Загадка периодизации славянского язычества в древнерусских списках “Слова св. Григория … о том,
како первое погани суще языци, кланялися идолом…”
Оп.: Живая старина. М., 1998. № 1 (17). С. 6-10.
Переиздано. 2001.
Небольшое по объему древнерусское церковное поучение против остатков язычества в народе, называемое
“Слово святаго Григорья изобретено в толцех о томъ. како первое погани суще языци. кланялися
идоломъ. и требы им клали. то и ныне творят*”, известно
в нескольких списках. Для нашего анализа мы воспользуемся публикацией списков этого древнерусского
поучения против язычества у Н. М. Гальковского[1].
Списки содержат интересную периодизацию славянского язычества: “се слов. [словене] и ти начаша
требы класти роду и рожаницам. преже перуна бога ихъ. а переже того клали требу. упирем и берегиням”.
Итак, согласно этой периодизации, славяне первоначально поклонялись упырям и берегиням, затем
стали поклоняться роду и рожаницам, а еще позже – Перуну. Периодизация давно привлекла внимание
исследователей. В свое время ее критически проанализировал И. И. Срезневский. По его
мнению, древнерусский автор не мог иметь понятия о такой глубокой хронологии по нескольким причинам.
Во-первых, ему, как христианину средних веков, не могло прийти на мысль рассматривать язычество
в его эволюционном развитии. Книжнику было достаточно убеждения, что язычество пришло к славянам
от поганых эллинов и что оно не сразу было искоренено после принятия христианства. Во-вторых,
автор “Слова...” был отдален от времен язычества по крайней мере тремястами лет, а поэтому о том
прошлом мог только знать кое-что из того, что видел и слышал в свое время и что вычитал из христианских
книг. На таком основании он не мог прийти к представлению о трех названых периодах. Таким образом,
делает вывод исследователь, эта периодизация не может стать фактом для науки, как не могут стать
таким фактом и утверждения памятника о том, что язычество пришло к славянам от эллинов или что
период поклонения Перуну у славян наступил после периода обожествления греками Артемиды[2].
Действительно, из позднейших исследователей, кажется, один только Б. А. Рыбаков воспринял
ту древнерусскую хронологию на веру и сделал ее одним из краеугольных камней своей концепции славянского
язычества[3]. Справедливости ради следует отметить, что эта
древнерусская периодизация после И. И. Срезневского до нашего времени так больше никем
и не анализировалась.
Сам И. И. Срезневский, который, по всей видимости, был совершенно прав в своем критическом
подходе к вопросу, предложил свое прочтение анализированного места памятника. Это прочтение значительно
отходит от древнерусского текста, и оно осталось бездоказательным (сам автор расценивал свой шаг
как поступок смелый, но необходимый, потому что, по его утверждению, буквальное прочтение здесь
невозможно). Так, исследователь высказал мысль, что повтор слов преже и переже того
является ошибкой переписчика, ввел в текст новое слово словити (“славить, прославлять”),
выражение Перуна бога их оценил как грамматически неправильное (поскольку якобы должно
было бы быть Перуна бога своего), а потому слово их расшифровал как иных.
В итоге вышел такой текст:
Тако и до Словенъ дойде се; [словити] начаша и требы класти роду и рожаницамъ. Переже
бо того Перуна бога [и иных] [словили] и клали требу [(имъ и)] упыремъ и берегенямъ.
По святемъ крещеньи Перуна отринуша, а по Христа Бога яшась. Но и ноне по украйнамъ
молятся ему проклятому болвану Перуну [(перену)], и хорсу, и Мокоши, и Виламъ[4].
Другими списками “Слова...” исследователь в то время воспользоваться не мог, он только высказал
надежду, что такие списки найдутся и покажут, насколько он был прав. Но более поздние находки
не подтвердили подобное прочтение. В публикации памятника по рукописи Софийского Новгородского
собора этом место повторяется практически в том же виде (се же словене начали трапезу ставити.
роду и рожаницамъ. переже перуна бога ихъ. а преже того клали требы упырем и берегынямъ),
а в публикации по рукописи Чудова монастыря место читается так: се же словени начаша требы
класти родоу и рожаницамъ (преже) пероуна бога ихъ. а преже того клали оупиремъ. требы и берегынямъ...
(Издатель памятника Н. М. Гальковский усмотрел в этом месте смысловое несоответствие
и ввел от себя в скобках слово преже, ориентируясь на другие списки). Что касается выражения
Перуна бога их, в котором И. И. Срезневский увидел грамматическую ошибку,
то в списке “Слова...” по рукописи Новгородской Софии содержится тождественное выражения бога
их Осирида, которое однозначно указывает именно на притяжательное значение местоимения их:
эта форма, по-видимому, подчеркивает отстраненность христианского книжника от тех, которые поклоняются
языческим божествам (местоимением свой выразить это невозможно, поскольку он, как известно,
может относиться к любому грамматическому лицу).
В связи с анализом памятника надо обратить внимание еще на одно обстоятельство. Начиная с И. И. Срезневского
и Д. О. Шеппинга, исследователи считают, что род и рожаницы, против культа
которых направлено поучение, являются особыми божествами, отдельными от называемых в памятнике
Осириса, Артемиды, Перуна, Хорса, Мокоши и др. Мнение первооткрывателя списка “Слова...” в Паисиевом
сборнике С. П. Шевырева о том, что род и рожаницы – это те же самые Осирис, Артемида,
Артемид и прочие, о которых говорится в памятнике, оказалось фактически забытым. Однако именно
С. П. Шевырев был, по нашему убеждению, абсолютно прав: в памятнике действительно речь
идет о богинях-матерях (термин рожаница) и рождаемых ими богов-сынов (термин род).
Аргументация в пользу подобного понимания текста поучения нами уже выдвигалась давно[5],
а весь комплекс доказательств в пользу такой трактовки памятника мы приводим в отдельном исследовании.
Подходя к анализу текста памятника именно с такой точки зрения, при сопоставлении структурно
тождественных мест списков источника легко заметить интересные закономерности. В списке “Слова...”
по Паисиевому сборнику читается: халдеи. начаша требы имъ творити великия. роду и роженицам.
пороженью проклятаго бога осира. сего же осирида. скажют книги сороциньския яко нелепым проходомъ
проиде. но смердящим. Это же место в списке по рукописи Чудова монастыря имеет такой вид:
халдеи. начаша творити требы великы. родоу и рожаницамъ. положьнию проклятаго. и скверненаго
бога осирида. того же осирида скажють книгы сорочиньскыя. яко нелепым проходомъ проиде смердящим.
В списке по рукописи Новгородской Софии это место выглядит так: и от техъ извыкоша древле халдеи.
и начаша требы творити своима богома. роду и рожаници. по того рожению. проклятаго. и сквьрньнаго
бога ихъ. осирида того же осирида. скажеть книга лъживая и сквьрньная. срачиньскаго жьрца. моамеда.
и бохмита проклятаго. яко нелепым проходомъ проиде. рожаяся. того ради и богомъ его нарекоша.
Итак, во всех трех случаях фактически речь идет о поклонении роду, рожанице и акту
рождения. Особенно важной здесь является синонимия словоформ пороженью и положьнию,
которая выразительно указывает именно на такое прочтение (ср. укр. пологи “роды”, русск.
быть в положении). Что касается отрывка из Софийской рукописи начаша требы творити своима
богома. роду и рожаници. по того рожению. проклятаго. и сквьрньнаго бога ихъ. осирида того же
осирида. скажеть книга лъживая... и далее по тексту, то место по того рожению возникло,
очевидно, из первоначального порожению при позднейших переписках под влиянием непосредственно
предшествующей конструкции и того створиша богом и непосредственно последующего места того
же Осирида скажеть книга... (это последнее аналогичное место присутствует во всех списках
поучения).
Сопоставление этой части памятника с той его частью, которая повествует о славянах, оказывается
особенно интересным:
також и до словен доиде. се словене. и ти начаша требы класти роду и рожаницам. преже перуна
бога их. а переже того клали требу. упырем і берегиням (список по Паисиевскому сборнику);
даже и до словенъ доиде. се же словене начали тряпезу ставити. роду и рожаницямъ переже перуна
бога ихъ. а преже того клали требы упиремь и берегынямъ (список по рукописи Новгородской Софии);
се же словени начаша требы класти родоу и рожаницамъ пероуна бога ихъ. а преже того клали
оупиремъ. требы и берегынямъ (список по Чудовой рукописи).
Параллель, как легко заметить, весьма выразительна: термину пороженье (положенье)
относительно Осириса соответствует термин преже (переже) относительно Перуна. И
это позволяет выдвинуть такое предположение: первоначально здесь на месте слова переже (преже)
могла стоять форма пороженью. Замена же этой формы при позднейших переписках могла быть
спровоцированной последующим противопоставлением а преже (переже) того и далее по
тексту. Тогда текст имел бы такой смысл:
Се и словене начаша треби класти роду и рожаницям, пороженью Перуна бога их. А переже того
клали требу упирем і берегиням. По святом крещеньи Перуна отринуша, а по Христа Бога яшася, но
и ныне по украинам молятся ему проклятому богу Перуну, и Хорсу, и Мокоши, и вилу; и то творят
отаи; сего не могут ся лишити проклятаго ставленья вторыя трапезы, нареченыя роду и рожаницам.
Внимательное прочтение этого места памятника как раз и подтверждает ту мысль, что Перун здесь
первоначально действительно мыслится как род, а не является противопоставленным этому последнему
особым мифологическим персонажем. Структурно это место представляет собой, так сказать, “рамочную”
конструкцию: начинается она упоминанием рода и рожаниц и заканчивается тем же упоминанием, а внутри
приводится как бы толкование, что Перун с Хорсом и Мокошь с вилами и представляют рожаничную пару
персонажей. Поэтому вполне понятно, что именно Перун (он же род), от которого отреклись язычники,
противопоставлен Христу Богу (тоже роду!). Иначе непонятно, почему здесь в памятнике, выразительно
и остро направленном против культа рода и рожаниц, появляется антитеза Христа к Перуну, но не
к самому роду. Если же понимать приведенную периодизацию буквально и считать, что Перун упоминается
из-за того, что был последним предхристианским богом, то подозрительным предстает упоминание после
Перуна стадиально предшествующих рода и рожаниц в конце приведенного отрывка: ведь род и рожаницы
– это как будто пройденный этап, как и этап поклонения упырям и берегиням, о которых в данном
случае действительно уже не говорится, что им еще и ныне поклоняются “по украинам”.
Итак, антитеза в действительности могла идти по линии противопоставления роду и рожаницам упырей
и берегинь. И это противопоставление имеет, по нашему мнению, глубинную мотивацию. Ключ к этой
мотивации может дать другой памятник древнерусского периода – слово “О посте к невежамъ в понеделокъ
2 недели”. По наблюдениям Н. М. Гальковского, памятник составлен в XIII в. и представляет
собой компиляцию с прозрачными выписками из других тематически близких документов того времени,
которые касаются соблюдения правил Великого поста. Важно слово “О посте...” с той точки зрения,
что главное место в нем занимает критика языческих обычаев поклоняться духам предков.
Следует обратить внимание на то, что причина критики связана здесь с христианскими пасхальными
празднествами. Этот праздничный цикл наслоился, как известно, на значительный дохристианский культовый
цикл, посвященный почитанию предков. В этом последнем цикле покойницкий, или навий, Великдень
приходился на христианский Страстной четверг. Поучение “О посте...” как раз и направлено против
тех, кто в этот день готовит на ночь бани для покойников (навий) и приготовляет им скоромную пищу,
нарушая при этом правила соблюдения Великого поста. Показательно и само название памятника: оно
привязывает его к понедельнику второй пасхальной недели, то есть к Проводам, или Радунице. В целом
пафос памятника состоит в том, что христианам надлежит с духовной радостью праздновать воскресение
Христово, а не почитать покойников: от суботы же Лазоревы не несутся просфоры ни кутья за упокой,
но все в честь въскресенію Христову[6].
Эта очень сильная антитеза не могла быть случайной, поскольку в ней концептуально отражается
сущность противопоставления христианства язычеству. Использовано, по всей видимости, это противопоставление
и в “Слове св. Григория...”. Так, компилятор “Слова...” по Чудовскому списку обращается к фигурам
рода и рожаниц еще и в таком контексте:
сего же не могут ся лишити проклятаго ставления вторыя трапезы роду и рожаницамъ на великую
прелесть вернымъ крестьяномъ и на хулу святому крещению; и на гневъ богу верують упирем и младенци
знаменають мертвы и берегенямъ их же нарицають тридесет сестреницъ.
