Проблемы изучения Новгородского кодекса XI века, найденного в 2000 г.
190
Зализняк А. А. Проблемы изучения Новгородского кодекса XI века, найденного в 2000 г. // Славянское языкознание. XIII Международный съезд славистов. Любляна, 2003 г. Доклады российской делегации. М., 2003. С. 190-212.
Статья в оригинале приложена к книге "Древненовгородский диалект" (в описи А №265). Здесь все цитаты даны в упрощённом виде "гражданским" шрифтом с раскрытием сокращений и заменой фонем на ближайшие.
13 июля 2000 г. в ходе археологических раскопок в Новгороде, ведущихся под руководством В.Л.Янина, из напластований 1-й четверти XI века была извлечена уникальная находка - кодекс (триптих) из трех навощенных дощечек с сохранившимся на воске текстом. Четыре внутренние поверхности, покрытые воском, служат страницами кодекса, две внешние - обложками.
Датировка кодекса 1-й четвертью XI века определяется археологически, и с ней хорошо согласуется результат радиоуглеродного анализа воска (полученный в ноябре 2000 г. в лаборатории имени Ангстрема отделения ионной физики университета Упсалы И. Посснертом, которому мы приносим глубокую благодарность): при уровне надежности в 68,2 % основной из возможных датирующих интервалов (на который приходится 84 % вероятности) - 980-1050 гг. (т. е. 1015 ± 35).
Таким образом, это древнейшая ныне известная книга древней Руси. Она на несколько десятилетий старше, чем самая ранняя датированная книга древней Руси-Остромирово евангелие 1056-1057 гг. Если же учесть, что древнейшие старославянские памятники не датированы, Новгородский кодекс оказывается самой ранней славянской книгой с относительно узкой датой.
Судя по износу дерева, кодекс был в употреблении долгое время, прежде чем был потерян (по оценке В. И. Поветкина, не менее двух-трех десятилетий).
Кодекс содержит два рода текстов: 1) основной текст (два псалма)- легко и надежно читаемый (за вычетом отдельных букв) текст на воске; 2) «скрытые» тексты (псалмы и другие сочинения религиозного содержания) - восстанавливаемые с чрезвычайным трудом и без полной надежности; это тексты, непосредственно процарапанные по дереву или сохранившиеся в виде слабых отпечатков на деревянной подложке воска, возникавших при письме по воску. Общая длина скрытых текстов во много раз больше, чем длина основного текста.
Почерк единый во всем кодексе.
Реставрация памятника и предельно кропотливая многомесячная работа по сборке фрагментов воска, в том числе мельчайших, с целью восстановления поврежденного основного текста памятника, осуществлена В. И. Поветкиным.
191
ОСНОВНОЙ ТЕКСТ КОДЕКСА (НА ВОСКЕ)
Основной текст кодекса опубликован и прокомментирован в работе [Зализняк, Янин 2001]. Поэтому здесь мы ограничимся тем, что напомним главное.
Сохранившийся на воске текст- это псалмы 75 и 76 и три стиха из псалма 67. Псалом 67 относится к другому слою записи (более раннему), чем 75 и 76. Подготавливая страницы кодекса для записи псалмов 75 и 76, писец стер псалом 67 (и то, что ему предшествовало), но не до конца, поскольку расчищенного места ему уже хватало.
Язык кодекса- старославянский, но с восточнославянскими ошибками (впрочем, довольно редкими) в передаче юсов. Таким образом, переписчиком был восточный славянин.
Графика- одноеровая: вместо ъ и ь используется только ъ. В отличие от большинства других одноеровых книжных памятников, в Новгородском кодексе эта графическая система проведена со стопроцентной последовательностью (как в основном тексте, так и в «скрытых»).
Отметим также некоторые из прочих графических особенностей. Регулярно используются га, ю, ьж., оу, ы, щ. Буква ia есть, но может заменяться на а (в основном выступает е). Буквы i' и w редки; буква s встречается только в качестве цифры и в названии буквы зЪло. Изредка встречается смешение ж и ьж. (очевидно, перенесенное из южнославянского протографа).
В отношении языка наиболее надежные сведения дает именно основной текст кодекса.
Сильные редуцированные еще находятся в своем первоначальном состоянии: никаких примеров их «прояснения» нет вообще. Процесс падения слабых редуцированных уже начался, но продвинулся лишь незначительно. Группы словоформ, где ъ на письме уже иногда отсутствует, - в основном те же, которые хорошо известны по другим памятникам XI в. (прежде всего кто, что, основы мног-, кпаз-, во, дн-, створ-).
Рефлексы сочетаний типа *ТыТ- правильные старославянские (оумлъча, пръвыл и т. п.). Особо отметим единичные игакови. (вместо игаковлм. или игаковлд) и rirb (вместо гнга), очевидно, восходящие к южнославянскому протографу.
В морфологии никаких русизмов нет. Т. ед. муж. регулярно имеет -омъ, -емъ, Р. ед. и И. В. множ. жен. (мягкого склонения) - а. Имперфект - нестяженный, например клъцааше. Между тем членные прилагательные - регулярно стяженные, например выпгынаго,
192
странгыгоумоу, въ свтЬмъ. Окончание -тъ в презенсе в условиях одноеровой графики, разумеется, неинформативно.
Оценивая язык памятника в целом, следует констатировать, что русизмы в нем выступают практически лишь в форме ошибок (причем сравнительно редких) в выборе знаков для носовых и неносовых гласных. В отличие от Остромирова евангелия и других памятников 2-й половины XI века, здесь еще нет ничего, что можно было бы интерпретировать как проявление формирующихся новых, русифицированных норм в сфере орфографии или морфологии.
Как и использование одноеровой графической системы, этот факт свидетельствует о том, что памятник принадлежит к более древнему и качественно иному периоду развития русской письменности, чем памятники 2-й половины XI века. Русского извода славянской письменности как системы на данном этапе еще нет. В сущности перед нами еще просто старославянский текст с некоторым числом ошибок.
Скрытые тексты кодекса
Изучение скрытых текстов кодекса велось: 1) по оригиналу; 2) по фотографиям; 3) по сканировкам фотонегативов, выведенным на монитор компьютера; 4) по сканировкам оригинала (после его консервации), выведенным на монитор компьютера. Первый из этих вариантов изучения был ограничен коротким периодом, предшествующим передаче досок в работу по консервации дерева. Наиболее эффективными оказались последние два способа.
Фотографирование оригинала выполнено Е. В. Гордюшенковым. Сканированием негативов фотографий мы обязаны В. В. Гатову и А. И. Чернову, сканированием оригинала (после консервации) - С. В. Трояновскому. В марте 2002 г. используемые нами сканировки были дополнительно обработаны под руководством проф. Алана Боумана в Центре изучения древних документов Оксфордского университета по программе улучшения видимости надрезов.
Новгородский кодекс оказался совершенно уникальным памятником, где на крайне ограниченном пространстве из четырех страниц нагромождены следы целой серии интереснейших древних текстов. Но доступ к этим текстам беспрецедентно труден.
