Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы: Россия, 1917.

Борис Никитин

РОКОВЫЕ ГОДЫ

К оглавлению

21. ЗАБЫТЫЕ МОГИЛЫ

Брест-Литовский мир вывел Россию из войны, но не мог уничтожить ни русской традиции, ни славянской идеологии, призывающей к жертвенности. Тем более настойчиво выступали усилия продолжать войну бок о бок с союзниками. Эти общие желания были ясно выражены на далекой окраине России, где народу удалось сбросить большевицкое иго: там сейчас же возник и свой собственный театр войны, связанный с союзниками честью русского имени. На этом фронте вышел из армии русский отряд, который оставался в рядах союзников до конца Мировой войны. Только для него, не имевшего за собою Великой Державы, война с турками кончилась не в день общего перемирия 11 ноября 1918 года, а на две недели позднее. В его рядах горсть русского народа вышла на свой маленький фронт и выполнила, как умела, выросшие перед ней задания.

Для союзников отряд оттянул значительные силы противника и прикрыл пути в Индию, а для русского знамени — боролся за осколки Великой Родины в Закавказье, бил большевиков и не допустил корпус Иззета-паши с его ордой пройти на Северный Кавказ и поднять восстание.

Вот краткие сведения об этом, совсем забытом театре Большой войны.

Новое формирование началось с того, что генерал Баратов и английское командование в Персии предложили четырем русским офицерам сформировать четыре отряда. Справиться с этой задачей удалось только одному — Лазарю Бичерахову (Бичерахов Лазарь Федорович (1882-1952) — полковник (1917). Генерал-майор Великобритании (1918). Во время Первой мировой войны в Кавказской армии на Иранском фронте, командир Терского казачьего отряда. В июне 1918 г. отошел к Энзели (ныне Иран), где заключил с англичанами договор о совместных действиях на Кавказе. 30.07.1918 открыл фронт приближающимся к Баку турецким войскам, уведя свой отряд в Дагестан, где захватил Дербент и Петровск-Порт. В ноябре 1918 г. вернулся в Баку вместе со своими войсками, где в 1919г. англичане расформировали части Бичерахова. В 1920г. эмигрировал в Великобританию.). После развала фронта он сколачивает свое ядро — в 1 батальон, 1 батарею, 6 сотен казаков, проходит Персию до Энзели, уничтожает по дороге большевиков и разбивает банды Кучук-Хана.

К этому времени, в конце июня 1918 года, командующий Восточной турецкой армией Нури-паша наступает от Елизаветполя на Баку, занятый большевиками (Предназначался в наместники мусульманского Кавказа; брат Энвера-паши — известного лидера младотурецкой партии.).

На бакинском направлении Нури сосредоточил 5-ю пехотную дивизию (Мурсал-паша); 15-ю пехотную дивизию (Юсуф-Иззет-паша); 107-й пехотный резервный полк, два батальона пограничного формирования и 4-ю пехотную дивизию, предназначенную для занятия центрального Азербайджана, обеспечения тыла, коммуникаций и особенно для специальных формирований частей из местных мусульман.

Приблизительно в этих же цифрах, а именно в четыре дивизии, исчисляет силы сражавшихся турок и представитель Французской армии, много потрудившийся на Кавказе и в самом Баку в описываемый период, неутомимый генерал Chardigny (Шардиньи. — Ред.). По его же мемуарам, три выше названные полевые турецкие дивизии были полностью укомплектованы и прекрасно дисциплинированы (чего нельзя было сказать про 107-й пехотный резервный полк). И действительно, в пополнениях военнопленными и закавказскими татарами недостатка не было (Самый номер «4» одной из вышеупомянутых дивизий, дававшей инструкторов местным частям, — подлежит поверке, хотя он взят из показания наших пленных и также согласуется с показаниями пленных, записанных генералом Chardigny).

В июне Бичерахов один, с двумя казаками, высаживается в Баку. Большевики в панике, предлагают ему взять командование против турок.

Он соглашается, вызывает из Энзели свой отряд и через три недели свергает большевиков. Последние перед падением, вступив в переговоры с немцами, успевают увести с фронта отряд коммуниста Петрова, занимавший Хурдаланский участок. Турки выходят за Петровым к окраине Баку. Бичерахов оставляет город, идет на север, бьет большевиков, берет Петровск. Каспийский флот, коммерческий и военный, порты Каспийского моря, кроме цитадели большевиков, Астрахани, — все признают Бичерахова, а правительство Союза Прикаспийских областей избирает его своим председателем. Одновременно союзники признают в лице Бичерахова русскую власть в крае.

