Николай Мерперт
К оглавлению
ГЛАВА 9. АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ ПАМЯТНИКИ ПЕРИОДА ЕДИНОГО ЦАРСТВА
Основным источником, позволяющим судить об истории Палестины на протяжении сравнительно короткого - 75-летнего - периода Единого израильского царства (1000-925 гг. до Р. X.), являются письменные свидетельства, и прежде всего библейские тексты. Роль археологии при этом изменилась и в известной мере отошла на задний план, но отнюдь не утеряла свое значение и для реконструкции материальной культуры и ее эволюции, и для верификации, разъяснения и интерпретации библейских текстов и, наконец, для освещения общего ближневосточного исторического и культурного фона, который в значительной мере определял судьбы Палестины и характер ее культурного развития в этот период. С данными археологии, как справедливо подчеркивает А. Мазар, связана разработка и ключевых исторических вопросов, таких, как переход от племенных структур и первых социальных образований древних евреев периода Судей ("вождества") к консолидации и монархии, соответствие библейских текстов подлинному уровню развития и мощи Израильского царства, международные связи последнего и общее место в древней истории Ближнего Востока, наконец, внутреннее развитие общества в период Единого царства (Mazar, 1990, р. 373).
Между тем, по заключению того же А. Мазара, именно для времени трех царей этого периода - Саула, Давида и Соломона, ставших главными героями исторических повествований Ветхого Завета, - археологические свидетельства весьма скудны. Особенно это касается времени правления двух первых. С резиденцией Саула связывают Гиву Саулову (1 Цар 11:4), лишь незначительные остатки которой идентифицированы В. Олбрайтом в 7 км к северу от Иерусалима. Мощная крепость имела, скорее всего, прямоугольный, близкий к квадрату план (рис. 9.1). Предполагаемые ее размеры 57x62 м. Стены казематной конструкции достигали в ширину 4,5 м. По углам располагались боевые башни. Полный план гипотетичен; сохранились остатки лишь юго-западного угла крепости с частью каземата, состоявшего из двух ограждавших его панцирей - внешнего (1,5 м) и внутреннего (1,3 м).
Системы построек, связанные со временем правления Саула, неизвестны, как неизвестны и достоверно относящиеся к периоду его царствования слои городов. Период этот продолжался от десяти до двенадцати лет. Главным его достижением было объединение ряда израильских группировок от Галаада до Иудеи, создание первого политического единства, столь необходимого перед лицом постоянной военной угрозы со стороны таких могучих противников, как филистимляне на западе, ханаанеяне на севере, аммонитяне на востоке, амаликеты на юге, контролировавших значительную часть Палестины. Единство было еще очень шатким, а все царствование Саула отмечено беспрерывными войнами, шедшими с переменным успехом и приведшими к гибели и Саула и его сына Ионафана в битве при горе Гелвуе. Начало государственности было положено, но до созидательной деятельности, оставляющей четкие материальные свидетельства, было еще далеко.
О постройках, относимых ко времени Давида
Предельное военное напряжение, еще более масштабные войны - на сей раз в большинстве своем победоносные, характерны и для 35-летнего правления Давида (1000-965 гг. до Р. X.), крупнейшего из израильских правителей и основателя традиционной, пережившей века, династии. Библейские повествования создают яркий его облик, и прежде всего это облик воителя. Начав с правления Иудеей (со столицей в Хевроне) под филистимлянским протекторатом, Давид достаточно скоро разбил в сражении у Гаваонского пруда противостоявшую ему северную израильскую группировку, возглавлявшуюся сыном Саула Иевосфеем (2 Цар 8-11), объединил царство, а далее нанес ряд решительных поражений филистимлянам при Ваал Парациме и в долине Рефаим и сбросил их владычество (2 Цар 17-22). Крупнейшим военным достижением этого периода его царствования было завоевание Иерусалима, до того принадлежавшего ханаанейскому племени иевусеев. "Контроль над Иерусалимом, - пишет К. Кеньон, - означал фактически контроль над всей Палестиной, поскольку он расположен на центральной гряде, являющейся единственным путем север - юг... К востоку путь из Иерусалима идет до Иорданской долины и района Иерихона, далее по броду через Иордан к богатому плато Трансиордании, тогда как к западу ряд путей вел к Шефеле и прибрежной долине. Для предшествующего отсутствия внутреннего единства весьма показателен самый факт существования иерусалимского анклава внутри израильских земель. Без обладания Иерусалимом единство было невозможно. Но эффект длительного разделения (израильтян. - Н. М.) на две группы (северную и южную. - Н. М.) сохранялся и предопределил новое разделение на Израиль и Иудею в конце X в. до Р. X." (Kenyon, 1979, pp. 233-234).
Здесь не место рассматривать прочие военные мероприятия Давида. Они консолидировали страну и, согласно библейской традиции, резко расширили ее территорию, охватившую в их результате большую часть Палестины и Трансиордании (за исключением прибрежной долины Филистии), а также некоторые более северные (прибрежные финикийские) и восточные районы (рис. 9.2). Не будем останавливаться и на верификации этих представлений, поскольку прямые археологические свидетельства этих завоеваний мизерны. Исключение составляют Иерусалим и немногочисленные прочие города, сохранившие остатки строительной деятельности времени царствования Давида.
Но и здесь эти остатки бедны и далеко не всегда достаточно определенны и в хронологическом и в функциональном аспектах. Сразу же подчеркнем особые трудности археологических исследований Иерусалима. Первые следы человеческих поселений на его месте относятся к раннему, а городских сооружений - к среднему бронзовому веку, то есть имеют более чем четырехтысячелетнюю давность. Многократные природные и рукотворные разрушения его, смещения целых районов - вплоть до центральных, бесконечные перестройки с серьезнейшими нарушениями более ранних строительных уровней, эрозия и каменоломни, перекрытие ключевых памятников массивными - в том числе культовыми - конструкциями последующих периодов и многие другие акции резко усложняют стратиграфию Иерусалима и возможность идентификации конкретных построек и их комплексов и определения хронологической их принадлежности. Подобные определения по отношению к открытиям в Иерусалиме неоднократно пересматривались и далеко не всегда - вплоть до настоящего времени - могут считаться окончательно установленными.
Несколько слов об общей характеристике памятника (Vincent et Ste`ve, 1954; Kenyon, 1974). Иевусейский (=ханаанейский) Иерусалим располагался на высоком холме Офел, на отроге, несколько ниже кряжа. Место это было хорошо защищено самой природой: город ограждался крутыми склонами, спускавшимися к долинам Кедрон на востоке и Терапеон на западе. Обе долины сходятся, что еще более затрудняет доступ к городу: лишь узкий перешеек соединяет его с возвышенностью, на которой находится современный Иерусалим. В долине Кедрон располагался Тихон - постоянно функционировавший водный источник - важнейший фактор локализации древних городов.
И конечно, природная защищенность с самого начала существования города дополнялась созданием фортификаций. Появившись еще в среднем бронзовом веке, они в дальнейшем многократно перестраивались, дополнялись, заменялись новыми системами. Идентификация и датировка их чрезвычайно трудны. Первоначально ко времени Давида и Соломона относили обводную стену, шедшую вдоль восточного гребня Офела вместе со связанной с ней массивной башней. В них видели дополнение к первоначальной иевусейской фортификационной системе. Стена должна была преграждать доступ не только к городу, но и к системе шахт и тоннелей, связанных с расположенными в долине источниками, обеспечивавшими водоснабжение Иерусалима. Но дальнейшие исследования показали, что шахты выходят на поверхность далеко за пределами идущей вдоль гребня стены, которая защищать их никак не могла, и что относится эта стена не к X в. до Р. X., а концу I тыс. до Р. X. Подлинно же древняя стена, функционировавшая и при иевусеях и при Давиде, более того, повторявшая линию стены среднего бронзового века (почти полностью разрушенной эрозией), была обнаружена английской экспедицией в 50 м восточнее первой и 29 м ниже ее по склону. На этой позиции она препятствовала захвату сооружений системы водоснабжения и в то же время не уступала по уровню холмам противоположной стороны долины, где мог появиться неприятель. Прослежены также западная и северная стены этой системы. Вместе они ограждали площадь около 4,4 га (Kenyon, 1979, р. 235 sgg).
Проводившая эти принципиально важные исследования К. Кеньон подчеркивает, что Давид воспринял не только ханаанейскую фортификационную систему города, но и еще один весьма существенный элемент его планировки. Город среднего бронзового века был построен на скале, охватив и крутой западный ее склон. Около XIII в. до Р. X. была проведена значительная перепланировка, основу которой составляло сооружение целой серии террас как базы для гораздо более активной застройки. При Давиде террасы были реставрированы и расширены, что заметно улучшило условия застройки по сравнению с крутым склоном. Но, с другой стороны, террасы в большей мере подвержены разрушениям и на них сохранились остатки лишь единичных построек значительно более позднего периода (Ibid.).
На крутом восточном склоне холма, над источником Тихоном, открыто массивное сооружение, условно отнесенное к X в. до Р. X. Оно представляет собой гигантскую опорную стену, сохранившуюся на высоту 16,5 м и поддерживавшую в основном разрушенную монументальную конструкцию, - А. Мазар пишет о возможной идентификации последней как иевусейской "крепости Сиона", взятой при штурме Иерусалима и ставшей "городом Давидовым" (1 Пар 11:5). Расположение ее на вершине холма над Тихоном характерно именно для времени Давида, поскольку при Соломоне акрополь был смещен к северу, при дальнейшем же распространении города к восточным склонам холма эта огромная опорная стена была заброшена (Mazar, 1990, р. 374) (рис. 9.3).
Временем Давида могут быть датированы скромные поселки, возникшие на руинах им же разрушенных ханаанейских и филистимлянских городов. В Мегиддо остатки такого поселка представлены слоем V В. По идентификации слоев города Й. Ядиным (Yadin, 1972, 1975), принятой и А. Мазаром (Mazar, 1990, р. 382), в этот период, последовавший за большим пожаром 1000 г. до Р. X., возникший на месте Мегиддо поселок не имел особой фортификационной системы. Дома располагались по периметру верхней площадки холма, сплошная их линия сама имела оборонительное значение, как и у некоторых поселков предыдущего периода Судей. Не было не только фортификаций, но и крупных общественных построек. Близкая картина и в Телль Квазиле, где большие участки внутри также лишенной фортификаций территории бывшего филистимлянского города оставались свободными от застройки (слой IX). Правда, в первой половине X в. до Р. X. был частично реставрирован храм X слоя, что могло соответствовать времени царствования Давида. Лахиш, разгромленный еще в середине XII в. до Р. X., возродился в X в. до Р. X. на ограниченной, первоначально не укрепленной площади (слой V). Этот поселок А. Мазар осторожно датирует временем Единого царства, то есть до создания здесь дворцового комплекса и массивных оборонительных сооружений (Ibid., pp. 389, 401, ref. 20).
И все же названные памятники являются индикаторами начавшегося израильского урбанизационного процесса. Число таких индикаторов может быть умножено. Очень близкая картина возникновения израильских поселков на руинах предшествующих им разгромленных городов железного века II зафиксирована раскопками Телль Бейт Мирсима и Тимны; в последней, как и в ряде упомянутых выше случаев, еще не было специальной фортификационной системы, но она уже намечалась: в слое X в. до Р. X. открыты остатки домов, стоявших кольцом по периметру холма, вход же на территорию формирующегося города шел через ворота, образованные двумя квадратными в плане башнями. Что касается Телль Бейт Мирсима, то он, как и Вефсамис, лишь ориентировочно может быть связан с рассматриваемым периодом, но каменные стены этих городов соответствуют военным мероприятиям, предпринимавшимся Давидом против филистимлян в начале его царствования.
Еще более выразительно отмеченный процесс документируется в Тирзе, успевшей уже в рассматриваемый период обрести облик подлинного города - хорошо распланированного и густо заселенного. Следует особо подчеркнуть ортогональную его планировку, почти полностью отсутствующую у более поздних израильских поселков, а также появление ряда "четырехкомнатных домов", напротив, весьма характерных для непосредственно следующего - Соломонова - периода. Как отмечает А. Мазар, корни обоих этих показателей уходят в конец XI в. до Р. X. и представлены в X слое Телль Квазиля (Ibid., pp. 389, 466).
Возможна принадлежность ко времени правления Давида небольших поселков, подобных Хирбет Давару близ библейского Михмаша или Тел Беэр-Шеве (слой VII). Они имели округлые очертания домов, расположенных по периметру, и свободный от застройки центр - то есть известную уже нам схему, характерную для израильских поселений с самого начала рассматриваемого периода.
По этим отрывочным данным трудно судить о строительной деятельности израильтян в первой половине X в. до Р. X. Создается впечатление, что принципы ее лишь вырабатывались с использованием традиций предшественников, соседей и противников. В этой связи еще раз подчеркнем, что мизерность строительных свидетельств времени Саула и Давида может быть связана с неослабевающим военным напряжением, отнюдь не способствующим ни созданию, ни сохранности архитектурных комплексов. Более стабильное, отмеченное установлением широких, распространившихся до Киликии, Египта, Месопотамии и Южной Аравии торговых и культурных связей время Соломона (965-928 гг. до Р. X.) могло обусловить заметную активизацию как строительной деятельности, так и прочих ремесел. В подтверждение этого уместно вспомнить слова Соломона, обращенные к другу Давида Хираму, царю финикийского города Тира, в сообщении о замысле построения храма в Иерусалиме: "Ты знаешь, что Давид, отец мой, не мог построить дом имени Господа, Бога своего, по причине войн с окрестными народами, доколе Господь не покорил их под стопы ног его. Ныне же Господь, Бог мой, даровал мне покой отовсюду: нет противника и нет более препон. И вот, я намерен построить дом имени Господа, Бога моего..." (3 Цар 5:3-5).
Строительная деятельность в период царствования Соломона
Представления о строительстве и урбанизационном процессе Соломонова времени заметно конкретнее и хронологически определеннее. Но и здесь археологические свидетельства далеко не полны. Главные постройки Соломона в Иерусалиме более известны по нарративным источникам, прежде всего по библейским текстам, нежели по реальным их остаткам. В первую очередь это касается легендарного храма и дворца на Храмовой горе - вершине гряды к северу от Офела (Busin, 1970; Kenyon, 1974; Yadin, 1975a).
Описание храма и его строительства в Библии (3 Цар 5:16; 6:14-38; 2 Пар 4) достаточно конкретно и детально. Основные его положения: храм стоял на подиуме и представлял собой прямоугольную конструкцию 25x50 м при высоте около 15 м и толщине стен до 6 м. Трехчастная схема храма с расположением всех трех компонентов на единой длинной оси (рис. 9.4) известна в Палестине с конца среднего бронзового века и может считаться традиционной для ханаанейской, а далее и финикийской храмовой архитектуры. А. Мазар, давший лаконичное и предельно четкое описание храма на основании исчерпывающего анализа библейского текста (Mazar, 1990, pp. 375-378), подчеркивает преемственность строительных традиций, отмечая, что даже толщина стен Соломонова храма была та же, что и у храма среднего бронзового века в Сихеме. По общим же размерам храм превышал известные образцы как ханаанейской, так и финикийской храмовой архитектуры. Интерьер, согласно библейскому описанию, состоял из портика, святилища и давира - помещения для святое святых; входы во все три части лежали на единой центральной оси. При этом святое святых не было отделено стеной от святилища - здесь предполагается занавес или деревянная перегородка. Кроме того, святое святых было поднято на подиум, и к нему вели несколько ступеней. По продольным сторонам храма располагались трехэтажные вспомогательные помещения, которые могли служить царской сокровищницей и одновременно являлись дополнительной к стенам главного зала опорой тяжелой кровли (Kenyon, 1979, р. 24). Перед храмом же - по всей его ширине - был сооружен притвор шириной 5 м (рис. 9.5).
Как уже отмечалось, появление подобного плана храмовых сооружений связывается с постройками II тыс. до Р. X. в Ханаане и Северной Сирии. А. Мазар указывает на безусловные прототипы Соломонова храма в среднем бронзовом веке Эблы, Мегиддо, Сихема и на сохранение того же плана в последующий период, что документируется храмом VIII в. до Р. X. в Телль Тайнате (Сирия) (рис. 9.6). Он же справедливо указывает, что фиксированное в библейском описании обильное применение при строительстве Соломонова храма ввозного кедрового дерева соответствует употреблению того же материала создателями ханаанейских и филистимлянских храмов (Лахиш и Телль Квазиль) (Mazar, 1990, р. 377). Достаточно щедро применялось и золото, прежде всего для облицовки - поверх кедрового дерева - внутренних помещений храма, обкладки деревянного алтаря, стоявшего перед святое святых, а также для производства многочисленных культовых принадлежностей, необходимых для богослужений, таких как ритуальный стол, светильники, блюда, чаши, кадильницы и пр.
Ковчег завета был перенесен из города Давидова в Соломонов храм и помещен в святое святых, где его фланкировали распростертые крылья двух херувимов, вырезанных из масличного дерева и обложенных золотом. Херувимы были подобны сфинксу: они имели туловище льва или быка, крылья орла и голову человека. Этот орнаментальный мотив, по определению А. Мазара, был широко распространен в искусстве ханаанеян, финикийцев и сирийцев бронзового и железного веков подобно прочим украшениям храма - деревянным, каменным, золотым, медным, костяным - таким как орнаментальные решетки, пальметки, плоды и цветы, цепи, бордюры, изображения фантастических и реальных животных, людей, деревьев (Mazar, 1990, pp. 377-379). Несомненно использование и знаменитой финикийской резьбы по слоновой кости.
Две орнаментированные медные колонны - Иахин и Воаз, - стоявшие у фасада Соломонова храма и фланкировавшие вход в него, были, вероятно, чисто декоративны и конструктивной функции не несли. Но они заставляют вспомнить две базы колонн, также не имевших конструктивного значения, открытых в храме позднего бронзового века в Асоре. Абсолютно такие же фланкирующие вход колонны с волютным завершением представлены на глиняной модели святилища из Телль эль-Фары (сев.) (Mazar, 1990, р. 378) (рис. 9.7). Отметим, что изготовление этих крупных медных изделий связывается библейским повествованием с мастером Хирамом из Тира, который "владел способностью, искусством и уменьем выделывать всякие вещи из меди. И пришел он к царю Соломону, и производил у него всякие работы" (3 Цар 7:14). Это еще одно подтверждение тесных связей с финикийскими ремесленными центрами, славившимися, помимо прочего, медными (и, конечно, бронзовыми) изделиями. Целый ряд последних перечислен в библейском описании храма, а далее и дворца Соломона - подставки для ритуальных чаш с большими колесами, украшенные изображениями львов, волов и херувимов, умывальники, лопатки, декоративные изображения фруктов, наконец, "литое медное море" - большой круглый бассейн диаметром около 5 и глубиной около 2,5 м с рельефным орнаментом ("подобиями огурцов"), стоящий на 12 фигурах волов.
Все эти данные, касающиеся Соломонова храма в Иерусалиме, - как общие его параметры, так и детали, - переданы библейским повествованием. Совершенно естествен ряд несомненных преувеличений в них: храм достаточно скоро стал легендарным и вместе со своим создателем превратился в один из символов героического века израильской истории. Но целый ряд текстуальных показателей представляются реальными или близкими к ним. Это касается и общего плана храма, и его размеров, и членения интерьера, характера его оформления и орнаментации. Многие из этих показателей могут быть археологически верифицированы. Но только по сравнительным материалам: очень близкие приведенному описанию планы зафиксированы как в самой Палестине, так и в наиболее выразительных формах - в Северной Сирии и Финикии (от храма среднего бронзового века в Эбле до позднего в Телль Мумбакате и железного века в Телль Тайнате) (рис. 9.6). Там же представлены прямые аналогии и строительным материалам и приемам, характерным для Соломонова храма (сочетание рядов обтесанных камней и кедровых стволов). При этом весьма выразителен тот факт, что специфический финикийский стиль кладки был распространен в Палестине и в последующие за царствованием Соломона периоды - от наиболее ранних построек Самарии (IX в. до Р. X.) до наиболее поздних (VI в. до Р. X.) стен Рамат Рахели - дворцового комплекса, исследованного вблизи Иерусалима, к юго-западу от него. О сирийском и финикийском характере орнаментальных мотивов и многочисленных металлических, деревянных и прочих изделий, упомянутых при описании храма, уже говорилось выше. Все это дало право К. Кеньон считать, что "храм носил полностью финикийский характер" (Kenyon, (1979, р. 241).
Все эти соответствия, безусловно, важны и в ряде случаев достаточно убедительны. Но еще раз подчеркну, что все археологические показатели здесь опосредованы и принадлежат аналогам Соломонова храма, но не ему самому. Сам храм не раскопан и, более того, для раскопок при нынешних условиях недоступен, что связано со специфическими трудностями археологических исследований в древних городах, существовавших тысячелетиями и "живых" поныне, где важнейшие памятники перекрыты не менее важными, принадлежащими последующим периодам. Место Соломонова храма расположено под мусульманской святыней Харам эс-Шериф, центром которой является перекрытая большим куполом священная скала, игравшая, как предполагается, роль алтаря-жертвенника. Также предположительно храм располагался к западу от скалы, а длинная ось его была направлена с востока на запад. Тщательное топографическое исследование значительного участка к северу от Офела (включая так называемую Милло - искусственно засыпанную седловину между ним и Храмовой горой) позволило установить соотношение позиции Соломонова храма с последующими конструкциями (реконструкцией его в 516 г. до Р. X. - по возвращении из вавилонского пленения и далее - вплоть до перестройки в 19 г. до Р. X. Иродом). Некоторые заключения здесь гипотетичны, другие же дают должные реперы для определения границ расширения Иерусалима при Соломоне - и прежде всего к северу - и места храма на этой территории. Исследователями подчеркивается, что строительство его потребовало создания больших террасных конструкций, это распространялось и на последующие постройки, платформы которых перекрывали Соломонову. Отмечено также, что добавленная территория, находившаяся за пределами иевусейско-Давидова города, дала Соломону площади для нового строительства, включавшего и общественные конструкции (Kenyon, 1979, р. 241).
Среди последних наибольший интерес представляет дворец, детально - подобно храму - описанный в Библии (3 Цар 7:1-2) и, вероятно, стоявший на платформе в этой новой части города - вне храмовой территории. К сожалению, этот район стал впоследствии местом активных каменных выработок, производившихся в различные периоды, начиная со времени Ирода Великого (Kenyon, 1979, р. 241).
Прямых археологических показателей, касающихся этого Соломонова дворца, нет, и все сведения о нем ограничиваются библейским повествованием. Согласно приведенному в нем описанию, дворец представлял собой сложный комплекс взаимосвязанных построек, свидетельствующий об освоении израильтянами достаточно сложных архитектурных форм и строительных приемов. Среди основных его построек отмечены: дом "из дерева Ливанского", по размерам превосходивший храм ("80x60x15 м) и стоявший "на четырех рядах кедровых столбов; и кедровые бревна положены были на столбах. И настлан был помост из кедра над бревнами на сорока пяти столбах, по пятнадцати в ряд. Оконных косяков было три ряда; и три ряда окон, окно против окна. И все двери и дверные косяки были четырехугольные, и окно против окна в три ряда" (3 Цар 7:2-5). Далее отмечаются "притвор из столбов" размерами "25x15 м, и перед ним крыльцо, столбы и порог перед ними, и "еще притвор с престолом, с которого он (Соломон. - Н. М.) судил, притвор для судилища сделал он, и покрыл все полы кедром". Позади притвора располагался второй двор. В общем плане комплекса выделяются входной портик, ведущий в тронный зал, за которым находились жилые покои, расположенные по сторонам открытого двора (Mazar, 1990, р. 379). В описании подчеркивается кладка стен из крупных обработанных ("обрезанных пилой") камней. "В основание положены были камни дорогие, камни большие... и сверху дорогие камни, обтесанные по размеру, и кедр. Большой двор огорожен был кругом тремя рядами тесаных камней и одним рядом кедровых бревен..." (3 Цар 7:10-12). В дворцовый комплекс входил и специальный дворец со своим центральным двором и притвором, построенный для любимой жены царя - египтянки, фараоновой дочери.
При подчеркнутом отсутствии археологических свидетельств относительно дворца приходится повторить сказанное уже в связи с описанием храма: весь археологический контекст ханаанейских, филистимлянских, сирийских, финикийских памятников как Соломонова, так и более ранних периодов, позволяет определенным образом верифицировать библейское повествование. Как общие планы описанных сооружений, так и детали их интерьеров и убранства, строительные приемы, материалы и их обработка, орнаментальные мотивы находят значительное число соответствий в отмечавшихся уже памятниках - прежде всего в Тире и Сидоне в Финикии, Каркемише в Северной Сирии, Мегиддо (слой IV В), Гезере, Телль эль-Хеси (слой V), Асоре, Таанахе, Лахише в самой Палестине.
И хотя лишь часть этих памятников может быть с уверенностью связана с царствованием Соломона, наличия их достаточно для заключения, что строительная деятельность его не ограничивалась Иерусалимом, хотя на него и приходилась львиная ее доля. О масштабах ее свидетельствует, помимо храма и дворцового комплекса, такое значительное мероприятие, как создание Милло - заполнения топографических помех в виде депрессий и впадин между городом Давида и Храмовой горой, строительство новых стен и, безусловно, ряда других крупных сооружений, оставшихся за пределами наших знаний. Но вместе с тем, как подчеркивает К. Кеньон, "особым вниманием пользовались еще три города. В Библии (3 Цар 9:15) констатируется, что налог и принудительные работы использовались при строительстве в Асоре, Мегиддо и Гезере... Представляется резонным выделение этих городов в специальную категорию и определение их как царских городов. В них Соломон был свободен в выработке планировки, а ключевые стратегические позиции требовали особого внимания к их оборонительным системам" (Kenyon, 1979, р. 244). А. Мазар также выделяет наиболее значительные по размерам, стратегическому положению, административным и коммерческим функциям, а также средоточению общественных построек города во вторую после столиц категорию (Mazar, 1990, р. 404). Названные выше города он также именует "царскими" (Ibid., p. 387), видя в них закономерное усложнение иерархии поселений, соответствующее общим социальным сдвигам в период сложения государственности.
В Мегиддо Й. Ядиным к Соломонову времени отнесены слои IV В - V А. Вершина холма окружена в это время казематной стеной, примыкавшей к мощным воротам, шесть камер которых - по три с каждой стороны - фланкировали центральный проход (рис. 9.8; 9.11, Е). На огражденной стеной площади располагались: дворец правителя (No 1723), стоявший в глубине квадратного двора со стороной 60 м, укрепленного особой стеной с четырехкамерными воротами, второе здание дворцового типа (No6000) (рис. 9.9; 9.10), примыкавшее к обводной стене восточнее шестикамерных ворот, и ряд общественных построек. Все эти массивные сооружения построены из обтесанных камней. Шестикамерные ворота сложены из них целиком. Они имеют четырехугольный план размером 17,8x8x20 м и усилены выступающими башнями (рис. 9.11, Е). Ближайшие прототипы дворцовых сооружений известны в Северной Сирии (Ussishkin, 1966).
Несколько позже, может быть, уже в начале IX в. до Р. X. казематная стена была сменена еще более мощной сплошной стеной с чередованием выступающих и углубленных участков ("offsets and insets") (рис. 9.12). К тому же времени относится создание огромного строительного комплекса, идентифицированного рядом исследователей, начиная с открывшего его в 1928 г. П. Гая, как царские конюшни. Они соответствовали библейским сведениям о строительстве Соломоном городов для колесниц и городов для конницы (3 Цар 9:19) и о наличии у него тысяч колесниц и всадников, которых разместил он по колесничным городам, об особом внимании его к лошадям, которых "приводили из Египта и из Кувы" (3 Цар 10:26, 28). Тщательность, с которой были построены эти сооружения, вызвала реплику В. Олбрайта: "В те дни о лошадях заботились более, чем о людях" (Albright, 1960, р. 124). К Соломонову времени был отнесен и упомянутый выше комплекс. Однако в дальнейшем и его хронологическая позиция и функциональный характер вызвали дискуссию. Приводились данные в пользу не конюшенного, а складского их назначения при сохранении отмеченной выше хронологической привязки (Aharoni, 1982; Herzog, 1984). Но убедительный общий анализ соотношения построек и слоев Мегиддо этого периода, проведенный Й. Ядиным, доказал принадлежность комплекса слою IV А - то есть к началу IX в. до Р. X. и соответственно царствованию Ахава. Что касается интерпретации построек, то этот исследователь подтверждает первоначальное представление о них как о царских конюшнях, не отрицая возможности складского характера других построек - близких по плану и конструктивным признакам (Yadin, 1972, pp. 147-646). Концепции Й. Ядина придерживается и А. Мазар (Mazar, 1990, р. 382).
Конюшни были рассчитаны на одновременное содержание более чем 450 лошадей. Комплекс включал параллельные отсеки, каждый из них имел центральный проход шириной 3 м, фланкированный двумя рядами каменных столбов (рис. 9.13, 9.14), служивших и для поддержки крыши, и, как свидетельствуют специальные отверстия в них, для привязи лошадей. За столбами шли трехметровые проходы для вывода последних. Полы были вымощены булыжником или покрыты слоем дробленого известняка. В каждом отсеке находились 30 лошадей.
В том же слое Мегиддо открыты и другие остатки массивных конструкций, в том числе уже отмеченная резиденция правителя, огражденная почти квадратной стеной со стороной около 60 м. В. Олбрайт отмечает, что в характере кладки этих построек имеются явные признаки заимствований из финикийской строительной практики (чередование продольного и поперечного положения длинных и узких каменных блоков и пр.). Им же обращено внимание на находки в Мегиддо древнейших в Израиле каменных капителей протоэолийского стиля. Они украшали пилястры ворот, ведших в дворцовый двор, и с этого времени стали характерной чертой израильской архитектуры на протяжении всего раннего железного века (Albright, 1960). Далее такие капители найдены в Асоре, Иерусалиме, Самарии, Рамат Рахели и др.
В Мегиддо открыта одна из древнейших конструкций водоснабжения городов. А. Мазар справедливо видит в этих конструкциях крупнейшее достижение рассматриваемого периода как в аспекте инженерии и гидрологии, так и в организации общественных работ (Mazar, 1990, р. 478). Распространившись в израильских городах, такие конструкции развивались, принимая иногда грандиозные размеры и сложнейшие формы, сменяя первоначальные схемы более совершенными. В Мегиддо самая ранняя конструкция относится к слою IVB-VA - то есть к Соломонову времени - и состоит из спускающегося по склону прохода, ограниченного стеной из обтесанных камней, и далее - совсем узкой тропы, достигающей источника. Позже, в IX в. до Р. X. (слой IVA), в Мегиддо была создана значительно более сложная конструкция с вырубленной в скале в пределах самого города вертикальной шахтой, спирально расположенными ступенями в ней и горизонтальным тоннелем длиной 63 м, ведущим от нее к источнику; еще позже шахта была углублена до 16м, достигла уровня тоннеля и превратилась в колодец, из которого вода доставлялась в город с помощью ворота, кожаных контейнеров и канатов.
Характерной для Соломонова города чертой К. Кеньон считает наряду с монументальным строительством широкое распространение культовых объектов - рогатых алтарей, подставок для курильниц, жаровень и чаш, связанных, возможно, с маленькими святилищами и частными молельнями (Kenyon, 1979, р. 249).
Монументальные постройки, и прежде всего городские ворота, представлены хорошо выработанным и в основных чертах единым типом во всех трех царских городах, и не только в них. В Мегиддо, Асоре (рис. 9.15) и Гезере (рис. 9.16, 9.17) они рассматриваются Й. Ядиным как четкие показатели централизованного царского строительства, что обосновывается как археологическими, так и библейскими свидетельствами (Yadin, 1972,1975). Они отличаются особыми массивностью и типологической близостью, вплоть до наличия выступающих башен. Отдельные же их детали и строительная техника варьируются. В Мегиддо, как отмечалось, ворота полностью сложены из обтесанных камней: это единственный известный пока случай такого рода. В Асоре подобные шестикамерные ворота сложены из дикого камня, в Гезере кладка из больших диких камней лишь с фасада была облицована обтесанными камнями. Но башни такого же плана и близких размеров, сочлененные с казематными стенами, открыты в Лахише, Ашдоде, Беф-Шане, казематные стены - в Вефсамисе, Телль Бейт Мирсиме и т.д.
В Беф-Шане следы египетской оккупации перекрыты недолговременным и не очень выразительным слоем, который по керамике может быть отнесен ко второй половине X в. до Р. X. Некоторые строения предположительно связываются с реставрацией города после разрушения египетских построек и первыми опытами кладки из тесаных каменных блоков финикийского типа. К. Кеньон относит их ко времени Соломона (Kenyan, 1979, р. 252).
Вефсамис - первоначально ханаанейский город, полностью сожженный в Давидово время и построенный заново по новому плану. Около середины X в. до Р. X. создана окружившая город казематная стена толщиной 4,1 м, за которой, повторяя ее форму, шла кольцевая дорога. Густая застройка была подчинена радиальному расположению улиц. В застройке отмечено формирование стереотипа четырехкомнатного дома, сохраняются известные и ранее вкопанные в землю зернохранилища. Для керамики характерно исчезновение филистимлянских изделий, упрощение форм и сокращение их репертуара, распространение темно-красного ангоба и лощение поверхности.
Телль Бейт Мирсим по ряду признаков, характерных для слоя X в. до Р. X повторяет Вефсамис (казематная стена толщиной 3,75 м, радиальные улицы, расходящиеся от центра, несколько колец домов, вкопанные в землю облицованные камнем зернохранилища, те же ангоб и лощение керамики). Весьма интересны глиняные плакетки с изображением беременной женщины, связанные с культом плодородия, свидетельствующие о его сохранении вопреки требованиям официальной религии.
Необычайно правильная планировка отмечена для Тирзы (Телль эль-Фары (сев.), где дома в основном трехчастные, близких планов и размеров, выходящие на параллельные улицы (Kenyon, 1979, p. 254).
Таким образом, свидетельства строительной и организационной деятельности времени Соломона фиксируются не только в царских и наиболее крупных, но и в отдельных малых городах. Нет оснований ее преувеличивать. Можно согласиться с А. Мазаром, отмечающим, что, хотя урбанизационный процесс и возобновился в рассматриваемый период, зенита своего он достиг лишь в последующие века (Mazar, 1990, р. 388). То же можно сказать и об утверждении К. Кеньон, что "археология представляет весьма мало свидетельств блеска Соломонова двора, что, помимо столицы и основных городов, цивилизация была отнюдь не высока, а экономика не столь уж процветающей, страна же оставалась в основном крестьянской вопреки космополитической цивилизации двора" (Kenyon, 1979, р. 254).
Начало формирования израильской цивилизации
Но было бы несправедливо и преуменьшать значение такого принципиального социально-экономического сдвига, как формирование государственности и объединение страны в пределах единого царства в процессе становления израильской цивилизации. Еще раз повторю, что достаточно велика была роль аккумуляции израильтянами культурных достижений своих многочисленных предшественников, всей тысячелетней, многообразной и драматичной истории Палестины. Но именно в рассматриваемый период было положено начало и созданию специфических культурных систем, позволяющих говорить о собственной цивилизации, проявления которой нарастали в дальнейшем. Тот же А. Мазар отмечает, что израильские слои уже в X в. до Р. X. идентифицированы помимо столицы и царских городов еще по меньшей мере в 19 городах и что они позволяют определить новый стереотип поселения (Mazar, 1990, р. 387).
