Епископ Павел (Мелетьев)
1880 –1962
К оглавлению
«Тяжелые дни… Дни кошмарного ужаса, тревоги, печали… Дни революции,… под знаменем
которой… льется братская кровь».
Насущная необходимость в усилении миссионерского порыва,
углублении духовно-пастырской работы с населением, созрела давно. Документы тех
лет свидетельствовали о потере «благочестия в народе и необходимости противодействовать
распространению социализма среди учащейся молодежи, рабочих и крестьян». Обсуждение и скорейшее
решение духовных нужд Русской Церкви предстояло выполнить как можно скорее. Назревали
страшные перемены, катастрофа неминуемо приближалась. В 1913 году при Святейшем
Синоде был создан специальный миссионерский Совет. Однако его работе во многом
помешала начавшаяся в 1914 году мировая война[i].
Военные события, политическая нестабильность и хозяственно-экономическая
разруха вели страну к пропасти. Именно на эти годы приходится жертвенное миссионерское
служение игумена Павла /Мелетьева/. Вот о чем говорит он в своих мемуарах: «Страшный
1916-й год уже начался, когда я взял свой страннический посох и стал посещать
город за городом, село за селом, обходя с проповедью Север России. Я должен был
радеть о том, чтобы уберечь верующих от теплохладности и безразличия в вере, от
неверия и безбожия…». Труженник-миссионер запишет
позднее о своем пастырском опыте: «В духовном сане я усердно трудился на ниве
народной, просвещая людей светом Христова Евангелия, благовествуя Божью правду
и призывая людей в ограду Церкви Христовой. До 1917 года все шло благополучно.
Февральская революция принесла страшное несчастье; темные силы вызвали братоубийственную
войну, Ленин призвал массы народные к насилию; была объявлена жестокая война против
религии, Церкви и ее истинных служителей. Слуги дьявольские не брезговали никакими
средствами, чтобы разрушить все святое, чем жил, утешался и возвышался народ.
В это страшное время – мне, как духовному пастырю и миссионеру, ответственному
за охрану, защиту и сбережение стада, сама жизнь строго диктовала, – приказывала
выступить против волков – неверов, безбожников и богоборцев».
В это время, игумен Павел пробует свои силы, как апологет,
выступает на литературном поприще, пишет небольшую обличительную работу и публикует
ее в виде отдельной брошюры. Характерно название его труда: «Большевизм перед
судом Божественной Правды». К сожалению, при подготовке настоящего материала,
не удалось обнаружить ни одного экземпляра названной брошюры в библиотеках. Очевидно,
ее отсутствие объясняется тем, что книга вышла на Севере, на территории, контролируемой
контрреволюционными силами, в период политической нестабильности и не могла попасть
в центральные столичные книгохранилища. Сам автор следующим образом характеризовал
свою работу: «В этой книжечке доказывалось, что большевики - враги человечества,
обманщики народа; именем Христовым призывался на защиту святынь, храмов и пастырей
своих. Вся большевистская система объявлялась несостоятельной, неприемлемой для
последователей Христа Спасителя».
Обратимся к документам тех лет, которые говорят о работе
православных миссий, призывают к более тесной связи миссионерства с церковными
приходами, к привлечению и участию во внутренней миссии всех верующих. Миссия
мыслилась, как «церковноприходская» правда. Вся работа по епархиям, объединенная
через регулярные миссионерские съезды во всероссийском масштабе, сводилась к деятельности
церковно-окружных или благочиннических миссий, через подчинение их миссиям городским,
где создавались миссионерские братства и советы. Игумен Павел, как мы знаем,
был окружным миссионером Архангельской епархии. В проекте документа под названием
«Об организации православной внутренней миссии», содержится специальный раздел,
посвященный устройству Церковно-окружной (благочиннической) миссии, из которого
узнаем, что миссия замышлялась, «при содействии имеющихся в епархии специальных
миссионеров». Руководство осуществлялось приходскими священниками, которые избирали
из своей среды «одного главного руководителя. В приходе, которого» образовывался
центральный пункт церковно-окружной миссии. «Пастырь-руководитель… устраивает
церковно-окружные миссионерские собрания… Для возможно лучшего достижения
целей… в составе (миссии) может быть и специальный окружной миссионер… Назначение
и увольнение окружного миссионера совершается епархиальным епископом».
Конкретно о своей работе в Архангельской епархии, отец Павел
пишет: «Годы 1917-18-19 прошли в борьбе с врагом Церкви. Усиленно шла христианизация
населения северного края России; было поднято и воодушевлено духовенство на защиту
веры против разрушителей основ народной жизни. Частые проповеди популярного характера,
усердные всенародные молитвы в храмах и на площадях – все говорило, что настал
решительный момент жизни народной; всеми мерами предупреждался народ о грядущей
катастрофе и величайших бедствиях, готовых разразиться, если он не послушается
голоса – убеждения родной Матери Церкви.
Святейший
Патриарх Тихон[ii] призвал весь русский народ
к покаянию и усердной молитве; он предложил наложить трехдневный пост и горячо
молиться об избавлении от грядущих бедствий на Россию. Его призыв не дошел до
сердца народного; голоса Церкви Христовой народ не послушал». И далее: «На горизонте
уже поднималась гроза страшной красной революции… Посеяли ветер, а пожали бурю,
страшную, жестокую, убийственную и кровавую бурю Чеки!..» - так, напишет епископ
Павел в своих воспоминаниях, озаглавленных: «Воспоминания о пережитом в Советском
Союзе».
«Если пошлет нам Господь испытание гонений, уз, мучений
и даже смерти, будем терпеливо переносить все, веря, что не без воли Божией совершается
это с нами и не останется бесплодным подвиг наш».
Святейший патриарх Тихон
Россия прекратила многовековой традиционный ход своей истории,
вступила в полосу страданий, мучений и испытания крепости своей веры, своего следования
за Христом. Одно из русских зарубежных изданий, оценивая, многолетний жизненный
путь Мелетьева писало: «Несмотря на вспыхнувшую в 17-м году революцию владыка
Павел продолжал успешно трудиться на ниве Христовой и убеждал духовенство и народ
защищать веру. В 20-м году он был арестован, как контрреволюционер, и тогда начался
его крестный путь, продолжавшийся с некоторыми перерывами до второй Великой войны».
Захватив власть в столицах Петрограде и Москве, коммунистическая
власть начала свое «победное» шествие по стране, железной рукой сметая сопротивление
и любую оппозицию своей безбожной сущности. Официальные документы тех лет говорят
сами за себя: «По отношению к религии Российская Коммунистическая Партия не удовлетворяется
декретированным уже отделением церкви от государства и школы… РКП руководствуется
убеждениями, что лишь осуществление планомерности и сознательности… во всей деятельности
масс привлечет за собой полное отмирание религиозных предрассудков. Партия стремится
к полному разрушению связи между эксплуататорскими классами и организацией религиозной
пропаганды…».
В Архангельской епархии, местный церковный печатный орган
сообщал: «Стало уже известно, что правительство «большевиков» не оставляет в покое
Православную Церковь: сначала им был выпущен «декрет» о гражданской метрикации
рождений, браков и погребений… допущении трупосожигания… далее последовал «декрет»
о передаче всех духовно-учебных заведений в министерство общественного призрения…
и наконец, газеты сообщили, что скоро выйдет новый «декрет» об исключении из преподавания
Закона Божия. Целый ряд «декретов», направленных к умалению прав Церкви в Российском
государстве. Наконец, в довершение всего, как слышно, приготовляется еще «декрет»
о признании всего церковного имущества государственным достоянием. Дальше идти
уже некуда. Останется разве одно: прямое преследование за религиозные убеждения».
Епархиальный миссионер игумен Павел, ценою огромных усилий
продолжал свою миссионерскую деятельность, так как, в силу удаленности и труднодоступности
северных регионов здесь продолжалось сопротивление большевикам: «Изо всех сил
я вел борьбу против безбожия в защиту Христова учения, держась впереди вверенного
мне стада и защищая его».
На страницах Епархиальной прессы публиковались материалы,
выражающие обеспокоенность. Читаем: «Судьба нашего Отечества… Не видим ли мы,
как тонет теперь корабль России?».
В Архангельске церковный народ ищет приемлемые формы защиты,
вырабатывает противоядие, иммунитет против безбожия и разгула бесовщины. В 1918г.
здоровые силы общества объединяются в Союз духовенства и мирян. Прошедший в Москве
судьбоносный Поместный Собор 1917-1918гг. указал вектор церковного развития, вдохнул
новые силы, вселил надежду.
В губернском центре далекой северной окраины, в феврале месяце
проходит организационное собрание, секретарем которого был избран протоиерей В.М.
Мелетиев. На собрании звучали мысли
о необходимости расширения инициативы в работе Приходских советов, высказывалась
обеспокоенность за судьбу Церкви. «Переживаемые Российской Церковью события названы
Собором общим именем «гонения» не только на христиан, но и на религию вообще…»,
- говорилось в программной статье, посвященной деятельности Архангельского Союза
духовенства и мирян. Далее читаем: «Не допустимо всякое посягательство на храмы…
По вопросу о мерах и практическому осуществлению постановлений о защите церквей
и их имуществ признать полезным следующие меры:
а) в случае попытки насильственно завладеть имуществом церкви
и особенно посягательства на святыни храмов, верующие призываются стать на защиту
церковного достояния…
в) в случае насилия должно поднять тревогу набатным звоном…
каждый Приходской совет может принять и другие меры, какие найдет целесообразными».
Аналогично центру, подобные собрания устраиваются по благочиниям.
По инициативе народа во многих городах и селах епархии устраиваются Крестные ходы. Религиозное воодушевление
охватывает все слои населения, пастыри произносят пламенные проповеди, совершаются
усиленные моления, возрождается почитание святынь. Читаем в одном из номеров Архангельских
ведомостей: «Да, слава Богу, наш народ еще силен духом веры. Нет сомнения, что
торжество не пройдет бесследно».
Органы власти Советов проводят свое наступление: «реквизирована
часть имущества Михаило-Архангельского монастыря», «предложено сдать имущество
духовной консистории», комиссар Д. Крептюков
извещал: «Отдел Народного Просвещения Архангельского Губисполкома просит… приготовить
к сдаче… со всеми имуществами… всех духовных училищ г. Архангельска и области». Весной 1918г., перед
самой Пасхой, приступили к закрытию семинарии и конфискации имущества: «В понедельник
Страстной недели… явился в семинарию назвавший себя представителем Военного Отдела
Архангельского Губернского Исполнительного Комитета Крестьянских, Рабочих
и Солдатских Депутатов, в сопровождении десяти вооруженных винтовками красноармейцев,
с ордером от 29 апреля 1918г. за №1109» Максим Гольдин и, угрожая
ректору арестом, потребовал выдать мебель, постельное белье, теплые вещи и т.д.
Архангельское духовенство протестовало, в ответ из Москвы пришла телеграмма от
Луначарского «приостановить переход семинарии и духовных училищ в Комиссариат
Просвещения». Но это не помогло. Читаем
в акте, составленном экономом семинарии о том, как в Лазареву субботу «В сопровождении
десяти вооруженных винтовками с примкнутыми штыками красногвардейцев» представитель
военного комиссара реквизировал «для нужд Красной армии» необходимое имущество,
«приказал выносить… из комнат и погружать на подводы».
Чуть позже, читаем в одном из номеров Епархиальных ведомостей,
явился в семинарию комиссар Линдерман с вооруженным отрядом и, предъявив «ордер
Отдела борьбы с контрреволюцией… на право произвести обыск, выемку документов,
наложения запрещения помещения и ареста лиц по его усмотрению…».
Совершив вооруженный захват власти в Санкт-Петербурге, большевики,
первоначально не могли контролировать всю территорию России, т.к. в стране началась
гражданская война. Новая власть, показав свое истинное лицо, не смогла сразу удержаться
в Архангельске. Для северных областей наступила некая передышка. В частности,
в Архангельской губернии и близлежащих территориях возникло самостоятельное государственное
образование «Союз коммун Северной области», в состав которой вошли территории
Ретроградской, Псковской, Новгородской, Олонецкой, Вологодской и Архангельской
губерний. Упразднена она была в феврале 1919г.
Иностранные интервенты поддержали независимое от коммунистического
режима буржуазное правительство. В марте 1918г. на побережье Белого моря высадились
солдаты и офицеры Британской Королевской морской пехоты, в августе этого же года
в Архангельск прибыл один из батальонов Королевского Шотландского полка. Здесь
было создано Верховное Управление Северной области. Председателем этого независимого
правительственного органа стал Николай Васильевич Чайковский (1850–1926гг.)[iii]. Благодаря этому еще
некоторое время в крае оставалось возможным продолжать нормальную церковную жизнь
и миссионерскую работу. Игумен Павел /Мелетьев/ до 1920 года совершал свое пастырское
служение.
«Проповедь в настоящее, переживаемое нами, время должна
быть неустанной, она должна слышаться всюду».
Из Постановления Миссионерского съезда Архангельской епархии,
1918г.
Красная армия заняла Архангельск в 1920г. В течение нескольких
дней в городе было закрыто большинство храмов, семинария и епархиальное училище.
Читаем в Архангельском епархиальном вестнике: «В феврале 1920 г. ВЧК разгромила
архангельский «Союз объединенного духовенства», были арестованы десятки священнослужителей,
в т.ч. временно управляющий Архангельской епархией с 1919г. Пинежский епископ
Павел /Павловский/[iv], протоиерей Иоанн Попов,
секретарь Епархиального совета Соколов, приговоренные к расстрелу, который был
заменен пятью годами тюрьмы».
О ходе дальнейших событий узнаем из записей владыки Павла:
«Когда и Север был покорен большевиками, я был вскоре арестован (20-го февраля
1920г.) и отправлен, под крепким конвоем в Архангельскую Чека»[v]. Репрессии захлестнули
епархию. Исследователь пишет: «В 1921г. подвергся ссылке, которая продлилась до
1926г. только что назначенный на Архангельскую кафедру епископ священномученик
Антоний /Быстров/[vi], 23 января он был арестован,
скончался в Архангельской следственной тюрьме 16 июля 1931г.».
Катастрофически менялся мир, менялись ценности и ориентиры.
Не хотели люди слышать голоса Церкви, голоса совести и правды.
О состоянии приходской жизни на севере, в тех местах, где
с миссионерским порывом отдавал себя на служение ближним игумен Павел (Мелетьев)
читаем в прессе тех лет: «Вот, например, в таком действительно затруднительном
положении оказались в настоящее время некоторые приходы и причты… В Пазрецком
приходе церковный причт вынужден был бежать, прихожане его лопари рассеялись».
Позволю предложить вниманию благочестивого читателя, интересные
наблюдения одного советского моряка, который в 1938г., по долгу службы побывал
на самой дальней окраине, входившей в состав обширной Архангельской епархии, куда
распространялась зона миссионерской деятельности игумена Павла /Мелетьева/. Почти,
за два десятилетия до описанного сюжета, священник посещал отдаленные поселения
местных жителей, где побывал наш корреспондент. Вот, что записал этот человек:
«Чаще других навещал я чум Василия Эдыгея. Умный старик, хотя и комично, но лучше
других говоривший по-русски, понравился мне с первого взгляда. Простой и бесхитростный,
он всегда прямо и откровенно высказывал свои мысли. - Плохих людишек послал губернатор
в тундру... Поп-батюшка в Индиге жил, смотрел, чтоб не обижали бедных людишек.
Молился Матушке Богородице... Плохо! Совсем плохо теперь! Некому сказать Матушке
Богородице, в чем тундровые людишки нуждаются. Зачем увезли попа-батюшку!? - И
старик, словно ожидал ответа, смотрел на меня своими умными, печальными глазами».
«В великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах,
под ударами, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бдениях, в постах, в чистоте,
в благоразумии, в великодушии, в благости, в Духе Святом». (2 Кор. 6. 4.)
Нелегко стало простым людям без церкви, без батюшки, без
веры и заступничества. Каково же пришлось самому священнику, отцу Павлу в коммунистических
застенках? - «Невозможно описать, что я там пережил, что я там видел и слышал…»,
- звучат ответом слова исповедника.
Новая власть занялась своим государственным строительством,
но что интересно, советская прокуратура была организована только в 1922 году,
а уголовно-процессуальный кодекс был принят год спустя в 1923 году. Аресты, судебное
преследование, исполнение приговоров, в том числе и смертных, революционная власть
стала применять против своих врагов с первых дней коммунистического переворота.
Большевистское правосудие, таким образом, опиралось не на закон, а на
т.н. «революционное правосознание». Как это все проявлялось
на практике, каковым было это «революционное правосознание», узнаем из подробностей
заключения, о которых повествует Павел Мелетьев. Заключенных помещали в подручных,
приспосабливаемых для этого случая помещениях. Царских тюрем не хватало. Юридический
и следственный беспредел был такой, что императорской охранке и не снилось. Вот
собственные слова Христова страдальца: «Когда правительство Чайковского пало,
и союзники покинули Север, был я в Пинеге в миссионерской поездке, там меня и
арестовали». «…Я был арестован, как
контрреволюционер и, без предъявления обвинения, этапом (пешком) был направлен
в тюрьму г. Архангельска. Арестованного, как важного преступника, меня сопровождало
четыре красноармейца с винтовками, с привинченными к ним штыками, обращенными
на меня, и шагающий с обнаженной шпагой впереди представитель бедноты». «Повели через леса и
тайгу в Архангельск. Между поселками расстояния большие, верст по пятьдесят, а
то и по сто. Как приближаешься, бывало к деревне, а при въезде на шесте голова
кровавая священническая торчит, ветром бороду качает».
Историк церкви советского периода пишет: «Конец 1917-го,
1918-го и половина 1919-го года – период «революционных судов», которые в большинстве
случаев заканчивались вышкой. Термин «со всей строгостью революционного суда»
означал расстрел… Наиболее удачно, кажется, большевистский революционный суд (как,
впрочем, и любой другой, революционный) характеризует одно слово – «самосуд».
Вот этот самосуд и гулял по советской России… под штыком кого угодно… - красногвардейцев,
солдат всех родов, матросов, уголовников…». Террор коснулся всех
слоев населения, но в отношении духовенства – особо. Обратим внимание на один
документ, который исходил от вождя коммунистов. В своем письме членам Политбюро
от 19 марта 1922г. В.И. Ленин требовал: «с максимальной быстротой и беспощадностью
подавления реакционного духовенства... подавить его сопротивление с такой жестокостью,
чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий ... разбить неприятеля
на голову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий».
«Великая, славная и могущественная держава теперь разваливается,
разделяется на части, является посмешищем соседних народов, а внутри – раздоры,
кровопролитие и самый жестокий враг – царь-голод».
Далее свидетельства самого страдальца:
«За время пребывания под арестом в Пинеге и путешествия в тюрьму много пришлось
видеть, слышать и претерпеть глумлений и насилий. Началось с того, что меня обокрали,
похитили все документы и избили до полусмерти; в арестном помещении двое суток
не давали, есть и пить, в тоже время, заставляя усиленно работать: солдаты нарочно
кидали на пол окурки, плевали, грязнили и через дежурного вызывали по несколько
раз в день убирать, грозя, что будут наказывать, при этом обзывая нецензурными
словами; так продолжалось две недели. Наконец, отправили в г. Архангельск пешком
под командой шести красноармейцев. При входе в деревни, иногда, можно было видеть
на колах висевшие головы священников; слышать рассказы о замученных в пытках,
сожженных в банях священнослужителях (арестованного, полураздетого, избитого садили
в баню, обкладывали соломой и поджигали); нас, арестованных 22 человека во время
пути от г. Пинеги до Архангельска избивали четыре раза; это происходило при вступлении
конвоя в село (Кузомень, Верхняя Поленьга) или в город Холмогоры и Архангельск
нас проводили сквозь строй выстроившихся солдат, которые били нас нещадно по приказу
советского комиссара. По вступлении во двор тюрьмы города Архангельска нам по
двое человек приказывали входить в контору тюрьмы и при этом били нас по спине
палками; после избиения препроводили в арестное помещение (бывшая конюшня) за
неимением мест в тюрьме».
«Привели нас в Архангельск и посадили в тюрьму, в конюшнях
губернаторского дома и начали вызывать на мученья. Хотели, чтоб мы от Христа отреклись
и народу бы сказали, что Бога нет», - пишет владыка Павел,
- «Конюшня была совершенно не приспособлена для жилья людей – без отопления. Это
на севере и к тому же зимой. Жить в этом холодном помещении было неимоверно тяжело».
«Хотя бы кто отнял у вас имущество, хотя бы изрезал наше
тело, - все это для нас ничто, если душа у нас останется здоровой».
Иоанн Златоуст
Ко времени ареста и содержанием под стражей Мелетьева и его
соузников были созданы специальные
полицейско-карательные органы, призванные искоренять контрреволюцию. Историк пишет:
«Самосуды» перешли в руки состоявших на месячном жаловании членов Чрезвычайных
комиссий (Че-Ка, «Чрезвычайка»)… Тот, кого миновал расстрел, не мог избегнуть
ареста. Любой бандит, имевший оружие и носивший красную ленту на картузе или в
петлице, мог безнаказанно арестовать архиерея, священника, произвести обыск (все
это без всяких ордеров и санкций), «социализировать» их ценности и вообще делать
с ними все, что угодно». Об этом же пишет и владыка
Павел: «Меня зачислили за ЧК. Это величайшее несчастье – ЧК выносила приговор
произвольно, могла всегда неожиданно для заключенного убить его. Всем было известно,
что ночью с четверга на пятницу ЧК производит расстрелы. Надзиратель выкрикивал
фамилии заключенных, стоя в дверях камеры: «Такой-то выходи со всеми вещами».
Все понимали, что вызов означает расстрел. Иногда вызванный сходил с ума; кричал,
убегал от стражи; за ним бежали, стреляли, хватали, били. Ужас царил в ту ночь
в тюрьме. И так каждую неделю. Ждешь, бывало, этого вызова, и сердце замирает». Массовые аресты среди
духовенства и прихожан, были организованы новой властью с целью инсценировки
«показательных судебных процессов».
После1921 года, подобных «процессов» прошло по стране более двух тысяч.
«Виновных присуждали к расстрелам, заключению или ссылке. По неполным сведениям,
- как пишет исследователь, - было расстреляно и замучено духовных лиц разного
звания 8 100 человек».
Далее, по воспоминаниям владыки Павла /Мелетьева/, сделанным
в разные годы, можно восстановить общую картину тюремного заключения. Итак, он
пишет: «в тюрьме нас тоже мучили. Табуретки из икон делали, да так, что на святые
лики садиться приходилось. Люди богобоязненные на святые иконы садиться не дерзали
и стояли или на грязном полу лежали, а прочие над ними насмехались. Потом мы узнали,
что в наши каблуки были кресты вбиты, чтобы мы их попирали».
В другом месте: «Члены Чека с радостью видели, как помрачается
религиозное чувство у заключенных: они приказывали своим жертвам отречься от Бога,
хулить Его, хулить Христа, Божью Матерь и Святых. В камерах, к сиденьям скамеек
были прибиты иконы. Таким образом, заключенные, желавшие сесть, должны были садиться
на святые иконы. Верующие видели в этом хулу на Пресвятую Богородицу и на святых,
а потому не хотели садиться и предпочитали оставаться стоя по целым дням, до тех
пор, пока, наконец, не сваливались от изнеможения. А с каким дьявольским умением
наши палачи добивались того, чтобы мы похулили Христа, доказывает, например, следующий
факт, о котором мне сообщил один из моих товарищей по заключению, священник. Он
работал на машине, нижний рычаг которой приводился в действие ногой. И вот, этот
священник увидел, что на рычаге был прибит крест, так что, давя ногой, надо было
все время толкать крест. Так как этот заключенный отказался от совершения такого
возмутительного и постыдного дела, то его так избили связками ключей, что он умер
в тот же день: за час до смерти он смог доползти до моей камеры и успел сообщить
мне о том, что было причиной его мучений. То, что этому несчастному священнику
позволили придти ко мне в камеру и
рассказать мне обо всем этом, было для меня неким предостережением, которое я
должен был понять позже ».
Еще подробности, которые приводит исповедник Христов: «Пребывание
в камерах большевистских тюрем очень тягостно, так как устроены они исключительно
для того, чтобы мучить и терзать заключенных. От заключенных отбирается решительно
все, вплоть до предметов первой необходимости, без которых нельзя обойтись. Камеры
темны и сыры, так что со стен течет вода; они отвратительны из-за грязи и кишащих
в них паразитов… Ужасно быть постоянно покрытым блохами и клопами, постоянно страдать
от их укусов… И нельзя найти никакого облегчения от этой пытки. Страдания этим
не ограничиваются. Каждую минуту вас опять вытаскивают из камеры для новых допросов,
для новых издевательств, обид и оскорблений… Ни днем, ни ночью нет покоя! Кто
может выйти живым из такого застенка, должен обладать железным здоровьем».
«С того момента, как меня арестовали, я всецело отдал себя
в руки Божественного Промысла, говоря самому себе: «Если так угодно Богу, я покорюся
Его Святой Воле!» В таком настроении я готовился к смерти, хотя бы и к самой жестокой.
Сначала я был до смерти избит. Впрочем, избиения и оскорбления
составляли необходимую часть «следствия». Меня обвиняли в делах, которых я никогда
не совершал. Оставаясь верным истине, я их отрицал. Тогда захотели заставить меня
сознаться в том, что до сего времени я обманывал людей своими проповедями о Христе,
как о Боге. Однако же мне обещали свободу, если я соглашусь отвергнуть Христа
и всенародно объявить о своем отступничестве, в ближайшее воскресенье в церкви.
От меня требовали богохульств и многого другого, но так как я настойчиво воспротивлялся
этому, то меня заключили в особый чулан. Он был полон голодных крыс. Этот вид
мучительства был предназначен специально для христиан, не пожелавших отречься
от своей веры, для священников, офицеров и интеллигенции. Жадные животные бросались
на свою жертву, кусали ее, сначала в лицо и далее до тех пор, пока она не падала
мертвою вся в крови... Один вид этих огромных крыс, жаждавших мяса и крови, был
ужасен! Я уже видел рядом с собой священников внезапно ставших безумными при мысли
о том, что их ожидает это мучительство. Теперь настала и моя очередь идти в эту
камеру. Входя туда, я осенил себя крестным знамением, так как шел на смерть. Но
Господу угодно было избавить меня от этого мучительства и сохранить невредимым.
Заступлением Божиим – ибо я не могу объяснить этого иначе – крысы не причинили
мне никакого вреда». В другом источнике, содержащем
воспоминания владыки Павла, содержатся дополнительные подробности этого ужасного
испытания: «Меня посадили в одиночку и впустили 15 голодных крыс. Большевики надеялись,
что за ночь крысы загрызут меня. Я изнемогал, стоя посредине одиночки и боясь
сесть на пол. Но наконец я должен был сесть, физические силы оставили меня. Я
знал, что я произведу движением шум, и что крысы бросятся на меня; я подвергался
большой опасности — атаки пятнадцати голодных крыс. Я сотворил крестное знамение
(это уже шум движения) и сел на пол. Крысы не бросились на меня. Все прошло благополучно.
Утром, когда открыли одиночку, начальник, увидев меня живым, выругался, сказав:
«Ну, и черт же проклятый — этот поп фанатик. Его и крысы не берут ».
Мне, как исследователю, собирающему по крупицам подробности
связанные с жизнью епископа Павла /Мелетьева/ важно восстановить общую картину
происходящих событий. Поэтому, да простит читатель за излишние подробности, но
совесть велит привести еще одно описание, происшедшей пытки, обнаруженное в записях
владыки: «Сперва, били и водою мучили, а потом, призывает меня судья и говорит:
«Вот тебя в особую камеру запрут, посмотрим, что ты завтра скажешь». Ввели меня
на ночь в комнату, а сторож клетку с голодными крысами приносит. Выпустил по пять
в каждую сторону, и ушел, и дверь запер. А я стою у двери, и шевельнуться боюсь.
Потом узнал я от соузников, что надо всегда кусочек сахара иметь и крысам его
бросить, они тогда между собой драться начинают, а человека в покое оставляют.
Но тогда мы неопытные были. Теперь все усовершенствовали, кнопку нажимают, так
стена сама растворяется и крыс выпускает. Я перекрестился и сел на пол спиной
к двери. Чудо Божие совершилось! Крысы меня не тронули, так всю ночь и просидели
напротив меня, а на рассвете сторож пришел, крыс в клетку загнал, а меня опять
к судье повели и, так как я не отрекся, присудили к долголетней тюрьме, а многие,
не выдержав крысиной пытки, отреклись и народу заявили, что его обманывали, и
что Бога не существует».
Следующие подробности заключения были таковы: «Когда чекисты
увидели, что я не погиб в крысиной камере, они бросили меня в ледник, где в течение
пяти дней и пяти ночей, я был, подвергнут действию ужасного холода, без пищи и
питья. Так как и там я не погиб, то один из солдат нанес мне страшный удар в голову
огромным гвоздем, и я потерял сознание. Весь в крови, я лежал на полу камеры;
меня облили водой, чтобы привести в чувство, и мучения продолжались».
«Члены Чека избивали заключенных стальными прутьями и воловьими
жилами, сбрасывали с моста в воду. Если они пытались спастись, их расстреливали.
Зимою этих несчастных обливали водою и превращали их в ледяные столбы. Я видел,
как в тюремном дворе распинали священников… Во время «следствия» обвиняемый
подвергался всевозможным насилиям: одних избивали… палками или связками ключей,
до тех пор, пока все тело не покрывалось страшными кровавыми ранами; других мучили
голодом и жаждой», - свидетельствует исповедник
Христов.
«Я числился за ЧК один год и два месяца. За это время я много
раз на допросах ЧК подвергался избиениям, невыносимым по боли пыткам; приходилось
присутствовать при издевательствах ЧК над заключенными», - читаем в мемуарах святителя
Павла.
Цит. по: Изместьев Ю.В. Историческая
справка к воспоминаниям «смертника» о пережитом. - // РВ, 1989, №47-48. - с. 91.
Павел Мелентьев. - // РВЦ.
– 1955, №2. – с. 9-13.
[i] С 1913г. и повторно с 1917г.
председателем миссионерского Совета был архиепископ Финляндский Сергий /Страгородский/,
будущий патриарх.
[ii] Тихон /Белавин В.И./,
род. В 1865г., с 1897г. епископ Люблинский, с 1898г. епископ Алеутско-Американский с кафедрой
в Сан-Франциско, с 1905г. – архиепископ. С 1907 по 1913гг. архиеп. Ярославский,
с 1913-1917гг. архиеп. Виленский и Литовский, с 1917г. митрополит Московский.
В 1917г. на Поместном Соборе избирается патриархом. Умер в 1925г. Причислен к
лику святых на Архиерейском соборе РПЦ в 1989г. Святые мощи обретены в 1992г.
[iii] Чайковский Н.В., политический
деятель, народник, с 1874 по 1906гг. в эмиграции. В 1904-1910гг. эсер, с 1917г.
трудовик. В 1920г. эмигрировал, как противник Советской власти.
[iv] Павел /Павловский/, с
19.03.1917г. епископ Пинежский, викарий Архангельской епархии, с 1921г. в заключении,
с 1926г. епископ Уральский, с 1929г. еп. Челябинский, с 1931г. еп. Енисейский,
с 1933г. архиепископ Иркутский, с 1937г. – в тюрьме.
[v] Правильно «ЧК», - Чрезвычайная
Комиссия, карательный орган, занимавшийся борьбой с контрреволюцией.
[vi] Антоний /Быстров/, с 1910г.
епископ Вельский, викарий Вологодской епархии, с 1921г. епископ Архангельский.