Тем временем турки, развивая военные действия, двигают в Дагестан еще в июле от своей 4-й пехотной дивизии инструкторский отряд — около 500 офицеров и унтер-офицеров — для формирования Дагестанского корпуса (набрали только дивизию) и для усиления нескольких десятков инструкторов, группировавшихся в Чечне с весны около Шукри-бея (в Ведено). В Азербайджане же к концу войны была, в сущности, сформирована одна пехотная дивизия.

Таким образом, в описываемых военных операциях на Восточном Кавказе со стороны турок непосредственно участвовали: вышеперечисленные 3,5 дивизии турок, одна азербайджанская, одна дагестанская, отряд чеченцев, — а всего до 6 дивизий с артиллерией, 1,5 тысячью сабель иррегулярной конницы и техническими войсками.

Сверх того, в ближайшем соседстве, в Персии, в районе Тавриза, турки держали в полной готовности две дивизии (3-ю и 11-ю), опасаясь в Карабаге восстания армян Андраника, которому помогал материально Бичерахов (Я не перечисляю турецких частей на Карсском и Трапезундском направлениях за отсутствием точных данных).

Поэтому приходится признать, что Русское Национальное движение на Кавказе приковывало со стороны противника не менее 8 дивизий разного состава; несколько из них сражались непосредственно с войсками русскими.

Разбросанные по Закавказью части этой лавины медленно надвигались на Дагестанский театр войны, где на аванпостах Дербента гремели выстрелы полусотни орудий и нескольких батальонов русских войск; они были зажаты между морем и горами — большевиками с севера, примерно по линии Терека.

Здесь, в Петровске (ныне Махачкала. — Ред.), основное ядро Бичераховского отряда разворачивается до 9 батальонов, 8 батарей и 6 сотен казаков с техническими командами, и отсюда война ведется на два фронта: на север — против большевиков, а на юг и запад — против Иззета-паши и мусульманских отрядов.

В эту группу Иззета входили: 15-я пехотная турецкая дивизия; части азербайджанских войск; одна дивизия дагестанцев и отряд горцев Северного Кавказа — все с турецкими инструкторами. Их действия мне близко знакомы, так как я был Главнокомандующим этого театра войны и Командующим полевыми войсками отряда Бичерахова.

Мы вели маневренную войну, иногда без проволоки, на больших пространствах, в лесистых горах, среди враждебно настроенного населения. Одновременно турецкие эмиссары спокойно продолжали свою работу кругом военной зоны, вербовали Иззету отряды из мусульман-горцев, преданных Турции.

Мы, военные, будто воскресли, снова попали на войну, жили по нормальным уставам военного времени. Казаки сражались выше всех похвал. Солдаты ходили в огонь, но требовали непрестанного, неусыпного надзора. Артиллерия была прекрасная.

Острый некомплект в офицерах был больной стороной нового формирования (Несколько зон большевиков отделяли нас от офицеров Большой Армии). Ротами командовали прапорщики и подпрапорщики. Давал себя также знать недостаток шинелей, особенно в октябре и ноябре, когда дожди продолжались по несколько дней кряду.

Походных кухонь почти не было; мы довольствовались главным образом шашлыками из буйволов, от которых «ломались зубы». Войска терпели. Огнестрельных припасов было достаточно.

Наша тактика — при большом превосходстве сил турок: непрестанное движение; короткие удары; сильный артиллерийский огонь; пехота, энергично поддерживаемая казаками.

Имея задачи и войска в других областях Каспийского бассейна, усиливаясь с каждым днем, мы вначале старались выиграть время, избегали решительных столкновений.

В первый период, если Иззет-паша наступал, то мы ему подставляли только арьергард из 2—3 рот, одной-двух сотен казаков, — всего 250-400 штыков, 90-180 сабель и 2-4 орудия. Этот маленький отряд, растянутый в предгорьях, блиндированные поезда в приморской долине, баркасы с пулеметами вдоль берега моря, — все вместе стреляли на широком фронте, заставляли Иззета каждый раз разворачивать все свои силы и делать глубокие обходы (Турки несли большие потери. Они ни разу нас не преследовали). Так было три раза: под Мамед-Кала, Каякендом и Буйнаком. Только под Буйнаком у нас было не три, а 4 роты. Блиндированные поезда, отойдя назад, давали туркам продвинуться, потом неслись вперед, проскакивали огнем турецкие цепи; возвращаясь назад, они прорывались через новые цепи, новых обходных колонн турок.

