Светлана Руднева

ПРЕДПАРЛАМЕНТ

Октябрь 1917 года: Опыт исторической реконструкции

К оглавлению

Глава вторая

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПРЕДПАРЛАМЕНТА

Состав и структура Временного совета Российской республики

22-23 сентября 1917 г. на заседании в Зимнем дворце было установлено, что в Предпарламент войдут все члены Демократического совета — 313 человек — и к ним присоединятся 120 представителей цензовых элементов (итого — 443). 28 сентября проект Н.И. Лазаревского определял состав Предпарламента уже в 475 человек, назначаемых Временным правительством по представлению общественных организаций. 30 сентября Временным правительством, обсудившим подготовленный Юридическим совещанием проект, число членов Совета республики окончательно устанавливалось в 555 человек, из них 388 — представители демократических элементов и 167 — цензовых.

В состав Временного совета Российской республики должны были войти, в частности, от фракции меньшевиков-объединенцев — 62 члена и 9 кандидатов, социалистов-революционеров — 63 члена и 6 кандидатов, большевиков — 53 члена, общей кооперации — 18, группы увечных воинов — 1, фронтовой группы — 25 членов и 2 кандидата, экономической организации — 6 членов и 1 кандидат, фронтовой группы казаков — 3 члена, духовенства — 1, флота — 3 члена и 2 кандидата, почтово-телеграфного союза — 2 члена, женской организации — 1, группы по списку № 10 — 10 членов и 5 кандидатов, учительского союза — 2, крестьянского союза — 2, военно-окружной комиссии — 2, трудовой народно-социалистической партии — 3, группы украинских социал-демократов — 7, рабочей кооперации — 5, группы «Единство» — 1 член и 1 кандидат, земельного комитета — 5 членов и 2 кандидата, Исполнительного комитета Совета крестьянских депутатов — 38 членов и 2 кандидата, группы объединенных интернационалистов — 3 члена и 2 кандидата, железнодорожного союза — 5 членов, земской группы — 37 членов и 8 кандидатов, национальной группы — 28 членов и 3 кандидата1.

комитета Государственной думы, Совета съездов торговли и промышленности, союза земельных собственников и других организаций. В ходе этих заседаний была создана особая комиссия, срочно подготовившая проект распределения 120 мест. 63 из них были отданы кадетам, 34 — представителям торгово-промышленных организаций, 12 — Комитету общественных деятелей, 7 — делегатам от Союза земельных собственников, 2 — Академическому союзу и еще 2 — Всероссийскому обществу редакторов2. Доминирующее влияние кадетской партии в политической среде небуржуазной части общества было, таким образом, подтверждено состоявшимся распределением мест в Предпарламенте.

Когда эти сведения были обнародованы, во Временное правительство стали поступать многочисленные заявления и просьбы от различных организаций о предоставлении или увеличении мест в Предпарламенте. Например, Совет союза домовладельческих организаций, учитывая пожелания петроградских домовладельцев, добивался получения 20 мест3. Домовладельцы других городов выступали с аналогичными требованиями на том основании, что они были крупнейшими налогоплательщиками и поддерживали все начинания Временного правительства4.

Представительства в Предпарламенте добивались также ЦК союза чиновников военного времени, Всероссийская сельскохозяйственная палата, Петроградский комитет торговли, объединявший среднюю и мелкую торговлю Петрограда, правление Союза служащих банка и многие другие организации. Стремился к допущению во Временный совет Российской республики пяти своих представителей Всероссийский союз мещанских обществ, чтобы заявить о нуждах многомиллионного мещанства и о способах выхода из переживаемого страной кризиса5.

Совет союза казачьих войск требовал увеличения представительства от казаков. По инициативе атамана Донского казачьего войска A.M. Каледина казачество требовало не менее 30 мест. Поддержали эту инициативу оренбургский атаман А.И. Дутов, председатель войскового круга в Омске Глебов, амурский атаман Гамов6. С предложением обсудить вопрос о дополнении представительства армии в Предпарламенте обратился в Юридическое совещание бывший товарищ военного министра генерал В.Ф. Новицкий. Он предлагал включить в число цензовых элементов делегатов от командного состава армии7.

Многие организации считали свое право на представительство во Временном совете республики обоснованным на том основании, что они принимали участие в работе Государственного совещания. Например, Совет присяжных поверенных в дополнение к одному уже полученному месту в Предпарламенте претендовал еще на 12, так как он имел 13 представителей на московском форуме. По той

же причине союз евангельских христиан настаивал на выделении одного места для своего делегата, требовали представительства Совет депутатов трудовой интеллигенции, Совет союза старообрядцев и другие организации8.

Интересно, что попасть в Предпарламент и обеспечить себе более полное представительство стремились многочисленные общественные организации, но не наблюдалось активности со стороны революционных организаций рабочего класса и крестьянства, доверявших Советам.

Просьбы об расширении представительства в Предпарламенте не были оставлены без внимания. В прессе появились предположения о том, что некоторые из высказанных просьб будут, вероятно, удовлетворены9. Сообщалось, что Временное правительство решило предоставить 15 мест национальным организациям и расширить представительство армейских организаций10.

28 сентября в Юридическом совещании в ходе обсуждения проекта М.С. Аджемова было предложено увеличить количественный состав Предпарламента до 475 человек, предоставив дополнительно 20 мест казакам и 15 — цензовым национальным группам. И.Г. Церетели, участвовавший в заседании, не возражал против предложенного пополнения Предпарламента, отметив, что одновременно необходимо увеличить и представительство демократических организаций на 45 человек.

На заседании президиума Демократического совета в тот же день вечером И.Г. Церетели сообщил о звучавших в Юридическом совещании предложениях об увеличении состава Предпарламента. Ф.И. Дан предложил отдать национальным организациям 15, а казакам и представителям демократии еще по 12 мест. После прений было принято предложение Дана с поправкой Церетели, указавшего на то, что если не удастся достичь соглашения, необходимо будет предоставить 20 мест казакам, 15 — национальным группам и 45 — представителям демократии. Б.О. Богданов предложил, чтобы все 45 мест демократии были отданы исключительно фракциям. Собрание поручило также Дану отредактировать воззвание к демократии всего мира11.

По возвращении А.Ф. Керенского из ставки во Временном правительстве планировалось обсудить вопросы, которые было желательно внести в Предпарламент для предварительного рассмотрения. В прессе сообщалось, что отдельным министерствам будет предложено составить списки проектов, которые следует внести в Предпарламент для заключения12.

28 сентября под председательством профессора Н.И. Лазаревского состоялось второе заседание членов Юридического совещания для обсуждения проекта положения о Предпарламенте. На за

седании присутствовал в качестве представителя ответственной демократии И.Г. Церетели. Обсуждались вопросы о правах и обязанностях Предпарламента и об отношении его к правительству. На следующий день появились сообщения об отбытии Церетели на Кавказ в Абаз-Туман, где он предполагал отдыхать около месяца13. В итоговом проекте Юридического совещания о Предпарламенте численный состав его вообще не был определен. Право решения этого вопроса предоставлялось Временному правительству. На состоявшемся 30 сентября заседании правительства, в котором принял участие И.Г. Церетели, уточнялось, что в Предпарламент войдут 555 человек, 388 из них будут представителями демократических организаций и 167 — буржуазно-помещичьих (цензовых). Таким образом, цензовые элементы получили дополнительно 47 мест, а демократические организации — 75.

В соответствии с положением о Предпарламенте, выработанным Юридическим совещанием, его состав утверждался Временным правительством по представлениям тех организаций, которым было дано право представительства. Список приглашаемых в состав Временного совета Российской республики должен был обнародоваться в «Вестнике Временного правительства»14. Однако состав Предпарламента до его открытия определен не был.

Сложившаяся ситуация не давала шанса отсрочки открытия Предпарламента и поэтому ему предстояло начать работу при фактическом наличии его членов. Была создана Комиссия личного состава для проверки полномочий членов представительного органа и выяснения различных вопросов, связанных с персональным составом. Отчеты Комиссии должны были способствовать составлению списка Совета для приведения документации к соответствию с положением о Предпарламенте.

В Комиссию личного состава вошли 10 человек: кадеты М.С.Аджемов, К.К.Черносвитов, Е.Л.Зубашев; эсеры К.Н.Рабинович, И.М. Крейнис; меньшевик М.И. Шергов; народный социалист В.Н.Ферри; атаман А.И.Дутов и др. Председателем Комиссии был избран Ферри, его товарищем — Зубашев и секретарем — Рабинович15.

Первое заседание Комиссии личного состава состоялось 14 октября, через неделю после открытия Предпарламента. Выяснилось, что в Комиссию поступили сведения о полномочиях только на 148 из 555 мандатов. Председатель Комиссии В.Н. Ферри заявил, что все еще оставалось неизвестным, каким общественным и политическим организациям было предоставлено право иметь своих представителей в Совете и в каком количестве. Он предложил обратиться к министру-председателю с просьбой сообщить эти сведения, чтобы иметь возможность войти в контакт с соответствующими

организациями по поводу лиц, намеченных ими в состав членов Совета16.

Из управления делами Временного правительства через несколько дней поступил список организаций, которые могли посылать своих представителей в Предпарламент. Таким образом, к концу деятельности Временного совета имелся список организаций, представленных в нем. Намного хуже обстояли дела со списком действительных членов Предпарламента. Комиссия личного состава к 25 октября успела проверить полномочия только 292 мандатов. Работа Комиссии была прервана в 13 часов 5 минут 25 октября в связи с заявлением секретаря председателя Совета о необходимости освобождения здания Мариинского дворца по требованию прибывшего отряда революционных войск17.

0 «демократической» части Временного совета Российской республики, которая в основном была сформирована в Демократическом совете еще до открытия Предпарламента, имелись более полные сведения. Увеличение представительства «демократии» во Временном совете по сравнению с численным составом Демократического совета — 358 вместо 313 — было достигнуто, преимущественно, за счет увеличения представительства партий и дополнительного включения представителей от некоторых мелких общественных организаций (например, Союза увечных воинов и др.).

Согласно списку членов групп и фракций «демократической» части Предпарламента с расписками о получении мандатов на право представительства18, большинство мандатов, предназначавшихся демократическим организациям, получили эсеры и меньшевики. Они имели более весомое фракционное представительство, а также большую часть из тех мандатов, которые распределялись куриально.

1 октября газета «Известия» опубликовала список буржуазно-помещичьих партий и организаций, получивших представительство в Предпарламенте по списку «цензовых групп»:

Кадетская партия — 56 Радикально-демократическая партия — 2 Совет съездов представителей промышленности и торговли — 34

Московский совет совещаний общественных деятелей — 15 Союз земельных собственников — 7 Центральный военно-промышленный комитет — 1 Академический союз — 3

Всероссийский совет педагогов духовных школ — 1 Всероссийский совет инженеров — 1 Всероссийское общество редакторов — 2 Духовные академии — 1

Общество старообрядцев — 2 Главный комитет земского союза — 1 Всероссийская лига равноправия женщин — 2 Национальные буржуазные организации — 5 Организации казачества — 22

Таким образом, 1 октября стало известно о распределении 155 мандатов из 167, предназначавшихся цензовым элементам. Еще 12 мандатов были распределены позже среди аналогичных организаций (например, Совет офицерских депутатов, Совет вольного экономического общества и др.). Доминировали кадеты. Всего в состав Предпарламента вошли не менее 75 из них (не считая кадетов, состоявших в торгово-промышленной группе). На организационном заседании кадетской фракции 5 октября председателем фракции был избран П.Н.Милюков, находившийся тогда в Крыму. Товарищами председателя стали М.М. Винавер и А.И. Шин-гарев13.

27 сентября состоялись выборы делегатов во Временный совет Российской республики от всех торговых групп, примыкавших к Совету съездов торговли и промышленности. Было избрано 18 человек, в том числе Н.Н.Кутлер, Ф.А.Иванов, Н.Ф.Дитмар, Е.Л.Любович, П.П.Казакевич, А.И.Путилов, Б.А. Каменка, А.И. Белоножкин, А.А. Бачманов и др.20 Торгово-промышленная группа Предпарламента состояла из представителей крупнейших торгово-промышленных организаций: Московского торгово-промышленного комитета (П.А. Бурышкин, В.И. Арандаренко, С.В.Лурье и др.), Всероссийского Союза торговли и промышленности (К.М. Жемочкин), Совета съезда представителей промышленности и торговли (Кутлер, Белоножкин, Бачманов, Зубашев), банков (Б.А. Каменка), Совета съезда горнопромышленников юга России (Н.Ф. фон Дитмар, П.П.Казакевич, Я.Д. Прядкин), Союза фабрикантов (А.А. Бачманов), Всероссийского общества сахарозаводчиков (В.П.Чефранов) и т.д. Председателем торгово-промышленная группа избрала председателя Совета съезда представителей промышленности и торговли кадета Кутлера, его товарищем — Дитмара.

В группу общественных деятелей входил генерал М.В. Алексеев, Н.А. Бердяев, П.Б. Струве, бывшие лидеры Союза 17 октября Н.В.Савич, СИ. Шидловский и др. Совет общественных деятелей избрал своим представителем и А.И. Гучкова, однако он вошел в Предпарламент от Военно-промышленного комитета. Группу земельных собственников представляли В.И.Гурко, А.М.Масленников, Н.Н.Львов и др.

Казачьи организации получили 22 места и дополнительно казачьим войскам, находившимся на фронте, было выделено 3 места.

Они отводились казакам по списку демократических организаций, но временно, до избрания фронтовым съездом трех своих представителей, были замещены представителями Совета казачьих войск21. В состав казачьей группы входили председатель Совета Союза казачьих войск атаман А.И. Дутов, его заместители А.А. Михеев и А.И.Аникеев, Б.В.Савинков и др.

Некоторые известные представители буржуазных кругов отказались от работы в Предпарламенте. Например, не вошли в его состав председатель Совета общественных деятелей М.В. Родзянко и В.В. Шульгин.

Лидер партии кадетов П.Н.Милюков, пробывший в Крыму после корниловского выступления более месяца, приехал в Петроград к открытию Предпарламента.

3 октября ЦК партии народной свободы поручил М.С. Аджемову, М.М. Винаверу, В.Д. Набокову вступить в переговоры с представителями различных групп Предпарламента по вопросу о его первых шагах.

В эти же дни в ответственных кругах революционной демократии высказывались за создание коалиционного президиума Совета республики. По мнению представителей революционной демократии, пост председателя Предпарламента следовало предоставить кандидату демократических организаций, а посты товарищей председателя, секретаря и товарищей секретаря распределить между различными демократическими и цензовыми группами в соответствии с численностью каждой группы. На пост председателя Временного совета Российской республики выдвигалась кандидатура Н.С Чхеидзе22.

В одном из первых заседаний Предпарламента ожидалось внесение вопроса Временному правительству о том, верно ли, что из государственного казначейства выдавались суммы частным организациям, в том числе Советам рабочих и солдатских депутатов, и как они были израсходованы.

Меньшевики-интернационалисты опасались, что такой исход станет еще более вероятным, если осуществится новый «возмутительный» план и Временное правительство пожелает предоставить себе «неслыханное» право отводить и вычеркивать нежелательных ему, но избранных фракциями, членов. Интернационалисты называли такое право форменным издевательством над самой идеей представительства и выборности, всерьез опасаясь, что это позволит правительству обезглавить и обескровить представительство неугодных ему партий и фракций, лишить это представительство наиболее стойких, влиятельных и деятельных членов и тем еще более усилить цензовые элементы.

3 октября газета меньшевиков-интернационалистов «Новая жизнь» сообщила, что состав Предпарламента «все ухудшается и ухудшается. Путем долгих и искусных подборов и комбинаций стараются, по-видимому, создать такой состав, который отнюдь не соответствовал бы настроению даже Демократического совещания, а выражал бы настроения прямо противоположные». Далее следовал тщательный анализ возникавших пропорций. Сначала предполагалось, что членов Предпарламента будет 428: от Демократического совещания — 308 членов Демократического совета и 120 членов — от цензовых элементов. Таким образом, «добавочные цензовики» должны были составить 28% общего числа всех членов Предпарламента. Постепенно количество цензовиков «и абсолютно, и в особенности относительно» стали увеличивать. И затем уже Временное правительство решило включить в Совет республики 555 членов, из них 167 цензовиков, так что цензовики составляли уже 30,1% общего числа членов. «По старому расчету при таком числе цензовиков должно было быть только 155, т. е. на 12 человек меньше.

Но, далее, 308 только членов избраны Демократическим совещанием. Остается избрать еще 80 представителей от демократических элементов. Кто их будет избирать? Демократическое совещание ведь уже разъехалось. Поэтому возможен будет новый искусный и искусственный подбор этих 80 членов, представителей от "демократических элементов", возможен будет новый подбор, который не портил бы общего ансамбля и облегчил бы переход решающей роли к цензовым буржуазным элементам»23.

Помещение для Совета республики все еще не было подыскано. На состоявшемся 3 октября заседании Временного правительства товарищ министра внутренних дел С.Н.Салтыков доложил, что ни одно из осмотренных им зданий не подходит для Совета республики. В одном из зданий (как, например, в Театре музыкальной драмы и Малом театре) не было подходящих помещений для заседаний фракций и комиссий, в других (Мариинском дворце, помещении Союза инженеров на Бородинской улице и т.д.) отсутствовала зала, в которой могло бы поместиться 800-900 человек (550 членов Предпарламента, 100 представителей печати и т.д.). С.Н. Салтыкову было поручено продолжать поиски подходящего

здания .

4 октября «Известия», отмечая, что опубликовано, наконец, положение о Временном совете Российской республики, досадовали на отсрочку открытия Предпарламента. Первоначально предполагалось, что Совет республики соберется не позднее 5 октября. Затем днем созыва было назначено 7 октября. «Отсрочка небольшая — всего два дня. Но она более чем досадна и как будто

свидетельствует о том, что Временное правительство не отдает себе вполне ясного отчета, насколько дорог теперь каждый день <...> Все явные и скрытые враги революции упорно стараются использовать несчастия родины, чтобы провоцировать гражданскую войну, утопить в крови революционно-демократические классы и таким образом утвердить господство контрреволюционной диктатуры».

«Известия» писали, что при таких обстоятельствах функционирование представительного органа, в котором все классы, партии, фракции должны были бы гласно и открыто вести свою политическую работу, стало бы лучшим средством организации и сплочения всех сил страны для отпора врагам внешним и внутренним, предотвращения междоусобия и водворения «подлинно революционного порядка». «Что касается самого положения о Временном совете республики, то, само собой разумеется, что права, предоставленные этому учреждению, бесконечно далеки от тех, которые демократия требует для всякого парламента, от тех, которыми будет наделено Учредительное собрание. Но надо помнить, что Совет республики — не парламент; что срок его существования рассчитан всего на полтора месяца, до созыва Учредительного собрания; что за это короткое время он все равно не мог бы развить никакой, сколько-нибудь обширной законодательной работы; что главная задача его — осуществление надзора и контроля за действиями Временного правительства и преподание правительству руководящих указаний для его деятельности во всех областях государственной жизни»25.

С этой точки зрения, считали «Известия», положение о Совете республики давало достаточное основание для работы всех представленных в нем партий, фракций, групп. Для ЦИК Советов в наименовании нового учреждения «Временный совет Российской республики» особенно важным являлось наличие слова «совет». Будущая деятельность Предпарламента определялась даже как «Советские заседания»26. Позиция ЦИКа состояла также в том, что при всех своих недостатках временный парламент даст демократии в руки новое могучее орудие для воздействия на всю политику Временного правительства. Предполагалось использование этого орудия для разрешения в интересах демократии коренных вопросов русской государственной жизни: войны и мира, финансово-экономических, аграрного, управления и борьбы с контрреволюцией, анархией. Таким образом, организованные силы демократии готовились к творческой революционной работе в общегосударственном масштабе. «Совет, где демократия встретится лицом к лицу и с представителями имущих классов, даст ей возможность учесть ту социальную среду, в которой приходится строить демократиче

7. Руднева СЕ.

скую Россию, оценить препятствия, стоящие на пути, сопротивление, оказываемое различными классами и силы, на которые можно рассчитывать.

Работа в Совете республики должна послужить демократии лучшей подготовкой к тому грандиозному революционно-государственному строительству, которое будет составлять ее задачу в недалеком уже Всенародном Учредительном собрании»27.

По оценке ЦИКа, страна переживала критическое время — открывался Временный совет Российской республики, предстояли выборы в Учредительное собрание. Казалось, страна готовилась организовать у себя, наконец, более прочный демократический строй. «Она, несомненно, ищет формы политического общежития, но пока не находит <.. .>

Будет ли это новый этап в дальнейшем движении вперед революции или перелом и начало реакции?

Мы видим резкое полевение масс, которое товарищи большевики хотят собрать в свои житницы»28.

Всякая революция начиналась сплочением народных масс вокруг революционных лозунгов. Чем шире было сплочение, тем вернее достигался успех движения. Теперь же наблюдалось не сплочение, а резкое расхождение в рядах революционной демократии. Наряду с резким полевением масс, наблюдались мрачные настроения, абсентеизм на собраниях, фракционные распри в среде социалистических партий. Это было не очень похоже на движение революции вперед29.

Страна находилась накануне выборов в Учредительное собрание — лозунга всякой победоносной революции и закрепления взятых ранее революционным штурмом позиций. Это уже не требовало жертв и, казалось, должно было быть исполнено с всеобщим воодушевлением. Однако абсентеизм наблюдался даже в самой подготовке выборов. Из разных районов поступали многочисленные сведения о том, что организация выборов проходила вяло, избирательные списки в большинстве округов вовремя составлены не были. «Так ли демократия венчает революцию? Не нужно обманываться тем, что влево метнулось большинство Советов рабочих и солдатских депутатов. Если московские избиратели сделались вдруг из социалистов-революционеров большевиками, то это едва ли потому, что они нашли большевистскую программу более правильной. Вернее предположить, что они не знали ни той, ни другой программы и выразили в этом голосовании свое неоформленное в программу недовольство. И наряду с крайне левым голосованием меньшинства мы видели в Москве и видим везде полное безразличие огромного большинства избирателей. Едва ли благоразумно было бы утешаться мыслью, что это безразличие местное и случайное и не имеет общего политического значения»30.

ЦИК, таким образом, усматривал в сложившейся ситуации много опасных симптомов, вызывавших тревогу за дальнейшее развитие революции. Отсюда следовал вывод о невозможности поисков удовлетворения народного недовольства в каких-либо новых революциях. Предполагалось заняться устранением основных источников бедствия: войны; экономической разрухи; временного порядка управления революцией, которое не приобрело бы и, по существу, не могло иметь авторитета власти народной и сильной. Выражалась надежда, что с разрешением этих трех основных бедствий страны революция может быть спасена.

4 октября вечером состоялось заседание представителей фракций и групп от демократических организаций, входивших в состав Временного совета Российской республики31. Некоторые представители Совета крестьянских депутатов и Совета рабочих и солдатских депутатов вновь выступили с претензией на то, что им выделено слишком мало мест во Временном совете и настаивали, что и той, и другой организации по численности представляемого ими населения, должно быть отведено в Предпарламенте по две трети мест. Недовольным было предложено «добывать» лишние места от правительства.

Затем перед совещанием встал вопрос об организации президиума Предпарламента. Избранная Центральным комитетом партии народной свободы комиссия в составе М.М. Винавера, В.Д. Набокова и М.С. Аджемова начала переговоры с руководителями преобладавших фракций демократического большинства Временного совета об образовании президиума. Из первоначального обмена мнениями выяснилось, что руководители демократического большинства считали нужным выбрать председателя Временного совета из партии социалистов-революционеров, как наиболее многочисленной по своему составу и влиятельной. Вероятным кандидатом на этот пост называли Н.Д. Авксентьева. Однако по причине распространившегося предположения, что Авксентьев от этого поста откажется, а также из-за предстоявшей во Временном совете острой борьбы между флангами собрания, в руководящих политических кругах наметилась тенденция в пользу того, чтобы избрать в председатели одного из руководителей более умеренной социалистической партии, как лицо, которое могло считаться более беспристрастным в этой борьбе. Таким кандидатом называли одного из руководителей партии народных социалистов В.А. Мякотина. Наряду с председателем предполагалось избрание четырех товарищей председателя, из которых один — от партии народной свободы. Пост секретаря Временного совета руководители демократического большинства

оставляли за собой, но пост старшего его товарища они готовы были предоставить партии народной свободы. Сеньорен-конвент предполагалось образовать из трех представителей от каждой большой партии и по одному — от мелких групп.

Окончательно уже определился личный состав входивших в Предпарламент представителей партии народной свободы, торгово-промышленной группы, союза домовладельцев и т.д.32 От партии народной свободы во Временный совет вошли 55 человек, от торговли и промышленности — 29.

4 октября вечером прошло пленарное заседание Временного правительства, на которое были приглашены, кроме министров, те из товарищей министров, которые самостоятельно ведали отдельными частями государственного управления. Заседание было объявлено закрытым и по своему характеру являлось продолжением утреннего заседания министров в кабинете А.Ф. Керенского, обсуждавшем положение дел на фронте и общую ситуацию в стране33. Первая часть заседания была посвящена докладу министра-председателя о проблемах действующей армии и о мерах, намеченных Ставкой для восстановления утраченной дисциплины в войсках и на флоте, поднятия их боеспособности. Особенно сильное впечатление на членов правительства произвела часть доклада А.Ф. Керенского, из которой следовало, что многие войсковые части не подчинялись не только подозревавшемуся в контрреволюционных стремлениях командному составу, но и своим выборным комитетам, когда последние пытались пробудить в них волю к войне ради спасения родины и революции.

Предложенные Ставкой меры к поднятию боеспособности армии не встретили возражений со стороны членов Временного правительства. Было только высказано пожелание, чтобы проекты постановлений относительно этих мероприятий были представлены на одобрение правительства в самые ближайшие сроки.

Перейдя к предстоящему открытию Временного совета Российской республики, Временное правительство по докладу товарища министра внутренних дел С.Н.Салтыкова признало, что единственным более или менее подходящим помещением для заседаний Предпарламента являлся Мариинский дворец. Приспособление залы общих собраний заняло бы всего два дня и открытие заседаний Временного совета смогло бы состояться в объявленный срок. Дальнейшая часть заседания была посвящена обмену мнений относительно программы первого заседания временного парламента и участия в нем членов Временного правительства.

Из состоявшегося обсуждения выяснилось, что большинство членов Временного правительства считали правильным, чтобы сессия Предпарламента была открыта не министром юстиции П.Н. Ма

100

лянтовичем, как предполагалось ранее, а министром-председателем А.Ф. Керенским или, в крайнем случае, если состояние здоровья не позволило бы Керенскому выступить 7 октября, его заместителем А.И. Коноваловым.

Далее был установлен общий характер приветственной речи, с которой министр-председатель обратился бы к Временному совету. Речь должна была носить политический характер и заключать в себе сжатое изложение задач, стоявших перед правительством и Временным советом. После речи министра-председателя или его заместителя председательствование в заседании Предпарламента предполагалось передать старейшему члену Временного совета. Продолжительный обмен мнениями вызвал вопрос о дальнейшей программе работ Предпарламента. В результате обсуждений было признано целесообразным, чтобы министры выступили в заседаниях Временного совета с подробными докладами по всем отраслям государственного управления, чтобы Совет республики мог всесторонне ознакомиться с положением дел в стране и на фронте. В случае надобности для подобных докладов должны были назначаться закрытые заседания Предпарламента.

4 октября в прессе сообщалось о прошедших выборах в Предпарламент от союза земельных собственников. Постановлением главного совета этой организации избирались следующие лица: Н.Н.Львов, В.И.Гурко, кн. А.А.Кропоткин, А.М.Масленников, Р.А. Скирмунт, Л.Н. Капацинский, М.С. Воеводин, кандидатами к ним: М.Л. Киндяков, Н.Ф. Иконников, В.Г. Дмитренко, В.П. Эн-гельгардт, Н.К. Романов, кн. А.Д. Голицын, А.С. Мейштович, кн. Н.Б.Щербатов34.

Политическое совещание советов съездов четырех крупных старообрядческих согласий получило извещение, что вместо просимых четырех мест в Предпарламенте правительством предоставлено старообрядчеству лишь два места. На состоявшемся 4 октября заседании совещания при обсуждении вопроса о том, каким согласиям должны достаться эти два места, жребий пал на белокриницкие и поморское согласия. Их представителями были Д.В. Сироткин и П.Н. Кончаев. Для получения мест представителями остальных двух согласий В.И. Большаковым и A.M. Рыбаловым совещание тогда же предприняло экстренные меры.

На прошедшем 4 октября под председательством М.М. Винавера заседании ЦК кадетской партии было определено, что основной целью партии кадетов в Предпарламенте должно стать образование блока с ближайшими умеренными элементами Временного совета Российской республики слева и справа для коалиции и Временного правительства35. Многие кадеты, преимущественно правые, помня о нерешительности меньшевиков и эсеров, не верили в возмож

101

ность достижения соглашения с ними. Левые кадеты надеялись на благоразумие умеренных революционных демократов. М.С. Адже-мову и В.Д. Набокову было поручено налаживание политических контактов с эсерами и меньшевиками.

Набоков в своих мемуарах вспоминал, что после июльского кризиса, образования нового министерства, созыва Московского государственного совещания, корниловской истории и временного функционирования директории учреждение Совета Российской республики и призыв в состав правительства представителей торгово-промышленного элемента (Третьякова, Смирнова, Коновалова), а также видных кадетов (Кишкина) были последней попыткой противопоставить что-либо растущей волне большевизма. Когда же выяснилось, что Церетели, игравший в переговорах со стороны социалистов наиболее видную роль, уезжает на Кавказ и в заседаниях Совета не будет принимать участия, Набоков спросил его, с кем же им в дальнейшем придется иметь дело при партийных переговорах и соглашениях. Церетели указал на Ф. Дана (Гурвича).

По свидетельству Набокова, при создании Совета республики сговаривавшиеся стороны — социалисты и, главным образом, кадеты — преследовали совершенно определенную цель — укрепление Временного правительства в его борьбе с большевизмом. «Нужно было разредить атмосферу, дать правительству трибуну, с которой оно могло выступать официально и открыто перед всей страной, дать ему реальную поддержку в лице партий, вступивших в коалицию и представленных в самом правительстве. Для всего этого требовалось, конечно, прежде всего твердое и ясное решение всех партий в двух направлениях: борьбы с большевизмом, — поддержки власти»36.

Когда была закончена работа по определению будущих членов Совета республики, Набоков и Аджемов договорились с Гоцем, Даном и Скобелевым встретиться на квартире Аджемова, чтобы выяснить дальнейший план действий и наметить тактический план. «Если не ошибаюсь, мы два раза собирались у Аджемова, и я живо вспоминаю то чувство безнадежности и раздражения, которое постепенно овладевало мною во время этих разговоров. Я Дана знал мало, встречался с ним в 1906 году, и с тех пор его не видал. Его отношение к создавшемуся положению вещей имело очень мало общего с отношением Церетели. На наше (с Аджемовым) определенное заявление, что главнейшей задачей вновь учрежденного Совета мы считаем создание атмосферы общественного доверия вокруг Временного правительства и поддержки его в борьбе с большевиками, Дан ответил, что он и его друзья не склонны наперед обещать свое доверие и свою поддержку, что все будет зависеть от образа действий правительства, и что, в частности, они не ви

102

дят возможности встать на точку зрения борьбы с большевиками прежде всего и во что бы то ни стало... "Но ведь в этом-то и заключалась вся цель нашего соглашения, — возражали мы, — а Ваше теперешнее отношение есть опять-таки прежнее двусмысленное, неверное, колеблющееся доверие — постольку, поскольку, которое ничуть не помогает правительству и не облегчает его задачи". Дан вилял, мямлил, вел какую-то талмудическую полемику... Мы разошлись с тяжелым чувством, — с сознанием, что начинается опять старая канитель, что наши "левые друзья" неисправимы, и что все затраченные нами усилия, направленные к тому, чтобы добиться соглашения и поддержки власти в ее борьбе с анархией и бунтарством, едва ли не пропали даром»37.

Накануне открытия Предпарламента в Петроград возвратился П.Н.Милюков. Он считал, что только блок всех цензовых групп во главе с кадетами должен был стать организующим ядром Предпарламента и парализовать своей активностью мнимую неуступчивость социалистов, заставить их умеренную часть примкнуть к кадетам38.

5 октября вечером состоялось заседание предпарламентской фракции народной свободы39. Обсуждались вопросы тактики и организации. Было решено настаивать на увеличении числа товарищей председателя до пяти, причем три места должны были занять социалисты, четыре — кадеты и пять — представители торговли и промышленности. Товарищем председателя от кадет был намечен В.Д.Набоков, в состав сеньорен-конвента — П.Н.Милюков, М.М. Винавер, А.И. Шингарев, заместителем — М.С. Аджемов. В бюро фракции народной свободы были избраны: председателем — П.Н.Милюков, товарищами его — А.И. Шингарев и М.М. Винавер, секретарем — Н.М.Панкеев, членами — Ф.И. Родичев, М.С. Аджемов, Д.Д. Гримм.

5 октября по причине расстроенного здоровья на Кавказ в месячный отпуск уехал Н.С.Чхеидзе40, бессменный руководитель ЦИКа, председатель Демократического совета и кандидат в председатели Предпарламента. Таким образом, в числе претендентов на этот пост его кандидатура уже не значилась.

Новым министром земледелия Указом Временного правительства был назначен товарищ председателя Главного земельного комитета СЛ. Маслов41.

Точные сведения о партийном составе Предпарламента отсутствуют. По неполным данным, его партийный состав был следующим: эсеров — 135, меньшевиков — 92, народных социалистов — 30, кадетов — 75, членов радикально-демократической партии — 2, большевиков — 58 (53 мандата получила фракция, и 5 большевиков прошли в составе некоторых групп).

103

Следовательно, партийность 163 членов Предпарламента не установлена: 73 — из демократического сектора и 90 — из цензового. В демократической части Временного совета Российской республики не была учтена партийная принадлежность представителей различных мелких групп — профсоюзов, земельных комитетов и т. п., примыкавшим к эсерам, меньшевикам, «непартийной» демократии. В цензовом секторе была не установлена партийность представителей совета общественных деятелей, торговли, промышленности и др. Это могли быть кадеты, бывшие октябристы, беспартийные капиталисты, помещики, представители генералитета и офицерства.

От московского торгово-промышленного комитета в Совет Российской республики были выбраны: П.А. Бурышкин, В.И.Аранда-ренко, А.А. Лебедев, СВ. Лурье, проф. Н.П. Ланговой и В.И. Масальский42.

Вопрос о структуре и составе руководящих рабочих органов Предпарламента был в центре внимания общественности. Обсуждался вопрос о президиуме Предпарламента и его председателе. В правительственных кругах говорили, что на посту председателя Предпарламента был бы желателен представитель демократии. Эсеры и меньшевики были согласны с этим мнением, добавляя, что председателем должен стать представитель эсеровской фракции — наиболее многочисленной в Предпарламенте. Поддерживая эти пожелания, буржуазно-помещичьи группы Предпарламента особо отмечали, что председателем должен стать член популярной партии, какой была раньше, например, партия эсеров.

Эсерами на пост председателя Предпарламента был намечен председатель Исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов Н.Д.Авксентьев. Эта кандидатура была одобрена меньшевиками, несоциалистической демократией и кадетами. Правый эсер Авксентьев был министром внутренних дел во втором коалиционном правительстве. В состав президиума Предпарламента, кроме председателя, должны были войти четыре его заместителя, секретарь и заместители секретаря. Заместителей председателя должны были выделить наиболее крупные фракции Предпарламента, кроме эсеровской (от которой предлагался председатель). Таким образом, фракции меньшевиков, кадетов, большевиков рекомендовали по одному кандидату и одного кандидата предлагали все остальные демократические группы. На прошедших заседаниях фракций были выдвинуты следующие кандидатуры: от меньшевиков — В.Н. Крохмаль, от кадетов — В.Д. Набоков, от демократических групп — лидер народных социалистов В.А. Мякотин. На должность секретаря Предпарламента рассматривалась кандидатура М.В. Вишняка, юриста и правого эсера.

Еще одним руководящим органом Предпарламента должен был стать Совет старейшин (сеньорен-конвент), на который возлагались задачи согласования различных вопросов между фракциями, группами, определение порядка дня и т.п. Был согласован между фракциями и установлен принцип образования Совета старейшин: крупные фракции и группы (свыше 30 членов) делегировали в Совет трех представителей, средние (более 20 членов) — двух, мелкие (не менее 10 членов) — одного.

Совету старейшин отводилась роль штаба Предпарламента. Фракции и группы выдвинули в него своих наиболее известных представителей. От кадетской фракции в Совет старейшин вошли П.Н.Милюков, М.М. Винавер, Ф.И. Родичев, А.И. Шингарев; от торгово-промышленной группы — Н.Н. Кутлер; от кооператоров — Н.В.Чайковский; от эсеров — В.М.Чернов, А.Р.Гоц, В.М.Зензи-нов и др.; Ф.И. Дан, Б.О. Богданов, СЛ. Вайнштейн (Звездин) и др. В состав Совета старейшин вошли также левый социалист В.А. Карелин, меньшевики Ю.О.Мартов, В.Е.Мандельберг. Заведующим экспедицией Совета республики, располагавшейся в Таврическом дворце в Канцелярии Государственной думы, был Д.И. Шереметин-ский43. Там же планировалось хранить журналы пленарных заседаний и Комиссий временного парламента.

