БОЛЬ ДНЕЙ НАШИХ
ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ – международное классовое единство
и солидарность пролетариев и трудящихся всех стран в борьбе за
свержение господства буржуазии, уничтожение империализма,
установление диктатуры пролетариата и построение
коммунизма во всем мире…
Словарь иностранных слов
Начало года 1990-го, конец пятого года «перестройки, отсутствие мыла и сахара,
присутствие календарей с обнаженными женщинами, демонстрации, страхи перед погромами,
рост интереса к национальным культурам, беженцы, враждебность к инородцам, лимитчикам,
номенклатуре, тем кто в очках, тем кто с мешком из деревни, к кооператорам, к
демократам, к «демократорам», к молодежи, к старикам, многоцветье «неформалов»,
внутрипартийное «многоцветье, пробуксовывающие законы… Баку! Душанбе! «Вакуум»
власти… Падение шестой статьи… Президента!.. Отпад Литвы… Президента! ПРЕЗИДЕНТА!!!
ДАЛИ П Р Е З И Д Е Н Т А !
Последует ли теперь присутствие мыла, отсутствие календарей, демонстрация,
страхов, страхов, страхов, будет ли теперь единство, единство, восторжествует
ли… ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ? Сможем ли мы опять «в любой точке Советского Союза чувствовать
себя как дома»?
– Как дома? А на каком языке вы говорите у себя дома?
– Я на русском, – другого просто не знаю.
– Да, тогда «раньше» вы похоже действительно во многих точках Советского Союза
могли чувствовать себя как дома, а вот я дома говор. на молдавском, но и сегодня
не то чтобы в другой республике, но даже и у себя в Молдавии зачастую вынужден
говорить на русском.
– Значит вы богаче меня – знаете два языка.
– Не богаче, а беднее, так как я ни одного толком не знаю. Молдавский плохо
знаю, потому что у нас его вообще все плохо знают. Как сказал Ион Друце: «Сегодня
у нас говорят на таком языке, что дрожь пробирает», – сказалась длительная в течение
десятилетий изоляция от наших культурных центров в Румынии, низведение молдавского
до вахлацкого языка – «царанского», – как его именовали даже в школах. Я учился
в такой школе с русским языком обучения и с презрительным отношением к «навязанному»
молдавскому, – молдавская школа далеко была, у нас их вообще немного, а кое-где
и вообще нет, – но это не помогло мне хорошо изучить и русский язык, который так
и остался для меня чужим…
* * *
Февраль. Молдавия. Страна уже пережила Баку, но еще не пришла к принятию президентства.
В республике все то же, что и везде, но есть и свое специфическое. Шквал негодования
по поводу референдума, который провели у себя тираспольцы якобы с целью определения
своего отношения к Приднестровской АССР если б последняя была создана – определились,
войти в нее. В республике это было расценено как политическая демонстрация, направленная
на усугубление конфронтации между молдаванами и «русскоязычным» населением. А
конфронтационные тенденции действительно все более раскалывают население республики
на блоки разной величины – на крупные этнические и «интернациональные», на видимо
включающий в себя все слои общества, все его структуры и на более мелкие фракционные…
В то же время растрескивание еще не перешло во всеобщий раскол – максимальную
остроту приобрела межэтническая конфронтация среди наиболее образованной части
общества, но и здесь она не достигла тех степеней враждебности, нетерпимости,
что мне довелось наблюдать в Закавказье.
Во всяком случае 50-ти тысячное собрание избирателей со всей республики в Кишиневе
11 февраля, – это был сход людей охваченных единым душевным порывом, направленным
на укрепление национального самосознания, национальной духовности, но никак не
шовинистический митинг. Здесь слушали не только своих любимцев, но и представителей,
скажем, не самых популярных движений в республике, выступавших в том числе и на
русском языке – и ни разу их речи не прерывались на свистом, ни захлопыванием,
что, к сожалению, нередко на подобных собраниях, в том числе и в Москве. Кстати,
собрание, о котором идет речь, вообще отличалось своей прекрасной организацией
и почти полной незаметностью немногочисленных сотрудников милиции. Оно продолжалось
пять часов, и все пять часов на трибуне рядом с лидерами Народного фронта Молдавии
(НФМ), депутатами Верховного Совета МССР пробыл и первый секретарь ЦК КПМ Пётр
Кириллович Лучинский, олицетворяя в данном случае не «руководящую силу партии»
– собрание организовывал не партаппарат, – а ее видимое стремление быть вместе
со своим народом, в том числе и тогда, когда народ выражает определенное недоверие
партии, – единственный флаг социалистической Молдавии развевался над зданием Совета
Министров, перед которым проходило собрание, площадь же была расцвечена голубо-желто-красными
национальными знаменами.
И все-таки я бы не стал излишне самоуспокаиваться ни в связи со стремлением
к единению со стороны партаппарата республики, ставшим особенно заметным после
смены в ноябре его лидера, ни в связи с сохранившейся еще определенной доле терпимости
в массах. Для того, чтобы правильнее оценить и то, и другое, необходимо понять
истоки возникновения этнической конфронтации и вообще у нас в стране, и в республике,
в частности, необходимо разобраться, существуют ли объективно силы, заинтересованные
в ее дальнейшей эскалации, и что им реально или потенциально противостоит; какова
результирующая этого противостояния…
* * *
Официальное суждение по этим двум пунктам, как известно, сводится к утверждению,
что источником межэтнической напряженности служат «имевшие место ошибки и искажения
в национальной политике», а заинтересованы в углублении межнациональной розни
«антиперестроечные коррумпированные силы». Отсюда вывод: устрани эти ошибки и
искажения, зажми с помощью правоохранительных органов «коррумпированные силы»
и все образуется. Но не образовывается почему-то, напротив, в межнациональную
рознь оказываются вовлеченными все новые и новые миллионы людей. Причем, чем больше
мы стараемся устранить эти ошибки, чем больше начинаем уделять внимания национальным
культурам – вводим обучение на национальных языках, предоставляем возможности
для освещения этих вопросов средствами массовой информации, помогаем в решении
кадровых вопросов и так далее, – тем все ярче и ярче вспыхивает пламя межнациональной
розни, тем пышнее распускаются мрачные цветы национал-шовинизма…
– Вот и в Молдавии раньше была тишь да благодать. Одни писатели, да и то не
очень дружно, время от времени пытались бить в набат по поводу состояния дел с
национальными культурами – молдавской, гагаузской, болгарской. Ну, их в соответствии
с обычаем тех лет приструнили и опять тишь да торжество интернационализма. Хорошо,
может и вправду мы что-то недопонимали, принимали желаемое за действительное,
недооценивали глубину корней национального в психике людей. Теперь признали, что
требования тех писателей были обоснованными, молдавский язык получил статус государственного.
