Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Уильям Перл

ХОЛОКОСТ КАК ЗАГОВОР: МЕЖДУНАРОДНАЯ ПОЛИТИКА ГЕНОЦИДА

К оглавлению

Глава 4

Заговор в британской иерархии.

   Ни одна страна не бойкотировала спасение жертв нацистов с такой настойчивостью и бессердечностью, как это делала Великобритания. Ни в одной другой стране в этом не участвовало столько отдельных чиновников и властных кабинетов. Если говорить о распределении степени вины в этом ужасающем крахе нравственных ценностей цивилизации, то англичане идут сразу же после немцев, непосредственных авторов и палачей Холокоста.

   Как минимум три роковых года – полтора года до войны и примерно столько же после нее – Германия и Великобритания совместно проводили в жизнь злодейский план. Немцы в своем стремлении сделать Европу юденрайн, чистой от евреев, отчаянно пытались заставить всех евреев эмигрировать. С одной стороны, немцы прибегали к пыткам и убийствам, с другой, они предлагали евреям корабли и даже небольшое количество иностранной валюты, лишь бы те эмигрировали. Британцы же, наоборот, мобилизовали все свои дипломатические, разведывательные, военные и полицейские ресурсы, чтобы закрыть самое главное направление спасения[56].

   В этой главе мы документированно покажем, что некоторые из этих действий были прямо направлены на то, чтобы помешать евреям уехать, пресекая побег от нацистов «на корню»[57]. Предпринимались большие усилия, чтобы не допустить существенную еврейскую иммиграцию ни в какой из районов обширной Британской Империи, кроме разве что символических жестов. Эта империя, напомним, охватывала весь мир. Британское содружество, состоящее из многочисленных колоний и доминионов, представляет собой самое большое территориальное образование в мировой истории. Бoльшая часть этих территорий были практически не заселены и отчаянно нуждались в иммигрантах из Европы. В них было более чем достаточно места для спасения сотен тысяч людей, причем они могли бы внести существенный вклад в развитие слаборазвитых регионов, так как твердо решили начать жизнь с чистого листа. Однако среди британских чиновников царило мнение, что «абсорбирующая способность (империи) равна нулю»[58]! Один высокопоставленный канадский чиновник, когда его спросили, сколько еврейских иммигрантов его страна может принять после войны, ответил: «Даже ноль – слишком много»[59].

   Вот некоторые британские доминионы: Австралия, Новая Зеландия, Южная Африка и огромная Индия. Все они вместе взятые приняли меньше беженцев, чем один город Шанхай (тогда под контролем Японии). Многих беженцев хотела получить Австралия. Однако между 1938-м (когда после аннексии Австрии преследования возобновились с новой силой) и 1945м годами Австралия приняла 6479[60] еврейских иммигрантов, в среднем около 800 ежегодно. Южная Африка, которая очень хотела заполучить белых иммигрантов, в итоге получила еще меньшее количество, а после усиления преследований поток эмиграции в Южную Африку прекратился практически полностью. В 1938 году Южная Африка с ее огромной территорией приняла всего лишь 566 спасшихся от Холокоста. В 1939 году эта цифра составила 300, а за целых шесть лет с 1940 по 1945 годы – всего 216.

   Шансы на спасение в африканских колониях были даже меньше, чем в доминионе Южная Африка. Шли разговоры о том, чтобы пустить иммигрантов в Кению и Танганьику, но как мы увидим чуть позже, эти колонии даже не рассматривались как кандидаты на убежище для беженцев. Речь шла о размещении десятков человек, а не многих тысяч, как того требовала ситуация. В ноябре 1938 года премьер-?министр Великобритании Невилл Чемберлен объявил Палате общин, что в Кению отправлены тридцать немецких и австрийских беженцев. Британский губернатор Кении объявил, что его страна готова принять «тщательно проверенных евреев правильного типа, то есть нордических, из Германии или Австрии»[61]. В этот огромный регион впускали не более двадцати пяти еврейских семей в год[62].

   В крошечном Люксембурге все евреи представляли средний и средний-?высший социальный класс, это были специалисты и опытные бизнесмены, способные разрабатывать и внедрять крупные экономические проекты как в развитых, так и в неразвитых регионах. В 1941 году министр иностранных дел Люксембурга в изгнании попросил британский МИД найти где-?нибудь в огромной Британской Империи убежище для люксембургских евреев, которым угрожали депортацией на восток. Упоминалась Танганьика. Ответ был таким: «В существующих обстоятельствах для Соединенного Королевства невозможно только лишь из сострадания принять беженцев ни союзных, ни иных национальностей»[63] . Кроме того, в наличии просто не было виз Танганьики.

   Беженцам было проще въехать на сами Британские острова, где у многих были родственники, чем в британские колонии и доминионы. В то время когда в крошечные страны, такие как Нидерланды, Бельгия и даже Люксембург, въезжало достаточно большое число евреев, огромное Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии с населением в 46 миллионов за 12 лет нацистского режима впустило на свою территорию лишь 71 тысячу еврейских беженцев, или 0,15% от всего населения. Причем многие из этих беженцев просто проезжали через британскую территорию транзитом. Более трети из них просто стояли в очереди на пропуск в США по квоте.

   Крах цивилизованного мышления, произошедший во время Холокоста, виден не только по запертым на замок границам. Не менее безнравственны и причины, которыми эти замки оправдывались. Разные страны использовали стандартную отговорку, что в стране прибывания не требуется профессия подателя заявления на визу. Видимо, чиновникам этих стран просто не приходило в голову, что это слабое оправдание для убийства. Это можно сравнить с ситуаций, когда капитан корабля видит тонущих людей, но отказывается их подбирать, потому что не видит в этом выгоды ни для себя, ни для корабельной компании. Британский ответ на запрос Люксембурга: «невозможно принять беженцев только лишь из сострадания» – ничем не отличается от позиции такого капитана.

   Вот две другие британские колонии, которые были вынуждены отказать беженцам: Южная и Северная Родезии. Хотя они отчаянно нуждались в белых иммигрантах, они приняли только несколько десятков еврейских беженцев, в основном тех, у кого там были родственники. В западном полушарии так действовали все британские колонии. Когда на Бермудской конференции по беженцам в апреле 1943 года американский сенатор Льюкас упомянул возможность доставить беженцев в британский Гондурас, англичане ответили, что там уже находится двадцать беженцев и для новых места нет, потому что европейцам сложно приспосабливаться к местному климату. Сложно понять, почему 200 или 2000 европейцам приспособиться к климату сложнее, чем 20, тем более что новая группа встретит своих соплеменников, которые помогут им освоиться.

