Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы: Россия, 1920-е гг.

Владимир Ильиных

ХРОНИКИ ХЛЕБНОГО ФРОНТА

К оглавлению

ГЛАВА III

КАМПАНИЯ 1928/29 г.: УРАЛО-СИБИРСКИЙ МЕТОД

1. Работа над ошибками

Лейтмотивом подготовки к очередной кампании являлась выработка комплекса мероприятий по предотвращению повторения заготовительного кризиса. Для этого, прежде всего, необходимо было выявить базовые факторы, способствующие его возникновению. В резолюции июльского (1928 г.) пленума ЦК ВКП(б) указывалось, что основой «затруднений на хлебном фронте» стало «нарушение рыночного равновесия», которое сводилось к «более быстрому росту платежеспособного спроса со стброны крестьян в сравнении с предложением промтоваров». «Обострение этого нарушения», прежде всего, объяснялось «повышением доходности деревни, в особенности ее зажиточных и кулацких слоев». Объективно складывающуюся экономическую конъюнктуру осложнили субъективные ошибки в планировании хлебозаготовительной кампании (несвоевременный завоз промтоваров, «низкий налог для имущих слоев деревни», «неблагоприятное соотношение цен на хлеб в сравнении с ценами на другие продукты сельского хозяйства»). Капиталистические элементы воспользовались допущенными ошибками «для подрыва хлебозаготовок», что, в свою очередь, вынудило партию прибегнуть к чрезвычайным мерам. «Поэтому внимание партии должно быть направлено в предстоящей хлебозаготовительной кампании на то, чтобы провести мероприятия, ликвидирующие эти минусы и ошибки и исключающие необходимость применения каких бы то ни было чрезвычайных мер »1.

Реформирование налоговой системы

Наиболее эффективным инструментом восстановления рыночного равновесия было признано повышение уровня налогообложения зажиточной части деревни. В Сибири вопрос об увеличении размеров сельскохозяйственного налога, в частности, был поставлен рядом

партийных и советских функционеров на встречах с И. В. Сталиным в январе 1928 г.2 Отвечая на подобные предложения на совещании в Барнауле 22 января, генеральный секретарь ЦК заявил: «Насчет сельхозналога. Я думаю, что его повысить придется. Ясно, что кулак над ним подсмеивается. На днях [председатель Всеукраинского ЦИК] Петровский рассказывал, как он встретил двух кулаков и вел с ними примерно такой разговор: "Нужно, кулачки, нажать на вас". Те в ответ на это смеются, а один из них и говорит: "Ну что ж, нажимайте, а я три лишних улья заведу, этого и хватит для уплаты сельхозналога, остального ничего не коснусь". Сельхозналог в этом году мал, деревня над ним посмеивается и с полным основанием: его надо повысить и довести на весь Союз до 450милл[ионов]рублей». Сталин также озвучил идею перехода «на чисто подоходный прогрессивный налог»3.

Весной 1928 г. была проведена реформа единого сельскохозяйственного налога4. С 1928/29 окладного года в РСФСР он стал определяться по доходу, приходящемуся на единоличное хозяйство в целом, а не как ранее — на каждого входящего в него едока5. Нововведение привело к увеличению платежей многолюдными крестьянскими хозяйствами, которые, как правило, были более зажиточными. Однако на этом утяжеляющие налоговый пресс новации для относительно состоятельных жителей деревни не закончились. Возрастала «крутизна» прогрессии шкалы ставок. Для единоличных хозяйств с относительно высоким уровнем доходности сельскохозяйственного производства (в Сибирском крае — 400 руб. и более) устанавливались процентные надбавки (от 5 до 25 %) к сумме облагаемого годового дохода, исчисленного по нормам вмененной доходности от натуральных объектов обложения. Доходы, полученные жителями деревни от сдачи в наем сельскохозяйственных машин, «промышленных» или «полупромышленных» предприятий, «а также и от других видов заработков нетрудового характера», облагались полностью6. Увеличивалась доля включения в годовой облагаемый доход заработков, полученных крестьянами от кустарно-ремесленных занятий. К обложению привлекались ранее освобожденные от него посевы сеяных трав и кормовых корнеплодов, которые, как правило, беднота не выращивала.

Помимо прочих новаций новое Положение о сельхозналоге предусматривало более сжатые сроки его платежа. В Сибирском крае 20 % от предъявленной к уплате налоговой суммы надлежало внести не позднее 15 октября, следующие 45 % — 15 декабря и последние 35 % — не позднее 1 февраля7.

И наконец, с 1928/29 финансового года в облагаемую базу хозяйств, «особо выделяющихся из общей крестьянской массы в данной местности своей доходностью и притом нетрудовым характером

своих доходов», стали включаться все зафиксированные заработки8. Определение налога от всей совокупности доходов, несколько позднее получившее название индивидуального обложения, приводило к существенному возрастанию податного бремени для хозяйств, к которым оно применялось. Если на один крестьянский двор, облагаемый в обычном порядке, в 1928/29 г. в Сибирском крае в среднем приходилось 27 руб. сельхозналога, то на облагаемый индивидуально — 287 руб. Это в три раза превышало сумму, взысканную с этих же хозяйств в предыдущем году9. Всего в регионе в 1928/29 г. индивидуальное обложение применили к 24,1 тыс. крестьянским дворам, или к 1,6 % от их общего количества10.

Противоположную политику государство проводило в отношении бедноты. В Сибирском крае число крестьянских дворов, полностью или частично освобожденных от уплаты сельхозналога, выросло с 360,1 до 556,3 тыс. и составило 38,2 % от их общего количества11.

Однако увеличение количества необлагаемых хозяйств к снижению тяжести обложения деревни в целом не привело. Результатом перехода на похозяйственный принцип обложения в сочетании с введением процентных надбавок, ростом налоговой прогрессии, увеличением норм доходности и доли отчуждения несельскохозяйственных заработков стал резкий скачок размеров единого сельскохозяйственного налога. В некоторых районах Сибири сумма исчисленного налога в 1,7, 1,8 и даже в 2 раза превышала прошлогоднюю12. Аналогичная ситуация сложилась и в других регионах страны13.

К существенному увеличению размеров налога привели не только изменения, внесенные в порядок исчисления единого сельскохозяйственного налога, но и более полное выявление объектов обложения. В предыдущие годы крестьянам удавалось скрывать от налогового учета истинные размеры своего хозяйства. С тем, чтобы не допустить расширения масштабов сокрытия объектов обложения в условиях существенного роста налоговой нагрузки, предельный размер штрафов за подобное деяние был в законодательном порядке увеличен с трех-до десятикратного. «Десятикратку» следовало применять «только к наиболее злостным укрывателям из числа наиболее зажиточных групп населения»14.

В мае 1928 г. Сибкрайисполком предложил окрисполкомам принять превентивные меры предотвращения утайки объектов обложения. С этой целью предлагалось еще до начала учетной кампании выявить и «при наличии материалов о явном укрытии объектов» в срочном порядке оштрафовать в каждом районе по 10-15 кулацких хозяйств, «для того чтобы эти штрафы могли служить предупреждением для основной массы плательщиков, особенно кулацких»15. Для того чтобы усилить «воспитательный» эффект судебных решений и

сломить сопротивление крестьянства, практиковались выездные сессии суда, устраивались показательные процессы, следствие проводилось в ускоренном порядке, а судебное заседание назначалось вне очереди.

В дисциплинарном и уголовном порядке преследовались сельские функционеры, которые допускали массовое укрытие объектов обложения со стороны крестьян. Давление на низовые властные структуры функционеров провоцировало их на превышение своих полномочий. В ответ на вышеупомянутый приказ крайисполкома оштрафовать по 10-15 кулацких хозяйств на район, местные органы власти увеличивали число таковых до 40-75 и даже 100, не ограничиваясь кулаками. Десятикратный штраф стал не исключением, а нормой. Штрафы, нередко превышающие доходность налогоплательщиков, налагались за укрытие четверти десятины посева. Продажа с торгов машин, рабочего и продуктивного скота осуществлялась на сумму, в несколько раз превышающую размер начисленного штрафа. В сводке крайфинотдела сообщалось, что члены учетной комиссии Дубровинского сельсовета Завьяловского района Каменского округа «допускали грубые обращения с населением и за отказ увеличения посев [ной] площади лишали граждан свободы, т. е. сажали в амбар, незаконно приписывали посев [ну ю] площадь — без согласия приписывалось от 1 до 7 десятин»16.

Резкое увеличение налогового бремени в сочетании с жесткими методами проведения учетной кампании вызвало всплеск массового недовольства со стороны крестьянства. С тем чтобы успокоить деревню, режим пошел на попятную. 11 сентября СНК СССР установил предельные размеры повышения сельхозналога. В губерниях и округах его сумма не должна была более чем на 50 % превысить уровень 1927/28 г. При этом для отдельных районов допускалось 60, а для отдельных сел — 75 %-ное увеличение. До пятикратного размера снижался максимальный размер штрафа за сокрытие объектов обложения. При этом подчеркивалось, что применять его следует лишь к наиболее зажиточным крестьянам и при условии значительного сокрытия17. Кроме того, перед местными органами была поставлена задача провести массовое сокращение количества крестьянских хозяйств, привлеченных к обложению в индивидуальном порядке. В Славгородском округе число таковых снизилось с 8091 до 4721, в Каменском - с 2076 до 84518. Ноябрьский (1928 г.) пленум ЦК ВКП(б) «решительно» запретил расширенное применение индивидуального обложения19. Корректировались и методы самообложения. В соответствии с постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 4 октября 1928 г. в новом финансовом году его предельные размеры не должны были превышать 25 % оклада сельхозналога на селение в целом20.

Тем не менее общая сумма платежей по единому сельскохозяйственному налогу в Сибирском крае в 1928/29 г. увеличилась по сравнению с предыдущим годом на 56 %21. Большая часть прибавки была возложена на зажиточных крестьян. По нашим подсчетам, основанным на данных заместителя наркома финансов СССР М. И. Фрумкина22, в целом по СССР объем платежей по налогу 12,4 % крестьянских дворов, расположенных на верхних ступенях социально-имущественной лестницы, по сравнению с предыдущим увеличился почти вдвое, а у 52,6 % менее состоятельных хозяйств, но не освобожденных от его уплаты, — на 15 %.

Планирование кампании

Предпринятые в начале осени 1928 г. руководством страны меры по относительному снижению давления на деревню в целом соответствовали установкам июльского пленума ЦК ВКП(б). В его резолюции подчеркивалось, что предстоящая хлебозаготовительная кампания должна пройти в условиях отказа от «применения каких бы то ни было чрезвычайных мер»26. Данное требование было неоднократно продублировано в принятых по итогам работы пленума нормативных документах. В постановлении СНКСССР«0 проведении заготовок хлеба нового урожая» от 19 июля местные органы власти обязывались «немедленно прекратить»: а) «все способы принудительного изъятия хлеба у крестьянства, как то: обход дворов и обыски с целью изъятия хлебных излишков, внесудебные аресты и другие взыскания, а также привлечение к судебной ответственности крестьян за задержку выпуска хлеба на рынок»; б) «всякого рода запретительные меры в отношении базаров и внутридеревенского оборота, как то: закрытие хлебных базаров, выставление заградительных отрядов, понуждение крестьян, привозящих хлеб на базары, к продаже его государственным или кооперативным организациям»24. В циркуляре Наркомюста РСФСР от 16 июля особо подчеркивалась недопустимость разверстки заготовительных заданий, «подлежащих обязательной и принудительной сдаче». «Виновных в подобных извращениях» надлежало привлекать к уголовной ответственности, «обеспечив максимально быстрое окончание следствия и судебного процесса»25.

В числе предлагаемых июльским (1928 г.) пленумом ЦК ВКП(б) мер экономического характера, которые должны были исключить возврат к чрезвычайным методам ведения хлебозаготовок, назывались: а) «известное повышение цен на хлеб»; б) оптимизация распределения промтоваров и их своевременный завоз в хлебопроизводящие районы; в) увязка кредитной и налоговой политики с интересами заготовок; г) «правильная организация дела снабжения хлебом, не до

пускающая перерасходов сверх установленных планов и возлагающая ответственность за снабжение потребителей, не входящих в общий государственный план, на местный товарооборот и местных заготовителей»; д) «обязательное образование государственного хлебного (продовольственного и семенного) резерва»26.

Успеху кампании должна была способствовать дальнейшая централизация заготовительного аппарата. 13 июня 1928 г. ЦИК и СНК СССР приняли постановление, которое в соответствии с решениями апрельского (1928 г.) объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) предусматривало образование общесоюзного акционерного общества «Союзхлеб» путем слияния АО «Хлебопродукт» с региональными государственными заготовительными и мукомольными организациями (в Сибири — с Сибторгом). При этом кооперативные заготовители обязывались заключать с «Союзхлебом» генеральные договоры, согласно которым весь приобретенный ими в счет государственного задания хлеб следовало сдавать на ближайшие элеваторы, мельницы, пристанционные и пристанские заготовительные пункты «Союзхлеба»27. 14 мая 1928 г. Наркомторг СССР издал постановление «О порядке заготовок товарного хлеба совхозов и коллективных хозяйств», обязывающее совхозы реализовать зерно только через местные конторы «Союзхлеба». В свою очередь, колхозам надлежало сдавать свои товарные излишки хлебной кооперации28.

Преобразования коснулись и кооперативной системы. В Сибири в июне 1928 г. единый краевой союз сельскохозяйственной кооперации (Сибсельскосоюз) был ликвидирован. Вместо него создавались специализированные коопсоюзы, в том числе входивший в систему «Хлебоцентра» краевой союз сельскохозяйственной кооперации по производству, переработке и сбыту зерновых и масличных культур (Сибполеводсоюз), который наряду с Сибкрайсоюзом потребкооперации и краевой конторой «Союзхлеба» включался в число плановых заготорганизаций.

Сибполеводсоюз и Сибкрайсоюз должны были вести закупки на так называемых глубинных пунктах (т. е. в обществах потребителей и кредитных товариществах), а также на имеющихся пристанционных и пристанских заготпунктах, элеваторах и мельпредприятиях. При этом ставилась задача свести прием хлеба непосредственно в низовых кооперативах к минимуму. Большую его часть из деревень следовало направлять на ближайшие ссыпные пункты непосредственно со сдатчиками, вручая им путевки. Тем самым решалась проблема вывоза зерна из глубинки.

Основным методом хлебозаготовок в предстоящей кампании оставались так называемые рассевые заготовки, под которыми понималось приобретение хлебопродуктов у производителей непосред

ственно на селе или на специально оборудованных заготовительных (ссыпных) пунктах, расположенных в городах, на пристанях и железнодорожных станциях.

Дополнительные объемы хлеба должны были поступать по гарнцевому сбору, представляющему собой натуральную оплату за помол зерна. Помольный сбор в натуральной форме взимался в начале 1920-х гг. Однако восстановление товарно-денежных отношений на базе нэпа привело к переходу товарных и полутоварных мельпредприятий на денежную форму оплаты услуг. Весной 1928 г. нарком торговли СССР А. И. Микоян предложил местным органам восполнить возникший дефицит хлебопродуктов за счет возобновления взимания натурального помольного сбора. Исходя из директивы Микояна, окрисполкомами Сибири были приняты постановления, обязывающие владельцев всех мельпредприятий взимать плату за размол зерна исключительно в натуральной форме, а затем сдавать собранный гарнец государственным и кооперативным заготорганизациям по государственным закупочным ценам29.

Обязательный гарнцевый сбор был введен постановлением СНК СССР от 14 сентября 1928 г. Гарнец взимался с перерабатывающих предприятий всех форм собственности, подлежал сдаче уполномоченным на то государственным и кооперативным организациям и предназначался для удовлетворения местных нужд30.

Перспективы предстоящей заготовительной кампании осложнялись массовой гибелью озимых в основных зернопроизводящих регионах — на Украине, Северном Кавказе, в ЦЧО31. Часть выбывшей пашни вновь засеяли яровыми культурами. Увеличилась посевная площадь на востоке страны. Но полностью компенсировать потери не удалось. Посевы зерновых в 1928 г. сократились по сравнению с 1927 г. на 2,6 % (см.: Приложение, табл. I). Не вполне благоприятной была география урожая. Летняя засуха вызвала сильный недород в степной Украине и пониженный урожай на остальной территории Украины, на Северном Кавказе и в ЦЧО. Однако за счет высокой урожайности зернового поля в восточных районах, включая Поволжье, хлеба предполагалось собрать не меньше, а даже несколько больше (на 1,5 %), чем в прошлом году32.

Плановые органы попытались учесть неблагоприятную ситуацию на юго-западе страны. Для Украины и Северного Кавказа были приняты более низкие, а для Поволжья и восточных регионов более высокие, чем в 1927/28 г., заготовительные задания. Общегосударственный план, в который в отличие от предыдущих лет вошли закупки в Средней Азии, был определен в 628 млн пудов33. Если исключить из данного объема среднеазиатский хлеб, а также заготовки включенных в систему «Союзхлеба» местных мельтрестов, которые в предыдущем

году учитывались как децентрализованные, то в ходе предстоящей кампании зерна и маслосемян в сопоставимых границах предполагалось собрать на 7,3 % меньше фактических заготовок 1927/28 г. В связи с этим специалисты Наркомторга считали принятый годовой план «вполне посилъным»м.

Партийное и советское руководство Сибирского края также рассматривало перспективы предстоящей кампании в целом как благоприятные. Посевная площадь под зерновыми культурами в регионе выросла по сравнению с 1927 г. на 6,2 %, площади под пшеницей — на 8,3 % (Приложение, табл. II). Урожайность зернового поля и валовой сбор хлебов ожидались более высокими, чем в предыдущие годы.

10 августа 1928 г. Сибкрайком ВКП(б) определил ориентировочный объем централизованных хлебозаготовок на 1928/29 г. в размере 105 млн пудов. 75 млн предназначалось для вывоза за пределы края, 30 млн пудов — для внутрирегионального снабжения. В постановлении, посвященном предстоящей кампании, внимание парторганизаций и заготовителей, прежде всего, обращалось на необходимость «изгнания всяких благодушных настроений и расчетов на хлебный самотек». «Попытки кулака и спекулянта использовать возможные трудности в проведении кампании» должны получить «решительный» отпор «путем использования необходимых законных мер (жестокое взимание платежей, борьба с кулацкой агитацией». Однако при этом надлежало не допустить ни «малейшей попытки восстановить в какой-либо мере применение чрезвычайных мер». В предстоящем 1928/29 г. заготовки должны были проводиться «исключительно нормальными методами» на основе «увеличения охвата хлебного рынка основными хлебозаготовителями» и «правильного осуществления политики хлебных цен». «Правильная» политика предполагала устойчивость низких государственных цен и максимальное сокращение разрыва между заготовительными и рыночными ценами. Резолюция крайкома также предусматривала взимание гарнцевого сбора и сохранение ограничений в кредитовании и перевозках для частных заготовителей. Особо подчеркивалась необходимость обеспечения «продажи колхозами и простейшими товариществами всех видов своих излишков основным заготовителям»25.

5 сентября крайисполком признал нецелесообразным установление заготовительных планов для районов и сельсоветов. При этом заготорганизаций обязывались информировать райисполкомы и сельсоветы о плановых заданиях, установленных ими для своих низовых структур, а местные органы власти на основании полученных сведений должны были контролировать их выполнение36.

Готовились к предстоящей кампании и правоохранительные органы. 14 сентября на места был направлен совместный циркуляр крае

вой прокуратуры, крайсуда и адмотдела Сибкрайисполкома37. В нем указывалось, что отмена чрезвычайных мер не означает ослабления внимания к хлебозаготовкам. Задачей органов юстиции и расследования остается «борьба со всеми явлениями, вредящими успешному ходу хлебозаготовок. Такими явлениями будут расхлябанность, халатность работников заготовительных органов, нарушения методов заготовок, рецидивы чрезвычайных мер, несвоевременность уплаты единого сельхозналога и страхплатежей, развитие самогонокурения и, наконец, прямо направленные на срыв хлебозаготовок агитация против них и скупка хлеба в целях взвинчивания цен».

В связи с этим адресаты данного циркуляра обязывались: 1) «Установить строгое наблюдение за соблюдением революционной законности на местах». 2) «Немедленно» реагировать «на всякого рода злоупотребления в методах хлебозаготовок, как то: повышение установленных цен, конкуренция, перехватывание и запугивание хлебосдатчиков, отказ в снабжении промтоварами и т. п.». Подобные «преступления» следовало квалифицировать по ст. 105 или 109 УК РСФСР, «в зависимости от конкретных обстоятельств дела». Расследование и судебное производство дел, возбужденных в связи с хлебозаготовками в отношении должностных лиц, заканчивать «с максимальной быстротой и во всяком случае не далее, как в течение двух недель с момента возникновения». 3) «Агитацию против сдачи хлеба квалифицировать по 58/10 ст. УК, однако не придавая понятию агитации слишком обширного толкования и отнюдь не подводя под таковую всякие случайные разговоры и выражения простого недовольства». 4) Уголовные дела по ст. 107 УК РСФСР возбуждать только в отношении скупщиков и торговцев хлебом. 5) «Обеспечить наблюдение» за своевременностью взыскания сельхозналога, страховых и других платежей крестьянства, приняв меры к тому, «чтобы в случаях передачи дел о взысканиях в суд последние дела об этих взысканиях и уголовной ответственности по ним рассматривались с максимальной быстротой». 6) Активизировать борьбу с самогоноварением. «Особо должно быть обращено внимание на случаи использования для выкурки самогонки кулацкой частью населения бедноты как подставных лиц, обрушивая в этих случаях тяжесть репрессий на подстрекателей».

Принятый Сибкрайкомом ВКП(б) ориентировочный план централизованного хлебозакупа в размере 105 млн пудов соответствовал установкам Центра на максимально возможное повышение объемов заготовок на востоке страны, но встретил непонимание на местах. Полученные от округов края плановые заявки в сумме составили всего лишь 97,8 млн пудов. Подобный подход вызвал негативную реакцию краевого руководства. 18 сентября в адрес секретарей окружкомов ВКП(б) и председателей окрисполкомов было направлено директив

ное письмо крайкома и крайисполкома, в котором, в частности, отмечалось стремление некоторых округов занизить размеры товарных излишков хлеба. «Товарищи, допускающие такой подход, руководствуются узко понятыми местными интересами («если план меньше, будет спокойнее работать») и, вместо того чтобы всю энергию направить на создание благоприятных условий для максимального сбора хлеба, занимаются защитой преуменьшенных планов. С этим явлением необходимо покончить»29'.

В конце сентября Наркомторг СССР установил на 1928/29 г. для Сибирского края заготовительное задание в размере 108 млн пудов (в том числе 3 млн пудов маслосемян). При этом план внутрисибир-ского хлебоснабжения снижался до 20 млн пудов. 3 октября Президиум Сибкрайисполкома разверстал годовое заготовительное задание по округам и заготорганизациям. Сибконтора «Союзхлеба» обязывалась заготовить 25 млн пудов, Сибкрайсоюз потребкооперации — 43 млн, Сибполеводсоюз — 39 млн, прочие заготовители (сибконтора «Росмасложирсиндиката», «Винтрест») — 1 млн пудов. Годовой план по юго-западным округам составил 77,5 млн пудов (фактическая заготовка 1927/28 г. — 52,6 млн пудов), по северо-восточным округам — 30,5 млн пудов (в 1927/28 г. — 25,2 млн пудов)39. В целом по краю за первую половину кампании предполагалось собрать две трети запланированного объема зерновых40. 26 декабря Президиум Сибкрайисполкома принял решение увеличить годовой план заготовок маслосемян до 4 млн пудов41.

2. Успех на фоне кризиса (заготовки в первом полугодии)

Хлебозаготовительная кампания 1928/29 г. разворачивалась в условиях провозглашенного июльским (1928 г.) пленумом ЦК ВКП(б) отказа от чрезвычайных мер, включая применение ст. 107 УК РСФСР к крестьянам, задерживающим реализацию произведенного ими зерна, внесудебные взыскания, доведение заготовительных планов до села и двора. Обеспечить успешный ход заготовок должно было повышение закупочных цен, увеличение налоговой нагрузки на деревню, введение гарнцевого сбора и дальнейшая централизация государственно-кооперативного заготаппарата.

Однако в первые два месяца кампании 1928/29 г. темпы заготовок в Сибири были значительно ниже предполагаемых. В июле их объемы по сравнению с июнем сократились почти в 4 раза и составили 1043 тыс. пудов. В августе удалось собрать всего 302 тыс. пудов, или в 3,5 раза меньше, чем в июле (см. табл. 2.1,3.1). Это был самый низкий показатель за последние четыре года — 28 % от августа 1927 г., 29 % от

августа 1926 г. и 26 % от августа 1925 г. (см. табл. 1.1). Месячный план был выполнен всего лишь на 22 %. Причем на результаты августовского хлебозакупа не повлияло проведенное в регионе в соответствии с решением июльского пленума ЦК ВКП(б) существенное повышение директивных закупочных цен государственных и кооперативных заготорганизаций. На пшеницу они увеличились с 85 коп. до 1 руб., на рожь — с 55 до 68 коп., на овес — с 48 до 58 коп. за пуд42. Данное обстоятельство является доказательством практически полного исчерпания товарных запасов зерна у сибирских крестьян.

Таблица 3.1

Ход плановых заготовок хлебопродуктов и маслосемян в 1928/29 г. в Сибирском крае (по месяцам)

Месяц
Централизованные хлебозаготовки
Гарнцевый сбор, тыс. пудов

тыс. пудов
к месячному плану, в %
к годовому плану, в %

1928 г.