Оставался актуальным и вопрос о готовившейся эвакуации Петрограда. 5 октября в Москву из Петрограда прибыла техническая комиссия для осмотра помещений, которые могли быть предоставлены для петроградских учреждений в случае перевода их в Москву. В состав этой комиссии правительство разрешало включать нескольких представителей от рабочих и служащих тех предприятий, которые предполагалось реквизировать для размещения петроградских учреждений. Совместно с этими представителями должны были осматриваться предназначенные для этой цели фабричные и заводские помещения, с тем, чтобы рабочие и служащие высказали свои мнения о возможной реквизиции этих помещений44. Совет рабочих и солдатских депутатов активно протестовал против эвакуации Временного правительства из Петрограда45.

Давно ожидавшееся решение о роспуске Государственной думы было, наконец, принято. Временное правительство на своем заседании 6 октября постановило: «Согласно с постановлением Временного правительства от 9 августа 1917 г. о назначении выборов в Учредительное собрание на 12 ноября с. г. и ввиду начала 3 октября избирательного производства в сие собрание, Государственную думу четвертого созыва распустить, а полномочия членов Государственного совета по выборам признать утратившими силу»46.

6 октября в Смольном институте состоялось заседание сеньорен-конвента, на котором присутствовали представители всех демо

104

105

кратических групп Предпарламента. Открыть Предпарламент было решено 7 октября 1917 г. в 5 часов дня. Сеньорен-конвент пришел к решению, что президиум временного парламента должен быть коалиционным и состоять из председателя, четырех его товарищей, секретаря и старшего товарища секретаря. Кроме того, всем группам и фракциям предоставлялось право иметь в президиуме по одному товарищу секретаря. Пост председателя Временного совета решено было предоставить кандидату крупнейшей партии Предпарламента социалистов-революционеров. Как уже было известно, эсеры выдвигали Н.Д. Авксентьева. Сеньорен-конвент решил поддержать эту кандидатуру. Места четырех товарищей председателя распределялись следующим образом: один меньшевик — В.Н. Крох-маль, один большевик, один кадет (предполагался В.Д. Набоков) и один беспартийный, или народный социалист. На место четвертого товарища председателя предполагали В.А. Мякотина. Секретарем был намечен М.В. Вишняк. Место старшего товарища секретаря было решено предоставить цензовым элементам47.

Было определено, что собственно сеньорен-конвент будет сформирован из представителей всех групп, причем от крупнейших предполагалось два представителя, от средних — два и от мелких — один. Тогда же сообщалось, что первое заседание Временного совета откроет от имени Временного правительства министр юстиции П.Н. Малянтович. Он должен был предложить избрать председателем Предпарламента старейшего его члена. Предполагалось, как уже отмечалось выше, что председателем станет Е.К. Брешко-Брешковская или Н.В.Чайковский. После этого председатель должен был занять свое место и предложить перейти к работе по конструированию президиума. Затем было бы предложено избрать председателем Предпарламента Н.Д. Авксентьева. Он должен был произнести небольшую речь политического характера, в которой бы затрагивались вопросы войны, мира и обороны страны.

Дальнейшая программа заседания окончательно еще не была установлена. Сохранялась неопределенность, начнется ли затем процедура избрания президиума или же с речью еще выступит А.Ф. Керенский.

На том же заседании, 6 октября, сеньорен-конвент решил избрать несколько комиссий: личного состава, по наказу, редакционную, по внешней политике, по обороне страны, по укреплению республиканского строя, земельную и по урегулированию государственного хозяйства и труда, по национальному вопросу.

Следующее заседание Временного совета предполагалось провести в воскресенье или в понедельник и посвятить его обсуждению военного и морского положения России. Для установления контак

106

та между демократическими и цензовыми элементами Предпарламента были избраны А.Д.Малевский и Б.О.Богданов48.

В прессе появлялась и другая, часто противоречивая, информация о предстоящем открытии Предпарламента. В частности, сообщалось, что первое его заседание откроется 7 октября в 2 часа дня и на первом заседании выступит из представителей Временного правительства один только министр-председатель А.Ф. Керенский или его заместитель А.И. Коновалов49. Выступления других министров предполагались в следующем заседании с разъяснениями по отдельным областям государственной жизни. На обсуждение планировалось вынести законопроекты о языке в местных самоуправлениях, о поднятии дисциплины в армии, о примирительных камерах и т. д.

В одном из первых заседаний Совета республики ожидалось предъявление вопроса правительству о деле генерала Л.Г.Корнилова, генерала М.В.Алексеева, Б.В.Савинкова и др. С разъяснениями от имени Временного правительства по этому поводу ожидалось выступление министра юстиции Н.Н. Малянтовича. Министр-председатель находил для себя невозможным отвечать на раздававшиеся по его адресу в некоторых органах печати нападки, так как всякое его выступление могло дать повод говорить, что он своими разъяснениями стремился оказать давление на судебную власть50.

В это же время во Временном правительстве обсуждался вопрос о русской делегации на Парижскую конференцию. Министр иностранных дел М.И. Терещенко считал безусловно недопустимым, чтобы на Парижской конференции было двоякое представительство: от Временного правительства и от русской демократии. Терещенко предлагал, чтобы в состав русской делегации вошел представитель демократии, но с тем, чтобы он являлся таким же членом делегации, как и другие ее члены. Русская делегация, каков бы ни был ее состав, должна была быть, по мнению министра иностранных дел, единой и действовать солидарно. Он считал совершенно недопустимым, чтобы на союзной конференции представитель Временного правительства выступил бы с одним заявлением, а представитель демократии — с другим. Временное правительство выразило полную солидарность по этому вопросу с министром иностранных дел.

Представители революционной демократии, по сообщениям прессы, придерживались другой точки зрения и собирались добиваться, чтобы их представители вошли в состав делегации не в качестве одного из членов делегации, а как представители определенной группы населения — демократии51.

Вопрос о представительстве демократии на Парижской конференции планировалось поднять на одном из ближайших заседаний

107

Совета республики при обсуждении министром иностранных дел российской внешней политики. Представители революционной демократии собирались настаивать во время прений, чтобы делегаты России на Парижской конференции совершенно определенно поставили бы вопрос о необходимости выработки с союзниками конкретных условий мира.

6 октября в прессе сообщалось также о закончившемся трехдневном закрытом заседании ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов по вопросу об общем положении в связи с предстоящей конференцией союзников в Париже. В заседании приняли участие военный и морской министры, комиссары фронтов и делегаты армейских организаций. Была вынесена резолюция о необходимости подавления погромов вооруженной силой. Делегатом на конференцию от ЦИК избрали бывшего министра труда М.И. Скобелева.

К 6 октября список членов Временного совета Российской республики еще не был опубликован, но состав его уже выяснен. Временный парламент становился таким же конгломератом политических гениев, каким до тех пор были Советы. Но политическая группировка стала еще более пестрой, так как туда вошли представители цензовых элементов, которых в Советах не было.

Наиболее влиятельными политическими группами в Предпарламенте становились социалисты-революционеры, меньшевики, кадеты и большевики. Сообщалось, что во Временном совете насчитывается 120-130 эсеров, 80 меньшевиков, до 75 кадетов и 60 большевиков. Остальные 200 с лишним делегатов разбились по многочисленным группам, и поэтому еще не было возможности указать даже приблизительный состав этих маленьких фракций52.

Внутренняя конструкция Предпарламента определилась благодаря искусственному подбору делегатов. Революционная демократия имела приблизительно три четверти голосов, а цензовые элементы лишь четверть, и поэтому вотумы Временного совета не могли иметь особого авторитета и значения. При таких пропорциях большинство голосов всегда было бы на стороне революционной демократии. Значение Предпарламента заключалось бы не в его вотумах, а в открытой парламентской борьбе, которая бы велась на новой трибуне.

Межфракционные переговоры должны были привести к соглашению относительно состава президиума. Уже определенно выяснилось, что место председателя Предпарламента и секретаря будет представлено самой сильной в Совете республики фракции — социалистам-революционерам. Называли Н.Д. Авксентьева, но эсеры не желали терять в его лице руководителя фракции, и поэтому предлагалась также кандидатура В.А. Мякотина. Однако вопрос о кандидате в председатели Предпарламента все еще продолжал

108

оставаться открытым, как и то, кто будет избран в товарищи председателя и в секретари Временного совета.

Переговоры между представителями фракций еще продолжались и сводились, главным образом, к выяснению вопроса о том, создастся ли в Предпарламенте такое большинство, которое прониклось бы серьезностью момента и было бы способно к творческой государственной работе.

6 октября по инициативе кадетов в клубе кадетской партии состоялось совещание основных цензовых групп Предпарламента. Было принято решение об образовании особого информационного бюро для обеспечения контакта между всеми несоциалистическими группами Временного совета Российской республики53.

В Мариинском дворце 5 октября в течение целого дня шли работы по приспособлению зала заседаний для нужд Совета республики. Увеличивалось число мест для делегатов, распределялись места в ложах. Ложи напротив президиума было решено предоставить печати, боковые ложи — публике, нижние боковые ложи — членам Временного правительства, дипломатическому корпусу и канцелярии Временного совета. Последняя была составлена из чинов канцелярии Государственной думы. Распространялась информация, впоследствии не подтвердившаяся, что по причине отъезда А.Ф. Керенского первое заседание Предпарламента откроет в субботу, 7 октября, А.И. Коновалов, который обратится с приветствием от имени Временного правительства и остановится на характеристике положения страны. Ожидалось, что заявление заместителя министра-председателя будет составлено далеко не в оптимистических тонах.

Заседание должен был открыть старейший член Предпарламента и предложить временному парламенту руководствоваться для начала наказом 4-й Государственной думы, одновременно избрать комиссию для согласования этого наказа с условиями и характером деятельности Временного совета.

Стало известно, что вопрос о переезде Предпарламента в Москву будет поставлен в первую же очередь. Разрешение этого вопроса вызывало, однако, осложнение, так как представители революционной демократии решительно высказывались против переезда в Москву. Поскольку большинство в Предпарламенте было обеспечено за ними, то и решение вопроса по существу всецело зависело от них.

5 октября заместитель председателя Совета союза казачьих войск довел до сведения Временного правительства, что на состоявшемся заседании Совета в качестве представителей в Совет республики были намечены следующие лица: А.И. Дутов (председатель Совета союза казачьих войск, оренбуржец), А.А. Михеев (ура-

109

лец), А.И.Аникеев (донец), В.Д.Самсонов (астраханец), В.К. Бар-диж (кубанец), К.А.Шамшин (терец), К.Р.Иванов (амурец), заместителями их избраны Е.Я. Глебов (сибиряк), А.А. Вертопрахов (амурец) и А.И. Панов (астраханец)54.

5 октября прошло заседание бюро Центрального военно-промышленного комитета. Представителем во Временный совет республики от Центрального военно-промышленного комитета был избран А.И. Гучков, а его заместителем — М.С. Маргулиес. А.И. Гучков должен был возвращаться из Кисловодска в ближайшие дни для того, чтобы принять участие в работе Предпарламента.

5 октября в Смольном институте состоялось заседание предпар-ламентской фракции меньшевиков. Обсуждался вопрос о конструировании президиума Предпарламента. Было решено, что председателем временного парламента должен стать представитель наиболее значительной группы, т. е. социалист-революционер. Места четырех товарищей председателя предстояло распределить между эсерами, меньшевиками, большевиками и кадетами. От меньшевиков в товарищи председателя заседание выдвинуло кандидатуру В.Н. Крохмаля.

В сеньорен-конвент большие фракции посылали по три представителя, средние — по два и маленькие группы — по одному представителю. Меньшевики со своей стороны в сеньорен-конвент наметили Ф.И. Дана, Б.О. Богданова, Ю.О. Мартова. Стало известно, что секретарем будет эсер, помощником секретаря — меньшевик.

Фракция меньшевиков решила предложить Предпарламенту создать следующие комиссии: по внешней политике, по обороне страны, по укреплению республиканского строя, по урегулированию государственного имущества и труда, по урегулированию землепользования, по национальному вопросу, редакционному и комиссию по наказу55.

Очередное заседание сеньорен-конвента должно было состояться 6 октября в 6 часов вечера в Смольном институте. На этом заседании предстояло наметить порядок первого дня Предпарламента и ряд других технических вопросов.

Сообщалось, что выдача билетов членам Совета республики будет производиться 6 октября с 4 часов дня в Мариинском дворце (вход с главного подъезда), по предъявлении удостоверений от организаций, командировавших членов Предпарламента; с 2 до 5 часов дня там же предстояла выдача билетов для представителей печати по предъявлении специальных удостоверений от редакций.

К 6 октября в политических кругах распространились слухи об отказе члена Государственной думы В.В. Шульгина от участия в работе Предпарламента. По этому поводу он сказал следующее: «5-го октября я заявил председателю Государственной думы

ПО

М.В. Родзянко в устной форме о том, что не считаю возможным принять участие в Совете Российской республики, полагая это учреждение незаконным. И буде мне довелось бы принять участие в предпарламенте, то я счел бы необходимым на первом же заседании возбудить вопрос о законности существования Совета Российской республики и, вообще, Российской республики, провозглашенной до вотума Учредительного собрания.

Возбуждать же этот вопрос, — вопрос, вокруг которого разыграются страсти, я при создавшемся положении не считаю возможным, и поэтому предпочел отказаться от участия в Предпарламенте»56.

Накануне открытия Предпарламента продолжалось обсуждение его перспектив. 6 октября буржуазная газета «Русская воля» определяла Совет республики как новое звено в устройстве нынешней власти. И вместе с тем — как новую ставку в трагической игре, которую, казалось, сам Рок вел за счет России. «И эта ставка — уже последняя. Если она не удастся, то всякое руководство событиями будет у нас потеряно, наступит действие стихий, конечно, не созидательных, а разрушительных, и что тогда станется с нашей несчастной родиной, — никто не может сказать»57.

Скрывать было бессмысленно: созыв нового Совета происходил при крайне неблагоприятных условиях. Внешний враг, после ряда нанесенных им раньше тяжких ударов, успешно совершал против России новую, чрезвычайно угрожающую операцию. Это уже было покушением на Петроград, на столицу государства, на центр революции.

Вместе с тем, экономическая разруха в стране достигла крайних степеней, приблизившись вплотную к прекращению производства, остановке транспорта, голоду и холоду. Все это было тем более ужасно, учитывая, что на попечении государства находилась огромная армия, которую следовало прокормить, одеть, обуть.

Однако главное зло буржуазия видела не в этом, считая что все вышеперечисленное могло бы быть поправимо. Внешнего врага можно было бы сокрушить. С производством, транспортом, продовольствием можно было бы справиться, если бы сам народный организм не пришел бы в полное расстройство, если бы он действовал как следует и сам себя не разрушал. «Но беда именно в том, что расстройство, — глубокое расстройство охватило весь народ. Народ потерял свою внутреннюю связность, он все больше превращается в толпу, которая уже не способна творить, а способна только разрушать. Внешним образом это выражается в параличе власти, в невозможности сколько-нибудь целесообразно направлять все то, что нужно для общей жизни. Это создает перед нами угрозу такой катастрофы целого народа, какой еще мир не видал»58.

111

Представители буржуазии в плане конкретных мер для устранения грозной быстро надвигавшейся катастрофы предлагали восстановить власть, или сам народ, его внутреннюю связность и целостность. Народ распался, разбился на части, превратился в сборище людей, которые между собой только враждуют, порвались связи, соединявшие его в одно целое, — предлагалось их восстановить, поскольку без этого самая власть в народе и над народом невозможна.

Именно эти задачи возлагались на созывавшееся собрание представителей всех слоев и групп русского народа. Внешне и формально они призывались к тому, чтобы поддерживать и вместе направлять деятельность Временного правительства. Однако внутренне их задача была более глубокой. Они должны были устранить рознь, так глубоко завладевшую народом. Идея коалиции в правительстве, из-за которой тогда шла жесткая политическая борьба, должна была, — с точки зрения буржуазии, — продвинуться дальше, в целый народ. Только на такой почве могло бы прочно утвердиться дело власти. Без этого власть всегда была бы бессильной и бездейственной59.

Иллюзий в отношении сложности задачи воссоздания народа, как живого организма, не наблюдалось. Первым врагом был назван большевизм «с его проповедью утробных инстинктов, классовой ненависти и гражданской войны». Но этот враг представлялся не самым страшным. Гораздо опаснее казалась народная темнота и невежество, к которым обращался большевизм, вышедшие, благодаря его безумной проповеди, из берегов, опрокидывавшие все препоны и препятствия.

Каким бы трудным ни было положение, приходилось искать пути выхода из него. «Первое, что Совету республики придется сделать во имя осуществления своей основной задачи, — это преодолеть большевизм внутри себя, в своей собственной среде. И преодолеть не внешним только, а внутренним образом, — преодолеть его, как нравственную болезнь, как нравственную заразу. Путь для этого — нравственное отделение, нравственный карантин всех здоровых от больных и зараженных. Надо, чтобы большевики оказались в Совете изолированными, и не как политическая партия, а как секта людей, одержимых нравственной заразой.

Ведь нравственная зараза, нравственная болезнь большевизма ясна: он не имеет чувства родины и он не имеет чувства ответственности. Он ведет свою проповедь, он будит вражду и ненависть в темных и бессознательных классах, не заботясь о том, что из этого выйдет. Он вызывает разрушение, не заботясь о созидании»60. С точки зрения представителей буржуазии, против большевизма в Совете республики должны были восстать все, кто признавал роди

112

ну, чувствовал свою ответственность перед ней, не желал погубить ее в сплошном и бессмысленном разрушении. Отмечалось, что все эти силы должны были заключить между собой священный союз спасения родины. Тогда коалиция всех живых сил страны начала бы передаваться и в народ, определяя грань между созиданием и разрушением, революцией и бунтом. Задача власти стала бы проще: она почерпнула бы из этого источника большую смелость действий, встретив большую охоту к повиновению. Только тогда начала бы налаживаться жизненно необходимая способность народа к борьбе за поддержание своего собственного существования.

Именно в этом представители буржуазии видели главную задачу Предпарламента. Она же стояла и перед московским Государственным совещанием, но оно было слишком кратковременно. Теперь эту задачу следовало выполнить во что бы то ни стало, так как некоторое промедление сделало бы положение безвыходным. Все выступавшие за спасение России, призывались к объединению61. «Совет республики созван как последнее средство спасения России. Тяжкие беды обступили нас со всех сторон. И наше внешнее, и наше внутреннее положение таковы, что можно прийти в отчаяние. Но мы не должны приходить в отчаяние. Мы должны сохранить твердость и мужество под ударами судьбы»62.

С точки зрения буржуазии, семь месяцев назад страна сбросила с себя вековое рабство и вошла, как равная, в семью свободных народов. Это был большой праздник. Но великая революция шла дальше, переходила со ступени на ступень. Вся обстановка в стране стала резко меняться. Народ, опьяненный свободой, стал слушать больше тех, кто говорил ему о его правах, чем напоминавших о его обязанностях. «Увлеченный своими правами, своим положением властелина, он ослабил свою деятельность на пользу России. Он стал меньше работать, а главное, он стал хуже сражаться. Его расслабила мысль о том, что можно добиться мира, не победив Вильгельма, а сговорившись прямо с немецким народом. И все это принесло свои горькие плоды»63. Немецкий народ, тем временем, не только продолжал повиноваться Вильгельму, но и напрягал для войны все свои силы, приносил ради нее все жертвы, наносил России удар за ударом, стучась уже в двери столицы. Внутренняя разруха также достигла крайних степеней. Стране угрожало уже не экономическое разорение, а голод.

И вот перед лицом этих бедствий, перед лицом революции, превратившейся в жестокую трагедию, 7 октября 1917 г. собирался Совет республики (Предпарламент). Он был созван на помощь Временному правительству. Правительство вместе с Предпарламентом должны были сделать героическое усилие, чтобы спасти Россию. Буржуазия предлагала ряд конкретных мер для выхода из

8. Руднева СЕ. ИЗ

сложившейся ситуации. «Наш народ надо пробудить к его долгу и вместе воодушевить. Надо призвать его к защите своей родной земли на фронте, надо побудить его работать для этой защиты в тылу. И если только те, кто сегодня будут на виду у всей страны, — к чьим словам прислушивается весь народ, — если они будут на высоте задачи, то они могут сдвинуть нас с мертвой

ТОЧКИ» .

Ведь армия на фронте все же сражалась, отстаивая родную землю. Она проливала свою кровь на суше и на море. Это означало, что не все потеряно: было еще на что опереться. «И надо именно на это опереться. Надо поставить вопрос так, как его уже ставили в эти последние дни: воюем мы или не воюем? Есть у нас Родина, или ее нет?

Если мы воюем, если мы свою Родину защищаем, то надо делать это всем народом, — не только тем, что стоит на линии фронта, но и всем остальным, так, чтобы каждый на своем месте исполнял свой долг по отношению к армии.

А если мы не воюем, то зачем же сражались те, которые были на о. Эзеле и на тех судах, которые расстреливал своими превосходными силами немецкий флот? Зачем они умирали, падая жертвой своей доблести и своей верности отечеству?

И Правительство, и Совет именно так должны поставить весь вопрос. Они должны сказать прямо: хотим ли мы спасать Россию или не хотим?»65

Итак, считала буржуазия, этот вопрос должен был стать главным для собиравшегося Предпарламента. Правительство должно было взять на себя инициативу так его поставить, а Совету республики следовало поддержать эту инициативу и таким образом его разрешить. И тогда без колебаний народу следовало сосредоточить все силы на одной задаче. Правительство вместе с Советом республики должны были иметь мужество призвать народ к исполнению его долга, и не на словах, а на деле.

По информации «Новой жизни» «делопроизводство Совета республики предполагается поручить нераскассированной канцелярии нераспущенной царской Государственной думы, куда в свое время набирались только более или менее яркие черносотенцы.

Атмосфера этой канцелярии будет, пожалуй, соответствовать духу новорожденного учреждения»66.

Рассуждая о функциях Предпарламента, меньшевики-интернационалисты называли «поистине жалкой» роль, отведенную учреждению, названному громким именем Временного совета Российской республики. «Роль его ниже даже булыгинской законосовещательной Думы, ниже даже роли архаического дореформенного Государственного совета перед революцией 1905 г.»67

114

Совет республики — учреждение законосовещательное. Никакое решение большинства не стало бы обязательным для Временного правительства, которое могло согласиться с мнением большинства или меньшинства, но могло не согласиться и с обоими этими мнениями и принять самостоятельное решение. Поскольку учреждение законосовещательное и решение его необязательно — неизбежно следовали неутешительные выводы.

Минимум смысла существования всякого законосовещательного учреждения меньшевики-интернационалисты находили в том, что ни один законопроект не мог бы быть утвержден без предварительной передачи его на рассмотрение этого законосовещательного учреждения. «И если правительство заявляет, что оно станет передавать на рассмотрение этого учреждения только те законопроекты, какие ему заблагорассудится, то это означает, что никакого законосовещательного даже учреждения у нас не существует — это фикция, мираж, обман чувств (и только чувств ли?), и никакое уважающее себя собрание не может позволить, чтобы его именовали названием, столь не соответствующим его правам»68.

Проекты, какие сочло бы нужным, Временное правительство могло рассылать на рассмотрение любых учреждений, от совета акционерных банков до союза земельных собственников. Совет республики был в праве предъявлять правительству запросы, но правительство могло и не отвечать на них, как с указанием мотивов своего отказа, так и без такового, поскольку отказ правительства от ответа никаких последствий за собою не влек.

Предпарламент был обязан выслушивать правительство, когда оно пожелает, но правительство было вовсе не обязано выслушивать временный парламент, когда бы он того пожелал. «Совет может сотни раз выразить недоверие правительству, а правительство может преспокойно не обратить никакого внимания на это.

Поистине жалкий совет. Гора Демократического совещания родила даже не мышь. Взирая на это уродливое зрелище Зимнего дворца и Смольного института, сами инициаторы созыва Демократического совещания для создания нового базиса власти должны быть удивлены до крайности»69.

Кадеты и торгово-промышленники отнеслись к распределению полученных 120 мандатов очень ответственно. Начиная с 25 сентября в течение нескольких дней этот вопрос обсуждался на совещаниях ЦК кадетской партии, видных представителей Временного комитета Государственной думы, Совета съездов торговли и промышленности, Союза земельных собственников и других организаций. В ходе этих заседаний была создана особая комиссия, срочно подготовившая проект распределения 120 мест. 63 из них были отданы кадетам, 34 — представителям торгово-промышленных ops' 115 ганизаций, 12 — Комитету общественных деятелей, 7 — делегатам от Союза земельных собственников, 2 — Академическому союзу и еще 2 — Всероссийскому обществу редакторов70. Доминирующее влияние кадетской партии в политической среде небуржуазной части общества было, таким образом, подтверждено состоявшимся распределением мест в Предпарламенте.

Предпарламент в действии

Мариинский дворец, в котором до революции заседала верхняя палата парламента — Государственный совет, — бывшая всегда, по словам А.Ф.Керенского, оплотом самовластия, 7 октября 1917г., в день открытия Предпарламента, наполнилась новыми людьми. Назначенные члены Государственного совета уступили свои места представителям демократии, составлявшим большинство в Совете республики. Как бы ни относились к этому суррогату народного представительства, было очевидно, что он отражал довольно верно настроения различных групп населения. Временное правительство впервые получило возможность знать мнение страны и руководствоваться в своей деятельности не случайными заявлениями отдельных групп, а организованным, хотя и в очень несовершенной форме, представительством страны. Именно поэтому в Совете республики приняли участие даже те, кто находил создание Предпарламента с теоретической точки зрения неправильным71.

Первое заседание Временного совета Российской республики было назначено на 5 часов дня 7 октября, но большинство делегатов прибыли гораздо раньше. Многие пришли еще рано утром, чтобы занять лучшие места. Исключительная аккуратность — первое, что отличало Предпарламент от всех общественных собраний и съездов, которых так много видел Петроград за последние месяцы. Это можно было сказать по крайней мере о первом его заседании72.

В ожидании начала заседания в кулуарах Мариинского дворца собирались оживленные группы. Предметом общего внимания являлся генерал М.В.Алексеев. Представители различных групп окончательно договаривались о порядке заседаний, о выборах президиума. Члены Предпарламента обменивались мнениями по вопросу о роли Предпарламента. Академик С.Ф. Ольденбург, бывший министр народного просвещения, не ожидал существенных результатов от его деятельности. Он считал, что если бы разумно мыслившие социалистические элементы действительно стремились к тому, чтобы Временный совет Российской республики не превратился в Совет Временной Российской республики, то они должны были бы раз и навсегда обуздать большевиков, покончить с половинчатостью и нерешительностью по отношению к лагерю разрушителей. Но у них не хватало мужества пойти на это.

116

М.С. Аджемов видел положительную сторону Совета республики в том, что страна впервые услышит с его трибуны настоящий голос всей России. «Московское совещание сыграло в этом отношении только небольшую роль. Задачей предпарламента должна быть борьба с чрезмерными аппетитами населения, с какой бы стороны эти аппетиты ни давали знать о себе»73. По мнению Аджемова, главный вопрос состоял тогда в том, удастся ли Совету республики дать должный отпор Советам рабочих и солдатских депутатов. «Несомненно, что Совет республики и Советы депутатов противопоставлены друг другу, точно так же, как через два месяца те же Советы будут противопоставлять себя Учредительному собранию»74.

К числу оптимистов в отношении Предпарламента принадлежал, например, А.Р. Гоц. Он верил, что в Совете республики удастся найти общую линию поведения для спасения страны, и Россия будет благополучно доведена до Учредительного собрания. Н.Н. Кутлер считал, что роль Предпарламента будет в значительной степени зависеть от того, какую позицию займут социалисты-революционеры, составлявшие в нем наиболее многочисленную группу. Ю.О. Мартов отказывался давать прогноз о роли Временного совета, так как положение было слишком неопределенным.

«Известия» отмечали, что к 5 часам дня почти все места в зале уже были заняты. На своих местах находились и большевики. Вопрос о том, бросили ли они уже свои билеты в лицо корниловцам и полукорниловцам, и, если нет, то когда это сделают, — был в центре кулуарных разговоров перед открытием заседания75. О том, что уход их из Предпарламента уже решен, достаточно откровенно сообщила в этот же день, 7 октября, передовица «Рабочего пути». По утверждению «Известий», «к моменту открытия заседания решение большевиков никому не известно»76.

Однако еще до открытия заседания распространился слух о том, что большевики решили выйти из состава Совета республики. Говорили, что на состоявшемся накануне заседании большевиков Л.Д.Троцкий потребовал пересмотреть решение фракции о том, чтобы войти в состав Предпарламента. Он ссылался на то, что решение это было принято ничтожным большинством голосов. Большевики решили явиться на первое заседание Предпарламента только для того, чтобы огласить декларацию о своем уходе из Временного совета.

В 5 часов дня все наличные члены Предпарламента заняли свои места. В отличие от «Известий», корреспондент «Новой жизни» сообщал, что зал к этому времени был далеко не полон. Многие члены Совета республики еще не приехали. Не было, в частности, П.Н. Милюкова, А.И. Гучкова, В.М. Чернова.

117

Ожидания и планы различных политических групп в отношении Предпарламента были практически совершенно несовместимы. Отсюда следовало предвзятое отношение к происходившему в Ма-риинском дворце. Меньшевики-интернационалисты, например, воспринимали события следующим образом: «При тусклом и унылом настроении открывается первое заседание Всероссийского совета.

Члены Совета собираются очень медленно, будто бы нехотя. К началу заседания нет и половины делегатов.

Отсутствуют большевики, которые вне здания Мариинского дворца продолжали обсуждать свое отношение к вновь родившемуся "государственному" учреждению, и появились лишь к концу речи А.Ф. Керенского»77.

Отношение других политических сил к открытию Предпарламента отличалось крайней пестротой, поскольку отражало все оттенки политического спектра страны. В одном зале встретились не только политические союзники, но и непримиримые враги. Жизнеспособность такого учреждения в этой связи, естественно, была более чем сомнительна.

Члены Временного совета рассаживались по фракциям. На правой половине зала расположились представители Московского совещания общественных деятелей, Союза земельных собственников, торгово-промышленная фракция, казаки, фракция народной свободы. В центре — земская группа, народные социалисты, трудовики и социалисты-революционеры. На левой — меньшевики, интернационалисты и большевики — Л.Д.Троцкий, A.M. Коллонтай, Д.Б.Рязанов и др.78

В первом ряду у среднего прохода места занимали Е.К. Брешко-Брешковская и В.Н. Фигнер. Рядом с Брешко-Брешковской правее разместились М.М. Винавер, М.С. Аджемов, В.Д. Набоков и др. На левой стороне первого ряда находились виднейшие представители революционной демократии — Н.Д. Авксентьев, А.Р. Гоц, Б.О. Богданов, В.М. Зензинов.

Н.Д. Авксентьев сидел на месте, которое когда-то занимал граф С.Ю.Витте, М.В.Челноков — на месте архиепископа Никона. В двух ложах для публики имелись свободные места, несмотря на то, что они вмещали не более 250 человек. Зато совершенно переполнена была ложа печати, а также ложа чинов канцелярии и представителей министерств.

Зал заседаний Мариинского дворца значительно изменил свой вид с того времени, как в нем заседал Государственный совет. Вместо обитых малиновым бархатом глубоких кресел, в которых заседали «их высокопревосходительства» Государственного совета, появились простые стулья. М. Алданов в этой связи отмечал: «Временный совет республики отнюдь не имел свойств балагана,

124

которым было Демократическое совещание. Заседал он в Мариин-ском дворце. Из зала вынесли кресла, поставили стулья. Одуревшие от странных событий дворцовые лакеи, кажется, с досадой сменили расшитые золотом ливреи и белые чулки на обыкновенные серые тужурки. Члены Предпарламента не называли друг друга ни по имени-отчеству, ни "ваше превосходительство", как их предшественники по этому дворцу Государственного совета; но и классического обращения "товарищи и граждане" тоже старались избегать»79. Висевший над трибуной председателя герб был закрыт полотном, также как и знаменитая картина И.Е. Репина, изображавшая торжественное заседание Государственного совета в день 100-летия со дня его основания. Зал несколько потерял свою торжественность, но, тем не менее, сохранил красоту80.

Итак, в 5 часов вечера присутствовавшие члены Временного совета заняли свои места. Ложу направо от председательской трибуны заполнили члены Временного правительства. В министерской ложе на первом ряду разместились А.Ф. Керенский, А.И. Вер-ховский, А.И.Коновалов, Н.М.Кишкин, М.И.Терещенко и адмирал Д.В. Вердеревский; на второй скамье — все остальные министры. В дипломатической ложе присутствовали послы союзных государств. В 5 час. 10 мин. председательскую трибуну занял министр-председатель А.Ф. Керенский, чтобы открыть первое заседание Временного совета Российской республики. В зале наступила тишина. Его встретили холодно, без прежних аплодисментов, безо всякого энтузиазма. Однако вскоре Керенскому удалось овладеть вниманием зала и речь его неоднократно прерывалась бурными аплодисментами то на всех скамьях, то — на правой, то в центре. Чаще всего речи министра-председателя, как и позже речи Н.Д. Авксентьева, аплодировали кадеты. Большевики почти все время хранили молчание, не принимая участия ни в аплодисментах, ни в манифестации по адресу союзников.

А.Ф. Керенский говорил, по обыкновению, отчеканивая каждое слово, делая большие паузы: «От имени Временного Российской республики правительства объявляю Совет Российской республики открытым. Впервые с великой русской революции правительство получило возможность встретиться и совместно работать с представителями организованных сил русского народа. Это первое собрание открывается в зале, который многие десятилетия был оплотом самовластия и тирании. В этом мы видим и должны видеть светлый символ будущего. Позвольте мне выразить наши общие чувства и возгласить: "Да здравствует отныне и навсегда свободная, общая родина наша!" (Общие аплодисменты.) Да не возродится никогда гибельное самовластие и да не осмелится никто — ни отдельный человек, ни отдельная группа — посягнуть на суверенную волю

125

русского народа, который скажет свое решительное слово в грядущем и приближающемся Учредительном собрании»81. Рукоплескания раздались в центре, справа и на отдельных местах слева.

Керенский отметил, что Временное правительство, обладавшее по воле революции всей полнотой власти, своей присягой было обязано эту власть передать полномочному органу народов России — Учредительному собранию. Он выразил уверенность в том, что Временный совет Российской республики поможет и поддержит правительство в этой задаче по охране прав Учредительного собрания и скорейшего его открытия. Предпарламент не должен был никоим образом отсрочить созыв конституанты, сосредоточив все внимание на основных проблемах: оборона страны, воссоздание боеспособности армии, которая смогла бы отбросить от пределов страны врага.

Керенский, как верховный главнокомандующий, отметил доблесть русских офицеров и моряков, совершавших каждый день легендарные подвиги, погибавших в борьбе с десятикратно превышавшим их силы противником. Говоря о сухопутных войсках, он сетовал на безудержную, забывшую об ответственности перед родиной агитацию и пропаганду, шедшую в среде самой темной массы армии: «.. .на них лежит ответственность за позор и несчастия, нами переживаемые. Временное правительство принимает все меры к тому, чтобы предотвратить великую опасность, угрожающую столице, главному жизненному нерву государства»82. Керенский заверил собравшихся и всю страну, что, каковы бы ни были испытания, никогда насилием не будет сломлена воля нашей армии к торжеству права и справедливости, поскольку не битв и захватов, а мира и скорейшего возвращения к мирному содружеству народов хотел великий русский народ, великая русская демократия83.

Временное правительство, — по словам министра-председателя, — приняв власть от русского революционного народа, считало себя обязанным управлять, ограждая основные права каждого на полную гражданскую свободу. Правительство стремилось не прибегать к мерам, которые оскорбляли бы идеи свободы, равенства и братства. Необходимой признавалась ответственность политических партий и общественных кругов за прекращение вопиющих явлений общественной жизни, разрушавших государство.

В своей речи Керенский также констатировал, что организованность народно-хозяйственной жизни с каждым днем ухудшалась. Страна находилась накануне великих экономических и финансовых кризисов, могла остаться в ближайшем будущем без топлива и продовольствия, что было особенно недопустимо в отношении армии, находившейся на фронте. Керенский считал, что все меры, которые только были возможны, принимались, но они разбивались о полную пассивность, апатию и непонимание широкими народными массами

126

своей ответственности перед государством и свободой. Он выразил надежду, что Совет Российской республики сумеет воздействовать на те слои, которые были в нем представлены, восстановит хозяйственную и финансовую жизнь страны.

Нужно создать в России элементарный правопорядок, — говорил министр-председатель, — восстановить право каждого на личную неприкосновенность, оградить жилище каждого от беззаконных вторжений, обезопасить жизнь каждого гражданина Российского государства, вне зависимости от принадлежности к определенным партиям или сословиям.

Кроме того, представителей российского крестьянства, находившихся в зале, оратор призвал оказать поддержку в обеспечении продовольствием фронта. «Велики стремления, с которыми мы идем к Учредительному собранию для окончательного решения многих вопросов, в том числе вопроса о земле, вопроса, который никого так близко не касается, как тех, кто в случае, если погибнет русская свобода и русская революция, потеряет снова всякую возможность выйти на широкую дорогу земледельческого творчества, обладая для этого достаточным земельным фондом»84.