В бою у Каякенда наш маленький арьергард одно время подвергся полному окружению не только турецкою пехотою, но и его артиллерией, занявшей позицию у нас в тылу — севернее станции у железной дороги. Замкнувшую кольцо турецкую колонну удалось разбить внезапным ударом в тыл. Мы вывезли всех и все, отделались несколькими убитыми и десятками раненых; зато особенно досталось от огня паровозам и вагонам; но ни один из них из строя выведен не был.

В бою под Буйнаком были пущены по одноколейной дороге, один за другим, три блиндированных поезда. Два первых, на которые сели ротмистр Рагозин и поручик Арский, пролетели со стрельбой через наступающие главные силы турок на станцию Буйнак. При поддержке третьего поезда, а также полевой артиллерии, все поезда благополучно выскочили назад на север, за буйнакский виадук, расстреливая свои пулеметные ленты. Они только слегка были тронуты ружейным огнем и шрапнелью противника.

В войсках было много героев. Назовем нескольких из них: казак полковник Тарарыкин, подполковник Никольский, ротмистр Рагозин, ротмистр Савич, есаул Невольников, капитан Евсеев, артиллерист-капитан Леер, поручик Арский, хорунжий Хмара, прапорщик Петров, — как в этих боях, так и в последующих, не знали ни страха, ни усталости, всегда рвались на новые подвиги.

Во время боев часто приходилось посылать для поддержки пехоты по 8 казаков на батальон, иногда по четыре на роту. Они скакали на смерть: редко кто из них возвращался.

Не могу не сказать двух слов о Владикавказской железной дороге и ее персонале. Удивительные люди! Паровозы ходили на разведку без караулов на линию, соединяющую нас с базой — Петровском — по узкой береговой полосе. Она подвергалась на протяжении 100 верст нападению с гор. Поезда-кухни, продовольственные, санитарные и другие, нередко подавались прямо в окопы.

На поле сражений отдельные части, взятые с обойденных участков, перебрасывались в поездах под огнем, высаживались и вновь велись в атаку во фланг обошедшим их перед тем колонн (Каякенд, Буйнак).

Обстрел паровозов и поездов — обычное явление. Начальники станций — бессменно на своем посту. Телеграфисты железной дороги несли обязанности военных телеграфистов. Они выстукивали по Морзе спешные боевые приказы и донесения в зданиях, попадавших под ружейный обстрел. Среди этого персонала были убитые и раненые. Никто никогда не жаловался, ни разу ни о чем не просил.

Мы держались постоянным движением в горах, — вечный принцип активности, — опираясь на железную дорогу.

При моем штабе состоял старший агент службы движения Красин. Ему только не хватало винтовки в руку. Иногда мне казалось, что я даю ему невыполнимые задания; он только отвечал: «слушаюсь» и все исполнял раньше срока.

Казаков и железную дорогу я считал надежной частью моих «полевых войск».

Флот принимал участие в делах; особенно отличались канонерские лодки «Каре» и «Ардаган». Главноначальствущий флотом — достойный сподвижник Бичерахова — полковник В. Г. Воскресенский крепко держал в руках своих моряков. Условия были необычайные — достижения тоже. Одно из таковых — замечательный договор Воскресенского с Мурсал-пашой, по которому турки снабжали нефтью весь наш Каспийский флот, дравшийся с ними же — турками (Полковник В. Г. Воскресенский — теперь под псевдонимом «де Базиль» — известный директор русского балета, возродивший его былую славу за рубежом).

Конец войны прошел у нас тоже необычайно. Я его записываю подробнее. В нем выразилась глубокая русская драма людей, лишенных отечества. Защищая свою честь, они пали последними на фронте Большой войны.

В октябре 1918 года мы развиваем с флотом наступательную операцию под Дербентом в районе Мамед-Кала.

Три батальона успешно продвигались в предгорий. Прекрасно работали казаки глубоким охватом в горах, а с моря «Каре» и «Ардаган» продольным огнем по окопам на дистанцию от 2 до 7 верст. Командиры канонерок и моряки-артиллеристы накануне объехали позиции, а в день боя их корректировал T.S.F.

Турки были быстро подавлены перекрестным огнем с моря, полевой и тяжелой артиллерией из приморской долины. Затем их фронт был широко прорван нашей пехотой. Загнанный в Дербент, Иззет-паша к вечеру 13 октября во время боя присылает мне парламентера с предложением заключить мир.

Я не отвечаю и продолжаю бой.