Июль
1043
63,2
1,0
20

Август
302
22,3
1,2
50

Сентябрь
6500
260,0
7,3
277

Октябрь
26 813
178,8
32,1
673

Ноябрь
15 659
62,5
46,6
697

Декабрь
19 249
77,0
64,3
979

1929 г.

Январь
9469
52,3
64,9
1175

Февраль
8113
40,6
71,6
1505

Март
5720
42,4
76,3
1627

Апрель
6537
Нет свед.
81,6
929

Май
2505
50,1
83,7
535

Июнь
3104
Нет свед.
86,2
676

Источники: Бюллетень Новосибирской товарной биржи. 1928. 15 авг.; 27 сент.; 11 окт.; 15 нояб.; 9 дек.; 1929.10 янв.; 14 февр.; 17 марта; 7 апр.; 23 мая; 20 июня; 25 июля; ГАНО. Ф. П-2. Оп. 2. Д. 432. Л. 195; Ф. Р-1073. On. 1. Д. 37. Л. 17; Правда. 1928. 2 окт.; 2 дек; Ежегодник хлебооборота. № 3: За 1928/1929 г. М., 1931. С. 9, 17.

Примечания: 1) Размеры централизованных хлебозаготовок приведены по оперативным данным Сибкрайторготдела. 2) Гарнцевый сбор — по данным Наркомторга СССР. 3) Ржаная и пшеничная мука в данных СКТО учтены в чистом весе, в данных НКТ СССР — в переводе на так называемые зерновые единицы. 4) Выполнение плана

хлебозаготовок до декабря 1928 г. включительно рассчитано от годового задания, утвержденного Сибкрайисполкомом в начале октября (108 млн пудов), затем — от годового задания, увеличенного во второй половине кампании (121,7 млн пудов).

Неудовлетворительными оказались результаты централизованных заготовок и в целом по стране. По оперативным данным Наркомторга, зерна на территории СССР в июле и августе 1928 г. закупили соответственно на 52 и 40 % меньше, чем за те же месяцы 1926 и 1927 гг. Причинами недобора стал недород озимой пшеницы на Украине, Северном Кавказе и в Крыму, а также затянувшийся из-за дождей обмолот зерна в ЦЧО и Поволжье. И лишь после созревания яровых хлебов, которые в недородных регионах заместили озимые, ситуация изменилась в лучшую сторону. В сентябре хлебозакуп в стране вышел на уровень предыдущих лет43. Растущий уровень предложения стабилизировал положение на рынке. В результате рыночные цены снизились до уровня директивных. В октябре на ссыпные пункты плановых государственных и кооперативных заготорганизаций зерна поступило на 14 % больше, чем в октябре 1926 г.44 Заготовительное задание на октябрь было перевыполнено на 7 %45.

В начале осени интенсивные заготовки начались в Сибири. Выполнение месячного плана в сентябре 1928 г. составило 260 %. Хлеба в регионе в течение месяца закупили в 4,3 раза больше, чем в сентябре 1926 г., и в 3,6 раза больше, чем в сентябре 1927 г. В октябре объемы заготовок существенно увеличились. Особенно результативной оказалась вторая декада, когда заготовители едва успевали принимать поступавшее на ссыпные пункты зерно. За месяц было собрано беспрецедентное количество хлебопродуктов и маслосемян — 26,8 млн пудов, что в 2,7 и 3,4 раза превосходило показатели 1926 и 1927 гг. План оказался перевыполнен на 79 % (см. табл. 1.1, 2.1, 3.1).

Базовым основанием успешного хода хлебозаготовок стал высокий урожай зерновых культур. Хлеба в Сибири в 1928 г. собрали на 15 % больше, чем в 1926 г., и на 29 % больше, чем в 1927 г. (см.: Приложение, табл. II). Основными стимулами для выхода производителей на рынок являлись увеличение закупочных цен и рост налоговой нагрузки. Технические культуры еще не созрели. Поступление на рынок мясопродуктов также было минимальным. Началось сезонное снижение производства и реализации молока. Улучшилось товароснабжение деревни. Повышение урожайности привело к тому, что товарные излишки появились у ранее удовлетворяющих за счет выращенного зерна лишь собственные потребности малопосевных групп сибирского крестьянства. Свою роль сыграли и благоприятные метеорологические погодные условия. Осенью 1928 г. в Сибири дольше обычного стояла сухая и теплая погода.

Дальнейшие перспективы заготовок в Сибири оценивались настолько оптимистично, что состоявшееся 22 октября 1928 г. краевое совещание хлебозаготовителей46 поручило крайторготделу «в рабочем порядке» пересмотреть заготовительные задания по округам Сибирского края «в сторону возможного их увеличения». Основанием для подобного решения стал «весьма значительный % выполнения годового плана некоторыми округами». Так, в Кузнецком округе он был выполнен на 69 %47.

При принятии краевого плана на ноябрь специалисты край-торготдела рассчитывали на сохранение высоких темпов заготовок. Однако уже в конце октября их объемы начали уменьшаться. В третьей декаде октября хлеба в крае закупили на 36 % меньше, чем во второй. В начале ноября падение объемов заготовок продолжилось. В первой декаде месяца они сократились по сравнению с предыдущей на 32 %. Во второй декаде ситуация несколько стабилизировалась. Третья декада дала новое снижение заготовок48. В целом за ноябрь хлебопродуктов было собрано на 42 % меньше, чем в октябре. Выполнение регионального месячного плана составило 62,5 %. Основной причиной снижения темпов заготовок была осенняя распутица. Тем не менее результаты ноября в Сибири нельзя назвать провальными. В крае было собрано рекордное количество хлеба — 15 660 тыс. пудов, что превышало размеры предыдущего максимума для данного месяца (см. табл. 1.1). Больше, чем в предыдущие годы, зерна было заготовлено на Урале, в Поволжье и Казахстане.

Общая же ситуация в стране была близка к критической. В СССР в целом зерна заготовили на 43 % меньше, чем в октябре (см.: Приложение, табл. VI), а заготовительное задание выполнили на 67 %49. При этом по сравнению с ноябрем 1926 г. объемы закупок в ноябре 1928 г. снизились более чем на треть. Особенно неудовлетворительными были результаты заготовок на Украине и Северном Кавказе. В то же время внутренний спрос на хлеб значительно превышал уровень двухлетней давности. Реакцией жителей городов на нехватку хлеба в предыдущем году было стремление закупать муку про запас. Крестьяне недородных районов, которые ранее удовлетворяли потребности в зерне за счет производства в собственном хозяйстве, стали нуждаться в его приобретении на рынке. Следует отметить, что неурожайным текущий год оказался не только для юго-западных регионов СССР. Недород ржи и пшеницы на северо-западе РСФСР вызвал необходимость увеличения завоза туда хлебопродуктов. Нарастание частного неудовлетворенного спроса привело к тому, что уже во второй половине октября начался рост рыночных цен на муку, а в начале ноября — на зерно50.

Плановые органы попытались оперативно отреагировать на осложнение ситуации на хлебном рынке. 1 ноября СНК СССР принял решение сократить план закупок для юго-западных регионов СССР. Общегосударственный годовой план централизованных заготовок зерновых культур за счет этого снизился до 600 млн пудов01. В этих условиях существенно возрастала роль восточных регионов страны, включая Сибирь, получившую самое большое в СССР задание по закупкам и вывозу хлеба52.

Для восполнения дефицита зерна и муки в потребляющих и недородных районах было решено увеличить централизованный хлебный фонд за счет гарнцевого сбора. Согласно постановлению СНК СССР от 14 сентября 1928 г., поступающий по данному сбору хлеб предназначался для местного снабжения и должен был расходоваться «преимущественно на снабжение крестьянской бедноты»52.2 ноября было принято постановление СНК СССР, которое предусматривало расходование на местное снабжение лишь части гарнца. При этом норма о его преимущественном целевом использовании на нужды бедноты сохранялась. Долю сбора, которая оставалась в регионе, определял Наркомторг СССР54. Сибкрайисполком предварительно ориентировал окрисполкомы на возможность расходования 50 % собранного хлеба. 19 ноября Сибкрайторготдел получил распоряжение Наркомторга, в соответствии с которым: а) в Сибирском крае следовало получить в счет гарнца 8,2 млн пудов хлебопродуктов; б) 10 % этого объема предназначалось для сибирской бедноты; в) «независимо от размера общего поступления гарнцевого сбора Сибкрай должен дать 6 милл[ионов] пудов в особый централизованный фонд, находящийся в распоряжении Союзнаркомторга для нужд снабжения потребляющей полосы СССР»; г) остальное количество собранного хлеба (сверх 6 млн пудов и 10 % фонда снабжения бедноты) оставалось в регионе и могло расходоваться только по указаниям Наркомторга. Тем не менее сибирские власти сумели добиться от Центра разрешения расходовать на нужды бедноты не 10, а 15 % гарнцевого сбора05.

30 ноября 1928 г. Президиум Сибкрайисполкома утвердил годовое задание по сбору гарнца по краю в целом в размере 8,2 млн пудов и его распределение по округам06. Окрисполкомам разрешалось 15 % гарнцевого сбора расходовать «на нужды деревенской бедноты и батрачества». Одновременно рекомендовалось «этот расход произвести главным образом весной, когда беднота и батрачество будут испытывать значительную нужду в хлебе»51.

7 декабря Президиум крайисполкома, констатировав «слабый ход заготовок гарнцевого сбора», предложил окрисполкомам и край-торготделу а) усилить работу по его взиманию; б) «предъявить всем мельницам твердые календарные задания» по сдаче гарнца; в) при

влекать к административной и судебной ответственности владельцев мельниц, уклоняющихся от сбора; г) «обязать РИКи и сельсоветы установить систематический контроль за ходом взимания, а также сдачи гарнцевого сбора со всех мельниц, привлекая к этой работе организации сельской бедноты»^.

Снижение объемов хлебозакупа в ноябре привело к активизации деятельности директивных органов в Центре и регионах. 29 ноября ЦК ВКП(б) и СНК СССР потребовали от региональных партийных и советских органов «безусловного» выполнения заготовительных заданий на декабрь. Выполнение данной задачи увязывалось с «развертыванием массовой политической кампании в деревне, организацией кооперативной общественности и вовлечением сельской бедноты в дело хлебозаготовок», а также «энергичным проведением всех других мероприятий, усиливающих хлебозаготовки (взыскание платежей с крестьянства, снабжение промтоварами, борьба со срывом нашей политики цен)»59.

В тот же день из Сибкрайкома ВКП(б) в адрес окружкомов «спешной почтой» направлено директивное письмо60, в котором указывалось, что «значительное увеличение роли Сибкрая в связи с уменьшением годового плана заготовок по Украине и Северному Кавказу в снабжении хлебом промышленных центров Союза ССР (Сибирь имеет теперь самое большое, по сравнению с другими районами Союза, задание по снабжению промцентров хлебофуражом)» возлагает на сибирскую парторганизацию «особую ответственность» за выполнение заготовительного задания. В связи с этим крайком поставил задачу не только выполнить, но и перевыполнить полугодовой план хлебозаготовок, заготовив к 1 января 1929 г. по краю не менее 80 % годового задания. Для достижения данной цели, в частности, надлежало: 1) «Поставить хлебозаготовительную кампанию в центре внимания всех организаций, подчинив всю партийную, советскую и общественную работу задачам хлебозаготовок». 2) «Немедленно бросить в районы и деревни лучшие силы парторганизации для усиления хлебозаготовок». 3) «Тщательно проверить сбор всех крестьянских платежей и обеспечить реальное поступление всех сумм, причитающихся по тем или иным платежам, в установленные сроки. Особое внимание при этом обратить на взимание разного рода платежей с кулацкой и зажиточной части крестьянства, не допуская здесь ни одного дня просрочки». «Проведение всех этих мероприятий и успешное разрешение поставленных задач возможно только при том условии, если во всей хлебозаготовительной работе будет обеспечено проведение правильной классовой линии. Хлебозаготовки должны послужить стимулом для укрепления бедняцко-середняцкого блока и усиленного наступления на кулака. Всю работу, в первую очередь по взиманию законных

денежных платежей, надо поставить так, чтобы максимально стимулировать сдачу всего товарного хлеба со стороны кулака в ближайшее время».

К увеличению темпов хлебозакупа в декабре в Сибири привела не столько реализация поставленных крайкомом задач, сколько становление санного пути. В течение месяца хлебопродуктов и маслосемян в централизованном порядке в крае закупили на 23 % больше, чем в ноябре. На четверть был перекрыт результат предыдущего максимума для данного месяца. С июля по декабрь 1928 г. централизованные хлебозаготовки в регионе составили 69,5 млн пудов (табл. 3.2), что на 55 % превышало показатели аналогичного периода кампании 1926/27 г. Первоначально принятое шестимесячное календарное задание было практически выполнено (96,7 %)61.

Таблица 32

Ход плановых заготовок хлебопродуктов и маслосемян в 1928/29 г. в Сибирском крае (по округам)

Округ / регион
Централизованные заготовки
Гарнцевый сбор
Общие итоги

на 1.01.1929
на

20.03.1929
на 1.07.1929
на 1.07.1929
на 1.07.1929

I. Заготовлено (тыс. пудов)

Омский
6943
8408
9769
1303
11 072

Славгородский
7103
8529
9231
814
10 045

Барабинский
1856
2536
3001
682
3683

Новосибирский
6780
9025
10 648
891
11539

Каменский
4612
5659
6131
635
6766

Барнаульский
6872
8445
9853
972
10 825

Бийский
5847
7483
9493
475
9967

Рубцовский
8951
10 845
11844
609
12 453

Юго-запад края
49 027
61050
70 060
6382
76 442

Томский
3307
4354
5056
479
5535

Кузнецкий
2725
3256
3672
222
3894

Ачинский
3415
4726
5559
392
5951

Красноярский
1576
2502
2980
309
3289

Минусинский
1457
2339
2762
194
2956

Канский
4441
6567
7532
422
7954

Тулунский
1801
2900
3432
245
3677

Иркутский
1731
2707
3469
323
3792

Северо-восток края
20 487
29 634
34 462
2586
37 048

Сибирский край
69 514
90 684
104 851
8968
113 820

Окончание табл. 3.2

Округ / регион
Централизованные заготовки
Гарнцевый сбор
Общие итоги

на 1.01.1929
на

20.03.1929
на 1.07.1929
на 1.07.1929
на 1.07.1929

II. Выполнение годового плана (%)

Омский
59,3
70,1
81,4
90,8
82,4

Славгородский
55,9
67,2
72,7
88,3
73,7

Барабинский
84,3
84,5
100,0
96,3
99,2

Новосибирский
77,0
83,5
98,6
70,5
95,6

Каменский
73,2
77,5
84,0
104,1
85,5

Барнаульский
74,6
75,4
88,0
86,0
87,7

Бийский
53,1
63,4
86,3
56,0
84,1

Рубцовский
57,7
67,7
74,0
101,8
75,0

Юго-запад края
63,2
72,6
83,3
85,3
83,5

Томский
73,4
82,1
95,4
71,4
92,6

Кузнецкий
90,8
81,4
91,8
55,0
88,5

Ачинский
56,9
72,7
85,5
89,3
85,7

Красноярский
52,5
65,6
78,2
71,2
77,4

Минусинский
41,6
66,8
78,9
64,8
77,7

Канский
88,8
85,2
97,8
91,0
97,4

Тулунский
72,0
96,6
100,9
97,0
100,7

Иркутский
49,4
77,3
99,1
91,1
98,3

Северо-восток края
67,1
80,0
91,7
78,0
90,6

Сибирский край
64,3
74,8
86,2
83,1
85,9

Источники: ГАНО. Ф. П-2. On. 1. Д. 2789. Л. 1; Оп. 4. Д. 33. Л. 159; Оп. 2. Д. 432. Л. 195, 196, 202.

Примечания: 1) В таблице приведены оперативные данные СКТО. 2) Ржаная и пшеничная мука учтены в чистом весе. 3) Выполнение плана хлебозаготовок на 1 января 1929 г. рассчитано от годового задания, утвержденного Сибкрайисполкомом в начале октября (108 млн пудов), на 20 марта и 1 июля — от годового задания, увеличенного во второй половине кампании (121,7 млн пудов). 4) Подсчет по гарнцу проведен, исходя из окончательного варианта плана.

Наиболее успешно развивались закупки Сибкрайсоюза и Сибпо-леводсоюза. Пользуясь системой так называемых путевок, работники низовой сети на местах торпедировали заготовки «Союзхлеба». Исходя из того, что кооперация должна была сдавать приобретенный хлеб последнему, кооператоры вручали путевки в том числе и тем крестьянам, которые везли свое зерно на государственные заготпункты. При этом сданный хлеб засчитывался в счет кооперативной хлебосдачи.

С тем чтобы побудить крестьян взять путевки, работники сельпо заявляли, что они будут продавать товар только сдатчикам хлеба по путевкам. За июль — декабрь 1928 г. Сибкрайсоюз приобрел 30,5 млн пудов хлебопродуктов, выполнив годовое задание на 73,2 %62.

Если судить по абсолютным показателям, то первое полугодие кампании 1928/29 г. в Сибири было самым успешным за все годы нэпа. Однако хлеба от Сибири требовалось гораздо больше. Выполнение регионального декабрьского плана составило только 77 %. Естественно, не была достигнута абсолютно нереальная цель: заготовить к 1 января 1929 г. 80 % годового задания. Констатировав данный факт, Сибкрайком ВКП(б) признал итоги хлебозаготовок в декабре неудовлетворительными63.

Подобный вывод был сделан, исходя из анализа ситуации, складывающейся в масштабах всей страны. Несмотря на достаточно высокие темпы хлебозакупа в восточных регионах, итоги заготовок в СССР в целом оказались действительно неудовлетворительными. Объемы заготовок зерна в декабре не только не увеличились по сравнению с ноябрем, но даже несколько снизились (на 0,1 %) и составили две трети от рекордного результата декабря 1926 г. (см.: Приложение, табл. IV, VI). За первые шесть месяцев кампании зерна было собрано на 21 % меньше, чем в июле — декабре 1926 г. Выполнение календарного заготовительного задания на Украине составило 60,3 %, на Северном Кавказе — 88,8, в Казахстане — 85,2, на Средней Волге — 72 %64.

В потребляющих районах страны возник дефицит хлеба. Его доставка из восточных регионов требовала времени. Начались перебои со снабжением населения хлебопродуктами, которые, в свою очередь, провоцировали ажиотажный спрос. Местные власти уже с октября начали вводить нормированный отпуск муки или низших сортов печеного хлеба для городского населения. В декабре в Брянской и Смоленской губерниях фактически были введены хлебные карточки65. К минимуму был сведен хлебный экспорт. В ноябре — декабре 1928 г. зерновых и маслосемян из СССР было вывезено в 2,9 раза меньше, чем за аналогичный период предыдущего года66.

В создавшихся условиях от Сибири потребовали безусловного выполнения задания по вывозу хлеба из региона. За счет введения более низкосортного помола план внутрисибирского снабжения был сокращен с 20 до 19,2 млн пудов. Кроме того, в него включался ряд статей расхода, которые ранее удовлетворялись из централизованного фонда. 31 декабря из Сибкрайисполкома в адрес председателей окрисполкома было направлено директивное письмо, в котором указывалось, что для обеспечения бесперебойного снабжения хлебом потребляющих районов СССР необходимо «проявить максимум экономии в расходовании хлеба на местные нужды». В связи с этим

крайисполком предложил прекратить подачу ходатайств об увеличении планов хлебоснабжения и «ни в коем случае не допускать расхода хлеба сверх месячных планов и отдельных нарядов Сибкрайторготде-ла>>. «Виновных как в даче распоряжений о внеплановом расходе хлеба, так и в исполнении подобных распоряжений» надлежало привлекать к ответственности «как за растрату вверенных им государственных средств»01.

3. «Сползание» к чрезвычайным мерам

Обеспечить успешный ход хлебозаготовок в кампанию 1928/29 г. должно было повышение закупочных цен и увеличение налоговой нагрузки на деревню. Под воздействием данных факторов сибирские крестьяне после окончания уборки начали активно вывозить на заготпункты товарные излишки хлеба. Результаты хлебосдачи в сентябре — декабре 1928 г. в 1,6 раза превосходили показатели наиболее удачной до этого времени для региона кампании 1926/27 г. Успешно проходили заготовки в Поволжье, Казахстане и на Урале. Однако в целом по стране ситуация осложнялась неурожаем в основных зернопроизводящих регионах — на Украине, Северном Кавказе и в ЦЧО. Связанные с этим потери за счет хлеба, получаемого на востоке страны, в полной мере компенсировать не удалось. В потребляющих районах страны начались перебои со снабжением населения хлебопродуктами.

Нарастание продовольственного кризиса в стране вызвало острое противостояние в правящей верхушке. Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, М. П. Томский решительно отвергали возможность возврата чрезвычайных методов хлебозаготовок. Для выхода из кризиса они вы-двигади ряд уже неоднократно апробированных и доказавших свою эффективность экономических методов. Главным из них являлся ввоз зерна из-за границы68. При этом для приобретения зерна предлагалось использовать кредиты зарубежных банков. Был также поставлен вопрос о проведении коррекции закупочных цен, повысив их в районах с большим разрывом между государственными и рыночными. Добавочный доход, полученный зажиточными слоями деревни за счет более высоких весенних цен, предполагалось компенсировать соответствующим повышением их налогообложения69.

И. В. Сталин и его сторонники в Политбюро категорически отказались от подобных предложений. Импорт хлеба аграрной страной мог, по их мнению, негативно сказаться на международном престиже государства и тем самым поставить под сомнение его кредитоспособность. Имеющиеся валютные резервы, а также кредиты в связи с этим надлежало использовать только для приобретения промышленного

оборудования. Повышение закупочных цен определялось как уступка зажиточному крестьянству в ущерб интересам рабочего класса и деревенской бедноты70. В то же время Сталин заявлял о том, что и в создавшихся условиях он считает нецелесообразным применение чрезвычайных методов хлебозаготовок, что, впрочем, не исключает силовых мер воздействия в отношении кулачества.

В итоге недостачу хлеба решили погасить за счет строжайшей экономии и форсирования заготовок в урожайных районах. В начале января 1929 г. нарком торговли СССР А. И. Микоян предложил руководству Сибирского края увеличить региональное заготовительное задание для края на 10 млн пудов. Бюро крайкома ВКП(б), рассмотрев данный вопрос, признало подобное увеличение «нереальным и невозможным»71.

Несмотря на достигнутый в первом полугодии относительный успех, виды на вторую половину кампании в регионе не были абсолютно безоблачными. Региональный годовой план, по мнению экспертов, являлся изначально завышенным72. В сводке ОГПУ от 4 января 1929 г. о ходе хлебозаготовительной кампании в Сибири сообщалось, что «среди части работников заготовительного аппарата (в том числе и среди партийцев) все чаще отмечаются разговоры о необходимости прекращения хлебозаготовок, о бесцельности их дальнейшего проведения ввиду исчерпания товарных излишков хлеба у крестьян, отмечены факты отказа от дальнейшего проведения хлебозаготовок со ссылкой на то, что с "них требуют невозможного"»12.

Центр проигнорировал возражения сибирских властей против увеличения плана. 17 января 1929 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило постановление СНК СССР, в котором признавалось «правильным и целесообразным произведенное НКТоргом СССР повышение хлебозаготовительных заданий» для Сибирского и Нижне-Волжского краев, Уральской и Средне-Волжской областей, Казахстана и Башкирии на 43 млн пудов и отмечалось «запоздание в проведении этой меры»74. Для остальных регионов, несмотря на низкие темпы заготовок в них и нереальность их выполнения, годовые задания не снижались. В итоге общесоюзный план вырос до 643 млн пудов75. Годовой план заготовок зерна для Сибирского края увеличивался со 105 до 115 млн пудов.

В целях стимулирования заготовок в восточных регионах в постановлении СНК СССР предлагалось «срочно разрешить вопрос о значительном расширении круга и ассортимента товаров, завозимых на село (предметы хозяйственного обихода, мебель, швейные машины, радиоустановки и т. п.)»;«установить систему премирования товарами сельских кооперативов за своевременное или досрочное выполнение заготовительных планов, а также их превышение»; дефицитные промтовары распределять среди крестьян, продающих хлеб государ

ственным и кооперативным заготовителям; в системе потребительской кооперации ввести систему приема заказов на промтовары и их авансирования.

Однако гораздо больший эффект должны были дать меры, направленные на повышение уровня налогообложения. «В изъятие из действующих законов» в регионах, получивших дополнительное заготовительное задание, предельный лимит самообложения повышался с 25 до 50 % от оклада сельхозналога. В сельских потребительских обществах тех же регионов и Татарской АССР до 1 февраля 1929 г. надлежало ввести систему дифференцированных паев76. Центросоюз в развитие постановления СНК СССР обязал региональные коопсо-юзы обеспечить в течение января — марта 1929 г. сбор не менее 40 % годового размера паевых взносов77.

Бюро Сибкрайкома ВКП(б), получив утвержденное на Политбюро постановление СНК СССР о повышении заготовительного задания, возражать более не посмело и «приняло к исполнению» дополнительный план. При этом по округам «для страховки» развёрстывался объем заготовок, на 1,7 млн пудов превышающий размеры дополнительного задания Центра. Позднее региональный план был увеличен еще на 1 млн пудов и составил в итоге 121,7 млн пудов78.

На места были направлены директивы с требованием форсирования темпов хлебозаготовок'9. В циркулярной телеграмме крайкома и крайисполкома от 17 января указывалось, что поставленная задача «требует применения всех мер экономическою характера, могущих обеспечить повышение заготовок». При этом январь — февраль назывались периодом, «определяющим судьбу выполнения» годового заготовительного задания80.

