей, в концлагере изобрел систему запоминания целых романов, сочиненных им. А став богатым человеком, в громадном зале держал громадный стол, на котором лежали по своим местам стопки рукописей и где все легко можно было найти, каждая рукопись была легко доступна при необходимости.

А другой, значительно менее богатый паранойяльный автор соорудил у себя в квартирке стол, занимающий половину самой большой (14-метровой) комнаты. В середине стола было помещено вертящееся кресло, так что стол окружал его со всех сторон, и оттуда был лишь один узкий выход, который, впрочем, замыкался каталкой с дополнительной к компьютеру пишущей машинкой. А над столом на стенах были полки с хитрыми устройствами для хранения и поиска нужных рукописей. Но это еще что! Вот пример более классический.

■ В коммунальной квартире, в единственной комнате, жили молодой непризнанный ученый и его мать. Дело было в период застоя, когда в каком-то году ожидался и произошел парад планет. Этот младший научный сотрудник, будучи астрофизиком, сделал аппарат, чтобы зарегистрировать какие-то особенные гравитационные закономерности. Установка занимала всю центральную часть комнаты. Чтобы ею управлять, надо было подходить к ней со всех сторон, так что к столу возле окна приходилось с трудом протискиваться между установкой и кроватью, а с другой стороны от нее помещалась раскладушка матери.

Нет, это был не душевнобольной человек. Надо сказать, что и мать верила в значение его будущего научного открытия, да и сотрудники его мне говорили, что его гипотеза и средства проверки вполне адекватны. А парад планет бывает чуть ли не раз в сто лет.

Внедрение идей

Если шизоиду нужен для проталкивания его идей импресарио, «ракета-носитель», то паранойяльные люди сами пробивают лбом стену, сами организуют группы, партии. Так, группа «Освобождение труда» превратилась в РСДРП благодаря деятельности Ленина.

(Почему мы так часто вспоминаем о Ленине? Разве нет других паранойяльных? Есть. Но Ленин как бы больше изучен, оставил достаточный след в истории, да и идеи его насаждались моему поколенияю, так что вот я этим и пользуюсь.)

Внедрение идеи паранойяльным происходит и путем навязывания бесед с любым встречным. Даже если это «опасные» идеи. Поэтому паранойяльного легко ловить правоохранительным органам.

■ Я знал человека, который при брежневском режиме в период десантного захвата Праги советскими танками тут же начинал с любым знакомым и малознакомым говорить о «вторжении советских войск в Чехословакию».

Все «нормальные люди» от него шарахались и старались держаться подальше. Но паранойяльный не довольствуется такой индивидуальной агитацией. Он старается бывать в уже организованных группах. А там и с трибуны, и в кулуарах громко или заговорщицким шепотом старается донести свои идеи.

Память

Паранойяльный хорошо запоминает все, что относится к его делу. Он умеет организовать свою память, делает многочисленные записи, употребляет мнемотехнику (напомним, писатель в ГУЛАГе запоминал целые свои романы наизусть). Но он невнимателен ко всему, что не касается этого дела. Похоже, что все остальное не просто оттесняется, а скорее вытесняется психозащитными механизмами из сознания. Паранойяльный отец, например, с задержкой вспоминает о дне рождения дочери: ведь надо думать о подарке, о том, чтобы устроить празднество. Но он мгновенно припомнит факты, которые должны стать аргументами в полемике с коллегами. Один паранойяльный диссидент встречался с сыном и накануне, и после дня рождения сына, но ни словом не обмолвился об этом. Я присутствовал при обеих встречах. Спросил сына: «Ты как-то не отреагировал на отсутствие поздравлений...» Тот махнул рукой: «Бесполезно, он и о своих днях рождения не вспоминает».

Эрудиция

Какова эрудиция паранойяльного? В области, непосредственно относящейся к развиваемой им доктрине, она фундаментальна. Он производит глубокие изыскания в литературе по интересующему его узкому вопросу. Он не просто прочитывает нужные места в книгах, но делает пометки и пространные записи на полях, подчеркивает, выделяет рамками, дает оценки, комментирует. При этом он пишет не только на принадлежащих ему книгах, но и на чужих, библиотечных («цель оправдывает средства»).

■ Я с ужасом увидел, как мой знакомый в квартире другого моего знакомого, взяв с полки роскошное издание «Ада» Данте, сделал там пометки на толстой мелованной бумаге. Я повертел пальцем у виска — дал ему понять, что он, мол, делает... «Да, правда, нехорошее впечатление будет, — сказал тот и выдрал из книги лист со своими записями. — Тем лучше, не надо будет приходить сюда еще раз».

Часто паранойяльный человек конспектирует книги, делает выписки, составляет свои каталоги. То есть он прорабатывает материал. Паранойяльный, можно сказать, широко и глубоко эрудирован в каком-нибудь одном вопросе. В области общей культуры он обычно знает немного. «Некогда, надо дело делать, а не глазки строить». Ленин, например, говорил, что он не знает ничего прекраснее «Аппассионаты» Бетховена, потому что он вообще мало интересовался искусством и литературой, зато был убежден, что они должны быть партийными. А 23-ю сонату знал, скорее всего, потому, что ее играли сестры. И о «Прозаседавшихся» Маяковского он говорил, что не знает, как насчет поэзии, но с точки зрения политической очень верно.

Речь

Речь у паранойяльного в основном понятная, он доносит мысль. Дикция обычно хорошая, если даже есть какие-то дефекты произношения, речь внятная, членораздельная. Говорят паранойяльные убежденно и убедительно, с напором. Часто перебивают собеседника, но себя перебить не дают. Если их пытаются перебить, они форсируют голос, ускоряют темп. Голос у них чаще громкий, слышный на всю округу. Паранойяльный мало обращает внимания на то, что мешает жить другим, может разговаривать с кем-нибудь ночью (срочный гость или звонок по телефону), не заботясь о спящих.

Речевое оформление мысли у паранойяльного достаточно четкое и понятное. Но он хуже, чем эпилептоид, структурирует свои устные высказывания. Если говорить о письменной и печатной продукции, он менее аккуратно излагает свои мысли — из-за недостатка времени на их обработку (слишком много дел). Он может злоупотреблять вводными предложениями, причастными и деепричастными оборотами, скобками, сносками. Это обусловлено отчасти завышенной самооценкой: каждый поворот мысли, каждая деталь кажутся ему важными для читателя.

Паранойяльному свойственна самодостаточность с пренебрежением к высказываниям других. Он не говорит, он изрекает. «DIXI! (Я сказал!)» — так говорил Цезарь. И за ним должны записывать, как записывали за Цезарем.

Речь у паранойяльных, надо оговориться, не всегда хорошая, иногда она торопливая или замедленная; паранойяльные могут быть и неговорливы. У них бывает картавость или другие не очень выраженные дизартрические явления. Это вплетается в их комплекс неполноценности, который обсуждался в этой главе особо.

Секс, любовь, брак, семья

Паранойяльный человек в принципе сексуален и даже сластолюбив, но он, как уже говорилось, способен пожертвовать своими желаниями. Он может отказаться от любовного свидания, отказаться от сексуального соблазна, даже если он исходит от красивой женщины, когда на чаше весов — доклад о его достижениях. И любовь у него хотя и не совсем побоку, но все же сбоку.

■ В романе «Остров пингвинов» Анатоля Франса выведен один депутат, которого облюбовала в качестве будущего мужа некая тоже волевая дама. Однажды она принимала его у себя дома и всячески обхаживала, а у того впереди было некое важное собрание; он несколько раз вскакивал, но она его удерживала снова и снова ласками и кокетством.

Все-таки, когда времени уже было в обрез, он вскочил и умчался, а дама, оценив его деловитость, укрепилась в своих намерениях добиться, чтобы он стал ее мужем. (Для прочитавших роман поясню: дама эта — истероидка, но самоуправляемая, а ее поведение можно назвать манипулятивным.) Даже такая серьезная вещь, как женитьба, брак, отступает у паранойяльного перед деловитостью. Вспомним замечательный рассказ О'Генри «Маклер женится». О, О'Генри! Роскошь мягкого гуманистического юмора. Герой забыл, что уже обвенчался с секретаршей, и снова предлагает ей руку и сердце.

В сексуальных отношениях паранойяльный не гонится за красотой, хотя, когда достигает высот, может и покрасоваться, как истероид: смотрите, у меня лучшие женщины. По его мнению, это женщины должны ценить его и гоняться за ним. Но это наступает потом, а когда он еще на взлете, он предпочитает сексуальные отношения с такой женщиной, которая будет для него одновременно машинисткой или устроит его быт, чтобы сам он мог спокойно творить.

■ У меня был ну весь из себя паранойяльный знакомый. Он снимал комнату под лестницей, как Раскольников, правда, не в Петербурге, а в центре брежневской Москвы, и спал там на продавленном диване, положив голову на продавленный же валик (никаких тебе подушек). Писал диссертацию по физиологии, которая должна была перевернуть всю медицину своим новым подходом... Подрабатывал, чтобы платить за комнату, на полставки участковым психиатром в моем (я там проработал много лет) психоневрологическом диспансере, а по совместительству — сторожем в соседнем магазине.

Пути наши разошлись, а лет через пять встречаю я его одетым с иголочки, чуть ли не с бриллиантовой заколкой на галстуке. «Хау ар ю?» — спрашиваю. «Отлично, старик». — «Что, женился, вижу? — показал я на его обручальное кольцо. — Ну и кто она?» Так он мне ответил: «Печатает десятью пальцами слепым методом, переводит на три языка!»

Вы поняли: не тремя пальцами под контролем зрения, а «десятью» и «слепым», и не с трех языков, а «на три»! Потом как-то я ее увидел. И подумал, что лучше самому выучить пять языков, чтобы переводить на них с русского самостоятельно, и печатать свои статьи одним пальцем, чем на такой жениться.

Итак, как было сказано выше, жена у паранойяльного — как правило, машинистка, дети — курьеры, теща — домработница. Впрочем, жене может быть отведено и более почетное место: переводчика, редактора, импресарио. Детям может быть поручено верстать на компьютере его книжки. А теще — принимать почетных гостей. Ну а если жена не хочет быть редактором его рукописей, то ему впору прочитать фрагмент из монолога Самозванца:

Дети, если не захотят быть помощниками, подвергнутся родительскому проклятию. Паранойяльный — скорее вождь, чем родитель. Ну а теща если не пожелает быть домработницей или даже хозяйкой его домашнего салона, то она «глупая тупая мещанка, о чем можно разговаривать с таким человеком».

Семья для паранойяльного — это вообще не самое главное. Семья у него может быть, а может и не быть. Если семья нужна сейчас для продвижения его дела — он может ее создать или хотя бы просто позволит себя женить. Но он не опора для семьи. Он ненадежен, иногда даже безответствен. Чужие люди для него могут быть важнее и интереснее, чем жена и дети и тем более чем дальние родственники.

Если жена придерживается иных точек зрения, то вероятны конфликты, которых можно избежать: пусть оба освоят психотехнику общения и сбалансируют отношения. Впрочем, паранойяльный женится обычно на той, которая поддерживает его взгляды и образ жизни, которая может действенно помогать, играя роль, как мы уже говорили, импресарио, экономки, машинистки, редактора. А эти роли больше сродни эпилептоидке, истероидке, ну в крайнем случае гипертимке. И все же, как бы ни исполняла жена отведенные ей роли, он постоянно находит причины для недовольства, и нередко семья рушится. Разведясь, он бросается в новые отношения, новая жена начинает играть эти роли поначалу, с его точки зрения, лучше, и он совершенно забывает прежнюю жену и детей. Он мало общается с ними, если только в его паранойяльную систему ценностей дети не попадают как нечто особо важное. Тогда он борется за свои отцовские права и занимается ребенком, несмотря на развод. Новая жена этому чаще всего сопротивляется, но он более или менее успешно борется с нею.

■ Опять повторимся: красота жены важна для паранойяльного, но гораздо более важны ее деловые качества. Так что? женщины, не преуспевшие на поприще фотомоделей, не отчаивайтесь, ищите своего паранойяльного, заверьте его в своей преданности, помогайте, и муж со всеми плюсами и минусами паранойяльного деятеля вам практически гарантирован.

Паранойяльный муж может изменять жене, если это не сильно мешает или даже помогает его делу. Он прощает себе свои измены, полагая, что имеет моральные основания быть более счастливым, так как служит всему человечеству. А если изменит жена, то он переживает, не прощает, считает ее предательницей, склонен резко разорвать отношения, а уж если она уходит сама, то мстит ей, поносит ее в кругах общих знакомых, презирает, расценивает ее поступок как меркантильный.

Впрочем, паранойяльный ревнует не смертельно, у него главное — работа, и крах отношений для него не так страшен, как для эпилептоида.

Паранойяльный, как и эпилептоид, в принципе предпочитает красивых пластичных истероидок. Он любит красоту, любит владеть красотой и любоваться красивой женой, он гордится ею, хвастает перед обществом. Среди женщин больше истероидок, чем других психотипов, поэтому сочетание «паранойяльный плюс истероидка» — не редкость.

■ И вот муж загружен работой, устает, ухаживать за женой некогда, и нет сил, а ей нужны фиалки, духи, вздохи, комплименты. Цветы — дорогое удовольствие, и надо все время держать в памяти, что следует их купить. Л он тратит деньги на ксерокопирование и на международные телефонные разговоры. Ей нужны выходы в свет и приемы гостей, а ему неинтересно, да и некогда. Ладно, если отпустит жену в воскресенье с детьми, но сам работает.

И вот начинается: «ты меня, не любишь» и «смотри, как я нравлюсь другим», слезы, капризы, измены. Он решителен и рвет отношения — так же, как скорее вырвет больной зуб, чем будет его лечить.

Пухленькая сензитивочка вроде бы легче в общении. Но ис-тероидка — более активная помощница, вывеска семьи, импресарио. Казалось бы, оптимальный вариант — жена-эпилептоидка. Но она, при ее законопослушности, может не пойти на его авантюры, и это станет камнем преткновения в их отношениях. («Для тебя более важны дурацкие предрассудки, безнравственные законы, а не муж-богоборец».)

В общем, паранойяльные люди тяжелы не только для сотрудников, но и для семьи. Конфликты у паранойяльного будут в любом случае. И задача — их минимизировать.

Детьми паранойяльные занимаются мало, в основном дети воспитываются на собственном примере. Отец сидит над текстами не разгибаясь или погружен в оргработу, и сын включается в это. В промежутках — обсуждение дел, и сын вовлекается в него. Но специально проверять дневники, ходить на родительские собрания, решать с ребенком арифметические задачки — это увольте.

Паранойяльный не слишком ограничивает свободу передвижений ребенка и подростка, не опекает его сверх меры, и дети паранойяльного более самостоятельны. Он уравновешивает эпилептоидную или истероидную мать в рвении к ограничениям свободы сексуальной жизни сына и дочери. Он считает: пусть ребенок сам учится на собственных ошибках, за одного битого двух небитых дают. В детских конфликтах учит своего давать сдачи, не давать спуска врагам, сопротивляться, иногда даже тренирует в боевых искусствах с целью самообороны и для будущих классовых и национальных войн.

В сексе паранойяльный, как правило, отнюдь не ханжа. Он, правда, тоже несколько зависим от общепринятой морали, ограничивающей сексуальность, но его рамки шире, и он старается их раздвинуть, в отличие от эпилептоида, который принимает навязываемые обществом рамки. Паранойяльный, как гипертим и истероид, обычно приемлет эротическое искусство, склонен к «сексуальным экспериментам». Он способствует реформированию сексуальной морали в духе снятия запретов. Но это теперь и в противовес сегодняшнему тоталитаризму других паранойяльных, а, например, в начале нашей эры паранойяльные могли проповедовать сексуальное закрепощение.

■ Гениально показал противоречивость сексуальных переживаний паранойяльного религиозного подвижника в те далекие времена глубокий и утонченный Анатоль Франс в романе «Таис». Монах Пафнутий (дело происходит на заре христианства в сексуально раскрепощенной Александрии) решает спасти, обратить ко Христу знаменитую и богатую куртизанку Таис. Его молитвами она обращается к Богу и умирает просветленная. Но Пафнутий понял, что любит ее плотской любовью, как бы он ни умерщвлял свою плоть, и проклял Бога за то, что тот взял Таис к себе и отнял у него.

Если рассуждать о системе «мазохизм — садизм», то паранойяльный скорее склонен к садизму. Он подчиняет сексуального партнера. Это может парадоксальным образом проявляться и в его общественной деятельности: запреты, которые он вносит в общественные установления, имеют садистический характер, и он получает наслаждение от того, что насильственно запрещает наслаждаться другим. Во времена сталинского режима запрету подвергались почти все достаточно невинные по сегодняшним меркам сексуальные проявления.

Как и эпилептоид, паранойяльный мужчина склонен к нормальному (не принудительному) вуайеризму. Он хочет видеть обнаженную женщину в очень откровенных позах. И это может гармонично сочетаться с эксгибиционистскими тенденциями истероидки. Паранойяльный предпочел бы расцвеченную сексуальность, но ему некогда этим заниматься.

Дом

Если у эпилептоида «мой дом — моя крепость», то у паранойяльного дом — мастерская. А он Мастер. И «Маргарите» в этой мастерской отводится только метла, для которой и угла-то своего нет, так что «Маргарита» может только парить на метле в пятом измерении. И не дай бог кому-нибудь что-нибудь сдвинуть, хотя бы и с благой целью протереть пыль. Гром и молния на голову святотатца!

Паранойяльный муж первым делом устроит себе место для работы, а чтобы он вынес мусорное ведро, ему надо постоянно напоминать. В то время как эпилептоиду не надо говорить о чисто мужской работе: он сразу врежет замок, сам наладит электропроводку.

Паранойяльные часто переезжают на новое место жительства—в связи с зигзагообразностью карьеры или для завоевания все большего социального пространства.

