Виктор Попков

Беседа Виктора Попкова с чеченцем, прошедшим через фильтрационный пункт в Чернокозово

Надпись на кассете: Старые Атаги. 23.07. 2000

(На кассете – голоса двух мужчин. Один из них, узник Чернокозово, очень немногословен. Второй, его родственник, время от времени переспрашивает первого по-чеченски и переводит на русский ответ, а также дополняет сказанное услышанным ранее. Виктор Попков повторяет основные факты, записывая на бумагу. Имена и фамилии не указаны. Время пребывания интервьюируемого в Чернокозово – с марта по июнь 2000 года. Запись осуществлена примерно месяц спустя после освобождения. Человек говорит с трудом, быстро устает, т.к. состояние его здоровья тяжелое, переломы и следы пыток еще не зажили)

Виктор Попков: Когда это все случилось примерно, вы помните?

Мужчина: В марте месяце.

В.П.: “В марта 2000 года я ехал…” На своей машине вы ехали?

Мужчина: Да.

В.П.: Марка машины?…

Мужчина: Запорожец.

В.П.: “Я ехал на своей машине “Запарожец”… Номер государственный не помните?

Мужчина: Ну как не помнить (называет трехзначный номер). Двадцатый регион, наш регион…

В.П.: Значит, ехали из Шатоя?

Мужчина: Из Дуба-Юрта…

В.П.: “Ехал из Дуба-Юрта…”

Мужчина: В Чечен-Аул.

В.П.: “В Чечен-аул…” И где вас остановили?

Мужчина: На блокпосту.

В.П.: На каком? В каком месте?

Мужчина: Вот как Чечен-аул проезжаете, на Атаги, вот перекресток….

В.П.: То есть, перед въездом в Чечен-аул?

2-й мужчина: Перед въездом в Атаги. Баку – Ростов трасса, там блокпост стоит, там мост не работает сейчас, его ремонтируют – разбомбили, – вот там пост стоит, вот на этом посту задержали. Это как вот отъехать от Новые Атаги, минуешь один пост, потом второй пост.

В.П.: “На участке Бакинской трассы, после выезда из села Новые Атаги, по дороге в Чечен-аул, был задержан на блокпосту”. Кроме вас в машине еще кто-нибудь был?

Мужчина: Нет.

В.П.: У вас при задержании что-то обнаружено было в машине? Почему они вас задержали? Что они предъявили?

2-й мужчина: Предъявили, что он боевик.

Мужчина: Сразу забрали.

В.П.: Документы были все в порядке?

Мужчина: Да.

В.П.: Паспорт, все?..

Мужчина: Все, все в порядке.

В.П.: “Документы у меня были все в порядке, но они заподозрили во мне боевика…” И на этом основании задержали, да?

2-й мужчина: На основании том, что он чеченец.

Мужчина: Да.

В.П.: “Правильнее сказать, меня задержали за то, что я - чеченец”, да?

Мужчина: Да.

В.П.: А после задержания куда они вас отправили? Что дальше происходило? Они оставили вас на блокпосту, или вызвали вертолет?

Мужчина: В блиндаж зашли мы. Завели там, отфутболили сперва….

В.П.: “Завели в блиндаж…” И что, сразу избили, да?

2-й мужчина: Да. А как его везли, он даже не помнит.

В.П.: “Завели в блиндаж…” Избили, и он потерял сознание, да?

2-й мужчина: Да. А когда он пришел в сознание, он уже в концлагере был, в Чернокозово.

В.П.: “Пришел в себя уже в Чернокозово”, да?

Мужчина: Да, в Чернокозово.

В.П.: От кого вы узнали, что вы находитесь в Чернокозово?

2-й мужчина: То, что он находится в Чернокозово, там одна женщина передала. Что на блокпосту задержан….

В.П.: Это она вам передала? Родственникам?

2-й мужчина: Родственникам.

В.П.: А он сам как узнал, что находится в Чернокозово? От кого узнал? Вот он очнулся в Чернокозово… Он был в камере один или не один?

2-й мужчина: Трое их было.

В.П.: Ну, наверно, от своих сокамерников он сразу и узнал, что находится в Чернокозово?

Мужчина: Он когда проснулся, пришел в себя, в сознание, узнал, что он находится в Чернокозово. А как передали все это… Там, на улице, находятся женщины, матери, вот как-то им передали...

В.П.: Ну я спросил, как сам он узнал… От сокамерников. Их было три человека. Кроме него еще двое….

Мужчина: Да.

В.П.: Это была камера или яма?

Мужчина: Яма, яма, какая камера. Но это “камера” называется…

2-й мужчина: Но там полы бетонные?

Мужчина: Ну да, полностью бетонные.

В.П.: То есть, там вход сверху?

Мужчина: Да.

(несколько реплик между мужчинами по-чеченски)

2-й мужчина: Там, вроде, яма бетонная, спускают веревку туда и вытаскивают с веревкой. Это, точнее сказать, бывшая автомастерская, но из нее сделали камеру.

В.П.: Понятно. То есть, это смотровые бетонные ямы для машин?

2-й мужчина: Да, да, да, вроде, так он объясняет. Но глубокие, приготовленные уже для пыток. Даже некоторые рассказывают, что в некоторые ямы пускают воду.

Мужчина: Собак запускали, воду…

В.П.: К вам лично туда запускались собаки, когда вы там находились?

Мужчина: Нет.

В.П.: Вы мне расскажите то, что с вами лично было. То, что от других слышали, это тоже можно рассказать, но главное, меня сейчас интересует то, что было лично с вами. Значит, площадь этой ямы, в которой вы сидели, он длинная была или круглая?

Мужчина: Где-то два на полтора метра.

В.П.: Понятно. “Нас там было три человека…” Вот эти братья по несчастью, которые там с вами находились, вы помните их фамилии, их дальнейшие судьбы?

Мужчина: Как я могу вспомнить? Каждый через полчаса… (неразб.) Избивать стали.

2-й мужчина: Издевались там… Говорит, ничего не помню.

Мужчина: Пришли солдаты… (неразб.)

2-й мужчина: А дальнейшей их судьбы он не знает. Его вызволили оттуда через посредника. Посредника фамилия?.. Они никогда не говорят фамилию свою. Его вызволили оттуда через посредника.

В.П.: Так. “Все время избивали…” После того, как вы очнулись, через сколько вас времени потом повели на допрос? Или спустились они, чтобы вас избить?

2-й мужчина: Время он не знает, но отвели на допрос.

В.П.: Допрос шел с ведением протокола?

Мужчина: Никаких бумажек не оформляли.

В.П.: “Никаких бумаг в ходе допросов…” С избиениями, да?..

Мужчина: Да.

(разговор по-чеченски)

2-й мужчина: Там документация какая-то была, но оформления, говорит, никакого не было.

В.П.: Подписи вы где-нибудь свои ставили?

Мужчина: Я не подписал. За это и издевались.

В.П.: Скажите, а обвинения вам какие-нибудь были предъявлены? Решение прокурора о вашем задержании?

2-й мужчина: “Незаконное вооруженное формирование”, да?

Мужчина: Да.

2-й мужчина: То есть, боевик. “Участие в незаконном формировании”.

В.П.: “Обвинение в участии в незаконном вооруженном формировании”.

2-й мужчина: Хотя он не участвовал.

В.П.: А допросы эти с пытками шли каждый день?

Мужчина: Каждый день. Каждый день били, каждый день вопросы задавали.

В.П.: В какой форме были те лица, которые вас допрашивали? Это была форма со знаками различия, без знаков различия, минюста?..

2-й мужчина: Солдатская, милицейская…

В.П.: Вот кто вас допрашивал?

Мужчина: Офицер. В косынках были.

В.П.: Погоны офицерские на них были?

Мужчина: Погоны видел, но я не помню конкретно.

В.П.: Так. Сколько людей обычно принимали участие в допросе – один, два, три человека?

(разговор по-чеченски)

2-й мужчина: Три. В допросе участвовали три человека.

В.П.: И что они делали? Один что-нибудь записывал, или они все избивали?

Мужчина: По-разному они там. Некоторые писали, но не все, некоторые…

В.П.: “Некоторые что-то писали”. А другие избивали, да?

Мужчина: Да.

В.П.: Вот эти раны, следствие пыток, примененных по отношению к вам, – сигареты, потушенные о ваше тело, ножевые ранения, отрезанный палец, членовредительство – это все было сделано в первые дни, или совершалось в течение всех дней вашего нахождения там?

2-й мужчина: Это (неразб.) постоянно. А этот случай – последний раз, когда он не подписал документ. В желудок избивали, как вам сказать? Раздвоили, разорвали, что ли...

В.П.: Да, разорвали.

2-й мужчина: Разорвали. И когда ему подносили бумагу, чтоб подписать, что он боевик, он отказался. Когда отказался, еще хуже начали пытать.

Мужчина: Да, по почкам били там….

В.П.: Это когда было? В мае уже? Или в марте, в апреле?

Мужчина: В апреле.

В.П.: В середине его пребывания… Понятно.

Мужчина: Даже это вспомнить-то я не хочу, если правду сказать.

2-й мужчина: А то, что порезали, это в последний раз (вон видите – перевязка, свежие раны), когда он уже отказался подписать бумаги.

В.П.: Это уже в июне?

2-й мужчина: Да.

Мужчина: Этот гной уже месяц…

В.П.: Скажите, пожалуйста, а вот в отношении кормления как там у вас было? Сколько раз вас кормили, как часто?

2-й Мужчина: В день самое большее два раза. А так – один раз, и то, где ничего не бывает… Кушать почти ничего не было. Сухари…

В.П.: Воду давали?

Мужчина: Воду и сухари. Два кусочка сухаря и кружку воды.

В.П.: После избиений какая-то медицинская помощь вам была оказана, врачи смотрели?

Мужчина: Не было.

2-й мужчина: Когда он уже теряет сознание, падает, вот тогда тюремный врач приходит, осматривает, какую-то таблетку дает, и все, уходит.

Мужчина: Да, обезболивающее, чего-то там…

В.П.: Допросы шли в дневное время суток или в ночное?

2-й мужчина: В дневное время и в ночное время. Покоя не давали. Только человек пришел в себя, только чуть-чуть отдохнул, вызывают опять и все снова начинают.

В.П.: В то время, когда вы там находились, был момент, что Чернокозово посещали всякие комиссии – Совета Европы… Они к вам заходили? Или вас в это время куда-то вывозили?

Мужчина: Я там тогда не был. Я ж был….

2-й мужчина: Их привезли, загрузили в вагоны, покатали… То в Червленное, то в Гудермес….

Мужчина: Я сам не знал, куда я еду, ничего вообще…

В.П.: Это примерно когда было?

Мужчина: Это, скажем, где-то так в мае. В мае, да, по-моему, когда вот комиссия приезжала.

В.П.: “Во время посещения Чернокозвово комиссией Совета Европы нас посадили в вагоны…”. И сколько, несколько суток катали, да?

Мужчина: Да, можно сказать, четыре, пять суток…

В.П.: “Несколько суток (четыре, пять) катали в неизвестных направлениях по железной дороге”. Так, еще нужно записать… “Кормили нас максимум два раза, обычно один раз”. Давали что, кашу? Вот когда один раз кормили?

Мужчина: Редко давали кашу.

В.П.: Редко кашу. А обычно что давали?

Мужчина: Сухари и воду.

В.П.: Вы не видели, вам не приходилось видеть или слышать о существовании специальных приспособлений для пыток? Вот вас пытали, как я понял, подручными средствами – сигарета, нож….

Мужчина: Дубинка...

В.П.: Дубинками избивали… А специальных устройств – насчет пыток током…

Мужчина: Током – было, да. Током тоже били.

В.П.: Как били током?

Мужчина: Вот этим я даже вообще не слышу ухом.

2-й мужчина: Провода привязывали. Включали ток. Заливали воду сверху на голову, чтоб для них был эффект.

В.П.: Привязали провода к голове, залили водой и пустили ток?

Мужчина: Да.

В.П.: “Привязали провода к голове, залили водой и пустили ток. В результате электроудара потерял слух…”.

Мужчина: Слева.

В.П.: “…левого уха”. “Все мое тело покрыто пятнами от ожогов сигарет. На боку крупный ожог от раскаленного прута”. Да?

Мужчина: Да. С обоих сторон.

В.П.: “На боках крупные ожоги от раскаленного прута. Порезан живот ножом из-за моего отказа подписать на себя оговор об участии в отрядах сопротивления. Меня один раз исколотили так, что повредили желудок…”

Мужчина: Почки…

В.П.: “Почки…”

Мужчина: Ребра, переломы…

В.П.: “Поломали ребра… Отрезали палец…” Да?

Мужчина: Да.

В.П.: “Отрезали большой палец левой руки. А в конце концов они надрезали мне у основания мужской член, пытаясь так все-таки заставить меня подписать нужные им бумаги”. Так, это мы зафиксировали. Немножечко расскажите, как вам удалось выйти на свободу?

2-й мужчина: Вот когда узнали, передали, с того дня начали бегать родственники. И никакого сдвига не было. Нашелся один посредник. По-моему, они до сих пор там работают, эти посредники. Они не называют свою фамилию. Вот через посредника они затребовали шесть тысяч долларов. То, что было дома у родственников – корова, у другого – машина, у двоюродного брата… Все продали, то, что могли, набрали: всего лишь три с половиной тысячи долларов. И слава Аллаху, что за эти три с половиной тысячи долларов смогли вызволить его оттуда через посредников.

В.П.: Если бы не нашлось этих денег, так скорей всего бы и не вышел, да?

2-й мужчина: Сами видите, что над ним сделали. С такими словами, мол: “У тебя не будет больше потомства”. Издевались, как он рассказывал. И когда в последний раз не подписал документ, начали резать.

В.П.: Понятно. Сейчас я уже оформлю жалобу, а потом подумаем, что еще уточнить….

2-й мужчина: Он устал, немножко надо отдохнуть.

В.П.: Ну, основное-то мы записали, пускай приляжет, а я уже смогу…

2-й мужчина: Тяжело ему.

(Далее на кассете - музыка какого-то струнного инструмента, наигрывает кто-то из находящихся в помещении)

В.П.: Я забыл, когда его выпустили из Чернокозово, он подписал бумаги какие-либо, что не будет претензий к властям?

2-й мужчина: В смысле, как?

В.П.: Когда выпустили из Чернокозово, он подписал какие-то бумаги, что не имеет претензий к властям?

(неразб.)

2-й Мужчина: …Возят их в Назрань куда-то….

В.П.: “В больницу здесь положить меня нельзя…”.

2-й мужчина: Как только узнают, что он из Чернокозово, если его положат в больницу – сразу, моментом!..

В.П.: “…Те, кого клали после фильтров, исчезали, и уже безвозвратно”.

Мужчина: Это знаете, почему? В каждом селе комендатура. Вот где больница, там врач, главврач должен доложить, об этом спрашивает комендант: “Кто у вас лежит в больнице? Боевик, не боевик?”. Если скажешь, что узник….

В.П.: “Главврач обязан докладывать комендантам…”

2-й мужчина: Какие люди лежат в больнице, по какой причине…

В.П.: “…какие люди у него лежат. И бывших узников фильтропунктов забирают”. У вас есть примеры, которые могли бы это подтвердить? Фамилии вот таких людей, которые исчезли?

2-й мужчина: Есть.

В.П.: Можете назвать?

2-й мужчина: Могу. Из селения, по-моему, Бачи-Юрт или Курчалой есть Вашагов Исмаил Оптиевич. Из больницы он исчез. Ему надо было операцию делать.

В.П.: “Исчез из больницы Вайшагов Исмаил Оптиевич, житель села то ли Бачи-Юрта, то ли Курчалоя”. А в какой больнице лежал?

2-й мужчина: В селе Толстой-Юрт.

В.П.: “Его положили в больницу села Толстой-Юрт из-за острой необходимости операции”. Да?

2-й мужчина: Да. Тело еще не найдено. После концлагеря.

В.П.: “…операции, для лечения травмы…” – не помните чего?

2-й мужчина: У него головы была травма. Потом, рука была сломана и, по-моему, почки были отбиты.

В.П.: “…травмы головы и внутренностей, полученных...” – в Чернокозово тоже?

2-й мужчина: Да, тоже был в Чернокозово. Тоже за деньги выкупили. До сих пор не могут найти ни тела, ни человека. А таких случаев тысячи. Поэтому боятся везти в больницу. Едут в Назрань и дальше, в Осетию.

В.П.: Хоть вам и трудно это вспоминать, но вот за то время, что вы там находились… Вы находились все время в одной и той же яме, или менялись эти ямы?

Мужчина: Они менялись. То в яме, то в здании, опять в яму, опять в камеру. По-разному…

2-й мужчина: А ты не забыл, когда вас по коридору вели, в шахматном порядке били вас?

Мужчина: Да.

2-й мужчина: В шахматном порядке, вот так. В кирзовых ботинках…

Мужчина: В ботинках и с дубинками.

2-й мужчина: И попробуй пикнуть, да?

Мужчина: Да, попробуй….

В.П.: Значит, количество человек все время было вот так, примерно три человека, или разное количество, то десять, то сколько-то?

2-й мужчина: Когда допрашивали?

В.П.: Нет, когда сидел в яме, в камерах…

Мужчина: По-разному – по пять человек, по шесть, по три. И не имеет значения, там туго стоят или нет. Прямо штабелями бросали туда. Бывало, в одной комнате двенадцать, тринадцать, пятнадцать, двадцать человек…

2-й мужчина: Двенадцать человек – как они могут дышать там!

В.П.: “Бывало, что в одной комнате буквально находились штабелями 15 – 20 человек на…” – какая площадь камеры?

Мужчина: Она маленькая, камера. Скажем, 4 на 5. Там разные есть – 3 на 5, 4 на 5, 4 на 4... Разные.

В.П.: “Когда вели коридором, нас в шахматном порядке избивали кирзовыми сапогами и дубинками”. Я уже спрашивал, но еще раз спрошу, вы не видели в тех камерах, где вас допрашивали, каких-то устройств? Вас самого, может быть, этими устройствами не пытали, но, может быть, вы их видели или слышали об их существовании?

2-й мужчина: Он рассказывал. Там стоит бетончик, как сказать? – он под водой. Бетончик в стене и деревянный стул. И этот столб… Привязывают вот так, как немцы делали раньше, лоб там, голову, к дереву, а там открывают краник, и капает….

В.П.: Вы своими глазами видели эти штуки?

2-й мужчина: Вот он сам рассказывал мне.

В.П.: И вам это делали?

2-й мужчина: Насчет капель – это не сделали. Но ему что сделали, это… Есть кровать сеточная, вот к ней привязывают, к кровати подключают ток, потом набрасывают мокрую тряпочку. Вот этим его пытали.

В.П.: Так, “Привязывали к сеточной кровати, накидывали мокрую простыню и пускали ток”.

2-й мужчина: Он еще рассказывал, они рядом сидят, водку пьют, издеваются, смеются. Потом тушат сигареты прямо о тело.

В.П.: “И еще одно пыточное устройство”. Бетонный столбик, да, со стулом?

Мужчина: Не бетонный столбик, а деревянный. Прибили стул к этому столбу, чтоб он не мог шевелиться, потом привязывали…

В.П.: “Стул, прибитый к столбу, к которому привязывали человека, жестко фиксируя голову…”

Мужчина: Чтобы он не мог шевельнуться…

В.П.: “…И из краника над ним каплями пускали воду. Но мне этого не делали”. А вот от ваших сокамерников вы еще о каких-нибудь слышали пытках, кроме того, что вы уже сейчас рассказали? Может быть, подвешивали кого-то?

2-й мужчина: Да, он рассказывал...

Мужчина: (сначала говорит по-чеченски) …Все плакали, крики там…

2-й мужчина: Там, говорит, с одной стороны смех шел, а с другой стороны – крики, когда насиловали мужчин. Насиловали. Потом, чтоб он не шевельнулся, чтоб он мертво мог встать, скажем прямо….

(конец стороны А кассеты)

Сторона В.

Мужчина: Они кричали, чтоб их убивали. Лучше, говорит, расстреляйте меня, убейте!

(приостановка записи)

2-й мужчина: Вот один, который (я вам рассказывал) вернулся, он мне буквально вчера ночью рассказывал, как их там пытали. О, это страшно! То, что вот он рассказывает, страшно, а это еще хуже. Открывают рот – жуки большие есть – запускают. В Шалях месяц тому назад женщина (сейчас ее нет дома, она поехала с жалобой)… Ее сына убили. Как убили? Взяли змея, открыли рот, пустили туда змея.

В.П.: Это ее родственник был? Ее сын?

2-й мужчина: Да, сын этой женщины. И когда они его получили мертвого, перед смертью он сказал…. Женщина мне сама рассказывала, когда мы на похоронах были, она сама рассказывала, перед смертью, говорит, вот такой он вялый был, вывели из камеры в Шалях… А до этого был здоровый! Нормальный! Попросили, говорят, два автомата и три тысячи долларов за него. Мы, говорит, все собрали, поехали. Вывели, говорят, сына, а он даже на ногах стоять не мог. Последние слова его: “Мама, в меня впустили змея”. И он скончался. Когда через рентген пропустили, а там она сворачивалась, змея, говорят, тоже мертвая уже, внутри там, в желудке. Вот такие….

В.П.: Вскрытия не было?

Мужчина: Вскрытия не было. Похоронили его.

В.П.: А рентген, снимок этот есть?

Мужчина: Снимки у нее есть.

В.П.: Это было бы очень важно, если бы она дала снимок.

2-й мужчина: В следующий раз я попробую вам… Это мне в Шали надо поехать. В Шали нам тоже небезопасно тут ездить, вот что… Но я попробую поехать, взять у нее эти снимки. Может даже она согласится дать показания… И снимок я вам передам.

В.П.: Я сейчас слышал об этой истории в Назрани, и она настолько чудовищна, что вообще ее газеты… Не поймут. Хорошо, мы немножко отвлеклись здесь. А вот с жуками, это в Чернокозово такая пытка?

2-й мужчина: Да, да, да. Там песчаная местность, сельская, там жуки есть большие.

(разговор по-чеченски)

…….

2-й мужчина: Вот я вам рассказывал, родственник мой… его сейчас повезли в Назрань, в больницу. Он уже ума немножко лишился. Жена его беременная была, при обстреле она была в подвале, боялась оттуда выйти. Когда начали “очистку” – зачистку так называемую… Вошли туда, в подвал…. Вот-вот она должна была родить. Изнасиловали, потом распороли ей живот, младенца зарезали, потом зашили живот. Видите? Миротворцы называются…

В.П.: А вот вы говорили, в камеру воду заливают и ток пускают? Еще такая пытка?

Мужчина: Да, да. Чтоб эффект был…

В.П.: Так… Я думаю, что я еще упустил или не упустил… Сейчас еще…

2-й мужчина: Ему подписать надо?

В.П: Да, да…

Конец интервью

Расшифровка аудиозаписи - Алла Белякова

Редакция, коррекция - Елена Санникова

БЕСЕДА ВИКТОРА ПОПКОВА С ДВУМЯ ЧЕЧЕНЦАМИ

ИЗ СЕЛА ГЕХИ-ЧУ УРУС-МАРТАНОВСКОГО РАЙОНА, ПРОШЕДШИМИ ЧЕРЕЗ ФИЛЬТРАЦИОННЫЕ ПУНКТЫ

ВОПРОСЫ ЗАДАЕТ ВИКТОР ПОПКОВ.

(С магнитофонной записи)

В.П.:.. А взяли вас уже в ночь с 7-е на 8-е?

…7-го вечером нас взяли. А вечером когда отвезли нас, уже стемнело, понимаете. Они нас обстреливали…

В.П.: М., заходите, может, друг друга дополнять будете.

…7-го вечером нас забрали. Они где-то ночью до 9-ти стреляли этой малокалиберной пушкой, что ли. Куда-то в лес, в ту сторону. А утром мы в подвал пошли, к соседям, чуть ниже, дом следующий. Сидим там, думаем, сейчас ничего не будет, только выходить. И начали, в 9-ть, в 10-ть, начали, короче, стрелять. Стреляют, стреляют, дом чуть не наизнанку, крыши нет, сидим в подвале, дверь занесло нам, всей этой угарью дышим. Выйти хотим, снайперы стреляют, невозможно. Как раз сарай был сзади, где подвал, дверь. Выйти хотели, сарай занесло полностью. Так и застряли там, выйти хотим – не дают, снайперы стреляют. Потом все успокоилось, вышли, хоть и стреляли, вышли, смотрим, по трассе, так посмотришь, где дома кончаются, там сеточные заборы и домов нет, видно, идут.

Пока проверку делали, они нас, они сбоку идут, а мы с краю… они вдоль заборов идут и проверку делают. По рации слышим, “мясо” вызывают, “мясо” приехало, как дали нам прямой наводкой. Там метров десять, наверно, может, пять, снаряд взорвался от нас. Хорошо еще, минуты две до этого, когда они проверку делали, внизу, обстреливать начали, слышим, над головой летит…

М.: Ты один момент упустил. По дороге когда нас повели вверх, живой щит из нас сделали, плотно нас поставили так, друг к другу, и вверх с двух сторон над нашими головами туда, в лес, стреляли, с пулеметов, с автоматов, с подствольников, имитировали, как будто они воюют с кем-то, там никого не было. Правда, там федералы на горке стояли, они туда стреляли. Мы говорили им – там ваши, не стреляйте. Все равно, говорят. Рядом с кладбищем нас поставили. Мы думали, они хотят нас прикончить и показать, что, мол, боевиков уничтожили, туда-сюда. Потом с одной горки федералы над нашими головами очередь дали. И они говорят: вот видите, как ваши боевики по вам стреляют. Мы же знаем, что там никаких боевиков нет. И сказали: ложитесь. И мы на снег легли, потом …

… До этого они “мясо” вызвали. Я думаю, что за “мясо”, интересно ведь.

М.: БТР это у них был.

…Танк же приехал. Он прямой наводкой.. Вот так изгиб идет в село… Он прямой дал…

М.: Один сказал: давай, пульни по зеленке. По рации один сказал.

…залп дали один, и метров семь-восемь от нас взорвался снаряд. Они сами испугались, мол, чего ж вы. Потом ракетницу пустили, сказали, мы здесь стоим, выше еще стрельни. Потом они выше еще стрельнули, по сену, в стог сена попал снаряд, загорелся. После этого они нас проверяли там, меня лично, этот командир подошел ко мне, посмотрел так, документы проверил, руки тоже проверил, автомат не держал. Я ему сказал – не боевик. Обратно они нас повели по селу, за голову руки. С нами много было, старики еще…

В.П. То есть и старики так шли, руки за гоову?

М.: Все, все…

…Кого прибрали к нашим рядам, человек там сорок, наверно, было.

М.: Дети лет по 12-13, все с нами были. Мы не думали, что нас забирать будут. Потом по этому минному полю нас, на поле вывели. Оттуда на свет встал вечером командир, начал документы проверять. Он сказал: которые я проверяю, в общем, в одну сторону, не проверяю – в другую сторону, развели. На мой паспорт он посмотрел, у меня здесь… Один раз он проверял, увидел, что не боевик, все равно, второй раз посмотрел, увидел вот это. Я же в Гехи-чу прописан. Но он не туда посмотрел. Он сюда посмотрел. Здесь регистрация брака, в Урус-мартановском районе. Он спросил: Урус-мартановский? Я сказал: нет, я не урус-мартановский, я в Гехи-чу живу, это регистрация, я сказал. Я забыл сказать, регистрация брака. Оказывается, регистрация и прописка – это одно и то же. Потом я в тюрьме это понял. Он говорит: давай, давай, в машину. В машине там, в “Урале”, по бокам, по скамейкам сидели спецназовцы, мы там…

…друг у друга на коленях…

М: Да, на коленях вот так вот…

В.П.: И сколько вас там было человек?

М.: Шестнадцать.

В.П.: Молодые ребята?

М.: Да, нас только, молодых, стариков с нами не было. Самый старший 60-го года, брат председателя нашего сельского совета.

В.П.: Который сейчас председатель.

М.: Да, его тоже чуть не забрали. Он стал командовать, туда-сюда, а ему говорят: чего ты раскомандовался, становись, давай, туда же.

В.П.: А самому молодому сколько было?

…84-го года, Ибрагимов… ученик 10-го класса.

…Туда нас привезли, в Ханкалу. Ночью привезли. Мы и не знали, что это Ханкала. Четыре дня мы там провели. Два дня ни воды, ничего нам не давали. На третий день нам воду принесли.

В.П.: Там допрашивали?

… Как приехали – сразу начали избивать. У стенок построили, пожилой такой мужик был, он сначала построил нас, командир, по-моему, он был.

…Они его батей звали.

…Он сигареты давал, кто курит. А потом он нас другим передал.

Построили вот так, руками за голову. Начали, короче, ноги шире, шире, ногами били между ног. Потом прикладами по бокам били и по спине. Документы, паспорта там еще раз проверили и забрали у нас паспорта. Там грязь была, лужи. По этой грязи…

…В шеренгу построили, по этой грязи прогнали, раз прогнали до какой-то палатки, машина там еще стоит, палатка стоит. Мы ничего не видим, головы опустили, потом уже поняли, где и что. Как начали дубасить. Бьют, бьют, в грязи валяют, туда кидают, сюда… “В шеренгу становись”, бьют, мы думали, без конца, все, тормоза уже не будет,

…Если упадешь, там добивают, упасть тоже нельзя…

…Обратно погнали, еще метров 50 пробежали, и там начали, опять начали дубасить, там вообще, в машину потом нас закинули. Били страшно…

…Одного без сознания, он вырубился, Суюпов Умарь. Мы с двоюродным братом затащили его. Когда затащили, он пришел в себя, не знал, где он находится. Оказывается они в затылок прикладом его ударили. Он говорит: что мы здесь делаем, где мы? Мы объяснили ему, где мы.

…На второй день тоже допрашивали, в палатку заводили, с машины каждого выводят, бьют, спрашивают, где боевики. На третий день они нас не трогали, кажется.

…На третий день они нас повезли в Толстой Юрт, в концентрационный лагерь. Они нас повезли туда без документов. Наших документов они не взяли, даже какие-то рапорта они должны были написать, и это не взяли они, просто так повезли они нас туда. Нас там не приняли. Мол, без документов, без рапортов не будем принимать, мы так слышали.

…Мол, может вы с тропинки кого попало понабрали… Недовольны были.

…Одного только забрали. Один русский там был, с Казахстана, заложником он был, с города его взяли, но к нам закинули, в этот же автозак. Там еще двое раненых было, один умер там в эту ночь. Второй… у него нога, на мине подорвался. ППС-ник он, из гантемировской милиции. Никакой помощи не оказали ему, перевязку не делали. Вот эти три дня он лежал просто так, никакой помощи не оказывали.

В.П.: То есть в Ханкале вас поместили в автозак, и там были эти три человека?

…Мы 16 человек в одной камере были, в этом автозаке.

…Там два отделения.

…Три отделения, там еще одного человека…

В.П.: А площадь какая в этой камере?

…Это ведь машина. Вот смотрите, вот эту кровать пополам разделите, вот такие скамейки две и проход вот такой…

В.П.: То есть лежать там невозможно.

…Какое лежать, там сидеть места не было.

…Мы друг на друге лежали. Мы вот так вот колени ставили, третьего на колени сажали.

В.П.: А в соседнем отделении…

…В соседнем отделении были двое раненые, и в другой камере один русский был. Там одиночка была. В ней только сидеть можно.

В.П.: Они не говорили, как их зовут?

…Раненого, ППС-ника, звали Муслим, потом его к нам перевели. Нормальный, мы сошлись с ним, нормальный пацан. А другого, раненого… как его звали, не запомнил?.. Он говорил, что в заложниках был где-то у вахабитов, освободился.

…Его сняли они там, у него автомат был еще. Он говорил, что где-то подобрал этот автомат. Сам пришел. Потом они его забрали там, с машины сняли, нас обратно повезли.

… Обратно привезли, в эту ночь… Как привезли, они документы заполнили, рапорта составили. В эту ночь часов в 10, 11 в две камеры посадили нас. Сперва Магомаева забрали, говорили: наших вы убили, мы вас убивать будем по одному. Избили его, паяльной лампой пытали, потом привели обратно. С этой же камеры они сразу назвали фамилию – Суюпов, четыре брата было их. Давайте, Суповы по одному выходите. Старший вышел, ему несколько ребер сломали, тоже паяльной лампой, он до сих пор в тяжелом состоянии.

…Следующим меня вытащили, свитер натянули на лицо, чтобы лица я их не видел. Вывели, чуть-чуть в сторону отвели, вижу, сапоги стоят, голос: обработайте. Попинали минуты две, в палатку завели, и там начали, я их лица вообще не видел. Бьют, паяльником обжигают…

В.П.: Но при этом что-нибудь спрашивают?

М. Ну, среди вас есть боевики, сколько боевиков, в автозаке есть боевики? Короче говоря, все про боевиков, то, что я не знаю, вообще, короче, глупости всякие спрашивают. Я говорю: если бы я знал, я сказал бы. Но я вообще ничего не знаю, без понятия даже. Мы мирные люди, не к чему даже придраться, я говорю. Потом нас закинули в машину…

В.П.: После этих пыток оказывали какую-нибудь врачебную помощь? Перевязывали?..

…(смеются) нет…

В.П.: Прямо с этими ранами, ожогами.. ни мази, ничего не сделали…

… никакой мази не видели… (смеются)

В.П. Я на всякий случай уточняю, чтоб все было ясно.

… Нас на следующий день все-таки отправили в Толстой Юрт, приняли нас там. Там нас приняли. В Толстой Юрте нас не тронули, потому что нас уже обработали.

В.П.: А там поместили куда, в Толстой Юрте? Том что, тоже автозаки стоят?

… Нет, там подвал был. Какое-то помещение раньше для мусора было. Там нефтяная какая-то база раньше была, задвижки какие-то лежали… Мусор вычистили, кровати поставили, газ и свет подвели. Это все гражданские местные люди сделали, им сказали, что там чеченцы будут. Они сами за свой счет все это сделали, чтобы не замерзли ребята. Потом, нас когда туда загнали, в угол сразу как завели туда, руки за голову, на колени всех, плотно прижали, мы думали, сейчас опять начнется, обрабатывать будут. Ну когда мы заходили, у нас лица полностью в синяках были, у меня еще шишки остались вот здесь…

… Я меня глаз был…

В.П.: Да, у тебя-то я вижу, что и сейчас еще не прошло…

…Я даже не знал, что у меня до того красный глаз, просто выпустили в Толстой Юрт, в зеркало посмотрел (смеется), что-то лицо незнакомое стало. Колошматили, как могли.

…Там нас не тронули, правда. Еду тоже, оказывается, местные нам туда завозили, еду давали, воду давали.

В.П.: Нормальная еда была?

… Нормальная. Все, что нужно…

… Поспать место есть. Газ есть, тепло.

В.П.: Сколько вас там народу было?

… До нас Шамо-Юртовские были, пятьдесят человек, еще помимо этого там из разных мест… Они все ушли. Когда нас привезли, Шамоюртовских начали отпускать, через час, через два, по десять, по пятнадцать человек, выпустили.

В.П.: Вы не успели спросить, сразу они туда попали, или тоже их в Алхан-Кале сначала обработали?

… Нет, их там обработали. Сильно обработали, много было переломов

В.П.: То есть вас не стали обрабатывать, потому что в Алхан-Кале уже обработали?

…Да, мы так поняли это дело. Их там очень сильно обработали, они рассказывали. Как их там обрабатывали, мы даже про свою обработку забыли. Они прямо рассказывали, что на колено, руки за голову вот так, избивали дубинками, прикладами, потом считали, ходили по головам ногами в сапогах, вот так и считали. Потом опять бьют, бьют, с одного края в другой край загоняют, потом начинают ходить и считать их, они рассказывали так. Тоже у них на животе черные пятна остались, ребра переломаны. Их выпустили в этот же день, но они не могли уехать оттуда, потому что опять их забрали бы, там сколько постов по дороге. Мы, конечно же, сразу же им свои адреса, все, чтобы домой отправить, где мы находились, передали. Мы думали, вот, сейчас узнают, приедут за нами. Опять они там были, в Толстой-Юрте у местных жителей, ночевали там. Потом Шамюртовские собрали по пятьсот тысяч денег, два автобуса наняли, и русских и омоновцев чеченских в сопровождении отправили туда. Как раз в этот же день, один день до этого нас выпустили оттуда. Через четыре дня нас выпустили. Когда выпускали, мы думали, что нам какую-нибудь бумажку дадут, чтобы обратно туда не попасть. Мы у прокурора спросили…

…Может, это и не прокурор был, неизвестно, спросили кто он, чего… Фамилию хоть скажите…

… Говорили, что он прокурор. Нас даже не хотели отпускать в этот день, потому что его не было. Он подъехал как раз, и он вывел нас всех, начал наши документы отдавать, те, которые остались. Паспорта отдавал и расписки брал: документы, мол, получил, претензий не имею. Мы насчет справок, он: “Мы ничего не даем, мы только вас содержим, то, что нам передали, мы вам отдаем, все претензии не к нам… В село, мол, поедете, там вам дадут справки”.

… Он даже не представился. Когда я спросил, кто у вас начальник лагеря, фамилию скажите, он сказал: вон в Толстой Юрте разберетесь. Я понял, что ничего он мне толком не скажет. Мы развернулись и в Толстой Юрт с этого лагеря, с этой части вышли, на трассе там люди стоят, они нас в Толстой Юрт на автобусе отвезли, там недалеко все равно.

Нас посадили в автобусы, которые организовали шамоюртовские. В Шам-Юрт приехали, там переночевали, и они нас в Гехи-Чу привезли сами. Мы вообще ничего не потеряли. Но правда они у нас кожаные куртки, шапки, все, что можно было снять, нормальную одежду полностью сняли с нас. В Ханкале сняли.

…Ну, допрашивают, ремень понравился, ремень раз, куртка понравилась, а скажешь…

Куртка на мне была хорошая, когда допрашивали, этот кричит: “Куртку оставь, куда одеваешь?” Я говорю: “Что, мне холодно, я замерзну, куртку не оставлю”. В машину сажусь, а он вслед за мной в этой бежит, короче, и давай, короче, по спине ударил. Я в машину заскочил, после этого они все на эту куртку. Ночью двое пришли, лазают, куртку ищут. Пришлось, хочешь, не хочешь, они забрали бы ее у меня, а если бы не забрали, то хорошо побили бы. И я сказал: вот, воды несите, я вам отдам. Так и пришлось отдать.

… Насчет воды мы не сказали еще. Воду они не давали. Насчет еды вообще и речи не было. Раненому тоже воду не давали. ППС-ник. Они ждали, что он умрет, но он не умер, выжил он, привезли его.

В.П.: А что же его… Он же гантемировский?..

… Все равно. В 101 бригаде он был прикомандирован, он с Валерика. Он рассказывал, что, где, как попал в плен, как оттуда бежал, но им все равно – свой, не свой, раз попал, раз чеченец…

В.П.: Но тот ведь был русский, и тоже его держали…

…Но русский ведь – если он боевик, то это все, предатель. Они его сильно избили, даже при нас они его били. И еще одного пропустили. C микрорайона был один пацан. Кампаш фамилия. Он, оказывается, работал в национальной гвардии, у него удостоверение нашли. Инструктор по каратэ. Говорил, денег не было, зарплату обещали, он пошел работать. На нем белого места не было. Весь черный был, избитый полностью. И они его забрали куда-то в неизвестном направлении. Последними мы вышли, все кровати, все матрацы загрузили, они, по-моему, уехали оттуда.

В.П.: то есть свернули этот пункт?

…Свернули. Ростовские они были, мельком я слышал.

Они ОМОНовцы были или из министерства юстиции?

Из министерства юстиции.

А этот кашель там приобрел сейчас?

Да, там.

Раньше не кашлял?

Нет, никогда в жизни.

Легкие отбиты или что?

Я даже не понял, чем они сюда ударили. Потом смотрю, весь в грязи, сапогом, наверно. Там больно бьют, конечно, но сначала боли не чувствуешь, бьют, бьют, не чувствуешь, отпустили – все это начинает выходить.

Других помещений там не было?

Еще одно помещение было, там раненых они прятали. С Валерика ППС-ника они этого там держали, они его прооперировали там, ногу отрезали. И еще одного с пригорода, их было четверо,

Магомет, вот вас с седьмого числа держали, вас били, перевозили, охраняли и так далее. Один хотя бы человек с человеческим отношением, чтобы он, допустим, не избивал или жалел, такой человек попался хоть один.

…Был…

…Один был. Один охранник, он нам воду купил за наши же деньги. Остановил по дороге.

В.П.В Толстой Юрте?

…Нет, с Ханкалы один охранник.

… Просто есть тип людей, тем более сами видите, сейчас такое положение, военные, для них, если они попали в такое положение, они не будут показывать свое истинное лицо, перед своими товарищами. Конечно, на человека посмотришь, можно сказать, какой он приблизительно человек. Были хорошие, но были и твари, я это не отрицаю.

…Вам предъявляют обвинение, в форме допроса, составляют протокол, Я, следователь такой-то, вы отвечаете, да или нет, вот в такой форме с вами никто не беседовал?

…Нет, никто нам ничего не предъявлял. Нас били и говорили: где боевики, вы воевали или не воевали, как они прошли, кто командовал, такие вопросы. Если не назовете хотя бы одного боевика, мы вас расстреляем...

В.П.: то есть ни одного нормально составленного протокола не было?

…Один раз они оформили, когда нас не забрали, не взяли там, не приняли в этом, в Толстой Юрте, и там в этом Толстой Юрте в последний день, отпечатки пальцев, все полностью, потом объяснительные мы написала. Мы говорили, они сами написали и мы подписывали – написано верно, прочитано мною… То, что мы говорили, они не записали. Как нас вели. Как стреляли над головами, я все рассказал, они не написали. Просто – 7-го числа забрали. И я им сказал, что эта война не с бандформированиями, не с террористами, а с народом. Это они тоже не записали. Одному это не понравилось, говорит: вы тоже поймите нас… Я говорю – эти действия вообще непонятны, никак невозможно понять их, я говорю, хоть вы мне в голове дырку сделайте, залейте, я все равно не пойму. И никто не поймет. Мирное население уничтожаете, говорю, никаких боевых действий не было в нашем селе, ни в первую, ни в эту войну. Ничего он не ответил.

…Прошли они, может, и прошли, но как вся эта армада могла через посты пройти, я этого никак не понимаю.

…После всего этого вы можете поверить в справедливость российского руководства?

Нет. Когда они нас забирали, они в чем только нас не обвиняли, они говорили – вы все бандиты, вы убийцы, вас всех надо резать, убивать, туда, сюда, такие заявления делал. У вас можно по два урожая собирать, вы не хотите работать. Можно подумать, что мы лежим там или…

…Они вас кормят.

Да. Мне вообще непонятно это, ни первая война, ни вторая. У меня четыре ребенка. Меня вытащили из подвала, все мои дети видели, как забирали нас. Они плакали, держали меня за ногу, жена плакала, чтобы не забирали меня. Им все равно было, человеческого ничего не было у них. Потом я уверен сто процентов никогда в жизни Чечня в составе России не будет. Мирно мы жить никогда не сможем. Можно же было не убивать, хочет Чечня отделиться, начали отделение, я не знаю, кто это начал, пусть отделяется, можно же было вместе жить, не делать из чеченцев врагов. Я бы хотел не только чтобы Чечня не отделилась, я бы хотел в составе Советског Союза, я очень больно пережил, когда распался Союз, это нормальное государственное образование, я уважал Горбачева и сейчас уважаю его, это умный, нормальный политик. Можно было бы Чечню в составе СНГ сделать, и тогда нас, ни чеченцам, ни русским не был бы страшен никакой враг. Таких, как чеченские воины, вы видите, в мире ни одного воина не найдете. Вот они говорят, что мы – граждане Российской федерации. В каком государстве с гражданами обращаются так, как обращались с нами? Мы лично никогда уж не будем чувствовать себя… Я уверен даже, что не только с чеченцами, вот эти озверевшие солдаты…

Русские войска оккупировали всю эту территорию. Эти голодные солдаты каждую ночь приходят к нам. Мы им лаваш всегда даем… Они нас убивают, бомбят, все равно мы этих солдат кормим. А они нас забрали отсюда со своих семей и даже воду не дали.

Хорошо, что вернулись…

У нас там даже ни один момент в голову не могло прийти, что мы вернемся живыми оттуда.

А как вы вообще объясняете, почему вас отпустили?

Когда мы вышли, слухи были, что, мол, Малик Сайдулаев приезжал куда-то и заявил, что сложит с себя какие-то полномочия, если они будут над мирными людьми так издеваться. Вот эти Шам-юртовские, их много, они забрали, они где-то митинговали, как-то подход нашли к этому Малику Садулаеву, через него, нам кажется, нас отпустили. Так бы они нас не отпустили, потому что когда нас забирали, спецназовцы нас засняли на камеру, фотографии сняли, как будто они взяли боевиков каких-то. На фоне нас фотографировались они. Все, что было у нас в домах – магнитофоны, телевизоры, загрузили на свои танки, ковры, и нас тоже сфотографировали и увезли. В мой дом один снаряд с той стороны, одна бомба туда попала, коридор еще целый был, они с подствольника стрельнули, этот коридор и стена отвалилась вообще.

Это стрельнули, когда вас забирали?

Когда нас забирали уже.

Хотя видели, что и жена здесь, и дети маленькие… Старшему сколько вашему?

Старшему шесть. Младшему семь месяцев.

Такие маленькие дети, и им все равно?

Им все равно… Правда, вот этот, который забирал меня, он хотел оставить, он говорит, давай, ладно. Который ко мне в дом зашел, он говорит – давай его быстро… Он – ты что, проверил. Все равно, ничего нет у меня, потом жена попросила его опять, чтобы оставил, он опять этому, который с дома вышел, высокому: может, его оставим… “Давай его быстро выводи!”.

В.П.: Количество им нужно было?

…Количество, да. Как баранов согнали в машину, позакидали, повезли…

…Потом нас на это поле вывели…

В.П.: А откуда вы знаете, что это минное поле?

…Они говорили. Они говорили: вот, вы, мол, заминировали это поле, бегите по нему, и мы вас отпускаем. Но как мы заминировали, там все время стояли федералы. Но мы не могли сказать – нет, это не мы, это ваши заминировали. Нам слова не давали сказать. Мы видели, что заминировано. Проволоки какие-то торчат, поэтому мы тоже не можем бежать по этому полю. Если вы не заминировали, бегите, говорит, кто смелый, у кого лишняя нога, он сказал так.

В.П.: Тут рассказывали, что какие-то семьи они тоже повели по этому полю.

…Вот его семью… Вот так нас забирали. Когда боевики проходили – ни одного выстрела они не сделали, чтобы по селу не ударили. Ни один из села не стрелял. Они по речке прошли, чтобы людей дома, они знают, что люди здесь мирные, а они все равно с утра как начали. Командир их говорит: что ты не вышел, говорит, к нам? Он говорит: как я выйду, когда вы выходить не даете? Они говорят - два часа, мол, давали. Какие два часа, там пяти минут не было, чтобы снарядов, разрывов бомб не было. Он, оказывается, утром хотел подойти, рядом выстрелили… Вот так они нас обвиняли. И за это село обвиняли, будто мы виноваты, что оно разрушено.

Расшифровала и исправила Елена Санникова. Июль 2000 года