К. Кеньон подчеркивает, что в этот период "впервые после среднего бронзового века можно говорить об ощутимом числе подлинных городов" (Kenyon, 1979, р. 256). Четко определилась уже упоминавшаяся иерархия последних с выделением не менее трех их категорий. Ортогональная планировка стала крайне редкой, господствует круговая планировка с поясом домов по периметру поселения, вдоль обводных стен (при наличии таковых) и радиальных улиц. Круговой внешний пояс построек может восходить еще к древним скотоводческим традициям и отличается от классических форм планировки ханаанейских городов бронзового века. Тот же сплошной пояс домов, окружавший израильские поселки, явился праобразом оборонительных стен казематного типа, доминировавших именно в X в. до Р. X. и далее сохранявшихся лишь в редких случаях. И также с IX в. до Р. X. (может быть, с самого конца X в.) доминанта и в Северном и в Южном царствах переходит к сплошным стенам с рядом специфических особенностей (широкое применение обтесанного камня, чередование углубленных и выступающих участков, оформление гласисов на крутых склонах, башни, "балконы" для навесного огня и пр.). Впоследствии такие искусно выполненные фортификации достигали толщины до 7 м (Иерусалим) и, по справедливому предположению Й. Ядина, были ответом на применение ассирийцами стенобитных машин (таранов).
Весьма характерны для израильских фортификационных систем хорошо выработанные стереотипы шестикамерных (с Соломонова времени), а далее и четырехкамерных ворот, иногда же комплексы внешних и внутренних ворот, связанных с двойной линией стен. Отмечаются и мирные функции этих массивных сооружений, использовавшихся как рынки, места культовых церемоний и судебных процессов, трибуны правителей и т.п. (Mazar, 1990, р. 464).
Выше уже говорилось о специфических (хотя иногда и имеющих корни в ханаанейских и финикийских традициях) формах кладки из обтесанных камней, получивших широкое распространение в израильской архитектуре, а также о применении протоэолийских капителей, прочно в ней утвердившемся.
Важна и показательна выработка стереотипов и бытовых - жилых и хозяйственных - построек (ведь сам факт такой выработки соответствует консолидации общества и унификации ряда направлений его производственной деятельности). Здесь должен быть отмечен "столбовой дом" - четырехугольная конструкция с одним или двумя рядами монолитных каменных столбов в центральном дворе и комнатами по трем сторонам последнего, прежде всего на втором этаже. Наиболее типичен так называемый "четырехкомнатный дом", появившийся еще в X в. до Р. X. и широко распространившийся в XI в. до Р. X. Размеры его варьируются, в X в. до Р. X. обычный стандарт 10x12 м. В Тирзе такие равновеликие дома превалируют во всей застройке, еще раз подтверждая определенное организационное начало.
В наибольшей мере оно проявилось в создании отмеченных выше систем водоснабжения, характерных для ряда израильских городов (Иерусалим, Мегиддо, Асор, Гезер, Гибеон, Арад, Беэр-Шева, Иокне-ам, Ивлеам, Кадес-Варни), достигавших впоследствии грандиозных размеров и свидетельствующих как о высоком развитии инженерного искусства, так и о способности консолидации больших средств и масс населения, необходимых для этих акций.
В некоторых городах такие системы были реконструированы или сменены, что уже упоминалось в отношении Мегиддо. Близкая картина зарегистрирована в Иерусалиме. Первая система была сооружена здесь предположительно еще в Давидово время. При этом использовалась вертикальная карстовая трещина, шедшая до поверхности скалы. К ней вел крутой подземный проход из города, далее горизонтальный тоннель подводил к источнику. Весьма значительным усовершенствованием системы явился огромный новый тоннель, сооруженный при Езекии (IX в. до Р. X.). В Асоре глубина соответствующей системы достигала 40 м. Верхнюю ее часть составляла шахта размерами 13x16 м и глубиной 19 м (рис. 9.18), из нее круто спускался вниз двадцатипятиметровый канал вплоть до подземного резервуара (рис. 9.19). Входивший в систему спиральный спуск был достаточно широк для использования животных при доставке контейнеров с водой наверх. Более простые, но достаточно рациональные системы открыты в меньших городах. В Гибеоне и Ивлеаме подземные тоннели шли вдоль склона холма непосредственно к источнику. При этом в Гибеоне сам источник был соединен дополнительным тоннелем с водоносным слоем для увеличения поступления воды. Все эти сооружения сыграли самую существенную роль во время тяжких осад, которым подвергались палестинские города в ходе непрестанных войн первой половины I тыс. до Р. X. И еще раз подчеркну, что начало свое сооружение этих поразительных конструкций берет еще в периоде Единого царства, что относится и к освоению достаточно сложных форм фортификационной, храмовой, дворцовой, жилой, хозяйственной строительной техники и архитектуры и к урбанизационному процессу в целом. Здесь значительный прогресс несомненен.
Прочие виды ремесел
Естественно, осваивались и развивались и прочие ремесла, но их показатели значительно более скромны. Очень нелегко выделить специфически израильскую продукцию, поскольку ханаанейские, филистимлянские, а более всего финикийские ремесленные традиции сохранялись и продолжали решительно воздействовать на израильское ремесло, собственных традиций фактически не имевшее. При этом значительную долю изделий составлял прямой импорт.
Керамика
Одним из основных традиционных индикаторов ремесленного развития считается керамика.
Сразу же отмечу, что отсутствие как технологических, так и художественных традиций, определяющих уровень керамического производства, стало причиной крайней бедности репертуара форм, технической отсталости (вплоть до сохранения ручной лепки) и малохудожественности израильской керамики догосударственного периода. Функционально она была явлением чисто бытового порядка, производилась для практического использования. Эстетическая сторона здесь оставалась в забвении, что резко контрастировало с замечательными изделиями ханаанейских, египетских, филистимлянских мастерских. И в этой области формирование Единого царства привело к заметным сдвигам. Резкая активизация связей, соприкосновение с рядом развитых культурных групп, включение их в состав государства, аккумуляция их традиций и производственного опыта обусловили уже при Давиде значительное развитие керамической технологии с широким применением глиняного и каменного гончарного круга, обогащение репертуара форм, особое внимание к оформлению поверхности сосудов, их орнаментации, общему эстетическому аспекту производства. Уже в период Единого царства отмечается большое многообразие горшков (вплоть до пифосов и тарных амфор), мисок, тарелок, чаш, кувшинов, флаконов, кубков и т.д. Характерно широкое применение красного ангоба и лощения - вначале грубого, далее все более совершенствующегося.
Все эти формы, приемы оформления поверхности и орнаментации оказались достаточно долговременными и сохранялись, естественно, эволюционируя, обогащаясь, испытывая определенные воздействия со стороны высокоразвитых центров (прежде всего Финикии), на протяжении нескольких веков существования раздельных царств - Израиля и Иудеи. Вместе с тем в этот период наряду с общими чертами возникают и специфические для каждого из этих двух царств традиции керамического производства. Общим можно считать все более четкую доминанту круговой техники, что нашло отражение в Библии (Иер 18:3: "И сошел я в дом горшечника, и вот, он работал свою работу на кружале"). Каменные гончарные круги известны в Мегиддо, Лахише, Гезере, Асоре. Можно говорить о заметном расширении и стандартизации керамического производства, создании сети мастерских, выполнении царских заказов (1 Пар 4:23: "Они были горшечники, и жили при садах и в огородах; у царя для работ его жили они там"). Вырабатывались единые приемы подготовки глиняной массы (Ис 41:25), очистки ее, формовки сосудов, обработки поверхности, обжига. Обжигательные печи, слабо сохранившиеся в самой Палестине, хорошо известны в Сирии, начиная с раннего бронзового века, к началу железного века они представлены весьма совершенными и многообразными формами, в том числе "двухэтажными": с углубленной в землю топкой и обжигательной камерой. Использовались местные сорта глины. В качестве примеси применялся толченый известняк. Поверхность сосудов часто ангобировалась и залащивалась, а иногда расписывалась черной или красной краской. В росписи доминировали геометрические мотивы, изобразительные (птицы) редки.
Специфика различных территориальных групп проявляется в формах, характере поверхности, росписи сосудов IX-VII вв. до Р. X. (рис. 9.20-9.22).
В Израиле характерны лощеные красные и черные чаши, кувшины и прочие формы, обильно представленные в Асоре, Самарии, Телль эль-Фаре (сев.). А. Мазар выделяет здесь две группы. Первая - толстостенные чаши на высоких ножках с красным или черным ангобом и лощением - характерна только для Самарии и ближайшей ее округи. Вторая - тонкостенные широкие чаши из хорошо отмученной глины, лощеные и орнаментированные концентрическими красными или желтоватыми полосами. Подчеркивается финикийское происхождение второй группы (во всяком случае, ее прототипов) (Mazar, 1990, р. 508).
Для Иудеи этим же автором подчеркиваются чрезвычайная долговременность форм, медленный темп и последовательность их развития (Ibid.). Вместе с тем выделяются два хронологически различных комплекса, границы которых соотнесены с двумя разрушительными акциями - ассирийским нашествием 701 г. до Р. X. и вавилонским - 586 г. до Р. X. Отмечается качественное отличие керамики Иерусалима и его окружения, что связывается с массовой продукцией специальных мастерских, пользовавшейся широким спросом. Нейтронный анализ подтвердил, что типичные изделия их сделаны из одной глины и, возможно, в одной мастерской, что предполагает оптовое производство (Ibid., p. 508).
Завершая этот беглый обзор, замечу, что и при всех сдвигах на протяжении Единого и Раздельных царств художественная сторона израильской керамики оставалась чрезвычайно скромной.
Металлургия
В предшествующих главах мы спорадически и весьма кратко касались вопросов металлургии Палестины и возникновения в ней металлических изделий начиная с энеолита, с первых разработок медных месторождений Синайского полуострова (Rothenberg, 1972), первых кладов, включавших металлические изделия (Bar-Adon, 1980; Tadmor, Kedem, Begemann, Hauptmann, Pernicka, Schmitt-Strecker, 1955), развития металлообработки меди и появления древнейшего золота Восточного Средиземноморья (Avi Gopher (ed.), 1997; Shalev, 1995).
Дальнейший прогресс в Палестине этой важнейшей отрасли производства носил такой же пульсирующий характер, как и общие судьбы ее культуры. Рудные богатства южных областей - между Мертвым морем и Акабским заливом Красного моря - всегда сохраняли свое значение, однако не только позитивное - как весьма существенный ресурс ремесленной и торговой деятельности, но и негативное - как фактор, вызывавший периодические вражеские - прежде всего египетские - вторжения. Во всяком случае, начиная с развитого периода раннего бронзового века медеплавильные мастерские получают определенное распространение в Палестине. Оно значительно активизировалось, когда искусственная приплавка олова привела к появлению бронзы - металла более прочного и твердого, снизив вместе с тем температуру плавки и упростив процесс литья. Бронза была уже пригодна для массового производства крупных образцов оружия и орудий - кинжалов, мечей, топоров, плужных лемехов, тесел, долот, чаш, ведер и пр. Целая сеть медеплавильных мастерских покрывает в среднем и позднем бронзовом веке ряд районов страны, прежде всего вблизи самих выработок, достигающих значительного размера: в Тимне открыты штольни длиной в сотни метров на различных уровнях и в разных направлениях. В мастерских найдены плавильные печи различной формы: круглые, квадратные, прямоугольные, иногда двучастные. Должная температура достигалась с помощью мехов и глиняных трубок для вдувания воздуха. Но все мастерские оставались небольшими, попытки видеть в некоторых массивных сооружениях (Эцион-Гезер у Акабского залива) остатки масштабных металлургических предприятий, выплавлявших руду на экспорт, не подтвердились, а сооружения эти оказались зернохранилищами или караван-сараями на торговых путях (БЭ, с. 228; Kenyon, 1979, р. 254).
Бронза сохраняет у израильтян свое значение и даже приоритет и в первый период железного века, хотя у ханаанеян и филистимлян железное оружие появилось, очевидно, раньше: в Книге Иисуса Навина упоминаются даже ханаанейские железные колесницы времени прихода израильтян в Палестину (Нав 17:16). Преимущества железа, прежде всего при производстве оружия, были уже достаточно ясны их противникам: согласно библейскому свидетельству, филистимляне запрещали евреям иметь собственных кузнецов-оружейников. "Кузнецов не было во всей земле Израильской, ибо Филистимляне опасались, чтобы Евреи не сделали меча или копья. И должны были ходить все Израильтяне к Филистимлянам оттачивать свои сошники, и свои заступы, и свои топоры, и свои кирки" (1 Цар 13:19-20). И дело, очевидно, не только в запретах, но и в контрасте между развитием металлургии двух народов. Железо, повторяю, входило в обиход у израильтян очень медленно. Объемная плавильная печь, открытая в Вефсамисе и относящаяся ко времени Судей, предназначалась для получения меди. Большие же заготовки железа фиксируются лишь в связи с деятельностью Давида, хотя то же подчеркивается и для меди (1 Пар 22:3). Наряду с железом медь упоминается в Ветхом Завете и позже, при описании тяжкого труда рудокопов (Иов 28:2-4): "Железо получается из земли; из камня выплавляется медь. Человек полагает предел тьме, и тщательно разыскивает камень во мраке и тени смертной. Вырывают рудокопный колодезь в местах, забытых ногою, спускаются в глубь, висят и зыблются вдали от людей".
К сожалению, в отличие от достаточно многочисленных медеплавильных мастерских, железоделательные мастерские как X в., так и всей первой половины I тыс. до Р. X. в Палестине фактически почти неизвестны. Выходы железных руд зафиксированы в ряде мест Заиорданья, но прямых свидетельств их добычи и использования пока не найдено. О выработке соответствующих железоделательных навыков и преобладании железа в металлообработке еврейских царств в основном приходится судить по готовым изделиям (Waldbaum, 1978). Последние, в частности, позволяют предполагать единичные попытки изготовления стальных изделий; первым образцом такого рода является клевец из цитадели Хар Адира в Верхней Галилее (Mazar, 1990, р. 360, fig. 8:32), датированный XI в. до Р. X. Но подлинное распространение железа и совершенствование технологии его обработки начались не ранее X в. до Р. X. Однако и тогда, да и в последующие века первой половины I тыс. до Р. X. нет оснований говорить о масштабности этого процесса (в отличие, например, от финикийского или ассирийского ремесла), о способности местных железоделательных мастерских своими силами удовлетворить потребности царства (а далее и двух царств) в железе и изделиях из него. Потребности же эти непрестанно возрастали. Одной из основных причин этого было вновь резко обострившееся после смерти Соломона военное напряжение, требовавшее постоянного наращивания вооружения, львиная доля которого производилась из металла, а конкретнее - из железа. Совершенно очевидно, что ни местные ресурсы, ни местная индустрия не были достаточны для решения этой проблемы. Насущно необходимой стала регулярная поддержка извне, которую могли обеспечить только широкие международные, и прежде всего торговые, связи. К ним мы вернемся ниже. Сейчас же очень коротко коснемся только что упомянутого вооружения израильтян, в значительной мере зависевшего от уровня металлургии и прочих названных факторов.
Металлическое вооружение Сиро-Палестинского региона прошло уже ко времени Единого царства длительный путь развития, отражая как общие традиции Ближнего Востока (прежде всего Месопотамии, далее египетские, ханаанейские, финикийские), так и привнесенные - кипрские, эгейские, анатолийские (рис. 9.23). Путь этот с предельной полнотой прослежен в ряде специальных работ, среди которых особо выделяются превосходные исследования Й. Ядина (1963) и М. В. Горелика (1993). Это позволяет мне ограничиться лишь самыми общими замечаниями.
К древнейшим формам наступательного металлического оружия, известным в указанном регионе с энеолита (IV тыс. до Р. X.), должны быть отнесены кинжалы, боевые топоры, булавы и копья. В Палестине это прежде всего еще медные кинжалы из клада Кфар Монаш, медные топоры из того же клада, булавы из Беэр-Шевы, кладов Кфар Монаш и Нахал Мишмар, копье из клада Кфар Монаш (Горелик, 1993, табл. III, 3,4; XIX, 48; XXX, 1,2-13; XXXIII, 9). Важно отметить, что эти древнейшие находки представляют прототипы форм, сохраняющихся и эволюционирующих на протяжении чрезвычайно длительных периодов раннего и среднего бронзового века - то есть III тыс. и первой половины II тыс. до Р. X. Вместе с тем происходили и заметные, а иногда и принципиальные изменения. Медь к середине III тыс. до Р. X. была сменена бронзой, что обусловило совершенствование имевшихся и появление новых - значительно более крупных и прочных форм. Возрастают длина и многообразие кинжалов. Простейшие формы плоских, без проуха, топоров сменяются целым рядом типов этого важнейшего оружия, в большинстве своем уже снабженных проухами различной конструкции - вплоть до высоких трубчатых. Еще более многообразны лезвия топоров, различающиеся не только по форме, но и по характеру действия: широкие, секиро-образные, рассчитанные на режущий эффект наряду с основным раскалывающим, и узкие, только раскалывающие, предназначенные, вероятно, для пробивания существующих в Палестине к концу III тыс. до Р. X. шлемов и щитов. То же предназначение имели и чеканы (клевцы), появившиеся в Месопотамии уже в середине III тыс. до Р. X. и пришедшие оттуда в Сирию и Палестину. Как всегда, возникновение оборонительного вооружения обусловливает совершенствование наступательного и создание новых его видов.
Возможно, производной формой от секир явились так называемые очковидные топоры, получившие широкое распространение как в Месопотамии, так и в Сиро-Палестинском регионе на грани III и II тыс. до Р. X. (Там же, табл. XX, 61,63,64, 65, 70 и др.). В начале II тыс. до Р. X. из Месопотамии Сирия и Палестина воспринимают совершенно новый вид рубящего оружия - двояковыгнутые секачи (или серповидные мечи) с лезвием на вогнутой стороне - впрочем, некоторые его типы имели два изгиба, при этом лезвие продолжалось и на внешнюю сторону. Это оружие было, очевидно, весьма эффективным, оно получило значительное распространение и существовало долго: в Палестине древнейший экземпляр секача, найденный в Сихеме, отнесен к XIX в. до Р. X., ряд других, почти идентичных ему (в том числе из Гезера), - к XIV в. до Р. X., позднейший - несколько видоизмененный, из Беф-Шана, - к XIII-XII вв. до Р. X. По предположению М. В. Горелика, это оружие было принесено на запад от Месопотамии сутийскими племенами (Там же, с. 38, табл. XVIII, 19, 20, 30, 31, 32, 48) - они уже упоминались выше как племенной массив, с которым связано движение древних евреев из Южной Месопотамии в Палестину.
Подлинные же прямые двулезвийные мечи, появившиеся в Восточном Средиземноморье (Анатолия, Эгейя, Крит) в конце III - начале II тыс. до Р. X., в Сирии и Палестине зафиксированы около середины XIII в. до Р. X., скорее всего, вследствие вторжения Народов моря, в руках воинов которых подобные мечи Эгейского типа изображены на египетских фресках в Мединет-Абу (XII в. до Р. X.). Сами мечи XIII-XII вв. до Р. X., найденные в Сирии (Угарит, Хама) и Палестине (Телль Аджуль), бронзовые (Там же, табл. XIV, 5, 6, 12, 13, 13а). С рубежа I тыс. до Р. X. начинается широкое внедрение уже железных мечей, обусловленное распространением самого железа, что облегчило вес клинков, а также применением металлических доспехов (Там же, с. 30).
Совершенствовались и копья. Если в III - первой половине II тыс. до Р. X. доминировал черешковый насад их бронзовых наконечников, то далее полностью господствовал втульчатый (Горелик, 1993, с. 61, табл. XXXIV), гораздо более простой при сочленении наконечника с древком и надежный при использовании оружия. Это в полной мере касалось и дротиков, которым в палестинском арсенале принадлежала достаточно существенная роль как метательному оружию дальнего боя наряду с пращами и различными видами луков - простых, сложных, составных (Там же, с. 66, табл. XL, XLI).
Археологические и в значительно большей мере изобразительные свидетельства (граффити, статуи, египетские фрески и рельефы, финикийские терракотовые статуэтки, изображения на серебряных сосудах, резная слоновая кость) позволяют в общих чертах судить и об оборонительном вооружении населения Палестины начиная с конца III тыс. до Р. X. Традиционной формой щитов вплоть до второй половины II тыс. до Р. X. были короткий прямоугольник или квадрат (Там же, с. 179, табл. XVIII) с отдельными исключениями: на фреске в Бени Хасане (Египет, XIX в. до Р. X.) семитские наемники изображены с узкими прямоугольными щитами с раздвоенными короткими сторонами. О материалах судить трудно: здесь свидетельства только изобразительные. Наиболее вероятны деревянные рамы с натянутой кожей, лыковое плетение и при любом варианте металлические умбоны, ленты, бляшки, оковка, не только укреплявшие, но и украшавшие щит.
В XIII в. до Р. X. прямоугольные щиты сменяются круглыми, что не без основания связывается с вторжениями Народов моря, щиты которых традиционной для эгейско-анатолийского региона круглой формы изображены на фресках в Мединет-Абу и на рельефах последней четверти II тыс. до Р. X. Подобные щиты широко применялись ханаанеями. Далее - с X по VII в. до Р. X. - эта форма становится господствующей в Сирии и Палестине, что документируется фактически всеми названными выше видами изобразительных свидетельств (Там же, табл. LXIII, 65-75; LXIV, 15-31). Основным материалом и здесь были дерево, кожа, иногда в несколько слоев, лыко и бронза - бляхи, умбоны, канты. Появляются и небольшие цельнометаллические щиты, как боевые, так и декоративные - золотые или из золоченой бронзы. Но в VII в. до Р. X. наряду с круглыми в Сиро-Палестинском регионе известны и очень крупные щиты с прямоугольной нижней и дугообразной верхней частью, - также с деревянной основой, кожей или плетением и, конечно, металлом (Там же, табл. LXIII, 15-31), таковы, в частности, и иудейские щиты на рельефах ассирийского царя Сенаххериба (704-681 гг. до Р. X.) в Ниневии.
Тяжелые металлические шлемы, появившись в Месопотамии в середине III тыс. до Р. X., в интересующем нас регионе нашли не только широкое распространение начиная с первой половины II тыс. до Р. X., но и выработку новых эффективных форм - сфероконической (шишаки) и яйцеобразной; шлемы первой формы - цельнометаллические, второй - кожаные с бронзовым кантом и бляхами (Там же, табл. LXI, 1-21; из них 19-20 - шлемы иудейских воинов на тех же рельефах Сенаххериба).
Наконец, оборонительные доспехи, прежде всего панцири из твердых материалов - кожи и металла, с мягкой основой и без нее, встречаются в Сирии и Палестине со второй четверти II тыс. до Р. X., причем и здесь постулируется особо заметная роль этого региона в возникновении новых эффективных форм. Если пластинчатый панцирь, зафиксированный находками пластин в слоях Лахиша середины II тыс. до Р. X. (Там же, табл. L, 14, 15), связывают с египетской традицией, то формирование более рационального ламеллярного доспеха (с пластинами, соединенными одна с другой непосредственно, без мягкой основы) допускается в самом Сиро-Палестинском регионе (Там же, с. 115). Во всяком случае, здесь они появляются в XVIII-XVII вв. до Р. X. и, широко распространившись, функционируют вплоть до падения обоих еврейских царств в середине I тыс. до Р. X. Составлявшие их пластинки (чешуйки) на протяжении II тыс. были бронзовыми, далее - как бронзовыми, так и железными (Там же, табл. LIV, 1, 19; LV, 1 - 14; LVI, 6, 7).
Есть все основания считать, что в Палестине и Сирии представлены все основные ступени развития ближневосточного вооружения. Более того, здесь аккумулировались соответствующие достижения ряда уже названных выше иноземных производственных центров. Вполне закономерно появление в Сиро-Палестинском регионе и собственных подобных центров. Оправдана и высказанная М. В. Гореликом мысль об особой их активности в выработке новых прогрессивных форм вооружения в силу самого расположения на ближней периферии могучих централизованных монархий, где возможность использования передовой производственной базы городов сочеталась "с подвижной массой свободного, "полуварварского" пастушеского населения", что обусловило "громадный скачок в развитии вооружения..." (Там же, с. 195).
Наследуя результаты этого (и дальнейшего) развития, израильтяне к моменту формирования своей государственности, очевидно, уже обладали достаточно рациональным комплексом как наступательного, так и оборонительного вооружения, победоносные войны Давида определенное тому свидетельство. Но в условиях почти постоянного военного напряжения, вновь обострившегося вскоре после смерти Соломона (928 г. до Р. X.), при справедливо подчеркнутой М. В. Гореликом перманентной угрозе со стороны неизмеримо более мощных огромных деспотий, требовалось непрестанное наращивание и совершенствование вооружения. И следует повторить, что ни местные ресурсы (прежде всего масштабы добычи железной руды), ни местная железная индустрия не были достаточны для этого. Поэтому особую роль в обеспечении еврейского государства (а позже и государств) и сырьем для производства оружия, и самими изделиями играли, как отмечалось выше, торговые связи.
Украшения и произведения искусства
И касалось это далеко не только оружия. Ввозились украшения, предметы роскоши, каменные и металлические чаши, гравированные раковины, по меньшей мере часть гравированных печатей с изображениями реальных и фантастических животных, растений, людей (иногда целых сцен), произведения искусства. Среди последних особый интерес представляет замечательная финикийская резьба по слоновой кости. Огромная коллекция ее - около 200 изделий - найдена в царском акрополе Самарии (Crowfoot, 1938), преимущественно-в доме, который может быть идентифицирован как дом из слоновой кости, построенный Ахавом (3 Цар 22:39). Большинство изделий - мелкие плакетки с барельефами, сочетающимися с инкрустацией цветными камнями, пастой, золотой фольгой, ляпис-лазурью, наконец, разделяющими эти украшения узкими перегородками ("перегородчатая техника"). Среди изобразительных мотивов - стилизованные растения (пальметки, волюты, "древо жизни", розетки), сфинкс, лев, набрасывающийся на быка, корова с теленком, наиболее сложные - египетские мифологические сцены. Дата - IX-VIII вв. до Р. X.
Прочие произведения искусства крайне редки (известняковая фигура льва из Телль Бейт Мирсима, рельефы львиных голов в погребальной пещере в Телль Эйтуне) и грубо выполнены. А. Мазар справедливо подчеркивает, что лишь очень немногие из них подлинно израильские; почти единственным видом архитектурного орнамента могут быть признаны протоэолийские капители (Mazar, 1990, р. 502) (рис. 9.24, 9.25), что резко контрастирует с монументальной скульптурой и стенными рельефами железного века Сирии. В целом искусство невыразительно и глубоко провинциально, отдельные же яркие произведения его, подобно самарийской слоновой кости и единичным образцам глиняной пластики (статуэтки Астарты из Асора - рис. 9.26), имеют иноземное происхождение и появились в Палестине в результате той же торговли или работы пришлых мастеров.
Весь этот обширный импорт - и сырья, и изделий, и оружия, и украшений - требовал оплаты, непрестанного пополнения царской казны, что зависело от торговой активности, в том числе от морских торговых предприятий.
Торговые связи
Значительнейшая роль в экономическом и культурном развитии Израиля начиная с периода Единого царства принадлежит формированию обширной и регулярно функционировавшей торговой сети, что осуществимо лишь при наличии централизованных социальных структур. К. Кеньон справедливо подчеркивает, что "Соломоново богатство должно было возникнуть благодаря искусному использованию им географического положения Палестины, дабы занять позицию князя торговли" (Kenyon, 1979, р. 254). Наиболее тесными были связи с финикийскими городами - Тиром и Силоном. Этим А. Мазар убедительно объясняет восстановление старых - филистимлянских - и создание новых поселков вдоль средиземноморского побережья и сохранение в них части населения - моряков, необходимых для морских связей, опыта которых у израильтян не было (Mazar, 1990, р. 399). Но собственных портов на этом побережье у них тоже не было, и результативность морской торговли зависела здесь от тех же финикийцев. Понятно то значение, специально подчеркнутое библейским повествованием, которое придавалось контролю Соломона совместно с упоминавшимся уже царем Тира Хирамом над гаванью в Акабском заливе - основной базой экспедиций в южные районы Аравийского полуострова. "И был мир между Хирамом и Соломоном, и они заключили между собою союз" (3 Цар 5:12). Свидетельства активного, в том числе и монументального, строительства в районе Эйлата могут быть связаны с этой гаванью и крупным торговым центром. Особо мощные укрепления в Телль Келейфе (район Эйлата), датированные по керамике X в. до Р. X. (Glueck, 1959, и др.), считают возможным хранилищем для товаров, доставляемых торговыми судами из богатых золотом, серебром, слоновой костью и прочим районов Южной Аравии. Здесь же могли строиться корабли Соломона (Kenyon, 1979, pp. 255-256), что засвидетельствовано Ветхим Заветом: "Царь Соломон также сделал корабль в Ецион-Гавере, что при Елафе, на берегу Чермного моря, в земле Идумейской. И послал Хирам на корабле своих подданных корабельщиков, знающих море, с подданными Соломоновыми; и отправились они в Офир, и взяли оттуда золота четыреста двадцать талантов, и привезли царю Соломону" (3 Цар 9:26-28).
Судя по приведенному тексту и прочим показателям, это направление торговли и центр ее у вершины Акабского залива играли весьма значительную роль в платежеспособности Соломонова двора и экономике Израиля в целом. Важность же указанного региона усугублялась наличием здесь - в Вади Араба и близ того же Акабского залива - медных разработок и плавильных сооружений, которые являлись существенным фактором развития Палестины еще со времен энеолита. Особые меры были приняты для обороны подступов к региону.
Поселки на Негевском плоскогорье
В этом плане большой интерес представляет быстрое и широкое распространение поселков периода Единого царства, в том числе около 50 укрепленных, на Негевском плоскогорье, где - в силу значительной аридности - основным населением всегда были кочевые скотоводы. Новые поселки возникали в различных районах плоскогорья, но прежде всего у водных источников, где было возможно земледелие. Крепости различной формы - круглой, овальной, прямоугольной и пр. (рис. 9.27) диаметром до 70 м со стенами казематного типа и свободным центром. Дома вне крепостей либо примыкают к их стенам, либо отстоят от них и располагаются группами или изолированно вдоль русел рек и вади. Они простого плана и включают до трех комнат, некоторые близки упоминавшимся выше "столбовым домам", обычным для прочих регионов царства.
Очень показателен состав керамики, представленной двумя группами. Первая - обычные для периода Единого царства (главным образом Иудеи) круговые орнаментированные сосуды достаточно совершенного производства. Вторая - так называемая негевская керамика - грубые сосуды ручной лепки, архаичные и по формам и по технике производства, подобные бытовавшим в среде негевских номадов (кочевников) еще в позднем бронзовом веке. Обе же группы - четкий симбиоз традиций пришлого оседлоземледельческого и местного скотоводческого - кочевого или полукочевого - населения (Mazar, 1960, pp. 390-395).
Вопросы, касающиеся состава этих групп - прежде всего земледельческой, - и механики их расселения на Негевском плоскогорье, стали предметом острой дискуссии. Наиболее вероятной представляется гипотеза Р. Кохена, датировавшего расселение временем Давида и Соломона и связавшего его с контролем над безопасностью путей через Негев к Акабскому заливу - то есть к отмеченным центрам торговых связей с Южной Аравией (Cohen, 1980; 1985).
Это подтверждается и последующими событиями.
Вскоре после смерти Соломона Палестина подверглась очередному египетскому нашествию, на сей раз фараона учрежденной в середине X в. до Р. X. XXII династии Шешонка I (библ. Сусаким). "Новый царь, - пишет о нем академик Б. А. Тураев, - был крупной личностью, подобных которой давно не было на престоле фараонов, и он на один момент даже напомнил Египту былое величие. Он следит за палестинскими делами, роднится с Соломоном и даже дарит ему вновь завоеванный египетскими войсками Гезер, но в то же время готовит ему Адада и Иеровоама, а когда с его смертью призрачность еврейского великодержавия обнаружилась, Шешонк немедленно решил воспользоваться временем как для того, чтобы напомнить в Сирии об египетском владычестве, так и для того, чтобы пополнить свою казну за счет сокровищ, накопленных Соломоном. Библия повествует, что... Сусаким с несметным войском напал на Иудею, взял Иерусалим, разграбил храм и дворец, унеся золотые украшения, устроенные Соломоном" (Тураев, 1935, т. II, с. 23). В сохранившемся в Карнакском храме Амона списке разгромленных в ходе этих событий палестинских городов многие, по определению А. Мазара, находились на Негевском плоскогорье, более того, он допускает возможность прямого указания в списке на стены казематной конструкции. "Целью Шешонка, - заключает он, - могло быть нарушение израильской и финикийской торговли с Южной Аравией и реставрация египетской гегемонии над торговлей... Тем самым предполагается, что египетская инвазия в Негев может рассматриваться как косвенное свидетельство значения негевских поселений в Соломоновом царстве" (Mazar, 1990, pp. 395-396).
Погребальный обряд
Характеризуя погребальный обряд периодов Единого и Раздельных царств, А. Мазар отмечает, что наиболее распространенный вид его - массовые захоронения в фамильных пещерах - унаследован у ханаанеев, но отличен от их аморфных склепов преднамеренным и в ряде случаев достаточно тщательным оформлением (Mazar, 1990, pp. 500-521). Более того, этот вид погребений можно считать традиционным для Палестины, мы уже упоминали захоронения в пещерах и гротах, начиная с энеолита, и далее в отдельных периодах как бронзового, так и железного веков. Но там этот вид обряда существовал наряду с прочими, иногда достаточно многообразными и по характеру погребальных сооружений, и по характеру самого ритуала. Ныне же можно говорить о доминанте вырубленных в скале квадратных камер со скамьями по трем сторонам для погребенных и дополнительными вместилищами - ямами и боковыми комнатами, куда позднее перемещались кости, дабы освободить места для новых членов клана. И здесь напомним подобное перемещение костей или изначальное погребение их разрозненными и собранными после исчезновения мягких тканей уже в энеолите. Напомним и пещеры бронзового века, содержавшие иногда остатки сотни и даже нескольких сотен разрозненных скелетов.
В планах иудейских скальных камер А. Мазар видит имитацию выработанной в рассматриваемый период схемы "четырехкомнатного дома", что, как он полагает, демонстрирует веру создателей камер в загробную жизнь (Ibid.). Им же отмечен ряд некрополей Иерусалима, каждый из них обладал определенной спецификой, в некоторых случаях особым оформлением мест погребений знати, возможно, вплоть до последних царей Иудеи. Фиксируется также наличие самостоятельных погребальных камер внутри архитектурно оформленного монолита с художественно выполненными карнизами и пирамидальной или двускатной кровлей. В архитектурных украшениях усматриваются финикийские традиции. Да и в целом, в отличие от остальной Иудеи, где доминировал относительно единый обряд, некрополи Иерусалима имеют многообразие форм, "обусловленное, возможно, гетерогенностью населения, социальной иерархией и чуждыми влияниями на протяжении 400-летнего его статуса столицы Иудеи" (Ibid., p. 525). Многообразны и богаты и приношения, сопровождавшие погребенных. Помимо большого количества сосудов с пищей и питьем, они включали оружие, украшения, печати, все необходимое вплоть до ламп для освещения пути в загробный мир.
Я преднамеренно вышел за хронологические рамки, предусматриваемые названием данной главы, и бегло рассмотрел отдельные феномены израильской материальной культуры вплоть до падения Раздельных царств. При этом я исходил из того, что основы израильской цивилизации были заложены в период Единого царства, дальнейшее же ее развитие происходило чрезвычайно медленно и в основном гомогенно. Насколько динамична политическая история еврейских государств в последующие четыре столетия, настолько же монотонна и маловыразительна история их материальной культуры. Дробить ее представляется нерациональным.