Паранойяльный — вообще человек недомашний. Прежде всего потому, что у него часто вовсе нет квартиры, он переселяется в больший город из меньшего, из большого города в другой, побольше, а потом и в столицу. И, понятно, с квартирами у него не ладится. Он то снимает жилье, то скитается по друзьям-адептам. Как у поэта Мартынова: «На потертых диванах я спал у знакомых, приклонивши главу на семейных альбомах». Но даже если к паранойяльного появляется квартира, то это штаб-квартира, мастерская, а не дом. Там нет супов, приготовленных из курицы, а только растворимые бульонные кубики. В квартире грязновато, под диванами клочья пыли, на коврах могут быть если не комья уличной грязи, то упавшие спички, сигаретный пепел.

При такой неналаженности быта бросается в глаза и то, как он питается: урывками, всухомятку, часто «за столбом», а не за столом. В еде непритязателен, для него не так важна горячая пища. То, что приготовила жена, он проглатывает на ходу, не говоря спасибо и не сетуя, в отличие от эпилептоида, на отсутствие хорошей домашней кухни.

■ Отдыха как такового у паранойяльного практически не бывает, но он может поехать на какие-то конференции-сходки в загородный пансионат или на берег моря и там в те дни, пока идет конференция, может поплавать в море или в бассейне. Он часто не берет очередной отпуск — не знает, как его провести. На отдыхе, организованном по воле жены, он работает — пишет, звонит в «штаб» по «межгороду».

Он не слишком часто моется в душе, ванне, бане — некогда. Паранойяльный идет мыться, если жена пять раз скажет, что ванна готова. Хотя вообще-то он не прочь попариться, посиба-ритничать, особенно когда достиг «высшей власти».

Паранойяльный иногда занимается физкультурой или даже спортом, но обычно не для самоутверждения, а для того, чтобы поддерживать себя в форме или устранить дефекты. Может заняться даже и бодибилдингом ради успеха у женщин. Паранойяльные люди могут заняться профессиональным спортом.

Паранойяльный мало развлекается. Развлечения жены и детей считает блажью, отвлекающей отдела. По этому поводу у него с семьей частые конфликты.

Телефон

Энергетика и целеустремленность паранойяльного диктуют и такую, например, ситуацию. У него телефон всегда под рукой. Он снимает трубку при первом же звонке, даже ночью. Он мгновенно пробуждается, мгновенно приходит в состояние алертности (готовности к действиям) и тут же начинает «работать» по телефону.

■ Для сравнения: эпилептоид снимает трубку на пятый гудок, гипертим может вовсе не снять трубку, если веселится, — «гулять так гулять», пусть себе звонят.

Вообще телефон для паранойяльного имеет особое значение. Создается даже такое впечатление, что не телефон при нем, а он при телефоне. Сегодня для него особенно привлекательны сотовый телефон, пейджер. Это дает большие возможности. Но эти средства связи являются также атрибутикой респектабельности, богатства, поэтому мы часто видим истероидов, которые демонстрируют на улице, как они «работают» по сотовому телефону: смотрите, дескать, какой я деловой и какой богатый. Впрочем, и паранойяльному тоже свойственны истероидные наслоения.

Его слабость — не только телефон, но и в целом все средства связи. В любом городе он прежде всего посетит почту и вокзал, а не ресторан, как это сделал бы истероид.

Хобби

У паранойяльного хобби и вовсе отсутствует. Ему некогда заниматься чем-то, кроме его дела. Можно сказать, что его хобби — это варианты работы, связанной с его делом: написать облегченную версию трудной книги или заняться интероргтехникой, приведением в порядок архива... И животными паранойяльный не интересуется, если это не его профессия.

Деньги

Их у паранойяльного человека почти никогда нет. Он не бережлив. Когда есть деньги, он их тратит, больше на свое дело, но может и пошиковать — не только гипертиму «гулять так гулять» (это, скорее всего, в нем говорит истероидное). Он звонит по междугороднему телефону, транжирит электричество, тратится на такси, ксерокопирование, дорогостоящую еду в ресторанах. При этом опять-таки он может делать это за счет других людей.

Он растрачивает случайно попавшие к нему чужие деньги — и не старается их восполнить.

■ Вытряхивает деньги из своих адептов — наподобие Остапа Бендера, когда тот говорил, что «заграница нам поможет». Но Остап мошенничал в духе своего истероидного психотипа, а паранойяльный делает это, искренне считая, что работает на всеобщее благо.

Долги паранойяльный может зажать: ведь он тратит деньги на «общее» дело, на «революцию», на организацию, что его как бы оправдывает.

Он не боится лишиться доверия кредиторов — будут другие, он их навербует. А вот у него одолжить трудно. Денег у паранойяльного или нет, и он сам в долгах, или у него уже запланировано их использование.

Счет деньгам паранойяльный не ведет, тратит по мере получения. Иногда он склонен считать деньги в чужом кармане и может потребовать их для нужд общего (то есть, в сущности, его) дела.

В семье паранойяльного из-за его трат на нужды дела постоянно возникают конфликты, так как часто не хватает на жизнь, особенно если жена — истероидка. Если она эпилептоидка (партай-геноссе) и поддерживает мужа в его начинаниях, конфликтов может быть меньше. Он тратит деньги на чужих людей, нужных для дела, а своей семье — ноль. То есть он в одном лице и растратчик, и прижимистый — растратчик для чужих и нужных, прижимистый для близких и «ненужных», которые и так будут его терпеть.

В целях психологической коррекции имеет смысл, помимо договоренностей об основных целях семьи, выделить определенную сумму на бытовые расходы, а остальные деньги разделить в процентах или абсолютных суммах, которые муж и жена тратят по своему усмотрению, чтобы произошла как бы «компартмента-ция» (от английского «compartment» — купе), то есть своего рода разделение на отсеки, в каждый из которых другой не вторгается. Паранойяльный склонен делать заначки из не учитываемых женой денег. Это дает пищу для дополнительных конфликтов. Лучше поэтому договор: все, что появляется сверх плановых заработков у каждого, тратить по собственному усмотрению.

Имидж

Это то, что бросается в глаза в первую очередь. Ведь поступки мы замечаем позже. Поэтому интересно, как выглядит паранойяльный человек.

Телосложение у паранойяльных весьма разнообразное, но с теми или иными видимыми или скрываемыми дефектами. Это может быть очень низкий или очень высокий рост, непропорциональная полнота или худоба, длинная шея или ее отсутствие и т. п.

Лицо обычно не очень правильное, с более, чем в норме, выраженной асимметрией, некоторые черты преувеличены или преуменьшены, иногда, впрочем, вполне импозантное лицо. Часто — строгое, сосредоточенное, с вертикальными складками на переносице.

Кожа у него не такая ухоженная, как у эпилептоида или исте-роида, так что могут быть угри, прыщи, землистый цвет, но это менее выражено, чем у шизоида, который не ухаживает за кожей и здоровье которого в принципе «не способствует» тому, чтобы кожа была чистой. В пожилом возрасте на лице паранойяльного, как и у эпилептоида, появляется сеть мелких сосудиков.

■ Как правило, бросается в глаза его безразличие к одежде. Часто на нем замусоленный галстук, у пиджака засаленные лацканы и карманы; накладные клапаны на карманах засунуты внутрь. Все это не очень сильно выражено, видна неаккуратность, но в меру.

Он отстает от моды года на 3—4, одевается в духе легкого или чуть более далекого ретро или использует строгий классический стиль, как у эпилептоида: темный костюм, галстук, светлая рубашка. Но одежда при этом может быть в той или иной степени помятой, галстук не затянут или его вовсе нет, ворот расстегнут, пиджак тоже (у шизоида, для сравнения, может быть расстегнута и ширинка). Если паранойяльный стал важным «боярином», то он может и одеваться «по-боярски», но по совету жены или лакеев. Паранойяльные не отличаются разнообразием в одежде, привыкают к ней, им некогда сменить ее, легче и быстрее надеть то, что снял накануне. Типичное явление — униформа, которую паранойяльный навязывает и подчиненным. Часто это френч или иные военизированные модели.

Одежда паранойяльного нередко призвана скрыть недостатки: низкорослые, например, становятся на каблуки, носят высокие головные уборы.

Паранойяльный не всегда выбрит. А если побрит, то кое-где могут торчать недобритые волоски — ему некогда. Стрижется редко, когда уже явно пора. Прически простые, без выкрутас.

Нередко носит бороду — тоже иногда из-за «некогда». Но не только: борода увеличивает лицо, скрывает маленький «неволевой» подбородок, придает агрессивность, если она короткая и остроконечная, как у Ленина. Борода — это еще и своего рода признак нонконформизма, бунтарства. Но это теперь, когда больше голых мужских лиц. А когда бороды были у всех и бояре хвастались длиной бороды, паранойяльный Петр I сам брился и им бороды стриг!

Движения паранойяльного часто порывисты, он энергично жестикулирует, стучит по столу, опирается руками на трибуну.

Выбрасывает руку вперед, указывая путь «в будущее» или направляя на кого-либо свой указующий перст: «кто виноват» и «что делать». Он бывает очень подвижен, даже вертляв. Но может быть и нарочито величественно спокоен, когда другие суетятся; после произведенного впечатления он может медленно собрать папку с бумагами или не спеша раскрыть портсигар и закурить сигарету, намеренно спокойно раскурить трубку.

Паранойяльный обычно несветский человек. Он не целует дамам руки, высмеивает тех, кто это делает, презирает смокинги» иногда даже галстуки.

■ Танцы — не его стихия, он ими пренебрегает (это ведь несерьезное занятие); если все же приходится танцевать, делает это неуклюже и старается быстро перейти на другие виды светского общения. В ресторане — застольная деловая беседа, и только. В клубах в карты не играет, в рулетку тоже. Можно заключить, что в целом имидж паранойяльного человека отличается определенной небрежностью — ему некогда.

Но — только в целом. Он может и, наоборот, находить во всем этом одно из средств для процветания, успеха в достижении своих целей. Максим из кинотрилогии о Максиме даже в бильярд ради дела научился играть. Если очень надо для успеха начинаний, если паранойяльный понимает, что встречают по одежке, что от имиджа зависит карьера и любовь, он следит за собой, уделяет внимание аксессуарам. Но паранойяльный есть паранойяльный, он, даже понимая, что «быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей», может заявить: любите меня таким, какой я есть. В то же время одежда, прическа, ногти и тому подобное легче поддаются в нем коррекции, чем громогласность, стремление перебивать собеседника, навешивать ярлыки.

■ Любопытно отметить: притом, что паранойяльные вполне самостоятельны и даже навязывают свои вкусы и взгляды, они хотят быть похожими на кого-нибудь из общепризнано великих людей, на пророков прошлого: на Иисуса Христа, на Маркса — но отнюдь не на своих современников, здесь они по-истероидному стараются отличаться и быть оригинальными.

Отнесем к имиджу и почерк. Он у паранойяльного человека рваный, размашистый, буквы угловатые. Рукописи паранойяльного часто трудно разобрать, много сокращений. Они понятны только ему самому и «посвященным». Поэтому паранойяльный старается обрасти секретарями, которые все в нем знают и приемлют. Подпись часто оригинальна и витиевата, иногда символична.

Псевдонимы

Паранойяльные нередко берут псевдонимы. Причем это не для целей сокрытия своего имени, а для значительности. Потому что это почти всегда псевдоним со значением. Я не знаю, почему В. И. Ульянов стал Лениным (лениноведы молчат), но это то самое исключение, которое подтверждает правило.

■ Ив самом деле, вот выразительный набор псевдонимов русских революционеров и революционных писателей: Сталин, Каменев, Свердлов, Молотов, Горький, Скиталец, Бедный, Голодный, Багрицкий... Маяковскому повезло с его собственной фамилией. А вот кому-то не хватило символов (расхватали?). И Лев Бронштейн стал Троцким (но звучит как выстрел). А Юлий Цедербаум — Мартовым (в этом что-то весеннее).

А вообще смотрите: Сталин, Каменев — в чести твердость, несгибаемость, а не мягкость и гибкость. «Что такое несгибаемый большевик? Это большевик, который не может согнуться» (этот мрачный анекдотик я придумал во времена социально-маразматической геронтократии). Но вот уже не шутка: один известный диссидент, ровесник «Великого Октября» (что он всячески всегда лю-| бил подчеркивать), взял себе псевдоним, который потом, выйдя ; из подполья, стал просто добавлять к фамилии: Адастров. Это от per aspere ad astram — «через тернии к звездам». А другой инакомыслящий паранойяльный философ советских времен добавил к своей фамилии продолжение «Танин» (умерла любимая дочь Таня, причем после ее смерти он поклялся никогда не говорить неправды). Паранойяльные могут быть сентиментальны, а не только жестоки: вот надо было показать любовь к дочери — это человечно.

■ Маленькая ремарка. Не следует расценивать эту иронию как осуждение. Часто псевдонимы действительно грешат безвкусицей, но бог с ними, лишь бы молот не разбивал головы, а сталь не рубила бы их. Кстати, иногда эта безвкусица становится видна лишь позднее (ведь лицом к лицу лица не увидать).

Даже глубоко мысливший писатель Алексей Максимович Пешков поддался на провокацию эпохи и чуть ли не первым начал всю эту смешную историю с псевдонимами.

Любовь к псевдонимам роднит паранойяльных с истероида-ми. Только у последних или откровенно театральные псевдонимы типа Изумрудова, Жемчугова, которые, увы, давал своим крепостным актрисам в остальном не страдавший безвкусицей граф Шереметев, или артистичные псевдонимы типа Кручинина («Без вины виноватые» Александра Островского).

Психотехника общения

Паранойяльный направо и налево, словно вулкан, извергает конфликтогены. Его манера общения, можно сказать, беспардонна. То и дело он буквально кидается резко неприятными, обидными эпитетами, язвит, откровенно оскорбляет, может плеснуть оппоненту в лицо соком. Осторожный человек для паранойяльного — часто трус, оппонент, высказавший сомнения, — неумный человек. Паранойяльный напряженно говорит, даже если все в порядке, быстро переходит на крик, просто орет, размахивает руками. Он «режед правду-матку» в глаза и за глаза.

Или даже, как грубовато, но точно, сказал о себе один из паранойяльных же, «толкает правду в матку».

Он не наушничает и не заушничает, он просто раздает всем сестрам по серьгам, которых те «заслуживают», мало обращая внимания на то, какой минусовый эффект это производит. В общении паранойяльные бывают трудны тем, что в принципе склонны давать отрицательные оценки — и без повода гораздо чаще, чем по поводу. При этом себя по той же линии они оценивают положительно. Это работают бессознательные механизмы самоутверждения, желание возвыситься за счет унижения другого. Паранойяльный человек любит похвалы в свой адрес, признание, может клюнуть и на лесть, сам положительных оценок людям почти не дает, разве что похвалит за преданность ему, за хорошую работу во имя его дела. Если паранойяльный понял, что это надо для дела, он может одобрить кого-то, но его спонтанные высказывания оценочного характера все-таки чаще отрицательные. Если вы паранойяльный, учтите, что все это, естественно, не нравится людям, не делает вас симпатичным ни в их глазах, ни в ваших собственных. Даю совет: больше думать о положительном в людях, больше говорить об этом.

Больше думать о положительном в людях, больше говорить об этом.

Отрицательные оценки — только тогда, когда нельзя без них обойтись.

Если паранойяльный сделал своим главным делом наведение социальной справедливости, то он и ведет себя соответственно По отношению к врагам — обличает их, призывает весь народ с ними бороться, сам при этом лукавя по мелочам.

У паранойяльного отрицательные оценки чаще, чем у других психотипов, переходят в обвинения. Важно еще и то, что паранойяльным не просто свойствен обвинительный подход. Они, как мы уже говорили, очень любят распекать близких им людей за все, что угодно: за опоздания, за нерадивость, за грязь. Паранойяльный вечно брюзжит, налагает санкции и сам наказывает. В отличие от эпилеп-тоидов, их наказание — чрезмерно строгое, неадекватно проступку. Они всегда перегибают палку. Это в их духе — вендетта. Красный террор был ужаснее белого. Они склонны к суду Линча, к геноциду.

Паранойяльные, надо сказать, могут и обуздать свою агрессивность, если с ними серьезно позанимаются психологи, которые помогут им понять, что многие их решения иррациональны. Психологи должны им помочь остановиться, оглянуться, все осмыслить. Помочь им жить не рефлекторно, а рефлексивно (стараясь понять не только все вокруг себя, но и мотивы собственных поступков).

Паранойяльный и сам страдает от того, что просто не видит вокруг положительного, он весь в отрицательных переживаниях, вечно всем недоволен.

Он гневлив, при этом его нельзя даже назвать раздражительным; он не сдержан и раздражителен, как эпилептоид, а просто не способен сдержать аффект и заводится с пол-оборота. Он считает себя всегда правым и вправе. Он распускает себя. Его ярость сокрушительна и устрашающа. Он не корит себя за гнев, как это бывает с эпилептоидом.

■ Эти вспышки происходят по поводу и без повода, по бытовым причинам и оттого, что люди не хотят принять навязываемый им новый порядок в социуме. Он не просто злится, он обличает, требует каяться, клясться в верности.

Те, кто не согласен, — для него мещане, консерваторы, ретрограды, мелкобуржуазные, враги прогресса, контрреволюционеры, бюрократы, мешающие продвижению вперед...

Паранойяльный не задумывается, что всем этим отталкивает от себя потенциальных союзников. Но если ему хватает интеллекта, чтобы понять разъяснения на эту тему, он может быстро сменить тактику, улучшить психотехнику общения и стать более осторожным в высказываниях, но при этом обычно остается при своем мнении.

Паранойяльные более, чем другие психотипы, нетерпимы к чужому мнению, несдержанны в отрицании его. А уж если раздается критика в их адрес, то она отвергается с ходу, и у них всегда находятся контраргументы.