И в результате все всколыхнулось, русские хотят свою автономию, гагаузы свою,
митинги, рост хулиганства, антисоветизма, на МВД напали! Забастовки! Вот до чего
доехали с этим подъемом национальной культуры. Конечно, оно, может, все это и
из-за того, что сыпят на обнажившиеся национальные болячки соль всякие близкие
к уголовному миру элементы, может, и их рук всякого рода экстремизм, – но только,
чего уж там, коросту с болячек не они же сорвали. И попробуй теперь все это останови,
да еще в нынешних условиях вседозволенности. Нет, единственный выход – это укрепление
дисциплины, это повышение внимания правоохранным органам, это укрепление авторитета
партии, это восполнение нынешнего дефицита власти – президентство тут, безусловно,
может и должно помочь очень сильно…
Такой, или примерно такой, монолог «функционера» можно было бы услышать не
только в Молдавии. Дай бог, конечно, чтобы президентство смогло нам помочь в разрешении
межнациональной розни, а проводником действительно определяющих решений. Решений,
направленных на создание такой новой ситуации в стране – правовой, политической,
экономической, – из которой естественным образом следовало бы возобладание интеграционных
процессов, процессов, способствующих увеличению взаимной ответственности и взаимного
доверия, как отдельных людей, так и отдельных образований – социальных, этнических,
политических. Выработать же такие решения можно лишь посмотрев правде в глаза
и признав, что мы пожинаем плоды отнюдь не каких-то отдельных ошибок и искажений,
а именно достаточно последовательного следования по выбранному в октябре семнадцатого
года, пути, плоды, засеянных тогда идейных семян, в том числе и таких, казалось
бы светлых, как семена ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМА.
Да, теория и практика вульгарного интернационализма, полагающего, что национальное
– это пережиток и тормоз на путях к всеобщему равенству и братству, что будущее
неминуемо приведет к стиранию национальных отличий, породили то, что национальная
деградация стала общей для всех народов, населяющих нашу страну. Но, согласитесь,
есть все-таки некоторые отличия в положении народов, которые обладают хотя бы
и деградированным языком, и тех, кто близок к практически полной его утрате, тех
народов, которые хотя бы в силу своей многочисленности имеют более или менее развитые
институты национальной культуры, и тех, у которых они находятся в зачаточном состояния,
наконец, тех, которые обладают пусть и формальной во многом государственностью,
и тех, которые не обладают ею вовсе…
Доля лиц с высшим и незаконченным высшим образованием в 1970 году из всех русских
в Молдавии 9,7 процентов, украинцев – 4,9, болгар – 2,7, молдаван – 2,3, гагаузов
– 0,8 процента.
То есть, наиболее катастрофичное положение с национальными кадрами у молдаван
и в особенности гагаузов, в то же время, последних в вузы республики в 1989 году
было набрано в 2-4 раза меньше, чем в 1988 году с его двухпроцентным «директированным»
набором. Гагаузы последние тридцать лет составляли 3,5 процента от населения Молдавии.
(ГАГАУЗЫ – тюркоязычный народ, восходит к печенегам, половцам, в СССР живут потомки
выходцев из Болгарии, поселившихся в начале XIX века в Буджакской степи – юг Бессарабии.
Сейчас в Молдавии 153 тысячи гагаузов).
…И, конечно, нельзя не заметить того противоестественного, фальшиво-исключительного
положения, которое занимает мой русский народ. Противоестественного и по его фальшивому
статусу «старшего брата», и по фальшиво-закрепленной за ним территорией от Финляндии
до Тихого океана, территории, на которой он никогда не был, да и не мог быть хозяином,
и по фальшивому, искусственно поднимаемому значению русской культуры, русского
языка, официально возведенных в ранг «великих» и «могучих», а на деле из-за уничтожения
подпитывающей их почвы – русском крестьянина – и навязываемых им силовыми методами
унификаторных функций, все более живущих багажом высот, достигнутых в прошлом,
перерождающихся в рабочий инструмент правящих структур, идеологически и делопроизводительный
инструмент. В частности, если говорить о русском языке, то он все более омертвляется,
превращается, с одной стороны, в газетно-бюрократический сленг, а с другой стороны,
в сленг советского обывателя, имеющий в своем основании такой специфический феномен
русской культуры, каким является русский мат. И, как это ни горько, но вы не можете
не признать, что сказанное – не публицистическое преувеличение, а констатация
реального положения вещей.
Не имел и не меет русский народ никаких и материальных приобретений от подобного
своего исключительного положения, скорее, наоборот. Состояние русских областей,
в особенности исконных, где и произошло становление и развитие русского народа,
сегодня не просто удручающее, а буквально предельное – повальная нищета, пьянство,
утрата традиций, утрата связей со своей землей так масштабны, что невольно спрашиваешь
себя, а жив ли еще русский народ как целостный феномен, или уже сбылись мечты
псевдоинтернационалистов, и вместо русского народа мы получили «консолидирующее»
ядро советского народа, народа, состоящего из людей, объединяемых не общностью
своих специфических национальных интересов – культурных, экономических, социальных,
экологических, – а объединяемых, во-первых, своим общим забвением и этих исторических
корней, и этих интересов, во-вторых, своей общей бесправностью, наконец, в-третьих,
общей виной за, пусть молчаливое, содействие тому ужасному, что претерпела наша
страна.
Да, десятилетия борьбы с национальным, искоренение национального, выключение
механизмов национальных культур из реальной жизни людей не только привели в плачевное
состояние национальные культуры народов, населяющих нашу державу, не только подвели
к грани фактического исчезновения ряд этносов, но и способствовали возникновению
целой вненациональной формации людей, включающей в себя детей всех этносов, детей,
ПРЕЗРЕВШИХ СВОИ КОРНИ, ОТРЕКШИХСЯ ОТ ОТЦОВ СВОИХ, законченных МАНКУРТОВ, по терминологии
Ч.Айтматова. «Манкуртизм» – это очень опасное для общества явление. Манкурты,
как я пониаю, это не просто люди, утратившие свои национальные корни, но это люди,
именно сознательно отрекшиеся от них, «вознесшиеся» над ними. И хотя делалось
это нередко из самых лучших соображений – во имя идеи, во имя всеобщего счастья,
– но ничего, кроме горя, ни народу, ни самим этим слепцам не приносило, так как
всеобщее счастья вне счастья своего народа, вне счастья отдельных людей – твоих
соотечественников, соплеменников, близких, – построить невозможно. Более убедительного
доказательства этой простой истины, чем наше государство, построенное идейными
манкуртами, представить себе невозможно…
К счастью, хотя, конечно, каждый и волен в том, чтобы отречься от своих национальных
и родовых корней, но на самом деле, просто по одному желанию утратить их полностью
невозможно, слишком глубоко они заложены в нас. Вот я, русский, родился в Краснодаре,
вырос в Азербайджане, мне близки и Кубань, и Кавказ. Но почему-то ближе все-таки
природа нашей русской средней полосы. Или – далее. Дед у меня – латыш, более дальние
предки – выходцы из Италии, но мне это не только ничуть не мешает ощущать себя
русским, но напротив, индивидуализируя, расцвечивает это ощущение новыми красками,
одновременно вызывая потребность и в соприкосновении с землей этих моих предков.
То есть связи с предками всегда обогащают, делают осмысленным и значимым само
наше существование, ведь каждый из нас – конечный итог многих и многих, живших
до него, он несет ответственность перед ними…
Да, как видно даже из примера со мною, уничтожить струны, связующие нас с предками,
очень трудно, но зато легко уничтожить ту тонкую духовную ткань, благодаря которой
мы только и становимся носителями не только биологических, но и духовных генов
наших предков, благодаря которой мы получаем возможность идти не от нуля, а быть
продолжателями духовной работы своих предков. Ткань эту в большей, если говорить
о русских, и в меньшей степени, если иметь в виду некоторые другие этносы, манкуртам,
создавшим наше государство, удалось разрушить, но струны еще в массе сохранились
и это, кстати, именно то, что позволяет мне пока смотреть с известным оптимизмом
на возможности воскресения русского и иных этносов, подокошенных идеей построения
всемирного коммунистического общества.
Однако то, что мне даёт основание для оптимизма, не могло не вызывать глухую
ненависть идеологов унифицированного человечества. Единственным средством борьбы
с этим биологическим, в их понимании, злом было создание таких условий в стране,
который бы способствовали расцвету манкуртизма, то есть создавали бы для отвернувшихся
от своих предков определенные социальные, экономические, правовые преимущества.
Способы для достижения этого были самые различные. Это и анкеты, требующие указать
своих предков до пятого колена, что делалось отнюдь не с целью памяти об этих
предках, а для того, чтобы каждый имел возможность ответственно отказаться от
них, составив вымышленное, но зато социально безупречное родословное древо. Это
и институт отказа от своих репрессированных родственников, – а их были миллионы.
Это и искусственно создаваемые привилегии для той или иной нации, приводящие к
массовому «записыванию» в нее представителей других народов. Это, разумеется,
и геноцид в отношении ряда этносов. Словом, спектр широк, а результат один – хочешь
спокойно жить, забудь, Иван, про свое родство и будь тем, кем выгоднее быть на
данный момент.
И МИЛЛИОНЫ ПОСТАРАЛИСЬ ЗАБЫТЬ!
Свидетельствует первый секретарь ЦК КПМ П.К.Лучинский: «Меня очень беспокоит
сложившаяся ситуация… У нас пока еще жить можно, но ведь действительно, может
стать гораздо хуже, может стать совсем плохо. Ведь нужно понять молдавскую часть
населения – она же длительный период находилась в неестественном униженном состоянии.
Я прошу поверить мне. Я поступил в институт в Кишиневе в 57 году, так тогда же
в городе просто стыдно было признаться в том, что ты – молдаванин, к молдаванину,
не говорившему по-русски или плохо владеющему им, было какое-то презрительное
отношение. Это же все накапливалось…
…Одни, правда, скорее сделали вид, что забыли, другие, чтоб не мучиться, и
вправду, насколько смогли, постарались забыть, но нашлись и третьи, устроившие
соревнования в оплевывании своих предков. Третьи – это уже манкурты новой генерации.
Нынешние манкурты – их прямые духовные, а зачастую, наверное, и кровные наследники.
Таких наследников, к сожалению, не так уж мало, но так как это люди без своего
лица, то мы их зачастую не замечаем. Они есть в разных структурах, в разных социальных
слоях, они могут рядиться и в тогу интернационалистов, и, если это выгодно, националистические
одежды. На словах они всегда пекутся, и очень громко, об интересах народа, но
на деле всегда преследуют только свои личные, корыстные интересы.
Однако любая система, основанная на насилии, способствует формированию не только
тех, кто наилучшим образом соответствует ей, но и тех, кто ее абсолютно не принимает.
И неважно, что первых много, а вторых – единицы, важно, что эти единицы всегда
есть, что их можно уничтожить только вместе с народом, классом, социальным слоем,
словом, с теми, против кого направлено насилие, важно, что именно эти люди являются
носителями духовных генов угнетаемых, что они являются гарантами возможности их
расцвета при изменившихся условиях. Кстати, это верно не только в отношении объективно
общественно-позитивных феноменов, но и в отношении таких негативных, как например,
преступность, что еще раз доказывает бесперспективность силовых методов борьбы
с ними.
Советская тоталитарная система была направлена не только против народов и крестьянства
– в своем стремлении к получению унифицированного запрограммированного человека
она нещадно насиловала личность, индивидуальность, а потому воспринималась как
подавляющая, уничтожающая сила любым творческим человеком, вне зависимости от
его социальной и профессиональной принадлежности. Это была воистину всеохватывающая,
тотальная сила. Она породила тьму манкуртов и приспособленцев, она в массе отучила
людей выходить даже мысленно за дозволенные рамки, она сделала нас нравственно
ущербными людьми – это наша общая боль, – но она породила и ПРОМЕТЕЕВ во всех
слоях нашего общества – и это наше общее богатство. Да, тоталитарная система,
я уверен, породила прометеев во всех слоях общества, но более всего в том слое,
который мы называем интеллигенцией. Ибо подлинный интеллигент – это не просто
творческая личность, но это прежде всего глубоко нравственная личность и, как
следствие, глубоко национальная – система била интеллигента за все эти три его
ипостаси. Поэтому, на мой взгляд, нет ничего удивительного в том, что даже во
времена царства сплошной тьмы-сталинщины нас нет-нет, да обжигали искорки из факела,
несомого таким людьми, как Пастернак, как Вавилов, нет ничего удивительного в
том, что даже в засасывабющей трясине брежневизма нас не оставляла надежда, исходящая
от факела, который несли или помогали нести такие интеллигенты, как Галич, Солженицын,
Сахаров, Твардовский и многие другие – болото все же не тьма, мы, по крайней мере,
стали знать в лицо некоторых из тех, кто не согнулся. Знали в лицо своих несогнувшихся
и гагаузы.
ИЗ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ВЕРХОВНОГО СУДА МССР ОТ 29 НОЯБРЯ 1985 ГОДА:
…коллегия… определила: Доброва Леонида Федоровича, 18 декабря 1954 года рождения…
гагауза… совершившего общественно-опасное деяние, предусмотренное ст. 203 УК МССР,
от уголовной ответственности освободить, применить к нему предусмотренные меры
медицинского характера в виде помещения в психиатрическую больницу специального
типа.
Определение обжалованию и опротестованию в кассационном порядке не подлежит.
ДОБРОВ: Так как тюрьма наша была не обычная, а психиатрическая, то естественно,
что у нас по штату числились палачи-психиатры, которые называли себя «врачами»,
и которые беспощадно казнили нас уколами и таблетками. Однажды меня вызвала к
себе «врач» для беседы и сказала: «Еще раз просмотрев ваше «личное дело» я пришла
к выводу, что вы напрасно подняли вопрос о гагаузской автономии. Ведь практически
никто вас из народа не поддерживал, а вы, несмотря на это, не прекратили заниматься
политикой. Значит, из этого можно сделать вывод, что вам не столько гагаузская
автономия нужна была, сколько личная слава, которая является одним из симптомов
психического заболевания человека».
10 апреля 1988 года Добров бежал из больницы, а 27 июля 1989 года, благодаря
его обращениям на имя Горбачева, «Определение…» в отношении Доброва было отменено,
а дело прекращено «из-за отсутствия состава преступления».
12 ноября 1989 года начал свою работу чрезвычайный съезд гагаузского народа,
принявший решение о создании ГАССР в составе МССР.
19 января 1990 года комиссия Президиума Верховного совета МССР по изучению
запросов народных депутатов и других обращений по созданию автономии гагаузского
народа в своем заключении, подписанном 35 членами комиссии из 63, «признала» право
гагаузского народа на самоопределение и высказала следующие возможные формы его
реализации:
– образование автономной республики в составе Молдавской ССР
– образование автономной области в составе МССР.
…Леня Добров, безусловно, интеллигент. Не интеллектуал, но интеллигент. То
есть человек, не только располагающий интеллектом, достаточным для самостоятельного
трезвого мышления, но еще и обладающий отзывчивым на чужую боль сердцем.
Нет ничего удивительного и в том, что когда система, раздираемая экономическими
и социальными противоречиями, наконец-то не выдержав все более устрашающего кома
порожденных ею проблем, треснула, с надеждой так перераспределить свои панцири,
чтобы, сохранив суть, устоять, в открывшиеся щели устремились опять-таки в первую
очередь интеллигенты. В первую очередь благодаря им, у людей оказались уже не
единицы, не десятки, но тысячи и тысячи факелов, факелов, помогающих нам очнуться,
будящих мысль, освещающих абсурдную фантасмагорию, которую мы возвели у себя под
гордым названием социализма, но одновременно и вызывающих к жизни брожения, ведущие
к пожарам Закавказья и Средней Азии.
Парадокс? Нет, ГЛУБОЧАЙШАЯ ЗАКОНОМЕРНОСТЬ.
Когда мы говорим о духовной ткани культуры, и в первую очередь национальной
культуры – это не просто попытка заключить в слова нечто, трудно формулируемое,
нет, это достаточно точное отражение одной из специфических функций культуры –
связующей. Связующей ныне живущих людей с их предками и потомками, связующей и
ныне живущих между собой. Будучи погруженными в духовную ткань здоровой культуры,
мы получаем возможность образовывать законченные целости, сосуществовать друг
с другом не в ущерб граням собственной индивидуальности. Благодаря связующим и
одновременно сдерживающим нитям тканей национальных культур – обычаям, традициям,
приоритетам и ценностям – мы оказываемся освобожденными от необходимости растрачивать
свои душевные силы на повседневное улаживание бессчетного числа тех мелких суетливых
проблем, которые неизбежны при соприкосновении индивидуальностей. Это делает нас
защищеннее, но это делает нас и открытее для сопереживания и сочувствия другому
человеку, другому народу.
Надо сказать, что свое подобное, наиболее законченно значение этнические культуры
имели лишь на догосударственных уровнях развития общества. В дальнейшем, во0первых,
происходит все более быстрый процесс усложнения этнических структур с выделением
новых социальных слоев, с возрастанием потоков людей от одних слоев к другим,
а, во-вторых, происходит все чаще и чаще перекраивание политических реалий, перекраивание,
искусственно смешивающее разные этносы, создающее предпосылки для образования
новых этносов. Все это, конечно же, не могло не снижать эффективность чисто этнических
регуляторных механизмов взаимоотношений между людьми, что, собственно, и явилось
одной из причин появления такой грубой альтернативы этим механизмам, каким является
писаное право и правоохранительная государственная деятельность. Естественно,
что в наибольшем ходу использование правовых механизмов было там или в тех областях,
где в наибольшей степени были утрачены или не срабатывали регуляторные механизмы
культур – в городах, в областях наиболее затрагиваемых изменениями в политических
и экономических реалиях. По своей эффективности правовые механизмы всегда уступали
механизмам культур, ибо воспринимались людьми как что-то чуждое, навязанное, и
потому, в принципе, за определенную плату (в виде наказания или страха перед ним)
могущее быть нарушенным. И все-таки это был, конечно, выход, только благодаря
которому человеческое общество и получило возможность для своего дальнейшего развития
и не только в техногенном плане, но и в духовном, – возникают, вначале в виде
предпосылок, , в виде отдельных зародышей основы духовной ткани общечеловеческой
культуры. Из этих зародышей вырастают мощные духовные деревья, интегрирующие в
себе совокупный опыт многих народов, перерабатывающие его в универсальные формы,
способные встать над переменчивыми реалиями все более суетливого мира, и в таком
виде возвращающиеся к народам, примеряя их и по отношению к писаным законам, и
по отношению друг к другу, внося элемент гармонии и духовности в их жизнь.
Но вульгарный интернационализм не пощадил и эти универсалии, самоуверенно попытавшись
заменить их своими: веру в творящую силу любви – на веру в творящую силу ненависти
к тем, кто живет лучше тебя, веру в братство всех людей – на веру в то, что братьями
могут быть только пролетарии, необходимость соотносить свои деяния и поступки
с общими для всех людей нормами этики и морали – необходимостью руководствоваться
единственно нормами, директивно определенными на данный момент партией, и так
далее. Внешне псевдоуниверсалии выполняли ту же роль, что и подлинные – делали
людей более законопослушными и терпимыми по отношению друг к другу и к государству.
Но, во-первых, достигалось это не без помощи государственной силы, масштабы использования
которой против собственных граждан приобрели невиданный доселе тотальный характер,
а, во-вторых, в отличие от подлинных универсалий их аналоги в нашем обществе не
только не оберегали грани индивидуальностей, но напротив, нещадно обивали их,
подгоняя личность под единый стандарт «сознательного советского гражданина» –
простого винтика системы.
В наибольшей степени это затронуло личности, составляющие интеллектуальные
слои нашего общества, так как именно в этих слоях происходило наиболее последовательное
разрушение национальных и общечеловеческих духовных ценностей и внедрение политизированных
ценностей системы. Да, если нормальный интеллигент – это потенциальный «прометей»,
то интеллигент, которому внедрили в сознание псевдоуниверсалии – это потенциальный
идейный манкурт, человек не только полностью освобожденный от вековых национальных
и общечеловеческих «предрассудков», но и ставший активным борцом с ними. Отсюда
то место, которое занимали и занимают еще общественно-политические дисциплины
в нашей системе образования и даже трудовой деятельности.
Однако, большей частью люди, несмотря на все усилия пропагандистской машины,
идейными манкуртами все-таки не становились. Они рассматривали навязываемые им
приоритеты и ценности, как нечто, по отношению к себе внешнее – с которым, безусловно,
необходимо считаться при своих контактах с системой, но которое совершенно бесполезно
для решения обычных житейских проблем. Тут приходилось больше опираться либо на
какие-то сохранившиеся остатки национальной мудрости – это в большей мере было
возможно только в крестьянской среде, либо прибегать к немудреным свежеиспеченным
правилам общежития в вариациях: для коммуналок, для заводских коллективов, для
учреждений, для, для… Впрочем, по большому счету, эти правила также представляли
собой переложения псевдоуниверсалий – не высовывайся, будь как все, ориентируйся
на руководящий перст начальства – основные немудреные заповеди советского обывателя
эпохи максимального расцвета нашей тоталитарной системы. Но расшатывание «псевдоуниверсалий»,
начавшееся еще в годы Отечественной войны и, в частности, в результате первого
опыта тесного соприкосновения с Западом в конце войны, привело в специфических
условиях нашего государства в конечном счете в «застойные годы» к некоторой трансформации
этих заповедей. Теперь они зазвучали так: будь с виду как все, с виду ориентируйся
на указующий перст начальства, с виду живи общественными интересами, но на самом
деле живи для себя и только для себя, – «хорошо жить теперь у нас никому не заказано».
То есть, «идеалы» продолжали жить, но как критерий для оценки чужой жизни, но
никак не своей собственной. «Подвернувшего ногу» все дружно клевали за измену
«идее», а сами в жизни более всего ценили нужные связи. Брежнева не любили, но
собраниях славословили, то же было и в отношении своего начальства, в отношении
тех, к чьим услугам приходилось прибегать – продавцов, сантехников, протезистов
и так далее. Любви не было, ее давно не было, но теперь исчезало и примиряющее
чувство равной обездоленности, общество оказалось на грани распада, что и явилось
наряду с экономической, социальной основой для реформ Горбачева, для перестройки.
Разумеется, перестройка задумывалась как реанимация трупа, как попытка воскрешения
якобы распятых идей основателей коммунистического учения, идей Ленина. Это было
необходимо и для собственно получения возможностей к проведению экономических
преобразований, что требовало отказа от многих фетишей, и для восстановления разваливающейся
веры в святость наших идеалов – этих псевдоуниверсалий, – как обоснований руководящей
роли партии, а точнее – партаппарата. Но позволив сказать «А», позволив показать
оглушающие последствия ведомственных и чиновничьих «игр» эпохи брежневизма, злодеяний
эпохи сталинизма, невольно пришлось разрешить сказать и «Б», и «В» – осветить
предшествующие периоды, ибо одно вытекало из другого, тесно переплеталось с другим.
И вот результат – «король» оказался голым, в обществе отсутствуют единые для всех
святыни.
Нет, у нас есть и немало людей, причем далеко не худших людей, для которых
идеалы Октября не померкли, которые, не видя ничего другого, искренне полагают,
что и нас, и мир может спасти лишь возврат к ним – это ортодоксальные интернационалисты.
По большей части, правда, эти люди очень плохо представляют себе и суть интернационализма,
и существо идеалов, за которые они ратуют, – для них это предмет ВЕРЫ, а не предмет
анализа. И это, понятно, для честного человека – крушение того, чем он жил десятилетиями,
и очень трудно жил, не может не являться жизненной трагедией, – не видеть, не
слышать, отключить разум – вполне естественные желания, вытекающие из инстинктивного
стремления избежать такой трагедии. Да, в свое время «псевдоуниверсалии» принимались
на веру, как не подлежащие сомнению Истины, из инстинкта физического самосохранения,
сейчас они сохраняются многими из инстинкта психического самосохранения.
Это – честными людьми! Кроме того, этими же идеалами стараются прикрыться и
те, кто в своей жизни уже давно ими не руководствуется, кто делает на них ставку
единственно из стремления сохранить систему, с которой кровно связан. Это разного
рода функционеры – «манкурты» третьей, четвертой генерации. Однако для большей
части советских людей «псведоуниверсалии» если не полностью утратили нимб светлой
истины, то во всяком случае, безусловно, утратили позиции определяющих доминант,
оказались на какой-то момент задвинутыми в те же закоулки памяти, где на всякий
случай сохранялись осколки универсалий, повергнутых в прах Великим Октябрем. К
сожалению, случилось это только в результате выявившейся несостоятельности «псведоуниверсалий»,
а не вследствие их вытеснения возрожденными вечными истинами, подлинное восстановление
которых немыслимо без большой и длительной работы по регенерации утраченных духовных
тканей. В итоге – тотальное безверие, крайне опасное для общества явление, чреватое
его большой неустойчивостью, чреватое возможностью колоссальной поляризации при
задействовании самых незначительных силовых полей. Генераторами таких полей и
стали деятели культуры, ударившие в набат по поводу состояния национальных культур…
То, что деятели культуры обратились к проблемам национальных культур, вполне
естественно, ведь именно они острее всего ощущали эти проблемы, именно они имели
шанс стать «явлением» лишь только в качестве протуберанцев национальных культур,
никак не иначе. Однако из этой же органичной связи деятелей культуры с питающими
их национальными истоками естественным образом следует и то, что они никак в своей
массе не могли оказаться вне воздействия тех разрушительных сил, что нанесли столь
сокрушающие удары по национальным культурам. Думаю, не будет большим преувеличением
сказать, что даже и деятелям культуры в основной своей массе удалось сохранить
только национальные струны при почти полной утрате духовных тканей национальных
культур. Общая бездуховность не могла не стать и их бедой, и в первую очередь
это выразилось в утрате способности понять других людей, проблемы других народов,
этнических групп, в фетишизации каких-то внешних критериев состояния культуры,
даже хотя бы и таких существенных, как состояние языка. Бедой этих деятелей культуры
стало сочетание вроде бы естественного стремления к возрождению национальных культур
в кратчайшие сроки и одновременно непонимания того, что для спасения важна не
столько цель, сколько тот путь, по которому ты движешься к ней. Духовная ткань
– это результат качества, длительного созидания, а не продукт одномоментного акта,
хотя бы и творческого, светлая духовная ткань не может быть создана путем чреватым
для кого-то слезами, горем, страхом…
Но, повторяю, нельзя требовать невозможного, каждый действует наиболее естественным
для себя образом.
Для деятелей культуры было естественным ударить в набат.
Для людей, потерявших светлые ориентиры, но еще сохранивших национальные струны,
было естественно услышав этот набат обрести смысл жизни в национальном возрождении,
было естественным потребовать, чтобы им указали путь к нему.
Для деятелей культуры в ответ на эти требования было естественным возведение
в фетиш того, без чего им казалось немыслимым национальное возрождение, – повышение
статуса своего языка, повышение статуса своего народа до такого уровня, чтобы
он наконец-то обрел возможность самостоятельно определять свою судьбу.
Для людей, не знавших других методов реализации своих целей, кроме известных
по нашей действительности силовых, было естественно воспользоваться именно ими,
и тут им свою помощь оказали перекрасившиеся манкурты, для которых естественно
было не прозевать момент и оказаться на ключевых постах в новых структурах.
Для манкуртов было естественно и стремление к максимальной сосредоточенности
власти в своих руках и отсюда неприятие любых поползновений к автономизации от
кого бы там ни было, естественно стремление к созданию унитарных национал-шовинистических
образований. И опасность такая существует, почва, подготовленная нашим обществом,
дает основание для подобных опасений. Есть «винтики», есть идея, которой они могут
вдохновиться, и есть люди, желающие соединить эти две реалии нужным для себя образом
– это очень серьезно.
Для людей, почувствовавших опасность ущемления каких-то своих прав, хотя бы
и не очень праведных, было естественным сплотиться с целью самообороны.
И так далее. Вот почему, на мой взгляд, межэтнические бури, потрясающие нашу
страну, – явления глубоко закономерные.
* * *
Можно ли было их избежать? В теории – да, довольно было, если бы система, увидя
на миг раньше масс неизбежность своей гибели, последние свои усилия направила
на частичное искупление прошлых грехов, на спасение людей. Если бы она, признав
пагубность своей национальной политики, пошла бы на пересмотр постыдной табели
о рангах народов СССР, позаботилась бы о создании подлинно равных гарантий на
суверенитет каждому из них, если бы она своевременно позаботилась о возврате попранных
естественных прав крестьянину, интеллигенту, любому мастеру своего дела, включая
и «делового» человека – бизнесмена, если бы она позаботилась о социальной защищенности
каждого человека, независимо от степени его социальной ценности… Но «система»
не была б системой, если б пошла на это, она занималась, да и занимается естественным
для себя делом – спасает себя, спасает тех, кто составляет ее остов… и мы ей немало
помогаем в этом.
Если мы посмотрим на истоки нынешних неформальных движений у молдаван, евреев,
гагаузов, то окажется, что они очень близки если не тождественны. На самом первом
этапе – «безумцы», не желающие мириться с мрачной действительностью, в одиночку
пытающиеся противостоять силе, уничтожающей души наших народов. Затем, с началом
перестройки, с ослаблением лобового карающего воздействия силы государственной
машины возникают объединения людей, поначалу на чисто духовной основе – «объединимся
душами без политических лозунгов», – но затем все более и более политизирующихся
и, в конечном счете, порождающие целый букет течений. Поскольку катализатором
процесса политизации выступает все та же давящая сила с ее арсеналом бессмысленных
оскорбительных уколов – запретительством, запугиванием, дискредитацией, – то в
этих «букетах» движений начинает все более и более проявлять себя фрондерское
начало с вектором, направленным, естественно, вначале на правящие структуры. Однако
затем эти вектора смещаются на тех, кто еще недавно был более чем потенциальным
союзником, но, по большому счету, единомышленником, смещаются на инонациональные
«букеты» культурно-политических течений. При этом на всех «букетах», за исключением
еврейского, который по-прежнему не столько «букет», сколько лишенный политический
окраски одинокий цветок, силящийся поддержать культурные традиции и хоть как-то
способствовать моральной защищенности евреев, так вот во всех прочих «букетах»
мы, чем дальше тем больше замечаем усиление роли представителей формальных структур,
перекрасившиеся под доминирующие цвета «букетов», мы видим, что увеличивается
доля вопросов, решаемых в полном согласии с формальными структурами. Разумеется,
это совсем не те вопросы, без разрешения которых немыслимо продуктивное продвижение
к основной заявленной цели перестройки – раскрепощению творческих и продуктивных
сил народов. Причем решаются эти вопросы нередко в том самом знакомом духе закрытости,
мнимого единодушия, что так характерно для наших официальных институтов власти.
Конечно, в какой-то степени это следствие того, что все мы сформированы в условиях
господства «системы», и не способны пока абстрагироваться от ее методов, но только
ли в этом дело?
Возьмем историю с принятие Закона о государственном статусе государственного
языка в Молдавии. Первыми, как и следовало того ожидать, неудовлетворенность состоянием
дел в республике как с изучением, как с состоянием, так и с возможностями использования
молдавского и других языков, высказали писатели. Их выступления на эту тему вызвали
острое неудовольствие со стороны руководства, что в конечном счете вылилось в
открытую конфронтацию между первыми и вторыми. В своем Обращении на имя XIX партконференции
писатели Молдавии просто выразили недоверие руководству республики. Причем тогда,
летом 1988 года, это была позиция отнюдь не одних молдавских писателей. На тот
момент существовал, может и не очень организационно оформленный, но единый фронт
деятелей культуры Молдавии, совместно отстаивающих интересы своих народов. Существовал
тогда и, уж несомненно более сплоченный и организованный, единый фронт у их противников
– функционеров, – каждый из которых в меру своих возможностей и вне зависимости
от своей национальности старался нейтрализовать «зловредный национализм» писателей.
Руководство, конечно, менять никто и не подумал, но и совсем уж игнорировать
требования писателей было не в духе времени. Как водится создали комиссию по изучению
проблем молдавского языка. Писатели восприняли ее всерьез, стали добиваться гласности
в работе комиссии, вносить свои требования… Пока писатели шумели, комиссия, совместно
с партийной и советской номенклатурой, выработала и к середине ноября 1988 года
опубликовала свою общую авторитетную точку зрения, сформулированную в тезисах
высших органов власти республики. Суть ее состояла в признании «до конца не изжитых
негативных явлений» и в провозглашении стандартных декларативных линий на их преодоление.
Одновременно, как бы между прочим, следуют указания на тех, кто «безосновательными
заявлениями якобы от имени народа мешает делу», и даже откровенная дезинформация
– «перевод на латинский алфавит потребует миллиардных затрат, огромного материального
обеспечения, что неизбежно приведет к срыву намеченных на ближайшее десятилетие
социальных программ, нанесет ущерб благосостоянию населения, отрицательно скажется
на его духовном развитии, на долгие годы сделает неграмотным».
Да, прочитаешь такое и невольно подумаешь, так что же это за изверги такие
– деятели молдавской культуры, настойчиво проповедующие «латиницу», и почему вообще
такие социально опасные элементы не находятся там, где был в свое время Добров?
А между тем, переход на латинскую графику должен был, по прикидкам специалистов,
обойтись в 6 млн. рублей – менее чем по полтора рубля на душу населения («Литература
ши арта» от 24 ноября 1988 г.), но об этом могли узнать лишь те, кто знает молдавский
язык и читает эту газету, а дезинформация руководства республики была донесена
средствами массовой информации до каждого жителя республики. Еще нынешнему количеству
людей известно, конечно, высказывание одного из культурнейших людей начала XVIII
века, бывшего господаря Молдавского, союзника и сподвижника Петра I, Димитрия
Кантемира, в котором он таким образом определяет вину господаря Александра Доброго,
заменившего в Молдавском княжестве латинский алфавит на славянский: «Из-за этого
излишнего и неуместного рвения он стал первым, кто увековечил необразованность,
в которой Молдавия пребывает и по сей день».
Понятно, что подобные «тезисы» никак не могли удовлетворить культурную общественность
республики и прежде всего ее молдаванскую часть. Ее трибуной становится «Литература
ши арта», в значительной именно благодаря которой молдаванская интеллигенция всей
республики, с одной стороны, воодушевляется идеями национального возрождения,
а с другой – все более изверивается в руководстве Молдавии. Стихийно вспыхивают
митинги, на которых все громче звучат голоса сторонников радикальных мер.
Одновременно с этим русскоязычная пресса заботливо подливает масла в огонь,
развернув, мягко говоря, не очень корректную кампанию с критикой основных положений
взглядов молдавских писателей. Читатель этой прессы, не будучи в силах самостоятельно
разобраться с тем, где истина, напуганный быстрым развитием и политизацией национального
движения молдаван, чем дальше, тем все с большим недоверием и опаской за свои
права начинает относиться к происходящему в республике.
Тут уместно заметить, что русские, в силу того ложно исключительного положения,
в котором они оказались вовсе не по своей воле, действительно привыкли в языковом
отношении ощущать себя в любой точке Союза как дома. Приезжая в нее им казалось
естественным, что ни на работе, ни на улице им не приходилось, во всяком случае,
в городах, сталкиваться с проблемой незнания местного языка, что если для кого
и существовала проблема незнания языка, то она существовала для местных жителей,
выходцев из сельских районов. Именно последние, а отнюдь не русские, в течение
десятилетий чувствовали себя людьми второго сорта в своих стольных, и не столько
стольных, градах. Попытка изменения этого, согласитесь, не очень нормального положения
вещей, не могла не вызвать у русских протеста, в массе воспринята как дискриминация,
как нарушение равных прав языков.
Однако не только у русских такая попытка вызвала протест, но и у тех этнических
групп и целых народов, которые, не обладая вообще собственной государственностью
или имея не первые по рангу ее уровни, почувствовали, что новый статус языка республики
на территории которой он находится, может стать тем последним ударом, который
окончательно добьет их родные языки.
И вот, в результате, одни, опасаясь ущемления своих привычных прав, другие,
опасаясь за свой язык, начинают всё с большим неприятием относиться к возможности
повышения статуса молдавского языка – ведь это неминуемо влекло понижение привычно
высокого статуса русского языка, а для ряда категорий служащих означало неизбежность
изучения языках тех самых людей, незнание которыми русского еще недавно могло
стать достаточным основанием для того, чтобы их вообще не замечать. Молдаване
же, встречая такой протест и не желая понять его корни, не имея достаточных возможностей
для донесения до не-молдавского населения своих печалей (русскоязычная-то пресса
взяла курс на тенденциозное освещение проблемы), и, конечно же, не осознав в должной
мере в лице своих вдохновителей необходимость такого донесения ценой любых усилий,
все более оскорблялись, а многие и вообще стали приходить к выводу о великодержавном
шовинизме русских, об их имперском мышлении, о предательстве национальных меньшинств.
К великому сожалению, на такие позиции стали скатываться и многие из известных
деятелей молдавской культуры, что вызвало встречную волну обвиняющих материалов
в русскоязычной прессе… Как говорится, первая цель была достигнута – рабы начали
переключать свой гнев с господ друг на друга. Однако масштаб этого противостояния
народов был еще недостаточно велик – и широкие массы еще не были в него вовлечены,
да и наиболее интеллигентные люди находились вне националистического угара. Во
всяком случае, первый проект законов о языках, опубликованный все-таки 31 марта,
был встречен довольно спокойно. Отсюда – необходимость укрепления зарождающейся
межэтнической розни, обострение ее до трудно обратимого состояния. Как этого достичь?
Да очень просто. Прежде всего, исключить всякий диалог, это во-первых, засекретить
работу над готовящимися законами, это во-вторых, затянуть, по возможности, работу
над ними, ибо ничто так не способствует накалу страстей, как томление в неизвестности
и, наконец, допустив соответствующую утечку информации, бросить ее искрой туда,
где наиболее густы пары страха, чем вызвать взрыв, после которого уже трудно будет
говорить нормально, это в-третьих.
Именно так все и было сделано. Искра упала на Тирасполь. 11 августа расширенным
тиражом в 10 тысяч экземпляров многотиражкой одного из предприятий города был
опубликован за 10 дней до своего появления в республиканской прессе и за 20 дней
до своего принятия на сессии Верховного Совета МССР, новый проект законов о языках,
«и все забурлило, поехало». С двадцатых чисел августа целый ряд промышленных центров
Молдавии оказались парализованными забастовками, продолжавшимися до двадцатых
чисел сентября и охватившими более 200 предприятий.
Сразу скажу, я твердо убежден, что, хотя почву для забастовок заботливо подготовили
перипетии предшествующего им периода, они тем не менее не начались бы при иных
позициях руководителей предприятий, создавших 8 августа прошлого года Союз трудящихся
Молдавии. Распространение законопроектов, ультиматумы руководству республики,
предупредительные забастовки, наконец, переход ко всеобщей забастовке – за всем
этим стоит Союз трудящихся. Но что же заставило директоров занять столь последовательную
и непримиримую позицию? Отстаивание прав своих рабочих, в основном русскоязычных?
Простите, но неубедительно – то десятилетиями игнорировали гораздо более насущные
их интересы, ни жилья им толком не строили, ни об экологии не пеклись, а то вдруг
стали такими заботливыми «отцами». И действительно, внимательное знакомство с
принятым законами, показывает, что в них нет ни одного пункта, из-за которого
стоило бы не то чтоб бастовать, а даже обижаться, и в особенности русскоязычному
населению, которое, как известно, включает в себя, наряду с русским, представителей
и многих других народов, вынужденных вне пределов своих республик (если они у
них есть, а то и везде!) говорить на русском и в школе, и на работе, и в клубе…
Теперь же, согласно Закону, им всем не только гарантируется в Молдавии «воспитание
и обучение на родном языке (гагаузском, украинском, болгарском, иврите, идише
и др.)», но и в местностях с большинством населения соответствующей национальности
гарантируется использование родного языка в качестве «языка мероприятий и делопроизводства
в органах государственной власти, государственного управления» и даже на предприятиях.
Последнее, правда, с разрешения Совета Министров республики.
Согласен, учитывая повышающуюся роль местных Советов, можно было бы обойтись
и без Совета Министров. Но тот ли это повод, чтоб идти на конфронтацию, не лучше
ли разрешить его в рабочем порядке, через переговоры? Ведь нельзя не видеть, что
в целом Закон не только не ущемляет прав немолдавской части населения, но и существенно
наполняет их реальным содержанием. Что было толку от декларативного равноправия
языков, когда и в своей-то республике люди нередко лишены возможности получения
образования на родном языке, не то что в чужой. В том же Тирасполе при 17 процентах
молдавского населения и 32 – украинского, нет ни садиков, ни школ ни на молдавском,
ни на украинском языках, что уж там говорить о болгарах или гагаузах. Кстати,
русских в Тирасполе не 83 процента, как утверждают «защитники» их интересов, а
41,1 процента – «защитники» относят к русским всех не-молдаван. И это-то равно
бесправное состояние людей в отношении собственной культуры и называется «чувствовать
себя в любой точке Союза как дома»?
О гражданстве (отступление)
Для ясности тут стоит задержаться на одном, часто происходящем смешении принципиально
отличных понятий – на смешении правовой защищенности и равных прав. Первое, на
мой взгляд, обязательно в правовом обществе, а второе возможно лишь на уровне
декларации, либо при условии равного бесправия всех. Права раба в любой точке
одинаковы, то есть они везде равно отсутствуют, но права человека ответственного,
естественно, несколько отличны в точке, за которую он ответственен и в любой иной.
Гражданство – это прежде всего признание ответственности! И хорошо бы гражданство
строить от той «точки», за которую хотел бы отвечать человек, от деревни, от города
родного. С тем, чтобы став гражданином села либо по своему рождению, либо согласно
принятому в этом селе обычаю, человек становился бы уже автоматически гражданином
района, области, республики, федерации, Союза, Человечества. Но чтобы можно было
быть и только гражданином человечества, Союза, федерации, республики… – решать
должен каждый сам, за что он хочет отвечать, какие обязательства хочет брать на
себя, но и какой мерой защищенности располагать. Так же очевидно и то, что если
какая-то республика – простая или федеративная – не делегирует на следующий уровень
государственности обязанности по защите своих граждан, то она обязана самостоятельно
решать эти вопросы как внутри республики, так и за ее пределами, например, нести
тяготу пособий по безработице, тяготу за медицинское обслуживание ее граждан и
т.п.
Разумеется, это – не более как набросок к теме возможного решения проблемы
гражданства в нашем Союзе суверенных республик.
* * *
Но вернемся к нашим директорам, что же все таки побудило их пойти на организацию
забастовки? Попробуем получить ответ на этот вопрос в предложенных бастовавшими
«Изменениях к закону…» о языках. Если абстрагироваться от многочисленных поправок,
более или менее удачных, соль разногласия сводится к двум принципиального характера
предложениям. Это, во-первых, чтобы по всей территории Молдавии наряду с государственным
языком во всех сферах жизни функционировал русский язык и языки других национальностей
– то есть возврат на декларативные позиции, с сохранением фактического доминирующего
положения русского языка. Во-вторых, это отмена ст. 7, обязующей руководителей
и вообще всех тех, кому по роду службы приходится общаться с гражданами, знать
на необходимом уровне молдавский и русский, а в соответствующих местностях и гагаузский,
языки. Можно спорить о редакции этой статьи, настаивать на необходимости исчерпывающего
перечня категорий работников, которым не обойтись без знания языков, но как можно
настаивать на отмене статьи, являющейся реальным гарантом двуязычия? Или и вправду
«на воре шапка горит» и директора солидных предприятий затеяли весь этот шум,
лишь бы только добиться отмены потенциально неудобной для себя статьи? Честно
говоря в это тоже не очень верится. Во-первых, никто не думал требовать от директоров
немедленного знания молдавского языка, на поэтапный ввод Закона отпущено пять
лет. А, во-вторых, с обретением предприятиями самостоятельности, думается, коллектив
всегда найдет возможность сохранить у себя необходимого ему высококлассного специалиста,
на каком бы языке он ни говорил, хоть на китайском – обеспечат переводчиком и
всех делов. Но это – хорошего специалиста, а плохого выгонят, хоть бы он и был
полиглотом. Так вот, может тут как раз и скрывается ключ к пониманию позиции директоров
– сегодня они все номенклатура, а что будет завтра, где они будут завтра, кому
они будут нужны завтра? Вопросы, вопросы… Но те же вопросы не могут не волновать
и партаппарат, партийную номенклатуру. То есть, получается, что несмотря на видимую
конфронтацию, интересы аппарата и бастующих директоров близки, если не сказать
идентичны.
Знаю, тираспольцы возмутятся, ведь многие из входящих в ОСТК стоят на крепких
перестроечных позициях, ратуют за быстрейшее принятие самых радикальных законопроектов,
и директора вроде стоят на тех же позициях. И есть конкретные дела, подтверждающие
эту позицию. Беда лишь в том, что без решительной децентрализации управления нашим
государством самые благие законы так и останутся законами на бумаге. Очаги же
социальной и межэтнической напряженности отнюдь не способствуют процессам децентрализации,
напротив, позволяют говорить о «вакууме власти», о необходимости больших полномочий
центру. А так как опора «сильного» центра это номенклатура – партийная и хозяйственная,
– то получается, что именно она – та сила, которая в ответ на угрозу ослабления
своих позиций заинтересована (в способствовании) эскалации напряженности. Я не
могу судить, насколько осознанно или неосознанно действует тут номенклатура, насколько
она согласованна в своих действиях, но что (это) именно эти ее действия как никакие
другие способствуют эскалации напряженности, в этом и сейчас, на примере с Молдавией
и ранее – в Грузии, я убедился вполне. Правда, с приходом нового руководства в
Молдавии, вроде намечаются тенденции к налаживанию диалога между противостоящими
сторонами, но это пока более из области желаемого, чем реального. В то же время,
по-прежнему ничего не делается для разъяснения людям последствий от принятых законов,
нет не только комментариев к ним, но не изданы и сами законы – мне ксерокс законов
удалось достать только с помощью Лучинского, I секретаря ЦК КПМ. Получается, люди
спорят, а с предметом спора даже толком и не знакомы. Плохо с учебниками молдавского
языка, в ряде случаев нарушается поэтапность ввода закона о языках, – а это очень
раздражает людей… В прежней закрытой манере, без привлечения всех заинтересованных
сторон, ведется работа над новыми важнейшими законопроетами – о гражданстве, о
символике, о нацинальных меньшинствах… Непонятным образом раздувалась политическая
демонстрация с референдумом в Тирасполе… Негативно расценивается возможность создания
автономии у гагаузов… И так далее.
Нет, не могу сказать с чистой совестью, что с новым руководством республики
пришло и новое понимание решения проблем. За исключением некоторого улучшения
в действиях органов охраны общественного порядка, воздерживающихся сейчас от раздражающих
демонстрации своей силы во время митингов и шествий, в остальном, впечатление
такое, что не руководители Молдавии управляют ситуацией, а ситуация ими, словом,
плывут себе руковадители по течению, подгребают, как умеют, как обучены…
Что ж, это тоже вполне вероятное объяснение действий руководства, тем более,
что, как мы выяснили в начале, течение, то есть объективная логика развития сложившейся
у нас ситуации, несет именно в том направлении, что мы и наблюдаем, в направлении
конфронтации. Вот, правда, если говорить о Молдавии, история с забастовками, вроде,
не совсем укладывается в в концепцию «несущего потока». Впрочем, кто его знает,
может, и укладывается, может, как молдаване сплотились вокруг идеи национального
возрождения, так директоров консолидировала идея экономического возрождения, может,
просто обстановка в республике способствовала этому процессу, дала толчок, которого
им не хватало, а забастовки помогли организационно объединиться, сплотить и заинтересовать
свои коллективы… Что ж, дай бог, чтоб это было так, ведь в этом случае они сейчас
должны быть заинтересованы в политической стабилизации, без которой никакая нормальная
деятельность невозможна. Но к чему тогда было проводить этот референдум? Опять
вопросы.
Концепция «несущего потока» подходит и для объяснения позиции руководства всей
страны, по крайней мере в отношении национального вопроса. Проблемы репрессированных
народов, соединения искусственно разъединенных этносов, взаимоотношений автономных
образований и союзных республик и центра с каждым годом звучат все сильнее, а
их решения в общем ключе все откладывается. И вот «тушим пожары», пытаемся силой
решить то, что могло бы быть вполне разрешено в рамках новых федеративных и союзных
договоров.
Кстати, как мне представляется, тезис о равных правах всех этносов сможет быть
реально воплощен в жизнь только если новая концепция национально-территориального
устройства СССР полностью откажется от табели о рангах для народов, и нынешние
союзные республики станут федеративными республиками, объединяющими на договорной
основе равноправные суверенные республики, образованные, кстати отнюдь не обязательно,
по этническому признаку. И СССР таким образом будет союзом опять-таки равноправных
и суверенных федеративных республик, объединяющихся по собственному разумению
на федеративных или конфедеративных началах. На мой взгляд, вопрос о выходе из
СССР той или иной союзной (федеративной) республики или просто республики правомерно
рассматривать лишь после проведения такого переустройства, имеющего, кроме всего
прочего, цель и устранения по мере возможности тех деформаций, что произошли в
результате интернациональной политики нашего государства – наш долг до того, как
начать выяснять отношения между собой, выправить эти искривления. И это нужно
сделать как можно быстрее, нужно скорее выбираться из потока, на волю которого
мы отдались, иначе не миновать новых «Баку», новых потоков горя.
Но, может, дело все-таки не в одном «потоке», а еще и в сознательном саботаже,
затягивании решения этих вопросов номенклатурой? Затягивания с целью сохранения
номенклатурой своих руководящих позиций? Затягивания с целью доведения до такой
степени противостояния между народами и этническими группами, чтоб единственную
свою защиту они видел в «сильной руке» Москвы, чтоб у них и в мыслях не было устроить
свою жизнь без этой руки?
Не знаю, какая из этих версий ближе к истине, но обе они не радуют – если верна
первая, «поток», то во главе нашего государства стоят близорукие немощные люди,
если верна вторая – то безнравственные люди, третьей же версии мне, увы, неизвестно.
Резко, горько? Поверьте, буду очень и очень рад, если кто-то сможет аргументированно
возразить мне. Я делаю свой шаг к пониманию правды, вы сделайте свой, но правду
нам знать необходимо. И не для того нам необходимо знать правду, чтобы восстать
друг на друга, но для того, чтобы понять друг друга, жить друг с другом, чтобы
взрастить на боли дней наших цветы любви, а не чертополохи ненависти.
Виктор Попков
19 марта 1990 г.
|
