Когда мне было пять лет, меня постигло очень большое горе. Более сильного я, кажется, не знала с тех пор. Умерла моя бабушка. До самой своей кончины она проводила свои дни, сидя в своей комнате, на угловом диване, и рассказывая нам сказки.

Бабушка сидела и рассказывала-с утра до вечера - а мы, дети, тихо сидели возле нее и слушали. Чудесная это была жизнь! Никаким другим детям не жилось так, как нам.

Лишь немногое сохранилось у меня в памяти о моей бабушке. Помню, что у нее были красивые, белые, как снег, волосы, что она ходила, совсем сгорбившись, и постоянно вязала чулок.

Помню еще, что, кончив рассказывать какую-нибудь сказку, она обыкновенно клала мне на голову руку и говорила:

- И все это такая же правда, как то, что мы сейчас видим друг друга.

Помню я и то, что она умела петь чудесные песни, но пела она их не часто. В одной из этих песен речь шла о рыцаре и о морской царевне, и у нее был припев: "Ветер холодный, холодный над морем подул".

Помню еще маленькую молитву и псалом, которым она меня выучила.

О всех сказках, которые она мне рассказывала, у меня осталось лишь бледное, смутное воспоминание. Только одну из них я помню так хорошо, что могла бы пересказать ее. Это маленькая легенда о Рождестве Христовом.

Вот почти все, что я могу припомнить о своей бабушке, кроме того, что я помню лучше всего,-ощущение великой утраты, когда она покинула нас.

Я помню то утро, когда диван в углу оказался пустым и было невозможно представить, когда же кончится этот день. Этого я не забуду никогда.

И помню я, как нас, детей, подвели к усопшей, чтоб мы простились с ней и поцеловали ее руку. Мы боялись целовать покойницу, но кто-то сказал нам, что ведь это последний раз, когда мы можем поблагодарить бабушку за все радости, которые она нам доставляла.

И я помню, как сказки и песни вместе с бабушкой уехали с нашего двора, уложенные в длинный, черный ящик, и никогда больше они не возвращались.

Что-то ушло тогда из жизни. Точно навсегда заперли дверь в широкий, прекрасный, волшебный мир, в котором мы прежде свободно бродили. И никого не нашлось, кто сумел бы отпереть эту дверь.

Мы постепенно научились играть в куклы и игрушки и жить так, как все другие дети, и могло уже казаться, что мы больше не тоскуем о бабушке и не вспоминаем о ней.

Но даже и в эту минуту, спустя сорок лет, когда я сижу и вспоминаю легенды о Христе, слышанные мною на Востоке, в моей памяти встает сказание о Рождестве Христовом, которое любила рассказывать бабушка. И мне хочется самой рассказать его и включить и его в мой сборник.

Это было в Рождественский сочельник, когда все уехали в церковь, кроме бабушки и меня. Мы были, кажется, одни во всем доме. Нас не взяли, потому что одна из нас была слишком мала, другая слишком стара. И обе мы горевали о том, что не можем побывать на торжественной службе и увидеть сияние рождественских свечей.

И когда мы сидели в своем одиночестве, бабушка начала рассказывать.

- Когда-то один человек,-сказала она,- в темную ночь вышел на улицу, чтобы раздобыть огня. Он переходил от хижины к хижине и стучался.-Помогите мне, добрые люди!-говорил он.- Моя жена только что родила ребенка, и мне надо развести огонь, чтобы согреть ее и младенца.

Но была глубокая ночь и все люди спали. Никто не откликался на его просьбу.

Человек шел все дальше и дальше. Наконец, он заметил вдали мерцающее пламя. Он направился в ту сторону и увидел, что огонь разведен под открытым небом. Множество белых овец спали вокруг костра, а старый пастух сидел и стерег свое стадо.

Когда человек, который искал огня, подошел к овцам, он увидел, что у ног пастуха лежат и спят три собаки. При его приближении все три проснулись и раскрыли свои широкие пасти, точно собираясь залаять, но не издали ни единого звука. Он видел, как шерсть дыбом поднялась у них на спине, как их острые белые зубы ослепительно засверкали в свете костра, и как все они кинулись на него. Он почувствовал, что одна схватила его за ногу, другая- за руку, третья вцепилась ему в горло. Но челюсти и зубы не повиновались собакам, и, не причинив ему ни малейшего вреда, они отошли в сторону.

Он хотел идти теперь дальше. Но овцы лежали так тесно друг возле друга, спина к спине, что он не мог пробраться между ними. Тогда он по их спинам пошел вперед, к костру. И ни одна овца не проснулась и не пошевелилась.

До сих пор бабушка вела рассказ не останавливаясь, но тут я не могла удержаться, чтобы ее не перебить.