Таким образом, упоминание об упырях и берегинях в данном случае разорвано вставкой о поклонении
умершим младенцам (это именно вставка: она ломает грамматически правильную конструкцию, известную
из других мест памятников). Этот разрыв-вставка выразительно включает берегинь и упырей в культ
умерших.
В списке “Слова...” по рукописи Софийского Новгородского собора читаем, что
темъ же богомъ требу кладуть и творять и словеньскыи языкъ: виламъ, и Мокошьи, диве, Перуну,
Хърсу, роду и рожаници, упиремъ и берегынямъ, и переплуту, и верьтячеся пьють ему въ розехъ, и
огневи сварожицю молятся, и навьмь мовь творять, и въ тесте мосты делають, и колодязе, и ина многа.
Итак, в этом случае тоже имеет место редакция памятника, в которой упыри и берегини упоминаются
в ряду, связанном с культом предков. Правда, то, что оба эти персонажа отделены от упоминаний
про навий и про обрядовые мосты в тесте называнием Переплута и огня-сварожича, как бы ослабляет
наш тезис. Но в целом все-таки тот факт, что эти же персонажи представляют хтонический мир, вряд
ли оспорим. Причем то, что названы они непосредственно после рода и рожаниц, может свидетельствовать
о выявлении той же антитезы живого, нарождающегося и мертвого, хтонического.
Если справедливы эти рассуждения, то становится понятной первоначальная идея, заложенная в памятник
его автором: по его мысли, от эллинов славяне научились поклоняться рождающимся богам, а до того
(переже того) поклонялись покойникам. Отсюда, вероятнее всего, и берет исток та периодизация,
которую видим в памятнике. По-настоящему это не периодизация, а идейное противопоставление, затемненное
позднейшими переписками и редакциями источника.
Примечания
* Древнерусские цитаты по техническим соображениям передаются
средствами современной русской графики.
[1]Гальковский Н. Борьба христианства с остатками язычества
в древней Руси. ІІ. Древние слова и поучения, направленные против язычества в народе // Зап. Имп.
Моск. археологического института. – М., 1913. – Т. 18. – С. 22-35. Приводим необходимый для понимания
дальнейших рассуждений отрывок по Паисиевскому сборнику (слова вынесены из-под титл, надстрочные
буквы перенесены в строку по смыслу): (почитают) “..проклятаго же осирида роженъе. мати
бо его ражающи (оказися) и того створиша богомъ собе. и требы ему силны творяхут оканьнии. от
техъ извыкоша халдии. начаша требы имъ творити великия. роду и роженицам. пороженью проклятаго
бога осира. сего же осирида. скажют книги сороциньския. яко нелепым проходомъ проиде. но смердящим.
того ради сороцини мыют оходъ. и болгаре. и терканини холми. откудуже извыкоша елени класти требы.
артемиду и артемиде. рекше роду ї роженице. тацииже игуптяне. такоже и до словенъ доиде. се слов(ене).иї
ти начаша требы класти роду и рожаницам. преже перуна бога ихъ. а переже того клали требу. упирем
и берегиням. по святемъ крещеньи перуна отринуша. а по христа бога яшася но и ноне по украинамъ
моляться ему проклятому богу перуну. и хорсу.иї мокоши. и вилу. и то творят отаи. сего не могуться
лишити. проклятаго ставленья вторыя тряпезы нареченыя роду и рожаницам. (на) велику прелесть верным
крестьяном. и на хулу святому крещенью. и на гневъ богу...” (ср. там же, с. 24).
[2]См.: Срезневский И. Свидетельство Паисиевского сборника
о языческих суевериях русских // Москвитянин. – 1851. – Ч. 2. – № 5 (Часть 1). – С. 56-61.
[3]См., например: Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. –
М., 1981. – С. 8-30 и др.
[4]Срезневский И., указ. соч., с. 57.
[5]Зубов Н. И. Древнерусская теонимия: Проблема собственного
и нарицательного. Дис. ... канд. филол. наук. – Одесса, 1982. – С. 73-87; его же. Род //
Русская ономастика и ономастика России. Словарь. – М., 1994. – С. 170-173; его же. Научные
фантомы славянского язычества // Живая старина, 1995. – С. 46.
[6]Гальковский Н., указ соч., с. 16. |