В качестве первоочередного мероприятия экономического характера рассматривалось увеличение товароснабжения сельской местности за счет оголения городских рынков. Одним из товаров, который усиленно продвигался в деревне («вплоть до полного прекращения продажи ее в городах»), являлась водка81. Данная мера также была призвана содействовать борьбе с самогоноварением.

В районах товарного мукомолья, «где наблюдается спекуляция мукой», предлагалось увеличить ставки гарнцевого сбора, «в случае необходимости» ограничить объемы крестьянского помола определенными нормами, в обязательном порядке перевести все крестьянские мельницы на более экономный (но менее качественный) помол. 6 февраля Президиум Сибкрайисполкома, исходя из правительственной директивы, принял решение снизить отчисление от гарнцевого сбора на местные нужды с 15 (см. выше) до 10 %, а 13 февраля повысил годовое задание по сбору гарнца с 8 млн 200 тыс. до 10 млн 800 тыс. пудов и разверстал его по округам82.

Краевые органы указали на необходимость «срочно» завершить проверку выполнения договоров на поставку законтрактованного83 и закупленного на корню хлеба, принимая к нарушителям договорных обязательств законодательно предусмотренные меры воздействия «и не останавливаясь перед привлечением их к судебной ответственности». Это требование в полной мере относилось к колхозам. В директиве крайкома и крайисполкома от 6 февраля отмечалось, что «до сих пор многие колхозы не выполнили договоров контрактации, пользуясь недопустимо халатным отношением [со] стороны окружных кооперативных союзов, считающих, [что] звание колхоза освобождает [от] необходимости применения репрессии [в] отношении тех колхозов, которые не выполняют своих обязательств. Наблюдаются случаи, [когда] колхозы имеют продовольственный хлеб [в] размерах, превышающих их потребность, [и] не продают заготовителям, иногда употребляют [на]корм скоту вместо фуража». В связи с этим от колхозов потребовали «немедленной продажи всех излишков хлеба»84.

Важная роль отводилась мерам фискального воздействия на крестьянство. От потребительской кооперации требовалось активизировать введение дифференцированных паевых взносов. Финансовым органам надлежало ускорить погашение задолженностей по налоговым сборам и кредитам. Просроченные платежи хозяйств, облагаемых сельхозналогом в индивидуальном порядке, должны были быть погашены «[в] кратчайший срок» с применением мер принудительного взыскания. В тех сельских районах, «где имеется спекуляция хлебом, [а] также слабое поступление хлеба [со] стороны кулаков», рекомендовалось дополнительно привлечь к индивидуальному обложению от двух до трех хозяйств. Кроме того, подлежал проработке «вопрос об усилении сбора военного налога с лиц, лишенных права службы в Красной армии»85.

19 января в циркулярной телеграмме крайкома и крайисполкома в соответствии с постановлением СНК от 17 января рекомендовалось «[в] отдельных случаях при добровольном согласии самих граждан, выраженном постановлениями общих собраний», повышать лимит самообложения до 50 %. 15 февраля Сибкрайком потребовал уже повсеместного повышения размера самообложения, поставив задачу сбора поступивших по нему средств до 1 апреля86. С тем чтобы подстегнуть заготовки, руководители ряда округов приняли решение о дальнейшем повышении лимита самообложения. В Канском округе его ставки увеличили до 80 % уплачиваемой суммы сельхозналога. В Минусинском округе 100 %-ный лимит установили для хозяйств, относимых к категории кулацких87.

Помимо экономических рычагов активизации заготовок, местные власти получили и внеэкономический — так называемый бойкот, ко

торый заключался в занесении зажиточных крестьян, имеющих, по мнению властей, сверхнормативные запасы хлеба, на «черную доску», публичном объявлении их врагами советской власти, исключении из кооперации, отказе от продажи товаров в кооперативных лавках, пользовании общественными угодьями, помоле зерна, выдаче необходимых справок в сельсоветах и т. п. Большинство из используемых приемов бойкота широко применялись сельскими функционерами в ходе предыдущей хлебозаготовительной кампании, но затем были официально осуждены как перегибы. Бойкот должен был иметь общественный характер: кандидатуры бойкотируемых следовало прорабатывать на бедняцких собраниях, собраниях пайщиков, сельских сходах. Потенциальные держатели хлеба вызывались для конфиденциальных бесед в сельсоветы, им рассылались письма с угрозами.

В фондах ГАНО отложилась копия подобного товарищеского письма, направляемого от имени Ребрихинского общества потребителей (Барнаульский округ) «кулакам и держателям хлеба»88:

«ЗЛЕЙШЕМУ ВРАГУ СОВЕТСКОЙ ВЛА СТИ

Петрову Ивану

Мы знаем, что у тебя имеются излишки ХЛЕБА в... пудов, которые ты злостно задерживаешь, ожидая повышения ХЛЕБНЫХ цен, или намерен продать их СПЕКУЛЯНТУ.

Задерживая излишки ХЛЕБА, т. е. не продавая их государству, ты этим самым ставишь под угрозу срыва развитие нашей промышленности и сельское хозяйство, ты становишься врагом РАБОЧИХ и КРЕСТЬЯН, другом и помощником КУЛАКА и СПЕКУЛЯНТА, ты способствуешь возврату капиталистов и помещиков, ты ожидаешь возврата КОЛЧАКА, АНЕНКОВА и им подобных, которые снова будут пороть нагайкой БЕДНЯКОВ и честных СРЕДНЯКОВ.

НЕ ЖДИ ИХ, СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ ЭТОГО НЕ ДОПУСТИТ. Бедняки и честные средняки объявили тебе БОЙКОТ, а если не объявили, то объявят. Если ты не хочешь быть в лагере врагов РАБОЧИХ и КРЕСТЬЯН, хочешь снять с себя позорное пятно БОЙКОТА и не допустить его, мы предлагаем тебе немедленно продать указанное количество излишек и не позднее ... снять с себя и детей положенное на тебя рабочими и крестьянами позорное пятно врага РАБОЧИХ и КРЕСТЬЯН. Не жди повышения ХЛЕБНЫХ цен, продай излишки ГОСУДАРСТВУ».

Фактически речь шла об организации публичной травли зажиточных крестьян. Данное определение «бойкота» было дано не искушенными в мастерстве политического камуфляжа авторами постановления Бийского окружкома ВКП(б) от 18 января 1929 г., в котором в качестве мер стимулирования заготовок предлагалась «организация

общественной травли крупных держателей хлеба, устройство бойкотов кулакам»89. Вводя «общественный бойкот», власти рассчитывали и на психологический эффект данной акции на остальных хлебо-держателей.

В качестве еще одной меры общественного воздействия на крестьян применялись так называемые хлебные демонстрации, которые заключались в организованных активистами шествиях по сельским улицам с лозунгами, осуждающими злостных несдатчиков хлеба, и проведении по ходу демонстрации серии митингов возле их дворов. Помимо этого устраивались шумные хлебные карнавалы с переодеванием и сожжением чучел классовых врагов.

Нами не выявлено прямых указаний центральных органов власти по организации бойкота. Однако в качестве своеобразных директив местными властями также рассматривались помещенные в центральных органах печати, и прежде всего в «Правде», материалы, в которых содержалась информация одобряющего характера о применяемых на местах методах давления на держателей хлеба.

14 декабря 1928 г. в «Правде» была опубликована заметка, в которой сообщалось о том, что 26 ноября «беднота и середняки села Петропавловки Валковского района на Харьковщине объявили бойкот кулакам Шкрегалю и Гриневу, злостно спекулировавшим хлебом и не продавшим кооперации ни одного кило. Шкрегалъ и Гринев исключены из состава товарищества, им закрыты денежные и машинные кредиты, прекращена выдача авансов. Кроме того, по постановлению кооперативного актива бойкотируемым не будут отпускаться товары, а кооперативные мельницы села отказываются принимать у этих кулаков-спекулянтов зерно для перемола». В газете также воспроизводился (на русском языке) «плакат, вывешенный в с. Петропавловка»:

«БОЙКОТ СПЕКУЛЯНТАМ ЗЛО СТНЫМ НЕС ДА ТЧИКАМИ ХЛЕБА Правление сель[ско[хозяйственного], потребительского] и буря-ковского [свекловичного. — В. И.] товариществ] [...]с активом на заседании 26 ноября постановило:

объявить бойкот Шкрегалю [...], Гриневу [...]<...>». Далее в плакате по пунктам перечислялись меры, примененные по отношению к бойкотируемым.

В начале января 1929 г. «Правда» информировала своих читателей о бойкоте как массовом явлении. В номере от 8 января сообщалось о том, что постановление «о бойкотировании спекулянтов-перекупщиков хлеба» было принято в 60 селах Татарии. «Правда» подобным же образом пропагандировала и другие меры «общественного воздействия»90.

Прообразом бойкота в Сибири стало сделанное крайпотребсоюзу предложение совещания заготовителей при крайисполкоме от 7 января 1929 г. «дать директиву по своей системе о постановке на общих собраниях пайщиков докладов о хлебозаготовках с целью принятия мер общественного воздействия на своих членов, задерживающих продажу хлеба, не принимающих участия в выполнении своим кооперативом обязательств по выполнению плана хлебозаготовок»91. В постановлении бюро Сибкрайкома от 17 января подобная мера воздействия приобрела завершенные черты. В нем признавалось необходимым «по отношению к отдельным кулакам, злостно задерживающим свой хлеб, проводить бойкот путем: а) опубликования фамилий этих кулаков в окружных газетах, в стенгазетах, на бедняцких собраниях, на собраниях всех крестьян и т. п.; б) исключения их из кооперации; в) отказа в продаже им дефицитных товаров»92.

31 января из крайкома и крайисполкома на места была направлена телеграмма, в которой указывалось, что «[в] некоторых районах бойкот кулаков проводится [в] порядке бюрократических приказов, [по]распоряжению председателей сельсовета, кооператива». В связи с этим адресатам надлежало проводить таковой исключительно «[в] порядке широкой разъяснительной проработки вопроса, обязательно [о] каждом отдельном кулаке, обязательно на массовых собраниях (эту меру применять исключительно [к] кулакам, задерживающим [или]спекулирующим своим хлебом, не увеличивая слишком много количество бойкотируемых, тогда острота этого бойкота теряется)»93.

В циркуляре Сибкрайкома от 15 февраля были определены количественные параметры бойкотирования: 3-5 хозяйств на село. Кроме того, крайком рекомендовал окружкомам и райкомам ВКП(б) обратить внимание «на организацию и повышение активности бедняков и середняков, уже сдавших хлебные излишки, всячески популяризируя особо примерных сдатчиков в противовес бойкотируемым». Также признавалось необходимым «сокращать отпуск промтоваров, а в отдельных случаях провести полное прекращение товарного снабжения и вывоз всех дефицитных товаров из тех потребобществ хлебных сел, где задания по хлебозаготовкам явно срываются». Проводя индивидуальный бойкот, а также сокращение или полное прекращение товароснабжения сельских потребительских обществ, следовало добиваться, чтобы «партячейки, сельсоветы и все другие общественные организации села, члены профсоюзов, беднота и вся лучшая часть середняков (сдавшая хлеб) активно поддержали бойкот. Поэтому в селах, где проводится бойкот, должна быть развернута широкая массовая работа и одновременно должны жестко проводиться все остальные меры давления на хлебодержателя (сбор самообложения, кооперативных паев, авансов, задолженности и проч.)»94.

Получаемые из вышестоящих инстанций директивы на применение «всех мер экономического и общественного давления на хлебо-держателей, в первую очередь кулаков» воспринимались местными властями как индульгенция на вседозволенность. Уполномоченный по хлебозаготовкам в Славгородском округе И. Сафроненко в своем отчете особо остановился «на моменте сползания на чрезвычайные меры», к которым отнес «хождение по амбарам», «искание запрятанного хлеба», «аресты на базарах». «Все это создает атмосферу, когда крестьянство считает, что чрезвычайные меры уже существуют, и готовится только к обеспечению себя от 107 ст.»95.

С тем чтобы ситуация в деревне не вышла из-под контроля, региональное руководство было вынуждено ограничивать деятельность сельских функционеров определенными рамками. В постановлениях от 12 и 15 февраля Сибкрайком ВКП(б) признал недопустимыми попытки «применения чрезвычайных мер (ст. 107, ст. 58/10, лишение земельных наделов) как средства усиления хлебозаготовок». Впрочем, запрет на применение указанных статей УК РСФСР как метода стимулирования хлебосдачи не исключал «предания суду по этим статьям спекулянтов, перекупщиков и лиц, выступающих с контрреволюционной агитацией»96.

Осуждали краевые власти и факты наиболее вопиющих перегибов. 4 марта бюро крайкома, заслушав доклад о результатах работы комиссии, изучившей ситуацию в Покровском районе Рубцовского округа, объявило выговор Рубцовскому окружкому «за недостаточное руководство хлебозаготовками в Покровском районе», распустило Покровский райком «за явное искажение линии партии, допущенное в хлебозаготовках», поручило соответствующим органам «применить строгие меры наказания к непосредственным виновникам инцидента в Покровском районе (исключение из партии и привлечение к судебной ответственности) »97.

По итогам рассмотрения вопроса бюро крайкома приняло резолюцию98, в которой констатировалось «наличие серьезных политических извращений и ошибок в ходе хлебозаготовок в Покровском районе, выразившихся:

1) В неправильном подходе к середнякам — применение к ним при попустительстве представителей округа недопустимых мер воздействия, например, постановление собрания пайщиков кооператива в селе Вторая Карповка: «Поручить сельсовету индивидуально обложить и лишить избирательных прав середняков Дементьева и Ваковского».

2) В организации в Усть-Козлухе карнавала — принужденное шествие с черными флагами из держателей хлеба, из которых значительная часть оказалась середняками99.

3) Попустительство со стороны представителей округа, районных и сельских работников воровской шайке, грабившей хлеб, и прием ворованного хлеба заготовителями. Вследствие этого попустительства в селе Вторая Карповка организовалась во главе с преступными элементами и кулаком группа до 40 чел. крестьян, преимущественно бедняков, которые, наименовав себя "гужтруд", занимались похищением хлеба, порчей с [ель ]х[оз [инвентаря и применили даже организованный выезд в районное село с целью разгрома и грабежа амбаров зажиточных крестьян, не сдающих хлеб.

Участники этой группы именовали себя «продовольственным отрядом Советской власти».

4) К отдельным гражданам, не сдающим хлеб, применялись совершенно непозволительные методы воздействия — насмешки и издевательство в помещении сельсовета, мазание ворот дегтем100 и т. п.

5) Распубликование по селу 2-я Карповка явно неправдоподобной афиши, в которой говорилось, что за задержку хлеба один из граждан села Краснощеково был приговорен на 5 лет лишения свободы, к 3-м годам ссылки и уплате 200 руб. штрафа.

Перечисленные извращения вместе с грубейшими ошибками, допущенными в селах Усть-Козлуха и Ново-Шипуново по закрытию церквей административным порядком, приведшие к открытым конфликтам местных организаций с частью крестьян, которые были использованы кулачеством, организовавшим групповые и массовые выступления с попытками террористических действий, а также явно недопустимые "методы"ликвидации этих конфликтов (поливание толпы водой из пожарной машины101), приняли политический опасный характер, могущий привести к серьезным последствиям и подрыву темпа хлебозаготовок, дискредитации Советской власти».

В постановляющей части резолюции, в частности, всем окружко-мам ВКП(б) края предлагалось «немедленно и решительно пресекать подобные извращения партийной линии в деревне».

Осуждая перегибы и отказывая местным властям в применении прямых репрессий как метода стимулирования хлебозаготовок, руководители Сибирского края не считали чрезвычайными мерами такие санкционированные ими действия, как бойкот, увеличение размеров самообложения, дополнительное выявление хозяйств, подлежащих обложению сельхозналогом в индивидуальном порядке. Однако у подобной позиции были и противники. Особое мнение по поводу решения бюро Сибкрайкома ВКП(б) от 17 января (см. выше) высказал председатель краевой контрольной комиссии ВКП(б) и отдела РКИ при Сибкрайисполкоме В. С. Калашников102. Он счел «неправильным и идущим вразрез с решением Пленума ПК (ноябрьского) постановление Бюро Крайкома, где дается директива местным организациям

(хотя не всем пока) о том, чтобы в целях усиления хлебозаготовок провести дополнительное выявление кулацких хозяйств для обложения их в индивидуальном порядке». Данное решение противоречит требованию пленума ЦК о недопущении расширительного применения индивидуального обложения, потому что:

«а) несдача хлеба не есть порядок для обложения в индивидуальном порядке;

б) с[ель]х[оз]налог объявлен, поступают платежи, и сейчас снова проводить кампанию по пересмотру обложения — политически невыгодно, подрывает революционную законность;

в) этот путь хлебозаготовок — есть путь сползания на методы чрезвычайных мер, дает возможность низовым парторганизациям от той основной установки, которую поставил Пленум ЦКШ <...> перейти на более "легкий" путь, "сдавай хлеб, а то обложим индивидуальным порядком", откуда последует и все остальное — лишение избирательных прав и пр.;

г) идя по этому пути и учитывая опыт прошлого года, наши низшие организации в целях успешного выполнения плана по хлебозаготовкам безусловно затронут середняка;

д) совершенно будет непонятно, почему кулацкое хозяйство, сдавшее хлеб, не попадает по индивидуальному обложению, а не сдавшее попадает, притом в одном районе (там, где плохо) это дополнительное выявление проводят, а в другом районе, где идут хлебозаготовки, ничего (хотя там может быть кулаки тоже не сдали хлеб) там не проводят».

Несмотря на аргументированный протест, решение бюро крайкома от 17 января не отменили, а самого Калашникова на проходившей в конце февраля — начале марта 1929 г. IV краевой партконференции в состав «руководящих органов сибпарторганизации» не избрали.

Предпринятые в начале 1929 г. меры экономического и политического характера ожидаемого эффекта не дали. Темпы хлебозакупа в Сибири стали падать. В январе было заготовлено на 51 % меньше, чем в декабре, а в феврале — на 14 % меньше, чем в январе.

На результаты заготовок повлияла изменившаяся по сравнению с первой половиной кампании конъюнктура рынка. Маломощные слои деревни к этому времени реализовали имеющиеся у них товарные излишки. Более зажиточные крестьяне также сдали абсолютно большую часть своего товарного хлеба и, как это отмечалось в конъюнктурном обзоре народного хозяйства Сибирского края за первое полугодие 1928/29 хозяйственного года, «были не склонны торопиться» с реализацией остатков104. Значительную долю зерна, оставшегося у них сверх потребительской, фуражной и семенной норм, составляли страховые запасы. Поскольку таковые в предыдущем году были в де

ревне изъяты, то на их восполнение хлеба пошло значительно больше, чем обычно. Необходимость наращивания страховых запасов была также связана с ожиданием возможного недорода. Его вероятность в наступившем году существенно повышалась, так как четыре предыдущих года были урожайными. Реальные опасения за судьбу будущего урожая на Алтае создавали небольшое количество атмосферных осадков в течение осени и зимы и незначительный снежный покров.

Не было у крестьян и острой нужды в деньгах. Срочные нужды в промтоварах были реализованы осенью и в начале зимы 1929 г. Налоговые выплаты в значительной степени погашались за счет других источников дохода. Заготовки мяса в Сибири в январе — марте 1929 г. выросли по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года в 1,8 раза, говядины — в 2,2 раза, крупного кожсырья — в 1,4 раза1(ь. В первую очередь мясо сдавали зажиточные крестьяне, которые реагировали на усилившийся экономический и политический прессинг сокращением поголовья скота в своих хозяйствах.

Недостаточно эффективным, по мнению местных функционеров, оказался и бойкот. Крестьяне смогли к нему приспособиться. Бойкотируемые в своем селе делали покупки и мололи хлеб в соседней деревне. Вводимый сельскими властями коллективный бойкот в большинстве случаев отменялся вышестоящими инстанциями как задевающий интересы бедноты и середняков. Уполномоченный Со-юзхлеба в Рубцовском районе М. И. Штерн в докладной записке от 7 марта указывал, что «решающее отрицательное значение имело также изменение установки дальнейших мер воздействия на задерживающих хлебные излишки: раньше — в январе — предполагалось, что по отношению к бойкотированный, к особо злостным держателям хлебных излишков, которые не поддаются мерам бойкота, можно будет применять в дальнейшем логически вытекающие меры воздействия в виде лишения земельного надела или даже выселения из пределов села, такова была согласованная установка в этом вопросе с местными директивными органами. Эта установка достаточно широко рекламировалась на общих сельских собраниях. <...> однако эта установка в средних числах февраля получила неожиданное изменение, а последнее стало известно крестьянскому населению, и естественно, что такое пустое бряцание оружием и решило судьбу темпа кампании хлебозаготовок»106.

Объемы заготовок снижались не только в Сибири, но и в большинстве регионов страны. В январе 1929 г. объем централизованных заготовок зерновых культур в СССР снизился по сравнению с предыдущим месяцем на 36 %, в феврале — на 20 % (см.: Приложение, табл. VI). В потребляющих районах еще более обострился возникший в конце 1928 г. дефицит хлеба. Для того чтобы его купить,

очередь нужно было занимать ночью. Рыночные цены стремительно росли. Широкие масштабы приобрело мешочничество. Проблемы со снабжением вызывали нарастающее недовольство рабочих. Участились случаи забастовок. Шло брожение в городских партийных организациях. Нормированное распределение распространялось на все новые города. В начале февраля кооперативными центрами были даны на места указания о введении так называемых заборных книжек. 14 февраля 1929 г. переход к карточной системе был санкционирован Политбюро ЦК ВКП(б). К 20 марта заборные книжки были выданы жителям Москвы, Ленинграда, всех губернских и многих уездных городов107.

В этих условиях Центр требовал от региональных руководителей форсирования хлебозаготовок. Те, в свою очередь, усилили давление на местные органы власти. 28 января бюро Сибкрайкома констатировало невыполнение заготовительного задания на январь, «главным образом благодаря неудовлетворительной работе хлебозаготовителей и окружных руководящих организаций». Омскому, Славгородско-му, Бийскому и Каменскому окружкомам ВКП(б) ставилось на вид за «совершенно неудовлетворительную работу по хлебозаготовкам». 6 февраля крайком и крайисполком заявили, что «единственной причиной снижения хлебозаготовок [в] этих условиях является плохая работа заготовительных организаций, [а] также советских [и] партийных органов»108.

15 февраля из крайкома ВКП(б) в адрес всех окружкомов и райкомов компартии Сибирского края направлено циркулярное письмо, в котором указывалось на сокращение объема заготовок в первой декаде февраля. «Это свидетельствует о том, что хлебозаготовительные, а также партийные, советские и другие организации не развернули действительно боевой работы и не выполнили директив ЦК и Сибкрайкома ВКП(б) по хлебозаготовкам. До сих пор часть работников и даже часть парткомов и селъячеек преступно прикрывают свое бездействие разговорами о нежизненности и невыполнимости планов, о недействительности всех мер, проводимых за усиление хлебозаготовок (самообложение, сбор платежей, авансов и сбережений, бойкот, маневрирование товарами, массовая работа и пр.). Ничего не делая для проведения этих мер и полного их использования для усиления хлебозаготовок, эта часть работников дезорганизует всю работу и на деле помогает кулаку. Сибкрайком со всей резкостью подчеркивает, что важнейшая задача окружкомов и райкомов партии заключается в том, чтобы окончательно вытравить эти настроения расхлябанности, бюрократизма и пораженчества во всех звеньях партийного, советского, а в особенности заготовительного аппаратов»109.

Выступая на IV краевой партконференции, первый секретарь крайкома С. И. Сырцов призвал к тому, чтобы хлебозаготовки проходили «под знаком изъятия партбилетов у некоторых деревенских коммунистов» и высоко оценил опыт рубцовской парторганизации, «в которой имеется довольно значительное наличие окулачившихся коммунистов в деревенской организации, оказывающих противодействие хлебозаготовкам, когда она 17-15 процентов] этих деревенских коммунистов с большей пользой для партийной организации и для нашей работы в деревне вычистила»110.

Наращивание объемов вывоза хлеба в европейскую часть страны привело к ухудшению положения и на потребительском рынке Сибири. В январе в регионе начался рост рыночных цен на зерно и муку. Горожане реагировали на возникший дефицит закупками муки впрок. В феврале на городских базарах цены на пшеницу выросли на 21 %, пшеничную муку — на 27 %. В Новосибирске в отдельные дни февраля цена 1 ц пшеничной муки достигала 27 руб. 40 коп., в то время как в последних числах января она равнялась 16 руб. 87 коп. В юго-западных округах разница между средними рыночными и государственными заготовительными ценами на пшеницу в начале марта составляла 65 %, в северо-восточных — 35 %. 1 апреля пшеница на городских базарах в юго-западной части региона стоила на 72,5 %, в северо-восточной — на 35,8 % больше, чем 1 марта111. Нарастающий разрыв между государственными заготовительными и рыночными ценами, в свою очередь, приводил к сокращению плановых заготовок. Крестьяне либо задерживали реализацию оставшихся у них товарных запасов зерна, либо продавали его по повышенным ценам на городских базарах.

4. Поиски «нового метода»

В конце 1928 г. связанные с неурожаем низкие темпы хлебозаготовок в основных зернопроизводящих регионах СССР (на Украине, Северном Кавказе и в ЦЧО) привели к острому продовольственному кризису. Для того чтобы компенсировать потери, советское руководство решило увеличить план сбора хлеба для более урожайных восточных регионов — Сибири, Поволжья, Урала, Казахстана и Башкирии, где заготовки проходили более успешно. С целью стимулирования крестьян к сдаче хлеба в данных регионах увеличивался размер самообложения и вводилась система дифференцированных паевых взносов в сельской потребкооперации. Помимо этого к зажиточным крестьянам, имевшим, по мнению властей, сверхнормативные запасы хлеба, применялся бойкот: их публично объявляли врагами советской власти, исключали из кооперации, им отказывали в продаже то

варов в кооперативных лавках, пользовании общественными угодьями, помоле зерна, выдаче необходимых справок в сельсоветах и т. п. Принятые меры ожидаемого эффекта не дали. Темпы заготовок в начале 1929 г. стати падать и в стране в целом, и в восточных регионах. В потребляющих районах еще более обострился продовольственный кризис. В этих условиях Центр все более жестко стал требовать от региональных руководителей форсирования хлебозаготовок.

В ответ на постоянно раздающиеся «сверху» требования наращивания темпов хлебозаготовок «снизу» все более настойчиво стало звучать требование перехода к чрезвычайным методам их проведения. В документах зафиксированы следующие высказывания работников партийных, советских и заготовительных органов: «Нужны еще какие-то методы, которые бы помогли нам взять хлеб»; «Хлеб удастся заготовить только тогда, когда пойдут по амбарам»; «Если центр не разрешит снова применять репрессивные меры, то заготовительный план останется невыполненным»; «Не пора ли нам повторить 107 статью или найти какую-нибудь другую подходящую статью»; «Пора поставить перед краевым комитетом вопрос о новых методах заготовок, если краевой комитет хочет выполнить план на 100 процентов 7»112.

Выдвигались и конкретные предложения. Председатель крайпо-требсоюза Л. С. Стриковский выдвинул идею «кооперативной разверстки», которая заключалась в распределении между пайщиками заготовительных заданий, утвержденных на общем собрании членов сельпо113. Кандидат в члены бюро Новосибирского окружкома ВКП(б) Б. Резников в докладной записке на имя секретаря окружкома предложил «принудительно купить хлеб» у 8 тыс. «кулацкиххозяйств» по государственным заготовительным ценам. Средний размер подобного закупа должен был составить 300 пудов на хозяйство. По мнению Резникова, «если привлечь к этому делу бедноту, то это можно провести без затяжки»хи.

Отказывая местным функционерам в праве использовать прямые репрессии против зажиточных крестьян, высшие партийные и советские руководители Сибирского края тем не менее сами осознавали необходимость перехода к основанным на внеэкономическом принуждении методам хлебозаготовок. На состоявшейся в конце февраля — начале марта IV Сибирской краевой партийной конференции С. И. Сырцов и Р. И. Эйхе инициировали обсуждение идеи принудительного хлебного займа в отношении «крупных держателей хлеба». Большинство делегатов конференции эту идею поддержали, заявляя, что иными способами выполнения годового заготовительного плана добиться не удастся. Озвучивались различные объемы возможного займа: от 10 до 15 млн пудов. Выдвигались разнообразные условия

его возврата: деньгами по государственной закупочной цене или натурой; с процентами или без таковых; с погашением через два года или из урожая следующего года; и т. п. Разночтения вызвал и контингент «заимодателей». Некоторые выступающие считали политически более целесообразным «ограничиться кулаками», другие предлагали включить в него и зажиточных середняков, взяв хлеб у 12-15 % крестьянских хозяйств110. Указывалось на необходимость применения жестких репрессивных мер «к таким кулакам, которые против этою принудительною займа и укрываются от тою, чтобы давать хлеб». Секретарь Канского окружкома ВКП(б) А. А. Горбунов предложил применять к таковым «изъятие земли в порядке 60 статьи Земельного Кодекса»116.

Однако нашлись и противники «принудительного займа», которые считали, что подобная акция заденет середняка, а следовательно, поссорит его с советской властью. По мнению оппонентов займа, применяемые меры стимулирования заготовок (товарные интервенции, бойкот, самообложение) себя еще не исчерпали117. Так, секретарь Но-воселовского райкома ВКП(б) Красноярского округа П. М. Булгаков заявлял: «Мы, введя принудительный заем, в первую очередь ущемим середняка. <...> Я так думаю, когда мы получим заем, то, в первую очередь, куда мы пойдем? Мы должны пойти к кулаку, а после кулацкого разговора мы должны к нему в амбар пойти. Тут и середняк, как водится, под руку попадет. Следовательно, это будет та же разверстка, те же чрезвычайные меры, которые должны нам испортить политическую линию »ш.

На конференции озвучивались и другие варианты новых методов хлебозаготовок. Секретарь Каменского окружкома ВКП(б) Н. П. Крылов предложил «демократическую разверстку». По его мнению, хлеб в деревне лучше забрать не по приказу сверху, а «заставить» это сделать «сельскую общественность». Именно по ее инициативе и при ее активном участии в каждой деревне должен собраться сельский сход, который примет поселенный план, выявит «держателей» хлеба из числа кулаков и зажиточных крестьян и возложит на них задания по хлебосдаче. «Я думаю, что этим методом хлеба можно взять больше, чем товарищи думают взять по займу »119. Предложение Крылова большинство делегатов встретило резко отрицательно. Отторжение вызвал термин «разверстка», прочно ассоциирующийся с «военным коммунизмом».

Итог развернувшейся дискуссии в своем заключительном слове 1 марта подвел первый секретарь крайкома С. И. Сырцов, который поддержал идею займа. Отвечая оппонентам, он заявил, что «принудительный заем» не связан с проведением повальных обысков на предмет обнаружения запасов хлеба. «Хождение по дворам» предпо

лагает иные из предлагаемых на конференции методов заготовок. Не видел он опасности и в том, что заем затронет 2-3 % середняков и тем самым оттолкнет их к кулаку. «Я считаю, что и сейчас идет за кулаком несколько больше середняков, чем 3 % ». По мнению Сырцова, заем будет стимулировать к сдаче хлеба крестьян, к нему не привлекаемых («обкладывая этим займом одно кулацкое хозяйство, будем иметь поступление хлеба со стороны десятка хозяйств»). Однако Сырцов посчитал нецелесообразным вносить предложение о займе в решения конференции до выяснения отношения к этой идее со стороны ЦК ВКП(б)120.

В то же время конференция отметила «тягу со стороны некоторых организаций к повторению в нынешнем году чрезвычайных мер (107 ст., разверстка и пр.)» и указала «на недопустимость и вред нарушений решений партии и власти, широко доведенных до сведения крестьянства, считает, что эти настроения являются ничем иным, как прикрытием нежелания и неумения широко развернутой общественной работой с беднотой и середняками добиться положительных результатов»121.

Телеграмма в Политбюро ЦК ВКП(б) с предложением высших партийных и советских руководителей Сибирского края «произвести [на] территории Сибири принудительные отчуждения [в] порядке займа хлебных излишков крупных хлебопроизводителей, саботирующих хлебозаготовки», была направлена еще в разгар дискуссий по вопросу хлебозаготовок на партконференции 27 февраля. В рамках займа предполагалось изъять от 15 до 18 млн пудов зерна. В эту категорию попадало 6-8 % крестьянских хозяйств края. «Срок расплаты за отчужденный хлеб: деньгами через год, хлебом через 2-3 года». В случае отказа предоставить государству «заем» должен был последовать денежный штраф в размере пятикратной стоимости несдан-ного хлеба, а в «отдельных случаях» —- конфискация всего имущества с высылкой на три года. 10 % отчужденного хлеба предлагалось оставлять на местах для снабжения продовольствием и семенами бедняцких хозяйств. «Эти мероприятия рассматриваем как стимул оживления и подъема хлебозаготовок, для чего считаем необходимым опубликовать в Сибири немедленно законодательный акт»122.

Политбюро категорически отклонило сибирское предложение о принудительном хлебном займе, которое было воспринято как повторение аналогичного предложения, выдвинутого «левой» оппозицией накануне XV съезда ВКП(б)123. И марта И. В. Сталин направил С. И. Сырцову и Р. И. Эйхе письмо, в котором ставилась задача форсирования хлебозаготовок124. Это послание было написано не в обычной, свойственной генсеку жесткой, ультимативной форме. Сталин не приказывал своим адресатам, угрожая отстранением от должно

сти, а обращался к ним с товарищеской просьбой, спокойно, но не без драматизма объясняя сложившуюся ситуацию. «Из материалов по хлебозаготовкам за последние пятидневки февраля и первую (а также вторую) пятидневку марта видно, что темп заготовок, поднявшийся у вас одно время, начинает опять падать125. Я знаю, что у вас принимаются все необходимые меры для поднятия заготовок. Я знаю, что серьезных работников у вас сравнительно меньше, чем в некоторых других областях. У меня нет поэтому основания упрекать вас. Тем не менее должен сказать, что, если вы не сделаете всего того, что только можно предпринять в данный момент для усиления темпа заготовок, мы наверняка сядем.

Мы не можем ввозить хлеб, ибо валюты мало. Мы все равно не ввезли бы хлеба, если бы даже была валюта, так как ввоз хлеба подрывает наш кредит за границей и усугубляет трудности нашего международного положения. Поэтому надо обойтись без ввоза хлеба во что бы то ни стало. А сделать этого невозможно без усиления заготовок. У нас даже поговаривают о том, чтобы в случае дальнейшего падения заготовок взять из местных запасов необходимое количество хлеба. Можете из этого судить, до чего серьезно положение с хлебом. Можно было бы мириться так или иначе с положением, если бы не было хлеба в стране. Но все утверждают, и это утверждение никем еще не опровергнуто, что хлеб есть в стране. Нужно только суметь его взять.

До конца года вам остается еще заготовить 30 миллионов пудов. В феврале удалось вам заготовить 8 миллионов. Ясно, что при таком темпе заготовок плана вам не выполнить. Ваша цифра вероятных заготовок до конца года в 100 миллионов пудов явным образом недостаточна. Надо вести курс, по крайней мере, на 110 миллионов пудов, т. е. надо заготовить еще до конца заготовительного года 25миллионов пудов. Я знаю, что дело это очень трудное. Но другого выхода нет. Надо принять все законные меры обуздания спекулянтских и кулацких элементов для того, что выполнить это задание. Другого выхода нет. <...> Нужно всем вам разъехаться на места, мобилизовать все основные силы для усиления хлебозаготовок и остаться на местах до создания нового перелома в заготовках. Имейте в виду, что времени осталось вам мало. Имейте также в виду, что нам дорог теперь каждый новый миллион пудов».

В письме также утверждалось, что предлагаемый сибирским руководством «принудительный хлебный заем» «не дает выхода, так как на деле он обязательно должен выродиться в сплошную конфискацию. Это не годится. Нужно нажать на спекулянтско-кулацкие элементы деревни, используя все законные пути». Более законным, а главное, политически более эффективным, нежели принудительный заем, методом нажима на «спекулянтско-кулацкие элементы» Сталину по

казалось поступившее от имени Уральского обкома ВКП(б) предложение о доведении заготовительного задания до села с последующим возложением большей его части на зажиточную часть крестьянства.

Уральская инициатива

На Урале хлебозаготовки в первом полугодии 1928/29 г. проходили более чем успешно. Так же, как и в Сибири, их темпы обеспечивали высокий урожай зерновых, увеличение закупочных цен и наращивание налоговой нагрузки на деревню. По данным облторготдела, хлеба в регионе за сентябрь — декабрь 1928 г. заготовили в 2 раза больше, чем за аналогичный период предыдущего года, и в 1,2 раза больше, чем в сентябре — декабре 1926 г.126 Выполнение утвержденного нар-комторгом СССР для Уральской области годового плана на 31 января 1928 г. составляло 66 % (табл. 3. 3).

Таблица 3.3

Ход централизованных хлебозаготовок 1928/29 г. в Уральской области (по месяцам)
Месяц
Объем заготовок, тыс. пудов
К 1927/28 г.,в%
Выполнение годового плана на конец месяца, в %

1928 г.

Июль
940
75,6
2,2

Август
372
37,8
3,1

Сентябрь
3122
265,7
10,6

Октябрь
8224
358,9
30,2

Ноябрь
5719
304,7
43,8

Декабрь
9162
367,7
65,6

1929 г.

Январь
4564
103,1
65,5

Февраль
3740
92,5
73,2

Март
7164
154,5
87,8

Апрель
1320
153,7
90,5

Май
141
31,2
90,8

Июнь
1981
59,5
94,8

Итого за год
46 451
147,3

Источники: Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: Документы и материалы: В 5 т. 1927-1939. М., 1999. Т. 1: май 1927 - ноябрь 1929. С. 514: Ежегодник хлебооборота. № 3. Ч. 1. С. XV; Ч. 2. С. 9; Ежегодник хлебной торговли. № 2:1927/28 г. М., 1929. Ч. 1. С. 4.

Примечания: 1) В таблице приведены данные Наркомторга СССР без учета маслосемян и гарнцевого сбора. 2) Ржаная и пшеничная мука учтены в переводе на зерновые единицы. 3) Выполнение плана хлебозаготовок до декабря 1928 г. включительно рассчитано от первоначального варианта годового задания в 42 млн пудов, с января 1929 г. — от годового задания, увеличенного во второй половине кампании до 49 млн пудов.

Согласно вышеуказанному решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 17 января 1929 г. годовой план для Уральской области был увеличен с 42 до 49 млн пудов, т. е. на 7 млн пудов. Несмотря на существенное повышение заготовительного задания, руководство области достаточно оптимистично оценивало перспективы кампании. Однако подобные ожидания не оправдались. Темпы заготовок в начале 1929 г. стали падать. В январе хлеба в регионе заготовили в два раза меньше, чем в декабре. В феврале снижение объемов заготовок продолжилось.

В условиях нарастания продовольственного кризиса в стране Центр жестко потребовал от регионального руководства увеличить размеры поступления хлеба. В ответ на это требование от представителей местных органов власти стали поступать предложения о переходе к «новым методам» хлебозаготовок, базовым принципом которых должно стать возложение на крестьян определенных заготовительных заданий. В ряде мест сельские функционеры, не дожидаясь указаний вышестоящих органов, приступили к разверстке заготовительных планов.

25 января 1929 г. секретарь Курганского окружкома ВКП(б) Баландин, выступая на совещании по заготовкам, привел пример одного из РИКов, который довел до подчиненных ему сельсоветов «контрольные цифры» сдачи хлеба и предложил распределить их между отдельными дворами. В связи с этим секретарь окружкома заявил, что обсуждать и принимать заготовительные задания на сельских сходах нельзя, «потому что эти действия буквально неправомочные». В ответ на прозвучавшие со стороны участников совещания требования «новых методов» заготовок, которые бы обеспечили выполнение плана, Баландин сказал, что «основным методом должна быть мобилизация общественного внимания к хлебозаготовкам, поднятие массовой разъяснительной работы среди широких масс крестьянства»121.

Однако уже в начале второй декады февраля 1929 г. «неправомочным» экспериментированием в сфере заготовок занялось областное руководство. И февраля заведующий облторготделом Марков, вы

ступая на заседании бюро Челябинского окружкома ВКП(б), предложил довести планы хлебозаготовок до отдельных сельсоветов и поселков. «На первых порах» данные действия следовало апробировать в нескольких районах, а затем распространить на другие. Члены бюро окружкома согласились с данным предложением и решили «как опыт» разверстать годовой план хлебосдачи между сельсоветами и деревнями в двух районах округа128.

17 февраля бюро Ишимского окружкома ВКП(б) обязало РИКи довести свои планы заготовок на февраль до сельсоветов. Руководству Чистоозерного района предлагалось «в виде опыта довести февральский план хлебозаготовок (через сельсоветы и заготовителей) до отдельных общин, не допуская в то же время разверстки плана среди отдельных домохозяев»129. 22 февраля, вернувшись к вопросу о хлебозаготовках, бюро Ишимского окружкома предложило райкомам партии обязать хлебозаготовителей «распределить по согласованию с райисполкомами и сельсоветами свои плановые задания между отдельными селениями». При этом вновь подтверждался запрет разверстки «данной цифры со стороны сельсоветов между группами или единоличными крестьянскими хозяйствами»130.

Поселенная разверстка стала внедряться и в других зернопроизводящих округах Уральской области. Число районов, на которые она распространялась, постоянно увеличивалось, а задания стали доводиться не только до села, но и до участка. Возлагаемые на села задания обсуждались на общих сельских и участковых сходах, собраниях бедноты, женщин, молодежи и т. п. Для контроля за выполнением планов и «выявления злостных зажимщиков» создавались комиссии содействия хлебозаготовкам, инициирующие объявление таковым «общественного бойкота». Материалы на ограниченное число «наиболее злостных агитаторов против сдачи хлеба» передавались в ОГПУ131.

Однако доведение заготовительного задания до села, без его подворной разверстки, оказалось недостаточно эффективным. Сдача небольшого количества зерна («подачка» — по определению сельских функционеров) позволяла крестьянам не попасть в число «саботажников» хлебозаготовок и в то же время сохранить в хозяйстве большую часть необходимых запасов. В связи с этим уральские власти «признали необходимым более конкретную постановку перед крестьянством вопроса о его обязательствах перед страной» и приступили к подворной разверстке.

8 марта бюро Шадринского окружкома ВКП(б) предложило нижестоящим инстанциям разбить поселенные планы на две части. Одна из них должна была выполняться середняками «по линии массовой коллективной сдачи» («красные обозы»), а вторая — «по линии

индивидуальной заготовки среди зажиточной части села методами организованного и усиленного общественного и экономического воздействия». Беднота из поселенного плана исключалась. Его разделение на две части надлежало сопровождать установлением комиссией содействия хлебозаготовкам фиксированных объемов сдачи зерна для каждого крестьянского двора, их обсуждением на заседаниях комиссий содействия «при широком участии бедняцко-батрацкого актива и при максимальном использовании советских и кооперативных учетных данных (поселенные списки, заготовительные ведомости и др.)». Предварительное задание каждому крестьянскому двору, который привлекался к участию в коллективной сдаче в рамках «красного обоза», должно было составлять не менее 2 ц. «Это обстоятельство должно быть строго учтено во всей подготовительной работе и практической вербовке хлеба, чтобы самым решительным образом избежать ложных обозов, подачек со стороны крупных держателей хлеба. Крупные держатели хлеба из середняков могут быть привлечены к коллективной сдаче лишь при условии подписки и реализации ими количества хлеба, соответствующего мощности этих хозяйств. Явных зажимщиков и кулаков к коллективной сдаче допускать не следует. Излишки последних должны быть привлечены к сдаче индивидуальным порядком»132.

Принятие поселенных планов в сочетании с жестким административным нажимом на деревню показало свою эффективность. В тех районах Курганского округа, в которых применялись данные меры, за четвертую пятидневку февраля заготовили 94 тыс. пудов, за пятую — 98 тыс., за шестую — 150 тыс., за первую пятидневку марта — 140 тыс., за вторую — 358 тыс. пудов. В Ишимском округе перечисленные пятидневки дали соответственно 64, 68, 70, 95 и 161 тыс. пудов133.

В начале второй декады марта 1929 г. прибывший в Свердловск секретарь ЦК ВКП(б) Л. М. Каганович в целом одобрил уральский опыт. 13 марта бюро Уральского обкома компартии приняло решение распространить метод доведения плана до села и двора на всю область. Данная система принималась не на всю кампанию, а должна была действовать до начала весеннего сева. Участвующий в заседании Каганович выступил в прениях и был избран в комиссию по доработке проекта постановления по вопросу о хлебозаготовках134.

В третьем пункте его окончательной редакции местным органам Наркомторга предлагалось: «производимые ими расписания хлебозаготовительных плановых заданий по районам и селам проводить в строгом соответствии со следующими указаниями:

а) Открытая инициатива проведения твердого планового задания по хлебозаготовкам по селам или деревням должна принадлежать не непосредственно представителям хлебозаготовительных

организаций или органов власти, а исходить от общественных организаций (группы бедноты, актив) и проводиться через общие собрания граждан.

б) При проведении принятого общим собранием граждан поселенного плана хлебозаготовок необходимо выделить кулацкую верхушку села от всей остальной массы — крестьянства, с тем чтобы возложить на нее определенные обязательства по сдаче хлеба государству либо через общие собрания граждан, либо по поручению этого последнего через особую комиссию.

в) Остающееся сверх обязательств, возложенных на кулака, количество хлеба, принятое по плану на данное селение, распределяется общим собранием граждан между остальной массой крестьянства в порядке самообязательства.

При этом вся эта работа должна сопровождаться усиленным и энергичным развертыванием агитации и мобилизации пролетарского общественного воздействия на основную массу крестьянства»^5.

В принятом постановлении принципиально новым по сравнению с предшествующей практикой применения «новых методов» являлось положение о необходимости приписывания инициативы принятия поселенной разверстки «общественным организациям». Если судить по стенограмме заседания бюро, то его автором являлся Л. М. Каганович136. Подобная отсылка, по его мнению, позволяла скрыть чрезвычайный характер «новых методов» хлебозаготовок, определив их не как декретируемые государством, а как принимаемые по инициативе бедняцко-середняцкого актива и не выходящие за рамки законности меры «общественного воздействия» на держателей хлеба.

При этом существует вероятность того, что данные коррективы могли основываться и на упомянутом выше предложении секретаря Каменского окружкома ВКП(б) IV Сибпартконференции. И. В. Сталин в письме руководителям Сибирского края от 11 марта (см. выше) также сообщал им о планируемом скором («на днях») приезде Кагановича в Сибирь137. Факта присутствия последнего в Новосибирске мы не зафиксировали. Тем не менее его вполне могли очно или заочно познакомить с ходом обсуждения вопроса о выработке новых методов хлебозаготовок на краевой партконференции, в том числе и с предложением о «демократической разверстке», которое затем, лишившись неприемлемого определения, попало в постановление Уральского обкома.

Возможно, что Л. М. Кагановичу принадлежит еще одна поправка в решении Уральского обкома от 13 марта. В соответствии с ней «определенные» заготовительные задания следовало возлагать только на кулаков. В вышеупомянутом постановлении Шадринского окружкома от 8 марта и аналогичных решениях других окружкомов

ВКП(б) Уральской области подобные задания получала зажиточная часть села, в состав которой помимо кулаков включались и так называемые зажиточные середняки.

14 марта Каганович в шифротелеграмме на имя И. В. Сталина процитировал основные положения данного постановления, обозначив их как поступившие от имени Уральского обкома ВКП(б) предложения «нового метода» ведения хлебозаготовок. Сталин попытался провести решение об этом через Политбюро путем опроса. Однако А. И. Рыков, который воспринял предлагаемый метод «общественного давления на держателей хлеба» как закамуфлированную попытку перехода к чрезвычайным мерам, настоял на их гласном обсуждении138.

Несмотря на то, что в Центре решение вопроса было на некоторое время отложено, «новые методы» заготовок начали внедряться и в других регионах. 18 марта бюро Нижне-Волжского крайкома ВКП(б) обязало «районные организации» установить для каждого села план хлебозаготовок. План подлежал обсуждению на «собрании бедноты с активом середняков», на сельском сходе и утверждению сельсоветом и райисполкомом. При разверстке поселенного задания «основную» его часть надлежало возложить «на кулацкую часть деревни — наиболее крупных и злостных держателей хлеба» (не более 5 % от общего числа крестьянских дворов). Размер возлагаемого на них задания должен был быть проработан «на собрании бедноты с привлечением середняцкого актива», утвержден и проведен сельсоветом. В случае невыполнения задания, а также «безрезультатности» бойкота и других «мер общественного воздействия» «в отдельных случаях» (не более одного-двух хозяйств на сельсовет) «в отношении злостных держателей хлеба — кулаков, располагавших запасами свыше 1000 пудов», разрешалось применить ст. 107 УК РСФСР, «проводя решения об этом через общие собрания бедноты с активом середняков». Рассмотрение возбуждаемых дел ограничивалось трехдневным сроком. 25 % изъятого хлеба подлежало распределению среди бедноты. К сдаче оставшейся части поселенного плана следовало «привлечь остальных имеющих хлебные излишки крестьян. Для этого необходимо добиться решения общего собрания граждан»™.

Возможно, что руководители Нижне-Волжского края, принимая подобное решение, основывались на уральском опыте, дополнив его указанием на меры принуждения. Однако мы не исключаем и того, что к идее разверстки они пришли самостоятельно и так же, как на Урале, поэтапно. Во всяком случае, на XVI партконференции представляющий нижневолжскую парторганизацию М. И. Хлоплянкин заявил, что «новые методы» заготовок в регионе начали применяться «примерно с февраля месяца»ш.

20 марта состоялось заседание Политбюро, обсудившее «предложение т. Кагановича о мерах усиления хлебозаготовок»141. Несмотря на «решительные возражения» Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова и М. П. Томского142, большинством голосов данное предложение было поддержано. При этом текст принятого решения отличался от процитированной выше выдержки из постановления Уральского обкома (подпункты «а», «б», «в» и заключительное предложение третьего пункта) лишь небольшими редакционными поправками. «Новый метод» хлебозаготовок было решено применить в Казахстане, Сибири и на Урале143.

5. Сибирский вариант

Дальнейшее падение темпов хлебозаготовок в начале 1929 г. привело к обострению продовольственного кризиса в потребляющих и недородных регионах СССР. В столице и других городах была введена карточная система на хлебопродукты и ряд других продовольственных товаров. В этих условиях Центр все более жестко стал требовать от региональных руководителей форсирования заготовок. В ответ снизу настаивали на применении «новых методов» проведения кампании. Руководство Сибирского края выдвинуло идею получения зерна посредством «принудительного хлебного займа» у «крупных хлебопроизводителей». Более эффективным И. В. Сталину показалось поступившее от имени Уральского обкома ВКП(б) предложение о доведении заготовительных заданий до села. При этом принятие поселенного плана следовало изображать как утверждаемую на сходе инициативу со стороны бедняцко-середняцкого актива. Большую часть плана на том же сходе или по его поручению решением комиссии содействия хлебозаготовкам надлежало возложить на зажиточных крестьян. Оставшаяся часть плана распределялась между остальными селянами (прежде всего середняками) «в порядке самообязательства». 20 марта 1929 г. Политбюро ЦК ВКП(б) одобрило уральскую инициативу и предложило применить ее в Казахстане, Сибири и на Урале.

После получения документа из Москвы бюро Сибкрайкома ВКП(б) 21 марта принимает резолюцию о проведении «твердых заданий по заготовкам для отдельных селений в порядке добровольном (по инициативе бедноты, актива)»ш. 22 марта соответствующая директива Сибкрайкома была направлена окружкомам ВКП(б). В ней содержался ряд положений, отсутствующих в постановлении Политбюро. «Твердые задания» по сдаче хлеба должны были возлагаться не на «кулацкую верхушку села», а на «кулацко-зажиточную часть крестьянства», т. е. и на зажиточных середняков. Принципиально важное

значение имел и предлагаемый руководством Сибирского края способ принуждения зажиточных крестьян к выполнению заготовительных заданий. Для не выполнивших таковые следовало увеличить ставку самообложения (досамообложение) на сумму, кратную (от двух до пятикратной) цене несданного хлеба. Кроме того, крайком предложил в случае отсутствия кворума на сельском сходе в тот же день назначать повторный сход, считая его решение правомочным «при любом числе присутствующих»1^. Таким образом, сибиряки расширили контингент хозяйств, на которые развёрстывались «твердые задания» и дополнили предлагаемый Политбюро метод хлебозаготовок эффективным инструментарием, необходимым для его реализации.

Идея расширенного контингента и кратного штрафа ранее уже была сформулирована в предложениях Сибкрайкома о «принудительном хлебном займе» (см. выше). При этом практика кратного штрафа была позаимствована из действующего права. Ст. 60, 61 и 62 Уголовного кодекса РСФСР в редакции 1927 г. предусматривали наложение по решению суда штрафов за сокрытие объектов обложения от учета, неуплату налогов и сборов в установленный срок, отказ от выполнения повинностей в одно-, двух- или трехкратном размере от невыполненных работ или невнесенных платежей. В 1928 г. уровень налоговой нагрузки на деревню существенно вырос. С тем, чтобы не допустить расширения масштабов сокрытия объектов обложения, предельный размер штрафов за подобное деяние, как указывалось выше, увеличили до десятикратного. При этом «десятикратку» следовало использовать как исключительную меру наказания. Однако местные власти прибегали к ней настолько часто, что это вызвало массовое недовольство крестьянства. В создавшихся условиях законодатель решил снизить максимальный лимит штрафа до пятикратного. Положение о сельхозналоге на 1929/30 г., в котором подтверждалось указанное снижение пределов штрафа, было опубликовано накануне проведения сибирской крайпартконференции146, обсуждавшей вопрос о «принудительном хлебном займе». В связи с этим идеологи последнего ограничились пятикратным пределом штрафа.

Использование в законодательстве кратного штрафа не означало, что правом его наложения мог воспользоваться сельский совет. Сумма налагаемого им административного взыскания ограничивалась 1 руб.147 Данный лимит обошли, обратившись к так называемому до-самообложению. В соответствии с постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 4 октября 1928 г. общая сумма самообложения по каждой деревне не должна была превышать 25 % оклада сельхозналога текущего года148. Исходя из этого, жители многих селений осенью 1929 г. приняли решение о самообложении в размерах более низких, чем законодательно установленный максимум. После этого перед

местными властями поставили задачу добиться повсеместного увеличения его суммы до максимального лимита. В январе 1929 г., как указывалось выше, Политбюро и СНК СССР «в изъятие из действующих законов» повысили для восточных регионов страны предельные размеры самообложения до 50 % от суммы сельхозналога. Вслед за этим началась кампания по досамообложению. Затем в ряде округов Сибирского края последовало очередное повышение лимита для деревни в целом или только для ее зажиточной части. Для подворной раскладки принятой сходом очередной суммы создавались комиссии содействия самообложению, на которые затем и была возложена задача «кратирования».

Из законодательства, связанного с самообложением, пришел и другой принцип сибирского варианта «нового метода» хлебозаготовок. Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 7 января 1928 г. предоставило местным властям право в случае отсутствия кворума на посвященном введению самообложения общем собрании в тот же день созывать повторный сход, обладающий полной правомочностью при любом числе участников. Осенью 1928 г. эта норма была официально отменена149. Но когда перед сибирским руководством встала задача в срочном порядке добиться от сельских сходов принятия поселенных заготовительных планов, к ней обратились вновь.

Дополнения, внесенные в Сибири в разработанный на Урале и одобренный Политбюро метод хлебозаготовок, были настолько принципиальными, что позволили И. В. Сталину на апрельском (1929 г.) пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) определить его как «урало-сибирский»1а0. В конце 1920-х гг. использовалось и другое, закрепившееся затем в сибиреведческой исследовательской литературе, название «урало-сибирского метода» — «завьяловский»151. 22 марта «Советская Сибирь» сообщила о соответствующей инициативе жителей некоего села Завьялово Новосибирского округа, «приветствовала» ее и призвала распространить на другие села региона. В помещенной на первой странице газеты пространной статье132 утверждалось, что в настоящее время основная масса товарного хлеба сконцентрирована в кулацких хозяйствах. «Злостные держатели хлеба — кулаки — смеются над нашими планами и упорно не желают продавать хлеб государству. Они предпочитают накоплять хлеб, чтобы иметь возможность спекулировать им. Они насмехаются над постановлением бедноты и бедняцко-середняцкого актива о необходимости продать хлеб государству. В лучшем случае кулак продает муку на частный рынок по бешеной спекулятивной цене.

Бедняки и середняки постановляют, а кулак и в ус не дует. "Чрезвычайные меры отменены, — говорил кулак с. Завьялово, — что вы мне сделаете? Хочу — продам, хочу — сгною". Можно ли терпеть подоб

ные издевательства кулаков? Можно ли позволить кулакам ставить под угрозу снабжение хлебом центрально-промышленных районов? Нет, довольно нянчиться с кулаками, довольно упрашивать. Пора заставить его выполнить волю абсолютного большинства советской деревни. Для этого вовсе не придется прибегать к воскрешению чрезвычайных мер, которыми козыряет кулак. Надо только дать возможность сельской общественности действительно воздействовать на кулака, принудить его продать хлеб, а не умолять его и не "пужать пугалом", которого он совершенно не боится.

О том, какими мерами надо воздействовать на кулака, говорит нам местный опыт одного из сел Новосибирского округа. Здесь решение бедняцко-середняцкого актива о необходимости полностью выполнить план хлебозаготовок было, как и повсюду, проведено через общее собрание граждан. Но на общем собрании решение это было принято не для очистки совести, как это часто бывает, а для практического действия. На том же собрании, на котором была принята резолюция, была также избрана комиссия для проведения этой резолюции в жизнь.

Комиссия немедленно приступила к работе. Выделила список всех кулаков и крепких держателей хлеба и распределила между ними 65 процентов] количества хлеба, которое осталось в селе заготовить. Остальные 35 процентов] середняки распределили между собой. Всех обязали указанное каждому лично количество хлеба продать немедленно. Ни органы власти, ни заготовители участия в этом не принимали. Действовала сама сельская общественность.

Результаты оказались блестящими. Хлеб немедленно стал поступать на заготовительные пункты. Сначала кулаки, конечно, стали отпираться: у них-де хлеба нет.

- А куда вы дели хлеб? — спросили отпирающихся.

- Продали на частном рынке.

- А значит, вы получили спекулятивную цену. Тогда мы вас досамо-обложим.

И действительно, провели на двух кулаков дополнительное самообложение в пятикратном размере и пригрозили взыскать немедленно в бесспорном порядке. Кулаки вначале думали, что это только очередное "пужание", но когда они убедились, что это вполне реальная угроза, привезли на заготпункты требуемое количество хлеба.

- Где ж ты хлеб взял? — спросили одного такого кулака. — Ведь ты брехал, что продал.

- Так я вновь купил на рынке. Раньше продал, а теперь купил.

- Ну, то-то. Надо было продавать вовремя, а то вы, гады, думали, с вами шутки шутят.

Эту местную инициативу можно вполне приветствовать. Другие села должны применить эти мероприятия у себя. <...>.

Надо только не впадать в административный раж. Надо твердо соблюдать классовые позиции. Надо суметь отделить кулацко-зажиточную часть деревни и помочь бедняцко-середняцкой части принудить первых продать хлеб, выполнить возложенный на них размер заготовки.

Эти твердые меры против кулаков надо проводить только вместе с сельской общественностью.

У нас абсолютно нет времени ждать. Надо оставшееся время использовать не для "раскачки", а для непосредственного действия.

Даешь хлеб!»

Нет сомнений в том, что публикация в краевой газете являлась пропагандистским прикрытием решения Политбюро от 20 марта. Как в нем и требовалось, идея принятия поселенного плана и его подворной раскладки изображалась как местная самодеятельность. Но вряд ли изображенная в «Советской Сибири» картина вообще основывалась на реальном событии. Как указывалось выше, заседание бюро Сибкрайкома, на котором были выработаны общие принципы реализации постановления Политбюро, состоялось 21 марта. После его завершения требовалось время на согласование текста директивы окружкомам с отсутствующими в Новосибирске членами бюро (в частности, с Р. И. Эйхе)153. Именно поэтому в условиях жесткого цейтнота ее направили на места только 22 марта. В тот же день утром вышел и вышеупомянутый номер газеты. Следовательно, сельский сход мог собраться только 21 марта, что представляется практически невероятным. Территориальная же привязка официальной презентации нового метода к Завьялову связана с наличием в Новосибирском округе двух сел с данным названием154. «Советская Сибирь» не случайно не указала район, в котором находился искомый населенный пункт. Читатели газеты из одного Завьялова могли подумать, что речь идет о другом селе, и наоборот.

Статья в «Советской Сибири» о завьяловском опыте решала не только пропагандистскую задачу, но и имела характер своеобразной директивы местным органам власти. Именно в газете впервые была обнародована еще одна неотъемлемая составная часть урало-сибирского метода: пропорция разделения поселенного плана на две части (65 % — на кулаков и зажиточных, 35 % — на середняков). Эта или близкие к ней пропорции использовались затем местными органами власти1-15.

Естественно, что власти не стали ждать, когда крестьяне других деревень самостоятельно поддержат «завьяловскую инициативу». Округа, а затем районы получили «твердые заготовительные задания», выполнить которые надлежало до 15 апреля (ориентировочного начала весенней распутицы). Задания были сопоставимы с объемами

недовыполнения годового плана по состоянию на 20 марта. Непосредственно в деревню была направлена армия уполномоченных, задачей которых было навязывание крестьянам поселенных планов и их подворная разверстка.

Советская Сибирь. 1929. 24 марта

Схему внедрения «нового метода» хлебозаготовок можно проиллюстрировать на примере Новосибирского округа и Бердского района того же округа. На внеочередном заседании бюро Новосибирского окружкома ВКП(б) 22 марта на основе директивы бюро крайкома от того же числа (см. выше) было принято решение о применении «новой меры». Для выполнения решения бюро окружкома была создана «пятерка» в составе секретаря окружкома, председателя окрисполкома, заведующих орграспредотделом и агитационно-пропагандистским подотделом окружкома, заместителя полномочного представителя ОГПУ. Пятерка закончила организационно-подготовительную работу к 24 часам 22 марта. Уполномоченные окружкома выехали на места 23 и 24 марта. Агитационно-пропагандистский отдел разослал через выехавших уполномоченных проект постановления райсъездов советов о хлебозаготовках и подробный материал для докладов на районных инструктивных совещаниях, собраниях бедноты и общих собраниях граждан. «Дополнительные указания пересылались по телефону без всякой задержки». Большинство райкомов компартии также закончили инструктаж и рассылку уполномоченных в 1-2 дня.

Расширенное заседание бюро Бердского райкома состоялось 24 марта. На нем избрана районная «тройка». Инструктивное сове

щание вызванных из сел и посылаемых в села работников проведено 25 марта в 14 часов. Уполномоченные выехали в закрепленные за ними деревни в конце дня и ночью. Собрания сельских ячеек ВКП(б) и ВЛКСМ, а затем бедняцкие собрания в селах «с активом, с лучшими средниками» прошли 26 марта, общие собрания граждан — 27-28 марта. В течение трех дней после этого большинство избранных на сходах комиссий содействия произвели подворную разверстку106.

Как указывалось выше, в директиве Сибкрайкома от 22 марта в качестве меры воздействия на зажиточных крестьян, не выполнивших разверстанного на их хозяйства заготовительного задания, предлагалось досамообложение в пределах от двух- до пятикратного. Однако на практике чаще всего использовалась пятикратка, которая стала основным способом воздействия на зажиточных крестьян, не выполняющих заготовительного задания. Взыскание «дополнительного самообложения» надлежало проводить в бесспорном порядке в трехдневный срок. Пятьдесят процентов от поступивших средств передавалось KKOB* для последующего кредитования бедноты. Уплата штрафа не освобождала от необходимости выполнения задания. В циркуляре Сибкрайкома от 9 апреля разъяснялось, что кра-тирование допустимо только в отношении хозяйств, сумма годового облагаемого сельхозналогом дохода которых превышает установленную для каждого округа норму (от 500 до 650 руб.). При распродаже описанного имущества в первую очередь надлежало продавать хлебопродукты, включая семенное зерно, «[во] вторую очередь — прочее имущество, оставляя минимум средств производства, [в] отдельных, особо злостных случаях возможна полная распродажа, исключая домашнюю обстановку»151. По неполным данным 13 округов Сибирского края, к маю 1929 г. в связи с отказом от сдачи разверстанного объема зерна или ее задержкой было описано около 8 тыс. крестьянских хозяйств. Имущество 4,2 тыс. из них распродали158.

Кратирование не должно было применяться к крестьянам, принявшим заготовительное задание «в порядке самообязательства». С целью «побуждения» к вывозу хлеба их следовало вызывать «для отчета» на заседания сельсоветов или комиссий содействия хлебозаготовкам.

В целом высоко оценив итоги применения «кратного досамооб-ложения» в конце марта — начале апреля 1929 г., июньский пленум Сибкрайкома ВКП(б) указал на следующие ошибки, допускаемые местными властями «е практическом осуществлении методов заготовок»: а) «применение в отдельных случаях кратного обложения к зажиточным и кулакам, продавшим ранее госзаготовителям и коопе

* Комитет крестьянских обществ взаимопомощи. — В. И.

рации свой хлеб, т. е. применение репрессий без всякой связи с обязательством выполнения заданий по хлебозаготовкам»; б) «массовое и единовременное применение в отдельных селениях к большому количеству хозяйств кратного обложения, описей и продаж имущества вместо постепенного применения этих мер, начиная с наиболее богатых кулацких хозяйств, злостно не выполняющих заданий по продаже хлеба»; в) «недостаточное использование мер общественного воздействия на середняков, задерживающих продажу хлеба (стенгазеты, соревнование, разъяснительная работа, отчет перед сельсоветом или общим сельским собранием и т. п.), и попытки вместо этих мер применить по отношению к середняку мер принуждения наравне с кулаком»1^9.

Рассматривая историю становления урало-сибирского метода, нельзя не согласиться с оценкой, данной В. П. Даниловым: «Практика применения новых репрессий, получившая у крестьян название "кратирование", открывала новый этап в процессе раскулачивания, начатый с использования 107 статьи УК РСФСР. Ликвидация хозяйств, попавших в разряд кулацких, приняла открытый и законченный характер, поскольку никакое хозяйство не могло выдержать пятикратного изъятия средств, когда и однократное задание для него было непосильным <...> Конфискация хлебных запасов, а часто и производственного имущества, считавшаяся "перегибами и извращениями" местных властей, с введением "кратирования"стала нормой и даже прямым требованием официальной политики»160.

На Урале широко применяемое в Сибири кратирование в марте — апреле 1929 г. не использовалось. Базовым методом давления на несдатчиков там по-прежнему был бойкот, масштабы которого существенно расширились. Применялся не только индивидуальный, но и коллективный бойкот. Так, 4 апреля бюро Челябинского окружкома ВКП(б) в связи с отказом жителей с. Белоярского Миасского района принять поселенный план хлебозаготовок решило «лишить их снабжения промтоварами, сельхозмашинами и кредитами». Потребительское общество и сельскохозяйственное товарищество в селе закрывались, а имеющиеся в них промтовары и сельхозмашины подлежали передаче в соседнее село. По другим сельсоветам распределялись причитающиеся с. Белоярскому по плану кредитные ресурсы. С его жителей «в срочном порядке» надлежало взыскать не только просроченные, но и непросроченные ссуды161.

В ряде сел так называемые методы общественного воздействия на несдатчиков приобрели совершенно одиозный характер. Заведующий облторготделом Марков на бюро обкома ВКП(б) 26 марта 1929 г. приводил такие примеры: «Для бойкотирования постановляют не прикуривать, не здороваться. На ворота вывешивают плакаты и в случае исчезновения таковых — штрафуют. В результате семья

без перерыва дежурит у ворот. Запрещают иметь огонь и свет и в случае, если хозяин затопит печку, приходят и заливают. Окна заставляют, в избах темно, и это называется бойкот на свет. Запрещают иметь воду, накладывают бойкот на колодец. Около колодца стоит беднота, а кулак смеется и говорит: "Пусть подежурит шантрапа". Это особенно массовое явление в Троицком округе. Какие еще применяются методы бойкота — детей исключают из школ. Постановляют отбирать землю и выселять, не пускать ни в одно учреждение. Не разговаривают, в некоторых случаях запрещают выходить из ограды, и если нужно бойкотируемому только по делам, то ходят только с понятым. Запрещают принимать от бойкотируемого молоко на маслозаводах. На воротах вешают плакаты со следующей надписью: "Не ходи ко мне, я враг советской власти ". Мажут ворота и окна дегтем. Лишают медицинской помощи. Вот примерно в основном методы заготовок на местах с отклонениями в ту или другую сторону. В некоторых округах применяются еще более оригинальные средства заготовок. В Челябинском округе, где выполнено в одном районе на 100 % план хлебозаготовок и в другом районе — там применялся метод заготовки оркестром. 12 чел. арестантов исправдома мобилизовали на хлебозаготовки, которые играют на инструментах. Зажимщиков хлеба привозят на общие собрания, причем собрания бывают по 800 чел. и проходят на улицах, потому что не помещаются в здание. Зажимщиков хлеба приводят на собрание, водят по деревне, показывают в деревне до начала собрания, на собрание приходит оркестр, всех зажимщиков садят на скамью, вызывают поодиночке в президиум и спрашивают: везешь хлеб или нет? В случае положительного ответа играют туш, фотографируют и записывают на красную доску. В случае отрицательного ответа бьют в барабан, не фотографируют и записывают на черную доску. В некоторых местах устраивается таким образом: на сцене устраивается доска — я враг советской власти, хлеба не сдаю. К этой доске ставят зажимщика хлеба. Он постоит полчаса на глазах у всего народа и говорит: "Граждане, пустите, как-нибудь найду хлеб". Тогда они доску снимают»162.

Широкое распространение подобных перегибов вынудило бюро Уральского обкома 26 марта призвать окружные парторганизации принять меры «поликвидации имеющихся перегибов и извращений»162. При этом выступивший на заседании бюро первый секретарь обкома И. Д. Кабаков заявил, что прекратить следует лишь «варварские способы нажима», а общее давление на деревню должно быть продолжено. «Без этого мы хлеба не получим». По мнению Кабакова, «перегибы» явились «результатом того, что общественность в деревне не нашла культурных форм воздействия на этот слой крестьянства, который не подчиняется деревенской общественности, они допускают

их потому, что больше ничего не могли придумать. Наши партийные организации на местах подняли волну, но не сумели указать способы, которые гарантировали бы это дело»ш. В принятом по итогам заседания бюро постановлении окружкомам предлагалось «максимально использовать оставшиеся до распутицы 2-3 недели для усиления хлебозаготовок, поставив боевой задачей к 10 апреля полностью выполнить годовой план»165.

Помимо бойкота на Урале принимались решения об исключении из земельного общества и лишение земельного надела зажиточных крестьян, не выполняющих заготовительные задания166. 28 марта бюро Тюменского окружкома ВКП(б) предложило комфракции окрисполкома «утвердить решения общих собраний крестьян и президиумов РИКов по вопросу об исключении из земельных обществ злостных несдатчиков хлебных излишков (кулаков)»161.

Индивидуальный и коллективный «бойкот» широко применялся и в Сибири. Н. И. Бухарин в выступлении на апрельском (1929 г.) объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) привел следующую выдержку из опубликованной в иркутской окружной газете «Власть труда» директивной статье председателя окрсоюза потребительской кооперации: «Там же, где само население не оказывает содействия по вскрытию злостных держателей хлеба и не принимает участия в бойкоте их, там проводятся бойкоты целых сел, участков и тех потреб-обществ, которые находятся на этих участках. На этих участках должны бойкотироваться не отдельные лица, а все живущие в этом районе»168.

В циркуляре прокурора Сибирского края, направленном на места 30 апреля, указывалось, что при проведении бойкота «были допущены такие способы и методы, которые граничат с явным преступлением. Так, довольно распространено прибивание к дому бойкотируемого досок с различного рода надписями, вроде: "здесь живет враг советской власти, злостный держатель хлеба" и т. п., причем в некоторых местах изготовление таких досок возлагалось на самого же бойкотируемого, в других же за изготовление доски с бойкотируемого взыскивалась установленная плата. При этом на бойкотируемого возлагалась ответственность за сохранность прибитой к его дому доски. Организовывались различного рода карнавалы с явным извращением, допуская при этом такого поведения участвующих в карнавалах, которое носило просто хулиганский характер (кошачье мяуканье у дома бойкотируемого, собачий лай и т. п.). В одном из селений комсомольская организация с ведома местных партийных и советских органов устроила похоронную процессию над кулаком с гробом, отпеванием и проч.»169

В бюллетене крайпрокуратуры в числе наиболее характерных случаев «извращения линии партии в области хлебозаготовок» были

приведены следующие примеры: «В начале апреля с/г уполномоченный Сибкрайсоюза Гречанин, прибыв в с. Тесь Минусинского округа, на собрании с[ель]/с[овета], проходившего совместно с активом, предложил ходить группами в дома к держателям хлебных излишков, в которых нещадно производить курение табака, харкать на пол, приносить на обуви побольше грязи. С[ель]/совет и актив это мероприятие одобрили. Разбились на несколько групп по 20-30 чел. Потребительное общество выдало бесплатно для "окуривания"махорки. Группы, захватив черные доски с фамилиями держателей хлебных излишков, входили в дом, объявляли, что они пришли с "иконой", начинали усиленно курить, харкать на пол, сбивать с обуви на пол грязь и через продолжительное время уходили в другой дом, прибив у оставленного дома принесенную черную доску.

Другой уполномоченный того же союза, Матюхов, в с. М[алая]Иня того же округа такие же обходы совершал во главе целой демонстрации в 150-200 чел. с гармошкой и частушками: "Побьем кулака, разорим середняка". Имелись случаи обмазывания ворот дегтем»110.

Помимо бойкота и кратного досамообложения, которые имели внеправовой характер, для наказания зажиточных крестьян, отказывающихся от выполнения заготовительных заданий, использовались соответствующим образом интерпретированные нормы права. Наркомюст РСФСР, несмотря на очевидную натянутость предлагаемого толкования, санкционировал применение в данном случае ст. 61 УК РСФСР171, предусматривающей ответственность за «отказ от выполнения повинностей или производства работ, имеющих общегосударственное значение». Однако в силу того, что указанная статья предполагала недостаточное, с точки зрения местных властей, наказание172, а также возможность кассации приговора, масштабы ее применения в марте — апреле 1929 г. были минимальными. На «второстепенное значение применения 61 ст. УК, которая в случае жесткого применения является неизмеримо слабее пятикратного самообложения» обращали внимание подведомственных органов Сибирский краевой суд и крайпрокуратура. В направленном 5 апреля на места разъяснении указывалось, что «в отличие от прошлогодней хлебозаготовительной кампании, где судебная репрессия по 107 ст. УК имела решающее значение, в эту хлебозаготовительную кампанию главный репрессивный удар должен быть сделан по общественной линии в виде самообложения за невыполнение общественной повинности, доходящего до пятикратного размера стоимости подлежащего сдаче хлеба»112.

В Сибири первую часть ст. 61 (штраф, взыскиваемый в административном порядке) использовали в тех случаях, когда сельсовет «по тем или иным причинам» не мог «реализовать постановление схода о

выполнении плана хлебозаготовок с последующим увеличением самообложения до пятикратной стоимости несданного хлеба»1'i.

Судебное преследование, предусмотренное 2-й и 3-й частями указанной статьи, началось в регионе с санкции Л. М. Кагановича. Прибыв в конце марта в Новосибирск, он предложил в дополнение к уже применяемым в Сибири мерам организовать на местах ряд судебных процессов по ст. 61 УК РСФСР17э. Их основной задачей являлось не столько наказание ограниченного количества «кулаков-саботажников»176, сколько публичная демонстрация поддержки действий местных властей, указание на «их полнейшую законность»1".

Помимо ст. 61 УК председатель крайсуда и крайпрокурор рекомендовали использовать ст. 58-10 («в тех случаях, когда налицо имеются, безусловно, все признаки контрреволюционной агитации») и ст. 107 («в отношении городских и сельских торговцев хлеба, скупаю-щихи продающих хлеб по повышенным ценам»)119".

Несмотря на официальное ограничение «нового метода» заготовок территорией Урала, Сибири и Казахстана, они использовались и в других регионах. 27 марта бюро Нижне-Волжского крайкома ВКП(б) принимает решение, за основу которого берется постановление Политбюро от 20 марта, дополненное используемыми в Сибири инструментами его реализации (пятикратным досамообложением и необязательностью кворума на повторном сходе). Не забыли руководители Нижнего Поволжья и используемую ими ранее ст. 107 УК РСФСР. Так же, как и в вышеупомянутом постановлении крайкома (см. выше), ее можно было применять к одному-двум хозяйствам на сельсовет при условии наличия в них запасов зерна не менее тысячи пудов179.

Примененная на Урале поселенная и подворная разверстка заготовительных заданий в сочетании с широкомасштабным политическим и экономическим прессингом на деревню оказалась достаточно эффективной. За март зерна в области заготовили в 1,9 раза больше, чем в феврале — 7 млн 164 тыс. пудов. Это был самый высокий показатель в стране. Удельный вес региона в общесоюзном объеме хлебосдачи составил около 25 %180. Зав. облторготделом Марков на IX областной партийной конференции в связи с этим заявил: «Это означает, что мы на Урале справились с вопросом хлебозаготовок в марте месяце и что мы кулака на хлебозаготовительном фронте победили»181.

В Сибири в связи с более поздним обращением к «новому методу» его результаты оказались скромнее. По оперативным данным Сиб-крайторготдела, пятая пятидневка марта 1929 г. дала 806 тыс. пудов, шестая — 1112 тыс., первая пятидневка апреля — 1665 тыс., вторая — 1200 тыс., третья — 900 тыс., четвертая — 990 тыс. пудов182. В марте хлеба в регионе заготовили на 30 % меньше, чем в феврале. В целом по стране итоги применения чрезвычайных мер также не привели к

существенному наращиванию темпов заготовок. Их объемы увеличились лишь в последней декаде марта: 4,2 млн пудов в четвертой пятидневке, 5,1 млн — в пятой и 6,4 млн пудов — в шестой. С начала апреля заготовки начали снижаться: 5,4 млн пудов в первой пятидневке, 4,3 млн — во второй, 3,2 млн пудов — в третьей183. За март зерна в стране собрали на 4 % меньше, чем в феврале, в апреле — на 33,5 % меньше, чем в марте (см.: Приложение, табл. VI). На Урале объем заготовок в апреле упал по сравнению с предыдущим месяцем в 5,4 раза.

Поведение крестьянства

Урало-сибирский метод хлебозаготовок встречал противодействие со стороны крестьянства на всех этапах его реализации. Достаточно широкое распространение получили попытки отказа сельских сходов от принятия поселенных планов или сокращения их размеров. В информационной сводке Новосибирского окружкома ВКП(б) от 7 апреля 1929 г. сообщалось, что «тактика держателей хлеба в деле срыва подготовительной работы» по проведению «нового метода» хлебозаготовок сводилась: а) к бойкоту собрания «(неявка или явка в пьяном виде)»; б) попыткам срыва собраний «выкриками, шумом, спорами с отдельными бедняками, требованиями, чтобы батраки и бедняки на собраниях не голосовали»; в) отказе от голосования предложений и резолюций; г) отказе от получения извещений о вывозе излишков; д) «дискредитации» членов комиссий по содействию хлебозаготовкам: «голодранцы», «вас можно купить за пятак», «самозванцы», «решайте, не решайте, а все равно не повезу »ш.

О том, как в ряде случаев проходили сельские сходы, можно судить по сообщению уполномоченного Новосибирского окружкома Козьмина185: «Пришлось срочно поехать в одно из соседних сел (поселок Самарский), откуда наши уполномоченные «бежали», обескураженные дружным и крикливым отпором крестьян. Передам наблюдения и выводы, которые получены, так сказать, с передовой линии, «из окопов». Наши уполномоченные 28 [марта[ собрали там бедноту. На деле собрались все, кому могли грозить неприятности по хлебным делам. Беднота молчала, остальные кричали. В итоге все-таки выбрали от имени бедняцкого собрания комиссию, которой и поручили наметить проект самораскладки. Так обстояло дело, когда приехал я в этот поселок. Собрали еще раз бедноту, изолировавшись от нежелательных (на квартире у одного бедняка). Беднота дружно и откровенно говорила, тут жерасклали всю почти долю плана на 15 наиболее крепких и не сдавших хлеб хозяйств, условившись дружно выступать и защищать эту наметку. С этим и пошли на общее собрание. Как оно проходило?

1) Оно тянулось (с одним этим вопросом) с 9-ти до 2-х часов ночи. Фактически дело шло о взятии "измором" (с нашей стороны).

2) Лишь 2-3 из бедняков осмелились выступить, остальные (и опять не все) ограничиваются репликами по адресу "кулацких слез", пререкаются вполголоса. Голосуют боязно и примерно процентов на 50.

3) Общую линию бедноты поддерживают немногие из средняков. Главная масса их упорно отказывается от активного участия в решении вопроса, умывает руки под лозунгом: "а кто мерил у него излишки?"

4) Зажиточные (стоявшие в списке) зовут в амбар, клянутся, что излишки до фунта свезены, квитанции не взяты по недопониманию их важности для дальнейших расчетов.

Персональное обсуждение списка вылилось в нечто, подобное процедуре всенародного прощения, окончившееся "мировой". "Пусть говорит, сколько сам может свезти". — "20 пудов". — "Ну так что ж тут сделаешь, кто же ему может прибавить больше". Исход собрания (я в этом почти уверен) определился усталостью, которая "разморила" большую часть исправных*(относительно) сдатчиков. Когда на поступивший вопрос одного из сдатчиков: "А ведь они (т. е. мы) не отстанут от нас, пока не добьются своего? " — мы ответили, что да, не отстанем и добьемся, что в срок и полностью план будет выполнен, приняли предложение: к 15-ти намеченным хозяйствам подстегнуть еще 15-25 и разбить между ними план. Дополнили бедняцкую комиссию еще двумя средняками и на том закончили. Может быть, ошибочным было заносить в список так много хозяйств. Выделение 3-4-5 крепких хозяйств, на которых было бы остановлено внимание собрания, м[ожет]б[ыть], привело бы к несколько иной группировке сил. Но в данной конкретной обстановке на 4-5 хозяйств легла бы очень небольшая доля плана (300-400 пудов из 1600 п[удов]), что и побудило сознательно пойти на расширение списка».

В ряде сел крестьяне оказали более активное сопротивление. По сообщению полномочного представителя ОГПУ по Сибирскому краю Л. М. Заковского, «массовые выступления, в последнее время охватившие ряд населенных пунктов в новых округах, увеличились. С27марта по 7 апреля зарегистрировано 18 случаев, с 8 по 11 апреля зафиксировано 20 случаев. Усилился террор и распространение листовок. Массовые волнения принимают более организованные формы»186.

В качестве примера массового выступления Заковский привел события в с. Михайловском Бийского округа. 10 апреля в деревне «производилась опись и опечатывание амбаров у 30 хлебодержателей, причем из них 15хозяйств оказалось середняцких». 6 крестьян «за сопротивление описи имущества» были арестованы. После окончания работы комиссии, производившей опись, к сельсовету подошла «тол

па мужчин и женщин в количестве до 400 чел.», требовавшая освобождения арестованных, снятия описей имущества и печатей с амбаров. «В результате настойчивых требований выступавших арестованные кулаки были освобождены (толпа устроила им торжественную встречу), с амбаров также были сняты печати. Весь день 10 апреля крестьяне демонстрировали по селу, не давая работать заготовителям».

11 апреля возле сельсовета собралось до 500 крестьян, которые требовали немедленного прекращения бойкота, продажи имущества и возвращения проданного хлеба и имущества. После обеда участники митинга разошлись. В 8 часов вечера возле сельсовета вновь собралось до 900 жителей села, в том числе 700 женщин. «Собравшиеся самовольно открыли митинг, избрали президиум, утвердили повестку дня». На митинге были приняты следующие требования:

«1. Немедленно прекратить хлебозаготовки.

2. Немедленно возвратить конфискованный хлеб и имущество.

3. Немедленно возвратить владельцам ранее конфискованные мельницы.

4. Бойкоты снять.

5. Отменить дифференцированный пай и его урегулировать на равных началах для всех, паи снизить.

6. Уравнять ЕСХН с тем, чтобы платили все одинаково, и отменить индивидуальный налог.

7. Разогнать коммуны или отобрать у них занимаемую землю и вы -гнать их в горы.

8. Восстановить в правах всех лишенных права голоса.

9. Срочно снабдить продуктами и хлебом нуждающееся население.

10. Избрать комиссию для проверки действий комиссии по выявлению излишков хлеба (комиссия была избрана из восьми человек кулаков-лишенцев и подкулачников». Эти требования можно с полным основанием расценить как программу движения крестьян против аграрной политики большевистского режима. На митинге была избрана делегация из трех человек для поездки в окрисполком с целью отстоять выдвинутые требования.

«Во время митинга из толпы бросались выкрики: "Долой Советскую власть". Кроме того, группа крестьян, покинув митинг, ворвалась в помещение школы, вытащила на улицу председателя селъкомиссии по разверстанию контрольных цифр Алексинцева (члена ВКП(б)) и его жену и избила их.

Вечером 11 апреля было сорвано собрание пленума сельсовета, толпа ворвалась в помещение и разогнала собравшихся. Группой крестьян в то же время была отобрана купленная для коммуны лошадь, которая тут же, на площади, передана "от имени народа" кулаку-владельцу.

Толпа была настолько возбуждена, что никакие разъяснения-уговоры не давали результатов, с распоряжениями сельсовета и РИКа крестьяне не считались. Беднота и батраки в большинстве своем принимали участие в волнениях. Работники местных совпарторганизаций были настроены панически, так как некоторых толпа пыталась избить». Из Бийска в Михайловку было направлено несколько функционеров и отряд милиции, которым 12 апреля выступление удалось подавить. «Арестовано 14 кулаков-лишенцев — руководителей выступления. Проведено бедняцкое собрание на всех участках, где вынесены постановления о возобновлении хлебозаготовок и привлечении к ответственности организаторов выступления»181.

Обеспокоенный ситуацией в Сибири, зам. председателя ОГПУ Г. Г. Ягода потребовал от Л. М. Заковского немедленно отправить в неблагополучные округа дополнительные силы, добиться предотвращения массовых выступлений, провести операции по изъятию потенциально опасных элементов и «зачинщиков» выступлений188. Открытые выступления протеста в регионе удалось подавить. Поселенные планы в итоге были приняты в подавляющем большинстве сельских населенных пунктов края189.

Согласно принятой в советской историографии схеме, урало-сибирский метод осуществлялся по инициативе и при активном участии трудящихся масс деревни, прежде всего бедноты. Абсолютное большинство среднего крестьянства поддерживало мероприятия советской власти. Части зажиточных середняков были свойственны «колебания», и в ряде случаев они блокировались с кулаками. Так называемые подкулачники находились и в среде бедноты. Кулаки оказывали проведению хлебозаготовок ожесточенное сопротивление.

При всей идеологической заданности этой схемы она имеет больше реальных оснований, нежели бытующее в современной историографии мнение о том, что деревня выступала против политики большевистского режима единым фронтом. Деревня не была едина. Невозможно отрицать в ней наличие социальной дифференциации и социальных противоречий между имущественными группами крестьянства. В сибирской деревне глубина имущественного расслоения, а следовательно, и степень социальных противоречий была выше, чем в ряде других регионов страны. Кроме того, в рамках сибирского крестьянства достаточно остро проявлялись и иные типы межгрупповых противоречий. Массовое аграрное переселение в начале XX в. привело к тому, что большинство сел региона населяли обособленные группы, самоидентифицирующиеся по времени вселения в Сибирь и месту выхода, в том числе представители различных субэтносов и даже этносов. Каждая группа обладала своим набором традиций, специфическими чертами менталитета. Их абсорбция еще не была завершена.

Противоречия между различными группами отчасти имели социальный характер. Так, имущественная дифференциация проходила по линии переселенец — старожил. Старожильческие хозяйства в большинстве своем были более зажиточными, нежели переселенческие.

Обострению социальных противоречий способствовало и наличие в сибирской деревне достаточно большого количества так называемых неприписанных крестьян, которыми являлись самовольные переселенцы, не получившие от государства или общины своего земельного участка. Абсолютное большинство из них либо были батраками, либо имели небольшое хозяйство на арендованной земле. Во время Первой мировой войны контингент неприписанных селян пополнился за счет беженцев. В 1921-1922 гг. в регион хлынул поток беженцев из пораженных голодом районов Поволжья.

Неприписанные крестьяне и «голодобеженцы» представляли собой наиболее социально обездоленную часть населения. Если столыпинские переселенцы привозили с собой часть имущества и получали от правительства реальную помощь для обзаведения хозяйством на новом месте, то стихийные мигранты приходили в Сибирь практически без всякого имущества. Под давлением советского государства они приписывались к общинам и получали наделы. Но они не могли обрабатывать их собственными силами, поскольку не располагали ресурсами для покупки рабочего скота и сельскохозяйственного инвентаря. Помощь, оказываемая им в период «военного коммунизма», была недостаточной, а после введения нэпа ее фактически свернули. Кредиты получали более зажиточные селяне, способные обеспечить их возврат. Землеустройство стало платным. Кампания кредитной и иной помощи бедноте развернулась только в конце 1920-х гг., но ее эффективность оказалась достаточно низкой. Более того, несмотря на усилия властей, в 1927 г. в Сибирском крае оставались неприпи-санными 275 тыс. сельских жителей190.

Таким образом, сибирское крестьянство в конце 1920-х гг. имело в своей среде группу, многие представители которой были недовольны существующим в деревне социальным строем, негативно относились к своим более зажиточным соседям и содействовали проведению аграрной политики советского государства, так как искренне считали, что она будет способствовать улучшению их материального благосостояния. Обострению социальных противоречий в деревне способствовала проводимая властями политика подкупа бедноты, ее натравливания на зажиточное крестьянство.

Несмотря на это, часть деревенской бедноты публично отказывала большевистскому режиму в содействии, открыто поддерживала зажиточных односельчан и участвовала в акциях протеста. Особенно энергичное противодействие хлебозаготовительной политике совет

ской власти бедняки оказывали в тех селах и районах, в которых в результате ее осуществления сложилось тяжелое продовольственное положение, в первую очередь сказывавшееся на наименее состоятельной части деревни.

Наиболее активное сопротивление советское государство встречало со стороны зажиточного крестьянства. При этом в основе их противостояния с существующим режимом лежала не классовая ненависть к государству диктатуры пролетариата, а конкретные мероприятия этого государства, направленные на политическую изоляцию и экономическое вытеснение сельской буржуазии. Не мог не вызвать протеста состоятельной части крестьянства и урало-сибирский метод. Крайней формой протеста являлся индивидуальный террор (убийства, покушения на жизнь, поджоги) в отношении сельских активистов. В первом полугодии 1929 г., согласно официальным данным, в Сибирском крае было зафиксировано 529 кулацких террористических актов, большая часть из которых была связана с хлебозаготовками; за тот же период 1928 г. — 204,1927 г. — 107 191.

Между крайними социально-политическими полюсами находилось своеобразное «болото», к которому принадлежала абсолютно большая часть жителей деревни. Его представители, исходя из того, что новый метод хлебозаготовок непосредственно их не задевал, либо формально поддерживали действия властей, либо ограничивались непубличными высказываниями против них.

Более того, к активному сопротивлению были способны далеко не все зажиточные крестьяне. Большинство из них прибегало к пассивным формам протеста. Наиболее социально значимым из них являлось так называемые самораскулачивание. В условиях нарастания налогово-податного давления зажиточные крестьяне потеряли стимулы к ведению товарного хозяйства и стали сокращать производство сельхозпродукции до потребительских норм, приводя в соответствие с ним и размеры, и структуру посева, и количество скота в своих хозяйствах.

Одним из распространенных способов самоликвидации зажиточных хозяйств становится бегство из деревни. 27 февраля уполномоченный Сибкрайсоюза потребкооперации по хлебозаготовкам в Ребрихинском районе Барнаульского округа в своем письме председателю крайсоюза сообщал: «Кулак и отдельные бойкотируемые средняки, почувствовав силу этого бойкота, начинают ликвидировать свое хозяйство и уезжают в другие округа, в с. Ребрихе выехало, кажется, до десятка таких семейств, при мне выехало из села две кулацких семьи, один кулак с. Ребрихи, Зацепин, продал все имущество и хотел уехать ночью, не заплатив самообложения, но сельсовету удалось его придержать и заставить уплатить самообложение в сумме

70руб., заплатив самообложение, он сегодня в 12 часов выехал из дому незаметно (живет в центре села), а на окраине у одного из жителей устроил целое гульбище — пьяное и выехал только к вечеру, большинству удается избежать всяких платежей "надувательных" паев и "излишков", незаметно продавая имущество, уезжать ночью, едут преимущественно в Бухтарму, Казакскую ССР и Кузнецкий округ. В общем, получается кулацкое бегство»192.

В итоге удельный вес дворов, относимых официальной статистикой к категории «мелкокапиталистических», в Сибирском крае сократился с 6,7 % весной 1927 г. до 1,8 % весной 1929 г.193 В дальнейшем в течение года масштабы самоликвидации зажиточных хозяйств и их бегства из деревни еще более усилились.

6. Очередной виток «чрезвычайщины»

В начале 1929 г. сталинское большинство в Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение вновь перейти к чрезвычайным методам ведения хлебозаготовок. 20 марта оно обязало органы управления Урала, Казахстана и Сибири произвести повсеместное распределение поселенных планов хлебосдачи между дворохозяйствами. Большая часть плана возлагалась на зажиточные хозяйства. В Сибири основным способом воздействия на зажиточных крестьян, не выполняющих заготовительные задания, стало так называемое кратирование (увеличение ставок самообложения на сумму, кратную цене несдан-ного хлеба).

Внеэкономические меры стимулирования хлебозаготовок, как это изначально и задумывалось, свернули с началом весенней посевной кампании. 17 апреля из Новосибирска в округа была направлена циркулярная телеграмма, в которой предлагалось «[с] двадцатого апреля все силы бросить [наJ посевную кампанию, прекратить применение кратного обложения». При этом подчеркивалось, что «хлебозаготовки обычными методами должны продолжаться»194. Темпы заготовок в регионе снизились. В пятой пятидневке апреля они составили 952 тыс. пудов, в шестой — 705 тыс. пудов195. В целом же за апрель хлеба в Сибирском крае собрали на 14 % больше, чем в марте. На 1 мая годовое региональное задание было выполнено на 82 %. Снижение объема заготовок и исчерпание товарных запасов хлеба в крестьянских хозяйствах стимулировали дальнейший рост рыночных цен. В апреле 1 ц пшеницы на городских базарах юго-западной части региона стоил 8 руб. 48 коп., в мае — 12 руб. 33 коп. Ее государственная заготовительная цена в мае составляла в Сибири 6 руб. 40 коп. за ц196.

Итоги применения нового метода были подведены на апрельском (1929 г.) объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б). Н. И. Бухарин,

А. И. Рыков и М. П. Томский, основываясь на сообщениях с мест, настаивали на том, что реализация уральской инициативы привела, как они и предполагали, к введению чрезвычайных мер («своеобразной продразверстки "в порядке общественной инициативы"»)191. А. И. Рыков, в частности, заявил: «Трудно сказать, сколько бы мы заготовили хлеба, если бы не было чрезвычайных мер. Но совершенно ясно, что никаких десятков миллионов пудов чрезвычайные меры нам не дали. Мы ввели и осуществили чрезвычайные меры ради получения очень ничтожного количества хлеба, такого количества хлеба, которое никакой не только решающей, но вообще значительной роли играть в нашей стране не может. И это — при огромных отрицательных последствиях чрезвычайных мер по отношению к урожаю и заготовкам следующего года»198.

Данная позиция встретила резкую критику со стороны остальных членов Политбюро и региональных лидеров199. Так называемые правые обвинялись в том, что они сознательно преувеличивают масштабы допущенных в деревне перегибов, которые не имеют массового характера и своевременно исправляются. В целом же чрезвычайные меры в деревне не применяются, а решения о принятии поселенных планов, их подворном распределении и наказании саботажников принимаются сельской общественностью. Однако для И. В. Сталина главное достоинство урало-сибирского метода заключалось вовсе не в этом. Он «является единственно правильным методом», поскольку в его рамках «в дело организации хлебозаготовок втягивается все село. Село дифференцируется политически, и в ходе этих заготовок <...> мы создаем свою политическую армию в деревне». А то, что этот метод «ведет к некоторому, частичному, применению чрезвычайных мер, это безусловно. Без этого нам в этом году не обойтись». Признав при этом наличие перегибов, генеральный секретарь ЦК ВКП(б) заявил, что на этом основании нельзя «охаять всю политику»200. В исправленный вариант стенограммы своей речи Сталин добавил утверждение, что он против перегибов, против того, чтобы «удары, направляемые против кулаков, задевали середняков»201.

Обнародованные на пленуме факты массовых перегибов, сообщения ОГПУ о нарастании социальной напряженности в деревне вынудили власти одернуть наиболее зарвавшихся исполнителей общественного нажима. Требование «дать категорические директивы на места о необходимости пресечения каких бы то ни было нарушений революционной законности в проведении хлебозаготовительной кампании» содержалось в постановлении СНК РСФСР от 9 апреля 1929 г., которое было передано из Наркомюста РСФСР «для сведения и исполнения» всем областным, губернским и краевым прокурорам202.

30 апреля прокурор Сибирского края потребовал от своих подчиненных пресечения допускаемых на местах в ходе хлебозаготовительной кампании грубых нарушений революционной законности. В их числе прежде всего называлось «кратное досамообложение» середняцких хозяйств. Данная акция должна была применяться только к кулакам. Таким образом, фактически дезавуировалось положение директивы Сибкрайкома ВКП(б) от 22 марта 1929 г., предусматривающее кратирование в том числе и не выполнивших твердых заданий хозяйств зажиточных середняков. Крайпрокурор предложил окружным прокурорам «во всех случаях, когда досамообложению с распродажей имущества подвергся середняк и имущество его продано с торгов», поставить вопрос о возвращении проданного имущества или возмещения его стоимости. «Причем мероприятия эти должны носить постепенный характер, с тем чтобы они не могли отрицательно отразиться на ходе хлебозаготовок. Без опротестования может быть оставлена в отдельных случаях продажа имущества лишь в отношении крепкой середняцкой части при наличии злостного уклонения от продажи хлеба».

В циркуляре также отмечалось «повышение активности кулачества, которая в отдельных местах выражается в открытых сопротивлениях проведению мероприятий советской власти, при этом кулак использует для этих целей женщин, подбивая их на активные выступления». Органам прокуратуры в связи с этим следовало «твердо и решительно пресекать кулацкую активность, возбуждая немедленно уголовное преследование по соответствующим ст. ст. УК. Расследование этих дел должно проводиться в срочном порядке и получать срочное рассмотрение в суде с вынесением жестких мер репрессий. Классовое сопротивление кулачества должно получить жесткий классовый отпор через судебные органы»202.

И. В. Сталин на апрельском (1929 г.) объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), обосновывая политическую целесообразность применения урало-сибирского метода хлебозаготовок в марте — апреле, заявил о возможности после окончания посевной кампании вновь вернуться к подобным мерам204. Менее чем через месяц после завершения пленума возможность превратилась в реальность. 3 мая Политбюро ЦК ВКП(б) решило «примененные на Урале методы хлебозаготовок путем организации общественной поддержки мероприятий по выполнению плана хлебозаготовок со стороны бедняцко-середняцких масс распространить после окончания сева на все производящие районы, за исключением неурожайных округов Украины и Северного Кавказа»205.

На 1 мая 1929 г. годовой план хлебозаготовок в целом по стране был выполнен на 72 %. До конца кампании добиться его полного вы

полнения даже с применением чрезвычайных мер представлялось абсолютно невозможным. В то же время потребность в зерне возросла. Часть накопленных в марте — апреле государственных резервов была использована для пересева погибших на Украине озимых. Крайне напряженным оставалось продовольственное положение в городах и потребляющих районах. Ситуацию необходимо было стабилизировать, так как неудовлетворенный спрос на хлеб мог осложнить начало предстоящей заготовительной кампании и отрицательно сказаться на ее результатах в целом. В связи с этим СТО 7 мая принял обязательное минимальное задание по заготовкам продовольственных культур на май, июнь и июль 1929 г. в размере 55 млн пудов206. Срок окончания кампании, таким образом, переносился на месяц.

Сообщив в регионы по прямому проводу о плане хлебозаготовок на предстоящие три месяца, нарком торговли СССР А. И. Микоян предложил довести заготовительное задание до села. Поселенное задание должен был принять сельский сход. Задача подворной разверстки возлагалась на особую комиссию, в состав которой избирались представители «бедняцкого [и] середняцкого актива». При распределении задания по отдельным хозяйствам надлежало выделить кулацкую верхушку, возложив на нее определенные обязательства по

Советская Сибирь. 1929.28 мая

хлебосдаче. Оставшиеся объемы распределялись между «остальной частью крестьянства». «Граждане, не выполняющие постановления общего собрания или особой комиссии, должны привлекаться к суду или подвергаться другим видам взысканий (денежный штраф и пр.)»201.

Выполняя данное указание, руководители регионов европейской части страны, прежде всего, ориентировались на сибирский опыт, устанавливая пятикратный штраф за несвоевременное выполнение заготовительного задания. Подобная практика вызвала возражение со стороны прокурора РСФСР Н. В. Крыленко, ограничившего в своей директиве возможности сельских советов, а также действующих при них комиссий содействия хлебозаготовкам наложением административного штрафа в размере 10 руб. При этом он указал на то, что 10-рублевый штраф установлен «в порядке допускаемого по закону расширения прав сельсоветов в отдельных случаях». Обоснование же пятикратного штрафа ссылками на закон о самообложении безосновательно, «ибо он жестко и исключительно предусматривает самообложение, во-первых, денежное, во-вторых — на специальные нужды села: школы, больницы и т. д., а отнюдь не на хлебную разверстку »'ш.

В свою очередь, позиция прокурора РСФСР встретила жесткую критику со стороны региональных лидеров. Первый секретарь Северо-Кавказского крайкома А. А. Андреев в телеграмме И. В. Сталину настаивал на праве применения пятикратки, поскольку отказ от нее «лишает возможности успешного выполнения заданного плана хлебозаготовок»209.

Возникшая коллизия была решена путем приведения правовых норм в соответствие с требованиями политической целесообразности. В конце июня Политбюро ЦК ВКП(б) решило изменить соответствующие положения российского и украинского законодательства210. Исходя из этого, ВЦИК и СНК РСФСР, «идя навстречу многочисленным ходатайствам бедняцко-середняцких масс районов хлебного производства и в целях обуздания кулацко-спекулянтских элементов», приняли постановление, предоставившее сельсоветам право взыскивать в административном порядке штраф до пятикратного размера с хозяйств, не выполняющих утвержденную сельским сходом подворную разверстку21'. Соответствующим образом изменялась и ст. 61 УК РСФСР212.

В Сибири исправления законодательства ждать не стали. 17 мая Сибкрайком ВКП(б) обязал окружкомы немедленно начать подготовительные работы по усилению хлебозаготовок на основе данных в конце марта — начале апреля директив, «взяв твердый курс [на] полное внедрение принятых селами планов». «Нажим [на]хлебозаготовки» предлагалось осуществить сразу же после окончания весеннего сева, восстановив применение кратного досамообложения «[в]

отношении кулацкой верхушки деревни, злостно уклоняющейся [от] выполнения принятых планов». Всю работу надлежало вести «[под] знаком вовлечения бедняцко-середняцких масс, [а] также широкого использования методов соревнования, стенгазет [и] тому подобное». В директиве крайкома особо подчеркивалось, что «весь удар должен прийтись только [по] кулаку, не задевая середняков»213.

Решение о выведении зажиточных середняков из-под кратного досамообложения встретило протест со стороны местных функционеров. Секретарь Бийского окружкома ВКП(б) И. А. Спиров заявил, что он не согласен с линией крайкома в данном вопросе. «Я считаю, что нужно это кратное самообложение применять и в отношении к верхушке середняка, крепкого середняка. Хлеб находится не только у кулака, но он в значительной части находится и у крепкого середняка и вообще у середняка»214.

Отношение уральских властей к среднему крестьянству оказалось менее щепетильным, нежели у сибирских. 23 мая, выступая на заседании обкома ВКП(б), посвященного возобновлению чрезвычайных методов ведения хлебозаготовок, И. Д. Кабаков поставил задачу нажать на середняка. «Теперь кулак побит и середняка в порядке самообязательства надо заставить участвовать в социалистическом строительстве». О том, что обкомом на места даны директивы «на более жесткое осуществление мероприятий, связанных с выполнением самообязательств середняцким населением деревни», Кабаков сообщил в письме И. В. Сталину215.

Минимальное заготовительное задание на май — июль для Сибирского края составляло 12 млн пудов, в том числе 9 млн пудов продовольственных культур216, которое развёрстывалось по округам, районам, селам, дворам. 3 июня очередной пленум крайкома призвал «все местные организации обеспечить полное выполнение установленных заданий заготовок по каждому округу, мобилизовав на проведение этой работы максимальное количество краевых и окружных работников в помощь низовым органам»211.

11 июня бюро Сибкрайкома ВКП(б), отметив «совершенно недостаточный темп хлебозаготовок по краю, не обеспечивающий выполнение заданий», предложило окружкомам: 1) «Добиться решительного перелома в работе по хлебозаготовкам в окружных и низовых органах». 2) «Обеспечить систематическое руководство» в вопросах: а) «более решительного развертывания массовой работы среди бедноты, бедняцко-середняцкого актива, в частности среди женщин и комсомола»; б) «применения репрессий (кратного обложения, описей и продаж), ликвидируя ошибки (перегибы и извращения) низовых органов»] в) «немедленного расследования и ликвидации каждого случая открытого срыва плана заготовок, нападения на сельских активистов

и т. п., командируя на места происшествий представителей окружных организаций». Кроме того, бюро крайкома признало «совершенно недопустимым все еще наблюдающиеся случаи ограничения базарной торговли хлебом» и предложило окружкомам «немедленно отменять такие ограничения»21^.

Советская Сибирь. 1929. 15 июня

Директивы были приняты к исполнению. В деревню вновь направилась армия уполномоченных, в задачу которых входило навязывание крестьянам поселенных планов. Планы либо возобновлялись с возможным пересмотром в сторону увеличения, либо принимались заново. На местах поднялась новая волна «чрезвычайщины». Практически сразу же начались описи и продажи имущества. В Рубцовском округе с 1 по 10 июня описано 191 хозяйство, продано — 130 {«в числе проданных 8 середняцких, 1 бедняцкое описано»). В Барнаульском округе «обложено кратным и продано около 100 кулацких хозяйств». В Канском районе одноименного округа описано 54 хозяйства, продано 12 219.

В ход пошли не только апробированное в марте — апреле крати-рование, но и ранее категорически отвергнутая для применения в отношении держателей хлеба ст. 107 УК РСФСР. 22 июня Сибкрай-суд и крайпрокуратура направили на места циркуляр220, в котором

указывалось, что «за последнее время в процессе усиления хлебозаготовок и в результате более активной борьбы бедняцко-середняцкого актива и батрачества за сдачу хлеба государству выявлен ряд случаев злостного сокрытия кулаками хлеба в специально сделанных хлебных ямах. Подобные действия кулаков, являющиеся, в сущности, одним из проявлений активного противодействия мероприятиям правительства в области хлебозаготовок и сводящиеся к злостному, в целях повышения цен, сокрытию хлеба (сопровождающемуся зачастую порчей этого хлеба), должны встретить решительный отпор со стороны карательных органов». В связи с этим предлагалось «в случаях установления злостного сокрытия большого количества хлеба, когда это сокрытие производится посредством специальных приспособлений (например, хлебные ямы и проч.), привлекать виновных к уголовной ответственности по 107 ст. УК». Ее применение разрешалось «исключительно лишь в отношении наиболее злостных кулаков и при установлении элементов злостности сокрытия значительного количества хлеба (300-400 пудов)». «Как правило, дел по 107 ст. УК не может быть более 1 и 2-х в районе».

Усилившееся давление на сельских функционеров вновь спровоцировало волну перегибов. Наибольший резонанс приобрели события в Шипуновском районе Рубцовского округа. «Шипуновское дело» расследовалось заместителем прокурора Рубцовского округа221 и комиссией окружкома и окружной контрольной комиссией222, являлось предметом специального рассмотрения на совместном заседании бюро Рубцовского окружкома и президиума окружной контрольной комиссии223 и на бюро Сибкрайкома ВКП(б)224. Пространная информация о нем 20 сентября 1929 г. была опубликована в краевой газете «Советская Сибирь».

В конце июня секретарь Шипуновского райкома ВКП(б) Данилов в связи с невыполнением плана летних дозаготовок принял решение о проведении 48-часовых так называемых ударников в селах Урлапово, Зеркалы, Быково, Нечунаево, Хлопуново, Баталове, Коробейниково и Шипуново. Ударники проводили оперативные тройки, превращенные затем в боевые штабы. В оперативные тройки и боевые штабы входили районные и окружные работники, сельские функционеры.

Ударник в с. Зеркалы заключался в проведении беспрерывного собрания, в котором участвовали все женщины и мужчины из хозяйств, официально относимых к категории бедняцких и середняцких. Участники собрания были обязаны требовать «один от другого немедленно продаж и излишков хлеба, и раскрытия середняцких ям, в которые они попрятали хлеб».

Ударник длился в итоге около 4 суток. «Первые 2-е суток крестьянство, за исключением женщин, домой совершенно не отпуска

лось, пищу дети приносили им туда, т. е. на кварталы, в ночное время спать на кварталах никому не разрешалось, по истечении 48 часов крестьянство было на ночь распущено домой, но ввиду того, что боевой штаб ударник продлил на неопределенное время, т. е. до полного выполнения плана хлебозаготовок, наутро вновь все население было собрано на кварталы, которые опять, дополнительно к 48-часовому ударнику, сидело на собраниях еще две суток, последние двое суток крестьянство для принятия пищи и сна утром и вечером распускалось по домам на 2 часа».

«Кулаки села в количестве 65 человек были собраны все вместе и держались при "штабе" около 4-х суток, без роспуска домой для принятия пищи и сна, а для того, чтобы они в ночное время не спали, заготовляли между собой хлеб, "боевым штабом" были назначены "комиссары", которые за ними наблюдали». Комиссары беспрерывно требовали у них сдачи хлеба. «Были случаи, когда к кулакам направляли и середняков, которые упорно отговаривались, что у них хлеба нет. За время проведения ударника 15 середняков сидело вместе с кулаками до тех пор, пока не соглашались продать хоть сколько-нибудь хлеба». Во время ударника в Зеркалах выявили 30 ям со спрятанным зерном, собрали около 12 тыс. пудов хлеба, тогда как «намечали взять» 30 тыс. пудов.

Аналогичным образом прошли ударники и в других перечисленных селах. Следует отметить, что данные акции проходили в самое оптимальное время для заготовки сена на зиму. «Мобилизованные, особенно женщины, кричали: пришел, видимо, конец света. Такого издевательства еще не было. На собраниях плакали». «С ударника выносили на носилках истомленных и обморочных». Помимо устных требований о сдаче хлеба активисты занимались окапыванием дворов крестьян, не выполнивших план, прибивали к домам кулаков черные доски. «У бедноты забирали купленный хлеб».

В районном центре ст. Шипуново на ударник была мобилизована часть рабочих и служащих. От них также требовали сдачи хлеба. «На квартальных собраниях со стороны крестьян были выкрики: "Несколько сот пудов хлеба по плану заготовок разверстать между служащими и заставить их выполнить план хлебозаготовок наравне с остальным крестьянским населением. Если же у них хлеба нет, то предложить купить и сдать на ссыпные пункты"».

Трагическим следствием ударника стала смерть 58-летнего крестьянина-середняка из пос. Ново-Алейского Зеркальского сельсовета Ф. Четырина. 26 июля его вместе с другими жителями вызвали «в поселковую комиссию и на собрание актива поселка», где предложили вывезти на заготпункт 40 пуд. зерна. Четырин в тот же день сдал 19 пудов, оставив для питания не более 5 пудов. 27 июля Четы

рин «был вторично вызван активом, настойчиво потребовавшим от него сдать остальное количество по раскладке, т. е. 21 пуд. При этом говорили: "У тебя хлеб спрятан в яме" (яма фактически не обнаружена)». Четырин отказался выполнить данное требование, заявив, что у него осталось только 5 пудов, необходимых для питания семьи. «Несмотря на это, Четырин наравне с остальными гражданами не выпускался с собрания больше суток, на котором почувствовал себя плохо». 28 июля больной Четырин «активом был передан в специально созданную комиссию из кулаков для лучшей обработки и нажима, с требованием, чтобы кулацкая комиссия заставила Четырина вывезти 21 пуд хлеба. Кулацкая комиссия Четырина держала недолго, т. к. последний говорил плохо инее состоянии был стоять на ногах». После этого он был отвезен домой, где вскоре умер «от сильного нервного потрясения»22-'.

Как указывалось выше, для расследования «Шипуновского дела» руководством Рубцовского округа была создана специальная комиссия. Итоги ее работы были заслушаны 26 августа на совместном заседании бюро окружкома и президиума окружной контрольной комиссии ВКП(б), в резолюции которого отмечались допущенные руководством района «политические извращения линии партии, выразившиеся в грубом нарушении революционной законности и извращении классовой линии по отношению к середняку». Было решено распустить бюро Шипуновского райкома и комфракцию райисполкома, «основных руководителей района снять с ответственных постов и лишить их права в течение 2-х лет занимать ответственные должности и объявить им строгие выговора с предупреждением», «объявить строгие выговора с предупреждением всем районным работникам-партийцам, руководившим "оперативными тройками", "боевыми штабами"». Бюро Сибкрайкома 3 сентября утвердило данное решение.

Несмотря на законные и незаконные методы давления на крестьянство, план дозаготовок по Сибирскому краю был выполнен на 60 %. В мае удалось собрать 2,5 млн пудов, в июне — 3,1 млн, в июле — 1,7 млн пудов. Товарных запасов хлеба у сибирских крестьян уже не было. У них отбирали страховые и даже необходимые продовольственные запасы.

В итоге с июля 1928 г. по июль 1929 г.226 включительно в Сибирском крае, по сведениям Сибкрайторготдела, в централизованном порядке было заготовлено 104 851 тыс. пудов хлебопродуктов и маслосемян. Выполнение увеличенного во второй половине кампании годового плана по Сибири в целом составило 86,2 %, по юго-западным округам — 83,3, по северо-восточным округам — 91,7%. Первоначальное региональное годовое задание было выполнено на

97,1 % (по юго-западу — на 90,3 %, по северо-востоку — на 112,9 %). Удельный вес юго-западных округов в общем объеме хлебозакупа незначительно сократился (менее чем на 1 %). Гарнца по краю собрали за год 8968 тыс. пудов (см. табл. 3.2). Удельный вес кооперативных заготорганизаций в централизованных заготовках зерна вырос с 75,1 % в 1927/87 г. до 86,5 % в 1928/29 г. Прирост произошел в основном за счет Сибполеводсоюза, доля которого увеличилась с 29,6 до 36,0 %. Увеличение по Сибполеводсоюзу составило 2,2 п. п. По данным Наркомторга СССР, сдача зерна колхозами региона составила 10 767 тыс. пудов, совхозами — 151 тыс. пудов (см:. Приложение, табл. VII).

В целом по СССР объем государственных плановых заготовок зерновых культур в 1928/29 г. составил 594,6 млн пудов, в том числе централизованные хлебозаготовки — 506,7 млн пудов, гарнцевый сбор — 87,9 млн пудов (см.: Приложение, табл. IX). Окончательный вариант годового плана централизованных хлебозаготовок был выполнен на 78,8 %227. Удельный вес Сибири в общем объеме составил 19,8 % (увеличение по сравнению с предыдущим годом на 7,6 п. п.), Урала — 9,2 (+4,2 п. п.), Казахстана — 10,9 (+7,6 п. п.), Нижнего и Среднего Поволжья — 20,1 (+8,6 п. п.), ЦЧО — 5,9 (-6,5 п.п.), Северного Кавказа — 9,6 (-2,9 п.п.), Украины — 16,4 % (-22,9 п. п.). Удельный вес восточных регионов (Урала, Сибири и Казахстана) в целом вырос с 20,5 до 40 %, юго-западных (Северного Кавказа, ЦЧО и Украины) — снизился с 64 до 32 % (см.: Приложение, табл. VIII). За пределы СССР было вывезено всего 26 144 тыс. пудов зерновых, маслосемян и продуктов их переработки (в 1,8 раза меньше, чем в 1927/28 г. и в 7,2 раза меньше, чем в 1926/27 г.) (см.: Приложение, табл. X). По данным Наркомторга СССР, децентрализованные заготовки зерновых в целом по стране составили 64,1 млн пудов. Удельный вес государственных и кооперативных заготорганизаций в приобретении товарного хлеба равнялся 82 %228.

Таким образом, осенью 1929 г. в СССР начался очередной хлебозаготовительный кризис. В отличие от предыдущего его причиной стал не отказ крестьян сдавать хлеб государству по низким ценам, а неурожай в основных зернопроизводящих районах страны — на Украине, Северном Кавказе и в ЦЧО. Однако так же, как и кризис 1927/28 г., он разрешался чрезвычайными методами. 20 марта Политбюро ЦК ВКП(б) обязало органы управления Урала, Казахстана и Сибири произвести повсеместное распределение поселенных планов хлебосдачи между дворохозяйствами. Большая часть плана возлагалась на зажиточные хозяйства. В начале мая аналогичную директиву получили другие хлебопроизводящие регионы СССР. А летом новый метод хлебозаготовок, получивший наименование урало-сибирского, получил законодательное оформление.

Примечания

1 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1984. Т. 4. С. 350, 351, 353.

2 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 121. Л. 21.

3 Там же. Д. 118. Л. 84. В 1927/28 г. размеры собранного сельхозналога в целом по СССР составили 375 млн руб. // См.: Ильиных В. А. Сельскохозяйственный налог в сибирской деревне в 1924-1928 гг. // Налоги и заготовки в сибирской деревне (1890-1920-е гг.). Новосибирск, 2004. С. 178.

4 См.: Ильиных В. А. Налогово-податное обложение сибирской деревни. Конец 1920 — начало 1950-х гг. Новосибирск, 2004. С. 15-16.

5 Похозяйственный принцип обложения в 1925/26-1926/27 гг. в порядке эксперимента применялся на Украине.

6 В 1927/28 г. в годовой облагаемый доход входила лишь фиксированная часть подобных заработков. Так, в налогооблагаемую базу включалось от 40 до 75 % дохода от сдачи в наем сельхозинвентаря // См.: Ильиных В. А. Налогово-податное обложение сибирской деревни. С. 25.

7 В 1927/28 г. 20 % от общей суммы сельхозналога в крае надлежало уплатить не позднее 15 ноября, следующие 35 % — 1 января, еще 30 % — 15 февраля и последние 15 % — не позднее 1 апреля // Там же. С. 12.

8 Облагаемая база от сельхозпроизводства в так называемых трудовых крестьянских хозяйствах продолжала рассчитываться по нормам вмененной доходности, определяемым для каждой союзной республики, а затем АССР, края (области), округа, района. Считалось, что эти нормы существенно ниже реального дохода, получаемого крестьянами от указанных объектов обложения.

9 Гущин Н. Я. Классовая борьба и ликвидация кулачества как класса в сибирской деревне (1929-1932 гг.). Новосибирск, 1972. С. 151-152.

10 Политика раскрестьянивания в Сибири. Новосибирск, 2000. Вып. 1: Этапы и методы ликвидации крестьянского хозяйства. 1930— 1940 гг. С. 52.

11 Ильиных В. А. Сельскохозяйственный налог в сибирской деревне... С. 181, 183.

12 ГАНО. Ф. Р-6. Оп. 2 а. Д. 13. Л. 9, 21, 30.

13 См.: Данилов В. П. Советская налоговая политика в доколхозной деревне // Октябрь и советское крестьянство. 1917-1927 гг. М., 1977. С. 188.

14 СЗ СССР. 1928. № 24. Ст. 212. Беднота. 1928. 11 мая; 1929. 1 марта.

15 ГАНО. Ф. Р-6. On. 1. Д. 970. Л. 90; Ф. П-2. Оп. 2. Д. 248. Л. 24.

16 Там же. Ф. Р-6. On. 1. Д. 970. Л. 90; Ф. Р-47. Оп. 5. Д. 88. Л. 5.

17 Там же. Ф. Р-6. Оп. 2 а. Д. 10. Л. 10; Беднота. 1929. 1 марта.

18 ГАНО. Ф. Р-6. Оп. 2 а. Д. 10. Л. 50,150, 291 об.

19 КПСС в резолюциях... Т. 4. С. 400.

20 СУ РСФСР. 1928. № 126. Ст. 806.

21 Ильиных В. А. Сельскохозяйственный налог в сибирской деревне... С. 178. В целом по СССР сумма выплат по сельхозналогу выросла с 375 до 400 млн руб.

22 Известия. 1928. 21 апр.

23 КПСС в резолюциях... Т. 4. С. 353.

24 СУ РСФСР. 1928. № 44. Ст. 400.

25 Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: Документы и материалы : В 5 т. 1927-1939. Т. 1: май 1927 — ноябрь 1929. М., 1999. С. 355.

26 КПСС в резолюциях... Т. 4. С. 353.

27 СЗ СССР. 1928. № 37. Ст. 339; КПСС в резолюциях... Т. 4. С. 322.

28 РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 9. Д. 192. Л. 226-227.

29 Хлебозаготовительная политика Советского государства в Сибири в конце 1920-х гг. Новосибирск, 2006. С. 57.

30 СЗ СССР. 1928. №61.

31 На Украине озимые погибли на площади около 4 млн га, в целом по СССР — 8,3 млн га // Ежегодник хлебооборота. № 3: за 1928/1929 г. М., 1929. С. XII.

32 Экономическое обозрение. 1929. № 1. С. 111.

33 Хлебозаготовительная политика Советского государства... С. 96.

34 Ежегодник хлебооборота. № 3: за 1928/1929 г. С. XIV, XVII; Экономическое обозрение. 1929. № 1. С. 111, 112.

35 ГАНО. Ф. П-2. Оп. 4. Д. 28. Л. 28-33.

36 Советская Сибирь. 1928. 18 сент.

37 ГАНО. Ф. Р-1027. Оп. 6. Д. 9. Л. 68-69 об.

38 Там же. Ф. П-19. On. 1. Д. 235. Л. 269.

39 ГАНО. Протоколы заседания президиума Сибкрайисполкома. 1928. Протокол № 1-178.

40 ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 7. Д. 450. Л. 2.

41 ГАНО. Протоколы заседания президиума Сибкрайисполкома. 1928. Протокол № 17-194.

42 ГАНО. Ф. Р-1073. On. 1. Д. 25. Л. 322.

43 Экономическое обозрение. 1929. № 1. С. 114.

44 Табл. 3.1; Ежегодник хлебной торговли. № 2: 1927/28 г. М., 1929. 4.2. С. 10.

45 ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 7. Д. 450. Л. 1.

46 В заседаниях периодически созываемого совещания, как правило, принимали участие руководящие работники крайисполкома, край-торготдела и заготовительных организаций. Кроме того, на его заседания могли приглашаться представители Сибкрайкома ВКП(б), транспортных и других организаций и учреждений. С ноября 1928 г. данное собрание получило название совещания по хлебозаготовкам. Подобные совещания собирались и в округах.

47 ГАНО. Ф. Р-47. On. 1. Д. 593. Л. 20.

48 РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 9. Д. 451. Л. 13 об., 15. Во второй декаде октября в Сибири централизованный хлебозакуп составил 10 826 тыс. пудов, в третьей — 6962 тыс. пудов, в первой, второй и третьей декаде ноября — 4755, 6172 и 4741 тыс. пудов соответственно.

49 ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 7. Д. 450. Л. 1.

50 Экономическое обозрение. 1929. № 1. С. 115. Базарные цены крестьянских привозов на 1 декабря 1928 г. выросли по сравнению с 1 декабря 1927 г.: по ржи — в потребляющей полосе РСФСР на 180 %, в производящей полосе РСФСР — на 106 %; по пшенице — в производящей полосе на 30,5 %; по овсу — в потребляющей полосе на 40 %, в производящей — на 27 % // Хлебный рынок и хлебный экспорт. 1929. № 2. С. 9.

01 Хлебозаготовительная политика Советского государства... С. 96; Трагедия советской деревни... Т. 1. С. 442. Общий объем плана централизованных хлебозаготовок, в который было включено задание по закупкам семян подсолнечника, составил 672 млн пудов.

jI Ежегодник хлебооборота. № 3. С. XV. Годовой план хлебозаготовок для Украины составлял 102 млн пудов, Средне-Волжской области — 72 млн, Казахстана — 70 млн, Северо-Кавказского края — 69 млн, Нижне-Волжского края — 52 млн, Уральской области — 42 млн, ЦЧО — 40 млн пудов.

53 СЗ СССР. 1928. № 61. Ст. 555.

54 ГАНО. № 67. Ст. 613.

55 ГАНО. Ф. Р-47. On. 1. Д. 696. Л. 5-6.

,6Там же. Протоколы заседания президиума Сибкрайисполко-ма. 1928. Протокол № 13-190.

з7 Воспользоваться своим правом расходовать 15 % гарнцевого сбора на нужды бедноты местные власти, в конечном итоге, не смогли. Еще до наступления весны, 6 февраля 1929 г. президиум Сибкрай-псполкома, исходя из правительственной директивы, принял решение снизить отчисление от гарнцевого сбора на местные нужды с 15 до 10 % // Там же. Протокол № 26-203.

а8Там же. Протокол № 14-191.

59 Трагедия советской деревни... Т. 1. С. 464.

60 ГАНО. Ф. П-19. On. 1. Д. 235. Л. 304-305.

61 ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 7. Д. 450. Л. 2.

62 Бюллетень Новосибирской товарной биржи. 1928. 15 авг.; 27 сент., 12 окт., 15 нояб., 9 дек.; 1929. 10 янв.

63 ГАНО. Ф. Р-47. On. 1. Д. 696. Л. 175. 6/1 ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 7. Д. 450. Л. 2.

65 Хлебный рынок и хлебный экспорт. 1929. № 9-10. С. 7.

66 Ежегодник хлебной торговли. № 2.4.2. С. 45; Ежегодник хлебооборота. № 3. С. 35.

67 ГАНО. Ф. Р-47. On. 1. Д. 597. Л. 28-29.

68 Рыков первоначально поставил вопрос о необходимости импорта от 80 до 100 млн пудов зерна, а затем настаивал на ввозе 50 млн пудов // Как ломали нэп: Стенограммы пленумов ЦК ВКП(б). 1928-1929 гг. М., 2000. Т. 4: Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) 16-23 апреля 1929 г. С. 493.

69Там же. С. 178-181.

70 Там же. С. 493-494, 251-253.

71 ГАНО. Ф. П-2. Оп. 4. Д. 28. Л. 201.

72 Доказательством завышенное™ плановых заданий в Сибири является тот факт, что, несмотря на применение в конце марта — первой половине апреля и в конце мая — июне 1929 г. чрезвычайных методов хлебозаготовок (урало-сибирского метода) (см. ниже), первоначальный заготовительный план в крае был выполнен на 97 %. Выполнение повышенного задания составило 86 % // ГАНО. Ф. П-2. Оп. 2. Д. 432. Л. 195.

73 Трагедия советской деревни... Т. 1. С. 494.

74 Там же. С. 511. Годовой план для Казахстана увеличивался с 70 до 80 млн, Уральской области — с 42 до 49 млн, Средне-Волжской об

ласти — с 72 до 80 млн, Нижне-Волжского края — с 52 до 55 млн, Башкирской АССР — с 20 до 25 млн пудов. Большую часть дополнительно собранного в восточных регионах страны зерна предполагалось направить не потребителям, а в «секретный неприкосновенный хлебный фонд»//Там же. С. 513-514, 518.

75 Ежегодник хлебооборота. № 3. С. XV.

76 В предыдущий период размеры паевых взносов в потребкооперацию были одинаковыми для всех крестьянских хозяйств. В начале 1929 г. они были поставлены в зависимость от состоятельности крестьянского хозяйства. При этом сумма паевого взноса для менее состоятельных крестьян оставалась прежней, а для более состоятельных — повышалась. Во второй половине 1929 г. на систему дифференцированных паев переводилась и сельскохозяйственная кооперация.

77Беднота. 1929. ЗОянв.

78 ГАНО. Ф. П-2. Оп. 4. Д. 28. Л. 227; Д. 33. Л. 159; Оп. 2. Д. 432. Л. 195.

79Там же. Ф. Р-47. On. 1. Д. 697. Л. 12-13; 14-15; 16; Ф. П-2. Оп. 4. Д.28. Л.241-244.

80 Там же. Ф. Р-47. On. 1. Д. 697. Л. 14.

81 Там же. Д. 593. Л. 13.

82 Там же. Протоколы заседания президиума Сибкрайисполко-ма. 1929. Протокол № 26-203; № 27-204.

83 О контрактации подробнее см. в § 1 главы 4.

84 ГАНО. Ф. Р-47. On. 1. Д. 697. Л. 16.

85 Там же. Л. 12; Ф. П-2. Оп. 4. Д. 28. Л. 241-244. Лица, лишенные избирательных прав по социальным признакам («нетрудовые» доходы, наем рабочей силы «с целью извлечения прибыли»), не подлежали призыву в Красную Армию, а зачислялись в так называемое тыловое ополчение. Помимо этого они облагались специальным «военным» налогом // Трагедия советской деревни... Т. 1. С. 797.

86 ГАНО. Ф. Р-47. Оп. 1.Д. 697. Л. 13; Ф. П-18. Оп. 1.Д. 1261. Л. 43.

87 Там же. Ф. П-2. Оп. 2. Д. 348. Л. 28; On. 1. Д. 3078. Л. 106.

88 Там же. Ф. Р-42. On. 1. Д. 322. Л. 301.

89 Там же. Ф. П-2. On. 1. Д. 2847. Л. 17 об.

90 5 января 1929 г. в газете была помещена заметка о «хлебной демонстрации» в с. Воронцово-Александровском Терского округа. Участники демонстрации (1500 жителей села) несли плакат: «Вредители Советской власти, сдавшие хлеб спекулянту, загладьте свою вину».

За демонстрантами следовала «закупочная комиссия». «Ипочти не было двора, который отказался бы от продажи излишков». 11 января газета сообщила о том, что в Ростовском округе принято решение «заносить на черную доску тех пайщиков, которые продают хлеб спекулянтам по повышенной цене».

91 ГАНО. Ф. Р-47. On. 1. Д. 593. Л. 12.

92 Там же. Ф. П-2. Оп. 4. Д. 28. Л. 220. 93Там же. Ф. П-19. On. 1. Д. 310. Л. 25.

94 Там же. Ф. П-18. On. 1. Д. 1261. Л. 43.

95 Там же. Ф. Р-47. On. 1. Д. 696. Л. 199.

96Там же. Ф. П-2. Оп. 4. Д. 28. Л. 261; Ф. П-18. On. 1. Д. 1261. Л. 42.

97 Там же. Ф. П-2. Оп. 4. Д. 34. Л. 11.

98 Там же. Л. 9-10.

99 В докладной записке прокурора Рубцовского округа краевому прокурору от 15 марта 1929 г. сообщалось, что в Усть-Козлухе «на бедняцкое собрание вызвали 46 держателей хлеба, из них кулаков 16 человек, креп[ких] средняков 25 и средняков 2, маломощных средняков 3 и вручили им черный флаг с надписью "ВОТ ЗЛОСТНЫЕ ДЕРЖАТЕЛИ ХЛЕБА, ИЗ-ЗА КОТОРЫХ ЛИШАЮТ КООПЕРАЦИЮ ТОВАРОВ", причем при вручении флага кулак КОНОБЕЙ-СКИЙ ударил вручавшего флаг учителя, кулака связали и отвели в сельсовет, следующие кулаки уже на сопротивлялись, а взяли флаги и пошли по селу, а сзади с красным знаменем пошла беднота. При этом карнавале присутствовал секретарь райкома тов. ФЕДОТОВ и на вопрос уполномоченного КОЛЫЧЕВА: "Законно ли это?" — ФЕДОТОВ ответил: "НЕ НАШЕ ДЕЛО. ЭТО ДЕЛАЕТ БЕДНОТА. МЫ НЕ МОЖЕМ ВМЕШИВАТЬСЯ". В П-й Карповке это проделывали несколько иначе? Там вызвали на бедняцкие собрания кулаков и предлагали взять в руки флажок по выбору, всего было два флажка, один с надписью: "Я ДЕРЖУ ХЛЕБ ДЛЯ СВИНЕЙ", другой: "ДЕРЖУ ХЛЕБ - ДРУГ ЧЕМБЕРЛЕНА "» // Там же. Оп. 2. Д. 384. Л. 11.

100 Прокурор Рубцовского округа сообщал: «Мазание дегтем происходило таким образом: выбирались в селе несколько держателей хлеба и писалось дегтем крупными буквами на воротах, что такой-то злостный держатель хлеба имеет излишек столько-то пудов, этот метод применялся в селах Усть-Козлухе, Маралихе и Харлове. Инициатор этого метода председатель окрисполкома тов. ТОКАРЕВ». (Там же).

101 В докладной записке окрпрокурора содержалась следующая информация о событиях в Усть-Козлухе: «1-гомарта в Усть-Козлухе

было бедняцкое собрание, где секретарь райкома тов. ФЕДОТОВ на выкрики, что в церкви свили кулаки контрреволюционное гнездо и что надо церковь отнимать, сказал, что можете постановить и через общее собрание провести церковь отдать под школу, тут же, на этом собрании постановлено: "ПЕРЕДАТЬ ЦЕРКОВЬ ПОД ШКОЛУ".

2-го марта проводится собрание комсомола и беспартийной молодежи, присутствуют 140 человек, где постановляют отдать церковь под школу — эти постановления разнеслись по селу.

3-го марта, как раз в воскресенье, все старики и старухи и часть молодежи повалили в церковь столько, как никогда. Председатель сельсовета САНЬКОВ и уполномоченный окрисполкома КОЛЫЧЕВ решили послать своих ребят узнать, что будет говорить поп. В начале послали двух человек, но один вернулся и говорит, что он ничего не понимает, что говорит поп, тогда председатель сельсовета САНЬКОВ посылает председателя ШОВ ЧЕПУШТАНОВА, члена партии, чтобы тот через отверстие по лестнице пробрался над алтарь и там все будет слышать. ЧЕПУШТАНОВ так и сделал, взял лестницу и в ограде церкви приставил к стене и хотел лезть. В это время вышел из церкви староста церковный, заметив его, спросил, что он делает, он ответил, что лезет за голубями, староста говорит ему, что там голубей нет, а что они на колокольне, сказав это староста ушел в церковь и сказал, что вот уже лезут за снятием крестов. Женщины моментально высыпали из церкви и стянули с лестницы ЧЕПУШТАНОВА, в это время подошли 4 человека сельисполнителей, которые вступили в пререкание и бросились к сторожу, который закрывал церковь, отнять ключи, тут получилась свалка, женщины защищали и не давали отнять ключей и заявили, что церковь не отдадут, если даже им придется умереть. Ко-пычев через старосту несколько раз предлагал разойтись толпе, но они не слушались, отдал распоряжение селъисполнителям разогнать водой, так и сделали, бросились к пожарной машине, но она не действовала — замерзшая была, стали отогревать около двух часов и потом с бочкой воды подъехали к женщинам и начали поливать их, женщины же сжались в тесную кучу и стояли под водой, что умрем, но церкви не отдадим.

Вылив одну бочку, поехали за другой, но тут КОЛЫЧЕВ образумился и прекратил, и тогда толпа ушла домой.

После этого, в тот же день, собирается сельский совет и выносит постановление о изъятии церкви через постановление общего собрания граждан и после этого проведены квартальные собрания, на которых присутствовало 674 чел. Всего избирателей 1090 и плюс к тому 60 чел. лишенных [избирательных]прав, таким образом, согласие имелось немногим более половины граждан». (Там же. Л. 12).

102 Там же. On. 4. Д. 28. Л. 223-224.

103 В резолюции ноябрьского (1928 г.) пленума ЦК ВКП(б) особо подчеркивалось «огромное принципиально-политическое значение того факта, что партии и Советской власти удалось с достаточной быстротой перевести заготовки с методов чрезвычайных мер на нормальные методы хлебозаготовок» // КПСС в резолюциях... Т. 4. С. 372.

104 ГАНО. Ф. П-2. Оп. 5 а. Д. 49. Л. 58.

105 Там же. Оп. 2. Д. 402. Л. 42 об.

106 Трагедия советской деревни... Т. 1. С. 559-560.

107 Как ломали нэп. Т. 4. С. 6; Хлебный рынок и хлебный экспорт. 1929. №9-10. С. 12.

108 ГАНО. Ф. П-2. Оп. 4. Д. 28. Л. 242; Ф. Р-47. On. 1. Д. 697. Л. 16.

109 Там же. Ф. П-18. On. 1. Д. 1261. Л. 41.

110 Там же. Ф. П-2. Оп. 7. Д. 483. Л. 28.

111 Бюллетень Новосибирской товарной биржи. 1929.3 марта; 24 марта; 25 апр.; Ежегодник хлебооборота. № 3. С. 57.

112 Трагедия советской деревни... Т. 1. С. 495; ГАНО. Ф. П-2. Оп. 7. Д. 485. Л. 27-28; Ф. Р-42. On. 1. Д. 322. Л. 300; Ф. П-18. On. 1. Д. 1259. Л. 553 об.

113 Там же. Ф. П-2. Оп. 2. Д. 348. Л. 260.

114 Там же. Ф. П-18. Оп. 1.Д. 1259. Л. 553-554.

115 См.: там же. Оп. 2. Д. 344. Л. 67, 82, 94; Д. 346 а. Л. 256, 298, 336; Д. 348. Л. 31, 107, 147,269.

116 Там же. Д. 348. Л. 107.

117 См.: там же. Д. 346 а. Л. 316-317, 290.

118 Там же. Д. 344. Л. 103.

119 Там же. Д. 346 а. Л. 354-355.

120 Там же. Д. 348. Л. 278, 283, 284.

121 Там же. Оп. 7. Д. 485. Л. 17.

122 Трагедия советской деревни... Т. 1. С. 557.

123 Как ломали нэп. Т. 4. С. 80, 321, 718.

124 ГАНО. Ф. П-2. Оп. 2. Д. 432. Л. 79.

125 С 1 по 5 февраля в крае заготовили 1280 тыс. пудов, с 6 по 10 февраля — 1469 тыс., с 11 по 15 февраля — 1571 тыс., с 16 по 20 февраля — 1442 тыс., с 21 по 28 февраля — 2345 тыс., с 1 по 5 марта — 1120 тыс., с 6 по 10 марта — 1033 тыс. пудов // Бюллетень

Новосибирской товарной биржи. 1929. 7 февр., 14 февр., 24 февр., 3 марта, 7 марта, 17 марта.

126 ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 7. Д. 131. Л. 9.

127 Там же. Д. 87. Л. 65, 67.

128 Там же. Д. 457. Л. 140.

129 Там же. Д. 139. Л. 8.

130 Там же. Л. 10.

131 Там же. Л. 10; Д. 26. Л. 114, 120; Д. 139. Л. 8, 10, 15; Д. 450. Л. 20, 129.

132 Там же. Д. 457. Л. 81.

133 Там же. Д. 26. Л. 115.

134 Там же. Л. 107. В заседании бюро обкома также принимал участие зам. наркома торговли СССР Г. В. Чухрита.

135 Там же. Л. 109-110.

136 Доклады Кагановича также стенографировались, однако по принятым в те годы правилам хранения документов высших должностных лиц были изъяты из общей стенограммы и отправлены в Москву. В фондах РГАСПИ данный документ выявить не удалось. Основанием для определения автора упомянутой поправки является застенографированный призыв секретаря Уральского обкома Кабакова учесть замечания Кагановича при подготовке постановления бюро // ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 7. Д. 26. Л. 118.

137 ГАНО. Ф. П-2. Оп. 2. Д. 432. Л. 79.

138 Как ломали нэп. Т. 4. С. 329, 716, 719. Рыков в своем выступлении на апрельском (1929 г.) объединенном пленуме ЦК иЦККВКП(б), касаясь аргументации сторонников сделанных от имени Уральского обкома предложений об «активных общественных мерах давления на держателей хлеба в целях усиления хлебозаготовок», говорил: «Рассуждали так, что будет только активное воздействие общественности, наши люди будут организовывать для этого общественность, в первую очередь бедняков и сельский актив, и этим дело ограничится. Со стороны органов власти по этим рассуждениям не должно применяться никаких принудительных мер. Они, дескать, останутся в стороне. Когда вопрос ставился так, я тогда же указал, что в наших условиях совершенно невозможно. Органы власти неизбежно будут вовлечены в эту кампанию и неизбежно будут применять принудительные меры в соответствии с этой кампанией»//Там же. С. 334.

139 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 21. Д. 3761. Л. 44-45.

140 Шестнадцатая конференция ВКП(б). Апрель 1929 г.: Стеногр. отчет. М, 1962. С. 174.

141 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 731. Л. 4.

142 Как ломали нэп. Т. 4. С. 291.

143 Трагедия советской деревни... Т. 1. С. 805.

144 ГАНО. Ф. П-2. Оп. 4. Д. 34. Л. 17, 18.

145 Там же. Ф. П-19. On. 1. Д. 310. Л. 44.

146 См.: Известия. 1929. 21 февр.

147 Трагедия советской деревни... Т. 1. С. 615.

148 СЗ СССР. 1928. № 126. Ст. 806.

149 СУ РСФСР. 1928. № 8. Ст. 73; № 126. Ст. 806.

150 Как ломали нэп. Т. 4. С. 673.

151 В источниках сибирского происхождения весны 1929 г. данный метод также назывался «новой мерой хлебозаготовок» или «новым методом хлебозаготовок».

152 Данной статье были предпосланы подзаголовки: «Довольно нянчиться с кулаком и упрашивать его продать хлеб»; «Сельская общественность села Завьялова сумела принудить кулаков свезти хлеб на заготпункты»; «К злостным держателям хлеба они применили самообложение в пятикратном размере»; «Берите пример с завьяловцев. Надо выполнить план хлебозаготовок на 100 процентов».

153 ГАНО. Ф. П-2. Оп. 4. Д. 34. Л. 13.

154 j_ja территории Новосибирского округа располагалось два села с названием «Завьялово» — в Бердском и Гутовском районах, расположенных соответственно в 85 и 128 км от Новосибирска // Список населенных мест Сибирского края. Новосибирск, 1928. Вып. VI: Новосибирский округ. № 241, № 541.

155 В директиве Барнаульского окружкома ВКП(б) предлагалось возложить «твердые задания между держателями хлеба из числа зажиточно-кулацкой части крестьянства от двух третей до трех четвертей всего плана (65-75 %)» // ЦХАФАК. Ф. 4. Оп. 4. Д. 20. Л. 59.

156 ГАНО. Ф. П-18. On. 1. Д. 995. Л. 37-38.

157 Там же. Ф. П-19. On. 1. Д. 310. Л. 44; Ф. Р-42. On. 1. Д. 317. Л. 25-25 об.

158 Гущин Н. Я., Ильиных В. А. Классовая борьба в сибирской деревне (1920-е - середина 1930-х гг.). Новосибирск, 1987. С. 179.

159 ГАНО. Ф. П-2. Оп. 4. Д. 374. Л. 112.

160 Трагедия советской деревни... Т. 1. С. 60-61.

161 ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 7. Д. 457. Л. 154.

162 Там же. Д. 26. Л. 144-144 об. О подобных приемах бойкота сообщал на апрельском (1929 г.) пленуме ЦК и ЦКК А. И. Рыков, ссылавшийся на информацию заведующего Уральским облторготде-лом Маркова // Как ломали нэп. Т. 4. С. 330-331.

163 ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 7. Д. 26. Л. 152.

164 Там же. Л. 151 об.

165 Там же. Л. 142.

166 Сообщения о решениях «деревенской общественности» лишить «злостных зажимщиков» земельного надела и их исключении из земельного общества стали появляться в областной газете с начала третьей декады февраля // Уральский рабочий. 1929. 20, 24, 27 февр.

167 ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 7. Д. 210. Л. 125.

168 Как ломали нэп. Т. 4. С. 173.

169 ГАНО. Ф. Р-47. On. 1. Д. 697. Л. 31.

170 Там же. Л. 72.

171 Как ломали нэп. Т. 4. С. 332.

172 Ст. 61 УК РСФСР имела следующее содержание: «[4. 1.J Отказ от выполнения повинностей или производства работ, имеющих общегосударственное значение, в первый раз [влечет] административное взыскание, налагаемое соответствующим органом власти в пределах, законом установленным; [Ч. 2.]во второй раз — принудительные работы на срок до шести месяцев или штраф в размере тех же повинностей и работ. [Ч. 3.] Те же действия, совершенные группой лиц по предварительному соглашению, — лишение свободы или принудительные работы на срок до одного года или штраф в двойном размере тех же повинностей и работ» // Уголовный кодекс РСФСР. М., 1929. С. 47.

173 ГАНО. Ф. Р-1063. On. 1. Д. 4. Л. 63.

174 Там же. Ф. Р-5. On. 1. Д. 21. Л. 42.

175 Там же. Ф. П-2. Оп. 4. Д. 34. Л. 34.

176 В циркуляре крайсуда и крайпрокуратуры указывалось на то, что «в пределах района может быть возбуждено не более 1-2-х дел по 61 ст. УК» // Там же. Ф. Р-5. On. 1. Д. 21. Л. 43. В разосланной на места 29 марта директиве Славгородского окружкома и окриспол-кома предлагалось «провести не более 3-5 судебных процессов на

район (по 61 ст. УК) по отношению особо злостных держателей хлеба, уклоняющихся от исполнения постановления общих сходов. Села, в которых должны быть проведены суд[ебные процессы], намечаются тройкой после того, как будут выявлены действительно отъявленные злостные кулаки-держатели хлеба, особо использовав в этих целях информацию уполномоченного ГПУ» // Там же. Ф. П-2. On. 1. Д. 3581. Л. 11.

77 Там же. Ф. Р-5. On. 1. Д. 21. Л. 42.

78 Там же.

79 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 21. Д. 3761. Л. 52-53.

80 Ежегодник хлебооборота. № 3. С. 1, 9.

81 ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 7. Д. 1. Л. 106.

82 Советская Сибирь. 1929. 27 марта, 2, 7, 12, 17, 23 апр.

83 Как ломали нэп. Т. 4. С. 345.

84 ГАНО. Ф. П-18. On. 1. Д. 995. Л. 41.

85 Там же. Л. 40-41.

86 Трагедия советской деревни... Т. 1. С. 606. Заковский сообщал только о наиболее крупных выступлениях. Их общее количество было значительно большим. Только в Бийском округе с 30 марта по 13 апреля массовые выступления крестьянского протеста были зафиксированы в 36 селах. В них приняли участие 6344 чел. (ГАНО. Ф. П-2. Оп. 2. Д. 386. Л. 284).

187 Трагедия советской деревни... Т. 1. С. 606,619-620; ГАНО. Ф. П-2. Оп. 2. Д. 386. Л. 284-285.

188 Трагедия советской деревни... Т. 1. С. 606.

189 Там же. С. 605.

190 Гущин Н. Я. Сибирская деревня на пути к социализму (Социально-экономическое развитие сибирской деревни в годы социалистической реконструкции народного хозяйства. 1926-1937 гг.). Новосибирск, 1973. С. 45.

191 Гущин П. Я. Классовая борьба и ликвидация кулачества... С. 184.

192 ГАНО. Ф. Р-42. On. 1. Д. 322. Л. 298.

193 Согласно данным сибкрайстатуправления, полученным на основе обработки весенней гнездовой динамической переписи 1927 г., 9,8 % крестьянских дворов в Сибирском крае относились к «пролетарским» (батрацким), 20,4 — к «полупролетарским» (бедняцким), 63,1 — к хозяйствам «простых товаропроизводителей (середняцким) (в том числе к зажиточным середняцким — 13,2 %), 6,7% — к мелкокапиталистическим (кулацким) // Сибирский

край: Стат. справочник. Новосибирск, 1930. С. 212-213. Обработанная по аналогичной методике гнездовая перепись 1929 г. зафиксировала следующее соотношение социальных групп сибирской деревни: пролетариат — 8,8 %, полупролетариат — 20,2, мелкотоварные производители — 69,1, мелкокапиталистические производители — 1,8% // Сдвиги в сельском хозяйстве СССР между XV и XVI партийными съездами: Стат. сведения по сельскому хозяйству СССР за 1927-1930 гг. М., 1931. С. 67.

194 ГАНО. Ф. Р-1228. On. 1. Д. 836. Л. 64.

195 Советская Сибирь. 1929. 27 апр., 8 мая.

196 Бюллетень Новосибирской товарной биржи. 1929. 28 июня; Ежегодник хлебооборота. № 3. С. 57.

197 Как ломали нэп. Т. 4. С. 80, 170, 171, 330-332.

198 Там же. С. 345.

199 См.: там же. С. ПО, 122,371,385,413.

200 Там же. С. 673 674.

201 Там же. С. 493.

202 Трагедия советской деревни... Т. 1. С. 609.

203 ГАНО. Ф. Р-47. On. 1. Д. 697. Л. 32.

204 Как ломали нэп. Т. 4. С. 673.

205 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 738. Л. 9.

206 Трагедия советской деревни... Т. 1. С. 614.

207 Там же. С. 613.

208 Там же. С. 615-616.

209 Там же. С. 617.

210 Там же. С. 658.

211 СУ РСФСР. 1929. № 60. Ст. 589.

212 Ст. 61 УК РСФСР в новой редакции имела следующее содержание: «Отказ от выполнения повинностей, общегосударственных заданий или производства работ, имеющих общегосударственное значение, [Ч. 1.] в первый раз [влечет] штраф, налагаемый соответствующим органом власти в пределах до пятикратного размера стоимости наложенного задания, повинности или работ; [Ч. 2.] во второй раз — лишение свободы или принудительные работы до одного года. [Ч. 3.] Те же действия, совершенные группой лиц по предварительному соглашению с оказанием активного сопротивления органам власти в проведении повинности, заданий или работ, — лишение свободы на срок до двух лет с конфискацией всего или ча-

сти имущества с выселением из данной местности или без такового» // Уголовный кодекс РСФСР. М., 1930. С. 34.

213 ГАНО. Ф. П-2. On. 1. Д. 3560. Л. 20.

214 Там же. Оп. 2. Д. 351. Л. 225.

215 ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 7. Д. 87. Л. 49; Д. 63. Л. 45.

216 ГАНО. Ф. П-2. On. 1. Д. 3560. Л. 20.

217 Там же. Оп. 4. Д. 374. Л. 111.

218 Там же. Д. 34. Л. 75-76.

219 Там же. Ф. Р-47. On. 1. Д. 697. Л. 85-86.

220 Там же. Ф. Р-1063. On. 1. Д. 4. Л. 67.

221 Там же. Ф. П-2. Оп. 4. Д. 38. Л. 268-269; Оп. 2. Д. 422. Л. 178-180.

222 Там же. Оп. 2. Д. 422. Л. 149-152.

223 Там же. Л. 146-148.

224 Там же. Оп. 4. Д. 437. Л. 98.

225 Там же. Оп. 2. Д. 422. Л. 181.

226 Полученный в июле 1929 г. в ходе дозаготовок хлеб учитывался в рамках кампании 1929/30 г.

227 Годовой план по Средне-Волжскому краю был выполнен на 69 %, по Нижне-Волжскому краю — на 84, по ЦЧО — на 84, по Уралу — на 95, по Северному Кавказу — на 69,5, по Казахстану — на 87, по Украине — на 82 % // Ежегодник хлебооборота. № 3. С. XV.

228 Там же. С. XVII.