Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

 

В. В. Калугин

С сайта www.ruscenter.ru, 2009

Образование древнерусского извода старославянского языка. - Церковно-славянское произношение. - Второе южнославянское влияние.

Все славянские языки обнаруживают между собой большое сходство, но ближе всего к русскому языку — белорусский и украинский. Втроем эти языки образуют восточнославянскую подгруппу, которая входит в славянскую группу индоевропейской семьи.

Посмотрите на  ДРЕВО ЯЗЫКОВ: славянские ветви вырастают из мощного ствола — индоевропейской языковой семьи. В эту семью также входят индийская (или индоарийская), иранская греческая, италийская, романская, кельтская, германская, балтийская группы языков,армянский, албанский и другие языки. Из всех индоевропейских языков славянским наиболее близки балтийские языки: литовский, латышский и мертвый прусский язык,окончательно исчезнувший к первым десятилетиям XVIII века. Распад индоевропейского языкового единства относят обычно к концу III — началу II тысячелетия до нашей эры. Видимо, тогда же проходили процессы, приведшие к возникновению праславянского языка, к его выделению из индоевропейского.

Праславянский язык — это язык-предок всех славянских языков. Он не имел письменности и не был зафиксирован на письме. Однако его можно восстановить путем сравнения славянских языков между собой, а также с помощью их сравнения с другими родственными индоевропейскими языками. Иногда для обозначения праславянского используется менее удачный термин общеславянский: как представляется, общеславянскими лучше называть языковые особенности или процессы, свойственные всем славянским языкам даже после распада праславянского.

Общий источник — праславянский язык — роднит все славянские языки, наделяя их множеством сходных признаков, значений, звучаний… Сознание славянского языкового и этнического единства нашло отражение уже в древнем самоназвании всех славян — словене (*s1оvěnе). По мнению академика О. Н. Трубачева, это этимологически что-то вроде «ясно говорящие, понятные друг другу». Это сознание сохранялось и в эпоху образования древних славянских государств и народов. В «Повести временных лет», древнерусском летописном своде начала XII века, говорится: «А словеньскый язык и рускый одно есть…». Слово язык употреблено здесь не только в древнем значении «народ», но и в значении «речь».

Где же, на какой территории жили наши общие предки?

Прародина славян, то есть территория, где они сложились как особый народ со своим языком и где жили вплоть до своего разделения и переселения на новые земли, точно не определена до сих пор — из-за отсутствия надежных данных. И все же с относительной уверенностью можно утверждать, что находилась она на востоке Центральной Европы,к северу от предгорий Карпат. Многие ученые считают, что северная граница прародины славян проходила по реке Припять (правый приток Днепра), западная граница — по среднему течению реки Вислы, а на востоке славяне заселяли украинское Полесье до самого Днепра.


Славяне постоянно расширяли занимаемые ими земли. Они участвовали и в великом переселении народов в IV-VII веках. Готский историк Иордан писал в сочинении «О происхождении и деянии гетов» (хронологически доведенном до 551 года), что «на безмерных пространствах» от Среднего Подунавья до нижнего Днепра расселилось «многолюдное племя венетов» (немцы называли всех славян Wenden, Winden, по-фински Venäjä означает «Россия»). В течение VI и VII веков волны славянского расселения хлынули на большую часть Балканского полуострова, включая современную Грецию, и в том числе ее южную часть — Пелопоннес.

К концу праславянского периода славяне занимали обширные земли в Центральной и Восточной Европе, простиравшиеся от побережья Балтийского моря на севере до Средиземного на юге, от реки Эльбы на западе до верховьев Днепра, Волги и Оки на востоке.

Шли годы, века неторопливо сменяли века… И вслед за изменениями интересов, привычек, манер человека, вслед за эволюцией его духовного мира непременно менялась и его речь, его язык. За свою долгую историю праславянский язык пережил многие изменения. В ранний период своего существования он развивался относительно медленно, был в высокой степени единообразным, хотя в нем и тогда существовали диалектные различия (диалект, иначе говор — самая маленькая территориальная разновидность языка). В поздний период (приблизительно с IV по VI век нашей эры) в праславянском языке произошли многообразные и интенсивные изменения, которые привели к его распаду около VI века нашей эры и появлению отдельных славянских языков.