Кто из нас любит критику? Но паранойяльный просто не переносит ее, и если критика имеет реальную основу, логична, конструктивна, если он видит, что его уличили, что он действительно ошибся (а он не любит признаваться в своих оплошностях), то он будет выкручиваться и выкручивать руки логике, хотя потом втихую, может быть, и исправится.

■ Президенту одной российской республики сказали как-то, что он хотя и считает себя буддистом, но ведет себя как поп-звезда, в то время как Лао Цзы говорил, что буддийский правитель должен править так, чтобы быть незаметным. Тот ответил, что перед ним три задачи: создать имидж президента, потом республики, потом народа, — то есть просто ответил мимо вопроса — примитивный манипуляторский приемчик.

Вот эпилептоид, если его уличили, не выкручивается, а признает обычно ошибку и извиняется, старается загладить свою вольную или невольную вину, хотя и ему извиняться не по нраву.

Паранойяльный категоричен, безапелляционен в суждениях, даже не касающихся оценок тех или иных личностей. То, что он принимает для себя, — уже само по себе непреложная истина, и все остальные еще должны это понять. А если не поняли, то становятся врагами.

Категоричность его суждений переходит в назидательность. Он любит давать советы, когда его и не просят, любит поучать.

У него «родительская» позиция по отношению и к взрослым, даже чужим. А уж его выросшие дети — самый что ни на есть первый объект для назиданий, и они защищаются, огрызаются, избегают контакта, стараются отбояриться от поучений.

Благодарность

Паранойяльный человек по сути своей неблагодарный (не то что эпилептоид). Он обесценивает ваш вклад в отношения или потому, что для вашего в его адрес благодеяния потребовалось, по его мнению, не так уж много усилий, или потому, что это «не очень и нужно было», или потому, что вы делали, но не сделали, или, наконец, потому, что он сам занимается важным делом и вы совершили что-либо фактически не для него, а для дела — какие же там еще расшаркивания... Он не в меру требователен, он вообще считает, что ему все должны, потому и воспринимает все как должное. Это неприятно. Ну что же, будем любить его таким, каков он есть, с его минусами, за его плюсы. А он пусть знает, что неблагодарность ранит людей, плохо воспринимается, наконец, портит ему репутацию.

Притом, что паранойяльный сам не помнит добра и не благодарит за него, не склонен возвращать долги, сам он часто упрекает других людей в неблагодарности, подсчитывает свои благодеяния. Это нередко служит поводом для конфликтов.

Вранье

Паранойяльный все время не в ладах с правдой. Он часто лжет — по обстоятельствам и опять же для дела, по делу, в связи с делом, помня о деле, потому что он сам весь в деле. А дело свое он считает благородным. У Багрицкого Дзержинский говорит: «Но если он скажет: «Солги», — солги». Это век приказывает. И паранойяльный лжет спокойно, ничтоже сумняшеся, в полном сознании своей нравственной чистоты и легко прощая себе свое вранье — в отличие от эпилептоида, который почти не врет, и от психастеноида, который вовсе не врет.

Оценки

Высказывать оценки в отношении паранойяльного чревато конфликтом, даже если они и не отрицательные. В принципе это касается любого человека, но паранойяльный особо остро реагирует, когда его оценивают. Это он, по его мнению, может кого-то оценивать, а не его кто-то может оценивать, он вне оценок, он выше их. А поскольку он как раз получает больше отрицательных оценок из-за своего неуживчивого характера, то он и чаще, чем другие люди, ожидает отрицательных оценок в свой адрес. Если истероида интересует сиюсекундный интерес к себе (он любит срывать аплодисменты, и ему важнее живое внимание), то паранойяльный хочет глобальной положительной оценки, он хочет прославить себя в веках. И поэтому может работать долгое время в стол. Нет, сиюсекундное признание, конечно, ему тоже нужно, но, во-первых, не просто со стороны близкого окружения, а со стороны очень значимых кругов, а во-вторых, он все-таки может и потерпеть.

Юмор

Да, с юмором у паранойяльного неважно как в плане восприятия, так и в плане юморотворчества. Шутки он, конечно понимает, понимает и комедийный юмор и смеется вместе со всеми, когда что-то смешное в кино или в жизни, — не имбецил все-таки и даже не дебил, хотя и тот смеется со всеми.

Но шутки в свой адрес паранойяльный переносит хуже, чем человек любого другого психотипа, подчас они для него вообще невыносимы. Высмеянный паранойяльный человек все равно что хищник-подранок. Это вам не гипертим, с которого любая шутка как с гуся вода: «У меня вся спина белая, а у тебя она вся сзади» — так незамысловато отобьется гипертим. Паранойяльный обычно не найдется что ответить, воспримет юмор с гневом и злобой или затаится и отмстит. Паранойяльный злопамятен. Так что если вы сострили сегодня и забыли об этом, то он и через два года постарается уволить вас. Если хотите иметь смертельного врага, сочините эпиграмму на паранойяльного человека. Придумать собственную шутку ему почти не под силу. Юморотворчество у паранойяльных непродуктивно. Шутки у него не смешные, грубые. Чаще всего он пользуется заимствованными шутками. Типа «короче, Склифософский...» (такой замусоленный юмористический штамп, когда-то остроумно ввернутый в фильм «Кавказская пленница»). Ну, расскажут анекдот, но это и все. И тем не менее при полной непродуктивности в юморотворчестве паранойяльный высмеивает окружающих, его так и тянет высмеивать — за трусость (в случае обычной осмотрительности); за неуклюжесть: «все дело развалите, как вязанку дров»; за усердие: «заставь дурака богу молиться, тот и лоб расшибет».

Страдания

Если паранойяльный чем-то болен, или страдает от неразделенной любви, или жена из-за его непомерных требований и неблагодарности ушла от него, то он вовлекает в процесс своего страдания всех вокруг, призывает не только близких, но и далеких, злится, если они, бесчувственные, не сразу приехали.

■ Незаурядный политический деятель попал в автокатастрофу. Сын, будучи с ним в разладе, сам не звонил. Когда сын по первому же сигналу приехал, то получил свое: «Ты на вертолете должен был прилететь».

Этот же отец требовал от сына, чтобы тот бросил все дела занимался только его здоровьем.

Этикет

Паранойяльный человек и этикет обычно несовместимы. Он пренебрегает этикетом, потому что это традиция (а он традиции ломает), потому что ему вечно некогда, наконец, потому что он и без этикета настолько хорош, что этикет просто излишен.

■ Целовать дамам руки — мещанство. «Настоящий мужик сразу целует в губы!» — заявил один паранойяльный одному истероиду при стечении народа. Но иногда это выливается и в пренебрежение трудом уборщиц, секретарей. Из-за ошибок в тексте, перепечатанном машинисткой, он может швырнуть рукопись на пол («грамотной надо быть!») — но это, конечно, паранойяльный с психопатическим уклоном.

Итак, паранойяльные склонны давать больше конфликтоген-ных, чем синтонных (положительных), посылов. Но они не только в глазах других не хотели бы выглядеть плохо, они и в своих глазах хотят выглядеть хорошо, поэтому, хотя это им и трудно, они могут скорректировать свое поведение. Впрочем, для этого потребуется серьезная тренинговая работа, а не только благое пожелание.

Здоровье

Паранойяльный мало спит, много работает. При всей его устойчивости к стрессам это ведет к неврастении, а она усиливает его гневливость.

Но нет худа без добра. Поскольку они не умеют сдерживать аффект и сразу разражаются бранью, а значит, и разряжаются, то ишемическая болезнь сердца с ее инфарктами и гипертоническая болезнь с ее инсультами им в молодом и среднем возрасте не угрожают. Но хуже обстоит дело с желудочно-кишечным трактом. Питание, помните, у них нерегулярное, едят что попало, холодное или остывшее, часто всухомятку. Любят острые приправы, жареное. Пища заглатывается на ходу, не прожевывается. С жеванием плохо еще и потому, что зубы обычно запущены (некогда). Так что гастриты и язвенная болезнь обеспечены. Однако при этом они все же живут долго, если их не убивают в молодом возрасте. А в старости — неизбежный атеросклероз сосудов головного мозга (с инсультами) и все та же ишемическая болезнь сердца тоже склеротического происхождения (с инфарктами), потому что питание стандартно плохое: мясо (адреналин, норадреналин, жиры, холестерин), сахар, соль, мучное. Плюс гиподинамия (много сидят, пишут). Даже эмоциональные разрядки тут уже не помогают.

Психическое состояние у паранойяльного практически всегда более или менее ровное. Он равномерно гневлив, равномерно неутомим, активен. Настроение колеблется в основном адекватно ситуации от субдепрессии до гипомании (гипомания — это постоянное слегка повышенное настроение с гиперактивностью). А ситуации трудные у него бывают часто, без них он не может, он их ищет, он «просит бури» или, что чаще, сеет ветер — пожинает бурю. Но сильных невротических депрессий, ведущих к самоубийству, у паранойяльных не бывает. Это они, случается, доводят до самоубийства.

■ Или даже разрешают, а то и не разрешают его (опять я о «Кельнской яме» Бориса Слуцкого: «а если кто больше терпеть не в силах, партком разрешает самоубийство слабым»).

Паранойяльный не прочь выпить. Состояние опьянения ему нравится — ярче воспринимаются женщины, в радужном свете видятся перспективы. Но дело для него важнее, он может и здесь отказаться от желаемого. Ведь выпивка требует времени, а для него дорога каждая секунда. Поэтому пьет он нечасто, лишь постольку, поскольку это нужно для дела, для контакта. Если люди, с которыми он хочет наладить связи, предлагают выпить, то выпьет, почему бы и нет. Но и в этом случае лишь в меру, без «перебора», и поэтому он не спивается. Хронический алкоголизм — это не его болезнь. Спиваются другие психотипы: истероиды, шизоиды, сензитивы, неустойчивые.

Паранойяльные не занимаются профилактикой — некогда заботиться о своем здоровье. Лечатся, когда подопрет; лечение симптоматическое, запоздалое, только подлечивание, залечивание, а не вылечивание. В частности, у них особенно плохо с зубами. Зубы они не лечат, запускают, а потом рвут. В результате нечем жевать и, как следствие, — протезы. А то и без протезов доживают свой век, зато с дизартрией.

Статистам

Исследований, которые дали бы представление о том, сколько процентов составляют люди какого-либо психотипа, нет. Так же как и о том, сколько процентов такого-то психотипа среди мужчин и среди женщин и каковы доли женщин и мужчин среди разных психотипов. Я задумал было провести такую работу, но это хлопотливо, а дает мало. Вот если только студенты мои для тренировки своих психодиагностических навыков будут диагностировать всех вокруг и что-то фиксировать, то, может быть, мы получим какую-то более или менее достоверную статистическую картину. Но пока изложу свои впечатления.

■ Паранойяльных не так уж много, процентов пять, а может быть, три. И среди паранойяльных очень мало женщин, но они есть. Прежде всего премьерши. На моей памяти, кроме железной леди Маргарет Тэтчер, были Индира Ганди, Голда Меир, Беназир Бхутто... Ну, а из рвущихся к власти — Валерия Новодворская...

Но в общем-то: раз-два и обчелся, не женское это дело быть паранойяльной.

Плюсы

Мы невольно смакуем минусы, говорим о том, как тяжелы паранойяльные для народа, для сотрудников, для семьи, для друзей. Невыносимо тяжелы. Ну, с одной стороны, конечно, если это все-таки психопатия. А с другой — даже если и психопатия, то вообще без паранойяльных было бы не только скучновато жить, а и застыло бы все навечно. Был бы сплошной консерватизм — никакого социального развития, социальных движений. А можно ли жить в застывшем мире?

Так вот, паранойяльные меняют традиции, способствуют развитию общества, внедрению новых социальных форм, а новые социальные формы открывают дорогу техническим новшествам.

Они способствуют и нравственному развитию человечества.

■ Например, Христос, если обсуждать его не божественную, а человеческую сущность, — паранойяльная личность. А каково его значение в развитии общества ? Ведь он реформировал религию. Была древнеиудейскаярелигия, по догматам которой евреи — богоизбранный народ.

А Христос сказал: нет, все народы — дети божьи.

Когда на Руси паранойяльным киевским князем Владимиром Красное Солнышко было введено христианство, то ликвидировались языческие тризны с убиением жен, слуг, лошадей. И Владимир пошел против, что было тогда для него чревато.

Если у эпилептоида добро по разнарядке, то у паранойяльного оно для всего народа, имеет глобальное значение. Разработанная психотерапевтическая методика, или хирургическая операция, или внедренный законопроект действительно принесут людям много добра. Паранойяльный может снизойти и до мелких добро-деяний, в основном для рекламы.

Минусы и плюсы эпилептоида как бы сближены в «эмоцио-нальном» пространстве: он поругает за беспорядок, но выдаст вовремя приличную зарплату. А минусы и плюсы паранойяльного очень далеко отстоят друг от друга во времени. В самом деле, мы видим постоянно сердитого несправедливого тирана, а будет ли финансовый прок от его въевшейся в печенки книги, вычитывать и перепечатывать текст которой родственникам приходилось по многу раз? Тем более будет ли толк от его социальных разработок, которые он проповедует в этой книге, или только возникнет конфликт с властями? Ну, ничего не поделаешь, такова «диалектика» этого психотипа. Приходится если не считаться с ней, то по крайней мере иметь в виду.

Людям, связанным с паранойяльными по работе или в семье, дадим совет принять их как они есть, со всеми их особенностями, а в качестве противовеса помнить об отрицательных свойствах других психотипов (необязательности гипертима, консерватизме эпилептоида, манипуляторстве истероида и т. п.).

С другой стороны, мы уже говорили, что в каждом психотипе надо увидеть и оценить его позитивные особенности. В следующей главе мы расхвалим (раскритиковав при этом) эпилептоида. Конечно, хвалить мы будем за хорошее. Но... «недостатки как продолжение достоинств» и даже (инверсия этой прижившейся фразы) «достоинства как продолжение недостатков» — пусть эти две позиции станут и по отношению к паранойяльному психо-корригирующим началом. Да, такие положительные качества паранойяльного, как работоспособность и умение думать глубоко и глобально, сочетаются с невниманием к слезинке ребенка и тем более к женским слезам.

Есть у эпохального поэта сороковых — шестидесятых годов Леонида Мартынова стихотворение, сделавшее его любимцем всех шестидесятников. Оно так стереоскопически, так ярко являет нам и воспевает паранойяльного человека, что мы приведем обширные выдержки.

«В Лукоморье далеком чертог есть чудесен!»

Пробил час — по проспектам, садам и бульварам

Коррекция

Мы уже много привели соображений психокоррекционно-го характера по ходу дела, когда они естественным образом встраивались в текст повествования о паранойяльном человеке. Но кое-что добавим, а то, что уже обсудили ранее, сведем воедино.

Эгоцентризм, оправдываемый общественной значимостью, тяжелая для собеседника психотехника общения, образ жизни, от которого страдают рядом живущие люди, делают паранойяльного даже в рамках рисунка личности человеком трудным. Если вы паранойяльный, можете это учесть. Смягчать надо прежде всего те качества, при описании которых мы подчеркивали минусы. Не хотите — как хотите. Но только, попав в такие передряги, откуда выбраться можно лишь с помощью людей, не надейтесь на тех же самых людей. Если удастся ввести в заблуждение новых — на время они будут с вами, но на короткое, а не на все время.

Главное — усвоить мысль, что люди могут быть дороже и важнее, нем цели, принципы и будущее.

Паранойяльному человеку особенно надо быть осторожным с сензитивами и гипотимами. Не уподобляться слону в посудной лавке. Этих будет легко сломать. А истероид просто впадет в истерику. С паранойяльным же придется туго, он тоже пойдет на вас тараном, и вы не избежите лобового удара. Эпилептоид? Ну, разве что эпилептоид станет вас поддерживать, если вы действительно понравитесь ему со своей доктриной. Но он тоже самолюбив. На шизоида вы можете подействовать так, что он не только потеряет способность участвовать в мозговых штурмах, но и вообще утратит дар речи вместе с творческим даром.

Конечно, избавиться от своих недостатков полностью — это перестать быть личностью (как мудро говорил А. Моруа), но существенно уменьшить отрицательные последствия проявления этих качеств можно. Каждый человек может хоть слегка «подвинтить» себя там, где он бывает труден для других, вместо того чтобы «взвинтить». Чтобы оттормаживание вредных коммуникативных привычек происходило естественно и быстро, на уровне подсознания, нужен психологический тренинг. Ваши успехи в этом пусть и не прямо пропорционально, но будут зависеть от ваших усилий.

Все сказанное в последних абзацах относится к ситуации «вы паранойяльный». Но если рялом с вами паранойяльный, то ему тоже не должно быть дискомфортно в вашем присутствии.

Имея дело с ним, целесообразно соблюдать определенные правила психотехники общения: интересоваться его предложениями, достижениями, отказаться от юмористических замечаний в его адрес, от отрицательных оценок его личности и реликвий, обвинений и категоричности, от поучений и назиданий, даже от советов. Я даю здесь паранойяльным всего несколько советов, не переходя на личности, но и мне это грозит недовольством с их стороны. Паранойяльный в рамках рисунка личности и даже акцентуант иногда все же прислушивается к рекомендациям, например по стилю управления, если хочет удержаться у штурвала власти (а уже пошли какие-то волны, перехлестывающие через борт). Менее, активно, чем эпилептоид, но тем не менее услышав что-то полезное на курсах повышения квалификации, по телевидению, от коллег, он может провести в жизнь и некоторые чужие новшества, чужие шизоидные идеи. Но коренные свойства его личности все-таки трудно поддаются переделке.

Паранойяльному трудно дается открытие целесообразных элементов психотехники общения. Он не замечает своих оплошностей. А если ему на них указывают, паранойяльный психозащитно отмахивается: это вы неправильно восприняли, а не он плохо сделал. Я заметил, что паранойяльные, если даже и приходят на занятия по психотехнике общения, сопротивляются и в конце концов уходят, а если все же остаются, то с трудом осваивают новые для них образцы коммуникативного поведения. Здесь «в грамм добыча, в год труды». Результаты зависят прежде всего от стараний психологов в процессе тренинга, но далеко не пропорционально. Паранойяльный переделывается с большими для себя муками, чем эпилептоид. Тот хотя бы верит книгам, специалистам, а этот считает все книги негодными, а специалистов продажными или неквалифицированными.

И все же не стоит отчаиваться. Если в паранойяльном человеке хоть что-нибудь поддастся переделке, то это может в дальнейшем вылиться в блестящие достижения. Ведь не делая типичных для себя ошибок, паранойяльный может горы свернуть. Только надо, чтобы это пошло в нужном направлении, чтобы вы помогли «хорошему» паранойяльному, а не будущему сталину-гитлеру.

Глава II
ЭПИЛЕПТОИД

Этимология

Не будем путать эпилептоида с эпилептиком, как не путали паранойяльного с параноиком. Эпилептик и параноик — психически больные люди. На всякий случай скажу для непосвященных, что есть гении и среди эпилептиков, и среди параноиков, так что не следует снисходительно улыбаться по их поводу.

■ Великий психиатр и философ Карл Ясперс вообще считал психопатологическую психику иной формой существования психики, инобытием психики, другим, но равноценным ее состоянием.

И в самом деле, наши сновидения, например, для нас во сне равновелики по отношению к нашему реальному самосознанию. То же и с психопатологическими состояниями. Так что давайте не будем. Но все же и путать не будем, как я уже сказал, эпилептоида с эпилептиком.

Мы обсуждаем все психотипы в основном в рамках нормы. Помните о «рисунке личности»? Но надо иметь в виду, что представители психотипа могут оказаться акцентуантами и даже психопатами.

Почему же все-таки эпилептоид сходно звучит с эпилептиком? Эпилепсия проявляется в судорожных припадках, а эпилептоид взрывчат — тоже вроде бы припадки гнева. Эпилептоид бывает злобен, как эпилептик, злопамятен, как эпилептик, скрупулезен, как эпилептик... Конкретен, как эпилептик. Но, во-первых, только именно как, а во-вторых, главное, у эпилептоида нет эпилепсии. В этом и заключается существенное различие.

Любовь к порядку

Одной из базовых черт, от которой зависит многое в эпилеп-тоиде, является любовь к порядку. И как частное ее проявление, согласно логике психотипа, — любовь к порядку в вещах. А это проявляется, в свою очередь, в том, что эпилептоид любит, чтобы стулья стояли ровно, в линию, чтобы ключи не валялись в ящике, а висели на специально устроенной витринке, каждый на своем месте, чтобы все нужные инструменты были под рукой.

Как видим, эпилептоид блюдет целесообразный в общем-то порядок, в противовес куда менее прагматичному порядку пси-хастеноида. Психастеноидка вытирает, например, свежий слой пылинок, а через полчаса будет то же самое. Эпилептоиды (и психастеноиды) в плане аккуратности отличаются от других психотипов. Паранойяльный человек меньше следит за порядком, а шизоид тем более. Часто и у истероидки все в «художественном» беспорядке: «Ой, когда тороплюсь в бизнес-клуб, ничего не успеваю...»

Итак, эпилептоид любит порядок в вещах. Но, что более важно, он любит заставлять людей наводить этот порядок в вещах — тоже базовая черта. Если у кого-то в доме стулья стоят неровно, это его очень нервирует. А если нет на своем месте ключа и надо рыться в куче других ключей и наугад отыскивать нужный — это уж просто выводит его из себя. И вот он заставляет других наводить порядок.

Эпилептоид любит порядок и в отношениях между людьми. Он сам чаще всего женат и не терпит, когда другие неженаты, а занимаются любовью просто так. Это его термин — «беспорядочные половые связи». А беспорядочные — это уже и непорядочные. Эпилептоид — морализатор.

Он всех приучает к порядку: чтобы стулья ровно ставили, чтобы на столах и в бумагах было все на своих местах, чтобы половые акты были два раза в неделю, не чаще, чтобы вовремя являлись на пятиминутки, чтобы не зевали и не кашляли, когда выступает начальник, без доклада чтобы не входили.

Эпилептоид не просто любит наводить порядок в отношении людей к вещам и в отношениях людей между собой. Ему нравится наводить ужас на тех, кто не очень соблюдает порядок. Если где-то порядок нарушен, для эпилептоида это криминал, он чувствует, как в нем медленно нарастает глухое раздражение. Потом начинается ворчание, а вслед за этим разражается буря.

■ Он ругает за беспорядок, подчас нагромождая злые эпитеты: хамы, лжецы, клятвопреступники, развратники, грязнули, проститутки, воры, грабители... Угрожает возмездием, потрясает кулаками, стучит по столу.

Это объясняется тем, что эпилептоид, как и паранойяльный, очень агрессивен. Я уже говорил, что в любви к порядку он схож с психастеноидом. Но эпилептоид отличается именно агрессивным принуждением соблюдать и наводить порядок — в большей степени в области человекоотношений, чем в мире предметов. Пси-хастеноид сам чтит и соблюдает порядок в вещах и в отношениях, но не может потребовать этого от других так, как это делает эпилептоид.

Характерно, что эпилептоид любит наводить порядок, предписанный кем-то со стороны, другим эпилептоидом или, что более часто, — паранойяльным. И зачастую это порядок, пришедший из прошлого. Эпилептоид — традиционалист, более того — консерватор.

Я сказал «со стороны» и «из прошлого». Но в этой формуле более значимо «со стороны», чем «из прошлого». То есть порядок, который он не сам придумал, а заимствовал у кого-то из прошлого или хотя бы со стороны.

Nota bene: эпилептоид не может идти за одиноко инакомыслящим пророком, это выше его сил. Но когда идеи, рожденные пророком, набирают силу, становятся идеями «из грядущего» — тем, чему надо служить, как традициям, и когда он уверовал в эти идеи, то служит им тоже очень ревностно.

Неофитами, то есть новообращенными в веру, также были эпилептоиды, и известно, что не было более преданных новой вере, чем неофиты. Грядущее здесь выступает как некая неизбежность, коей надо служить, такая же неизбежность, как и история, которую уже не перепишешь. В большой команде эпилептоид тоже может работать на изменение порядка, но как бы с позиции исторического развития, то есть тоже поддерживает порядок хода истории. Помните, у Маркса: коммунизм неизбежен, но надо его вводить. Вот согласно такой логике и эпилептоид может стремиться к изменению существующего порядка. Но чаще

■ эпилептоиды деятельны и энергетичны в деле именно поддержания порядка, в то время как паранойяльные деятельны и энергетичны в деле изменения порядка. Эпилептоид стремится распространить традиционный порядок на будущее, чтобы и дальше все было как есть.

* * *

Сделаем отступление. Меня все время подмывает излагать материал, как вы, наверное, обратили внимание, в несколько ироничном ключе. Но это в общем-то для того, чтобы запоминалось легче, а не для того, чтобы каждый психотип заклеймить. Ведь вот если посмотреть на дело с другой стороны, то и неупорядоченные половые связи, и гурьбой стоящие стулья, и «без доклада», и кашлять — это все действительно не так уж хорошо. Я рассчитываю, чтобы читатель сам делал поправки в сторону плюсов, если меня будет заносить мое злословие.

Мышление

У эпилептоида оно прагматическое, четкое , ясное, понятное всем людям. Он хорошо структурирует свои высказывания, разлагает их на простые фразы. Он не злоупотребляет вводными предложениями и деепричастными оборотами. Логика его последовательна и проста. Впрочем, эпилептоид, как и паранойяльный, может выкручивать логике руки с помощью заимствованных аргументов. Но он, как правило, не одинок в своих заблуждениях, такими же заимствованными аргументами пользуются многие окружающие его люди. Он последним сдает свои идеологические бастионы или не сдает их вообще, оставаясь в идеологических шорах.

Но идеология идеологией, а жизнь жизнью. В целом эпилептоид пользуется простой заземленной логикой здравого смысла. Когда ему кто-то дает напрямую правильные логические ходы, он вынужденно соглашается. Но, в отличие от истероида, который с легкостью пренебрегает тем, что его уличили в логической передержке, он начинает мучиться несоответствием своего поведения тому, к чему пришел в своих размышлениях на базе здравого смысла.

■ Так было со многими не руководящими коммунистами в эпоху «застоя». С одной стороны, коммунистическая идеология, семьдесят лет под лозунгом «Правильной дорогой идете, товарищи!», а с другой стороны, пустые полки и анекдоты про геронтократинеских вождей.

В этой ситуации некоторые эпилептоиды ломались. И шарахнулись в другую пропасть.

Современный эпилептоид,. впрочем, все ставит на позитивистскую основу: что вижу, то и говорю. Он трезв. Ему не мерещатся дальние горизонты. Сейчас у него подорвано доверие ко всем идеологиям, его раздражает и возрождение царских гербов, и упрочение религии, и разные там департаменты, мэрии, муниципалитеты. Современному эпилептоиду чужда эзотерика, чертовщина, трансцендентальность. Он не легковерен. Он требует доказательств. Он не верит экстрасенсам, он верит хирургам, потому что он сам по сути своей хирург.

Со всем строем эпилептоидного мышления связан характер ассоциаций эпилептоида. Они у него стандартны. Если ему дать тест незаконченных предложений, то слова «столица нашей родины...» дополнятся у него неизменным «Москва». А ведь есть и другие варианты: «очень большая», «обновляется» и др-р-р-р...

Говорят о том, что мышление эпилептоида конкретное, ситуативное, он не размышляет на уровне высоких философских категорий. Его, как и паранойяльного, мало интересует разница между агностицизмом Канта и агностицизмом Юма. Его больше интересует, куда девались шахтерские деньги, кто виноват и что делать.

В мышлении эпилептоида (как и у паранойяльного) превалирует целеполагание. Оно работает на цель, сам процесс мышления, побочные его продукты не интересны для него. Он, как и паранойяльный, отбрасывает их без рассуждений, если они противоречат основной цели — доказательству принятой ранее (чужой) идеи, в крайнем случае он их опровергает, но не останавливается на противоречащей мысли, не разрабатывает ее. Сравним с шизоидом.

■ У того процесс мышления протекает свободно; если возникло противоречие, он развивает противоречивые мысли с интересом, но более или менее бесстрастно. Для шизоида важен процесс, а не результат.

А для эпилептоида, как и для паранойяльного, важен результат, а процесс даже тягостен.

В мышлении эпилептоида интересна и важна такая особенность. Он не видит альтернативных вариантов. Те программы, которые ему даны паранойяльными, он принимает и закрывается от влияния других идей со стороны. В этом отношении он похож на паранойяльного, которого характеризует та же узость, но по отношению к своей, втемяшевшейся ему в мозг мысли. Шизоид и гипертим в этом отношении совершенно свободны: может быть так, может быть эдак. Только шизоид сам порождает все альтернативы, а гипертим их заимствует. Но ни тот, ни другой не мучаются при выборе. А вот психастеноид, видя перед собой множество вариантов, мучается, не зная, какой предпочесть, а остановившись на каком-то одном, снова мучается от неуверенности, правильно ли сделан выбор.

Принятие решении

Эпилептоид разумно решителен в принятии решений. Решение принято и выполняется. Эпилептоиду как нельзя лучше подходит пословица «семь раз отмерь, один раз отрежь». Он так и делает.

Интересно в этом плане сравнить эпилептоида с паранойяльным, который один раз отмерил и один раз отрезал. И заглядывая вперед, продолжим: гипертим ни одного раза не отмерил, а семь раз отрезал. А вот психастеноид — о, психастеноид! — запомним это — семь раз отмерит и ни одного раза не отрежет.

Внушаемость

Эпилептоиды — маловнушаемые в общепринятом психотерапевтическом смысле люди. Отдельный человек, будь то «сам» Кашпировский или «сам» Чумак, не сможет внушить ему программу, противоречащую его взглядам. Это практически невозможно, он поддается внушению, идущему только от большой партии и ее вождей; тогда он испытывает благоговейный трепет. Но и в этом случае его внушаемость возможна только в русле уже избранного им направления. И если говорить о гипнотической внушаемости, то тоже можно сказать, что эпилептоид не очень-то гипнабелен (вот истероиды, сензитивы, неустойчивые — другое дело). Разве что появляется легкая сонливость (сомнолен-ция), иногда вторая степень с отдельными слабовыраженными проявлениями восковой гибкости, но до каталепсии с ее мостиками не доходит, а уж третья степень с сомнамбулическими феноменами (например, внушенными галлюцинациями) — так это вообще большая редкость.

Эпергетичность

Эпилептоид, так же как и паранойяльный, очень энергетичен, работоспособен, работает иногда без отдыха, а иногда планомерно (но не чрезмерно) отдыхает, чтобы только восстановить силы и работать дальше.

Спят они больше, чем паранойяльные, не урывками, чаще в обычном ритме, положим, с двенадцати до семи, но если надо, то встанут по первому требованию жизни, могут и долго не спать, потом отсыпаются (паранойяльные не отсыпаются). Если паранойяльный держит телефон около постели и хватает трубку после первого же звонка, то у эпилептоида телефонный аппарат обычно стоит на письменном столе, и он, пробудившись после третьего звонка, идет к аппарату и берет трубку после пятого-шестого звонка. Все же берет, а не говорит себе сквозь сон (как это делает истероидка): «А ну их к черту, так хочется спать, что за нахалы, завтра позвонят, если надо».

Эмпатия

Эпилептоиды малоэмпатичны, то есть плохо чувствуют другого человека, его состояние, горести, вообще малочувствительны к чужому горю. Если ребенок у эпилептоида поранил пальчик, он скажет: «Ничего, пусть привыкает к ранам, на войне не то еще будет». Если эпилептоид — хирург (а хирурги чаще рекрутируются именно из эпилептоидов), то он меньше, чем можно было бы, заботится об обезболивании — пусть пациент потерпит. Эпилептоид — не единственный из психотипов, у которого плохо с эмпатией. Все агрессивные типы не слышат другого человека: паранойяльный — оттого, что сосредоточен на своем деле, эпилептоид — из любви к порядку, истероид — вследствие эгоцентризма, гипертим — из-за брызжущей энергии.

Эпилептоид поэтому должен говорить себе: человек дороже порядка. И не один раз сказать, а повторять через каждые пять минут. Так же как паранойяльный должен напоминать себе, что человек дороже дела.

Эпилептоиды склонны творить добро, но их добро как бы «по разнарядке». Если провозглашен призыв заниматься приютами для бомжей — будут заниматься. А нет призыва — он считает, что «от этих бомжей только антисанитария, интернировать их надо». (Читатель, понимай это как образ, я даю только направление, детали подскажет жизнь.) Зато добро их добротно, основательно, планомерно и результативно, в отличие от полных доброжелательности сензитивов, гипертимов и психас-теноидов и в отличие от паранойяльного, который по определению не добр и может лишь выжимать из себя добрые поступки, в основном для того, чтобы их отметили, в целях собственной карьеры.

Эпилептоид с другими психотипами

Базовые черты эпилептоида определяют его отношения с людьми других психотипов. Очень интересно понять в приложении к эпилептоиду ситуацию, которую мы описывали уже в приложении к паранойяльному. Паранойяльные люди мало-помалу обрастают адептами. Сначала истероидными: те более склонны без критики влюбляться в паранойяльных. А потом, когда идея, развиваемая паранойяльным, завоевывает определенную аудиторию, к ней начинают прислушиваться эпилептоиды. И чем больше эпилептоидов к ней приобщилось, тем больше эпнлептоидов приобщается. И таким образом они -становятся проводниками идей паранойяльного. Если паранойяльного человека можно назвать «вечным двигателем», то об эпилептоиде можно сказать, что он «маховик истории». И повторим еще раз ранее найденный образ: паранойяльный — это пророк, а эпилептоиды — апостолы.

Паранойяльный — это пророк, а эпилептоиды — апостолы.

Когда паранойяльный обрастет эпилептоидами, тогда держитесь все! Это его сила. Тогда можно выгнать инакомыслящих со своей кафедры. Можно отправить всех философов на одном пароходе в эмиграцию, а всех «инакопишущих» загнать в ГУЛАГ. А можно плетью выгнать торгующих из храма — ведь храм не место для торговли.

Паранойяльный с паранойяльным в одной берлоге не уживутся. А вот эпилептоиды уживаются — если приняли идею одного паранойяльного.

Эпилептоиды — это типичные партайгеноссе (товарищи по партии). Они верны партии, верны своему долгу, своим вождям.

Дружба

Но эпилептоиды и просто верные товарищи. Дружба у них крепкая. Они могут дружить с горшка и до гроба. Часто дружба у них военная, окопная: афганцы или ветераны Великой Отечественной. Эпилептоиды друзей не меняют, не изменяют им, в отличие от гипертимов и паранойяльных. Жене изменить могут, другу — нет. Если друг совершает подлость, изменит в дружбе, для эпилептоида это драма. Во что же тогда вообще можно верить? Они помогают друг другу в беде, в радости, в продвижении по службе.

Эпилептоиду более, чем другим психотипам, подходит пословица «старый друг лучше новых двух». Для сравнения напомним: паранойяльным подошла бы инверсия этой пословицы: «новый друг лучше старых двух». Эпилептоиды дружат избирательно. Они с трудом сходятся с новыми людьми. Это им подходит известное стихотворение Омара Хайяма:

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,

Но если требует дело, то и сойдутся. Эта дружба основана на верности идеалу, делу, вождю. Общение с друзьями, однако, в силу занятости случается нечасто: по делу, по праздникам. Но тогда к этому специально готовятся: хороший стол, выпивка, чтобы торжественно отметить встречу.