Ко второй половине дня мои батареи полевой артиллерии переехали от Мамед-Кала на новые позиции к разъезду Огни, на 4-5 верст вперед; 9-дюймовые бомбы тяжелой артиллерии снесли участок окопов первой линии турок. От горцев, шедших с турками, я узнал впоследствии некоторые подробности: с моря метким огнем особенно «свирепствовал» красавец «Каре». (Он близко подходил к берегу, чтобы лучше следить за наступлением пехоты.) Иззет выезжал в цепь закрывать прорыв, останавливать свои войска у Дербента.

Моя пехота, в которой перед боем на роту приходилось по одному офицеру, за день понесла значительные потери; ночью сильно сказалась убыль в офицерах: достаточно было бы одного эскадрона, чтобы захватить всю мою артиллерию, но турки отступали к самому Дербенту. Таковы наши короткие удары.

На следующее утро Иззет повторяет попытку мирных переговоров: он снова направляет под белым флагом новую делегацию, на этот раз прямо в Петровск, к Бичерахову.

«Кто вы такие? России уже нет и никогда не будет. Отойдите на север, за Кубань», — писал нам Иззет.

Бичерахов, как председатель Временного правительства Союза Прикаспийских областей, резко отвергает предложение.

Но вот, после 2 ноября 1918 года, узнав, что Турция капитулировала, мы сами извещаем об этом Иззета и предлагаем ему вывести войска из боевой линии, на 25 верст назад. Хитрый турок выговаривает себе на размышление два дня, по истечении которых обещает прислать свой точный ответ.

Боевые действия, наша активность и огонь с обеих сторон прекращаются. Иззет спокойно использует выговоренный срок и через 2 дня переходит в наступление по всему фронту. Движение, инициатива уже его.

Петровск сразу наполняется бежавшими с позиций солдатами. В городе паника. Порт горит.

На фронте разыгрываются упорные и кровопролитные бои за подступы к Петровску и особенно на западном нагорном секторе — на высотах Тарки-Тау, где в контратаках с ручными гранатами гибнут лучшие офицеры, солдаты и матросы (События, мало известные, сильно искаженные в описаниях чужих и не знающих людей. Читая авторов, не бывших в Петровске, можно подумать, что петровских боев даже никогда не было). Смертью их, после третьей контратаки, на утро второго дня боя русские войска прорывают фронт противника в направлении на Кизил-Агач, после чего наступление турок заметно приостанавливается.

Оказавшаяся у нас случайно проездом Уральская офицерская казачья полусотня — 50 офицеров — влилась по войскам боевой линии. Эти офицеры почти все погибли.

Доблестно сложили головы в третьей контратаке матросы 2-го десантного отряда; они отбили окопы на спуске в самый Кизил-Агач.

Сподвижники Иззета мне рассказывали впоследствии, что тогда его спас от катастрофы отряд чеченцев — вождя Веденского округа Али Митаева, пришедший в последнюю минуту с Северного Кавказа. То же подтвердил в подробностях сам старый кунак — Али Митаев, — приезжавший ко мне раскаиваться через два месяца.

Турецкая орда с большим числом пулеметов все же ползет с разных сторон по лесистым отрогам и местами влезает на горный хребет Тарки-Тау; но ключ к овладению всего гребня и единственный из него выход к Петровску до конца остается в наших руках. Здесь, наверху, на лесистом плато в центре массива сохраняются едва заметные развалины маленькой исторической крепости Тарки, воздвигнутой основателем Русской Армии и Флота Петром Великим. Уцелел от времени, собственно, длинный сарай со стенами из каменной кладки, впоследствии реставрированный, но уже наполовину разрушенный; стены были без бойниц и почти без крыши. Здесь помещался штаб полевых войск.

Величественная панорама открывалась с высот Тарки-Тау на восток: неизмеримая пропасть в приморскую долину Дагестана, далеко внизу, как на ладони, наши северный и южный секторы, между ними город, огонь и дым горящих пакгаузов, миниатюрный порт, маленькие, игрушечные пароходы, а дальше, пока доступно глазам, — широкое, открытое море.

Из этих развалин Тарки офицеры штаба полевых войск и его команда в течение суток в штыки отбивали последние атаки турок, при славной поддержке своих четырех казачьих пулеметов и двух конно-горных орудий; последние били картечью.

Начальник штаба полевых войск — ротмистр Татарского конного полка Рагозин пал смертью славных: раненный, с саблей в руке, с криком «Вперед!», он бросился в контратаку, но тут же был сражен двумя ручными гранатами (Читатель найдет его имя в главах «Дача Дурново» и «Нахамкес»).