   Другая британская колония в западном полушарии – Тринидад – стала центром всеобщего внимания в октябре 1941 года. В Тринидад прибыло судно с 85 еврейскими беженцами. Они вышли из Марселя девятью месяцами ранее, на руках у них были бразильские визы, полученные в бразильском консульстве в Марселе. Бразильское правительство отказалось признавать эти визы, и дальнейшие попытки найти хоть какую-?то страну для проживания превратились в настоящий кошмар. Корабль заходил во множество портов, но везде получал отказ. В Дакаре (Западная Африка) представители вишистской Франции задержали корабль на четыре месяца. Из Дакара он отплыл в Касабланку, где беженцам не только не дали обосноваться, но отправили в лагерь для интернированных. В октябре они сели на испанское судно и прибыли в Буэнос-?Айрес – снова запрет. Теперь беженцы просили впустить их в Тринидад, но колониальные власти были непреклонны: не впускать никого[64], причем это решение полностью поддержало британское Министерство по делам колоний[65]. Тем временем сами англичане наглядно продемонстрировали, что на Карибских островах места более чем достаточно: совсем недавно Ямайка приняла 3000 человек. На этот факт Великобритания указала на Бермудской конференции как на доказательство того, что она делает все возможное, чтобы помочь беженцам. Эти 3000 новых ямайских граждан служили доказательством, что у Империи есть и место, и транспорт – но только не для евреев. Все 3000 человек были британцами, их эвакуировали с Гибралтара.

   Впрочем, в западном полушарии у англичан была одна колония, где им пришлось уступить давлению различных организаций по помощи беженцам. Южноамериканская Гвиана представляла собой практически необитаемую территорию: в 1920-х годах ее предложили сирийцам, но они не воспользовались предложением. Итак, Великобритания согласилась продавать в Гвиане землю еврейским беженцам по умеренной цене. В этой колонии был экваториальный климат, до экватора было всего пять градусов. Район, выделенный беженцам, располагался в 400 километрах от порта и был соединен с ним дорогой. Более-?менее обосноваться в таких условиях могли в лучшем случае несколько сот самых закаленных пионеров, искушенных в сельском хозяйстве, и то лишь с некоторой внешней помощью. Доктор Исаия Бауман, президент университета Джона Хопкинса и главный эксперт по проблемам переселения, сравнил идею Гвианы с проектом строительства города на Южном полюсе: теоретически возможно, но крайне сложно[66]. Было ясно, что англичане хотели просто пустить пыль в глаза. Так как еврейские организации колебались с принятием этого предложения, на Бермудской конференции 1943 года оно было отозвано. Надо сказать, что противники переселения беженцев действовали очень сплоченно, их махинации хорошо координировались. Высокопоставленные чиновники Министерства иностранных дел работали рука об руку с сотрудниками колониального ведомства, совместно разрабатывая и претворяя в жизнь планы саботажа.

   В отличие от своих сообщников в американском Госдепартаменте и Военном ведомстве, британский истеблишмент почти не старался скрывать свои действия, направленные против беженцев (а на самом деле обычный антисемитизм). Те немногие чиновники, которые все же боялись обвинений в антисемитизме, знали, что сам Уинстон Черчилль несколько раз откровенно высказывался о проблеме антисемитизма в гражданской администрации и армии. Его биограф Мартин Гилберт сообщает, что однажды Черчилль написал министру по делам колоний лорду Крэнборну:

   «Возможно, имеет смысл использовать этих антисемитских сотрудников и прочих на высоких должностях как прецеденты. Если отозвать и уволить трех-?четырех из них, это может оказать благотворный эффект»[67].

   К сожалению, одним из таких «прочих на высоких должностях» с антисемитскими взглядами был второй человек в британском правительстве – сэр Энтони Иден. В течение двенадцати лет он был самым влиятельным членом Палаты общин, а в 1935–38 годах занимал должность министра иностранных дел. В 1939–40 годах сэр Иден работал министром по делам доминионов, полгода в 1940 году он занимал пост министра обороны, и затем до самого конца войны, с 1940 по 1945 годы, он снова был министром иностранных дел. Таким образом, в разные годы он прослужил в трех министерствах: иностранных дел, доминионов и обороны. Неудивительно, поэтому, что его последователи были во всех упомянутых ведомствах. Все они играли большую роль в решении проблем беженцев.

   Сэр Энтони Иден был ярым антисемитом[68]. Об этом однозначно пишет его личный секретарь, лорд Гарви Тасбергский. Всегда, когда возникал конфликт между арабами и евреями, сэр Иден занимал сторону арабов[69]. Когда появилась возможность спасти 70 тысяч румынских евреев, он так испугался, что Румыния может их освободить, вместо того чтобы обречь их на смерть, что заявил, что их негде «разместить»[70].

   Когда Джордж Беккер, президент организации «Американский ОРТ», впервые услышал это оправдание о нехватке места и транспорта, он заметил: «Если бы 100 тысяч немцев предложили сдаться, мы бы нашли способ доставить их, куда нужно»[71].

   Когда венгерских евреев начали «размещать» в газовых камерах и крематориях Освенцима и тот заработал на полную мощность – 12 тысяч человек в день круглые сутки, доктор Вейцман, представлявший крупнейшую еврейскую организацию, и его помощник Шерток хотели обсудить этот вопрос с Иденом. Тогда сэр Энтони спросил своего личного секретаря:

   «Что вы имеете в виду, "я должен"? Кто из моих коллег этим занимается? Государственный министр или мистер Холл? Хотя бы кто-?то из них, кто за это отвечает, должен встретиться с этими двумя евреями. Вейцман обычно не занимает много времени»[72].

   Мистер Иден не стал общаться с Вейцманом и Шертоком по этой чрезвычайно важной проблеме, но перепоручил это мистеру Холлу. Министерство по делам колонии плотно сотрудничало с МИДом по всем антисемитским проектам, нередко обгоняя его в усердии. Это было неудивительно, учитывая личные убеждения сотрудников этих ведомств. Когда глава департамента Ближнего Востока Министерства колоний, Гарольд Фредерик Дауни, прочитал статью одного еврейского автора, он сказал:

   «Вот такие вещи заставляют пожалеть, что в этой войне евреи не по ту сторону линии фронта»[73].

   Вряд ли можно было лучше описать враждебность к евреям. Он считал их врагами, как немцев. Неудивительно, что этот человек был одним из главных сторонников мифа о том, что евреи шпионят на своих убийц. Дауни уже считал, что евреи «по ту сторону линии фронта», и потому для него было совершенно логично, что они шпионят в пользу немцев.

   Это вовсе не единичный случай подобного отношения к евреям. Точно так же мыслили практически все сотрудники Министерства колоний. Помощник заместителя министра колоний сэр Джон Шакберг в 1940 году написал о палестинских евреях следующие слова: «Они нас ненавидят и всегда ненавидели, они ненавидят всех язычников»[74]. Но, быть может, этот джентльмен просто проецирует на евреев свою собственную ненависть к ним: ненавидя «всех евреев», он думает, что они ненавидят «всех язычников»? Это евреи «всегда нас ненавидели», или же сэр Джон сам их всегда ненавидел?

   Одним из недостатков евреев Шакберг считал «отсутствие чувства юмора»[75]. Он так и не уточнил, что смешного он находит в ситуации еврейских беженцев.

   Приведем пример еще одного комментария на еврейскую тему, очень типичного для британской элиты того периода. Он принадлежит мистеру Д. С. Беннету, эксперту по ближневосточным проблемам, бывшему первому секретарю британского посольства в Каире. Уровень компетенции этого эксперта красноречиво выдает фраза, которой он охарактеризовал все европейское еврейство: «сионистская сентиментальщина{6}»[76].

   Когда государственные чиновники исповедовали такие взгляды на Холокост, неудивительно, что Окончательное решение оказалось столь эффективным. Особенно грустно, что эти взгляды исповедовали британцы, от которых решение еврейских беженцев зависело если не полностью, то в очень существенной степени. Великобритания контролировала иммиграцию в Палестину, и именно Палестина была главным и самым естественным решением проблемы обездоленных евреев. Она не только официально предназначалась для создания еврейского дома и мировым сообществом, и самой Великобританией, но еще и располагалась в самом удобном месте, идеально подходящем для транспортировки из Центральной и Восточной Европы. Река Дунай проходила через Германию, Австрию, Чехословакию, Венгрию, Югославию, Болгарию и Румынию – это был самый недорогой способ доставки. Нигде не нужно было швартоваться, не требовались визы ни одной страны по пути следования. Далее, в Палестине уже было крупное, хорошо организованное еврейское сообщество, которое радушно встретило бы своих соплеменников. Что касается размещения и абсорбции, то палестинские евреи твердо верили в принцип взаимопомощи, благодаря которого с 1948 по 1951 годы население Израиля увеличилось вдвое!

   Между тем Великобритания ни при каких обстоятельствах не собиралась лишиться контроля над территорией по обе стороны от Суэцкого канала. В то время почти не было воздушного сообщения, и этот канал был практически единственным способом сообщения с британскими колониями востока, такими как Индия, Бирма, Сингапур и Гонконг. Согласно условиям палестинского мандата, его действие прекращалось в момент создания еврейского национального очага, ради чего он и предназначался. Это Великобритании было совершенно не нужно. Она решила «прикарманить» Палестину навсегда.

   Поскольку мир стоял на пороге новой войны, Великобритания увидела в этом удобный повод заблокировать Палестину для евреев, якобы из стратегических соображений. Дополнительным стимулом для этого была добрая воля контролируемых Лондоном арабских стран, которые располагались в районе Суэцкого канала. Впрочем, англичане понимали, что настоящей доброй воли от арабов ждать не стоит, поскольку их податливость легко сменялась яростным сопротивлением, когда на поверхность всплывали национальные амбиции. Многие будущие арабские лидеры, такие как Насер и Садат, восхищались Гитлером. Во Второй мировой войне они помогали немцам – еще одно доказательство неэффективности политики умиротворения. Евреи же предлагали создать собственную армию для борьбы с Гитлером, состоящую из добровольцев из Палестины и других стран. Будь такая армия создана, она бы стала хорошим подспорьем в войне с гитлеровской Германией. Однако англичане наотрез отказались от этого предложения. Хотя оно понравилось Черчиллю, тогдашнее правительство Чемберлена гораздо больше выгоды видело в том, чтобы как можно лучше закрепиться в Палестине и постепенно интегрировать ее в состав Британской Империи.

   Министерство иностранных дел готовило важный шаг для отказа от Бальфурской декларации и всех обязательств по мандату. Повторное назначение Идена на пост министра иностранных дел в 1939–45-х годах показало, что он далеко не утратил влияние в этом ключевом ведомстве. Это влияние было прочным и никогда не прекращалось. Сэр Иден был решительным сторонником официального отказа от обязательств по созданию еврейского государства.

   17 мая 1939 года вышла белая книга{7}, в которой открытым текстом упразднялись Бальфурская декларация и обязанности Великобритании по мандату Лиги Наций. Никаких сомнений в этом быть не могло. Текст гласил: «Правительство Его Величества объявляет, что его политикой не является, чтобы Палестина стала еврейским государством». Далее перечислялись меры по достижению этой цели. В течение следующих пяти лет иммиграция евреев будет ограничена совокупным числом в 75 тысяч. После этого евреи смогут въезжать в Палестину только с разрешения арабов. Верховный комиссар получит право регулировать цену недвижимости при продаже ее евреям и даже запрещать ее полностью. Через пять месяцев были озвучены новые ограничения: в территории, составляющей 64% всего региона, евреи не смогут покупать землю, ранее принадлежавшую арабам, кроме исключительных случаев. В еще 31% земель евреи могли покупать землю только в особо оговоренных случаях. И лишь 5% и так урезанной Обетованной земли были доступны евреям без ограничений.

   Время для выхода этой белой книги было выбрано очень точно, чтобы свести критику к минимуму. После погромов Хрустальной ночи преследования евреев на оккупированных нацистами территориях резко возросли. Критики со стороны США можно было не бояться, поскольку законопроект Вагнера – Роджерс о помощи еврейским детям был благополучно похоронен в комитетах Конгресса. В тот же месяц из Гамбурга в Кубу вышло судно с еврейскими беженцами, а Куба отменила законно полученные визы, так что назревал серьезный скандал. Все это должно было отвлечь внимание от британского демарша и исключить возможность критики со стороны американцев.

   Однако в Палате общин раздались заметные голоса против новой инициативы. Леопольд Эмери, бывший министр по делам колоний (на тот момент он уже не занимал эту должность), резко осудил отказ правительства от взятых на себя обязательств:

   «Я никогда не смогу снова посмотреть в глаза ни еврею, ни арабу, если завтра проголосую за шаг, в невозможности которого я убеждал их неоднократно и с чистой совестью, а именно что британское правительство откажется от обещания, данного не только евреям, но всему цивилизованному миру, когда оно принимало мандат»[77].

   На следующий день в Палате общин выступил человек, имя которого надолго переживет имена авторов злополучной белой книги. Подобно Эмери, Уинстон Черчилль не занимал постов в правительстве Чемберлена, что не помешало ему сказать:

   «Как человек, имевший глубокое, личное и ответственное отношение к ранним этапам нашей палестинской политики, я не могу стоять в стороне и смотреть, как те торжественные обязательства, что Великобритания взяла перед лицом всего мира, отбрасываются ради соображений административного удобства или же – и это пустая надежда – ради спокойной жизни. Как и мой правый уважаемый друг, я буду чувствовать себя крайне неудобно, если молчанием или бездействием соглашусь с тем, что я должен считать актом отречения».

   За два месяца до выхода этой белой книги был проведен опрос, показавший, что общественность по-?прежнему одобряет еврейскую иммиграцию в Палестину[78]. Впрочем, все крупнейшие ежедневные газеты, кроме Манчестер Гардиан, поддержали белую книгу.

   Заявления Черчилля и Эмери не оказали большого влияния на Палату общин. Белая книга была принята, и авторы затеи украсть Палестину одержали победу. Это было воровство по той причине, что исполнение мандата было обязательным условием присутствия Великобритании в Палестине. С отказом от мандата Великобритания теряла всякие права на эту территорию.

   Как бы то ни было, заговор британской элиты против еврейских беженцев, который однажды уже закрыл тему Палестины на Эвианской конференции, снова удался. Кража Палестины, потенциального нового дома для жертв гитлеровских палачей, была легализована самим же грабителем.

   Если американские заговорщики действовали в основном исходя из принципа «затягивать, затягивать, затягивать» (пока спасение не становилось невозможным), для их британских единомышленников затягивание было лишь одним из множества средств. Они не боялись действовать в открытую, даже когда не получалось придумать ни одного оправдания, в том числе о защите интересов своей страны. Типичный пример – отказ спасти от смерти тысячи детей. В 1943 году немцы предложили обменять своих мирных жителей, которых англичане удерживали с начала войны, на 5000 еврейских детей на оккупированных территориях. Лондон отказался на том основании, что эти дети не были гражданами Британской Империи[79]. Через год, в 1944 году, Комитет совместного распределения[80] убедил швейцарцев принять 5000 еврейских детей у Франции, гарантировав, что после войны они покинут Швейцарию. Но нет, британские соучастники Холокоста отказались пообещать детям въездные сертификаты в Палестину даже после войны, и это при том, что официальная квота согласно белой книге составляла 75 тысяч![81]

   В случае с детьми англичане не могли отделаться стандартным аргументом об угрозе национальной безопасности, потому что немцы, дескать, внедряли в среду беженцев шпионов. Обычно этот аргумент был призван разоблачить недостаток патриотизма у сторонников спасения беженцев, но в данном случае он был совершенно абсурден. Мы уже говорили о том, что среда еврейских беженцев меньше всего подходила для внедрения агентов. Евреи хороши знали образ жизни и привычки друг друга, у них были общие друзья и знакомые, и как при любой опасности, они отличались повышенной подозрительностью. Кроме того, в любой стране было множество местных жителей, обожающих Гитлера и потому представлявших больший интерес как поставщики информации, чем любой еврей. Мы потому называем аргумент об агентах мошенничеством, что Дауни, Лонги и прочие им подобные прекрасно знали о его абсурдности. В какой-?то момент даже МИД начал сетовать, что Министерство по делам колоний и Верховный комиссар Палестины постоянно приводят этот аргумент, однако не могут привести ни одного доказанного случая обнаружения шпиона, проникшего на Ближний Восток под легендой еврейского беженца.

   Впрочем, если запретить въезд в Палестину (кроме смехотворно малой квоты) Великобритании ничего не стоило, действительно контролировать иммиграцию было намного сложней. Когда ты видишь, как гибнут родственники и друзья, и понимаешь, что ты будешь следующий, тебя не интересует, «законно» спасать свою жизнь или нет. И особенно это так в случае, когда автор запрета – преступный оккупант, желающий украсть чужую землю.

   Борьба с «нелегальным» проникновением в Палестину сплотила заговорщиков колониального и внешнеполитического министерств, причем в проведении этой политики решено было опереться на армию. 20 июля 1939 года в Палате общин состоялись дебаты по этому вопросу. Министр по делам колоний Малкольм Макдональд объявил, что защитой берегов Палестины от несчастных жертв Гитлера будет заниматься «эскадра эсминцев» при поддержке еще пяти катеров[82]. Тех, кому удалось спастись от немецких военных кораблей, встречали четыре корабля Королевского флота Его Величества: «Хироу» (флагман), «Хэйвок», «Хенвард» и «Хотспер». Это были самые современные, самые быстроходные британские корабли, все они были спущены на воду лишь два года до того. В войне с беженцами участвовал как минимум еще один британский эсминец, «Айвенго». Лондонские интриганы не шутили: корабли получили приказ открывать огонь «по любому кораблю, который подозревался в перевозке нелегальных иммигрантов и не реагировал на предупреждения»[83].

   И они открывали. В первый же день Второй мировой войны, 1 сентября 1939 года, когда немцы подвергли бомбардировке Варшаву и дюжину других польских городов, британский корабль «Лорна» открыл огонь по утлому суденышку «Тайгер хилл» с 1417 беженцами на борту. Эти люди, которым удалось спастись от нацистских варваров, направлялись к берегам Палестины. Конечно, они просто не могли исполнить приказ вернуться в руки палачей. Схватка между «Лорной» и «Тайгер хилл» закончилась блестящей победой королевского флота. Среди убитых были доктор Роберт Шнейдер, молодой врач из Чехословакии, лишенный немцами имущества и человеческого достоинства, а также Цви Биндер, юный поляк, всю жизнь мечтавший обосноваться в Обетованной земле.

   Первые два человека, убитые британцами во Второй мировой, были не немцами, а еврейскими беженцами.

   Антисемиты в МИДе и колониальном ведомстве предпринимали агрессивные дипломатические меры, чтобы заблокировать все пути спасения для еврейских беженцев[84]. Чтобы не пустить иммигрантов в Палестину, была создана настоящая дипломатическая сеть, охватывавшая все потенциальные страны «побега». МИД целенаправленно работал с теми странами, которые могли участвовать в транспортировке беженцев. Чиновники этих министерств полностью следовали установке Дауни о том, что евреи – враги ничуть не меньшие, чем немцы. Недавно обнаруженные документы министерств показывают, что это была самая настоящая война: с беженцами боролись на нескольких «фронтах». Так, в документе Министерства иностранных дел 371/252411 говорится о «болгарском фронте» – таким термином обозначается давление на Болгарию с целью не допустить выезда беженцев.

   Виконт Эдвард Фредерик Линдси Вудс, граф Галифакс, министр иностранных дел с 1938 по 1940 годы, 21 июля 1939 года написал директиву на пяти страницах, в которой обозначил важность дипломатических наступательных мер. В этом документе он требует вызвать для «разговора на эту тему» послов Бразилии, Ирана, Либерии, Мексики, Панамы и Доминиканской Республики[85]. Одновременно предпринимались усилия, чтобы жертвы Холокоста не могли покинуть те страны, в которых их обрекали на смерть. Алек Рэндалл, помощник министра иностранных дел по вопросам беженцам, пишет: «Страны… которые можно считать странами происхождения… это Польша, Венгрия, Югославия, Румыния и Болгария. Одну или несколько этих стран нужно пересечь транзитом, прежде чем сесть на корабль до Палестины. Я вкладываю черновики писем представителям Его Величества в Бухаресте, Будапеште и Варшаве. Посланникам Его Величества в Белграде и Софии уже отправлены телеграммами, копии которых вложены для удобства»[86].

   В Великобритании принято, что король не занимается политикой, однако в этой всемирной охоте на евреев он все же решил высказать свое веское слово. Король потребовал принять самые жесткие меры, чтобы не дать жертвам скрыться от своих палачей. В феврале 1939 года, через три месяца после ужасов Хрустальной ночи, открывшей миру глаза на ужасы нацизма, личный секретарь короля Георга VI сообщил министру иностранных дел, что король надеется, что еврейским беженцам не позволят покинуть страны происхождения:

   «Король узнал… что некоторое число еврейских беженцев из разных стран тайком пробирались в Палестину, и он рад думать, что предприняты шаги с целью не позволить этим людям покинуть страны своего происхождения»[87].

   Впрочем, далеко не все жители Туманного Альбиона разделяли политику обречения «этих людей» на смерть в «странах своего происхождения». Многие англичане смело выступали против этой линии, в том числе в стенах Палаты общин. 20 июля 1939 года там состоялись дебаты по проблеме палестинской политики. Обсуждение было чрезвычайно бурным и долгим, закончилось оно только в 11 часов вечера. Официальная стенограмма этих дебатов занимает 122 страницы (762–884). Министр по делам колоний защищал политику правительства, утверждая, что она в интересах Великобритании и полностью оправдывает любые, даже самые жестокие меры. Его поддержали более консервативные члены парламента, которые тоже решили посодействовать нацистскому Окончательному решению. Среди них, кстати, был и представитель всемирно известного Кембриджского университета, господин Пикторн. Политику правительства также поддержала большая часть депутатов, связанных с военными. Однако раздавались и голоса против. Вот что сказал капитан Виктор Казалет:

   «Если кто-?либо по этим условиям отвернется от этих людей, он не достоин называться ни британцем, ни христианином».

   Даф Купер, позже ставший министром информации в правительстве Черчилля, выступил в поддержку полномасштабной иммиграции в Палестину и неукоснительного выполнения условий мандата:

   «Мы должны понять, что наша политика в первую и главную очередь состоит в том, чтобы сделать Палестину настоящим домом для евреев… До появления в истории этих островов, за тысячу лет до рождения пророка Мохаммеда, уже изгнанный еврей сидел у вавилонской реки и пел: "Если я забуду тебя, о Иерусалим, да забудет моя правая рука свое искусство"».

   Вот что сказал сэр Д. Хаслам:

   «Евреи считают Палестину своей родной землей, вне зависимости от того, родились они в ней или нет. Миллионы из них, кто вообще никогда не был в Палестине, считают эту страну своим домом, точно так же как миллионы представителей британской нации, никогда не бывавшие в этой стране, считают ее своим домом… Насколько я помню, Палестина всегда была известна как Обетованная земля. Обетованная кому? Она была обетована евреям Всемогущим Господом Богом. Это обещание повторяется в почти каждой книге Ветхого завета и во многих книгах Нового завета».

   Но правительство снова прибегло к аргументу о безопасности, что якобы с беженцами страну наводнят вражеские агенты. И оно снова победило.

   Тем временем ситуация на континенте стремительно ухудшалась. Погромы начались даже в странах, которые Германия еще не оккупировала, но где уже чувствовалось ее влияние. Там преследования евреев становились и более частыми, и более изощренными.

   В этой главе мы не можем не рассказать историю корабля «Струма», который британские заговорщики превратили в братскую могилу для сотен еврейских беженцев. Как могло случиться, что столько людей оказалось на крохотном, полусгнившем и не готовым к плаванию судне?

   В конце января 1941 года румынская нацистская партия организовала массовые еврейские погромы. Об этом подробно сообщалось в западной прессе, в том числе в Нью-?Йорк Таймс и всех крупных британских газетах (выпуски с 29 января по 2 февраля 1941 года). Приведем выдержку из одной статьи:

   «София, 29 января. Мне кажется, я стал первым свидетелем, кто сообщает миру о зверствах, чинимых в Румынии «Железной гвардией»… Еврейские лидеры полагают, что число погибших в стране превышает 2000… Десятки евреев – мужчин, женщин и детей – буквально похоронили заживо. Причем я говорю не о тех, кого гвардейцы сожгли в их домах, предварительно избив и расстреляв их жителей и разграбив их имущество. Я говорю только о тех евреях, которых прямо на улицах избили до полусмерти, ограбили, полили бензином и подожгли.

   Вчера в морге Бухареста военный хирург показал мне тела девяти человек, обуглившиеся до такой степени, что их уже невозможно опознать. По его словам, их собрали на улицах еврейского квартала после прошлой среды, когда погромы достигли точки наивысшего безумия.

   От надежных друзей я узнал, что чиновники уже подтвердили множество случаев, когда еврейским женщинам наносили самые садистские увечья: отрезали груди, выбивали глаза, клеймили, ломали кости.

   Скорее всего, самым страшным эпизодом погромов стала «кошерная резня» более чем 200 евреев в муниципальной скотобойне в прошлую среду.

   После многочасовой облавы члены Железной гвардии посадили евреев в несколько грузовиков и привезли на скотобойню. Там зеленорубашечники заставили их раздеться и завели в колоды для рубки мяса, где перерезали им глотки в адской пародии на еврейский традиционный способ забоя скота и дичи.

   Вооруженные легионеры перебили таким образом несколько десятков человек, после чего устали и, обезумев от ненависти, отрубили остальным головы топорами и ножами. Некоторые изувеченные тела выбросили в канализационные люки, которые обычно использовались для утилизации останков животных».

   Ни в этой статье, ни во многих других не упоминалось, что после чудовищной экзекуции многие обезглавленные тела были подвешены на крючья для туш, и к ним были прикреплены таблички с надписью «кошерное мясо». Американский посол в Бухаресте Франклин Гюнтер Скот сообщил в Вашингтон о дополнительных подробностях, публиковать которые газеты просто не решились. В телеграмме в Госдепартамент он пишет, что примерно с пятидесяти тел была содрана кожа, как с туш животных.

   После этого погрома румынских евреев охватила такая паника, что перестаешь удивляться, почему утлое полусгнившее суденышко «Струма» внезапно нашло такое количество пассажиров. Евреи неистово искали любой корабль, который мог бы доставить их из Румынии в то единственное место в мире, которое станет их новым домом, где их встретят друзья. Но найти корабль никак не удавалось. Богатая сельхозпродукцией Румыния обязалась регулярно поставлять в Германию большие партии скота и пшеницы. На эти поставки был отведен практически весь имеющийся флот, который ходил вверх по Дунаю. В дунайском доке осталось только одно маленькое, старое и утлое суденышко под названием «Македония». Оно было в настолько плохом состоянии, что немцы не рисковали перевозить на нем скот.

   Евреям удалось завладеть этим судном и зарегистрировать его под флагом Панамы, при этом его переименовали в «Струму». По официальным данным длина судна составляла 17,06 метра; согласно статье в Нью-?Йорк Таймс от 13 марта 1942 года, – всего 15,24. Кажется невероятным, но на этом корабле удалось разместить 767 человек. Еще более невероятно то, что 16 декабря 1941 года, после четырех дней пути, ему удалось достичь Стамбула. На этом возможности судна были полностью исчерпаны.

   Турки не разрешили пассажирам «Струмы» сойти на берег. Между тем было очевидно, что это жалкое подобие корабля уже не было способно отправиться куда-?либо. Турецкие инженеры обследовали двигатель и констатировали, что он не подлежит ремонту. Еврейское агентство предложило свои услуги по транспортировке при условии получения разрешения на въезд в любую страну, не оккупированную немцами.

   Англичане отказались впустить беженцев в Палестину, хотя британское посольство в Анкаре благодаря разведданным прекрасно знало об ужасающих условиях на борту «Струмы», где люди могли только стоять, где был один туалет и одна маленькая кузня. Корабль наполняло зловоние от испражнений[88], особенно в трюме, где в каждый момент времени всегда находилась половина пассажиров[89]. Все попытки решить проблему в Лондоне и в британском посольстве в Турции не увенчались успехом. Через одиннадцать дней после прибытия корабля англичане сообщили турецкому Министерству иностранных дел о своем окончательном решении:

   «Правительство Его Величества не видит причин, препятствующим турецкому правительству отправить "Струму" обратно в Черное море, если оно сочтет это необходимым ».

   Начался новый, 1942 год, и весь январь Еврейское агентство пыталось заставить лондонских чиновников изменить это решение. Среди последних был лорд Мойн, министр по делам колоний и председатель Палаты лордов. Именно он настоял на том, чтобы правительство ни в коем случае не меняло свою позицию, но надавило на турков, чтобы те отправили корабль обратно в Черное море. На протяжении всего этого времени 767 несчастных пассажиров «Струмы» не могли сойти на берег даже на минуту, они превратились в настоящих заложников. Турецкие власти запретили кораблю любые контакты с берегом, единственным послаблением было разрешение местной еврейской общине доставлять на корабль еду[90]. На борту распространялись болезни, в первую очередь дизентерия, и как минимум двое сошли с ума. Пассажиры корабля находились в худших условиях, чем тот скот, который на нем перевозили раньше.

   9 февраля, когда «Струма» находилась в стамбульском порту уже шесть недель, турецкое правительство сообщило британскому посольству, что если ситуация не будет решена до 16 февраля, судно будет отправлено в том же направлении, с которого оно прибыло. Поскольку двигатель вышел из строя, это означало, что корабль просто отбуксируют в открытое море.

   В этой книге мы утверждаем, что различные правительства вступили в заговор, целью которого было сотрудничество с нацистами по исполнению планов истребления. Интересно отметить записку некоего А. Уокера, сотрудника отдела беженцев из Министерства иностранных дел. Он пишет:

   «В это время года Черное море штормит, и "Струма" с большой вероятностью может затонуть. Мне совсем не нравится идея, что мы становимся соучастниками в смерти этих несчастных людей»[91].

   Эта запись датирована 24 февраля, и уже в следующей, от 25 февраля, говорится:

   «Сегодня стало известно, что этот корабль затонул со всем своим содержимым».

   Туркам было прекрасно известно, что даже с учетом жестких ограничений белой книги по-?прежнему оставались неиспользованными тысячи въездных виз в Палестину. Поэтому они отложили высылку корабля еще на одну неделю. Однако когда англичане не объявили о своем решении и 23 февраля, «Струме» было предписано немедленно покинуть порт. Беженцы высыпали на причал, чтобы не дать экипажу отдать швартовые концы, но восемьдесят турецких полицейских, орудуя дубинками, пробрались через толпу и силой сбросили концы, при этом беженцы сражались с ними голыми руками. Наконец корабль удалось выпроводить, и буксирное судно отбуксировало его на восемь километров от берега в Черное море, где оставило беспомощно дрейфовать по волнам. На следующее утро произошел взрыв, и этот плавающий гроб, иначе его и не назвать, разлетелся на мелкие осколки. Из всех пассажиров «Струмы» выжил только один, опытный пловец; остальных ледяные воды поглотили менее чем за полчаса. 765 человек были убиты – не только немцами, но также британскими министерствами и Верховным комиссаром Палестины, который постоянно писал своему лондонскому начальству не поддаваться на уговоры евреев.

   После этого случая в Палате лордов состоялись дебаты, в которых соучастники массового убийства снова приводили свой любимый аргумент о «безопасности». Лорд Джосия С. Веджвуд ответил на это такими словами:

   «У евреев больше, чем у кого бы то ни было в мире, причин ненавидеть Гитлера. В Палестине у вас есть дополнительный аргумент, что для Гитлера проще и дешевле всего вербовать именно арабских агентов. Это заявление о евреях – пустое оправдание, которое лишний раз доказывает наличие антисемитских настроений у тех людей, которые не боятся открыто признавать, что они не любят евреев»[92].

   Трагедия «Струмы» вызвала много вопросов и критики. Однако это был далеко не первый и не последний случай массовой гибели людей, которым удалось спастись от нацистских палачей, но не от британской белой книги и других, еще более жестких иммиграционных норм. 12 декабря, незадолго до случая «Струмы», в Мраморном море затонуло стотонное судно «Сальвадор» с беженцами на борту. Оно тоже направлялось в Палестину, на этот раз из нацистской Болгарии. Тогда утонули 204 человека. «Сальвадор» представлял собой утлую яхту с небольшим запасным мотором. Болгары запретили ему выходить в море под болгарским флагом, но за взятку его удалось зарегистрировать на Уругвай, и болгары умыли руки. На «Сальвадоре» не было ни коек, ни кают: это была яхта для прибрежных вод, способная взять на борт 30–40 человек. Однако в нее забилось 327 пассажиров, в основном румынские граждане.

   Под давлением Германии Румыния передала Болгарии часть своей территории – район Добружа, и тамошние евреи в мгновение ока превратились в нежелательных «иностранцев». В то время Болгарию полностью контролировал Третий Рейх, и поэтому она выслала своих евреев в Румынию, где за решение «еврейской проблемы» взялась Железная гвардия. Англичане давили и на болгар, и на румын, чтобы не позволить евреям спастись, и действовать приходилось тайно. Когда корабль был набит до такой степени, что можно было только стоять, болгарские власти в стремлении избавиться от евреев добавили еще больше пассажиров. Среди желающих «нелегально» спасти свою жизнь был один журналист. Вот что он пишет:

   «Болгарские власти настояли на нашем отбытии и не дали даже подготовиться к плаванию… Нас затолкали на борт, как сельдь в бочке, отбуксировали в Черное море буксиром и оставили на милость судьбы».

   Затем он описывает, что они еле доплыли до Стамбула, но пришвартоваться им не дали, и потому пришлось идти в Мраморное море.

   «Вдруг мы проснулись от страшного удара. Мы сели на риф. Картина была страшная: молитвы и крики людей смешались с завываниями бури, из черной бездны на нас обрушились волны, вода устремилась в тысячу щелей, размалывая в щепки старое судно. Спасательных жилетов на борту практически не было, а те, что были, исчезли в мгновение ока. Была одна маленькая гребная шлюпка, но нас было 300 человек. Неожиданно задняя часть судна разломилась, и людей выбросило в ревущее море»[93].

   204 человека, которые надеялись спастись в Обетованной земле, утонули. Среди них было 66 детей.

   Какова была реакция в высоких лондонских кабинетах? Т. Х. Сноу, тогдашний глава отдела по беженцам Министерства иностранных дел, охарактеризовал ее следующим образом:

   «Не могло быть катастрофы более удобной с точки зрения пресечения этого потока»[94].

   При всем «удобстве» для мистера Сноу эта одиночная трагедия просто не могла остановить поток беженцев. А все потому, что для спасения жизни человек готов ухватиться за соломинку – или за такое суденышко как «Струма», «Мефкурие» с 350 беженцами и многие другие корабли и бесчисленное множество лодок поменьше.

***

   В мае 1944 года функционеры британского МИДа и вашингтонского Госдепа, те самые люди, что сделали все возможное для «спасения» еврейских беженцев из Румынии, были шокированы неожиданным предложением германской стороны. После поражения под Сталинградом и гибелью 6-й армии среди немецких военных преступников царило беспокойство. Одним из тех, кто больше всех боялся возможной ответственности, был Генрих Гиммлер. Он был вторым после Гитлера человеком в Германии, занимая целый ряд постов: начальник подразделений СС, Гестапо и всех полицейских служб, министр внутренней безопасности. Эйхман был гораздо ниже Гиммлера на карьерной лестнице, однако он вплотную занимался «окончательным решением еврейского вопроса».

   В мае 1944 года через Эйхмана Союзники получили сенсационное предложение. На тот момент венгерские евреи уже были собраны в специальных лагерях и все было готово к депортации. 25 апреля 1944 года Эйхман сообщил Иоэлю Бранду – одному из лидеров венгерского еврейства, члену Комитета помощи и спасения, – о том, что немцы готовы обменять миллион евреев на ряд товаров, а именно: 2 миллиона брусков мыла, 800 тонн кофе, 200 тонн чая, а также, и это было самым серьезным пунктом, 10 тысяч грузовых автомобилей. Чтобы облегчить США и Великобритании принятие решения, немцы гарантировали, что будут использовать эти грузовики только на восточном фронте[95]. Бранда попросили передать это предложение Союзникам.

   19 мая Бранд в сопровождении некоего Крошча по кличке Бэнди (загадочный персонаж, выполнявший для немцев некоторые грязные поручения) сел в небольшой немецкий самолет и отправился в Стамбул. Там он немедленно вышел на связь с послами Сионистской организации, и через несколько часов эта информация была передана в Лондон и Вашингтон.

   Первой реакцией Госдепартамента и британского МИДа было сомнение. Насколько серьезной фигурой был Бранд? Если то, что он сообщает, верно, то от кого исходит данное предложение – от какого-?нибудь спятившего чиновника среднего звена или из верхних эшелонов власти? Скоро эти сомнения были развеяны. В своих интервью Бранд выражал мнение, что пункт о 10 тысячах грузовиков открыт для обсуждения. Иногда упоминались и другие товары; Лоренс А. Штейнхардт, американский посол в Турции, называл еще один товар в дополнение к упомянутым – какао.

   Как бы то ни было, сотрудники Министерства иностранных дел и Госдепартамента уже заблокировали столько операций по спасению, что просто не могли позволить осуществиться этой сделке. Снова зазвучали уже привычные оправдания, такие как отсутствие транспорта и мест для расселения. Лорд Мойн, услышав о предложении немцев, воскликнул: «Спасти миллион евреев? Что мы с ними будем делать? Куда мы их денем?»[96]

   Приводились и другие соображения. Передача грузовиков врагу, с которым ты пребываешь в состоянии войны, требовала недюжинного мужества. Оговорка, что грузовики будут использоваться только на восточном фронте, мало улучшала ситуацию: таким способом немцы вбивали клин между западными Союзниками и Советским Союзом.

   Звучало и вполне оправданное подозрение, что сделка преследовала только одну цель – начать переговоры с Союзниками и постепенно перейти к идее сепаратного мира. Тем не менее, все это не отменяло того факта, что немцы отчаянно нуждались в товарах и переговорах, чтобы хотя бы замедлить процесс истребления. К тому моменту массовые убийства достигли своего пика: только из Венгрии в Освенцим ежедневно депортировалось 12 тысяч евреев. Посол Штейнхардт рекомендовал продолжить переговоры[97].

   Принцип Брекинриджа Лонга – «затягивать, затягивать, затягивать» – в данном случае был бесполезен, поскольку затянуть убийство 12 тысяч человек в день не представлялось возможным. Поскольку конец войны был близок, сделка могла сохранить жизнь большинству тех, кого иначе просто депортировали бы.

   Между тем англичане стремились показать немцам предельно четко, что ни о каком обмене людей на товары не может быть и речи.

   Во-?первых, они заманили Бранда из нейтральной Турции в Сирию, подконтрольную Великобритании, а именно в Алеппо. Там его арестовали. Из Алеппо Бранда доставили в каирскую штаб-?квартиру лорда Мойна, служившую своего рода координационным центром антисемитских проектов. Еврейские организации просили англичан освободить Бранда и отправить его обратно с ответом или без, поскольку его длительное задержание показывало немцам, что Союзники не хотят переговоров на эту тему. Но это было именно то, чего Союзники и добивались. Бранд умолял англичан дать ему вернуться: подобная грубость в ответ на предложение немцев могла стоить дополнительных жизней, в частности словацких евреев, большинство которых пока еще не депортировали.

   Американский совет по военным беженцам попросил Великобританию отослать Бранда обратно, чтобы немцы не подумали, что переговоры заранее обречены на провал. Члены комитета госсекретарь Моргентау и Джон Пеле получили согласие президента Рузвельта[98].

   Сделка была слишком весомой, чтобы поручать ее людям Брекинриджа Лонга. Ее разработкой занялся лично новый помощник госсекретаря Эдвард Р. Стеттинус. Он сказал: «Нужно заставить немцев поверить, что мы относимся к ним всерьез»[99].

   Однако все эти соображения строились на предположении, что англичане хотели спасти евреев, что было далеко от истины: на самом деле они делали все возможное, чтобы это освобождение никогда не состоялось. Отношение британского истеблишмента к проблеме спасения евреев лучше всего выражено в словах сэра Роберта Брюса Локхарта, директора Управления политической войны. В 1944 году предлагалось с помощью листовок призывать европейцев не помогать немцам в убийствах и депортациях. Сэр Локхарт отверг это предложение, мотивировав это нехваткой бумаги, а также тем, что «у нас много других серьезных обязательств»[100]. Поскольку в американской элите, включая президента Рузвельта, преобладало позитивное отношение к предложению немцев, англичане решили сделать жест в сторону США. Они сообщили американцам, что рассмотрят предложение в том случае, если освобожденные евреи будут доставлены в Испанию или Португалию. Было ясно, что если эти страны и согласятся с подобным планом, то только в случае, если США и Великобритания гарантируют, что после окончания войны все беженцы покинут территорию этих двух стран. Раньше англичане уже отказывали предоставить испанцам и португальцам подобные гарантии, и поэтому подобное условие было заранее обречено на провал.

   В действительности предложение немцев обменять евреев на товары было полностью открыто для торга, что и подтвердили последующие события. Война приближалась к концу, и нацисты всеми силами стремились изменить свою еврейскую политику, но для этого требовался подходящий предлог. Таким предлогом и стал список товаров, который вовсе не был окончательным. Поскольку англичане отвергли первое предложение германской стороны, причем самым демонстративным образом – продержав Бранда под арестом до 7 октября, когда не оставалось уже никаких шансов продолжить переговоры, – немцы решили по-?другому показать изменения в своей политике, на этот раз при посредничестве Швейцарии. Эта задача была возложена на двух членов Американского комитета ортодоксальных раввинов, Исаака и Реху Штернбух, и одаренного швейцарца доктора Рубена Хехта. Ранее Хехту уже удавалось успешно проявить себя на поприще спасения евреев: он помог 2200 беженцам «нелегально» проникнуть в Палестину.

   Затем к группе Штернбух – Хехт присоединился один из самых эффективных переговорщиков – Жан-?Мари Мюзи, бывший президент Швейцарской Конфедерации. Ему нравилось германское предложение, и наладить связь с немцами ему не составляло труда. Гиммлер согласился продемонстрировать добрую волю. 21 августа 1944 года, получив двенадцать тракторов швейцарского производства, он освободил и вывел к швейцарской границе 318 венгерских евреев из концлагеря Берген-?Бельзен. Затем было освобождено еще 1368 человек. Все они были также из Венгрии, почти все ортодоксы, включая многих раввинов. Переговоры возглавлял Салли Мейер, председатель Швейцарского союза еврейских общин. Позже удалось договориться об освобождении еще 1200 евреев, на этот раз из лагеря Терезиенштадт. Все это показывало, как просто было договориться об освобождении сотен тысяч румынских евреев или хотя бы остановить депортации на время переговоров. Однако позиция англичан и американцев была непреклонной: никаких переговоров с немцами ни о чем. Между тем небольшой группе переговорщиков удалось добиться таких результатов, что Гиммлер даже отказался выполнять приказ Гитлера уничтожить всех евреев в концлагерях и сборных пунктах.

   Немцы сделали свое предложение по освобождению миллиона евреев в мае 1944 года; война закончилась в мае 1945 года – все это время можно было использовать добрую волю Гиммлера и желание заработать себе своего рода алиби, добиваясь освобождения больших групп евреев и не передавая немцам ни одного грузовика. Однако свидетельства ясно показывают, что англичане этого просто не хотели: они боялись перспективы любой крупной спасательной операции. На совещании кабинета министров, которое состоялось 31 мая 1944 года, было решено отвергнуть предложение немцев, потому что оно представляет «угрозу» и может «привести к тому, что у нас на руках окажется еще больше евреев»[101]. На совещании присутствовал и Иден.

   Эвианская конференция, арест Бранда, срыв спасательных инициатив, вызванных близостью краха Третьего Рейха – все это показывает, как эффективно действовали британские заговорщики, выполняя установку Его Величества: «не дать этим людям покинуть страну своего происхождения».

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова