Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы: психология.

Абрахам Маслоу

НОВЫЕ РУБЕЖИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ

К оглавлению

Часть VIII. Метамотивация
23.Теория метамотивации

Самоактуализирующиеся личности (то есть более зрелые, более человечные), по определению, уже достигли достаточного удовлетворения своих базовых потребностей, и теперь ими движет мотивация более высокого порядка, которую мы будем называть "метамотивация".

По определению, самоактуализирующиеся люди достигли удовлетворения своих базовых потребностей (в принадлежности, привязанности, уважении и самооценке). Они обладают чувством принадлежности и укорененности, их потребность в любви удовлетворена, у них есть друзья, они чувствуют себя любимыми и достойными любви, у них есть статус и место в жизни, они пользуются уважением других и в достаточной степени ощущают собственную ценность и самоуважение. Если сформулировать то же самое от противного — то есть описывать их в терминах фрустрированности базовых потребностей, в терминах патологии — то можно сказать, что самоактуализирующиеся люди не чувствуют (в течение сколь-либо продолжительного времени) незащищенности, одиночества, их не охватывает тревога, они не ощущают себя изгоями, не имеющими корней, изолированными одиночками, недостойными пюбви, отверженными, презренными, жалкими, ими не овладевает сознание собственной неполноценности (Maslow, 1954, глава 12).

Конечно, все это можно изложить и иным образом, что я уже неоднократно делал. Так, например, поскольку базовые потребности считались единственной мотивацией человека, было возможно, а в некоторых случаях и полезно, говорить, что самоактуализирующиеся личности "немотивированы". (Там же, глава 15). Это позволяло провести параллель с восточной философией, где здоровье описывалось как преодоление желаний и стремлений. (Эти взгляды были во многом близки и римским стоикам.)

Можно было также описывать самоактуализирующихся индивидов как людей себя выражающих, а не совпадающих с собой, подчеркнуть, что они спонтанны и естественны, что они в большей степени могут быть собой, чем остальные. Удобство подобных формулировок заключалось и в том, что они увязывали данную концепцию с определением невроза как объяснимого механизма совладания, как попытки (пусть глупой и трусливой) удовлетворения потребностей более глубинной, более природной и биологической самости.

Каждая из этих формулировок обладает собственной операциональной полезностью в определенном эмпирическом контексте. Но не менее справедливо и то, что иногда следует задаться вопросом: "А что мотивирует самоактуализирующуюся личность? Какова психодинамика самоактуализации? Что заставляет подобного человека двигаться, действовать, бороться? Что им движет? Что его привлекает? На что он надеется? Что вызывает его гнев или решительность, готовность к самопожертвованию? Чему он предан? Что он ценит, к чему он стремится, чего он желает? Ради чего он готов умереть (или жить)?".

Очевидно, что следует провести границу между обычными мотивами людей, не достигших уровня самоактуализации, — то есть людей, движимых базовыми потребностями, — и мотивами людей, достигших достаточного удовлетворения всех базовых потребностей и, таким образом, мотивируемых в первую очередь не ими, а, скорее, мотивами более высокого уровня. Можно назвать эти присущие самоактуализирующимся людям мотивы и потребности более высокого порядка "метапотребностями" и разделить категории мотивации и "метамотивации".

(Теперь мне ясно, что удовлетворение базовых потребностей является не достаточным условием, а, скорее, необходимой предпосылкой метамотивации. Мне известен человек, в котором очевидная удовлетворенность базовых потребностей сочеталась с "экзистенциальным неврозом", потерей смысла и ценностей. Похоже, что метамотивация не является автоматическим следствием удовлетворения базовых потребностей. Можно также указать на дополнительную переменную в виде "защиты от метамотивации". Из всего этого следует, что в целях коммуникации и разработки теории может оказаться полезным ввести в определение самоактуализирующейся личности, помимо тезисов о том, что (а) она в достаточной мере свободна от болезни, (б) она в достаточной степени достигла удовлетворения базовых потребностей и что (в) она позитивно использует свои возможности, также и то, что (г) она мотивирована некоторыми ценностями, к которым она стремится, которые она ищет и которым она предана.)
II

Все подобные люди преданы некоторому делу, призванию, долгу, любимой работе ("вне самих себя").

Изучая самоактуализирующихся людей, я неизменно нахожу, что, по крайней мере в нашей культуре, это люди, посвятившие себя чему-то, преданные какому-то делу "вне самих себя", некоторой профессии, любимой работе, долгу. Обычно это настолько сильно выражено, что для того, чтобы хоть как-то описать их страстную, самозабвенную преданность делу, приходится прибегнуть к таким старым словам, как призвание, предназначение, миссия. Иногда напрашиваются даже слова "судьба" или "участь". Порой я начинал говорить о долге в религиозном смысле, о самоотречении, посвящении себя некоему делу во внешнем мире, чему-то большему, чем сам человек, чему-то, лежащему вне личности.

Понятия судьбы или участи могут продвинуть нас довольно далеко. Это не совсем удачное определение впечатления, возникающего при общении с самоактуализирующимися (и некоторыми другими) людьми, когда они говорят о своей работе или своем деле (Maslow, 1965). Чувствуется, что у них есть любимое дело, то, к чему человек имеет прирожденную склонность, для чего он подходит и что подходит ему самому, или даже то, для чего он был рожден. Довольно легко складывается впечатление предзаданной гармонии, или же удачного союза наподобие любви или дружбы, в которой люди идеально подходят друг к другу, как ключ подходит к замку, как взятая голосом нота будит ответное колебание определенной струны в рояле.

Следует отметить, что, судя по всему, вышесказанное является верным для моих клиентов женского пола, хотя и в несколько ином смысле. Я знаю по меньшей мере одну женщину, полностью посвятившую себя тому, чтобы быть матерью, женой, домашней хозяйкой, главой клана. Ее призванием по праву можно было назвать воспитание детей, заботу о муже, объединение большого количества родственников в одну дружную семью. Все ) TO удавалось ей чрезвычайно хорошо, и, насколько я могу утверждать, все это было ей по душе. Она любила свое семейство беззаветно, и, как мне показалось, вкладывая в это все свои силы и возможности, ничего большего не желала. Для других женщин дом и профессия существовали в различных сочетаниях, порождая то же самое чувство преданности чему-то, что воспринималось ими одновременно как любимое дело и как нечто важное и стоящее того, чтобы им заниматься. Мне порой казалось, что для некоторых женщин рождение и воспитание ребенка само по себе являлось самой полной самоактуализацией — по крайней мере на какое-то время. Тем не менее, должен прижаться, что о самоактуализации у женщин могу рассуждать лишь с ограниченной долей уверенности.
III

В идеальной ситуации внутренняя необходимость совпадает с необходимостью внешней, "я хочу" совпадает с "я должен".

В подобных ситуациях у меня нередко возникает ощущение, что я могу вычленить два типа детерминант подобного явления (слияния, синтеза, химической реакции), приводящих к возникновению единства из дуализма, и что эти два типа детерминант могут варьировать независимо друг от друга. Один тип можно охарактеризовать как реакции внутри личности, как-то: "Я люблю детей (искусство, науку, власть) больше всего на свете... Меня неудержимо влечет... Мне нужно...". Это мы можем определить как внутреннюю необходимость", которая переживается скорее как потворство своим желаниям, нежели как зов долга. Эта детерминанта отличается от "внешней необходимости", которая пережинается скорее как реакция на то, что внешний мир, окружение, ситуация, проблема требуют от человека, как пожар "требует" того, чтобы его затушили, как беспомощное дитя требует заботы, как явная несправедливость требует вмешательства. Здесь человек в большей мере ощущает элемент долга, ответственности, обязательств, необходимости действовать независимо от того, что он планировал или чего желал. Это в большей степени "я должен, я вынужден, мне необходимо", чем "я хочу".

В идеальной ситуации, которая, к счастью, встречается в дейтвительности не так уж и редко, "я хочу" совпадает с "я должен". Складывается гармония между внутренней и внешней необходимостью. При этом сторонний наблюдатель оказывается поражен степенью воспринимаемой им необходимости, неудержимости, непреодолимости, предопределенности и гармонии. Более того, наблюдатель (равно как и сам субъект) чувствует не только то, что "так должно быть", но и то, "что так этому следует быть, так будет уместно и правильно". Я нередко ощущал некоторую "гештальтность", присущую подобной гармонии двух факторов, образованию единого из двойственного.

Я не решаюсь назвать это "целеустремленностью", поскольку подобное определение подразумевает, что в основе этого лежит желание, волевое решение или расчет, при этом не учитывается субъективное переживание увлеченности, готовность самоотдачи, и добровольный шаг навстречу судьбе при одновременном ее принятии. В идеале, в такой момент человек открывает свою судьбу, а не просто строит или решает ее. Человек ее узнает, будто, сам того не подозревая, всегда ее ждал. Возможно, более точным определением будет выбор, решение или цель в духе даосизма или Спинозы — или даже воление.

Для тех, кто не может интуитивно и непосредственно понять это ощущение, лучше всего будет проиллюстрировать его примером того, как люди влюбляются. Здесь видно четкое отличие от выполнения долга, следования голосу разума или рассудка. При этом и понятие "желание", если оно вообще применимо в этом случае, используется в весьма специфическом значении. Когда два человека любят друг друга со всей полнотой, каждый из них знает, каково быть магнитом, и каково быть железной стружкой, и каково быть и тем и другим одновременно.
IV

Эта идеальная ситуация порождает ощущение удачи, равно как и чувство амбивалентности, переживание собственной недостойности.

Предыдущий пример также помогает описать то, что сложно передать словами, а именно ощущение удачи, счастья, благодати, благоговения перед подобным чудом, изумления от того, что вы были избраны, особой смеси гордости и смирения, высокомерия, преломленного сквозь призму характерного для возлюбленных сочувствия тем, кому повезло меньше.

Конечно же, перспектива удачи и успеха может привести в действие самые разнообразные механизмы невротических страхов, чувства неполноценности, контрценностей, динамику синдрома Ионы и т.п. Для того, чтобы в полной мере приобщиться к высшим ценностям, необходимо сперва побороть эти защитные механизмы.
V

На этом уровне достигается трансценденция дихотомии "работа-игра"; заработок, увлечения, хобби, отпуск и т.п. должны быть определены заново на более высоком уровне.

И тогда, конечно же, о таком человеке можно сказать, что он в полном смысле является самим собой, актуализирует свое подлинное Я. Абстрактное заявление, экстраполяция из подобного наблюдения в сторону абсолютного и совершенного идеала формулируется примерно так: этот человек лучше всех во всем мире годится для данного дела, и данное конкретное дело лучше всего подходит для этого человека, его талантов, способностей и вкусов. Он был предназначен для этого дела, оно было предназначено для этого человека.

Конечно же, коль скоро мы примем и прочувствуем это, мы перейдем на следующий уровень рассуждении, а именно на уровень Бытия (Maslow, 1962), трансценденции. Теперь свои мысли и чувства мы с полным смыслом сможем облекать лишь в бытийный язык ("Б-язык", общение на мистическом уровне). Так, вполне очевидно, что для этих людей традиционная дихотомия между работой и игрой в полной мере трансцендируется (Marcuse, 1955; Maslow, 1965). Другими словами, для этого человека в подобной ситуации не существует различий между работой и игрой. Работая, он играет, и играя — работает. Если человек любит свой труд и получает от него наслаждение большее, чем от какой-либо иной деятельности, если он чувствует к нему тягу, если ему не терпится вновь приступить к нему после перерыва, тогда уместно ли здесь говорить о "работе" в том смысле, что кто-то вынужден делать что-то против своего желания?

Какая смысловая нагрузка, к примеру, остается на долю понятия "профессия"? Нередко можно заметить, что подобные люди во время отпуска, то есть тогда, когда они полностью свободны выбирать занятие и когда у них нет никаких внешних обязательств перед кем-либо другим, именно в это время они с радостью и в полной мере посвящают себя своей "работе". Или что тогда значит "поразвлечься"? Каково тогда значение слова "досуг"? Как такой человек "отдыхает"? Каковы его "обязанности", обязательства, ответственность? В чем его "хобби"?

Какое значение в подобной ситуации имеют деньги, зарплата, заработок? Лучшим уделом, величайшим счастьем для любого человека является возможность зарабатывать на жизнь делом, которое он страстно любит. Такова в большей или меньшей степени ситуация многих (большинства?) из наблюдавшихся мной людей. Конечно, деньги в определенной мере нужны, но никоим образом не являются важнейшей, конечной, абсолютной целью (в обеспеченном обществе и для благополучного человека). Денежный заработок представляет собой лишь малую часть получаемого "вознаграждения". Самоактуализационная работа, или Б-работа (работа на бытийном уровне), сама по себе являющаяся полноценным вознаграждением, превращает деньги и зарплату в побочный продукт, эпифеномен. Конечно, с большей частью человечества дело обстоит совсем по-другому — людям приходится делать что-то вопреки своим подлинным желаниям для того, чтобы заработать деньги, с помощью которых они могут получить то, что хотят на самом деле. Роль денег в бытийном мире несомненно отличается от их роли в дефицитарном мире, в мире базовых потребностей.

Проблема разнообразия мотиваций является по своей сути научной и может изучаться с помощью средств науки. В подтверждение этому укажу, что эти вопросы в определенной степени уже изучались на обезьянах. Наиболее очевидным примером является обширная литература, посвященная любопытству и иным предвестникам человеческого стремления к истине у обезьян (Maslow, 1962). В принципе, было бы возможно изучить эстетический выбор у этих и других животных в состоянии страха и вне его, у здоровых и нездоровых особей, в условиях простого и затрудненного выбора и т.п. Так же обстоит дело и с другими бытийными ценностями, такими, как порядок, единство, справедливость, законность, завершенность, — их тоже можно изучать у животных, детей и т.п.

Конечно, "высшие" означает также и наиболее слабые, необязательные, наименее насущные и осознаваемые, легче всего вытесняемые (Maslow, 1954, глава 8). Базовые потребности, будучи доминантными, диктуют свои требования, поскольку являются необходимыми для поддержания жизни, физического здоровья, для выживания. Однако метамотивация на самом деле существует в мире природы и среди обычных людей. Эта теория не нуждается в привлечении сверхъестественных сил, как она не нуждается в искусственном, априорном конструировании понятия Б-ценностей — это нечто большее, чем просто продукт логических умозаключений, продукт произвольного решения. Их может обнаружить любой, у кого есть желание и возможность повторить эти операции. Другими словами, эти заключения можно верифицировать или фальсифицировать, их можно повторить. Их можно сформулировать операционально. Многие из них можно опубликовать или продемонстрировать, то есть их могут одновременно наблюдать двое или более исследователей.

Если, таким образом, высшее существование ценностей доступно научному изучению и находится в рамках компетенции гуманистически ориентированной науки (Maslow, 1966; Polanyi, 1958), мы можем обоснованно постулировать вероятность прогресса в этой области. Развитие знаний о высшем существовании ценностей должно не только сделать возможным их более глубокое понимание, но и открыть новые перспективы самосовершенствования, совершенствования человеческого рода и всех его социальных институтов (Maslow, 1965). Мысль о "стратегии сочувствия", "технике духовности" ни в коей мере не должна внушать нам страха — они, несомненно, должны коренным образом отличаться от известных нам на сегодняшний день стратегий и техник более "низкого" порядка.
VI

Подобные влюбленные в свое дело люди имеют тенденцию идентифицироваться со своей "работой" (сливаться с ней или ее интроецировать), делать ее определяющей характеристикой своего Я. Работа становится частью их Я.