ГЛАВА 10. АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА ПЕРИОДА РАЗДЕЛЬНЫХ ЦАРСТВ
Почти сразу же после смерти Соломона Единое царство распалось в результате восстания северных израильских племен (925 г. до Р. X.). Причины его дискутируются по сей день. Обсуждаются различные версии: налоговый гнет и принудительные работы, концентрация богатств страны в Иерусалиме, предельная роскошь царского двора, известный религиозный космополитизм Соломона и отход его от цементировавших единство религиозных догм. К. Кеньон предполагала даже определенные этнические различия между населением северного и южного регионов Палестины. Во всяком случае, сын Соломона Ровоам сохранить единство не смог, хотя и остался царить над южным регионом - Иудой - в Иерусалиме. Десять же колен отпали от него и основали самостоятельное царство - Израиль, первым царем которого стал Иеровоам I, сын Наватов. "И в то же время, - пишет К. Кеньон, - именно северное царство Израиль явилось фактическим наследником цивилизации, впервые сложившейся в Палестине при Соломоне, тогда как Иуда в своей реакции против былой роскоши Иерусалима и попытке противостоять последствиям раскола доходила до простоты и даже варварства ранних периодов" (Kenyon, 1979, р. 258).
Становление Израиля происходило динамично. С самого начала сложилась конфликтная ситуация с Иудой. "Между Ровоамом и Иеровоамом была война во все дни жизни их" (3 Цар 14:30). Трижды на протяжении одного царствования менялась израильская столица: вначале Иеровоам учредил ее в Сихеме, затем в Пенуэле, оттуда перенес в Тирзу (Телль эль-Фару (сев.). Стремясь к духовному обособлению от Иерусалима и его храма, он создал два сакральных центра в Вефиле и в Дане, установил там жертвенники и возродил идолопоклонничество, которое, впрочем, распространилось и в Иудее при Ровоаме, сыне Соломона. Решительная борьба с ним приписывается Библией Асе, царю Иудейскому и внуку Ровоама (3 Цар 15:12-13). В Израиле же при царе Амврии вновь была перемещена столица. "И купил Амврии гору Семерон у Семира за два таланта серебра, и застроил гору, и назвал построенный им город Самариею, по имени Семира, владельца горы" (3 Цар 16:24).
Израиль, Самария
Начатое Амврием строительство было завершено его сыном Ахавом. Это был первый город, построенный самими израильтянами на месте, не заселенном по меньшей мере с III тыс. до Р. X., что еще раз, и с наибольшей убедительностью, доказывает освоение ими градостроительства. Достаточно удачно было избрано и место новой столицы; она располагалась на возвышавшемся над окружающей долиной холме и господствовала над двумя важнейшими путями: север - юг, ведущем к Финикии, и запад - восток - от прибрежной средиземноморской долины к Иордану. Особое значение имели активные связи с Финикией, которые К. Кеньон справедливо рассматривала как "последний всплеск финикийской цивилизации в Палестине", связанный прежде всего с Самарией (Ibid.).
Раскопки города хотя и велись в значительном масштабе, охватили лишь часть царского акрополя (рис. 10.1). Остальной город, занимавший площадь в "несколько дюжин акров" (Kenyon, 1971), затронут ими лишь в незначительной мере. Но и эта вскрытая площадь (Crowfoot, Kenyon, Sukenik, 1942) дала возможность заключить, что "степень планирования и строительной активности на акрополе беспрецедентны в архитектурной истории страны за исключением, может быть, Соломонова строительства в Иерусалиме" (Mazar, 1990, р. 406). Для строительства был избран холм с пологим склоном от 430 до 350 м над уровнем моря. Наиболее благоприятной была верхняя площадка размерами 250 (В-3)х160 (C-Ю) м, но первоначально застроили лишь часть ее шириной 90 м, и вся она вошла в состав царской резиденции. К. Кеньон видит в этом "новую концепцию палестинской городской планировки, предполагая, однако, что подобная же могла быть и в Соломоновом Иерусалиме, но первые конкретные ее свидетельства получены в Самарии..." (Kenyon, 1979, р. 260). Исследовательница подчеркивает, что только в определенной мере эта выделенная верхняя площадка может ассоциироваться с акрополями греческих городов: она была не цитаделью, не гражданским центром, а специальной царской резиденцией. Весьма интересно предположение А. Мазара, согласно которому "план (акрополя. - Н. М.), возможно, брал начало в финикийской модели, следовавшей более плоскостной топографии, нежели округлым очертаниям холма Самарии. Чтобы использовать прямоугольный план, архитектор должен был создать плоскую платформу для поддержки массивной опорной стены" (Mazar, 1990, р. 408).
Внутри царской резиденции выделены две строительных фазы. Первую исследователи осторожно относят ко времени основателя города Амврия. В это время большая часть акрополя была ограждена стеной толщиной до 1,6 м, не имевшей чисто фортификационного характера, но именно ограждавшей царский квартал и исполнявшей в то же время крепящую функцию: она несколько расширяла верхнюю площадку (рис. 10.2). Внутри ограды вымощенный битым известняком пол на 4 м превышал уровень окружающих участков. Стена очень сильно разрушена, но и остатки ее свидетельствуют о чрезвычайно высоком качестве кладки. Сами постройки за стеной разрушены полностью, и лишь следы фундаментов позволяют судить о регулярности и масштабности застройки, обрамлявшей обширный центральный двор.
Вторую фазу застройки акрополя связывают со строительной деятельностью наследовавшего Амврию сына его Ахава. Верхняя площадка была заметно расширена, а ограждавшая и крепившая ее стена с северной и западной сторон сменена новой, уже безусловно оборонительной стеной казематного типа, общая толщина которой на северном участке достигала 10 м. В некоторых же местах продолжала функционировать старая стена. Царская резиденция превратилась теперь в подлинную крепость (рис. 10.1). Но остатки построек и здесь сохранились очень слабо. Это прежде всего касается воздвигнутого на укрепленной и замощенной площадке дворца. План его остается неясным. Можно говорить только о наличии большого прямоугольного двора, фланкированного несколькими крыльями. Сохранилось лишь южное крыло, состоящее из прямоугольных комнат, расположенных по сторонам двора. Несмотря на определение лишь отдельных элементов плана, А. Мазар считает его реминисценцией планов дворцов ханаанейско-финикийской архитектурной традиции (Ibid.).
В одной из меньших построек акрополя найден уже упоминавшийся выше клад резной слоновой кости - самый большой из ее скоплений, известных в железном веке Палестины, чудом сохранившийся после ассирийского разгрома города в 720 г. до Р. X. Большинство изделий - пластины с низким рельефом (рис. 10.3). Круглая скульптура встречается значительно реже. Резьба обогащена золотой фольгой, инкрустацией стеклом, пастой и пр. Несмотря на ряд египетских сюжетов, основной стиль изображений финикийский, что подтверждается и наличием на нескольких пластинах букв ев-рейско-финикийского алфавита.
Находками первостепенной важности должны быть признаны самарийские остраконы, открытые между ранней и поздней стенами акрополя, внутри царского административного центра. Здесь найдено 63 остракона - надписи чернилами на фрагментах глиняных сосудов. Надписи фиксируют поступление продуктов (вина и масла) в столицу из других городов. Они освещают административные и фискальные процедуры того времени, а также содержат важные сведения лингвистического, ономастического, наконец, хронологического характера (Crowfoot, Kenyon, Sukenik, 1942; Mazar, 1990, p. 410). Датируются остраконы IX в. до Р. X.
Широкое использование достижений высокоразвитой финикийской культуры, начатое, как мы видели, еще при Соломоне, достигло теперь своего апогея. Женатый на дочери сидонского царя Иезавели Ахав сам находился под сильным финикийским влиянием, вплоть до религиозного, допуская поклонение Ваалу и усиливая тем самым тенденции, также появившиеся при Соломоне. "И делал Ахав, сын Амврия, неугодное пред очами Господа более всех, бывших прежде него" (3 Цар 16:30). "Самария, - пишет К. Кеньон, - была обустроена как новый город, над которым доминировал царский квартал, изукрашенный мастерством финикийских ремесленников. Археология дает лишь дразняще отрывочные представления о нем, поскольку последующие постройки уничтожили его почти полностью, но мы можем мысленно реконструировать картину двора Ахава и Изавели, роскошь и вредоносность которого возбуждали такой гнев пророков" (Kenyon, 1979, р. 265). Расположенные на другом участке холма ординарные жилые кварталы, повторяю, почти не исследовались, судить о степени их совершенства трудно. Но город быстро рос. Согласно переписи Ахава, в нем, не считая иноплеменников, было 7 тыс. жителей. А через полтораста лет, в 720 г. до Р. X., Саргон Ассирийский (если верить его надписи) депортировал из Самарии 27 290 человек (Ibid.). Впрочем, неясно, относится ли эта цифра к плененным жителям одной лишь Самарии или всей ее округи.
Прочие города Израиля
Выше отмечалось, что в процессе становления Израиля как отдельного, обособленного от Иерусалимского храма, царства, еще Иеровоамом I были учреждены два культовых центра его - Дан на севере и Вефиль на юге. И уже, вероятно, ко времени, непосредственно последовавшем за этим, может быть отнесено активное строительство в Дане, показателями которого служат грандиозные ворота и церемониальная дорога, ведшая к вершине телля, образовавшегося на месте города среднего бронзового века. Позднее, при Амврии или Ахаве, была сооружена платформа - "Бама" (наивысшее место), к которой вели специальные ступени, причем каменная кладка этих построек близка самарийской, да и в целом здесь был воспринят архитектурный стиль Самарии (Ibid.; Biran, BA, р. 37). Город был густо заселен и четко распланирован. Его окружали массивные оборонительные стены, за ними находились общественные здания (на высоких и наиболее благоприятных участках) и многочисленные жилые дома, стоявшие по сторонам улиц с галечным покрытием. Основными сооружениями оставались ворота и культовый центр.
Активная строительная деятельность велась в IX в. до Р. X. и в трех других основных городах Северного царства (Израиля): Мегиддо, Асоре и Тирзе.
О Мегиддо этого периода мы уже писали выше в связи со стенами и воротами, дворцовым комплексом и так называемыми конюшнями Соломона, использованием обтесанных каменных блоков, древнейшей системой водоснабжения и ее реконструкцией. Подчеркнем еще раз безусловное наличие планового начала в израильской застройке этого древнейшего, пережившего целую серию вторжений и разгромов и постоянно возрождавшегося палестинского города (Yadin, 1972, 1975) (рис. 10.4-10.5).
Не менее активная строительная деятельность IX-VII вв. до Р. X. документирована раскопками Асора (Ibid.). Значительные перестройки, коснувшиеся прежде всего царского и административного кварталов, обусловили накопление здесь пяти фаз (строительных уровней) между распадом Единого царства и ассирийским вторжением 701 г. до Р. X. Они отражают серию разрушений города, связанных с локальными войнами как с иноплеменными группами (арамейцами Дамаскского царства), так и с царями Иудеи, а далее и с катастрофическим нашествием ассирийских войск.
Несмотря на это, территория города в период Ахава резко возрастала и к середине IX в. до Р. X. вдвое превысила Асор Соломонова времени. И здесь казематная стена была сменена более мощной цельной стеной с выступами и углублениями. Внутри нее особая оборонительная система отделяла от остального города правительственную цитадель, ворота которой украшали полупилястры с протоэолийскими капителями. В цитадели находился ряд общественных построек, предназначенных (как и в Самарии) для царской администрации.
Цитадель располагалась в западной части холма (рис. 10.6). В восточной же открыты большие общественные склады и хранилища. Обширный комплекс с двумя рядами столбов в одной из построек по плану близок конюшням Мегиддо, но обилие каменных полок и камер для помещения сосудов и множество сосудов в смежных помещениях свидетельствуют о существовании здесь крупного хранилища (Kenyon, 1979, р. 271) (рис. 10.7). Жилые дома различных планов густо располагались вдоль улиц. В ходе перестроек VIII в. до Р. X. в них были превращены и некоторые хранилища.
Грандиозная система водоснабжения Асора с общей глубиной до 40 м уже упоминалась выше. Это сооружение, прорезавшее как слои Соломонова периода, так и подстилающую их скалу, поражает своими масштабами даже на фоне подобных систем других городов обоих царств рассматриваемого периода.
Исследователи согласно подчеркивают особую роль Асора как центра царской продовольственной администрации, чему подчинены и специфика планировки, и наличие специальной административной цитадели, и доля складских помещений в общей застройке города (Yadin, 1975; Kenyon, 1979, p. 271; Mazar, 1990, p. 412). Прямым подтверждением этого служат найденные в этом городе остраконы, надписи на сосудах и т.п. По словам К. Кеньон, за счет значительных заготовок царь поддерживал администрацию и армию, а при стрессовых ситуациях и кормил население (Kenyon, 1979, р. 273).
С археологической же точки зрения особую важность имеет упомянутое выделение в культурном слое Асора пяти строительных фаз. Это позволяет, с одной стороны, проследить эволюцию архитектуры и общие судьбы городской застройки, с другой - верифицировать известные по нарративным источникам (в том числе и Библии) ключевые моменты истории города. К ним могут быть отнесены: землетрясение, возможно, отмеченное пророками Амосом (Ам 1:1) и Захарией (Зах 14:5) и вызвавшее значительные разрушения, фиксированные в VI слое, и реставрацию застройки на тех же линиях; распространение фортификаций на новые участки с охватом административных зданий перед угрозой ассирийского нашествия (слой V А); наконец, осада и разгром города Тиглатпаласаром III в третьей четверти VIII в. до Р. X. Документированное раскопками опустошение (слой IV - Mazar, 1990, р. 413) соответствует библейскому сообщению о взятии царем Ассирийским Феглаффелласаром (Тиглатпаласаром III) целого ряда городов, включая и Асор, и о переселении жителей их в Ассирию (4 Цар 15:29).
Наконец, Тирза - недолговременная столица Северного царства между Пенуэлом и Самарией. Разрушенная еще до этого при разделе Единого царства, она была частично, а далее и полностью восстановлена, перестроена и укреплена. Были сооружены комплекс ворот, а перед ним площадь со святилищем. За ними блоки жилых домов располагались по сторонам параллельных улиц, в основном повторяя план предшествующего периода. А. Мазар отмечает, что в IX в. до Р. X. дома по плану и размерам стереотипны, в VIII в. - более многообразны и даже территориально разделены на более богатые и более бедные группы, в чем он видит усиление социального ранжирования (Mazar, 1990, р. 415), а К. Кеньон отмечает, что "административные постройки и кварталы богатых частных домов с большими дворами и расположенными по трем сторонам их комнатами были отделены длинными стенами от кварталов, где теснились маленькие жилища" (Kenyon, 1979, р. 273). Столь резкие социальные контрасты вызывали гневные обличения пророков.
Число укрепленных городов Северного царства могло бы быть значительно умножено. К ним следует добавить отдельные, в ряде случаев достаточно мощные, крепости с массивными стенами и круглыми или квадратными башнями, господствовавшие, как и города, над важнейшими путями, наконец, многочисленные неукрепленные сельские поселения. Многие города, крепости и поселки разделили судьбу Асора при ассирийском нашествии. Другие избежали разгрома или были восстановлены и перестроены. Некоторые из них составили целые оборонительные системы на главных торговых путях и на подступах к большим городам. В определенных случаях можно даже говорить о новом периоде процветания городов. Но процветание это было крайне недолговременным и зыбким. Лишь короткие передышки разделяли рецидивы военной напряженности, включавшие как внутренние распри между двумя частями недавно еще единого царства и локальные войны со смежными небольшими государствами и племенными объединениями (Эдомом и др.), так и катастрофические по своим последствиям для обоих еврейских царств масштабные войны с могущественными соседями, прежде всего с Ассирией. Уже в 732 г. до Р. X. ассирийский царь Тиглатпаласар III захватил Галилею и угнал в плен ее насельников. Тогда Самария на несколько десятилетий еще сохранила самостоятельность. Но нашествие Саргона Ассирийского в 720 г. до Р. X. и разгром Самарии положили конец самостоятельности не только последней, но и всего Израильского царства, превращенного в покоренную провинцию. Восстановленной Самарии оставалось лишь довольствоваться положением столицы этой провинции, а в Мегиддо и Асоре, судя по обилию специфической ассирийской керамики, были поставлены гарнизоны оккупантов.
Но прежде чем перейти к этим событиям, рассмотрим некоторые археологические показатели и общую специфику развития второго из раздельных царств - Иуды (Иудеи).
Южное царство - Иудея
Южное царство просуществовало заметно дольше Северного. Оно тоже не избегло ассирийских вторжений 732, 720 и 701 гг. до Р. X., но вторжения эти были для него не столь фатальными, как для Израиля. Государство сохранило независимость, и VII век до Р. X. явился для него временем относительной стабильности и активного строительства. Но начало самостоятельного существования царства было отнюдь не спокойным: за упоминавшимся уже вторжением фараона XXII династии Шешонка I, разграбившего Иерусалим и прорвавшегося далеко на север, последовали фактически перманентная конфронтация с Израилем и цепь локальных ойн. В этой связи появился ряд сильно укрепленных опорных пунктов Южного царства на границе с Северным, таких как Телль эн-Насбех и Телль эль-Фул.
А. Мазар особо подчеркивает концентрацию населения в столице царства Иерусалиме, который, оправившись от разгрома Шешонком, резко вырос на протяжении IX-VII вв. до Р. X., охватив площадь до 60 га, тогда как второй по размерам город Лахиш занимал 8 га, а все прочие не превышали 2-3 га с населением от 10 до 20 тыс. человек. Сельская периферия составляла довольно густую сеть маленьких, хотя иногда и укрепленных, городков, деревень и хуторов (Mazar, 1990, р. 416).
В VIII в. до Р. X. Иерусалим был заметно расширен к востоку, в VII в. до Р. X. - к западу (рис. 10.8). Новая мощная оборонительная стена на восточном склоне была построена значительно ниже первоначальной, существовавшей с XVIII в. до Р. X. и неоднократно подвергавшейся перестройкам (рис. 10.9). Тем самым значительно увеличилась площадь застройки укрепленного города за счет южных участков склона. При этом созданная в X в. до Р. X. ступенчатая структура была упразднена и перекрыта новой густой застройкой, в ходе которой крыши массивов смежных домов определяли уровень полов верхнего ряда (Mazar, 1990, р. 417). Но и это не решило вопроса площадей для нового строительства. Началась застройка и восточного склона Давидова города за пределами городской стены (рис. 10.10), что засвидетельствовано как скоплениями строительных остатков, так и следами использования естественных пещер. В других направлениях стены, как и на восточном склоне, заметно отошли от первоначальных своих линий, что, помимо расширения площадей застройки, диктовалось и необходимостью контроля над источником Тихоном. К рассматриваемому периоду относится сооружение двух новых отходящих от него систем водоснабжения - "Шахты Уоррена" (названной в честь автора первых попыток раскопок Иерусалима) и тоннеля Езекии.
Остатки старых построек в пределах Офела между Давидовым городом и Храмовой горой были разобраны, дабы освободить место для новых. Сохранилась лишь часть большого общественного сооружения в нижней части склона холма (рис. 10.11). Оно было прикрыто мощной боевой башней и включало остатки четырехкамерных ворот и обширного хранилища, внутри которого найдены многочисленные пифосы, один из которых помечен титулом официального лица.
Застройка VIII-VII вв. до Р. X. охватила и находившийся ранее за пределами города так называемый Западный холм, расположенный к западу от долины Терапеон и ограниченный с юга долиной Енном. На восточном его склоне с IX в. до Р. X. находился пещерный некрополь, в конструкциях которого заметны финикийские влияния, достаточно характерные для этого времени. На вершине холма были найдены остатки мощных фортификаций. Особенно примечательна здесь стена, которая имела толщину 7 м, то есть была наибольшей из всех сооружений подобного рода, известных в железном веке Палестины (рис. 10.12). Н. Авигад видит в ней одно из оборонительных сооружений Езекии при подготовке к очередному ассирийскому нашествию (на сей раз Сенаххериба), а толщина стены определена необходимостью противостоять ассирийским стенобитным орудиям (Mazar, 1990, р. 420). Стена идет на значительном протяжении к югу, далее к западу и вновь к югу вплоть до южного окончания Давидова города на месте слияния долин Енном, Центральной и Кедронской. С постройкой этой стены между ней и старой стеной Давидова города оказывались важные водные источники, такие как библейский "нижний пруд" (Ис 22:9) и вновь созданное "между двумя стенами хранилище для вод старого пруда" (Ис 22:11). Общая же площадь, огражденная фортификационными сооружениями города, достигла почти 60 га. Причем последние охватили оба главных компонента Иерусалима - Восточный и Западный холмы. Фортификационное строительство конца VIII в. до Р. X., осуществлявшееся царем Езекией прежде всего в связи с ассирийской угрозой, засвидетельствовано и рядом других массивных сооружений. Таково северо-западное укрепление, запиравшее спускавшийся к долине овраг. От него сохранились остатки стены и восьмиметровая башня с четырехметровыми стенами из грубо обтесанных камней. Эта башня, как полагает исследователь укрепления Н. Авигад, являлась частью монументальных ворот, возможно, Средних ворот Иерусалима, упоминаемых пророком Иеремией (Иер 39:3). В них, по его словам, расположились "все князья царя Вавилонского", через сто с лишним лет после Езекии ворвавшегося в Иерусалим. И именно у этих ворот засвидетельствованы последствия тотальных разрушений, значительные скопления золы и обгоревших строительных остатков, среди которых найдены наконечники стрел VI в. до Р. X. вавилонского типа (Mazar, 1990, р. 422).
Но эти события, повторяю, произошли позже. Пока же, в ходе опустошительного для Иудеи вторжения Сенаххериба конца VIII в. до Р. X., оборонительные мероприятия Езекии оказались спасительными для города: в отличие от Лахиша, Тимны, Гезера и многих прочих городов страны (ассирийская надпись повествует о выселении из нее 200150 человек), Иерусалим устоял. Езекия уплатил дань, но уже после снятия осады и возвращения Сенаххериба в столицу Ассирии Ниневию. И в таком, относительно благополучном для столицы, исходе ассирийской осады значительную роль, наряду с новой системой фортификаций, сыграла и решительно усовершенствованная Езекией система водоснабжения, сменившая предшествующую, созданную еще при ханаанеях, шахту, ведшую к источнику Тихону и малопригодную в условиях длительного окружения и серии штурмов. Ныне же была сооружена беспримерная по масштабам и сложности система, основную часть которой составлял полностью подземный туннель, отводивший воду из Тихона в подземный же резервуар, расположенный в 500 м от него, на противоположном склоне холма. По всей его длине высота туннеля превышала человеческий рост, а маршрут его был сложен и извилист. Специально пробитые колодцы обеспечивали поступление в него воздуха. Длина туннеля - 538 м. Сооружение его велось с двух сторон, о чем повествует "Силоамская надпись", оставленная на скале строителями. Можно лишь поражаться высокому инженерному искусству последних, сумевших рассчитать и практически осуществить сочленение фактически двух туннелей столь значительной протяженности.
С честью выйдя из страшных испытаний 701 г. до Р. X., Иерусалим продолжал развиваться, решительно способствуя восстановлению и ряда прочих городов Иудеи. А. Мазар пишет, что VII век до Р. X. был временем ее процветания, и особо подчеркивает, что Иерусалим именно в этот период достиг пика своего развития (Mazar, 1990, р. 438).
Лахиш и прочие города Иудеи
Помимо Иерусалима значительный интерес представляет еще ряд городов Южного царства. И прежде всего это Лахиш, к краткому рассмотрению судьбы которого мы и перейдем.
Лахиш был включен в библейский список городов, укрепленных Ровоамом в период разделения Соломонова царства (2 Пар 11:9) и очередного усиления угрозы со стороны Египта. Впрочем, К. Кень-он, Д. Уссишкин и другие допускают, что Ровоаму приписываются укрепления и более поздние, сохранявшиеся вплоть до "конца израильского периода" (Kenyon, 1979, р. 281).
Но начало этого иудейского города уходит еще во времена Единого царства, когда он был застроен лишь частично и не имел укреплений (слой V). Далее расположение в Нижней Шепеле, на важнейшем пути из южной приморской долины решающе способствовало его развитию в IX-VIII в. до Р. X. вплоть до захвата его Сенаххерибом в 701 г. до Р. X. (слои IV-III). Город был окружен двумя стенами. Внешняя шла в центральной части склона холма, внутренняя, достигавшая шестиметровой толщины и состоявшая из кирпичной кладки на каменном основании, ограждала его вершину (рис. 10.13). Сложный комплекс ворот включал соответствующие сооружения, связанные как с внешней, так и с внутренней стенами (рис. 10.14). Особой мощностью отличались шестикамерные внутренние ворота, превосходившие по размерам подобные конструкции Мегиддо, Асо-ра и Гезера. Улицы дренажировались особым каналом. В северной части города располагался район административных построек, отделенный от остального города специальной стеной. Большой интерес представляет здесь дворец-форт, стоявший на высоком подиуме и неоднократно перестраивавшийся: были выделены три фазы этого сооружения, отмеченные последовательным его увеличением от квадрата 32x32 м до прямоугольника 36x76 м, явившегося самой большой конструкцией железного века, известной пока в Палестине (Mazar, 1990, p. 42). Подиум, на котором она стояла, достигал 6 м. Огороженный дворцовый участок включал также массивные прямоугольные хранилища и, возможно, конюшни, подобные открытым в Мегиддо. Застроен город был чрезвычайно густо, и жилые кварталы распространялись за пределы укреплений.
Уникальной информативностью обладает слой, связанный с трагедией 701 г. до Р. X. - штурмом и разгромом Лахиша Сенаххерибом: здесь прямые археологические показатели III слоя сочетаются с библейскими текстами, а также с письменными и изобразительными свидетельствами ассирийцев. Большой стенной рельеф во дворце Сенаххериба в Ниневии поразительно подробно и последовательно представляет ход осады и штурма городских укреплений, вторжение, захват города, разгром и угон плененного населения (рис. 10.15-10.18). Мы видим обе стены с воротами и башнями, заполненными защитниками города, забрасывающими осаждавших стрелами, камнями, горящими факелами; ассирийцы отвечают им дождем стрел и пращевых пуль, подтянутые по специально насыпанным пандусам тараны мощными ударами долбят стены, осаждающие по многочисленным приставным лестницам карабкаются на стены, преодолевая отчаянное сопротивление осажденных, наконец, изображена выходящая из ворот вереница пленных со своим скарбом на запряженных волами повозках. И прямые археологические свидетельства верифицируют эту картину: реальный осадный пандус, построенный у юго-западного угла города из огромного числа камней, наваленных перпендикулярно стене и по высоте сравнявшийся с вершиной последней, скопления здесь пращевых пуль и железных наконечников стрел, мощные слои золы и обгоревших строительных остатков, "тяжелые каменные глыбы, низвергнутые из города на врагов, обугленное дерево... фрагментированная цепь, предназначенная, по предположению Й. Ядина, для улавливания и остановки тарана... сооруженный защитниками города контрпандус на одной линии с ассирийским пандусом для укрепления стены против тарана и перекрытия возможного ее пролома" (Mazar, 1990, р. 433). И, наконец, массовые захоронения жертв штурма в пещере за пределами города...
И все же удар не был смертельным. Лахиш в полном смысле слова встал из пепла: восстановленный в VII в. до Р. X. он прожил еще более столетия вплоть до окончательного разгрома Иудеи вавилонским царем Навуходоносором в 586 г. до Р. X. Прежнего своего величия в этот период Лахиш не достиг, фортификации его после восстановления были слабее и проще, они ограждали жилые кварталы и хранилища, точных сведений о реконструкции дворца-форта нет, хотя подиум его сохранился и использовался в более поздние периоды (Ibid., p. 435). С финальным периодом жизни города связаны так называемые лахишские письма - остраконы с боевыми приказами и донесениями, найденные между сгоревшими внешними и внутренними воротами, в слое золы, на полу караульного помещения (Ibid.). К ним мы еще вернемся несколько позже.
Сейчас же в нескольких словах остановлюсь на общих чертах городов рассматриваемого - фактически последнего - периода существования самостоятельных еврейских царств. В различных аспектах эти черты определяются и К. Кеньон и А. Мазаром. Последний останавливается на формальных показателях городов (Mazar, 1990, р. 435), К. Кеньон - на функциональной их специфике (Kenyon, 1979, pp. 281-282).
В планировке городов круглые и овальные очертания фортификаций и радиальное (а иногда и циркулярное) расположение улиц безусловно господствовали (рис. 10.19), ортогональный принцип, некогда выработанный в ханаанейских городах, напоминает о себе лишь в единичных случаях. Обычны дренажные системы и уличные каналы - открытые и закрытые, выводящие сточные воды за пределы города (Mazar, 1990, р. 437).
По своему социальному характеру города делятся на два основных типа. Лишь наиболее значительные из них - напрямую связанные с царской администрацией и являвшиеся центрами крупных округов - имели официальные кварталы, доминировавшие над остальным городом, что подчеркнуто и специальным их ограждением и характером застройки (рис. 10.20). Ко второму типу, менее монументальному, отнесены города, состоявшие из жилых и хозяйственных частных построек, нередко близких по плану, размерам и характеру кладки. Подчеркивается общее развитие урбанизации в период Раздельных царств и выработка производственной специализации ряда городов: концентрация текстильного ремесла в Телль Бейт Мирсиме, изготовление оливкового масла и виноделие в Вефсамисе и т.п. (Kenyon, 1979, р. 281). Особо выделены городки сельской зоны, характер которых определялся прежде всего земледелием, но в целом они представляли собой "комбинацию сельского поселка и укрепленного города с правящими, военными, торговыми и индустриальными функциями при отсутствии четкой дифференциации между городом и деревней. В их окрестностях находились отдельные фермы, в Библии названные "дочерьми городов"... но число их ограничено и представляется, что в основном фермеры были горожанами" (Mazar, 1990, р. 437).
Значительный интерес представляют сформировавшиеся в этот период города Северного Негева - одного из важнейших районов Иудеи и в аспекте обороны ее от кочевых скотоводов пустыни и резко усилившегося в Заиорданье Эдома (2 Пар 21:8-10; 28:17), и в аспекте контроля над торговыми путями к Акабскому заливу и Красному морю. Напомню, что с последней проблемой связывалось создание в Негеве укрепленных поселений уже в период Единого царства, сметенных нашествием Шешонка I в конце X в. до Р. X. Ныне, в IX-VII вв. до Р. X., новые системы крепостей были созданы прежде всего в Северном Негеве, систематически исследованном И. Ахарони.
Одним из наиболее информативных памятников района стал Арад - мощная квадратная крепость IX в. до Р. X. со стороной 50 м, сменившая скромную деревню X в. до Р. X. и превратившаяся далее - в VIII в. до Р. X. - в важнейший оплот Иудеи на путях к Вади Араба, Моаву и Эдому (рис. 10.21). Крепость занимала вершину холма, на котором вырос город со сплошной стеной, воротами и башнями, жилыми постройками, хранилищами, большими центральными дворами и святилищем. Жертвенник последнего располагался в центре двора, в глубине которого был обнаружен вход в длинное узкое помещение со следами скамей вдоль стен. Во втором - очень небольшом - помещении (не более 2 кв. м) с приподнятым полом и ступенями, ведущими к нему, найдены крупные сосуды ритуального назначения и - на специальной мощеной платформе - каменный красный столб высотой до 1 м, в котором можно видеть рецидив культа камней, существовавшего уже многие тысячи лет. Вода из облицованного камнем глубокого колодца у подножья холма доставлялась в канал, а далее к вырубленным в скале бассейнам (Mazar, 1990, р. 439).
В слое Арада найдены остраконы - многочисленные, многообразные по содержанию, но в большинстве своем относящиеся к политическим и военным событиям последнего периода существования Иудеи (Aharoni, 1981): конфликту с Эдомом и соответствующим военным мероприятиям - перемещениям войск, усилению крепостных гарнизонов, инструктированию кипрских и греческих наемников, распределению продовольствия - муки, масла и вина, присланных из смежных районов (возможно, в качестве царского налога). "В целом, - заключает А. Мазар, - арадские письмена чрезвычайно богаты различными данными относительно исторической географии региона, роли крепостей, иудейской военной иерархии, лингвистической специфики, структуры частных имен Иудеи, количества пищи, потребляемой войсками, и аспектов повседневной жизни, таких как чиновная система, меры весов, метрология и пр." (Mazar, 1990, р. 441). Большинство писем составляли архив крупного военного сановника, командовавшего крепостью на последней фазе ее существования. И касаются они не только местных дел. Есть письмо от одного из последних иудейских царей, связанное с международными событиями и упоминающее египетского фараона.
Эти бесценные находки представляют самую большую, многообразную и исторически информативную группу прямых письменных свидетельств Иудеи, да и еврейских царств вообще, на последнем - трагическом - этапе их существования.
Помимо Арада (но в безусловной исторической связи с ним) в Северном Негеве в рассматриваемый период возник или развился целый ряд укрепленных поселений, таких как Беэр-Шева (Вирсавия), Ароер, Харват Уза (в последнем также найдена ценнейшая группа остраконов, в том числе эдомитская надпись исторического содержания) и многих других. Они охраняли пути на юг, безусловно доказывая особую роль Северного Негева в международной торговле: здесь интересы Иудеи сплетались даже с интересами таких ее противников, как Ассирия и Эдом. Об активности торговли свидетельствуют находки эдомских, ассирийских, кипрских, эгейских, греческих изделий - прежде всего керамики (Ibid., p. 444).
В отличие от Северного Негева центральная и южная его части после разгрома поселенческих систем конца X в. до Р. X. оставались слабо заселенными: здесь известны лишь единичные поселки (Кадеш-Барнеа и др.), сохранившиеся от упомянутых систем или восстановленные после определенного - иногда достаточно длительного - перерыва. В их материальной культуре отмечается комбинация традиций обоих царств. Судьба же их была предельно изменчивой: они разрушались в ходе войн с эдомитами и кочевниками IX-VII вв. до Р. X., возрождались и, наконец, были окончательно уничтожены вавилонским нашествием 586 г. до Р. X.
ГЛАВА 11. ПАДЕНИЕ ЕВРЕЙСКИХ ЦАРСТВ
Выше уже подчеркивалось, что период Раздельных царств был очень далек от спокойствия и стабильности. Лишь короткие передышки разделяли вспышки напряженности, междоусобиц, внутренних распрей, столкновений между обоими родственными, казалось бы, царствами, наконец, катастрофическими как для Израиля, так и для Иудеи войнами с могущественнейшими ближневосточными деспотиями. Археологические свидетельства этих бурных и трагических событий ярки и многочисленны. Часть их уже отмечена в предшествующей главе. Укажем еще несколько.
К. Кеньон убедительно связывает возведение мощных фортификаций царского квартала Самарии с осадой города царем арамейского Дамаска Венададом II. Междоусобица, приведшая к свержению династии Амврия, привела также к разрушению обводной стены города и перемещению ряда массивных построек. Анархия, последовавшая за смертью Иеровоама II, нашла археологическое отражение в заметных перестройках Самарии в VIII в. до Р. X., а разрушительный след ассирийского нашествия 734 г. до Р. X. предельно четко представлен в целом ряде городов, прежде всего Мегиддо (IV слой) и Асоре (V слой). "Начиная с Ашур-назирпала, в течение двух с половиной веков (Ассирия. - Я. М.) была основным виновником экспансий и завоеваний на Ближнем Востоке" (Kenyon, 1979, р. 286). Между тем иудейский царь Ахаз обращался к Тиглатпаласару III за помощью против Израиля, что стимулировало захват ассирийцами Галилеи и Заиорданья с массовой депортацией их населения. Дальнейшие походы Салманасара V (724 г. до Р. X.) и Саргона II (722 г. до Р. X.) фактически положили конец Израильскому царству, поставив его территорию и города вместе со столицей Самарией под ассирийский контроль.
Формально сохранившая независимость Иудея была в значительной своей части опустошена походом Сенаххериба 705 г. до Р. X., а царь ее Езекия превратился, по словам той же К. Кеньон, в полувассала Ассирии.
Предельная разрушенность городских слоев подтверждает повествования Библии и прочих нарративных источников об этих событиях. Археологические свидетельства здесь весьма выразительны.
Сопротивлявшаяся два года и павшая при Саргоне II в 720 г. Самария была не только разграблена, но и на отдельных участках полностью разрушена: документируется даже выборка камней фундаментов фортификаций и построек царского квартала, которые, очевидно, сравнивались с землей. Лишь вокруг вершины сохранились казематные стены, что связывается с превращением города в один из центров подчиненной Ассирии области. Находившиеся за ними массивные постройки были уничтожены полностью, и возникшие на их месте позднейшие сооружения строились уже по совсем иным планам. Столь же резка смена керамики. "Разрыв в ходе культурного процесса был полнейшим. Гомогенное развитие было пресечено. В перекрывавших разгром слоях появляются новые формы, не имеющие корней в Палестине и принадлежащие ассирийскому стилю, представленному в Нимруде" (Kenyon, 1979, р. 289). Такая же смена и в планировке, и в архитектурном стиле, и в керамике фиксируется и в Мегиддо, и в Телль эль-Фаре (сев.), и в ряде других городов.
Не менее выразительные археологические свидетельства разрушительных ассирийских вторжений в Южное царство - Иудею, и прежде всего разгрома Лахиша и осады Иерусалима Сенаххерибом в последние годы VIII в. до Р. X., уже кратко рассмотрены выше. Еще раз подчеркнем значение для судьбы Иерусалима созданного при Езекии Силоамского тоннеля и всей связанной с ним системы водоснабжения города, включая и специальные меры по ее маскировке. Уже отмечалось и относящееся к этому периоду распространение Иерусалима на Восточный холм. Но все же материалы, касающиеся его застройки в период, последовавший за ассирийскими походами и падением Северного царства, достаточно ограничены.
Таким образом, VII в. до Р. X. отмечен фактическим господством Ассирии над Палестиной в целом. Это документируется и названными археологическими показателями ее городов, и письменными свидетельствами, и стелами Саргона II, фрагменты которых найдены в Самарии и Ашдоде, наконец ассирийскими рельефами с изображениями взятия Екрона, Гезера, Асора, Гиверона, Рафиаха, и прежде всего Лахиша. Для аннексированного Израиля это повлекло за собой изменения как административного, так политического характера. Он был разделен на несколько непосредственно подчиненных Ассирии территориальных единиц со своими главными городами, в том числе со значительно редуцированными и обедненными Мегиддо и Самарией. Другие провинции учреждены в северной части прибрежной долины и в Заиорданье. Значительные массы населения были депортированы, их место заняли переселенцы из других оккупированных ассирийцами регионов. В вассальной зависимости от Ассирии оказались и финикийские города-государства. Археологические исследования освещают эти изменения, хотя и далеко не равномерно, а в ряде аспектов лишь ориентировочно (Mazar, 1990, рр.543-547).
Последовавший за ассирийским завоеванием период в Мегиддо документируется III слоем, показатели которого, по словам А. Мазара, типичны для рядового центра ассирийской провинции. Характерная для израильских городов круговая планировка с радиальными улицами заменена ортогональным планом с параллельными улицами, разделявшими блоки домов. Мощные шестикамерные ворота сменены двухкамерными, хотя сплошная стена с выступами и впадинами сохранилась. Жилые и административные кварталы резиденции ассирийского наместника располагались вблизи ворот. В планировке этих официальных сооружений А. Мазар подчеркивает сочетание ассирийских и сирийских традиций с определенной доминантой первых: в основу положен открытый двор, по всем четырем сторонам которого находились ряды помещений. Вместе с тем в архитектуре крупных приемных помещений им отмечены реминисценции собственных сиро-палестинских форм: в них вели также обширные вестибюли с входными портиками.
В Асоре найдены два ассирийских сооружения. Первое - административный комплекс, перекрывший разрушенную израильскую цитадель на вершине холма, оставшегося незастроенным после вторжений. Второе - большой дворец у подножья холма, построенный в типично ассирийском стиле и принадлежавший, возможно, ассирийскому наместнику (Reich, 1975).
Массовое присутствие ассирийцев фиксируется археологическими находками в южных районах Палестины, особый интерес которых как для торговых связей, так и для вторжений в Египет неоднократно подчеркивался выше. Архитектурные остатки, группы керамики и прочих находок, наконец, два документа административного характера свидетельствуют о превращении Гезера в ассирийскую крепость. В северо-восточном Синае и в южной прибрежной долине многочисленные ассирийские находки в ряде пунктов подтверждают контроль Ассирии над этими районами. А. Мазар отмечает значительные их местонахождения в Тел Сере, где среди остатков цитадели VII в. до Р. X. найдены ассирийские металлические изделия, включая тип скипетра, известный по украшениям ассирийских колесниц; в Телль Еммахе - с сырцовыми постройками и специфическими ассирийскими сводчатыми потолками и не менее характерной "дворцовой керамикой"; в Кватифе в районе Газы и в Телль Абу Салиме, на основном пути в Египет. Среди находок он особо выделяет цилиндрические печати, в том числе с именами ассирийских чиновников, высококачественные металлические сосуды, стеклянные изделия, наконец, "дворцовую керамику", вызвавшую широко распространенные местные имитации (Mazar, 1990, р. 547).
Свидетельства VII в. до Р. X. в Иерусалиме весьма ограничены. К. Кеньон относит к ним немногочисленные дома на восточном склоне над источником Тихоном. Они стояли на последовательных террасах, созданных еще в иевусейском Иерусалиме и в дальнейшем неоднократно укреплявшихся Давидом и его преемниками, но оставались конструкциями ненадежными. Время и многочисленные катастрофы привели к значительным их разрушениям, и лишь отдельные, в основном хозяйственные или торговые, постройки сохранились на них в рассматриваемый период. Указанное назначение их документируется печами со сводами и находкой в одном из помещений 41 каменной гири.
В нижней части восточного склона, уже за линией городских стен, обнаружена небольшая пещера, огражденная массивной стеной и содержавшая многочисленные сосуды. Выше ее располагалось небольшое помещение с двумя вертикально поставленными камнями - культовыми символами. Этот комплекс с уверенностью можно интерпретировать как святилище: пещера была хранилищем приношений, малое помещение - алтарем. В состав святилища следует включить и еще одну - заметно большую - пещеру, расположенную в 10 м южнее и отмеченную еще более значительным скоплением находок - сосудов, курильниц, статуэток, как антропоморфных (прежде всего фигурок богини-матери), так и зооморфных (лошадей с дисками на лбу - может быть, "солнечных коней"). В обеих пещерах можно видеть хранилища священных сосудов (favissae), а во всем комплексе - вынесенное за пределы города неортодоксальное святилище. При этом число находок в большой пещере превышало 1300. Возникает предположение о связи ее с очисткой всех неортодоксальных святилищ города иудейским царем Иосией около 750 г. до Р. X., но точная хронологическая позиция ее пока проблематична (Kenyon, 1979, р. 295).
Первые три четверти VII в. до Р. X. протекали для Иудеи относительно спокойно: локальные войны случались, но тотальных разгромов, подобных вторжению Сенаххериба 705 г. до Р. X., не было. Ряд разрушенных тогда городов был полностью или частично восстановлен, иногда в той или иной мере повторяя существовавший ранее план. Пример тому Вефсамис слоя II С, построенный на руинах города слоя II В и примерно по тому же плану. Восстановили и Лахиш (слой III), разрушение которого в 701 г. до Р. X., очевидно, не было тотальным: прямых показателей его сожжения нет. В других городах, избежавших ассирийского разгрома, таких как Телль Бейт Мирсим, Телль эн-Насбех и многочисленные небольшие городки, продолжалось гомогенное развитие с преемственностью между основными культурными показателями. К. Кеньон заключает, что керамика VII в. до Р. X. является прямым продолжением предшествующей по основным характеристикам, отличаясь от нее лишь упрощением и огрубением: "Керамика этого периода тусклая и неинтересная, хотя и технически совершенная. Она как бы отражает упадок политической жизни царства" (Kenyon, 1979, р. 299).
Но в последней четверти VII в. до Р. X. политическая ситуация резко изменилась. Начался резкий упадок Ассирии. В 612 г. до Р. X. пала казавшаяся неприступной ее столица Ниневия. Длившееся несколько столетий военное господство Ассирии на всем Ближнем Востоке рухнуло и было сменено доминантой Ново-Вавилонского царства, которое по отношению к Палестине явилось прямым восприемником действий своего грозного предшественника. Вавилонский царь Навуходоносор вторгся в Палестину и в результате кампаний 598 и 589-586 гг. до Р. X. окончательно аннексировал Иудею. Если походы ассирийцев Саргона II положили конец Северному - Израильскому - царству, то на сей раз пресечено было развитие самостоятельной еврейской государственности в целом. Это оказало самое решительное воздействие на все стороны жизни народа: экономику, культуру, психологию...
Но пока вернемся к последним, трагическим годам существования Иудеи. Последствия кампаний Навуходоносора были для нее катастрофичными. Это засвидетельствовано как нарративными источниками, прежде всего библейским повествованием, так и прямыми археологическими показателями. Разгрому подверглись многочисленные города, некоторые никогда уже не возвратились к жизни (среди них Телль Бейт Мирсим и Вефсамис). "Были разрывы в их заселении и ранее, - пишет К. Кеньон, - но ни в один другой период столь значительное число поселений не утратило городского характера. Это ясно показывает, сколь разрушительной для экономики страны была вавилонская политика. Лишь часть населения, возможно четверть, была угнана в плен, но департированы были все лидеры, что полностью разрушило торговую систему. Экономика не могла более поддерживать густо населенные города еврейских царств" (Kenyon, 1979, р. 299).
Лахиш
Восстановленный, как уже отмечалось, после нашествия Сенаххериба Лахиш снова подвергся разгрому - на сей раз с сожжением - в ходе вавилонского вторжения 598 г. до Р. X., а далее - вторично - и 588 г. до Р. X. К. Кеньон с этими разгромами связывает соответственно III и II слои развалин города (Телль Дувейра). Первый из них перекрыт прокаленными строительными остатками, толщина которых у ворот достигает 2,43 м. Дворец-форт разрушен полностью: масса кальцированных кирпичей покрывает его каменное основание. Расположенные вблизи дворца хранилища (лавки?) заполнены самыми различными товарами - сосудами с зерном, ткацким оборудованием, прочими ремесленными инструментами и изделиями, брошенными после штурма, который пресек работы по сооружению грандиозной четырехугольной шахты со стороной 24,38 м, доведенной до глубины 21,34 м и предназначавшейся, очевидно, для системы водоснабжения. За пределами города найдено огромное скопление человеческих скелетов - свыше 2 тыс. Они были помещены в древнюю пещерную гробницу. Очевидно, это было вызвано очисткой остатков города после вавилонского погрома. Часть черепов носит следы травм и - что особенно интересно - трепанаций, связанных, возможно, с попытками спасти раненых, с полевой хирургической практикой (Ibid., р. 301).
И вновь - после разгрома 598 г. до Р. X. - последовало частичное восстановление Лахиша, а в 588 г. до Р. X. - новый штурм, новый погром, вторичное сожжение. И здесь уместно вернуться к упоминавшимся уже "лахишским письмам" - скоплению остраконов, найденных в слое пожарища внутри комнаты охраны между внешними и внутренними воротами города. Всего остраконов 18, из них 7 содержат достаточно четкие и пространные тексты (рис. 11.1), остальные - лишь отдельные изречения и слова. Все документы являются письмами. Часть их (а возможно, и все) направлены командиром укрепленного аванпоста близ Лахиша Хоша'яху (Hosha'yahu) губернатору Лахиша Я'ушу (Ya'ush'y). В письмах содержатся военные донесения, в частности о связи форта с Лахишем и прекращении связи с Азеком, который, видимо, к этому времени уже пал. Важно отметить, что в период финального вторжения вавилонян пророк Иеремия видел в Азеке один из трех последних городов - вместе с Иерусалимом и Лахишем, - являвшихся оплотом Иудеи (Иер 34:7).
Но наряду с безусловно значительным военным аспектом информации, содержащейся в остраконах, предполагается еще одна достаточно существенная тема, затронутая их текстами. Она касается конфронтации двух групп - приверженцев и категорических противников сопротивления вторгшемуся врагу. Первая была официальной, правительственной. Выразителем второй были пророки Иеремия и Урия, имевшие, очевидно, ряд сторонников в различных слоях общества, включая и армию. Профессор Торчинер (Н. Torczyner) выдвинул гипотезу, согласно которой "лахишские письма" связаны с перипетиями конфронтации, и прежде всего с судьбой Урии, который бежал в Египет, был насильственно возвращен оттуда и казнен (Torczyner, Harding, Lewis, Starkey, 1938). К. Кеньон видела в этой гипотезе "наиболее остроумную интерпретацию, основанную на определенном пассаже письма III, который представляется касающимся событий, освещенных в Книге Иеремии" (Kenyon, 1979, р. 302). И далее: "...употребленные имена, язык и многие мелкие детали отражают условия, превалировавшие в период деятельности Иеремии. Они... очень интересны по-человечески. Ведь большинство сохранившихся древних документов носят административный, религиозный или деловой характер. Здесь же отражаются дела определенных личностей. Сопряжение "писем" с последними днями еврейского государства прочно установлено: перекрывающий их зольный слой документирует финальное разрушение Лахиша, никогда более не возродившего свой статут большого города, хотя и использовавшегося впоследствии в качестве административного центра" (Ibid.).
Иерусалим
С падением Азека и Лахиша Иерусалим остался единственным из трех поименованных Иеремией "укрепленных городов". Обладавшая мощными фортификациями столица Иудеи (толщина ее стен достигала 7 м) упорно сопротивлялась. Начавшаяся в 588 г. до Р. X. осада города длилась 18 месяцев. Укрепления долгие месяцы выдерживали вавилонские штурмы, более того, отдельные участки их подверглись реконструкции и дальнейшему усилению, как, например, восточная стена над долиной Кедрона. Вторжения египтян прорывали блокаду, позволяя пополнять продовольственные запасы Иерусалима. Но последние неизбежно иссякали, и голод в конце концов обусловил капитуляцию. К тому же проломы в нижних стенах, образовавшиеся в ходе финальных штурмов, привели к обвалу опиравшейся на них системы террас, а следовательно, и стоявших на этих террасах сооружений. Внешний край системы рухнул вместе с поддерживавшей его стеной. На некоторых участках свидетельства погрома в дальнейшем уничтожила эрозия: обрушившиеся камни были обнаружены у подножья склона; частично их использовал Неемия при строительстве новой стены по возвращении из вавилонского пленения. В других районах следы трагедии 586 г. до Р. X. стерты возникшей на этом месте каменоломней. Многие прочие города Иудеи постигла та же судьба: они были полностью разграблены и сожжены (4 Цар 25:13-14). Значительная часть населения была депортирована. Остатки его продолжали жить в немногих сохранившихся районах больших городов, фактически превратившихся в деревни. Да и остатки эти, по справедливому замечанию К. Кеньон, составляло прежде всего избежавшее депортации отсталое крестьянство, перемешавшееся с иммигрантами из прочих оккупированных ассирийцами и вавилонянами регионов. В полной мере коснулось это и города Мицпы (Телль эн-Насбеха), куда временно был перенесен центр Иудеи, превращенной в вавилонскую провинцию (рис. 11.2). "Тем самым гомогенная израильская культура была разгромлена, и не было объединяющей силы, способной создать новую на ее месте" (Kenyon, 1979, р. 479).
Это определение может быть распространено на всю Палестину. Выше очень бегло было прослежено ее культурное развитие на протяжении нескольких тысячелетий. При этом достаточно четко выявлялся пульсирующий его характер. Периоды взлетов - иногда уникальных и поразительных, подобных Иерихону и Гхассулу, городским системам раннего бронзового века, ханаанейской цивилизации и Единому Израильскому царству, - сменялись периодами глубокого падения, запустения городов, культурного регресса. И все же сохранялась определенная преемственность последовательных культур, сохранялись в памяти многих поколений мифологические сюжеты, корни которых уходят в глубочайшую древность, на много тысячелетий предшествуя отражению их в библейских текстах. При всей революционности Авраамова монотеизма и в его оформление - как духовное, так и материальное - внесли вклад многие века поисков, борьбы, культовой практики различных, но в большинстве своем родственных групп населения Святой земли. Основное русло ее уникального развития сохранялось при всех исторических и культурных перипетиях. Новые включения вливались здесь в общий поток, новые группы и традиции адаптировались в общем процессе и обогащали его. Именно в этом смысле К. Кеньон пишет о гомогенности развития культуры Святой земли до трагических событий первой четверти VI в. до Р. X.
Естественно, исторический процесс в Палестине продолжался и позже. Но многое в нем изменилось коренным образом. Независимость развития еврейских государственных образований и - еще раз повторю - гомогенность их культуры были пресечены, хотя вавилонская депортация коснулась лишь меньшей части населения и длилась всего несколько десятилетий - до 539 г. до Р. X., когда Кир Великий сокрушил Вавилон и основал Персидскую империю. И даже в этот короткий период, несмотря на разгром многих городов Филистии (Ашдод, Екрон, Тимна) и Иудеи, там сохранялись очаги городской жизни (Мицпа, Гива, Вефиль и др.). Избежали уничтожения и некоторые финикийские города Средиземноморского побережья и ряд поселений Трансиордании. Не полностью угасла жизнь и в самом Иерусалиме: А. Мазар отмечает найденные здесь Г. Баркаем богатые иудейские погребения вавилонского периода (Mazar, 1990, р. 548). Значительному оживлению жизни здесь способствовало, конечно, возвращение части "изгнанников" из Вавилона и лояльное отношение к евреям и их религии персидской администрации, допустившей восстановление и храма Зоровавелем и даже оборонительных стен Неемией (с разрешения Артаксеркса). Но все это происходило уже на оккупированной земле, при чуждых властителях и все возрастающей доминанте чуждых культур - персидской, а далее эллинистической и римской. "Исторически и археологически, - заключает А. Мазар, - началась новая эра" (Ibid., p. 549). С этим остается лишь согласиться.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
БЭ - Библейская энциклопедия. М., 1993.
ППС - Православный Палестинский сборник.
РА - Российская археология.
СА - Советская археология.
AAAS - Annales Archeologiques Arabes Syriennes.
AASOR - Annual of American School of Oriental Researches.
BA - Biblical Arhaeologist.
BAR - Biblical Arhaeology Review.
BASOR - Bulletin of American School of Oriental Researches.
BSPF - Bulletin de la Societe Prehistorique de France.
BBSA - Bulletin of British School of Arhaeology in Jerusalem.
CA - Current Anthropology.
САН - Cambridge Ancient History.
HUCBASJ - Hebrew Union College Biblical and Archaeological School in Jerusalem.
IEJ - Israel Exploration Journal.
JIPS -Journal of Israel Prehistoric Society.
JNES - Journal of Near Eastern Studies. Chicago.
MIO - Mitteilungen des Institute fur Orientforschung.
OIP - Oriental Institute Publications. Chicago.
PEQ - Palestine Exploration Quarterly.
PPS - Proceedings of the Prehistoric Society.
PIASH - Publications of the Israel Academy of Sciences and Humanities.
БИБЛИОГРАФИЯ
Августин (Никитин), архимандрит. Русская библейская археология в Палестине. "Мир Библии", вып. 5. М., 1998.
Антонин (Капустин), архимандрит. Раскопки на русском месте близ храма Вознесения в Иерусалиме в 1883 г. Православный Палестинский сборник, вып. 7. СПб., 1884. Андреев Ю. В. Древнегреческий полис. Л., 1976.
Антонова Е. В. Антропоморфная скульптура древних земледельцев Передней и Средней Азии. М., 1977.
Антонова Е. В. Очерки культуры древних земледельцев Передней и Средней Азии. М., 1984. Антонова Е. В. Обряды и верования первобытных земледельцев Востока. М., 1990.
Антонова Е. В. Месопотамия на пути к первым государствам. М., 1998.
Амусин И. Д. Раскопки у Мертвого моря. М., 1960.
Бадер Н. О. Древнейшие земледельцы Северной Месопотамии. М., 1989.
Бар-Иосиф О. Нижнепалеолитические стоянки Юго-Западной Азии - свидетельства расселения человека из Африки. В кн.:
Величко А. А., Софер О. А. (ред.). Человек заселяет планету Земля. М., 1997.
Башилов В. А. Неолитическая революция в Центральных Андах. М., 1998.
Вавилов Н. И. Центры происхождения культурных растений. Избранные сочинения, т. I. Л., 1967.
Горелик М. В. Оружие Древнего Востока. М., 1993.
Гуляев В. И. Города-государства майя. Л., 1979.
Дмитриевский А. А. Начальник Русской духовной миссии в Иерусалиме архимандрит Антонин. Труды Киевской духовной академии. 1904, ноябрь.
Дьяконов И. М. (ред.) История Древнего Востока. Зарождение классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Часть 1. Л., 1983.
Зубов А. Б. История религий. Книга 1. М., 1997.
Киприан (Керн), архимандрит. О. Антонин Капустин. Архимандрит и начальник Русской духовной миссии в Иерусалиме (1817-1894). М., 1997.
Кондаков Н. П. Археологические путешествия по Сирии и Палестине. СПб., 1904.
Коробков И. И. Палеолит Восточного Средиземноморья. В кн.: Борисковский П. И., Абрамова 3. А., Турина Н. Н. (ред.). Палеолит Ближнего и Среднего Востока. "Палеолит мира". Л., 1978.
Ламберг-Карловский К., Саблов Дж. Древние цивилизации. Древний Восток и Мезоамерика. М., 1992.
Мазар А. Археология библейской земли. Иерусалим, 1996.
Массон В. М. Юго-Западная Азия. В кн.: Мерперт Н. Я. (ред.) Археология зарубежной Азии. М., 1986.
Менъ А., протоиерей. История религии. В поисках пути истины и жизни. Том I. Истоки религии. М., 1991.
Мерперт Н. Я., Мунчаев Р. М. Поселение убейдской культуры Ярым Тепе III в Северной Месопотамии. СА, 1982, No 4.
Мунчаев Р. М., Мерперт Н. Я. Раннеземледельческие поселения Северной Месопотамии. М., 1981.
Мунчаев Р. М., Мерперт Н. Я. Древнейший культовый центр в долине Хабура. РА, 1997, No 2.
Немировский А. А. Древнееврейский этногенез в свете патриархальной традиции Книги Бытия и политической истории Ближнего Востока (автореферат диссерт.). М., 1996.
Никольский М. Задачи русской археологической и исторической науки в Палестине и Месопотамии в связи с современными мировыми событиями. М., 1915.
Олесницкий А. А. Ветхозаветный храм. ППС, вып. 5. СПб., 1889.
Олесницкий А. А. Мегалитические памятники Святой земли. ППС, вып. 41. СПб., 1895.
Ростовцев М. И. Русская археология в Палестине. "Христианский Восток", т. 1, вып. III. СПб., 1913.
Рындина Н. В. Древнейшее металлообрабатывающее производство Юго-Восточной Европы (истоки и развитие в неолите - энеолите). М., 1998.
Тураев Б. А. История Древнего Востока. Л., 1935.
Тураев Б. А. Библейская археология. "Христианство", т. I. M., 1993.
Троицкий И. Г. Библейская археология. СПб., 1913.
Хитрово В. М. Раскопки на русском месте близ храма Вознесения. ППС, вып. 7. СПб., 1884. Христианство, т. I-III. М., 1991.
Шифман И. Ш. Развитие городской организации в древнем азиатском Средиземноморье. В кн.: "Древние города". Л., 1977.
Шнирельман В. А. Происхождение производящего хозяйства. М., 1989.
Abu es-Soof В. Tell es-Sawwan excavations of the forth Season (Spring 1967). Interim report. "Sumer", XXIV, Baghdad, 1968.
Al-A'dami K. A. Excavation at Tell es-Sawwan (second Season). "Sumer", XXIV, Baghdad, 1968.
Adams R. The Origins of Cities. "Scientific American", 1960, September.
Adams R. McC. Heartland of Cities. Survey of Ancient Settlement and land use in the Central Floodplain of the Euphrates. Chicago-London, 1981.
Adams R. McC., Nissen H.J. The Uruk Countriside. Chicago-London, 1972.
Aharoni Y. and Amiran R. A New Scheme for the Subdivision of the Iron Age in Palestine. IEJ, 8, 1958.
Aharoni Y. Arad Inscriptiones. Jerusalem, 1981.
Aharoni Y. The Arhaeology of the Land of Israel. Philadelphia, 1982.
Albright W. F. Tell Beit Mirsim, vol. I, la. AASOR, 1932-1933, NoNo 12,13.
Albright W. F. The Chalcolithic Age in Palestine. BASOR, 1932, No 48.
Albright W. F. Tell Beit Mirsim, vol. HI. AASOR, 1943, No 21-22.
Albright W. F. Arhaeology of Palestine. "Penguin Books". 1960.
Albright W. F. BASOR, 1961, No 163.
Alon D., Bar-Yosef 0. Nahal Hemar Cave. "Antigot", 1988, No 8. Jerusalem.
Amiran R. and Aharoni Y. Ancient Arad. Catalogue of the Israel Museum. 1967.
Amiran R. Ancient Pottery of the Holy Land. Jerusalem, 1969.
Amiran R. Early Arad. Jerusalem, 1978.
Anati E. Palestine Before the Hebrews. New York, 1963.
Arensburg В., Bar- Yosef O. Human Remains from Ein Gev I, Jordan valley. "Paleorient", t. 1. 1975, No 2.
Aurenche 0. La maison oriental. L'arhitecture der Proche Orient Ancien des origines au milieu du Quatrieme Millenaire, 1.1. Paris, 1981.
Avi Gopher (ed). The Nachal Qanach Cave. Earlies Gold in the Southern Levant. Tell Aviv, 1997.
Bar-Adon P. The Cave of the Treasure. Jerusalem, 1980.
Bar-Yosef 0., Tchernov E. On the Paleoecological history of the site Ubeidiya. P., 1972.
Bar-Yosef O. Early man in the Jordan valley. The Excavations at Ubeidiya. "Arhaeology", vol. 28. No 1. New York, 1975.
Bar-Yosef O. Les gisements "Kebarien geometriques" d'Haon, vallee du Jordan. BSPE Comptes Rendus Seances Mensuelles, t. 72. 1975a. No 1. Paris.
Bar-Yosef 0. A Cave in Desert: Nahal Hemar. "Jsrael Museum Catalogue". 1985. No 258. Jerusalem.
Bar-Yosef 0. The Walls of Jericho. Alternative Interpretation. "Current Antropology", vol. 27. 1986.
Biran A. Tel Dan. BA. V. 37, No 2. Cambridge Mass.
Boissevain E. Tentative Typology, Chronology and Distribution Study of the Human Figurines of Eastern Europe and the Near East in Early Farming Levels. "Actes du VII-е Congres International des Sciences Prehistoriques and Protohistoriques". 1966.
Bliss F.J. A Mound of Many Cities. London, 1894.
Brug J. F. A literary and Arhaeological Study of the Palestine. BAR. International Series. No 265, Oxford, 1985.
Busin Th. A. Der Tempel von Jerusalem. Vol.1. London, 1970.
Blaiklock E. M., Harrison R. K. The New International Dictionary of Biblical Archaeology. Michigan, 1983.
Calloway J. A. The Early Bronze Age Sanctuary at Ai (et Tell). London, 1972.
Calloway J. A. The Early Bronze Age Citadel and Lower City at Ai. Cambridge Mass, 1980.
Calloway J. A. and Wagner N. E. A re-examination of the Lower City at Ai (et Tellel) in 1971, 1972. PEQ, 1974, London.
Cauvin J. Les Premiers Villages de Syrie-Palestine du IX-eme au Vll-eme millenaire av. J. C. Lyon, 1978.
CauvinJ. Naissance des divinites. Naissance de 1'agryculture. Paris, 1994.
Cauvin J. et Sanlaville P. (eds.). Prehistoire du Levant. 1981.
Chambon A. Tell el Far'ah LL'Age du Fer. Paris, 1984.
Childe V. G. Man Makes Himself. London, 1936.
Childe V. G. What Happened in History. London, 1939.
Childe V. G. The Urban Revolution. In: "Town Planning Review", 1950,21.
Clark J. D. The Middle Acheullian occupation site at Latamne, Northern Syria (first paper). "Quarternaria", vol. 9, Roma, 1967.
Clark J. D. The Middle Acheullian occupation site at Latamne,
Northern Syria (second paper) (further excavations - 1965 - general results, definition and interpretation). "Quarternaria", vol.10,
Roma, 1969.
Contenson H. de. In: "Archaeology", vol. 24. London, 1971.
Crowfoot J. W. and G. M. Samaria Sebaste II: Early Ivories from Samaria. London, 1938.
Crowfoot J. W., Kenyan K. M., Sukenik E. L. Samaria-Sebaste I: the Buildings. London, 1942.
Cohen R. 1980. In: BASOR, 286, 61-79.
Cohen R. 1985. In: BAR 11: 3, 56-70.
Dewer W. G. et al. Gezer I (HUCBAS). Jerusalem, 1970. ezer II (HUCBAS). Jerusalem, 1974.
Dothan M., Freedman D. N. Ashdod I. "Antiqot", No 7. Jerusalem, 1967.
Dothan M. Ashdod II-III. "Antiqot", No 9-10. Jerusalem, 1971.
Dunand M. Fouilles de Byblos. T. 1-2. Paris, 1937-1954.
El-Wailly F. and Abu es-Soof B. Excavations at Tell es-Sawwan. "Sumer", XXI. Baghdad, 1965.
Elliot C. The Religions Believs of the Ghassulians c. 4000-3100 B.C. PEQ, 1977, January-June.
Epstein C. An interpretation of the Megiddo Sacred Area during Middle Bronze II. IEJ, v. 15, No 4. Jerusalem.
Epstein C. The Chalcolithic Culture of the Golan. BA, vol. 40, No 2, 1977.
Ferembach D. and Lechevallier M. In: "Paleorient", pp. 223-30, 1973.
Garrod D. A. E., Bate D. B. A. The Stone Age of Mount Carmel. I. Oxford, 1937.
Garrod D. A. E. Excavations at the Mugharet Kebara, Mount Carmel, 1931.The Aurignacian industries. PPS, vol. 20, pt. 2. London, 1954.
Garstang J. L'art neolithique a Jericho. "Syria", t. 16, No 4. Paris, 1935.
Gates M. H. In: "Levant", 1986, No 18.
Gerstenblith P. The Levant at the Beginning of the Middle Bronze Age. AASOR, Dissertation Series, 5. 1983.
Glueck N. Rivers in the Desert. New York, 1959.
Glueck N. In: AASOR, XIV, XV, XVIII-XIX.
Grafman R. IEJ, 1972, No 22.
Hachmann R. Die Befestigungen des akeramischen Jericho. In: "Neolithic of Southeastern Europe and its Near Eastern Connections" - Varia Archaeologica Hungarica, IV. Budapest, 1989.
Harlan J. R. Wild Wheat Harvest in Turkey. "Archaeology", vol. 24, No 3. London, 1967.
Hennessy J. B. Teleilat Ghassul. Sydney, 1977.
Herzog Z. Beer Sheba П: The Early Iron Age Settlement. Tell Aviv, 1984.
Hours F. The Lower Paleolithic of Lebanon and Syria. In: Problems in Prehistory: North Africa and The Levant (South Methodist. Univer. Press Contribution in Anthropology, No 13). Dallas, 1975.
Jaritz K. Quellen zur Geschichte der Kassu Dinastie. "Mitteilungen des Institute fur Orientforschung", 1958, No 6.
Kantor H. In: JNES, vol. 15, 1956, Chicago.
Kaplan J. Excavations at Benci Beraq. 1951. 1963.
Keith A. New discoveries relating to the antiquity of man. London, 1931.
Kenyon К. М. Digging up Jericho. London, 1957.
Kenyon К. М. Royal Cities of the Old Testament. London-New-York, 1971.
Kenyon К. М. Palestine in the Middle Bronze Age. In: "Cambridge Ancient History". Cambridge, 1973.
Kenyon К. М. Digging up Jerusalem. London and New-York, 1974.
Kenyon К. М. Archaeology in the Holy Land. New-York, 1979.
Kenyon К. М. Eretz Israel V. Some notes on the Early and Middle Bronze Age Strata of Megiddo. Jerusalem.
Kenyan К. М. and Holland T. A. Excavations at Jericho. London, 1983.
Kirkbride D. Five seasons at the Pre-Pottery neolithic village of Beidha in Jordan. PEQ, No 98, pp. 8-72. London, 1966.
Kirkbride D. Beidha: Early Neolithic Village Life South of Dead Sea. "Antiquity", vol. 42, 1968.
Kirkbride D. "Iraq", 1972-1974, NoNo 34-37. London.
Koeppel R. Telleilat Ghassul. Rome, 1940.
Koldewey R. Das Wiederestehende Babylon. Leipzig, 1925.
Lemon R. S., Shipton G. M. Megiddo I: Season of 1925-34. Strata I-V. DIP, vol. XLII. Chicago, 1939.
Lapp P. In: BASOR, 1968, V.189.
Lechevallier M. Abu Ghosh et Beisamon. Paris, 1978.
Lenzen H.J. Die Entwicklung der Zikkurat von ihren Anfangen bis zur Zeit der III Dynastie von Ur. Leipzig, 1941.
Loud G. Megiddo II: season 1935-1939. DIP. Chicago, 1948.
LloydS., SafarF. Tell Hassuna... JNES, 1945, October,vd. IV No 4. Chicago.
Lloyd S., SafarF., Mustafa M. A. Eridu. Baghdad, 1981.
Lloyd S. Foundation in the Dust. London, 1984.
Machsman S. In: International Journal of Nautical Archaeology, 1981-1982, NoNo 10-11.
Marquet-KrauseJ. Les Fouilles de 'Ai (et Tell, 1933-1935); Institut Franc.ais d'Archeologie de Beyrouth, 1949.
Martin G., Bar-Yosef O. Ein Gev III, Israel. "Paleorient", t. 5, 1979.
Matthiae P. New discoveries at Ebla. BA, 1984, 47/1 (March).
Matthiae P. Ebla: un impero ritrovato. Torino, 1989.
Mazar A. Archaeology of the Land of the Bible, 10 000-586 B.C.E. Cambridge, 1990.
Mazar B. The Middle Bronze Age in Palestine. IEJ, 1968, No 18
May H. G. Material Remains of the Megiddo Cult. OIP, Chicago, 1935.
Mayani Z. Les Hyksos et le mond de la Bible. Paris, 1956.
MellaartJ. The Neolithic of the Near East. London, 1975.
Miroschedji P. de. Yarmouth I. Paris, 1988.
Munchaev R. M., Merpert N.Y. Tell Hazna 1 - The Most Ancient Cult
Centre in North-East Syria. In: "Light on Top of the Black Hill".
Studies presented to Halet Cambel. Istambul, 1997.
Neustupny I. Studie о neoliticke plastice. Praha, 1956.
Neuville R. Le paleolitique et mesolitique du desert de Judee. "Archives de I'Institut de Paleontologie Humaine", Mem. 24/Paris, 1951
Perrot J. The Excavations at Tell Abu Matar near Beersheba. IEJ, 1955, No 5.
Perrot J. Une tombe a assuaries du IV millenaire a Azr, pres Tell Aviv. "Antiqot", 1961, No3, Jerusalem.
Perrot J. Syrien-Palastina. Munchen, 1979.
Perrot J. et Ladiray D. Tombes a assuaries de la region cotiere Palestinienne ou IV millenaere avant 1'ere chretienne. Paris, 1980.
Petrie W. F. Tell el Hesy (Lachish). London, 1891.
Petrie W. F. Ancient Gaza. I-IV. London, 1931-1934.
Reich R. IEJ, 1975, No 25.
Reisner G. A., Fisher C. S. and Lyon D. C. Harvard Excavations at Samaria, vol. I. Cambridge, 1924.
Rollefson O. G. and Simons A. H. In: BASOR, 1985, Supplement 23, p. 35.
Rothenberg B. Timna. London, 1972. |
