А. Степанов

МЕЖДУ МИРОМ И МОНАСТЫРЕМ:
жизненный путь князя Николая Жевахова

"Православие или смерть", N 14, 2000

"Если б у Царя было побольше таких верных и достойных слуг,
никакая революция не удалась бы в России..."
Ф.В.Винберг

В Рождественский сочельник 24 декабря 1874 года у коллежского советника, помещика Пирятинского уезда Полтавской губернии Давида Дмитриевича Жевахова родились два сына Владимир и Николай, которые оставили заметный след в отечественной истории ХХ столетия.

Жеваховы – древний княжеский род. Своим родоначальником они считали Картлоса – внука Иафета, первого владетеля Кавказа и родоначальника грузин. Его потомок Джавах I, царь Джавахетии, живший за несколько веков до Р.Х., и дал имя роду Джаваховых. В XVIII столетии князь Шио (Семен) Джавахов вышел из Грузии с собственным отрядом в свите царя Вахтанга. В 1738 году он принял русское подданство, получив княжеский надел в Кобелякском уезде Новороссийской (позднее Полтавской) губернии. Он-то и положил начало российской ветви древнего княжеского рода, который по-русски стал именоваться Жеваховы.

Один из сыновей князя Семена отставной майор Спиридон Семенович Жевахов был женат на племяннице Марии Даниловны Апостол, в замужестве Горленко, матери Иоакима Андреевича Горленко, в иночестве Иоасафа, Святителя Белгородского и всея России Чудотворца.

Второй раз род Жеваховых пересекся с родом Святителя Иоасафа позже. Дед Владимира и Николая Жеваховых князь Дмитрий Михайлович был женат на Любови Давидовне, урожденной Горленко, прадед которой был двоюродным братом Святителя. Это важно отметить, ибо Святитель Иоасаф сыграл огромную роль в жизни братьев Жеваховых. Николай Давидович собрал и опубликовал многотомные материалы для биографии Святителя, ставшие прологом к Его канонизации. Именно Святитель Иоасаф привел его к Царской Семье. Владимир Давидович в 1924 году был пострижен в монашество с именем Иоасафа.

Князь Давид Дмитриевич проживал в своем имении Линовица Пирятинского уезда Полтавской губернии и служил по выборам дворянства. Он был женат на Екатерине Константиновне, урожденной Вульферт. Кроме двух сыновей-первенцев у них было еще две дочери: Любовь Давидовна 1876 года рождения и Варвара Давидовна 1879 года рождения.

Детство Николая Давидовича Жевахова прошло в родовом имении Линовица и в Киеве, где у его матери был собственный дом на Сретенской улице. Образование он получил сначала во 2-й Киевской гимназии, затем в Коллегии Павла Галагана и, наконец, на юридическом факультете Императорского университета Св. Владимира в Киеве.

Еще будучи студентом, в 1897 г. молодой князь Жевахов получил свою первую награду – темно-бронзовую медаль за труды по первой всеобщей переписи населения. В 1898 г., окончив курс университета с дипломом второй степени, Николай Давидович поступил на государственную службу. Вначале своей карьеры он занимал различные мелкие чиновничьи должности в Киевской судебной палате и в канцелярии Киевского генерал-губернатора.

Однако уже в молодые годы стало ясно, что рутинная канцелярская работа – не его стезя. И в мае 1902 г. князь Жевахов занял хлопотную должность земского начальника в своих родных местах. В таком выборе службы, несомненно, проявилась свойственная интеллигенции того времени идеализация простого народа. Три года службы земским начальником не были потерянным временем. Дело не только в том, что Жевахов досконально узнал нужды деревни и мог о них вполне компетентно рассуждать. Главным итогом службы стал реализм во взгляде на мужика.

У князя Жевахова сформировалось трезвое представление о простом народе, которое было чуждо в равной степени как пренебрежению, так и идеализации. Сам Жевахов так описывает свои воззрения. С одной стороны, "медленно и постепенно, настойчиво и упорно превращался в моих глазах "народ-богоносец" в зверскую и жестокую массу". Однако, с другой стороны, хотя "там были звери, и их было большинство; но были и такие, каких нигде не было и нигде нельзя было найти, люди недосягаемой нравственной чистоты и величия духа".

В бытность земским начальником Николай Давидович впервые попробовал себя на поприще политического публициста. В 1904 г. на страницах консервативного журнала "Гражданин", издававшегося князем В.П.Мещерским, печатались его "Письма земского начальника". Характеризуя современную ему политическую практику в отношении крестьянства, он делает неутешительный вывод: "Мы сбились с дороги – это ясно".

В своей деятельности земский начальник Жевахов пытается найти ту правильную – русскую православную– дорогу развития. Главное внимание он уделяет задачам духовного просвещения и образования крестьянства. Он выступает инициатором и руководителем строительства сельских храмов, организует сбор пожертвований, сам лично немало жертвует своих личных денег на это богоугодное дело. Впоследствии в 1914 г. его деятельность на благо духовного просвещения народа была отмечена преподанием официального благословения Св. Синода с вручением грамоты.

Другой заботой Жевахова на посту земского начальника было народное образование. Причем, он прекрасно понимал, что образование, чтобы оно приносило пользу и человеку и обществу, должно быть пропитано православным духом. В одной из своих работ Жевахов писал: "Цель всякой школы... заключается не в том только, чтобы расширить умственный кругозор учащегося и дать ему полезные для жизни знания, но прежде всего в том, чтобы научить его пользоваться этими знаниями в интересах увеличения общей суммы Добра и Правды в жизни".

В конце апреля 1905 г. князь Н.Д.Жевахов был причислен для дальнейшей службы к Государственной канцелярии в отделение свода законов. Он перебрался в Петербург.

Летом следующего 1906 года, находясь в отпуске в Киеве, Жевахов познакомился с замечательным русским человеком Николаем Николаевичем Иваненко. Встреча с ним произвела на Николая Давидовича неизгладимое впечатление. Н.Н.Иваненко стал его учителем и наставником. В августе 1906 года, возвращаясь к месту службы в Петербург, Жевахов около месяца провел в Боровском Св. Пафнутия монастыре, наслаждаясь беседами с Николаем Николаевичем. В брошюре, посвященной памяти своего учителя, Жевахов написал: "Этот месяц был счастливейшим месяцем моей жизни... И всю свою последующую жизнь я жил буквально между небом и землею, между миром и монастырем (выделено нами – А.С.) и, как ни болезненна была моя личная душевная драма от неизбежного, благодаря такому положению, разлада с собою и с окружающим, все же ей я обязан равнодушием к земным благам и приманкам, и тем, что никогда не скучал о них".

"Между миром и монастырем", – действительно нельзя более точно определить жизненный путь князя Николая Давидовича Жевахова. Всю свою жизнь он предпринимал настойчивые попытки уйти в монастырь, но Господь, видать, судил ему оставаться в миру для особого служения. Однако каждая такая неудачная попытка ухода в монастырь давала свой плод – завершалась каким-либо компромиссом между миром и монастырем, который служил к вящей славе Божией.

Первую попытку уйти в монастырь Жевахов предпринимает тогда же в августе 1906 г., вознамерившись остаться в Боровском монастыре. Но родители воспротивилась желанию сына, и его отговорили. Вернувшись в Петербург, окунувшись в суету и тягостную канцелярщину Мариинского дворца (там размещалась Государственная канцелярия), он затосковал.

...И порвав все связи с Петербургом и службою, бросился на Валаам. Спустя годы, Николай Давидович так описывал свой побег: "Одна ужасная картина сменялась другою, еще более ужасною... Выборг, беседа с архиепископом Сергием Финляндским, его изумление и отзывы о "мужицком царстве", Сердоболь, замерзшее Ладожское озеро, прерванное сообщение с Валаамом, возвращение в Петербург и кошмарный ночлег в "Финляндской гостинице", бегство в Зосимову Пустынь, к старцам Герману и Алексею, отъезд в Киев, свидание с родителями, драмы, скорби, упреки и ...обратное возвращение в Петербург, водворение у приютившей меня бабушки Аделаиды Андреевны Горленко...".

Именно бабушка познакомила Жевахова с протоиереем Александром Маляревским, давним почитателем Святителя Иоасафа. Так в конце 1906 г. Николай Давидович начал работу по собиранию материалов о Св. Иоасафе. Однако враг не дремал – и сразу же на Николая Давидовича обрушились тяжелые испытания. 12 января 1907 года сначала умер любимый начальник и покровитель статс-секретарь Государственного Совета Станислав Францевич Раселли, а на следующий день умер отец.

Но скорби не сломили Жевахова. После погребения отца он более года странствовал по России в поисках материалов для книги о Св. Иоасафе. Именно в это время он познакомился с архиепископом Курским и Обоянским Питиримом (Окновым), будущим митрополитом Петроградским и Ладожским, которому посвящено немало теплых воспоминаний на страницах его мемуаров. С владыкой Питиримом судьба сведет Жевахова еще не раз. И в Петербурге, где они рука об руку будут трудиться в Св. Синоде в зените мирского могущества, и на Кавказе, где пересекутся их пути – теперь пути всеми злословимых и поносимых изгнанников и скитальцев.

Плодом трудов князя Жевахова стали три тома "Материалов для биографии Святителя Иоасафа Горленко, епископа Белгородского и Обоянского", которые были изданы в Киеве в 1907-1911 гг. Любовно и скрупулезно Жевахов собрал сведения о предках Святителя, его деятельности в бытность настоятелем Лубенского Мгарского Спасо-Преображенского монастыря и Свято-Троицкой Лавры, предстоятелем Белгородской епархии. Жевахов опубликовал также сочинения Святителя, сведения о многочисленных чудесных исцелениях по его молитвам, предания об Иоасафе Белгородском. Естественным завершением трудов Николая Давидовича стало прославление Святителя Иоасафа. Канонизация состоялась 4 сентября 1911 года. Кстати, нетленные мощи Белгородского Чудотворца были чудесно обретены вновь в 1991 г. в Петербурге, когда Петербургскую кафедру занимал приснопамятный Митрополит Иоанн (Снычев).

По окончании работ над книгами о Белгородском Чудотворце Николай Давидович Жевахов 18 марта 1910 года удостоился аудиенции у Государя Императора. Прощаясь, Государь несколько раз сказал: "Так будем же встречаться". Затем неоднократно справлялся о Жевахове, но придворные недоброжелатели, боясь подпускать искренне верующего аристократа к Царю, говорили, что он в отъезде. Похожая история произошла, как известно, и с Сергеем Александровичем Нилусом. Когда он женился на фрейлине Императрицы Елене Александровне Озеровой и вознамерился принять сан, против него была развязана кампания в газетах, чтобы воспрепятствовать его возможному сближению с Царской Семьей.

С.А.Нилус сыграл заметную роль и в жизни Н.Д.Жевахова. По воспоминаниям Жевахова он познакомился с Нилусом в Киеве около 1900 года. Активно общаться они начали с осени 1905 г. в Петербурге. В 1913 г., посетив Нилуса в Валдайском монастыре и услышав от него сетования на необходимость поиска себе нового пристанища, Жевахов пригласил его жить в родовое имение Линовица. Часто навещал его там, и они подолгу беседовали. В Линовице С.А.Нилус готовил к изданию свою знаменитую книгу "Близ есть при дверех". После революции Нилус со своей женой и племянницей жены Натальей Юрьевной Концевич (урожд. Карцовой) по приглашению В.Д.Жевахова жил несколько лет в Линовице.

Смерть прежнего начальника и покровителя, а также частые отлучки из Петербурга, связанные со сбором материалов о Святителе Иоасафе, не способствовали продвижению по службе в Государственной Канцелярии. Жевахов был переведен на должность помощника Статс-секретаря Государственного Совета. Это был тупик карьеры – должность не сулила никакого продвижения по службе. Кроме того угнетал рутинный характер работы.

И опять затосковала душа, снова возникли мысли о монашестве. Новым компромиссом между миром и монастырем стало создание братства Святителя Иоасафа, Чудотворца Белгородского. Жевахов стал товарищем председателя братства. Благодаря деятельности в братстве Н.Д.Жевахов завязал знакомства с верующими представителями столичного общества. В частности, он познакомился с человеком редкой духовной чистоты, истинной подвижницей – княжной Марией Михайловной Дондуковой-Корсаковой, о которой в 1913 г. написал трогательные воспоминания.

Будучи искренне верующим человеком и убежденным монархистом, князь Жевахов не мог не принять участия в деятельности черной сотни. 4 мая 1909 года он был принят в действительные члены старейшей черносотенной организации, своего рода мозгового центра монархического движения "Русское Собрание". Однако ничем особенным на этом поприще он себя не проявил.

… Атмосфера столицы давила. Назревала новая попытка бегства. В 1910 году Николай Давидович совершил паломническое путешествие в итальянский город Бари, где покоятся мощи его небесного покровителя Святителя Мир Ликийских Николая Чудотворца. Он был прямо таки обескуражен противоречием между степенью почитания сего Угодника Божия в России и неорганизованностью паломнического дела. Жевахов опубликовал свои "Путевые заметки", где предложил соорудить православный храм имени Св. Николая и при нем странноприимный дом для русских паломников. Предвидя вопрос о средствах на строительство, он писал: "На это я могу ответить словами веры. Мы привыкли заниматься предвидениями, не будучи пророками, но не привыкли верить". В этих словах – весь Жевахов. Он обладал редкими уже и в то время качествами: смирением и упованием на волю Божию. Для него не были пустым звуком слова Спасителя: "Просите и дастся вам; ищите и обрящете" (Лк. 11, 9).

Кстати, в путевых заметках Жевахова есть замечательная мысль, которая всегда должна быть основанием всякой человеческой деятельности: богоугодное дело непременно окажется и практически выгодным. Он утверждал: "Такой храм сблизит нации теснее, чем самые блестящие дипломатические сношения, и, кроме того, окажет незаменимую услугу всем русским прибывающим в Бари на поклонение великому Угоднику Божию, Св. Николаю".

Предложение князя Н.Д.Жевахова не осталось незамеченным. В декабре 1910 года по поручению Императорского Палестинского Православного Общества он был командирован в Бари для приобретения земельного участка для постройки храма и странноприимного дома. А в мае 1911 г. был Высочайше утвержден Барградский комитет при Палестинском обществе для сбора пожертвований на строительство. Жевахов стал членом комитета, который возглавил князь А.А.Ширинский-Шихматов. Уже в мае 1913 г. Николай Давидович, командированный в Бари постановлением Барградского комитета, присутствовал при закладке храма и странноприимного дома. Тогда же он становится также председателем Строительной комиссии, а потому вынужден теперь часто посещать Бари.

В июне 1913 г. Жевахов был избран в пожизненные действительные члены Императорского Палестинского Православного общества с выдачей серебряного знака за оказанные Барградскому комитету услуги. Вскоре последовала другая – более для него значимая – награда. За организацию строительства храма и странноприимного дома 6 мая 1914 года князю Николаю Давидовичу Жевахову было пожаловано звание камер-юнкера Высочайшего Двора. Этим званием, как никакой другой наградой, он очень гордился.

Но ни одни только служебные обязанности и хлопоты по "Барградскому делу" занимали Николая Давидовича Жевахова. Стоит упомянуть, что он был одним из учредителей Православного Камчатского братства во имя Нерукотворного образа Всемилостивейшего Спаса, организатором которого был Камчатский миссионер, впоследствии один из выдающихся русских архиереев Нестор (Анисимов). В марте 1911 г. как член-учредитель братства Жевахов был награжден братским крестом II степени. Такой же награды были удостоены еще два князя Жеваховых: Владимир Давидович и их двоюродный брат – доктор Сергей Владимирович Жевахов.

...Летом 1914 года грянула мировая война. Начало военных действий застало Н.Д.Жевахова в Бари, где он находился по делам строительства Подворья Св. Николая. Первые годы мировой войны стали для России тяжелым испытанием: значительная часть территории была оккупирована, армия несла невосполнимые потери, кровь лилась рекой. Особенно тягостно восприняли начавшуюся войну люди (среди них был и князь Жевахов), которые прекрасно понимали, что она невыгодна ни России, ни Германии, что любой исход войны грозит великими потрясениями этим двум столпам мирового порядка.

4 сентября 1915 года по случаю годовщины прославления Святителя Иоасафа состоялось собрание братства Его имени. На это собрание неожиданно пришел некий полковник О., который поведал о явлении ему Белгородского Чудотворца. Святитель повелел для спасения России доставить на фронт Владимирский образ Царицы Небесной, которым Его благословила на иночество мать, и Песчанский образ Богородицы, обретенный Им в бытность Епископом Белгородским, и пронести Их по линии фронта. Тогда Господь смилуется над Россией по молитвам Матери Своей. Как потом выяснилось почти одновременно похожее явление было боголюбивому старику-крестьянину из деревни Пески.

Полковник О., как появился чудесным образом, так и исчез. Но это событие стало поворотным в судьбе Николая Давидовича Жевахова, ибо привело его к Государю, поставило в ряд первых слуг Царя-Мученика. Именно его послал в Царскую Ставку со Святынями Святитель Иоасаф.

Жевахов начинает свои воспоминания с описания явления Белгородского Чудотворца и своей поездки в Ставку. Эта поездка принесла Николаю Давидовичу не столько радости, сколько скорби и огорчения. Человек искренне верующий, он прекрасно понимал значение для судьбы России того, что происходит и в чем он, по Воле Божией, принимает участие. Но таких – понимающих – людей, как выяснилось, было немного. Совсем мало их оказалось в окружении Государя. Особенно неприятным открытием для Жевахова стало то, что в числе таких непонимающих и маловерующих людей был и протопресвитер армии и флота о. Георгий Шавельский.

Главный священник русской армии не только не встретил Святыни подобающим образом, но и заявил Жевахову, что ему "некогда заниматься пустяками". Пораженный посланец Святителя Иоасафа пришел к выводу, что "один этот человек погубит всю Россию". Жевахов вполне справедливо назвал о. Шавельского "маловерующим и ловким человеком".

Пренебрежительное отношение к Святыням произвело на Жевахова тягостное впечатление. Недвусмысленное повеление Святителя Иоасафа не было исполнено. Но даже несмотря на это Жевахов отмечал, что "во время пребывания святыни в ставке не было не только поражений на фронте, а, наоборот, были только победы".

После поездки Жевахова в Ставку начали активно циркулировать слухи о назначении его товарищем обер-прокурора Св. Синода. Эти слухи имели под собой основу. Государыня Императрица после личного знакомства с Н.Д.Жеваховым увидела в нем человека, обладающего необходимыми качествами для государственного чиновника, особенно в то непростое время: искренней верой, твердыми монархическими убеждениями и компетентностью в делах Церкви. Поэтому Царица начала предпринимать усилия для назначения Жевахова. Сделать это было не так просто.

Назначению Жевахова товарищем обер-прокурора препятствовали не только формальные обстоятельства: он был чиновником 5 класса, а должность товарища обер-прокурора соответствовала в "Табели о рангах" 3 классу, т.е. пришлось бы нарушить порядок чинопроизводства. Но это препятствие можно было преодолеть. Сложнее было преодолеть другое – вдруг возникшее – препятствие: как только стало известно о желании Государыни и Государя назначить Жевахова, против него была развязана кампания лжи и клеветы со стороны придворных кругов и либеральной прессы. Он тут же попал в число "распутинцев", "представителей темных сил". Недоброжелатели рассматривали его поездка в Ставку, как попытку "сделать карьеру на религии".

Слухи и сплетни вокруг своего имени весьма тяготили Жевахова. А возможность высокого назначения пугала нелегкой ношей ответственности. С новой силой возникли мысли о бегстве из мира. Как человек искренне верующий, Жевахов за разрешением своих сомнений поехал к старцам Оптиной Пустыни. Там он получил благословение от старца Анатолия (Потапова), который при этом сказал примечательные слова: "Судьба Царя – судьба России. Радоваться будет Царь, радоваться будет и Россия. Заплачет Царь, заплачет и Россия, а... не будет Царя, не будет и России.. Как человек с отрезанной головою уже не человек, а смердящий труп, так и Россия без Царя будет трупом смердящим. Иди же, иди смело, и да не смущают тебя помыслы об иночестве: у тебя еще много дела в миру. Твой монастырь внутри тебя; отнесешь его в обитель, когда Господь прикажет, когда не будет уже ничего, что станет удерживать тебя в миру".

Наконец, 15 сентября 1916 г. Государь Император дал в Царской Ставке указ Правительствующему Сенату: "Помощнику статс-секретаря Государственного Совета сверх штата, в звании камер-юнкера Двора Нашего статскому советнику князю Жевахову Всемилостивейше повелеваем быть исправляющим должность товарища обер-прокурора Св. Синода, с оставлением в придворном звании". Обер-прокурором по настоянию Государыни еще в августе стал Николай Павлович Раев. Жевахов и Раев оказались единомышленниками в воззрениях на церковно-государственные задачи, и Николай Давидович с энтузиазмом принялся за новое дело. 6 декабря 1916 года Жевахов был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени, к которому его представляли еще за три года до этого. 1 января 1917 года он был пожалован званием камергера Высочайшего Двора и произведен в чин действительного статского советника.

В конце января 1917 г. новый товарищ обер-прокурора Св. Синода отбыл в инспекционную поездку на Кавказ. Вернувшись в столицу 24 февраля, он застал первые признаки революционного брожения. В заседании Св. Синода 26 февраля Жевахов пытался инициировать обращение Синода к населению, которое бы грозило церковными карами всем участникам беспорядков. Однако не встретил поддержки со стороны архиереев, которые отвергли его предложение. Уже оскудела смыслом как государственная, так и церковная власть. В первые дни революции в действиях властей в полной мере проявились нераспорядительность и растерянность.

Объяснить это можно не только злым умыслом (хотя и он присутствовал в действиях некоторых чиновников), но и некоторой наивностью. Не был исключением тут и Жевахов, хотя он лучше других понимал смысл начавшихся событий. В своих воспоминаниях он рассказывает, что на предложение верного слуги незамедлительно скрыться, он ответил, что "народ, может быть, скоро образумится, и все пойдет опять по прежнему". Кстати, этот искренний рассказ о своей наивности придает убедительность жеваховским воспоминаниям, несмотря на попытки поставить под сомнение их достоверность.

1 марта 1917 года по приказу Керенского Жевахов был арестован и до 5 марта находился в заключении в так называемом министерском павильоне Государственной Думы, как товарищ министра "прежнего режима".

В первые месяцы правления Временного правительства, когда еще не минула эйфория от того, что "все стало можно", когда еще не были проедены ресурсы, накопленные Империей, можно было более-менее свободно перемещаться по стране. В это время Жевахов жил то в имении сестры под Петербургом, то у матери в Киеве, то в имении у брата в Полтавской губернии. Ему даже удалось исхлопотать себе пенсию от Временного правительства за свою 18-летнюю государственную службу. Чиновничий аппарат оставался ведь пока еще прежним, там было немало давних сослуживцев Жевахова.

Находясь вдали от столицы, Жевахов конечно не мог наблюдать агонию февралистского режима. Во второй половине лета он вновь приехал к сестре, поближе к столице. До 8 ноября 1917 г. Николай Давидович жил в имении у сестры. И только увидев наступление анархии, боясь подвергнуть сестру опасности, он выехал в Киев. Теперь поезда ходили редко, передвигаться по железной дороге стало небезопасно. Испытав немало унижений, миновав опасные для жизни угрозы, Жевахов добрался, наконец до Киева. И тут он узнал страшную весть – 30 октября умерла его мать. Он не успел даже на похороны.

Николай Давидович Жевахов остался в Киеве. На его глазах менялись власти: сначала "глупая Рада" ; затем, взявшие Киев штурмом и залившие его кровью расстрелянных офицеров, большевистские отряды Муравьева; затем немцы и гетман Павло Скоропадский. После революции в Германии немцы ушли, а с ними вместе и гетман, который держался только на немецких штыках. В декабре в оставленный немцами Киев ворвались петлюровцы и учинили там террор. Тогда был расстрелян генерал-лейтенант граф Ф.А.Келлер (один из двух военачальников не поддержавших предложение генерала-адъютанта М.В.Алексеева об отречении Государя) со своим адъютантом. Петлюровцы арестовали ненавистных им русских архиереев: Митрополита Антония, его викария Епископа Никодима, а также Архиепископа Евлогия и вывезли их в Галицию.

Через месяц с небольшим петлюровцы бежали из Киева перед наступавшими частями большевиков. Настали страшные полгода чекистских злодеяний, перед которыми померк террор петлюровцев. В эти страшные месяцы Жевахов с братом скрывались в Скиту Пречистыя Богородицы. Их приютил игумен в благодарность за пожертвования Скиту со стороны брата Владимира. ...А Киев – матерь городов русских – в это время истекал кровью. С сатанинской злобой и ненавистью ко всему национально русскому обрушилась репрессивная машина ЧК на население города. От рук сатанистов в эти месяцы погибли кузен Жевахова, один из руководителей киевского Клуба русских националистов профессор П.Я.Армашевский, двоюродный брат Д.В.Жевахов и тысячи других представителей русского образованного слоя. Когда в середине августа в Киев вступила Добровольческая армия, даже видавшие виды офицеры были в ужасе.

Дом Жеваховых был разгромлен. Пережитое и увиденное после ухода большевиков, видимо, стало страшной травмой для Николая Давидовича. Он не верил в прочность деникинской власти, и, как вскоре выяснилось, вполне обоснованно. Поэтому решил уехать на юг. Пока еще он питал некие иллюзии: "ехать в Крым, или на Кавказ и туда выписать сестру". Его брат, Владимир Давидович, то ли не разделял эти иллюзии, то ли намеревался сделать то же самое, но позже. Как бы там ни было, на тот момент планы брата оказались другими. Николай Давидович простился с братом – как оказалось навсегда, – и в середине сентября уехал в Харьков.

Затем, спасаясь от наступавших большевиков, он бежал в Ростов. Очень скоро выяснилось, что найти себе применение на службе у деникинских властей Жевахову не удастся. Чиновники "старого режима" были не в чести у вождей Белой армии. По гражданской части у Деникина служили в основном кадеты. Во время передвижений по югу России Жевахова несколько раз ограбили. Он оказался без средств к существованию, без крова и даже почти без одежды. Николай Давидович был в отчаянии... И тут – милость Божия – его пригласил к себе Митрополит Питирим, которого Жевахов считал давно умершим, и по которому в Киеве даже служились панихиды. Владыка Питирим занимал скромную должность настоятеля Второ-Афонского монастыря под Пятигорском. Вторую половину ноября и декабрь 1919 г. Жевахов провел на крохотном Подворье Второ-Афонского монастыря в Пятигорске, где жил Митрополит Питирим.

Предвидя скорую агонию деникинского дела, в последний день декабря 1919 г. Жевахов вместе с Митрополитом Питиримом уехал в Екатеринодар. Они намеревались отправиться на Афон. Однако неожиданно для Жевахова владыка отказался от этого замысла и решил остаться в Екатеринодаре, где в середине февраля отошел ко Господу. Жевахов в середине января приехал в Новороссийск, где оформил необходимые документы для отъезда за границу.

На рейде Новороссийска стоял в это время старенький грузовой пароход "Иртыш", на котором отправлялась в Сербию группа архиереев (Архиепископ Волынский Евлогий, Епископ Челябинский Гавриил, Епископ Сумской Митрофан, Епископ Минский Георгий и Епископ Белгородский Аполлинарий). К ним и присоединился бывший товарищ обер-прокурора Святейшего Синода. 16 января пароход взял курс на Константинополь.

Путешествие было не из легких. Один из его участников так описывает свои злоключения: " Плавание на "Иртыше" было долгим и мучительным. Битком набитый пассажирами трюм. Лежат вповалку мужчины, дамы, дети... Поднимешься на палубу, – та же картина". К трудностям бытовым добавились нравственные издевательства. Пароход продержали сначала на рейде Константинополя, а затем Салоник, не разрешая сход на берег. Наконец был подан поезд, который доставил их в дружественную Сербию, где был оказан достойный прием. Архиереи вскоре разъехались по монастырям и сербским приходам.

Так началась эмигрантская жизнь князя Николая Давидовича Жевахова. Он оказался без каких-либо средств к существованию. Имея репутацию " распутинца" и "реакционера", Николай Давидович не мог рассчитывать на помощь не только либеральных, но и консервативных кругов эмиграции, в том числе большинства оказавшихся за границей архиереев. Сведения об эмигрантском периоде жизни Н.Д.Жевахова скудны и отрывочны. Приходится буквально по крупицам собирать информацию.

В своих воспоминаниях Жевахов пишет, что с 9 февраля 1919 г. по сентябрь 1920 он жил в Сербии. На первых порах его приютил у себя граф В.А.Бобринской. Это и некоторые другие сведения о Жевахове сообщает в своих воспоминаниях Митрополит Евлогий. Здесь в Сербии Николай Давидович выступил одним из инициаторов создания русско-сербского общества. Оно было открыто 20 июля 1920 года, и Жевахов был избран председателем общества. В своей речи при торжественном открытии общества он попытался обозначить новые задачи для объединения славянства. В условиях, когда иудейство и масонство ведут открытую войну на уничтожение против христианства, "всякая попытка к единению славян приобретает исключительное значение", считал Жевахов. Он выражал надежду, что "славянская идея объединит вокруг себя всех христиан для совместной борьбы с врагами Христа". Увы, эти надежды были обречены на неуспех.

Вскоре Николаю Давидовичу удалось связаться с бежавшим от большевиков председателем Императорского Православного Палестинского Общества князем А.А.Ширинским-Шихматовым. С ним Жевахов был знаком еще со времен "Барградского дела". Помимо личного знакомства оба князя, судя по всему, были единомышленниками. По крайней мере после смерти А.А.Ширинского-Шихматова Жевахов написал о нем очень теплые воспоминания. В итоге в 1920 г. князь Жевахов был назначен заведовать Подворьем Св. Николая, которое являлось собственностью Палестинского общества.Нельзя сказать, что должность заведующего Подворьем была легкой. Сам Жевахов свидетельствует: "Условия моей жизни и службы в Бари были кошмарны". Все время приходилось изыскивать средства к существованию для Подворья. Порою ситуация для православного населения Бари была просто катастрофической. Так в письме княгине М.П.Демидовой от 10 (23) августа 1932 г. Жевахов сообщает: "Положение Подворья отчаянное. С Рождества Христова прошлого года в Подворьи нет священника, которого нечем содержать и не совершается богослужение. Эту Пасху все православное население оставалось без церковных служб".

Вдобавок к материальным трудностям и на Подворье проникла смута. Насельники не хотели признавать ничьей власти, враждовали между собою. Но это было еще полбеды. Тяжкие испытания начались для Николая Давидовича после перехода на службу к большевикам вице-консула в Бари Алексеева, которому удалось соблазнить и псаломщика Каменского. Этот последний захватил архив и документы Строительной комиссии, после чего объявил себя управляющим подворьем. Начался многолетний тяжкий судебный процесс. Свои злоключения в эмиграции Жевахов описал в третьем и четвертом томах воспоминаний, которые так и не были изданы из-за отсутствия средств.

Круг тех людей, с которыми встречался, общался, переписывался в эмиграции Николай Давидович Жевахов был невелик. Но нередко это были весьма примечательные личности. Один из них – известный авиаконструктор и промышленник И.И.Сикорский. Жевахов был, видимо, воспреемником одного из его сыновей. В РНБ в Петербурге хранится книга Жевахова о С.А.Нилусе из личной библиотеки Сикорского с дарственной надписью: "Дорогому Игорю Ивановичу Сикорскому от кума. Ник. Жевахов. Рим, 9/22 мая 1937".

Своим знакомством с Жеваховым И.И.Сикорский, видимо, обязан своему отцу, известному ученому и педагогу, убежденному националисту и монархисту И.А.Сикорскому. Профессор Киевского университета Св. Владимира Иван Алексеевич Сикорский принимал непосредственное участие, как эксперт, в "деле Бейлиса", за которым следила вся страна. Он, как известно, дал положительное заключение о ритуальном характере убийства Андрюши Ющинского. Таким образом, помимо того, что Жевахов был питомцем университета, в котором преподавал Сикорский-старший, их сближало общее отношение к процессу по "делу Бейлиса".

В январе 1921 года Жевахов совершил поездку в Германию, где зарождалось тогда националистическое движение. В январе 1922 г. по настоянию его берлинских друзей он побывал в Мюнхене, где встречался и общался с одним из идеологов немецкого национализма Максом Эрвином Шейбнер-Рихтером. Шейбнер-Рихтер представил Жевахова фельдмаршалу Эриху Людендорфу, который был одним из лидеров правого движения. В Германии Жевахов познакомился и с другими лидерами немецких правых: графом Эрнестом Ревентловым и с первым переводчиком "Протоколов Сионских мудрецов" на немецкий язык, издателем консервативного журнала "Ауф форпостен" Людвигом Мюллер фон Гаузен.

Николай Давидович и раньше симпатизировал немцам, слыл большим германофилом. Теперь же, увидев подъем национального движения в Германии, он был просто восхищен. Немцы также проявили немалый интерес к Жевахову. Он сам вспоминал: "Мой приезд в Берлин, в этот момент, не мог пройти незамеченным для немцев, и я, как лично знавший Нилуса и ведший с ним переписку, неожиданно очутился в самом центре этого бурного, здорового национального движения, смягчавшего у меня горечь сознания той печальной роли, какую сыграла Германия в отношении России, в роковую для обеих стран войну".

Здесь мы подходим к очень серьезной и, к сожалению, до сих пор правдиво почти не освещенной проблеме: роли Жевахова и других русских эмигрантов-монархистов в формировании фашистского движения в Европе. Сам Жевахов отмечал, что русские "оказали, несомненно, крупную услугу немцам в деле пробуждения их национального правосознания, и неудивительно, что на этой почве между ними возникли тесное единение и дружная совместная работа. Заслуга же немцев заключалась в том, что они отнеслись к русским не как к "беженцам", требовавшим материальной помощи, а как к подлинным культуртрегерам, и воспринимали их рассказы о зверствах большевизма и завоеваниях еврейства в России, как угрозу их собственному бытию, как великую мировую опасность, грозившую всему христианству, цивилизации и культуре".

Фашистское движение в Европе, несомненно, было не только консервативно-националистической реакцией на европейский либерализм, но и ответом на события в России. Немцы, стремясь ослабить Россию и вывести ее из войны, приложили руку к тому, чтобы вызвать русский бунт, а получили ...еврейскую революцию. И теперь они внимательно изучали то, что произошло в России, стремились завязать контакты с русскими правыми кругами. Очень важно выяснить роль русских в формировании фашизма. Речь идет не только о Н.Д.Жевахове, но и о Ф.В.Винберге, П.Н.Шабельском-Борк, Н.Е.Маркове и других видных представителях русской монархической эмиграции. И не только в Германии, но и в Италии.

О последних годах жизни князя Н.Д.Жевахова нам, к сожалению, почти ничего не известно.

+   +   +

Николай Давидович Жевахов является авторов около трех десятков различных сочинений. Большая часть из них – это небольшие статьи, а также материалы, связанные с жизнью и деятельностью Святителя Иоасафа Белгородского.

Но есть у Жевахова произведения, которые позволяют с полным правом называть его духовным писателем. Он немало потрудился в жанре духовной биографии, который требует не только литературного таланта. Тут нужен и высокий мистический настрой, и богатый личный религиозный опыт. Биографические очерки Николая Давидовича посвящены подвижникам благочестия (княжна М.М.Корсакова-Дондукова), подлинным богоискателям (Н.Н.Иваненко, Н.Н.Неплюев), твердым монархистам-черносотенцам (князь А.А.Ширинский-Шихматов, Ф.В.Винберг), боговдохновенным писателям и мыслителям (С.А.Нилус). Словом, он писал о тех, кто имел родственное с Жеваховым миросозерцание, о людях, духовно близких ему. Обладая духовным зрением, все они за суетой кажущихся случайными событий умели видеть действие Божественного Промысла и понимать, благодаря этому, самою суть происходящего.

К таким людям, несомненно, относился и Николай Давидович Жевахов. Об этом свидетельствуют хотя бы такие строки из очерка об Н.Н.Иваненко: "Слепы те люди, какие сквозь толщу повседневной жизни не замечают Промыслительных Путей Божиих и на сером фоне этой жизни не улавливают благодатных лучей небесной правды, то предостерегающей и вразумляющей, то милующей и прощающей... Какие волшебные панорамы открываются тем людям, которые владеют духовным зрением, которые и на земле видят отражения неба и славят Бога среди жгучих страданий и испытаний, точно не замечая и не чувствуя их!... Пред ними стоит не только настоящее, но и будущее, они улавливают самый процесс перерождения минутного страдания, временной скорби в вечную радость".

Жевахов принадлежал к тем государственным деятелям и мыслителям, которым "прогрессивное общественное мнение" приклеило прозвище – " реакционер". Николай Давидович не пытался оправдаться и отказаться от этого прозвания. Однако он пытался внести ясность в понятия " прогрессист" и "реакционер". В одном из своих очерков, посвященных такому же как он " реакционеру" – князю А.А.Ширинскому-Шихматову, он писал: "Слово "прогресс" выдумано не только безрелигиозными людьми, но и людьми, желавшими в корне уничтожить религию и убить веру, а прозвище "реакционер" получили все те люди, которые следовали заветам Христа и потому вели борьбу со всем, что разрушало устои Церкви и государства и скрывалось под маской "прогресса". В этом смысле "реакционерами" были все лучшие, все духовно просвещенные люди, все видевшие Святую Русь сквозь толщу России".

Особое место в творческом наследии Николая Давидовича Жевахова занимают его воспоминания. Это – не только документ эпохи, но и теоретическое произведение; не только воспоминания, но и размышления над увиденным и пережитым. Мистический настрой автора, умение и желание видеть действие Промысла Божия не только в судьбе России, но и в событиях личной жизни, – вот что отличает воспоминания бывшего товарища обер-прокурора Св. Синода от мемуаров других участников и свидетелей революционной смуты начала ХХ века.

Самым ужасным фактом действительности, утверждал Жевахов, является тот факт, что человечество перестало искать мистическое начало в природе окружающих его явлений. Это свидетельствует о том, что "люди порвали свою связь с источником всего Сущего – Богом, создавшим природу и управляющим ее законами. Мне кажется, что искать отражения Промыслительных путей Божиих не только в законах мироздания, но даже в мелочах повседневной жизни, есть столько же обязанность христианина, вытекающая из самой сущности христианства, как религии чуда, сколько и потребность верующего человека, не порвавшего связи с этим источником, и что наша жизнь, только тогда изменит свое содержание и идеалы, когда будет улавливать движение и направление Промыслительных путей Господних и сообразовываться с ними".

Одним из главных достоинств воспоминаний Жевахова является стремление правдиво изобразить внутреннее положение Российской Империи накануне революции. Он уподобляет Россию сумасшедшему дому: "Россия уже являла признаки сумасшедшего дома, в котором были заперты и больные, и здоровые, где люди не понимали друг друга, не имели общего языка, где дрались между собою, нанося удары и правым, и виноватым". Причем, по мнению Жевахова, Россия превратилась не в обычный сумасшедший дом, а в такой, где главную опасность представляли "сумасшедшие доктора, забрасывавшие ее своими безумными рецептами и универсальными средствами от воображаемых болезней". И, надо признать, что в таких филиппиках нет чрезмерного преувеличения.

Кто мог остановить этих сумасшедших докторов? Кто мог возвратить России облик нормального дома? Быть может знаменитая русская бюрократия? Однако Жевахов, знавший изнутри чиновничий аппарат, отмечал, что "ко времени наступления революции едва ли не в каждом департаменте каждого министерства находилось уже 90% революционеров, поддерживаемых Думою и прессою, бороться с которыми можно было только пулеметами... Но для этих мер не было людей". Такое положение возникло не вдруг, "механизм русского государственного аппарата был расшатан еще задолго до революции 1917 года. Однако порча государственной машины нигде не сказывалась с такою наглядностью, как в верхах".

Но может быть народ, распрямив свои исполинские плечи, мог подняться и разогнать "студентов и жидов", как уже было в 1905 г.? Ведь Жевахов, общавшийся с народом и любивший его, писал: "Никто не был и к Богу ближе, чем этот серый народ, такой верующий, такой смиренный, довольный своей долей и невзыскательный". Однако воспоминания Жевахова просто пестрят примерами озверения народа: расправы над офицерами, над помещиками, издевательства над священниками и пр.

Быть может пастыри и монашествующие? Их веское слово, их предостерегающие воззвания могли образумить, если не всех, то значительную часть народа от участия в злодеяниях. Однако Жевахов свидетельствует, что поведение значительной части братии монастырей было чуть ли не большевистским. Под воздействием революции монахи начали изгонять законное начальство, избирать игуменов. А братия Киево-Печерской Лавры ничего не сделала для того, чтобы защитить Митрополита Владимира от расправы, совершенной жалкой кучкой убийц. Словом, смута проникла и в монастыри.

Не лучше обстояло дело и с иерархами. Грустное впечатление производят страницы жеваховских воспоминаний, посвященные рассказу о заседаниях Синода, об атмосфере среди архиереев и синодального чиновничества. Чем объяснить безумное поведение членов Синода 26 февраля 1917 г., т.е. в самый разгар революции? Ведь вместо активной поддержки власти члены Синода отказались даже обратиться с вразумляющим воззванием к пастве. Быть может излишне резко, но вполне справедливо писал Жевахов в очерке о С.А.Нилусе, что такие архиереи как Макарий Московский, Питирим Петроградский, Георгий Варшавский "составляли, к сожалению, лишь исключение на общем фоне тех иерархов, господствующим типом которых являлись честолюбцы, стремившиеся к земным почестям и людской славе".

Тут конечно нельзя не упомянуть об ошибочном отношении Жевахова к восстановлению патриаршества. Конечно отчасти справедливы, приведенные им в своих воспоминаниях, слова Государыни: "Вместо того, чтобы идти в толщу народную, епископы только и думают о Патриархе... Но, что даст Патриарх, приблизит ли он пастыря к пастве, даст ли народу то, что нужно?.. Прибавится лишь митрополитов, и больше ничего; а расстояние между пастырем и народом, между Церковью и государством, еще более увеличится". Однако дальнейшая история России показала, что восстановление патриаршества после падения царской власти было промыслительным, что во многом благодаря этому в годину гонений Русская Церковь устояла от раскола. И, кстати, одним из тех, кто истово боролся с раскольниками был брат Жевахова Епископ Иоасаф.

...На фоне общего оскудения смысла, дряблости воли и разнузданности инстинктов в дореволюционной России одиноко стояли Государь Николай Александрович и Государыня Александра Федоровна. Они были глубоко чужды и придворной камарилье, и всему столичному обществу. Жевахов очень точно заметил, что "и Царь, и Царица даже не похожи на наших современных аристократов, ... если бы Они не были Царями, то наше великосветское общество даже не приняло бы Их в свою среду. Они слишком хороши, слишком просты и естественны, слишком искренни". Побывав в Ставке и увидев тамошние настроения, он писал: "Государь не только одинок и не имеет духовной поддержки, но и в опасности, ибо окружен людьми чуждых убеждений и настроений, хитрыми и неискренними".

Наблюдения над жизнью приводили князя Жевахова к тревожным ожиданиям и грозным предчувствиям. Главным было то, что "исчезла куда то вера", "нет ее ни у пастырей, ни у пасомых", "а без нее – все ничто"! Было очевидно, что Россия катилась в бездну; но в это никто не верил. И даже самые крайние пессимисты, все же, были убеждены в том, что, в конце концов, "все образуется". К числу таких пессимистов, кстати, относился и сам князь Николай Давидович Жевахов.

Однако Жевахов в отличие от многих своих современников понимал истоки обрушившихся на русский народ (да и на все человечество) бед и напастей. Главную причину брожения и нестроений он справедливо видел в том, "что миросозерцание всего человечества оторвалось от своей религиозной основы, что разорвалась нить связывающая небо и землю, и нет потребности связать ее; что дух времени побеждает духа вечности, что утрачена вера в бессмертие и загробную жизнь". А значит, вполне логично заключал Жевахов, выход из такого положения может быть только один: "Нужно вернуться и повернуть жизнь к ее религиозному центру, к ее источнику – Богу. Тогда все станет ясным и понятным;... тогда другими станут наши идеалы, одухотворится жизнь, люди перестанут говорить на разных языках".

Печалуясь и негодуя по поводу торжества Хама в России, скорбя об избиваемом сатанистами русском народе, Жевахов скрупулезно собирал свидетельства современников о примерах помощи Божией Его верным чадам. И высказал замечательную идею: написать книгу о благодатном заступлении Божием за верующих в моменты чинимых большевиками зверств. "Издание такой книги есть наш долг перед Богом, долг нашего религиозного сознания и в то же время долг перед Россией, на которую всегда изливались безмерные и богатые милости Божии. ... Тогда было бы ясно, что Бог ни на минуту не оставляет человека без Своего попечения и что в своих бедствиях люди сами виноваты, ибо сами их вызывали вопреки благой воле Божией". Соборными усилиями многих православных авторов такая книга пишется уже не один год. Воспоминания самого Жевахова, без сомнения, должны стать одной из глав этой, еще не дописанной книги.

+ + +

Нелицеприятно изображая духовное состояние русского народа, Николай Давидович Жевахов тем не менее решительно отметал всякие попытки обнаружить корни революции в особенностях характера русского человека, чем на потеху западного обывателя занимались всевозможные либеральные философы и богословы. Глубоко проникая в природу и истоки зла, он писал: "Утверждение, что "большевики блестяще сумели разнуздать все тлетворные и преступные начала, дремавшие в душе русского народа" правильно, но следует оговориться, что эти начала присущи не только душе русского народа, но и всякой другой душе и, при том, даже безотносительно к уровню ее "образования", и, если не выходят наружу, то только потому, что их насильно не пускает магическое – нельзя. Только святость искореняет зверя в человеке, глубоко притаившегося в недрах души, и сколько чекистов скрывается и под смиренными рясами монаха, и под блестящими золотыми мундирами, и под изящными смокингами и фраками, белыми галстуками и перчатками, сколько злобы и жестокосердия – под кроткими личиками миловидных барышень, порхающих как бабочки в своих газовых платьицах, или кружащихся в вихре вальса в великосветских салонах, говорящих о цветах, а думающих о крови, о том, чего нельзя. Традиции поколений, светское воспитание, обычаи, среда, образование – способны были только до некоторой степени запугивать зверя в человеке, но не укрощать, тем меньше убивать его. Убивала этого зверя только святость, а укрощала – власть, назначением которой являлась борьба со злом и служение добру. Там же, где власть бездействовала или ее назначением являлась борьба с добром и служение злу, там зверские начала, заложенные в природе человека не только просыпались, но и культивировались".

Жевахов ясно видел, что та катастрофа, которая разразилась в России имеет духовную природу. В основе ее – гордость и безверие, поразившие, словно чума, все слои русского общества, в особенности интеллигенцию, из которой пополнялись, главным образом, ряды революционеров. Не желая и уже не умея видеть сети расставляемые врагом рода человеческого, "эти ослепленные гордостью и самомнением люди стали один за другим попадать в расставленные сети и тащить за собою других". В итоге – "подчинение еврейством своему влиянию христианских народов", что можно объяснить "только безверием одних, нравственным безразличием других, невежеством, мечтательностью и сентиментальностью третьих".

Как теоретик Жевахов интересен прежде всего тем, что он пытался дать политическое измерение проблеме "тайны беззакония". Каждому человеку, знакомому со Св. Писанием известны таинственные слова Апостола Павла из "Второго послания к Солунянам" : "Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь" (2 Сол. 2, 7). Многие пытались дать истолкование этим словам Апостола язычников. Но внимание обращалось прежде всего на выяснение кого или что имел ввиду Апостол под "удерживающим".

Жевахов же пытается объяснить механизм действия тайны беззакония. Он прекрасно понимал, что сущность всякой революция есть бунт против Христа, а потому всякая революция есть беззаконие в действии. Но при наличии каких условий происходят революции? Как они происходят? Кто является главным двигателем революционных процессов? Эти вопросы являются главными в теоретических рассуждениях Н.Д.Жевахова.

Суть его концепции кратко можно сформулировать следующим образом. Революции есть важнейшее средство, которое использует враг рода человеческого для борьбы со Спасителем человечества руками людей. Непременное условие любой революции – рост безверия, что собственно и создает почву для успеха революционной агитации. Главным двигателем революционных процессов является еврейство. Жевахов писал: "Недремлющий враг, избравший еврейство своим орудием, только использовал уже готовую почву, рожденную безверием". Поэтому он утверждал, что еврейство по сути своей есть "собирательный Антихрист","армия сатаны", "источник мирового зла". Обоснованию этих тезисов собственно и посвящены воспоминания Жевахова и ряд других его работ эмигрантского периода жизни. Подробно пересказывать в краткой статье мысли Жевахова нет резона. "Воспоминания товарища обер-прокурора Св. Синода князя Н.Д.Жевахова" переизданы в 1993 году, и каждый желающий может с ними ознакомиться.

Однако есть необходимость остановиться на интеллектуальных ловушках, которые ведут к трем серьезным ошибкам, подстерегающим всякого, кто рискнет идти вослед князю Н.Д.Жевахову. Сделать это стоит не для укоризны Николаю Давидовичу, а для нашей пользы, для того, чтобы процесс прозрения и опамятования русского народа не зашел в тупик. Сказать об этом необходимо прежде всего потому, что Николай Давидович Жевахов был искренне верующим человеком (содержание его сочинений не позволяет в этом усомниться). Это – главное. Если бы все написанное Жеваховым было лишь досужими домыслами, результатом игры маловерующего ума, то оно не стоило бы столь пристального внимания. Но мы имеем дело с размышлениями русского верующего сердца о судьбе России в ХХ столетии. А значит, мысли Жевахова есть факт национального самосознания. Что в свою очередь означает, что и ошибки Жевахова есть ошибки русского национального сознания.

Первая ошибка. Жевахов ясно видел роль еврейства как двигателя всякой революции – "каждая революция знаменует собою лишь борьбу жидовства с христианством, пятиконечной звезды с крестом". Поэтому, он утверждал, что "нет задачи более важной и даже срочной, чем идейное разоблачение еврейства, которое сняло бы с него ореол "избранничества"". Он пытался поставить под сомнение богоизбранность древнееврейского народа и во времена до Рождества Христова. И в конце концов пришел к опасной идее противопоставления Ветхого и Нового Завета.

Можно конечно понять источники этого заблуждения. Один из них имеет технологическую природу. Задача идейного разоблачения еврейства, мобилизации христиан на борьбу с врагами Христа требовала свободы для маневра. Нужно было лишить противника даже намека на какой-либо положительный образ. Все это можно понять. Тем более, что и сегодня встречаются лукавые измышления: мол, у иудеев и христиан одни предки. Нет предки у нас разные. Христиане являются наследниками Авраама, Исаака, Иакова, Моисея, Илии, Даниила, праведного Иосифа. Иудеи же – наследники тех, кто изготовлял золотого тельца, когда Моисей общался с Богом на Синае, тех, кто избивал пророков камнями, тех, кто, наконец, распинал Спасителя мира.

Другой источник этого опасного заблуждения имеет богословский характер.

После грехопадения отвергнутый Богом человек оказался в ужасном состоянии. На собственной шкуре он ощутил, что без Бога – тьма кромешная. Но Творец по неизреченной Своей милости и безмерной любви к людям дал им Закон. Дал именно для того, чтобы человек мог показать свою любовь к Богу, свое стремление обрести потерянный Рай. Доказать свою любовь к Богу человек должен был через послушание. Действительно, с рациональной точки зрения Закон Моисеев абсурден. Скрупулезное выполнение всех его предписаний имеет смысл только в том случае, если это делается из стремления послушания Богу. И еще Бог дал обетование о Спасителе.

Однако исполнять Закон и ожидать Мессию, как оказалось, можно было и не для послушания Богу, а для собственного возвеличивания. Именно за это обличал Христос фарисеев. Да и пророк Моисей разбил скрижали именно потому, что людям, не ищущим Царствия Божьего, и Закон не нужен.

И вот наконец в мир пришел Спаситель, который Своим явлением восстановил разорванное богочеловеческое единство. Теперь требовалось послушание не бессмысленному уже Закону, а самому Богу. И стало ясно, что евреи перестали искать Царствия Небесного, а, предав Христа на распятие, превратились и вовсе в лютых богоненавистников.

Об этом ясно и вразумительно в сочинении "Против иудеев" писал св. Иоанн Златоуст: "Нет ничего жалче иудеев: они всегда идут против собственного спасения. Когда надлежало соблюдать закон, они попрали его; а теперь, когда закон перестал действовать, они упорствуют в том, чтобы соблюдать его. Что может быть жалче тех людей, которые раздражают Бога, не только преступлением закона, но и соблюдением его? Поэтому говорит св. Стефан, жестоковыйные, люди с необрезанным сердцем и ушами! вы всегда противитесь Духу Святому (Деян. 7, 51), не только нарушением закона, но и неблаговременным желанием соблюдать его". И на первый взгляд может показаться, что Жевахов следует поучениям св. Иоанна Златоустого.

Однако великий Отец Церкви, сравнивая евреев и язычников, говорил, что евреи были все-таки " ветвями святого корня, но отломились", что "они, призванные к усыновлению, ниспали до сродства с псами, а мы (т.е., язычники – А.С.), будучи раньше псами, возмогли, по благодати Божией, отложить прежнюю неразумность и возвыситься до почести сынов Божиих". А Жевахов обвинял христиан в косности и закоренелой привычке "верить 2000-летнему еврейскому подлогу, будто учение Спасителя в своей основе вытекает из ветхозаветных понятий и является их развитием", призывал "очистить Новый Завет от примесей Ветхого", уничтожить "искусственно созданную ап. Павлом зависимость Нового Завета от Ветхого, позволяющую евреям утверждать, что им "вверено слово Божие" (Римл. 3, 2)". Эти идеи навлекли на него обвинения в ереси со стороны ряда архиереев. Обвинения, надо признать, справедливые.

Вторая ошибка. Жевахов естественно искал союзников для борьбы с жидовством. И нашел их в германском нацизме. "По неисповедимым путям Промысла Божия эту борьбу суждено было поднять мирянину Адольфу Хитлеру (так у Жевахова – А.С.) и, притом, в Германии, – стране свободной богословской мысли. Но именно в этом факте и кроется залог успеха, ибо, связанные мертвящим талмудизмом, Православная и Римско-католическая Церкви и не решились бы выступить открыто против еврейства, а первая же попытка в этом направлении со стороны их отдельных представителей была бы объявлена еретичеством". Психологические основы таких воззрений Жевахова на фашизм понятны – после разгрома и безволия России его просто очаровало сопротивление немцев.

Однако, получается, что лишенные благодати еретики-лютеране и есть подлинная Церковь, борющаяся с главными врагами Христа. Более того, апология фашизма, по существу, есть скатывание от православия даже не к протестантизму, а к язычеству, которое собственно и составляет духовную сущность фашизма. Конечно тогда, в середине 30-х годов, Жевахов не мог еще хорошенько разглядеть каким духом питается германский нацизм. Но теперь это достаточно хорошо известно.

Упование на фашизм имело, несомненно, и политическую подоплеку. У Жевахова мы видим ошибку, свойственную всей русской правой эмиграции. Видя, что русский народ пленен безбожниками и иудеями и не находя в нем собственных сил для освобождения, правые надеялись на внешнее вторжение. Жевахов в очерке о Нилусе с удовольствием приводит интервью с Э.Людендорфом, который, в частности, утверждал, что переворот внутри страны невозможен, т.к. " русский народ страшно терпелив, а теперь, кроме того, и голоден и запуган". Из чего немецкий военачальник делал вывод, что только "общее военное международное вмешательство может избавить Россию от большевизма". Подобного рода размышления приводили русских правых эмигрантов, том числе и Жевахова, к поддержке фашизма.

Третья ошибка. Давая прекрасные примеры того, что государственный аппарат Российской Империи прогнил, что архиереи в своей немалой части озабочены были скорее мирским нежели духовным, что в народе катастрофически иссякала вера, что не только интеллигенция, но и аристократия стали почти сплошь неверующими, Жевахов тем не менее делает акцент на том, что главным было планомерное и сознательное осуществление замыслов мирового правительства. Конечно сейчас уже достаточно хорошо известно, что заговор против России существовал. Масонская паутина опутала и придворные круги, и верхи армии, и руководство основных политических партий. Однако сводить русскую катастрофу к результату действия только жидо-масонского заговора слишком примитивно. Ведь таким образом исключаются страсти человеческие, которые и составляют главную причину соучастия людей в делах тьмы. Такое огрубление и упрощение реального исторического процесса национальному сознанию ничего кроме вреда принести не может.

Частный пример этой ошибки – роль еврейства в развязывании мировой войны. Действительно, по большому счету война была невыгодна ни России, ни Германии. От нее больше всего пострадали именно эти две страны. Но слишком просто объяснять причины мировой войны наивностью русских и немцев, легкомысленно попавших в лапы Интернационала и евреев. Думается, тут мы имеем дело с тем самым случаем, перед которым в недоумении останавливался наш великий мыслитель К.Н.Леонтьев в своей статье "Племенная политика как орудие всемирной революции" : "Как это люди ищут одного, а находят постоянно совсем другое?" Все это есть не просто результат злонамеренного манипулирования сознанием наивных и доверчивых христиан (что, несомненно имеет место быть), но этапы апостасии – вселенского отступления человечества от Бога и соучастия людей в приближении последних антихристовых времен. Поэтому, задача борьбы с врагами Христа есть прежде всего задача духовного просвещения народа, насаждения в нем веры, воспитания в нем воли к сопротивлению.

Однако все эти интеллектуальные ловушки, все эти соблазны мысли не закрывали от взора Жевахова главного: революция есть "наказание Божие за преступления против заповедей и законов Божиих". "И где бы мы ни искали причин обрушившегося на Россию великого горя, где бы ни искали следов этих преступлений, какие бы чрезвычайные комиссии не собирали и в каких бы архивах ни рылись, но найдем мы эти причины только в одном месте – в Библии".

Князю Николаю Давидовичу Жевахову довелось стать очевидцем "страшных лет России". Он видел великое грехопадение русского народа. Он понимал, что это грехопадение, подобно любому человеческому впадению в грех, происходило так же как грехопадение первых людей – Адама и Евы. Искушающий змий подошел сначала не к Адаму, а к Еве, т.к. ее искусить было легче, она была " слабее" Адама. Враг действовал через Еву. Так и в случае с Россией многопестрый змий и многоглавый враг нашел слабейшее сословие в русском обществе. Не к народу подошел искуситель, а к интеллигенции и к дворянству, как к слабейшим в вере.

Жевахов искал в русском народе ту силу, которая сможет остановить катящуюся в пропасть Россию и ...не находил ее. Отсюда – упование на внешнее вторжение, надежды на помощь немцев в свержении большевистского ига. ...Однако, несмотря на внешний пессимизм в глубине своего сердца Жевахов верил в Россию, надеялся, что русский народ опамятуется и вернется на пути Божии, коими он ходил многие века своей истории. Потому что он любил Россию и свой – Богом избранный на великое служение – народ. "Нет не погибла еще Россия! Может быть, и долго еще будет она корчиться в страданиях, и много времени пройдет, пока она снова, омытая слезами возродится к новой жизни, и засияет в ней престол Царя, Помазанника Божия; но это время наступит, ибо нет той силы, какая бы могла убить сердце России, искоренить дух народа, его инстинктивное чутье правды и влечение к ней... И, как бы ни мудрили с народом, какие бы идеи ни прививали, но придет время, когда он, с негодованием, сбросит с себя чуждое ему ярмо и слезами раскаяния загладит свои грехи пред Богом и Царем, вне Которых нет жизни, нет правды...".

Список сочинений князя Н.Д.Жевахова

1. Письма земского начальника // " Гражданин". 1904. №№ 11, 13, 18, 20, 22, 26, 33, 34, 39, 45, 51, 62, 63.

2. Назначение школы. СПб. 1906; СПб. 1998.

3. Святитель Иоасаф Горленко, Епископ Белгородский и Обоянский (1705-1754): Материалы для биографии, собранные и изданные князем Н.Д.Жеваховым в 3 томах и 5 частях. Киев. 1907-1911.

Т.I. Ч.1: Предки Святителя Иоасафа. Киев. 1907.

Т.I. Ч.2. Святитель Иоасаф и его сочинения. Киев. 1907.

Т.I. Ч.3. Жизнь и деятельность Святителя Иоасафа. Киев. 1909.

Т.II. Ч.1. Письменные донесения от разных мест и лиц в разные времена о чудесных исцелениях, совершаемых в Бозе почивающим Преосвященным Иоасафом Епископом Белгородским. Киев. 1908.

Т.II. Ч.2. Предания о Святителе Иоасафе. Киев. 1908.

Т.III. Дополнительный. Киев. 1911.

4. Указы Преосвященного Иоасафа Горленко, Епископа Белгородского и Обоянского. С предисловием князя Н.Д.Жевахова // "Курские епархиальные ведомости". 1908. №18.

5. Речь князя Н.Д.Жевахова, произнесенная в Москве на торжественном собрании в память Св. Иоасафа 30 декабря 1908 года. Курск. 1909; "Вестник Русского собрания". 1909. №1.

6. Чудное действие Божия Промысла. Киев. 1908.

7. Николай Николаевич Неплюев. Биографический очерк. СПб. 1909.

8. Верующая интеллигенция о толковании Евангелия // "Миссионерское обозрение". 1910. №4.

9. Бари. Путевые заметки. СПб. 1910.

10. Строители духа жизни в области живописи и архитектуры И.Ижакевич и А.Щусев. СПб. 1910.

11. Речи. М. 1910.

12. Житие Св. Иоасафа, Чудотворца Белгородского. СПб. 1910; 2-е изд. Новый Сад. 1929.

13. На родине Преп. Сергия Радонежского. М. 1912.

14. Акты и документы Лубенского Мгарского Спасо-Преображенского монастыря. Киев. 1913.

15. Княжна Мария Михайловна Дондукова-Корсакова. СПб. 1913.

16. Потребные сведения усердствующим поклониться св. мощам Святителя Николая Мир-Ликийского Чудотворца. Козельск. 1914.

17. Пробуждение Святой Руси. СПб. 1914.

18. Святитель Иоасаф. Составил князь Н.Д.Жевахов. Пг. 1916.

19. Чудеса Святителя Иоасафа. Составил князь Н.Д.Жевахов. Пг. 1916; СПб. 1998.

20. Речь председателя Русско-сербского общества князя Н.Д.Жевахова, произнесенная при торжественном открытии Общества в г. Вршаце (Сербия, Бенат), 20 июля 1920 г. // "Двуглавый орел" от 1 (14) ноября 1921 г. Девятнадцатый выпуск.

21. Воспоминания товарища обер-прокурора Св. Синода князя Н.Д.Жевахова. Т.1. Мюнхен. 1923; Т.2. Новый Сад. 1928.

Главы 26-39 II тома переизданы:

Еврейский террор в России: Крещение русского народа в огне и слезах: Из воспоминаний товарища обер-прокурора Св. Синода князя Н.Д.Жевахова. Б.м. и г.

Воспоминания товарища обер-прокурора Св. Синода князя Н.Д.Жевахова. В 2-х тт. М. 1993.

22. Еврейский вопрос. Нью-Йорк. 1926.

23. Памяти графа А.Череп-Спиридовича. Нью-Йорк. 1926.

24. Изабелл-Флоренс Хапхуд. Нью-Йорк. 1926.

25. Светлой памяти шталмейстера Высочайшего Двора Ф.В.Винберга. Париж. 1928.

26. Причины гибели России. Новый Сад. 1929.

27. Правда о Распутине (на итальянском языке). Бари. 1930.

28. Корни русской революции. Кишинев. 1934.

29. Раб Божий Николай Николаевич Иваненко. Новый Сад. 1934.

30. Князь Алексей Александрович Ширинский-Шихматов: Краткий очерк жизни и деятельности. Новый Сад. 1934.

31. Сергей Александрович Нилус: Краткий очерк жизни и деятельности. Новый Сад. 1936.

32. Il retroscena dei "Protocolli di Sion". La vita e le opere del loro editore, Sergio Nilus e del loro autore Ascer Chinsberg. Roma. 1939.

Список сочинений князя Н.Д.Жевахова составлен на основе: 1)списка, составленного самим Жеваховым в брошюре: Сергей Александрович Нилус. Краткий очерк жизни и деятельности. Новый Сад. 1936; 2)"Библиографии трудов Н.Д.Жевахова", составленной А.Н.Стрижевым в книге: Воспоминания товарища обер-прокурора Св. Синода князя Н.Д.Жевахова. М. 1993. Список уточнен и дополнен автором.

А. Степанов

"Православие или смерть", N 14, 2000