Наши гаубицы с южного отрога кряжа безостановочно перекидывали бомбы по артиллерии и лесным опушкам, занятым противником, а полевые орудия и конно-горные батареи состязались с турецкой полевой артиллерией, стоявшей на закрытых позициях на соседнем гребне к западу.

Последний день грохот турецких пулеметов сливается в непрерывный гул. Жители Петровска его слушали долго. Становилось вероятным, что для обеих сторон наступил последний день боя; такой ураган пулеметного огня долго можно развивать только в большой позиционной войне при технически оборудованных путях подвоза патронов, а не на горных высотах, куда мы с трудом поднимали питьевую воду.

Надо было во что бы то ни стало дотянуть до вечера.

И вот верные друзья полевых войск «Каре» и «Ардаган», выйдя на легкой волне из порта, начинают залпами посылать вверх на массив снаряды своих дальнобойных 120-миллиметровых орудий. Они несутся с моря, перелетают на излете через головы защитников, иногда глохнут в лесах или выбрасывают вверх столбы земли с деревьями, но в большинстве ложатся по главным резервам Иззета на главном Кизил-Агач-ском подступе. Земля дрожала.

Меня сильно беспокоило: как удастся провести этот импровизированный артиллерийский маневр с моря при качке, дальней дистанции и стрельбе по «невидимой цели». В его успехе и заключался наш последний шанс задержать резервы турок и новые подошедшие к ним из Дагестана отряды.

Начав пристрелку с отметкой для судов вершины, корректируя стрельбу, я поворачивал влево и все снижал огонь, передавая свои наблюдения по телефону в порт лично начальнику штаба Бичерахова Мартынову; он же сам пересылал их дальше на суда по T.S.F.

Моряки-артиллеристы еще раз показали свое искусство, ни разу не хватили по своим и, несомненно, ослабили последний удар, который с утра готовил нам Иззет.

Турки от ближайших цепей настойчиво продолжали накапливаться перебежками из леса с двух противоположных сторон в складках местности по большому открытому полю перед Тарки. Часам к 5 дня из тех, кто близко, их как будто уже несколько сот, а ближайшие из них зашли нам в тыл справа и уже у самых развалин. Они готовятся повторить свои приступы, но уже более крупными силами, которых мы не выдержим; они явно подтягивают участковые резервы.

Но их цепи не успели подняться для штурма. На них из-за развалин вышли в контратаку цепи команды штаба, а через несколько минут подтянутый последний резерв — батальон капитана Евсеева, при нем же и старый стрелок, капитан Конакин. Всех вместе с телефонистами и денщиками набралось около 400 человек.

Подъем духа офицеров был так велик, что некоторые из них: Вознесенского уланского полка ротмистр Савич, штабс-капитан Борисов, мой адъютант поручик Арский, начальника телефонной команды поручик Черноморов, ординарец прапорщик Петров, — идя в атаку, в азарте сбрасывали на землю шинели и кителя, уверяя, что они стесняют движения винтовки и что им слишком жарко. (Некоторые офицеры опрокидывали на огонь свои котелки с горячей пищей: думали, что выходят умирать.)

Под самый конец одной тяжелой сцены не выдержали два солдата-артиллериста: потрясенные, может быть уже душевнобольные, они побежали назад и в нескольких десятках шагов бросились с отвесной скалы в пропасть к аулу Тарки, где, конечно, разбились насмерть. Остальные солдаты все вышли за своими офицерами. Головная рота последнего резерва была выведена Черноморовым по боковой тропе в свою очередь в тыл турок, зашедших перед тем нам в тыл справа. Остальные роты развернулись через Тарки.

Одновременно герой-казак хорунжий Хмара идет с нами в цепь со своими пулеметами, а конно-горные орудия штабс-капитана Гибера выкатываются под пулеметным огнем на открытую позицию, теряют часть прислуги, но открывают огонь. Хорошо стреляли, хорошо отвлекали на себя огонь; последнее было чрезвычайно важно. Стояли в пятидесяти шагах правее вышеназванного сарая. Гибер просил меня записать действия этих орудий, что я с удовольствием и делаю.

Турки не приняли нашего штыкового удара. Они повернули и стали спешно уходить в леса, увлекая за собою и тех, кто занимал их кольцевую опушку; мы ее проходим своими цепями. Их пулеметный огонь прекращается быстро. На вылазке мы теряем убитыми и ранеными около 80 человек. Из перечисленных офицеров были ранены — легко Черноморов и Петров, они остались в строю, и тяжело в живот Евсеев, но поправился.

Наконец, за пулеметами постепенно умолкают и ружейные выстрелы. Начинает темнеть, и солдаты впервые разводят костры вокруг своей Тарки. Для меня они зажглись как-то сами собою. Ставить охранение было ни по настроению, ни по обстановке, ни по силам.

Только одни «Каре» и «Ардаган» возобновили огонь, прерванный на время вылазки. О них мне напомнил по телефону Мартынов. Я согласился, но уже на удлиненный прицел и по главной турецкой артерии.

До самой темноты они посылают свои мощные залпы по дальнему Кизил-Агачскому прицелу и своими дивными громовыми раскатами, оглушающим эхом, повторяемым в горах, вспышками разрывов, видимых на фоне темнеющих лесов, приятно напоминают собравшимся, что они тоже с ними.

Наступила ночь. Где-то высоко, высоко над головой на излете изредка проносятся никому не нужные пули, но скоро и они умолкают и на этот раз — навсегда.

Именно этим эпизодом, а не выходом турок к Петровску, и даже не подходом их к проволочным заграждениям, закончилось сражение, затеянное Иззетом после заключения всеобщего перемирия. Паника в порту, охватившая беженцев и солдат, прекращается суровыми мерами. Бежавшие солдаты возвращаются на фронт, занимают позиции западного сектора и тем смыкают линию кольцевых укреплений Петровска (Оставшись в Тарки с уцелевшими солдатами, я отправил (с согласия Бичерахова) всех до одного офицеров в Петровск для водворения порядка в городе, на судах и привода солдат. Все эти офицеры были герои: после длинных боев, сейчас же после очень трудной контратаки, они спустились по тропам с гор: с расходившимися нервами, имея дубину в одной руке, с револьвером в другой, они по два и даже по одному (Савич, Арский, Борисов) взбирались на суда, стреляли, ссаживали беженцев и солдат. Уже к середине следующего дня они вернулись на позиции с собранными солдатами. Турки молчали).

Выход всех в контратаку из Тарки с орудиями и пулеметами был из последнего. Далее уже решала судьба: если наши силы действительно кончились, то то же оказалось и у Иззета. Те же его сподвижники, вспоминая «ад всех перемешавшихся огней», и нашего, и своего собственного, уверяли меня впоследствии, что в сражении под Петровском они расстреляли все патроны своих полевых и головных парков. Может быть, и так: вышедшие целыми из этих боев некоторое время оставались полуглухими.

Против развалин Тарки Иззет последовательно поднял на горный, лесистый Таркинский плацдарм и в конечном итоге развернул: всю 15-ю пехотную турецкую дивизию, команды пополнения закавказских татар, несколько дагестанских формирований и 2 тысячи чеченцев Али Митаева. Отдельные дагестанские отряды оставались внизу против других секторов.

Ряд наших контратак (больших раздельных было четыре) и сосредоточенный огонь — главным образом артиллерийский — так и не допустили этим частям продебушировать из лесов, в которых они перемещались. Человек исключительной храбрости, Иззет не был в решительном месте, а оставался с артиллерией на соседнем гребне. От захваченных пленных мы узнавали, что они изнемогают от усталости и жажды.

Через сутки, которые действительно проходят в мертвой тишине, мы с Бичераховым обсуждаем план будущих действий. Турки остановились и засели в лесах. Иззету не удалось нас сбросить в море или, говоря военным языком, взять Петровск открытой силой. Имея флот, обрекать себя на тесную осаду и пассивное сидение, то есть на верное самоубийство, или вести трудные для нас лесные бои через Тарки — не входит и никогда не входило в наши расчеты. Да это совсем не отвечает и новым задачам правительства прикаспийских областей. Наконец, можно было свободно выйти на север вдоль железной дороги, так как против северного сектора турок уже не было, но это значило бы оставить вопрос с Иззетом неразрешенным.

Мы решаем: пользуясь флотом и базируясь на Ленкорань, выйти на пути сообщения Иззета, захватить Баку.

По нашим планам, эта операция должна была привести к полному уничтожению Иззета. До сих пор стратегический выход на сообщения турок нами откладывался, так как нельзя было дробить сил. Теперь для всей массы революционно настроенных солдат он представлял единственно правильное решение, независимо от новых политических заданий, появившихся с окончанием войны. Странное положение: война с турками кончилась для союзников, но не для русских войск!

Мы эвакуируем 3 000 раненых и больных по портам Каспийского моря, сажаем при полном затишье на фронте весь отряд на 57 судов и производим десантную операцию на новое государство Азербайджан, только что построенное Турцией и превращенное в базу Иззета.

Всего с беженцами на суда посажено было более 60 000 человек. Беженцы — главным образом армяне из Эривани и Баку. Погрузили все — до последнего парка и обоза. Русские войска с представителями союзников и их командами высаживаются прямо в столице Азербайджана — Баку, чем лишают турок базы и их единственной коммуникационной линии, идущей через Баладжары на Закавказье. Мы захватываем фомадные склады и запасы снарядов, военного и интендантского снаряжения. Усиливаем личный состав. Через два дня часть отряда садится в поезда, спускается по коммуникационной линии Иззета, в Петровск, а 30 ноября высаживается на его вокзале.

Флот прикрывал десантную операцию с севера. Коммерческие пароходы «Каспий» и «Орленок», вооруженные пушками, вступают в бой у Старо-Теречной с четырьмя вооруженными кораблями большевиков, топят один из них, выводят из строя другой, после чего двое оставшихся поворачивают и уходят в Астрахань. «Орленок» загорается, но успевает справиться с пожаром. Генерал барон Арисгофен, ехавший к нам для связи от Добровольческой армии, попал случайно на «Орленка»; получив свое морское огневое крещение, он восторженно отзывался мне о действиях матросов в этом бою против большевиков.

Каспийский флот в очень трудных условиях выполнил операции переброски базы в Ленкорань и десанта в Баку. Буря, разразившаяся в открытом море, не нарушила планомерности в проведении решающего стратегического хода. Главноначальствующий флотом В. Г. Воскресенский показал всю свою находчивость, исключительную энергию и распорядительность.

Как мы рассчитывали, наш выход на пути сообщения Иззета сильно охлаждает воинственный пыл последнего. Он отказывается от плана завоевать Северный Кавказ и от провозглашения самостоятельной Горской республики. Сам Иззет с эмиссарами уходит горами в Турцию, а турецкие войска, после коротких переговоров, эвакуируются, но уже не на 25 верст назад, а через Баладжары по Закавказской железной дороге в Малую Азию.

Несколько главарей-горцев, сподвижников Иззета, запросили меня через своих родственников: «Могут ли они приехать в Баку с тем, что не будут арестованы?» Фамилии не имеют значения. Еще за год перед тем мы вместе, как братья, ездили в Екатеринодар открывать Русский Юго-Восточный Союз.

Мой штаб волновался. Я ответил: «Могут». Новые задачи, новая политическая обстановка. Я считал, что не мы будем проводить границы России, а будущие поколения.

Я знал, что запросившие меня горцы не верили в будущую независимость своих народов, а ошибочно поддались к туркам, думая защититься от большевиков. Много раз перед тем они сами мне говорили, что неприступный Кавказский хребет с юга создает такие условия, при которых Северный Кавказ должен и может жить вместе только со своими северными соседями, и что они не хотят его превращать войной «во вторую Галицию». Однако несколько иначе звучало их и Иззета письмо, посланное в день боя 13 октября из Дербента в Петровск — Бичерахову, в котором они писали обо мне и приводили свою расценку моих боевых действий.

В Баку я принял их молча, стоя, заложив руку за спину. На всякие их приветствия я спросил: для чего они с Иззетом, после заключения мира, убили моих лучших офицеров и солдат и где теперь их турецкие войска? Они просили забыть, но ведь это невозможно: павшим на поле чести ставят памятник славы.

В литературе указывают, вероятно, за отсутствием точных данных, что турки ушли с Северного Кавказа вследствие окончания Европейской войны— 11 ноября 1918г. и даже из-за занятия нашими союзниками Закавказья. Как можно усмотреть из приведенных выше фактов, Иззет-паша был только на пороге Северного Кавказа; сверх того, ввиду специальных заданий и соглашений, Иззет именно не признал всеобщего перемирия; результатом этого и явились кровопролитные бои, разыгранные именно после всеобщего перемирия.

Наконец, возвращение Иззета через горы в Турцию и прекращение войны были вызваны не занятием Закавказья союзниками, которые, кстати, его никогда не занимали, а захватом русскими войсками (десантом на Баку) всей базы и коммуникационных линий Иззета.

И как раз наоборот, составлявшие Закавказский край того времени республики Азербайджан и Грузия (не считая Армении) значительно содействовали планам Иззета, который должен был построить буфер между ними и Россией (то же, выражаясь языком горцев: превратить Северный Кавказ во вторую Галицию).