Если спросить у подобного самоактуализирующегося, влюбленного в работу человека: "Кто ты?", его ответ скорее всего будет указывать на его "призвание" — например, "Я юрист", "Я мать", "Я психиатр", "Я художник". Тем самым, такой человек сообщает, что свое призвание он идентифицирует со своей идентичностью, своим Я. Оно становится определением всей его сущности, ключевой характеристикой этого человека.

Что будет, если его спросить: "Кем бы ты был, если бы не был ученым (летчиком, учителем)?". Или: "Что было бы, если бы ты не был психологом?". У меня сложилось впечатление, что такие вопросы вызывают у них замешательство, повергают их в задумчивость, то есть сходу на эти вопросы ответить они неспособны. Или же подобный вопрос может показаться им забавным и смешным. Ответ как правило, заключается в следующем: "Если бы я не была матерью, антропологом, промышленником, это была бы не я. Это был бы кто-то другой. Я не могу представить себя кем-то другим".

Подобная реакция сродни тому замешательству, которое вызывает вопрос типа "Что, если ты был бы женщиной, а не мужчиной?".

Из этого следует предположение, что самоактуализирующиеся личности, как правило, воспринимают свое призвание как определяющую характеристику своего Я, с которой они идентифицируются, сливаются, сродняются. Оно становится неотъемлемым аспектом бытия такого человека.

(Я не пробовал намеренно задавать такой вопрос менее самореализованным людям. Мне кажется, что вышеизложенное обобщение в меньшей степени справедливо для одних людей (для которых их работа является несущественной), и что у других людей работа или профессия могут стать функционально автономными, то есть такой человек лишь юрист и не существует как личность вне этого определения.)
VII

Дело, которому они преданы, можно рассматривать как воплощение или их внутренних истинных ценностей (а не как средство для обеспечения существования вне работы или как функционально автономное образование). Человек любит дело (и интроецирует его) ИМЕННО ПОТОМУ, что в этом деле воплощаются такие ценности. То есть, по сути. любимыми являются ценности, а не работа как таковая.

Если спросить этих людей, почему они любят свою работу (или, более конкретно, в чем заключаются моменты наивысшего удовлетворения от этой работы, что в этой работе искупает все связанные с ней заботы, каковы связанные с ней пиковые переживания или моменты), то многие полученные конкретные, специфические ответы будут перекликаться с утверждениями, приведенными и обобщенными в таблице 2.

Помимо этого, будет получено и немало "тупиковых" ответов, типа "Я просто люблю своего ребенка. Почему я его люблю? Люблю, вот и все" или "Мне просто нравится повышать производительность моего завода. Почему? Просто получаю от этого удовольствие". Пиковые переживания, внутреннее удовольствие, существенные достижения, каков бы ни был их масштаб, не нуждаются в оправданиях и объяснениях. Они являются подкреплением сами по себе.
Таблица 2
Мотивация и источники удовлетворения самоактуализирующихся людей, достигаемые посредством работы или иным образом (помимо удовлетворения базовых потребностей)

Радость от достижения справедливости.

Радость от предотвращения жестокости и эксплуатации.

Борьба с ложью и неправдой.

Они любят, чтобы добродетель была вознаграждена.

Им нравятся счастливые финалы, "хэппи-энды".

Они не терпят, когда торжествуют грех и зло, они не терпят, когда людям сходит это с рук.

Они стремятся, чтобы зло было наказано.

Они пытаются исправить плохое положение вещей.

Им нравится делать добро.

Они любят вознаграждать и поощрять талант, достоинство, добродетель.

Они избегают славы, известности, почета, популярности, публичности, или, по меньшей мере, не стремятся к ним. Так или иначе, все это не представляется им слишком важным.

Им не требуется, чтобы их любили все без исключения.

Они, как правило, сами выбирают для себя области приложения сил (которых обычно у них не так много), а не идут на поводу у рекламы, пропаганды, требований других.

Они обычно получают наслаждение от мира, спокойствия, тишины. Борьба, суматоха, война им чаще всего не по душе (они не борются ради самой борьбы), при этом они способны чувствовать себя комфортно в центре "борьбы".

К вещам они подходят скорее практично, разумно, реалистично. Они любят, когда их действия эффективны, и не выносят, когда они бесплодны.

Борьба для них не оправдывает жестокости, агрессивности, параноидальности, мании величия, авторитарности, бунтарства — они ведут ее во имя блага. Она конструктивна.

Им удается одновременно любить мир таким, какой он есть, и стремиться его улучшать.

В любых обстоятельствах они не оставляют надежду на то, что людей, природу, общество можно улучшить.

В любых обстоятельствах они способны воспринимать добро и зло реалистично.

Они принимают вызов, который бросает им дело.

Их привлекает возможность улучшить ситуацию, работу. Им нравится делать вещи лучше.

Наблюдения в целом свидетельствуют, что их дети доставляют им огромное удовольствие, что им нравится помогать детям вырасти в хороших людей.

Они не нуждаются в лести, восхвалении, популярности, статусе, престиже, богатстве, почете. Они не стремятся к этому, и это даже не доставляет им удовольствия.

Они не скупятся на выражение благодарности или, по крайней мере, осознают свое счастье и удачу.

Они обладают чувством чести и достоинства. Это обязанность того, кто достиг большего совершенства, того, кто знает и видит, быть терпеливым и терпимым с другими — как с детьми.

Их скорее привлекают, чем пугают тайны, нерешенные проблемы, неизвестность, трудности.

Им нравится вносить порядок и справедливость в хаос, неразбериху, грязь, бесчестность.

Они ненавидят нечистоплотность, жестокость, нечестность, напыщенность, фальшь и неискренность (и борются с ними).

Он стремятся освободиться от иллюзий, шор, смело глядеть в глаза правде.

Им обидно, когда пропадает талант.

Они не совершают жестоких поступков; жестокость других вызывает у них гнев.

Они считают, что у каждого должен быть шанс полностью реализовать свой потенциал, у всех должны быть равные возможности.

Им нравится делать все хорошо, качественно выполнять свою работу. В целом, все это означает, что они любят достойно выполнять свое дело.

Одним из преимуществ положения босса для них является возможность жертвовать деньги своей организации, выяснять, где требуется помощь. Им приятно жертвовать свои деньги на дела, которые они считают важными, благими, стоящими. Филантропия доставляет им удовольствие.

Им нравится видеть самоактуализацию других, особенно молодых, содействовать ей.

Им нравится видеть счастье, способствовать ему.

Им доставляет большое удовольствие общение с достойными людьми (смелыми, честными, работящими, искренними, значительными, талантливыми, добродетельными). "Благодаря моей работе я встречаю немало прекрасных людей."

Им нравится принимать на себя ответственность (с которой они способны справится), они ее не боятся и не пытаются избежать.

Они все без исключения считают свое дело стоящим, важным, необходимым.

Им по душе большая эффективность, больший рационализм, экономичность, быстрота, простота работы, дешевизна, качество продукции, снижение количества деталей, число операций, трудоемкости, сложности, повышение надежности, безопасности, "элегантности".

Можно классифицировать список этих моментов удовлетворения, редуцировать его до меньшего набора категорий. Взявшись за это дело, я быстро понял, что лучшие и наиболее "естественные" категории классификации практически полностью являются абстрактными "ценностями" предельного, нередуцируемого характера, такими ценностями, как истина, красота, новизна, уникальность, справедливость, лаконичность, простота, доброта, аккуратность, эффективность, любовь, честность, невинность, совершенство, порядок, элегантность, рост, чистота, подлинность, покой, мир и т.п.

Для этих людей профессия является не функционально автономным образованием, а, скорее, носителем, средством, воплощением предельных ценностей. Для такого человека профессия, к примеру, юриста будет являться средством достижения справедливости, а не самоцелью. Это тонкое различие можно продемонстрировать следующим образом: один человек любит закон, поскольку тот является справедливостью, в то время, как другой, абсолютный технократ, не оперирующий понятиями ценностей, может любить закон просто как сам по себе достойный любви набор правил, порядков, процедур, независимо от окончательного их предназначения и от результатов их применения. О таком можно сказать, что он любит средство независимо от его назначения, как некоторые способны любить игру, не имеющую другого предназначения, кроме как быть игрой — например, шахматы.

Со временем я научился дифференцировать несколько типов идентификации с делом, профессией или призванием. Профессия может быть средством достижения скрытых, неосознаваемых целей, и с таким же успехом она может являться самоцелью. Или, другим словами, ее мотивацией могут являться как дефицитарные или даже невротические потребности, так и ме-тапотребности. Она может детерминироваться любой комбинацией этих потребностей и метапотребностей. Из простого высказывания "Я юрист, и я люблю свою работу" многого не выведешь.

Я могу с большой долей уверенности утверждать, что чем ближе к самоактуализации, к полной человечности стоит человек, тем с большей вероятностью мы можем обнаружить, что в основе его "работы" лежат метамотивы, а не базовые потребности. Для личностей, находящихся на более высокой ступени развития, "закон" является способом достижения скорее справедливости, истины, добра, чем финансового благополучия, статуса, престижа, власти, силы. Когда я задаю вопросы типа "От каких аспектов своей работы вы получаете наибольшее удовольствие? Что доставляет вам больше всего радости?", подобные люди скорее ответят в терминах внутренних ценностей, надындивидуальных, неэгоистичных интересов, как-то: стремление к справедливости, к истине, к торжеству добра и наказанию зла и т.д.
VIII

Эти внутренние ценности во многом совпадают с Б-ценностями и, возможно, идентичны им.

Хотя имеющиеся у меня, с позволения сказать, "данные" недостаточно основательны, чтобы обеспечить какую-либо точность моих утверждений, я придерживаюсь точки зрения, что моя классификация Б-ценностей, опубликованная ранее (Maslow, 1970), во многом близка приведенному выше списку выявленных конечных или внутренних ценностей. Содержание этих двух списков существенно совпадает, и в ходе дальнейшего изучения они могут оказаться идентичными. Я предпочитаю использовать свое описание Б-ценностей не потому, что оно теоретически изящнее, а потому, что эти ценности операционально определимы целым рядом способов (Maslow, 1970, приложение G). Другими словами, их можно обнаружить в конечной точке стольких путей поиска, что возникает подозрение в наличии общего между такими путями, как образование, искусство, религия, психотерапия, пиковые переживания, наука, математика и т.д. Тогда мы сможем рассматривать призвание, дело, миссию, "работу" самоактуализирующихся людей как еще один путь к достижению конечных ценностей. (По теоретическим соображениям здесь предпочтительнее говорить о бытийных или Б-ценностях, поскольку у меня сложилось убеждение, что самоактуализирующиеся, более человечные люди проявляют, как вне своего призвания, так и в нем, любовь к этим ценностям и находят в них источник удовлетворения.)

Иначе говоря, люди, достигшие достаточного удовлетворения своих базовых потребностей, "метамотивированы" Б-ценностями, или, по крайней мере, "конечными" предельными ценностями в той или иной их мере и в той или иной их комбинации.

Или, другими словами: самоактуализирующиеся люди не столько мотивированы (базовыми потребностями), сколько метамотивированы (метапотребностями или Б-ценностями).
IX

Подобная интроекция означает, что Я настолько расширилось и вобрало в себя некоторые аспекты мира, что, таким образом, трансцендируется различие между Я и не-Я (внешним, другим).

Эти Б-ценности или метамотивы, таким образом, перестают быть лишь интрапсихическими или организмическими. Они в равной степени являются и внутренними и внешними. Находящиеся внутри человека метапотребности и требовательность всего того, что лежит вне его, одновременно являются стимулом и реакцией друг для друга. При этом они движутся к тому, чтобы стать неразличимыми, в направлении их слияния.

Это означает, что различие между Я и не-Я снято (или трансцендировано). Теперь между миром и человеком существует менее выраженная грань, поскольку человек вобрал в себя часть мира и через это себя определяет. Можно сказать, что он становится расширенным Я. Если справедливость, правда или законность приобрели для него такую важность, что он идентифицирует с ними свое Я, то где же они существуют? В человеке или вне его? Подобное различие в этом случае становится практически бессмысленным, поскольку физическая оболочка человека перестает быть его границей. Свет внутренний теперь не отличается от света внешнего.

Обычный эгоизм, несомненно, теперь трансцендируется и требует определения более высокого порядка. Так, мы знаем, что такой человек может получать большее удовольствие (эгоистическое? неэгоистическое?) от пищи, когда ее ест его ребенок, а не он сам. Его Я расширилось настолько, что вобрало в себя и ребенка. Причинив боль его ребенку, вы причините боль ему самому. Я более не может идентифицироваться с биологическим индивидом, снабжаемым кровью через сердце и сосуды. Психологическое Я перерастает рамки тела.

Подобно тому, так объект любви может стать частью Я, его определяющей характеристикой, так же могут становиться его частью и любимое дело, любимые ценности. Многие люди, к примеру, столь страстно идентифицируются с борьбой против войны, расовой несправедливости, против бедности и нищеты, что готовы идти на большие жертвы, рисковать своей жизнью. При этом они, конечно же, жаждут справедливости не просто для своего биологического тела. Справедливость для них является всеобщей ценностью; это справедливость для всех, справедливость как принцип. Нападки на Б-ценности становятся также нападками на человека, вобравшего эти ценности в свое Я. Подобные нападки становятся личным оскорблением.

Идентификация высшего Я с высшими ценностями внешнего мира означает, по крайней мере в определенной степени, слияние с не-Я. Однако последнее относится не только к миру природы, но охватывает и других людей. Другими словами, наиболее ценностная часть Я такого человека будет подобна наиболее ценностной части Я других самоактуализирующихся людей. Такие Я частично совпадают.

Включение ценностей в Я имеет и другие важные последствия. Так, можно любить справедливость и правду в мире или же в другом человеке. То, как ваши друзья движутся к правде и справедливости, может доставлять вам радость, и, наоборот, если друзья удаляются от этих идеалов, вы будете ощущать печаль. Это легко понять. Но, предположим, вы чувствуете, что сами успешно движетесь к правде, справедливости, красоте, добродетели. Тогда вы вполне можете обнаружить, что вы полюбите себя и будете от себя в восхищении, будете испытывать чувство, подобное здоровой любви к себе, описанной Э.Фроммом {Fromm, 1947). Это проявление особой отстраненности и объективности по отношению к себе, для чего в нашей культуре нет места. Вы будете уважать себя и восхищаться собой, заботиться о себе и себя поощрять, чувствовать себя добродетельным, достойным любви и уважения человеком. Таким же образом человек, обладающий незаурядным талантом, может оберегать его и себя, так, будто он носитель чего-то, что одновременно является и не является им самим. Образно говоря, он может стать своим собственным хранителем.
Х

Похоже, что менее развитые индивиды используют свою работу скорее для достижения удовлетворения базовых потребностей, невротических потребностей, как средство существования, выполняют ее из привычки или в качестве реакции на культурные ожидания. Однако столь же вероятно, что разница здесь может быть количественной, а не качественной. Возможно, в той или иной степени все люди (потенциально) обладают метамотивацией.