В ходе работы над кодексом продолжают обнаруживаться все новые скрытые тексты. Поэтому подводить какие-либо итоги здесь преждевременно. Ниже мы просто расскажем о важнейших скрытых текстах в том порядке, как они обнаруживались по ходу изучения памятника. Их анализ, конечно, уже не входит в рамки настоящей
193
работы. Речь идет только о том, чтобы проинформировать о новонайденных текстах и очертить круг проблем, которые в связи с ними возникают. Вообще в связи с Новгородским кодексом вопросов и загадок пока больше, чем ответов и разгадок.
Сам факт, что на деревянной подложке воска сохранились слабые отпечатки некоторых букв, был обнаружен мною (через две недели после находки) почти случайно, поскольку в экспедиции не было опыта работы с подобными памятниками и участки доски, где воск был утрачен, казались совершенно пустыми. Далее было замечено, что сохраняются также слабые следы букв, процарапанных писцом непосредственно по дереву на бортиках («полях») кодекса.
В середине августа 2000 г. удалось прочесть первые скрытые тексты. Это были изречения, процарапанные на бортиках:
бе чиноу слоужьбы и часовъ же въсЬхъ без отыгьвпнша доушъ без отъ себе прогьпашга въсьхъ людии без отълж.ченига алъчжщихъ знатна (на 3-й странице);
сша кънигы пъсалътыръ сиротамъ и въдовицамъ оутьшение миръное страничищемъ недвижимое море рабичищемъ несадимое начинание (на 4-й странице).
Работы по консервации и реставрации памятника потребовали отделения воска от дерева (поскольку процедура консервации дерева повредила бы воск). В. И. Поветкин проделал деликатнейшую операцию по снятию воскового покрытия с деревянной подложки. Тем самым открылась поверхность досок, прежде скрытая под воском.
Вскоре на 1-й странице на этой поверхности был прочтен первый текст, сохранившийся только в виде отпечатков на дереве под воском. Это оказался неизвестный ранее религиозный текст апокрифического характера (длиной в одну страницу), начинающийся словами: законъ да познаеши кръстиганъскаго наказанию (позднее этот текст получил условное обозначение «Закон Иисуса Христа»). Далее читается: азъ есъмъ наказанъ въ спсение наказомъ нсземныхъ словесъ : сига словеса. После этого следуют 22 сентенции (частью повторяющиеся), построенные по одной и той же модели (так наз. аретологической): азъ есъмъ...; например, азъ есъмъ тайна несъказанънага, азъ есъмъ истина и законъ и пророци. В конце этого ряда сентенций сказано: сига словеса иса хса. Заключительная часть текста - торжественное заявление об отказе от идолослужения и о преданности учению Христа.
В целостном виде данное сочинение ни в славянской, ни в греческой традиции не обнаружено. Можно констатировать лишь сходство отдельных мотивов. Так, законъ и пророци - хорошо известное евангельское словосочетание; некоторые сентенции (в частности,
194
азъ есъмъ двъръ и истина и светъ и стезя) обнаруживают близость к Евангелию от Иоанна.
Вслед за этим было обнаружено, что псалму 67 предшествовал в кодексе псалом 66, а тому- псалом 65. После окончания полевого сезона было выявлено еще несколько псалмов, т. е. стало ясно, что кодекс использовался (по-видимому, в комплекте с еще четырьмя или пятью такими же) для переписывания псалтыри частями, причем при записи следующей части предыдущая часть стиралась. Было установлено также, что в составе кодекса «Закон Иисуса Христа» непосредственно предшествовал псалтыри (а именно псалму 1).
В ходе этого изучения стало ясно, что слоев записи в кодексе не два, а гораздо больше (что, впрочем, совершенно естественно, поскольку восковые таблички были предназначены именно для многократного использования). И стало понятно, почему доски на первый взгляд кажутся пустыми: глаз стремится различить изолированные буквы с привычными контурами, тогда как на доске столь плотно нагромождены одни буквы на другие, что все они сливаются в одну сплошную сетку из идущих во все стороны штрихов, которые воспринимаются просто как фон, а не как исписанная поверхность.
Постепенно выявилась также необычная индивидуальная особенность писца данного кодекса, состоявшая в том, что он по какой-то причине писал один и тот же текст несколько раз, а именно стирал предшествующую запись и делал снова такую же. В результате на дереве букву нередко видно как бы в двух или более экземплярах, стоящих рядом или накладывающихся друг на друга (гипотеза о некоем оптическом эффекте отпадает, поскольку такие буквы-дубликаты не всегда по конфигурации в точности одинаковы). Соответственно, среди следов на доске имеются так наз. дубли, т. е. одинаковые записи, расположенные либо практически на одном и том же месте доски, либо с небольшим сдвигом по вертикали и/или по горизонтали. Надежного объяснения этой загадочной для современного человека стратегии записывания пока все еще нет; из разных версий нам представляется наиболее правдоподобной та, что писец действовал так во имя религиозного благочестия (подобно многократному повторению одних и тех же молитв).
Итак, Новгородский кодекс представляет собой род палимпсеста. Однако от обычных палимпсестов (где наложено друг на друга два-три текста, изредка несколько больше) он отличается тем, что «слоев» в нем во много раз больше. Этот особый частный случай палимпсеста можно назвать гиперпалимпсестом. Работа с Новгородским кодексом аналогична, таким образом, попытке прочтения копировальной бумаги, использованной много раз.
195
Дополнительная трудность по сравнению с классическим палимпсестом состоит в нашем случае в том, что почерк во всех слоях записи один и тот же, поэтому разделение слоев на основании почерка здесь невозможно.
Вопреки ожиданию, многослойными оказались не только следы текстов на досках под воском, но и записи на бортиках. Как именно возникала эта многослойность, в точности неизвестно. Можно предполагать, в частности, что от постоянного прикосновения пальцев процарапанные на бортиках записи довольно быстро замусоливались и становились трудноразличимыми. Тогда владелец кодекса обводил свою запись еще раз (если она ему была все еще нужна) или просто делал на том же месте какую-то другую запись. Впрочем, возможно также, что писавший просто пренебрегал наличием другой записи; так, на стенах церквей нередко одна надпись процарапана прямо поверх другой, т. е. в условиях, когда предшествующая запись была несомненно полностью видима; см., например, [Высоцкий 1966: табл. XXI. 3, XXV. 1; Высоцкий 1976: табл. XXVI, LIV и др.]. Так или иначе, мы реально обнаруживаем ныне на бортиках почти такую же картину множественного наложения друг на друга различных записей, как на дереве под воском.
Нам неизвестны какие-либо прецеденты прочтения гиперпалимпсестов. Соответственно, не было возможности применить здесь какую-либо готовую методику и приходилось самостоятельно вырабатывать и самые приемы работы. В дальнейшем исследователи, вероятно, найдут более эффективные приемы, но пока что мы можем предложить только то, что удалось достичь, двигаясь ощупью и действуя методом проб и ошибок. О конкретном характере трудностей при работе над скрытыми текстами Новгородского кодекса и способах их преодоления подробно рассказано в работах [Зализняк 2002; Зализняк (в печати)]. Здесь мы только напомним важнейшее.
Указанные выше обстоятельства создают совершенно особую ситуацию, в которой прочтение текста в обычном смысле слова (т. е. в таком, как для нормальных рукописей) вообще невозможно. Соответственно, нашу работу следует рассматривать как реконструкцию текста, а не как его прочтение в обычном смысле. И если мы ниже все же позволяем себе употреблять слово «прочтение», то это следует понимать лишь как терминологическое упрощение, дающее возможность избежать тяжеловесных формулировок. Саму же операцию распутывания наложенных друг на друга записей можно квалифицировать как их расшифровку (понимая этот термин в том более широком смысле, когда необязательно предполагается, что текст сознательно зашифровывался).
196
Главная особенность, отличающая скрытые тексты нашего кодекса от нормальных рукописей, состоит в том, что просто воспроизвести все видимые на доске (скажем, в выбранной нами строке) буквы, прежде чем пытаться осмыслить их как текст, в нашем кодексе совершенно нереально. В каждой точке взятой строки глаз может усмотреть сразу несколько разных букв. Попытка выстроить все, что видно в строке, в какую бы то ни было линейную последовательность обречена. Нереально даже выстроить их в цепочку из п позиций, где каждая позиция содержит несколько альтернативных букв, - поскольку буквы видны во всех точках строки и неизвестно, сколько надо выделить позиций и как отграничивать их одну от другой.
Единственный реальный путь продвижения вперед по тексту состоит в том, чтобы с учетом видимых букв строить на основании уже пройденной части текста все правдоподобные гипотезы о ее возможных продолжениях и одну за другой их проверять, т. е. выяснять, имеются ли среди видимых отпечатков также и те, которые точно соответствуют (в т. ч. по размеру каждой буквы и ее позиции в строке) предположенному слову. Если на каком-то отрезке проходит более одной гипотезы, необходимо исследовать каждую из образующихся таким образом ветвей возможных продолжений. По мере продвижения вперед ошибочные ветви будут рано или поздно отпадать, поскольку для них не найдется удовлетворительных продолжений. Какие-то из прежних гипотез, которые были локально удовлетворительны, окажутся неудовлетворительными в рамках более крупного целого и будут отброшены.
Важным положительным обстоятельством для чтения скрытых текстов является характерная для Новгородского кодекса многократная запись одного и того же текста, которая хотя и усложняет работу тем, что увеличивает и без того большое нагромождение одних штрихов на другие, но дает возможность проверки одного списка некоторого текста по другим. Тем самым риск ложных прочтений, возникающих в условиях крайне слабой видимости, уменьшается во много раз.
Следует специально упомянуть о проблеме возможных ошибок писца. Предположим, писец допустил описку: вместо подасть написал падасть (с предвосхищением гласной следующего слога). Если, однако, среди наложенных друг на друга букв, которые мы фактически видим здесь в позиции после п, наряду с а есть и о (а вероятность этого не так уж мала), то мы, конечно, реконструируем эту словоформу как подастъ, а не падасть. В условиях нашего памятника поступить иначе мы просто не можем. Не можем даже позволить себе примечание о том, что здесь мыслимо и альтернативное чтение,
197
предполагающее описку: ведь тогда нашу реконструкцию пришлось бы сопроводить бесчисленным количеством таких примечаний.
Аналогичная ситуация возникает там, где конкурируют правильное старославянское написание и русизм, скажем, изыкъ и газыкъ. Здесь мы тоже вынуждены при реконструкции предпочесть первое, поскольку русизмов в целом несравненно меньше, чем правильных написаний. В этом пункте усложняет дело также то частное обстоятельство, что буквы ia и га, равно как а и а, внешне очень похожи, так что в составе скрытых текстов их зачастую надежно различить невозможно. Очень трудно надежно выявить также наличие или отсутствие вертикальной черточки, отличающей ia от а и ьж. от ж; поэтому, хотя мы знаем из основного текста, что писец иногда смешивает йотированные и нейотированные буквы, при реконструкции скрытых текстов мы случаи подобного смешения, как правило, выявить не можем. Все это значит, что наша реконструкция неизбежно должна быть в некоторых точках «правильнее», чем оригинал; в частности, она должна содержать меньше русизмов, чем оригинал.
По этим причинам для лингвиста скрытые тексты Новгородского кодекса представляют собой (по крайней мере в том, что касается фонетики и морфологии) менее надежный материал, чем основной текст на воске.
Изучение Новгородского кодекса (по фотографиям и сканировкам) было продолжено мною во время пребывания в Геттингене осенью 2000 и зимой 2001 г.; приношу благодарность фонду имени А. Гумбольдта и Семинару по славянской филологии Геттингенского университета, руководимого проф. В. Лефельдтом, за предоставленные мне исключительно благоприятные условия для работы. За этот период удалось обнаружить в кодексе значительную серию новых скрытых текстов. Перечислим важнейшие из них (в порядке обнаружения).
Прежде всего, исследуя то, что предшествует «Закону Иисуса Христа» (и тем самым продвигаясь каждый раз от конца текста к началу), удалось выявить некоторую цепочку сочинений, которые во всех обнаруженных списках следуют друг за другом в одном и том же порядке. Состав этой цепочки таков.
Неизвестное апокрифическое сочинение, начинающееся словами: + азъ архангьлъ гавриилъ пишьк. молитва. В составе кодекса оно непосредственно предшествовало «Закону Иисуса Христа». Вторая фраза сходна с тем, что читается в «Законе Иисуса Христа»: сия словеса
198
нашего съпасителя иса хса. После этого следует ряд из 116 (!) императивов (частью повторяющихся), представляющих собой заветы благочестия. Короткое заключение обещает молящемуся помощь Иисуса Христа в ответ на его молитву.
Список императивов построен чрезвычайно искусно. Мы находим здесь игру корнями при одной приставке (например, и съвръшите и съставите и сьберЬте), игру приставками при одном корне (и съпасьте и пасьте; и разнесете и възнесЬте), то же с использованием созвучия корней (и опростите и простите и поустите; и оутьшите и оучите и тишите и потръпите). Есть пассажи, где автор явно учитывал ритмику (а может быть, даже и рифму); помимо некоторых из уже приведенных, ср., например: и тешите и строите и пашите и свите. Эти эффекты наводят на мысль, что перед нами не перевод (как естественно было бы ожидать), а оригинальное сочинение. Если это все-таки перевод, то чрезвычайно свободный, близкий к вариациям на заданную тему, поскольку буквальный перевод никогда не мог бы дать столь блистательной игры славянскими морфемами.
Замечательны также смысловые фигуры, использованные в списке императивов, например триада и мирите са и грозите са и тишите са, построенная по принципу «утверждение - отрицание - отрицание отрицания», или впечатляющее противопоставление тройного разрушения и последующего тройного восстановления в пассаже и прожепЬте и разорите и разберете - и съвръшите и съставите и съберЪте.