- Отчего же, бабушка, они продолжали спокойно лежать? Ведь они так пугливы?- спросила я.

- Это ты скоро узнаешь,-сказала бабушка и продолжала свое повествование.-Когда человек подошел достаточно близко к огню, пастух поднял голову. Это был угрюмый старик, грубый и неприветливый со всеми. И, когда он увидел, что к нему приближается незнакомец, он схватил длинный, остроконечный посох, с которым ходил всегда за стадом, и бросил в него. И посох со свистом полетел прямо в незнакомца, но, не ударив его, отклонился в сторону и пролетел мимо, на другой конец поля.

Когда бабушка дошла до этого места, я снова прервала ее.

- Отчего же посох не попал в этого человека?

Но бабушка ничего не ответила мне и продолжала свой рассказ:

- Человек подошел тогда к пастуху и сказал ему: "Друг, помоги мне, дай мне огня! Моя жена только что родила ребенка, и мне надо развести огонь, чтобы согреть ее и младенца!"

Старик предпочел бы ответить отказом, но когда он вспомнил, что собаки не могли укусить этого человека, овцы не разбежались от него и посох не задел его, ему стало не по себе и он не посмел отказать ему в просьбе.

- Бери сколько тебе нужно!-сказал пастух.

Но костер почти догорел и не оставалось больше ни одного полена, ни одного сучка, лежала только большая куча жару; у незнакомца же не было ни лопаты, ни совка, которыми он мог бы набрать себе красных угольков.

Увидев это, пастух повторил:

- Бери сколько тебе нужно!-и радовался при мысли, что человек не может унести с собой огня.

Но тот наклонился, выбрал угли из пепла голыми руками и положил их в полу своей одежды. И угли не обожгли ему рук, когда он брал их, и не прожгли его одежды; он понес их, словно это были яблоки или орехи.

Тут я в третий раз перебила рассказчицу:

- Бабушка, отчего угольки не обожгли его?

- Узнаешь потом,-сказала бабушка и стала рассказывать дальше.

- Когда злой и сердитый пастух увидел все это, он очень удивился: "Что это за ночь, в которую собаки не кусают, овцы не пугаются, посох не убивает и огонь не жжет?"-Он остановил незнакомца и спросил его:

- Что это за ночь такая? И отчего все животные и вещи так милостивы к тебе?

- Я не могу тебе этого объяснить, раз ты сам этого не видишь! - ответил незнакомец и пошел своей дорогой, чтобы поскорее развести огонь и согреть свою жену и младенца.

Пастух решил не терять этого человека из виду, пока ему не станет ясно, что все это значит. Он встал и пошел следить за ним до самого его обиталища. И пастух увидел, что у незнакомца нет даже хижины для жилья, что жена его и новорожденный младенец лежат в горной пещере, где нет ничего, кроме голых, холодных каменных стен.

Пастух подумал, что бедный невинный младенец может насмерть замерзнуть в этой пещере, и, хотя он был суровым человеком, он растрогался до глубины души, и решил помочь малютке. Сняв с плеч свою котомку, он вынул оттуда мягкую белую овчину и отдал ее незнакомцу, чтобы тот уложил на нее младенца.

И в тот самый миг, когда оказалось, что и он тоже может быть милосерден, глаза его открылись, и он увидел то, чего раньше не мог видеть, и услышал то, чего раньше не мог слышать.

Он увидел, что вокруг него стоят плотным кольцом ангелочки с серебряными крылышками. И каждый из них держит в руках арфу, и все они поют громкими голосами о том, что в эту ночь родился Спаситель, который искупит мир от греха.

Тогда пастух понял, почему все в природе так радовалось в эту ночь, и никто не мог причинить зла отцу ребенка.

Оглянувшись, пастух увидел, что ангелы были повсюду. Они сидели в пещере, спускались с горы и летали в поднебесье; они шли по дороге громадными толпами и, когда проходили мимо, останавливались и бросали взоры на младенца. И повсюду царили ликование, радость, пение и веселье ...

Все это пастух увидел среди ночной тьмы, в которой раньше ничего не мог разглядеть. И он, обрадовавшись, что глаза его открылись, упал на колени и стал благодарить Бога.

При этих словах бабушка вздохнула и сказала:

- Но то, что видел пастух, мы тоже могли бы увидеть, потому что ангелы летают в поднебесье каждую Рождественскую ночь. Если бы мы только умели смотреть.

И, положив мне руку на голову, бабушка прибавила:

- Запомни это, потому что это такая же правда, как то, что мы видим друг друга. Дело не в свечах и лампадах, не в солнце и луне, а в том, чтобы иметь очи, которые могли бы видеть величие Господа!