Заканчивая свое выступление, А.Ф. Керенский сказал, что Временное правительство в ходе семи месяцев напряженной борьбы пыталось оградить Россию от гибели и завоеванную свободу от покушения на нее — исключительно во благо отечества. Временное правительство еще с апреля 1917 г. стремилось создать между собой и страной правильную связь, хотя бы в виде такого несовершенного, но все-таки народного представительства и собрания. «И не наша вина, что только в настоящий день это стремление наше сбывается. Мы стремились к этому потому, что все, что делало Временное правительство, недостаточно могло быть освещено перед населением и подверглось всяческим, всемерным и бесконечным, не только критическим опытам, но и заведомо клеветническим обсуждениям»85. В Предпарламент правительство рассчитывало отдать свой семимесячный труд, не боясь критики и ценных указаний.

Керенский призвал членов Совета республики в этот страшный час истории Российского государства вспомнить, что «все мы — братья одной страны, и что один без другого в неравном бою мы не сможем выйти на светлую дорогу, о которой мечтали бесконечные поколения русских людей. Мы же, Временное правительство, обладающее всей полнотой власти, мы — только слуги страны и просим сказать нам правду, но именно правду по чести и совести»86.

Речь А.Ф. Керенского сопровождалась шумными аплодисментами на скамьях кадетов, а также более правых групп и центра. Он сел на председательское кресло, но тотчас же вновь встал и обратился с просьбой к старейшему члену Временного совета Рос-

127

сийской республики — Екатерине Константиновне Брешко-Бреш-ковской — принять от него председательствование на время выборов председателя Предпарламента. Е.К. Брешко-Брешковская, в скромном белом платочке на голове, направилась к председательской трибуне. В центре, справа и на отдельных скамьях слева раздались бурные продолжительные аплодисменты, превратившиеся в шумную овацию по адресу «бабушки революции». Все, за исключением нескольких большевиков и двух-трех человек справа, встали и шумно аплодировали. Д.Б. Рязанов, Ю.О. Мартов и некоторые другие демонстративно сидели. А.Ф. Керенский почтительно поцеловал Брешко-Брешковской руку и уступил ей место на председательской трибуне.

Когда аплодисменты прекратились, Е.К. Брешко-Брешковская обратилась к собранию с речью. Она говорила тихим голосом, и зал слушал ее с напряженным вниманием. С большим интересом наблюдали и послы союзных держав невиданную картину — женщину в председательском кресле парламента87.

«Бабушка революции», ссылаясь на свой жизненный опыт, объясняла беспорядки и анархию в стране невниманием к народным нуждам. Она уже четвертый раз на своем веку наблюдала, как народ пытался выявить свое желание, но на этом пути ставились преграды, вызывавшие страшные бедствия. «Первое бедствие я переживала, когда мне было всего 18 лет, во время освобождения крестьян. Тогда Россия буквально была залита кровью, ибо мужики даже представить себе не могли, что они получат свободу и волю без земли. Затем такие же движения по всей России мне приходилось наблюдать потом, во время расцвета земств. Наконец, разве 1905-1907 гг. не доказали, что мысль о земле глубоко сидит в сердцах и умах крестьян и ее нельзя побороть никакими экзекуциями, а экзекуции были страшные, и теперь, как только крестьянство почуяло свободу, оно ее восприняло и как право на землю <...>, но по мере того, как земля оставалась вне норм закона, в умах простого народа возникло сомнение, и крестьяне начали думать, что есть какие-то препятствия к осуществлению их заветных желаний. Возникли аграрные беспорядки.. .»88

Брешко-Брешковская считала, что паллиативами всероссийский вопрос о земле разрешить невозможно и нужно согласиться с тем, что земля должна перейти к народу и перейдет к нему. «Корень всего теперешнего положения — земельный вопрос. И если собрание действительно хочет помочь России выйти из бедственного положения, то оно должно решить этот вопрос согласно желаниям всей крестьянской России». Речь старейшего члена Предпарламента вызвала шумные аплодисменты справа и частично в центре зала; молчали только большевики.

128

Временному совету Российской республики предстояло перейти к выборам председателя, но в этот момент Брешко-Брешковской передали какую-то записку. Не будучи знакома, по-видимому, с выборной технологией, она не знала, что делать дальше. Ей на помощь пришли А.Ф. Керенский, М.С. Аджемов и управляющий канцелярией И.И. Батов, которые разъяснили, что к выбору председателя надо приступить путем подачи записок. Для этого был объявлен перерыв. Приставы раздали членам Предпарламента записки, которые там же заполнялись. Процедура подачи записок длилась довольно долго. Записки подсчитывали П.П. Гронский, В.М. Зензинов и др. По возобновлении заседания Брешко-Брешковская огласила результаты выборов: за Н.Д. Авксеньева было подано 228 записок, за Е.К. Брешко-Брешковскую — 9, за Л.Д.Троцкого — 3, за Н.В. Чайковского — 1, пустых — 28.

Результаты голосования были встречены аплодисментами на скамьях правой части зала и центра. «Н.Д.Авксентьев, угодно ли вам принять избрание?» — спросила Брешко-Брешковская. Авксентьев согласился и был объявлен избранным.

Н.Д. Авксентьев занял председательскую трибуну под новые аплодисменты правой части зала и центра. Большевики, меньшевики-интернационалисты и левые эсеры хранили молчание. Когда аплодисменты стихли, председатель Совета республики обратился к членам Предпарламента с речью, которую он читал местами с большим подъемом. Выразив признательность членам Совета республики за избрание его на высокий ответственный пост, Авксентьев заявил, что будет руководствоваться стремлением охранять достоинство Предпарламента, беспристрастно руководить прениями и занятиями учреждения. «В грозный час собирается Совет Российской республики. Четвертый год на полях сражения падают лучшие сыны родины. В последнее время судьба послала нам тяжкие испытания. Враг сделал новые завоевания на нашем фронте. Дальнейшие неудачи наши грозят самой целостности нашей родины, грозят завоеваниям республики и революции»89. Оратор считал, что спасти страну смогут только великий энтузиазм народа, напряжение всех его сил и сознание правоты дела, за которое борется Россия. Он призывал прочувствовать грозные слова «Отечество в опасности», чтобы революция вышла победительницей. Скорейшее достижение всеобщего демократического мира, с признанием права наций на самоопределение, Авксентьев назвал главной задачей, наряду с великой заботой свободной России о защите родины. «Наша родина не может погибнуть. Не может быть между нами разделений, по крайней мере, в одном — в горячем и страстном стремлении спасти и отстоять родину»90. По словам Авксентьева, призыв к единению граждан и обороне страны должен был прозвучать именно в Пред

9. Руднева СЕ. 129

парламенте, собравшем в первый раз за время революции людей разных классов и партий. «Организованная общественность, представляемая нами, и правительство должны объединить свои усилия для активной работы в целях организации тыла и для жертвы на армию»91.

Авксентьев приветствовал союзные державы в лице их представителей, находившихся в зале. Все члены Предпарламента, за исключением большевиков и интернационалистов, встали и долго аплодировали раскланивавшимся союзникам.

Наряду с тяжелым внешним положением России, не менее сложной была обстановка и внутри страны: хозяйственная разруха, расстройство транспорта, финансовые затруднения, недостаток продовольствия. Все это разрушало прочность фронтов и усиливало анархию. Основными мерами для излечения страны от недугов Авксентьев считал органическое строительство, неотложное проведение законодательных актов, которые упорядочили бы хозяйственную, экономическую жизнь страны. «Эти меры должны учитывать те новые условия, которые создались вместе с рождением новой России. Только такое органическое строительство и законодательство подведет солидную базу под новое Российское государство. Только оно даст и организованной общественности и правительству необходимые силы для энергичной борьбы с анархией и попытками возвращения к старому»92.

Оратор отметил, что Временное правительство стремилось всегда идти этим путем; усилить его деятельность в этом направлении, поставить новые задачи для российской государственности — дело Совета республики. Российская государственность не в первый раз переживает тяжкие удары, — говорил Авксентьев. Были в истории страны моменты еще более тяжкие. И народная Россия всегда выходила из таких испытаний победительницей, даже тогда, когда она не была свободна. «Многие из присутствующих здесь долго ждали этой свободы, многие приняли страдание во имя этой свободы. Они верили в нее и в освобожденный народ. Неужели же шесть месяцев после достижения свободы, шесть месяцев ужасных испытаний, когда народу трудно было еще соорганизоваться, могут убить нашу веру? Никогда»93.

Авксентьев подчеркнул, что Предпарламент будет существовать меньше двух месяцев, до открытия всенародного Учредительного собрания, которого ждала вся Россия. Временное правительство обещало не отсрочивать его созыва и Временный совет должен был способствовать тому же, употребив все свое влияние на страну и правительство. «В настоящее время каждый час бесконечно дорог. Пусть наше существование недолго, пусть компетенция наша ограничена, от нашей энергии и работы будет зависеть и степень

130

нашего влияния на правительство и степень нашей помощи ему в осуществлении неотложных задач, создания боеспособных армий, создания порядка в стране и стремлении к почетному миру. Мы, организованная общественность — великая сила, ибо организованная общественность есть то основание, без доверия, без совместной работы с которым не может быть плодотворного государственного правительства»94.

В заключении речи Авксентьев выразил глубокую уверенность в том, что российская общественность сумеет выполнить эту задачу и пожелал успеха ответственной работе Предпарламента. И на этот раз аплодисменты раздались только справа и в центре зала.

Затем по предложению фракции народной свободы, поддержанному и другими группами, заявление подписали более 30 членов Предпарламента95 — Совет республики единогласно, без прений постановил впредь до выработки особой комиссией наказа принять к руководству президиума наказ Государственной думы. Далее Совет республики перешел к выборам товарищей председателя, секретаря и старшего товарища секретаря. Без прений было принято предложение об избрании четырех товарищей председателя.

Началась подача записок с именами кандидатов товарищей председателя. Для подсчета записок был объявлен перерыв. По возобновлении заседания председатель Н.Д.Авксентьев объявил, что записками в товарищи председателя намечены В.Н. Крохмаль (с.-д.), А.В. Пешехонов (н.с.) и В.Д.Набоков (к.-д.). Все три кандидата выразили согласие баллотироваться. Ввиду принятия наказа Государственной думы баллотировка кандидатов производилась шарами. Товарищи председателя оказались избранными: В.Н. Крохмаль — 201 (20296) голосом против 46, А.В. Пешехонов — 222 голосами против 23, В.Д. Набоков — 203 голосами против 43. Результаты выборов были и на этот раз встречены аплодисментами справа и в центре зала. Четвертым товарищем председателя намечался большевик, но в связи с решением большевиков уйти из Предпарламента четвертый товарищ председателя не был избран.

Последовал перерыв для избрания секретаря Предпарламента и его товарища. Кандидатом на должность секретаря был намечен 129 голосами эсер М.В. Вишняк, признанный избранным без баллотировки шарами. В старшие товарищи секретаря наметили 137 записками представителя торгово-промышленной группы В.П.Че-франова97, также признанного избранным.

После этой процедуры размеренный ход работы Предпарламента был нарушен. В деятельности только что открытого временного парламента наступил знаковый момент, имевший далеко идущие последствия для судьбы страны. Демарш большевиков неожиданным не был — такое развитие событий предполагалось многими

131

наблюдателями. Н.Д. Авксентьев заявил, что к нему поступило заявление от фракции большевиков с просьбой предоставить ей слово для оглашения декларации, определяющей ее отношение к Временному совету. На основании упомянутого наказа, право допустить подобное заявление принадлежало председателю, который и допустил его, предупредив, что заявление это должно ограничиться 10 минутами и никаких прений по его поводу быть не может.

Перед выступлением большевиков Авксентьев внес ясность в дальнейший порядок заседания. Он сообщил, что получил заявление, в котором предлагалось после выборов президиума, т. е. после заслушивания внеочередного заявления, заседание закрыть и назначить ближайшее на понедельник или вторник в 11 часов. Раздались голоса в пользу понедельника. Предложение баллотировалось и собрание постановило назначить следующее заседание на понедельник, 9 октября.

Затем слово было предоставлено Л.Д.Троцкому (Бронштейну), появление которого вызвало в зале оживление. Сначала слушали довольно спокойно, хотя держал он себя нарочито вызывающе и при протестах части собрания против отдельных мест его речи пренебрежительно пожимал плечами. По мере того, как Троцкий читал свою декларацию, его начали перебивать все более резкими возгласами.

Официально заявлявшейся целью Демократического совещания, созванного ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов, — говорил Троцкий, — являлось упразднение безответственного личного режима, питавшего корниловщину и создание подотчетной власти, способной ликвидировать войну и обеспечить созыв Учредительного собрания в назначенный срок. Между тем за спиной Демократического совещания, путем закулисных сделок Керенского и вождей социалистов-революционеров и социал-демократов меньшевиков были достигнуты результаты, прямо противоположные официально объявленным целям: создана власть, которая и вокруг которой явные и тайные корниловцы играют руководящую роль. «Безответственная власть отныне закреплена и провозглашена формально. Совет республики объявлен совещательным учреждением. На восьмом месяце революции безответственная власть создает себе прикрытие из нового издания булыгинской Думы»98.

По мнению Троцкого, цензовые элементы вошли в Предпарламент в таком числе, на которое, как показали выборы, они не имели никакого права. Несмотря на это, именно конституционно-демократическая партия добилась безответственности власти, даже перед искаженным, в угоду цензовой буржуазии, Предпарламентом. «Та самая к.-д. партия, которая настаивала на зависимости Временного правительства от председателя Государственной думы г. Родзянко,

132

добилась независимости Временного правительства от Временного совета республики». В Учредительном собрании, — заметил Троцкий, — цензовые элементы будут занимать менее благоприятное положение, чем во Временном совете. Он считал, что если бы цензовые элементы действительно готовились к Учредительному собранию через полтора месяца, у них не было бы никаких мотивов отстаивать безответственность власти сейчас, и значит буржуазные классы поставили себе целью сорвать Учредительное собрание.

Политика правительства и имущих классов в промышленной, аграрной и продовольственной областях усугубляла естественную разруху, порожденную войной, — считал Троцкий. Он обвинил цензовые классы в провокации крестьянского восстания — детонатора гражданской войны, в организации начала его подавления, попытках голодом задушить революцию и в первую очередь Учредительное собрание. Эти заявления Троцкого вызвали сильный шум и протесты правой части зала, послышались возгласы «Ложь!»

Игнорируя протесты, Троцкий утверждал, что не менее преступной является внешняя политика буржуазии и ее правительства. «После 40 месяцев войны столице грозит смертельная опасность. Мысль о сдаче революционной столицы германским войскам ни мало не возбуждает возмущения буржуазных классов. (Шум и протесты.) Наоборот, она приемлется как естественное звено общей политики, которая должна облегчить контрреволюционный заговор. В ответ на опасность выдвигается план переселения правительства в Москву...»99 Временное правительство, — продолжал Троцкий, — под указкой к.-д. контрреволюционеров и союзных империалистов без смысла, цели и плана тянуло убийственную лямку войны, обрекая на бесцельную гибель новые сотни тысяч матросов, солдат и готовило сдачу Петрограда, крушение революции. В то время как матросы и солдаты-большевики гибли с другими солдатами и матросами в результате чужих ошибок и преступлений, «так называемый верховный главнокомандующий» продолжал громить большевистскую печать. «Руководящая партия Временного совета служит для всей этой политики добровольным прикрытием. Мы, фракция социал-демократов большевиков, заявляем: с этим правительством народной измены...» В зале раздался сильный шум в центре и справа, возглас «мерзавец». Председатель призывал Троцкого к порядку, но за общим шумом голоса председателя не было слышно. Троцкий пытался продолжать: «С этим Советом контрреволюционного попустительства...», но в ответ звучали крики: «Вон, долой!», «Гражданин Троцкий, вы подготовили сдачу Петрограда!*.

Авксентьев счел нужным вмешаться: «Я призвал оратора к порядку и предлагаю собранию выслушать его заявление спокойно». «Мы не можем слушать его спокойно», — раздались возгласы.

133

Председатель Предпарламента, тем не менее, убеждал собрание сохранять достоинство и предложил Троцкому продолжать.

Троцкий заявил, что большевики не имеют ничего общего с той убийственной для народа работой, которая вершится за официальными кулисами. Революция в опасности; в то время как войска Вильгельма угрожают Петрограду, правительство Керенского и Коновалова готовится бежать в Москву, чтобы превратить ее в оплот контрреволюции. «Мы взываем к бдительности московских рабочих и солдат. Покидая Временный совет (сильный шум в центре), мы взываем к бдительности и мужеству рабочих, солдат и крестьян всей России». «Германских, а не русских», — звучали голоса.

Троцкий продолжал: «Петроград в опасности, революция и народ в опасности. Правительство усугубляет эту опасность, а правящие партии помогают ему. Только сам народ может спасти страну. Мы обращаемся к народу: да здравствует немедленный честный, демократический мир. Вся власть Советам, вся земля народу. Да здравствует Учредительное собрание». Раздались рукоплескания на скамьях большевиков. Троцкий добавил, что к этому заявлению, помимо членов фракции большевиков, присоединились также члены Предпарламента, избранные не по партийным спискам: делегат второй армии Ч., делегат железнодорожного союза Мамаев, делегаты национальных организаций П.И. Стучка и Булыний (Буншик)100.

Троцкий покинул трибуну под общий шум. Большевики поднялись с мест и демонстративно ушли вместе с ним из зала заседания под шум и иронические возгласы: «Ступайте в немецкие вагоны!». Никто, однако, не пытался удержать большевиков.

Н.Д. Авксентьев заявил: «Граждане. Прошу высокое Собрание сохранять спокойствие. По техническим причинам заседание переносится на вторник, 11 часов утра»101. На этом в десятом часу вечера первое заседание Предпарламента закрылось. Повестка следующего заседания еще не была выработана.

В прессе подводились итоги первого дня работы Предпарламента. Газета «Речь» считала, что его первое заседание прошло под знаком коалиции. Речи министра-председателя А.Ф. Керенского, Е.К. Брешко-Брешковской, Н.Д. Авксентьева были проникнуты вполне определенным стремлением высказать то, что было общим для громадного большинства Совета республики. «И мы были сегодня свидетелями того, как весь зал, — от представителей московских общественных деятелей и к.-д. до меньшевиков и с.-р., — сливался в одном чувстве, как все фракции Совета, за исключением ничтожной кучки большевиков, аплодировали призыву напрячь все силы для отражения врага, для борьбы за честь и достоин

134

ство родины»102. Собравшись впервые после революции, представители различных общественных групп — цензовых и демократических, если не считать большевиков, пожелавших продемонстрировать уже в первый день Предпарламента свою изолированность, — нашли, по крайней мере, для первого заседания, общие слова.

Речью А.Ф. Керенского оказались наиболее удовлетворены умеренные группы Совета республики. Ф.И. Родичев полагал, что выступления А.Ф. Керенского и Н.Д. Авксентьева давали основание рассчитывать, что большинству Предпарламента удастся наладить соглашение на почве обороны вместе с силами страны и поддержки Временного правительства. Результатами первого заседания оказался доволен также бывший министр юстиции А.С. Зарудный, надеявшийся, что работа Предпарламента будет носить деловой характер и он не превратится в говорильню.

К числу недовольных речью А.Ф. Керенского относились интернационалисты, социал-демократы и социалисты-революционеры.

Оценивая в целом позиции министра-председателя и демократии, меньшевики-интернационалисты отмечали: «Поход против Керенского справа с каждым днем становится решительнее; тут, безусловно, имеется единый фронт от Бурцева и кадетов до Суворина и Пуришкевича. Поэтому для Керенского и левой части министерства теперешнее переходное положение с каждым днем становится все более и более невыносимым; авторитет их, расшатываемый справа и слева все более и более падает, и Учредительное собрание должно представляться им если не полным избавлением от напастей, то во всяком случае меньшим из зол»103. Демократия же, «пока она располагает свободой слова и печати, пока у нее есть Советы и другие организации, даже оставаясь в оппозиции, имеет полную возможность бороться с саботажем Учредительного собрания, откуда бы он ни исходил»104.

Уход большевиков из Предпарламента также активно обсуждался. Высказывались разные мнения. Часть общества считала, например, что он провел резкую разграничительную линию между двумя политическими лагерями: оставшиеся в Совете республики сплачивались ощущением необходимости обороняться во что бы то ни стало и тем самым ясно отделялись от ушедших, провозглашавших лозунг немедленного мира во что бы то ни стало. Ожидалось,

что кристаллизация общества пойдет быстрей и скоро выяснится

»10е;

реальная сила каждого из лагерей .

В прессе сообщалось также, что решение большевиков покинуть Предпарламент было вынесено после очень бурных прений. Среди большевиков по этому поводу обнаружились разные течения. Наиболее правым оказался Л.Б. Каменев, выступавший против выхода из состава Совета республики. Л.Д. Троцкий поддер

135

живал уход из Предпарламента, но позже, когда представится возможность дать бой по какому-нибудь важному вопросу, например о мире. Победила точка зрения В.И. Ленина и Г.Е. Зиновьева, настаивавших на немедленном выходе из состава Временного совета. Именно их предложение было принято большинством в три голоса.

Ввиду позиции, занятой большевиками по отношению к Предпарламенту, один из журналистов обратился с вопросом по этому поводу к лидеру фракции большевиков Л.Д. Троцкому, от имени фракции читавшему декларацию о выходе из Совета республики. Он отметил, что большевики в свое время решили принимать участие в Демократическом совете, полагая, что этот орган, созываемый Центральным исполнительным комитетом, будет строго демократическим, причем с ответственностью Временного правительства перед ним и без представительства цензовых элементов в нем. Теперь же, когда Демократический совет — Предпарламент фактически был созван Временным правительством с большим числом цензовых элементов, при полной безответственности перед ним Временного правительства, фракция большевиков вопрос этот пересмотрела и резко изменила свое отношение к Совету республики. Они считали невозможным скрывать от масс, что политика Временного правительства и Предпарламента будет направлена совсем не в сторону заключения мира, а на продолжение войны во что бы то ни стало.

Аргументация была весьма резкой. «Мы, большевики, не можем принимать участие в работе этого никчемного учреждения. Мы полагаем, что вся политика правительства и демократии должна быть сосредоточена на вопросе о скорейшей ликвидации войны и заключения мира. Нас спрашивают, как это сделать. Мы отвечаем, что Правительство Российской республики, через головы империалистских правительств, должно обратиться ко всем воюющим, фактически, народам о немедленном прекращении войны и заключении мира. Мы верим, что народ ответит немедленным перемирием. Если же бы этого не случилось, то мы, большевики, стали бы самыми ярыми оборонцами. И уж, поверьте, мы бы повели войну по-настоящему. Разве теперь Россия ведет войну? Разве теперь кто-нибудь интересуется теми, кто сидит на фронте, а тогда мы бы заставили всю страну напрячь все свое внимание, отдать все свои силы и все средства для войны. Мы бы отобрали в тылу все сапоги и послали их на фронт. Мы бы предоставили буржуям корки хлеба, а хлеб отправили на фронт, произвели бы строгую ревизию всего имеющегося в стране и строго его распределили. А пока этого нет, пока Временное правительство преследует цели, чуждые народу, пока оно желает вести войну, чуждую нам, мы в этом учреждении быть не можем»106.

Ввиду того, что комиссии еще не были избраны, в течение 8 и

9 октября в Мариинском дворце заседали только президиум Предпарламента и Совет старейшин фракций (сеньорен-конвент).

8 октября, днем, в Мариинском дворце состоялось заседание совещания президиума Совета республики. Присутствовали председатель Предпарламента Н.Д. Авксентьев, его товарищи — В.Д. Набоков и А.В. Пешехонов, секретарь М.В. Вишняк и старший товарищ секретаря В.П. Чефранов107. Совещание постановило впредь до утверждения Наказа Предпарламента считать его заседания законными при наличии трети общего числа членов Совета республики. Довольствие членам Совета республики в размере 15 рублей в день предполагалось выдавать всем прибывшим в Петроград к началу заседаний Предпарламента 7 октября, остальным — со дня получения извещения об их избрании.

Стенограммы общего заседания Совета республики было решено печатать в количестве 2 тыс. экземпляров. Каждому члену Предпарламента планировалось выдавать по одному экземпляру стенограмм. Остальные должны были рассылаться по разным учреждениям, согласно особо разрабатывавшемуся списку.

Также 8 октября, после совещания президиума, в Мариинском дворце состоялось заседание Совета старейшин (сеньорен-конвента). На совещании присутствовали члены президиума: председатель Совета республики Н.Д.Авксентьев, товарищи председателя В.Д. Набоков и А.В. Пешехонов, секретарь М.В. Вишняк, товарищ секретаря В.П. Чефранов, представители всех фракций: от кадетов — М.М. Винавер, М.С. Аджемов, В.Д. Набоков; от эсеров — А.Р. Гоц, В.А. Карелин, В.М. Зензинов; от социал-демократов меньшевиков — Ю.О. Мартов, Ф.И. Дан, Б.О. Богданов, от торгово-промышленной группы — Н.Н.Кутлер и другие, всего до 20 человек.

По вопросу о представительстве политических партий и групп в Совете старейшин было постановлено следующее: предоставить наиболее крупным фракциям — социал-демократам меньшевикам, социалистам-революционерам и партии народной свободы по четыре места; всем остальным партиям, при численности их не менее

10 и не более 20 человек — по одному месту, а при численности свыше 20 — по два места, внепартийным группам, при численности не менее 30 человек — по одному месту, при численности более 30 человек — по два места.

После состоявшегося обмена мнениями было решено предложить общему собранию Совета республики осуществить образование следующих комиссий: по обороне, иностранным делам, по выработке мер для укрепления основ республиканского строя и

137

136

для борьбы с анархией и контрреволюцией, по урегулированию государственного хозяйства и труда, продовольственную, земельную, по национальным вопросам, редакционную, по Наказу, распорядительную, личного состава и контрольно-финансовую108. В основу образования комиссий предполагалось положить пропорциональное начало, т. е. избирать их членов пропорционально численности группы фракций, причем для одних комиссий число их членов определялось по одному члену от 10, для других — по одному от 20 и для третьих — по одному от 40.

Комиссии по обороне, укреплению основ республиканского строя, урегулированию государственного хозяйства и труда, по национальным вопросам и контрольно-финансовая должны были стать самыми многочисленными и образовывались по принципу представительства одного члена от 10. Комиссии по иностранным делам, продовольственная и земельная формировались избранием одного члена от 10. Остальные комиссии — избранием одного члена от 40109.

Совет старейшин решил предложить полному составу Предпарламента устраивать общие заседания по понедельникам, средам и пятницам с 11 до 7 часов вечера, с перерывом с 2 до 3 часов дня. На уже начавшейся тогда неделе 9-15 октября, по информации «Биржевых ведомостей», заседания должны были состояться во вторник, четверг и субботу — 10, 12 и 14 октября соответственно110.

Совещание постановило поручить управляющему канцелярией Временного совета И.И. Батову выработать проект правил порядка поименного голосования членов Предпарламента111.

Сообщалось, что на заседании Совета республики 10 октября министр-председатель А.Ф. Керенский выступит с разъяснениями о состоянии обороны в государстве, о внешнем международном положении, по вопросу об эвакуации Петрограда, причем, по мнению правительства, все эти вопросы должны были заслушиваться в закрытом заседании. При докладе министра-председателя А.Ф. Керенского по вопросу об обороне должен был присутствовать вызванный им, как верховным главнокомандующим, из Ставки для дачи объяснений начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Н.Н.Духонин.

Совет старейшин Предпарламента после обмена мнениями признал необходимым заслушать сообщение министра-председателя о состоянии обороны при открытых дверях. В газете «Речь» отмечалось: «Совет старейшин высказался за то, чтобы вопрос об обороне страны обсуждался при открытых дверях, хотя А.Ф. Керенский предполагал сделать свое сообщение в закрытом заседании»112. При обсуждении вопроса об эвакуации Петрограда и о выезде правительства в Москву выяснилось, что большинство фракций и групп Совета республики от демократических организаций считало немедленный отъезд правительства из Петрограда не соответствовавшим положению дел на фронте. Большинство представителей фракций, однако, признавало необходимым принятие более энергичных мер к разгрузке Петрограда.

В Совет старейшин поступало много ходатайств от различных организаций о предоставлении им мест в Совете республики. Рассмотрение этого вопроса было отложено на одно из ближайших заседаний Совета старейшин.

8 конце заседания сеньорен-конвента обсуждались вопросы о порядке выдаче билетов для публики и о праве кандидатов в члены Предпарламента замещать членов во время их отсутствия. Было также решено из числа имевшихся в верхних боковых ложах 150 мест для публики предоставить цензовой группе — 35, представителям демократических организаций — 70, сеньорен-конвенту — 30, Временному правительству — 20113. По вопросу о праве кандидатов замещать членов Совета республики было признано, что заместитель вступает в права членов Предпарламента лишь по приглашению его, в порядке статьи I Положения, Временным правительством. Поступавшие ходатайства от различных организаций о предоставлении им мест в Совете республики планировалось обсуждать в одном из ближайших заседаний Совета старейшин.

9 октября утреннее заседание Временного правительства было разбито на две части, причем важнейшие вопросы — о международной политике, подготовке к парижской конференции, положении дел на фронте — были предметом секретного заседания. Особенно важной в тот момент считалась подготовка к дипломатической конференции. Временное правительство, чувствуя, что в этом вопросе ему придется подкрепить свои предложения и намерения авторитетом Предпарламента, деятельно готовилось к тому дню, когда министру иностранных дел М.И. Терещенко предстояло ознакомить Временный совет Российской республики с ролью России в сфере союзнической дипломатии и теми надеждами, которые можно было питать в результате предпринятых усилий к достижению достойного России завершения войны.

Министр-председатель А.Ф. Керенский был заранее предуведомлен, что 9 октября его посетит английский посол сэр Джордж Бьюкенен, с которым придется иметь беседу по поводу намерений Центрального исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов делегировать своего представителя на парижскую конференцию с определенными директивами, касающимися возможных условий будущего мирного договора. Иностранные союзные послы стремились выяснить отношение Временного правитель

139

138

ства к этой роли демократии. Газеты сообщали, что в один из ближайших дней по этому поводу состоится специальное совещание114.

Для Временного правительства также не составляло секрета, что на ближайших же заседаниях Предпарламента будут ему предъявлены вопросы относительно деятельности министров: внутренних дел — A.M. Никитина, продовольствия — С.Н. Прокоповича, путей сообщения — А.В. Ливеровского. Против последнего собирались выступить делегаты железнодорожного союза, считавшие высших чинов министерства виновниками разразившейся железнодорожной забастовки.

На этом же заседании правительства большое внимание было уделено обсуждению положения на северном фронте в смысле дезорганизации армии. Поступавшие оттуда сведения заставляли Временное правительство весьма серьезно задуматься о результатах предстоящих военных операций на этом фронте. Все усилия его были направлены к тому, чтобы вселить в воинские массы сознание страшной опасности, угрожавшей России, в случае неисполнения ими воинского долга, им объяснялось, что, быть может, предпринимается последнее усилие для подготовки почвы для мирных переговоров. Подробно о положении дел на фронте должен был доложить сначала Временному правительству, а затем и Предпарламенту вызванный с этой целью из Ставки начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Н.Н.Духонин.

Как и ожидалось, 9 октября в 4 часа дня министра-председателя А.Ф. Керенского посетил английский посол сэр Джордж Бьюкенен и имел с ним продолжительную беседу115.

9 октября состоялось частное совещание представителей земской группы во главе с полковником А.Е. Грузиновым. Решено было обратиться к представителям казачьей фракции в Совете Российской республики с предложением объединиться для совместной работы116. Во исполнение этого решения, представители земской группы во главе с полковником А.Е. Грузиновым обратились к представителям казачьей фракции в Совете республики с предложением объединиться, так как выяснилось, что земцы и казаки почти по всем вопросам придерживались одних и тех же взглядов. Казачья группа дала свое принципиальное согласие на слияние с земцами11*.

Таким образом, после некоторого совещания земцы и представители казачества нашли общую платформу для соглашения, сохранив при этом полную свою независимость.

Казачья фракция Предпарламента обсуждала также вопрос о выходе большевиков из состава Совета республики. Большинство представителей фракции заявили, что своей тактикой большевики поставили себя совершенно определенно в ряды врагов родины.

Желая воспрепятствовать объединению всех живых сил страны и оставляя за собой свободу действий, большевики, по мнению казаков, дали полное моральное право Временному правительству и Временному совету республики самым решительным образом преследовать всякие выступления большевиков, которые могли угрожать целости государства и, вместе с тем, направить все усилия к осуществлению мероприятий, необходимых для установления порядка, поднятия боеспособности армии и флота118.

На состоявшемся 9 октября 1917 г. совместном совещании казачьей группы, земской группы и группы общественных деятелей решено было заключить блок для совместных действий. В комиссию по обороне всеми тремя группами вошли генерал М.В. Алексеев, А.И. Дутов, В.Д. Кузьмин-Караваев и др.; в комиссию по международным делам — генерал М.В. Алексеев и П.Б. Струве; в комиссию по борьбе с анархией — Н.Н. Щепкин, В.Д. Кузьмин-Караваев

119

и др.11М

8 канцелярии Совета республики было получено сообщение от центрального военно-промышленного комитета о том, что А.И. Гучков не сможет прибыть к началу работ Предпарламента и его заместителем в Совете республики будет М.С. Маргулиес. Заместителем представителя еврейской народной партии стал А.Ф. Пе-рельман120.

Тем временем работа Предпарламента постепенно налаживалась, внутри учреждения проходили интенсивные политические консультации. Представители казаков, в частности, вели переговоры с крестьянами об образовании единой группы на общей платформе. Председателем казачьей группы был намечен товарищ председателя Союза казачьих войск А.А. Михеев, а товарищем председателя П.Л.Самсонов.

Меньшевики требовали, чтобы прения о внешней политике проходили при открытых дверях. Торгово-промышленная фракция Совета республики избрала своим председателем Н.Н. Кутлера и товарищем председателя — Н.Ф. Дитмара121.

9 октября председатель Совета республики Н.Д.Авксентьев посетил министра-председателя А.Ф. Керенского и имел с ним беседу по поводу ближайшей деятельности Предпарламента. А.Ф. Керенский в тот же день нанес Н.Д. Авксентьеву ответный визит122.

9 октября председатель Временного совета Российской республики Н.Д.Авксентьев дал интервью газете «Биржевые ведомости», в котором коснулся, прежде всего, вопроса о предстоящей практической работе нового представительного учреждения. Он считал, что перед Советом Российской республики стояли те же вопросы, что и перед Временным правительством, а также общественными организациями России. На первый план должны были выйти про

140

141

блемы обороны, транспорта, торгово-промышленной жизни страны и аграрный вопрос. В силу сложившейся обстановки следовало незамедлительно коснуться проблем обороны, поэтому этот вопрос планировалось поставить на повестку ближайшего заседания.

Как отмечалось выше, министр-председатель А.Ф. Керенский выразил желание вопросы обороны рассматривать на общем собрании Совета республики при закрытых дверях. Н.Д. Авксентьев в этой связи отметил, что «начинать свою работу с закрытия дверей заседания нам бы не хотелось»123. Предлагалось поэтому отказаться от рассмотрения наиболее секретных деталей и коснуться вопросов обороны постольку, поскольку этим не будут затронуты интересы военной тайны при открытых дверях. «Мы надеемся, что Совет республики и в открытом заседании будет ознакомлен верховным главнокомандующим или тем, кто его заменит, с истинным положением вещей на театре военных действий, — с положением, которое, к сожалению, является секретом Полишенеля.

Что касается деталей, то к ним придется вернуться в заседании комиссии, которая будет происходить при закрытых дверях»124.

Н.Д.Авксентьев выразил уверенность в том, что суждения, которые бы имели место в заседании Предпарламента и декларации, с которыми выступят по вопросам обороны представители отдельных советских групп, имели бы большое моральное значение для России вообще и для армии в частности.

Кроме вопросов практического характера, председатель временного парламента считал необходимым предложить Совету республики заняться и вопросами теоретическими. «Нас называют "предпарламентом", и мы должны оправдать это название, взяв на себя работу по подготовке различных вопросов, на которых придется в первую очередь остановиться Учредительному собранию. Мы отнюдь не хотим в каком бы то ни было отношении узурпировать права Учредительного собрания, но мы считаем себя обязанными выполнить подготовительную к нему работу в той мере, в какой это будет для нас по силам»125.

Н.Д. Авксентьев считал также, что работа Предпарламента будет начинаться в комиссиях, где планировалось выдвигать на очередь различные вопросы момента, проявлять в доступной мере инициативу, широко пользуясь предоставленным Совету республики правом предъявления правительству вопросов, а затем передавать свои предположения на рассмотрение общих собраний. «Нам нужно спешить, ибо с одной стороны мы рождены всего лишь для двухмесячной жизни, а с другой — мы прекрасно понимаем, что каждый потерянный час несет с собой непоправимое зло для нашего отечества. Эти условия заставляют нас отказаться от соблюдения различных форм и, игнорируя иногда требования строгого порядка,

142

приложить все усилия к тому, чтобы наша работа шла наивозможно быстрым темпом»126.

В своем интервью Н.Д. Авксентьев говорил также о выступлении большевиков на первом заседании Предпарламента. Он считал, что, покидая Совет республики и объявляя ему бойкот, большевики поступили вопреки своим собственным интересам. «Да и в их собственной среде были по этому поводу большие сомнения, голоса их разделились поровну, и вопрос был разрешен большинством чуть ли не в 2-3 голоса. Уходить им не следовало: для Совета это — только демонстрация, которая отнюдь не может отразиться на нормальном ходе его работы, для большевиков же это — потеря возможности внутри самого Совета отстаивать свою точку зрения и даже протестовать против самого Совета»127.