Неизвестное сочинение, начинающееся словами: + размаргаьыцеи и размиршжлцеи. Оно непосредственно предшествовало «Архангелу Гавриилу». Вначале многократно повторяется приведенное словосочетание. Затем список причастий начинает варьировать, сохраняя, однако, приставку раз-: в разных комбинациях использованы причастия разбивающей, раздирьк.щеи, разламьыцеи, разм^таьыцеи, раскажаьыцеи, раскалаь&щеи, раздымаьыцеи, раздЬлгаьыцеи, раскаргаь&щеи. Заметим, что для создания этого удивительного ряда автор прибегает даже и к словотворчеству- создает такие комбинации морфем (например, размарш&щеи или раскаргаькщеи), которых в готовом виде в языковом узусе почти наверное не было. Список продолжают 16 причастий другой структуры - все с отрицательной коннотацией. И после этого вдруг следует мгновенное разящее завершение этой гигантской фразы: живи не быша людие. И только тогда становится ясно, что все эти бесчисленные причастия были определениями к подлежащему. Таким изысканным способом изложена мысль, что полная раздоров, вражды и пороков жизнь людей,
199
еще не знающих Христа, равносильна смерти. После этого следует сравнительно короткая заключительная часть, где сообщается о том, что люди пришли к Христу с тем, чтобы услышать его слова.
Неизвестное сочинение, прочтенная часть которого начинается словами: и кланяете са велзевоулоу языкомъ своимъ и кланяете са азраилоу языкомъ своимъ (установить, являются ли эти слова началом всего сочинения, не удалось). Оно непосредственно предшествовало «Размаряющим и размиряющим». Приведенная фраза многократно повторяется, после чего период завершается словами: и кланяете са на въстокъ слънъца и кланяете са и противъномоу и кланяете са богомъ и клашаете са и еще. Далее следуют требования положиться на Бога, разобрать шатры и, взяв с собой лишь верблюдов, но не беря ни слуги, ни пришельца, ни зятя и не покупая опресноков, идти к Моисею. К сожалению, остается неизвестным, кто именно обращается к идолопоклонникам с этой обличающей речью и с этими требованиями. Речь оказывается действенной: отътоли народи древАны и камАпы идолы възъмъше придошА къ моисею и ptniA емоу : пойди и проси даровъ оу господа и дастъ ти. Моисей идет на Синайскую гору и взывает к Господу. Господь повелевает ему разделить овец. Люди делят овец и насыщаются. Далее: събъравъ моисеи народы на горЪ сипаисцЪи начАть пооучати народы и полагати законы и полагати оуставы и исправы и прочАМ. стром. и разлогы и въоакьпА оуправы и прочАМ. оурокы и покопы : и приьмпд народи закопъ моисеовъ. Затем Моисей уходит с горы и запрещает людям восходить на гору и почитать идолов. Люди начинают жить добродетельно: и шъдъше народи троуждаахж. са на полихь и на нивахь не покладаь&ще ржкъ и алъчжщАМ. папитЬахж и жажджщАМ. папагаахж. и пищаеа пакръмлгаахж. и сирьпА призираахж. и немощным. исцЬлгаахж и маломощъньпА лЬчаахж и жродивьпл почитаахж и мрътвьпд погрЬбаахж. Но здесь этот перечень добродетельных форм поведения под пером автора начинает неожиданно принимать новую окраску: и тризны творяху - действие языческое. А дальше перечень уже становится открыто отрицательным: и жизънъ свою проваждаху въ прохлаждении и призываху идолы и не почитаху иса хса и не исплъшааху завета его. Таким образом, апокриф рассказывает о том, как был принят людьми Моисеев закон и какое моральное достижение он составил по сравнению с господствовавшим ранее идолопоклонством. Но сообщает и о том, что благо Моисеева закона было ограниченным, поскольку люди еще не исполняли завета Христа.
В результате выявилось целое большое сочинение, состоящее из четырех отдельных статей («тетралогия»), о постепенном движении
200
людей от тьмы язычества через ограниченное благо Моисеева закона к свету учения Христа. Понятно, что части тетралогии следуют в порядке, обратном нашему изложению. В тексте эти части не имеют названий, но среди надписей, обнаруженных позднее на передней обложке кодекса, имеются четыре следующих друг за другом словосочетания, которые точно соответствуют по смыслу и по порядку частям тетралогии и, очевидно, использовались писцом в качестве их названий. Эти названия таковы: законъ моисеовъ; размаргаь&щеи и размиргаькщеи; архапгЬлъ гавриилъ; законъ иса хса. Они показывают, что писец четко осознавал это единство четырех статей как историю перехода от Моисеева закона к закону Иисуса Христа. Соответственно, тетралогии можно дать условное название «От язычества к Христу».
Композиционные и художественные особенности всех частей тетралогии в высокой степени сходны; естественно предполагать для них единое авторство.
Помимо тетралогии, был обнаружен также ряд других сочинений.
Неизвестное сочинение, озаглавленное: + О сокровенной церкве спасителя нашего Иисуса Христа яже в Лаодикии и о лаодикийсцей молитве Господа нашего Иисуса Христа". Оно начинается так: Азъ лаодикиянинъ леонидъ съставихъ кънигы сия : азъ есъмъ глава церкве лаодикииския и памфилииския и мирликииския и писидийския и колосииския азъ леонидъ питомъць есъмъ павъловъ ключа приимыи отъ лаодикииския цркве и отъ памфилииския и мирликииския и писидииския и колосииския цркве. Весь последующий фрагмент, который удалось прочесть (длиной в полторы страницы), состоит из фраз, начинающихся с азъ есъмъ. Сообщается, в частности, что автор научен Лукою апостолом и Климентом папой римским, отгоняем от истины Полиником, цесаревым слугою, прельщаем Октавом патрикием. Далее следует длиннейшее перечисление лиц, поставивших автора попом.
Сочинение, озаглавленное: О ДЪВЪСТВЪ ПРОПОВ'ЬДЪ ИВАНА златооустаго. За этим заголовком следует текст, который оказался началом весьма точного перевода трактата Иоанна Златоуста «О девстве» (ITeqI tmxqQevuxc,), славянский перевод которого до сих пор был неизвестен: Дьвъства благо отвръгаетъ иоудеи : и не дивъно ничто же : занеже и самого иже отъ девы хса бечъстишл : дивлтъ ел еллини и поражаььтъ са : ръвъноуетъ же едина цръкы бжия (прочтен фрагмент длиной в одну страницу). Переводчик искусен, он не боится, где надо, отступить от буквального следования оригиналу; например,
201
иногда передает греческое словосочетание одним славянским словом и наоборот. Тонкие нюансы греческих модальностей и частиц под славянским пером обычно упрощаются.
Апокалипсис Иоанна Богослова. Он озаглавлен: ОТЪКРЪВ'БНИе ИВАНА Богослова. Начало текста: + отъкръвеиие иса хса еже дастъ емоу бъ показати рабомъ своимъ имъ же подобаетъ бытии въ скорЬ и т. д. (прочтен фрагмент длиной в одну страницу). Это древнейший список славянского перевода Апокалипсиса; из известных до сих пор списков старший относится к XIII в.
Неизвестное сочинение, озаглавленное: +СЪКАЗАНИЕ АПОСТОЛА ПАВЪЛА о ташгЬмъ патерицЬ моисеовЬ и о въпрашании о кладдзи премудрости и о приложении кънигъ и о проповЪди павълов'ь и о пишемыхъ кънигахъ. Оно начинается так: Азъ оученикъ исоу хсовъ съставихъ кънигы сюа о кръстигапъсцЬмъ житии и о пропов'ьдании истины кръстиганъскьна и о пропов'ьдании оучеиига хсова: азъ оученикъ хсовъ апостолъ павълъ избъранъ отъ оученикъ петровъ и отъ оученикъ игаковлъ и отъ оученикъ лоучинъ и отъ оученикъ матъбеов и отъ оученикъ маръковъ... Весь последующий фрагмент, который удалось прочесть (длиной в одну страницу), есть продолжение последней фразы: сообщив о том, что он был избран из учеников Петра, Иакова, Луки, Матфея и Марка (явно апостолов), автор не останавливается, а продолжает этот список своих учителей еще как минимум двумя десятками имен (не имеющими, однако, столь ясной интерпретации, как первые пять).
Рассматривая совокупность доныне неизвестных текстов, читаемых в кодексе (т. е. все тексты, кроме псалмов, Апокалипсиса и трактата «О девстве»), можно заметить, что их стилистика и приемы построения чрезвычайно сходны. Так, для них характерна прежде всего уникальная манера огромного числа (иногда более ста) повторений некоторой фразовой формулы, особой для каждого конкретного сочинения и служащей для него «структурным лейтмотивом». При заполнении этой формулы конкретным лексическим материалом автор проявляет виртуозное владение словесной формой, в частности умеет нанизывать словоформы, имеющие разные корни при одинаковой приставке или разные приставки при одинаковом корне, создает неологизмы и т. п. Некоторые приемы построения текста (в частности, повторы- прямые или с вариациями) обнаруживают близость к приемам народной славянской поэзии. Отдельное сочинение строится по следующей общей схеме: 1) краткое (одна-две фразы) вступление (эта часть иногда отсутствует); 2) пространная
202
часть, построенная в соответствии с выбранным «структурным лейтмотивом»; 3) заключительная часть (от трех-четырех фраз до полу страницы; для сочинений, прочитанных не до конца, наличие или отсутствие этой части остается невыясненным). Лексика разных сочинений имеет много общего; заметно пристрастие к определенным словам и словосочетаниям.
Все это делает высоковероятным предположение о принадлежности этих сочинений одному автору. При этом либо этот автор писал по-славянски, либо перед нами очень вольный перевод, осуществленный человеком высокого литературного таланта.
Помимо текстов, найденных на страницах кодекса, различные записи были обнаружены также на бортиках (как горизонтальных, так и вертикальных) всех четырех страниц. Важнейшие из них- это многократно записанная азбука (позднее азбука была найдена также и на страницах). Вероятно, для владельца Новгородского кодекса выписывание азбуки было одним из наиболее привычных и любимых видов письменной деятельности. Заметим, что выписывать азбуку на деревянных поверхностях цер (на бортиках или на не покрытой воском оборотной стороне церы) было занятием вполне традиционным; так, полная азбука выписана на оборотной стороне церы, найденной в Новгороде в 1954 г. (см. [НГБIII: 79]).
Очень неожиданная и своеобразная особенность азбук Новгородского кодекса состоит в том, что они представлены в двух вариантах: кратком и полном.
Краткий вариант азбуки таков:
а б в г д е ж s з и Т к л м и о п р с т оу ф х ц ч ш щ б)
Полный вариант отличается от краткого тем, что после 05 ряд продолжается, а именно, добавлено еще семь букв из числа отсутствующих в греческом, и ряд вновь замыкается буквой w:
а 6 в г д е ж s з и I к л м и о п р с т оу ф х ц ч ш щ ш ъ i * ж ю в а й
Помимо собственно азбуки, в нескольких случаях выявлен также перечень названий букв, точно соответствующий по составу краткой азбуке. Он непосредственно следует за азбукой. Этот перечень таков:
азъ боукы в'ьд'Б глаголи добро есть живЬте вЬло земли иже и како людие мыслите нашъ онъ покои ръци слово твръдо оукъ фрътъ хЬръ ци чръвъ ша ща иль
Предположение о том, что краткий вариант азбуки - это всего лишь недописанная азбука, несомненно следует отвергнуть, поскольку:
203
а) он начинается азом и оканчивается омегой - так же, как и полный вариант (т. е. и в том и в другом случае соблюден принцип «от альфы до омеги»); б) он выписан в таком составе много раз, причем в некоторых случаях точно рассчитан по длине таким образом, чтобы занять ровно одну полную строку или (в случае вертикальной азбуки на бортике) весь бортик сверху донизу; в) тот же состав имеет перечень названий букв.
Исключительный интерес представляет близкое сходство краткой азбуки кодекса с так наз. Софийской азбукой (выписанной на стене киевского Софийского собора [Высоцкий 1976: 12, № 100]).
Софийская азбука отличается от греческой добавлением всего трех специфически славянских букв: б ж ш; кроме того, греческое \|/, по-видимому, переосмыслено как щ. Краткая азбука кодекса отличается от Софийской тем, что устраняет греческие буквы, используемые только как цифры (в и ^), и добавляет три специфически славянских буквы: s ц ч. Таким образом, Софийская азбука отражает самый первый шаг в приспособлении греческой азбуки к нуждам славянского языка, краткая азбука кодекса делает еще один шаг в этом направлении. Но ни та, ни другая еще не знают никаких специфически славянских гласных букв.
Тесное сходство между Софийской азбукой и краткой азбукой Новгородского кодекса окончательно перечеркивает версию, согласно которой Софийская азбука недописана, и показывает, что на древнем этапе развития кириллицы существовали такие варианты состава азбуки, в которых к греческим буквам уже были добавлены специфически славянские согласные буквы (все или хотя бы часть), но еще не были добавлены специфически славянские гласные буквы (см. также [Зализняк 1999, § 8-9]).
Что касается полной азбуки кодекса, то она обнаруживает близкое сходство с древнейшими берестяными азбуками - № 591 (XI в.), № 460 (XII в.) и № 778 (нач. XIII в.). И в той и в других к концу алфавита добавлен ряд специфически славянских гласных букв (в основном одинаковый, если не считать некоторых частностей). Чрезвычайно показательно, однако, что во всех этих азбуках отсутствует буква ь, т. е. все они отражают одноеровую графическую систему.
При этом полная азбука кодекса обнаруживает все же несколько иную линию развития, чем берестяные азбуки, - более книжную. Это выражается прежде всего в том, что здесь сохраняется греческий принцип «от альфы до омеги» (причем он реализован даже дважды- в составе как полной, так и краткой азбуки); между тем в берестяных азбуках (т. е. в бытовой традиции) омега либо вообще
204
отсутствует (так в № 591), либо стоит внутри ряда (после х), но не в конце всей азбуки. Книжной чертой нужно признать также присутствие буквы га, которой в берестяных азбуках нет.
Чрезвычайно интересно то, что писец Новгородского кодекса владел двумя азбуками сразу, осознавая, таким образом, фундаментальный характер краткой азбуки и расширенный характер полной.
После перерыва, связанного с новым полевым сезоном раскопок в Новгороде, исследование кодекса было продолжено мною осенью 2001 - зимой 2002 г. (снова в Геттингене). За этот период найдено два новых важных текста, причем оба они обнаруживают те же стилистические и композиционные черты, что и указанный выше комплекс сочинений неизвестного автора, т. е. есть все основания полагать, что и здесь автор тот же.
Неизвестное сочинение, озаглавленное: О прощении грехов наказание от Александра ... (одно слово неясно) отъ рода лаодикииска ареопагита Фракииска желнзныя горы обители настогателга митрополита Константина града презвутера пророка Даниила (прочтен фрагмент длиной несколько менее страницы).
С каждой строчкой этого сочинения становится все яснее, что оно принадлежит некоей особой ветви христианства, далекой от канонической. Непосредственно за заголовком следует молитва: Тебе молим ся отче Александре отпусти нам грехы наша якоже хощеши и дай спасение и пишя рая, аминь. Эта единственная обнаруженная в кодексе молитва - абсолютно неканоническая и очевидным образом еретическая с точки зрения господствующей церкви. В ней Александру в сущности приписываются прерогативы Бога.
После этого начинается основной текст: Грех есть прежде век рожден и прежде творению помысл открыет ся людем греховное томление плоти и томление духа. Очевидна несовместимость этой фразы с канонической христианской доктриной. Предвечность зла (и тем самым греха) - дуалистический тезис, один из главных принципов всех ересей манихейского толка.
Далее: Кто оставляет ся пред светом апостольския веры с проста отпустят ся ему греси его: кто оставляет ся пред свет апостольския веры не отпустят ся ему греси его. Затем мы уже видим Александра в облике пророка; люди призываются к тому, чтобы оставить свое имение и повторять слова пророчества Александрова: Приведете к мне моя дети, оставите своя села и домы, придете и принесете свои товары, и соберете пророкы ваша и глаголите языком своим словеса пророчества александрова. (Примечательно,
205
что Александр упоминается здесь в третьем лице, хотя в начале он назван автором данного поучения.)
Очень важна следующая фраза: къто послоушаеть петра послоушаеть мене. Под Петром естественно понимать апостола. Здесь уместно отметить, что в перечне еретических заблуждений боснийских манихейцев (богомилов), составленном в 1461 г. кардиналом Торквемадой (дядей знаменитого инквизитора), № 17 таков: именно они-де суть наследники апостолов, а их ересиарх есть епископ церкви и замена и наследник Петра [Bogumili: 643]. Между прочим, и для первой части приведенного Торквемадой тезиса богомилов («именно они-де суть наследники апостолов») в данном тексте имеется косвенное соответствие в виде повторяющегося выражения «апостольская вера».
Далее повторяется призыв: оставите ваша села и домы. Весь дальнейший прочтенный текст - это бесчисленные повторения фразы и съставите свога разделы, но только с заменами корня в последнем слове. Автор виртуозно нанизывает существительные данной структуры, прибегая также и к словотворчеству (как, например, в случае никогда не встречающегося, но вполне понятного распловы). Фигурируют: разлады, раздоры, расклады, развозы, распловы, разлогы, раздеты, размеры, размлъвы, разлжкы, раскоры, разломы, разносы, разыоды, разметы, распоусты (впрочем, некоторые из этих слов читаются недостаточно надежно). Заметим, что такой ошеломляющий ряд, конечно, мог возникнуть только при сочинении по-славянски (но никак не в процессе перевода).
Неизвестное сочинение, озаглавленное: дховъное наставление w отъца и w матере къ сынови (прочтен фрагмент, уместившийся в кодексе, т. е. длиной в четыре страницы). Оно начинается так: при животь своемъ отъвЪщаевЪ тебЪ сыноу мои чъто чловЪкъ въ житии семь. Все дальнейшее- это реализация (только лишь в прочтенном фрагменте более сотни раз) одной и той же фразовой модели: миръ есть градъ въ немъ же..., где конец составляет указание на какое-нибудь свойство существующего мира (изредка вместо въ немъ же выступают о немъ же, по немъ же, иже). Называемые свойства мира обычно нейтральны в моральном отношении (по крайней мере в начале перечня); но чем дальше по ходу текста, тем больше появляется сентенций, в которых звучит пусть сдержанное, но все же осуждение существующего порядка вещей.
С точки зрения формы сентенции варьируют от совсем бесхитростных (скажем, миръ естъ градъ въ немъ же чътл.тъ кънигы) до торжественно-возвышенных (например, миръ естъ градъ въ немъ
206
же повел'ьваьк.ть чловЪчъскыми садъбами чловЬчъскыа страсти). Автор великолепно умеет играть, с одной стороны, синонимией и антонимией, с другой- созвучиями слов. Вот примеры: миръ есть градъ въ немъ же живжтъ людие различъ лицемъ и различъ челомъ; миръ есть градъ иже съставишл людие различъ мыслиьк. и различъ оумомъ; миръ есть градъ по немъ же ходлть людие различъ съмотрениемъ и различъ съм^рениемъ. Он постоянно демонстрирует свое виртуозное владение словом, например: миръ есть градъ въ немъ же отъсылаьктъ посъланьпл, миръ есть градъ въ немъ же отъправлгаьътъ направленыьк.. Иногда он предается даже чистой словесной игре: миръ есть градъ въ немъ же съставлш&ть составы, миръ есть градъ въ немъ же раскладаь&тъ расклады; или: миръ есть градъ въ немъ же припасаь&тъ припасы, миръ есть градъ въ немъ же запасаььтъ запасы. Встречаются литературные аллюзии, например: миръ есть градъ въ немъ же шзыци шАтаьътъ са (ср. въс к&ьк. шдташА са 1АЗыци - псалом 2:1).
Чрезвычайный интерес представляет следующая космографическая сентенция: миръ есть градъ въ немъ же прЪбывають армене и африкигане и бракигане и италигане и испане и гръци. Заметим прежде всего, что такой список народов мира, надо полагать, невозможен в сочинении грека: у него греки не выступали бы просто как один из народов в общем списке и уж во всяком случае не могли бы оказаться в этом списке на последнем месте. Тем самым это сильнейший аргумент против того, что текст переведен с греческого, - в дополнение к тем аргументам против переводного характера рассматриваемых сочинений, которые приводились выше.
Очень существенно то, что главные средиземноморские народы- италийцы, испанцы и греки- названы лишь во вторую очередь, а на первые места поставлены армяне, африканцы и фракийцы. Фракийцы заставляют сразу же вспомнить, что в «Наказании о прощении грехов» Александр назван ареопагитом фракийским. К сожалению, неизвестно, стоит ли за наименованием бракигане определенный этнос (и какой именно) или это чисто географическое обозначение. Во Фракии и прилегающих областях жило также большое число армян, переселенных сюда византийскими императорами в VIII—IX вв.; их центром был Филиппополь (Пловдив). В религиозном отношении это были в большинстве своем последователи павликианства-дуалистического учения, в дальнейшем послужившего историческим источником идеологии богомильства. Таким образом, приведенный список народов достаточно ясно указывает на связь автора с Фракией и косвенно также на его возможную связь с кругом дуалистических учений, процветавших в X в. в этом регионе.
207
Недостаточно ясно, что стоит за наименованием африкигане, в частности, включает ли оно коптов (среди которых имели широкое хождение гностические и манихейские учения).
Наконец, особенно важна для нас та часть «Наставления сыну», которая посвящена отлучениям от церкви. Она построена очень искусно. Первая фраза совершенно нейтральна, в ней нет никакого осуждения существующего положения вещей: Мир есть град, в нем же отлучают от церкви еретики . Вторая фраза немного ослабляет вину отлучаемых: Мир есть град, в нем же отлучают от церкви человекы неразумны . Третья уже фактически ставит под сомнение справедливость наказания: Мир есть град, в нем же отлучают от церкви человекы непокоривы. А четвертая уже провозглашает его несправедливость: Мир есть град, в нем же отлучают от церкви человекы непорочны . Далее это нарастание невиновности отлучаемых продолжается. Продемонстрируем всю градацию (приводя только последние члены фраз): еретикы - чловЬкы неразоумъны - чловЪкы непокоривы - чловЪкы непорочъны - члов'Ькы невиновъны - чловЬкы непрЪломъпы - чловЬкы недостойны такой кары - чловЬкы недостойны такого отлучения - чловЬкы прнчистьид внры - чловЬкы достойны хвалы - чловЬкы достойны прославлении - чловЬкы неотступны отъ правыя веры хсовы.
Таким образом, автор открыто провозглашает правоту отлучаемых от официальной церкви, т. е. принимает сторону тех, кого церковь считает еретиками. То, что на основании других мест из рассматриваемых сочинений мы могли только предполагать, здесь объявлено совершенно прямо.
Сказанное означает, что сам этот автор был с точки зрения официальной церкви еретиком. Наиболее распространенной и активной ересью в Slavia Orthodoxa X века было богомильство. Продолжала существовать и более древняя ересь, историческим ответвлением которой было богомильство, - павликианство. По-видимому, к какой-то из разновидностей этих еретических течений принадлежал и автор рассматриваемых сочинений.
Установив еретический характер Новгородского кодекса, мы сразу получаем простое объяснение того странного на первый взгляд обстоятельства, что ни один из неканонических текстов этого кодекса не обнаруживается больше нигде. Мы не должны более этому удивляться, поскольку, как известно, богомильские, павликианские и прочие еретические сочинения активно преследовались официальной церковью и систематически уничтожались.
Очевидно, приверженцем ереси был и писец Новгородского кодекса, коль скоро он так последовательно переписывал сочинения
208
автора-еретика. В связи с этим уместно вспомнить эпизод из Никоновской летописи, согласно которой в 1004 году (т. е. примерно тогда же, когда Новгородский кодекс попал в землю) был брошен в тюрьму (очевидно, в Киеве) скопец инок Андреян: Того же л?та митрополитъ Леонтъ посади въ темницу инока АндрМна, скопца. Укаряше бо сей церковный законы, и епископы, и презвитеры, и иноки; и помалЬ исправися, и npiude въ покояше и въ познаше истины, якоже и многимъ дивитися кротости его, и смирешю и умилешю [ПСРЛIX: 68]. По мнению Е. Е. Голубинского, Андреян был богомил (см. [Иванов 1925:39]). Можно предполагать, что по своей биографии и характеру деятельности Андреян и писец Новгородского кодекса были сходны.
Особого внимания заслуживает фигурирующая сразу в двух сочинениях Новгородского кодекса Лаодикия (известная христианам прежде всего в связи с тем, что Лаодикийская церковь выступает в числе семи избранных церквей в Апокалипсисе). В «Наказании о прощении грехов» про Александра сказано, что он «лаодикийского рода». Главным героем сказания «О сокровенной церкви в Лаодикии» является первый лаодикийский епископ Леонид (реальность которого никакими данными из известной нам истории Лаодикии не подтверждается). В названии этого сказания фигурирует также неизвестная канону «лаодикийская молитва Иисуса Христа» (к сожалению, соответствующая часть самого сказания, вероятно, вообще не попала в рамки нашего кодекса). Эти упоминания Лаодикии производят, таким образом, скорее впечатление некоего престижного символа, чем отсылок к реальной истории и географии.
Прямую связь с данной проблемой обнаруживает странный и не имеющий до сих пор общепризнанного объяснения (см., в частности, [DeMichelis 1993: 41 и след.]) эпитет «лаодикийский» в «Лаодикийском послании» новгородского еретика Федора Курицына, написанном 500 годами позже.
Можно предположить, что в традиции богомильства и других учений манихейского толка у Лаодикии по какой-то причине (может быть, в связи с легендой о лаодикийской молитве Иисуса Христа) сложилась, причем очень рано, коннотация сакральности и особой престижности, в силу чего она превратилась в своего рода тайный знак причастности к определенным запретным учениям, понятный лишь посвященным. Если это так, то, называя свое послание лаодикийским, Федор Курицын давал понять своим единомышленникам, что оно адресовано именно им.
Следующий важный шаг в изучении Новгородского кодекса был сделан в июне 2002 г. На бортиках кодекса была обнаружена многократно
209
записанная дата: ,?§<1>5 = 6507, т. е. 999 г. При этом, однако, не удалось найти каких-либо следов относящегося к этой дате текста (например, слов въ лЪто), и с каким событием связана эта дата, оставалось неизвестно.
Несколько позже, однако, та же дата была найдена и на странице, и ситуация прояснилась, поскольку здесь дата уже входила в состав текста, а именно:
Въ лЬто /S4>5e азъ мънихъ исаакии поставленъ попомъ въ соужъдали въ цръкъве свдтаго александра арменина: александръ же арменинъ прЪподобъпыи воинъ велии бЪаше хсовъ : семоу поклангаемъ са и семоу въздаемъ хваля, и чъстъ и преклонение и молитвы за него съвръшаемъ и просимъ господа о съдравии его и прошении наша пршатъпа сжтъ господеви нашемоу исоу хсоу : отъ рода лаодикииска ареопагитъ бракиискъ настогателъ обитали жслЪзъньпа горы митрополитъ Константина града презвутеръ пророка Даниила.
В лето 6507 аз мних Исаакий поставлен попом в Суждали в церкве святаго Александра Арменина: Александр же Арменин преподобный воин велии бяше Христов. Сему покланяем ся и сему воздаем хваля, и честь и преклонение, и молитвы за него совершаем и просим Господа о сдравии его и прошения наша приятна суть Господеви нашему Иисусу Христу. От рода лаодикийска Ареопагит Фракийск настоятель обители Железныя горы митрополит Константина града презвитер пророка Даниила.
Этот короткий текст содержит сразу несколько элементов ценнейшей новой информации.
Прежде всего, ценно само появление даты. Дата 999 г. непосредственно примыкает к тому интервалу, на который указывают хронологические оценки, полученные другими способами. Разумеется, это еще не дата написания кодекса (к тому же, как мы уже знаем, кодекс использовался много лет). 999 г. - это дата, раньше которой не могла быть сделана данная запись в кодексе. Но запись могла быть сделана и позднее; с другой стороны, кодекс уже мог быть в употреблении и до того момента, когда писец внес в него эту запись.
Мы узнаем, что в 999 г. монах Исаакии был поставлен попом (т. е. стал иеромонахом) в Суздале. Сразу же возникает вопрос: писец Новгородского кодекса - это и есть сам Исаакии или он лишь точно скопировал (сохраняя слово азъ) текст, принадлежащий Исаакию. Язык записи, к сожалению, не помогает нам в решении этого вопроса: запись составлена на правильном старославянском языке, но мы уже видели, что наш писец, хотя он восточный славянин, в целом хорошо справляется с соблюдением старославянского правописания (к тому же, как уже указано выше, возможные смешения в группе га, ia, а могли здесь остаться незамеченными).
Отметим еще, что средняя часть записи (семоу поклангаемъ са и т. д.) как бы разрывает связный текст (воинъ велии бЪаше хсовъ, отъ рода лаодикииска и т. д.). Это могло произойти, в частности, оттого, что писавший вначале забыл (или не счел нужным) дать при имени Александра стандартный список его санов, а потом все же решил его добавить. Но нашего вопроса это обстоятельство не решает:
210
текст с такой особенностью мог возникнуть непосредственно под пером писца, но мог также стоять уже в протографе.
Мы считаем более вероятным, что перед нами автограф Исаакия. Помимо того, что копирование чужой записи с сохранением текста от первого лица есть вообще сравнительно редкая операция, при версии об автографе легче объяснить, почему бортики и страницы кодекса испещрены датой /S4>5, причем без всякого сопровождающего текста. Дата поставления попом есть своего рода дата второго рождения (более высокого, чем первое), и поп вполне мог любить выписывать ее без особой цели. Но очень трудно представить себе, чтобы таким способом человек отмечал дату поставления третьего лица. Кроме того, если Исаакий прибыл в Новгород из Суздаля, то сразу находит простое объяснение тот факт, что в его записях нет никаких следов цоканья.
Поставление Исаакия в сан священника отстоит от 988 г., формальной даты крещения Руси, всего на 11 лет. Был ли он в числе тех, кого отдали учиться грамоте после крещения Руси, или обучился грамоте раньше - возможно, в Болгарии или на Афоне? Если это и есть наш писец, то более вероятным представляется второй вариант - иначе придется допустить, что он либо был поставлен попом в неправдоподобно молодом возрасте, либо обучился грамоте, будучи уже взрослым, и тем не менее сумел стать таким мастером. Кроме того, при втором варианте легче объяснить: а) превосходное владение нормами старославянского правописания; б) пострижение в монахи (вообще говоря, архиерей мог совершить его и вне монастыря; но обычно оно все же происходило в монастырях, а на Руси монастырей еще не было); в) следование еретическому религиозному направлению. Заметим, что второй вариант тем более вероятен, если Исаакий не тождествен нашему писцу (но в этом случае мы уже просто можем иметь дело с южным славянином).
Исаакий был поставлен попом в Суздале в церкви святого Александра. То, что летописи не знают никакой древней церкви святого Александра в Суздале, конечно, не должно нас удивлять - о церквах столь древней эпохи мы знаем очень мало. Но в данном случае для неупоминания этой церкви имеется и гораздо более важная причина: это церковь в честь того, кого почитают святым еретики. Церковь в данном случае может означать просто церковную общину; храма она скорее всего вообще не имела. (В частности, у богомилов храмов не было.) Но не исключено также, что «церковью святого Александра» называлось все то религиозное направление, к которому принадлежали автор рассматриваемых сочинений и писец кодекса; ныне его можно условно обозначить как «александритство».
211
Перечень санов почитаемого в этой ветви христианства Александра почти дословно совпадает с содержащимся в «Наказании о прощении грехов». Новым является именование Александра святым. Но особенно существенно то новое сведение, что Александр был армянин. Сразу же становится ясно, почему в мироздании автора армяне -это первый народ. И подтверждается возникшее на основании ранее найденных текстов кодекса предположение, что еретическое религиозное направление, отраженное в Новгородском кодексе («александритство»), восходит к дуалистическим учениям, принесенным во Фракию армянами.
Для понимания предыстории Новгородского кодекса чрезвычайно важно упоминание Суздаля. Независимо от того, тождествен ли суздальский поп Исаакий писцу кодекса, оно связывает изготовление кодекса с событиями, происходившими уже на Руси, - в частности, исключает версию, по которой кодекс был списан в Болгарии находившимся там восточнославянским книжником и просто привезен на Русь.
Вопрос о том, каким образом кодекс, связанный с Суздалем, оказался в Новгороде, пока остается открытым - равно как и вопрос о том, имелась ли какая-либо связь между Исаакием и суздальскими «волхвами», выступление которых в 1024 г. окончилось тем, что Ярослав сам пришел в Суздаль и изъимавъ волхвы расточи а другим показни (Лаврентьевская летопись, с исправлением по Ипатьевской [ПСРЛI: стлб. 147; II: стлб. 135).
Таково нынешнее состояние работ в «библиотеке» Новгородского кодекса, точный объем которой еще далеко не выявлен.
Приношу искреннюю благодарность М. Н. Толстой, И. Валлотон и М. Бобрик за постоянную помощь в работе над этим удивительным памятником.
Литература
Ангелов 1961 - Ангелов Д. Богомилството в България. 2-е изд. София, 1961.
Высоцкий 1966 - Высоцкий С. А. Древнерусские надписи Софии Киевской (XI - XIV вв.).
Киев, 1966. Высоцкий 1976 - Высоцкий С. А. Средневековые надписи Софии Киевской (по материалам граффити XI - XVII вв.). Киев, 1976.
Зализняк 1999 - Зализняк А. А. О древнейших кириллических абецедариях// Поэтика. История литературы. Лингвистика: Сб. к 70-летию Вячеслава Всеволодовича Иванова. М., 1999. С. 543-576.
212
Зализняк, Янин 2001 - Зализняк А. А., Янин В. Л. Новгородский кодекс первой четверти XI в. - древнейшая книга Руси // Вопросы языкознания. 2001. № 5. С. 3-25.
Зализняк 2002 - Зализняк А. А. Тетралогия «От язычества к Христу» из Новгородского кодекса XI века // Русский язык в научном освещении. М., 2002. № 4.
Зализняк (в печати)- Зализняк А. А. Азъ архапгЬлъ Гавриилъ пишь& молитва// Festschrift Lehfeldt (в печати).
Иванов 1925 - Иванов Йор. Богомилски книги и легенди. София, 1925. НГБ III - Арциховский А. В., Борковский В. И. Новгородские грамоты на бересте (из
раскопок 1953 1954 гг.). М., 1958.
Оболенский 1948- Obolensky D. TheBogomils: A Study in Balkan Neomanichaeism. Cambridge, 1948.
ПСРЛ - Полное собрание русских летописей.
Bogumili - Bogumili //Enciklopedija Jugoslavije. Zagreb, 1955. 1. S. 640-645. DeMichelis 1993 - MichelisDe C. La valdesia di Novgorod. «Giudaizzanti» e prima riforma. Torino, 1993.
|