Надежность

Эпилептоид — надежный человек, он выполняет свои обещания. Психастеноид тоже надежный, но из-за меньшей энерге-тичности психастеноид мало что может. Паранойяльный в отли-

чие от эпилептоида вероломен, гипертим забывает об обещаниях и обязательствах, хотя по требованию начинает суетливо их выполнять. Истероид находит массу причин, почему не может выполнить свои обещания.

Так что эпилептоид самый надежный. Ну, не без греха, он может и слукавить, не то что психастеноид. Но психастеноид менее результативен. Так что, учитывая все это, рассчитывать можно все же скорее на эпилептоида. Самый надежный.

■ Эпилептоиду можно доверить тайны. Он не разнесет их «по секрету всему свету», как это сделает истероидка, и не будет просто болтать, не задумываясь о том, что раскрывает доверенные ему чужие тайны, как это сделают гипертимы.

Эпилептоид, если и испытывает желание поделиться с кем-нибудь чужой тайной, то прежде раскроет свои. А относительно тайн другого подумает так: «Если я раскрою его тайну и это до него дойдет, он не станет мне больше доверять и к тому же будет иметь ко мне законные претензии, что сильно ухудшит наши отношения, так что лучше сдержаться». А если ради дела надо включить в обсуждение сведения о ком-то, эпилептоид его спросит, можно ли, а не спросив и не получив разрешения, не будет давать информацию.

Доверие

Свои тайны эпилептоид доверяет другим людям далеко не сразу, проверяет надежность друга. Он не пригласит к себе домой сразу нового знакомого, а повстречается с ним несколько раз вне дома. Потому что для него «мой дом — моя крепость». Он не расскажет о себе ничего такого, что могло бы его скомпрометировать. Если кто-то предлагает каким-либо образом обойти даже несправедливый закон, эпилептоид много раз проверит человека на мелочах, не стукач ли. Даже с женой эпилептоид не сразу знакомит своих новых товарищей — а вдруг уведут!

Если эпилептоид все же доверил, то это означает доверие. И тогда он может «расслабиться», чем и пользуются иногда ис-тероидные и паранойяльные манипуляторы. В отличие от эпилептоида паранойяльный практически все время начеку, он не расслабляется.

А если друг злоупотребил тайной, эпилептоид отомстит.

Месть

Вообще эпилептоид мстителен в меру. Он мстителен, потому что злопамятен. Он, правда, не станет специально подготавливать отмщение, но припомнит зло и при возможности отплатит, в крайнем случае, ударит даже лежачего провинившегося жесткими словами «а помнишь?». Отомстит открыто, а не подставив исподтишка ножку, как это может сделать истероид. Однако, если человек покается, эпилептоид простит — но не сразу. У него прощение — это процесс.

Благодарность

Но эпилептоид помнит добро — и без напоминаний. Мы уже говорили, что паранойяльный человек — неблагодарный. Он может даже быть вежливым и говорит формальное «спасибо», но не испытывает того чувства благодарности, какое свойственно эпилептоиду, который помнит благодеяния и умеет благодарить за них, причем действенно и активно.

■ Он хранит в себе чувство благодарности и при первом подходящем случае платит добром. Эпилептоид к тому же не любит быть долго в долгу, его это тяготит, и он хочет поскорее отплатить человеку или он делает ответное добро при малейшем напоминании.

Впрочем, и в том, и в другом случае ответное добро эпилептоид склонен адекватно дозировать. Особых передозировок ждать не следует. Вот гипертим, тот в ответ на одно добро делает два, но сразу, в этот же день, а чуть с глаз долой — из сердца вон. Эпилептоиду можно делать добро в «долгосрочный кредит». Для эпилептоида важно показать больше себе, чем другим, какой он благодарный человек, в отличие от истероида, которому важнее продемонстрировать это другим людям, какой он благодарный.

Если эпилептоид видит пользу в превентивных благодеяниях — в том смысле, что они ему в конце концов тоже будут оплачены, — то он может давать такие «кредиты». А просто сеять вокруг себя добро он не станет — люди, по его мнению, такие неблагодарные.

Самого эпилептоида в неблагодарности не упрекнешь, он помнит хорошее и склонен возвращать долги, а не забывать. Но зато он часто упрекает в неблагодарности других людей, корит их, ведет счет, сколько кому он сделал благодеяний и сколько кто сделал ему. Это иной раз выглядит неблагородно, расценивается людьми как мелочность. Хотя по существу эпилептоид может быть справедлив и, по большому счету, имеет моральное оправдание: нельзя же, чтобы игра шла в одни ворота. Тем не менее эпилептоид может навредить этим себе и делу.

Врет ли эпилептоид?

Ну если для дела надо, то и соврет, вернее, скроет правду. Но так, чтобы наврать с три короба — этого нет. Гипертим и ис-тероид врут, хотя и они, как мы увидим дальше, врут по-разному. Ложь, как правило, для эпилептоида — грех.

А как у эпилептоида вообще с грехами? Вот паранойяльный, если припомнить, грешит и не кается. Заглядывая вперед, скажем, что гипертим грешит и кается, истероид грешит, чтобы каяться (это мы еще посмакуем), психастеноид не грешит, но кается. Эпилептоид же чаще не грешит и не кается.

Точки над «i»

Эпилептоид любит ставить точки над «i». Но более того, чтобы впоследствии не ставить точки над «i», он предпочитает как бы ставить точки над «а», то есть подробно договариваться обо всем заранее, до вступления в какие-то новые отношения. Иногда это проявляется и в мелочах. В принципе эта черта целесообразна, но если она принимает гротескный, психопатический оттенок, это воспринимается как занудливость и усложняет, а не улучшает отношения с людьми.

Законопослушность

Эпилептоид законопослушен. Он чтит букву закона больше, чем дух закона. Он послушен сам и заставляет быть законопослушными других людей. Последнее ему особенно нравится, потому что он законопослушен не из трусости, как сензитив, а из почтения к закону.

Но близко к закону лежат общепринятые нормы морали. Он и их придерживается и клеймит тех, кто от них отступает. Для сравнения: психастеноид тоже уважает нравственность, но вот законы несправедливые может осуждать. Эпилептоид склонен уважать и несправедливые законы, если это законы. Поэтому можно сказать, что эпилептоид более законопослушен, чем «нравственнопослушен»

А психастеноид более послушен нормам нравственности, чем нормам закона. Кроме того, еще одна важная вещь: психастеноид более придирчив к себе, чем к другим, а эпилептоид себе кое-что и простит в случае отступления от закона и морали, но другим того же самого не простит.

Справедливость

Эпилептоид пусть несколько меньше, чем психастеноид, но все же любит справедливость. И любит наводить справедливость. Ведь справедливость — это порядок. Но эпилептоид очень прямолинеен в своих поисках справедливости, не чувствует нюансов (психастеноид чувствует). Ему трудно дается разрешение противоречий, трудно даются компромиссы. Поэтому противоречия часто перерастают в бурные конфликты: эпилептоид старается сдержаться, но это стоит ему большого труда, особенно если вопросы объективно острые. Это бывает опасно.

■ Сего точки зрения, иногда преступника надо расстрелять на месте, были бы два свидетеля. А то, что свидетели могут быть подставными, он задумается только тогда, когда ему это подскажут в ходе полемики. За убийство, по его мнению, надо казнить. А то, что убийство может быть совершено в ответ на другое преднамеренное и неоправданное убийство, это тоже не сразу приходит ему в голову.

Множество эпилептоидов пошло вслед за большевиками осуществлять диктатуру пролетариата, не задумываясь, что другие люди тоже должны иметь право голоса. Эпилептоидам следует не забывать об этом в своем рвении к справедливости и проводить глубокий нравственно-психологический анализ своей позиции.

Ультиматумы

Эпилептоид, пытаясь повлиять на человека, скорее ставит ультиматумы, чем манипулирует. Напомним, что манипуляция — это скрытое психологическое воздействие на человека. Нет, эпилептоид прояснит все, спросит мнение, сформулирует противоречие и, сочтя свое требование справедливым, поставит условие, при выполнении которого он не сделает чего-то нежелательного для партнера или даже сделает то, что желательно для того. Это и отличает его достаточно фундаментально от истероида.

Власть

Эпилептоид любит власть, любит распоряжаться, ему нравится, когда его слушают и слушаются. Но властвует он в соответствии с установленным порядком, с «табелью о рангах», не превышая своих полномочий, но и не давая другим превышать их по отношению к себе и к людям. Он не рвется к власти, как это делает паранойяльный. Но если ему ее «доверили», то он обставляет свою власть со свойственной ему основательностью: кабинет, входить с докладом, секретари, нравоучения, выговоры...

Если эпилептоид имеет определенный статус, а вы в отношениях с ним не хотите сложностей, хотите мира, слушайтесь его, и он станет вашим другом. В противном случае — недругом. Вы этого добивались?

Отрицательные оценки

Эпилептоиды бывают трудны в общении тем, что склонны давать отрицательные оценки — и чаще всего обоснованные. Но делают они это чересчур прямолинейно, режут правду-матку в глаза. За глаза эпилептоид гадостей обычно не говорит — это, по его мнению, нехорошо, он и не наушничает, но слушать «правду-матку» в глаза, понятно, тоже не нравится людям.

Положительные оценки людям эпилептоид дает вынужденно, когда другие высказывают объективные положительные мнения или когда от него требуют дать объективную характеристику (подчиненному, начальнику, коллеге на одном иерархическом уровне).

А спонтанные высказывания оценочного характера у него чаще всего отрицательные. При этом себя они в этом отношении оценивают положительно. Это работают бессознательные механизмы самоутверждения, желание возвыситься за счет унижения другого.

Если вы эпилептоид, сказанное не делает вас симпатичным ни в глазах людей, ни в собственных глазах. Поняли, приняли к сведению — даю совет: больше думать о положительном в людях, больше говорить об этом.

Больше думать о положительном в людях, больше говорить об этом.

Отрицательные оценки допустимы только тогда, когда нельзя без них обойтись.

Обвинения

Беда эпилептоида, однако, больше в том, что его отрицательные оценки переходят в обвинения. Эпилептоидам не просто свойствен обвинительный подход. Они распекают, наказывают сами, требуют от властей наказания провинившегося, чаще эквивалентного, как в Ветхом Завете: кровь за кровь, смерть за смерть, око за око, зуб за зуб. Но бывает, что и перегибают палку. Они, как и паранойяльные, склонны к суду Линча, к геноциду. Обуздывают свою агрессивность они в том случае, если общепризнанная тенденция склоняется в сторону гуманности. Или же если с ними серьезно поработают психологи, которые помогут понять, что многие решения эпилептоидами принимаются неосознанно, без глубокого осмысления. Увы, многие эсэсовцы, многие чекисты и муровцы относились именно к эпилептоидам. Жеглов в исполнении Высоцкого — яркий тому пример.

Категоричность

Эпилептоид категоричен, безапелляционен в суждениях, даже не касающихся оценки тех или иных личностей. Усвоенное со школьной скамьи для него непреложная истина, и тот, кто его истину не понимает, тот должен понять.

В особенности сильно это проявляется, когда мнение эпи-лептоида «подтверждено» в книгах, и чем более фундаментальны эти книги, тем более он настойчив.

Эпилептоид, как и паранойяльный, назидателен, любит поучать. Для него характерна родительская позиция по отношению ко всем, даже к старшим, а тем более к младшим и в первую очередь к своим детям, даже повзрослевшим. Нередко можно увидеть на улице эпилептоида, разбирающего конфликты чужих детей. Он из тех, кто следует призыву «не проходите мимо».

Если сравнивать эпилептоидов с паранойяльными, отметим, что они все же более терпимо, чем паранойяльные, относятся к чужому мнению, более сдержанны в его отрицании, даже если не согласны с ним. Но эпилептоиды чаще, чем паранойяльные, согласны с мнением большинства. Они и составляют это большинство.

Требовательность

Эпилептоид требователен и дома, и на работе. Он все контролирует, не слишком доверяет, придирчив, всегда найдет:, к чему прицепиться, в этом отношении он бывает неприятен.

В отличие от паранойяльного, он чаще обоснованно требователен. Он соизмеряет свои требования с возможностями человека, с моралью и законами и сочетает это с требовательностью к себе. В то же время, если люди предъявляют к нему необоснованные требования, он стойко сопротивляется. Он умеет отказать, при этом отказ часто имеет жесткий, а иногда и грубый оттенок. Всякая требовательность и всякий отказ неприятны, а жесткость, с которой это делает эпилептоид, — особенно.

Авторитарность

Манера влияния на людей у эпилептоида преимущественно авторитарная. Он покрикивает, строго, сухо делает замечания. Замечаний много, они часто мелкие. Он дает очень подробные инструкции, как пройти-проехать, сопровождает их чертежом. Распоряжения понятные, четкие: первое, второе, третье. А потом: повторите приказ — то есть он руководит конкретно. Сам выезжает на объекты. Это все объяснимо: эпилептоид предпочитает брать на себя ответственность и потому старается предотвратить разные непредвиденности.

Но он не дает проявить инициативу, что, понятно, людям не нравится и создает напряженность. Все же эпилептоида терпят, потому что, как правило, он ответственный и успешный человек, руководит так, что предприятие или отдел процветает или, по крайней мере, не хуже других.

Когда он оказывается в роли подчиненного, то проявляет меньше инициативы, предпочитая получать указания. Ничего сам не предлагает. Заметят его работу, позовут посоветоваться — хорошо, нет — будет работать на своем участке. Руководителям имеет смысл знать это свойство эпилептоидов и самим выдвигать их в интересах дела.

Отношение к новым веяниям

Эпилептоид, как мы уже знаем, все-таки прислушивается к веяниям времени. Ага, отмечает он, это уже во многих местах внедрено. Он может внять рекомендациям по стилю управления. Услышит с кафедры теории управления на курсах повышения квалификации, что авторитарность — это плохо, а демократический стиль — хорошо, и будет стараться: введет в свой обиход элементы демократического стиля, приструнит себя в проявлениях авторитаризма.

Переделка характера

Многие психологи правильно подчеркивают, что характер эпилептоида трудно переделать, все равно что-то авторитарное прорвется. Я со своей стороны могу сказать, что результаты здесь прямо пропорциональны усилиям, затраченным на тренинги. Авторитарность с трудом, но преодолевается на уровне овладения психотехникой, без переделки характера (который, конечно, является и результатом генетической предопределенности, и результатом воспитания с пеленочного детства). Однако надо не только лекции прослушать и не только книги прочитать, но и, как говорится, «наездить часы». Любой начинающий водитель знает, что чем больше наездишь часов с инструктором, тем легче сдать вождение. Вот эпилептоиду и надо «наездить часы».

Критика

Эпилептоид с трудом переносит критику, хотя сам любит давать другим отрицательные оценки, но если критика объективна, справедлива, логична, конструктивна, если он видит, что его уличили, что он опростоволосился, то не будет выкручиваться, как это делают паранойяльный и йстероид, а признает критику и будет стремиться исправить положение.

Юмор

С этим у эпилептоидов плоховато. То есть им хватает чувства юмора в том самом простом смысле, что, когда кто-то рассказывает что-нибудь смешное, они смеются вместе со всеми, над кинокомедиями Леонида Гайдая, рассказами Зощенко или выступлениями Жванецкого. Но такое чувство юмора есть даже у дебилов. А вот юмор Анатоля Франса, например, для эпилептоидов менее доступен. Но главное, они сами непродуктивны в плане юморотворчества. Могут рассказать свежий (а чаще устаревший) анекдот — и все, то есть юмор у них, как и у паранойяльных, заимствованный. Юмор в свой адрес эпилептоиды воспринимают крайне болезненно, злятся, иногда впадают в ярость, стремятся отомстить. Они менее злопамятны, чем паранойяльные, но все же злопамятны, а насмешка — это самое страшное для эпилептоидного самолюбия.

■ В ряде публикаций я уже предупреждал, что с юмором надо обращаться осторожнее, но в особенности следует учитывать это по отношению к паранойяльному и к эпилептоиду. Я даю такой совет прежде всего шизоидным людям, которые могут быть талантливыми юморотворцами, и гипертимнымлюдям, у которых юмор неглубокий, но тоже может задевать.

Почему у эпилептоидов трудности с юморотворчеством? Чтобы увидеть смешное, надо обладать нестандартным мышлением (как у шизоида), а у эпилептоидов мышление стандартное. Поэтому и шутят они, используя банальные, «патентованные» остроты типа «У тебя в ушах чернозем», «Тебя пальцем делали». Часто это делается в рамках руководящих замечаний в адрес нижестоящих, в адрес своих и чужих детей.

А шизоид увидит сходство оттопыренных ушей с крыльями и выдаст это в виде оригинальной, но тоже неприятной шутки.

При том, что и у эпилептоида, и у паранойяльного юмор заимствованный, эпилептоид все-таки меньше, чем паранойяльный, склонен высмеивать людей.

Этикет

Эпилептоид в меру соблюдает этикет, он не матерится при женщинах, как может сделать гипертим или йстероид. При своих, при мужиках, выругается — это же принято, но тоже в меру, не через каждое слово, как гипертим, а через несколько фраз.

Он соблюдает общепринятый этикет, а не лощеный-изощренный, как истероид. Он не упрекнет лишний раз за несоблюдение светских правил, как это сделает тот же йстероид, но соблюдения основных правил приличия он потребует.

Сдержан, ко взрывчат

В психотехнике общения у эпилептоида бросается в глаза такая пародоксальная вещь. Эпилептоид сдержан, но взрывчат. Что это? А вот что: он дисциплинирован, поведение его упорядоченное. Он не распускает себя, как это делает паранойяльный, ги-пертим и истероид, а сдерживается. Но его энергетика не уступает энергетике паранойяльного. И сдерживаться он может только до поры до времени. А там взрывается. Гнев его сокрушителен и страшен. Потом он себя корит, но не очень: ведь он не сдержался в ответ на дурной поступок.

