Андрей Смирнов

Епископ Мстислав (Скрыпник) и институализация Украинской Автокефальной Православной Церкви

в годы немецкой оккупации

Создание Украинской Автокефальной Православной Церкви (УАПЦ) в годы Второй мировой войны до сих пор остается малоисследованной страницей в истории украинского православия. Важную роль в этом процессе сыграл епископ Мстислав (Степан Скрыпник), который впоследствии стал первоиерархом Украинской Православной Церкви (УПЦ) в США, первым патриархом Киевским и всей Украины. Косвенно к освещению военных страниц его биографии обращались В. Борщевич [2], И. Власовский [4], Ю. Волошин [6], В. Пащенко [19], С. Савчук и Ю. Мулык-Луцык [21], Н. Стоколос [27], однако эта проблема еще не была предметом отдельного исследования украинских историков.

Целью статьи является освещение участия Мстислава (Скрыпника) в процессе институализации УАПЦ, начавшемся в 1942 г. Немецкая политика в отношении церковно-религиозной жизни на оккупированных землях Украины, по заключению Н. Стоколос, ориентировалась на выполнение следующих основных задач: поддержка развития минимального религиозного движения как враждебного большевизму, установление жесткого контроля за деятельностью религиозных организаций, содействие внешнему и внутреннему разрушению и атомизации традиционных церковных структур для предотвращения консолидации их лидеров; недопущения создания унифицированных конфессий, в частности единой поместной УПЦ; максимальное использование религиозных объединений в интересах Германии и дальнейшая принудительная замена христианской веры на нехристианскую неоязыческую [26, 91-111].

Реализации этой программы в некоторой степени помогало то, что на начало 1942 г. в оккупированной Украины были созданы две православные юрисдикции. Это Автономная Православная Церковь (АПЦ) во главе с митрополитом Алексеем (Громадским), которая позиционировалась как часть Московского патриархата, и УАПЦ, возглавляемая ее временным администратором – архиепископом (с октября 1942 p. – митрополитом) Поликарпом (Сикорским), находившаяся под омофором Варшавской митрополии Православной Церкви в Генерал-губернаторстве [27, 319]. Канонически юрисдикционная зависимость двух украинских экклезиальных сообществ от зарубежных религиозных центров, которые постоянно конфронтировали, объективно затрудняла православную церковную жизнь, создавала препятствия в объединении Церквей.

Новая УАПЦ опиралась на идеологему автокефального сценария развития внутри украинского христианского сообщества, сочла приоритетным путь традиционного канонического формирования епископата, отказалась от модернизационных инноваций Церкви 1920-х гг. и постоянно конкурировала с автономистами. Это давнее противостояние в украинском православии следует расценивать как наиболее последовательный и организационно формленный конфликт идентичностей и поиск соответствующих им моделей канонического устройства. Кардинальные политические трансформации в новейшей истории Украины неизбежно приводили к подъему неассимилированых русским православием элементов и актуализации проблемы независимости Православной Церкви в Украине. Подобные процессы происходили в ходе двух мировых войн, а также при распаде СССР. Отметим, что центробежные тенденции в православии во время Второй мировой войны наблюдались не только в Украине, но и на территории Белоруссии, Грузии, Эстонии, Македонии, Финляндии, Хорватии.

Вполне обоснованным представляется вывод исследователя истории православия в Украине первой трети ХХ в. А. Игнатуши о расколе институтов УПЦ как сложном многофакторном социокультурном конфликте, основой которого были модернизационные трансформации, связанные с формированием украинской нации [13, 13]. При этом, на наш взгляд, больше всего срабатывали культурно-цивилизационный и церковно-мировоззренческий факторы.

Одним из самых серьезных вызовов перед УАПЦ была катастрофическая нехватка архиереев. Автокефалистов представлял только владыка Поликарп, а иерархам Генерал-губернаторства немцы категорически запретили посещать Украину. Неоднократно рассматривался вопрос о епископской хиротонии настоятеля украинского прихода во Франции о. Илариона Брендзана, однако этот замысел не удалось реализовать из-за его болезни [1, 14; 31, 360]. В регионах ситуация была настолько критической, что киевские «липковцы» угрожали повторить соборный акт архиерейского рукоположения 1921 г., а херсонское духовенство было готово направить своего кандидата для епископской хиротонии в одну из православных стран Юго-Восточной Европы [9, 26-26зв.].

В связи с этим уже в феврале 1942 г. вл. Поликарп с помощью архиепископа Пинского и Полесского Александра (Иноземцева) начал рукополагать епископов для Украинской Церкви. Первыми были хиротонисаны Никанор (Абрамович) и Игорь (Губа) [4, 216]. В мае 1942 г. во время проведения архиерейского Собора УАПЦ в Киеве была рукоположена новая группа иерархов. Одним из кандидатов на епископство выдвигался и Степан Иванович Скрыпник – депутат польского сейма от Волыни в 30-х гг. ХХ века [Подробнее о нем см.: 25].

Особого внимания заслуживает вопрос о том, почему С. Скрыпник вдруг решил кардинально изменить свою жизнь и выбрал церковный путь епископского служения. Уже в первые месяцы оккупации стало понятно, что возрождение Украинского государства не входит в планы гитлеровцев, которые развернули репрессии против украинских патриотов. При таких обстоятельствах С. Скрыпник решил полностью посвятить себя развитию УАПЦ, которая только начала оформляться и чувствовала колоссальный дефицит кадров, особенно епископских. Такие его качества, как пассионарность, несгибаемый характер, политическая амбициозность, железная воля в достижении цели, непреклонный патриотизм, замечательные ораторские способности в сочетании с богатым политическим опытом и авторитетом в умеренных кругах, сработали в пользу кандидата.

В начале 1940-х гг. в оккупированной Украине Церковь и только Церковь оставалась единственным институтом, принадлежность к которому была, по крайней мере формально, разрешена немецкими властями и который продолжал оставаться объединяющим и мобилизующим фактором для любого, кто себя идентифицировал с Украиной и украинским народом. Таким образом, Церковь и только она получала признаки наиболее легитимной и влиятельной институции, брала на себя функции не только главной духовной, но и национально-культурной структуры тогдашнего украинского общества, наиболее мощной духовной опоры нации.

Для С. Скрыпника сближение с Церковью, духовный поворот и решение полностью связать с ней свою судьбу были важнейшим этапом жизни, результатом нескольких очень важных векторов внутреннего самоопределения. Во-первых, к этому его привело внутреннего стремления к религиозному совершенствованию. Во-вторых, это было проявление присущих Скрыпнику патриотических чувств: когда все другие украинские институты запрещены, окончательное вхождение в церковную ограду становится еще и проявлением патриотизма. В-третьих, видя, какие вызовы стоят перед УПЦ, Скрыпник стремился собственной жизнью поддержать этот институт, который не только в контексте военных реалий середины XX века, но и в общей истории Украины неизменно играл первостепенную роль.

С. Скрыпник был неотъемлемой частью сообщества, среди которой жил, разделял все ее стремления и цели. Поэтому для него украинскость в каждом ее проявлении была частью мировоззрения, находила отражение и в политическом, и в религиозном, и в культурном, и в образовательном измерении.

Поэтому не было случайным, что из-за вновь возникших обстоятельств С. Скрыпник обратил свой взор к Церкви, которая продолжала оставаться островом вечных истин и Правды на фоне жестокости и морального релятивизма, которые заполонили тогдашнюю Европу. Он пошел духовной стезей, которая вывела его на вершины признания и карьерного роста. Свою роль сыграла и морально-психологическая травма, связанная с потерей жены Иванны в 1940 г.

Предполагаем, что решение об избрании церковного пути далось Степану Ивановичу не просто. Об этом косвенно свидетельствуют и слова самого архиерея: «Этого положения я не добивался и отказывался от него ...» [14, 11]. Не догадывалась о его призвании и семья. Советская пропаганда пыталась объяснить этот поворот в жизни С. Скрыпника со своих позиций, убеждая, что он был специально посвящен немцами во епископа УАПЦ «за заслуги перед фашизмом», чтобы проводить раскольническую работу в украинском движении [7, 12, 10, 264 -268, 17, 84]. Однако эти обвинения не находят подтверждения в источниках. Предполагали также, что С. Скрыпник таким образом решил избежать ответственности за многолетнюю пропольскую деятельность, и за это его Украинская повстанческая армия Тараса Бульбы-Боровца будто даже приговорила к смертной казни [29, 224, 445, 469]. Однако архиерейский сан не спас от трагической смерти в 1943 г. владык Алексея (Громадского) и Мануила (Тарнавского). Поэтому считаем, что решение стать епископом стал адекватным ответом С. Скрыпника и других украинских интеллигентов, в частности И. Огиенко, на те сложные вызовы, которые возникли перед украинским православием в пограничной ситуации периода Второй мировой войны.

По поручению владыки Поликарпа епископ Никанор, который в марте 1942 г. прибыл в Киев, начал поиск кандидатов на епископство. Учитывая военное время, большинство из них подобрали без согласования с архиепископом-администратором. Катализатором рукоположений стало сообщение о намерении немцев вскоре запретить архиерейские хиротонии [4, 222]. Вероятно, епископское служение Степану Ивановичу предложил именно владыка Никанор, с которым он мог быть знаком еще с 1930-х гг. и который работал в Украинском совете доверия на Волыни. Поэтому, наверное, не случайно Мстислав считал его своим духовным отцом и под его руководством приобретал необходимый архипастырский опыт [24, 1, 16, 718]. Сам Никанор объяснял выбор бывшего депутата довольно просто: «Почему я за Вас вцепился? Оценил Ваше доброе сердце и пламенную жажду чина Украине» [28, 6].

В апреле 1942 г. С. Скрыпник был рукоположен в диакона и священника. В начале мая он принял монашество с именем Мстислав в честь благоверного киевского князя Мстислава Владимировича и был возведен в сан архимандрита. 12 мая его нарекли во епископа Переяславского. Монашеский постриг совершил епископ Никанор, имя и титул предложил преосвященный Игорь (Губа). Архиерейская хиротония состоялась 14 мая в подземной церкви прп. Сергия Радонежского, которую соорудили под Андреевским собором в Киеве в 1864 г. по инициативе А. Муравьева. «Рукополагали меня владыки Никанор, Игорь и только что рукоположенный владыка Михаил, – вспоминал митрополит Мстислав. – Рукоположение состоялась на рассвете – таким тайным образом происходило три хиротонии. Кроме епископов были два священники, диаконы, были мальчики. Пело три человека...» [17, 740]. Новопоставленый иерарх не прошел монашеского послушания, всегда испытывал дефицит системного богословского образования, и это не могло не затруднять его архипастырскую деятельность. Именно этим можно объяснить тот факт, что владыка не оставил после себе никаких богословских трудов. Однако, по воспоминаниям Ярослава Скрыпника, его отец довольно быстро овладел богослужебной практикой, чему способствовал предыдущий церковный и духовный опыт, приобретенный еще в Полтаве [18]. Воцерковление Степана Ивановича происходило параллельно с его общественно-политической деятельностью.

С. Скрыпник в новой ипостаси стал сюрпризом для владыки Поликарпа. По неизвестным причинам епископ Никанор в своей переписке с администратором замалчивал кандидатуру волынского политика. После окончания Киевского Собора 9-17 мая 1942 г. именно Мстислава делегировали в Луцк для информирования владыки о религиозно-церковных процессах в центральной Украине. Найдя общий язык с Поликарпом, С. Скрыпник получил благословение остаться в Киеве помогать Никанору развивать церковную жизнь [11, 6]. Несмотря на то, что Мстислав номинально был рукоположен в епископа Переяславского, из-за преград со стороны немцев он фактически находился в Киеве вместе с владыкой Никанором как его викарий. К сожалению, архив Высшего церковного управления УАПЦ в Киеве, которое руководило церковной жизнью Восточной Украине, был потерян во время эвакуации [12, 41].

Учитывая это, чрезвычайно ценными представляются воспоминания Игоря Денисенко, который в двенадцатилетнем возрасте прислуживал в Андреевском соборе. В его памяти навсегда запечатлелся светлый образ владыки Мстислава, о котором бывший иподиакон отзывается очень тепло, с глубоким пиететом и симпатией: «Мстислав… был в то время статным красивым мужчиной украинский типа. Загорелое лицо его дополнялось черными волосами, и был он простым и приветливым человеком, который не отказывался от разговоров даже с таким подростком, как я тогда. Без преувеличения можно сказать, что любили его все, и уже через годы и даже десятилетия бывшие прихожане, встречаясь, в первую очередь спрашивали друг друга, не слышно ли ничего о Мстиславе ... И неудивительно: яркая была фигура человека, патриота и национального деятеля » [8, 27-29].

Чувствуется, что автор воспоминаний писал их уже после того, как Мстислав (Скрыпник) 1990 г. вернулся в Украину и стал первым православным патриархом, поэтому не избежал определенной идеализации архиерея. И все же заслуживают внимания некоторые подробности, описанные в мемуарах. Оказывается, Мстислав неоднократно терпеливо разъяснял юному иподиакону непонятные места из Священного Писания, а однажды со сдержанной радостью даже рассказал о деятельности украинских партизан на Волыни и развертывании антинацистского движения сопротивления. Владыка с присущей ему любовью к детям охотно с ними общался, дарил журнал «Орленок», часто отвечал на различные жизненные вопросы [8, 27-29].

Интересные впечатления оставил писатель Улас Самчук, который был очень удивлен, узнав в конце мая 1942 г. в Ровно о хиротонии Мстислава: «мезальянс политики и церкви в стиле знаменитого кардинала Ришелье, в котором политика была темой действия, а церковь кулисами на фоне которых это действо развивалось. Степан Скрыпник имел склонность к духовному призванию... но когда он бывало говорил, что он будет митрополитом киевским, мы принимали это за обычную шутку ... В лице нововозведенного в сан Мстислава было воплощено много противоречивых элементов его характера, и это создавало из него сложную, непредсказуемую и вместе интересную фигуру с большими амбициями и большими способностями творить незаурядные дела» [22, 268].

Впоследствии, в конце августа 1942 г., они снова встретились, но уже в Киеве. «Андреевская церковь небольшая по размеру и людей на богослужении было немного; преимущественно старшие женщины, но само богослужение выглядело хорошо, епископ Мстислав проявлял талант и здесь, ему прислуживал знаменитый бас протодиакона, на клиросе пел хор известного дирижера Гончарова», – писал У. Самчук [22, 269].

Как отмечал А. Дублянский, Андреевский собор стал духовным центром православных украинцев в Киеве и во время богослужений был переполнен [12, 36]. Однако в первые месяцы ситуация оказалась значительно сложнее. В Киеве доминировала АПЦ, поддерживаемая гитлеровцами, а на архиерейскую литургию к Никанору приходило не более ста верующих. Владыки жили на территории Софийского собора и постоянно подвергались притеснениям от нацистов.

Чрезвычайно актуальным является вопрос о каноничности епископской хиротонии владыки Мстислава и, соответственно, всех рукоположенных им архиереев. Ведь он единственный из иерархов УАПЦ, военного времени вернулся в Украину и непосредственно был причастен к возрождению Автокефальной Церкви и ее нового епископата. Современная российская конфессиональная историография продолжает эксплуатировать лозунги советской пропаганды о неканоничности и безблагодатности иерархии УАПЦ. Еще в 1972 г. московский патриарх Пимен в письме вселенскому патриарха Афинагору категорически заявлял: «Мстислав Скрыпник получил незаконную "епископскую хиротонию" в мае 1942 года в Киеве от так же неканонически рукоположенных (Ап. 35) "епископов" Игоря Губы и Никанора Абрамовича, чьи "хиротонии" возглавлял лишенный священнического сана расколоучитель (Двукр. 15) "епископ" Поликарп Сикорский» [16, 664]. Этот тезис неоднократно повторяли высшие иерархи Русской Православной Церкви (РПЦ). В частности, выступая на Юбилейном Архиерейском Соборе в 2000 г., митрополит Ювеналий отмечал: «Русская Православная Церковь никогда не признавала действительности рукоположений, которые совершались в самосвятской и поликарповской автокефалистских группировках» [23, 91].

Попытку богословско-исторического обоснования неканоничности епископата УАПЦ сделал российский исследователь Владислав Петрушко [20]. Однако его рассуждения довольно тенденциозны и часто напоминают известные идеологические штампы: «УАПЦ стала идейным вдохновителем злодеяний украинских сепаратистов, направленных в первую очередь против собственного народа» [20]. Автор основывает свои малоубедительные аргументы на популярном мифе о том, что владыка Поликарп в 1940 г. вместе со всеми православными епископами Западной Украины и Западной Белоруссии перешел в подчинение РПЦ.

Сейчас точно известно, что ни архиепископ Полесский и Пинский Александр (Иноземцев), ни епископ Луцкий Поликарп (Сикорский) в Москву для оформления «молитвенно-канонического объединения с Матерью-Церковью Московской» не ездили и никаких письменных деклараций об этом не подписывали. За такую нелояльность первого отправили «за штат», а второго просто не успели наказать [27, 291]. Более того, в варшавских архивах сохранился любопытный документ, проливающий дополнительный свет на этот вопрос. 12 января 1940 г. Поликарп писал Алексею, что «решение такого важного вопроса, как приобщение к другой церковной юрисдикции, я считаю еще не своевременным, ибо "поспешишь – людей насмешишь", как говорит народная мудрость, и еще "не уявися, что будет". Надо подождать до того времени, когда будут установлены постоянные государственные границы, уполномоченные компетентными силами Европы. Когда такие границы будут, тогда я подчинюсь той церковной юрисдикции, в границах которой я буду жить» [32]. О том, что Сикорский никогда так и не подчинился РПЦ, засвидетельствовав в своих воспоминаниях и волынский священник о. Леонид Д-ий [16, 645-646].

Среди аргументов, якобы подтверждающих факт перехода Поликарпа в юрисдикцию Московского патриархата, называют также поминовение местоблюстителя Сергия, участие в епископской хиротонии вместе с экзархом Николаем, однако они выглядят малоубедительными. И все же 28 марта 1942 г. архиерейский Собор РПЦ лишил владыку Поликарпа духовного сана и монашества [16, 654-655]. Здесь стоит заметить, что, как отмечает известный украинский историк и богослов архиепископ Игорь Исиченко, такая форма наказания, согласно каноническому праву, сомнительна и не применяется в греческой православной традиции [15, 408].

В. Петрушко также вменяет автокефалистам принятие священнослужителей УАПЦ 1921 г. «в сущем сане». Действительно, такое решение было принято на Пинском Соборе, но, как вспоминал владыка Никанор, присоединение «липковцев» происходило через свершения особого чина хиротесии. Формальным основанием принятия «липковского» духовенства стало 52 Апостольское правило, то есть покаяние. Кроме того, его соборно никто и никогда не признавал еретическим, поэтому принятие этих клириков в лоно Православной Церкви не представляется антиканоническим, а о какой-либо преемственности двух автокефальных иерархий говорить не приходится. Этому яркое свидетельство – повторная хиротония последнего «липковского» епископа Иоанна Теодоровича, которую 27 августа 1949 г. совершили архиепископ Мстислав и экзарх Александрийского патриархата в Америке митрополит Христофор. В связи с этим желательно избегать эксплуатации так называемой «концепции трех возрождений УАПЦ», поскольку она не соответствует историческим реалиям.

На основании указанных фактов В. Петрушко формулирует вывод о неканоничности епископского сана владыки Мстислава и безоговорочно заявляет: «Таким образом, возвращаясь к 1990-м годам, можно констатировать, что прибытие Скрипника на Украину и последовавшие за этим "патриаршие" хиротонии не привели к появлению канонической иерархии в УАПЦ, третьей по счету» [20]. Подобных взглядов придерживаются и такие церковные историки, как К. Фотиева, Феодосий (Процюк), В. Цыпин, А. Драбинко.

Несмотря на тезис авторитетного ученого Б. Боцюркива о том, что «решение вопроса о каноничности той или иной Церкви не является задачей историка» [3, 285], позволим себе заметить: анализ исторических источников опровергает обвинения в неканонической епископской хиротонии владыки Мстислава. В 1932 г. митрополит Дионисий рукоположил Поликарпа в епископы, в феврале 1942 г. последний вместе с Александром рукоположили Никанора и Игоря, которые, в свою очередь, хиротонисали Мстислава. Стоит вспомнить, что когда после войны в РПЦ возник вопрос, что делать с епископом Юрием (Коренистовым), который стал Берестейским архиереем на Пинском Соборе, то после некоторых раздумий его приняли в состав Московского Патриархата без перерукоположения. В 1995 г. все духовенство УПЦ в США, которое происходило от Мстислава, без всяких оговорок вошло в состав Константинопольского патриархата. Поэтому законность его епископской хиротонии не вызывает никакого сомнения.

Таким образом, церковное возрождение в Украине способствовало тому, что С. Скрыпник после потери жены принял монашеский постриг и был канонически хиротонисан во епископа Переяславского. Считаем, что избрание им церковного пути – это адекватный ответ на вызовы, стоявшие перед Украиной и ее Церковью в годы Второй мировой войны. Православная Церковь оставалась в тех условиях, собственно, единственной легальной украинской институцией, в которой Степан Иванович мог бы себя реализовать. Епископ Мстислав был интеллигентом совсем другой формации, чем остальные владыки. Он посвятил свою жизнь для развития поместной УПЦ, но при этом всегда был больше политиком, чем иерархом.

Список использованных источников и литературы:

1. Бачинський Є. Нарис історії парафій УАПЦ у Франції (1924–1947 рр.). – Чикаго, 1954. – 16 с.

2. Борщевич В. Українське церковне відродження на Волині (20–40-ві рр. ХХ ст.). – Луцьк, 2000. – 254 с.

3. Боцюрків Б. Проблеми досліджень історії релігії та церкви в Україні у міжвоєнний період: джерела та їх опрацювання // Український археографічний щорічник. – К., 1992. – Вип. 1. – С. 285-294.

4. Власовський І. Нарис історії Української Православної Церкви: В 4 т., 5 кн. – К., 1998. – Т. 4: (XX ст.). – Ч. 2. – 399 с.

5. Волинь (Рівне). – 1942. – Ч. 9. – 1 лют. – С. 4.

6. Волошин Ю. Українська православна церква в роки нацистської окупації (1941–1944 рр.). – Полтава, 1997. – 127 с.

7. Давиденко В. Святенник з абвергрупи 209. – К., 1979. – 127 с.

8. Денисенко І. Уривки з минулого. Ч. 1. До 1948-го // Молода нація. – 2005. – № 2. – С. 5-60.

9. Державний архів Київської області. – Ф. 2412 (Музей-архів переходової доби). – Оп. 2. – Спр. 199 (Статті, листування між церковними діячами та інші документи про діяльність церкви на Україні). – 174 арк.

10. Дмитрук К. Свастика на сутанах. – К., 1973. – 342 с.

11. Дублянський А. Київський Собор 1942 року // Рідна Церква (Мюнхен). – 1964. – Ч. 52. – С. 4.

12. Дублянський А. Тернистим шляхом: Життя митрополита Ніканора (Абрамовича). – Лондон, 1962. – 80 с.

13. Ігнатуша О. Інституційний розкол православної церкви в Україні: генеза і характер: XIX ст. – 30-ті рр. XX ст. – Запоріжжя, 2004. – 438 с.

14. Інтерв’ю представника радіовисильні «Голос Америки» з вл. митрополитом Мстиславом // Українське православне слово. – 1978. – № 5. – С. 11-13.

15. Ісіченко І., архієп. Історія Христової Церкви в Україні. – Харків, 2003. – 472 с.

16. Мартирологія Українських Церков: В 4 т. – Торонто; Балтимор, 1987. – Т. 1: Українська Православна Церква. – 1207 с.

17. Мельничук Ю. Під чужим порогом: памфлети, фейлетони, статті. – К., 1974. – 240 с.

18. Личный архив автора. – Воспоминания Я. Скрипника (Записаны 22.05.2006 г. в Остроге).

19. Пащенко В. Православ’я в новітній історії України. – Полтава, 1997. – Ч. 1. – 356 c.

20. Петрушко В. Автокефалисткие расколы на Украине и проблема их преодоления: канонический аспект // http://www.edrus.org/

21. Савчук С. Історія Української Греко-Православної Церкви в Канаді: У 5 т. – Вінніпег, 1984. – Т. 1: Київська церковна традиція українців Канади. – 616 с.

22. Самчук У. На коні вороному: спомини і враження. – Видання друге. – Вінніпег, 1990. – 360 с.

23. Сборник документов и материалов Юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви. – Нижний Новгород, 2000. – 285 с.

24. Свідчення про УАПЦ в 1941-45 р. // Наша віра (Київ). – 2002. – № 7. – С. 1.

25. Смирнов А. Мстислав (Скрипник): громадсько-політичний і церковний діяч. 1930–1944: Монографія. – К., 2008. – 326 с.

26. Стоколос Н. Конфесійна політика окупаційної адміністрації рейхскомісаріату «Україна» в 1941–1942 pp. // Український історичний журнал. – 2004. – № 3. – С. 91-111.

27. Стоколос Н. Конфесійно-етнічні трансформації в Україні (ХІХ – перша половина ХХ ст.). – Рівне, 2003. – 480 с.

28. Українське православне слово. – 1962. – № 7. – С. 6.

29. Хомчук О. Церква поза церковною огорожею: розколи і руйнація Української православної церкви в пошуках «константинопольського визнання». – Чикаго, 2002. – 622 с.

30. Центральний державний архів вищих органів влади і управління України. – Ф. 3676 (Штаб імперського керівника (рейхсляйтера) Розенберга для окупованих Східних областей, мм. Берлін, Київ). – Оп. 1. – Спр. 50 (Список єпископів Православної церкви, які приїхали у Східну Україну з німцями, звіт про діяльність ортодоксальної церкви в Україні в період окупації. Лист до німецької влади служителів церкви Херсона, протокол засідання організаційного собору Київського округа). – 360 арк.

31. Archiwum Akt Nowych w Warszawie. – Z. Rz?d Generalnego Gubernatorstwa w Krakowie. – Sygn. 430 (Korespondencja, memorialy, notatki w ogólnych i szczególowych sprawach kosciola, duchowienstwa i wyznaniowych – wyznania grecko-katolickie/ortodoks/). – 561 k.

32. Archiwum Warszawskiej Metropolii Prawoslawnej. – Sygn. 1151-RII-6D (Cerkiew ukrai?ska w latach 1939–1944).