Славянские языки по степени их близости друг к другу принято делить на три группы:

восточнославянская
русский, украинский, белорусский;
западнославянская:
польский с кашубским диалектом, сохранившим определенную генетическую самостоятельность, серболужицкие языки (верхне- и нижнелужицкие языки), чешский, словацкий и мертвый полабский язык, полностью исчезнувший к концу XVIII века
южнославянская*:
болгарский, македонский, сербскохорватский, словенский
* южнославянским по происхождению является и старославянский язык — первый общеславянский литературный язык.

Предком современных русского, украинского, белорусского языков был древнерусский (или восточнославянский) язык. В его истории можно выделить две основные эпохи: дописьменную (от распада праславянского языка до конца X в.) и письменную. Каким был этот язык до возникновения письменности, можно узнать лишь путем сравнительно-исторического изучения славянских и индоевропейских языков, так как никакой древнерусской письменности в то время не существовало.

Распад древнерусского языка привел к возникновению русского (или великорусского) языка, отличного от украинского и белорусского. Это произошло в XIV веке, хотя уже в ХП-Х1П веках в древнерусском языке наметились явления, отличавшие диалекты предков великорусов, украинцев и белорусов друг от друга. В основу современного русского языка легли северные и северо-восточные диалекты Древней Руси (кстати, русский литературный язык также имеет диалектную основу: ее составили центральные средневеликорусские акающие говоры Москвы и окружавших столицу деревень).

Но это уже эпоха письменности.

 

Образование древнерусского извода церковнославянского языка.

По своей близости древнерусскому языку старославянский язык никогда не был чужд восточным славянам, как была чужда западноевропейцам (особенно германским народам) латынь — язык средневековой церкви, культуры и литературы. С первых лет своего существования в Древней Руси старославянский язык, этот своеобразный функциональный эквивалент латыни, стал приспосабливаться к живой речи восточных славян. Под ее влиянием одни специфические южнославянизмы были вытеснены русизмами из книжной нормы, другие — стали допустимыми вариантами в ее пределах.

Оценивая языковую ситуацию Киевской Руси, А. А. Шахматов писал в « Очерке современного русского литературного языка» (2-е изд. М.; Л., 1930. С. 8): « Памятники XI века, т. е. первого столетия по принятии Русью христианства, доказывают, что уже тогда произношение церковнославянского языка обрусело, утратило чуждый русскому слуху характер; русские люди обращались, следовательно, уже тогда с церковнославянским языком как со своим достоянием, не считаясь с его болгарским происхождением, не прибегая к иноземному учительству для его усвоения и понимания. …Первыми нашими учителями были живые носители болгарского языка, сами болгары… однако это первоначальное учительство не возобновлялось в первые века русской письменности: Болгария не переставала снабжать нас книгами, но учителей мы оттуда не выписывали, довольствуясь тою школою русских попов и дьяконов, которая, по свидетельству летописи, была создана еще при Владимире Святом» .

В результате адаптации старославянского языка к особенностям древнерусской речи сложился местный извод церковнославянского языка. Рассмотрим его основные особенности на уровне фонетики, морфологии и орфографии.

§ 1. В старославянском языке праславянские дифтонгические сочетания *tъrt, *tьrt, *tъlt, *tьlt изменились в сочетания со слоговым плавным r или l. Между тем в древнерусском языке в этих условиях редуцированный ъ или ь остался в конечном счете перед плавным r или l.

Разное произношение обусловило разную орфографическую норму у южных и восточных славян. Написания слов типа влъна волна? , зрьно зерно? , скръбь скорбь? с буквами ъ, ь после плавных р, л представляют собой отличительный признак южнославянской орфографии. Под ее влиянием такие написания получили распространение в древнерусской письменности XI-XII веков, хотя и не соответствовали разговорному употреблению, а представляли собой всего лишь условный орфографический прием. Уже в XI веке под влиянием живой речи восточных славян эти сочетания начинают писаться с буквами ъ, ь перед плавными р, л, то есть вълна, зьрно, скърбь и т. п., например: вълкъ, вьрха, пълнъ, пьрста (Остромирово Евангелие 1056-1057 годов). Такие написания становятся традиционными для древнерусского извода церковнославянского языка, особенно в XIII-XIV веках.

В эпоху второго южнославянского влияния в России, в конце XIV-XV веке, когда в русских рукописях происходила реставрация старокнижных норм, вновь появились и получили широкое распространение южнославянизмы типа влъна, зрьно, скръбь.

§ 2. Праславянское сочетание *dj изменилось в старославянском языке в сложный смычный звук [ж?д?], а в древнерусском — во фрикативный согласный [ж?]. Так, например, праславянская форма *medja развилась в старославянское межда и древнерусское межа, а из праславянской формы *odedja возникло одежда в старославянском языке и одежа в древнерусском.

Написания с жд в соответствии с *dj были нормой старославянской орфографии. Под ее влиянием древнерусские книжники XI века стали писать жд, там где в своей живой речи они произносили [ж?], восходящее к *dj. Хотя старославянские написания преобладают в древнерусских рукописях до конца XI века, в них под влиянием живой речи восточных славян иногда начинают появляться русизмы с ж, например: роженыи вместо рожденыи (Остромирово Евангелие 1056-1057 годов), жажа, стражеть вместо жажда, страждеть (Изборник 1073 года).

В рукописях рубежа XI-XII веков древнерусские написания постепенно берут верх над формами с жд, а в начале XIII века южнославянизмы вообще оказываются за пределами книжной нормы. Русизмы с ж стали отличительным признаком церковнославянского языка древнерусского извода.

Написания с жд появились вновь в русских рукописях лишь с началом второго южнославянского влияния в России в конце XIV века.

В результате исторических изменений в современном русском языке сложилась четкая система чередований согласных. Слова, в которых жд восходит к праславянскому сочетанию *dj, являются церковнославянизмами, а однокоренные слова с ж представляют собой русизмы. Так, например: гражданин — горожанин (корень град- // город-), надежда — надёжа, ср. надёжный, обнадёжить (корень дед-), невежда — невежа (корень вед-), одежда — одёжа, ср. одёжная щётка (корень дед-), чуждый — чужой (корень чуд-). У глаголов в форме первого лица единственного числа настоящего и простого будущего времени церковнославянское -жду было последовательно заменено русским -жу: вожу — вождение — водить, сужу — суждение — судить, хожу — хождение — ходить. Исключения из этого правила, сохранившие церковнославянский облик, единичны: жажду (корень жад-), стражду (корень страд-).

§ 3. В старославянском языке существовало два носовых гласных: носовое [Q], передававшееся на письме буквой юс большой (#) и носовое [e ], для обозначения которого использовалась буква юс малый (я), к которой, между прочим, по начертанию восходит современная буква я. В старославянской азбуке были и так называемые « йотированные» юсы. Они обозначали на письме мягкость предшествующего согласного, а в начале слова и после гласных — сочетание [j] с носовым гласным: > [jQ], < [je ].

Носовые гласные были и в древнерусском языке, но утратились в нем еще в дописьменную эпоху. Приблизительно к середине X века они изменились в чистые, неносовые звуки. На месте носового [Q] стало произноситься [у], а на месте носового [e ] - [? а] после мягкого согласного (если только он не отвердел позднее), например: ст-сл. р#ка, рус. рука; ст-сл. пять, рус. [п?а]ть.

При написании юсов древнерусский книжник не мог опереться на свое живое произношение, а потому часто смешивал их с буквами оу, ю, а, Я, обозначавшими неносовые звуки (диграф оу, называвшийся ук, обозначал [у]). Соотношение графических и фонетических единиц задавалось при обучении чтению по складам. При этом, например, склады б# и боу учили читать одинаково как [бу], что закрепляло чтение буквы # как [у] во всех случаях. Как отмечает Б. А. Успенский, характер обучения чтению в значительной степени определял древнерусские правила правописания и книжного произношения. Смешение букв носовых и неносовых гласных встречается уже в Новгородском кодексе первой четверти XI века: ороужие, твоЯ, земля вместо ор#жие, твоя, землЯ.

Йотированные юсы (>, <) исчезли из древнерусской орфографии с прекращением прямого влияния южнославянских оригиналов, то есть к началу XII века. В начале этого столетия буква # попадает на окраину графической системы, хотя иногда встречается и в более позднее время, например, в Симоновской Псалтири последней четверти XIII века (или второй четверти XIV столетия).

Возвращение этой буквы в древнерусскую книжность произошло во время второго южнославянского влияния в России, когда ее стали употреблять как этимологически правильно — в соответствии с праславянским носовым гласным, так и этимологически неправильно — в соответствии с [у].

В церковнославянском языке древнерусского извода в XII-XIV веках были выработаны особые правила правописания букв я, Я и а. В большинстве случаев их употребление не зависило от этимологии, а было обусловлено положением в слове. По этим правилам: 1) буква Я использовалась для обозначения [ja] в начале слова и после гласных (Язъ, моЯ), а в некоторых орфографических системах также и после палатальных сонорных л, н, р (волЯ, боурЯ); 2) буква я употреблялась после парных смягченных согласных (зять, мясо), но иногда за исключением положения после палатальных сонорных (волЯ, боурЯ); 3) буква а писалась после исконно мягких шипящих и ц (жаръ, наша).

В ряде древнерусских рукописей после шипящих и ц употребляются то буквы а и я, то буква Я (впрочем, написания с буквой Я были ограничены в силу тенденции не употреблять ее после букв согласных). Такая вариантность объясняется тем, что до XIV века шипящие и ц были только мягкими, а следовательно, дополнительное обозначение их мягкости с помощью букв я или Я могло быть факультативным. Такими же причинами была вызвана вариантность в написании ъ, ь после букв шипящих и ц.

Вместе с тем среди источников XI века известны и такие, в которых этимологически правильное употребление юсов во много раз превышает случаи их смешения с буквами оу, ю, а, Я. По подсчетам Н. Н. Дурново, в Остромировом Евангелии 1056-1057 гг. на 2000 с лишним случаев правильной постановки # и > приходится немного более 300 примеров ошибочного использования этих букв и их замены другими. Видимо, в некоторых книгописных школах XI века под влиянием южнославянских образцов стремились различать юсы и буквы неносовых гласных.

§ 4. По правилам старославянской (и южнославянской) орфографии слова с неполногласными сочетаниями типа брýгъ (восходящими к праславянскому *tert) следовало писать с буквой ý после р. В XI веке южнославянизмы были усвоены на Руси как характерный признак книжного языка, в то время как их полногласные варианта типа берегъ являлись яркими русизмами и не входили в литературную норму.

Южнославянские написания типа брýгъ получили широкое распространение в древнерусской книжности XI-XII веков. Однако уже в то время в древнерусских текстах начинают появляться отступления от южнославянской нормы: написания с буквой е после р в словах с неполногласными сочетаниями. Так, в Изборнике 1073 года находим: чрево, въ средоу вместо чрýво, въ срýдоу. В XII-XIV веках такие орфографические русизмы постепенно вытеснили (хотя и не полностью) южнославянские формы.

В эпоху второго южнославянского влияния на Руси написания неполногласных сочетаний с буквой ý после р вновь стали нормой русской орфографии, хотя ее последовательно придерживались не все писцы.

§ 5. Старославянским окончаниям -омь, -емь в творительном падеже единственного числа существительных с исторической основой на -краткое соответствуют древнерусские окончания -ъмь, -ьмь. По крайней мере до середины XII века (по говорам до первой половины XIII столетия) окончания ъмь, -ьмь отражали особенности живой речи восточных славян и под ее влиянием стали нормой церковнославянского языка древнерусского извода уже в XI веке.

Если в Новгородском кодексе первой четверти XI века использованы только окончания -омь, -емь под влиянием старославянского протографа, то в Остромировом Евангелии 1056-1057 годов по преимуществу употребляются русизмы: числъмь, отьцьмь вместо числомь, отьцемь и т. п., а в Архангельском Евангелии 1092 года уже последовательно выдержано древнерусское правописание.

§ 6. В ряде форм именного склонения (а именно в мягких вариантах -склонения в винительном падеже множественного числа и -склонения в родительном падеже единственного числа, именительном и винительном падежах множественного числа) старославянскому окончанию [e ] соответствует древнерусское окончание [e ]. Последнее окончание вошло в книжную норму и стало допустимым вариантом, типичным для древнерусского извода церковнославянского языка. В новгородской Минее служебной 1095-1096 годов встречается такая специфически древнерусская форма родительного падежа единственного числа: ст8оэ мц8э еУфимиэ вместо ст8ьы< мц8я еУфими< ‘святой мученицы Евфимии?.

§ 7. Старославянскому окончанию -тъ в 3-м лица единственного и множественного числа глагольных форм соответствует древнерусское окончание -ть. Последнее очень рано, уже XI веке, прочно закрепилось церковнославянском языке древнерусского извода и стало его ярким признаком. Оно широко распространено в древнейших рукописных источниках, например, в формах настоящего времени: можеть вместо можетъ (Остромирово Евангелие 1056-1057 годов), ходить вместо ходитъ (Изборник 1073 года), въпраша#ть вместо въпраша#тъ (Изборник 1076 года).

Независимо от старославянского влияния в севернорусских говорах произошло отвердение глагольного окончания. Это явление отражено в памятниках деловой письменности XIII века, широко отразивших особенности живой речи и не зависевших от церковнославянских оригиналов: гоститъ (грамота 1266-1277 годов), даютъ (Новгородская кормчая 1280 года). Современное северновеликорусское наречие характеризуется твердым окончанием в 3-м лице единственного и множественного числа настоящего времени. По этому признаку оно противопоставлено южновеликорусскому наречию, где сохраняется мягкое окончание. Под влиянием северновеликорусского наречия твердое окончание усвоили переходные средневеликорусские говоры и литературный язык (за единичными исключениями: есть, суть, весть знает? в устойчивых выражениях Бог весть, не весть).

Первые признаки адаптации старославянского языка к особенностям древнерусской речи проявились уже в Новгородском кодексе первой четверти XI века, древнейшей книге Руси из числа дошедших до нашего времени. Новгородский кодекс был создан представителем первого (или второго) поколения древнерусских книжников, если не свидетелем крещения Руси и « учения книжного» при Владимире Святом, то во всяком случае современником Ярослава Мудрого и его книжно-переводческой деятельности.

Остромирово Евангелие 1056-1057 годов, ñ

отражает уже значительно более продвинутый этап в развитии древнерусской книжной нормы. Его создатель дьяк Григорий представлял второе или третие поколение древнерусских книжников, был младшим современником Ярослава Мудрого. Остромирово Евангелие, Архангельское Евангелие 1092 года и другие современные им рукописи показывают, что во второй половине XI века становление древнерусского извода церковнославянского языка было близко к завершению.

Церковно-книжное произношение в Древней Руси

Одновременно со становлением древнерусского извода церковнославянского языка происходило формирование особой книжной орфоэпической нормы. На ее становление повлияло, с одной стороны, церковное произношение южных славян, отражавшее разные стадии в развитии южнославянских говоров X и XI веков, а с другой — оказала воздействие живая древнерусская речь. В результате взаимодействия этих двух языковых стихий было выработано особое книжное произношение, отличавшееся по ряду признаков как от южнославянской церковной дикции, так и от местной разговорной речи. Судя по сохранившимся языковым данным, особую роль в становлении и развитии книжной орфоэпической нормы играл Киев, политический и религиозный центр Руси, значение которого было велико при Владимире Святом и Ярославе Мудром. Сложившись в древнейший период, церковная орфоэпическая система оказала влияние на русское литературное произношение.

Древнее состояние этой системы было реконструировано в работах А. А. Шахматова, Н. Н. Дурново, Б. А. Успенского и других исследователей. Рассмотрим ее основные особенности.

§ 1. По говорам древнерусского языка до первой половины XIII века существовали две особые фонемы: редуцированное о <ъ>, передававшееся на письме буквой ер (ъ), и редуцированное е <ь>, для обозначния которого служила буква ерь (ь). В отличие от гласных фонем полного образования <о> и <е> редуцированные гласные произносились очень кратко. Это были самостоятельные сверхкраткие звуки типа о и е. В южнославянских говорах редуцированные гласные подверглись изменению уже к концу X века. В слабой позиции они утратились, а в сильной позиции прояснились в гласные полного образования: ъ изменился в о, а ь - в е.