Здоровье

Можно сказать об эпилептоиде и так: взрывчат, но сдержан. Это звучит еще более парадоксально. Но при этой перестановке понятий кое-что меняется. Начинаешь понимать, что эпи-лептоиды от своей сдержанности заболевают гипертонической болезнью с ее инсультами и ишемической болезнью сердца с ее инфарктами. У эпилептоида ситуация сдерживания воспроизводится постоянно, то есть все время: агрессивный импульс — задержка, агрессивный импульс — задержка... У него таких сеансов пятьдесят за день, и это играет решающую роль в возникновении этих психосоматических болезней, начало которых в психике, а конец, симптоматика, — в соматике (телесной сфере). Доктор Булгаков в «Мастере и Маргарите» устами Во-ланда провозгласил, что человек не просто смертен, но иногда внезапно смертен. Там, правда, речь шла о несчастных случаях, когда трамваем отрезало голову Берлиозу, — пусть, дескать, ни Бога, ни дьявола не забывает. Но человек внезапно смертен иногда сам по себе. Это как раз больше всего относится к эпи-лептоидам. Они иногда, будучи вроде бы абсолютно здоровыми, внезапно умирают.

■ Неожиданно возникшая перспектива ареста — и он умирает от «молчащего» инфаркта (без обычных болей в области сердца) или от инсульта. Инфаркт и инсульт, впрочем, не всегда именно смертельны, они могут искалечить, превратить в инвалида, а предваряют их другие проявления ишемической болезни сердца и гипертонической болезни на фоне атеросклероза сосудов головного мозга.

Все это эпилептоидные болезни — «сдержан, но взрывчат», «взрывчат, но сдержан»...

Сравним с паранойяльным. У паранойяльного меньше вероятность инсультов и инфарктов, так как он не сдерживает аффект, но у него больше вероятность гастритов и язвенной болезни (нерегулярно и плохо питаются). Эпилептоид же питается более или менее регулярно, ест горячую пищу, первое-второе-третье, так что у него меньше риск заболеть гастритом и последующей язвой желудка.

Эпилептоиды не слишком занимаются своим здоровьем, они не ходят по модным врачам, не ремонтируют,вовремя зубы, не проводят профилактику — некогда. Но они дисциплинированно проходят диспансеризацию, если потребует начальство. Иногда, когда требуют и убеждают врачи, эпилептоиды ради профилактики начинают заниматься на тренажерах, ходят в бассейн, налаживают правильное питание. Но все это — после «второго звонка».

Реакция на конфликтогены

На конфликтогены эпилептоид чаще всего реагирует холодной напряженностью, он не сразу включается в неуправляемый конфликт, но этот конфликт близок. Эпилептоид сдерживается, сдерживается и взрывается. Он может реагировать на конфликтогены и лицемерной пристройкой снизу: дескать плетью обуха не перешибешь. Он себя сдержит. Нередко эпилептоид открывает для себя более целесообразные способы оптимального реагирования на конфликтогены. Он, как мы заметили в процессе занятий по психотехнике общения, легко усваивает алгоритмы мягкой и жесткой конфронтации и управляемого конфликта.

Вегетатика

У эпилептоида стабильная. Ну, конечно, в гневе или при страхе он побледнеет, изредка покраснеет от стыда, но в основном сохраняет непроницаемость. Он умеет скрыть свои чувства и на уровне вегетатикй, устойчив к ударам, неожиданностям. Он не паникует в случае банкротства, он знает, что можно найти выход, либо само «рассосется»; по крайней мере, можно уменьшить отрицательные последствия. И на лице — лишь легкая бледность.

Страх

В принципе эпилептоиды испытывают страх перед врагом, перед смертельно опасными ситуациями, но стараются быть собранными, приучают себя преодолевать страх и в конце концов становятся храбрыми солдатами, офицерами. Это подчинение витального страха социальным установкам — тоже результат особой социальности эпилептоида. Они сдержанны не только в проявлении агрессивности, но и в проявлении страха.

■ Известный писатель-диссидент пятидесятых годов Виктор Некрасов описывал, как в первых сражениях люди испытывали медвежью болезнь, но потом привыкали к реву снарядов и свисту пуль и ходили в атаку.

Эпилептоид не просто испытывает страх и преодолевает его. Он стремится попасть в опасные ситуации. Это они часто становятся летчиками-испытателями и берутся за другие рискованные профессии. Преодолев страх сами, они стараются заставить и других преодолевать его, а если у кого-то это не получается, высмеивают, обвиняют в трусости. Такой своеобразный садомазохизм. И с другой стороны, это опять же проявление социальности их существа.

Страдания

Эпилептоид их не выносит наружу. Ему трудно признаться друзьям, что изменила жена. В случае болезни он старается не обременять окружающих, не застонет лишний раз.

Эпилептоид как семьянин

Прежде всего уточним, что он принципиально за семью, он муж и отец. Он дуб для рябинки, как в песне. Он опора, надежная, ответственная. Но если жена придерживается иных, нежели он, ценностных ориентации, то неизбежны конфликты. Их можно избежать, если оба они успешно пройдут тренинг по психотехнике общения и скорригируют привычки, мешающие их отношениям.

Жена-эпилептоидка практически никогда не изменяет. Это самый надежный тип женщин. И она всегда помощник мужу, будь то эпилептоид, паранойяльный или истероид. При всех недостатках эпилептоидной жены (прическа с заколками-невидимками, старомодность, неизящность) для мужей это неоценимо.

Муж-эпилептоид не уходит из семьи, но может изменять. Он очень сексуален и сластолюбив. При этом он все-таки всегда приходит ночевать домой. А если не приходит, то обеспечивает себе стопроцентное алиби, чтобы жена не волновалась.

Если гипертим изменяет жене с кем попало (с кем выпили вместе), если паранойяльный может изменить для дела, а исте-роидка — ради выгоды и с тем из престижных кавалеров, кто ею восхищается, то эпилептоид изменяет по любви, и он верен этой своей «измене», то есть он не меняет любовниц, а сосредоточивается на одной, ухаживает за ней. С любовницей у него отношения тоже стабильные. Она знает, что четверг — это ее день. Но она знает, что воскресенье — день семейный — и это святое. И ее ну не как жену, но все же он обеспечивает или помогает ей сколько может.

Если же, несмотря на свои измены, эпилептоид узнает, что изменила жена, то для него это трагедия. Да, вот так: сам изменяет, но если ему — трагедия. Это объясняется так называемой двойной половой моралью. Мужчина, в мнении большинства, имеет право изменять, а женщина — нет.

«Светка мне рога наставила. Нет, ты представляешь? Мне и рога. Ну не смешно ли?»

«Ну ты ж понимаешь, все мы мужики, что я, не мужик, что ли?»

Но если уж эпилептоид сам верен (а не ветрен, как истероид), тогда измена может повлечь убийство (Хозе — Кармен). А если не убьет, то, по крайней мере, побьет. Возможно и самоубийство или и убийство, и самоубийство одновременно (Отелло). Изменять, по его мнению, непорядочно — за это надо убить, это он считает порядочным. Потому что эпилептоид трудно переживает не только крах идеологии, в которую верил, но и крах отношений. Это ведь тоже своего рода крах идеологии: он верит в брак, в семью как в общественные институты. Он вложился в эти отношения, он построил их, построил дом, не то что гипертим, которому «под каждым кустом был готов и стол и дом».

С кем эпилептоиды сочетаются браком? Мужчины-эпилептои-ды, понятно, предпочитают красивых пластичных истероидок. Они любят красоту, любят любоваться красотой. К тому же среди женщин вообще истероидок больше, так что даже если эпилепто-ида привлекает другой психотип, ему может достаться истероидка.

Этот альянс «эпилептоид плюс истероидка» насыщен специфическими трудностями. Мужчина-эпилептоид перегружен физически и психически, устает, ему не до ухаживаний за своей женой (и за любовницей часто тоже некогда ухаживать). А ей нужны ухаживания, атрибуты любви (цветы, подарки, мелкие знаки внимания, частые звонки с работы). Гораздо легче обстояли бы дела с сензитивной женой, пухленькой и робкой служанкой. Но истероидка его устраивает больше и по другим моментам. Эпилептоид высоко ценит общество и общественное одобрение. Ему небезразлично, «что будет говорить княгиня Марья Алек-севна», а значит, важно, какая у него жена. Истероидка — вывеска семьи. А сензитивная женщина боится общества. Вот эпилептоиды и женятся на истероидках и стреляются из-за их измен. Или просто возникают конфликты.

■ Цветы, которые ей нужны, стоят дорого, их надо покупать, а он прижимист и ему некогда. Нужны гости и театры (а ему неинтересно, если это не деловое общение, и опять же некогда). А в результате — капризы, слезы, истерики, измены — замучишься. Но он предпочитает мучиться и держится за нее.

Особенно если есть ребенок, а он зависимый и любящий отец.

Крайне редко он не выдерживает и сам подает на развод. Но чаще при разводах бывает так: она уходит, а он борется за брак. Интересно и то, что в любом из этих случаев он опять выберет скорее всего истероидку, и все повторится снова.

В браке эпилептоида и истероидки конфликт типичен: прижимистость эпилептоида и расточительность истероидки. Совет: выделить истероидной жене разумную сумму и иногда дополнять ее по обстоятельствам.

Дети

У эпилептоидных родителей дети не бывают брошены в роддоме или заброшены в интернате. Типичная картина: коляска с ребенком, при ней эпилептоидный отец, готовый на все, если не дай бог какой-нибудь пьяный полезет к коляске. У эпилепто-идов дети никогда не бывают безнадзорными. Нос всегда утерт, накормлены, обуты-одеты. Дети не расфранченны, но все на них добротно и целесообразно.

Но, понятно, в ходу и строгость. Эпилептоидные родители аккуратно просматривают дневник, ругают за плохие оценки, ограничивают свободу.

■ В детстве — свободу манипуляций с предметами, двигательную активность («не тронь — будет больно», «не бегай — упадешь», «не влезай — убьет»). В подростковом возрасте — свободу социальных контактов (запрещают дружить с одними детьми, навязывают других).

Заставляют своих детей учиться по своему усмотрению: «Никакой музыки, пойдет в финансовый техникум». Но и помогают в учебе, регулярно ходят на родительские собрания. Часто они члены родительского комитета в школе. На людях своих детей защищают, дома же ругают, иногда, впрочем, склонны отругать и в присутствии чужих. У эпилептоидов вообще сильно выражены родственные чувства. Они склонны помогать племянникам, внукам.

В сексе

Здесь эпилептоид противоречив. С одной стороны, он сластолюбец. С другой — ханжа. В каком смысле? Если что-то уже дозволено обществом, он с радостью это принимает. Но дозволено не так уж много. Тогда он либо втайне это недозволенное практикует, вслух при этом осуждая других, либо и сам себе не позволяет, и тогда становится невротиком.

Секс эпилептоида может быть стандартен или расцвечен в зависимости от его культурного развития.

Можно сказать, что эпилептоид склонен к садомазохизму в сексе. Он любит подчинять сексуального партнера. Это не всегда выражается именно в требованиях каких-то сексуальньк действий, иногда, и даже часто наоборот, в запрете на те или иные, даже вполне невинные с точки зрения современной сексологии действия, например в запрете на орально-генитальные игры. Запрещает себе — мазохизм, запрещает партнеру — садизм. Сексологически грамотные, осознавшие и принявшие свои сексуальные потребности эпилептоиды склонны выражать их в игровой форме.

Садомазохистские тенденции проявляются у эпилептоида и в том, что, если у него на теле, на лице что-то не так, он склонен выдавить, сковырнуть, отрезать, доставив себе болевые ощущения: здесь садистические элементы непосредственно сочетаются с мазохистскими.

Добавим, что эпилептоид-мужчина больше склонен к нормальному (не носящему неотвязный, принудительный характер) вуайеризму.

■ То есть эпилептоидный мужнина любит видеть обнаженную женщину, ее половые органы, откровенные позы. Или же он мазохистски вытесняет из своей психики эти желания.

При этом истероидка-женщина склонна тоже к нормальному (то есть тоже без принудительности) эксгибиционизму. Тогда все в порядке: он смотрит, она демонстративно не скрывает себя.

Получается гармоничная пара. Если, конечно, ни у него, ни у нее это не зашкаливает в психопатию. Но если он начинает требовать от женщины вещи, для нее неприемлемые, а она даже и простые вещи отказывается для него делать, то возникают страсти-мордасти.

Эпилептоид любит секс в себе, а не себя в сексе (последнее свойственно истероидам). Он заботливо организует свою сластолюбивую сексуальность, в этом он похож на истероида, но отличается от паранойяльного, шизоида и гипертима, тем более от гипотима и сензитива.

Если эпилептоид сексуально неграмотен и стандартен, то он может и от других требовать стандартности. Тогда это жуткий святоша, что более свойственно эпилептоидкам. Но это, как мы уже говорили, оборотная сторона активной сексуальности: запреты — это своего рода садизм.

Здесь и дальше я не слишком соблюдаю порядок изложения признаков психотипа. Какой порядок ни избери, все равно можно найти, к чему придраться, а вот другой принцип был бы в каком-то отношении лучше... Тут даже очень условно трудно отделить внешние признаки от внутренних, допустим верность вождю. Потому что эпилептоид одевается по той, например, униформе, которую санкционирует вождь.

Но все же стоит чуточку поднапрячься и попытаться мысленно делить признаки на внешние и внутренние. По внешним признакам мы как бы видим, схватываем, быстренько вычисляем психотип, а потом предвидим его поступки, стелим соломку и правильно реагируем.

■ Например, стол и пиджак у человека в порядке, значит, и от меня он будет требовать этого и будет осуждать, если у меня непорядок. И если этот человек мне близок, дорог, если это отец, то, может быть, и не стоит раздражать его своей расхлябанностью, своим «художественным беспорядком»/

А если все же не удалось причесаться, то когда он сдержанно посмотрит на торчащие вихры, лучше сказать сразу: «Будет сделано» — и причесаться.

Я буду и дальше по мере необходимости советовать, что и как должно быть в отношениях с тем или иным психотипом. .

Я буду стараться соблюдать плавность, логическую структурность в переходах от темки к темке внутри темы о данном или другом психотипе. Но это не всегда удается.

А сейчас я перехожу к тому, что, наверное, является ключевым моментом в эпилептоидном характере.

Эпилептоиды — люди идеологии

Они во что-то свято верят, не слишком подвергая критическому анализу догматы веры — будь то вера в Иисуса Христа или в то, что его вовсе и не было и что Бога тоже нет, или в светлое коммунистическое завтра, или в богоизбранность собственной нации. Главное, что это — некритичная вера в постулаты паранойяльного пророка.

И вот еще что важно и страшно. Если идеи, за которые эпи-лептоиды боролись и умирали, вдруг рухнули, то этот крах идей они тяжело переживают. Они тяжело переживают не только гибель идей, но и смерть вождей. Мужчины плакали, когда умер Ленин и когда умер Сталин. В отличие от эпилептоидов, паранойяльные изобретут новые идеи, во имя которых будут привлекать новых адептов. И «все начнется вновь... и слова, и пули, и любовь, и кровь...» — как в песне Булата Окуджавы. Гиперти-мы, в отличие от эпилептоидов, выпьют за новую власть («король умер, да здравствует король!») и будут крутиться возле новых кормушек. Истероиды, в отличие от эпилептоидов, не вдаваясь в теоретические дебри, будут петь талантливые или пошлые песни, прославляя новый порядок. А эпилептоид, скорее всего, будет верен старым идеям и будет работать на их возрождение. Он будет пытаться реабилитировать низвергнутых вождей. Это я и о том скорее трагическом, чем трагикомическом зрелище, когда старушки несут портреты Сталина, который убивал их родственников.

Родина и честь

Эпилептоиду более, чем другим людям, свойственна «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Он не может эмигрировать из страны, ведь здесь же могилы предков, а как сказал Маркес в одном из романов, родина не там, где родился, а там, где похоронены близкие. Для эпилептоидов важнее, чем для других психотипов, само слово «Родина». Это они умирали за Родину и, увы, «за Сталина». Эпилептоиды знают, что такое честь — честь мундира, семьи, честь полка, народа, страны, руководства.

Командир — подчиненный

Эпилептоиды хорошо командуют и хорошо подчиняются.

В ранних работах известного и очень талантливого психолога профессора Ф. Д. Горбова говорится о том, что загребной (командир в многовесельной лодке) всегда был и хорошим рядовым гребцом.

Эпилептоид нередко так ограничен шорами, что скорее сам может погибнуть, чем выйдет за пределы отведенного ему круга.

■ Жуков мог двинуть всю армию на Сталина, но он был маршал, а не политик, и Сталин убрал его на задворки — командовать округом, потом то же повторилось у Жукова с Хрущевым: он «вывел Никиту на орбиту, как ракета-носитель, и отвалился» (старый анекдот), а мог бы свалить Хрущева.

Из-за своей преданности эпилептоиды часто оказываются в трудных нравственных ситуациях. Зависимый от чужих воззрений человек с вставленным в него стержнем, эпилептоид, становится, попав в неправедную систему, орудием этой системы. Так было с немецкими эпилептоидами, так было с советскими эпилептоидами. Это их руками творился гитлеризм и сталинизм.

Эпилептоид не просто исполнителен в проведении линии своего паранойяльного вождя, пророка, своей партии и ее традиций. Он навязывает другим свои взгляды, заставляет исполнять программы его партии, ее ритуалы, чтить ее символику, исповедовать устои, которые он считает нравственными, хотя другие люди могут считать их, наоборот, аморальными.

Он ревностный служака и рубака. Он рубит сплеча — и летят головы. Он становится рыцарем революции. С оружием в руках и соблюдая воинскую дисциплину, он насильно навязывает идеологию, политическую систему, государственное устройство.

Вот шизоидам, гипертимам, психастеноидам это не свойственно. Истероиды могут примыкать то к одним, то к другим; вставленные в них стержни столь гибки или так легко вынимаются и заменяются другими, что ни в какое сравнение в этом смысле с эпилептоидами не идут. Хотя в какой-то отдельный момент они могут быть вполне страстными ораторами и красиво-храбрыми воинами.

Печатное слово

Для эпилептоида очень важно печатное слово. Раньше, когда «правду» говорила только газета «Правда», это было особенно заметно. Но и сейчас, если что-то написано, например, в «Медицинской энциклопедии» или опубликовано в издательстве «Медицина» или «Наука», то он проникается к этому доверием. Поэтому в разговоре с эпилептоидом при разногласиях имеет смысл сослаться на солидные издания. Если что-то опубликовано в несолидных коммерческих изданиях, то эпилептоида это не убедит. Ему нужны basic books (основные книги).

Глубокое доверие эпилептоида к печатному слову, а также к серьезным программам радио и телевидения вполне объяснимо: все это связано с властными структурами и установлениями. Важны для эпилептоида и другие проявления истеблишмента.

■ Он испытывает благоговейный трепет перед всякого рода штампами, печатями, подписями чиновников, бланками с «шапкой», перед аббревиатурами типа ЦК, ЧК, КГБ, МГУ, перед магическими для него словами типа «Государство», «Политбюро», «Президент».

Особенно — перед словом «генеральный». Все равно: секретарь, директор — но важно, что «генеральный». Это для эпилеп-тоидов паранойяльный объявляет себя Главнокомандующим и усиливает дополнительно словом «Верховный».

Чинопочитание

С уважением к порядку у эпилептоида связано и чинопочитание. Он свято блюдет табель о рангах. В обоих направлениях: вверх и вниз. Он сразу берет под козырек: что партия наметила, то и выполним. «Колеблется вместе с линией партии», как в застойном анекдоте, а потом тяжко переживает крах партии.

Эпилептоид любит чинопочитание и по отношению к себе. И ценит он не только честь, но и лесть. Нередко на этом попадается, вкладывается в льстецов, а потом досадливо сетует или бурно гневается на них. Когда ему что-то очень нужно, то и он может быть льстивым до безвкусицы.

Ценностные ориентации

Эпилептоидной личности свойственны, разумеется, не только те или иные характерологические черты, но и те или иные ценностные ориентации. Конечно, в выборе той или иной ориентации характер играет ведущую роль, но все же не полностью его предопределяет, многое зависит от того, какие идеи предлагаются эпилептоиду.

Национал-социализм, социализм, религиозный фанатизм, расизм, воинствующий атеизм, патриотизм, панамериканизм и т. п. — такого рода ориентации при всей их противоположности могут быть в цене для эпилептоида в зависимости от обстоятельств.

Религия

Я уже затрагивал вопрос о месте эпилептоида в религии. Но эта тема заслуживает и нескольких специальных абзацев. Так что же есть эпилептоид в религии?

В предыдущей главе я уже говорил, что паранойяльный — это пророк, а эпилептоид — апостол. Этот образ можно использовать и для понимания роли эпилептоида в любой религии.

Но сначала возвратимся к паранойяльному. Напомним, паранойяльный в религии — пророк. Так что и Магомет, и Моисей, и Будда, и Заратустра, и сам Иисус Христос — личности паранойяльные. Ну а эпилептоиды? Нет, они, конечно, не только апостолы. Они и церковные иерархи инквизиторы, и просто пастыри. Вместе с паранойяльными пророками они, можно сказать словами Иисуса, — ловцы человеков.

Итак, эпилептоиды — пастыри, патриархи, иерархи, архиереи, отцы церкви, а другие психотипы для эпилептоидов — дети, «овцы», в том числе и заблудшие, предмет заботы.

■ В повести Георгия Владимова «Верный Руслан» овчарке Руслану кажется, что реабилитированные заключенные на самом деле убежали и без лагеря пропадут.

Понятно, что и сами эпилептоиды могут играть роль паствы.

В религии каждый психотип находит свой путь, свою роль, свои радости и утешения. Гипертим — это типичный поп-расстрига. Йстероиды — кликуши, одержимые бесом; из них особенно легко бесы выходят по простому приказу «изыди». Истерои-ды легко могут уверовать и легко разочаровываются, но, будучи многочисленными, играют определенную роль в утверждении, новой религии. Место разных других психотипов в религии обрисовывается здесь вскользь, для понимания разницы с эпилеп-тоидами, но в каждой главе, посвященной отдельно тому или иному психотипу, это будет развернуто.

Общественная нагрузка

Каждый психотип в своем своеобразии несет определенную общественную нагрузку, и каждый по-своему привлекателен и нужен, при всех его психотипных отрицательных качествах. Так происходит и в религиозных общинах.

■ Да и взять просто в туристической компании: гипертим не позволит унывать, астероид будет петь, паранойяльный фанатик туризма — разведывать новые места и вести туда группы и т. п.

Так что, действительно, «мамы всякие нужны, мамы всякие важны». Общественная «нагрузка» эпилептоида — организовывать быт, восстанавливать справедливость, воспитывать, следить за нравственностью и, увы, «за внебрачными связями».

Эрудиция

Она у эпилептоида фундаментальна в области практически значимых вещей и в рамках его специальности. Он глубоко покопался в нескольких узкоспециальных вопросах. Он дочитывает книги до конца и конспектирует их, не то что гипертим или ис-тероид, которые могут начать с середины и на середине же закончить. Особенно этим отличается истероид: словно ковыряет вилкой в блюде, оставляя самое «вкусное», в сущности, нетронутым, но потом будет хвастать: «Я Борхеса читал, а ты? Ну что же ты, это надо знать, это уже классика».

Нет, эпилептоид делает выписки на карточках, ведет каталоги. Нельзя сказать, что эрудиция эпилептоида очень обширна. Чего-то он может не знать, но если нужно — покопается и овладеет. Правда, это не касается поэзии, хотя эпилептоид не чужд искусства, любит почитать и романы, в отличие от паранойяльного, который читает только для дела. Это и не широко эрудированный шизоид. И не припудривающий мозги иногда километрами стихотворных строк истероид.

Науки и творчество

Творчество эпилептоида в науке целеустремленное, на заданную тему. Тему эту задает паранойяльный или другой эпилептоид, который тоже выполняет заказ паранойяльного. Эпилептоиды склонны скорее разрабатывать прагматические задачи, если ясно, что их работа даст значимый результат, пусть даже отрицательный, но зато отброшен тупиковый путь. Свободный поиск эпилептоиду менее присущ. Он не генерирует принципиально новые идеи, а честно работает на проторенных дорогах.

Эпилептоид целеустремленно овладевает наукой, той наукой, которую создали до него и для него другие. Но фундаментальную науку он может как ученый продвигать в основном в качестве организатора. Успешно заниматься прикладной наукой он способен, при этом ему ставят задачи другие ученые. Иногда он выполняет социальный заказ. Но эпилептоиды очень нужны даже фундаментальной науке, потому что они могут довести идею «до ума», честно и скрупулезно проверить чью-то смелую гипотезу и решительно выступить против, если она не подтвердилась, или за, если она подтвердилась.

Бывает, что эпилептоид берется и за художественное творчество. Тогда его тянет на фундаментальность, реализм-натурализм, фотографичность, помпезность, прославление вождей или революции, патриотизм. Он клеймит позором изменников родины, развратников, проституток, наркоманов, алкоголиков, трусов, противопоставляя им положительного героя.

■ И никаких тебе надломов души, драм или трагедий с самоубийствами или фиолетовыми туманами... Вот Борис Полевой — «Повесть о настоящем человеке». Вот Вадим Кожевников — «Щит и меч».

Конечно, эпилептоид, становясь художником, в какой-то мере приобретает черты истероида, начинает любить себя в искусстве, но при этом эпилептоидные художники и композиторы холодны, в них нет живого человеческого чувства, как нет, например, его в партийно-славословящих песнях эпохи застоя типа «Мы делу Ленина и партии верны» или в песне на заданную тему про андреевский флаг, которую поет эстрадная трансвес-титка, демонстративно напялившая фуражку и гимнастерку белого офицера... Это она истероидка, а автор, судя по тексту, — эпилептоид.

По служебной лестнице

Эпилептоиды практически всегда поднимаются планомерно по служебной лестнице, не перескакивая через ступени, как это часто бывает с паранойяльными, а постепенно или, даже скажем точнее, поступенно. И опять же в противовес паранойяльному у них редко случаются падения, разве что ломается генеральная линия, которой они служат, тогда и карьера эпилептоида может рухнуть. Если же он вовремя перестроится под новую «генеральную линию», то восстанавливается в обществе в прежнем статусе. Но напомним, что перестраиваться ему трудно. Такая планомерная, постепенная карьера без особых падений возможна благодаря сдержанности, исполнительности и чинопочитанию эпилептоида.

Обучение

Учеба для эпилептоида — часть карьеры. Он, как правило, учится достаточно ровно, без зигзагов. Переходит из класса в класс, с курса на курс, не отстает и не опережает, не перескакивает через курс. В соответствии со способностями, конечно. Оценки: тройки-четверки, четверки-пятерки, пятерки. Но смесь из троек, четверок, пятерок и... двоек — крайне редко; это уже не эпилептоид, наверное. Так учатся скорее всего паранойяльные, шизоиды и истероиды. Хотя и у них может быть поровнее. Ну вот, как видим, это тоже плюс эпилептоиду. Эпилептоид ценит сделанные в него вложения. За учебу надо платить; платит ли государство, родители или он сам — надо отрабатывать.

Честолюбие

Эпилептоид по-хорошему честолюбив в плане нравственности («Я чист и честен»), а в плане интеллектуальных находок не так честолюбив. Он хотел бы, чтобы приветствовали исповедуемую им идеологию, его клан, его этнос, но личное авторство он не так уж отстаивает и к нему не так уж стремится. Напомним, что для паранойяльного очень важно его авторство, и запомним, что для истероида тоже. А вот гипертим еще менее, чем эпилептоид, дорожит своим авторством.

Профессии

Эпилептоиды более преуспевают в профессиях, которые как бы более «предназначены» для них... Ну, разумеется, военные, точнее, офицерский корпус по контракту, а не солдаты-призывники. Полиция и правоохранительные органы. Учителя, врачи. В меньшей степени, но все же подходит эпилептоидам работа бухгалтера. Для каждой из этих профессий характерны назидательность, требовательность, авторитарность и т. п.

В овладении профессиональными навыками эпилептоиды упорны, но, раз овладев чем-то, они с трудом переучиваются. Они ретрограды в плане нововведений по интероргтехнике. Научившись печатать на машинке, эпилептоид сопротивляется переходу на компьютер. Овладев одними компьютерными программами, он со скрипом переходит на другие, более совершенные программы. То есть он хорошо удерживает программы, но можно сказать, что и они удерживают его.

Коммерция

Какие эпилептоиды коммерсанты? Прежде всего, в основном честные, то есть на них можно положиться, но надо иметь в виду, что при определенных трудных обстоятельствах они могут и оступиться... Конечно, абсолютно честных людей, наверное, вообще нет; даже психастеноиды могут слукавить и потом мучиться совестью. Но все же при известных предосторожностях, гарантирующих безопасность, с эпилептоидамн иметь дело предпочтительнее* чем с другими психотипами (психастеноид как ком-мерстант не очень деятелен, гипертим суетлив, но по большому счету неудачник, любит риск и часто нечистоплотен в делах..,). Эпилептоид не любит коммерческих рисков, он рискует десятью процентами капитала, не больше, не идет на сомнительные сделки, наводит справки, требует расписок.

■ Один эпилептоид дал мне в долг деньги и потребовал расписку. Я спросил его, неужели он мне не доверяет. Доверяю, конечно, был ответ, но вдруг ты погибнешь в автокатастрофе, родственники отдадут.

Друзьями близкими мы не были, я простил ему бестактность, взял деньги в долг и дал расписку. Когда я вернул ему долг, он сам без напоминаний отдал мне расписку.

Эпилептоид склонен то или иное дело проверять сначала на малых оборотах капитала, проэкспериментировать и только после этого увеличивать обороты.

Бережливость

Эпилептоид скромен в тратах, бережлив. Он не сделает лишнего междугороднего и тем более международного звонка, а позвонив, сэкономит секунды, будет краток — все только по делу. Ему трудно выбросить недоеденную пищу или вышедшую из моды одежду. Но он не доводит пищу до порчи, он ее бережет: вовремя пережарит, перетопит жир. Он не выбросит верхние листья от капусты, а постарается отмыть их и сделать голубцы. А вот истеро-идка срежет половину хороших листьев в отходы. Паранойяльный же вообще не будет готовить, но и ругать за неэкономность не станет, если без особого напряжения на все хватает. Гипертим расточителен. Шизоид просто не умеет ни готовить, ни экономить. Но вот с психастеноидом у эпилептоида здесь есть сходство. Психастеноид тоже очень бережлив. Разница все же в том, что психастеноид просто сам сбережет, и на этом все, а эпилептоид будет сердиться на расточителей. Как всегда, в плюсах и минусы, бережлив, но раздражается при неэкономности других.

А вот еще плюс: эпилептоид отдает долги всегда вовремя и полностью. Правда, он не будет за пять дней предупреждать о предстоящем возврате долга, как это сделает психастеноид. Но эпилептоид и в этом отношении дорожит своей честью. А если его и подмывает слукавить, то верх берет рационализм: отдам вовремя, мне будут доверять и давать в долг и дальше, а нет — лишусь кредиторов.

Еще более характерно для него то, что он старается не залезать в долги. Он не любит быть должником. Взяв в долг по необходимости, он стремится вернуть его по возможности быстрее. И при этом, в силу финансовой дисциплинированности, он умеет копить деньги и практически всегда может дать в долг друзьям, но он всегда точно оговорит дату возврата, напомнит о сроке должнику за два дня до отдачи долга.

Он не склонен давать больших сумм, не доверяет человеку или ситуации, не хочет рисковать. С другой стороны, уверившись, что человек отдает долги вовремя, он может в дальнейшем одалживать и более крупные суммы.

■ Впрочем, обычно у эпилептоида не так много денег, за исключением случая, если он вышел на «финансовый эскалатор», когда деньги делают деньги.

Чаще он служащий, который честно зарабатывает свою зарплату, наемный работник, не склонный к финансовым рискам и, следовательно, не вырывающийся за определенные средние пределы. Он зарабатывает свои твердые 25 минимальных окладов, и на этом спасибо любому правительству.

Деньги

Деньгам эпилептоид ведет счет, записывает траты, доходы, кому сколько должен. Не забывает долги. Опять вроде бы плюс. Но вот и «минус». Эпилептоид считает деньги не только в своем кармане, но и в чужом. По его мнению, не только он, но и другие должны рачительно относиться к деньгам, а не транжирить их. Деньги надо расходовать правильно. Очень плохо, если неправильно тратят деньги родственники. А уж особенно, если неправильно расходуются деньги, которые он подарил, или деньги, которые могли бы быть сэкономлены и потрачены на него или по его усмотрению.

■ И вот эпилептоидная свекровь начинает считать деньги в кошельке истероидной невестки — и пошел скандал за скандалом. Или теща считает деньги в портмоне зятя... А между молотом и наковальней — дочь и внуки.

Отношения эпилептоида с людьми осложняются постоянными конфликтами с расточителями (гипертимами и истерои-дами) по поводу лишних трат, особенно в семье. Истероиды тратят деньги и в самом деле неосмотрительно. И если у эпилептоида «стероидная жена, у них постоянно возникают ссоры по этому поводу.

■ Стремясь уменьшить такие конфликты, один эпилептоид договорился со своей женой-истероидкой, что не будет возражать против покупки какой-то вещи, если она сначала отойдет от прилавка на почтительное расстояние, а потом все-таки вспомнит об этой вещи и вернется.

Интеллектом жена обделена не была, и согласилась. Раздоров стало явно меньше. Как правило, истероидки считают эпилепто-идных мужей скрягами, стараются быстро вложить деньги в покупки, а там будь что будет, в ответ эпилептоиды разражаются гневными тирадами по поводу расточительности и безответственности этих трат.

Эпилептоиды, действительно, часто чрезмерно прижимисты. Им имеет смысл пересмотреть эту позицию, если есть возможность хотя бы слегка расслабиться относительно трат. Можно, например, просто договориться о сумме, в расходование которой эпилептоид не вмешивается вообще. Будет явно меньше трудностей. Запомните этот совет, читатель. Если не вам, то другу вашему он пригодится. Неважно, что это всего лишь строка. Это записано отдельной строкой.

У эпилептоида всегда есть «подкожные» заначки. Причем, становясь старше, он имеет все больше не учитываемых женою денег. Ведь помимо основной работы у него обычно есть приработки. Когда это обнаруживается, опять возникают конфликты.

Считать деньги в чужом кошельке эпилептоид любит и в более широком смысле. Он следит за справедливостью распределения средств в обществе, за «нетрудовыми доходами», за спекулянтами или другими пройдохами, за фирмами, работающими по принципу «пирамид», за утечкой валюты из страны. Он принципиальный налоговый полицейский, инспектор КРУ. Он может вступиться за экономические интересы бедных, способен стать и анонимным осведомителем по финансовым преступлениям.

Домовитость

Эпилептоид — домовитый и домашний. Домовитый в том смысле, что в доме у него все устроено, он сам все наладил-приладил и, возможно даже, сам многое сделал (антресоли, стеллажи, шкафы), врезал два-три замка. Дверь всегда на запоре. Гипертим, в противовес ему, сделает хилый замок, да и тот толком не запирает. У эпилептоида есть мастерская на балконе или даже сарай, гараж, во всяком случае он к этому стремится. А у гипертима сама квартира как сарай. Эпилептоид домовит и в том смысле, что все несет в дом, в отличие от гипертима, который все тащит из дома. Можно сказать даже, что эпилептоид — стяжатель. Ну если и не стяжатель, то уж никак не расточитель.

К вещам эпилептонд относится с уважением, чинит их. У него стол не будет шататься, он перевернет его, уберет сломанное, врежет новые детали, поставит все на шурупы, на уголки, и стол будет в порядке.

Домашним мы эпилептоида назвали не потому, что он сиднем сидит дома, а не в офисе; нет, он часто пропадает на работе.

Но для эпилептоида его дом — его крепость.

Он склонен окунуться и в домашний уют, созданный для него истероидной или сензитивной женой. Он не любит общежитий и бульонов из кубиков, он любит тахту и свежеприготовленный огнедышащий борщ.

Эпилептоидная женщина приводит в порядок квартиру полностью, пусть и не до каждой пылинки доберется, как это сделает психастеноидка, но и не как истероидка, которая подметет пол посредине комнаты, а под диваном — клочья пыли, и тем более не как шизоидка, у которой куда ни ступи — грязь.

Отдых

Эпилептоиды работают год, чтобы скопить деньги, купить путевки и поехать на юг с женой и не только доехать и обеспечить «койко-дни», но и фрукты, и прогулки на теплоходике по Черному морю, а когда деньги кончатся, уехать к себе домой на Белое море, снова зарабатывать на будущий год. Ну, может быть, южный берег будет теперь уже не «советский», а турецкий. То есть ему нужен отдых запланированный, когда все просчитано. Никаких дополнительных трат, неумеренных развлечений с фейерверками, тем более никаких казино.

В командировке

Эпилептоид может полностью себя обслужить: пришить пуговицу, сварить в номере кофе или даже суп (маленькая плиточка, кипятильник), у него разумный, без излишеств запас еды, одежды для выступлений и для отдыха в гостинице.

Не склонны к перемене мест

Эпилептоиды не склонны к смене жилища. Они не поймут призыва Марины Цветаевой: «Переезд! Не жалейте насиженных мест!» Они годами и даже десятилетиями живут в одном городе, работают на одном месте, если их не перемещают по службе начальники (паранойяльные или другие эпилептоиды), чаще с повышением. Или «по зову партии» переходят на другую работу такого же уровня, а бывает, и с понижением. Тогда в связи с этими перемещениями они и переезжают в другие местности. Впрочем, эпилептоид и сам может поехать учиться в другой город. Но это тоже «по путевке комсомола». Или потому что вообще так надо, ведь «великий учитель» сказал: «Учиться, учиться, учиться».

У эпилептоида не только нет привычки к перемене мест, он и мебель редко переставляет. Поставили — и пусть стоит. И даже мелкие предметы не любит передвигать. Свои архивы эпилептоиды годами не пересматривают.

Хобби

Эпилептоид предпочитает постолярить, послесарить, то есть прагматически важные занятия. Эпилептоид редко начинает собирать спичечные коробки, разве что марки, которые могут принести доход.

Эпилептоид любит животных, больше лошадей, служебных собак. Они его выгуливают. Относится он к ним с уважением, как к друзьям. К кошечкам и попугайчикам в основном равнодушен, не будет с ними возиться, ну разве что ради детей и жены.

Выпивает

Эпилептоид выпивает нечасто, хотя может выпить много. Но никогда не напьется так, чтобы попасть не домой, а в вытрезвитель. Он знает меру, свою предельную дозу, не переходит грань. Хронический алкоголизм ему не грозит. Он не будет пить «на троих» или «за столбом», разве что в походе или на вынужденных мужских пикниках (наподобие застойных картофелекопатель-ных). Ему не свойственны запланированные пикниковые и туристические выпивки. Дома или в гостях, на представительских фуршетах или в ресторане на банкете — это пожалуйста. Но тут все как надо: аперитив, салаты, горячее, десерт, сигарета, тосты с прославлением лидеров, тосты за начальство и за хорошо работающих подчиненных.

Настроение

Оно в основном у него ровное, без особых перепадов, хотя зависит от ситуации. Но их эпилептоид в основном создает сам, так что случайных отрицательных ситуаций у него бывает мало. Ровное настроение. Ну плюс-минус на «успех предприятия». Некоторые психологи могут спросить, а как же с дисфориями? На это я отвечу, что тогда речь идет скорее не об эпилептоидном характере, а об эпилептическом психозе, характеризующемся дисфорией (злобно-тоскливым состоянием).

Тем более редки у них серьезные невротические депрессии, ведущие к самоубийству. В основном это самоубийства при уходе любимого человека. Эпилептоид может принять решение о самоубийстве и осознанно, в реально безвыходной ситуации, но и здесь он скорее попытается найти выход.

* * *

Многие из обрисованных выше черт эпилептоида узнаются при более или менее длительном контакте, в процессе наблюдений за его взаимодействием с другими людьми. Отдает ли вовремя деньги, например, или нет? Нужно время, чтобы убедиться, отдает или не отдает... Но имидж частично виден сразу. Почему частично? Ну так ведь имидж тоже меняется время от времени: раз так причесался, раз — этак (или всегда одинаково). Но кое-что все же видно сразу. Сегодняшняя прическа тоже о чем-то говорит.

Начнем все-таки не с одежды, которую можно и поменять, а с телесных соматических особенностей, которые более или менее одинаковы. Конечно, придирчивый критик может сказать, что человек может похудеть или поправиться или сходить в парную и уже этим несколько изменить внешность. Это, конечно, так. И все же соматический облик более или менее постоянен у любого психотипа.

Кожа

Обычно бледноватая, если он северный человек, — он не загорает в соляриях и не ездит на юг зимой. Летом в деревне или на южном пляже, куда он съездит с женой, подзагорит, но это быстро проходит. Кожа более или менее чистая, без грубых прыщей, угрей и землистых пятен. В период полового созревания они, конечно, могут появиться, но это не носит катастрофического характера. В пожилом возрасте лицо покрывается сеточкой мелких сосудов склеротического и гипертонического происхождения.

Телосложение

У эпилептоида в основе своей телосложение правильное, остальное зависит от еды, от спортивности, от образа жизни. Но чаще это атлетическое телосложение, хотя к пятидесяти уже появляется неизменное брюшко, которое, впрочем, не мешает ему нравиться женщинам.

Лицо у эпилептоида овальное, с правильными чертами, без резкой асимметрии, нет диспропорций, не полное, но и не слишком худощавое. Брови нередко сдвинуты к переносице.

Речь

Говорит эпилептоид связно, членораздельно, внятно, чеканя слова и фразы. Обычно у него хорошая дикция, без картавости, без каши во рту. Говорит понятно, последовательно: первое, второе, третье. Голос не тихий, но и не громовой, отчетливо слышный. Интонации — «в пределах нормы». То есть модуляции есть, но не слишком резкие. Перебить себя не дает, но и сам редко перебивает, не то что паранойяльный или гипертим и истероид. У эпилептоида и здесь довлеет самодисциплина.

Движения

У эпилептоида они четкие, размеренные, в меру резкие, но и достаточно пластичные. Сложные действия как бы раскладываются на ряд более простых; это не слитная мелодия, как у ис-тероидок, видны иногда стыки, но в то же время это и не вычурно смешные движения шизоида, который неловко пытается дотянуться до далекого предмета и падает. Эпилептоид просто обойдет препятствие и спокойно возьмет нужный предмет, а вот истероидка, дотягиваясь рукой, изящно вытянет в качестве противовеса ножку и, балансируя на другой ножке, дотянется и двумя пальцами возьмет рюмку и так же изящно поставит ее на стол.

С особенностями эпилептоидной двигательной пластики связаны понятным образом и отношение к танцам. Изначально не отличаясь изяществом, эпилептоиды не тянутся к танцам, они не могли бы стать «раздватрисами» из «Трех толстяков». Но, в меру пластичные, они при необходимости научатся танцевать, особенно если того требует придворный этикет или желание добиться успеха у женщин.

Одежде

Постарев, эпилептоиды носят костюмы времен своей молодости и зрелости. Они привыкают к моде, как привыкают к форме. Новую вещь эпилептоид покупает наподобие прежней. Поэтому они отстают от моды. Даже молодые эпилептоиды отстают года на четыре, одеваются в духе близкого ретро. Авангардизм в одежде — не для них. Но для того, чтобы не чувствовать и особенной ущербности, они предпочитают строгий классический стиль, который всегда в моде. Темный костюм, галстук, светлая рубашка, все чистое, отглаженное, ремень затянут, пуговицы застегнуты — типично чиновничий вариант. Эпилептоид слегка, таким образом, старомоден, но не вычурно старомоден, как шизоид, который может «позволить себе» надеть неистлевшую рубашку, бывшую модной 15 лет назад.

Эпилептоидам свойственно постоянство в одежде (как в идеологии, как в дружбе). Они привыкают к вещам. Они не могут понять, как это можно выбросить вещь, если она еще не износилась, а только вышла из моды. Они донашивают одежду до ее реального, а не морального износа. Даже если приходится перестать носить какую-то вещь, они ее не выбрасывают, а убирают в шкаф — вдруг пригодится. Но если шизоид носит пиджак, пока тот не развалится от ветхости, то эпилептоид изношенную вещь перелицует, перешьет, подремонтирует.

Женщины-эпилептоидки в одежде несколько мужеподобны, но не до трансвестизма, не до гомосексуальных переодеваний в явно мужскую одежду; они не наденут и выпендрежные штанишки истероидок. Это, как правило, строгий однотонный костюм: жакет и юбка, в наше время и брючный костюм, но ни в коем случае не кокетливый, или же закрытое без «финтифлюшек» и не слишком облегающее фигуру платье.

Прически

Как правило, без каких-либо ухищрений или кокетства, всегда одинаковая, в духе легкого ретро, у пожилых — прическа времен их молодости. Мужчины не красят волосы. Женщины в возрасте могут и покрасить их в тот цвет, который был у них в молодости, но брюнетка не перекрашивается в блондинку. У женщин волосы — на прямой или косой пробор, заколка-невидимка, чтобы не мешали, часто открыт лоб. Волосы короткие или средней длины, чтобы быстрее можно было привести себя в порядок и чтобы шампуня меньше уходило — этакая Калугина в исполнении Алисы Фрейндлих из первой части фильма «Служебный роман».

Склонность эпилептоидов к старомодности объясняется не только привычкой к вещам и бережливостью. Они в принципе против лишнего украшательства, нерациональной траты денег на моду, они осуждают ее за легкомыслие.

«Верный Руслан»

Некоторые психотипы для диагностики удобно сравнивать с хорошо знакомыми нам животными. Прочитайте глубокую психолого-социологическую повесть Георгия Владимова «Верный Руслан».

■ Руслан (мы о нем уже упоминали) — это лагерная собака-человек, погибающая в своей слепой вере и преданности.

Так вот, эпилептоцд подобен этой самозабвенной служебной овчарке. А вот истероидка напоминает кошку или избалованную болонку.

Статистики

Я уже говорил, что исследований, которые дали бы психо-типную структуру человечества в процентах, я не знаю. По своим интуитивным впечатлениям могу сказать, что паранойяльных людей 3-5%, и среди них около 0,5% женщин. Эпилептоидов среди мужчин примерно 50%. И среди всех эпи-лептоидов 75% — мужчины и 25% — женщины. А вот эпилеп-тоидок среди женщин около 20%. Таковы мои наблюдения. Конечно, нужно иметь в виду и то, что у многих людей смешанная психотипная структура. Сколько их? Не знаю. Будем исследовать вместе. Хотя точные сведения об этом вряд ли кому-нибудь и понадобятся. Ну конечно, если предположить, что планирование и структурирование коллективов будет поставлено когда-нибудь на строгую научную основу, может быть, это и потребуется. А пока нас интересует только занимательная психология, обойдемся.

Логика поведения психотипа

Каждый психотип ведет себя определенным образом. Вести себя иначе ему очень трудно; требуются большие усилия, чтобы изменить поведение наперекор логике психотипа. В отношении эпилептоида можно сказать, что логика его поведения даже не железная, а стальная. Порядок в вещах — значит порядок и в отношениях. Раз у него порядок в отношениях, значит, надо заставить других его соблюдать. Не соблюдают — надо наказать. Читатель сам уже, наверное, почувствовал эту достаточно жесткую связь. И мы не будем мучить его анализом каждого звена этой железной цепи, достаточно констатации того, что она есть и что на ее основе можно прогнозировать поведение эпилептоида и корригировать его.

Если вы эпилептоид

Стремление эпилептоида ставить точки над «i», подробное инструктирование и требование повторить указания, требование отчета о проделанном, стремление поставить партнера в позицию оценивания, отрицательные оценки, обвинения с применением неприятных эпитетов, назидательность, авторитарность, повышенный тон, жесткость в голосе, высмеивание с применением заимствованных штампов — все эти типичные для эпилептоида конфликтогенные черты делают его трудным для многих людей человеком, особенно если это переходит в эпилептоидную акцентуацию. И поэтому, если вы эпилептоид, а рядом с вами сензитив, гипотим, шизоид, истероид — будьте осторожны. Первых двух можно сломать, они расплачутся, будут плохо работать при постоянных придирках. Шизоид лишится творческого дара, а истероид будет реагировать истериками.

■ Эпилептоиду стоит отследить в себе и зафиксировать трудные для людей тенденции, даже если они кажутся ему целесообразными, и оттормозить их. Конечно, полностью от себя не уйдешь, но существенно уменьшить проявление этих черт можно.

Каждый человек способен, если он хочет, «подвинтить» себя там, где он бывает труден для других. Так и эпилептоид может осознать свои отрицательные в глазах окружающих психологические качества, и прежде всего в плане психотехники общения.

Чтобы оттормаживание происходило естественно на бессознательном уровне, нужен основательный тренинг Напомним: успехи прямо пропорциональны усилиям, затраченным на тренинг.

Мы обсудили сейчас ситуацию «если вы эпилептоид».

Эпилептоид рядом с вами

Ему тоже не должно быть дискомфортно в вашем присутствии. В отношениях с ним целесообразно соблюдать разумную табель о рангах, учитывать возрастное старшинство, статус, отличия, ветеранские заслуги, соблюдать общественные установления. Если вы пришли к нему в дом или на работу, в его «монастырь», поинтересуйтесь, как именно, по его мнению, следует вести себя в его доме, каков устав этого его «монастыря». И соблюдайте его правила, если эти индивидуальные установления не противоречат резко другим общепринятым общественным установлениям.

■ Ну например, если у него в доме принято снимать обувь и надевать тапки — снимайте. Если не принято — не снимайте, не навязывайте свое: мол, везде снимают, и я у вас сниму. Каждый человек имеет право на свои привычки, если они не вредят обществу.

Имеет смысл даже заранее осведомиться о предпочтениях вашего знакомого эпилептоида.

С другой стороны, в каждом психотипе надо уметь видеть и ценить хорошие его черты.

Замечательный психотерапевт М. Е. Бурно говорит о том, что надо ценить в человеке психастеноидное, он увлечен проблемой психастении. Но вслед за ним мы скажем, что люди должны ценить в эпилептоиде эпилептоидное, а в паранойяльном — паранойяльное. Конечно, хорошие эпилептоидные качества и хорошие паранойяльные. Следует учитывать — а мы в ситуации уже разгорающегося конфликта, увы, этого чаще всего не делаем, — что в каждом человеке для нас есть не только плохое, но и хорошее.

Недостатки — продолжение достоинств; достоинства продолжение недостатков.

Попытаемся применить этот тезис и по отношению к эпи-лептоиду. Да, такие положительные качества эпилептоида, как порядочность и упорядоченность, самодисциплина и надежность,

часто переходят в агрессивность, взрывчатость и мелочную придирчивость. Я имею в виду главным образом неотвратимость соседствования этих качеств, а не прямое выведение плохого из хорошего.

При оценивании человека учтем, что какая-то его черта, трудная для вас, в принципе может быть похвальна и полезна в глазах других людей.

■ Например, эпилептоидный муж каждую выдавшуюся свободную минутку идет к компьютеру, а не обнимает любящую и любимую жену.

Людям, связанным с эпилептоидами по работе или в семье, дадим совет принять их с теми особенностями, какие у них есть, и в утешение себе помнить, что отрицательные качества других психотипов (необязательность гипертима, вероломство паранойяльного, манипуляторство истероида, занудли-вость психастеноида) могут оказаться даже хуже. Уйдешь от чего-то плохого в одном человеке (он эпилептоидный, значит, «жадный») к другому человеку с его хорошим; но потом вскроется в нем его плохое (он гипертимный, значит, расточительный).

При организации коллективов

Имеет смысл учитывать психотипы, то есть каждый коллектив, если угодно, должен иметь свою психотипную структуру, в которой каждый психотип играет свою роль. Когда еще в шестидесятых годах создавали академгородки (Дубна, Протвино и т. п.), говорили, что есть организаторы дела, генераторы идей, разработчики тем, доводчики и так далее. Наверняка легче организовать коллектив, зная психотипные особенности отдельных личностей.

Тогда паранойяльный становится руководителем, подбирающим группу для осуществления какой-то цели. Эпилептоиды, его помощники, организуют микрогруппы для разработки отдельных узлов проблемы. Шизоиды должны располагать собой, свободно перемещаться и генерировать идеи. Если им платить и слегка направлять к цели, они будут заниматься этим повсюду, доказывая известный тезис, что, если физик идет на рыбалку, значит, это нужно для физики.

Эпилептоид, хорошо организованный и хорошо организующий дело человек, востребует нужных шизоидов как источник новых идей. Другие эпилептоиды и психастеноиды проверят их гипотезы, отделив фантастические от реалистических. Проверят сначала теоретически, просто обмозговав все «за» и «против», затем в эксперименте и сделают модель, а потом и собственно машину.

Гипертимные, сензитивные, психастеноидные и шизоидные лаборанты будут выполнять техническую работу.

Истероиды будут петь и танцевать и веселить весь научный коллектив.

Гипертимы будут всех развлекать выпивкой и сексуальными перехваченными в электричке анекдотами.