Авксентьев полагал, что уход большевиков может несколько понизить авторитет Совета республики в глазах той части рабочей массы, которая стоит за большевиками. В глазах же остальной России Предпарламент оставался тем же авторитетным органом, хотя и несовершенным по своей организации, который представлял тогда интересы всех слоев российских граждан.

Отвечая, почему он не лишил Л.Б. Троцкого слова, когда тот читал свою декларацию, Н.Д.Авксентьев сказал, что выступление большевиков отнюдь не стало для него неожиданным. Содержание этой декларации — пересказ известных передовиц из «Рабочего пути» — было известно заранее. Можно было сомневаться только в форме, в которую эта декларация будет облечена. «Полагая, что достоинство Совета Российской республики требовало отнестись к этому документу с полным спокойствием, что принятие слишком решительных мер поведет к новым эксцессам, что, наконец, лишение Троцкого слова может повлечь за собою обвинение в стремлении "зажать рот" своему политическому противнику с самого же начала существования Совета республики, я предпочел дать возможность ему договорить до конца, призвав его к порядку»128.

Комментируя свое отношение к проекту эвакуации правительства и Совета республики в Москву, Авксентьев опасался определенно высказываться по этому вопросу. Прежде всего потому, что не знал, насколько реальной была опасность для Петрограда в тот момент, в каком положении находился бы Петроград в случае взятия неприятелем Ревеля. «Вопрос должен быть решен в зависимости от стратегических условий. Мнения расходятся. Я читал мнение такого военного авторитета, как ген. Алексеев, который заявляет, что Петрограду до весны опасность не угрожает. Я полагаю, что прежде, чем решить этот вопрос, необходимо его всесторонне обсудить и, если опасность окажется действительно реальной, то

143

гда, конечно, придется эвакуировать столицу. Во всяком случае, правительство, а с ним и Предпарламент должны покинуть Петроград в последний момент. Пока же нужно исподволь подготовиться к этой возможной эвакуации»129. В зависимости от разрешения этого вопроса находился и вопрос о том, где быть Учредительному собранию: в Петрограде или в Москве.

8 заключение интервью Н.Д. Авксентьев выразил уверенность в том, что в Совете Российской республики будет найден путь, по которому временный парламент сможет пойти в своем большинстве. «Настаивая на коалиции, мы полагали, что существует известная общая средняя линия революции; я надеюсь, что теперь эта линия будет найдена. Совет, в лице его старейшин, к этому стремится и в это верит»130.

Как председатель Совета крестьянских депутатов, Н.Д.Авксентьев сообщил, что член этого Совета Н.Д. Кондратьев назначен не министром, а товарищем министра продовольствия, вместо А.А. Титова.

9 октября в течение всего дня в Мариинском дворце было затишье. С утра во дворец заходили некоторые члены Предпарламента, но оставались недолго. Пока комиссии еще не образовались и комиссионные работы не начались, члены Совета республики были заняты чисто организационной работой по фракциям.

В течение ближайших дней правительство намеревалось внести во Временный совет подлежащие его обсуждению законопроекты и вопросы, и тогда в Мариинском дворце должна была начаться интенсивная работа.

К 10 октября стал известен состав Предпарламента, опубликованный по данным канцелярии Временного совета Российской республики. По списку представителей цензовых групп в Предпарламент вошли: от партии народной свободы — 56, от представителей торговли и промышленности — 34 (в том числе от Московского торгово-промышленного комитета 6), от Всероссийского общества редакторов — 2, от Академического союза — 3, от Совета московского совещания общественных деятелей — 15, от Союза земельных собственников — 7, от Российской лиги равноправия женщин — 2, от Главного комитета земского союза — 1, от Духовной академии —

1, от Всероссийского совета духовенства и мирян — 1, от Всероссийского совета педагогов духовных школ — 1, от старообрядцев —

2, от Радикально-демократической партии — 2, от Центрального военно-промышленного комитета — 1, от Центрального бюро совета инженеров — 1, от казачества — 22, не считая 3 казаков, вошедших от демократических организаций.

По списку демократических организаций в состав Предпарламента вошли: от меньшевиков-объединенцев — 62, от большеви

144

ков — 53, от общей кооперации — 18, от увечных воинов — 1, от фронта — 25, от экономических организаций — 6, от демократического духовенства — 1, от флота — 3, от Почтово-телеграфного союза — 2, от женских организаций — 1, от мелких демократических групп — 10, от учительского союза — 2, от крестьянского союза — 2, от исполнительного бюро Совещания советов присяжных поверенных — 1, от военно-окружных комитетов — 2, от Трудовой народно-социалистической партии — 3, от украинских с.-д. — 1, от рабочей кооперации — 5, от группы «Единство» — 1 (Г.В. Плеханов), от земельных комитетов — 5, от с.-р. — 63, от исполнительного совета крестьянских депутатов — 38, от группы с.-д. объединенных интернационалистов — 3, от железнодорожного союза — 4, от земской группы — 37, от губернских исполнительных комитетов — 4, от казачьего самоуправления — 3, от земских работников — 1.

От национальных организаций по списку демократических организаций в Предпарламент вошли следующие представители: от украинской организации — 2, от латышей — 1, литовцев — 2, мелких народностей Поволжья — 1, от грузин — 2, бурят — 1, белорусов — 2, поляков — 2, латгальцев — 1, эстонцев — 1, совета национально-социалистических партий — 1, союза горцев — 1, армян — 2, мусульман — 4, евреев — 2, еврейской народной партии — 1, еврейской рабочей социалистической партии (поалей-цион) — 1. Кроме того, 5 представителей национальностей вошло от цензовиков.

Общее число Временного совета Российской республики постановлением Временного правительства, как известно, было определено в 555 человек. Вследствие ухода из Предпарламента 53 большевиков и 5 присоединившихся к ним из других фракций, в Совете республики осталось 497 членов. В эту цифру входили 126 цензовиков, 3 казака-цензовика и 22 казака-демократа, 5 цензовых представителей национальностей и 27 демократических представителей национальностей и 314 представителей демократических организаций. Общее число цензовых представителей составило 153 человека, демократических — 344. В кругах революционной демократии возникло предложение о замещении мест большевиков в Совете республики другими представителями Демократического совещания' .

Итак, было уже известно, что второе заседание Временного совета Российской республики состоится во вторник, 10 октября, в 11 часов утра «частью при закрытых дверях» .

Первым на повестку дня заседания 10 октября с 11 часов предполагалось поставить вопрос об образовании 12 комиссий. Затем с 12 часов дня должно было быть сообщение А.Ф. Керенского об обороне государства, международных отношениях, эвакуации Пет-

10. Руднева СЕ. 145

рограда. Проблемы обороны и положение дел на фронте, согласно решению Совета старейшин, должны были обсуждаться в открытой части заседания. В этой связи сообщалось, что А.Ф. Керенский выступит, вероятно, в скором времени с дополнительными объяснениями по тому же вопросу в заседании Комиссии по обороне, которую планировалось образовать на заседании Совета республики 10 октября133. И третьим вопросом, запланированным в повестке второго заседания Предпарламента на 10 октября, было сообщение Временного правительства "об эвакуации г. Петрограда"134.

Как выяснялось, подавляющее большинство представителей фракций групп Временного совета считали немедленный отъезд правительства в Москву совершенно не соответствовавшим положению дел на фронте. «Авторитетнейшие представители Временного совета» считали, что дальнейшее наступление немцев, вероятно, будет приостановлено135. Вместе с тем, однако, большинство членов Предпарламента считали, что энергичные меры по разгрузке Петрограда и эвакуации его учреждений необходимы в качестве меры предосторожности.

Второе заседание Предпарламента 10 октября вызывало большой интерес. Накануне к нему готовились члены Совета республики. Все посольства, послы союзных держав, представители различных государственных учреждений обращались с просьбами о предоставлении билетов для входа на заседание. Все билеты для публики на заседание были разобраны. Интерес к Предпарламенту, по-видимому, рос, так как билеты на ближайшее заседание разбирались нарасхват. Появились сообщения, что получить билет на заседание помимо членов Временного совета представлялось совершенно невозможным136.

10 октября Временный совет Российской республики приступил к обсуждению вопросов, имевших наиболее животрепещущий интерес — об обороне, и это заседание, по свидетельству очевидцев, напоминало большие дни в Государственной думе137.

Членов Предпарламента было гораздо больше, чем в первый день. Тем не менее многие члены Совета республики отсутствовали. По этой причине заседание открылось с опозданием. Председатель Н.Д. Авксентьев обратился по этому поводу от имени президиума «к высокому собранию с просьбой соблюдать порядок заседаний», предупреждая, что следующие заседания будут назначаться ровно на 11 часов и наказ обязывает председателя, если через полчаса после объявленного начала заседания не имеется кворума, признать заседание несостоявшимся. «Я полагаю, что не в наших интересах в настоящий тяжкий момент, когда каждая минута дорога, откладывать наше заседание на целый день, ввиду отсутствия кворума»100.

146

Первая часть заседания носила организационный характер. По предложению Совета старейшин, Совет республики постановил без прений образовать на основе пропорциональной системы 12 комиссий: личного состава, по наказу, распорядительную, по обороне, по иностранным делам, по выработке мер для укрепления основ республиканского строя и борьбы с анархией и контрреволюцией, по урегулированию государственно-хозяйственного труда, контрольно-финансовую, продовольственную, земельную, по национальным делам и редакционную.

Прежде чем перейти к главному предмету заседания Предпарламента 10 октября — выслушиванию разъяснений представителей Временного правительства по вопросам обороны, — был объявлен перерыв.

Заседание возобновилось в четверть первого. В министерской ложе находились военный министр А.И. Верховский, морской министр Д.В. Вердеревский, начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Н.Н.Духонин, заместитель министра-председателя А.И. Коновалов и другие министры. Несколько позже в зал вошел своей обычной нервной торопливой походкой министр-председатель А.Ф. Керенский и занял место в первом ряду прави-тельственнои ложи .

Первым из представителей Временного правительства выступил военный министр генерал А.И. Верховский. Он заявил: «Я считаю своей обязанностью говорить перед страной об армии то, что есть в действительности, ничего не прикрашивая и ничего не убавляя. Для того, чтобы члены совета могли принять те меры, которые нужны для обеспечения существования нашей страны на земле»140. Верховский говорил, что противник пользовался каждой возможностью, чтобы нанести России новые удары: овладел островами, уже высадился на материке и продвигался вглубь страны. Главная цель этих ударов — не победа на поле сражения, так как немцы были не в состоянии развить эти удары до такой степени, чтобы заставить страну признать немецкую волю. Основная цель немцев поэтому состояла в психологическом воздействии на народ. Они рассчитывали, что сердце забьется у трусов, вынудив их подписать позорный мирный договор.

Оратор утверждал, что русская армия существует, несмотря на разговоры об обратном. Немцы держали на линии фронта с Россией 130 дивизий — вот во что они оценивали русскую армию. Каким бы тяжелым не было положение, войска оставались реальной силой. Вместе с тем несчастия в тылу и на фронте росли. «С 1 октября внутри страны у нас было погромов 16, пьяных погромов — 8, самочинных выступлений — 24, и 16 раз пришлось применять вооруженную силу, чтобы подавить анархические вспышки. И это всего за девять дней.

Одна из причин этого — непонимание войсками цели войны, и задача Временного правительства и Совета сделать для каждого человека совершенно ясным, что мы не воюем ради захватов своих или чужих (Возгласы слева: "Браво"), а идем на смерть только для спасения родины. (Аплодисменты на всех скамьях.)»141

Военная программа правительства, доложенная Верховским три недели тому назад на Демократическом совещании, проводилась в жизнь, по его словам, «самым энергичным темпом». Все лица командного состава, так или иначе причастные к корниловскому движению, были отстранены совершенно и их места заняли другие, «которые понимают современную обстановку». Военный министр считал, исходя из получаемых им донесений, что работа командного состава с комиссарами уже наладилась и о трениях говорить больше не приходится. Также в большинстве случаев наладилась работа командного состава с военными организациями и, таким образом, все шло так, «как это нужно для воссоздания боевой мощи армии».

Кроме того, было закончено составление положения о комиссарах и комитетах. Вопрос этот был освещен всесторонне особым совещанием из представителей армейских организаций и организаций фронта. Положение это было просмотрено в Ставке верховного главнокомандующего лучшими офицерами с целью оценить его с точки зрения командного состава. В ближайшие дни это положение должно было быть опубликовано. «Я должен, однако, обратить внимание, в особенности армейских организаций, на одну очень тяжелую черту. И при старом режиме были люди, которые шли куда ветер дует. И сейчас при новом режиме появились генералы, и даже в очень высоких чинах, которые определенно поняли, куда ветер дует, и как нужно вести свою линию. С этими лицами приходится вести борьбу также, как и с демагогами из рядов солдат и низшего командного состава»142.

Военный министр сообщал об уже проведенной огромной организационной работе по сокращению численности армии. «Фактически отпущены четыре года — 1895-1898. Это то, что в данный момент можно было сделать по техническим соображениям»143. Чтобы этот отпуск не повлиял на боеспособность армии, следовало провести чрезвычайно сложную работу, к которой привлекался как командный состав, так и общественные организации. Затруднялась эта работа «малосознательностью» масс: целый ряд организаций оказывал препятствия при расформировании их, не желали расформировываться и некоторые части.

148

Государство в тот период не давало возможности армии пользоваться тем, что являлось для нее роскошью, удобством, в некоторых случаях — необходимостью. «Мы вынуждены этим поступаться, — считал Верховский, — для достижения большого сокращения расходов на армию»144. За счет этой экономии в ближайшие дни ожидалось опубликование информации о прибавке к содержанию офицеров, более низкому тогда, чем содержание мелких служащих в разных учреждениях.

Одним из самых важных был назван вопрос о дисциплине. По утверждению военного министра, все, что зависело от военного министерства и от командного состава в этом отношении, проводилось «со всей доступной в наше расхлябанное время энергией». Вопрос о дисциплине был связан с восстановлением порядка в целом. «Разные люди разно смотрят на этот вопрос. Одни думают, что можно восстановить порядок насилием одной группы населения над другой; другие — что порядок можно восстановить привлечением карающей власти со стороны, а есть и такие, которые мечтают, что кто-то должен усмирить и покорить. Я должен сказать, что такая извне стоящая сила, которая будет усмирять и покорять, только одна — это сила германских штыков (Милюков с места: "Плохо"), и если мы сами не найдем силы и возможности устроить порядок внутри страны, то этот порядок у нас будет восстановлен немецкими штыками». Это заявление вызвало движение на всех скамьях, послышались возгласы кадетов: «Нельзя так говорить!».

До сих пор, считал Верховский, порядок восстанавливался военной организацией, но для утверждения порядка в стране и для применения оружия с целью спасения народа внутри страны было необходимо, чтобы Совет республики заявил, что он этого хочет и видит в этом единственное спасение. «Мы не имеем самой элементарной охраны человеческой безопасности. В милицию у нас набраны совершенно случайные люди, и там попадаются типы только что выпущенные из уголовных тюрем, сами стоящие во главе погромов. Поэтому Военным министерством, совместно с Министерством внутренних дел и представителями городских самоуправлений, выработан план реформы милиции»145.

Лучшим офицерам и солдатам, преимущественно раненым, планировалось предоставить право и возможность поступать в милицию как в пешую, так и в конную. К делу пополнения милиции должны были привлекаться не только запасные части, но и офицеры из резервов в действующей армии, так что поступление в милицию не должно было стать привилегией для войск, стоявших в тылу. Таким путем безопасность внутри страны доверялась бы людям, имевшим определенные качества. Вторая предложенная мера состояла в установлении тесной связи дивизий фронта со своими

149

полками в тылу, чтобы фронт был заинтересован в установлении порядка в тылу.

А.И. Верховский сообщил, что им вносится в Совет республики проект о поднятии дисциплины в войсках. Он считал, что организационные меры может принять министерство, но меры дисциплинарные, т. е. самоограничения и карательные, должен провести сам народ своими руками, дабы никто не мог сказать, что кары проводятся самовластием одного человека. Сущность проекта о дисциплине сводилась к следующему. Уже введенные дисциплинарные суды во многих частях не были выбраны, в других функционировали очень скверно. Поэтому весьма часто наблюдалась полная безнаказанность. Ввиду этого срок суждений дисциплинарного суда ограничивался 48 часами, чтобы суды не растягивали рассмотрение дела. По истечении этого срока карательная власть передавалась старшему начальнику, который осуществлял ее по своему крайнему убеждению. Таким образом, в тех частях, в которых анархические начала преобладали, ожидалось создание новой власти, которая сделала бы невозможным безнаказанность анархических поступков.

По признанию Верховского, методы воздействия на целые части, которые до тех пор применялись в виде наказания зачинщиков, на массы влияния не оказывали. Поэтому предполагалось создание института штрафных полков. Полк, не исполнявший приказаний, объявлялся бы оштрафованным: переводился на арестантский паек, лишался права отпусков и денежного содержания. Таким образом, наказывалась бы целая часть за проступок. «Нужно твердое и определенное постановление Совета республики, угодно ли ему, чтобы в стране продолжались погромы, пьяные бесчинства, самочинные выступления и т.д., или ему угодно, чтобы в тех случаях, когда выступает анархическая толпа, к ней применялось оружие не задумываясь и не стесняясь»146.

В этой связи военный министр упомянул Л.Г. Корнилова, пытавшегося восстановить порядок «единолично своей властью». Верховский считал, что эта попытка не могла не сорваться, но оставить анархию безнаказанной — преступление перед государством. «Поэтому пускай представители всего русского народа скажут, что они считают нужным водворить порядок для спасения Родины»147. П.Н. Милюков отреагировал с места: «Нас пригласил не весь народ». Верховский, при шуме слева, продолжал: «Во всяком случае, это единственное представительство страны, которое существует. <...> Поэтому я говорю, что если мы не хотим, как говорил Бисмарк, сохранить только глаза, чтобы оплакивать наш позор, то мы должны сейчас же принять решительные меры для спасения страны от анархии»148. Авторитетов среди российских политиков для Верховского, таким образом, не нашлось.

150

В целом, участники заседания отмечали, что Верховский выступал на этом заседании Предпарламента, видимо, волнуясь, повышая время от времени голос. Там, в обстановке государственного учреждения, манера военного министра говорить, «специализировавшегося, очевидно, на митинговых впечатлениях»149, произвела совершенно иное впечатление, чем в Совете рабочих и солдатских депутатов, мешала завоевывать сочувствие аудитории. Время от времени речь прерывали аплодисментами, чаще всего слева, но все время чувствовалось скептическое отношение аудитории к его митинговой манере.

Морской министр Д.В. Вердеревский, в противоположность военному министру, говорил совершенно просто, без всякой аффектации, без искусственных повышений и понижений голоса, «вообще без манер провинциального митингового оратора»150. Он подкупал своей искренностью и хотя не обладал никакими ораторскими талантами, имел, несомненно, значительно больший успех, чем его предшественник.

Адмирал Д.В. Вердеревский, сменивший на трибуне военного министра, стремился кратко, но правдиво изложить положение дел на флоте. Цифры, характеризовавшие материальное состояние флота, в открытом заседании не оглашались. Их министр намеревался изложить в комиссии по обороне.

Центр интересов в тот период был сосредоточен в Балтийском море. Балтийский флот, с начала войны поставленный перед чрезвычайно ответственной задачей защиты подступов к столице от превосходящего в силах противника, исполнял свой долг весьма умело. За время войны были созданы укрепленные позиции, отлично оборудованные. Флот тренировался непрерывными выходами в море под руководством опытных специалистов, отдавших всю свою жизнь организации флота. В материальном снабжении Балтийский флот тогда не испытывал затруднений, «так как было мало боевого расхода. Но сейчас мы находимся перед угрозой, что, благодаря крайнему понижению производительности наших заводов — казенных и, в особенности, частных, — ремонт флота, если на этих заводах не произойдет коренного изменения, будет поставлен под весьма большой вопрос. Я надеюсь, что появление немецких сил на море, может быть, объяснит тем рабочим массам и организациям, от которых зависит поднятие боеспособности нашего флота с точки зрения материальной, что промедление каждого часа в работе и уменьшение работоспособности заводов, хотя бы на несколько процентов, — представляет собою явление грозное»151. Вину за создавшееся положение Вердеревский возлагал не только на организации и рабочих, но и на процветавшую анархию. Заводы с каждым днем получали все меньше топлива, флот терпел лишения от нерегуляр

151

ного подвоза заводами металла и угля, наглядно свидетельствуя, насколько велика была переживаемая тогда разруха.

Самым центральным и критическим для жизни флота Вердеревский назвал вопрос о сокращении личного состава. Он отметил, что разрыв, произошедший между командным составом и матросами, также, как между командным составом армии и солдатами, носил на флоте более трагический по своим последствиям характер. Можно было расформировать полк и на месте его создать другой. Расформировать же команду броненосца, изучившую сложные механизмы, возможности не было. Поэтому старались сохранять имевшееся в наличии, изыскивать такие средства, которые, не разрушая команды, сплотили бы, наконец, в единое целое офицеров и матросов, так как без спокойствия во флоте и дружной работы личного состава нельзя было достичь боеспособности флота.

Революция застала флот разделенным на две главные группы: ревельскую и гельсингфорскую. В Ревеле во время революции не только не наблюдалось вражды к офицерам, но, благодаря деятельности новых, быстро сорганизовавшихся выборных комитетов и тесному сотрудничеству с ними офицеров и начальников, не было никаких эксцессов. С самого начала революции флот содействовал внесению порядка и тишины в городе.

В Гельсингфорсе дело протекало совершенно иначе. Основной причиной произошедших там ужасов стала обычная для старого режима привычка скрывать от командных масс правду. По причине такого сокрытия истины от команд в первые дни революции между командным составом флота и матросами в Гельсингфорсе пролилась кровь, не вызванная никакими действительными причинами. Ничего органически противоположного друг другу между офицерами и матросами не было, — считал морской министр. Комиссары свидетельствовали, что никаких контрреволюционных выступлений на флоте со стороны офицерства не было. «И если между офицерством и матросами до сих пор лежит пропасть, то это — пропасть, на дне которой лежит беспричинно пролитая кровь. Для того, чтобы заполнить эту пропасть, нельзя применять обычных способов, а без заполнения ее флот, безусловно, погибнет»152.

Воссоздание дисциплины на флоте было так же необходимо, как и в армии, только путем отсутствия угроз и насилия. Чувство собственного достоинства, сознания гражданина, защищавшего свою родину, во флотской массе продолжало жить. Корабли и отдельные части доблестно сражались.

Позиция адмирала М.В. Вердеревского по вопросу об отсутствии дисциплины отличалась яркой спецификой. Он утверждал, что взаимное доверие между матросами и офицерами подлежало разрешению своими специальными особыми мерами. «Дисциплина должна быть добровольной. Надо сговориться с массой и на основании общей любви к родине побудить ее добровольно принять на себя все тяготы воинской дисциплины, так как к этому ее обязывает необходимость спасти страну, иначе ввергаемую в величайшую опасность <...> Необходимо, чтобы дисциплина перестала носить в себе неприятный характер принуждения, необходимо потому, что только добровольная дисциплина создаст в наших условиях истин-ных героев».

Впрочем, Вердеревский все же допускал, что отдельные нарушения порядка не смогут оставаться безнаказанными в условиях добровольной дисциплины. Поэтому во флоте, как и в армии, проектировались дисциплинарные суды. Согласно проекту морского министра, ввиду особой обстановки флота, офицеры подвергались только единоличной власти начальника. Иначе создались бы дурные страсти, потому что судить начальника подчиненным не надлежит. Заканчивая свою речь, он отметил: «Я надеюсь, что меня поддержат широкие матросские массы, и те остатки чисто демагогических крайних приемов, которые еще остались у некоторых частей, уступят в ближайшем будущем место разумному, честному и сознательному отношению матросских масс к своему долгу»154. Оценивая в целом весьма позитивно выступление Д.В. Вердеревского, участники заседания отмечали, вместе с тем, что в его словах о «добровольной дисциплине» было, однако, много маниловщины155.

Совет республики постановил приступить к обсуждению разъяснений военного и морского министра в специальном заседании. Военный и морской министры в открытом заседании не могли, конечно, нарисовать полной картины состояния обороны страны, но и то, что они сказали, давало картину чрезвычайно определенную.

Еще больше раскрыл положение дел бывший верховный главнокомандующий генерал М.В. Алексеев, произнесший небольшую, но очень содержательную речь от имени группы общественных деятелей. В его спокойном сдержанном тоне не было никакой театральности, и, тем не менее, эта речь была выслушана с огромным вниманием и произвела большое впечатление.

Генерал Алексеев считал, что Россия переживала невыразимо тяжелое время не только потому, что силы ее расстроены. Был нарушен дух народа, его воля. Распространилась пагубная психология, в основе которой — убеждение, что войну Россия больше вести не может, прежде и больше всего нужен мир, что все вообще, а на фронте, в особенности, донельзя устали. На этом строилась тогда вся государственная работа, окончательно расшатывая волю всего народа и энергию отдельных лиц. Даже наиболее сильные духом и энергией были готовы признать безнадежность создавшегося положения и прийти к выводу, что Россия вынуждена заключить мир.

153

152

Алексеев предлагал русскому народу, прежде всего, ответить на вопрос: возможен ли для него мир, какой ценой он может быть куплен и даст ли он то, о чем так мечтали ослабевшие духом и жаждавшие окончания тяжелой борьбы. «Беспристрастная оценка положения скажет, что немедленное заключение мира явится гибелью России, физическим ее разложением, неизбежным разделом ее достояний и уничтожением работы поколений трех предшествовавших веков. Купленный такой тяжелой ценой мир не улучшит нашего экономического положения, не восстановит нашего расстроенного хозяйства, не даст нам хлеба и угля, не облегчит нам тяжести личного существования не только в ближайшем будущем, но и в более отдаленном будущем. Наоборот, мы станем тогда в полной мере нищими, сделаемся рабами и данниками более сильных народов и, в конечном результате, мир немедленный или скорый разрушит Россию, как государство, выведет ее из сонма великих держав, имеющих голос и власть решать европейские вопросы, и погубит остатки нашего народа и в духовном, и в экономическом отношении»156.

Бывший верховный главнокомандующий считал, что только стремление к спасению жизней и дань упадку духа некоторой части русского народа, вследствие пагубной пропаганды и агитации, вынуждали смотреть так безнадежно на создавшееся положение и стремиться к миру. Исследуя вопрос без предвзятости, он пришел к выводу, что Германия точно так же истощена и держится исключительно силой своего народного духа, дисциплиной. Подсчет средств врагов Германии, их решимость, общее настроение, приводил генерала Алексеева к утешительному выводу — Россия может, если захочет, пережить дни своей слабости; она получит помощь от своих соседей. Необходимо было только воскресить дух народный, пробудить в нем жажду независимого существования, светлого будущего. Требовалась решимость работать, наметить ясную и определенную программу возрождения российской армии.

Алексеев оценил военно-стратегическое положение России как крайне тяжелое. «Недавно мы пережили новый удар на фронте — потерю Эзеля и прочих островов и внутреннего водного пространства. Из пережитых ударов, по своим стратегическим результатам, это может быть наиболее чувствительный, и только, может быть, лишь то равнодушие, с котором мы встречаем уже удар за ударом, скрывает от нас тяжесть пережитого нами. Нам приходится собирать новую армию на путях от Балтийского побережья к Ревелю, Нарве и Петрограду. Создать новые силы мы не можем. Мы должны набрать эти силы с других точек фронта и неминуемо ослабить его. Это ослабление нам нужно возместить прочностью армии»157.

Генерал М.В.Алексеев остановился на тезисе военного министра о том, что российская армия существует и представляет собой реальную силу. Призывая не увлекаться обещаниями и не успокаиваться относительно надежной защиты родины на фронте, оратор говорил прямо и откровенно, что армия пока тяжело больна и наибольшей проблемой является расшатанная дисциплина. Однажды разрушенную дисциплину вернуть трудно, так как сама она в ряды армии не вернется. «Масса, вкусившая сладость неповиновения и невыполнения оперативных приказов, вкусившая сладость полной праздности, погрязшая в стремлении и идеях скорейшего заключения мира, который якобы придет сам собою, стремящаяся в лице каждого почти борца к спасению жизни, — представляет явную опасность. До тех пор, пока эти недруги наши не будут сломлены, мы не можем сказать, что наша армия представляет из себя здоровый организм, способный вести дальнейшую борьбу. К сожалению, пропаганда мира в армии не только продолжается, но и делает успех. В армии есть масса отдельных людей, отдающих себе отчет в пагубности этого пути, но они бессильны перед массой: здоровое начало душится массой»158.

Говорили и о том, что недостаток дисциплины будет возмещен энтузиазмом и порывом вперед. Алексеев призывал отказаться от этой мысли — 18 июня показало, что нет этого энтузиазма, нет порыва. С этим приходилось считаться и стремиться к поиску других путей оздоровления армии. Тезис о том, что российская армия в результате реформ последних месяцев стала самой свободной армией в мире, генерал Алексеев предлагал дополнить уточнением, что она являлась еще и самой неискусной из всех боровшихся в то время армий. «Войска перестали работать, они перестали учиться. Проверявший недавно в одной из армий боевую подготовку частей выразился, что ни одна рота, ни один батальон не выказали уменья вести бой. Многие роты и многие батальоны, назначенные для осмотра, совершенно не пожелали выйти и показать командированному лицу, что они знают и что они умеют»159.

Отсутствие войсковой работы отразилось также и на подготовке унтер-офицеров и специалистов. Четыре года домой отправляли наиболее недовольный и бунтующий элемент. Вместе с тем увольнялись самые знающие унтер-офицеры, а подготовка новых либо совершенно отсутствовала, либо давала армии людей малоопытных, не способных служить помощниками офицеров. Кадровых офицеров было мало, а события последних дней августа еще больше уменьшили их число. Алексеев говорил, что приходилось иметь дело с молодежью, прошедшей сравнительно недолгий путь подготовки и обучения. В прежнее время для такой молодежи создавались в тылу подготовительные курсы. Теперь таких курсов

154

155

уже давно не существовало или на них не достигались поставленные цели. На отсутствии преемственной подготовки отражалась быстрая смена начальствующих лиц, в особенности командующих армиями. Но превыше всего армия страдала нравственно, готова была при случае покинуть окопы и уйти в тыл.

Генерал Алексеев высказал убеждение в том, что масса такого решения не примет и исполнит свой долг. Он признавал жажду жизни, «шкурный вопрос» преобладавшими в то время. В массе уснуло понятие о чести, долге, об элементарной человеческой справедливости. При расшатанной дисциплине, отсутствии энтузиазма, сильно пониженной боевой подготовке было неудивительно, что российская армия во всех последних боях не выказала той степени устойчивости, к которой она была способна всегда, не исключая и самых тяжелых дней 1915-1916 гг. Предстояло спасать положение.

События последних дней августа увеличили недоверие к командному составу и офицерам до опасных пределов. «Нередко нам говорят: оздоровите тыл, заставьте его работать, и тогда армия воскреснет. Но возможно ли тыл привести в порядок без прочной вооруженной силы? Разве можно это сделать при помощи отрядов, формируемых по распоряжению местных органов? В руках Временного правительства должна быть прочная вооруженная сила, решимость пускать эту силу в случае надобности и ввести порядок во что бы то ни стало. Это подсказывается необходимостью спасения родины. Иначе получается какой-то заколдованный круг: оздоровите тыл, будет здоровая армия, с нездоровой армией нельзя оздоровить тыл»160.

Армия не могла ждать спасения от тыла. Она должна была приступить к энергичной, решительной работе в своих собственных недрах, без колебаний. Правительство, имея в виду только великую цель, находя нравственную опору в обществе, справилось бы с этой задачей. Без решимости и готовности многое поставить на карту достичь этой цели было уже нельзя. Слишком много упущено времени, расшатаны устои армии, чтобы их можно было оздоровить и восстановить мерами ординарными.

Относительно озвученной в тот же день программы военного министра Алексеев отметил, что она была начертана еще в июле, но с тех пор из нее почти ничего не проникло в армию. Все сказанное военным министром стало бы хорошо тогда, когда можно было бы прочесть сами законы, положения, уставы, которыми бы руководствовалась армия. До тех пор об этой программе нельзя было сказать ничего конкретного, только поддержать. Однако важны не красивые программы, — считал бывший верховный главнокомандующий, — а разработка всех этих вопросов и затем настойчивость в их осуществлении.

156

Далее генерал М.В. Алексеев перешел к не менее тяжелому вопросу о старых кадрах, оказавшихся не у дел. Свыше 10 тыс. офицеров были выброшены из армии. «Ими нужно воспользоваться. Мы не можем таким драгоценным материалом пренебрегать только потому, что мы считаем их приверженцами старого режима или ненадежными для новой жизни. Дайте возможность показать, что они сердцем и душой являются вполне надежными сынами своей родины»161.

Не менее важным был продовольственный вопрос, тесно связанный с вопросом о транспорте. В осенние месяцы Россия вступила с ничтожным запасом топлива, грозившим остановкой движения на железных дорогах, затем — доставки продовольствия в армию и в большие города. Нельзя рассуждать, — говорил оратор, — что чем хуже, тем лучше. Эту опасную сторону народной жизни следовало урегулировать. Никакая посылка особоуполномоченных в этом помочь не могла. Требовались сила и решимость, ясная цель во что бы то ни стало доставить необходимое количество угля. «Борьба за победу, за спасение России, за оздоровление армии должна стать нашей задачей, нашей целью. Совет республики без различия верований должен отдать себя на служение этой великой идее, пробудить силу своего слова и дела в сознании русского народа и напомнить сынам народа, призванным в ряды армии, что они должны исполнить свой долг. Устали и наши враги, устали и наши союзники. Однако в них не сказалось той слабости духа, которая заразила только русский народ. И у тех, и у других преобладает решимость и сознание ответственности перед будущим своей родины. Пусть все дряблое, не имеющее решимости жертвовать собой сойдет со сцены, пусть смолкнет проповедь мира во что бы то ни стало. Пусть русский народ заклеймит наименованием изменников всех тех, кто толкает его на путь позора, рабства, самоуничтожения. Иначе смерть русскому народу»162. Эта заключительная фраза речи Алексеева вызвала шумные аплодисменты справа.

После М.В.Алексеева говорил Ю.О.Мартов (Цедербаум). Его речь, по свидетельству очевидцев, поразила всех своей несерьезностью163. Выступив с ретроспективной критикой всей политики правительства в военных вопросах, он доказывал, будто вся беда в том, что буржуазия хотела сделать армию орудием своих классовых интересов. Прежде всего, Мартов пытался оспорить тезис правых о том, что нынешнее состояние армии стало результатом работы революционной демократии. Утверждал, что революция застала уже готовыми массовые дезертирства, другие явления потери устойчивости и организованности армии. Мартов цитировал Николая Романова, считавшего, что побеждать может только та армия, которая в тылу является силой, готовой подавить народное движе

157

ние. В зале справа раздались возгласы: «Анархия — не народное движение».

Оратор отвечал, что царизм обладал силой, способной подавить движение, названное анархическим, но это не давало ему возможности побеждать на внешнем фронте. Поэтому меньшевики-интернационалисты критически относились к проектам оздоровления армии, начинавшимся с восстановления ее способности охранять внутренний порядок. «Ведь никто иной, как члены бывшей Думы Родзянко и Милюков обращались в февральские дни с речами к солдатам и офицерам, пришедшим к Государственной думе против воли командного состава и вопреки его приказаниям. Этим было положено начало тому процессу, который с неудержимой логикой развивался. В пристрастной полемике часто напоминали приказ № 1, в котором видят начало всех нынешних бед. Но я напомню, что до приказа № 1 был опубликован другой приказ, подписанный временным комендантом Петрограда бароном Энгельгардтом. Этот приказ предписал разоружать вооруженных офицеров, а в случае сопротивления не останавливаться перед расстрелами»164.

Ю.О. Мартов считал, что каждый политический деятель должен был понимать в февральские дни, что не может быть политического переворота в стране, который не расшатал бы организацию армии вообще; на место старой организации, пропитанной одним началом, нужно было быстро поставить организацию, проникнутую началом противоположным. Революционная демократия пыталась ответить на этот вопрос конкретным планом реорганизаций. Однако часть общества, участвовавшая с демократией в ниспровержении царизма, по мнению интернационалистов, со второго дня революции поставила впереди общенациональных интересов свои частные классовые интересы, и в частности — вопрос о сохранении во что бы то ни стало армии, как орудия охраны и защиты ее классовых интересов. «Немногие из вас знают, что еще и теперь есть города на фронте, в тюрьмах которых сидит до 3 000 человек членов комитетов, которым до сих пор не предъявлено никаких обвинений. (Я имею в виду минскую губернскую каторжную тюрьму.) Рядом с этим для того, чтобы прикрыть поход, подготовлявший корниловский мятеж, армия, только что потерпевшая поражение, клеймилась и забрасывалась грязью, изображалась в виде деморализованной, трусливой и разбойничьей банды.

И надо ли удивляться, что неправильно оклеветанная в глазах народа армия, чувствуя, что она теряет доверие народа, должна была потерять веру и в свои собственные силы. Корниловский мятеж показал, для чего нужен был этот систематический поход против демократизации армии. Политика зигзагов не могла содействовать ни укреплению доверия солдатских масс к правительству, ни выра

158

ботке понятий о дисциплине и о гражданском долге в демократической стране»165. Теперь же, говорил Мартов, необходимость коренных реформ была осознана и высшими представителями военного ведомства. Подтверждалась необходимость твердого политического курса. Тем не менее оратор сомневался, что эти реформы будут проводиться вообще или, во всяком случае, достаточно последовательно Временным правительством.

Интернационалисты сомневались, что власть, основанная на коалиции с теми, кто признавал программу Л.Г. Корнилова, сможет последовательно проводить демократические реформы армии. Они опасались, что уклон в сторону особой заботы об обеспечении порядка в тылу не затушевал бы «ясных политических основ», положенных генералом А.И. Верховским в основу своих программ. «Для того, чтобы была возможна работа по демократизации армии, нужно внушить солдатам уверенность, что они отражают врага за ту землю, которая обещана им революцией, что ни одного лишнего дня войны не будет. Русская армия будет демократическо-респуб-ликанской или ее вовсе не будет, а все попытки вернуться частично к планам Корнилова являются фактами разложения армии и подрыва ее боеспособности»166.

От имени фракции меньшевиков-интернационалистов Ю.О. Мартов огласил формулу перехода к очередным делам, в которой, после повторения основных тезисов его речи, говорилось: «Временный совет республики признает необходимым радикальную чистку командного состава с удалением из армии и Ставки всех контрреволюционных элементов, демократизацию командного состава и штабов путем укрепления армейских организаций, предоставления им права отвода и аттестации лиц командного состава, развитие институтов и комиссаров, с предоставлением центральному органу революционной демократии контроля над их деятельностью, подчинение всех особых воинских частей общему демократическому режиму армии, немедленную отмену смертной казни и восстановление в правах всех заключенных приговорами военно-революционных судов, которые совершили нарушение дисциплины по идейным мотивам, производство расследования по делу Корнилова в полном объеме, с преданием обвиняемых суду на общих основаниях для преступлений, совершенных в районе военных действий, взятие на себя Временным правительством инициативы предложения всем воюющим странам немедленно начать переговоры о заключении общего мира, с одновременным провозглашением перемирия на всех фронтах и приглашением союзных правительств присоединиться к этой инициативе Российской республики»167.

Таким образом, даже в отсутствие большевиков конфронтация в Предпарламенте двух основных непримиримых политических бло-

159

ков — правых и левых — сохранялась. Преследуя прямо противоположные цели, они (революционные демократы в особенности) не шли на компромиссы. Конструктивная работа временного парламента с первых дней его работы фактически была невозможна.

После Ю.О. Мартова выступил министр-председатель А.Ф. Керенский. Речь его, произнесенная с большим подъемом, часто прерывалась аплодисментами и была заслушана с глубоким вниманием. Сначала аплодировали преимущественно на правых скамьях и в центре, а затем аплодисменты все чаще становились общими, если не считать небольшой группы интернационалистов, остававшихся спокойными168. По другим отзывам, в речи верховного главнокомандующего часто звучали истерические ноты, делавшие пафос оратора больше похожим на крик отчаяния, чем на голос твердой решимости. При снятии с этой речи лирических покровов и суммировании ее делового содержания получался итог малоудовлетворительный169.

Керенский перечислил задачи и цели, поставленные армии и флоту «с начала революции до настоящих дней»: сохранение чести, независимости, свободы и чести российского государства, охрану завоеваний революции и нового демократического строя от всяких покушений, откуда бы они ни исходили. Временное правительство полагало, что вооруженные силы российского государства могли только служить всему народу. Навязывание армии охраны интересов имущих классов никогда не преследовалось и ни в какой степени не вменялось в обязанность армии. В равной степени для Временного правительства и верховного командования было неприемлемо предоставление армии возможности служить задачам и целям меньшинства, хотя бы демократического, которое пожелало бы физической силой навязать свою волю. Временное правительство радо было засвидетельствовать, что армия в целом навсегда перешла на сторону свободного народа и служила государству и демократии.

Пытаясь угодить одновременно всем, Керенский, естественно, не мог избежать политического словоблудия. Не отдавая себе в этом отчета, он приписывал армии мифические заслуги, поскольку невозможно было соблюсти в равной степени интересы «свободного народа, государства и демократии» уже хотя бы потому, что они часто оказывались в полном противоречии друг с другом. К числу таких проблем, как отмечалось выше, относился, например, вопрос о мире.

Министр-председатель опровергал тезис о том, что революция началась восстанием солдат против командного состава. Он свидетельствовал, что бескровная гибель в несколько дней династии и быстрое завершение борьбы со старым режимом было результа

160

том того, что в целом старая власть не нашла себе поддержки и в командном составе.

«И, я думаю, каждый действительно преданный идеям свободы демократии общественный деятель должен гордиться тем, что в решительный момент идея свободы и блага государства имели на своей стороне целиком всю русскую армию, за ничтожными исключениями (Аплодисменты справа). Я должен с негодованием отвергнуть сделанное отсюда заявление, будто когда-нибудь, где-нибудь люди, связанные со старым режимом и служившие ему, после революции оказались под покровительством революционной власти. Великой гордостью и заслугой демократии является то, что в русской армии почти не было случаев предательства и тайной борьбы за восстановление старого строя. (Аплодисменты справа и в центре, возглас слева: "А Савинков?") Я говорю, за немногими исключениями, и к этому вопросу вернусь. Не только от своего имени, но и от имени армейских демократических организаций я могу сказать, что в огромной массе как командный состав, так и солдатская масса не вызывают никаких сомнений в смысле преданности новому

170

строю» .

Вместе с тем Керенский признал, что в солдатской массе после переворота многие преступления старого режима были просто связаны с самой формой офицеров. Поэтому всякий офицер, а в некоторых местах в тылу и всякий интеллигент брались под подозрение и по необоснованным подозрениям неоднократно из армии изгонялись люди, которые, по выяснении обстоятельств, возвращались обратно в армию и больше никаких подозрений не вызывали. Такую же ошибку, по мнению Керенского гораздо менее простительную, совершали и лица командного состава, которые во всякой военной организации видели нечто подозрительное и относились к ней недоброжелательно, сомневаясь в том, что эти организации могли иметь своей целью укрепление боевой мощи армии, а не ее разрушение.

Керенский говорил о людях, враждебно относившихся к общественным организациям в армии, для которых организация комитетов, комиссаров была неприемлема. «Задача, которую поставил я себе, на осуществление которой я уполномочен Временным правительством, заключается в том, чтобы правильно организовать армию на началах согласованной работы командного состава и войсковых комитетов и комиссаров. Моя программа, которая есть и программа военного министра, работающего со мной в полной солидарности, будет неукоснительно проводиться мной и дальше. То, что называется корниловщиной — была попытка организованной группы справа, но группы ничего общего не имеющей со старой династией. Эта группа поставила себе задачей введение режима

11. Руднева СЕ.

161

жестокой железной руки, режима диктатуры. Но эта попытка была не первой. Первая попытка диктаторской власти происходила 3-5 июля (аплодисменты в центре) во время горячих боев на фронте. Тогда также не подумали люди о том, что, поднимая восстание в Петрограде, не открывают ли они двери на фронте нашему врагу. И тогда Временное правительство, как и в отношении генерала Корнилова, не могло сказать, что эти люди сознательно открыли ворота для Вильгельма. Тем не менее результатом этого движения было ослабление организма страны и величайший удар по боеспособности армии»171.

Министр-председатель считал величайшей заслугой Временного правительства победу над обеими попытками установления диктаторской власти. В момент опасности вокруг правительства объединились самые широкие круги русской демократии, все население Российской республики содействовало борьбе с движением, угрожавшим свободе172. Керенский, стремясь к большему эффекту, доверительно сообщал о том, что самые решительные меры были приняты в то время, когда еще о самом движении никто не знал. Он утверждал, что обе стороны, ставившие интересы меньшинства выше интересов страны и всего народа, одинаково потрясали и ставили под удары самое бытие свободной революционной России.

Не соглашаясь с высказыванием генерала Алексеева о потере армией в окопах чести и совести, верховный главнокомандующий заявлял, что армия чести и способности бороться и умереть за страну и свободу не потеряла. «Русская армия морально не разложилась, как думают те, кто не чувствует нового дуновения жизни, нового духа, который охватывает постепенно все слои русского населения. Это не значит, что я не подтверждаю тяжелой картины, которую можно наблюдать сейчас в армии. Не нужно для этого раскрывать даже донесения начальников. Мы и так слишком откровенны и с нас поэтому слишком много спрашивают и слишком много требуют. Но ведь никто не придет сюда и не скажет, что кроме вас и мы не сделали всего. И у нас есть недостатки <.. .> Революция получила армию разложившуюся, и члены Думы должны вспомнить, какие цифры дезертиров нам называли <...> Временное правительство, которое меняется в составе, когда кто-нибудь не в силах больше нести тягот управления государством, но которое всегда едино, сильно только силой правды и служения государству

174

до последних сил»1 .

А.Ф. Керенский счел нужным ответить и на утверждение Ю.О. Мартова о том, что приближение мира было заторможено. По мнению министра-председателя, торжество мира задержали силы, разлагавшие боеспособность армии и продолжавшие работу старого режима. Он напомнил членам Совета республики об энергичной борьбе подлинных представителей русской демократии и революции в тылу и на фронте против тех элементов, которые бессознательно, в силу недостаточной политической подготовки прямолинейно шли к определенной задаче, вызывая ускоренное разложение армии. Военная власть действовала тогда в полном единении с демократическими организациями. Вместе они боролись с братанием, с призывом не исполнять приказы, против превращения идейной борьбы на фронте в защиту шкурных интересов, «в которой подонки армии соединились со служителями старого режима, жандармами и городовыми. И тогда еще военные власти не прибегали к репрессиям. Я, как военный министр, призывал подумать об исторической ответственности и не вести русской революции к разложению, а войну к новой затяжке и позорным последствиям для России»174.

Увлекаясь деталями, оправдываясь, самообольщаясь, Керенский демагогично утверждал, что говорит от имени огромного большинства демократии, волю которого он всегда стремился представлять. По его словам, когда вкралось сомнение в правильности революционных принципов организации армии, люди, вместо того, чтобы возложить ответственность на небольшие группы, перенесли эту ответственность на весь новый строй и стали искать пути спасения в новых формах управления государством.

К заслугам Временного правительства Керенский причислял введение по требованию командного состава, комиссаров, местных армейских организаций военно-революционных судов и смертной казни. Своей задачей правительство считало также разъяснение людям, не понимавшим или не желавшим понять, что уничтожить в армии авторитет армейских организаций и комиссариата невозможно. «Из Петербурга никогда не было никаких телеграмм о массовом преследовании комитетов. Это совершенная ложь. Если в числе лиц, совершивших калужский погром или другие эксцессы, были и комитетчики, конечно, они были арестованы. Но, я думаю, что требование об аресте таких комитетчиков предъявлялось, прежде всего, самими армейскими организациями»1 .

Министр-председатель и верховный главнокомандующий считал, что, наравне с командным составом, все разумное сплотилось в армии против анархии. Он отметил, что за анархию и погромы ответственность падала не на темные солдатские массы, а на тех, кто их развращал. «Слишком много наболело у солдат от прежнего режима. Слишком много следов этого режима. Слишком много невежества и произвола оставил он. Я счастлив заявить, что в настоящее время ни на одном фронте, ни в одной армии вы не найдете руководителей, которые были бы против той системы управления армией, которую я проводил в продолжении четырех месяцев.

162

п. 163

Необходимо раз навсегда покончить с легендой о том, что огромная часть офицерского состава предана контрреволюции и врагам русской свободы. Это дает нам возможность надеяться, что нам удастся принять ряд мер, которые положат предел наступлению врага»176.

Керенский считал реальными пути к восстановлению армии, стремясь вернуть настроения и возможности работы, существовавшие хотя бы до корниловского выступления. Тогда доведение организации армии до конца могло бы состояться. Всем, стремившимся к скорейшему прекращению войны, оратор напоминал, что пока Россия не будет обладать армией, внушающей достаточное уважение ее врагу, это желание будет далеко от осуществления. Он призывал спокойно работать над реорганизацией и созданием подлинно демократической революционной армии.

Всем свидетелям выступления Керенского было ясно, что избранный им метод воздействия на дух и волю армии оказался бессильным. Суть его состояла в попытке увлекать воинские массы пламенным красноречием. Ораторское вдохновение должно было зажигать души солдат высоким порывом, из которого вырастала бы добровольная дисциплина, столь могущественная, что войска без всякого внешнего принуждения сохраняли бы стойкость воинской организации в тылу, в окопах, под ураганным огнем неприятеля, несмотря на разлагающую пропаганду дезорганизаторов, нетерпеливых, а иногда и лживых миролюбцев и антимилитаристов. «Практика показала, что в обстановке реальной солдатской массы, какою располагает Россия в данный момент, проповедь дезорганизаторская достаточно убедительна, чтобы сводить на нет плоды самой горячей организаторской пропаганды. И тем не менее мы сегодня убедились, что верховный главнокомандующий остается верным своему методу»177.

Мобилизовав всю силу красноречия, Керенский стремился во что бы то ни стало продлить период своего пребывания на высшем посту государства. Все остальное, и в том числе судьба страны, интересовало его только как средства сохранения личной власти. Отсюда — беспринципность, бесконечное маневрирование, желание казаться своим для левых и правых, а по сути — стремление уйти от проблем и оставить все как есть, не заботясь о последствиях. Четко прослеживалась также тенденция поучать всех окружающих. «Если здесь присутствующие представители демократии скажут своим избирателям, что во имя революции нужно немного потерпеть, если эти элементы заставят организованную демократию прийти на помощь армии, если представители более либеральных цензовых элементов заставят те круги, которые к ним прислушиваются, снова больше поверить в революцию, в ее силу и в силу

164

армии, если эти представители придут снова не только со словами, разоблачающими ужас падения, но и будут указывать также на возможность возрождения, на веру простого, измученного, невежественного, в прошлом обкраденного, изъеденного вшами, залитого водой, грязного, несчастного, но прекрасного русского солдата; если все придут сюда со всем даром своей души, если вы вспомните, что это не слова, что погибает страна, если вы все вспомните об этом и забудете о прошлом хоть на один месяц, если вы подумаете о том, что у нас есть общая родина и в будущем свобода, в которую мы входили с таким торжеством великих идеалов, — то может быть этот подъем создастся, и мы вернемся на мировую сцену с влиятельным и решительным голосом и скажем: мы имеем силу, и мы кончаем эту войну»178.

На этой пафосной ноте А.Ф. Керенский закончил свое выступление, вызвав, как сообщалось, бурные аплодисменты на всех скамьях.

Дальнейшие прения откладывались до следующего заседания, назначенного на 12 октября. Перед закрытием заседания слово для внеочередного заявления было предоставлено представителю фракции меньшевиков-интернационалистов Волкову. Он сказал, что за семь месяцев революции власть, основанная на коалиции с цензовыми элементами, обнаружила свое банкротство, полное бессилие вырвать Россию из объятий губительной войны и справиться с разрухой во всех областях народной жизни. Во имя своекорыстных классовых интересов цензовые элементы внутри правительства и в стране делали все, чтобы затягиванием войны задержать дальнейшее развитие революции. В заявлении отмечалось также, что политика планомерного саботажа и обессиливания революции неизбежно вела к усилению дезорганизации в тылу и на фронте, к подрыву доверия обманутых в своих ожиданиях народных масс, к росту анархии и распаду. Тем не менее большинство организованной демократии не нашло в себе решимости взять всю власть в свои руки, чтобы положить конец политике соглашения с контрреволюционной буржуазией.

Результатом капитуляции большинства организованной демократии, — считали меньшевики-интернационалисты, — стало воссоздание коалиции на условиях фактического «возобладания» контрреволюционных кадетско-корниловских элементов, «на началах сохранения безответственного правительства при ублюдочном законосовещательном предпарламенте. Ввиду создавшегося положения значительная часть рабочего класса повернулась спиной к этому предпарламенту и ищет выхода на таком пути, который может стать опасным для самих судеб революции. Предостерегая рабочих от этого пути, мы, меньшевики-интернационалисты, оста

165

емся во Временном совете Российской республики (Шум, смех) в твердом убеждении, что временный упадок революции неизбежно сменится новым подъемом. Мы остаемся в Совете, видя в нем одну из арен открытой классовой борьбы, на которой социал-демократы имеют возможность бороться за интересы революции против цензовых элементов и этим отрывать отсталые слои демократии от коалиции с буржуазией»179. Это заявление интернационалистов вызвало в полярно настроенном зале как смех, так и аплодисменты.

Тогда же, 10 октября, после заседания Совета республики, в Мариинском дворце состоялось закрытое заседание Комиссии по обороне, на котором Временное правительство пожелало сделать сообщение о состоянии обороны страны. На заседании присутствовали министр-председатель и верховный главнокомандующий А.Ф. Керенский, военный министр А.И. Верховский, начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Н.Н.Духонин, командующий войсками Московского военного округа полковник Рябнов и другие высшие военные чины. С большим докладом на заседании выступил начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Духонин. Сообщалось, что его выступление было

ion

выслушано с напряженным вниманием .

Кроме начальника штаба верховного главнокомандующего с объяснениями выступил помощник начальника штаба г. Вырубов. Членами Совета республики были предложены представителям правительства многочисленные вопросы, на которые отвечали министр-председатель А.Ф. Керенский, начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Н.Н.Духонин и военный министр А.И. Верховский. Заседание комиссии было многолюдным. Кроме членов комиссии на нем присутствовали многие члены Предпарламента, не входившие в состав комиссии.

В связи с выступлением 10 октября в Совете республики адмирала Д.Н. Вердеревского газеты рассказывали, что еще 15 марта, т. е. в то время, когда военным министром был А.И. Гучков, адмирал Вердеревский вместе с адмиралом Развозовым, нынешним командующим Балтийским флотом, и капитаном Пилкиным, нынешним помощником военного министра, прислали за общей подписью в Морское министерство телеграмму, в которой настойчиво указывали, что единственный выход из создавшегося положения — передача всей власти в руки Советов рабочих и солдатских депутатов. А.И. Гучков велел тогда эту историческую телеграмму пришить к делу181.

Между тем стало известно, что трения во фракции меньше-виков-объединенцев привели в конце концов фракцию к расколу. 26 меньшевиков-интернационалистов выделились и выбрали соб

166

ственное бюро, в которое входили И.С.Астров (Повес), А.С.Мартынов (Пикер), Н.Н.Суханов (Гиммер), СЮ.Семковский (Бронштейн), О.А. Ерманский (Коган)182. Противоречия между оборонцами и интернационалистами проявились еще в Петроградском комитете социал-демократической партии, так как при составлении списков в кандидаты Учредительного собрания интернационалисты отказались внести в список Н.С. Чхеидзе. Во Временном совете Российской республики оборонцы стали на точку зрения необходимости защиты коалиционного правительства. Интернационалисты же являлись противниками всякого соглашательства.

10 октября состоялось организационное заседание Комиссии по обороне. Председателем комиссии был выбран СФ. Знаменский (народный социалист), товарищами председателя М.И. Скобелев (социал-демократ) и А.И. Шингарев (кадет)183.

Сообщалось, что в состав кооперативной группы Совета Российской республики входили 18 человек. Председателем бюро группы был избран Н.В.Чайковский184.

Появилась информация, что в одном из ближайших заседаний образовавшийся блок национальных групп намеревался внести запрос о событиях в Туркестане185. Министр труда К.А. Гвоздев, только что вернувшийся из поездки в Баку, рассказывал, что жизнь в нефтепромышленном районе постепенно налаживалась. Трения между рабочими и предпринимателями удалось сгладить.

Стало известно, что члены Совета республики - евреи решили относительно всех своих выступлений по еврейскому вопросу совещаться совместно186.

В откликах, последовавших на второе заседание Временного совета, отмечалось, что оно выдвинуло вопросы огромной важности для выяснения современного положения и политического курса коалиционного правительства. Самым неотложным и животрепещущим был вопрос о состоянии обороны страны и о поднятии боеспособности армии. На эти главнейшие вопросы страна имела право ждать ответа от правительственных выступлений 10 октября. Увы, сетовали участники и свидетели заседания, этих ответов не прозвучало187. Три министра, в руках которых было сосредоточено дело обороны страны, по необходимости затрагивали упомянутые выше коренные вопросы. «Но уже в том, как они их затрагивали, проявилось желание правительства считаться не столько с существом вещей, сколько с тактическими условиями политического момента. Еще ярче сказалась обязательность для говоривших членов правительства считаться с определенными партиями в самом содержании даваемых ответов»188.

Могла ли страна рассчитывать на поднятие боеспособности армии? Вот первый вопрос, оставшийся без прямого ответа. Между

167

строк, в тоне говоривших звучала большая неуверенность и скептицизм. Но в ораторских заключениях речей, в оговорках ярко звучал официальный оптимизм, обусловленный официальной верой в действенность предлагавшихся средств. Плохо скрытая неуверенность свидетельствовала об исключительно официальной вере в успех и условности исходных точек зрения, официальных партийных позиций, хорошо известных и понятных выступавшим. Не прозвучало ничего нового, что двинуло бы дело сразу, с энергичной быстротой, диктуемой молниеносным темпом событий.

Хуже других, судя по отзывам кадетов, прозвучала речь военного министра, в которой уклончивость, противоречие между оптимистическими формами и пессимистическим содержанием, между фразой и делом были особенно заметны189. Он вплотную подходил ко всем темам: поднятие дисциплины в армии, командный вопрос, анархия в тылу, отношения тыла и фронта. Однако прав был генерал М.В. Алексеев, заметивший, что программа военного министра впервые была намечена еще в июле. В речи генерала А.И. Верховского присутствовали только заголовки этой программы. Готовность правительства добиваться претворения ее в жизнь была сомнительна, поскольку с июля по октябрь осуществление этой программы не продвинулось ни на один шаг.

Ответ на вопрос, что этому мешало, прозвучал в полемике А.Ф.Керенского с Ю.О.Мартовым. Интересно, что в своем ответе министр-председатель оправдывался, исходя из точек зрения своих противников слева. Доказывая, что поступал всегда в соответствии с позициями любой партии «революционной демократии», он лишь изредка позволял себе отмежеваться от «крайних из крайних», упрекая их в «невольном» содействии врагам и контрреволюции, в «субъективном» фанатизме и в «объективном предательстве». Такая озабоченность самооправданием перед левыми лишила речь Керенского всякой конкретности и доказательности. Утратив контакт с реальной действительностью, министр-председатель оказался во власти фразы и обязательного для данного момента официального лицемерия190.

Это привело к тому, что действительные средства лечения военного распада сделались органически невозможными. По многим обмолвкам можно было судить, что и Керенскому, и генералу Верховскому эти средства известны, так как они слишком элементарны. «Но... генерал Верховский, подходя к ним, немедленно останавливался, ставил многоточие и неизменно заявлял: только вы, господа народные представители (он так и величал членов совета «народными представителями», что вызвало ряд замечаний с мест), можете нас, правительство, уполномочить на применение этих средств. Излишне прибавлять, что во всех этих случаях военный министр разумел средства принудительные»191. Однако уже у морского министра, как отмечалось выше, эти средства превратились в водворение «добровольной дисциплины», под которой, видимо, неопытный оратор разумел дисциплину сознательную.

Коренную трансформацию претерпели взгляды А.Ф. Керенского. Увлеченный политической задачей, он окончательно отверг принудительные средства, которые поддерживал еще недавно на московском Государственном совещании 12-15 августа, заявив, что между ним и Л.Г. Корниловым нет принципиальных разногласий. Теперь министр-председатель решительно отмежевывался от всего, что тогда признавалось единственным путем для восстановления боеспособности армии. Эта программа объявлялась «старым путем», который необходимо навсегда бросить. Керенский активно подхватывал заявление, что русская армия — самая свободная и может быть излечена такими «лекарствами», которые никогда не употреблялись ни для каких других армий в мире. Имелось в виду дальнейшее, уже систематическое, применение тех самых приемов, которые еще совсем недавно единодушно признавались приемами, приведшими к развалу армии. А.Ф. Керенский обрадовал Предпарламент сообщением, что программа военного министра — его собственная программа и теперь, после произведенных им перемен, новый состав офицерства вполне с его программой согласен.

Учитывая полярные настроения членов Предпарламента, вполне очевиден был разброс мнений по всем обсуждавшимся вопросам. На кадетов, по их отзывам, второе заседание произвело весьма тяжелое впечатление. Перспективы поднятия боеспособности армии выглядели еще менее оптимистическими, чем раньше192.

10 октября 1917 г. состоялось также заседание фронтовой группы Совета Российской республики, на котором присутствовали Я.Б. Печерский, М.С. Бинасик (Новоседский), Т.В. Леонтьев, Б.Ф.Соколовский, Б.В.Безобразов, А.М.Кожевников, Н.А.Афиногенов, А.Д. Малевский, B.C. Венгеров, Г.Е. Нагаев. В ходе прошедшего обсуждения было постановлено образовать во Временном совете Российской республики военную группу, в которую, в качестве ядра, вошла бы фронтовая группа. В соответствии с постановлением солдатской секции, в бюро военного отдела Центрального исполнительного комитета от фронтовой группы были избраны Малевский, Леонтьев, Кожевников и Соколовский. Членами сеньорен-конвента Совета Российской республики стали Малевский и Венгеров. Было избрано временное бюро фронтовой группы в составе трех лиц: Кожевников, Афиногенов и Соколовский193.

Сообщения о настроениях в армии поступали в Петроград постоянно. 12 октября, в частности, в телеграмме на имя министра-председателя Временного совета Российской республики, ЦИК Со

169

168

вета рабочих и солдатских депутатов, представитель 10-й армии товарищ председателя армейского комитета X. Рубинштейн сообщал: «Моральное и физическое состояние армий ухудшается, с каждым днем положение становится все более безнадежным. Тыл покинул армию. Запасы хлеба и продуктов питания истощаются. Надеяться на планомерную доставку из внутренних районов вряд ли возможно, реквизиция хлеба в тылу встречает враждебное отношение. Во всех слоях и классах населения властвуют лишь эгоистические принципы. Промышленные круги, не считаясь с народным бедствием, взвинчивают цены на продукты потребления, умышленно тормозят осуществление и проведение в жизнь налогов, которые должны нести. Интенсивность труда рабочих на заводах понижается. В деревнях хищения, грабежи, уничтожают инвентарь. Кругом произвол. В городах погромы. Воззвания правительства и демократических организаций ни к чему не приводят. Нет реальных сил, которые положили бы предел развалу. Многие солдаты являются не только пассивными зрителями, но зачастую непосредственными пособниками и виновниками погромов. Мы, представители 10-й армии, находим, что все эти пагубные явления влияют на настроение солдат фронта, не надо забывать, что они оставили в тылу родных, близких необеспеченными, семьи их голодают и находятся под угрозой насилий и погромов. При таком положении вещей действующая армия теряет последнюю веру в тыл.

Настала осень, впереди зима. Сапог нет, теплых вещей мало. Физическая усталость большая, а замены людьми нет. Приходившие из тыла в малом количестве пополнения плохо обучены, развращены и внесли лишь дезорганизацию, чем подорвали последние силы армии. Большинство не бывших на фронте продолжает оставаться в тылу в твердой уверенности, что лишь те, кто отдал и продолжает отдавать последние силы должен защищать фронт. В тылу предатели, изменники свободы и родины ответственности не несут. Моральный суд для них не существует, а законы и распоряжения Временного правительства ими дискредитируются, обязанностей гражданского долга для них нет. Каждый день приносит новые тяжелые испытания. Каждый день приносит новые беды и новые территориальные потери. Флот сражается геройски, напрягает последние усилия в неравной борьбе с противником более подготовленным и количественно превосходящим во много раз. Армия на севере выносит натиск врага и ждет подкреплений. А из солдат тыла одни продолжают заниматься торгашеством, а другие примкнули к погромным толпам. Терпение солдат на фронте истощается. Слышны стоны погибающих во имя всеобщего мира, погибающих без поддержки. Войсковые организации бессильны и не в праве удерживать голодную, раздетую и количественно слабую армию на фронте. И если тыл и Временное правительство не в состоянии помочь армии, то надо иметь мужество в этом сознаться. Во внешней политике пора положить конец отвлеченным рассуждениям о мире, необходимо стать на почву активной борьбы за мир и определенно формулировать условия, приемлемые для демократии всего мира. Лишь надежда на скорый мир и уверенность восстановления порядка в тылу могут создать те условия, при которых армия будет напрягать усилия для защиты родины и свободы»194.

12 октября 1917 г. президиум Временного совета Российской республики предложил Совету республики поручить комиссии личного состава проверить, по возможности, в самом непродолжительном времени полномочия членов Временного совета и передать на заключение той же комиссии поступавшие в Совет республики ходатайства общественных и политических организаций о предоставлении им мест во Временном совете195.

В состав Совета старейшин Предпарламента были, в частности, избраны: от фракции социалистов-революционеров — А.Р. Гоц, Б.Н.Зензинов, В.А.Карелин, М.А.Натансон, Д.С. Розен-блюм, В.И.Сизиков и В.М.Чернов; от меньшевиков — Б.О.Богданов, С.А. Вайнштейн, Д.А. Дан и др.; от народных социалистов — М.Е. Березин и В.Н. Ферри; от меньшевиков-интернационалистов — Ю.О. Мартов и В.Е. Мандельберг; от группы бунда — Р.А. Абрамович; от кооперативной группы — Н.В. Чайковский; от группы общественных деятелей — И.Н.Сахаров; от торгово-промышленной группы — Н.Н. Кутлер и от фракции народной свободы — П.Н.Милюков, М.М. Винавер, Ф.И.Родичев и А.И.Шинга-рев (заместитель М.С. Аджемов)196.

13 октября министр-председатель и верховный главнокомандующий А.Ф. Керенский выступил в Предпарламенте с речью о планах эвакуации правительства из Петрограда в Москву и о разгрузке Петрограда. Полагая, что зимой обстановка в Петрограде позволит Учредительному собранию приступить к работе, Временное правительство не исключало осложнения ситуации весной. Поэтому оно должно было срочно приступить к проведению в жизнь плана постепенной эвакуации из Петрограда учреждений, не связанных с основными функциями управления и законодательствования будущего, чье отсутствие в центре политической и государственной жизни страны не могло бы отразиться вредно на деле и повлиять на успешный ход работ.

Керенский считал, что Временное правительство должно было, не разрушая и не потрясая без надобности основ государственного управления, ввиду создавшихся условий, готовиться к такому положению, «при котором, если бы пришлось перенести весной центр государственной жизни в другое место, это перенесение произо

171

170

шло бы с наименьшим перерывом в правильной работе государственного организма и с наименьшей потерей времени и затратой энергии, а также с полным исключением всякой паники и всякой суматохи в направлении и работах государственного механизма. Это особенно важно в условиях нашей государственной жизни, когда только что родившийся и столь еще молодой и хрупкий аппарат нашей государственности столь легко подвержен самым внезапным, неожиданным, но очень серьезным колебаниям и потря-

147

сениям»1 .

Таким образом, Временное правительство предполагало подготовить на случай необходимости в Москве достаточно помещений и удобные условия работы для Учредительного собрания и центральных органов власти, если такой переезд потребовался бы по условиям весенней кампании. Тем временем, эвакуация из Петрограда государственных учреждений, не связанных теснейшим образом с правильным функционированием Временного правительства, а в ближайшем будущем и Учредительного собрания, уже началась и должна была продолжаться.

Кроме вопроса об эвакуации, понимавшемся в узком смысле слова как переезд учреждений государственной важности, был еще и другой вопрос — о разгрузке Петрограда. Подробнее о том и другом должен был рассказать министр призрения, заведующий эвакуацией и разгрузкой Петрограда. Керенский отметил только, что эти две стороны работы между собой различались по своим задачам. Разгрузка Петрограда стояла вне всякой зависимости от того, приблизится ли весной или зимой фронт неприятеля ближе к Петрограду, и была вызвана сложным положением транспорта и, следовательно, продовольственного снабжения столицы и всего северного района, трудностями подвоза всех необходимых предметов для отопления и работы всех как правительственных, так и общественных, частных предприятий, связанных с промышленной и заводской деятельностью. Из всех фронтов и районов России в наиболее трудном положении, по условиям транспорта и местным условиям, находился именно северный район и все местности, окружавшие Петроград, в особенности Прибалтийский край, русский северный край и Финляндия. Поэтому разгрузку, т. е. уменьшение тягости и нормы подвоза, необходимых для этих районов, Временное правительство считало задачей совершенно неотложной.

Правительство, вместе с тем, полагало, что общественное мнение не должно было эвакуацию и разгрузку превращать в вопросы тревожные, будирующие население, переносить их в плоскость политической борьбы. Наоборот, раздавались призывы внушать и разъяснять населению необходимость всяческого содействия в этих

172

мероприятиях, стремиться к успокоению и благоприятному выходу из сложного положения, сложившегося на севере России, избавляться от опасных предрассудков и волнений. Населению страны и столицы предлагалось с большим вниманием следовать обращению Временного правительства о возможном сокращении количества приезжающих в Петроград и увеличении уезжающих на всю зиму из столицы. Все, что могло по своим материальным условиям устроиться в районах, не требовавших подвоза питания, — говорил Керенский, — все это должно было по своему патриотическому долгу, стремлению облегчить задачи обороны и жизни государства по возможности покинуть Петроград, для дел и развлечений в такой массе, как тогда, не приезжать. Несмотря на все меры, принятые Временным правительством, количество уезжавших никак не могло превысить число приезжавших в Петроград.

Заканчивая свои объяснения перед Советом республики, Керенский категорически подчеркнул, что цель предпринятых действий состояла в укреплении, расширении условий обороны столицы, так как ни при каких условиях страна не смогла бы смириться с хотя бы временной сдачей центра управления государством198.

Представителями различных групп Предпарламента признавалось необходимым образование постоянного большинства, определенного центра в нем, чтобы работа временного парламента могла быть продуктивной. По мнению центральных групп Совета республики, коалиция в нем должна была соответствовать коалиции во Временном правительстве, и входить в нее следовало тем же группам, которые вошли в состав правительства. Некоторые представители Предпарламента, соглашаясь с необходимостью создания работоспособного большинства, полагали, однако, что советский центр должен был быть с уклоном влево, так как две трети Совета республики составляли представители левых групп. Сторонники создания коалиции в Предпарламенте на основах построения коалиции во Временном правительстве считали образование такой коалиции возможной только в том случае, если цензовые элементы пойдут на серьезные уступки199.

16 октября 1917 г. социал-демократическая фракция меньшевиков Всероссийского совета Российской республики внесла на обсуждение временного парламента законодательное предложение (за подписью 30 членов Временного совета) о борьбе с погромным движением и другими нарушениями революционного порядка. Предположение готовилось в соответствии со ст. 15 Положения о Временном совете Российской республики. Первыми тремя подписавшимися были Ф.И.Дан (Гурвич), Гольдман, М.И.Скобелев. В объяснительной записке к этому законодательному предположению меньшевики выражали глубокую обеспокоенность фактами наси

173

лия, грабежей, убийств и других нарушений неприкосновенности личности, призывая к принятию решительных мер борьбы с этим явлением, нарушавшим порядок в государстве «в критический момент нашествия врага извне и коренной перестройки политических и социальных отношений внутри страны»200.

Предлагалось создать на местах авторитетный орган — Временный комитет общественной безопасности, опиравшийся на содействие правильно организованных демократических масс и способный вернуть вверенную ему местность к спокойной гражданской жизни и правовому созиданию новых форм государственного и общественного уклада жизни. Эти органы опирались бы в первую очередь на местные городские и земские самоуправления, имели бы право объявления местностей на исключительном положении. В такой орган вошли бы также по должности местный комиссар, командующий войсками округа, или начальник гарнизона, местный прокурор палаты или суда, или их заместители. Предусматривалось включение в состав этих органов и представителей местных революционных демократических организаций — Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, профессиональных союзов и кооперативов или районных комитетов снабжения.

Временным комитетам общественной безопасности подчинялись бы все местные военные и гражданские власти. Им предоставлялось право иметь в своем распоряжении военную силу, производить аресты, обыски и реквизиции, брать под свое руководство частные предприятия и принимать все прочие меры, необходимые для прекращения беспорядков. По миновании чрезвычайных обстоятельств объявление местности на исключительном положении отменялось бы и временные комитеты общественной безопасности подлежали упразднению по постановлению или органа местного самоуправления, объявившего местность на особом положении, или Временного правительства.

Внося это законодательное предположение на обсуждение Совета республики, меньшевики просили признать его спешным и поставить на повестку следующего собрания вопрос о желательности.

16 октября министр продовольствия С.Н. Прокопович выступил в Предпарламенте с речью о проекте мероприятий Временного правительства в связи с тяжелым финансовым положением в стране. Он обосновывал необходимость создания органов власти на местах. «Уговоры действуют на людей совестливых, но совестливые люди, они вряд ли идут на эксцессы; рядом с ними везде и всюду имеются люди, потерявшие совесть. Относительно этих людей принуждение необходимо»201. Прокопович призывал прекратить анархию, на местах создать органы власти и обеспечить материальной силой для

174

защиты своих постановлений, чтобы каждому русскому гражданину гарантировать элементарные права. Без этого министр не видел возможности разрешения продовольственной проблемы и обеспечения страны хлебом.

Между тем информация о готовившемся выступлении большевиков широко распространилась по столице, став достоянием гласности для обывателей. Так, например, на имя «граждан Российского Предпарламента» поступило заявление от рабочего Трубочного завода Маркова с призывом к принятию мер против пропаганды Ленина. «Вероятно Вам неизвестно, что готовит он Петрограду на 20-е октября. Вчера я был на собрании большевиков в частной квартире и там уже по жребию распределялись богатые обители и торговцы между рабочими заводов, кому и где грабить во время беспорядков. На собрании присутствовали солдаты Петроградского гарнизона и тоже распределили районы, где, кому и что грабить»202. 17 октября 1917 г. по распоряжению Председателя Временного совета Российской республики заявление рабочего Маркова было препровождено комиссару Временного правительства над управлением бывшего Петроградского градоначальства203.

17 октября председатель Совета республики Н.Д.Авксентьев обратился к министру почт и телеграфов с просьбой о содействии в организации доставки повесток и материалов членам Предпарламента. Для этой цели требовалось обеспечить канцелярию Временного совета соответствующими перевозочными средствами, предоставляя в ее распоряжение «ежедневно по восьми лошадей с поч-

204

товыми двуколками» .

Шестое заседание Временного совета Российской республики было намечено на среду, 18 октября, на 11 часов утра. Планировались следующие мероприятия: 1. Дополнительное избрание членов комиссии: по выработке мер для укрепления основ республиканского строя и борьбы с анархией и контрреволюцией (двух членов) и в земельную (шесть членов). 2. Избрание по одному члену в комиссии: по выработке мер для укрепления основ республиканского строя и борьбы с анархией и контрреволюцией (взамен Керенского) и продовольственную (взамен Векилова). 3. Продолжение обсуждения сообщения Временного правительства о состоянии обороны государства. 4. Законодательное предположение 30 членов Временного совета о борьбе с погромным движением и другими нарушениями революционного порядка (первый подписавшийся Ф. Гурвич (Дан)) (по вопросу о направлении; ст. 15. Пол. о Bp. сов. Рос. респ.). 5. Заявление (№2) 32-х членов Временного совета об обращении к министру-председателю в порядке ст. 11 Пол. о Bp. сов. Рос. респ., с вопросом о том, предполагает ли Временное правительство внести на рассмотрение Временного совета проект положения о зе

175

мельных комитетах (первый подписавшийся Н.Суханов (Гиммер)). 6. Обсуждение сообщения министра иностранных дел по внешней политике. 7. Разъяснения министра внутренних дел на предъявленный министром продовольствия и внутренних дел, в порядке ст. 11 Пол. о Врем. сов. Рос. респ., вопрос по поводу имеющих место самочинных захватах продовольственных грузов, предназначаемых для столицы, больших городов и армии Северного фронта. 8. Обсуждение разъяснений министров продовольствия и внутренних дел на предъявленный им, в порядке ст. 11 Пол. о Врем. сов. Рос. респ., вопрос по поводу имеющих место самочинных захватов продовольственных грузов, предназначаемых для столицы, больших городов и армии Северного фронта»205.

18 октября, в среду, заседание открылось довольно поздно, около 12 часов, с запозданием даже несколько больше обычного, под председательством Н.Д. Авксентьева. После оглашения поступивших дел и некоторого изменения повестки, принятой Временным советом, секретарь огласил объяснительную записку и текст законодательного предположения о борьбе с погромным движением и другими нарушениями революционного порядка, внесенного фракцией РСДРП (объединенной). Председатель объяснил при этом, что оглашение в собрании объяснительной записки вызвано невозможностью вовремя размножить и раздать ее членам Совета.

Однако по окончании чтения записки трибуну занял кадет К.К. Черносвитов, указавший, что каждый законопроект, прежде чем слушаться по вопросу о желательности, должен быть напечатан и роздан всем. Только через 3 дня после этого его можно было включать в повестку дня. Следовательно, если он не напечатан и не роздан, соответствующий параграф указа был, безусловно, нарушен.

В связи с этим заявлением Черносвитова возникли продолжительные прения по вопросу о направлении законодательного предположения. Указания председателя на технические затруднения, срочность вопроса на тот факт, что повестка собрания соответствующей формулировкой п. 4 была утверждена общим собранием в понедельник 16 октября, не удовлетворили кадетов. Они выдвинули свои лучшие силы для вящего посрамления левых, осмелившихся пренебречь всеми тонкостями парламентской практики во имя скорейшего разрешения одного из наиболее жгучих вопросов российской действительности. Дважды выступал А.И. Шингарев, затем М.С. Аджемов, М.М. Винавер206.

Отвечая на юридические построения кадетов, Ф.И. Дан и М.И. Скобелев указывали, что пунктуальное следование Думскому наказу не оправдывалось по двум соображениям: во-первых, Положение о Временном совете в вопросе о направлении законопроектов существенно отличалось от Положения о Государственной думе; во-вторых, предложенное кадетами направление законопроекта в комиссию по вопросу о желательности значительно усложнило бы дело. Четырехэтапный способ рассмотрения проекта, предусмотренный Временным положением, в данном случае предлагалось превратить в пятиэтапный. Ф.И. Дан отметил, что именно таким способом все законопроекты левых фракций хоронились в комиссиях Государственной думы.

На баллотировку были поставлены два предложения: немедленно открыть прения по вопросу о желательности и сдать в комиссию для заключения по вопросу о желательности. Согласно требованию Наказа, слово по вопросу о направлении в комиссию было предоставлено двум ораторам «за» и двум «против». Слово «против» взяли А.А. Булат и Сорокин, «за» — М.М. Винавер и представитель группы кооператоров В.К. Иков. Голосование дало победу правой части собрания: большинством 102 голосов против 95 законопроект передавался в комиссию для заключения по вопросу о желательности. Дополнительным голосованием было постановлено, что свое заключение комиссия сделает в пятницу, 20 октября.

Затем общее собрание Предпарламента перешло к рассмотрению внесенного меньшевиками-интернационалистами вопроса Временному правительству о том, намерено ли оно внести на рассмотрение Совета республики разрабатывавшееся правительством Положение о земельных комитетах. Первым по вопросу о спешности говорил Н.Н. Гиммер (Суханов), указавший, что обсуждение Положения во Временном правительстве заканчивалось и немедленно вслед за этим Положение могли опубликовать. Таким образом, по его мнению, спешность обусловливалась самим существом дела.

Представитель фракции эсеров М.Я. Гендельман также высказался за спешность, считая, что единственно верным средством борьбы с развивавшимися в деревне беспорядками могло стать только скорейшее урегулирование вопросов землепользования.

Предпарламент единогласно высказался по этому вопросу за спешность, и слово по существу вопроса снова получил Н.Н. Гиммер (Суханов). По его словам, основная цель правительственного законопроекта состояла в сбережении наличности земельного фонда до Учредительного собрания, но от Положения о земельных комитетах зависела также продовольственная кампания будущего года, так как только планомерное регулирование сельскохозяйственного производства могло обеспечить страну хлебом. Между тем это планомерное регулирование могло находиться исключительно в руках будущих земельных комитетов.

Кроме того, он считал, что рациональное положение земельных комитетов было единственно правильным средством борьбы

12. Руднева СЕ.

177

176

с анархией. Гиммер упрекал правую часть собрания и Временное правительство в том, что из всей программы 14 августа они обращали внимание только на борьбу с анархией, используя исключительно метод репрессий. «Хотя Совет и не является тем учреждением, каким он должен был быть по первоначальной мысли, возникшей в Ц.И.К. р. и с. д., но это не значит, что Совет должен идти по пути дальнейшего умаления своих прав»207. Настаивая на необходимости внесения этого вопроса, Гиммер упомянул о правах самодержавной власти, которые присвоило себе правительство. Председательствовавший Н.Д.Авксентьев, прервав оратора, заметил, что Временное правительство не присваивало себе самодержавной власти, а пользовалось суверенной властью, врученной ему революцией.

Позицию интернационалистов поддержали представитель левых эсеров А.Л. Колегаев и представитель фракции эсеров Сорокин. От кадетской фракции выступил А.А. Кауфман, указавший, что их фракция поддерживала вопрос интернационалистов, что расхождения обнаружатся, когда Совету республики придется перейти к рассмотрению самого Положения. Последним выступал представитель фракции РСДРП (объединенной) П.П. Маслов, также заявивший о поддержке фракцией этого вопроса. Прошедшим голосованием вопрос интернационалистов был принят единогласно.

Как и предусматривалось повесткой дня, далее собрание перешло к прениям по вопросу об обороне. Первым выступил Н.В. Чайковский, огласивший от имени кооперативной группы формулу перехода трудовой народно-социалистической партии, группы «Единство», крестьянского союза, партии народной свободы, радикально-демократической партии, казачьей группы, торгово-промышленной группы и некоторых из национальных групп.

В этом проекте отмечалось, что грозное положение страны диктовало напряжение моральных и материальных сил всех групп, классов и национальностей к отражению врага и защите целости и независимости родины. «Силы страны отнюдь нельзя считать истощенными. Государственная власть должна прежде всего озаботиться водворением порядка в стране и армии, упорядочением сельскохозяйственных отношений»208.

Далее в документе говорилось о необходимости регулирования взаимоотношений различных органов государственной власти, проведения твердой экономической политики, борьбы с самоуправством, самосудами и другими проявлениями анархии. Заканчивалась формула перехода приветствием действующим армии и флоту, призывом ко всем гражданам о поддержании порядка, неустанном труде, самоограничении, жертвах.

178

П.Б. Струве от имени группы общественных деятелей присоединился к формуле, оглашенной Н.В. Чайковским, указав, однако, что формулу эта группа не считает вполне удовлетворительной. Непосредственно формулу перехода левых социалистов-революционеров огласил от имени фракции Сорокин.

Последним по вопросу об обороне выступил казак Анисимов. В длинной и чрезвычайно угловатой речи он упрекал Временное правительство в том, что оно пошло по пути демагогии. Из всех министерских выступлений только в речи министра продовольствия он слышал настоящую правду. «Если правительство пойдет по этому пути и далее, оно придет к банкротству»209. Говоря о необходимости восстановления дисциплины в армии и водворения порядка в стране, оратор поддерживал метод принуждения. «Иначе народ стихийно отвернется от руководителей революционной власти и пойдет с поклоном в Тобольск. Мы же, казаки, останемся с тем здоровым русским народом, который действительно заинтересован в судьбах революции и в судьбах своей страны»210.

После речи Анисимова в заседании был объявлен перерыв. После перерыва Совет республики перешел к голосованию формул перехода по вопросу об обороне страны. Всего поступило пять формул, внесенных в следующем порядке: 1) формула меньшевиков-интернационалистов; 2) фракции РСДРП (объединенной); 3)ле-вых социалистов-революционеров; 4) Н.В.Чайковского, внесенная от имени кооперативной группы, народных социалистов и других групп; 5) фракции социалистов-революционеров211.

А.А. Булат предлагал изменить порядок голосования: первые три формулы голосовать в порядке их поступления, затем формулу перехода фракции эсеров и последней — формулу Н.В. Чайковского. Е.Д. Кускова высказалась против. Предложение об изменении порядка голосования было отвергнуто большинством 131 против 127.

Для изложения мотивов голосования народно-социалистической фракции и кооперативной группы кафедру Предпарламента занял А.В. Пешехонов. Являясь сторонниками активной внешней политики в целях скорейшего достижения мира, они находили излишним и неудобным говорить об этом в формуле перехода, касающейся непосредственно обороны. Это могло привести к появлению в армии настроений, параллельных большевистским лозунгам — о возможности достижения мира без силы оружия и не защищая родину. Далее, они были также убежденными сторонниками передачи земли трудовому народу, но упоминать об этом в формуле перехода не считали нужным, так как русская армия, состоявшая в большинстве своем из крестьян, не нуждалась ни в каком платеже, который нужно было бы ей обеспечить сначала. Немедленная передача земли земельным комитетам была невозможна. Между тем армия могла понять такие заявления также в смысле большевистских лозунгов: что родины не надо защищать, пока земля не будет фактически передана. Будучи принципиальными противниками смертной казни, народно-социалистическая фракция и кооперативная группа не считали возможным затрагивать этот вопрос мимоходом в обсуждавшейся резолюции. Они полагали, что непродуманное отношение к этому вопросу особенно опасно, когда в стране при остановленных смертных казнях по суду происходили чуть ли не повсеместные смертные казни по самосуду. Ввиду всех этих соображений они находили для себя невозможным голосовать за те формулы, в которых имелись упомянутые пункты. При голосовании же формулы социалистов-революционеров они собирались воздержаться.

СВ. Вржосек от имени группы социалистов-революционеров оборонцев-государственников заявил, что он присоединяется к формуле Н.В.Чайковского и будет голосовать против всех остальных формул по тем же соображениям, которые привел А.В. Пешехонов.

Затем трибуну занял Ф.И. Дан, сделавший заявление от фракции социал-демократов меньшевиков. В нем говорилось, что «наша армия не представляет собою такого скопища людей, которым можно управлять, просто приказывая и не объясняя, во имя чего она борется. Поэтому, ставя перед армией ее задачи, мы считаем себя обязанными в нашей формуле сказать правду по всем вопросам, которые эту армию интересуют, и ответ на которые может вдохнуть в армию энтузиазм и моральную силу, которые нужны для того, чтобы она обороняла свое отечество. Мы считаем поэтому вредным умолчать о том, что Совет республики будет прилагать все усилия для того, чтобы скорейшее достижение мира на справедливых началах стало не только красивой фразой, а реальной задачей политики нашего правительства. В этой формуле должно быть сказано, что наша армия борется за скорейшее достижение мира»212.

Меньшевики требовали заявить в документе, что «заветные чаяния миллионов русского народа» о получении земли будут осуществлены в ближайшее время. «Наконец, мы считаем необходимым сказать, что возмутительный характер смертной казни, относительно которого официально объявлено, что он не приводится в исполнение, будет немедленно отменен»213. Они намеревались голосовать против формулы меньшевиков-интернационалистов, из-за несогласия с тезисом об обязанности правительства взятия на себя инициативы немедленного перемирия на всех фронтах. Предпочтение отдавалось перспективе открытия мирных переговоров общими усилиями — России и ее союзников. В таком виде, как предлагали меньшевики-интернационалисты, вопрос о мире можно было понять как провозглашение немедленного перемирия только на рус

180

ском фронте. Фракция социал-демократов меньшевиков планировала голосовать и против формулы Н.В.Чайковского, так как не находила там «мужественного слова» ни о мире, ни о земле, а только нападки на демократические организации и угрозы репрессиями. «Если наша формула не пройдет, мы будем поддерживать формулу с.-р. с оговоркой, что передачу земли народу мы понимаем так, что в ведение земельных комитетов не будут переданы все земли, а исключительно земли помещичьи»214.

Последней по мотивам голосования выступила П.Н. Шишкина-Явейн от Лиги равноправия женщин, заявившая о присоединении к формуле Н.В.Чайковского215.

Выслушав все речи по мотивам голосования, Совет республики перешел к голосованию формул перехода. Формула меньшевиков-интернационалистов, голосовавшаяся первой, была отвергнута большинством всех против 42. Не прошла также формула левых эсеров: «против» — большинство, «за» — 38. Формула социал-демократов (объединенных) также не получила поддержки большинства.

Формула Н.В.Чайковского сначала была принята большинством 141 голоса против 132 при 6 воздержавшихся, но при повторном голосовании путем выхода в двери — отвергнута большинством 139 голосов против 135 при 1 воздержавшемся.

Последней голосовалась формула правых социалистов-революционеров, отвергнутая большинством 127 против 95 при 50 воздержавшихся.

Таким образом, Предпарламент по вопросу об обороне не принял ни одной из предложенных формул, и председатель Н.Д.Авксентьев предложил просто перейти к следующему пункту повестки — обсуждению заявления министра иностранных дел. Кафедру занял П.Н.Милюков, присоединившийся к мнению М.И.Терещенко о связи между вопросами обороны и вопросами внешней политики. «От вождей революционной демократии мы привыкли слышать, что дважды два — пять, и мы с громадным удовольствием услышали от них, что дважды два — четыре: становится общепризнанным, что оборона государства — главнейшая задача момента, что для ее успеха необходима дисциплина в армии, порядок в стране, что необходима сильная власть.

Однако в области внешней политики до сего времени пользуется достаточной популярностью взгляд, претендующий на связь с интернационалом, а в действительности являющийся продуктом перегретой атмосферы, в которой вращается наша эмигрантская кружковщина.

Сторонники этого взгляда искренне верили, что распад в России приведет к распаду всего буржуазного мира, и с этой точки зрения они спокойно говорили, что в разгар войны солдаты долж

181

ны уйти из окопов и бороться не с неприятелем, а с помещиками и капиталистами»216. В качестве примера П.Н. Милюков приводил доклад Ю.О. Мартова (Цедербаума) на Кинтальской конференции и заявления министров-социалистов о целях их вхождения в кабинет — не для установления социального мира, а для ведения классовой борьбы. «Германские социал-демократы смотрели на этих господ с нескрываемым презрением, но они решили, что для России это годится, и послали сюда проповедника всеобщего мира (слева раздались протестующие возгласы: финляндские деньги). Вы недавно получили список тех господ, которые приехали сюда этим путем, и в этом списке есть имена сидящих здесь.

Формула нашей революционной демократии весьма проста: нужно заявить союзникам: "нам ничего не надо, нам не за что сражаться", — тогда наши противники заявят то же самое и братство народов станет свершившимся фактом»217.

Милюков отметил, что ни Церетели, ни Керенский до сих пор не отреклись от Циммервальда, между тем поездка делегатов Совета за границу показала яркое расхождение чисто социалистических лозунгов с требованиями жизни. Оратор критиковал наказ Скобелеву, назвав его «продуктом официального лицемерия». «Мы не понимаем положения М.И. Скобелева. Что он будет делать в качестве члена правительственной делегации: молчать или высказывать мысли, диаметрально противоположные тому, что будет говорить министр иностранных дел. Единственный выход из положения —

OIQ

совсем не посылать такого делегата»-"0.

Содержание наказа Милюков разделял на три концентрических круга мысли: общепацифистские, стокгольмские, или голландско-скандинавские, и чисто советские. Общепацифистские идеи он разделял, так как всегда был противником войны. Специфически-стокгольмские идеи сводились к тому, что никто в войне не виноват и мир должен быть в ничью, в формуле «без аннексий и контрибуций», в отказе от экономической борьбы. Союзники России никогда не соглашались с этими формулами, даже Вильсон отошел от позиции мира в ничью219. Милюков продолжал: «Однако влияние советских деятелей довольно сильно и за границей, и внутри страны: лицом к лицу с революционной демократией министр иностранных дел отказывается говорить о чести и достоинстве России и только вполголоса говорит о национальных интересах России.

Перехожу к третьему кругу идей — советских. Сравнивая Наказ с обращением Стокгольмского комитета, мы увидим, что тезисы этого обращения были пересмотрены для русского Наказа в двух направлениях — в направлении утопизма и в духе германских интересов»220. Последние слова оратора вызвали шумные протесты слева. Обращаясь к Милюкову, председатель заметил, что, по его

182

мнению, никто из присутствовавших и вырабатывавших этот Наказ не стремился пересматривать его в духе германских интересов. Милюков, стараясь не оскорбить никого лично, стремился доказать, тем не менее, свою правоту. Он говорил об утопичности требования заключения мира через парламентских представителей и начала мирных переговоров сразу после отказа противников от насильственных действий. Наивным ему представлялось требование заключать мир не иначе, как на конгрессе с участием нейтральных стран. Ссылаясь на книгу под названием «Стоите ли вы за Россию», изданную лигой инородцев в Стокгольме и Лозанне, П.Н. Милюков заявил, что ненависть к России, которой пропитана эта книга, имеется и в Наказе Скобелеву. «Ведь и Наказ Скобелеву начинается с полного самоопределения Литвы и Латвии»221.

Эта часть речи Милюкова вызвала негодование на скамьях левых. Оттуда раздавались крики: «Ложь!», «Клевета!» Оратор между тем продолжал: «Так расправляется Наказ с Россией. С союзниками он церемонится еще меньше. Наказ Скобелеву более снисходителен к Германии, чем Стокгольмский документ, и в вопросе об Эльзасе-Лотарингии, и в вопросе о возмещении Бельгии за убытки. Сейчас, когда Италия несет на своих плечах тяжелое наследство нашей неурядицы, Наказ предлагает итальянским областям Австрии автономию. (Шум слева.) Наказ предоставил полное самоопределение Добрудже, умолчав о Трансильвании, ибо русский радикализм доходит только до границ Австро-Венгрии. Относительно Сербии Наказ умалчивает об объединении юго-славян и говорит только о доступе к Адриатическому морю и об автономии Боснии и Герцеговины»222.

Милюков остановился также на истории с Отто Бауэром, заявив, что преступление левых в этом вопросе началось тогда, когда левые заставили Министерство иностранных дел обменять Бауэра на русского инвалида. Заканчивая критику Наказа, оратор пришел к выводу, что русский Наказ неизменно принимал сторону германского решения вопроса. «На нем крепко прикреплена германская марка <...> Идеология Совета р. и с. д. принесла русским интересам громадный вред, парализовав власть правительства и во внешней, и во внутренней политике. Хорошо уже то, что в вопросе о Курляндии и Литве, в вопросе об обеспечении возможности экономического развития министр не идет за Советом»223.

По мнению Милюкова, Парижская конференция могла только ухудшить положение. Поскольку соглашение с союзниками предусматривало вопрос о проливах, не имело смысла пересматривать это соглашение во вред России. «Я утверждаю, пересмотр соглашения не навязывается нам никакой объективной необходимостью. Он навязан исключительно советской идеологией, тем заявлением,

183

которое постоянно здесь повторяется: «надо, чтобы солдат знал, за что он борется и тогда он будет бороться». Это правда, солдат не знает, за что он борется, но вы ведь ему теперь сказали, что не за что бороться, что наших национальных интересов нет и что мы боремся за чужие интересы <.. .> Так опровергните и скажите, что у него есть за что бороться не для Франции и для Англии, а для России»224. Текст Наказа Скобелеву не мог успокоить или утешить солдата. Те, кто хотел таким способом заставить его бороться, не понимали дела или лицемерили, считал Милюков.

Во внешней политике реальными признавались только задачи, опиравшиеся на военную мощь, т. е. задачи союзников России, потому что там реальная мощь имелась. Милюков закончил свою речь здравицами в адрес доблестных союзников, «света человечества» — передовых демократий Запада и особенно нового бодрого союзника — Америки, «которая неустанно готовит средства вооружения и новые легионы воинов, с которыми, даже если мы будем ослаблены в конец, дело человечества все-таки будет выиграно»225. Заключительное приветствие Милюкова вызвало бурные аплодисменты, перешедшие в длительную и шумную овацию, в том числе слева.

Было решено, что следующее заседание Предпарламента должно состояться в пятницу, 20 октября, в 11 часов утра.

Кроме того, в канцелярию общего собрания поступило заявление № 2 32-х членов Временного совета об обращении к министру-председателю в порядке ст. 11 Положения о Временном совете Российской республики, с вопросом о том, предполагает ли Временное правительство внести на рассмотрение Временного совета проект положения о земельных комитетах. Первым подписавшимся значился Н.Н. Гиммер (Суханов). Поступили также заявления об отказе от звания членов комиссии: а) продовольственной — Векилова и б) по выработке мер для укрепления основ республиканского строя и борьбы с анархией и контрреволюцией — Каменского226.

В канцелярию Совета республики поступали сообщения о весьма противоречивом отношении населения к Временному правительству. Так, например, в телеграмме от 19 октября вновь избранное уездное земство г. Луги доводило до сведения земской группы Предпарламента, что оно готово всемерно поддерживать Временное правительство в его борьбе с гибельными для свободы России выступлениями безответственных лиц227.

20 октября заседание Предпарламента открылось с опозданием, около 12 часов, и после сообщения председателя о поступивших очередных делах перешло к продолжению прений по внешней политике, начатых на пленарном заседании 18 октября.

Первым занял трибуну представитель фракции РСДРП (объединенной) Ф.И. Дан (Гурвич). Он заявил, что речи министра иностранных дел с величайшим нетерпением ожидала вся страна и особенно российская армия, имевшая на четвертый год войны право знать, за что она воюет. Дан считал, что признаки разложения армии в гибельных для страны формах были очевидны и называл это явление естественным, так как эта война с самого начала не была народной. Имущие классы народными руками и народной кровью решали свои споры, в особенности в России, где имущие классы не могли привести в оправдание войны даже те империалистические мотивы, которые существовали у господствующих классов других стран. «Наше участие в войне было преступлением царизма, искавшего себе спасение от надвигавшейся революции, и имущих классов, выкинувших лозунг "Великой России" не потому, что это вызывалось потребностями капиталистического развития, а в целях отвлечения внимания демократии от вопросов внутренней политики. На этом пути они тоже искали спасения от революции, пытаясь разрешить внутренние вопросы путем участия России в международной свалке.

Понятно поэтому, что наша революция для широких народных масс и для армии была революцией против войны за скорейшее достижение мира. И господствующие классы обнаружили полное непонимание психологии народных масс, понимая эту революцию как революцию за лучшее ведение войны»228. Дан отмечал, что не слабость, не разложение российской армии диктовали ей желание мира, а, наоборот, неудовлетворенное стремление к миру усугубляло разложение армии. Не называя это явление специфически русским, он говорил о явлениях разложения во всех армиях воюющих стран, в том числе и у немцев.

С этим утверждением была не согласна правая часть зала, считая, что сведения о недовольстве в других армиях раздувались намеренно. Дан возражал, настаивая, что буржуазной печатью и многими командирами раздуты факты разложения в русской армии. По его словам, социал-демократы меньшевики всегда понимали, что, пока ведется война, необходимо поддерживать армию в боеспособном и организованном состоянии. Если за время революции армия не распылилась, считал Дан, то заслуга в этом принадлежала революционной демократии, «которая одна только работала над организацией нашей армии. Это заслуга армейских комитетов,

229

корпусных, дивизионных и полковых»"3.

На последовавшие возражения и крики справа о том, что без них армия прекрасно бы обошлась, оратор ответил: «Если бы не было этих комитетов, то у нас вообще не было бы армии, так как у нас может быть только революционная армия <...> Со времени революции только революционная демократия энергично заботилась об армии, для имущих же классов их организации были лишь

185

184

средством для перехода власти. Поэтому после революции деятельность их замерла, и эти организации стали местом, где укрывались люди, не желавшие проливать кровь за отечество»230.

Революционная демократия, ведя работу по укреплению армии, говорил Дан, с первых дней войны ни на минуту не прекращала своей деятельности для достижения мира, и одним из первых актов Совета рабочих и солдатских депутатов было воззвание 14 марта. «Вся наша работа была направлена на создание и расширение объединения трудящихся всех стран. Во имя этого объединения мы продолжали и продолжаем работать над созывом международной социалистической конференции»231. Дан критиковал политику Милюкова, обвиняя его в невнимании к стремлениям народных масс и армии, продолжении националистической, шовинистической линии, оставленной старым режимом. Именно эта политика, считали меньшевики, нанесла удар российской армии и способствовала анархии внутри страны.

Весь дипломатический персонал, считали меньшевики, был оставлен в том же виде, как и при царском режиме, поэтому они не могли быть уверены, что благие намерения министерства доходили до тех мест, где эта политика должна была претворяться в дело. «Отношение дипломатического персонала к политическим эмигрантам в девяти случаях из десяти таково же, каким оно было, когда чуть ли не половина русских консулов состояло в то же время агентами департамента полиции» .

Относительно Стокгольмской конференции Дан согласился, что с формальной и юридической точек зрения она являлась частной, созываемой известными группами демократии. Однако он считал целесообразным для правительства, если оно желало опираться на русскую и мировую демократию, оценить эту конференцию как важное событие. «Я должен констатировать, что правительство в недостаточной степени содействовало созыву Стокгольмской конференции, и мы вправе спросить министра, намерен ли он на междусоюзнической конференции требовать, чтобы всем социалистическим партиям была предоставлена возможность участия в Стокгольмской конференции.

Дав в мае и повторив в июле обещание созвать междусоюзническую конференцию, наше правительство слишком мало сделало для выполнения этого обещания. Теперь, когда конференция должна состояться на днях, мы не слышали от Министра иностранных дел ясного ответа на вопрос о целях конференции. Между тем, французская печать и английский министр иностранных дел заявляют, что ни пересмотр договоров, ни определение целей войны не входят в программу конференции. Перед самой поездкой на кон

186

ференцию мы должны получить ясный ответ на вопрос, зачем мы туда едем» .

С точки зрения Дана, в речи министра иностранных дел отсутствовала демократичность и революционность позиции, которая могла бы обеспечить России успешность ее политики мира. «Россия в речи Милюкова — это какая-то бедная родственница, живущая благодеянием чужого благородства и недостаточно это благородство оплачивающая <...> Я не знаю, какая марка привешена к этому выступлению — германская или какая-нибудь другая, но что

944

эта марка не русская, не революционная — это очевидно» .

Высоко ценя союзные демократии, меньшевики желали демократического союза с ними для демократических целей, но утверждали, что революционная Россия имела свои огромные плюсы. Во-первых, стоявшая на фронте армия, сдерживавшая громадную австро-венгерскую армию. Во-вторых, будущее страны, сбросившей оковы царизма, «благодаря этому мы и сегодня можем говорить не как бедная родственница, а как равноправные хозяева»235. В-третьих, моральный вес российской революции. История идет к тому, считали меньшевики, что сами народы будут решать свои судьбы и видеть своего знаменосца в русской революции.

Социал-демократы меньшевики надеялись также, что мировая демократия, зная об этих плюсах, заставляет правительства имущих классов все более становиться на сторону мира. «Представительства, которого добилась демократия на междусоюзнической конференции, — это факт, который должен пробить брешь в затхлых дипломатических канцеляриях. Наш тов. в английской палате общин уже возбудил вопрос о праве английского рабочего класса на такое же представительство. Мы уверены, что этот пример распространится по всем странам воюющей Европы <.. .>

Подобно министру иностранных дел, мы признаем желательным, чтобы делегация русского правительства представляла одно целое, но это целое должно быть революционно-демократическим (аплодисменты слева), стоящим на революционно-демократической платформе. И пусть все знают, что делегат демократии не будет простым чиновником дипломатической канцелярии. Он поедет либо как представляющий революционно-демократическую платформу, которую должно представлять все наше правительство, либо как самостоятельный представитель революционной демократии»236.

Что касалось Наказа Скобелеву, то революционная демократия сообщала всем, имевшим возражения против него — юго-славянам, представителям трудящихся классов и другим, — что она не рассматривала его как ответ на все вопросы национального угнетения, существовавшие на свете. Демократы полагали, что исправле

187

ние всех колоссальных исторических несправедливостей — дело не войны, а народных революций. Они призывали все угнетенные национальности освобождаться своими собственными силами и быть уверенными, что демократии других стран их поддержат.

Дан, стремясь произвести большее впечатление на аудиторию, использовал в своей речи образность и сравнение. «Те, кто ставят вопрос иначе и думают при помощи войны удовлетворить все национальные притязания, ярко показывают, что это только предлог для затягивания войны. Тут странным образом дворянин Милюков сходится с дворянином Лениным, так как последний говорит то же самое: будет воевать до тех пор, пока не разрешим все вопросы национального угнетения. Но дворянин Ленин все-таки выгодно отличается от дворянина Милюкова — он говорит на языке русском, а не готтентотском, который говорит: "что хорошо для меня, то плохо для моего соседа"»237.

Относительно пункта о Польше, Литве и Латвии позиция революционной демократии состояла отнюдь не в отстаивании для Литвы и Латвии такой же независимости, которая уже была возвещена для Польши. Они уточняли, что самоопределение не есть независимость и доказывали всем народам, населявшим Россию, что для успеха классовой борьбы всех трудящихся выгодна связь с великой революционной Россией. Такой же позиции они собирались придерживаться и в отношении Литвы и Латвии, надеясь найти отклик в трудящихся классах. «Ибо, когда литовский сейм провозгласил желательность отделения Литвы от России, во главе этого движения оказались не трудящиеся классы Литвы, а кадет Ичас. Революционная внешняя и внутренняя политика есть самое лучшее средство противодействовать отделению национальностей, поддержанному кадетами, отделению, на котором спекулирует Германия»238. Подтверждалось также требование опубликования союзных договоров, о котором ничего не было сказано министром иностранных дел.

Наконец, заявил Дан, с кафедры Предпарламента упорно замалчивался пункт, составлявший душу Наказа — вопрос о декларировании всеми союзными державами своей готовности немедленно приступить к мирным переговорам, как только все страны дадут в принципе свое согласие отказаться от насильственных захватов. Революционные демократы считали, что это требование выражало все чаяния и сущность российской революции, «которая с первого дня была революцией мира, но мира справедливого, а не того позорного, который нам старался навязать Милюков»239. Они утверждали, что, если российская дипломатия использует весь моральный авторитет революции, у нее найдутся еще силы продвинуть вперед дело справедливого мира.

188

Именно такой политики, с точки зрения меньшевиков, ждали страна и армия от министерства иностранных дел. Сохранялись надежды, что такая политика свяжет Временное правительство с российской и союзными демократиями, сможет пробить брешь в идеологии, державшей в плену широкие слои трудящегося населения и армию Германии. Только такая политика, считали социал-демократы, дала бы армиям уверенность, что кровь их льется только для обороны страны и скорейшего достижения мира.

П.Л. Лапинский-Левинсон (нац. организации, поляки; ППС-левица [Польская социалистическая партия — левица]), заняв в свою очередь кафедру Предпарламента, указал на крупную ошибку утверждавших, будто целью революции являлась победа в текущей войне. «В действительности, главным источником революции именно было безмерное утомление бессмысленной войной солдатских, крестьянских и рабочих масс. Если русская революция внесла во всемирное историческое достояние человечества что-нибудь оригинальное, существенно новое, то это произошло именно в тот момент, когда волна народного возмущения смела правительство Гучкова и Милюкова, потому, что в тот момент революция направила свое острие не только против устоев старого режима, но и против современного мирового империализма»^*.

Оратор сожалел, что благодаря коалиционному строению власти внешняя политика революционной России также оставалась в оковах союзного империализма. Это выразилось в отношении к Стокгольмской конференции и в оттягивании союзнической конференции, которая должна была пересмотреть империалистические цели войны. Такая политика привела страну к безвыходному ужасному положению: неприятельские войска — в нескольких сотнях верст от революционной столицы, армия расстроена и разложена, в стране всеобъемлющая экономическая разруха. Страна и революция — на краю гибели.

Причину создавшейся ситуации Лапинский-Левинсон видел в империалистической войне и в тех, кто толкал страну на гибель ради удовлетворения союзных империалистов, которые также изверились и нечего особенного от России не ждали. Международное положение оратору представлялось ясным. Немецкий империализм все время был направлен не на восток, а на запад, и когда он почувствовал себя частично разбитым, он обратился на восток, по адресу России. С пустыми руками немецкий империализм не мог вернуться к массам, также подвергнутым сомнениям, и потому немецкое правительство было вынуждено пойти на какой-нибудь захват.

Опасность революции в Германии, в свою очередь, способствовала этому. «Ведь русская революция хотя и с трудом, но развивалась и становилась грозной опасностью для мирового империализ

189

ма господствующих классов, которые стремятся задушить революцию. Прочтите хотя бы «Тайме», чтобы в этом убедиться. Вот что говорит петроградский корреспондент: «.. .быть может пришествие большевистского правительства — необходимый недуг, сквозь который России придется пройти, пока ядро народа не поймет, что большевики являются теми контрреволюционерами, которые работают рука об руку с врагами России и тайными агентами старого режима (голос справа: верно)»241. Далее Лапинский-Левинсон привел следующую выдержку из «Тайме»: «Мы достаточно осведомлены на счет большевиков, чтобы учитывать, что методами мирного воздействия страна никогда не будет освобождена от их зловредного влияния. (Верно! — шумят справа.) Против них имеется только одно лекарство: Керенский указал на него, когда предложил ген. Корнилову отправить кавалерийскую дивизию в Петроград для усмирения большевиков. (Верно! — кричат справа.) Свист картечи явится единственным лекарством»242.

Оратор обрушился с упреками на представителей правой части зала, настаивая, чтобы они не смели поддерживать подобные планы — настоящие стремления империалистических кругов. Он утверждал, что большевики — это только псевдоним, под которым разумелся рабочий класс. Британский империализм также ощущал опасность русской революции и был вынужден ускорять конец войны, увеличивая опасность заключения мира за счет России или затягивания войны англо-американским империализмом. С этой войной связывалось много различных планов. Франция, в частности, пыталась навязать в качестве довольно популярной цели отвоева-ние Эльзаса-Лотарингии.

Лапинский-Левинсон критиковал позицию руководителей российской внешней политики, стремившихся убедить союзников в способности России ждать до весны и затем начать новую кампанию. Он высказывался в поддержку обращения к союзникам с требованием согласия на начало мирных переговоров на основаниях, указанных русской революцией. «Впрочем, мы не тешим себя иллюзией, прекрасно знаем, что наше Временное правительство такой политики не поведет. Мы не тешим себя иллюзией, что Терещенко примет к сведению те указания, которые дает ему левый сектор революционной демократии. И поэтому мы откровенно говорим здесь перед всей страной: это Временное правительство, в составе которого находится настоящий министр иностранных дел, не пользуется нашим доверием и не пользуется доверием революционной демократии. (Аплодисменты слева.) Ту политику, о которой мы говорим, может вести только подлинное правительство демократии, а не коалиционное правительство. На другой день после того, как вспыхнула революция, когда мы еще не успели в запломбированных вагонах приехать в Россию, мы сказали в Циммервальдском манифесте: или война убьет революцию или революция убьет войну. Но если будет продолжаться то положение, которое создалось теперь, то получится нечто третье, нечто худшее: произойдет процесс немедленного и постепенного их гниения, распада революции и войны. Вот этого не должно случиться, и поэтому я кончаю словами: да убьет революция войну. (Аплодисменты слева.)»243

После последовавшего затем перерыва первым трибуну Предпарламента занял А.К. Дживилегов, выступивший от имени армянской группы. Высказываясь за разрыв иностранной политики со старых позиций по отношению к армянскому народу, он был чрезвычайно категоричен: «Долг русского народа помочь Армении добиться полной автономии. Свободная Армения должна быть образована решением международного конгресса, от которого армяне надеются получить вечный нейтралитет, подобный швейцарскому»244.

П.Б. Струве отметил в своей речи, что перед Советом республики стоят две задачи: давать разумные советы правительству и влиять на мнение страны. После целого ряда резких выпадов влево оратор перешел к вопросу о целях войны, которые определялись тем, что неприятелем была занята значительная часть русской территории. «Необходимо прекратить вредные разговоры о целях войны. Революционная демократия стучится во все двери, выпрашивая мира, и всюду получает отказ. И это неудивительно: кто выпрашивает мира, тот получает его тогда, когда более сильный ему его продиктует. Объяснение нашего тяжелого положения заключается в той утопической пропаганде мира, которая началась в стране с первых же дней революции. Ничего подобного не могло произойти ни в Германии, ни в союзных странах.

Не правы те, кто говорят, что в союзных странах война ведется империалистическими правительствами, а не народом, и мы должны разоблачать и клеймить этот обман»245.

Германские социал-демократы, по мнению оратора, являлись прежде всего немцами и добрыми буржуа, и Струве утверждал поэтому, что русская революция, разложив русскую армию, лишь разожгла аппетиты германского империализма. «Единственный инструмент мира — армия, и прав был министр иностранных дел, говоря, что сейчас мы дальше от мира, чем были в начале революции.

Наша программа — неприкосновенность и целость нашей территории, и только власть, которая будет стоять на почве такого понимания войны, будет пользоваться нашим признанием»246.

Тезис о том, что война ведется Россией ради интересов союзников, Струве считал утверждением германского происхождения: Германии было выгодно расколоть коалицию. Германия напала на

191

190

Россию, так как боялась будущего роста России. «Отсюда следует, что мы прежде всего защищаем самих себя. Германский удар на Россию не удался, так как русская армия была обучена и дисциплинирована. Это показал славный галицийский поход, одного из доблестных руководителей которого мы имеем в нашей среде»247. При этих словах оратора правая часть зала встала и устроила шумную овацию по адресу генерала М.В. Алексеева.

Слева раздались вопросы об отношении к генералу Л.Г. Корнилову. П.Б. Струве ответил, что Корнилов бежал из германского плена после смертельных ран, «и имя его мы признаем честным, что бы ни говорили. (Сильный шум слева.) И за это честное имя

248

мы отдадим нашу жизнь»^ .

Оратора прервал сильный шум и протесты слева. Раздались голоса, требовавшие, чтобы председатель призвал П.Б. Струве к порядку. «Бонапартист-Струве», — кричал Ю.О.Мартов с места. Председатель призвал Мартова к порядку. В ответ на это Н.Н.Суханов закричал: «Пусть он скажет, оскорблен он или нет». Продолжая свою речь, П.Б. Струве проводил аналогию между корни-ловским заговором и действиями Украинской Рады. После революции, говорил он, начались плачевные уступки новой власти и оргия большевистско-интернационалистской пропаганды. Под бурные аплодисменты справа оратор характеризовал большевизм как смесь «интернационалистического яда со старой русской сивухой». В доказательство такой характеристики Струве цитировал статью Горького и черносотенную прокламацию. Этот прием оратора вновь вызвал шумные протесты слева.

Струве считал неверным утверждение, что утомление от войны вызывало в широких массах стремление от войны избавиться. Война произвела глубокое изменение экономических отношений, и революционная ликвидация войны ввергла бы массы в испытания более тяжкие, чем испытания, налагаемые войной. «Царящая у нас анархия — прообраз того, что должно дать внезапное прекращение войны, и я утверждаю, что утомление, вызванное революцией и анархией, больше того утомления, которое вызвано войной.

В некоторых буржуазных кругах ошибочно полагают, что мир спасет нас от анархии. Этим я прямо скажу: не основывайте вашего отношения к войне на мелких и жалких соображениях внутренней политики. Я нисколько не стыжусь того, что ни прямо, ни косвенно никого не призывал к этой революции, ибо революцию в условиях войны я считал и считаю несчастьем русского народа. Я ненавижу анархию, но ценою мира, недостойного России, не желаю покупать избавление от нее»249.

Несмотря на антиреволюционную патетику своей речи, Струве в конце указал на то, что является сторонником передачи власти в

192

левые руки. «Но это невозможно, так как немедленно привело бы к государственному банкротству и военному разгрому России»250.

По утверждению В.М. Чернова, занявшего затем трибуну Предпарламента, русская революция родилась со словами мира на устах и провозгласила новую внешнюю политику. «Теперь мы имеем дело с попыткой ликвидации ее, и только что сошедший оратор нисколько не удивил меня, когда излагал всю опасность, которой грозит нам мир. Быстрое прекращение войны, говорил он, угрожает экономической катастрофой. Но если вспомнит, что в органе, который редактируется только что сошедшим оратором "Русской Мысли" говорилось, что если бы этой войны не было, то ее следовало бы выдумать, то станет ясным, почему они боятся мира и открыто желали бы оттянуть его»251.

Однако вся глубина непонимания новой России выразилась, по мнению Чернова, в речи Милюкова, который радовался тому, что самый вопрос об условиях мира не будет обсуждаться на Парижской конференции. «Разбирая здесь цели войны других государств и сравнивая их с мирными лозунгами Советов рабочих и солдатских депутатов, Милюков произнес поистине бессмертную фразу: "Во всяком случае мы скорее будем подражать немцам, чем Совету рабочих и солдатских депутатов". Позиция — достаточно слабая — бороться с немцами, копируя их и будучи лишенным возможности отрицать, что мы их копируем. Все же в настоящий момент, когда мы обсуждаем вопрос о созыве мирной конференции, чрезвычайно характерно отметить с их стороны частичное признание необходимости перейти к мерам демократического контроля. Но, говорят нам, демократический контроль — это не значит проститься с режимом демократических тайн. Однако современная демократия категорически отметает этот метод и говорит, что демократический контроль при условии сохранения дипломатических тайн — т. е. контроль без контроля — это значит делать словесную уступку тому, чему нельзя делать никаких уступок»252.

По отношению к самим формулам русской революции Чернов даже со стороны министра иностранных дел не увидел достаточно верного понимания некоторых из них. Так, по вопросу о самоопределении народностей министр заявил, что если под самоопределением Польши мы понимаем независимость, то под самоопределением Литвы и Латвии тоже нужно понимать их независимость. Но самоопределение как принцип вовсе не есть обязательное отторжение, обособление и независимость. Самоопределение могло заключаться в праве выбора между любой формой автономии и самостоятельности. «При нашей формуле — без аннексий и контрибуций на основе самоопределения национальностей — не может быть также никаких разговоров о сепаратном мире»253.

13. Руднева СЕ.

193

Русской революции, считал Чернов, выпало на долю провозгласить демократический клич в вопросе о войне и мире, и она совершенно определенно отдала себе отчет в том, что в борьбе за скорейшую ликвидацию войны на тех основах, которые она провозгласила, не будет мира в ничью, миром без победы. Этот мир должен был стать победой демократических принципов над принципами империалистическими. Естественно, провозгласив свои принципы, русская революция была убеждена, что дело борьбы за демократический мир не укладывается в рамки борьбы дипломатической и военной. Русская революция понимала, что борьба за мир будет вестись не только силами государства, но и силами общественности как таковой. Поэтому Чернову представлялось странным, что министр иностранных дел новой России усиленно подчеркивал: вопрос о Стокгольмской конференции — частное дело отдельных партий, не имеющий решающего значения для правительства.

Демократическая формула мира, под которой подписалось Временное правительство, по мнению Чернова, одерживала успех за успехом. Поскольку проводником этой формулы, принятой русским правительством, в международном сознании являлась Стокгольмская конференция, постольку дело ее должно было стать неотделимым не формально, а по существу, от иностранной политики России. «И русская демократия в праве рассчитывать, чтобы дело Стокгольмской конференции не встречало более тех препятствий к своему осуществлению, которые являются оскорбительными для демократических стран. Было бы недопустимо, было бы международным политическим скандалом, если бы социалистическая демократия всех стран не могла бы встретиться на той нейтральной почве, на которой рано или поздно встретятся официальные представители всех стран»254.

Чернов настаивал, что революционная Россия должна не только через свою демократию, но и через Временное правительство произнести в этом вопросе свое слово. «Русская революция, явившись цитаделью демократических лозунгов устроения международного дела в Европе, в праве заявить, что неуважением к ней, новой России, явилось бы стремление отказать в праве собраться представителям той демократии, которая готова принять лозунги русской революции, принятые и Временным правительством. (Аплодисменты слева.)»255

Далее оратор остановился на вопросе о взаимосвязи между революцией и войной, отношении к ним демократии и цензовых элементов и указал, что за разруху страны ответственны не только старый режим, но и те, кто своей боязнью оплачивал его падение и теперь упрекал русскую демократию в неспособности справиться с разрухой. «Никто больше русской демократии не видит,

194

что внешняя политика не может явиться достаточно действенной в значительной мере потому, что Россия является слабой и в тылу и на фронте. (Аплодисменты.) Вот почему русская революция впервые могла поставить вопрос о создании боеспособной армии. Но демократическая страна должна иметь и демократическую армию. Конечно, несчастьем для страны является то, что демократизацию армии приходится производить во время войны. Однако и во время войны армия может быть боеспособной лишь тогда, когда она одушевлена тем же, чем одушевлена вся страна. Единство настроения страны и армии является необходимым условием существования, воссоздания армии. Вот почему мы от лица русской демократии требуем и будем требовать решительной демократизации армии и такой же демократизации нашей внешней политики. (Аплодисменты слева.)»256

России более чем когда-либо требовалась активная внешняя политика, — считал Чернов. И менее чем когда-либо было возможно откладывание и снятие с очереди Парижской конференции вопроса об условиях мира. По мнению оратора, дипломатическое представительство России должно было быть на этой конференции едино, а значит следовало договориться об определенных принципах. «Мы не сочувствуем предложению о перемирии на всех фронтах. Тот, кто этим думает добиться мира, глубоко заблуждается. Между миром и перемирием существует глубокая внутренняя связь. Только одно с другим имеет смысл и значение. Вот почему, отстраняя вопрос о перемирии, мы настаиваем на том, чтобы на Парижской конференции был поставлен вопрос об условиях мира»257. Чернов утверждал, что конференция должна быть гласной, так как именно гласность послужила бы средством приближения и ликвидации войны.

Вместе с тем демократия считала себя вправе требовать, чтобы страны и государства, претендовавшие на звание демократических, предоставили бы возможность демократии собраться на предварительный социалистический конгресс мира, на котором немного позже собрались бы и официальные представители всех стран. «Русская демократия никогда не отступится от своего права созвать социалистов всех стран на международную конференцию. Мы верим, что дело демократии в Европе не погибло. И обращаясь к этой европейской демократии, мы вотируем ей доверие в лице той ее части, которая работает над приближением торжества наших лозунгов.. В этом смысле мы обращаем к западным демократиям свой социалистический, демократический и революционный привет»258.

На речи Чернова прения по внешней политике 20 октября были прерваны до следующего заседания и Совет республики перешел к вопросу о положении дел в Донецком бассейне, внесенном фрак-

цией РСДРП (объединенной). Указывалось, что сократилась добыча угля, приостановилось железнодорожное движение, закрываются заводы, лишились работы сотни тысяч рабочих, спрашивалось, какие меры намеревалось предпринять правительство для урегулирования положения в Донецком бассейне. Вопрос был принят без прений, и заседание закрылось. Следующее заседание должно было состояться в понедельник, 23 октября в 11 часов утра.

В канцелярию общего собрания тем временем поступило заявление 32 членов Временного совета об обращении к министру-председателю и министру иностранных дел, в порядке ст. 11 Положения о Временном совете Российской республики, с вопросом по поводу несообщения Временным правительством союзным государствам об установлении республиканского образа правления в России. Первым подписавшимся был Ю.О.Мартов (Цедербаум). В документе была заявлена спешность.

Поступило, вместе с тем, заявление №4 от 30 членов Временного совета об обращении к министрам юстиции и земледелия, также с заявленной спешностью в порядке ст. 11 Положения о Временном совете Российской республики, с вопросом по поводу ареста и привлечения к судебной ответственности некоторых деятелей земельных комитетов. Первым подписавшимся был В.А. Карелин259.

22 октября, в воскресенье, состоялось совещание представителей фракций эсеров, меньшевиков, кооператоров, народных социалистов и интернационалистов260. Левая группа эсеров и цензовые элементы Совета республики представлены не были. Обсуждалась возможность выработки общей формулы перехода по вопросу о внешней политике, которая устроила бы большинство Предпарламента.

После долгих прений совещание определило характер формулы перехода. Основные его черты сводились к следующим положениям: союзные державы должны были объявить, что они принимают все шаги для скорейшей ликвидации войны и заключения мира при условии, если центральные державы отказались бы от захватных целей войны и от экономической эксплуатации других стран. Если бы вражеские государства на такие определенные заявления не пошли, то война продолжалась бы до последней возможности.

На совещании было предложено также одновременно обратиться к населению и солдатам с воззванием, в котором бы указывалось, что все усилия для приближения мира принимаются и что все должны самым энергичным образом быть готовы жертвовать собою ради обороны и защиты государства. Интернационалисты особенно возражали против того, что «стремление к скорейшему миру» трактовалось условно, в зависимости от позиции, занятой центральными державами. Возражали интернационалисты и про

196

тив объявления о готовности продолжать войну до последней возможности.

Кадеты намеривались предложить формулу перехода по внешней политике совместно с торгово-промышленниками и, возможно, с казаками. Кадеты считали согласительную формулу левого центра неприемлемой на том основании, что, не зная, на какой точке зрения по вопросу о мире стояли тогда союзники, Россия не имела права выступать изолированно. Заявление о шагах к миру и условиях последнего, по их словам, должно было исходить после предварительного соглашения со всеми державами согласия261.

Министр иностранных дел М.И. Терещенко, между тем, в своей шифрограмме, отправленной в Париж, Лондон, Рим, Вашингтон, Токио и Стокгольм, информировал правительства этих стран: «Прения во Временном совете о внешней политике, являющиеся как бы естественным продолжением прений по обороне, обнаружили значительные разногласия. Большую сплоченность проявила правая часть Совета, а в социалистических партиях намечаются все более глубокие расхождения. Можно определенно утверждать, что наказ, данный Скобелеву ЦИКом Соврадепов, не удовлетворит огромного большинства демократии, как не отвечающий русскому национальному достоинству. Поэтому особого внимания заслуживает ныне вырабатываемый Советом крестьянских депутатов наказ, проект которого был передан за границу»262.

Наказ этот, вокруг которого, по мнению Терещенко, должны были объединиться фронтовые организации, земские и городские самоуправления, кооператоры и другие подлинно демократические элементы страны, стоял на более государственной точке зрения, чем данный Скобелеву Центральным комитетом Совета рабочих и солдатских депутатов, так как, раскрывая содержание демократической формулы мира, последовательно развивал оба ее тезиса, не толкуя принцип самоопределения народов в ущерб только интересам России. «Завтра прения будут продолжены, — информировал Терещенко своих адресатов, — и я предполагаю выступить, чтобы возразить на некоторые утверждения моих оппонентов.

Наряду с деятельностью Временного совета, продолжающего привлекать главное внимание общественного мнения и органов печати, в Петрограде много толков о готовящемся выступлении большевиков. Созываемый ими съезд Советов, первоначально назначенный на 20 октября, теперь на несколько дней отложенный, возможно вовсе не состоится. Против него высказываются многочисленные армейские организации, предоставляющие свои силы в распоряжение Временного правительства, которое, опираясь на них, намерено твердо подавлять могущие возникнуть беспорядки. Все же опасность их возникновения не устранена»263.

197

Как и намечалось, на заседании Временного совета Российской республики 23 октября прения по внешней политике были продолжены. Первым занял трибуну представитель левых социалистов-революционеров В.А. Карелин, указавший, что целью его выступления являлась не полемика с цензовой частью собрания, а выяснение той позиции, которую занимала в обсуждавшемся вопросе его фракция. Для них очередная задача состояла в немедленной, по возможности, ликвидации войны, вызванной, между прочим, близостью страны к полному экономическому параличу. «Необходимо ясно установить цели войны, необходимо, чтобы Министерство иностранных дел перешло к активной демократической политике мира. С этой точки зрения настоящая политика министерства не удовлетворительна, и перед нами стоит задача выпрямления этой политики. Война дала свои плюсы: это русская революция и вызванное ею постепенное раскрепощение народов в других странах»264. Карелин закончил свою речь указанием на необходимость во внутренней и внешней политике отказаться от принципа коалиции с буржуазными элементами, не способными на искреннее сотрудничество с демократией в достижении поставленных революцией задач.

Следующий оратор, представитель литовцев Н.О.Янушкевич, говорил об очередной задаче в области внешней политики — расшифровке формулы «без аннексий и контрибуций на основе самоопределения национальностей». Он считал, что именно к этому сводилось положительное значение наказа Скобелеву, поскольку прежде чем выходить на мировую сцену и предлагать другим идти на определенные шаги, необходимо сначала проделать это у себя, чтобы не быть обличенными в лицемерии.

В вопросе о самоопределении национальностей наказ Скобелеву расходился с политикой Министерства иностранных дел и в этом же пункте выгодно отличался от манифеста Стокгольмского комитета. Этот последний уже вызывал протесты, например, протест межпартийных объединенных поляков несоциалистов. Они считали, что, приняв формулу демократии, правительство ничего не сделало для ее реального осуществления и, напротив, своей политикой внутри страны фактически препятствовало стремлению народов к самоопределению. Возражая Милюкову, оратор указывал, что и французские социалисты, которых нельзя было заподозрить в пристрастии к германским интересам, разрешали вопрос о самоопределении народов так же, как и в наказе Скобелеву.

Янушкевич заявил далее, что ни Виленский сейм, ни Стокгольмская конференция не выражали истинную волю литовского народа и поэтому литовская демократия связывала свою судьбу с революцией в России. «Россия должна быть союзом равных с рав-ными и вольных с вольными» .

198

Представитель социалистов-революционеров государственников СВ. Вржосек, занявший затем трибуну, говорил, что не желает «честно провести ту коалицию, ради которой мы здесь собрались»266. В частности, по его мнению, П.Н.Милюков построил свою речь таким образом, что она должна была настроить против нее все демократические элементы. Особенно ему были непонятны нападки Милюкова на министра иностранных дел, который не мог принять формул, предлагавшихся ему слева и справа. Он должен был исходить из государственных интересов России, и с этой точки зрения, считал Вржосек, речь министра удовлетворила социалистов-государственников почти во всех отношениях.

В ответ на это заявление оратора слева раздались возгласы, на которые он ответил, что пришел на заседание Предпарламента не для того, чтобы подыгрывать интернационалистам (в частности, А.А. Булату, «столь внезапно полевевшему»), а чтобы честно и откровенно изложить свою позицию. «Представители демократии, которые до революции всего более страдали от полицейского режима, хотя и медленно, но переходят на государственную точку зрения. С этим необходимо считаться.

Министр иностранных дел был прав, приняв формулу демократии, прав был он также, когда заявил, что Россия должна идти рука об руку с союзниками, прав и в своей критике пункта наказа о Литве и Латвии»267. Вржосек далее критиковал наказ Скобелеву, указывая, что принцип самопределения не проведен в наказе с должной последовательностью. «Демократия должна понять, что она не обладает достаточным опытом в вопросах внешней политики и должна ограничиться отстаиванием своих основных принципов: демократический мир и отмена тайной дипломатии»268.

Перейдя к вопросу о проливах, оратор заявил о заинтересованности в его решении прежде всего крестьян, которые, получив землю, должны будут позаботиться о транспортировке зерна. «Я не хочу, чтобы Россия захватывала чужие страны. Я хочу только, чтобы она имела возможность свободно транспортировать свои товары. И мне представляется, что нейтрализация проливов, при условии международного контроля, с запрещением прохода для военных судов, с разрушением тайной дипломатии, в связи с развитием международного арбитража, дала бы прочную гарантию того, что наш крестьянский хлеб никогда не был бы в них закупорен»269.

Проект наказа, выработанный Исполнительным комитетом крестьянских депутатов, по мнению Вржосека, выгодно отличался от наказа ЦИКа, более правильно разрешался как вопрос о самоопределении народов, так и вопрос о контрибуции. Считая кандидатуру М.И. Скобелева как делегата на Парижскую конференцию неудачной, оратор предлагал посылать туда людей, которые не могли бы

199

«вставлять палки» в колеса российской дипломатии. Свою речь Вржосек закончил указанием на необходимость придания большего значения работам Совета, «как наиболее авторитетной организации, подрывать престиж которой не в интересах ни левой, ни правой части собрания. Только на почве серьезной работы возможно объединение, которое выпрямит курс нашего государственного корабля»270.

А.В. Пешехонов, занявший кафедру после перерыва, выступил от имени трудовой народно-социалистической фракции. Выразив сожаление, что прения по вопросам внешней политики приняли острый характер, он призывал проявить единодушие. «Только единодушный голос России в международных делах может звучать достаточно сильно и внушительно. В сущности ведь нет оснований для расхождения по вопросам внешней политики. Если смотреть на наказ М.И. Скобелеву как на попытку достижения мира, то он не должен служить предметом такой страшной полемики. Он не может также мешать Совету республики высказать по вопросам внешней политики достаточно единодушное мнение. При создании первого коалиционного правительства вопросы внешней политики служили предметом обстоятельных переговоров, и в результате был заключен договор между революционной демократией и цензовыми элементами. В этом договоре указывалось, что мы не желаем посягать на свободу другого народа, не желаем аннексий и контрибуций. Тем менее мы можем допустить, чтобы мы сами сделались объектом аннексий и контрибуций. Вот это отстаивание своей собственной родины есть то общее, что объединяет весь русский

271

народ»" .

России пора, говорил Пешехонов, вступить на путь открытой и определенной внешней политики. «Великая европейская демократия, с которой мы находимся в союзе, тоже не пожелает ни поживиться на счет других, ни поступиться ничем своим»272. Поэтому Пешехонов считал весьма своевременным предложить союзникам России выяснить конкретные условия, которые показали бы, что страны согласия ведут борьбу оборонительную и никаких захватных стремлений у них нет. И если бы со стороны противников не было бы возражений против такого понимания условий будущего мира, то не было бы и оснований отказываться от вступления в переговоры. «Конечно, это еще не значит, что мир тотчас же будет достигнут. Если бы наши враги не обнаружили бы готовности стать на эту точку зрения, то мы должны быть готовы отстаивать свою страну до последней возможности. Мы верим, что в этом случае русский народ воодушевится, чтобы защищаться до последней капли крови и добиться такого мира, какой он считает для себя возможным (Аплодисменты справа.)»273.

200

А.В. Пешехонова на трибуне сменил М.И. Скобелев, указавший, что за все время войны русская общественность в целом впервые высказывается, во имя чего страна несет неисчислимые жертвы и готова нести их дальше до достижения тех целей, которые вызовут немедленное сложение оружия. «Вопросы внешней политики открыто обсуждаются перед лицом наших друзей и врагов, и наряду с этим здесь было сказано много горького и мрачного о нашей армии. Вряд ли кто взялся бы скрывать всю тяжесть положения нашей армии и те болезненные явления, свидетелями которых мы являемся. Но мне хотелось бы отметить один штрих в этой мрачной картине. Те, в ком созрело сознание необходимости исполнения гражданского долга, доблестно сражаются в решительный момент независимо от их политических убеждений и симпатий к тем взглядам, которые высказываются в тылу. И представители тех политических течений, которые предпочли остаться за пределами этой государственной аудитории, в решительный момент отдают жизнь свою на алтарь родины. Свидетельством этого является доблестная защита матросами флота, потерянных правда нами от врагов. Мы не закрываем глаза на те ужасы, которые творятся в армии. Но мы хотели бы только во имя справедливости и здоровой самокритики сказать, что все, что происходит в нашей армии, должно быть отчасти отнесено за счет длительности этих тяжелых сорока месяцев войны, и еще больше за счет тех условий, в которых жила наша армия при старом режиме. От царской России демократическая Россия получила армию, в которой из десяти восемь солдат не могут объясняться культурными способами. И в этом отношении союзники более объективны и беспристрастны, чем те, кто здесь критиковал нашу демократию»274.

В подтверждение этого тезиса М.И. Скобелев привел цитату из статьи, помещенной в английском журнале, где указывалось, что демократией было сделано много ошибок, нравственная ответственность за которые падает на старый режим, и что английский народ все же будет поражен, когда узнает, сколько германских войск удерживает Россия на фронте, несмотря на свое хаотическое состояние. Здесь же Скобелев припомнил негодование, с которым русская демократия отвергла сепаратный мир, который предложил ей принц Баварский в радиотелеграмме через голову Временного правительства. По мнению оратора, если народные массы, в течение двух с половиной лет кровью связанные с армиями, сражавшимися на стороне держав согласия, воевали не зная во имя чего они умирают, то теперь, когда народ взял судьбы свои в собственные руки, пытаясь ликвидировать войну, более чем когда-либо в его интересах сохранить эту общую связь. Необходимо было найти общий язык с теми, с кем русская демократия два с половиной года молча сражалась в одних рядах.

Скобелев упрекал министра иностранных дел, сетовавшего на тяжесть своей работы в связи с положением на фронте. Оратор считал, что деятельность министра иностранных дел не должна быть связана со стратегическим положением на фронте. Затишье на фронте не должно было вызывать затишья в дипломатической деятельности, поскольку министр иностранных дел являлся представителем политики новой России. «Да, внешняя политика старой России — это политика завоеваний, а внешняя политика новой России — это политика обороны, политика защиты своей территории и охрана своей независимости. Старая политика — войны, новая политика — мира. И пунктом, на котором скрестились эти два направления, является дата 27 февраля и исторический манифест 14 августа, исходивший формально от одной революционной организации столицы. На деле этот манифест является общенациональным документом, отразившим волю всего населения. Вслед за этим отражение этой воли нашло себе место и в правительственной декларации к народу о том, что правительство берет на себя задачу осуществления новой внешней политики»275.

Скобелев с сожалением констатировал, что темп российской внешней политики отставал от задач, вытекавших для дипломатического ведомства из внутренних событий в России и возможностей, имевшихся в союзных странах. Он ссылался на выступления союзной печати с укорами в адрес русской дипломатии по поводу запаздывания с днем созыва предстоявшей союзной конференции. Часть вины, по мнению оратора, демократия могла принять на себя, так как внутренняя жизнь страны была чрезвычайно сложна, но и министру иностранных дел, министру новой России и новой ее политики следовало действовать более настойчиво. «Трагизм русской демократии в том и состоит, что на ее плечи легла слишком тяжелая задача — приблизить мир и разрешить проблемы, стоящие на пути к этому в демократическом направлении. Мы хотели бы, чтобы все те вопросы, без разрешения которых война не может кончиться, разрешить в демократическом духе, в интересах всех демократий»276.

Российская демократия ожидала также, что целый ряд национальных проблем, выдвинутых войной, будет разрешен на мирном конгрессе в духе демократическом. «Вряд ли русской демократии представляется необходимым объясняться с братскими демократиями, которые вместе с нами боролись за раскрепощение России, о тех способах, при помощи которых может быть обеспечено и впредь дружное сожительство, особенно если принять во внимание, что демократии всех национальностей России одинаково заинтересованы в том, чтобы Россия развернулась в прекрасную демократическую страну»277.

Вступившись за безжалостно раскритикованный Наказ демократии, Скобелев отметил одну его заслугу: он открыто поставил на обсуждение вопрос о мирных условиях и заставил по этому поводу высказаться всех. Как бы не относиться к отдельным пунктам Наказа, нужно было признать, считал оратор, что делегация Российской республики на Парижской конференции должна была быть единой и выразить волю революционной страны. Бесспорным оставалось одно: почти все ораторы-демократы сходились на том, что основной задачей внешней политики должно было стать скорейшее достижение мира, а ближайшим шагом Временного правительства — предложение союзникам согласовать цели, на которых они будут вынуждены вести войну и после осуществления которых будут готовы немедленно сложить оружие.

Таким образом, Скобелев предлагал перейти к пассивной политике, предложив от имени всех союзников противной стороне приступить немедленно к обсуждению условий мира, который не был бы основан на насилии той или другой воюющей страны. «В этом смысле демократия вовсе не расходится с волей Временного правительства, и поскольку Временное правительство будет осуществлять волю демократической страны, постольку делегация на Парижской конференции будет представлять внешнюю политику правительства, которая заранее предрешена. Можно себе представить разномыслие среди делегации по отдельным конкретным вопросам, но бесспорным остается одно: делегация должна быть объединена единой волей и единой готовностью настойчиво осуществлять эту волю (Аплодисменты слева.)»278.

Такую же настойчивость Скобелев призывал проявить и внутри страны, в области поддержания жизнеспособности государственного организма. Пока армия вынуждена была оставаться на фронте, все верные сыны революции приглашались к выполнению своего долга до конца. Представители Российской республики, находясь среди союзников, обязаны были стремиться к сокращению времени страданий российской армии. Если во время мира надо готовиться к войне, то тем более было необходимо в войне готовить мир. Это Скобелев называл наиболее достойной задачей для всех стоявших вне поля сражения.

После речи М.И.Скобелева председатель огласил поступившее к нему предложение о неполном прекращении прений. Против этого предложения выступил М.Л. Гутман. За предложение высказался М.И. Либер. Голосованием было постановлено дать высказаться 7 ораторам из 36 записавшихся, ограничив речь каждого оратора 20 минутами.

202

203

Р.А. Абрамович, выступавший следующим, защищал позиции своих сторонников: «Интернационалистов обвиняют в том, что они стремятся защищать отвлеченное понятие Интернационала. Но в данном случае международные интересы трудящихся всего мира совпадают с тем, что принято называть общенациональными интересами, так как здоровый национальный эгоизм диктует нам именно тот лозунг немедленного прекращения войны, который выдвигается слева»279.

Звучавшие справа напоминания о достоинстве и чести России, требовавшие выполнения до конца взятых на себя обязательств, интернационалисты считали безосновательными. По их мнению, между современными капиталистическими государствами не могло существовать простых отношений справедливости и права, так как между господствующими классами не существовало необходимой общности интересов. Поэтому они принимали честь и справедливость, почерпнутую из понятия интересов народных масс, именно в этом находя некоторую высшую солидарность. С этой точки зрения интернационалисты полагали, что национальные интересы России, сохранения ее целостности и достоинства, состояли прежде всего в прекращении войны, а лишь затем могла идти речь об обязательствах в отношении какого-либо другого государства.

Интернационалисты не прекращали демагогическую полемику с правой частью Предпарламента. «Из уст очень авторитетных мы слышали, что с этой кафедры не должно быть сказано ничего такого, что могло бы повредить интересам нашей родины. Между тем, лица, считающие себя патентованными патриотами, рассказывали здесь о нашей армии такие вещи, которые не должен был бы говорить ни один человек, действительно уважающий свое отечество. О нашей великой родине говорилось здесь как о каком-то несчастном, слабом, вассальном государстве.

Мы этой точки зрения не разделяем. Мы полагаем, что Россия осталась и останется великой страной с огромным будущим, и поэтому наша политика должна быть политикой сильного государства, с которым не могут не считаться. Союзники должны знать, что наша страна вести войну дальше не желает, что наша армия не ждет от этой войны никаких освободительных чудес. Страна и армия ждут скорейшего окончания войны с честью для России, т. е. мира без аннексий и без контрибуций»280. Страна, ставящая себе в войне непосильные задачи, шла в тупик, единственным выходом из которого являлся сепаратный мир, — считали интернационалисты. Решительное слово, обращенное к союзникам, имело огромное значение для прекращения войны. Интернационалисты предлагали его произнести, одновременно отказавшись от политики наступления. «Политика наступления принесла величайший

204.

вред, показала свое полное банкротство. Эту политику нужно бросить. Нужно ясно сказать, что народ хочет окончить войну путем соглашения, а не путем оружия (Аплодисменты слева.)»281.

Выступивший затем А.Н. Потресов упрекал министра иностранных дел в том, что он говорил слишком дипломатично тогда, когда надо было высказаться резко и определенно. Трагическое положение, в котором находилась страна, должно было заставить Совет республики объединиться на одной общей формуле, сводившейся к двум положениям: на международной конференции России следовало сказать, что она настаивает на принятии условий мира, в основу которых положен отказ от захватных тенденций, и что этот отказ должен быть провозглашен публично. Такое провозглашение явилось бы одним из средств борьбы с хаотическим состоянием России, так как оно выбило бы оружие из рук тех, кто нес России «отраву в виде клича немедленного мира.

Другая часть формулы — это то, что Россия не желает мира во что бы то ни стало, что для получения демократического мира необходимы величайшие усилия всех классов страны. Иначе мы получим мир, за который будущее поколение проклянет тех, которые стояли у власти во время революции. Мы должны укрепить в стране идею всенародной обороны. Если бы мне сказали, что немедленный мир обязателен, что с этим бороться невозможно, тогда я сказал бы: пусть власть берут большевики и расплачиваются за это дело перед лицом истории (Аплодисменты.)»282.

А.Н. Потресова на трибуне сменил социалист-революционер Сорокин, посвятивший свою речь главным образом критике позиции кадет, обвиняя их в непоследовательности и в том, что они силу предпочли праву. Он считал, что Россия не пойдет ни по пути кадет, ни по пути большевиков: она не хочет захватов, но не намерена уступать другим и свои собственные интересы. «Этим определяются и наши средства борьбы за мир — мы хотим достигнуть мира путем международных соглашений, но пока этого нет, мы не можем ставить судьбы России в зависимость от произвола вождя германских полчищ»283.

Ю.О. Мартов (Цедербаум), выступивший следующим, отметил, что дебаты о внешней политике имели тенденцию сбиться на вопрос о том, как демократия понимает национальное достоинство и честь их страны. «Трудящиеся классы, интересы которых представляет левая сторона Совета, не думают, что честь и достоинство России достаточно оберегаются, если после восьми месяцев революции русские консулы по распоряжению министерства, прежде чем пустить эмигранта в Россию, выясняют, не является ли он пацифистом или антимилитаристом. Целый ряд других фактов указывает, что это не случайность, ибо невозможно отстаивать националь

205

ное достоинство своей страны в тот момент, когда идешь в разрез с устремлениями громадного большинства страны. (Аплодисменты слева.) Только тот, кто со сладострастием собирает явления, свидетельствующие о слабости страны, пережившей революцию, является пораженцем, ибо лишь действительный пораженец может отстаивать меры корниловщины и требовать, чтобы, согласно воле империалистов других стран, вопрос о мире был отсрочен»284.

Русская революция, отметил Мартов, изменила картину мира больше, чем все победы Гинденбурга, и, все же, заявил он, русский министр иностранных дел не смеет говорить за границей от имени революционной нации. «Временному правительству навязывается политика, продиктованная интересами буржуазии, которая старается обманчивыми фразами о национальном достоинстве заставить русский народ отложить ликвидацию войны до весны 1918, а может быть и 1919 г. Но вопрос о мире должен быть поднят сейчас. От имени российской революции должны мы сказать, что Россия желает всю оставшуюся энергию концентрировать на деле национального возрождения, которое является сейчас делом дорогим для всего человечества. Когда вы увидите, что не напрасна была работа тех, которых вы клеймите именем германских агентов, тех циммервальдистов, которые во всех странах подготовили пробуждение правосознания демократических масс. Это правосознание сделает немыслимым стремление хищников-империалистов распинать свободную Россию. Мы знаем и верим, что этого не будет (Продолжительные аплодисменты слева и в центре.)»285.

Ю.О. Мартова сменил на трибуне К.М. Соколов, заявивший, что вопрос о программе русской делегации на Парижской конференции разрешился декларацией правительства от 27 сентября, в которой указывалось, что правительство будет представлено лицом, облеченным доверием демократических организаций. «Я утверждаю, что начало падения революции относится к тому времени, когда была сделана ядовитая прививка интернационализма здоровому до тех пор телу русской революции. Мы думали, что на место старого прогнившего режима встанет новая Россия, свободная и могучая. И если мы ошиблись, то это потому, что мы лучше думали о революции и были настоящими революционерами. (Аплодисменты справа и смех слева.) Теперь, у разбитого корыта горделивых революционных чаяний, вы, может быть, начнете нас снова несколько понимать. И если развитие дальнейших событий под разлагающим влиянием интернационалистских утопий будет дальше идти так, как шло до сих пор, то мы снова будем с вами. (Шум слева.) <.. .> Иначе говоря, если случится то страшное, быть может, уже неизбежное, если кто-то на нашем общем позоре утвердит твердыню своего самовластия, то мы, сидящие на этой стороне (справа), то

206

же будем откинуты в другую сторону (Аплодисменты справа и шум слева.)»286.

Затем дальнейшие прения по вопросам иностранной политики на заседании были прерваны и Совет республики перешел к обсуждению других вопросов. Первым рассматривался такой: «почему до сих пор союзники не извещены официально о провозглашении Российской республики». Ю.О. Мартов (Цедербаум) поддержал спешность вопроса, доказывая, что подобного рода упущения и политическая ошибка наносят престижу Временного правительства и России несомненный вред. «Россия должна заговорить с Европой полным голосом, и потому поставленный вопрос стоит выше партийных соображений и расчетов»287. Вопрос был признан спешным, и тот же Мартов поддержал его по существу.

Министр иностранных дел М.И. Терещенко тотчас же взял слово, чтобы заявить, что «поставленный вопрос» чисто формальный. «Все существенные изменения в форме правления сообщаются союзным и нейтральным странам. 6 сентября до сведения иностранных правительств было доведено, что русское Временное правительство есть республиканское правительство. С тех пор никаких новых перемен не произошло и в никаких новых сообщениях надобности не было. В своих корреспонденциях иностранным державам министерство всегда говорило о республиканском правительстве и об интересах республики»288.

Совет республики признал этот вопрос исчерпанным и принял простую формулу перехода к очередным делам.

Далее в Предпарламенте обсуждался вопрос левых социалистов-революционеров о преследовании земельных комитетов. После В.А. Карелина, поддержавшего этот вопрос, выступил М.С. Аджемов и предложил передать его на заключение в комиссию по борьбе с анархией. При голосовании выяснилось, что в зале всего 127 человек, а для кворума необходимо 183. По этой причине заседание 23 октября на этом закончилось, а следующее должно было состояться 24 октября, во вторник, в 11 часов дня.

Собравшись 24 октября, Предпарламент буднично начал свою работу, предоставив в начале заседания слово министру внутренних дел A.M. Никитину для выступления с объяснениями по вопросу, принятому в одном из последних заседаний — о мерах борьбы с анархией на водных путях.

Министр указал, что начало беспорядков на водных путях относилось к сентябрю. Начались они на низовьях Волги и затем распространились на всю водную систему. Беспорядки сводились к захвату хлеба, что вызывалось, главным образом, обострением на местах продовольственной нужды. Позже охрана грузов уже производилась воинской силой, но и она оказалась недостаточной.

207

С аналогичными беспорядками на железной дороге бороться было трудно, так как железнодорожная милиция находилась в таком состоянии, что в качестве охраны не годилась.

Конечно, Временное правительство стремилось бороться с анархией, но встречало препятствия, особенно в прифронтовой полосе, где население страшно страдало от насилия распущенных и недисциплинированных войск. «Люди, одетые в солдатскую форму, производят погромы и беспорядки и в остальных местностях России, и единственная мера если не прекратить, то уменьшить анархию — это уменьшить гарнизоны внутри России. Что касается борьбы с аграрными беспорядками, то тут могли бы внести успокоение такие акты земельной политики, которые дали бы крестьянству уверенность в том, что его требования будут обеспечены»289. Значительную роль в анархии, по мнению министра внутренних дел, играл также и уголовный преступный элемент, поскольку амнистия освободила свыше 100 тыс. преступников.

В заключительной части своей речи Никитин указал, что значительную роль в борьбе с анархией может сыграть объединение власти на местах в руках комиссаров. Проект об этом уже был внесен во Временный совет республики и министр просил быстрее рассмотреть его. Между тем еще во время речи министра внутренних дел на местах правительства появился министр-председатель А.Ф. Керенский. После того, как Никитин оставил трибуну, на нее поднялся Керенский. «Господа члены Временного совета Российской республики, — заявил он, — Временное правительство поручило мне сделать вам нижеследующее заявление.

В последнее время по мере приближения срока созыва Учредительного собрания, которое уже навсегда закрепит в России строй свободный и демократический, все настойчивее, бесцеремоннее и наглее становятся попытки двух флангов русской общественности сорвать и уничтожить возможность созыва Учредительного собрания. Вместе с тем все настойчивее делаются попытки дезорганизовать оборону Российского государства и предать свободу и независимость страны врагу, движущемуся на столицу нашего государства.

В последнее время вся Россия и в особенности население столицы было встревожено открытыми призывами к восстанию, которые делались со стороны безответственной, отколовшейся от революционной демократии, я бы сказал, крайней не в смысле направления, но крайней в смысле отсутствия разума — части демократии. В это же время другая часть печати также вела агитацию и пропаганду с требованием немедленной смены временного правительства и замены существующего образа правления диктатурой. Это печаталось в

208

последнее время в газетах «Новая Русь», «Живое слово» и «Общее дело».

С другой стороны призывы к восстанию ежедневно помещались в газетах: «Рабочий путь» и «Солдат», и вместе с тем начались приготовления к действительной попытке ниспровержения существую-щего государственного строя путем вооруженного восстания» .

В подтверждение своих слов Керенский процитировал «наиболее определенные места» из ряда прокламаций, которые помещались «разыскиваемым, но скрывающимся государственным преступником Ульяновым-Лениным» в местной газете «Рабочий путь». В ряде прокламаций под заглавием «Письма к товарищам» данный государственный преступник призывал петербургский пролетариат и войска повторить опыт 3-5 июля и доказывал необходимость приступить к немедленному вооруженному восстанию. Так, он писал: «16 октября утром я узнал, что в очень важном большевистском собрании в Питере подробно обсуждался вопрос о восстании. На собрании было представлено все влиятельнейшее из всех отраслей большевистской работы в столице и только ничтожнейшее меньшинство — два товарища — заняли по этому вопросу отрицательное отношение. Необходимо разобрать их доводы и вскрыть колебания, чтобы сказать, насколько они позорны». В следующем воззвании Ульянов, доказывая необходимость немедленного восстания, говорил: «Промедление смерти подобно»291.

Одновременно с этим проходили выступления и других руководителей партии большевиков в ряде собраний-митингов, на которых они также призывали к немедленному вооруженному восстанию. Особенно Керенский отметил выступление председателя Совета рабочих и солдатских депутатов в Петербурге Троцкого (Бронштейна) и других ближайших организаторов восстания. «Такого же рода прокламации и воззвания, отягченные еще призывами к неисполнению боевых приказаний и неподчинению военным властям, помещались и в другом органе этой партии «Солдат», специально предназначенном для солдат и должествовавшем уничтожить «тлетворное влияние» в солдатской среде органа Центрального комитета Совета рабочих и солдатских депутатов — «Голос солдата»292.

Керенский сообщил, что этой ночью его распоряжением ряд таких газет был закрыт. Он указал на чрезвычайно важную и определенную, по его мнению, связь между выступлениями этих двух флангов. «В целом ряде выступлений и статей, даже в слоге и стиле статьи "Рабочего пути" и "Солдата" совпадают со статьями "Новой Руси". Я хочу это указать для того, чтобы совершенно ясно было Совету республики, что в настоящее время мы имеем дело с какой-то организацией, стремящейся во что бы то ни стало вызвать в России погромное, стихийное и разрушительное движение.

14. Руднева СЕ.

209

При теперешнем настроении масс открытое движение в Петербурге неизбежно будет сопровождаться тягчайшими явлениями погромов, которые опозорят навсегда имя свободной России.

Весьма типично, что, по признанию самого организатора восстания — Ульянова-Ленина, положение русских крайне левых с.-д. флангов особенно благоприятно. "Подумайте, — пишет Ленин, — немцы имеют одного Либкнехта без газет, без свободы собраний, без Советов при невероятной враждебности всех классов населения и великолепной организованности буржуазии, и немцы все-таки делают попытки к агитации, а мы, имея десятки газет, свободу собраний, большинство в Советах, мы, наилучше поставленные во всем мире пролетарские интернационалисты, можем ли мы отказаться от поддержки немецких революционеров и организаторов восстания". Сами организаторы таким образом признают, что условия политические для свободной деятельности социалистической партии сейчас наиболее совершенны в России и при управлении настоящего Временного правительства.. .»293

Реагируя на эти сведения, Керенский убеждал членов Предпарламента, что организаторы восстания, при тех условиях, в которых живет германский пролетариат, сочувствующий Ленину и не имеющий никакой возможности к организации движения и дезорганизации обороноспособности своей страны, сознательно или бессознательно, но содействуют не пролетариату Германии, а помогают правящим классам Германии, открывая фронт русского государства перед «бронированным кулаком» Вильгельма и его друзей. Здесь же Керенский «в сознании своей ответственности» квалифицировал такие действия «русской политической партии как предательство и измену Российскому государству». Он сообщил, что все это происходит как раз в тот момент, когда правительство планирует временно до Учредительного собрания осуществить передачу земель в распоряжение и управление земельных комитетов; когда Временное правительство предполагало в ближайшие же дни отправить свою делегацию на Парижскую конференцию для того, чтобы там предложить вниманию союзников вопрос о необходимости решительно и точно определить задачи и цели войны и вопрос «о мерах к приближению конца войны, т.е. вопрос о мире». «Если вы примите во внимание, что все это происходит менее, чем за три недели до выборов в Учредительное собрание, единый орган суверенной и полномочной народной воли, то вы поймете, какие действительные цели преследуют подлинные враги народа и русской свободы».

Керенский пришел к выводу, что после открытых подготовительных действий и пропаганды восстания «группа, именующая себя большевиками», приступила к его выполнению. Министр-председатель сообщил, что «третьего дня» был разослан приказ

210

по войскам о неисполнении распоряжений командного состава и военной власти без утверждения этих распоряжений присланными явочным порядком в полки комиссарами петербургского революционного штаба. Военная власть не могла признать этот акт закономерным, даже сочла его «явно преступным» и потребовала в самый кратчайший срок отказа от этого распоряжения и признания, что никто не может распоряжаться войсками, кроме законных властей. «ЦК стал на ту же точку зрения, считая этот акт революционного штаба совершенно недопустимым. Но и здесь военная власть, по моему указанию, хотя было наличие всех данных, чтобы приступить немедленно к решительным и энергичным мерам, считало нужным дать сначала срок, чтобы от этой ошибки отказаться. Мы должны были это сделать еще и потому, что никаких реальных последствий этого приказа в первые сутки его объявления в войсках не наблюдалось. Я вообще предпочитаю, чтобы власть действовала более медленно, но зато более верно и в нужный момент и более решительно».

Этим своим откровением Керенский заслужил аплодисменты левой части зала. Подтверждалось то, что и так было очевидно: во-первых, власть бездействовала даже в чрезвычайных обстоятельствах и, во-вторых, решения Временного правительства зависели от позиции одного лица — Керенского. Таким образом, пытаясь оправдаться, он сам себя активно разоблачал.

Не замечая этого, Керенский продолжал вещать о целом ряде попыток предотвратить грозившее населению и стране большими осложнениями «явное восстание» со всеми его последствиями, «тяжкими не для вожаков, которые имеют обычай и необычайную способность скрываться, а для той массы, которую они ведут под всю тяжесть ответственности. Несмотря на уговоры и предложения, шедшие от целого ряда общественных организаций, несмотря на внушительное заявление, сделанное вчера делегатами с фронта, — правительство не получило в срок заявления об отказе от сделанных распоряжений. Только в три часа ночи нам было сделано заявление, что принципиально все пункты, предъявленные как ультиматум, со стороны военной власти принимаются. Таким образом, в три часа ночи организаторы восстания принуждены были формально заявить, что они совершили акт неправомерный, от которого отказываются.

Но как я и ожидал и был уверен из предыдущей тактики этих людей, это была очередная оттяжка и сознательный обман. (Возглас справа: научились, наконец.) В настоящее время прошли все сроки и мы того заявления, которое должно было быть сделано в полках, не имеем. Наоборот, имеется обратное явление, а именно: самовольная раздача патронов и оружия, а также вызов двух рот

14» 211

на помощь революционному штабу. Таким образом, я должен установить перед Временным советом полное, явное и определенное состояние, известное части населения Петербурга, как состояние восстания. (Дождались! — замечают справа.) Мною и предложено немедленно начать соответствующее судебное следствие. (Шум слева.) Предложено также произвести соответствующие аресты. (Шум слева не дает А.Ф. Керенскому говорить.) Да, слушайте, в настоящее время, когда государство от сознательного или бессознательного предательства погибает, Временное правительство и я в том числе предпочитаем быть убитыми и уничтоженными, но жизнь, честь и независимость государства мы не предадим <.. .> Временное правительство могут упрекать в слабости и чрезвычайном терпении, но во всяком случае никто не имеет права сказать, что Временное правительство за все время, пока я стою во главе его, прибегало к каким бы то ни было мерам воздействия раньше, чем это грозило непосредственной опасностью и гибелью государства»294.

Задачу правительства Керенский продолжал видеть в укреплении свободы. Избранная им тактика давала, по его мнению, основание и право в нужный момент потребовать от страны поддержки решительных мер, так как никто не мог бы заподозрить, что эти меры принимаются с какими-нибудь другими целями, кроме необходимости спасти государство. Он утверждал, что фронт совершенно определенно понимает действия некоторых политических партий как стремление играть на темноте и невежестве и нежелании масс исполнять свой гражданский долг на фронте.

Во время выступления А.Ф. Керенского к кафедре подошел А.И. Коновалов и передал ему записку. Это была копия документа, который рассылался тогда по полкам: «Петроградскому С. р. и р. д. грозит опасность. Предписываю привести полк в полную боевую готовность и ждать дальнейших распоряжений. Всякое промедление и неисполнение приказа будет считаться изменой революции. За председателя Подвойский. Секретарь Антонов». «Таким образом, — заявил Керенский, — в столице в настоящее время существует состояние, которое на языке судебной власти и закона именуется состоянием восстания. В действительности это есть попытка поднять чернь против существующего порядка и сорвать Учредительное собрание и раскрыть фронт перед сплоченными полками железного кулака Вильгельма. (Возглас в центре: «Правильно!» Слева шум и возгласы: «Довольно!»)

Я говорю с совершенным сознанием: чернь, потому что вся сознательная демократия и ее центральный исполнительный комитет, все армейские организации, все, чем гордится и должна гордиться свободная Россия, разум, совесть и честь великой русской демократии протестует против этого».

212

Объективную опасность начавшегося выступления Керенский видел не в том, что часть столичного гарнизона может захватить власть, а в том, что это движение, как и в июле месяце, может стать сигналом для германцев на фронте, для нового удара на границы России и может вызвать новую попытку, даже более серьезную, чем попытки генерала Корнилова. Это был абсолютный предел опасений Керенского. Он утверждал, что если совершится новая военная катастрофа, не нужно будет искать виновников — они налицо. В сложившейся ситуации он призывал каждого найти себе место — с республикой, свободой, демократией — или против.

Керенский обращался к членам Временного совета, ко всему населению Российского государства с призывом к бдительности, для охраны «всех завоеваний свободы многими поколениями, жертвами, кровью и жизнью завоеванной свободным русским народом». «Я пришел сюда не с просьбой, а с уверенностью, что Временное правительство, которое в настоящее время защищает эту новую свободу, встретит единодушную поддержку всех, за исключением людей, не решающихся никогда высказать смело правду в глаза и поддержку не только Временного совета, но и всего Российского государства. (Бурные аплодисменты всех, кроме представителей левых фракций.) С этой кафедры от имени Временного правительства я уполномочен заявить: Временное правительство, исходя из определенного взгляда на современное состояние вещей, находило одной из главных своих обязанностей по возможности не вызывать острых и решительных колебаний до Учредительного собрания. Но в настоящее время Временное правительство заявляет: те элементы русского общества, те группы и партии, которые осмелились поднять руку на свободную волю русского народа, угрожая одновременно с этим раскрыть фронт Германии, подлежат немедленной, решительной и окончательной ликвидации. (Бурные аплодисменты справа, в центре и части левой, смех на крайней левой.) Пусть население Петрограда знает, что оно встретит власть решительную и, может быть, в последний час или минуты разум, совесть и честь победят в сердцах тех, у кого они еще сохранились. (Аплодисменты справа и в центре.) Я прошу от имени страны, да простит мне Временный совет республики, — требую, чтобы сегодня же, в этом заседании Временное правительство получило от вас ответ, может ли оно исполнить свой долг с уверенностью в поддержке этого высокого собрания».

Правая и центральная часть зала поддержала выступление Керенского бурными аплодисментами, перешедшими в овацию. Керенский, не дожидаясь ответа Предпарламента, но нисколько не сомневаясь в скором получении им вотума безоговорочного доверия и поддержки в действиях по ликвидации начавшегося выступления

213

большевиков, вернулся в Зимний. «Совершенно уверенный в том, что Совет республики немедленно примет нужную мне резолюцию и мобилизует все общественные и партийные силы на помощь правительству, я, не ожидая голосования Совета, вернулся в штаб к срочным работам. Я был уверен, что через полтора-два часа я получу из Совета уведомление и о принятом вотуме доверия и о мерах, которые принял Совет для мобилизации общественных сил в помощь правительству. Все мои надежды оказались иллюзией. Никаких известий из Совета республики я целый день не получал»295. Делегация от Предпарламента нанесла ему визит только в полночь с 24 на 25 октября.

Между тем в Мариинском дворце после отбытия Керенского члены Предпарламента решили немедленно перейти к обсуждению прозвучавшего заявления. Был объявлен перерыв, затянувшийся до 6 часов вечера. Во время перерыва проходили совещания отдельных фракций по выработке формулы перехода к очередным делам по сообщению Керенского о выступлении большевиков. Совещаясь с двух до шести часов вечера, участники дебатов «как бы не понимали, что дело идет об их переходе в небытие»296.

24 октября в Совет республики поступило несколько заявлений. Первое из них, за подписью 31 члена Временного совета, с заявленной спешностью в порядке ст. 11 Положения о Временном совете Российской республики, об обращении к Временному правительству с вопросом о выработке и внесении во Временный совет проекта постановления об учреждении Совета по национальным делам. Второе — за подписью 30 членов Временного совета, также с заявленной спешностью и в порядке ст. 11, об обращении к министру-председателю и министру внутренних дел с вопросом по поводу насильственных действий казачьих частей в Калуге по отношению к Совету рабочих и солдатских депутатов. В третьем заявлении, вновь с заявленной спешностью и в порядке ст. 11, речь шла об обращении к министрам торговли и промышленности, внутренних дел, юстиции и труда с вопросом по поводу всеобщей забастовки на текстильных предприятиях Центрального промышленного района и захвата в связи с этим фабрик в руки стачечного комитета. В-четвертом, за подписью 31 члена Временного совета, поступило законодательное предположение о борьбе с погромным движением и другими нарушениями революционного порядка. Подписавшие законодательное предположение просили передать его для выработки в недельный срок соответствующего законопроекта в комиссию для урегулирования народного хозяйства и труда. Президиум Совета республики не встретил возражений к удовлетворению ходатайств подписавшихся.

214

24 октября от А.Е. Грузинова поступило заявление об отказе от звания члена Временного совета Российской республики в связи с назначением его главноуполномоченным Министерства продовольствия. Также поступили сообщения об отказе от звания членов комиссий: по обороне — И.В. Залкиндсона, К.Э.Лапьера, К.П.Рабиновича и А.К. Феофанова, по иностранным делам — Г.В. Котля-рова, В.Н.Рихтера и И.З. Штейнберга (Карелина), по урегулированию народного хозяйства и труда — Я.Т. Богачева, М.М.Часте-ва, И.М. Крейниса, Г.В. Котлярова, С.А. Кудрявцева, М.Ф. Крушин-ского и Г.К. Юрковского, контрольно-финансовой — А.В. Бильдзю-кевича, СВ. Вржосека, К.Э.Лапьера, М.А.Натансона и Г.Н.Су-харькова, продовольственной — М.М. Гастева, В.А. Карелина и А.А. Шрейдера.

Наконец, в 7-м часу вечера заседание Временного совета возобновилось. Слово для выступления получил представитель левых социалистов-революционеров Б.Д. Камков-Кац. Он заявил: «Когда председатель Совета Министров приходит сюда и объявляет, что поднимается какая-то чернь и требует от этого собрания санкции для расправы с нею, то, быть может, подавляющая часть эту санкцию даст. Но я не знаю, даст ли ее русский народ, революционная армия, пролетариат и трудовое крестьянство. (Аплодисменты слева.) Не будем играть в прятки. Разве есть сейчас кто-нибудь, кто доверял бы этому Правительству и Председателю Совета Министров»29 . Камков-Кац утверждал, что правительство своей тактикой подорвало свой кредит доверия, оно уже не опиралось ни на революционную армию, ни на трудовое крестьянство, ни на пролетариат. Против него поэтому восстала не чернь, а как раз сознательные элементы революционной демократии. Для предотвращения ужасов гражданской войны левыми эсерами предлагался единственный выход — создание однородной революционной демократической власти, «в которой не будет элементов, устраивающих демонстрации в честь Корнилова <...> Мы знаем, что Временное правительство стало игрушкой в руках Савинкова и тех, кто шел вместе с Корниловым. У нас нет гарантий, что за спиной Временного правительства, может быть, и самим Временным правительством не подготовляется контрреволюционный заговор (аплодисменты слева), и пока этой гарантии нет, гражданская война становится объективно неизбежной. Ясно, что Временное правительство, не пользующееся доверием страны, должно, наконец, уйти (аплодисменты слева). Нужно создать революционную демократическую власть, ответственную перед органами революционной демократии. (Аплодисменты слева.)»298

После Камкова-Каца трибуну занял министр труда К.А. Гвоздев. Он заявил, что имеет основание говорить от имени революционной

215

демократии, поскольку сам 20 лет был рабочим и делегирован во Временное правительство постановлением Центрального комитета партии социал-демократов меньшевиков, к которой принадлежал. В сложившейся ситуации Гвоздев призывал не играть с демократией, а защищать революционную демократию от всего, что говорилось тогда в стенах Предпарламента. Он не верил, что рабочий класс готов выйти на улицу и устроить беспорядки. «Я утверждаю, что рабочий класс на это не пойдет <.. .> Нельзя приписывать это движение сознательному рабочему классу». Меньшевиков-интернационалистов, активно мешавших ему говорить, он призывал ясно и четко определиться: с Троцким они или против него. «Если вы признаете, что государство должно быть, что должна все-таки остаться идея государственности, — вы должны бороться с тем, что происходит, именно с тем бунтарством, которое некоторыми проявляется. Если же вы этого не хотите сделать, скажите прямо, что вы с ними. Если вы считаете, что способы, которое избирает Правительство, неверны, укажите на них, но говорить в этот момент, что Правительство не пользуется доверием и что вся революционная демократия против Временного правительства, у вас решительно нет никакого основания. Вы не имеете права этого заявлять про сознательную часть рабочего класса, которого я не меньше вашего знаю». Речь министра труда вызвала аплодисменты всего зала, кроме интернационалистов.

Следующим выступил СИ. Гуревич-Дан, согласившийся со своим товарищем по партии министром труда Гвоздевым, что начавшееся выступление в Петрограде, способное приобрести «ужасные формы», нельзя считать движением революционного пролетариата и революционной армии в защиту свободы. «Нет, в массе своей рабочий класс на ту преступную авантюру, куда толкают его большевики, не пойдет. Для меня нет никакого сомнения, что та демагогическая агитация и невероятные поступки, которые позволили себе большевики, суть агитация и поступки преступного характера, направленные против революции. Меня не могут упрекнуть в том, что я с большевиками не борюсь.

Но, желая самым решительным образом бороться с большевизмом, я никогда не желал быть орудием в руках той контрреволюции, которая на подавлении этого восстания хочет сыграть свою игру. Для меня несомненно, что большевики использовали в своих интересах все несчастья, которые обрушились на нашу родину в демагогических целях в борьбе за власть. И в этом их политическое преступление».

Однако Дан считал, что бороться и предотвратить катастрофу можно было только принятием всеобщих мер к мирному разрешению конфликта. «Как бы ни окончилось завтра большевистское вос

216

стание, но если оно будет затоплено в крови и вооруженной рукой будет водворен порядок, то кто бы ни победил — правительство или большевики — на деле это будет торжеством третьей силы, которая сметет большевиков, правительство, демократию и революцию.

Если вы хотите выбить из-под ног большевизма ту почву, на которой он вырастает, как гнилой гриб, то надо принять ряд политических мер. Необходимо ясное выступление и правительства, и Совета республики, выступление, в котором народ видел бы: его законные интересы защищаются именно этим правительством и Советом республики, а не большевиками. Вот почему вопросы о мире, о земле и о демократизации армии должны быть поставлены так, чтобы ни у одного рабочего, и ни у одного солдата не было ни малейших сомнений, что по этому пути наше правительство идет твердыми и неуклонными шагами». Дан утверждал, что меньшевики не хотят никакого кризиса власти и готовы до конца защищать Временное правительство, дать возможность всей демократии сплотиться вокруг него, чтобы оно могло дать определенный ответ по всем больным вопросам, интересовавшим весь народ.

Дана сменил на трибуне Ю.О.Мартов, встреченный аплодисментами слева. Он заявил, что положение достаточно серьезно, чтобы продолжать заниматься сведением партийных счетов. «Здесь А.Ф. Керенским было сказано, что сейчас каждый должен выбирать, где ему встать. Мы, меньшевики-интернационалисты, категорически заявляем, что с корниловцами в одних рядах ни при каких условиях стоять не будем. Мы ни на минуту не прекращали и не прекратим указывать волнующейся солдатской и рабочей массе, а отнюдь не черни, что выступление, к которому их призывают, может быть только во вред революции. Слово министра-председателя, позволившего себе говорить о движении черни, когда речь идет о движении значительной части пролетариата и армии, хотя бы и направленным к ошибочным целям, являются словами вызова гражданской войны». Мартов считал, что та демократия, которая не участвовала в подготовке вооруженного выступления, не допустит осуществления планов людей, стремившихся воспользоваться положением, чтобы остановить развитие революции.

Интернационалисты не собирались оказывать правительству никакой поддержки, если оно немедленно не даст гарантии реализации насущных нужд народа. «Репрессии не могут заменить необходимости удовлетворения нужд революции. Должно быть сделано заявление, что Россия ведет политику немедленного мира, что земельные комитеты получат в свое распоряжение подлежащие отчуждению земли и что демократизация армии не будет приостановлена»299. В случае, если такие заявления были невозможны для правительства, то интернационалисты видели выход в

217

его реорганизации для избавления страны от ужасов гражданской войны.

Мартов утверждал, что громадная масса петроградских рабочих не стремилась тогда вооруженным выступлением решать вопрос о власти. Однако «бестолковая политика репрессий и необдуманные меры» могли, по его мнению, вызвать в массах отчаянное стремление принять участие в восстании, которого они не хотели. Ответные меры, которые правительство могло принять в чисто техническом смысле, не предотвратили бы назревающий острый социальный конфликт. Поэтому фракция интернационалистов призывала демократию сплотиться для принуждения официальных кругов, «управляющих от имени России», вести революционную демократическую политику и таким «единственным» способом предотвратить гражданскую войну.

После речи Мартова было принято предложение о прекращении прений и объявлен перерыв. Возобновив заседание после перерыва, председательствующий А.В. Пешехонов огласил две формулы перехода, поступивших к нему. Первая формула, или резолюция, внесенная народными социалистами, меньшевиками-интернационалистами, левыми социалистами-революционерами, социалистами-революционерами гласила:

«1. Подготовляющееся за последние дни вооруженное выступление, имеющее целью захват власти, грозит вызвать гражданскую войну, создает благоприятные условия для погромного движения и мобилизации черносотенных контрреволюционных сил и неминуемо влечет за собою срыв Учредительного собрания, новую военную катастрофу и гибель революции в обстановке паралича, хозяйственной жизни и полного развала страны.

2. Почва для успеха указанной агитации создана, помимо объективных условий войны и разрухи, промедлением в проведении неотложных мер и потому прежде всего необходим немедленный декрет о передаче земли в ведение земельных комитетов и решительное выступление во внешней политике с предложением союзникам провозгласить условия мира и начать мирные переговоры.

3. Для борьбы с активным проявлением монархии и погромного движения необходимо немедленное принятие мер к их ликвидации и создание для этой цели в Петрограде Комитета общественного спасения из представителей городского самоуправления и органов революционной демократии, действующего в контакте с Временным правительством».

Вторая формула перехода, внесенная партией кадетов и группой кооператоров, была такова:

«Временный совет Российской республики, выслушав сообщения министра-председателя, заявляет, что в борьбе с предатель

218

ством родины и дела революции, прибегнувшим перед лицом врага накануне Учредительного собрания к организации открытого восстания в столице, Временный совет окажет правительству полную поддержку, требует принятия самых решительных мер для подавления мятежа и переходит к очередным делам».

Затем слово взял представитель фракции казаков В.И. Аниси-мов и внес еще одну, третью по счету формулу перехода — от казаков: «Казачья фракция Временного совета Российской республики, выслушав объяснения министра-председателя и верховного главнокомандующего, полагает: 1) что обязанность каждого гражданина в столь тяжкую минуту, когда родине и свободе угрожают враги внешние и внутренние, защищать не щадя живота и родину и свободу; 2) что, так как большевики являются предателями родины, ибо своей преступной агитацией и своими мятежными выступлениями они разрушают боевую мощь Российской республики, что они же являются предателями свободы, усиливая анархию, уничтожая законность и порядок, подрывая этим доверие широких масс населения к самой идее демократических учреждений; 3) что ясные и тайные циммервальдисты являются пособниками большевиков и их преступной деятельности, ибо своей пропагандой укрепляют в воинских частях сознание, что граждане российские не обязаны защищать чести, достоинства и интересов России от врагов внешних; 4) что Временное правительство, проявив бездействие власти перед событиями 3-5 июля, проявило полную слабость власти после этих событий, проявив, наконец, снова бездействие власти перед событиями, готовыми ныне свершиться, является тем самым виновным в попустительстве большевикам, — ввиду выше изложенного, и не желая проливать казачью кровь, как это было 3-5 июля, без уверенности, что Временное правительство действительно решило раз и навсегда покончить с большевистским течением и освободиться в своей политике от влияния интернационалистов, казачья фракция заявляет, что готовые исполнять свой долг перед родиной и свободой, казаки, тем не менее, требуют от Временного правительства гарантии, что на этот раз никакого послабления большевикам не будет». Оглашение формулы перехода казаков вызвало аплодисменты и возгласы одобрения в центре и справа.

Далее на заседании Предпарламента выступил ряд ораторов по мотивам голосования. П.Б. Струве от имени группы представителей Московского совещания общественных деятелей присоединился к формуле перехода, вынесенной фракцией народной свободы и кооператорами. Эту же формулу перехода поддержал и М.В. Сизов от имени социалистов-революционеров оборонцев. Он, в частности, отметил: «Мне известны центростремительные стрем

219

ления крестьян, уже семь месяцев ожидающих, когда же правительство перейдет от слов к делу. Крестьянство не идет и не пойдет за большевиками, и контрреволюция ищет не там, где ее ищет товарищ Камков».

Сизов огласил резолюцию, принятую крестьянами-представителями земельных комитетов Совета крестьянских депутатов и волостных земских управ Петроградского уезда, собравшихся на совещание в тот же день, 24 октября. В документе выражался решительный протест против всяких попыток вооруженных уличных выступлений, от кого бы они не исходили. Утверждалось, что гражданская война привела бы только к торжеству реакции, нарушив процесс выборов в Учредительное собрание и поставив под угрозу все завоевания революции. «В этой войне, если она случится, крестьяне Петроградского уезда будут всецело на стороне действующего Временного правительства, — до тех пор, пока правомочный хозяин земли русской — Учредительное собрание — вместе с новым государственным порядком не даст России и новое правительство».

Выступившая следующей Л.И. Аксельрод к своему «великому прискорбию» намеревалась голосовать за резолюцию кадет и кооператоров. «Я нахожу, как социал-демократ, что земельный вопрос должен быть решен Учредительным собранием. Что же касается анархии, которая угрожает свободе, то она обязана своим ростом и развитием слабости Временного правительства. Поэтому пора стать на государственную революционную точку зрения и поддержать Временное правительство в его борьбе с большевистским мятежом. Этот мятеж должен быть подавлен во что бы то ни стало».

М.И. Гольдман от имени меньшевиков заявил, что значительная часть фракции хотя и не вполне удовлетворена формулой перехода, но считает необходимым единодушно голосовать за нее, так как с «анархическим движением», происходившим тогда на улицах Петрограда, могла справиться только демократия. Именно поэтому демократия должна была сохранять свое единство.

После этого Временный совет перешел к голосованию по внесенным формулам перехода. Формула левых была принята большинством 123 голосов против 102, при 26 воздержавшихся. За нее в большинстве своем голосовали обе группы социалистов-революционеров, меньшевики, меньшевики-интернационалисты, и в меньшинстве — вся правая часть зала. Воздержались народные социалисты, часть кооператоров, земцев и социалистов-революционеров, в том числе В.Н.Фигнер, Н.В.Чайковский и др.

Левые сопровождали результаты голосования шумными аплодисментами. Затем поступило предложение назначить вечернее заседание для голосования формулы перехода по вопросам внешней

220

политики, но предложение это значительным большинством было отклонено.

24 октября Предпарламент принял также резолюцию о создании «Комитета общественного спасения». В ней отмечалось, что готовившееся в последние дни революционное выступление, имевшее целью захват власти, грозило началом гражданской войны. Создавались «благоприятные условия для погромного движения и мобилизации черносотенных контрреволюционных сил», что неминуемо повлекло бы за собой срыв Учредительного собрания, новую военную катастрофу, гибель революции в обстановке паралича государственной жизни и полного развала страны.

Почва для успеха такой агитации была создана помимо объективных условий войны и разрухи, промедлением проведения неотложных мер. Именно поэтому, указывалось в документе, требовался немедленный декрет о передаче земель в ведение земельных комитетов, а во внешней политике — предложение союзникам провозгласить условия мира и начать мирные переговоры. Для борьбы с активным проявлением анархии и погромного движения предлагалось немедленное принятие мер к их ликвидации, создание для этой цели в Петрограде Комитета общественного спасения из представителей городского самоуправления, органов революционной демократии, действующего в контакте с Временным правительством300. Очередное заседание было назначено на среду, 25 октября, 11 часов утра.

На следующий день с утра в Мариинский дворец на заседание стали собираться члены Совета республики. Всего их собралось чрезвычайно мало, и заседание по этой причине в назначенное время не открылось. Между тем в начале первого часа дня к Мариинскому дворцу подошли несколько рот матросов гвардейского полка и Кескгольмского полка с броневиком и заняли все входы и выходы дворца. Караулы закрыли доступ к Мариинскому дворцу, куда был запрещен вход членам Совета республики. Комиссар Военно-революционного комитета вошел внутрь дворца и предъявил председателю Совета республики Н.Д. Авксентьеву требование о немедленном «очищении» дворца, причем распорядился, чтобы все служащие канцелярии немедленно оставили Мариинский дворец. Председателем Совета республики было созвано немедленное заседание Совета старейшин, которому он доложил о предъявленном ему требовании комиссара Военно-революционного комитета. Совет старейшин, «после некоторого обсуждения вопроса», единогласно постановил признать заседание несостоявшимся и даже не открывать его. Однако некоторые члены Предпарламента выразили крайнее недовольство этим решением и потребовали, чтобы вопрос о прекращении деятельности Совета республики был

221

поставлен на обсуждение общего собрания. В результате собрание было открыто и председатель сообщил о состоявшемся решении Совета старейшин Предпарламента.

После кратких прений решено было закрыть заседание, причем при голосовании выяснилось, что в зале заседания нет кворума. Некоторые члены Совета республики, не дожидаясь решения о прекращении заседаний, оставили Мариинский дворец. При выходе членов Предпарламента караул проверил у всех билеты, задерживая членов правительства, которые к тому времени оказались в Мариинском дворце. Так, например, были задержаны товарищ министра внутренних дел Авинов и бывший начальник канцелярии военного министра Стинуц, которые были отправлены в распоряжение Временного революционного комитета.

В то время как внутри дворца проходили прения о прекращении заседаний, бывший верховный главнокомандующий генерал М.В. Алексеев подошел к Мариинскому дворцу и захотел войти внутрь в качестве члена Совета республики, но караул запретил ему входить во дворец. Генерал Алексеев настаивал, что караул должен пропустить его как бывшего верховного главнокомандующего. Был вызван поручик, комиссар, которому генерал Алексеев также предъявил требование о пропуске его во дворец. Крайне взволнованный поручик заявил: «Ваше высокопревосходительство, вход во дворец строжайше запрещен и я не имею права вас сюда пропустить, так как в ближайшие минуты может оказаться необходимость принятия самых энергичных и решительных мер»301. Алексеев, тем не менее, продолжал настаивать на своем праве быть во дворце, где находятся другие члены Временного совета республики, и ушел только после того, как ему было заявлено, что все члены Совета республики разводятся, поскольку принято решение о прекращении его занятий. Через несколько минут вышел другой офицер и, узнав о том, что несколько минут назад там был генерал Алексеев, выразил сожаление по поводу того, что он не был арестован. Уже к часу дня все члены Предпарламента покинули Мариинский дворец.

25 октября 1917 г. Совет старейшин Предпарламента подготовил постановление о вхождении в состав Комитета общественной безопасности, утверждавшее, что Временный совет Российской республики не прекратил своей деятельности, лишь временно прервав ее ввиду невозможности в сложившейся обстановке созывать общие собрания и вести правильные занятия. Признавалось необходимым вхождение в Комитет общественной безопасности всем составом Совета старейшин. Председателю Временного совета Российской республики поручалось обратиться от имени совещания с воззванием к населению по поводу создавшегося положения в

222

столице. Предполагалось сообщить всем членам Предпарламента о состоявшемся постановлении Совета старейшин с просьбой не разъезжаться в связи с принятием постановления о необходимости созыва Совета республики при первой же возможности302.