Под влиянием южнославянских книжников, проповедавших христианство и распространявших грамотность на Руси, установилось искусственное чтение буквы ер как о, а буквы ерь как е в любом положении в слове. Как отмечает Б. А. Успенский, книжное произношение усваивалось при обучении чтению по складам. Так, например, склады бь и бе учили читать одинаково как [бе], а склады бъ и бо — как [бо]. Такой характер обучения закреплял книжную орфоэпическую норму. На Руси по крайней мере до середины XII века (а по говорам до первой половины XIII века) книжное произношение еров было противопоставлено живой речи восточных славян, отличавших редуцированные гласные от гласных полного образования.

На особое произношение еров во время богослужения указывают древнерусские кондакари — певческие рукописи с особым растяжным письмом, при котором повторение букв соответствует тянущемуся гласному при пении. Б. А. Успенский обнаружил, что в кондакарях еры при растяжении могут переходить в тянущиеся о, е и чередоваться с ними. Так, в Кондакаре 1207 года: Яаарость.е.еь (Ярость), в Троицком кондакаре начала XIII века или, возможно, конца XII столетия: ставилъ.оъъ.ъъъ (ставилъ), доухъ.ъ.ъ.ъо.ъ.ъ. (доухъ), ра.а.аа.жааHтьHть.е.ее (ражаHть, с повторением конечного Hть). По наблюдениям Б. А. Успенского, эта древняя орфоэпическая традиция сохраняется в хомовом, или наонном, церковном пении старообрядцев-беспоповцев. В зависимости от конкретного распева поется Сопасо, носимо, есте вместо Съпасъ, носимъ, есть и т. п.

Считается, что искусственное произношение еров отразилось в ряде древнейших рукописей в виде написания буквы о вместо ъ: кото вместо къто (Изборник 1073 года, Бычковская Псалтирь XI века), источьнико вместо источьникъ (новгородская Минея служебная 1095-1096 годов), буквы е вместо ь: ковечегъ вместо ковьчегъ (там же), а также в обратных заменах буквы е на ь: извлечь вм. извлече ‘ извлек? (там же) и буквы о на ъ: гръзна вместо грозна (Минея П. П. Дубровского XI века).

Однако, как установил А. А. Зализняк, в древнерусских бытовых графических системах были приняты замены буквы ь на е (или наоборот): коне, сьло вместо конь, село и замены буквы ъ на о (или наоборот): поклоно, четъ вместо поклонъ, чьто. Рассмотренные выше примеры могут свидетельствовать не об искусственном произношении еров, а о проникновении бытовых графических систем в книжное письмо, в котором смешение букв ъ и о, ь и е считалось ошибкой. Древнерусские правила правописания требовали последовательно различать эти буквы, причем в древнейший период (до падения редуцированных) книжники проверяли правильность написания с помощью своего живого произношения, противопоставленного в этом случае книжному.

§ 2. Фонема <e >, обозначавшаяся на письме буквой ять (y), произносилась в старославянском языке как широкое открытое [е], близкое к [a ] (ср. ст-сл. дyдъ, хлyбъ и совр. болг. дядо, хляб). В диалектах древнерусского языка эта фонема имела иное качество: она произносилась как долгий узкий монофтонг [^ :] или как дифтонг [ие] (ср., например, в современных русских говорах [д? иед], [хл? иеб]).

Для орфографической нормы церковнославянского языка древнерусского извода было характерно последовательное различение букв ять (y) и естъ (е), обозначавших разные звуки: соответственно [e ] и [е]. Смешение этих букв считалось отклонением от грамотного книжного письма. Между тем такое смешение представлено в ряде памятников XI-XII веков: в Типографском уставе конца XI — начала XII века, Стихираре 1157 года, Софийских Минеях начала XII века и в других источниках. Некоторые из них происходят из новгородской диалектной зоны, другие — из южнорусской, но и там и там в древнейший период звуки [e ] и [е] произносились различно в разговорном языке.

Причину такого смешения объясняют влиянием церковной орфоэпической нормы. По мнению А. А. Шахматова и Н. Н. Дурново, древнерусские книжники воспринимали южнославянский открытый звук [e ] (y) как [е], потому что по произношению он был ближе к их звуку [е], чем к [e ]. В результате такого отождествления установилась церковная традиция читать букву y как [е].

Согласно другой точке зрения (Л. Л. Васильева и Б. А. Успенского), перед [e ] (y) согласный произносился мягко, а перед е — твердо. По наблюдениям Н. Н. Дурново и Б. А. Успенского, при богослужении старообрядцев-беспоповцев противопоставление звуков [e ] (y) и [е] связывается с различием предшествующих согласных по признаку твердости ~ мягкости. Н. Н. Дурново считал, что такое церковное произношение появилось в XIV-XV веках вследствие второго южнославянского влияния в России. Однако, как полагает Б. А. Успенский, эта орфоэпическая норма сложилась в первые десятилетия христианства в Киеве на основе местного диалекта, а оттуда распространилась на остальные древнерусские земли.

Заметим, впрочем, что смешение букв y и е в ряде древнейших памятников можно рассматривать и как орфографическую условность, и как влияние на книжное письмо бытовых графических систем, которые, как показал А. А. Зализняк, характеризовались заменой буквы y на е или даже на ь.

§ 3. В современных русских говорах существует два основных типа безударного вокализма, противопоставленных друг другу: оканье и аканье. Оканье в узком смысле — различение в безударных слогах после твердых согласных фонем <о> и <а>. Аканье в узком смысле представляет собой неразличение безударных фонем <о> и <а> после твердых согласных, их совпадение всегда или в части позиций в звуке [а]. Оканье — отличительный признак северновеликорусского наречия, оно свойственно также некоторым средневеликорусским говорам (владимирско-поволжским и новгородским). Аканье — яркая особенность южновеликорусского наречия, оно распространено в отдельных средневеликорусских говорах (центральных и псковских) и на большей части белорусского языка. Аканье является нормой русского и белорусского литературных языков, но его нет в украинском языке.

На происхождение аканья существуют разные точки зрения. По мнению Р. И. Аванесова, оканье древнее аканье, которое появилось в ареале современных курско-орловских, рязанских и тульских говоров после падения редуцированных, не ранее начала XII века. Первоначально аканье было ярким признаком русского диалектного произношения, противопоставленного книжному окающему произношению. В силу консервативности книжного письма аканье сравнительно поздно проникает в памятники письменности. Старейший источник со следами бесспорного аканье — Евангелие 1339 года, переписанное в Москве: дивна вместо дивно, въ апустyвшии земли (запись писца). Аканье известно в псковских рукописях второй половины XIV века. В двух списках псковского Пролога этого времени, созданных в одном скриптории, аканье отражено как в предударном (апyть), так и в заударном положении (воHводаю).

На протяжении своей истории аканье постоянно расширялось, подчиняя себе окающие говоры и литературный язык. Тем не менее оканье долго удерживало свои позиции в литературном языке и продолжает сохранять их в церковном произношении. Еще в начале XVIII века известный книжник Ф. П. Поликарпов-Орлов считал оканье основной фонетической особенностью, отличающей книжное произношение от разговорного. В XVIII веке оканье было яркой чертой высокого стиля, достоянием поэтических произведений, торжественной речи, богослужения и церковной проповеди. А. П. Сумароков строго различал в своей поэтической речи безударные [а] и [о], не допускал их рифмовки даже в баснях, которые по правилам классицизма писались низким стилем. Рифмовать заударные [а] и [о] не было принято даже в первой половине XIX века. Старая окающая норма последовательно выдержана в поэтическом творчестве И. И. Дмитриева, К. Н. Батюшкова, Е. А. Баратынского, Н. М. Языкова и др. Как показал М. В. Панов, первыми поэтами, которые стали более свободно применять рифму а-о, стали Ф. И. Тютчев и М. Ю. Лермонтов.

§ 4. Праславянские сочетания *tj и *kt?, *gt? (перед гласными переднего ряда) изменились в старославянском языке в сложный смычный звук [ш?т?], а в стандартном древнерусском языке — в аффрикату [ч?]. Так, например, из праславянской формы *sve tja образовалось свyuа в старославянском языке и свyча в древнерусском, а праславянская форма *noktь развилась в старославянское ноuь и древнерусское ночь.

Древнерусские формы с [ч?] считались ненормативными и проникали в церковнославянские тексты лишь как ошибки писца, допущенные под влиянием живой речи: хочю, скрьжьчеть вместо хоuю, скрьжьuеть (Архангельское Евангелие 1092 года), невечьствьнымь вместо невеuьствьнымь ‘ нематериальным, духовным? (новгородская Минея служебная 1096 года). В некоторых случаях церковнославянизмы полностью вытеснили из употребления соответствующие русизмы. В современном русском языке существуют церковнославянизмы пища, вещь, но их исконные восточнославянские варианты *пича, *вечь, которые можно реконструировать, не сохранились.

В древнерусской церковной практике буква шта u (oo), обозначавшая звук в соответствии с указанными праславянскими сочетаниями, читалась как [ш?т?ш?]. По мнению А. М. Селищева, такое чтение установилось под влиянием македонских книжников, распространявших грамотность в Древней Руси в конце X-XI веке и именно так произносивших этот звук в своем родном говоре. На Руси книжное произношение [ш?т?ш?] имело искусственный характер. Оно не совпадало ни со старославянской традицией, ни с древнерусским разговорным употреблением. На письме этот звук обычно обозначался буквой u (oo) по правилам старославянской орфографии или изредка сочетанием шч, например, в соответствии с *tj: имоушче, отвyшча (13 слов Григория Богослова XI века). Чтение буквы шта как [ш?т?ш?] сохранялось в русской церковной традиции вплоть до XX века.

§ 5. В старославянском языке заднеязычный согласный [г] был взрывным по способу образования. В древнерусском языке этот звук мог произноситься различно. Его качество было одним из важных признаков, отличавшим северные и южные говоры Древней Руси. На севере страны был распространен взрывной согласный [г], между тем как в говоре древнего Киева и его областей существовал фрикативный [g ]. Возможно, на фрикативное произношение [g ] указывают редкие случаи употребления буквы х вместо г в рукописях XI века, созданных на юге Руси: ходъ, слоухъ (13 слов Григория Богослова). В акростишном каноне Феодосию Печерскому, написанном в домонгольский период, использована форма Хригоров, отразившая фрикативное произношение [g ].

По мнению ряда исследователей (И. А. Бодуэна де Куртенэ, А. А. Шахматова, Б. А. Успенского и др.), под влиянием южнорусской диалектной речи фрикативный согласный [g ] вытеснил южнославянский звук [г] из орфоэпической нормы, установился в языка богослужения древнего Киева, а оттуда распространился на остальную территорию Руси. При этом на севере и северо-востоке страны (в новгородских, владимиро-суздальских и других землях) церковно-книжное произношение оказалось противопоставленным разговорному употреблению — взрывному [г].

В языке богослужения фрикативный согласный [g ] можно услышать и сейчас как в патриаршей церкви, так и у старообрядцев. Остатком старой книжной нормы в северновеликорусском наречии, средневеликорусских говорах и литературном языке, для которых исторически характерен взрывной согласный [г], является маленькая замкнутая группа слов, которые до сих пор произносятся с фрикативным [g ]. Все эти слова книжного, церковнославянского происхождения: Господь, Бог, господин, убог.

В XVIII веке и первой четверти XIX столетия произношение фрикативного [g ] было принято в высоком стиле литературного языка, в торжественной поэтических речи. Те же самые слова произносились в разговорном языке со взрывным [г]. Так, у Г. Р. Державина преобладает рифмы с фрикативным [g ], в позиции оглушения — [х]: книг — своих, вокруг — пух, бег — утех, шаг — сердцах, друг — дух и т. п. Пытаясь провести различие между « высоким» фрикативным [g ] и « низким» взрывным [г], В. К. Тредиаковский придумал для передачи последнего звука особую букву ? , дав ей выразительное название голь (очевидно, потому, что в этом простонародном слове произносился согласный [г]), а составители «Словаря Академии Российской» (СПб., 1789-1794. Ч. 1-6) ввели с этой же целью букву a .

Однако все эти попытки уже не могли спасти фрикативный согласный [g ]. С окончанием эпохи классицизма он был окончательно вытеснен на окраину литературной фонетики.

 

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова