Вторая мировая война, которая в отечественной истории традиционно называется Великой Отечественной, - это некий рубеж в осознании собственного места в истории, о роли народа в геополитических процессах. Послереволюционное время характерно борьбой с царизмом, с пережитками старого строя, идеологической и моральной опорой которого коммунисты посчитали Церковь. Послевоенное время – это эпоха преодоления трудностей принесенных войной и построение коммунистического «счастья», в котором для религии не было предусмотрено место.

Изучая историю церкви, естественным образом мы обращаем внимание, в первую очередь  на факты. Характерны примеры, иллюстрирующие советскую предвоенную действительность. Так, методичное и целенаправленное уничтожение религии в СССР, привело к тому, что, например, «на Украине сохранилось 3% из числа дореволюционных приходов. Во всей Киевской епархии в 1940 году оставалось два прихода с тремя священниками, одним диаконом и двумя псаломщиками, в то время как в 1917 году епархия насчитывала 1710 церквей, 23 монастыря, 1435 священников, 2777 диаконов, 1410 псаломщиков, 5193 монашествующих»[1].

Аналогичная, если не сказать, более драматичная ситуация сложилась в других регионах.

НЕМЕЦКАЯ ОККУПАЦИЯ

Как это не парадоксально, но с началом войны, когда враг пришел в пределы нашей отчизны, мы видим следующее:

В захваченной фашистами Одессе к одному единственному оставшемуся действующим православному храму, при оккупации немецкими и румынскими войсками открылось 19 церквей[2].

В Киеве, например, открыта знаменитая Киево-Печерская Лавра[3], и еще, по сообщению Журнала Московской Патриархии, - пять монастырей и 26 церквей[4].

В Калужской епархии во время немецкой оккупации города Малоярославца, вернувшимися монахами открыт Николаевский Черноостровский монастырь[i]. Изъятая чудотворная икона Калужской Божией Матери, перед угрозой немецкой оккупации, была передана из музея  в храм. Известно, что фашисты вывозили музейные ценности в Германию, тогда, как святыни из православных храмов не трогали.

Позволю здесь привести цитату одного зарубежного русского священника, который следил за событиями на родине. Итак, в 1948г. он писал: «Большевиков всегда беспокоила катакомбная церковь,… Однако, под немецкой оккупацией во время войны, она обнаружилась в большой народной мощи»[5].

Шла война, линия фронта разделяла две враждующие стороны. На советской стороне разрушенные храмы. На оккупированной стороне храмы полны молящихся. Один военный корреспондент писал в те дни «В одной деревне возле Калуги я увидел подводы, стоящие у церкви. На них грузили мешки. Эти последние были сложены на церковной паперти. Было очевидно, что в церкви устроен магазин или склад колхоза. Крест был снят, железо с крыши сорвано. Сколько я видел подобных церквей до войны, во время моих путешествий по России в качестве газетного корреспондента»[6].

Гитлеровцы, проявляя нетерпимость к христианству, достаточно вспомнить их политику в отношении религии в своей собственной стране, или гонения на Католическую Церковь, например, в Польше, тем не менее, решили использовать православие, как козырь в идеологическом противостоянии с коммунистами, дабы привлечь на свою сторону простое население оккупированных областей. Историк, в послевоенные годы, писал: «Совершенно верно, что политика немецких нацистов старалась широко использовать оппозиционные религиозные группы в оккупированных областях и всячески их поддерживала»[7].

Этим объясняется то, что в некоторых районах открывались храмы стоявшие закрытыми уже по 15 и более лет[8]. В одной только Псковской области один из священников за 4 месяца 1941г. крестил 3,5 тысячи детей[9], что было совершенно невозможно при советской власти. Историк церкви пишет в этой связи: «В оккупированных немцами областях сразу же началось стихийное церковное строительство: открывались, очищались и освящались оскверненные, но уцелевшие церкви, а где они были разрушены, там устраивались молитвенные дома. Верующие сносили туда сохраненные антиминсы, иконы, сосуды и всякую церковную утварь. Тысячами люди снова пошли в храмы, снова услышали слово Божие, снова причастились Бескровной Жертвы.

Все это не могло не отразиться и в областях находившихся под властью Сталина…

Бурное возрождение религиозной жизни на оккупированных немцами территориях, заставили Сталина отказаться от плана уничтожения религии…»[10].

На основании вышесказанного, становятся понятными слова владыки Павла /Мелетьева/, оказавшегося на момент военных действий в Белоруссии: «Когда в 1941 году немецкие войска заняли Западную Россию, для меня настал час освобождения. Военное командование позволило открыть те немногие церкви, которые еще существовали, и разрешило совершение в них богослужений. Люди достали спрятанные иконы, которые вновь появились в домах; началась деятельная и горячая религиозная жизнь. Множество русских, до сих пор не верующих или безразлично относившихся к вере, крестились и стали прибегать к таинствам»[11].

ЦЕРКОВНОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ В ЗАПАДНЫХ ОБЛАСТЯХ

Митрополит Николай /Ярушевич/[ii], возглавлявший церковную иерархию, в том числе и в Белоруссии, в связи с отступлением Красной Армии оказался по другую линию фронта. В западные области СССР пришли немецкие войска. Белоруссия в этот момент представляла собой территорию, подвергшуюся административному реформированию. Часть земель на западе до 1939 года входила в состав Польши и, здесь положение православной церкви было более благополучным, чем на востоке. Часть земель по решению немецких властей отошла под административное подчинение Восточной Пруссии, где функционировали законы принятые в самой Германии. Другие области перешли к Прибалтике или к соседней Украине, соответственно в церковном отношении приходы на этих территориях перешли в подчинение Прибалтийского Экзархата и церковных образований на Украине[iii].

В период оккупации гражданскими делами в Белоруссии занималось т.н. Восточное министерство, которое возглавлял Альфред Розенберг, он же был и автором церковных проектов. Сам генерал-губернатор «Восточной Земли» был убежденным врагом христианства, особенно большую угрозу фашизму он видел в католической церкви, т.к., по его мнению, она обладала способностью противостоять тоталитаризму. Православие он рассматривал как некий этнографический вариант с набором красивых ритуалов. Розенберг допускал, что можно получить выгоду для оккупационных властей со стороны православного духовенства, законопослушного и проповедующего покорность властям. Непосредственно гражданским управлением в Прибалтике и Белоруссии занимался комиссар Лозе, при нем были созданы специальные церковные провинции. На севере – для Прибалтики, с пограничными землями Ленинградской и Псковской областей, «затем – Белоруссия с примыкающими к ней Смоленской и Брянской областями»[12]. Собственно с приходом немецких властей возрождение церковной жизни начало стремительно возрастать. Например, «в Минске, где к приходу немцев не оставалось ни одной открытой церкви, через четыре месяца после начала немецкой оккупации действовало уже семь православных храмов»[13]. Один из белорусских епископов писал: «немецкие войска застали церковно-религиозную жизнь в Восточной Белоруссии в разрушенном состоянии. Епископов и священников не было, церкви были закрыты, переделаны в склады, театры, а многие разрушены. Монастырей не существовало, монахи разбрелись, где кто мог, многие умерли в ссылках, в тюрьмах. Но верующие были в огромном числе»[14]. Другой церковный историк пишет: «Во всех городах и во многих селах, оставленных советской администрацией, объявлялись священники, либо находившиеся там, на положении ссыльных, либо скрывавшиеся в подполье, либо зарабатывавшие на жизнь каким-нибудь ремеслом или службой. Эти священники получали у оккупационных комендантов разрешение на совершение богослужений в закрытых, но не разрушенных церквях… Верующий народ, голодный, нищий, разоренный войной, самоотверженно трудился над восстановлением храмов Божиих, украшал их уцелевшими в домах и пожертвованными иконами, приносил тайно укрывавшиеся богослужебные книги. Богослужения совершались в храмах, переполненных народом»[15]. Позволю привести цитату содержащую сведения, о динамике роста религиозной активности, при немецкой власти: «По Минской епархии из 400 дореволюционных приходов действовало к 1942 году 120 церквей. В водосвятии 1944 года участвовало до 40 процентов минчан – 80 тысяч человек... Духовенства не хватало, поэтому они ходили из деревни в деревню, крестя по 150-200 человек в день… За время оккупации было отремонтировано 57 процентов сохранившихся церквей. Много храмов было взорвано диверсионными группами комсомольцев по поручению советских властей»[16].

О жизни и деятельности Мелетьева в те годы имеется свидетельство: «Владыка находился в Западной России в 1941 году, когда немецкие войска заняли ее. С молчаливого согласия оккупационных властей он стал открывать церкви и получил глубокое удовлетворение, видя возрождение религиозной жизни»[17].

В состав Белорусской митрополии вошли православные епархии Смоленска и Брянска. Первоначально, с приходом немцев церковная жизнь развивалась здесь хаотически. «К июлю 1941 года в Смоленске не оставалось действующих храмов, и первые богослужения были проведены немецкими военными священниками. В сообщении СД от 4 сентября 1941 года говорилось, что в этом городе и Борисове на походных евангелических богослужениях присутствовало многочисленное гражданское население, и в конце службы священник даже благословил его. А в сводке от 21 сентября упоминается, что в Смоленске и Витебске армейские католические священники служили и для населения. Эти сведения подтверждаются и другими источниками. Согласно бюллетеню Экуменической пресс-службы в Женеве № 31 (сентябрь 1941г.) немецкий военный священник освятил представленные жителям церкви в Смоленске и Борисове и совершил в них полевые богослужения для солдат с участием гражданского населения. Затем в смоленском храме свое богослужение в присутствии немцев провели два русских православных священника: «Солдаты, которые молча участвовали в обоих богослужениях, глубоко потрясенные, смотрели, с каким увлечением и мистическим погружением мужчины, как и женщины из всех слоев общества принимали участие в молитве и пении, и жены и матери показывали подросткам, как вести себя при богослужении»[18].

Немцы стремились к созданию, на отторгнутой от Советского Союза территории, Автокефальной Белорусской Церкви, лишенной каких бы-то ни было связей с Москвой. Однако осуществить этот план не удалось. Предыстория событий, связанных с попытками независимого белорусского церковного устройства такова: Архиепископ Пантелеимон /Рожновский/[iv], в свое время был отстранен от дел и отправлен на покой в Жировицкий монастырь из-за своей оппозиции к деятельности Варшавского митрополита Дионисия /Валединского/[v]. Владыка Пантелеимон был сторонником канонического единства с Московской Патриархией. Поэтому когда собором местных епископов он был избран на пост Белорусского митрополита, и номинально возглавил созданную по немецкому приказу Автокефалию, он продолжал поминать за богослужением имя митрополита Московского Сергия.

ЕПИСКОП РОСЛАВЛЬСКИЙ, викарий Брянской епархии

О своей жизни и деятельности, проходящей на описанном выше историческом  фоне, и о новом призвании, сам святитель Павел писал: «Мои начальствующие иерархи назначили районом моей деятельности территорию Брянск-Смоленск-Могилев-Лида»[19]. Начинается быстрое возрождение церковной жизни, опытный миссионер Павел /Мелетьев/  погружается в работу. В 1942 году в Смоленске действует уже 5 храмов. Исследователь пишет: «В городе и окрестностях нашлось около 10 уцелевших священников, а затем открылись пастырские курсы, и за 7 первых месяцев 1943 года только для района Смоленска было рукоположено 40 священников. В Вязьме открылось 8 храмов… Активную деятельность развернул созданный при соборе группой смоленских интеллигентов кружок религиозно-нравственного просвещения. В сентябре 1942 года он подготовил и напечатал 30 000 молитвенников»[20]. В городе Рославле в конце 1941 года приступили к возобновлению закрытого в 1928 году мужского монастыря. Учитывая тот факт, что в одном из источников Павел Мелетьев в этот период времени упоминается, как архимандрит[21], а также, то, что его епископский титул будет звучать – «Рославльский», возьму смелость предположить, что именно он стал настоятелем и возобновителем монашеской жизни в упомянутом выше монастыре[vi]. Город Рославль один из древнейших русских городов, основан он был в XII веке святым благоверным князем Киевским и Смоленским Ростиславом на реке Остёр и первоначально именовался Ростиславль[22]. В городах Брянске и Клинцы, которые вошли в состав Смоленской епархии во время проведения пасхальных богослужений, было так много людей, что, как сообщали немецкие источники: «часть верующих не смогли поместиться и стояли на улице»[23]. В Брянске открылось 12 церквей[24]. Церковные активисты использовали средства массовой катехизации, проводили радиопередачи, печатали религиозные статьи в газетах, организовывали передвижные библиотеки христианской литературы. По области проводились духовные концерты, читались доклады, проводились духовно-просветительские мероприятия с детьми и т.д. С благословения иерархии был подготовлен и издан церковный календарь на 1943 год[25].  Духовенством предпринимались удачные попытки по проведению пастырской работы среди пленных советских солдат. Было получено разрешение для посещения священниками лагерей военнопленных. «Немецкая администрация отпустила из лагеря всех смоленских солдат и позволила населению (крестьянам) приносить военнопленным продукты питания»[26].

Расстроенная церковная жизнь постепенно приходила в порядок. Первоначально, с марта 1942 года временное епархиальное управление возглавлялось протоиереем Н. Шиловским. Затем, Собор Белорусских епископов[27] назначил епископом Смоленским и Брянским преосвященного Стефана /Севбо/, (1872-1965гг.)[vii]. В 1943г. в связи с приближением линии фронта, епархиальное управление эвакуируется в белорусский город Борисов. В Борисове находилось пребывание викарного епископа Смоленской епархии. С 12 июля 1943 года викарным епископом с титулом Рославльский стал Павел /Мелетьев/, под управление которого отводился церковный округ в пределах Брянской области. Биографический источник владыки сообщает: «В 1943 году состоялась его хиротония в Минском кафедральном соборе»[28].

В церковно-исторической литературе содержатся сведения о епископской хиротонии преосвященного Павла /Мелетьева/. Митрополит Мануил (Лемешевский) пишет: «Павел Мелетьев, епископ Брянский. Биографическими данными о нем не располагаем. В 1943 г. хиротонисан во епископа Брянского. Чин хиротонии совершали: архиепископ Минский Пантелеимон, епископ Гродненский Венедикт[viii] и епископ Могилевский Филофей[ix]. Принадлежал к Белорусской автокефалии. В 1945 г. уехал за границу. Дальнейших сведений о нем не имеем.

Литература:

Рапорт Архиепископа Минского и Белорусского от 6 октября 1951г.»[29].

В алфавитном списке православных епископов, напечатанном в качестве приложения к книге М. Губонина «Акты Святейшего Патриарха Тихона» читаем: «Павел Мелентьев 1936-1942: Брянская».[30] Другой официальный церковный источник, сообщая о событиях имевших место в жизни Белорусской Церкви, в частности приводит следующие подробности: «12 мая 1944 года митрополит Пантелеимон созвал в Минске Собор епископов. На Собор прибыли архиепископ Гродненский Венедикт, рукоположенный в Вене главой Карловацкого церковного центра митрополитом Анастасием[x] на Гомельскую кафедру, епископ Григорий (Боришкевич), Новогрудский Афанасий (Мартос)[xi], Смоленский Стефан, находившийся в Борисове, из Могилева приехал епископ Брянский Павел (Мелентьев), рукоположенный в 1943 году и в последствии в эмиграции перешедший в унию »[31].

Относительно разночтений в приведенных датах епископской хиротонии Преосвященного епископа Павла следует добавить, то, что следует остановиться на 1943 г. Это же подтверждает парижский бюллетень «Наш приход», в разделе «Хроника» за 1950г[32].

Собственные слова владыки: «В день праздника святых первоверховных апостолов Петра и Павла я был хиротонисан во епископа в Минске»[33]. Современный российский историк, исследовавший положение церковных дел под немецкой оккупацией пишет: «…в июле 1943 г… был хиротонисан в Минске архимандрит Павел (Мелетьев). Он получил титул епископа Рославльского, викария епископа Смоленского. Владыка всего лишь два месяца занимал свою кафедру. Это видно из его письма в октябре 1943 года главе карловчан митрополиту Анастасию»[34]. Сам преосвященный владыка Павел писал о своем архиерейском служении следующее: «Я принялся за работу с жаром, ибо велика была та духовная земля, которую надлежало вновь возвратить во владение Христу Господу»[35]. Позволю так же, в качестве иллюстрации привести цитату, из уже упоминавшегося письма Мелетьева к митрополиту Анастасию (Грибановскому): «Я – викарный епископ Рославльский, имел пребывание в городе Брянске. Нами было открыто 67 храмов, начали учить детей и взрослых Закону Божию, приступили к восстановлению старых добрых благочестивых обычаев, но в начале сентября этого года вынуждены были эвакуироваться в город Могилев»[36]. Далее, о последующих событиях своей жизни епископ пишет: «Когда началось немецкое отступление, я снова должен был покинуть поле своей деятельности и бежать от большевиков, которые меня немедленно убили бы»[37].