Эти люди, работая конкретно во имя закона или семьи, науки, психиатрии, педагогики, искусства, то есть какого-либо общепринятого вида трудовой деятельности, будучи мотивированы этим и преданы этому делу, в большей степени мотивированы внутренними или конечными ценностями (или высшими фактами или аспектами действительности), по отношению к которым профессия является лишь носителем (Maslow, 1970; 1962). Таково впечатление, сложившееся у меня в результате наблюдения за этими людьми, интервьюирования их, например, в виде вопроса о том, почему им нравится работа доктора, или что в домашнем хозяйстве, руководстве комитетом, воспитании ребенка, творчестве доставляет им наибольшее удовольствие. Если вывести из сотен конкретных, специфических ответов то, к чему они стремятся, что доставляет им удовлетворение, что они ценят, ради чего изо дня в день работают, почему работают, десяток внутренних ценностей (или ценностей Бытия), то вполне осмысленно можно будет сказать, что они работают ради истины или красоты, ради законности и порядка, ради справедливости, ради совершенства. (Конечно же, помимо ценностей более низкого порядка.)

Я не работал специально с конкретной контрольной группой, то есть с несамоактуализирующимися людьми. Я могу сказать, что большая часть человечества является такой контрольной группой. У меня достаточно опыта, касающегося отношения к работе у обычных, незрелых людей, людей, страдающих неврозами или пограничными расстройствами, психопатов и т.д., и не подлежит никакому сомнению, что их отношение основано на стремлении к деньгам, удовлетворении базовых потребностей (а не Б-ценностей), на простой привычке, реагировании на стимулы, на невротических потребностях, подчинении общепринятым нормам, инерции (неосознанной и неосмысленной жизни), на выполнении требований других людей. Тем не менее, данный интуитивный здравый смысл или естественное умозаключение, конечно же, может легко быть подвергнуто более тщательной, контролируемой и спланированной проверке, которая может его либо подтвердить, либо опровергнуть.

У меня сложилось твердое убеждение, что четкого различия между моими испытуемыми, выбранными в качестве самоактуализирующихся личностей, и другими людьми не существует. Уверен, что каждый самоактуализирующийся человек, с кем я работал, в той или иной степени соответствует приведенному мной здесь описанию. Однако, представляется, что и некоторый процент других, менее здоровых индивидов, также в некоторой мере метамотивирован Б-ценностями. В первую очередь это касается людей, обладающих особыми способностями, и людей, попавших в особо удачные обстоятельства. Возможно, все люди и некоторой мере метамотивированы 24.

Привычные категории карьеры, профессии или работы могут служить каналами различных других типов мотивации, не говоря уже об обычной привычке, выполнении общепринятых норм или функциональной автономии. Они могут удовлетворять, или безуспешно стремиться удовлетворять, любые из базовых потребностей, равно как и различные невротические потребности. Они могут являться каналом "отреагирования" или реализации защитных механизмов с тем же успехом, что и средством подлинного удовлетворения.

Мое предположение, основывающееся как на "эмпирическом" опыте, так и на общей психодинамической теории, заключается в том, что наиболее верным и наиболее полезным для нас будет считать, что эти разнообразные привычки, детерминанты, мотивы и метамотивы действуют одновременно в форме очень сложной структуры, в которой центральную роль может играть тот или иной из подобных типов мотивов или детерминант. Другими словами, наиболее развитые личности в большей мере движимы метамотивами и в меньшей мере базовыми потребностями, чем люди обычные, менее развитые.

Другой догадкой является необходимость учитывать смешение ценностей. Я уже рассказывал (Maslow, 1954, глава 12) о своем впечатлении, что наблюдаемые мной самоактуализирующиеся люди довольно просто и решительно определяют, что для них правильно, а что нет. Это резко контрастирует с повсеместной путаницей ценностей. Мало того, нередко это не просто путаница, а поразительная тенденция превращать черное в белое, активное неприятие хороших (или старающихся быть таковыми) людей, совершенства, превосходства, красоты, таланта и т.п.

"Политики и интеллектуалы мне скучны. Они представляются мне нереальными; реальными же мне видятся те, кто меня на сегодняшний день окружает: шлюхи, воры, наркоманы и т.д." (Из интервью с Нельсоном Алгреном.)

Данное неприятие я называю "контрценностным". С равным успехом я мог бы окрестить его ницшеанским термином "ressentiment".
XI

Полное определение человека или человеческой природы должно, таким образом, включать внутренние ценности.

Если попытаться определить глубочайшие, наиболее аутентичные, наиболее фундаментальные аспекты подлинного Я, идентичности, аутентичной личности, то окажется, что для полноты этого определения необходимо включить не только конституцию и темперамент, не только анатомию, физиологию, неврологию и эндокринологию, не только способности, биологический стиль, не только базовые инстинктиноидные потребности, но также и Б-ценности, которые при этом являются и личными Б-ценностями. (Это следует понимать как полное отвержение сартровского произвольного экзистенциализма, в котором Я создается волевым решением.) Они являются частью "природы" человека, его определения или сути в неменьшей степени, чем его более "низкие" потребности — по крайней мере у наблюдаемых мной самоактуализирующихся личностей. Эти ценности следует включать в любое полное определение человека, полной человечности, "личности". Действительно, у большинства людей они не вполне очевидны или актуализированы (то есть действительны и функционально действенны). Тем не менее, насколько я это на данный момент себе представляю, они не исключены как потенциальные у любого человека, рождающегося в этом мире. (Конечно же, можно предположить, что в будущем будут обнаружены данные, противоречащие этому взгляду. Также тут действуют и чисто семантические и категориальные соображения — например, какое значение следует придавать понятию "самоактуализация" в случае умственно неполноценного человека.) В любом случае, я считаю, что это предположение верно по крайней мере для части людей.

Всеобъемлющее определение полностью развитого Я или личности включает подобную систему ценностей, которая метамотивирует человека.
XII

Эти внутренние ценности по своей природе инстинктоидны, то есть они необходимы а) для предотвращения болезни и б) для достижения полнейшей человечности или полноценного развития. "Болезни", возникающие в результате депривации внутренних ценностей (метапотребностей), мы можем назвать метапатоло-гиями. "Высшие" ценности, духовная жизнь, высшие стремления человечества, таким образом, являются полноправным предметом научного рассмотрения и исследования. Они относятся к природному миру.

Здесь хотелось бы выдвинуть еще один тезис, также основывающийся на несистематизированных и неспланированных наблюдениях по поводу контраста между моими субъектами и популяцией в целом. Тезис заключается в следующем: я назвал базовые потребности инстинктоидными и биологически необходимыми по ряду причин (Maslow, 1954, глава 7), однако в первую очередь в силу необходимости удовлетворения базовых потребностей человека для того, чтобы избежать болезни, атрофии человечности и, в позитивном аспекте, для того, чтобы двигаться вперед и вверх, к самоактуализации или полной человечности. У меня сложилось прочное убеждение, что нечто аналогичное распространяется и на метамотивацию у самоактуализирующихся людей. Метамотивы представляются мне также биологически необходимыми для того, чтобы (а) в негативном аспекте — избежать "болезни" и (б) в позитивном — достичь полной человечности. Поскольку эти метамотивы являются, по отдельности или в совокупности, внутренними ценностями Бытия, все это приводит нас к тому, что Б-ценности по своей природе инстинктоидны.

Подобные "болезни" (происходящие от депривации Б-ценностей, метапотребностей или Б-фактов) новы и еще не были описаны как таковые, то есть как патологии, за исключением случайных или косвенных описаний и работ В.Франкла (FrankI, 1966), где они описываются в весьма общем и обширном виде, в несистематизированной и потому не пригодной для исследования форме. Веками они рассматривались скорее религиозными мыслителями, историками и философами в понятиях духовных или религиозных проблем, а не врачами, учеными или психологами в понятиях психиатрических, психологических или биологических "болезней", ущербностей или слабостей. В некоторой степени эта область частично совпадает и с социологическими и политическими расстройствами, "социальными патологиями" и т.п. (табл. 3).
Таблица 3
Общие метапатологии

Отчуждение.

Аномия.

Ангедония.

Потеря вкуса к жизни.

Потеря смысла.

Неспособность получать наслаждение. Безразличие.

Скука, тоска.

Жизнь теряет собственную ценность и самооправдание.

Экзистенциальный вакуум.

Ноогенный невроз.

Философский кризис.

Апатия, отстраненность, фатализм.

Отсутствие ценностей.

Десакрализация жизни.

Духовные заболевания и кризисы. "Сухость", бесплодие, застой.

Аксиологическая депрессия.

Желание смерти, сдача на "волю судьбы". Безразличие к собственной смерти.

Чувство собственной бесполезности, ненужности, незначимости. Тщетность.

Безнадежность, апатия, поражение, прекращение совладания, капитуляция.

Чувство полной детерминированности. Беспомощность. Отсутствие ощущения свободы воли.

Абсолютное сомнение. Есть ли хоть что-нибудь стоящее? Есть ли что-нибудь значащее?

Отчаяние, мука.

Безрадостность.

Опустошенность.

Цинизм, неверие, потеря веры в высшие ценности или упрощенное их толкование.

Метажалобы.

Бесцельное разрушение, ярость, вандализм.

Отчуждение от старших, родителей, авторитета, любого общества.

Я буду называть эти "болезни" (или, точнее, снижения человечности) "метапатологиями" и рассматривать их как последствия депривации Б-ценностей в целом или каких-либо отдельных Б-ценностей (см. табл. 3 и 4). Путем экстраполяции из моих предыдущих описаний и классификаций Б-ценностей, осуществленных с помощью различных операций, можно составить что-то наподобие периодической таблицы (табл. 4), в которой могут быть обозначены пока не открытые болезни, которые еще предстоит определить. В той степени, насколько они будут открыты и описаны, будут подтверждены и мои гипотезы. (Я рассматривал мир телевидения и, в особенности, мир телерекламы как богатый источник проявлений метапатологии всех типов, то есть вульгаризации или разрушения всех внутренних ценностей, хотя, конечно, легко доступны и многие другие источники данных.)

Хаос, непредсказуемость. Потеря безопасности. Настороженность.

Настойчивое чувство незавершенности. Безнадежность. Прекращение борьбы и совладания. Бесполезность попыток.

Беспокойство, гнев, цинизм, недоверие, беззаконие, "закон джунглей", полный эгоизм.

Беспокойство. Настороженность. Утеря чувства безопасности, предсказуемости. Необходимость бдительности, настороженности, осмотрительности, напряженности.

Излишняя сложность, непонятность, замешательство, конфликт, потеря ориентации.

Депрессия, беспокойство, потеря интереса к миру.

Усталость, перегрузка, борьба, неуклюжесть, громоздкость, ригидность.

Унылость, депрессия, параноидальное отсутствие юмора, потеря вкуса к жизни. Безрадостность. Потеря способности наслаждаться.

Зависимость (?) от воспринимающего (?). Ответственность перекладывается на него.

Утрата смысла. Отчаяние. Бессмысленность жизни.
Таблица 4
Б-ценности и специфические метапагологии

	Б-ценности	Патогенная депривация	Специфические метапатологии
1.	Истина	Бесчестность	Неверие, недоверие, цинизм, скептицизм, подозрение.
2.	Добро	Зло	Полный эгоизм. Ненависть, отвращение, омерзение. Доверие одному себе; все для одного себя. Нигилизм. Цинизм.
3.	Красота	Уродство	Вульгарность. Специфическая «несчастность», беспокойство, потеря вкуса, напряжение, усталость. Филистерство. Уныние.
4.	Единство, целостность	Хаос. Атомизм, разрыв связей	Дезинтеграция, «мир распадается». Произвол.
4а.	Трансценденция дихотомий (единство противоположностей)	Черно-белая дихотомичность. Утрата полутонов, степеней. Навязанная поляризация. Навязанный выбор	Видение всего черно-белым, «или-или». Все воспринимается как дуэль, война или конфликт. Низкая синергия. Упрощенный взгляд на мир.
5.	Жизненность, процесс	Мертвенность. Механизация жизни	Мертвенность. Роботизация. Ощущение полной детерминированности собственной жизни. Утрата эмоций. Скука; потеря вкуса к жизни. Пустота переживаний.
6.	Уникальность	Одинаковость, единообразие, заменимость	Потеря чувства самости и индивидуальности. Ощущение собственной заменимости, анонимности, ненужности.
7.	Совершенство	Несовершенство, неряшливость, некачественность, низкопробность	Разочарование (?), безнадежность, отсутствие стимулов к работе.
7а.	Необходимость	Случайность, окказионализм, непостоянство	Хаос, непредсказуемость. Потеря безопасности. Настороженность.
8.	Завершенность, конечность	Незавершенность	Настойчивое чувство незавершенности. Безнадежность. Прекращение борьбы и совладания. Бесполезность попыток.
9.	Справедливость	Несправедливость	Беспокойство, гнев, цинизм, недоверие, беззаконие, «закон джунглей», полный эгоизм.
9а.	Порядок	Беззаконие. Хаос. Падение авторитетов	Беспокойство. Настороженность. Утеря чувства безопасности, предсказуемости. Необходимость бдительности, настороженности, осмотрительности, напряженности.
10.	Простота	Вводящая в замешательство сложность. Разделенность. Дезинтеграция	Излишняя сложность, непонятность, замешательство, конфликт, потеря ориентации.
11.	Насыщенность. Полнота. Богатство.	Убогость. Безликость	Депрессия, беспокойство, потеря интереса к миру.
12.	Легкость	Трудность	Усталость, перегрузка, борьба, неуклюжесть, громоздкость, ригидность.
13.	Игра	Отсутствие юмора	Унылость, депрессия, параноидальное отсутствие юмора, потеря вкуса к жизни. Безрадостность. Потеря способности наслаждаться.
14.	Самодостаточность	Случайность, окказионализм	Зависимость (?) от воспринимающего (?). Ответственность перекладывается на него.
15.	Осмысленность	Бессмысленность	Утрата смысла. Отчаяние. Бессмысленность жизни.

Третья колонка в таблице 4 представляет собой лишь весьма предварительную попытку, которую не стоит рассматривать слишком серьезно, разве только в качестве обозначения области будущих задач. Эти конкретные метапатологии представляются фигурой на фоне общей метапатологии. Единственная конкретная метапатология, с которой мне приходилось иметь дело сколько-нибудь продолжительное время, это первая в таблице (см. Maslow, 1962, глава 5), и, возможно, данная работа должна служить стимулом для дальнейших попыток — я думаю, вполне реальных — по описанию и других метапатологии. Как мне кажется, может оказаться полезным изучение литературы по религиозной патологии, в особенности в рамках мистической традиции. Я догадываюсь, что некоторые подходы к проблеме могут быть обнаружены в мире "элитарного" искусства, социальной патологии, гомосексуальной субкультуры, негативистского экзистенциализма (Wilson, 1967). Клинические истории из области экзистенциальной психотерапии, духовные заболевания, экзистенциальный вакуум, "сухость" и "постность" мистиков; дихотомизация, вербализация и сверхабстракция общих семантиков; филистерство, с которым борются творческие люди; механизация, роботизация и деперсонализация, о которых говорят социальные психиатры; отчуждение, потеря идентичности, склонность к карательным мерам, нытье, жалобы и чувство беспомощности, суицидальные тенденции; описанные К.Юнгом религиозные патологии; ноогенные расстройства по В.Франклу; расстройства характера в терминах психоанализа — эти и многие другие расстройства ценностей являются несомненно релевантным источником информации.

Обобщая вышесказанное: если исходить из того, что подобные расстройства, болезни, патологии или атрофии (происходящие от депривации удовлетворения метапотребностей) действительно снижают полную человечность или человеческий потенциал, и если согласиться с тем, что удовлетворение, или осуществление Б-ценностей повышает или реализует человеческий потенциал, то подобные внутренние или конечные ценности несомненно могут рассматриваться в качестве инстинктоидных потребностей (Maslow, 1965, с. 33-47), лежащих в той же области рассмотрения и на той же иерархической шкале, что и базовые потребности. Данные метапотребности хотя и обладают определенными особыми свойствами, отличающими их от потребностей базовых, находятся тем не менее в той же области изучения и исследования, что, скажем, потребность в витамине С или кальции. Они лежат в области науки, в широком ее понимании, и ни в коей мере не являются исключительной компетенцией теологов, философов или художников. Духовная или ценностная жизнь тем самым оказывается в мире природы, а не остается каким-то отдельным, противоположным миром. Она подлежит рассмотрению как психологией, так и общественными науками, и, теоретически, рано или поздно должна стать также проблемой и неврологии, эндокринологии, генетики и биохимии, когда эти дисциплины разработают соответствующие методы.
XIII

Метапатологии среди живущей в достатке и избалованной молодежи происходят отчасти из-за депривации внутренних ценностей, фрустрированности "идеализма" в результате разочарованности обществом, которое им (ошибочно) кажется мотивированным лишь низшими, животными, материалистическими потребностями.

Из данной теории метапатологии вытекает следующее легко поддающееся проверке предположение: я считаю, что значительная доля социальной патологии среди обеспеченных людей (уже удовлетворивших свои потребности более низкого порядка) является следствием нехватки внутренних ценностей. Иными словами, плохое поведение обеспеченных, привилегированных, удовлетворенных в своих базовых потребностях школьников и студентов во многом обусловлено фрустрацией "идеализма", столь часто присущего молодым. Моя гипотеза заключается в том, что подобное поведение может являться результатом сочетания продолжающихся поисков чего-то, во что бы можно было верить, с озлобленностью, вызванной разочарованием. (У некоторых молодых людей я иногда обнаруживал полное отчаяние или чувство безнадежности, связанные с сомнением в самом существовании подобных ценностей.)

Конечно же, подобный фрустрированный идеализм и порой безнадежность частично обусловлены влиянием и распространением во всем мире скудоумно ограниченных теорий мотивации. К чему, помимо бихевиористских и позитивистских теорий (или, скорее, антитеорий), являющихся простым отказом попросту увидеть саму проблему и, тем самым, разновидностью психоаналитического отрицания, могут прислушаться идеалистичные юноши и девушки?

Не только вся наука XIX в. и ортодоксальная академическая психология не способны ничего предложить, но и основные теории мотивации, которыми руководствуется большинство людей, могут привести к депрессии и цинизму. Фрейдисты, по крайней мере в своих официальных трудах (но не в успешной терапевтической практике), до сих пор редукционистски трактуют все высшие человеческие ценности. Самыми глубинными и подлинными мотивами считаются опасные и отвратительные, в то время, как высшие человеческие ценности и добродетели считаются в своей основе фальшью, иллюзией, закамуфлированными вариантами "глубинного, темного и грязного". Представители наших общественных наук в большинстве своем вызывают не меньшее разочарование. Тотальный культурный детерминизм и по сей день является официальной, ортодоксальной доктриной значительной, а то и большей части социологов и антропологов. Данная доктрина не только отрицает наличие у человека высшей мотивации, но и катастрофически близко подходит к отрицанию "человеческой природы" вообще. Экономисты — не только на Западе, но и на Востоке — в основе своей материалистичны. В отношении экономической "науки" мы вынуждены решительно констатировать, что она в целом является умелым, буквальным, техническим применением полностью ложной теории человеческих потребностей и ценностей, теории, признающей лишь существование потребностей более низкого порядка, материальных потребностей (Schumacher, 1967; Weisskopf, 1963; Wooton, 1967).

И как молодым не разочароваться и не утратить иллюзии? К чему еще может привести то, что человек, удовлетворив все свои материальные и животные потребности, не достигает счастья, обещанного не только теоретиками, но и житейской мудростью родителей и учителей, настойчивой полуправдой-полуложью, насаждаемой рекламой?

Какова тогда участь "вечных истин"? Высшей правды? Большинство слоев общества передает их в ведение церкви и догматичных, институционализированных, ритуализированных религиозных организаций. Но это также является отрицанием высшей человеческой природы! Этим, по сути, говорится, что ищущий молодой человек решительно ничего не найдет в самой человеческой природе. Абсолютное он должен искать во внечеловеческом, внеприродном источнике, источнике, в который сегодня не верят или который отвергают большинство думающих молодых людей.

"Конечным продуктом подобного пресыщения является то, что на сцене все в большей и большей мере доминируют материальные ценности. В результате жажда ценностей духовных остается неудовлетворенной. Цивилизация, тем самым, оказывается на грани катастрофы" (Э.Ф.Шумахер). Я уделил здесь основное внимание "фрустрированному идеализму" молодежи, поскольку считаю его актуальной исследовательской проблемой сегодняшнего дня. Но, конечно же, любые метапатологии у любого человека я в такой же мере считаю "фрустрированным идеализмом".
XIV

Эта нехватка ценностей и ценностный голод являются результатом как внешней депривации, так и внутренней амбивалентности и контрценностей.

Мы не просто являемся пассивными жертвами метапатологии, вызываемой внешней ценностной депривацией, — мы боимся высших ценностей как в нас самих, так и вне нас. Они нас не только влекут — они нас также пугают, вводят в замешательство, приводят в трепет. Другими словами, мы испытываем амбивалентность и конфликт. Мы защищаемся от Б-ценностей. Против высшего в нас самих мы используем вытеснение, отрицание, реактивные образования и, возможно, все остальные фрейдистские защитные механизмы так же, как мы мобилизуем их против низшего. Смирение и чувство собственной недостойности могут привести к избеганию высших ценностей. Такую же роль может сыграть и ошеломление перед лицом их необъятности.

Есть основания полагать, что метапатологии могут вызываться самодепривацией, равно как и депривацией, обусловленной внешними обстоятельствами.
XV

Иерархия базовых потребностей является доминантной по отношению к метапотребностям.

Базовые потребности и метапотребности существуют в одной иерархической структуре, то есть лежат на одном континууме, находятся в одной области познания. И те и другие обладают общим свойством быть "потребными" (необходимыми, нужными человеку) в том смысле, что их депривация приводит к "болезни" и атрофии, а их "насыщение" благоприятствует развитию в направлении к большей человечности, большему счастью и большей радости, к психологическому "успеху", к большему числу пиковых переживаний и, в целом, к большей жизни на уровне Бытия. Другими словами, они все биологически желательны и все благоприятствуют биологическому успеху. Тем не менее, они также определенным образом различаются. Биологическая ценность или успех рассматривались лишь в негативном аспекте, то есть просто как поддержание существования, жизнеспособности, избегание болезни, выживание индивида и его потомства. Но мы здесь подразумеваем также наличие позитивных критериев биологического или эволюционного успеха, то есть не только ценности выживания, но и ценности осуществления. Удовлетворение базовых потребностей и метапотребностей способствует формированию "лучших особей", биологически высших в иерархии доминантности. Не просто сильнейшее, более доминантное, более успешное животное имеет больше возможностей для удовлетворения, лучшую территорию, большее потомство и т.п.; не просто более слабое, низшее в иерархии доминантности, более заменимое животное с большей вероятностью может быть съеденным или испытывать голод и с меньшей вероятностью способно произвести потомство и т.п., но также лучшая особь живет более полной жизнью с большей удовлетворенностью и меньшей фрустрацией, болью и страхом. Не вдаваясь в описание удовольствия у животных (что я, тем не менее, считаю вполне осуществимой задачей) мы, однако, можем вполне обоснованно поставить вопрос: "Разве нет разницы между биологической, а также психологической жизнью индийского крестьянина и американского фермера, даже если они оба производят на свет потомство?".

Во-первых, ясно, что вся иерархия базовых потребностей доминантна по отношению к метапотребностям, или, другими словами, метапотребности субдоминантны (менее насущны, неотложны или сильны) по отношению к базовым потребностям. Я рассматриваю это как обобщенное статистическое утверждение, поскольку мне известны отдельные люди, которым присущ особый талант или уникальная чувствительность, делающая истину, красоту или доброту более важными и необходимыми, чем некоторые базовые потребности.

Во-вторых, базовые потребности можно считать дефицитар-ными потребностями, обладающими различными уже описанными характеристиками дефицитарности, в то время как метапотребности скорее обладают особыми свойствами, описанными применительно к "мотивации роста" (Maslow, 1962, глава 3).
XVI

Метапотребности обладают равной побудительностью (в среднем). Мне не удалось выявить общей иерархии доминирования. Но у любого конкретного человека они могут быть и зачастую являются организованными иерархически в соответствии с его специфическими талантами и конституциональными отличиями.

Метапотребности (или Б-ценности, или Б-факты), насколько я могу видеть, не иерархизованы по степени доминантности, а, похоже, обладают равной побудительностью в среднем. Если сформулировать это по-иному, более адекватно для других целей, то можно сказать, что каждый человек обладает собственными приоритетами, иерархией или системой доминирования в соответствии с собственными способностями, темпераментом, навыками, возможностями и т.п. Для одного красота может быть важнее истины, для его брата — наоборот, с той же статистической вероятностью.
XVII

Похоже, что любая внутренняя или бытийная ценность полностью определяется большинством или всей совокупностью других Б-ценностей. Возможно, они образуют некоторое единство, в которой каждая конкретная Б-ценность является всем этим целым, рассматриваемым с определенного угла зрения.

У меня сложилось (неопределенное) впечатление, что любая Б-ценность полностью и адекватно определяется всей совокупностью других Б-ценностей. Истина, если определить ее полностью, должна быть красивой, хорошей, совершенной, справедливой, простой, упорядоченной, закономерной, живой, всеобъемлющей, единой, трансцендирующей дихотомии, легкой и увлекательной. (Формула "Правда, вся правда и ничего, кроме правды", несомненно, не вполне адекватна.) Красота, если определить ее полностью, должна быть истинной, хорошей, совершенной, живой, простой и т.д. Это выглядит так, будто все Б-ценности представляют собой некоторое единство, где каждая отдельная ценность подобна грани единого целого.
XVIII

Ценностная жизнь (духовная, религиозная, философская, аксиологическая и т.п.) является аспектом человеческой биологии и лежит на том же континууме, что и "низшая" животная жизнь (они не находятся в отдельных, дихотомизированных или взаимоисключающих мирах). Таким образом, она, возможно, является видовой, надкультурной особенностью, хотя она и должна быть актуализирована культурой для того, чтобы обрести существование.

Все это означает, что так называемая духовная, или ценностная, жизнь, или "высшая" жизнь, находится на том же континууме (является таким же качеством или особенностью), что и жизнь плоти или тела, то есть животная жизнь, материальная жизнь, "низшая" жизнь. То есть, духовная жизнь является частью нашей биологической жизни. Она является хоть и "высшей", но все-таки частью последней.

Духовная жизнь, тем самым, является частью человеческой сущности. Это определяющая характеристика человеческой природы, без которой человеческая природа не будет являться таковой в полной мере. Это часть Подлинного Я, идентичности человека, его внутренней сердцевины, видовой характеристики, полной человечности. Насколько возможны чистое самовыражение, чистая спонтанность, настолько могут проявляться метапотребности. "Раскрывающие", даосистские, экзистенциально-терапевтические, логотерапевтические (Frankl, 1966) или "онтогоги-ческие" техники (Bugental, 1967) должны раскрывать и усиливать метапотребности так же, как и базовые потребности.

Глубинно-диагностические и терапевтические техники должны, помимо прочего, также раскрывать метапотребности, поскольку, как это ни парадоксально, наша "высшая природа" является также нашей "глубинной природой". Ценностная жизнь и жизнь животная не существуют в двух отдельных мирах, как то предполагалось в большинстве религий и философских концепций, равно как и в классической, обезличенной науке. Духовная жизнь (жизнь созерцательная, "религиозная", философская или ценностная) находится в компетенции человеческой мысли и, в принципе, достижима собственными усилиями человека. Хотя она и была исключена из реального мира классической бесценностной наукой, смоделированной по типу физики, она может быть возвращена в качестве предмета исследования наукой гуманистической. Тем самым, подобная расширенная наука, для того чтобы быть "реальной" и естественной, основанной на фактах, а не на желаемом, человеческой, а не сверхчеловеческой, должна признавать вечные истины, абсолютную правду, конечные ценности в качестве полноправных научных проблем, требующих изучения.

На практике, конечно, подобные проблемы исследовать сложно. Низшая жизнь доминантна по отношению к жизни высшей, что означает, что последняя проявляется с меньшей вероятностью. Предпосылки метамотивированной жизни гораздо более многочисленны не только в смысле предшествующего удовлетворения целой иерархии базовых потребностей, но также и в смысле большего числа "благоприятных условий" (Maslow, 1970), необходимых для того, чтобы эта жизнь стала возможной. Для нее требуются гораздо более благоприятные обстоятельства, должно быть преодолено материальное неблагополучие, должен быть доступен широкий спектр выбора наряду с условиями, делающими возможным его реальное и эффективное осуществление; также необходимы и синергичные социальные институты (Maslow, 1965) и т.д. В целом, мы должны говорить лишь о том, что высшая жизнь в принципе возможна, но не о том, что она весьма вероятна, распространена или легко достижима.

Также должен подчеркнуть, что метамотивация является общевидовым свойством и, тем самым, надкультурна и общечеловечна, а не создается культурой произвольно. Поскольку здесь весьма вероятно неправильное понимание, позвольте мне сформулировать это так: метапотребности представляются мне инстинктоидными, то есть имеющими существенную наследственную, видовую детерминацию. Но они являются скорее потенциальными, чем актуальными. Культура обязательно и непременно нужна для их актуализации, но при этом культура может оказаться неспособной актуализировать их, что происходило и происходит на деле в большинстве известных культур. Тем самым, здесь скрыто присутствует надкультурный фактор, способный критиковать любую культуру извне или сверху, а именно в терминах того, насколько она благоприятствует или препятствует самоактуализации, полной человечности и метамотивации (Maslow, 1970). Культура может быть синергична с биологической сущностью человека, или же она может быть антагонистична по отношению к последней — культура и биология в принципе не являются противоположными друг другу.

Можем ли мы, исходя из этого, сказать, что каждый человек жаждет высшей жизни, духовности, Б-ценностей? Здесь мы с разбегу натыкаемся на ограниченность нашего языка. Конечно же, мы можем сказать, что в принципе подобная жажда может считаться потенциальной у каждого новорожденного ребенка, пока не будет доказано обратное. Наиболее адекватным предположением будет то, что если подобная потенциальность утрачивается, то утрачивается она после рождения. Сегодняшние социальные реалии таковы, что можно с высокой вероятностью считать: большинство новорожденных никогда не реализует этот потенциал и никогда не поднимется до высших уровней мотивации из-за бедности, эксплуатации, предрассудков и т.п. В мире на сегодняшний день на деле существует неравенство возможностей. В отношении взрослых также можно обоснованно отметить, что данный прогноз для каждого из них будет зависеть от того, как и где они живут, в каких социальных, экономических и политических условиях, от степени и масштаба психопатологии и т.д. При этом будет неразумным (по крайней мере, в аспекте социальной стратегии) отрицать возможность метажизни вообще и в принципе для любого человека. "Неизлечимое", в конце концов, может "излечиваться" как в психиатрическом аспекте, так и в аспекте самоактуализации — вспомним пример Синанона. И, конечно же, было бы глупо вообще отказаться от этой возможности для будущих поколений.

Так называемая духовная (трансцендентная или аксиологическая) жизнь четко укоренена в биологической природе видов. Это некоторая "высшая" животность, условием которой является здоровье "низшей" животности, то есть эти два образования являются иерархически интегрированными (а не взаимоисключающими). Но данная высшая, духовная "животность" настолько робка, слаба и столь просто утрачивается, столь легко подавляется более сильными культурными факторами, что широко актуализированной она может стать только в культуре, благорасположенной к человеческой природе и, тем самым, содействующей ее полному росту.

Именно это соображение может послужить ключом к разрешению многих ненужных споров и дихотомий. Например, если "дух" а la Гегель и "природа" а la Маркс на самом деле иерархически интегрированы на одном континууме, равно как и обычные варианты "идеализма" и "материализма", то природа данного иерархического континуума обеспечивает целый ряд решений. Так, низшие потребности (животные, природные, материальные) доминантны в конкретных, эмпирических, операциональных, ограниченных аспектах по отношению к так называемым высшим базовым потребностям, которые, в свою очередь, доминантны по отношению к метапотребностям (духовности, идеалам, ценностям). Другими словами, "материальные" условия жизни имеют значительный приоритет (предшествуют, обладают большей силой) по сравнению с высшими идеалами и даже доминантны по отношению к идеологии, философии, религии, культуре и т.п. в четко определяемых, конкретных аспектах. Но при этом высшие идеалы и ценности — отнюдь не эпифеномен ценностей более низкого порядка. Они скорее обладают тем же качеством биологической и психологической реальности, отличаясь при этом своей силой, насущностью или приоритетностью. В любой иерархии доминирования, как в нервной системе или табели о рангах, высшее и низшее одинаково реально и присуще человеку. При желании, можно рассматривать историю с точки зрения стремления к высшей человечности или с точки зрения развертывания имманентной Идеи в духе немецких профессоров — сверху вниз. Или же, с равным успехом, можно искать первую, самую основную или абсолютную причину в материальных условиях, то есть идти снизу вверх. (Тогда можно принять за правду утверждение о том, что "собственные интересы являются основой всей человеческой природы" в том смысле, что они доминантны. Но это подтверждение не будет верным в качестве достаточного определения всех человеческих мотивов.) Обе эти теории полезны, каждая для своих интеллектуальных целей, и у обеих имеется собственное психологическое значение. Не нужно спорить о примате духа над материей" или наоборот. Если русских сегодня беспокоит распространение идеализма и духовной философии, то, на самом деле, это не должно их пугать. На основании того, что мы знаем о развитии индивидов и общества, можно говорить, что определенная доля духовности является вероятным следствием удовлетворения материализма. (Для меня величайшей загадкой является то, почему достаток одним позволяет развиваться, а других фиксирует на строго "материалистическом" уровне.) Но не менее справедливо то, что религиозному деятелю, насаждающему духовные ценности, стоит начать с обеспечения питания, крова, дорог и т.п., того, что является более базовым, чем проповеди.

Размещая низшую, животную наследственность на одной шкале с "высшим", наиболее духовным, аксиологическим, ценностным, "религиозным" (тем самым утверждая, что духовность также животна, то есть относится к высшей животности), мы можем трансцендировать и ряд других дихотомий. Так, голос дьявола, порока, плоти, зла, эгоизма, эгоцентризма, корысти и т.п. был отделен от священного, идеального, добра, вечной истины, высших устремлений и т.п., противопоставлен им. Порой священное или лучшее считалось частью человеческой природы. Но гораздо чаще в истории человечества добро рассматривалось как что-то, лежащее вне человеческой природы, выше ее, как нечто сверхприродное.

У меня сложилось пока не полностью оформленное впечатление, что большинство религий, философий или идеологий с большей вероятностью признавали зло или худшее за изначальное свойство человеческой природы. Но даже наши "худшие" стремления порой экстериоризировались в виде, к примеру, голоса Сатаны или чего-то подобного.

Не менее часто на нашу "низшую" животную природу автоматически клеился ярлык "зла" (Maslow, 1954), хотя, в принципе, с таким же успехом ее можно было бы рассматривать в качестве добра", как то делалось и делается в ряде культур. Возможно, та клевета на нашу низшую животную природу отчасти обусловлена самой тенденцией к дихотомизации (дихотомизация вызывает патологию, а патология способствует дихотомизации, которая, с холистической точки зрения, обычно в своей основе неверна). Если это так, то понятие метамотивации должно обеспечить теоретическую базу для разрешения этих (в большинстве своем) ложных дихотомий.
XIX

Удовольствия и удовлетворения можно упорядочить в уровневую иерархию от низшего к высшему. Таким же образом можно рассматривать и гедонистические теории от низшего к высшему уровню, то есть метагедонизму.

Тоща Б-ценности, рассматриваемые как удовлетворение метапотребностей, являются также высшими радостями или высшим счастьем из всего того, что мы знаем.

В другой работе (Maslow, 1966) я указывал на необходимость и целесообразность осознания того, что существует иерархия удовольствий начиная, к примеру, от избавления от боли, включая удовольствие от горячей ванны, радость от общения с друзьями, наслаждение прекрасной музыкой, счастье от рождения ребенка, экстаз высшей любви и вплоть до слияния с Б-ценностями.

Подобная иерархия позволяет решить проблему гедонизма, эгоизма, долга и т.д. Если отнести высшее удовольствие к удовольствию вообще, тогда вполне справедливым станет то, что и полностью человечные люди тоже стремятся лишь к удовольствию, то есть к метаудовольствию. Можно назвать это "метагедонизмом" и указать на то, что на данном уровне не существует противоречия между удовольствием и долгом, поскольку высший долг человека — это, конечно же, долг правды, справедливости, красоты и т.д., что также представляет собой и высшие радости, которые способны испытывать особи данного вида. И, конечно же, на данном уровне рассуждении эгоизм и альтруизм перестают быть взаимоисключающими. То, что хорошо для нас, хорошо и для всех остальных; то, что доставляет нам удовольствие, является благим; наши желания становятся реалистичными, рациональными и мудрыми; то, что нам нравится, приносит нам пользу; стремление к своему личному (высшему) благу является также стремлением к благу всеобщему.

Разговор о низкопотребностном гедонизме, высокопотребностном гедонизме и метапотребностном гедонизме представляет собой путь снизу вверх (Maslow, 1954), предполагающий различные операциональные и доступные проверке следствия. Так, чем выше лежит рассматриваемый феномен, тем более редок он в популяции, тем выше число необходимых для него условий, тем более благоприятной должна быть социальная ситуация, тем более высоким должно быть качество образования и т.д.
ХХ

Поскольку духовная жизнь является инстинктоидной, для обучения ей могут использоваться все приемы "субъективной биологии".

Поскольку духовная жизнь (Б-ценности, Б-факты, метапотребности и т.п.) является частью Реального Я, по своей природе инстинктоидного, она, в принципе, может быть предметом интроспекции. Она обладает "голосами-импульсами", или "внутренними сигналами", которые, хоть и слабее базовых потребностей, все-таки могут быть услышаны и, в силу этого, попадают в область "субъективной биологии".

Таким образом, по сути все принципы и методы, помогающие развить сенсорное осознание, телесное осознание, чувствительность к внутренним сигналам (посылаемым потребностями, способностями, конституцией, телом и т.д.), применимы также, хотя и в меньшей степени, к нашим внутренним метапотребностям, могут использоваться в воспитании стремления к красоте, законности, истине, совершенству. Пожалуй, можно ввести такой термин, как "богатство опыта" применительно к тем, кто настолько чувствителен к внутренним голосам своего Я, что способен сознательно интроспектировать и переживать метапотребности.

Этому богатству опыта, в принципе, можно "обучить", и его можно восстановить (по крайней мере до определенной степени) с помощью правильного применения психоделических веществ, эсаленских невербальных методов" с медитативными и созерцательными техниками, с помощью дальнейшего изучения предельных переживаний и Б-познания и т.п.

Не хочу, чтобы читатели подумали, что я обожествляю внутренние сигналы (внутренние голоса, "тихий голос совести" и т.п.). Мне кажется, что опытное знание является началом любого знания, но оно ни в коей мере не является концом всякого познания. Оно необходимо, но недостаточно. Внутренний голос порой может ошибаться, даже у самого мудрого человека. В любом случае, подобные мудрые люди при каждой возможности подвергают свои внутренние приказы проверке внешней реальностью. Эмпирическая проверка и верификация опытного знания, таким образом, всегда необходима, поскольку порой внутренняя определенность, даже для настоящего мистика, оказывается голосом дьявола (Huxley, 1959). Неразумно позволять личной совести отдельного человека перевешивать все иные источники знания и мудрости, сколь бы мы ни ценили внутренний опыт.
XXI

Однако похоже, что Б-ценности суть то же, что и Б-факты. Реальность тогда является совокупностью фактических ценностей или ценностных фактов.

Б-ценности можно рассматривать как Б-факты (или абсолютную реальность) на высших уровнях ясности (озарения, пробуждения, инсайта, Б-познания, мистического восприятия и т.п.) (Maslow, 1962, глава 6). Когда совпадают высшие уровни развития личности, развития культуры, ясности, эмоционального освобождения (от страхов, подавления, защит) и невмешательства, появляются достаточные основания утверждать, что не зависящая от человека реальность наиболее ясно видится в своей собственной (не зависящей от человека) природе, наименее искаженной вмешательством наблюдателя [Mas/ow, 1966). Тогда реальность описывается как истинная, хорошая, совершенная, интегрированная, живая, закономерная, красивая и т.п. Таким образом, понятия, описывающие реальность, которые наиболее точно и адекватно подходят для описания того, что воспринимается, суть те же понятия, что традиционно считаются понятиями ценностными. Традиционная дихотомия между сущим и должным оказывается свойством нижних уровней жизни и преодолевается на высших ее уровнях, где достигается слияние фактов и ценностей. По очевидным причинам эти понятия, одновременно являющиеся описательными и нормативными, могут быть названы "слова-сплавы".

И "любовь к внутренним ценностям", достигаемая на уровне слияния, является тем же самым, что "любовь к абсолютной реальности". Преданность фактам здесь подразумевает любовь к фактам. Самое непреклонное стремление к объективности восприятия, то есть попытка максимально исключить искажающий эффект наблюдателя и его страхов, желаний и эгоистичных расчетов, приносит эмоциональный, эстетический и аксиологический результат, на который указывали и к которому приближались величайшие и наиболее ясно мыслящие философы, ученые, художники и духовные новаторы и лидеры.

Созерцание высших ценностей становится тем же самым, что созерцание природы мира. Поиск истины (в ее полном определении) может быть тем же, что поиск красоты, порядка, единства, совершенства, правоты (в их полном определении), и, таким образом, истину можно искать через любую другую Б-ценность. Становится ли тогда наука неотличимой от искусства? Религии? философии? Является ли фундаментальное научное открытие о природе реальности и также духовным или аксиологическим утверждением?

Если все это так, тогда наше отношение к реальному, или, по крайней мере, к реальности, мимолетные впечатления от которой мы получаем, когда мы на высоте и она также на ее высоте, не может более оставаться "холодным", чисто когнитивным, рациональным, логическим, отстраненным, безучастным соизволением. Эта реальность вызывает также теплый, эмоциональный ответ, любовь, преданность, лояльность, порой даже пиковые переживания. В своей высшей точке, реальность не просто истинна, закономерна, упорядочена, интегрирована и т.д. — она также хороша, прекрасна и достойна любви.

Если взглянуть на это в другом аспекте, то можно сказать, что мы предлагаем здесь имплицитные ответы на величайшие вопросы религии и философии, вопрос о предмете философского поиска, предмете религиозного поиска, о смысле жизни и т.д.

Предлагаемая здесь теоретическая структура является набором гипотез, требующих проверки и верификации. Это система фактов" различного уровня научной надежности, клинических и персонологических наблюдений, а также простых интуитивных догадок. Или, иными словами, я верю во все это до проведения верификации, которая, я убежден, будет проведена. Но вы, читатель, не обязаны в это верить. Вам необходимо быть более недоверчивым, даже если мои утверждения похожи на правду, даже если они вполне убедительны. В конце концов, это всего лишь набор догадок, которые лишь могут быть верными и которые требуют проверки.

Если человек идентифицируется с Б-ценностями и они становятся определяющей характеристикой его Я, значит ли это, что этот человек идентифицируется и с реальностью, с миром, с космосом и что они становятся определяющими характеристиками его Я? Что может означать подобное утверждение? Конечно же, все это напоминает классическое слияние мистика с миром или с Богом. Это также напоминает различные восточные варианты подобной концепции, например, слияние индивидуального Я с миром и растворения Я в нем.

Можно ли считать, что мы пытаемся осмыслить возможность существования абсолютных ценностей, по крайней мере в таком же смысле, в каком реальность может считаться абсолютной? Если что-то подобное окажется имеющим смысл, будет ли это просто гуманистическим или же оно будет сверхчеловеческим?

Здесь мы подходим к пределам смыслопередающей способности этих слов. Я привожу их лишь потому, что хочу оставить двери открытыми, ответы неокончательными, проблемы нерешенными. Эта система, вне всяких сомнений, не закрыта.
XXII

Человек не просто является частью природы, и она не просто является частью человека, но он также должен быть, хотя бы в минимальной степени, изоморфным природе (подобным ей) для того, чтобы быть в ней жизнеспособным. Природа "эволюционировала" человека. Его приобщение к тому, что его превосходит, таким образом, не должно определяться как неприродное или сверхприродное. Оно может рассматриваться как "биологический" опыт.

А.Хешель (Heschel, 1965, с. 87) утверждает, что "подлинная реализация человека зависит от его приобщения к тому, что его превосходит". И, конечно же, в определенном смысле это верно. Но этот смысл необходимо раскрыть.

Мы увидели, что не существует абсолютной пропасти между человеком и лежащей вне его реальностью. Он может идентифицироваться с этой реальностью, включать ее в собственное определение своего Я, быть верным ей как самому себе. Тогда человек становится ее частью и она становится частью его. Он и она частично совпадают.

Подобная формулировка позволяет перейти на следующий уровень рассуждении, то есть к теории биологической эволюции человека. Человек не только часть природы, но он должен в определенной степени быть изоморфным ей. Он не может находиться в полном противоречии с внечеловеческой природой. Он не может быть полностью отличным от нее, иначе бы он сейчас не существовал.

Сам факт подобной жизнеспособности доказывает, что человек, по меньшей мере, совместим с природой, приемлем для нее. Он признает ее требования и, как вид, уступает им, по крайней мере в том, что необходимо для сохранения жизнеспособности. Природа его не казнила. Образно говоря, он в достаточной степени политик, чтобы принять законы природы, непринятие которых означало бы смерть. Он уживается с ней.

Другими словами, в определенном смысле человек подобен природе. Когда мы говорим о его слиянии с природой, возможно, что отчасти мы подразумеваем именно это. Возможно, что его трепет перед природой (восприятие ее как истинной, хорошей, прекрасной и т.д.) однажды будет понят как определенное самопринятие или самопереживание, как способ быть самим собой и полностью дееспособным, способ быть в своем доме, некоторая биологическая аутентичность, "биологический мистицизм". Вероятно, мы можем рассматривать мистическое или предельное слияние не просто как приобщение к тому, что в наибольшей мере достойно любви, но и как слияние с тем, что есть, поскольку человек принадлежит ему, является подлинной его частью, является как бы членом семьи — "Тем направлением, в отношении которого наша уверенность все возрастает, является концепция того, что мы в сущности едины с космосом, а не чужды ему" (Murphy, 1947).

Этот биологический, или эволюционный, вариант мистического опыта, или пикового переживания, — которые, возможно, в этом не отличаются от опыта духовного или религиозного — вновь напоминает нам о том, что мы должны непременно перерасти устаревшее употребление термина "высшее" как противоположности "низшему", или "глубинному". Самое "высшее" переживание — радостное слияние с абсолютным, доступное человеку, — может одновременно рассматриваться как глубочайшее переживание нашей подлинной личной животности и принадлежности к виду, принятие нашей глубинной биологической природы как изоморфной природе в целом.

Мне представляется, что подобная эмпирическая или, по крайней мере, натуралистическая формулировка делает менее необходимым или соблазнительным определять "то, что превосходит человека" как нечеловеческое и неприродное или сверхприродное, как то делает А.Хешель. Приобщение человека к тому, что его превосходит, может рассматриваться как биологический опыт. И, хотя нельзя сказать, что вселенная любит человека, можно утверждать, что она, по меньшей мере, принимает его без враждебности, позволяет ему существовать, расти и, временами, испытывать великую радость.
XXIII

Б-ценности не то же самое, что наше личное отношение к ним или наша эмоциональная реакция на них. Б-ценности вызывают в нас некоторое "чувство обязательности", а также ощущение недостойности.

Б-ценности следует отличать от нашего человеческого отношения к ним, по крайней мере в той степени, насколько это возможно для такой непростой задачи. Перечень подобных отношений к высшим ценностям (или реальности) включает: любовь, трепет, восхищение, смирение, почтение, ощущение своей недостойности, изумление, удивление, восторг; экзальтацию, благодарность, страх, радость и т.д. (Maslow, 1970, с. 94). Очевидно, что это эмоционально-когнитивные реакции человека, отражающие нечто отличное от него, или, по крайней мере, вербально отделимое. Конечно же, чем сильнее человек сливается с миром в великом порыве мистического переживания, тем в меньшей степени проявляются эти эмоциональные реакции и тем больше Я как отдельная структура.

Я думаю, что основной причиной необходимости этого разделения (помимо очевидных преимуществ в теоретическом и исследовательском аспектах) является то, что значительные пиковые переживания, озарения, опыты отшельничества, экстаз, мистические слияния происходят не часто. Даже наиболее чуткие к ним индивиды проводят в этих исключительных состояниях относительно небольшую долю объективного времени. Гораздо больше времени проводится в относительно спокойном созерцании и наслаждении абсолютным, открывшемся в великом озарении (а не в слиянии с ним). Таким образом, стоит говорить о "лояльности" абсолютному в духе Дж.Ройса (Royce, 1908), о долге, ответственности, о преданности ему.

Помимо этого, разрабатываемая здесь теоретическая модель делает невозможным рассмотрение реакций на Б-ценности как в чем-либо произвольных или случайных. Исходя из сказанного выше, гораздо естественнее судить об этих реакциях как об обязательных в некоторой степени, необходимых, вызванных, уместных; в том или ином смысле, Б-ценности переживаются как стоящие или даже требующие любви, трепета, преданности. Я допускаю, что полностью человечный человек не может не иметь таких реакций.

Нам также не следует забывать о том, что встреча с этими высшими фактами (или ценностями) зачастую вызывает у человека острое сознание собственной недостойности, собственных недостатков и несоответствий, собственной экзистенциальной незначительности, конечности и бессилия как человека и как представителя человеческого вида.
XXIV

Словарь для описания мотивов должен быть иерархичным, в особенности потому, что метамотивы (или мотивы роста) должны описываться иначе, чем базовые (дефицитарные) потребности.

Это различие между внутренними ценностями и нашим к ним отношением также приводит к введению иерархизированного словаря для описания мотивов (в широком и всеобъемлющем понимании этого слова). В другой работе я уже указывал на уровни удовлетворения, удовольствия, счастья, соответствующие иерархии потребностей вплоть до метапотребностей (Maslow, 1966). Помимо этого, мы должны учитывать, что само понятие "удовлетворенность" трансцендируется на уровне метамотивов или мотивов роста, где удовлетворение может быть бесконечным. То же относится и к понятию счастья, которое также может быть полностью трансцендировано на высших уровнях, где оно способно обернуться космической печалью, спокойствием или безэмоциональным созерцанием. На низших уровнях (уровнях базовых потребностей), конечно же, можно говорить о том, что что-то нас влечет, что мы чего-то отчаянно жаждем, в чем-то нуждаемся, как, например, в случае нехватки кислорода или чувства сильной боли. По мере подъема по иерархии базовых потребностей более адекватными становятся такие слова, как желание, предпочтение, выбор. Но на высших уровнях, то есть на уровнях метамотивации, все эти слова становятся субъективно неадекватными. Метамотивированные чувства более успешно описываются такими понятиями, как приверженность, преданность, стремление, любовь, восхищение, боготворение, очарованность.

Помимо этих чувств нам несомненно придется иметь дело с непростой задачей по поиску слов, способных передать смысл понятия "ощущаемая уместность", долг, соответствие, справедливость, любовь к тому, что само по себе достойно любви, что требует любви, что призывает к любви, к тому, что нужно любить.

Но все эти слова все еще подразумевают разделенность желающего и желаемого. Каким образом мы можем описать то, что происходит, когда эта разделенность трансцендируется и возникает некоторая степень идентичности или слияния желающего человека и объекта его желания? Или слияния человека, который желает, с тем, что, в определенном смысле, желает его?

Все это можно сформулировать как трансценденцию (в духе Спинозы) дихотомии "свобода воли-детерминизм". На уровне метамотивации человек свободно, радостно и всем сердцем приемлет собственные детерминанты. Человек выбирает и "волит" свою судьбу не вынужденно, не "эго-дистонически", а с любовью и энтузиазмом. И чем значительнее озарение, тем более слияние свободной воли и детерминизма является "эго-синтонным", созвучным эго.
XXV

Б-ценности стимулируют поведенческие проявления, или "празднование", а также индуцируют субъективные состояния.

Следует согласиться с тем, как А.Хешель (Heschel, 1965, с. 117) делает ударение на понятии "празднование", которое он определяет как "...акт выражения уважения или почтения по отношению к тому, в чем человек нуждается или что чтит... Его суть заключается в привлечении внимания к возвышенным или величественным аспектам жизни... Праздновать — это значит разделять великую радость, участвовать в вечной драме".

Следует отметить, что человек не только уважительно наслаждается высшими ценностями и созерцает их, но также и то, что эти ценности нередко вызывают внешние или поведенческие реакции, которые, конечно же, гораздо легче изучать, чем субъективные состояния.

Здесь мы обнаруживаем еще одно феноменологическое значение "чувства должного". Празднование Б-ценностей ощущается как нечто должное и правильное, как приятная необходимость, так, будто защищать, насаждать, развивать, делить с другими и праздновать их является нашим долгом перед этими ценностями, чем-то справедливым, правильным и естественным.
XXVI

Существуют определенные педагогические и терапевтические преимущества разделения мира (или уровня) бытия и мира (или уровня) дефицитарности, а также признания языковых различий между этими уровнями.

Я нахожу чрезвычайно полезным для себя различать мир бытия (Б-мир) и мир дефицитарности (Д-мир), то есть вечное и "практическое". Это помогает хотя бы в составлении стратегии и тактики хорошей и полной жизни, в выборе своей собственной жизни, а не детерминированной кем-то другим. Так просто забыть об абсолютном в суматохе повседневной жизни, особенно для молодого человека. Так часто мы лишь реагируем на стимулы, на поощрение и наказание, на экстремальные обстоятельства, на боль и страх, на требования других, лишь на поверхностные аспекты. Необходимо конкретное, сознательное, волевое усилие, по крайней мере на первых порах, для того, чтобы обратить свое внимание на подлинные вещи и ценности — например, попытавшись уединиться, приобщиться к великой музыке, к хорошим людям или к красоте природы. Только по мере практики эти стратегии становятся простыми и автоматическими, так что человек цвет в Б-мире даже без особого желания или усилия, живет •диной жизнью", "метажизнью", или "бытийной жизнью".

Я считаю, что данный словарь помогает также учить других в большей мере осознавать ценности бытия, язык бытия, объединяющего сознания и т.д. Терминология, конечно же, неуклюжа и порой может раздражать эстетический вкус, но свою задачу она выполняет (Maslow, 1970. Приложение I: Пример Б-анализа). В любом случае, она уже доказала свою операциональную пользу при планировании исследований.

Здесь возникает субгипотеза, связанная с тем, что я порой замечал: высоко развитые или зрелые индивиды ("металичности"?) при первой же встрече необычайно быстро устанавливают между собой связь на высочайшем уровне жизни с помощью того, что я называю Б-языком. Об этом факте я пока скажу лишь то, что он свидетельствует о действительном и реальном существовании Б-ценностей, о том, что они легко воспринимаются одними и не воспринимаются другими и что общение с этими другими также может быть подлинным и действительным, но должно происходить на более низком и менее зрелом уровне значимости или смысла.

Я пока еще не знаю, как проверить эту гипотезу, поскольку обнаружил, что некоторые люди могут пользоваться словарем, на деле его не понимая, как некоторые люди охотно рассуждают о музыке или любви, не переживая их по-настоящему.

Мне также кажется, хотя и не вполне отчетливо, что вместе с этой простотой общения с помощью Б-языка также приходит интимность, чувство того, что и тот и другой преданы одному и тому же, работают над одними задачами, чувствуют взаимную симпатию, родство, и, возможно, служат одному делу.
XXVII

"Внутренняя совесть" и "внутренняя вина" в основе своей имеют биологические корни.

Вслед за рассмотрением Э.Фроммом "гуманистической совести" (Fromm, 1941) и пересмотра К.Хорни фрейдовской концепции "Сверх-Я" (Нотеl, 1939), другие гуманистические авторы сходятся в том, что существует "внутренняя совесть" помимо Сверх-Я, а также "внутренняя вина" как заслуженное самонаказание за измену внутреннему Я.

Я считаю, что биологическое укоренение теории метамотивации может еще больше прояснить и обосновать эти взгляды.

К.Хорни и Э.Фромм, протестовавшие против конкретного содержания фрейдовской теории инстинктов, возможно, в силу слишком некритичного принятия ими социального детерминизма, отвергли какие-либо варианты биологической теории и "теории инстинктов". Это была серьезная ошибка, что еще яснее из контекста данной главы.

Индивидуальная биология человека вне всякого сомнения является неотъемлемой частью "Реального Я". Быть собой, быть естественным или спонтанным, быть аутентичным, выражать собственную идентичность — все это биологические формулировки, поскольку они подразумевают принятие собственной конституциональной, темпераментальной, анатомической, неврологической, гормональной и инстинктоидно-мотивационной природы. Подобное заявление вполне соответствует взглядам З.Фрейда и неофрейдистов (не говоря уже о К.Роджерсе, К.Юнге, У.Шелдоне, К.Гольдштейне и др.). Это уточнение и оформление того, что нащупывал З.Фрейд, смутно увиденной необходимости. Поэтому я считаю, что эта концепция лежит в echt-фрейдистской [от нем. подлинный] или эли-фрейдистской традиции. Я думаю, своими различными теориями инстинктов Фрейд пытался сказать что-то подобное. Я также считаю, что эта формулировка является принятием и усовершенствованием того, что пыталась сказать К.Хорни своей концепцией Реального Я.

Если моя более биологическая интерпретация внутреннего Я подтвердится, обретет основание и разделение невротической вины и вины внутренней, возникающей в результате измены своей природе и попытки быть тем, чем данный человек не является.

Но с учетом всего вышесказанного, нам следует включить внутренние ценности или бытийные ценности в данное внутреннее Я. Тогда, теоретически, можно ожидать, что измена истине, справедливости, красоте или любой иной Б-ценности повлечет за собой внутреннюю вину (метавину?), вину заслуженную и биологически обоснованную. Все это аналогично боли, которая на самом деле является благом, поскольку сообщает нам, что мы делаем с собой что-то вредное. Когда мы изменяем Б-ценностям, это причиняет нам боль и, в определенном смысле, мы должны испытывать эту боль. Более того, это подразумевает реинтерпретацию "потребности в наказании", которую, в позитивном аспекте, можно переформулировать как желание путем искупления вновь почувствовать себя "чистым" (Mowrer, 1964).
XXVIII

Данная теоретическая модель выполняет целый ряд религиозных функций.

С точки зрения вечного и абсолютного, к которому всегда стремилось человечество, может оказаться, что Б-ценности также, в определенной степени, выполняют и эту роль. Они существуют per se, сами по себе, независимо от прихотей человека. Они воспринимаются, а не придумываются. Они трансчеловечны и трансиндивидуальны. Они существуют за пределами жизни индивида. Их можно считать некоторой формой совершенства. Можно предположить, что они способны удовлетворить стремление человека к определенности.

Но при всем этом они в определенном смысле являются и человеческими. Они не только принадлежат человеку, но и являются его частью. Они требуют поклонения, почтения, празднования, жертвования. Они стоят того, чтобы ради них жить и умирать. Созерцание их или слияние с ними несет человеку самую великую радость из всех, что он способен испытать.

В этом контексте и бессмертие приобретает вполне определенное и эмпирическое значение, поскольку ценности, принятые человеком в качестве определяющих характеристик его Я, живут и после его смерти, то есть, в некотором реальном смысле, Я человека трансцендирует смерть.

Все это распространяется и на остальные функции, которые пытались взять на себя организованные религии. Похоже, что все или почти все виды специфически религиозного опыта, описанные в любой традиционной религии — теистической или нетеистической, восточной или западной — на ее особом языке, могут быть ассимилированы в данной теоретической модели и выражены в эмпирически значимой форме, то есть сформулированы в виде, доступном для проверки.

Литература

Abramson H. (ed.). The Use of LSD in Psychotherapy. New York: Josiah Macy Foundation, 1961.

Allport G. The Individual and His Religion. New York: Macmillan, 1950.

Angel J.G. La Adolescencia, del Vivir al Existir Unpublished doctoral dissertation. Universidad Nacional de Mexico. Mexico (D.F.), 1957.

Angyal A. Foundations for a Science of Personality. Cambridge (Mass.): Commonwealth Fund, 1941.

Angyal A. Neurosis and Treatment: A Holistic Theory. New York: John Wiley, 1965. Ardrey R. The Territorial Imperative. New York: Atheneum Press, 1966. Asch S. Social Psychology. New York: Prentice-Hall, 1952.

Assagioli R. Psychosynthesis: A Manual of Principles and Techniques. New York: Hobbs, Dorman, 1965; paperback ed. New York: The Viking Press, 1971. На русск. яз.: Ассаджоли Р. Психосинтез. М.: Рефл-бук; Киев: Ваклер, 1997.

Benedict R. Patterns of Culture. Boston: Houghton Mifflin, 1934.

Benedict R. Synergy: Patterns of the good culture // American Anthropologist. 1970. 72. P. 320-333.

Bennett E., Diamond M., Krech D., Rosenzweig M. Chemical and anatomical plasticity of brain // Science. 1964. 146. P. 610-619.

Bermudez E. La Vida Familiar del Mexicano. Mexico (D.F.): Ed. Antiqua Libreria Robredo, 1955.

Bossom J., Haslow A. H. Security of judges as a factor in impressions of warmth in others // Journal of Abnormal and Social Psychology. 1957. 55. P. 147-148.

Bowlby J. Maternal Care and Mental Health. Geneva: World Health Organization, 1952. Braden W. The Private Sea: LSD and the Search for God. Chicago: Quadrangle, 1967.

Bronowski J. The values of science // New Knowledge in Human Values / A.H.Maslow (ed.). New York: Harper & Row, 1959.

Buber И. I and Thou. New York: Charles Scribner's Sons, 1958. На русск. яз.: Бубер М. Я и Ты. М.: Высшая школа, 1993.

Bucke R. Cosmic Consciousness. New York: E.P.Dutton, 1923. На русск. яз.: Бёкк Р. Космическое сознание. М.: Ассоциация Духовного Единения "Золотой век", 1994.

Bugentat J.F (ed.). Challenges of Humanistic Psychology. New York: McGraw-Hill, 1967.

Bugental J.F. The Search for Authenticity. New York: Holt, Rinehart and Winston, 1965.

Buhler C. Values in Psychotherapy Glencoe (III.): Free Press, 1962.

Child I. The experts and the bridge of judgment that crosses every cultural gap // Psychology Today. 1968. 2. P. 24-29.

Clutton-Brock A. The Ultimate Belief. New York: E.P.Dutton, 1916.

Convers-Vergara J. Dinamica Familiar Frente a la Enfermedaden un Grupo de la Clase Humilde Laborante del Disirito Federal. Unpublished doctoral dissertation. Universidad Nacional de Mexico. Mexico (D.F.), 1958.

Cortes J. Religious aspects of mental illness // Journal of Religion and Health. 1965. 4. P. 315-321.

Craig R. Trait lists and creativity // Psychologia. 1966. 9. P. 107-110. Davis K. Human Relations at Work (3rd ed.). New York: McGraw-Hill, 1967.

Daz-Guerrero R. Teoria у Resultados Preliminares de un Ensayo de Determinacion de Grado de Salud Mental, Personal у Social de Mexicano de la Ciudad // Psiquis, 1952. 2. P. 31. Daz-Guerrero R. Neurosis and the Mexican family structure // American Journal of Psychiatry. 1955. 6. P. 411-417.

Dunbar H. F. Psychosomatic Diagnosis. New York: Hoeber, 1943.

Eliade M. The Sacred and the Profane. New York: Harper & Row, 1961. На русск. яз.: Элиаде М. Священное и мирское. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1994. Esalen Institute. Residential Program Brochure. Big Sur (Calif.): Esalen Institute, 1965-1969.

Fernandez-Marina M.R., Maldonado-Sierra S., Trent D.R. Three basic themes in Mexican and Puerto Rican family values // Journal of Social Psychology. 1958. 48. P. 167-181.

Frank V. Self-transcendence as a human phenomenon // Journal of Humanistic Psychology. 1966. 6. P. 97-106. На русск. яз.: Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 1990. С. 54-69.

Fromm E. Escape from Freedom. New York: Farrar and Rinehart, 1941.

На русск. яз.: Фромм Э. Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1990. Fromm E. Man for Himself. New York: Rinehart, 1947. На русск. яз.: Фромм Э. Человек для самого себя // Фромм Э. Психоанализ и этика. М.: Республика, 1993. С. 19-190.

Fromm E. Jhe Sane Society. New York: Rinehart, 1955. На русск. яз.: Фромм Э. Здоровое общество // Психоанализ и культура. М.: Юрист, 1995. С. 273-596.

Glock С. Y., Stark R. Religion and Society in Tension. Chicago: Rand McNally, 1965. Goldstein K. The Organism. New York: American Book Co., 1939.

Grof S. Theory and Practice of LSD Psychotherapy. Palo Alto (Calif.): Science and Behavior Books, in press.

Harris T.G. About Ruth Benedict and her lost manuscript // Psychology Today. 1970. 4. P. 51-52.

Hartman R.S. The science of value // A.H.Maslow (ed.). New Knowledge in Human Values. New York: Harper & Row, 1959.

Hartman R.S. The Structure of Value: Foundations of Scientific Axiology. Carbondale (III.): Southern Illinois University Press, 1967.

Heider R. The Psychology of Interpersonal Relations. New York: John Wiley, 1958.

Henie M. (ed). Documents of Gestalt Psychology. Berkeley: University of California Press, 1961.

Herzberg F. Work and the Nature of Man. New York: World, 1966. Heschel A. Who Is Man? Stanford (Calif.): Stanford University Press, 1965. Holt]. How Children Fail. New York: Pitman, 1964.

Homey K. New Ways in Psychoanalysis. New York: W.W.Norton, 1939. На русск. яз.: Хорни К. Новые пути в психоанализе // Собр. соч. в 3 т. М.: Смысл, 1997. Т. 2. С. 3-279.

Ноте К. Neurosis and Human Growth. New York: W.W.Norton 1950. На русск. яз.: Хорни К. Невроз и развитие личности. М.: Смысл, 1998.

Ниll С. L. Principles of Behavior. New York: Appleton-Century-Crofts, 1943.

Huxley A. Grey Eminence. New York: Meridian Books, 1959.

Huxley A. Island. New York: Harper & Row, 1962.

Huxley L. You Are Not the Target. New York: Farrar, Straus & Giroux, 1963.

Isherwood M. Faith without Dogma. London: G.AIIen and Unwin, 1964.

Kamiya J. Conscious control of brain waves // Psychology Today, 1968. 1. P. 56-61.

Kempf E.J. The social and sexual behavior of infrahuman primates // Psychoanalytic Review. 1917. 4. P. 127-154.

King CD. The meaning of normal // Yale Journal of Biology and Medicine, 1945. 17. P. 493-501.

Kirkendall L. Premarital Intercourse and Interpersonal Relationships. New York: Julian Press, 1961. Kohler W. The Place of Values in a World of Facts. New York: Liveright, 1938.

Kortlandt A. Aspects and Prospects of the Concept of Instinct (Vicissitudes of the Hierarchy Theory). Leiden: E.J.Brill, 1955.

КиЫе L. The forgotten man in education. Harvard Alumni Bulletin. 1953-1954. 56. P. 349-353.

Laing R. D. The Divided Self: A Study of Sanity and Madness. London: Tavistock Publishers. 1960. На русск. яз.: Лэнг Р. Расколотое "Я". М.: Академия; СПб.: Белый кролик, 1995.

Laski M. Ecstasy. London: Cresset Press, 1961. Leonard G. Education and Ecstasy. New York: Delacorte Press, 1968.

Levy D.M. Experiments on the suckling reflex and social behavior of dogs // American Journal of Orthopsychiatry. 1934. 4. P. 203-224. Levy D.M. A note on peeking in chickens // Psychoanalytic Quarterly. 1935. 4. P. 612-613.

Levy D.M. Primary affect hunger // American Journal of Psychiatry. 1937. 94. P. 643-652.

Levy DM On instinct-satiation: an experiment on the pecking-behavior of chickens // Journal of General Psychology. 1938. 18. P. 327-348.

Levy D.M. Maternal Overprotection. New York: Columbia University Press. 1943.

Levy D.M. On the problem of movement-restraint // American Journal of Orthopsychiatry. 1944. 14. P. 644-671.

Levy D.M. The deprived and indulged form of psychopathic personality // American Journal of Orthopsychiatry. 1951. 21. P. 250-254.

Lewin K. Principles of Topological Psychology. New York: McGraw-Hill, 1936.

Lewin K. The Conceptual Representation and Measurement of Psychological Forces. Durham (N.C): Duke University Press, 1938.

Lewis 0. Life in a Mexican Village. Urbana: University of Illinois Press, 1951. Likert B. New Patterns of Management. New York: McGraw-Hill, 1961.

Marcuse H. Eros and Civilization. Boston: Beacon Press, 1955. На русск. яз.: Маркузе Г. Эрос и цивилизация. М.: Port-Royal, 1995.

Maslow A.H. Individual psychology and the social behavior of monkeys and apes // International Journal of Individual Psychology 1935. 1. P. 47-59.

Maslow A.H. The role of dominance in the social and sexual behavior of infrahuman primates. I: Observations at Vilas Park Zoo // Journal of Genetic Psychology, 1936. 48. P. 261-277.

Maslow A.H. The determination of hierarchy in pairs and in groups // Journal of Genetic Psychology. 1936. 49. P. 161-198

Maslow A.H. A theory of sexual behavior of infrahuman primates // Journal of Genetic Psychology. 1936, 48. P. 310-338.

Maslow A.H. The comparative approach to social behavior // Social Forces. 1937. 15. P. 487-490.

Maslow A.H. Dominance-feeling, behavior and status // Psychological Review. 1937. 44. P. 404-420.

Maslow A.H. Dominance-feeling, personality and social behavior in women // Journal of Social Psychology. 1939. 10. P. 3-39.

Maslow A.H. Dominance-quality and social behavior in infrahuman primates // Journal of Social Psychology. 1940. 11. Р. 313-324.

Maslow A.H. A test for dominance-feeling (self-esteem) in college women // Journal of Social Psychology. 1940.. 12. P. 255-270.

Maslow A.H. The Social Personality Inventory for College Women. Palo Alto (Calif.): Consulting Psychologists Press, 1942.

Maslow A.H. Self-esteem (dominance-feeling) and sexuality in women // Journal of Social Psychology. 1942. 16. P. 259-294.

Maslow A.H. The authoritarian character structure // Journal of Social Psychology. 1943.. 18. P. 401-411.

Maslow A.H. Resistance to acculturation // Journal of Social Issues. 1951. 7. P. 26-29.

Maslow A.H. Motivation and Personality. New York: Harper & Bros., 1954. (Rev. ed., 1970.)

Maslow A.H. Power relationships and patterns of personal development // Problems of Power in American Democracy / A.Kornhauser (ed.). Detroit (Mich.): Wayne University Press, 1957.

Maslow A.H. (ed.). New Knowledge in Human Values. New York: Harper & Row, 1959.

Maslow A.H. Comments on Skinner's attitude to science // Daedalus, 1961. 90. P. 572-573.

Maslow A.H. Eupsychia — the good society // Journal of Humanistic Psychology, 1961. 1. P. 1-11.

Maslow A.H. Some frontier problems in mental health // Personality Theory and Counseling Practice / A.Combs (ed.). Gainesville: University of Florida Press, 1961.

Maslow A.H. Toward a Psychology of Being. Princeton (N.J.): Van Nostrand, 1962. (Rev. ed., 1968.)

Maslow A.H. Lessons from the peak experiences // Journal of Humanistic Psychology. 1963. 68. P. 111-124.

Maslow A.H. The need to know and the fear of knowing // Journal of General Psychology. 1963. 68. P. 111-124.

Maslow A.H. Further notes on the Psychology of Being // Journal of Humanistic Psychology. 1963. 3. P. 120-135.

Maslow A.H. Religions, Values, and Peak-Experiences. Columbus (Ohio): Ohio State University Press, 1964; Paperback ed. New York: The Viking Press, 1970.

Maslow A.H. Further notes on the Psychology of Being // Journal of Humanistic Psychology. 1964. 4. P. 45-58. Maslow A.H. Eupsychian Management: A Journal. Homewood (III.): Irwin-Dorsey, 1965.

Maslow A.H. The Psychology of Science: A Reconnaissance. New York: Harper & Row, 1966.

Maslow A.H. Comments on Dr.Frankl's paper // Journal of Humanistic Psychology. 1966. 6. P. 107-112.

Maslow A.H., Flanzbaum S. An experimental determination of the dominance-behavior syndrome // Journal of Genetic Psychology. 1936. 48. P. 278-309.

Maslow A.H., Mittelmann B. Principles of Abnormal Psychology. New York: Harper & Bros., 1941.

Matson F. The Broken Image. New York: George Braziller, 1964.

May R. Existential Psychology. New York: Random House, 1961.

May R. Psychology and the Human Dilemma. Princeton (N.J.): Van Nostrand, 1967.

McGregor D. The Human Side of Enterprise. New York: McGraw-Hill, 1960.

Mead M., Metraux R. Image of the scientist among high school students // Science. 1957. 126. P. 384-390.

Mogar R.E. Psychedelic (LSD) research: a critical review of methods and results // Challenges of Humanistic Psychology / J.F.Bugental (ed.). New York: McGraw-Hill, 1967.

Moustakas C. The Authentic Teacher. Cambridge (Mass.): Howard A.Doyle Publishing Co., 1966.

Mowrer О. Н. The New Group Therapy. Princeton (N.J.): Van Nostrand, 1964. Mumford L. The Conduct of Life. New York: Harcourt, Brace, 1951. Murphy G. Personality. New York: Harper & Bros., 1947. Murphy G. Human Potentialities. New York: Basic Books, 1958. Olds J. Physiological mechanisms of reward // Nebraska Symposium on Motivation. 1955. 3. P. 73-138.

Oppenheimer 0. Toward a new instinct theory // Journal of Social Psychology. 1958. 47. P. 21-31.

Otto H. The Minerva Experience: an initial report // Challenges of Humanistic Psychology / J.F.Bugental (ed.). New York: McGraw-Hill, 1967.

Otto R. The Idea of the Holy. New York: Oxford University Press, 1958. Polanyi M. Personal Knowledge. Chicago: University of Chicago Press, 1958. На русск. яз.: Полани M. Личностное знание. M.: Прогресс, 1985.

Ramirez S. El Mexicano, Psicologia de sus Motivaciones. Mexico (S.A.): Editorial Pax, 1959. Rogers C.R. A therapist's view of personal goals. Pendle Hill Pamphlet, 1960.

Rogers C.R. On Becoming a Person. Boston: Houghton Mifflin, 1961. На русск. яз.: Роджерс К. Взгляд на психотерапию. Становление человека. M.: Прогресс-Универс, 1994.

Rosenzweig S. Need-persistive and ego-defensive reactions to frustration // Psychological Review. 1941. 48. P. 347-349.

Royce J. The Philosophy of Loyalty. New York: Macmillan, 1908. Schebler M. Ressentiment. Glencoe (III.): Free Press, 1961.

Schumacher E.F. Economic development and poverty // Manas. Feb. 15. 1967 P. 1-8.

Sevenn F. (ed.) Humanistic Viewpoints in Psychology. New York: McGraw-Hill 1965 Sheldon W. H. Psychology and the Promethean Will. New York: Harper & Bros.

Shore A. Autoritarismo у Agresion en una Aldea Mexicana. Unpublished doctoral dissertation. Mexico: Universidad Nadonal de Mexico D.F. 1954.

Shostrom E. Personal Orientation Inventory (POI). Educational and Industrial Testing Service, 1963.

Simpson G.G. Naturalistic ethics and the social sciences // American Psychologist 1966. 21. P. 27-36.

Sinnott E.W. The Bridge of Life. New York: Simon and Schuster 1966.

Skinner B.F. Walden Two. New York: Macmillan, 1948.

Sohl J. The Lemon Eaters. New York: Dell, 1967.

Spinley B. The deprived and the privileged. London: Routledge and K.Paul 1953.

Sutich A.J. The growth-experience and the growth-centered attitude // Journal of Psychology. 1949. 28. P. 293-301.

Suzuki D. Mysticism: Christian and Buddhist. New York: Harper & Bros. 1957.

Tanzer D.W. The Psychology of Pregnancy and Childbirth: An Investigation of Natural Childbirth. Unpublished doctoral dissertation. Brandeis University,

Tillich P. The Courage to Be. New Haven: Yale University Press, 1952. На русск. яз.: Тиллих П. Мужество быть || Тиллих П. Избранное Теология культуры. М.: Юрист, 1995. С. 7-131.

Torrance E.P. Guiding Creative Talent. New York: Prentice Hall 1962.

Van Kaam A. Existential Foundations of Psychology. Pittsburgh: Duauesne University Press, 1966.

Watson IB. Behaviorism. New York: W.W.Norton, 1924. (Rev. Ed., 1930.)

Watson J.B. Psychology from the Standpoint of a Behaviorist Philadelphia-Lippincott, 1924.

Watts A.W. Psychotherapy East and West. New York: Pantheon Books, 1961. На русск. яз.: Уоттс А. Психотерапия: Восток и Запад. Львов- Инициатива, 1997.

Weinberg A. Reflections on Big Science. Cambridge (Mass.): M.I.T. Press 1967

Weiss F.A. Emphasis on health in psychoanalysis // American Journal of Psychoanalysis. 1966. 26. P. 194-198.

Wertheimer M. Some problems in the theory of ethics // Documents of Gestalt Psychology / M.HenIe (ed). Berkeley: University of California Press, 1961.

Weisskopf W. Economic growth and human well-being // Manas, Aug. 21, 1963. Wertheimer M. Productive Thinking. New York: Harper & Bros, 1959. На русск. яз.: Вертгеймер М. Продуктивное мышление. М.: Прогресс, 1987.

Wheelis A. The Seeker. New York: Random House, 1960.

Whetten N.K. Rural Mexico. Chicago: University of Chicago Press, 1948.

Wilson C. The Stature of Man. Boston: Houghton Mifflin, 1959,

Wilson C. Origins of the Sexual Impulse. London: Arthur Barker, 1963.

Wilson C. Beyond the Outsider. London: Arthur Barker, 1965.

Wilson C. Introduction to the New Existentialism. Boston: Houghton Mifflin, 1967.

Wooton G. Workers, Unions and the State. New York: Schocken, 1967.

Yablonsky L. The Tunnel Back: Synanon. New York: Macmillan, 1965.

Young P.T. Motivation and Emotion. New York: John Wiley, 1961.

Примечания

УДК 159.923

ББК 88

М317
Серия: Золотой фонд мировой психологии

A.H.Maslow. The Farther Reaches of Human Nature.
Harmondsworth: Penguin, 1971.

Перевод с английского Г.А.Балл, А.П.Попогребский

Науч. редакт. и предисловие Г.А.Балл, А.Н.Киричук, Д.А.Леонтьев

Редакторы О.В.Квасова, М.А.Шилина

Художник Э.А.Марков

Компьютерная верстка М.И.Агаянц

Корректор Н.А.Степина

Издательство выражает признательность Брэндейсскому университету (Brandeis University) и его Президенту Иегуде Рейнхарцу за фотографию А.Маслоу, использованную в оформлении обложки.

Маслоу А. Новые рубежи человеческой природы / Пер. с англ. М.: Смысл, 1999.- 425 с.

Последняя книга Абрахама Маслоу — основателя и лидера гуманистической психологии, открывшего новые перспективы психологического понимания человека и оказавшего огромное влияние на изменение облика психологической науки во второй половине нашего столетия.

Психологам, психотерапевтам, воспитателям, представителям всех областей человекознания.

ISBN 5-89357-027-8
(c) Перевод на русский язык,
послесловие оформление -
издательство "Смысл", 1999.

1 В основу данной главы положены заметки, составленные в марте-апреле 1968 г по просьбе директора Солковского института биологических исследований (Salk Institute of Biological studies). Я надеялся при этом, что они смогут помочь в движении от лишенного ценностей технологизирований к гуманистически ориентированной философии биологии. Оставляя в стороне все очевидные пограничные вопросы биологии, я сосредоточился на том, чем, как мне кажется, пренебрегают или что неправильно толкуют — если рассматривать все это со специфической позиции психолога.

2 Полнее эта тема рассматривается в моей книге "The Psychology of Science: A Reconnaissance" (Maslow, 1966 a).

3 Я использую здесь прописные буквы так, как это делает О.Вейнберг

4 Значение утраты пиковых переживаний для стиля жизни было очень хорошо раскрыто во "Введении в новый экзистенциализм" Колина Уилсона (Wilson, 1967).

5 Я был вынужден придумывать термины, поскольку английский язык несправедлив по отношению к хорошим людям. В нем нет достаточного набора слов для обозначения добродетелей. А некоторые прекрасные слова оказались дискредитированы, например "любовь".

6 Дальнейшие исследования доступны каждому, кто в них заинтересован. Некоторые такие исследования выполнены мною совместно с моими студентами. Например, в одном очень простом эксперименте, осуществленном только для того, чтобы показать, что это можно сделать, мы обнаружили, что для студенток колледжа источником пиковых переживаний чаще всего является то, что их любят, а для студентов-мужчин — победы, успехи, преодоления и достижения. Это совпадает как с нашим обыденным знанием, так и с клиническим опытом. Можно осуществить много других исследований того же типа; здесь открывается широкое поле, особенно теперь, когда мы знаем, что пиковые переживания можно целенаправленно вызывать с помощью фармакологических средств.

7 С самого начала я хочу избежать смешения слова "должно", как я его здесь использую, с "невротическим долженствованием", рассматриваемым К.Хорни, например, в главе 3 ее книги "Невроз и развитие личности" (Homey, 1950)*. То, чего ожидают от человека, часто является внешним, произвольным, априорным, ориентированным на совершенство — одним словом, нереалистичным. Я же использую здесь слово "должно" для характеристики внутренних качеств организма, реального потенциала, который может быть реализован и которому надо реализоваться под тяжестью причиняемых болезнью страданий.

8 Достижение идентичности, аутентичности, самореализации и т.д., разумеется, не решает автоматически все этические проблемы. Даже после того, как постепенно исчезают псевдопроблемы, остается много реальных. Но, конечно, даже эти реальные проблемы лучше поддаются решению, если с ними работать без шор на глазах. Честность по отношению к самому себе и хорошее знание своей собственной природы — это обязательные предпосылки аутентичных нравственных решений. Но я не хочу сказать, что достаточно быть аутентичным и знать себя. Аутентичное знание себя, разумеется, недостаточно для многих решений, хотя абсолютно необходимо. Я также оставляю в стороне здесь несомненные воспитательные функции психотерапии, то есть невольное приобщение пациента к ценностям психотерапевта уже потому, что последний задает образец. Возникают вопросы: что является главным, а что — второстепенным? Что нужно максимизировать, а что — минимизировать? Стремимся ли мы, применяя вскрывающую психотерапию, к чистому самооткрытию пациента? Какие цели являются правильными с прагматической точки зрения? Я хотел бы также отметить, что отказ "навязывать себя" пациенту или приобщать его к своим ценностям может быть достигнут либо посредством фрейдовской "зеркальной отстраненности" от пациента, либо на основе проникнутой бытийной любовью "встречи" в терминах экзистенциальных психотерапевтов.

9 Реальное Я также частично конструируется и изобретается.

10 Одновременное принятие и слияние, казалось бы, противоречащих друг другу восприятии находит многие параллели в религиозном языке. Проиллюстрируем это примером из письма религиозной женщины: "Я нахожу параллель между идеей "рост или сохранение" и дихотомической идеей "эгоизм или альтруизм", с одной стороны, и идеей "актуальное или потенциальное", с другой. Бог видит и любит нас в нашем нынешнем состоянии и в то же время видит наш потенциал и требует от нас роста для реализации этого потенциала. По мере того, как мы становимся более богоподобными, не можем ли мы также принимать любого человека в его нынешнем состоянии, одновременно поощряя его к следующему шагу в направлении роста?".

11 "Неверный", "плохой", "точный" — тоже такие познавательно-оценочные слова. Еще одной иллюстрацией может быть рассказ о преподавателе английского языка, назвавшем студентам два некрасивых слова, которых он не хотел бы видеть в их сочинениях. Одно из них — "lousy" ("вшивое"), другое — "swell" ("шикарное"). После выжидательной паузы один студент спросил: "Так что это за слова?".

12 Под рубрикой "восприятие должного" я объединяю несколько различных видов восприятия. Один из них — восприятие векторно-гештальтных (динамических, направляющих) аспектов перцептивного поля. Другой — восприятие будущего как существующего теперь (иначе говоря, восприятие потенциалов и возможностей для будущего роста и развития). Третий — это объединяющий тип восприятия, при котором относящиеся к вечности символические аспекты перцепта воспринимаются одновременно с его конкретными, непосредственными и ограниченными аспектами. Я не могу с уверенностью сказать, насколько сходным или отличным от этого является то, что я назвал "онтификацией", — осознанное восприятие деятельности как цели, а не только как средства. Поскольку это все же разные операции, я пока буду рассматривать их отдельно.

13 Эти заметки еще не представлены в окончательном виде и не образуют полной структуры. Они основываются на идеях, изложенных в моих книгах "К психологии Бытия" и "Мотивация и личность" (Maslow, 1954; 1962 b), и развивают эти идеи в направлении их идеального предела. Заметки были написаны в период моей работы в качестве гостя-стипендиата в Западном институте поведенческих наук в Ла Джолла (Калифорния) в 1961 г. Дополнительные соображения по психологии Бытия приводятся в моих статьях (Maslow, 1964 а; 1963 а).

14 Здесь и ниже имеется в виду креативность, свойственная самоактуализирующимся людям.

15 Смотри главу 3 моей книги "К психологии Бытия" (Maslow, 1962).

16 Речь идет о докладах Шарлотты Бюлер, Херберта Фингаретта, Вольфганга Ледерера и Алана Уоттса, представленных 15 декабря 1961 г. на собрании Психологической ассоциации штата Калифорния в Сан-Франциско. Руководитель симпозиума Лоуренс Н.Соломон подытожил позиции этих авторов следующим образом: "В основном докладе д-р Бюлер отходит от психоаналитической ориентации, с тем чтобы рассмотреть основные тенденции жизни в качестве возможного базиса ценностной системы, созвучной с природой. Она представляет некоторые эмпирические подходы к исследованиям в этой области, предлагая свой метод, представляющийся ей в настоящее время наиболее перспективным.

Д-р Фингаретт обсуждает философскую проблему моральной вины и поднимает глубокий вопрос, всегда ли поведение должно отражать внутреннее принятие (на некотором уровне осознания) желания, стоящего за поступком. Положительный ответ автора на этот вопрос ведет к некоторым интересным выводам, касающимся различия между моральной и невротической виной.

Д-р Ледерер делится своим опытом психоаналитика, специально останавливаясь на тех важных событиях, которые привели его к убеждению, что в наше время психотерапия должна быть ценностно-ориентированной. Психотерапевт не может более "...слушать долго и молча, со свободно плавающим вниманием, без критики, не давая советов — не будучи вовлеченным в дела пациента". Ценности входят в психотерапию, когда психотерапевт оказывается в достаточной мере освобожденным, чтобы следовать своему собственному пониманию и совести в терапевтическом взаимодействии с сегодняшним пациентом — молодым человеком, не нашедшим своей идентичности.

Доклад д-ра Уоттса содержит то, что для западного читателя может предстать как новая и в то же время принципиально важная концептуализация человеческой природы. Исходя из даосистских традиций, он описывает человека и окружающий мир, границей между которыми, принадлежащей и тому и другому, является поверхность кожи. Из таких рассуждений вытекает концепция поведения единого поля, и выводы, значимые для любой теории ценностей и нравственности".

17 Как можно понять, студенты подкрепляли своими улыбками случайные кивки профессора. — Ред.

18 Рут Бенедикт (1887-1948) была профессором антропологии в Колумбийском университете и поэтом (под псевдонимом Энн Синглтон). Главной областью ее интересов были американские индейцы. Во время Второй мировой войны она была экспертом по японской культуре, обеспечивая пропаганду союзников против Японии. В числе ее книг: "Паттерны культуры", "Раса, наука и политика", "Хризантема и меч". (Примечание Х.Ансбахвра, редактора американского издания.)

19 В оригинале употреблены те же термины "secure" и "insecure", которые применительно к обществам и культура мы переводим как "уверенный" и "неуверенный". — Ред.

20 Эта глава основана на заметках, сделанных весной 1967 г. в начале семестрового семинара для старшекурсников и аспирантов в Брэндейсском университете. В дополнение к стандартному комплекту гипотез, правил и проблем для изучения в рекомендуемых источниках и написания работ по ним, я составил эти заметки, которые, как надеялся, помогут группе держаться в рамках эмпирических и научных изысканий.

Формальное описание семинара в проспекте гласило: "Утопическая социальная психология: семинар для дипломников по специальностям "Психология", "Социология", "философия" и любым социальным дисциплинам. Обсуждение избранных утопических или эвпсихических сочинений. Семинар будет посвящен эмпирическим и реалистическим вопросам: насколько хорошее общество допускает человеческая природа? Насколько хорошую человеческую природу допускает общество? Что возможно и осуществимо, а что нет?"

21 Приложение Б — в качестве этого приложения в оригинальном издании книги Маслоу помещена статья Маслоу А., Рэнд X., Ньюмэн С.// Некоторые параллели между сексуальным и доминантным поведением приматов и фантазиями пациентов в психотерапии (с. 351-368 издания 1971 г). В настоящее издание это и другие приложения не включены.

22 Я размышлял над возможностью того, что "познание" в этой легенде также означает "познание" в старом значении этого слова — совокупление, то есть, съев яблоко, люди открыли запретную сексуальность, потеряв невинность именно в этом смысле, а не согласно традиционной интерпретации. Отсюда, возможно, и проистекает традиционная христианская антисексуальность.

23 Перечень, усовершенствованный по сравнению с главой 6 книги "К психологии Бытия" (Maslow, 1962). В главе 7 названной книги приводятся характеристики личности, осуществляющей Б-познание (своего Я) в пиковых переживаниях.

24 Я настолько уверен в этом, что предлагаю основать компании, занимающиеся мета-мотивационными исследованиями. Они должны быть столь же прибыльны, как и те, что специализируются на так называемых мотивационных исследованиях.