БЕСЕДЫ С ПАЛАЧОМ
К оглавлению
Глава 3-я. СУРОВЫЕ НАКАЗАНИЯ
Как уже отмечалось, к суровым наказаниям мы относим жестокое карающее физическое и (или) психическое воздействие на того, кто совершил проступок, не приводящее намеренно к гибели наказываемого.
I. Высшая мера наказания (poena capitis = poena capitalis) в Древнем Риме имела две разновидности: потеря гражданской правоспособности и добровольное изгнание.
1. Потеря гражданской правоспособности включала в себя две категории: а) полная утрата гражданского статуса, связанная с лишением свободы; б) частичная утрата гражданского статуса, связанная с утерей римского гражданства при сохранении свободы.
А. Полная утрата гражданского статуса, связанная с лишением свободы (capitis deminutio maxima). В результате такого наказания гражданин становился рабом со всеми вытекающими последствиями.
Б. Частичная утрата гражданского статуса, связанная с утерей римского гражданства при сохранении свободы (capitis deminutio media). Хотя de jure такое наказание было не столь суровым, как первое, всё же de facto положение наказанного мало отличалось от рабского.
2. Добровольное изгнание (exilium) – добровольное оставление отечества навсегда преимущественно из-за политических правонарушений, при помощи которого граждане знатных родов и могли избежать смертной казни или другого сурового наказания. Добровольное изгнание сопровождалось потерей римского гражданства и конфискацией всего имущества. Со временем оно усложнилось в формах и способах применения. На первых порах к этому наказанию добавлялся так называемый запрет воды и огня (interdictio aquae et ignis) – запрещение совместно проживать со своими согражданами тому, кто добровольно удалился в изгнание. В случае его возвращения любой мог безнаказанно убить его. Во времена Империи такой запрет был упразднён.
Местом ссылки были отдалённые древнеримские территории и мелкие скалистые острова Средиземного моря: Аморг, Гиар, Сериф, Церцина, а также самые страшные из них – Пандатерия (к западу от прибрежного города Кумы) и Планазия (между Корсикой и побережьем Этрурии) [Ореханова, с.859, примеч. 25].
II. Насильственное изгнание. У Тацита читаем: «Обсуждался [сенаторами] и вопрос о запрещении египетских и иудейских священнодействий, и сенат принял постановление вывезти на остров Сардинию четыре тысячи заражённых этими суевериями вольноотпущенников, пригодных по возрасту для искоренения там разбойничьих шаек, полагая, что если из-за тяжёлого климата они перемрут, то это не составит большой потери…» [Тацит, с.101–102 (Анналы II, 85)].
III. Наказания, близкие к смертной казни.
1. Присуждение к пожизненным работам в рудниках и каменоломнях (damnatio in metallum) – самое близкое к смертной казни наказание, связанное с утратой свободы. Вот что рассказывал Цицерон: «Все вы слыхали о сиракузских каменоломнях; многих из вас знают их; это огромное и величественное создание царей и тираннов; все они вырублены в скале на необычайную глубину; для чего потребовался труд многочисленных рабочих. Невозможно ни устроить, ни даже представить себе тюрьму, которая в такой степени исключала бы возможность побега, была бы так хорошо ограждена со всех сторон и столь надёжна. В эти каменоломни даже и из других городов Сицилии по приказу доставляют государственных преступников для содержания под стражей» [Цицерон. Речь против Гая Верреса. «О казнях», с.130 (XXVII, 68)].
О том, что это свидетельство великого оратора не было плодом его пылкого воображения, говорит и то обстоятельство, что ряд римских законоведов не делал различия между государственной тюрьмой и каменоломней (см. [Памятники римского права, с.236]).
По образному выражению А.Дж.Тойнби, рабы в рудниках «сгорали в непосильном труде за несколько дней» [Тойнби, с.167].
Каково же было в каменоломне узнику, догадаться нетрудно, если прочитать следующий отрывок из Фукидида, повествующий о горестной доле пленников, захваченных сиракузянами в ходе одного из сражений Пелопонесской войны 431–404 гг. до н.э. и брошенных в сиракузский каменный мешок: «Первое время сиракузяне обращались с пленниками в каменоломнях жестоко. Множество их содержалось в глубоком и тесном помещении. Сначала они страдали днём от палящих лучей солнца и духоты (так как у них не было крыши над головой), тогда как наступившие осенние ночи были холодными, и резкие перепады температуры вызывали опасные болезни. Тем более что скученные на узком пространстве, они были вынуждены тут же совершать все естественные отправления. К тому же трупы умерших от ран и болезней, вызванных температурными перепадами и тому подобными, валялись тут же, нагромождённые друг на друга, и поэтому стоял нестерпимый смрад» [Фукидид, с.472 (VII, 87, 1–2)].
2. Расчленение тела неоплатного должника кредиторами как суррогат погашения долга. Согласно Законам XII таблиц, кредиторы, если они того пожелают, могут разрубить на части и разделить тело должника, не погасившего задолженности в установленный срок. «Если отсекут больше или меньше, то пусть это не будет вменено им в вину», – хладнокровно уточняет закон [Памятники римского права, с.6]. Однако, как сообщает римский писатель-компилятор II в. н.э. Авл Геллий, «я не читал и не слыхал, чтобы в старину кто-нибудь был разрублен на части» [Бартошек, с.203, подстрочное примеч.].
IV. Обезображение внешности. В соответствии с древнеримским законодательством рядовым преступникам брили голову, а виновным в тяжких преступлениях вдобавок сбривали брови (см. [Петроний, с.164]. Впрочем, высказывалось мнение о том, что сбривание бровей применялось и для придания мужчине женоподобного облика [Гаврилов, Гаспаров, Ковалёва, Петровский, Солопов, с.488, примеч. 103]). Следует также учитывать, что обривали себе голову спасшиеся после кораблекрушения [Гаврилов, Гаспаров, Ковалёва, Петровский, Солопов, с.535, примеч. 81].
Ещё круче поступали с клеветниками, беглыми рабами и неисправимыми ворами.
Клеветникам, выбрив голову и брови, раскалённым железом выжигали на лбу клеймо (stigma) в виде буквы К (по другой версии – С, от слова calumniator «клеветник»; по поводу клеймения клеветников, впрочем, высказывались сомнения, см. [Бартошек, с.59]).
У беглых рабов на лбу выжигали клеймо FUG, от fugitivus (servus) «беглый раб», у неисправимых воров – FUR «вор, воровка» [Горенштейн, Грабарь-Пассек, т. 2, с.342, примеч. 36], иногда – краткую фразу, напр. CAVE FURUM «берегись вора» [Маркиш, с.416, примеч. 11], ср.:
…раскалённым железом наёмный
Кат кого-то клеймит за пропажу каких-то полотен.
[Ювенал, с.326 (V, 14, 21–22)].
В историческом романе Лиона Фейхтвангера «Иудейская война», насыщенном подлинными подробностями, рассказано, что рабы, заключённые в эргaстул (каторжную загородную или пригородную тюрьму, подробнее см. гл. 3, пункт XII), имели на лбу клеймо Е [Фейхтвангер. Иудейская война, с.34 (книга 1-я)], что, по мнению, комментатора, не выражающего сомнений в исторической подлинности этого сообщения, значит ergastulum «эргастул» [Касаткина, с.337, примеч. 23]. В обследованных нами источниках и в других комментариях о таком виде клейма, однако, ничего не сообщается.
Клеймение как законная мера наказания рабов упомянуто в «Институциях Гая» [Памятники римского права, с.18].
Так что привычная и с виду невинная пословица «На лбу (у кого-л. что-л.) не написано», как видим, невольно наполняется зловещим смыслом.
Чтобы замаскировать выжженное на лбу клеймо, применяли – и небезуспешно – косметические мушки (см. [Марциал, с.63, эпиграмма № 29]).
Плутарх сообщает, что греки ставили военнопленным на лоб клеймо, в частности, в виде совы [Плутарх, т. 1, с.303 (Перикл XXVI)]. С учётом того что латинское слово stigma «клеймо» заимствовано из греческого языка, приведённое сообщение Плутарха можно считать основанием для гипотезы о греческом происхождении римского обычая клеймить преступников. Этому, впрочем, противоречит то обстоятельство, что для наименования клейма у римлян было и своё слово –nota.
V. Выкалывание (вырывание) глаз. Светоний рассказывал: «Квинт Галлий, претор, пришёл к нему [Октавиану Августу] для приветствия с двойными табличками под одеждой: Октавий заподозрил, что он прячет меч, однако не решился обыскать его на месте, опасаясь ошибиться; но немного спустя он приказал центурионам и воинам стащить его с судейского кресла, пытал его, как раба, и, не добившись ничего, казнил, своими руками выколов сперва ему глаза» [Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.48 (II Божественный Август 27, 4)]. В свете этого гнусного эпизода сусально-слащавыми выглядят иные описания Октавиана Августа как паиньки без сучка и задоринки (см., напр. [Чанышев, с.267]).
По сообщению Флора, палачи вырвали глаза у брата знаменитого древнеримского полководца Гая Мария [Флор, с.128 (Гражданск. война Мария III, 26)].
Выкалывание глаз то и дело упоминается в комедиях Плавта (см., напр. [Плавт, 1933, с.266].
VI. Урезание языка. В том же месте у Плавта читаем: «Ясно, это старушонка донесла про золото. / Вот вернусь, язык отрежу прочь! Глаза ей выколю!» [Плавт, 1933, с.266]. В одной из эпиграмм Марциал пишет:
Что распинаешь раба, язык ему вырезав, Понтий?
То, о чём он замолчал, весь разглашает народ
[Марциал, с.74, эпиграмма № 82].
О том, что угроза отчекрыжить язык – не художественное преувеличение драматурга и поэта, свидетельствует следующий пассаж из Светония: «Один римский всадник, брошенный диким зверям, не переставал кричать, что он невиновен; он [император Калигула] вернул его, отсёк ему язык и снова прогнал на арену» [Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.118 (IV Гай Калигула 27, 4)].
VII. Отсечение рук. Оказывается, военная разведка и контрразведка – изобретение далеко не новое. Штирлицы и Мюллеры в тогах и туниках и сандалиях на босу ногу вовсю шустрили уже под сенью древнеримского Капитолия. В сладостной прохладе италийских кущей не хватало им, правда, раций, «жучков» и других примочек, а главное – задушевного тепла партайгеноссе Бормана и товарища Сталина. Вот почему древнеримские Джеймсы Бонды орудовали порой с наивностью, способной вызывать у нас, поднаторевших в глотании затейливых детективных повествований, снисходительную улыбку, ср.: «…Публий [Корнелий Сципион Эмилиан Африканский Младший] каждый раз отряжал вместе с гонцами-посредниками несколько человек ловких солдат, даже переодетых в рабов, в грязном убогом платье, дабы они могли беспрепятственно разыскать и осмотреть входы и выходы в обеих стоянках [карфагенского войска]» [Полибий, т. 2, с.224 (XIV, 1, 13–14)].
Но шифровки и хитроумные шифровальные устройства у античных лазутчиков всё же имелись: например, жителями Спарты охотно применялась упоминаемая Плутархом так называемая скитала (skut?lh) [Плутарх, т. 2, с.145–146 (Лисандр XIX)]. Это круглая палка, на которую плотно навёртывался ремень; на ремне писали сверху вниз, потом его распускали, и, чтобы прочесть написанное, следовало навернуть ремень на точно такую же палку [Вейсман, с.1140]; [Соболевский, Маркиш, с.639, примеч. 214]; [Томашевская, с.559].
Но и спартанская палка – о двух концах, и, как ремешочку ни виться, «был схвачен карфагенский лазутчик, который два года таился в Риме: его отпустили, отрубив ему руки…» [Ливий, т. 2, с.103 (XXII, 33, 1)]. Чтоб неповадно, значит, было вставлять палки в колёса римской государственной колесницы…
В другой раз повязали уже целую гурьбу хитрованов, которые под видом перебежчиков задумчиво слонялись по римскому лагерю, а на самом деле были посланы передать хитрющему Ганнибалу письмо с просьбой вызволить город Капую, осаждённый римлянами. «Их захватили больше семидесяти, вместе с вновь прибывшими, высекли и, отрубив руки, прогнали в Капую» [Ливий, т. 2, с.293 (XXVI, 12, 19].
«И хотя жестоко применять против пленников огонь и железо, однако не было ничего страшнее для варваров, чем перенести наказание и остаться жить с отрубленными руками», – меланхолически разъясняет Флор [Флор, с.101 (Фракийск. война III, 7)].
Особенно часто отсечению рук подвергались перебежчики [Аппиан Александрийский, с.106 (Война с Ганнибалом 43)].
VIII. Перебивание рук и ног. Так был наказан уже упомянутый брат знаменитого древнеримского полководца Гая Мария [Флор, с.128 (Гражданск. война Мария III, 26)].
IX. Кастрация. Аппиан рассказывал: «Минуций Базилл… убит был своими рабами за то, что некоторых из них в виде наказания он приказал кастрировать» [Аппиан Александрийский, с.497 (Гражд. войны III, 98)]. Попутно отметим, что кастрация в Древнем Риме чаще применялась в качестве коммерческого изуверства (см. гл. 4, § 1, раздел 1).
X. Присуждение к работам на мельнице. По степени суровости сравнивалось древними римлянами с присуждением к каторжным работам.
В комедии Плавта «Пуниец» («Poenulus», точнее – «Молодой пуниец») раб Синкераст, сетуя на своего хозяина, восклицает: «Нет, ей-ей, в каменоломне или же на мельнице / Лучше век влачить в оковах крепких, чем ему служить…» [Плавт, 1937, с.169]. В пьесе Теренция «Девушка с Андроса» господин угрожает своему рабу Даву: «Велю тебя я выдрать, Дав, до смерти сдам на мельницу…» [Теренций, с.39].
XI. Присуждение к полевым работам. Близкой к каторжной была и работа на полях. У Горация читаем:
Вон! А не то угодишь у меня ты девятым в Сабину!
[Гораций, с.276 (сатиры I, 7)].
Комментарием разъясняется, что речь идёт о направлении девятого по счёту раба на полевые работы в Сабинское поместье. «Удаление городского раба на работу в деревню было одним из тяжёлых наказаний» [Петровский, с.390, примеч. 118].
В комедии Теренция «Формион» раб Гета, перечисляя виды суровых наказаний, философски изрекает: «Молоть ли мне на мельнице, быть битым ли, в оковах быть, / Работать в поле – ничего я нового не вижу тут» [Теренций, с.298].
XII. Присуждение к эргастулу. Эргaстул (ergastulum) – каторжная тюрьма для рабов, обычно в сельской вилле, реже – в городе. Представляла собой подвальное помещение с рядом узких, высоко расположенных оконцев. В эргастуле находилось до 15 узников, закованных в кандалы или колодки [Кузищин, с.291]. За рабами наблюдали надзиратели, также из рабов [Гладкий, с.765].
XIII. Порка (castigatio = verberatio). Как самостоятельное наказание было распространено в армии, в семье и в школе.
Свободных лиц обычно били палкой (fustis), рабов стегали кнутом или плетью (flagellum = flagrum = verber), школьников хлестали рoзгой (ferula) по рукам [Овидий, с.45 (Любовные элегии I, 13, 17–18)] и ей же полосовали спину и место ниже спины. «Горе для мальчиков всех, для наставников – сущая радость…», – писал Марциал об этом воспитательном орудии [Марциал, с.366, эпиграмма № 80]. Недаром в лексиконе школьников выражение manum ferulae subducere «подставлять руку под розгу» значило «идти в школу».
Сечение розгой или порка кнутом (плетью) свободных людей при этом считались более суровым и унизительным наказанием, чем избиение палкой (см. [Институции Юстиниана, с.313], [Винничук, с.92]). При этом плеть по силе воздействия превосходила розги. Не случайно у римских поэтов упоминание плетей связано с устойчивым определением рабские (см., напр. [Тибулл, с.194 (элегии II, 3)]. В одном из покорённых римлянами малоазийских городов, например, действовала коллегия (корпорация) бичевателей рабов [Голубцова, с.312]. Ливий сообщал о Публии Корнелии Сципионе Эмилиане Африканском Младшем: «Застав воина в неположенном месте, он приказывал, если тот был римлянин, сечь его розгами, а если не римлянин, то плетьми ]Ливий, т. 3, с.622 (периоха книги 57)].
И немудрено: древнеримская плеть – грозное орудие с длинной рукояткой, от которой отходит несколько тонких цепей или ременных полос со свинцовыми гирьками на конце (см. [Гиро, с.550]; [Егер, с.450, там же рисунок плети]. Нетрудно себе представить, что делалось с человеческим телом, если оно получало хотя бы один удар таким щекотливым инструментом…
Возвращаясь к телесным наказаниям школьников, приведём следующий отрывок: «Одна картина в Геркулануме [который, на радость археологам, вместе с Помпеями был засыпан вулканическим пеплом при извержении Везувия в 79 г.] показывает, каким образом происходило наказание розгами. Виновного брал на плечи более взрослый товарищ; другой держал его за ноги; остальные хладнокровно смотрели на всю эту сцену, как будто бы в ней не было ничего необыкновенного. Учитель, спокойный и серьёзный, вооружён розгой, которой он наносит сильные удары. Ребёнок извивается от боли… Иногда экзекуция производилась с меньшей торжественностью: учитель просто хватал школьника за середину туловища, одной рукой держал его в воздухе вниз головой, а другой наносил ему удары своим ужасным педагогическим орудием» [Гиро, с.95].
Магистраты пытались законодательно оградить римских граждан от самочинной порки и избиения палками (см. [Доватур, Сергеенко, с.299]; [Ливий, т. 1, с.568 (X, 9, 4)], в частности, издав закон Порция [Боданская, Чистяков, с.697, примеч. 40]) и закон Корнелия (lex Cornelia de injuriis) [Бартошек, с.186]. Однако уже сам факт принятия нескольких законов по одному и тому же поводу красноречиво свидетельствовал о пренебрежении к ним общественности: удары розог, плетей и палок по-прежнему градом сыпались как на рабов, так и на римских граждан.
Дискредитировало названные законы в первую очередь то, что и в правовом сознании, и в правовой практике римлян порка и избиение палками оставались ходовыми наказаниями за те или иные проступки.
Так, в самый разгар Пунических войн римляне, и без того ошеломлённые неудержимым напором войск Ганнибала, до смерти перепугались оттого, что в храме Весты по халатности одной из весталок угас огонь, и «по приказу понтифика [верховного жреца] Публия Лициния весталку, которая в ту ночь должна была смотреть за огнём, высекли плетью» [Ливий, т. 2, с.407 (XXVIII, 11, 6)].
Видно, не из робкого десятка был понтифик. Да что там – задрать у беззащитной жрицы подол тоги над местом, где сходятся ноги, и душевно всыпать ей десяток-другой шпицрутенов. Древнеримские бирюльки, мелочи античной жизни… Вот другой жрец – тот лихой молодец: прознав, что Луций Контилий, писец при понтификах, совершил блудодеяние с весталкой Флоронией (а на что ещё, спрашивается, писец?), велел того игрунчика запороть до смерти, да к тому же прилюдно, дабы остальные писцы весталок с невестами не путали и со своими письменными приборами к жрицам впредь не совались (см. [Ливий, т. 2, с.124 (XXII, 57, 3)]). Амбец тебе, писец… Знай наших.
О рабах и толковать нечего. В комедиях Теренция то и дело твердят о порке рабов, подвешенных на дыбе. Так, в пьесе «Евнух» служанка Пифиада угрожает рабу Парменону: «Сегодня же тебя пока подвесят да и вспорют / За то, что нашего юнца скандалом ославляешь / Да на него же сверх того ещё доносишь» [Теренций, с.271].
Порка, впрочем, могла заменять денежный штраф.
В политических целях иногда производились красочные шоу-порки. Так, по приказу Флакка, римского наместника в Александрии, «были схвачены 38 наиболее влиятельных членов верховного совета [александрийских иудеев, почтенных старцев], закованы в цепи, поволочены в театр и здесь на глазах ликовавшей александрийской толпы подвергнуты бичеванию» [Иосиф Флавий, с.185, примеч.].
XIV. Надевание нашейной колодки или железного ошейника. Могло сочетаться с поркой. Как рассказывал Ливий, однажды в городе Риме «какой-то хозяин прогнал розгами прямо через цирк раба с колодкой на шее…» [Ливий, т. 1, с.110 (II, 36, 1)].
Колодка, как можно думать, служила не только и не столько для «ущемления шеи» [Гиро, с.120] (что могло бы резко и нежелательно снизить производительность рабского труда), а в первую очередь для сурового напоминания рабу о его бесправном положении, сравнимым с участью тяглового скота.
Впрочем, колодки применялись и к нерадивым римским гражданам. Так, «Гай Матиен, обвинённый народными трибунами в том, что покинул своё войско в Испании, брошен в колодки, долго бит розгами и откуплен за медный сестерций» [Ливий, т. 3, с.621 (периоха книги 55)].
По приказу консула 191 г. до н.э. Мания Ацилия Глабриона закованным послам этолян были надеты железные ошейники [Полибий, т. 2, с.332 (XX, 10, 8–9)], как можно полагать, также с целью жестоко унизить. Применялись железные ошейники, между прочим, и греками (см. [Арриан, с.99 (30, 5)].
XV. Заковывание в цепь или в кандалы (либо то и другое вместе). У Ювенала читаем:
Где тот горн, наковальня та где, что цепей не готовят?
Сколько железа идёт для оков, что, боишься, не хватит
Плуги простые ковать, железные бороны, грабли.
[Ювенал, I, 3, 309–311].
Кандалы могли сочетаться с колодкой [Люцилий, с.378 (XXIX, 40, 854)].
Своего рода наказанием можно считать и приковывание к стене раба-привратника в богатых римских домах, чтобы страж порядка не мог самовольно покинуть свой пост (см. [Гиро, с.150]). Овидий называет такого караульщика «цепным рабом» [Овидий, с.40 (любовные элегии I, 6, 74)].
XVI. Битьё по лицу и таскание за волосы. По отношению к прекрасному полу в римском быту считалось воспитательно-оздоровительной процедурой.
Агустин Аврелий рассказывал: «У многих женщин… лица бывали обезображены синяками от пощёчин…» [Августин, с.122].
Проперций с мрачной ухмылкой утешает свою неверную возлюбленную:
Я не вцеплюсь вне себя в твои заплетённые косы,
И не посмею побить грубым тебя кулаком…
[Проперций, с.298 (элегии II, 5)].
А вот у Овидия «не вынесла душа поэта позора мелочных обид», нанесённых ему прелестницей, и он с древнеримской солдатской прямотой рапортует:
Я же дошёл до того, что схватил надо лбом её пряди
И на прелестных щеках метки оставил ногтей!
[Овидий, с.41 (любовные элегии I, 7, 49–50)].
Как тут не вспомнить родимое, близкое:
Излюбили тебя, измызгали –
Невтерпёж.
Что же ты смотришь так синими брызгами?
Иль в морду хошь?
В огород бы тебя на чучело
Пугать ворон.
До печёнок меня замучила
Со всех сторон.
[Есенин, с.129 («Сыпь, гармоника. Скука… Скука…»)].
А ещё твердят, что Проперций и Овидий не наши парни…
XVII. Наказания за воинские преступления. Полный перечень таких наказаний содержится в Дигестах Юстиниана (см. [Памятники римского права, с.591–598]) и подробно рассмотрен в книге [Скрипилёв, с.64–71].
Большинство из них ни по орудиям, ни по степени жестокости ничем не отличались от наказаний, которые применялись к неслуживым римлянам. Единственная важная особенность состояла здесь в том, что военнослужащих, в отличие от рабов, не подвергали ссылке на работы в рудники и каменоломни, отдаче на растерзание диким зверям и повешению. Кроме того, воинов нельзя было пытать во время допроса. Однако если воин перебегал к неприятелю и затем возвращался в своё подразделение, он утрачивал названные преимущества и в правовом отношении приравнивался к рабу [Памятники римского права, с.591, 592].
Указанные льготы, конечно, же давались не от щедрот властителей. Прежде всего, древнеримская воинская служба была многолетней. (Существуют разные сведения о продолжительности службы в древнеримском войске: от 25–26 лет (см., напр. [Ранович, с.29], [Словарь античности, с.98]) до 30 (см., напр. [Фейхтвангер. Лже-Нерон, с.101 (книга 2, глава 2)], [Мазуркевич, с.21] и даже до 40 лет [Машкин, с.509]). Кроме того, она была сопряжена, как и во все времена, с жестокими тяготами и лишениями.
Вот лишь одна, но характерная зарисовка из армейского быта римлян: «…зима была столь суровою, что земля покрылась ледяной коркою и, чтобы поставить палатки, требовалось разбивать смёрзшуюся почву. Многие отморозили себе руки и ноги, некоторые, находясь в карауле, замерзали насмерть. Рассказывали об одном воине, нёсшем вязанку дров: кисти рук у него настолько примёрзли к ноше, что, когда он её опустил, отвалились от рук…» [Тацит, с.310 (Анналы XIII, 35)].
Единственным утешением для римского солдата была возможность в условиях круговой поруки [Кнабе. История. Быт. Античность, с.13] пограбить захваченные города да время от времени утешиться продажными ласками блудниц, которые при нерадивых начальниках тучами налетали на римские лагеря (см. ]Ливий, т. 3, с.622 (периоха книги 57)].
Железная дисциплина, царившая в элитных римских войсках, непреклонная верность римского солдата ратному долгу недаром вызвали неподдельное восхищение у О.Шпенглера, автора знаменитой книги «Закат Европы». О.Шпенглер писал: «Не бросать своего напрасного поста, без всякой надежды на спасение, – это долг. Выстоять, как тот римский солдат, останки которого нашли у ворот Помпеи, который умер, потому что при извержении Везувия его забыли снять с поста. Вот что такое величие... Этот достойный конец – единственное, чего нельзя отнять у человека» [Свасьян, с.60].
Если волею судьбы под градом вражеских стрел, камней, дротиков и разящих ударов меча воин всё же оставался живым, тяготы многолетней службы неумолимо подрывали его здоровье. Так, когда племянник императора Тиберия, полководец Юлий Цезарь Германик прибыл в расположение волновавшихся римских легионеров, «некоторые из воинов, схватив его руку как бы для поцелуя, всовывали в свой рот его пальцы, чтобы он убедился, что у них не осталось зубов; другие показывали ему свои обезображенные старостью руки и ноги» [Тацит, с.26 (Анналы I, 34)].
Некоторые ретивые военачальники относились к своим подчинённым с жестокостью, ничуть не меньшей, чем к заклятому врагу. Так, некий центурион Луцилий получил у солдат прозвище «Давай другую», так как, «сломав лозу о спину избиваемого им воина, он зычным голосом требовал, чтобы ему давали другую и ещё раз другую» [Тацит, с.20 (Анналы I, 23)]. А некий грозный начальник разошёлся и пуще того: одного воина «покарал смертью за то, что он копал землю для вала не будучи перепоясан мечом, а другого – так как он был вооружён только кинжалом» [Тацит, с.240 (Анналы XI, 18)]. По рассказу Ливия, во время атаки на эквов другой рубака, диктатор Квинт Сервилий Приск, зарубил «за промедление одного из знаменосцев» [Ливий, т. 1, с.265 (IV, 47, 2)].
Особое социальное положение военнослужащих, конечно, накладывало свой отпечаток и на пенитенциарную сторону. Так, согласно Плутарху, как-то раз римские воины за проявленное малодушие были подвергнуты, по его словам, «позорному наказанию»: они должны были «на глазах других воинов в одних туниках, без пояса, вырыть ров в двенадцать футов длиной» [Плутарх, т. 2, с.243 (Лукулл XV)]. Унизительность упомянутого взыскания заключалась, прежде всего, в том, что нерадивые солдаты на время лишились униформы и знаков воинского отличия, среди которых важнейшим была перевязь для меча, портупея, по-латыни cingulum (см. [Высокий, с.206, примеч. 94]; между прочим, выражение снять с кого-л. портупею (cingulo aliquem exuere) значило и «уволить кого-л. с военной службы» [Дворецкий, с.140]). Вообще, отсутствие пояса у римлян расценивалось как забвение обычаев и варварская неотёсанность [Буровик, с.92]. Кроме того, наказанные воины своим внешним видом стали походить на представителей беднейшего простонародья (tunicati), носившего туники без тоги.
По рассказу Полибия, провинившимся воинам командир «велит выдавать положенную меру ячменя вместо пшеницы, палатки их приказывает ставить за окопами, ограждающими лагерь» [Полибий, т. 2, с.28 (VI, 38, 3–4)]. Тем самым недокормленные штрафники становились лёгкой мишенью для неприятельских стрел, камней и дротиков.
Аппиан сообщал: «Во время штурма [испанского] города одна женщина, когда какой-то солдат хотел изнасиловать её, пальцами выколола себе глаза. Серторий [Квинт], узнав об этом, приказал истребить всю когорту из римлян, которая, хотя бы в лице одного солдата, позволила себе такой дикий поступок» (Аппиан Александрийский, с.357 (Гражд. войны I, 109)].
XVIII. Комбинированные наказания. Некоторые древнеримские человеколюбы в пору гражданских войн на мелочи не разменивались. Они соединяли в одной бригадной работёнке различные наказания:
Отняты руки от плеч, и язык, изъятый из глотки,
Дико трепещет и бьёт немым содроганием воздух.
Уши срезает один, другой орлиного носа
Ноздри, а третий глаз выдирает из впадин глубоких
[Лукан, с.33 (II, 181–184)].
Были такие мoлодцы, конечно же, усердными учениками презираемых ими варваров. Вот, например, как заботливо вразумлял своих пленных один ухватистый карфагенянин: «…Гасдрубал тех из пленных римлян, которые были у него, вывел на стену, откуда римлянам должно было быть хорошо видно то, что должно было совершиться, и стал кривыми железными инструментами у одних вырывать глаза, языки, жилы и половые органы, у других подрезал подошвы, отрубал пальцы или сдирал кожу с остального тела и всех ещё живых сбрасывал со стены и со скал» [Аппиан Александрийский, с.170 (Пунич. войны XVII, 118)]. Вообще, такие настенные показательные изуверства над пленными были у древних не редкость. Так, ворвавшись в осаждённый город Тир, воины Александра Македонского устроили там мстительную резню: «их измучила длительная осада, и они не забыли, как тирийцы, захватив их земляков, ехавших из Сидона, поставили их на стене, на глазах всего лагеря закололи и бросили в море» [Арриан, с.68 (24, 3)].
XIX. Неясные и спорные случаи.
1. Как нетрудно заметить, до сих пор шла речь о наказаниях, применявшихся в сухопутных войсках. Отличались ли от них наказания, практиковавшиеся в древнеримском военно-морском флоте, и если отличались, то чем?
К сожалению, обследованные источники ответа на этот вопрос не дают. Правда, в одном из эподов Горация (IV, 3) глухо упоминаются некие «испанские бичи» [Гораций, с.184], которые, по мнению комментатора, служили орудием наказания в римском флоте [Петровский, с.377, примеч. 3 к эподу 4]. Однако упомянутый комментарий слишком краток, чтобы составить хотя бы приблизительное представление и о причинах наказания такими плетьми, и о самих плетях.
2. В Дигестах Юстиниана содержится рассуждение о рабах с отрезанными пальцами рук и ног [Памятники римского права, с.498]. Было ли такое увечье результатом пыток, наказания или представляло собой случайную бытовую травму, мы не знаем. Однако полностью исключать первую возможность не следует, учитывая, в частности, что знаток античности Роберт Грейвз в своём историческом романе «Я, Клавдий» пишет об отсечении писцам большого и указательного пальцев как о римском способе наказания за их писарские вольности [Грейвз, с.34 (глава 2-я)]. К этому нелишне добавить сообщение Плутарха о существовавшей у афинян манере отрубать большой палец на правой руке военнопленным, чтобы они могли грести, но не были в состоянии держать копьё [Плутарх, т. 2. с.135 (Лисандр IX)].
В явно поддельной книге «Властелины Рима» упоминается подрезание жил на пальцах рук, которому подвергся некий письмоводитель за подделку судебного документа [Элий Лампридий. Александр Север, с.163 (XXVIII, 3)]. Отнесём и это римское наказание к разряду возможных.
3. В той же книге «Властелины Рима» рассказывается о том, как военачальника, покинувшего свой пост, император Макрин «велел привязать снизу к крытой повозке и в течение всего пути тащил его живым еле дышавшим» [Юлий Капитолин. Опилий Макрин, с.127 (XII, 7). Такое волочение по земле на привязи, как известно, применялось с незапамятных времён, особенно конными кочевниками, поэтому полностью исключать из нашего списка упомянутое наказание нельзя, хотя в то же время безоговорочно связывать его с именем Макрина, учитывая ненадёжность источника, едва ли оправданно.
4. По сообщению А.Ф.Кистяковского, римляне применяли к рабам такое мучительное наказание, как раздавливание мужских яичек. «Несчастных, – пишет он, – которые оставались в живых после этой ужасной операции, было очень много в Риме» [Кистяковский, с.116]. В обследованной нами литературе упоминаний о таком наказании не содержится. Для окончательного выяснения этого обстоятельства необходимы дополнительные разыскания.
|
