СТАЛИНИЗМ В СОВЕТСКОЙ ПРОВИНЦИИ

К оглавлению

 

А. И. Савин (Новосибирск)

РЕПРЕССИИ В ОТНОШЕНИИ

ЕВАНГЕЛЬСКИХ ВЕРУЮЩИХ

В ХОДЕ «КУЛАЦКОЙ ОПЕРАЦИИ» НКВД1

2 июля 1937 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло свое печально известное решение «Об антисоветских элементах», потребовав взять на учет всех возвратившихся из ссылки кулаков и уголовников «с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки», а менее опасные элементы — подвергнуты высылке. На следующий день нарком внутренних дел СССР Н. И. Ежов отдал шифротелеграммой № 266 соответствующий приказ начальникам местных управлений2. Так был дан старт Большому террору. 1 Настоящая работа представляет дополнение к опубликованной автором в рамках работы над проектом статье: Die evangelischen Gl?ubigen Sibiriens als Zielgruppe der Massenoperation des NKVD im Rahmen des Befehls Nr. 00447 // Die Deutschen und das ?stliche Europa. Aspekte einer vielf?ltigen Beziehungsgeschichte. Festschrift f?r Detlef Brandes zum 65. Geburtstag / hg. von D. Neutatz, V. Zimmermann. Essen, 2006. S. 189205. 2 Директива НКВД СССР № 266/15545 от 3 июля 1937 г. за подписью Н. И. Ежова // Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы. Т. 5: 1937-1939. Кн. 1: 1937. М., 2004. С. 319. 3 Первоначальными формами протестантизма были лютеранство, цвинглианство, кальвинизм, унитарианство, социанство, меннонитство, анабаптизм и англиканство. В дальнейшем возник ряд течений, известных как поздний протестантизм, или неопротестантизм: баптисты, методисты, квакеры, адвентисты, пятидесятники, Армия спасения и ряд других. Формирование большинства этих течений проходило под знаком «религиозного возрождения» (ривайвелизм), возврата к идеалам раннего христианства и Реформации. В советской терминологии совокупность евангельских церквей традиционно именовалась «сектантством», а члены данных церквей — «сектантами». Хотя евангельские верующие — члены протестантских и неопротестантских церквей3 баптистов, евангельских христиан, адвентистов седьмого дня, меннонитов, пятидесятников, молокан — не фигурировали конкретно в этих двух документах, именно они стали одной из главных целевых групп террора. В соответствии с приказом НКВД СССР № 00447 от 30 июля 1937 г., знаменовавшего собой начало самой массовой репрессивной, так называемой кулацкой операции НКВД по уничтожению последних «несоциалистических элементов» и ликвидации «повстанческой базы» в СССР на случай войны, «сектанты» должны были быть уничтожены как одни из «главных зачинщиков всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений». Репрессии также распространялись на «наиболее активных» «сектантских активистов, церковников», которые к моменту начала операции содержались в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях1.

В статистическом отчете о работе органов НКВД СССР за 19371938 гг. приводятся данные о 50 769 «церковниках и сектантах», репрессированных в ходе операции по приказу № 00447 (соответственно 37 331 за 1937 г. и 13 438 за 1938 г.)2. Таким образом, в относительных цифрах верующие всех конфессий — священнослужители и актив общин — составили около 6,6 % от жертв «кулацкой операции». Современное состояние исследований, обусловленное закрытостью внутриведомственного делопроизводства НКВД, не позволяет сказать, какое количество от этого числа жертв составляли евангельские верующие. Но их доля, очевидно, сравнима с количеством репрессированного православного клира и превышает количество священнослужителей остальных конфессий3. 1 Оперативный приказ НКВД СССР № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» от 30 июля 1937 г. // Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 1. С. 330-331. Показательно, что «участники контрреволюционных сектантских группировок» подлежали незамедлительному аресту также согласно оперативному приказу № 00593 НКВД СССР от 20 сентября 1937 г., давшему старт репрессивной акции в отношении «харбинцев» — бывших служащих Китайско-Восточной железной дороги. 2 Юнге М., Биннер Р. Как террор стал «Большим». Секретный приказ № 00447 и технология его исполнения. М., 2003. С. 172; Binner R., Junge М. Vernichtung der orthodoxen Geistlichen in der Sowjetunion in den Massenoperationen des Gro?en Terrors 1937-1938 //Jahrb?cher f?r Geschichte Osteuropas. 2004. Bd. 52. H. 4. S. 523. Эти же цифры приводятся О. Б. Мозохиным. См.: Мозохин О. Б. Право на репрессии: внесудебные полномочия органов государственной безопасности. М., 2006. С. 337, 341. о

Данные экстраполяции основываются на результатах «кулацкой операции» в отношении «сектантов» в Западной Сибири (см. ниже). 4 О высокой виктимности евангельских верующих наглядно свидетельствует доля смертных приговоров, вынесенных в их отношении тройкой УНКВД по Алтайскому краю за октябрь 1937 — март 1938 гг., — около 85 % (см. ниже). Включение евангельских верующих в качестве одной из целевых групп операции № 00447 и жестокость, с которой они преследовались органами НКВД и тройками4, свидетельствуют о том, что в глазах тайной полиции и политического руководства страны евангельские верующие к концу 1930-х гг. являлись традиционно опасным «враждебным элементом», подлежавшим уничтожению. Данная статья призвана дать ответ на следующие вопросы: в результате чего и как складывалась в СССР устойчивая репрессивная традиция в отношении «сектантов» в 1920-х — первой половине 1930-х гг.; какие специфические особенности 1937 г. обусловили повышенное репрессивное внимание властей к евангельским верующим; в чем разница между репрессиями 1937-1938 гг. и карательными акциями в их отношении в предыдущие годы; кто являлся инициатором массовых репрессий в отношении «сектантов» в ходе Большого террора — центр или регионы? Одна из задач исследования — попытаться оценить соотношение таких моментов, как принадлежность жертв к евангельской церкви и их социальное прошлое для включения в число репрессируемых и обоснования обвинения тройками. Эмпирическим материалом для статьи послужили наши исследования о проведении репрессий в отношении евангельских верующих в Западно-Сибирском крае в 1937-1938 гг., а также данные о репрессивной акции в их отношении в СССР, и в частности в Сибири.

1. Долговременные причины

В этом разделе статьи речь пойдет о развитии устойчивой репрессивной традиции в отношении евангельских верующих в СССР в 1920-х — первой половине 1930-х гг. и об ее идеологическом обосновании.

Численность конфессий в 1920-е гг.: мифы и реальность

Протестантские конфессии, опиравшиеся на сильные в России традиции народной религиозности, стали в 1920-е гг. важным фактором общественно-политической жизни страны. Если Православная Церковь в результате осуществленного большевиками разгрома и относительной пассивности народа оказалась в роли гонимой и пострадавшей стороны, то протестантская часть религиозного спектра в определенной степени выиграла от изменений, вызванных отделением церкви от государства. Возможность проповедовать, заниматься миссионерской деятельностью, способность предложить верующим реформированное исповедание, реализующееся в дружественной и нацеленной на взаимопомощь и хозяйственный успех жизни общины, освобождение от военной службы и, наконец, стремление изолироваться от Советского государства — все это делало привлекательным, особенно в среде крестьянства, принадлежность к одной из евангельских конфессий. По авторитетному мнению С. Плаггенборга, «после революции общая палитра религиозности стала намного пестрее. Значительным признаком народной религиозности на заре советской эпохи была витальность религиозных меньшинств»1. Plaggenborg S. Revolutionskultur. Menschenbilder und kulturelle Praxis in Sowjetrussland zwischen Oktoberrevolution und Stalinismus // Beitr?ge zur Geschichte Osteuropas. Bd. 21. K?ln; Weimar; Wien; B?hlau, 1996. S. 313. В годы нэпа число приверженцев евангельских церквей насчитывало сотни тысяч человек. Отсутствие достоверной статистики, равно как и заявления ряда влиятельных деятелей партии, породило миф о чрезвычайно динамичном развитии конфессий и стремительном росте числа «сектантов». В определенной степени созданию мифа способствовали явно завышенные цифры, озвученные руководством ряда конфессий. Так, в 1922 г. лидер евангельских христиан И. С. Проханов объявил, что Всероссийский союз евангельских христиан (ВСЕХ) насчитывает 2 млн членов и последователей. В сентябре 1924 г. 2-м Всероссийским съездом духовных христиан-молокан число членов конфессии также было определено в 2 млн чел. Активный представитель идеи о сотрудничестве «сектантов» с большевиками в деле коммунистического строительства толстовец И. М. Трегубов неоднократно оперировал цифрой 25-30 млн чел. В 35 млн чел. (10 млн — протестантские конфессии, 25 млн — старообрядцы) оценивал численность верующих известный знаток сектантства В. Д. Бонч-Бруевич. Формулируя на XIII съезде РКП(б) тактику партии по отношению к сектантству, Г. Е. Зиновьев также оперировал многомиллионной цифрой стихийных коммунистов-сектантов, представлявших разительный контраст с остальной крестьянской массой. Руководящие сотрудники тайной полиции, по роду службы занимавшиеся борьбой с религиозными организациями, более реально оценивали численность «сектантов». В 1924 г. глава СО ОГПУ Т. Д. Дерибас назвал в числе объектов «работы» отдела «многочисленные сектантские общины с миллионным составом» и «антимилитаристов военного времени». Всего, по мнению Дерибаса, под постоянным наблюдением должно было находиться более 2 млн противников режима1. В докладе СО ОГПУ от 27 мая 1924 г. баптисты и евангельские христиане были определены как самая большая сектантская группировка в СССР численностью в 2,5-3 млн чел.2 Спустя два с половиной года, информируя Оргбюро ЦК ВКП(б) о деятельности сектантства, начальник 6-го отделения СО ОГПУ Е. А. Тучков оценил динамику роста евангельских верующих с 300 тыс. до 1917 г. до 3 млн в середине 1920-х гг., указав на безусловную опасность со стороны «мистических сектантов» (баптистов, евангелистов, адвентистов, молокан и духоборов) по сравнению со старообрядцами3. Аналогичные цифры роста протестантов — с 0,5 млн до 2,5 млн чел. — привел председатель Антирелигиозной комиссии при ЦК ВКП(б) Е. М. Ярославский, выступая 10 декабря 1928 г. на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б)1. В 1929 г. на II съезде Союза воинствующих безбожников СССР другой известный антирелигиозный деятель Ф. М. Путинцев оценил общее количество протестантов в один миллион человек и подверг резкой критике В. Д. Бонч-Бруевича за недостоверную статистику в отношении евангельских церквей. Цифру в 35 млн сектантов Путинцев справедливо назвал выдуманной и заявил, что подобные цифры ведут к панике среди партийных и советских работников. «Баптисты, евангелисты и адвентисты — это секты боевые, которые опасны для нас, которые имеют тенденцию к росту, у них применяются новые методы обработки молодежи. Значит, о них надо говорить, но не разводить паники», — призывал Путинцев2. В действительности общая численность членов всех неопротестантских конфессий едва ли была в 1920-е гг. выше 2 млн чел.3, при этом данная цифра, очевидно, включает в себя не только действительных, но и потенциальных членов общин, готовившихся принять крещение. Совокупная же численность евангельских христиан и баптистов, по оценкам руководства обоих союзов, едва ли превышала к концу 1920-х гг. миллион человек. Несмотря на то что к началу коллективизации компетентные сотрудники госбезопасности и информированные деятели антирелигиозного движения достаточно четко представляли себе ситуацию, миф о многомиллионной и быстро увеличивающейся армии сектантов часто воспроизводился как в советской прессе, так и на бытовом уровне и, без сомнения, сыграл свою негативную роль в событиях 1937 г., опосредованным образом воздействуя на функционеров партии и НКВД в ходе принятия решений.

Традиция и преемственность репрессивной политики в отношении «сектантства»- в 1920-1930-е годы

Руководство страны в начале 1920-х гг. занимало по отношению к религиозным меньшинствам двойственную позицию. Некоторые влиятельные деятели партии и государства во главе с В. Д. Бонч-Бруевичем,

поддерживаемые В. И. Лениным, в рамках своих теоретических дореволюционных построений рассматривали неортодоксальное христианство как форму социального недовольства и эскапистского протеста крестьянства против царизма. Гонения со стороны Православной Церкви также делали «сектантов» союзниками в их глазах. Заинтересован был режим и в использовании экономического потенциала евангельских церквей, их обширных зарубежных связей. Привлекала советских лидеров и «общественно-коммунистическая» сторона «сектантских» вероучений, наличие в них идей социального и экономического равенства. Именно «сектанты-коммунисты» — этот якобы многомиллионный «народ внутри народа» — должны были послужить для большевиков доказательством того, что извечная народническая мечта о коммунистическом характере русского крестьянства имела под собой реальные основания. Так возник миф о «сектантахкоммунистах» как о верных сторонниках советской власти, который получил в начале 1920-х гг. большое распространение1. Одним из важнейших следствий этого мифа стал подписанный В. И. Лениным 4 января 1919 г. декрет, который предоставлял «сектантам» привилегию освобождения от военной службы.

С другой стороны, лояльное отношение к евангельским церквям никогда не было единственной доминирующей линией в большевистской политике. Значительная часть членов партии и органы политической полиции априори бескомпромиссно выступали против сект. Резко негативно по отношению к евангельским конфессиям было настроено большинство членов секретной партийно-чекистской комиссии при ЦК РКП(б) - ВКП(б), отвечавшей в 1922-1929 гг. за выработку и осуществление «церковной» политики Советского государства. Руководство Комиссии по проведению декрета об отделении церкви от государства (Антирелигиозной комиссии) при ЦК РКП(б) — в первую очередь Е. М. Ярославский, П. А. Красиков и Е. А. Тучков — рассматривало деятельность «сектантства» как попытку приспособления религии к новым условиям, как очередную форму антисоветского движения кулацких элементов в деревне. В результате до конца своей деятельности в ноябре 1929 г. комиссия была проводником антисектантской политики2. Тем более что болыневики достаточно быстро убедились в том, что «прогрессивные группы сектантов-коммунистов», представителей старых русских сект, составляют пассивное меньшинство в сравнении с «мелкобуржуазными» протестантскими общинами. Серьезные опасения сектанты стали вызывать у большевистского руководства после кампании по изъятию церковных ценностей: оно рассматривало секты как образования, способные в рамках религиозных организаций аккумулировать значительное число сторонников, в том числе верующих, отпавших от ортодоксии. Наибольшую массовость религиозному движению в рамках церквей баптистского толка обеспечивало, по глубокому убеждению органов власти, освобождение сектантов от военной службы по религиозным убеждениям. Это предопределило повышенное враждебное внимание к сектам со стороны руководства коммунистической партии и политической полиции в течение всех 1920-х годов. В конце 1922 — начале 1923 г. ГПУ СССР провело в ряде губерний страны широкомасштабную репрессивную акцию, направленную на ликвидацию общин евангельских церквей. В Сибири в результате этой акции была фактически прекращена легальная деятельность всех евангельских конфессий. Сопротивление большинства сектантских общин репрессивной акции, выразившееся в переходе на нелегальное положение, рост популярности сектантов среди деревенского населения как гонимых и преследуемых мучеников заставили власть отказаться от массовых преследований1. Доминирующей линией в 1920-е гг. стала политика, направленная на разложение конфессий изнутри и провокацию конфликтов между различными религиозными течениями. В качестве предлога для раскола протестантов была использована проблема «добровольного» признания военной службы с оружием в руках2. Результатом стало признание руководством евангельских христиан, молокан, адвентистов и баптистов в середине 1920-х гг. обязательности военной службы для членов конфессий. Основными чертами стиля работы ГПУ — ОГПУ времен нэпа в отношении евангельских церквей стали выборочные судебные и административные репрессии на фоне хорошо поставленного агентурного осведомления и стремление добиваться поставленных целей с помощью завербованных сексотов, сталкивая между собой различные «сектантские» группы. Поэтому Л. Штайндорф совершенно прав, когда пишет, что неправильно «рассматривать двадцатые годы как золотой век сектантства», хотя это до сего времени остается общим местом среди историков1. Только прагматические соображения вынудили органы власти ограничиться во время нэпа политикой выборочных административных репрессий, мелочной регламентацией, постоянным контролем и провоцированием раскола изнутри евангельских церквей.

Переход к новому периоду церковно-государственных отношений начался вскоре после принятия 7 апреля 1927 г. постановления ЦК ВКП(б) «О сектантстве», которое существенно ограничило поле деятельности церквей и акцентировало внимание партийных и государственных органов на неопротестантских конфессиях как на одних из главных противников советского строя2. К началу коллективизации руководством коммунистической партии сектантские организации стали расцениваться как более гибкие, изворотливые и опасные в сравнении с православными общинами3. В выдвижении «сектантов» на первый план сыграло свою роль и то, что большинство антирелигиозных мероприятий периода нэпа, за исключением административных, давали минимальный эффект. Для оживления антирелигиозной борьбы нужен был стимул в виде сильного коварного врага. Православные священники на эту роль в своей массе уже не годились. Сектантство #се как нельзя лучше подходило на роль «рупора классового врага» — идеолога кулачества, носителя враждебного мировоззрения, открыто демонстрирующего приверженность гуманизму и пацифизму. В ходе коллективизации церкви баптистского толка были выделены в отдельную группу в составе кулачества, подлежавшую репрессиям согласно приказу ОГПУ СССР № 44/21 от 2 февраля 1930 г.1 В идеологическом плане репрессии сопровождались кампанией в прессе по формированию образа врага народа — сектанта2. В Сибири были репрессированы сотни рядовых верующих, проповедников и пресвитеров, в том числе председатель Сибирского союза Федеративного союза баптистов СССР и пресвитер Новосибирской общины А. С. Ананьин и секретарь Сибирского союза Ф. П. Куксенко, закрыты десятки молитвенных домов. В 1935 г. была полностью прекращена деятельность Федеративного союза баптистов СССР, а деятельность формально продолжавшего существовать Союза евангельских христиан была парализована и находилась под контролем органов госбезопасности. Приказ ОГПУ СССР № 44/21 «О ликвидации кулачества как класса» от 2 февраля 1930 г. за подписью зам. председателя ОГПУ СССР Г. Ягоды // Трагедия советской деревни. Т. 2: ноябрь 1929 - декабрь 1930. М., 2000. С. 163-167. В соответствии с приказом кулаки — «активные члены церковных советов, всякого рода религиозных, сектантских общин и групп, активно проявляющие себя», должны были быть ликвидированы в составе «первой категории» кулачества как «контрреволюционный кулацкий актив». Особо вычленялись сектанты и в составе «второй категории» кулачества, подлежавшей массовому выселению вместе с семьями в «отдаленные северные районы СССР». С 1 января по 15 апреля 1930 г. в рамках «первой категории» были арестованы 140 724 чел. По количеству арестованных — 5 028 чел. — священнослужители всех конфессий стояли на втором месте вслед за кулаками: 79 830 чел. Всего за 1930-1933 гг. во исполнение этого приказа тройками при ПП ОГПУ к различным наказаниям были приговорены около 400 тыс. чел. См.: Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х гг.). М., 1996. С. 115 (эти данные Центральной регистратуры ОГПУ теперь опубликованы: Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Документы и материалы. Т. 3. Кн. 1. М., 2003. С. 484, 522); Юнге М., Биннер Р. Как террор стал «Большим». С. 28. Логично предположить, что доля духовенства и активистов религиозных общин среди общего числа репрессированных в рамках данного приказа была достаточно высокой. По данным О. Б. Мозохина, только в 1930 и в 1932 гг. было арестовано более 20 тыс. священнослужителей и активистов общин (см. табл. 1). См.: Savin А. Das Bild des absoluten Feindes. Angeh?rige der Freikirchen in der regionalen sibirischen Presse 1928-1930 // Die Ru?landdeutschen in Ru?land und Deutschland. Selbstbilder, Fremdbilder, Aspekte der Wirklichkeit (Forschungen zur Geschichte und Kultur der Russlanddeutschen. 1999. № 9, Sonderheft). Essen, 1999. S. 50-72. Хотя операция по приказу ОГПУ СССР №44/21 от 2 февраля 1930 г. и такой ее аспект, как репрессии в отношении верующих, изучены крайне слабо, тем не менее есть доказательства, что количество верующих, репрессированных в 1930 г., фактически равно цифре «церковников и сектантов», осужденных в 1938 г., что ставит вопрос о сходстве и особенностях данной операции и операции по приказу № 00447 (см. табл. 1).

Таблица 1

Таблица составлена по: Мозохин О., Гладков Т. Менжинский. Интеллигент с Лубянки. М., 2005. С. 370-422; Мозохин О. Б. Право на репрессии. С. 246-472; История советских органов государственной безопасности / под ред. В. М. Чебрикова и др М., 1977. С. 323. Репрессии в отношении верующих в СССР в 1920-1950-е годы (по данным ОГПУ - НКВД - МГБ)1

Годы Общее кол-во лиц, арестованных ОГПУ — НКВД - НКГБ - МГБ Служителей культа всех конфессий 1 2 3 1923 104 520 975 1924 92 849 1 494 (386*) 1925 72 654 895 (400*) 1926 71434 832 1927 88 130 1676 1928 148 975 1777 1930 399 445 13 354 1932 486 497 6 973 (9 314***) 1934

(1.01 - 10.07) 196 717 1 545(1871***) 1937-1938

(только в рамках операции по приказу № 00447) 767 397 50 769 церковников и сектантов (соответственно 37 331 за 1937 г. и 13 438 за 1938 г.) 1939 44 731 987 1940 — начало 1941 203 806 (за 1940 г.) 1 988 церковников и сектантов** 1943 141 253 539 церковников и сектантов 1945 112 348 1 961 — религ. антисов. элемент, в т. ч. 989 — сектанты, 690 — прав, дух-во Указано количество лиц, привлеченных к уголовной ответственности по линии 6-го отделения СО ОГПУ. Под руководством Е. А. Тучкова отделение отвечало за борьбу с «церковной контрреволюцией» и сектантством. История советских органов государственной безопасности / под ред. В. М. Чебрикова и др. М., 1977. С. 323. Всего осуждено по делам о «церковно-сектантскои контрреволюционной деятельности». После удара, нанесенного религиозным организациям в период коллективизации, партийно-советское руководство на местах перестало рассматривать борьбу с религией в качестве одной из приоритетных задач. Отсутствие в 1930-е гг. специальных решений руководства ВКП(б) по «религиозному» вопросу, резкое сокращение как количества, так и активности организаций Союза воинствующих безбожников СССР (СВБ), прекращение публикаций на антирелигиозную тему в газетах — все это привело к тому, что большинство партийных организаций расценивали борьбу с религией как пройденный этап. «Штурм и натиск» периода коллективизации сменился рутиной административного «выдавливания» общин из молитвенных домов и выборочных репрессий, которые регулярно практиковались НКВД вплоть до начала массовых операций. Так, в апреле 1936 г. СПО УГБ УНКВД по Западно-Сибирскому краю произвел арест пяти видных деятелей баптистского движения в России и Сибири, оформив их как участников контрреволюционной сектантской группы, получавших помощь зарубежных сектантских комитетов, в частности от эмигрировавших из СССР руководителей ВСЕХ И. С. Проханова и И. В. Непраша. В состав группы входили А. В. Светличный, Я. Ф. Саблин, И. Ф. Саблин, П. И. Маматюк и Г. Е. Таланцев. Верующие были обвинены не только в получении заграничной помощи и информировании «заграничных комитетов о жизни сектантов СССР», но и в антисоветской агитации и попытке создания контрреволюционных групп среди сектантов1. Особое совещание при НКВД СССР осудило всех пятерых 9 августа 1936 г. к трем годам лагерей. Параллельно с этим делом в апреле 1936 г. омские чекисты арестовали большую группу евангельских верующих во главе с бывшим заместителем председателя Дальневосточного союза баптистов П. Я. Винсом. Предлогом к аресту послужило то обстоятельство, что после отобрания у омской общины баптистов молитвенного дома верующие продолжали «нелегально» собираться на частных квартирах. По завершении следствия в октябре 1936 г. всем задержанным было предъявлено обвинение в антисоветской агитации и подготовке вооруженного восстания2.

Таким образом, можно констатировать наличие к началу массовой операции сложившейся продолжительной репрессивной традиции в отношении евангельских церквей, а также вполне оформившееся убеждение партийно-советского и чекистского руководства как в центре, так и на местах в многочисленности, живучести, зловредности и крайней опасности сектантства по сравнению с другими конфессиями. В качестве особенностей репрессивной практики в отношении евангельских верующих в 1920-х — первой половине 1930-х гг. надо признать ее хорошее идеологическое обеспечение и сопровождение, а также относительно небольшие сроки наказания3.

2. Непосредственные предпосылки

В этом разделе исследуются проблемы актуализации борьбы с сектантами в ходе подготовки к выборам в Верховный Совет СССР и обосновывается тезис о приоритетной роли высшего партийно-советского руководства и руководства НКВД СССР в инициировании и проведении репрессий в отношении евангельских верующих в 1937 г. Актуализация проблемы борьбы с религиозными организациями, в том числе с сектами, произошла в ходе принятия конституции 1936 г. и подготовки к выборам в Верховный Совет СССР. Отмена ограничений на участие в выборах, в том числе для служителей культа, а также декларации о «расширении советской демократии» привели к тому, что у части населения действительно возникла надежда на то, что государство откажется от гонений на религию. Во всех регионах Советского Союза выдвигались требования вернуть верующим церкви и молитвенные дома, разрешить отправление религиозных ритуалов, о чем было проинформировано руководство партии. 1 Докладная записка «О состоянии антирелигиозной работы» Кагановичу Л. М., Андрееву А. А., Ежову Н. И. от зам. зав. отделом культпросветработы ЦК ВКП(б) Тамаркина, февраль 1937 г.// РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 256. Л. 35-41; Baberowski J. Der Feind ist ?berall. Stalinismus im Kaukasus. M?nchen, 2003. S. 756-757. 2 По результатам переписи, 56,7 % населения старше 16 лет (55,3 млн чел.) заявили о своей принадлежности к тому или иному вероисповеданию. Из общего количества верующих 392 393 чел. (0,7 %) заявили о своей принадлежности к христианским сектам. Эта группа обозначена в публикациях о переписи 1937 г. как «христиане прочих направлений». В. Б. Жиромская утверждает, что, как правило, именно сектанты отказывались отвечать на вопрос о религии, мотивируя отказ тем, что они ответственны только перед Богом. В качестве примера ею приводится факт отказа участвовать в переписи 200 чел., принадлежавших к общине евангельских христиан. Поэтому можно предположить, что количество евангельских верующих было большим, чем зафиксировала перепись. См.: Жиромская В. Б. Демографическая история России в 1930-е годы. Взгляд в неизвестное. М., 2001. С. 191,194, 206. Интерпретацию результатов переписи см.: Freeze G. L. The Stalinist Assault on the Parish, 1929-1941 // Stalinismus vor dem Zweiten Weltkrieg. Neue Wege der Forschung. M?nchen, 1998. S. 229-230. В частности, Г- Фриз пришел к выводу, что результаты переписи не могут быть безоговорочно использованы ни в целях преувеличения, ни в целях недооценки уровня религиозности в обществе. В феврале 1937 г. заместитель заведующего Отделом культурнопросветительной работы ЦК ВКП(б) С. М. Тамаркин сообщил секретарям ЦК Л. М. Кагановичу, А. А. Андрееву и Н. И. Ежову о плачевном состоянии антирелигиозной пропаганды в СССР и усилившейся активности «церковников» всех исповеданий. По его данным, на территории страны функционировали 20 тыс. церквей и мечетей, 24 тыс. служителей культа и 600 тыс. церковных активистов вели свою подрывную деятельность, антирелигиозная работа была повсюду свернута1. О провале многолетней антирелигиозной деятельности наглядно свидетельствовали и результаты Всесоюзной переписи населения, проведенной в январе 1937 года2. В сложившейся ситуации власти вновь стали расценивать евангельские церкви как наиболее опасные из-за возможности в силу особенностей вероисповедания отправлять культ без наличия церковной организации и рукоположенных священнослужителей, невзирая на отсутствие официальной регистрации. Существенно укрепило общины возвращение из заключения верующих, осужденных в конце 1920 — начале 1930-х гг. Широкое распространение среди баптистов получили так называемые домовые церкви, которые, как правило, функционировали нелегально. Для подавляющего большинства евангельских верующих, которые понимали свое существование как служение, жизнь вне постоянного общения с «братьями» и «сестрами» была немыслима. Поставленные перед выбором отказаться от внутриобщинной жизни или пойти на нарушение законов и подвергнуться риску быть репрессированными, они, как правило, выбирали второе. 1 Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 г. Выступление А. А. Жданова от 26 февраля 1937 г. // Вопросы истории. 1993. № 5. С. 4-5. Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 г. Выступление Е. Г. Евдокимова от 27 февраля 1937 г. // Вопросы истории. 1993. № 7. С. 10. По данным, приведенным Й. Баберовским, за репрессии в отношении евангелистов и баптистов выступил также Л. М. Каганович. См.: Baberowski J. Der rote Terror. Die Geschichte des Stalinismus. M?nchen, 2003. S. 188. То, что именно сектантам предстояло стать одной из жертв Большого террора, подтверждают материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 г. Направленность обсуждения на пленуме была задана докладом А. А. Жданова о задачах партийных организаций в связи с предстоящими выборами. Призвав партийные организации «быть готовыми к избирательной борьбе», Жданов назвал и потенциальных противников, готовых активно использовать представившиеся «легальные возможности», — «попы всех рангов и мастей»1. Тема была поддержана и развита в выступлениях ряда партийных функционеров. Особенно акцентировал внимание И. В. Сталина на «сектантской проблеме» один из руководителей органов государственной безопасности СССР в 1920 — 1930-е гг., секретарь Азово-Черноморского крайкома ВКП(б) Е. Г. Евдокимов. В частности он заявил: «В нашем крае, как и в соседнем Северо-Кавказском, находился центр сектантского движения в старой царской России. Сейчас мы столкнулись с тем, что за сектантами никто не смотрит, "Безбожник" ничего не делает... Партийные организации не знают, что у них там делают сектанты. Мало того, надо сказать, Николай Иванович (Ежов. — А. С), что и чекисты за ними не наблюдают». В ответ на реплику И. В. Сталина: «Чего же ты, товарищ Евдокимов, смотришь?» — последовали уверения в подготовке репрессивных мер2. Подвергнутый на пленуме критике руководитель СВБ Е. М. Ярославский также призвал не ослаблять борьбу с религиозными организациями, которые «представляют собой организацию для подготовки антисоветских выборов по всей стране». По данным Ярославского, на тот момент существовало около 39 тыс. зарегистрированных общин и групп, объединявших около миллиона только «религиозного актива», а также несколько тысяч «сектантских организаций, не зарегистрированных, подпольных, тайных»1. Последние, по мнению Е. М. Ярославского, были особенно опасны, так как «они собирают в этом религиозном подполье самых оголтелых людей, устраивают антисоветские организации»2. Косвенно, но весьма симптоматично затронул на пленуме вопрос о сектантах и оперативной «работе» в их отношении глава НКВД Н. И. Ежов. Критикуя методы работы с агентурой, практиковавшиеся в НКВД при Г. Г. Ягоде, он заявил: «Вдруг нечаянно видели, что, предположим, в такой-то области сектанты или попы какие-нибудь немножко активизировались. Спрашивают — есть у вас агентура? Нет. Директива: давай, вербуй агентуру. В три дня, в неделю доносят — навербовали 200 чел. агентов. Самая сплошная кампанейщина...»3 Выступая 11 марта 1937 г. перед мобилизованными на работу в НКВД молодыми коммунистами и комсомольцами, Н. И. Ежов вновь привел сектантов в качестве примера, объясняя новоиспеченным чекистам специфику работы по разложению религиозных организаций4. Уже 27 марта 1937 г. последовал циркуляр НКВД СССР об усилении агентурно-оперативной работы по «церковникам и сектантам». В полном соответствии с духом только что окончившегося пленума ЦК ВКП(б) в преамбуле документа утверждалось, что «церковники и сектанты» активизировались в связи с принятием новой Конституции и ведут подготовку к выборам в Советы, «ставя своей задачей проникновение в низовые советские органы». Органам НКВД предписывались меры, направленные на «выявление и быстрый разгром организующих очагов нелегальной работы церковников и сектантов», в первую очередь — на внесение раскола в церковные общины, ослабление материальной базы церкви, затруднение участия в выборах и т. д.1

Наличие специального «антисектантского» циркуляра НКВД, несомненно, принятого по результатам работы пленума ЦК ВКП(б), во многом снимает вопрос о том, кто инициировал спустя четыре месяца включение «сектантов» отдельной строкой в приказ № 00447. Посылая свои предложения о лимитах и «контингентах» в июле 1937 г., места несомненно включали в них верующих, которые, с одной стороны, являлись традиционным объектом репрессивной деятельности органов, с другой — о них непосредственно напоминал и на них указывал мартовский циркуляр НКВД СССР. В пользу предположения, что выделение «сектантов» в особую целевую группу террора было инициативой высших функционеров партии, активно поддержанной органами НКВД, свидетельствует также записка, направленная 20 мая 1937 г. Г. М. Маленковым2 И. В. Сталину. Речь в ней шла об отмене постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929 г., регулировавшего церковно-государственные отношения3. По мнению Маленкова, постановление сыграло негативную роль «в создании организационной основы для оформления наиболее активной части церковников и сектантов». Указывая на положение постановления, согласно которому для регистрации религиозного общества необходимо было заявление 20 учредителей, Маленков писал: «Как видим, уже сам порядок регистрации требует организационного оформления двадцати наиболее активных церковников. В деревне эти люди широко известны под названием "двадцатки". На Украине для регистрации религиозного общества требуется не двадцать, а пятьдесят учредителей [...] Считаю целесообразным отменить этот декрет, содействующий организованности церковников. Мне кажется, что надо ликвидировать "двадцатки" и установить такой порядок регистрации религиозных обществ, который не оформлял бы наиболее активных церковников. Точно так же следует покончить, в том виде, как они сложились, с органами управления церковников». В заключении записки Маленков еще раз подчеркивал, что «декретом мы сами создали широко разветвленную, враждебную советской власти, легальную организацию. Всего по СССР лиц, входящих в "двадцатки", насчитывается около шестисот тысяч»1.

Об этом же свидетельствует то внимание, которое было уделено «сектантам» уже непосредственно в ходе самой операции. Так, 2 августа 1937 г. И. В. Сталин проинформировал А. А. Андреева, посланного с карательной миссией в АССР Немцев Поволжья о том, что ЦК ВКП(б) санкционировал «изъятие главарей сектантской немецкой С запиской были ознакомлены члены и кандидаты в члены Политбюро Андреев, Ворошилов, Жданов, Каганович, Калинин, Косиор, Микоян, Молотов, Петровский, Постышев, Чубарь, Эйхе. Сугубо положительное отношение к инициативе Маленкова высказал Н.И. Ежов, указав: «Из практики борьбы с церковной контрреволюцией в прошлые годы и в настоящее время нам известны многочисленные факты, когда антисоветский церковный актив использует в интересах проводимой антисоветской работы легально существующие "церковные двадцатки" как готовые организационные формы и как прикрытия». Вместе с постановлением от 8 апреля 1929 г. Ежов предлагал отменить также инструкцию Постоянной комиссии по вопросам культов при Президиуме ВЦИК от 16 января 1931 г. «О порядке проведения в жизнь законодательства о культах», которая, по его мнению, ставила «религиозные объединения на положение едва ли не равное с советскими общественными организациями». В частности, Ежов называл пункты 16 и 27 инструкции, которыми допускались религиозные уличные шествия и церемонии, созыв религиозных съездов. Цит. по: Дамаскин (Орловский), игумен. Гонения на Русскую Православную церковь в советский период: http//www.FOND.ru/reutov/reutov_l/reutov_l-2.htm. Ссылка на документ дается на: АПРФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 5. Л. 36-37. Несмотря на столь однозначную позицию Ежова и Маленкова, Сталин принял решение передать вопрос на обсуждение П. А. Красикову и М. И. Калинину, оба высказали негативное отношение к инициативе Маленкова. Красиков в качестве главного аргумента привел 16 августа 1937 г. соображение о том, что благодаря имеющемуся законодательству церковные активисты действуют под контролем, а не в подполье, «что всегда хуже, когда имеешь дело с религией». Перегибы и форсирование «ликвидации религии» привели, по его мнению к тому, что «во многих местностях Союза загоняли в подполье и секты немалое количество верующих и делали их враждебными или контрреволюционерами». В результате постановление от 8 апреля 1929 г. осталось в силе. См.: РГАСПИ. Ф. 78. Оп. 7. Д. 209. Л. 12. группы бетбрудоровцев»1. В середине августа 1937 г. УНКВД по Московской области сообщило Н. И. Ежову о ряде дел, «заслуживающих внимания», в том числе о вскрытой в Коломенском районе контрреволюционной организации «сектантов-антивоенников» в количестве 65 чел., ставившей себе целью проведение с помощью разъезжающих по деревням «маршрутников» активной агитации против службы в Красной армии2. Упоминание о необходимости репрессировать дополнительное количество «сектантов» регулярно встречается в ходатайствах с мест в центр об увеличении лимитов по «кулацкой операции»3. Можно предположить, что, упоминая «сектантов» в своих запросах, на местах обоснованно рассчитывали на совершенно однозначную реакцию центра.

Партийные функционеры на пленуме ЦК ВКП(б) 11-12 октября 1937 г. также убедительно продемонстрировали, кого они считают наиболее опасными врагами в связи с предстоящими выборами. Выступления секретарей Донецкого обкома Э. К. Прамнэка, Ростовского обкома Е. Г. Евдокимова, Днепропетровского обкома Н. В. Марголина, Архангельского обкома Д. А. Конторина, Горьковского обкома Ю. М. Кагановича и первого секретаря ЦК КП(б) Белоруссии А. А. Волкова в основном были посвящены вылазкам врагов народа, возглавляемых «церковниками» и «сектантами»1. Оценивая их выступления на пленуме, необходимо учитывать, что все первые секретари были членами троек, а значит, были прекрасно осведомлены о размахе и направленности репрессий НКВД против верующих.

Как и в случае с февральско-мартовским пленумом, руководство НКВД СССР оперативно отреагировало на октябрьский 1937 г. пленум очередной специальной директивой о борьбе с «церковниками и сектантами». В частности документ требовал от исполнителей на местах «в ближайшие дни обеспечить оперативный разгром церковного и сектантского контрреволюционного актива, подвергнув аресту всех участников шпионских, повстанческих и террористических формирований, в том числе пытающихся вести подрывную работу в связи с выборами в Верховный Совет СССР»2. Повторное специальное акцентирование местных управлений НКВД на «разгроме» верующих наглядно свидетельствует о важности, которую центр придавал данной акции. Особого внимания заслуживает «Спецсообщение о церковниках и сектантах», направленное Ежовым Сталину в конце ноября 1937 г., в котором подводятся первые суммарные итоги «кулацкой операции» в отношении церкви3. Предыстория появления этого документа такова: 13 ноября 1937 г. Л. 3. Мехлис переадресовал Сталину письмо бывшего редактора газеты «Звезда», в котором речь шла о влиянии церкви в Белоруссии. Лапидарная резолюция вождя гласила: «Т. Ежову. Надо бы поприжать господ церковников». Народный комиссар внутренних дел СССР отреагировал незамедлительно. 15 ноября 1937 г., выпол- няя его указание, начальник СПО ГУГБ НКВД СССР разослал на места шифротелеграмму, в которой требовал в течение суток представить материалы о репрессиях в отношении церковников и сектантов за август-ноябрь 1937 г.1 На основании поступивших с мест данных был оперативно подготовлен документ, во многом проливающий свет на намерения московского центра в отношении решения «религиозного вопроса».

В его преамбуле сообщалось, что «по этим элементам нанесен значительный оперативный удар», за четыре месяца осуществления «кулацкой операции» было арестовано 31 359 «церковников и сектантов»2, в том числе 166 митрополитов и епископов, 9 116 священников, 2 173 монаха, а также 19 904 чел., которых чекисты отнесли к «церковно-сектантскому кулацкому активу». Из них к ВМН было осуждено 13 671 чел., в том числе 81 епископ, 4 629 «попов», 934 монаха и 7 004 чел. «церковно-сектантского кулацкого актива». Таким образом, количество казненных «религиозников» составило 43,6 %, что немного меньше традиционного для «кулацкой» операции соотношения казненных и осужденных к ИТЛ, которое историки оценивают как 1:1. Хаустов В., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии. С. 272. 2 Общая цифра репрессированных «церковников и сектантов» за 1937 г. составила, по данным НКВД СССР, 37 331 чел. о

Если верить утверждению Ежова о сокращении примерно вдвое количества «попов» и «сектантов», то данные о 2 ООО сектантских проповедников, еще остававшихся на свободе, косвенно свидетельствуют о масштабе репрессий в отношении руководства евангельских церквей за август-ноябрь 1937 г. — также около 2 ООО чел. По заверению Ежова, удар наносился исключительно «по организующему и руководящему активу церковников и сектантов», что привело к практически полной ликвидации епископата православной церкви, а сокращение примерно в два раза «количества попов и проповедников» — «к дальнейшему разложению церкви и сектантов». Названные Ежовым цифры «религиозников», оставшихся на свободе, свидетельствовали, с одной стороны, об объеме колоссальной репрессивной деятельности, уже проделанной НКВД, с другой — о том, какую работу предстояло выполнить чекистам: по неполным данным, на оперативном учете находилось еще 9 570 «попов» и свыше 2 ООО сектантских проповедников3. Приведя многочисленные факты попыток создания «церковносектантским религиозным активом всех религиозных течений» единого антисоветского фронта, Ежов в завершении документа сообщал вождю о том, что управлениям НКВД 17 областей, проявившим недостаточную рьяность, даны специальные указания «о немедленной ликвидации всех церковно-сектантских контрреволюционных фомирований»1.

Подготовка и проведение репрессий в отношении верующих сопровождались пропагандистской кампанией в прессе. В 1937 г. советская печать, до этого в течение ряда лет практически ничего не писавшая на тему борьбы с религией, вдруг повсеместно стала отмечать признаки оживления «церковников» и верующих, сообщала об участившихся ходатайствах об открытии церквей и молитвенных домов и т. д. 7 мая 1937 г. «Правда» в своей передовице заклеймила «гнилую теорию» о том, что «религия в Советском Союзе в настоящее время не играет уже никакой роли», и призвала партийные, комсомольские и профсоюзные организации «не медля широко развернуть антирелигиозную пропаганду»2. Лейтмотивом публичных заявлений ответственных советских и партийных работников стало утверждение о том, что на фоне запущенной антирелигиозной работы «церковники» и «сектанты» активно пытаются использовать конституцию и выборы в Верховный Совет СССР в своих контрреволюционных интересах. Так, выступая в июне 1937 г. на Западно-Сибирской краевой партконференции, Р. И. Эйхе охарактеризовал массовую агитацию и антирелигиозную пропаганду как «самый запущенный участок в работе крайкома», в то время как в крае «наблюдается активизация церковников»3. Чем меньше времени оставалось до выборов, назначенных на 12 декабря 1937 г., тем больше внимания пресса уделяла вопросу борьбы с верующими. Возрождение мифа о коварных, неожиданно расплодившихся сектантах должно было подстегнуть активность низовых советских и партийных работников в ходе подготовки к выборам, а также служить идеологическим сопровождением и обоснованием репрессий. 18 октября 1937 г. на эту тему в «Правде» высказался глава профсоюзов Н. М. Шверник. Приведя в качестве примера деятельность баптистов-рабочих в Курской области, которые «в своей молельне усиленно изучают избирательный закон, чтобы вести враждебную агитацию», он призвал все профсоюзы страны в процессе избирательной кампании «особенно усилить разоблачение антисоветских махинаций церковников, сектантов и других контрреволюционных элементов». Заявления о «сектантских мракобесах», стремившихся «пролезть в советы», ведущих «под ширмой молитвенного дома зловонную, омерзительную подрывную работу», становятся в октябре — ноябре 1937 г. одним из общих мест в материалах «Советской Сибири», посвященных выборам1.

 

3. «Кулацкая операция» в Западной Сибири и евангельские верующие

Специфика «предоперационного» периода в Сибири

Не вызывает сомнения, что партийные функционеры, уяснив, что верующие являются одними из наиболее опасных противников на выборах в Верховный Совет СССР, вернувшись с февральскомартовского пленума 1937 г., предприняли соответствующие действия, тем более что ни враг, ни репрессии в его отношении не были чем-то новым для руководства края2. Органы УНКВД по ЗападноСибирскому краю (3CK) на эти же действия ориентировал вышеупомянутый циркуляр НКВД СССР от 27 марта 1937 г. Таким образом, в качестве рабочей гипотезы можно утверждать, что в Западной Сибири подготовительный период «кулацкой операции» в отношении верующих начался не 2 июля 1937 г., а уже в апреле 1937 г., о чем наглядно свидетельствуют широкомасштабные аресты «сектантов»3. 14 апреля 1937 г. был арестован краевой уполномоченный евангельских христиан О. И. Кухман. Сотрудники СПО УНКВД по ЗСК добивались от него признания в контрреволюционной деятельности сектантских общин и сотрудничестве с немецким консульством в Новосибирске. Вслед за арестом Кухмана и в связи с фабрикацией дела о диверсионной организации среди сектантов Сибири во второй половине апреля последовали аресты верующих в городах Кемерово, Прокопьевск, Сталинск, р. п. Болотное. Начальник Кемеровского ГО УНКВД ЗСК И. Я. Голубев докладывал в мае 1937 г. на городской партийной конференции о ликвидации крупной «контрреволюционной сектантской группы евангельских христиан» в составе 300 чел. во главе с проповедниками Грязевым, Богачевым и Моргачевым1. Сектанты, по утверждению Голубева, занимались вредительством и антисоветской агитацией, «расставив своих людей» на предприятиях, шахтах и в учреждениях, имея «филиалы организации» в 21 населенном пункте, за 1936 г. им якобы удалось завербовать в свои ряды 150 новых членов»2. Жесткую позицию в отношении верующих заняло партийночекистское руководство Омской области. Выступая в марте 1937 г. на пленуме Омского обкома ВКП(б), секретарь обкома Д. А. Булатов заявил: «Особую активность классовый враг проявляет через служителей религиозных культов, через сектантов, в отдельных случаях успешно спекулируя на убеждениях слабо охваченных нами политической жизнью малограмотных и религиозных людей [...] Духовенство, сектанты — это тоже контрреволюционные элементы. По нашему подсчету, у нас в области имеется [...] сектантских общин 26, вокруг них организовано свыше 1 000 сектантов»3. На прошедшей в начале июня 1937 г. 2-й областной партийной конференции тема необходимости принятия срочных репрессивных мер в отношении верующих вновь была в центре обсуждения. Указав на то, что для многих райкомов ВКП(б) «вылазки враждебных элементов оказались неожиданными», Д. А. Булатов потребовал добить «остатки поповско-сектантского мракобесия», мобилизовав трудящихся на «вскрытие врагов народа, прикрывающихся личиной

верующих»1. Начальник Омского управления НКВД Э. П. Салынь в своем выступлении сообщил делегатам конференции об аресте в течение прошедшего года 81 «церковника» и 25 «руководителей различных сект». Кроме того, чекистами были «вскрыты» две крупные баптистские повстанческие организации, действовавшие в Омске. От руководителя одной из них, Гинса2, чекисты получили признательное показание о том, что немецкая разведка «ставила своей задачей использовать в случае войны эти баптистские ячейки». Вторая разоблаченная баптистская группа под руководством «белогвардейца Шмакова, прибывшего с Дальнего Востока», была якобы связана с японской разведкой. Отличились, по заявлению Салыня, омские чекисты и в деле «вскрытия» подрывного «Всесоюзного молоканского центра в Москве» во главе с председателем совета Союза духовных христиан-молокан Н. Ф. Кудиновым3. В завершение своего выступления начальник УНКВД по Омской области подверг резкой критике районные партийные организации, которые «делают вид, что совершенно ничего не знают как о наших арестах, так и о той контрреволюционной активности, которая присуща сейчас работе религиозников и сектантов»4.

1 Выдержка из стенограммы 2-й Омской областной партийной отчетно-выборной конференции, из выступления секретаря Омского обкома ВКП(б) Д. А. Булатова, 1 июня 1937 г. // Советское государство и евангельские церкви Сибири в 1920-1941 гг. С. 324.

Так фамилия указана в стенограмме выступления Салыня. По всей видимости, речь идет об Адольфе Карловиче Гинце, немце, учителе, жителе с. Ребровка Омского района Омской области. Арестован 25 января 1937 г. Приговорен к ВМН по ст. 58-410-11 УК РСФСР 8 декабря 1937 г. Расстрелян. . 3 Кудинов Николай Федорович (1863-1938), уроженец Воронежской обл. Один из организаторов и бессменный председатель совета Союза общин духовных христианмолокан. Издатель и редактор журналов «Молоканский вестник» и «Вестник духовных христиан-молокан». Арестован в Москве 20 апреля 1937 г. по обвинению в создании нелегального центра сектантов-молокан. 9 июня 1937 г. осужден ОСО при НКВД СССР к ссылке на 5 лет в Красноярский край. Арестован 9 февраля 1938 г., приговорен 8 марта 1938 г. тройкой УНКВД Красноярского края к ВМН. Расстрелян 23 марта 1938 г. в Дудинке.

4 Выдержка из стенограммы 2-й Омской областной партийной отчетно-выборной конференции, из выступления нач. Омского УНКВД, майора ГБ Э. П. Салыня, не позднее 4 июня 1937 г. // Советское государство и евангельские церкви Сибири в 1920-1941 гг. С. 324-325. Таким образом, уже весной 1937 г. в Западной Сибири были арестованы сотни евангельских верующих, большинство из которых были осуждены уже тройками в ходе «кулацкой операции». Эти акции НКВД послужили прелюдией к массовым репрессиям против евангельских верующих в Сибири в ходе операции по приказу № 00447 и были с ними непосредственно связаны, в том числе на уровне конкретных лиц и следственных дел. Жертвы

В ранее опубликованной работе1 нами достаточно подробно изложена фактическая сторона как самого крупного «сектантского» дела, сфабрикованного чекистами в Сибири в 1937 г., — дела «шпионско-диверсионной организации среди сектантов Сибкрая» во главе с краевым уполномоченным евангельских христиан О. И. Кухманом2, так и репрессий, предпринятых в 1937-1938 гг. в отношении одной из самых больших баптистских общин Западной Сибири — в г. Славгороде Алтайского края. Это дает нам возможность сосредоточиться здесь на анализе общих закономерностей репрессивной акции в отношении евангельских верующих. Даже в сравнении с православным клиром сектанты представляли для органов НКВД контингент, в отношении которого проведение и бюрократическое оформление карательной акции происходили без каких-либо особых трудностей. Этому способствовал ряд факторов. Во-первых, пресвитеры, проповедники и активисты общин, как правило, находились на оперативном учете, в их отношении велись агентурные разработки, производилась перлюстрация переписки, в результате чего у органов НКВД имелись на них компрометирующие материалы, что и объясняет массовые аресты сектантов как в подготовительный период, так и в первые недели проведения операции. К сожалению, как протоколы тройки УНКВД по ЗСК, так и протоколы тройки УНКВД по Омской области продолжают оставаться недоступными для исследователей3, а тройка УНКВД по Алтайскому краю начала функционировать только в конце октября 1937 г., но и те данные, которыми располагает автор, свидетельствуют о массовых арестах руководства и активистов общин на территории Сибири в предоперационный период и в первые недели операции. Так, по-видимому, около половины из всех репрессированных по делу Кухмана (всего 793 чел.) были арестованы до 5 августа 1937 г., т. е. до официального начала осуществления «кулацкой операции» в Западной Сибири. Из 29 членов Славгородской общины баптистов, репрессированных в 1937 г., 15 чел. были арестованы в июле 1937 г., т. е. в ходе подготовки массовой операции. Та же судьба постигла руководство еще одной крупной баптистской общины Западно-Сибир- ского края — в с. Уч-Пристань одноименного района. Пресвитеры УчПристанской общины Г. Ф. Бурцев и И. Ф. Титков были арестованы соответственно 1 и 2 августа 1937 года.

Впрочем, репрессии в отношении «сектантов» продолжались, не ослабевая, вплоть до завершения «кулацкой операции» в Сибири. Как и в случае с другими целевыми группами операции, первичные аресты вызвали цепную реакцию, в поле зрения органов попали близкие и знакомые пресвитеров и проповедников, в основной своей массе также евангельские верующие. Сработал механизм, описанный начальником Томского ГО УНКВД по ЗСК И. В. Овчинниковым: «В период массовой операции агентурная работа была поставлена на второй план [...] размах операции и огромная волна заявлений в ГО давали несравненно больше, чем самая идеальная агентурная работа»1. Показательно, что в марте 1938 г., завершая «кулацкую операцию», тройка УНКВД по Алтайскому краю осудила 91 сектанта, что было даже больше количества верующих, осужденных в декабре 1937 г.2 В последний день работы тройки, 15 марта 1938 г., в рамках группового дела ею были осуждены 10 баптистов — жителей Кочковского района, а также 15 баптистов и евангельских христиан из других районов края, в том числе два проповедника и три женщиныбаптистки. Большинство из верующих, осужденных в марте 1938 г. тройкой УНКВД по Алтайскому краю, были арестованы в феврале 1938 1939 г. В Омской области группа баптистов из Любинского района была осуждена на заседании тройки от 10 июня 1938 г.3 На этом же заседании тройкой при УНКВД по Омской области к расстрелу был приговорен проповедник общины адвентистов д. Точкал Ялуторовского района В. В. Андречук4. 1940 1 Цит. по: Уйманов В. Н. Репрессии. Как это было. Западная Сибирь в конце 20-х — начале 50-х годов. Томск, 1995. С. 89. 2 См. табл. 2. Как известно, декабрь 1937 г. рассматривался как финальный месяц операции, и в большинстве регионов именно он был отмечен наиболее высоким количеством приговоров. 3 Самосудов В. М. Большой террор в Омском Прииртышье. С. 200.29 июля 1938 г. «Омская правда» в своей передовой статье «Неустанно вести антирелигиозную пропаганду» сообщила о недавнем разоблачении в Любинском и Москаленском районах контрреволюционных организаций, участниками которых являлись служители религиозных общин. 4 Книга расстрелянных. Мартиролог погибших от руки НКВД в годы большого террора (Тюменская область). Т. 1. Тюмень, 1999. С. 14. Арестован В. В. Андречук 22 мая 1938 г., расстрелян в Тюмени 17 июня 1938 г. Даже близкое завершение массовых операций не охладило репрессивной активности органов в отношении верующих. В конце 1938 г. новосибирские чекисты попытались с помощью «сексотов» организовать еще одно крупное «сектантское» дело всесибирского масштаба, сделав ставку на использование бывшего председателя Сибирского союза баптистов А. С. Ананьина, заканчивавшего отбывать свой десятилетний срок. 2 ноября 1938 г. СПО УНКВД по Новосибирской области принял дело к производству. На этот раз А. С. Ананьин обвинялся в принадлежности к фашистской сектантской организации «Союз возрождения России», якобы созданной германской разведкой. Для успешной «разработки» А. С. Ананьина к нему с ведома начальника УНКВД по Новосибирской области И. А. Мальцева подсадили известного внутрикамерного провокатора С. Е. Франконтеля в целях разработки «контрреволюционного сектантского актива»1. Только нонконформистская позиция А. С. Ананьина не позволила осуществиться чекистской провокации. Во-вторых, значительное количество сектантов уже в той или иной степени было стигматизировано: подавляющее большинство пресвитеров и проповедников лишались избирательных прав, значительная часть верующих была ранее осуждена, выслана либо раскулачена. Автору еще предстоит произвести подробный статистический анализ на основе материалов тройки УНКВД по Алтайскому краю, но даже цифры, полученные на основе данных о репрессированных членах Славгородской общины баптистов, позволяют высказать предположение о высоком проценте ранее осужденных или подвергшихся дискриминации лиц среди верующих. Из 40 членов общины, репрессированных в 1937-1938 гг., ранее отбывали наказание — 10, скрывались от раскулачивания — 8, минимум трое были близкими родственниками ранее осужденных баптистов. В-третьих, сам стиль религиозной жизни евангельских верующих существенно облегчал задачи следователей НКВД. Они регулярно встречались на молитвенных собраниях, а так как подавляющее большинство общин не было официально зарегистрировано, собрания легко квалифицировались как нелегальные. Обвинение в нелегальных сборищах на частных квартирах стало одним из самых распространенных в ходе массовой операции, а членов Абаканской общины Красноярского края даже обвинили в проведении в июне 1937 г. нелегального религиозного съезда. Баптистами и евангельскими христианами практиковались регулярные выезды проповедников и пресвитеров в соседние общины, в том числе с целью проведения «нелегальных» крещений, а рядовые члены общин при поездках в другие населенные пункты предпочитали останавливаться у «братьев» и «сестер», нередко принимая участие в религиозных мероприятиях местной общины. Эти постоянные и устойчивые контакты, которые квалифицировались

 

Архив УФСБ по Новосибирской области. Д. 5038. Л. 212.

как вербовка, давали возможность чекистам формировать групповые дела, подтверждая версию о существовании всеобщего «сектантского» заговора. На руку НКВД была также традиция оказания верующими помощи «братьям», находившимся в заключении. Так, призывы пресвитера С. В. Петрова к членам Славгородской общины баптистов оказать материальную помощь баптистам — административно-ссыльным, в том числе бывшему председателю Федеративного союза баптистов СССР Н. В. Одинцову, находившемуся в ссылке в Красноярском крае, позволили чекистам сделать вывод о получении верующими директив о проведении контрреволюционной деятельности непосредственно от бывшего руководства Союза баптистов1.

Нередко группы верующих включались в качестве «филиалов» в состав более крупных дел, что отвечало представлениям партийночекистской верхушки об объединении всех враждебных Советскому государству сил в единый блок. Так, по обвинению в участии в «эсеровско-повстанческой организации» (барнаульский филиал РОВС) в ноябре-декабре 1937 г. были осуждены наиболее активные члены евангельских общин г. Барнаула во главе с пресвитером баптистов А. К. Кононовым и пресвитером евангельских христиан Н. М. Хвостиком2. Показательно, что от большинства обвиняемых следователи на допросах добивались признания в деятельности, направленной на создание в Сибири объединенного «блока» баптистов, евангельских христиан, старообрядцев и православных «для совместной борьбы с Советской властью». Инициатором объединения все допрошенные называли О. И. Кухмана, посетившего Барнаул весной 1937 г. и выступившего с программной речью о необходимости объединения на собрании, где присутствовало около 70 баптистов и евангельских христиан. В действительности для слияния общин евангельских христиан и баптистов в Барнауле имелась более прозаическая причина: евангельские христиане не имели своего молитвенного дома и испытывали серьезные трудности с проведением легальных молитвенных собраний. Объединение с баптистами решило бы эту проблему. 1 Протокол допроса проповедника Славгородской общины баптистов Н. С. Аносова от 25 августа 1937 г. // ОСД УАД АК. Ф. Р. 2. Оп. 7. Д. 5861. Л. 112-114. 2 Протокол допроса пресвитера Барнаульской общины баптистов А. К. Кононова от 7 января 1938 г. // Советское государство и евангельские церкви Сибири в 1920— 1941 гг. С. 340-355. Зато достаточно часто верующие, по версии следствия проходившие по делу как пресвитеры или проповедники, утверждали, что являются рядовыми членами общины. Здесь сыграли свою роль как очевидные трудности с рукоположением пресвитеров В-четвертых, сектанты в ходе следствия, как правило, не отрицали свою принадлежность к церкви, подтверждая участие в молитвенных собраниях и совместных чтениях Библии, что уже было достаточным основанием для вынесения обвинения3. Вещественными доказательствами служили изъятые при допросах Библии и другие книги и журналы религиозного содержания. Помимо этого, не редкими были случаи, когда в ходе допросов верующие, свидетельствуя о своей вере, достаточно резко выражали свое отношение к сталинской власти. Показания проповедника Славгородской общины баптистов Н. Н. Попова могут расцениваться как кредо религиозных диссидентов конца 1930-х гг. Категорически отрицая принадлежность к террористической группе, он не скрывал неприятия режима: «Я не скрываю, что я противник проводимых репрессий советской властью, заключавшихся в том, что за последнее время много посадили людей, я бы сказал, невиновных, которые в данное время томятся в тюрьмах, а поэтому большинство баптистов [...] ставили своей целью разъяснять народу существующую несправедливость в управлении государством коммунистами [...] я и мои сообщники призывали рабочих и служащих вступить в общину баптистов и убеждали их, что они могут получить единственное спасение и душевное удовлетворение, находясь в общине»1. Ему вторил проповедник общины баптистов пос. Павлоград Хабаровского района Ф. И. Кислый: «Наша секта ставила задачу воспитания людей в духе вежливости, не оскорблять человечества, не воровать, не убивать человека человеком»2. Иногда в кабинетах следователей разыгрывались сцены, напоминавшие сцену допроса Христа прокуратором Иудеи из романа М. А. Булгакова3. Утверждения верующих о неизбежном и скором апокалипсисе, после которого прекратит существовать всякая земная власть, в том числе и советская, однозначно квалифицировались как контрреволюционная агитация4. В ряде случаев в открытом поведении верующих

Всего в Западно-Сибирском крае1, по нашим осторожным оценкам, основывающимся на доступных источниках, было репрессировано около 1 100 евангельских верующих2. Основываясь на далеко не полных данных, опубликованных В. М. Самосудовым, можно также с уверенностью утверждать, что тройка УНКВД по Омской области репрессировала с августа по декабрь 1937 г. около 250 верующих только как членов «специализированных сектантских группировок». Общее же число репрессированных баптистов, евангельских христиан, адвентистов, молокан и меннонитов в Омской области было большим, так как многие верующие упоминаются в протоколах тройки в составе групп «церковников», без указания конфессиональной принадлежности. Таким образом, можно предположить, что число жертв «кулацкой операции» на территории Алтайского края, Новосибирской1 и Омской областей составило среди евангельских верующих около 1 350 чел.2 Подводя предварительный общий итог, необходимо напомнить о том, что большое количество меннонитов, а также баптистов — немцев и эстонцев — как в Алтайском крае, так и в Омской области было репрессировано в ходе операций по национальным линиям по делам «фашистских шпионско-диверсионных повстанческих организаций». Каратели и процесс следствия

Для НКВД массовые репрессии в отношении сектантов в ходе «кулацкой операции» были продолжением привычной карательной деятельности в отношении данной группы населения, практиковавшейся органами госбезопасности с момента создания ВЧК3. К сожалению, для исследователей по-прежнему остаются недоступными документы внутреннего делопроизводства органов ОГПУ — НКВД, но уже на основании отрывочных сведений, обнаруженных в архивноследственных делах и фондах партийных организаций, можно сделать вывод о хорошо поставленной агентурно-оперативной работе «органов» в отношении сектантов, по крайней мере к моменту начала «кулацкой операции». К этому времени чекисты располагали информацией о деятельности конфессий из первых рук. Так, секретным сотрудником НКВД был один из руководителей Всесоюзного совета евангельских христиан X. Здесь необходимо отметить, что верующие, а особенно проповедники и пресвитеры евангельских общин, всегда были весьма ненадежными «сексотами». Вынуждаемые соглашаться на сотруд- ничество, они нередко саботировали выполнение требований органов и часто «расконспирировали» себя перед членами общины, сообщая им о факте вербовки. Так, X., арестованный в январе 1938 г., обвинялся в том, что, «будучи секретным сотрудником ГУГБ НКВД СССР, скрывал известные ему факты антисоветской деятельности связанных с ним сектантов и сообщал уполномоченным евангелистов адреса высланных из СССР евангелистских деятелей (Проханова и др.)»1. Руководство УНКВД по Омской области, анализируя опыт массовых операций, отмечало осенью 1939 г.: «Опыт работы по баптистам показывает, что очень часто приобретенная среди них агентура двурушничает, занимается дезинформацией. Вербовка агентуры среди баптистов затруднительна, особенно при обработке фанатичной части актива, как правило, эти люди при вербовке отказываются от сотрудничества с нами, ссылаясь на библейское учение "не обижай своего брата, как и самого себя". Без наличия на намечаемого к вербовке компрометирующих материалов, могущих обрабатываемого лица скомпрометировать перед общиной, вербовку производить нецелесообразно, и обычно она кончается провалом»2.

Тем не менее в ходе «кулацкой операции» руководство НКВД продолжало акцентировать внимание подчиненных на неустанной работе по вербовке секретных сотрудников и агентов среди верующих. Так, 8 февраля 1938 г. в УНКВД по Алтайскому краю проводилось оперативное совещание, на котором чекистам была дана установка «вербовать смелее из той среды, которую собираетесь разрабатывать», в первую очередь для активизации разработки бывших партизан и сектантов3. Все крупные дела в отношении верующих в 1937 г. в Сибири были сфабрикованы с помощью сексотов. Так, данные об активных деятелях Болотнинской общины евангельских христиан, репрессированных по делу Кухмана, чекистам поставляли агенты «Блок» и «Жар»4. В 1937-1938 гг. агенты НКВД, православный священник «Демосфен» и бывший член Новосибирской общины евангельских христиан «Калиновский», неоднократно подписывали сфабрикованные СПО УНКВД по ЗСК и УНКВД по Новосибирской области протоколы, которые содержали обвинения баптистов в антисоветской деятельности. «Оперативное обслуживание» Барнаульской общины баптистов до начала массовых арестов ее членов в ноябре 1937 г. осуществлялось с помощью агента «Гослинг»1. Хорошо поставленное агентурное обеспечение евангельских общин, являвшееся к тому же и результатом активной работы чекистов против сектантов в 1920-х — первой половине 1930-х гг., можно расценивать как специфическую черту репрессий в отношении данной группы населения. Следствие над верующими протекало по рутинному ужасному сценарию «массовой операции». Стиль работы органов НКВД в Западной Сибири предполагал непременное признание обвиняемыми своей вины; евангельские верующие не стали исключением. Следователи добивались этого стандартными способами: созданием невыносимых условий существования в камерах, внутрикамерной обработкой с помощью сексотов2 и наиболее распространенной пыткой — так называемой выстойкой. «Выстойке» были подвергнуты баптисты Л. Д. Воробьев, А. А. Воробьева, Б. Д. Юферов и другие, проходившие в Барнауле по делу эсеровско-повстанческой организации и осужденные тройкой в декабре 1937 г. Об этом дал показания в 1956 г. бывший помощник оперуполномоченного 4-го отдела УНКВД по Алтайскому краю С. Н. Шевцов, отвечая на вопрос о причинах признания арестованными своей вины с первого раза. Упомянув о «длительной и активной внутрикамерной обработке», Шевцов вспомнил, как допрашивал баптистов с помощью «выстойки», переложив, правда, всю ответственность на начальника УНКВД по Алтайскому краю С. П. Попова: «Делалось это не по моей инициативе, а вследствие того, что по распоряжению Попова все стулья из кабинетов, в которых допрашивали арестованных, были убраны»3. Репрессивная деятельность НКВД находила полное понимание и поддержку у партийно-советского руководства в Сибири, в том числе у первых секретарей комитетов ВКП(б), бывших членами троек. На завершающем этапе коллективизации сектанты в глазах властей 1 Архив УФСБ по Новосибирской области. Д. 5038. Л. 164.

2 Сборник № 1 справок Управления НКВД по Омской области по контрреволюционным формированиям сектантов и церковников. Октябрь 1939 г. См.: Савин А. И. Репрессии в отношении евангельских верующих в Сибири в 1939-1941 гг. // Книга памяти жертв политических репрессий в Новосибирской области. Новосибирск, 2008. Вып. 2. С. 606-607. 3 Показания бывшего начальника Топчихинского райотдела НКВД П. И. Циунчика, весна 1939 г.//ОСД УАДАК. Ф. Р. 2. Д. 11544. Л. 112. 4 Архив УФСБ по Новосибирской области. Д. 3480. Т. 2. Л. 284-285,369.

стали выполнять роль системообразующего элемента для единоличников, всеми силами сопротивлявшихся вступлению в колхозы и саботировавших выполнение различных государственных обязательств. Партийные и советские работники районного звена называли баптистов в первую очередь в качестве одной из наиболее враждебных власти групп в колхозной деревне. Так, реагируя на директиву Запсибкрайкома ВКП(б) от 27 марта 1933 г., в которой давалось указание руководству районов подготовиться к массовой операции по очистке колхозов, совхозов, предприятий и выселению из сельской местности «классово враждебного элемента», функционеры Назаровского района предложили выселить «баптистов — руководителей баптистских кружков — занимающихся антисоветской агитацией»1. С аналогичным предложением в июне 1934 г. выступило руководство Иконниковского района2. 23 апреля 1935 г. Политбюро ЦК ВКП(б) в ответ на ходатайство секретаря Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Р. И. Эйхе дало санкцию на выселение в административном порядке из Бийского района 55 семейств баптистов, саботирующих выполнение гособязательств3. В мае 1935 г. решение Политбюро было выполнено, на спецпоселение в Нарымский округ было направлено 46 семей единоличников-сектантов численностью 163 человека4.

Позиция низового звена советского аппарата в отношении сектантов, в первую очередь председателей сельсоветов и колхозов, хорошо документирована в архивно-следственных делах в виде справок сельсоветов и правлений колхозов. С большой долей уверенности можно утверждать, что в своей массе содержащиеся в них компрометирующие верующих данные были приведены в ответ на требование сотрудников низового звена НКВД, но без особого давления с их стороны. Если вплоть до коллективизации беспартийные в своей массе председатели сельсоветов зачастую были проводниками влияния религиозной общины, о чем имеются неоднократные свидетельства в документах, то в 1930-е гг. ситуация коренным образом изменилась. Аппарат сельсовета вместе с руководством колхозов стали проводниками политики советской власти, неся персональную ответственность за ее реализацию. Массовая операция давала им возможность устранить из деревни «возмутителей спокойствия», в числе которых были евангельские верующие. Одним из камней преткновения являлся отказ «сектантов» от работы в колхозах в воскресные дни, что отрицательно сказывалось на остальных колхозниках. В глазах деревенских властей верующие пытались «под видом религиозных убеждений» увильнуть от работы под любым предлогом. Так, весной 1938 г. УНКВД по Омской области ликвидировало группу «баптистов-субботников», состоявшую из жителей поселков Рещина, Сухая, Демьяновка и Рогулинский Горьковского района. Криминал состоял в том, что, «устанавливая субботу своим праздником», баптисты «в то же время праздновали воскресенье, тем самым срывая работу в колхозе»1. Наиболее часто повторяющиеся обвинения в справках сельсоветов и колхозов — заявления о критике сектантами колхозной жизни, в том числе во время молитвенных собраний, отказ принимать обязательства по хлебопоставкам и производству посева, антисоветская пораженческая агитация, обращение к призывникам с призывом не брать в руки оружия, борьба с существующим советским строем путем «расширения и внедрения в широкие слои населения религии», читка и толкование евангелия «в контрреволюционном духе», критическое отношение к выборам в Верховный Совет СССР или выдвижение кандидата от общины2. Принимая во внимание авторитет, которым традиционно пользовались в деревне непьющие и грамотные верующие, можно предположить, что заявления советско-колхозного актива о случаях выхода из колхозов и саботаже гособязательств в результате агитации сектантов в основном соответствовали действительности3.

Активная деятельность НКВД по репрессированию верующих, поддержанная партийно-советским аппаратом, привела к тому, что к моменту окончания Большого террора евангельские конфессии находились на грани уничтожения. В конце 1940 г. в Западной Сибири не было ни одной зарегистрированной баптистской общины. Община евангельских христиан г. Новосибирска, распущенная властями в феврале 1941 г., оказалась, очевидно, последней легальной общиной этой церкви в Сибири.

Резюме

В результате проведенного исследования можно утверждать, что включение евангельских верующих в качестве целевой группы операции НКВД по приказу № 00447 ни в коем случае не было спонтанным или случайным актом, а, напротив, являлось логическим завершением устойчивой репрессивной традиции. Последняя сложилась в их отношении как «традиционных» врагов советской власти в 1920-х — первой половине 1930-х гг. и практиковалась партийно-советским руководством и органами политической полиции все эти годы с разной степенью интенсивности. Специфическими особенностями 1937 г., обусловившими повышенное репрессивное внимание властей к евангельским верующим, стали результаты переписи 1937 г. и выборы в Верховный Совет СССР, наглядно продемонстрировавшие нерешенность «религиозного вопроса» в СССР и активность именно евангельских верующих, сумевших благодаря демократическим особенностям своего культа сохранить, хотя и нелегально, свои общины и привлечь значительное количество сторонников. Принципиально новым моментом репрессий 1937-1938 гг. в отношении сектантов по сравнению с предыдущими годами стали масштаб репрессий и жесткость выносимых приговоров, нацеленных на физическое уничтожение руководства и актива общин. Инициатором репрессий выступило высшее партийно-советское руководство СССР и НКВД СССР. Эта деятельность находила полное понимание и поддержку на местах, вплоть до уровня руководства сельского совета или колхоза, так как была направлена против привычной «враждебной» социальной группы, действительно являвшейся источником проблем для местного руководства. Приоритетным моментом для органов НКВД в ходе арестов являлась принадлежность человека к той или иной «секте», что, как правило, автоматически влекло за собой обвинение в участии в нелегальной деятельности. Впрочем, стигматизирование значительного количества верующих в 1920-1930-е гг. (обязательное лишение избирательных прав священнослужителей, раскулачивание традиционно зажиточных крестьян-протестантов, осуждение по 58-й или 107-й статьям УК, наличие осужденных родственников, получение гуманитарной помощи от единоверцев из-за границы, участие в эмиграционном движении и т. д.) снимало, как правило, для сотрудников НКВД на местах проблему «социального» обоснования ареста. Нерешенным остается вопрос о соотношении репрессий евангельских верующих и верующих других конфессий. Но данные, полученные по Алтайскому краю, позволяют высказать предположение о более жестком характере репрессий в отношении сектантов, чем православных верующих, что, в свою очередь, подтверждает наш тезис о том, что сектанты уже с 1920-х гг. расценивались как более опасные образования по сравнению с православными1. Современные исследования реакций и поведенческих структур немцев при национал-социализме парадоксальным образом свидетельствуют о том, что среди оппозиционно настроенных групп населения Третьего рейха наиболее резистентной оказалась крайне малочисленная немецкая община «Свидетелей Иеговы». Ее деятельность была запрещена уже в 1933 г., и с этого времени она активно преследовалась властями и тайной полицией. Ни одна из национальных церквей Германии — ни католическая, ни тем более протестантская — не продемонстрировала сравнимую со «Свидетелями Иеговы» решимость до конца противостоять давлению со стороны националсоциалистического режима. «Свидетели Иеговы» также были единственной группой населения, отказывавшейся от военной службы с оружием в руках, несмотря на грозящую за отказ смертную казнь2. В структуре советского общества 1920-1930-х гг. аналогичную, хотя и несравненно количественно большую и социально более значимую нишу занимали баптисты, евангельские христиане, меннониты, адвентисты седьмого дня, субботники, молокане и другие. Именно неортодоксальные христиане, отвергающие коммунистическую идеологию, стали одними из наиболее последовательных противников сталинского режима. Именно их общины, несмотря на постоянное репрессивное давление со стороны властей, демонстрировали стойкое стремление вести независимую религиозную жизнь. Именно их деятельность расценивалась сталинским государством как наиболее опасная среди прочих конфессий. Именно они стали одной из целевых групп массовой репрессивной операции НКВД СССР по приказу № 00447 от 30 июля 1937 г. и истреблялись с неустанной жестокостью. Таким образом, религиозные меньшинства в XX в. являлись самыми последовательными противниками «современных диктатур», демонстрируя минимальную способность к коллаборационизму с режимом. Этот факт до сих пор практически не осознан современным российским обществом, а евангельские верующие относятся к числу наиболее забытых жертв сталинского режима.