В Азербайджане содействие это выражалось в превращении всей республики целиком в базу Иззета. Содействие Грузии, дипломатическое, восходит еще к самому началу — к отправлению мусульманской делегации к турецкому султану.

Наша высадка в Баку вызвала немалое волнение в Закавказье и весьма обострила антирусскую политику сепаратистских группировок этих двух республик; последние не только не составляли угрозы Иззету, но, естественно, продолжали более чем когда-либо оставаться его союзниками.

Наш противник Иззет в своих официальных письмах, его горцы отводят вышеуказанным операциям русских войск соответствующее им место. Большевики вносят путаницу, но хорошо помнят Бичерахова, что видно хотя бы по кратким заметкам в номерах «Красного Архива».

Наряду с этим, в вихре страстей разных изданий, от периода Бичерахова осталось пустое место.

Между тем Бичераховская глава, русскою кровью написанная, имела свое определенное значение как конца общеевропейской войны (хотя бы моральное), так и в истории русской революции.

В развитии гражданской войны Бичерахов получил весь флот Каспийского моря и почти весь Каспийский бассейн, отбитый им у большевиков. Стратегическое положение освобожденных областей, богатства территорий и войска, связанные флотами коммерческим и военным, делали их большим русским центром всей окраины в течение половины 1918 года и начала 1919 года.

Следы остались — могилы русских войск тянутся по длинному пути из далекой Персии до высот Тарки-Тау. По ним поднялся упавший трехцветный флаг. Это появление национальных цветов вызывало моральный подъем далеко, далеко за периферией нового центра, откуда устремлялись к нему живые силы.

Бичерахов усилил Русское Национальное движение на Каспии, его возглавил и канализировал. Совершенно реально он имел войска, один сражался с турками, один щедрой рукой во многих миллионах оказывал материальную помощь казачьим областям уральцев и терцев, поддерживал деньгами Русское Дело в Закавказье и восстания Андраника в Армении, перебрасывал патроны кубанским и кабардинским партизанам и т. д.

Да и в самом Баку, занятом турками, резню армян предотвратили те же русские пушки, наведенные с кораблей Воскресенского, и угроза его по заложникам — пленным на острове Наргене.

С потерей большевиками прикаспийской территории вся советская Россия лишилась нефти, невзирая на прекращение для нее Европейской войны, благодаря соглашениям с турками, продолжавшими питать нефтью многие английские части в Персии и бичераховский флот, последний непрерывно применял ко всей территории Совдепии действительные нефтяные санкции (Вопреки известным усилиям Ленина повлиять на турок через немцев (отмечено в «Красном Архиве»)).

Наконец, на фронте с Большой войны против турок наши русские войска выполнили свои задания: оттянули значительные силы, прикрыли пути в Индию, а маневром на Баку — справились с турками собственными штыками. Они не пропустили корпус Иззета пройти на Северный Кавказ, где Иззет должен был поднять давно подготовленное восстание.

Такой итог войны признавал противник.

Без этих войск турки вышли бы на Терек в августе 1918 г., и только упорными боями был сорван план их — отбросить русских за Кубань, на которой только что начинала действовать еще маленькая Добровольческая Армия.

Казачьи станицы, русские поселения Северного Кавказа, таким образом, перешагнули в будущее, оставаясь на тех местах, где были раньше.

Весь период прошел в огне, был очень многогранным, а длиною от войны в Мессопотамии — до боев кораблей Воскресенского у Старо-Теречной. Эти значительные операции не вместить в короткие строки, я вернусь к ним в моей следующей книге.

Приводить другие жуткие подробности этой эпопеи в свете международной политики — еще преждевременно.

Наш союзник, английской службы генерал Томсон говорил мне в Баку, что требовал через свое главное командование ареста и предания Иззета-паши суду Международного трибунала. Я не знаю, какие последствия имели эти требования. Был бы рад узнать о них хотя бы теперь.

Ведь как ни замалчивать, а мировая война для этого отряда русской армии закончилась уже после общего мира, заключенного союзниками.

Именно после 11 ноября 1918 года — этой счастливой для союзников даты — русские войска прошли через тяжелые бои, потеряли своих лучших воинов на внешнем фронте союзников.

Не признаваемые турками и немцами за русских, давно забытые, безвестные герои отдали жизнь за честь своего русского имени.

Да будут им эти строки моим венком на могилу.

 

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова