Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы: Россия, 1940-1950-е гг.
ОБРАЗ ВРАГА В СОВЕТСКОЙ ПРОПАГАНДЕ 1945-1954 ГГ.
К оглавлению
Глава III. Эволюция и роль образа врага в первой половине 1950-х гг.
§ 1. Функционирование и развитие образа врага в мае 1951 — августе 1952 гг.
Мир в начале 50-х годов
В начале 50-х годов во внешней и внутренней политике капиталистических государств появились новые тенденции, которые вызвали негативную реакцию правительства СССР. Это «план Плевена», выдвинутый в октябре 1950 г. французским премьер-министром, — план создания Европейского оборонительного сообщества (ЕОС), с помощью которого западные державы пытались провести ремилитаризацию ФРГ. «План Шумана», согласно которому возникло Европейское объединение угля и стали — зародыш будущего «Общего рынка». Дестабилизирующими факторами мировой политики, которые влияли на развитие образа врага, продолжали оставаться корейская война и конфликты сторон на переговорах в Кэсоне и Панмыньджоме; рост национально-освободительного движения, которое всемерно поддерживал СССР, — в 1951 г. добилась независимости Ливия, в 1952 — Египет; американо-советско-японские отношения.
Самостоятельным фактором политики стали взаимоотношения двух немецких государств, а также деятельность канцлера ФРГ Конрада Аденауэра. Канцлер использовал программу ремилитаризации Западной Германии, образ советского и восточногерманского противника для давления на США и Великобританию с целью расширить суверенитет страны, ограниченный оккупационным статусом. Восточногерманское правительство, в свою очередь, не раз невольно подыгрывало Аденауэру, который стремился не допустить общегерманских выборов. Воинственная риторика сторон определялась не только позицией лидеров государств, но и народов: например, в апреле 1952 г. подавляющая часть западных немцев, выступая за переговоры с СССР, одновременно не принимало сложившихся после войны границ. Аденауэр не верил в возможность их передела, но был вынужден из политических соображений делать заявления и предъявлять претензии восточноевропейским странам1.
В свою очередь, правительство США пыталось использовать ремилитаризацию ФРГ и образ советского врага для ограничения суверенитета ФРГ, в котором оно видело «трудного партнера»2.
Правительство СССР пыталось удержать в своем геополитическом пространстве страны Восточной Европы, и прежде всего таких «трудных партнеров» как Польша и Чехословакия. В Чехословакии шла активная подготовка политического процесса, жертвой которого в конце 1952 г. станет Генеральный секретарь ЦК КПЧ Р.Сланский3. Наряду с созданием образов шпионов, спецслужбы СССР и стран Восточной Европы искусно заманивали в ловушки реальных западных шпионов и диверсантов4.
Во внутренней политике перед правительством СССР встали не менее трудные задачи. Восстановление экономики страны в основном было закончено. Энтузиазм трудящихся, вызванный пафосом восстановления, угасал, а возможностей для материального стимулирования эффективного труда государство все еще не имело. Значительные средства расходовались на гонку вооружений. Крайне медленно росло благосостояние граждан. Сельское хозяйство по-прежнему рассматривалось как главный источник накопления средств для модернизации промышленности. Принципы функционирования хозяйственного механизма не способствовали решению новых задач5. Пропаганда была призвана затушевать противоречия реальной жизни и объяснить трудящимся, особенно крестьянам, почему им так тяжело живется на родине социализма.
Перестройки аппарата пропаганды
Изменения в межгосударственных отношениях, новые внутриполитические тенденции вызывали необходимость коррекции пропагандистской деятельности. В 1951—1954 гг. это привело к тому, что отдел пропаганды и агитации перестраивался четырежды: в январе 1951, январе и апреле 1953, мае 1954 гг. Реорганизации отражали процессы централизации и специализации, характерные для всех бюрократических аппаратов. Но смысл их был различным. Если перестройки 1951, января 1953 и 1954 гг. были направлены на ужесточение критики Запада, то в апреле 1953 г. реорганизация СИБ, например, должна была ограничить излишнее рвение пропагандистов в период разрядки. Особенностью перестройки 1954 г. было создание не только функциональных, но и территориальных отделов в рамках отдела пропаганды и агитации.
Направления пропаганды и новые лица
В середине 1951г. образ врага не был выражен столь ярко и полно, как в марте 1949г. На страницах советских газет до января 1953г. практически отсутствовала одна из его важнейших форм — образ внутреннего врага «космополита», «сиониста». ЦК ВКП(б) делал акцент на развитие у граждан «советского патриотизма», а также боролся против «пережитков капитализма» в сознании «отдельных» несознательных граждан СССР.
В начале 50-х гг. в советской внешнеполитической пропаганде пересекались и стимулировали друг друга две основные линии, которые в конечном итоге способствовали закреплению в общественном сознании образа американского милитаризма: корейская и западноевропейская, прежде всего германская.
Весной-летом 1951 г. на страницах советских газет стало заметно творчество приглашенных из-за рубежа журналистов-коммунистов. Один из них — Жан Катала, специализировался на дискредитации представителя правых сил — де Голля, и созданной им партии «Объединение французского народа» (РПФ). Спекулируя на невежестве подавляющего большинства советских людей, Катала отождествлял позицию французского правительства, которое выступало за сотрудничество с американцами, и позицию де Голля, который резко критиковал как коммунистов, так и американскую экспансию во Франции.
21 июня Катала опубликовал статью «Де Голль — оруженосец Уолл-стрита», которая в первоначальном варианте называлась «Де Голль не пройдет!» и предназначалась для публикации до дня выборов в Национальное собрание Франции. Но де Голль «прошел», РПФ даже отобрала голоса у социалистов, и статья была опубликована с небольшими изменениями. «Решив во что бы то ни стало навязать свою волю народу, де Голль, равно как и "200 семейств", — писал Катала, — прибегли к наиболее надежному с их точки зрения средству: они полностью превратились в агентуру американского империализма». Дописка на полях черновика рукой советского редактора усиливала удар: «Этому способствовало еще и то, что де Голль и его сообщники скоро поняли — лондонские покровители ненадежны. Сама Англия, потрепанная и ослабленная войной, стала превращаться в американского вассала»6. По-прежнему разоблачались югославские сепаратисты. Журналисты, зарубежные корреспонденты соревновались в подборе хлестких заголовков: на протяжении 1951—1952 гг. «Литературная газета» поместила статьи Мэрсина Мэтая — албанского дипломата, арестованного в Югославии, «21 месяц в титовских застенках»; В.Катаева «В клоаке титофашистов»; И.Ремизова «Белградские мальтузианцы». Журналисты использовали высказывания западных политиков, которые неоднозначно относились к югославским руководителям: Катаев, например, цитировал сенатора Маккарэна, публично назвавшего Тито «бандитом и убийцей», но призвавшего конгресс оказать помощь Югославии, потому что это было выгодно США. «Крокодил» воспроизвел не менее хлесткое заявление журнала «Тайм»: «Тито — порядочная свинья, но это наша свинья»7.
В дискредитации США при помощи статей о событиях в Корее преуспел американский коммунист Джозеф Кларк. Поселенный в квартире на Садово-Самотечной улице, Кларк начал поставлять согласованные с советскими пропагандистами статьи8. 7 июля 1951 г. он опубликовал в «ЛГ» статью «За что они сражаются», посвященную низкому моральному состоянию американских солдат, воюющих за интересы монополий в Корее.
Тупики корейской войны и пропаганда
Статья Кларка верно отражала ситуацию: война затянулась, правящие круги Америки зашли в тупик. Деятельность дипломатов супердержав с лета 1951 г. была направлена на поиск выхода из корейской войны без потери лица9.23 июня по американскому радио выступил советский представитель в ООН А.Я.Малик, который предложил воюющим сторонам начать переговоры о прекращении огня, «о перемирии с взаимным отводом войск от 38-й параллели»10. В тот же день, 23 июня, «Литературная газета» опубликовала заметку Б.Агапова «Дикари в Ясной Поляне», в которой сообщалось о вызывающем и грубом поведении первого и второго секретарей посольства США. На следующий день редакция опубликовала письма возмущенных советских граждан.
Произошедшие 23 июля события показали противоречивость ситуации: вынуждая своих сателлитов начать переговоры о заключении перемирия в Корее, супердержавы не собирались прекращать психологическую войну. Поводы следовали один за другим: с июля 1951 г. США и государства Западной Европы начинают осуществлять «план Плевена». В августе были сорваны переговоры в Корее, до конца октября возобновились боевые действия; в сентябре прошел СМИД в Оттаве и Вашингтоне, принявший концепцию ЕОС, а также Сан-Францисская конференция, утвердившая американский вариант договора с Японией. Вместе с тем, заявление Малика и переговоры по корейскому вопросу, проведение в апреле 1952 года международного Экономического совещания говорили о появлении первых ростков будущей разрядки международной напряженности. У нее были объективные причины. Народы Запада и Востока устали от первого этапа холодной войны. Политика США зашла в тупик, и правительство было вынуждено спасать свой имидж миротворца. Правительство же СССР нуждалось в налаживании торгово-экономических связей с Западом для закупки товаров и сырья, которые не могла произвести промышленность отечественная. В столь противоречивой обстановке меняются функции образа врага. Дискредитация США теперь направлена на принуждение к заключению соглашению по Корее. Еще одна задача — раскол единого фронта Запада с целью наладить торговые отношения с западноевропейскими странами.
В результате более гибко заработала советская цензура. Так, после срыва переговоров по Корее в августе 1951 г. «Литературная газета» дискредитировала в глазах советских людей нового американского главнокомандующего объединенными силами ООН на Дальнем Востоке: поместила фотографию под заголовком «Риджуэй — палач Кореи». Редакция использовала прием переноса отрицательного авторитета с одного лица на другое: напомнив о подобном фото с Макартуром, газета комментировала: «Спокойно любуется он трупами. Да, Уолл-стрит не ошибся, когда, подыскивая замену Макартуру, остановил свой выбор на Риджуэе»11. С октября переговоры возобновились, и отдел пропаганды и агитации стал жестко цензурировать материалы, присылаемые собственными корреспондентами «ЛГ» в Корее. Например, B.C. Латов с января по май 1952 г. направил около десятка сообщений, в которых политика США подвергалась критике с помощью образа врага. В статье «Дети Кореи» он, например, писал: «Американские звери, презрев законы джунглей, терзают и рвут на части детские тельца»; в статье «Пауки в банке» Ли Сын Ман и Ким Сон Су обзывались «облезлыми павианами» и «матерыми предателями». Однако статьи так и остались в виде телеграмм12. Латов, проинструктированный в ином, видимо, духе, напрасно просил сообщить об их судьбе. Часть его менее эмоциональных материалов была размещена в армейских газетах и «Советском искусстве»13.
Вихри психологической войны
Однако образ врага-милитариста применялся для обвинений американской стороны в затягивании переговоров о мирном урегулировании в Корее. Типичный пример — статья Б.Щетинина «Цепь проволочек», опубликованная 10 апреля 1952 г. «Литературной газетой». Накануне заключения Боннского и Парижского соглашений Щетинин небезосновательно отмечал: «Война в Корее используется американским империализмом для усиления военного напряжения во всем мире, как средство давления на своих европейских сателлитов в вопросах перевооружения и вооружения». Таким образом, СССР пытался мобилизовать мировое общественное мнение против США.
Весной 1952 года, во время Экономического совещания на страницах газет вновь предстало неприглядное лицо американского империализма, который мешает своим сателлитам торговать с СССР. Газеты утверждали, что это западные страны нуждались в торговле с СССР, а Союз шел на сотрудничество только исходя из стремления к миру. Агитпроп организовал публикацию большого количества статей иностранных авторов в «Литературной газете» и «Труде». В статье Нелли Фельд и Робера Ламбуата «Какие преимущества получит Франция от интенсивной торговли с Советским Союзом», опубликованной «ЛГ» под заголовком «Письмо из Франции», французское правительство осуждалось за участие в военных программах Пентагона, которые разоряют местную промышленность14. Подобные материалы были опубликованы по Италии, Великобритании15.
Образ врага активно использовался для нейтрализации заявлений делегатов Экономического совещания. Так, в газетном отчете о выступлении промышленника из Австрии Ю.Шахнера, анализировавшего причины международной напряженности, утверждалось, что он «пустился в странные утверждения, что этими причинами будто бы является "непрерывный и чудовищный рост народонаселения", "прогресс технизации"»16. Удивленно-пренебрежительный тон и выделение постулатов разоблаченных ранее неомальтузианских теорий оживляли одну из психологических установок образа врага и воспроизводили весь стереотип.
Апогей советской пропаганды в 1951 г. приходится на ноябрь, когда советская печать дружно обрушилась на «атомный» октябрьский номер журнала «Кольерс». В написании статей для него принимали участие многие известные политики, экономисты и писатели Запада, обратившие острие своего пера против советского врага. В беллетристической форме журнал преподнес читателям один из вариантов ядерного нападения на СССР. «Гуманисты» из Вашингтона во имя спасения советских людей от «тоталитаризма» были готовы десятки миллионов из них уничтожить при помощи ядерных бомб, а остальных осчастливить своей демократией во время оккупации. Лучшего подарка советские пропагандисты не могли и желать: это позволило им и их иностранным помощникам оживить в сознании советских людей практически все формы образа внешнего врага. Так, Пьер Куртад обращал внимание, что по сценарию «Кольерса» третья мировая война начинается с «белградского инцидента», и привязывал прогнозы журнала к антисоветскому дипломатическому демаршу правительства Югославии в ООН. Джозеф Кларк нанес удар по всей политике Вашингтона: «Дела вашингтонских "миротворцев" говорят сами за себя. Это — агрессивный Северо-Атлантический блок, это — густая сеть баз, опутавших весь земной шар; это — миллиардные ассигнования, вливающие силу в военную машину Уолл-стрита ...это, если хотите, и специальный «атомный» номер моргановского еженедельника «Кольерс»17.
Правые силы США вновь дали повод для закрепления образа врага в общественном мнении СССР. Конгресс США принял закон от 10 октября 1951 г., который предусматривал выделение 100 млн. долларов на финансирование подрывной и диверсионной деятельности против СССР и стран народной демократии. В передовой «Правды» от 23 октября «Диверсанты и шпионы на содержании конгресса» закон назывался «террористическим». В ноябре-декабре советские газеты опубликовали ноты СССР и Чехословакии по данному вопросу, а правительство добилось обсуждения вопроса о вмешательстве США в дела других государств на сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Однако США не обратили внимание на ноты, а обсуждение вопроса в ООН провалили.
Палочный аргумент
Тогда же, в октябре 1951 г., появилась статья «Против рецидивов антипатриотических взглядов в литературной критике» — одна из немногих, в которой вновь мелькнула тень внутреннего образа врага. «Правда» напомнила об антикосмополитической кампании 1949 г., а также осудила А.С.Гурвича за выдуманные факты принижения роли советской литературы18.Это было недвусмысленное предупреждение так называемым космополитам: ЦК ВКП(б) и руководство ССП не допустит никакого инакомыслия.
Угрозы в адрес возможных внутренних врагов прозвучали в сложной международной обстановке. 18 февраля 1952 г. Турция и Греция присоединились к НАТО; началась война нот между СССР и США по германскому вопросу; Лиссабонская конференция руководителей стран НАТО утвердила проект создания «европейской армии» — ЕОС, и приняла программу ремилитаризации ФРГ. В мае западные державы планировали подписать соглашение о создании ЕОС и заключить «Общий договор» с ФРГ, согласно которому прекращалось действие оккупационного статуса.
Германская проблема и образ врага
В еще большей степени закреплению образа врага в общественном сознании способствовали статьи по германскому вопросу. В октябре-ноябре 1951 г. советские пропагандисты развивали тему «Генералы вермахта на службе Уолл-стрита». Так, содержание статьи Д.Мельникова (Меламеда) и Л.Черной «Лакштифели жаждут реванша», опубликованной «Огоньком»19, сводилась к тезису о преемственности планов фашистской Германии и США: мол, предчувствуя поражение Германии, Гиммлер приказал разработать специальный план сохранения офицерских кадров для обеспечения «реванша» в III мировой войне. План, якобы, поддержали американцы, реабилитировав нацистских преступников для использования против СССР. В акции приняли участие все центральные газеты: так, «Комсомольская правда» осуждала «план Шумана» как «план войны»; «Правда» назвала планы интеграции «политикой реванша и агрессии»20. Усиление конфронтации по германской проблеме сорвало попытку агитпропа ЦК ВКП(б) снизить интенсивность использования образа врага в пропаганде по корейскому вопросу. В течение марта-мая 1952 г. Советский Союз трижды предъявлял США ноты, в которых муссировалась мысль о возрождении «вермахта»21, а также обвинил США в использовании бактериологического оружия в Корее. Американские пропагандисты использовали не менее хлесткие контраргументы: реанимировали «Катынское дело».
Для отпора врагу срочно были мобилизованы такие «свидетели», как митрополит Николай. Заголовок его статьи «Голос свидетеля» подменял понятия: митрополит был свидетелем не расстрела, а вскрытия могил в 1944 г. и сам оказался жертвой обмана со стороны спецслужб СССР. «Во мне, как участнике расследования Катынского преступления, закипает жгучее чувство протеста против такой нечестной, отвратительной провокации, — писал отец Николай, — затеявшие ее круги воскрешают гнусную провокацию Геббельса и К°, поднятую в 1943 г., с ее попытками приписать преступление нам. Но народы умеют разбираться во лжи и правде!» Написанная 3 марта, статья уже 6-го увидела свет в «Литературной газете»22. Обращает на себя внимание и выбор автора: церковь была авторитетом для сельского населения. Развивая тему, «Литературная газета» 8 марта опубликовала два фото: «1941. Преступление гитлеровских палачей в Катыни. — 1951. Преступление американских палачей в Корее». Одновременно 4 и 5 марта «Труд» перепечатал «Сообщение специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров».
Заключение Боннского «Общего договора» с Германией 26 мая и подписание 27-го Парижского договора о создании ЕОС вызвало мощный пропагандистский залп в советской печати. Известные журналисты эксплуатировали образ врага в статьях типа «Сговор агрессоров» В.Березинского; «Разоблачить агрессоров» Е.Григорьева; «Против боннского сепаратного договора» С.Зыкова и других. В этой акции также участвовали все центральные газеты23. Все лето 1952 г. пресса вела прицельный огонь по заключенным соглашениям, по «наместнику Гитлера» — К.Аденауэру, военизированным подразделениям ФРГ24.
Образ врага-«неофашиста» в лице Аденауэра пропагандисты использовали для давления на общественное мнение Франции, в которой не только коммунисты, но и значительные слои населения опасались возрождения германского милитаризма. «Фашизм не пройдет», — гласили газетные заголовки, посвященные арестам французских коммунистов Ж.Дюкло, А.Стиля — организаторов акций протеста против Боннских и Парижских соглашений25.
Долговременная пропаганда в действии
Весьма своевременно, 15 июня, «Труд» — одна из самых массовых газет СССР, опубликовал рецензию-рекламу книги И.Эренбурга «Девятый вал». «Это произведение включено в живой и бурный поток текущей действительности», — писал Л.А.Плоткин, который пытался донести до рядовых советских людей пропагандистские моменты произведения. В книге изображена «кипучая» жизнь отдельных представителей советской интеллигенции, которые проводят время в заграничных командировках, читают «лекции» о положении в мире иностранным корреспондентам газет, с жалостью смотрят на одураченных американской пропагандой людей. Эренбург устами отрицательных героев смело воспроизводит постулаты антикоммунистической пропаганды, но искусно нейтрализует ее: доводит до абсурда, показывает шпионскую деятельность носителей. Вот типичный пример: спор антисоветски и просоветски настроенных западных интеллектуалов: «Профессор Хенусси прервал его: «Может быть, вы скажете, что дискуссия по биологии не искажение данных? Я ознакомился с отчетом, трудно себе представить большее подчинение науки политической указке». «Не нахожу, — спокойно ответил Дюма, — конечно, у них стиль разговора другой. Я готов понять, что некоторые выражения вас коробят. Но на дискуссии был поставлен вопрос первостепенной важности...» «Для коммунистов, — воскликнул профессор Хенусси, — в конечном итоге это не научная дискуссия, а пропаганда. Завтра мы, быть может, прочитаем, что Дарвин был коренным русским...» Дюма пожал плечами: «Это, простите, неостроумно. Трудно поверить, что такие вещи говорит ученый, а не газетчик...»26. «Всесторонне изобразив мир смидлов, нильсов, лоу и бедье, их "культуру", политику и "идеалы", их каннибальские замыслы, — подчеркивал Л.Плоткин, — Эренбург вместе с тем показал неизбежную историческую обреченность этих преступных планов и вожделений». Писатели продолжали насаждать стереотип образа врага.
Беспроигрышная открытость
Идеологи и пропагандисты из ЦК ВКП(б) были уверены в превосходстве советского экономического и политического строя над любым несоветским. После антикосмополитической кампании 1949 г. к этому присоединилась уверенность в отсутствии в стране инакомыслящих, прочном морально-политическом единстве общества. В результате впервые с октября 1947 г. И.В.Сталин мог допустить открытую полемику с внешнеполитическим врагом в печати. Летом 1951 г. министр иностранных дел Великобритании лейборист Моррисон направил в редакцию «Правды» письмо, в котором прославлял западные ценности — свободу и демократию. «Граждан Британии не забирают в их жилищах, их не ссылают, их не заключают в трудовые лагери, — писал министр, — хотелось бы мне знать, может ли каждый из вас открыто сказать, что он испытывает такое же чувство личной безопасности...» «Правда» и «Комсомольская правда» поместили на своих страницах письмо, а также ответ, дополненный затем откликами из зарубежной печати27.
Политическая наивность Моррисона состояла в неучете мировоззрения советских людей, сформированного во многом пропагандой. Подавляющее большинство советских читателей, не знавших, что такое свобода и демократия, согласились бы с «Правдой», демагогически заявившей, что «в СССР не существует печати, организаций для врагов народа, ...для неисправимых воров, для засылаемых заграничной разведкой диверсантов, ...для тех преступников, которые стреляли в Ленина, отравили Горького, Куйбышева...». Использование сильнейшего контраргумента, основанного на образе врага, уводило от вопроса о возможности существования в СССР гласности, оппозиции правительству, парламентаризма. Впрочем, не был свободен от лицемерия и демагогии и Моррисон. «В то время как Моррисон хвастался личной свободой, свободой печати и независимостью англичан, — цитировала "Комсомольская правда" ливанскую газету "Аш-Шарк", — мы знаем, каким образом англичане лишили арабские народы их свободы». В итоге, идеологические схватки способствовали одурачиванию граждан всех стран.
Образ врага в экономических отношениях
Несмотря на то, что внутриполитическая пропаганда практически не использовала образ внутреннего врага, многочисленные комиссии ЦК ВКП(б) объясняли обнаруженные на местах недостатки его действиями. Так, в I половине 1951 г. комиссии агитпропа провели проверку партийно-агитационной работы в 19 областях СССР. На строительстве Цимлянского гидроузла Волго-Донского канала и иных объектах проверяющие обнаружили штурмовщину, нерациональное использование техники, невыполнение рабочих норм сорока процентами рабочих, высокий уровень травматизма. Комиссии отмечали наличие жесточайшей эксплуатации: «Продолжительность рабочего дня на ряде объектов доводится до 24 часов и не соблюдаются выходные дни». Неосмысленный протест рабочих был закономерен: в одном из автопарков на всех автомашинах были разбиты фары.
Чиновники же объяснили факт только деятельностью «сомнительного в политическом отношении человека» — главного инженера гаража, бывшего заключенного, и слабой воспитательной работой местной партийной организации. Предлагались чисто бюрократические способы исправления «недостатков»: «увеличение штатного расписания политотдела», чтение лекций о международном положении, патриотизме советских людей, в которых муссировался образ врага. Важным средством мобилизации считались собрания, на которых рабочие составляли письма-обязательства И.В.Сталину28. На втором плане в рекомендациях, как правило, стоял пункт о необходимости обеспечения строительства новой техникой и ничего — о материальной заинтересованности рабочих, прекращении бюрократической регламентации труда, новых формах его организации.
Образ врага в социальных отношениях
Борьба с западным влиянием внутри страны приобрела форму искоренения пережитков капитализма в сознании отдельных граждан СССР. Под пережитками подразумевались халтура на работе, воровство, несоблюдение законов, бюрократизм, взяточничество, национализм. Наличие качеств, которые формировали у людей экономическая и политическая системы советского общества, объяснялось вредоносным влиянием Запада и прошлым царской России. Несознательный советский человек — носитель «пережитков капитализма в сознании», — разновидность образа внутреннего врага, адаптированная номенклатурой для относительно спокойного периода внутриполитической жизни; идеологический символ, который обозначал потенциального политического перерожденца. С начала 50-х годов его активно использовали суды для обеспечения монополии номенклатуры на собственность, для подавления социального недовольства граждан. Заместитель министра юстиции РСФСР И.Перлов в не опубликованной «Литературной газетой» статье «Советский суд в борьбе с пережитками капитализма в сознании людей» приводил многочисленные примеры наказаний граждан за «частнопредпринимательскую деятельность под вывеской различных артелей», «спекуляцию». «Пережитки капитализма», отмечал И.Перлов, находили отражение в делах «так называемого частного обвинения» — судебных разбирательствах по поводу клеветы, склок. Причиной возникновения подобных явлений зам. министра считал сохранившиеся «мелкобуржуазные привычки» отдельных граждан, а также «плохую постановку культурно-массовой работы» на местах.
Однако примеры, приведенные в статье, говорили о другом: тяжелом положении советских людей, которое и было причиной нездоровых общественных явлений. Социальный протест дезориентированных пропагандой граждан принимал пока примитивные формы и направлялся против сограждан. И.Перлов рассказал историю трех интеллигентных людей — врача и двух архитекторов, соседей по коммунальной квартире, которые делали друг другу «мелкие гадости» на кухне и подавали в суд «клеветнические заявления». «Только тогда, когда народный суд вынес всем троим обвинительный приговор, в квартире установились мир и спокойствие», — самодовольно констатировал чиновник29.
В обществе, пронизанном насилием30, обвинение граждан в наличии у них «пережитков капитализма в сознании» стало эффективным орудием номенклатуры для подавления социального протеста на той стадии, когда еще не произошло его осмысление и перерастание в недовольство всем государственным и общественным строем; помогало создавать картину социального благополучия; формировало у населения установку на непротивление властям; способствовало отчуждению граждан СССР от собственности и власти.
Статья же И.Перлова, которая многое говорила о реальном социальном статусе гражданина, в январе 1952 г. была списана в архив.
Снова кризис пропаганды
В начале 50-х годов советское общество было на грани кризиса: в ЦК ВКП(б) поступало большое количество документов о росте недовольства населения. Патриотическая пропаганда уже не могла в должной мере обеспечивать стимуляцию труда, социально-политическое единство общества.
Это сказалось на деятельности пропагандистов: отделы пропаганды центральных газет публиковали все меньше статей о коммунистическом воспитании трудящихся, советском патриотизме, а к тем, которые появлялись на страницах газет, относились формально: статьи состояли из раскавыченных и закавыченных цитат. Заведующие подотделами агитпропа ЦК ВКП(б) А.Слепов и В.Лебедев с тревогой писали о снижении активности газет секретарю ЦК М.Суслову31 и предлагали усилить контроль за их деятельностью.
Идеологическую бюрократию все меньше устраивало отсутствие на страницах газет ярко выраженного образа внутреннего врага, без которого патриотическая пропаганда становилась неэффективной. В результате пропагандистские установки апреля-мая 1949 г. подверглись конверсии. 11 сентября 1952 г. «Литературная газета» опубликовала статью Б.С.Рюрикова «В жизни так не бывает», в которой автор под видом критики взглядов неких отсталых людей отрицал прежнюю линию пропаганды. «Ложью и фальшью является утверждение, — писал Рюриков, — что у нас нет уже отсталых людей, людей чуждых, злых, недоброжелательных. Не со всем дурным наследием прошлого мы разделались, не со всеми пережитками капитализма в сознании людей покончено!»
Статья Б.С.Рюрикова была опубликована в момент, когда завершалось следствие по «делу врачей» и полным ходом шла подготовка к XIX съезду ВКП(б); в Чехословакии подходил к концу суд над «группой» Р.Сланского. Статья говорила о подготовке ЦК ВКП(б) идеологической кампании, в которой образ внутреннего врага будет играть важную роль.
§ 2. Образ врага как средство преодоления кризиса
Догмы и действительность
В сентябре 1952 г. советские люди активно обсуждали в партийной печати проекты важнейших документов XIX съезда ВКП(б), в том числе проект нового Устава партии. Длительное — больше трех лет — отсутствие на страницах газет крайних форм образа внутреннего врага, деловой настрой корреспондентов, которые пытались выявить причины недостатков советского общества, привели к тому, что в списке причин негативных явлений не нашлось места действиям внутреннего врага. Граждане сообщали о росте бюрократизма, безответственности и бытовом разложении местных руководителей, неэффективном управлении народным хозяйством чиновниками, преследованиях по национальному признаку, зажиме критики, распространенном клеветничестве. Во многих письмах рассказывалось о тяжелом положении советских людей, подчеркивались социальные контрасты. «Группа высокооплачиваемых членов партии остается без оснований в преимущественном положении.., — отмечал И.Бушков из Москвы, — Рост неравенства, появившийся за последние 10 лет, не вяжется с переходом к строительству коммунизма, именно этот рост неравенства приводит к таким извращенным понятиям, как "две дисциплины", о чем указывается в тезисах тов. Хрущева»1. В письме старого коммуниста Я.Деревянко, который всю жизнь проработал в «категории среднего и старшего комсостава», звучит «грустный вопрос» и обида: «Как же буду существовать дальше? Ведь на 210 рублей обычной пенсии и даже на 300 рублей повышенной не проживешь. Ведь это жизнь впроголодь... Не скрою, эта предстоящая нерадостная перспектива вызывает не только грусть, но и сильную обиду... Если и впредь будет то же невнимание и казенное безразличие, которое было до сих пор, то, не скрою, к чувству обиды присоединится и чувство оскорбления за свое человеческое достоинство»2. Корреспонденция говорила о том, что многие советские граждане находятся на пути рационального объяснения негативных явлений советского общества, начинают обвинять в происходящем не только местные, но и центральные власти. Стон измученной страны уживался с иллюзией, что в СССР отсутствует «эксплуатация человека человеком» — синоним отсутствия эксплуатации вообще3.
Факты, изложенные в письмах, противоречили догмам идеологии и пропаганды. ЦК ВКП(б) имели два средства, при помощи которых можно было отвлечь внимание людей от тяжелой жизни, дать выгодное номенклатуре объяснение причин негативных явлений: обвинение в «головотяпстве» местных начальников и происки врагов. Оба средства и были использованы в кризисной обстановке.
Одновременно с первым — предсъездовским, потоком писем в ЦК ВКП(б) приходило большое количество анонимок, авторы которых обвиняли местных начальников в служебных преступлениях и использовали термины «космополит», «еврей», «сионист», «бывшая немецкая переводчица», «анархист-террорист»4.
Один из таких доносов, написанный в октябре 1952 г., стоит воспроизвести с сохранением орфографии и пунктуации автора: «Тов. Маленков. Секретар Винницкого Обкома... еврей абанывает ЦК женил доч на еврее Это защитник информаторсионистов. Проганите Проверте это правда»5. Проверки выявили, что второй секретарь Винницкого обкома ВКП(б) не еврей, а на зятя-еврея нет компромата. Однако стало известно, что отец зятя в 1934 г. был арестован ОГПУ за «спекулятивные сделки», а жена свата имеет «письменную связь с Америкой». В феврале 1953 г. пленум Винницкого обкома освободил секретаря от должности за «наличие компрометирующих данных на родственников».
Факты свидетельствуют, что советские люди использовали образ врага ситуативно против начальства тогда, когда эксплуатация и унижение становились невыносимы; что среди широких масс населения термины «сионист» и «еврей» стали обозначать врага. В свою очередь, образ врага помогал высшей бюрократии держать под контролем бюрократию среднюю — «удельных князьков», при помощи низов общества и обвинять местное начальство в преступлениях. Образ врага, антисемитизм стали материальной силой, которая определяла мышление и поведение и рядовых граждан, и номенклатуры.
Неудачная попытка остановить кризис
В выступлениях делегатов 19 съезда появились новые моменты, которые свидетельствовали о скором возвращении образа внутреннего врага на страницы газет. В «Докладе XIX съезду партии об изменениях в Уставе ВКП(б)» секретарь ЦК Н.С.Хрущев следующим образом обосновал необходимость включения в Устав пункта о соблюдении коммунистами государственной тайны: «Многие работники, обольщаясь хозяйственными успехами, забывают указание партии о необходимости всемерно повышать бдительность. Нужно всегда помнить о капиталистическом окружении, о том, что враги социалистического государства пытались и будут пытаться засылать в нашу страну свою агентуру для подрывной работы. В своих гнусных целях враждебные элементы стремятся пробраться на различные посты в партийных, государственных и хозяйственных организациях и использовать людей беспечных, болтливых, не умеющих хранить партийную и государственную тайну»6. Политбюро было мало возложить вину за негативные явления на местных руководителей7; оно готовило политический процесс, с помощью которого надеялось мобилизовать общество и преодолеть кризис. Между тем, хозяйственные успехи были таковы, что правительство, прежде всего, видимо, Г.М.Маленков, попыталось еще раз запугать директоров предприятий неминуемым судебным преследованием за должностные преступления. 16-18 декабря 1952 г. «Известия» и «Правда» опубликовали сенсационные статьи типа «Либеральное отношение к нарушителям дисциплины», в которых сообщалось о растратах и хищениях на десятки миллионов рублей, резком возрастании приписок к выполнению планов в ряде регионов СССР, безнаказанности руководителей.
Однако публикации вызвали недовольство идеологических чиновников, которые использовали для их прекращения образ внешнего врага. Работники ЦК КПСС В.Степанов и В.Лебедев 18 декабря напомнили секретарю ЦК Н.А.Михайлову, к чему приводит гласность. «Справедливо критикуя соответствующие организации за слабую борьбу с этим злом (хищениями. —А.Ф.), —дипломатично отмечали они, — редакции газет вместе с тем поступают, по нашему мнению, неправильно, сгущая краски и чрезмерно увлекаясь публикацией обобщаемых фактов, иллюстрирующих размеры всякого рода хищений, что может дать пищу для реакционной прессы»8. В результате в конце декабря «обобщаемые факты» исчезли со страниц газет, но проблема, которую надо было решать, осталась.
Таким образом, можно предположить, что «дело врачей» — новый этап в использовании образа внутреннего врага, было детерминировано прежде всего внутренними экономическими, политическими и социальными причинами — кризисом общества. Страх Сталина перед международным сионистским заговором9 не более чем мотив, субъективное мнение И.В.Сталина и номенклатуры. Само это мнение порождено бюрократическим мышлением чиновников, которые в силу своего классового положения объясняли негативные явления общества действием врагов.
Образ врага в период дела врачей
ЦК КПСС сделал еще одну попытку сплотить общество, преодолеть кризисные явления перед лицом враждебного Запада, стимулировать трудовую активность людей за счет оживления мифов о внутренних врагах, которые, якобы, уже отравили ряд советских руководителей и подбирались к «отцу» — И.В.Сталину.
9 января 1953 г. на заседании Бюро Президиума ЦК КПСС был утвержден проект сообщения ТАСС об аресте группы «врачей-вредителей» и статьи «Правды» по этому поводу10. Вскоре руководитель секретариата И.В.Сталина А.Н.Поскребышев направил секретарю ЦК КПСС и руководителю отдела пропаганды и агитации Н.А.Михайлову записку: «Т. Михайлову. Посылаю 1 экз. "хроника" арест врачей-вредителей для помещения в газетах на 4-й полосе справа»11. В передовой статье «Правды» «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей», пришедшей вместе с запиской, подчеркивалось, что в СССР все еще «сохранились пережитки буржуазной идеологии, пережитки частнособственнической психологии и морали, сохранились носители буржуазных взглядов и буржуазной морали — живые люди (выделено в тексте. —А.Ф.\ скрытые враги нашего народа. Именно эти скрытые враги, поддерживаемые империалистическим миром, будут вредить и впредь»12. 13 января «хроника» и статья были опубликованы: кампания началась.
Патриотизм, основанный на ненависти к врагу, невежестве и одностороннем подходе к положению дел в СССР и за рубежом, был неотъемлемой чертой непосредственных исполнителей заданий ЦК. Субъективно эти люди были честны, стремились донести до населения правду, как они ее понимали. Однако их материалы, попадая в органы пропаганды, приобретали системное качество — становились средством дезинформации. Типичный пример — Аннабелла Бюкар (Лапшина). Перебежчица, она стала работать диктором радио. 15 января 1953 г. Бюкар получила разрешение секретарей ЦК КПСС Г.М.Маленкова и Н.А.Михайлова выступить по радио о мирном строительстве в СССР. «Эта атмосфера мира, спокойствия и счастья в Советском Союзе особенно благотворна в эти дни, когда военная пропаганда и военный психоз господствует во многих странах мира, — вещала диктор гражданам США и Великобритании, — я легко могу понять, как это все губительно действует на нервы и здоровье простых людей»13. Добросовестно заблуждаясь, Бюкар выдавала свое субъективное мнение за факты, с энтузиазмом выполняла партийные установки. Неизвестно, как отреагировала бы на передачу Бюкар колхозница, вдова фронтовика М.А.Аничкина, которая не могла направить детей в школу из-за отсутствия одежды; другие жители ряда районов Калужской области, где за прошедшие после войны годы трудящиеся получали за один трудодень от 146 до 400 граммов зерна и 4-7 копеек деньгами. Члены секретариата ЦК КПСС в январе 1953 г. объясняли это плохой работой местных руководителей14, а попутно проводили кампанию насаждения иллюзий: «Чтобы ликвидировать вредительство, — отмечалось в передовой "Правды", — нужно покончить с ротозейством в наших рядах». «Символом советского патриотизма, высокой бдительности, непримиримой, мужественной борьбы с врагами нашей Родины» стала Л.Ф.Тимашук, донос которой был использован как повод для следствия по «делу врачей». Тимашук была награждена орденом Ленина «за помощь в разоблачении трижды проклятых врачей-убийц»15.
В письмах, присылаемых в редакции газет, граждане ритуально проклинали врачей, требовали жестоких наказаний, докладывали о подозрительных фактах: «сеть этой банды» «обнаружилась» в других уголках страны16.
Пропагандисты действовали искусно: подбирали для обозначения врагов термины, которые вызывали у людей необходимые ассоциации, но при формальном рассмотрении были безупречны. Например, заголовок статьи «Иудиной шайке нанесен сокрушительный удар» в «Крокодиле» был двусмыслен: намекал на национальность «врагов»17. Таким же свойством обладал термин «сионист», широко используемый печатью.
Кампания по разоблачению новых врагов способствовала резкому усилению мнительности, подозрительности и страха среди советских людей, прежде всего евреев. Часть из них спешила выразить верноподданные чувства и просила различать евреев-предателей и честных советских людей. Для аргументации использовался стереотип внешнего врага: «Мы воочию убедились, — писал москвич В.И.Айзенштадт, — как осуществляется пресловутый план ассигнований американских империалистов на содержание и ведение шпионско-диверсионной деятельности в Советском Союзе и странах народной демократии»18.
Другие возмущались, а потому быстро выявлялись органами безопасности. Оппозиционная среда состояла из евреев, занимавшихся умственным трудом, слушавших «Радио Израиля», «Голос Америки». Так, преподаватель английского языка киевской спецшколы Юровский заявил, что «целью этого процесса (дела врачей. — А.Ф.) является — показать Америке, что она себя некорректно ведет по отношению к СССР. Подобного рода процессы свидетельствуют о шаткости нашего строя»19. Секретарь одной из комсомольских организаций Бобруйска Гайлепер в кругу молодежи заявил еще более категорично: «Это провокация и открытый террор против еврейского населения»20. Для контраста в сводки о состоянии общественного мнения по «делу врачей» включались точки зрения заключенных. Так, церковник «П» провел аналогию: «Раньше, в царское время, тоже говорили, что во всем виноваты евреи»21. В контексте выступлений в поддержку решений партии подобные высказывания выглядели как брюзжание обезвреженного врага.
Антисемитизм получил колоссальное распространение и стал серьезным фактором, который определял стиль политического мышления людей. При помощи национализма и шовинизма власть сумела нейтрализовать социально-политический протест миллионов людей, ввести его в рамки, выгодные правящей группе. «Факты», созданные ЦК КПСС, органами безопасности, прессой, вновь создали информационную реальность, которая воздействовала на общественное и индивидуальное сознание и возвращала пропагандистам нужные им «мнения» граждан. Так, офицеры ГЛАВПУРа требовали от И.Эренбурга объяснить зарубежной общественности, что «дело врачей» не антисемитская кампания, а борьба против подрывной работы «сионистов». «Но ведь народу рот не заткнешь, — приводили политруки "неотразимый" аргумент, — они видят факты, а эти факты говорят за то, что среди этих "мучеников" фашизма больше всего современных фашистов, чем в другой нации; что нет ни одного фельетона в наших газетах, где бы среди жуликов и прохвостов не фигурировали бы люди с еврейскими фамилиями»22.
Ссылки на народ были небезосновательны. Дезинформированные пропагандой люди выражали протест против тяжелой жизни в антисемитской форме: рабочие из Москвы и Ленинграда требовали «почистить этих людишек», «убрать всех евреев с работы пищевого блока, торговой сети, со снабженческих работ и направить всех евреев на добычу угля»23; а работница московского завода «Электропровод» Бобкова просила агитатора: «Напишите письмо нашему правительству о том, чтобы всех евреев выселили из Москвы, и мы все подпишемся. Ведь от них не продыхнешь... Я живу на станции Кусково и вижу, что там кругом еврейские дачи»24. Местные руководители использовали патриотический ажиотаж граждан для мобилизации на новые трудовые свершения. Машинист железнодорожной станции Сопково т. Галочкин на митинге призвал своих коллег к бдительности, а также заявил, что не пожалеет сил для укрепления могущества Родины: взял обязательство провести три тяжеловесных состава за неделю25. Творческий коллектив фильма «На далекой заставе» принял решение «сделать эту картину такой, чтобы наши советские люди были еще более бдительны»26.
После разоблачения «врачей-вредителей» и «Джойнт» энергия местных руководителей и судов была направлена на устранение «недостатков» в промышленности и управлении. Однако, по сравнению с декабрьскими (1952 г.) публикациями по этому вопросу изменился контекст, в котором преподносились факты бесхозяйственности, хищений и приписок. Так, в статье государственного советника юстиции 3-го класса Г.Александрова «Пользуясь ротозейством...» отмечалось: «Нередко, как мы писали выше, расхитителями социалистической собственности оказываются скрытые враги народа — агенты иностранных разведок... Хищения для них являются не чем иным, как методом мести, вредительской, подрывной деятельности»27. Таким образом, в начале 1953 г. образ внутреннего врага вновь появился на страницах советских газет, был использован как одно из средств, с помощью которого правительство СССР попыталось выйти из серьезного социально-экономического кризиса. Пропагандисты манипулировали в основном термином «сионист», но в широких массах населения враг уже давно обозначался термином «еврей». Антисемитизм вновь был использован для насаждения образа врага, смещения фокуса внимания населения с истинных причин кризиса — отсутствия материальных стимулов для развития производства, неэффективности государственной экономики и управления, действий полицейского государства, а также для нейтрализации социального протеста населения и развития «советского патриотизма». Пропагандисты выполнили свои задачи, на время отвлекли внимание людей. Но это не могло остановить кризиса советской экономики, накопления социальных противоречий.
Образ врага — сионистский Израиль
Как и прежде, пропагандисты связали образ внутреннего врага с внешним. Но появились и новые моменты: подыгрывая обывательскому антисемитизму, «Правда», «Литературная газета» делали акцент на «связи» «врачей-вредителей» с зарубежными еврейскими организациями — «Джойнт дистрибьюшн комити», филиалом Американского еврейского комитета, которым руководили воротилы «Уолл-стрита». «Пражский процесс и сообщение об аресте в Советском Союзе группы врачей-вредителей, — утверждал английский журналист Дерек Картэн, привлеченный агитпропом, — лишний раз подтвердили факт, вскрытый венгерским правительством: "Джойнт" является орудием американской разведки, используемым для подрывной заговорщической деятельности против стран социализма. Недаром он так тесно связан с Уолл-стритом»28.
Цикл статей, посвященных изображению империалистических связей США с Израилем, деятельности израильских спецслужб, появился на страницах советских газет после взрыва в советской миссии в Израиле. В статье «Террористический акт в Тель-Авиве и фальшивая игра правителей Израиля» подчеркивалось, что взрыв был совершен после того, «как органы государственной безопасности СССР и ряда стран народной демократии обрубили кровавые щупальца международной еврейской буржуазно-националистической организации "Джойнт"»29. В других статьях, размещенных в «Комсомольской правде», «Красной Звезде», отмечалось, что Израиль — полуколония американского империализма, которая обеспечивает США содержание военных баз и шпионских сионистских групп за границей30.
Взрыв миссии добавил элемент драматизма в пропаганду, сделал ее более эффективной при воздействии на советских людей, а также послужил поводом для разрыва дипломатических отношений СССР с Израилем.
Таким образом, в 1953 году появились первые предпосылки новой формы образа врага — сионистского Израиля. Однако в середине 50-х годов эта форма не была закреплена в общественном сознании. Сказались краткие сроки пропагандистского воздействия на население, да и сам Израиль был представлен лишь жалкой марионеткой США.
Образ американского врага: ничего нового
Дискредитируя правительство Израиля, «сионистов», пропагандисты ни на минуту не забывали о главном враге — США, и продолжали создавать негативный образ противника. Еще до начала кампании, 8 января 1953 г. на заседании редколлегии по обсуждению плана раздела международной жизни «Литературной газеты» на первый квартал 1953 г. К.Симонов давал следующие установки коллегам: «Особенно я просил бы подумать о темах: высокомерие американцев, унижение других наций, издевательства над обычаями и нравами других стран, издевательство над идеей национальной независимости и суверенитета». «Это самая нужная, действенная пропаганда.., — продолжал он, — если бы американцы сидели у себя в США, может быть, не было бы такой проблемы, а то, что они всюду расползлись, всюду гадят, и всюду их поведение возмущает народы, — вот тут-то и надо их бить»31. Опытный пропагандист, Симонов делал акцент на тех чертах поведения противника, которые негативно воспринимаются любым человеком — «высокомерии», «унижении».
Это была общая установка ЦК КПСС для всех пропагандистов. Советские газеты немедленно увеличили количество материалов о вмешательстве Соединенных Штатов в дела других государств: о подрывной деятельности западных спецслужб в Болгарии, Польше, ведении США бактериологической войны в Корее32.
Традиционно изображался американский образ жизни, проявления расизма в США, отсутствие жизненных перспектив у американской молодежи. В статье француза Пьера Дэкса впервые в советской прессе была отмечена пьеса Ж.-П.Сартра «Тварь, заслуживающая почтения»: в пьесе «разоблачались царящие в Соединенных Штатах методы насилия, линчевания и полицейских репрессий»33. Сообщение о новом американском правительстве, сформированном в начале февраля 1953 г., также не обошлось без дозы пропаганды: министры, которые действительно были «ставленниками Уолл-стрита», были обвинены еще и в связях с бывшим фашистским режимом Германии34.
Продолжение политики изоляционизма
Одним из важных признаков подобного рода кампаний было резкое увеличение количества статей, разоблачающих западную идеологию35. После мощной атаки советских газет против идеологической экспансии США в «Правду» пришло два письма с требованием заглушить сигнал вражеских радиостанций «Голос Америки» и «Би-би-си». Пенсионер военного министерства СССР И.Ф.Морозов 24 января писал: «Советский человек знает, что только советские радиопередачи являются честными и справедливыми. Но нередко в эфире появляются (и днем, и ночью) противные истерические выкрики паразитов из так называемых "Голоса Америки" и "Би-би-си", которые своей гнусной ложью и клеветой отравляют эфир»36. Сославшись на мнение граждан, 17 февраля 1953 г. Совет министров принял решение об ускорении строительства радиостанций, «предназначенных для зашиты от антисоветской пропаганды»37.
Таким образом, советские пропагандисты продолжали политику изоляционизма: связывая образ коварного внешнего врага с «врагом» внутренним, они обеспечивали морально-политическое единство общества перед лицом Запада в условиях кризиса общества. Ничего нового, кроме резкого усиления критики правительства Израиля, отдел пропаганды ЦК КПСС уже предложить не мог.
Навязчивая идея бдительности
Важнейшей идеей, которая проходила через десятки статей внешне- и внутриполитического содержания, была идея о необходимости бдительности. «В основе революционной бдительности лежит забота о морально-политической устойчивости советского молодого человека, — резюмировала "Комсомольская правда", — болтает лишнее твой товарищ — одерни его; узнал, что друг попал в плохую компанию — вытащи его оттуда, разоблачи негодных людей. Не бойся выступить на комсомольском собрании, в стенгазете, резко и справедливо поговорить о недостатках товарища» .
Формально правильные, подобные призывы способствовали организации дополнительного давления на личность со стороны государства и общества. Значительная часть молодежи воспитывалась в духе конформизма и аполитизма, прикрываемого словами о «советском патриотизме» — слепой преданности власти и ненависти к ее врагам. Пример Тимашук говорит о разрушительном воздействии подобной пропаганды на личность человека
§ 3. Образ политического противника при проведении психологических операций в период разрядки. Март 1953-май 1954гг.
Вынужденное отступление
В начале марта 1953 г., казалось, ничто не остановит вал антиамериканской пропаганды. Однако в конце февраля — еще до смерти И.В.Сталина, произошло невероятное: из плана Воениздата «по разным причинам» были исключены антиамериканские книги: сборник «Звериное лицо американского империализма»; В.Аварина «Империалистическая агрессия США на Тихом океане»; генерал-майора Жукова «Западногерманский стратегический плацдарм американского империализма» и другие. Обратившиеся за разъяснениями Д.Мельников (Меламед) и Л.Черная, авторы книги «Гитлеровские генералы на службе американского империализма», получили устный ответ, что «в нынешней международной обстановке тема книги потеряла свою актуальность». Переубедить редакцию им не удалось1.
Количество антиамериканских материалов весной катастрофически упало в журналах и газетах: в январе в «Крокодиле» их было 13, в «Красной Звезде» — 57; в феврале, соответственно, 12 и 38; марте — 9 и 21, апреле — 0 и 7; мае — так же2. Менялось и качество: в июне в «Крокодиле» появилась только одна малозначительная карикатура с критикой системы просвещения США3. Разрядка немедленно сказалась на антиюгославской пропаганде. В марте разоблачительные статьи исчезают из прессы. В июле 1953 года СССР восстановил дипломатические отношения с Югославией4. В течение последующих полутора лет в советской прессе не появилось ни одной сколько-нибудь примечательной статьи об этой стране. Образ югославского врага — «отщепенца» от лагеря социализма начал уходить из общественного сознания. Приспосабливаясь к новой международной обстановке, в апреле 1953 г. секретариат ЦК КПСС реформировал агитпроп. Подотделы были переименованы в сектора; всего их было восемь: партийной пропаганды, лекторских групп, центральных газет, местных газет, журналов, издательств и полиграфии, агитационно-массовой работы, радиовещания. Начальником отдела был назначен В.С.Кружков. Тогда же, в апреле, началась перестройка СИБа, которая свелась к увеличению контролирующих звеньев, а также передаче СИБа из-под контроля Внешнеполитической комиссии ЦК КПСС Министерству культуры. Начальником был назначен П.А.Поздеев5.
Резкое ослабление антиамериканской пропаганды стало возможно по двум причинам. Во-первых, сказывалась усталость правительств и народов супердержав, их союзников от первого этапа «холодной войн». После переизбрания Г.Трумэна и смерти И.В.Сталина у новых руководителей супердержав появилась возможность быстрее договориться по многим не решенным ранее международным проблемам. Правительству Советского Союза передышка была нужна для того, чтобы справиться с серьезным социально-экономическим кризисом, получить от Запада большие партии сырья и товаров народного потребления6. Во-вторых, это диктовалось нуждами пропагандистского ведомства: чрезмерное запугивание граждан «образом врага» могло привести к обратному результату — равнодушному восприятию пропаганды.
Разрядка и логика противостояния
Однако и в условиях разрядки ни номенклатура, ни граждане СССР не могли сразу отказаться от использования образа врага в своих заявлениях, письмах, официальных правительственных документах: общественные антагонизмы продолжали существовать. Например, 7 апреля на имя Берии обратились с письмом шесть граждан из Хомутовского района Курской области с жалобой на недавно назначенного секретаря РК КПСС. Секретарь, проявив рвение, крутыми мерами собирал недоимки и вызвал недовольство людей. А чтобы начальство наверняка обратило внимание на их нужды, жители Хомутовки прагматично использовали образ врага: «Позвольте попутно добавить: Меняйлов — еврей»7.
Инспекторы ЦК КПСС, куда было переправлено письмо, знали цену подобного рода ярлыкам, а потому обратили внимание только на «голое администрирование» секретаря. 20 апреля Н.С.Хрущеву доложили, что факты подтвердились, меры приняты. Политическая система советского общества еще имела кредит доверия, чему способствовали в том числе и мифы о врагах, и кремлевский популизм.
Однако среди заключенных ГУЛАГа было немало людей, которые уже не верили в добрых начальников и были готовы отстаивать свою свободу с оружием в руках. Летом 1953 г. вспыхнули восстания заключенных в Кенгире, Воркуте и других лагерях. Это усугубляло кризис советского общества, подталкивало кремлевское руководство к поиску новых решений старых проблем.
Многие консервативно настроенные члены ЦК КПСС по привычке объясняли негативные явления в обществе происками врагов. Они боялись гласности, проникновения в СССР либеральных идей. Нуждались в образе врага для удержания в повиновении населения. Это был элемент их образа жизни и политического мышления.
Последствиями разрядки были недовольны и правые силы США. События 1953—1954 гг.: заключение в июле 1953 г. перемирия между Севером и Югом в Корее; рост национально-освободительного движения; поражение французских войск при Дьен-Бьен-Фу во Вьетнаме; решение индокитайской проблемы на Берлинской (февраль 1954 г.) и Женевской (апрель-июль) конференциях; нежелание Национального собрания Франции ратифицировать Парижские оглашения по вопросу создания ЕОС — все воспринималось как поражение перед лицом наступающего коммунизма. На Д.Эйзенхауэра было организовано давление с целью добиться разрешение на применение атомной бомбы в кризисных ситуациях, для дальнейшего увеличения военных расходов. Но президент, желая иметь сбалансированный бюджет страны, удовлетворял не все нужды ВПК. Он предпочитал тайные операции ЦРУ по всему миру и развертывание «психологической войны» против СССР8.
Именно при Эйзенхауэре пропагандистские органы США обрели второе дыхание. Важнейшие решения принимались Советом национальной безопасности и Управлением психологической стратегии. Управление координировало деятельность как государственных, так и частных средств массовой информации9. «Что касается линии пропаганды, — писал составитель справки "Голос Америки" Мамедов, — то в докладе (специального комитета по психологической войне при президенте США. — А.Ф.) в качестве основной цели указывается на необходимость "доказывать" народам других стран, что "цели и политика США подкрепляют и содействуют стремлению этих народов к свободе, прогрессу и миру". Далее комитет рекомендует ставить в пропаганде вопросы "свободы личности", о праве на владение собственностью и на достойный уровень жизни и (веры. —А.Ф.) в идеал всеобщего мира». Что касается пропаганды внутри США, то комитет рекомендует больше говорить о «силе врага» (СССР) и в особенности «росте атомной мощи СССР и непрерывном развитии советской экономики». Таким путем комитет предлагает «разъяснять» американцам необходимость в больших «усилиях», требуемых от США. Комитет возражает против сколько-нибудь существенного сокращения ассигнований на нужды пропаганды»10.
Противоречия между супердержавами и внутриполитические проблемы сторон способствовали сохранению образа врага.
Материальные возможности противников
В 1953 г. правительство и агитпроп ЦК КПСС столкнулись со значительным материально-техническим и организационным превосходством пропагандистов противника. Об этом говорилось в справках «Американская пропаганда» и «Голос Америки», направленных СИБом в агитпроп в июне-августе 1953 г., а также в «Справке о печатной пропаганде СССР и США в некоторых странах»11. П.А.Поздеев отмечал отсутствие у СИБ квалифицированных кадров, неумение подать материал вследствие незнания языков многими сотрудниками, слабую техническую оснащенность и элементарную нехватку денег для пересылки изданий. Начальник СИБ привел сравнение возможностей по Индии: ЮСИС — американская информационная служба, имела филиалы во всех крупных городах, издавала газету тиражом 300 тыс. экземпляров на нескольких языках, 15 бюллетеней; Информбюро издавало двухнедельный журнал на 4 языках тиражом 40 тыс. экземпляров — единственный среди отделений СИБ за рубежом, пресс-бюллетень на 8 языках тиражом 9 тыс. экземпляров; все это обслуживал штат из 3-х человек.
Значительно различались возможности органов пропаганды супердержав и внутри своих стран. Разовый тираж только ежедневных газет в США составлял 53950615 экземпляров — примерно 1 газета на трех жителей при развитой инфраструктуре доставки; у американцев насчитывалось 20 млн. телевизоров и 110 млн. радиоприемников, включая автомобильные. В СССР же хронически не выполнялись планы радиофикации регионов: в Ставропольском крае на февраль 1953 г. было радиофицировано только 37,6% населенных пунктов, в Мордовии — 4%. Неблагополучно обстояло дело с распространением центральных газет, особенно на селе. В сентябре 1953 г. зам. начальника Главного управления радиофикации министерства культуры СССР Л.И.Троскунов писал Н.С.Хрущеву, что колхозники читают в основном районные газеты, а центральные и областные доходят только до актива12. В январе и июле 1952 г. ЦК ВКП(б) обязал ТАСС наладить передачу обзоров общесоюзной и зарубежной информации для районных газет, но редакции районок слабо использовали ее13.
Что касается телевидения, то в 1953 г. в СССР действовала только одна станция в Москве; 30 сентября был поставлен вопрос о создании 2 канала ТВ и центра цветного ТВ в Москве; только намечалось строительство станций в других крупных городах14.
Таким образом, американские пропагандисты имели мощную машину для «промывания мозгов» своим гражданам, могли легко нейтрализовать советскую пропаганду внутри США; но им, как и советским пропагандистам, было нелегко воздействовать на все население СССР. Воздействие пропаганды СССР и США на народы Европы и Азии было затруднено вследствие неоднозначного восприятия как американской, так и советской «демократии», в том числе в странах Восточной Европы. Американские идеологи периодически жаловались, что благодаря рекламе они могут сбыть рефрижераторы эскимосам, но бесславно провалились «со сбытом своей демократии немцам, китайцам и народам Балкан»15. Советские пропагандисты также столкнулись с неприятным фактом: в 1954 г. количество материалов о Советском Союзе в венгерских газетах сократилось вдвое по сравнению с 1950-м годом16. Но в целом в начале 50-х гг. американская пропаганда проигрывала советской. Поль Лайнбарджер, один из самых опытных режиссеров психологической войны с американской стороны, с сожалением констатировал, что «борьба между американцами и коммунистами во многих районах мира выглядела как борьба американского старого против коммунистического нового»17.
Дело Берии: новый враг и кризис пропаганды
Эффективность психологических операций зависела от многих факторов, в том числе от умения пропагандистов в меру пользоваться образом врага. В этом смысле примером неудачной операции может быть признана внутриполитическая пропаганда в период «разоблачения» Берии.
Весной-летом 1953 г. в СССР развернулась борьба двух группировок бюрократии. Одну возглавлял Л.П.Берия, министр внутренних дел и государственной безопасности, другую — председатель Совета министров СССР Г.М.Маленков и исполняющий обязанности Первого секретаря президиума ЦК КПСС Н.С.Хрущев. Стремление взять инициативу в руки, завоевать популярность в народе и подставить противников привело к тому, что благодаря Л.П.Берии уже 4 апреля 1953 г. в «Правде» было опубликовано специальное коммюнике МВД, в котором сообщалось о реабилитации врачей. Через два дня ЦК КПСС возложил ответственность за дело врачей на бывшего заместителя министра государственной безопасности М.Д.Рюмина. «Презренные авантюристы типа Рюмина, — отмечалось в "Правде" 6 апреля, — сфабрикованным ими следственным делом пытались разжечь в советском обществе, спаянном морально-политическим единством, ...глубоко чуждые социалистической идеологии чувства национальной вражды».
Сообщение о реабилитации врачей поразило граждан и вызвало обеспокоенность членов ЦК КПСС: миф о злодеях, подрывавших гармонию советского общества, рушился на глазах. Сообщение об аресте Берии было опубликовано в «Правде» только после прошедшего 2-7 июля Пленума ЦК КПСС, на котором номенклатура согласовала свои позиции. На мнение членов ЦК большое влияние оказали события 17 июня 1953 г. в Берлине — забастовка трудящихся Восточного Берлина, вызванная узкоклассовой, некомпетентной политикой восточногерманского руководства. Члены ЦК КПСС усмотрели в этом активизацию внешнеполитических врагов, агентом которых был изображен Берия. Тон обсуждению задал Маленков, объявивший бывшего министра внутренних дел «врагом партии и народа». Его подержал Хрущев, отметивший, что шпионы, террористы и диверсанты по-прежнему действуют, но значительных заговоров в СССР и не могло быть, «потому что мы имеем монолитность рядов партии, сплоченность нашего народа вокруг нашей партии». Последующие ораторы немедленно списали на «врага» все преступления, просчеты в политике и системные качества советского строя: Микоян — неэффективную работу сельского хозяйства; Булганин, Бакрадзе, Снечкус — просчеты в национальной политике. Мифотворчество продолжил В.М.Молотов: «Похоже на то, что те империалистические круги, агентом которых он был в нашей среде,... стали толкать своего агента-провокатора на поспешные авантюристические действия». Мнение Молотова и других докладчиков было выдано за факт: в постановлении пленума Берия был назван «буржуазным перерожденцем» (читай — космополитом. —А.Ф.), который стал «агентом международного империализма» с целью захвата власти и восстановления капитализма в СССР18. Дискредитация Берии при помощи образа врага понадобилась правящей группе для доказательства своего права на власть и сокрытия преступлений режима при Сталине. Немедленно были созваны пленумы местных комитетов партии, на которых обсуждалось закрытое письмо ЦК КПСС, посвященное деятельности Берии. Осуждение «наймита международного империализма» на партийных собраниях в июле 1953 г. и митингах в декабре было использовано для вскрытия серьезных недостатков в работе партийных, советских, хозяйственных организаций, органах МВД, для дальнейшей идеологической обработки населения. «Наше счастье, — заявила знатная ткачиха Моисеева из Орехово-Зуева, — что ЦК КПСС своевременно обезвредил злейшего врага советского народа — Берию. Пусть знают враги, что у советского народа только одна дорога — коммунизм, и он никогда не сойдет с этой дороги. Эта дорога ведет его к счастью»19.
«Разоблачение» Л.П.Берии не сопровождалось публикацией пропагандистских статей в газетах. Однако через коммунистов — участников собраний, значительная часть граждан знала о происходившем. В пылу борьбы с бывшим министром власть допустила серьезную ошибку: многие советские люди еще не успели опомниться от «разоблачения» и реабилитации врачей, как появился новый внутренний враг. Несвоевременное использование столь сильного средства вело к формированию психологической защиты, отторжению общественным сознанием образа врага. Если в период «дела врачей» в сводках общественного мнения ЦК КПСС сомнения выражали только «политически сомнительные граждане» — евреи, и заключенные, то теперь вопросы «не получится ли как с врачами?», «кому же сейчас верить?» задавали многие советские люди. Типичный пример — рассуждения секретаря директора запорожского завода «Интернационал» Хотелова: «Я теперь ни черта не пойму, что творится: соратник Сталина вдруг стал врагом народа. Ведь столько лет прошло, никто ничего плохого о Берия не говорил. И вдруг такое сообщение. Это очень нехорошо и особенно перед иностранными державами». Ряд граждан открыто заговорил о борьбе за власть в высших эшелонах20.
Сомнения подрывали сакральность власти, вели граждан к рациональному мышлению при объяснении противоречий советского общества. Роль и значение образа внутреннего врага в «объяснении» негативных явлений резко уменьшилось. У пропагандистов возникла объективная потребность компенсировать эту потерю за счет усиленного насаждения образа внешнего врага. Ситуация была похожа на ту, что сложилась в апреле-мае 1949 г., но с одним существенным различием: пропагандисты навсегда потеряли возможность проводить крупные психологические операции внутри страны с использованием образа внутреннего врага. Обращает на себя внимание тот факт, что и для рядовых граждан типа Хотелова, и для руководителей государства зарубеж представал отрицательным авторитетом. Этому способствовала деятельность самих пропагандистов, насаждавших образ могущественного и коварного зарубежного врага. Но в одностороннем мышлении граждан, которое формировалось такой пропагандой, была серьезная опасность для самого советского государства. Для примитивного мышления гораздо проще перевернуть все знаки отношения на 180 градусов, чем углубить познание мира. Знакомство граждан с лучшими образцами зарубежной литературы, искусства, техники, науки, предметами быта, образа жизни могло привести и приводило к появлению «западничества», отрицательному отношению к советской действительности. По этой причине в период разрядки положительной информации о западном образе жизни в печати не было.
Миролюбивые жесты и ненависть
Вместе с тем, весной 1953 г. разрядка привела к миролюбивым жестам СССР и США. Одновременно со снижением количества антиамериканских материалов в печати, СССР развернул «мирное наступление»: показал свое стремление содействовать снижению международной напряженности, решить на компромиссной основе корейский вопрос, начать новый раунд переговоров по Германии. Стремление перехватить инициативу подвигло Д.Эйзенхауэра выдвинуть 16 апреля свои предложения в речи «Шанс для мира». «Эйзенхауэр знал, — пишет С.Амброз, — что большинство его требований выдвинуты как зондаж и неприемлемы для русских. Они ни при каких обстоятельствах не уйдут из Восточной Европы; объединение Германии представляется им кошмаром; нельзя ожидать, что они прекратят... действия партизан во Вьетнаме и в Малайе; а их неумолимые возражения против инспекции на месте внутри Советского Союза были хорошо известны»21. Образ лживого, жестокого и могучего врага довлел и над Эйзенхауэром и был воспроизведен в речи, призывавшей к миру. Одновременно Белый дом организовал утечку информации о возможности применения атомной бомбы в Корее22.
Подобные двусмысленности подталкивали Кремль искать противоречия во взглядах Эйзенхауэра; видеть в стремлении западных лидеров согласовать свои позиции «линию сговора между собой за счет СССР»23.
Вместе с тем, речи западных лидеров или их изложения публиковались советской прессой. Так, советское правительство, прикрывшись эвфемизмом «общественность», с интересом встретило заявление У.Черчилля в палате общин: премьер-министр выразил уверенность в возможности обеспечить взаимную безопасность СССР и Западной Европы; с удовлетворением — прекращение использования Черчиллем обвинений Москвы в инспирировании антиимпериалистических действий по всему миру, в том числе во Вьетнаме24.
Борьба за умы европейцев
Противоречивость ситуации состояла в том, что, делая миролюбивые жесты, супердержавы вели ожесточенную психологическую войну в третьих странах. В мае-июне 1953 г. «Литературная газета», СИБ и радиокомитет пытались воздействовать на итальянских избирателей во время предвыборной кампании. Наряду с рассказами о советской избирательной системе, успехах КНР и стран народной демократии, пропагандисты использовали образ американского врага и его «марионетки» — правительства де Гаспери. В конце июня «Крокодил» ознаменовал поражение правительства Италии карикатурой на первой странице, а П.Тольятти 6 июля 1953 г. направил в ЦК КПСС письмо, в котором благодарил советское радио за «борьбу против антисоветской и антикоммунистической пропаганды»25.
Не менее ожесточенной была полемика супердержав по германскому вопросу, в частности, по вопросу создания ЕОС. Весной «ЛГ» атаковала «ландскнехтов американских монополий» — правую французскую газету «Фигаро» и немецкую «Зольдатен-цайтунг»; «фактического военного министра боннского «правительства» Т.Бланка26. Все они стереотипно обвинялись в содействии возрождению «военной машины Западной Германии», «реваншизме», проповеди «космополитических идей "европейского оборонительного сообщества"», «европейской федерации», якобы несущих народам Западной Европы только потерю их национального суверенитета.
Весьма своевременно МИД и Совинформбюро направили в агитпроп справку «Американская пропаганда». В том числе в ней утверждалось, что разрядка не входит в планы правящих кругов США; в планах — поиск «новых путей, способов и форм расширения борьбы на фронте «психологической войны», создание «особого органа по руководству "психологической войной", подобного геббельсовскому министерству пропаганды фашистской Германии»27. В конце июня-июле со справкой ознакомились все служащие отдела. Это помогло им традиционным образом осмыслить берлинские события.
«Литературная газета» срочно начала поиск лиц и сил, действиями которых можно было бы «объяснить» недовольство граждан ГДР. Ими последовательно назывались Эрнст Рейтер, бургомистр Западного Берлина, социалист; канцлер ФРГ Конрад Аденауэр; банды фашистов, подготовленные, якобы, в Западном Берлине. «Вдохновителями диверсий и провокаций» были объявлены американские конгрессмены, ассигновавшие в июне свыше 5 млрд. долларов «на военную помощь иностранным государствам»28.
В июле 1953 г. агитпроп и СИБ начали еще одну психологическую операцию, направленную на срыв создания ЕОС. Объектом воздействия стала Франция. В передовой статье «Правды» «Угроза, нависшая над Францией» 18 июля утверждалось, что перед каждым гражданином французской республики встал «вопрос совести»: «Американские круги, заинтересованные в скорейшем восстановлении реваншистского «вермахта», открыто говорят о своем стремлении сломить сопротивление французов созданию «европейской армии». Пропагандисты спекулировали на сильных германских фобиях, угольных затруднениях Франции, которые искусственно были созданы США и Великобританией после войны, проводили ложные аналогии: «Французские экономисты указывают, что "план Шумана" воспроизводит в своих основных чертах военно-экономическую операцию Гитлера...». В этом же номере не случайно были помещены статьи М.Харламова «О капиталистическом окружении» и «Горькие признания» о росте антиамериканских настроений в Европе.
В сентябре СИБ докладывал о распространении статьи «Угроза, нависшая над Францией»: полный текст в «Юманите», в ряде коммунистических газет в сокращенном виде. Франс-пресс и англо-американские агентства замолчали статью: она затронула любимое детище Эйзенхауэра — ЕОС29. В целом это была успешная операция: в совокупности с другими она способствовала тому, что французы выступили против ЕОС.
Несмотря на заключение перемирия в Пханмынджоме 27 июля 1953 г., идеологические схватки между супердержавами усилились. Правительства СССР и США делали ставку прежде всего на силу. Так, речь председателя совета министров СССР Г.М.Маленкова на сессии Верховного совета 8 августа содержала в себе два взаимоисключающих тезиса: «было бы преступлением перед человечеством, если бы наметившаяся некоторая разрядка международной атмосферы уступила место новому усилению напряженности» и «Соединенные Штаты не являются монополистами в производстве водородной бомбы». Совсем в духе Эйзенхауэра он обвинил противоположную сторону в проведении стратегии «холодной войны» и заявил об увеличении ассигнований на производство товаров народного потребления30.
Не успели смолкнуть аплодисменты депутатов, как СССР 12 августа испытал водородную бомбу. Пресса публиковала те отзывы иностранных газет, которые подчеркивали главную мысль руководителей: водородное оружие СССР никому не угрожает31. Тогда же, 12 августа, на имя Маленкова обратились Д.Мельников и Л.Черная, авторы отклоненной в феврале книги о гитлеровских генералах, с просьбой пересмотреть вопрос. Книга еще раз поступила к рецензентам32.
Не случайно: в августе советские пропагандисты проводили очередную психологическую операцию, приуроченную к сентябрьским парламентским выборам в ФРГ. План агитпропа предусматривал популяризацию ноты советского правительства от 15 августа, посвященную германской проблеме; разоблачение вмешательства «американских империалистов в избирательную кампанию», изображение упадка немецкой культуры в Западной Германии вследствие идеологической экспансии американцев, показ бесчинств американских военных в ФРГ, дискредитацию Боннского и Парижского договоров. Кроме того, план предусматривал дискредитацию К.Аденауэра в материалах типа «Личные доходы Аденауэра»33. Важнейшая роль в насаждении образа врага среди немцев отводилась радио. Радиожурналисты, а порой это были газетчики, срочно переведенные на радио, постоянно пользовались газетными материалами. 25 августа «ЛГ» назвала Аденауэра «реваншистом», «Комсомольская правда» 5 сентября — «террористом», «Правда» 31 августа — «врагом немецкого народа». Все газеты показывали, что якобы выборы проходили в «условиях фашистского террора». Однако на выборах победу одержал блок Аденауэра ХДС/ХСС. У пропагандистов было объяснение — «фашистский террор». Поворот событий изменил отношение к книге Д.Мельникова и Л.Черной: 11 сентября было принято решение продолжить работу над книгой, исключив «второстепенные материалы и неточные формулировки»34. В середине 1954 года она вышла в свет.
Психологическая война в период разрядки создавала противоречивую ситуацию. Так, в сентябре МВД удовлетворил просьбу СИБа о доставке иностранных газет без ограничений, но, одновременно, партаппарат пресекал несанкционированные попытки общения советских корреспондентов за рубежом со своими коллегами из Би-би-си35. Ослабление цензурных ограничений на Западе было воспринято пропагандистами в соответствии с законами «психологической войны». 22 сентября 1953 г. начальник СИБ П.А.Поздеев обратился в агитпроп и министерство культуры СССР: «В настоящее время в связи с некоторой разрядкой напряженности в международных отношениях и ослаблением режима для иностранной печати, в ряде капиталистических стран складывается более благоприятная обстановка для расширения советской печатной пропаганды»36.
Дискредитация маккартизма
В середине 50-х годов одиозной фигурой, которая олицетворяла милитаристские силы Запада, стал сенатор Д.Маккарти. Распространение маккартизма на Западную Европу испугало многих западных политиков: об «ураганных» поездках по Европе помощников Маккарти Роя Кона и Дэвиса Шайна писали как советские, так и западноевропейские газеты37. В результате инспекции 830 сотрудников «Голоса Америки» были уволены, были сожжены все «издания, которые систематически публикуют коммунистическую пропаганду» из американских библиотек в Европе. На деле среди них было множество либеральных изданий. В июне 1954 г. «Крокодил» в очередной раз высмеял как американскую демократию, так и сенатора, который назвал «неприличным и незаконным» прослушивание его телефонных разговоров военным министерством США. Карикатура Л.Бродаты называлась «Оскорбленная невинность» . Одновременно агитпроп напомнил еще об одном символе милитаризма. В связи с пятилетием трагического случая с Форрестолом в журнале «Крокодил» появилась злейшая карикатура — напоминание маккартистам об «атомно-истерическом прыжке»39 их предшественника. Речь шла о враге — не до церемоний.
Некоторые выводы
Таким образом, во второй половине 1953 — первой половине 1954 гг. пропагандисты СССР целенаправленно использовали образ врага в психологических операциях против Запада. Противоречия супердержав привели к тому, что после кратковременного падения численности антиамериканских материалов весной 1953 г. вновь начался их рост. Образ американского, немецкого врага не изменился, активно использовался и для проведения внутренних психологических операций весной-летом 1953 г.
Вместе с тем, после «дела Берии» пропагандисты уже не могли столь активно пользоваться образом внутреннего врага. В общественном сознании СССР началось размывание образа внутреннего врага. Компенсируя потерю, пропагандисты должны были увеличить количество антизападных материалов.
§4. Эскалация психологической войны в период разрядки и стабилизация образа врага
Еще одна перестройка аппарата пропаганды
Обострение отношений между супердержавами во время Берлинского СМИД и Женевского совещания вело к эскалации «психологической войны». Инициаторами опять выступили правые силы США. 1 июня 1954 г. А.Тертерян в статье «"Толстый ломоть лжи" г-на Марчента» воспроизвел слова помощника госсекретаря США об очередном антикоммунистическом пропагандистском наступлении во всем мире против СССР. Агрессивное поведение правительства противника Тертерян объяснял паникой правых сил перед падением престижа США в Европе и «потерями, которые понесла в Европе и Азии американская "политика с позиции силы"»1.
Необходимость усиления контрпропагандистской работы стимулировала еще одну перестройку агитпропа ЦК КПСС. 22 мая 1954 г. ЦК утвердил новую структуру отдела. Сектора были уплотнены, созданы новые. Всего их стало десять: три должны были вести традиционную для агитпропа работу — сектора партпропаганды, издательств и журналов, центральных газет и радиовещания; новые — координировать и контролировать пропагандистскую работу в регионах, — сектора областей Севера и Центра, Черноземной полосы и Юга, Прибалтийских республик и т.п. В начале июля 1954 г. ЦК КПСС дал неудовлетворительную оценку работы СПБ. Тогда же, в июле, Министерство культуры СССР в лице начальника главного управления радиовещания Н.В.Семина и сотрудника В.И.Павловича договорилось с главным директором чехословацкого радио Нечасеком о координации пропаганды радио Москвы и Чехословакии на капиталистические страны2. «Большевистская печать», которая в 40-х годах была главным средством пропаганды на заграницу, все больше уступала место радио. Одновременно усиливалась конрпропагандистская работа.
Образ врага в контрпропаганде
Инициатором расширения контрпропагандистской работы выступил В.М.Молотов. «Нам надо хватать за руку тех, кто врет, — пересказывал 15 октября 1953 г. выступление министра главный редактор «ЛГ» Б.С.Рюриков на заседании редакции, — кто извращает истину, кто говорит на нас неправду»3. Лживость врага журналисты решили изображать в рубрике «Пойманы с поличным». 31 мая 1954 г. зав. отделом пропаганды и агитации В.С.Кружков в ответ на пропагандистское наступление Запада предложил секретарям ЦК КПСС план операции, главным элементом в которой был сложившийся образ внешнего врага: «В связи с исполняющимся 1 августа 1954 г. 40-летием первой мировой империалистической войны считал бы целесообразным использовать эту дату для: разоблачения германского милитаризма как главного виновника двух мировых войн и агрессивной политики правящих кругов США, Англии и Франции, стремящихся развязать третью мировую войну; разъяснения внешней политики СССР...». 17 июня ЦК КПСС дал необходимые указания редакторам центральных газет и радио4.
Тем временем редакция «Литературной газеты» выпустила 5 июня номер, заполненный только контрпропагандистскими материалами. Антиамериканской была заметка «Чарли Чаплин — лауреат премии Мира». Изюминка номера — первая в советской прессе статья бывшего «космополита», а теперь коммуниста Жана-Поля Сартра «К истории с советским балетом», разоблачала связь правительства США с правыми кругами Франции, которые проводили колониальную политику. В статье О.Н.Прудкова «Лайф» распоряжается территорией Франции» американцы обвинялись в оскорблении памяти миллионов погибших в борьбе против фашизма. В своей статье Сартр верно передал логику чиновников не только Франции: когда нет возможности уничтожить врагов, совершаются «мерзкие поступки» «символического характера», которые и составляют содержание «психологической войны» в широком значении слова. Недопущение выступления советского балета во Франции — способ выражения презрения к врагу, который был вызван раздражением французских правящих кругов от неудач во внутренней политике, а войск — при Дьен-Бьен-Фу во Вьетнаме, отмечал автор.
Ненавистью к противнику были пропитаны и советские пропагандисты. Стремление любым способом выполнить идеологический заказ приводило их к фальсификации используемых источников. Так, в статье Прудкова сообщалось, что журнал «одним махом отобрал у Франции Эльзас и Лотарингию и передал эту территорию западногерманским реваншистам». Между тем, по утверждению переводчика Н.Ф.Паисова, на карте, помещенной в «Лайфе», Эльзас и Лотарингия были обозначены как спорная территория. Попытки редактора международного раздела А.Ю.Кривицкого добиться от переводчика перестановки акцентов в угоду конъюнктуре ни к чему не привели — Паисов предпочел профессиональную честь. Конфликт приобрел затяжной характер, вылился в рассмотрение персонального дела переводчика. Аргументы оппонентов Паисова были чисто политические и представляли собой изложение инструктажа, полученного в ЦК КПСС. «В нынешних условиях, — говорила член партбюро "ЛГ" А.Р.Бельская, — когда особенно остро стоит вопрос о контрпропагандистской работе и когда американская пропаганда очень сильно наскакивает на нас, нам необходимо отражать каждое выступление, ибо выступления американской пропаганды, направленные против Франции, попытки американцев поддерживать немцев в их реваншистских устремлениях, обращенных к Франции, должны быть разоблачены на страницах нашей газеты»5. Она акцентировала внимание сотрудников на том, что данная публикация — поддержка мнения французских коммунистов, высказанного в газете «Комба». Выполняя задание, послушный Прудков подготовил угодную статью.
Жесткая критика врага порой ослабевала: последняя декада июля, казалось, настраивала на мажорный лад. В статье «Большой день в Женеве» спецкоры «Правды» Ю.Жуков и И.Плышевский преподносили заключенные на совещании соглашения как выдающееся достижение советской дипломатии; была опубликована Декларация от 21 июля по вопросу о восстановлении мира в Индокитае. Здесь же были воспроизведены возмущенные отзывы американских реакционеров: сенатор Хэмфри назвал итоги совещания «трагедией», а сенатор Мэнефилд заявил, что это поражение, подобное поражению в Корее6.27 июля «Правда» выступила со статьей «Мирное сосуществование капитализма и социализма вполне возможно», которая содержала такой пассаж: «Но одно дело — научная оценка исторических перспектив развития капитализма, а другое дело — отношения Советского Союза с капиталистическими странами». Автор статьи В.Кортунов доказывал, что экономика СССР в силу преимуществ социалистической системы спокойно переносит установленные империалистами ограничения, в отличие от них самих.
Однако ни та, ни другая сторона не могли и не желали остановить психологическую войну. Согласно принятым решениям, 31 июля и 1 августа советские газеты опубликовали статьи в ознаменование 40-й годовщины первой мировой войны в рубрике «Уроки истории». Уроки сводились к тому, что создание замкнутых военно-политических блоков, возрождение германского милитаризма неминуемо ведет к войне. В противовес американской превозносилась советская мирная внешняя политика. Среди авторов были знаменитые советские историки, партийные деятели, зарубежные писатели, борцы за мир: Е.Тарле, Б.Пономарев, В.Корионов, С.Цвейг, Э.Пети и другие7.
Vive la France! И советская пропаганда
Но главным вопросом августа 1954 г. стал ход ратификации в Национальном собрании Франции Парижских соглашений. 31 августа Г.Рассадин сообщал в «Правде», что Национальное собрание отвергло американский план «европейской армии», акцентировал внимание на патриотической речи парламентария Эррио, который выступил с категорическим заявлением: «Мы за единую Европу, а не за Европу шести стран». Советские дипломаты и пропагандисты почувствовали, что наступил реванш за поражение мая 1952 г. 6 сентября «Правда» в статье И.Филиппова «Конец европейского оборонительного сообщества является ошеломляющим поражением американской дипломатии» сообщила об озлоблении и раздражении, которое царило в Белом доме. Одновременно на другом конце земного шара — около Тайваня, китайское правительство начало военное давление на Чан Кайши. Администрация президента США решила прикрыть Тайвань — заключить с Чан Кайши специальный договор, а также усилить психологическую войну.
Информационные атаки и контратаки
«Как сообщает американская военная газета «Старз энд страйпс, — информировал секретарей ЦК КПСС 11 сентября зам. начальника главного политического управления Советской армии С.Шатилов, — информационное агентство США объявило, что по указанию президента Эйзенхауэра оно начинает пропагандистское «наступление во всемирном масштабе против идеологии советского коммунизма». Для этих целей, продолжал он далее, были мобилизованы 217 филиалов ЮСИС за рубежом, 104 американские зарубежные библиотеки, выпущена литература: «Внешняя политика советской России», «Русская церковь и советское государство», «Принудительный труд в Советской России», «Борьба за железным занавесом», «Стратегия и тактика мирового коммунизма»8. Американские пропагандисты использовали сформированный образ советского врага.
Советский ответ появился в «Правде» 16 сентября. В редакционной статье «Агрессивная политика под флагом "антикоммунизма"» были использованы слова У.Липпмана о «дурной привычке» США не считаться с интересами других стран. «Все это, — делала вывод газета, — упорные попытки использовать ветхий флаг «антикоммунизма», чтобы заставить страны капиталистического лагеря объединиться вокруг США для борьбы против широких всенародных движений за мир, национальную свободу и независимость». Пропагандисты обвиняли США в диктате в отношении союзников и намекали на сходство американской и гитлеровской политики.
Осенью 1954 г. советское правительство использовало все средства давления на американцев из арсенала «психологической войны»: 30 сентября на заседании ГА ООН выступил А.Я.Вышинский с речью «О заключении международной конвенции по вопросу о сокращении вооружений и запрещении атомного, водородного и других видов оружия массового уничтожения»; Верховный комиссар СССР в Германии Г.М.Пушкин потребовал от своего коллеги Конэнта (США) «ликвидировать шпионско-диверсионные организации в Западной Германии и Западном Берлине»; советское правительство опубликовало две ноты с предложением создать в Европе систему коллективной безопасности; проблема европейской безопасности обсуждалась на сессии Всемирного Совета Мира9. О непримиримости советской стороны говорит появление симптоматичных тем о ликвидации «остатков демократии» в Америке, милитаризации ее экономики, нарушениях границ СССР американскими самолетами; был нанесен новый пропагандистский удар по Ватикану10.
Агитпроп продолжал искать новые пути проникновения советской пропаганды в печать Запада. В.С.Кружков и секретари ЦК КПСС обратили внимание на инициативу польской газеты «Глос люду» на еврейском языке — «Фолкс Штыме», редакция которой просила предоставить статьи о жизни евреев СССР, а также любые другие материалы. «Фолкс Штыме» возглавляли опытные люди: учитывая, что бывший спецкор «Нью-Йорк тайме» в Москве Сольсбери выступил с циклом статей по еврейскому вопросу в СССР, они призвали ЦК КПСС бороться с «еврейским национализмом, против сионистско-бундовских агентур американского империализма» и добились разрешения на предоставление материалов. Еще одним аргументом в пользу газеты было использование ее корреспонденции газетами как стран народной демократии, так и капиталистической печатью11.
Детектив как средство политики
Одновременно пропагандисты искали новые способы поддержания психологической напряженности в обществе в период разрядки. Закреплению в общественном сознании образа врага стали способствовать шпионские детективы, главными героями которых были советские контрразведчики и американские агенты, действующие на территории СССР. В последней декаде октября 1954 г. «Комсомольская правда» опубликовала рассказ подобного рода: «Щит Родины» В.Черносвитова. Благодаря бдительности советских людей американский шпион по кличке «Волк» был везде разоблачен, но спасался за счет своей пронырливости и законов жанра. В итоге «Волк» был арестован советским контрразведчиком, шедшим за ним по пятам от самой границы. Рассказ рекламировал советский образ жизни. «"Волк" вспомнил весь свой многодневный путь через эту необъятную страну, — писал Черносвитов, — тысячи людей прошли перед его глазами: молодые, пожилые, гражданские, военные, колхозники, интеллигенты, студенты, рабочие — все разные, но все сильные, свободные, счастливые и деятельные»12. Такое же по жанру произведение — «Ягуар-13» А.Самойлова и В.Скорбина, было опубликовано в июньских номерах «Огонька», а в конце года под названием «Паутина» — Воениздатом в «Библиотечке военных приключений»13.
Если образ внешнего врага — американо-английского, немецкого — стабилизировался и сохранился до середины 80-х годов, то образ внутреннего врага начал исчезать из общественного сознания. Это было связано с пробуждением общественного мнения в период «оттепели» и с незаинтересованностью номенклатуры в массовых репрессиях.
Эволюция внутриполитической пропаганды
Однако действиями только внешних врагов было невозможно объяснить гражданам наличие дефицита товаров народного потребления, наличие спекуляции, теневого рынка, сохранение низкого жизненного уровня. Не имея возможности использовать образ внутреннего врага, ЦК КПСС сосредоточил внимание граждан на критике и разоблачении деятельности аферистов в торговле, спекулянтов, нерадивых чиновников.
Начала кампанию «Правда». Еще летом 1953 года в газете появились фельетоны с характерными заголовками: «Когда кружится голова», «Пиявки», «На пьедестале», «Директорская чехарда». В них разоблачались зазнавшиеся чиновники, «частные дельцы, присосавшиеся к государственным организациям»14.
После пятой сессии Верховного Совета СССР (август 1953 г.), взявшей курс на увеличение производства товаров народного потребления, подобных заметок стало больше. Эстафету подхватили другие газеты, в частности, возрожденная в ноябре 1953 года «Советская торговля». В рубрике «Суд» газета систематически публиковала заметки «Аферистка», «Шайка спекулянтов», «Где же были ревизоры?», «Расхитители»15.
В отличие от подобных материалов двух первых послевоенных лет, в 1953-1954 гг. газеты называли конкретных чиновников и расхитителей государственной собственности. Вместе с тем, общая пропагандистская установка не претерпела изменений. ЦК КПСС фокусировал внимание граждан не на причине негативных явлений — производственных отношениях, форме собственности, укоренившихся в СССР, а на следствии — недостатках в сферах распределения и обмена. Вина за негативные явления вновь возлагалась на отдельных несознательных — но не врагов народа — граждан.
Государство по-прежнему обманывало граждан. Но не по злому умыслу. Просто идеологические чиновники, как и вся номенклатура, уже давно жили своей замкнутой кастовой жизнью и имели фантастическое представление об образе жизни и интересах простых граждан. Они искренне верили в то, что пропагандировали.
Плоды пропагандистского просвещения
Авторитаризм, насаждаемый в обществе в том числе при помощи образа врага, вел к разрушению социальной ткани общества, угрожал самим его основам. Так, на заседании редколлегии «ЛГ» сотрудница Л.Н.Пьянова заявила: «Очень индивидуалистически товарищи настроены, каждый думает только о себе»16. И простые советские люди, и номенклатура в начале 50-х годов начали осознавать это как серьезную проблему. В журнале «Крокодил» появились карикатуры, направленные против таких негативных явлений, как хамство, бездуховность, прожигание жизни детьми высокопоставленных чиновников17. Косвенно, через критику «детей», руководители партии в весьма абстрактной форме критиковали зарвавшихся, можно сказать обуржуазившихся, «отцов». Вслед за «Крокодилом» проблему подняла «Комсомольская правда». В ноябре-декабре 1954 г. редакция газеты провела на своих страницах дискуссию «В чем красота человека?». Опубликованные письма молодых читателей доказывают, что индивидуализм, эгоцентризм, беспринципность, потребительство, иждивенчество не являются редкостью, порождают проявления нонконформизма: хамство, хулиганство, аполитичность, увлечение западной культурой18. Люди своего времени, корреспонденты считали негативные явления следствием запущенности «кое-где еще пока» культурно-воспитательной работы. «Комсомольская правда» проповедовала активную жизненную позицию, выделяла письма, в которых корреспонденты рассказывали о помощи товарищам в преодолении недостатков.
Между тем, нонконформизм был закономерным следствием деятельности государства, его пропагандистского аппарата: образ внешнего и внутреннего врага способствовали развитию у молодежи примитивного мышления черно-белыми категориями и, невольно, представление о Западе как отрицательном авторитете. К тому же дискредитация образа внутреннего врага в период «дела Берии» посеяла недоверие к пропаганде. В период «оттепели» юношеский максимализм, метания из крайности в крайность приводили часть молодежи к стиляжничеству. Образцы западного образа жизни и идей воспринимались поверхностно, порой проявлялись в комичной форме, а потому вызывали раздражение и злобу старшего поколения. Протест против «требований безусловного подчинения» и конформизма был интернациональным явлением: возник и в молодежной среде США и Западной Европы19. Хотя советские нонконформисты были самыми безобидными — о массовых погромах кинотеатров и концертных залов они и думать не могли, — осуждающий голос «отцов» был не менее горек. Консервативные силы СССР — часть членов ЦК КПСС, Союза писателей СССР, считали негативные явления следствием гласности и свободы в период «оттепели» и предпринимали внутриполитические акции, направленные на искоренение проявлений «западного образа жизни» и мышления у советских людей.
Консервативная реакция и образ врага
Не имея возможности и желания искать внутренних «космополитов», номенклатура изменила тактику в отношении нелояльных людей: стала в большей степени использовать административные взыскания. Так, во время разбора персонального дела переводчика Н.Ф.Паисова на заседании редколлегии «ЛГ» 29 июля 1954 г. между обвиняемым и председательствующим В.М.Озеровым состоялся характерный диалог. В.М.Озеров: «Предъявляя серьезные обвинения т. Паисову, мы действительно зря поступаем, если называем его кулаком, говорим о корыстных соображениях. Мы обвиняем за другое: за слабую инициативность в работе, неоднократные нарушения трудовой дисциплины, некоторый индивидуализм в работе, некритическое отношение к замечаниям товарищей». Н.Ф.Паисов: «Я признаю отдельные недостатки и ошибки, но очень волнует, что некоторые обвинения выдвигают против меня как-то злонамеренно. Тов. Озеров сказал, что в запальчивости, а мне кажется, что хуже, чем запальчивость». В.М.Озеров: «С этим вопросом мы кончили»20. Сдерживая радикально настроенных членов редакции, В.М.Озеров, в сущности, проводил государственную политику: разделенные при помощи образа внутреннего врага, запуганные индивиды были, конечно, удобным объектом манипулирования, но как «рабочая сила» имели тенденцию к ухудшению, и никакие новые запугивания не могли бы ее сдержать. Руководители государства знали, что для дальнейшего развития страны требуется иная мотивация труда, основанная на материальной заинтересованности21. В той же редакции «ЛГ» — специально подобранном для выполнения государственной работы советском коллективе — были проблемы с трудовой дисциплиной, низкой квалификацией и бездельем служащих. Продуктивную работу вели немногие перегруженные сотрудники22.
Нарастающее недовольство ЦК КПСС состоянием идеологической работы выразилось в жесткой критике ряда писателей — «инженеров человеческих душ», а именно: Веры Пановой, Леонида Зорина, Федора Абрамова, Ильи Эренбурга, Александра Твардовского. 1 июля 1954 г. «Литературная газета» опубликовала редакционную статью «О критическом отделе журнала "Новый мир"», в которой критики обвинялись в «холодном скепсисе» по отношению к советской литературе, «преуменьшении плодотворной партийной критики произведений искусства», «чуждости социалистическому реализму» выступлений журнала «Новый мир». Не имея возможности прямо назвать писателей и критиков «космополитами», консерваторы еще раз прибегли к палочному аргументу — напоминанию о прошлых репрессиях. «Но что эстетам до реальной борьбы, — говорилось в статье, — напомним, что несколько лет назад А.Гурвич в своей печально известной статье "Сила положительного примера", опубликованной в журнале "Новый мир", считал, что изображение в романе В.Ажаева людей враждебного лагеря — отщепенцев — в их зарубежных связях, по существу, не нужно». 23 июля секретариат ЦК КПСС осудил деятельность редакции журнала за «серьезные политические ошибки», а главного редактора А.Твардовского — за «клеветнические выпады против советского общества», которые, якобы, содержались в еще не опубликованной поэме «Теркин на том свете». Твардовский был освобожден от занимаемой должности23.
Тему борьбы против чуждой идеологии, «формалистов» продолжили писатели на своем II всесоюзном съезде в декабре 1954 г. Главным, без сомнения, было выступление А.А.Фадеева. Встреченный стоя, продолжительными аплодисментами, бывший руководитель ССП заявил: «Необходимо, чтобы мы все помнили, что борьба с проявлениями национализма и космополитизма, с обывательской безыдейностью, упадничеством, которую мы вели на протяжении ряда лет, была справедливой борьбой... мы столкнулись и будем сталкиваться с рецидивами этой враждебной идеологии»24.
Призывы подобного рода уже не могли возродить образ внутреннего врага, действиями которого можно было бы объяснить трудящимся недостатки советского общества. Номенклатура уже знала, чем заполнить образовавшийся вакуум. 7 сентября 1954 г. «Литературная газета» опубликовала передовую статью «Беспощадно разоблачать бюрократизм». Отметив, что бюрократизм «глубоко чужд... природе советского государственного аппарата, у которого нет иной цели, кроме блага народа», редакция продолжала: «Побольше страсти, гнева против любого проявления бюрократизма!.. Находить его в любой щели, предавать всенародному осмеянию, разжигать против него ярость масс...». Персонификация зла в лице отдельных чиновников так же, как и образ врага, позволяла высшей номенклатуре скрывать от народа, что бюрократизм порожден частными интересами всего чиновничества. Жертвуя отдельными представителями, номенклатура продолжала сохранять свое господство. Одновременно ЦК КПСС пытался «поставить на место» творческую интеллигенцию, которая слишком поверила в свободу творчества и возможные изменения режима власти в период «оттепели».
Некоторые выводы
Таким образом, эскалация психологической войны и образа внешнего врага в период разрядки не привели к реставрации старых форм образа внутреннего врага — «космополита», «сиониста», «еврея». Несмотря на то, что образ врага продолжал сохраняться в массовом сознании, групповом сознании номенклатуры, пропагандисты уже не могли проводить масштабные идеологические кампании с его использованием в газетах, журналах, радиопередачах. Дискредитация образа внутреннего врага была следствием не только ошибок пропагандистов, разрядки международной напряженности, но и новых интересов руководства страны, занятого поиском направления развития СССР после смерти Сталина. Образ же внутреннего врага разъедал социальную ткань общества, противоречил догме о морально-политическом единстве советского народа, угрожал интересам самой бюрократии, которая боялась возрождения репрессий, подобных сталинским. Он стал историческим анахронизмом, и номенклатура заполнила образовавшийся вакуум иными символами.
Заключение
Проведенное исследование позволяет констатировать: «образ врага» — идеологическое выражение общественного антагонизма, динамический символ враждебных государству и гражданину сил, инструмент политики правящей группы общества. Феномен «большого времени», он существует на протяжении всей российской истории, но только в XX веке пропагандистские органы государства начали планомерно и систематически внедрять образ врага в массовое сознание. Источником, главной причиной возникновения советского варианта образа врага является наличие внутренних — социально-экономических, политических, идеологических, и международных противоречий.
Предпосылки и причины возникновения послевоенного образа врага можно условно разделить на общецивилизационные и конкретно — исторические.
Массовые, индустриальные общества основаны на иерархии и авторитете, их важнейшими принципами являются «стандартизация, централизация, максимализация, гигантомания, дезинформация, специализация, синхронизация» (О.Тоффлер). Правящие группы используют дезинформацию для решения как частных, так и общегражданских интересов, которые они понимают в соответствии со своим видением мира и историческим опытом нации. Соответственно, советская номенклатура была движущей силой, способствующей формированию образа врага. Потенциальную угрозу, возникшую для государства и народа, бюрократия сумела использовать себе на пользу. Ее интерес состоял в контроле за мыслью и поведением широких масс населения в условиях сложившейся административно-командной системы, роста количества грамотных и культурных людей. После Второй мировой войны эта потребность усилилась. Борьба с Западом за сферы экономического и политического влияния в мире — за свое геополитическое пространство, которая привела к «холодной войне», необходимость обеспечить обороноспособность страны за счет новых — ядерных — вооружений в условиях послевоенной разрухи, нищеты населения и невозможности в широких масштабах материально стимулировать эффективный труд, приводили к необходимости задействовать духовные стимулы с целью обеспечить трудовую активность и политическую лояльность граждан.
В эволюции послевоенного советского варианта образа врага можно выделить следующие этапы: два первых послевоенных года — 1945 — июнь 1947; осень 1947 — август 1949; период с осени 1949 по март 1953 можно разделить на три подпериода, границами которых являются события июня 1951 и января 1953 года; наконец, период разрядки международной напряженности с апреля 1953 по декабрь 1954 гг., в котором можно выделить два подпериода с границей в мае 1954 года.
В течение двух лет после окончания Второй мировой войны правительство США сформировало образ советского врага. В то же время в СССР сложились предпосылки для возникновения советского варианта западного образа врага.
В сентябре 1947 — августе 1949 г. образ внешнего и внутреннего врага прошли период становления. Во время идеологических кампаний 1948—1949 гг. в общественном сознании были сформированы три его формы.
Главная форма образа врага — американский империализм, олицетворяла все ужасы капитализма. В ее окончательном становлении в апреле-мае 1949 г. большую роль сыграл агитпроповский «План мероприятий по усилению антиамериканской пропаганды на ближайшее время», который нацеливал пропагандистов на длительную и систематическую дискредитацию всех сторон жизни и политики США. В содержание образа американского образа врага вошли: представление о предкризисном состоянии экономики; господстве монополий, вскармливающих в США фашизм; маразме и растленности американской культуры и нравов; ущербности американского образа жизни; наличии в стране расовой дискриминации; использовании науки в милитаристских целях; продажности печати; росте преступности; наличии в руководстве страны опасных, полусумасшедших антисоветчиков типа Форрестола; агрессивности внешней политики США, для проведения которой был создан Северо-Атлантический пакт (НАТО); космополитизме как идеологическом оружии агрессивных кругов США и других западных стран; наличии непримиримых противоречий между западными странами, которые со временем приведут к расколу их союзов. Часть этого стереотипа соответствовала действительности. Пропагандисты изображали американский империализм как единую систему, в каждом элементе которой отражаются все ее свойства. Они внедряли в общественное сознание психологическую установку по каждому из элементов таким образом, чтобы любая из них способствовала воспроизведению в сознании людей всего стереотипа образа врага. По этой же схеме разоблачались другие державы-соперницы: Великобритания, Франция. Для эффективного насаждения образа врага в массовом сознании не предусматривалось отражение в СМИ положительных сторон жизни государства-противника.
Становление образа внутреннего врага, унифицированного в термине «космополит (-изм)» было связано с деятельностью заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Д.Т.Шепилова, Генерального секретаря ССП СССР А.А.Фадеева и главного редактора «Литературной газеты» В.В.Ермилова, которые выполняли указания И.В.Сталина, секретарей ЦК ВКП(б) М.А.Суслова, А.А.Жданова, Г.М.Маленкова. В содержание образа внутреннего врага вошли социально-политические, нравственные, культурные, эстетические антиценности советского общества: буржуазность, национализм, антипатриотизм, «пресмыкательство» перед Западом и его культурой, двурушничество и иные «гнусные» черты поведения, «барский снобизм», возведение «поклепа» на других граждан. После антикосмополитической кампании 1949 г. политическими разновидностями космополитизма считались: сионизм, панамериканизм, паниранизм, панисламизм, пантюркизм, фиюзатизм; в искусстве — декадентство, формализм, «искусство для искусства»; в биологической науке — «вейсманизм-морганизм»; в образе жизни — молодежный авангард в виде «стиляжничества», а также «несознательный советский гражданин, имеющий пережитки капитализма в сознании». Вместе с тем, содержание термина не было раскрыто до конца, что позволяло манипулировать им.
В итоге термин «космополит» стал использоваться для изображения предателей Родины, «пятой колонны» США как в СССР, так и в странах Западной и Восточной Европы. С мая 1949 по январь 1953 гг. крайние формы образа внутреннего врага исчезают со страниц советских газет. Остается только одна разновидность: образ сомнительного советского человека, имеющего пережитки капитализма в сознании. Этот идеологический ярлык служил прекрасным поводом для оказания социального и юридического давления на граждан, которые выражали социальное недовольство. Пропагандистский маневр был предпринят в связи с тем, что чрезмерное использование образа внутреннего врага могло подорвать веру населения в морально-политическое единство советского общества. Кроме того, на пропагандистские органы оказали давление советские ведомства, недовольные использованием образа внутреннего врага против хозяйственников — прием, при помощи которого политическая номенклатура активизировала деятельность хозяйственной.
Термины, обозначающие внутренних врагов, вошли в политическую лексику и активно использовались следователями МГБ, чиновниками и рядовыми советскими гражданами в доносах.
С лета 1948 г. складывались предпосылки возникновения образа югославского врага. В мае 1949 г. агитпроп приступил к его формированию в массовом сознании. Основной удар направлялся против «клики Тито-Ранковича» с целью противопоставить правящую верхушку народу и лишить ее власти. С точки зрения пропагандистов, руководство Югославии переродилось в буржуазном духе, организовало фашистский террор внутри страны против истинных коммунистов, способствовала возникновению нищеты трудящихся тем, что подчинила страну милитаристским планам США и Великобритании, превратилось в «отщепенцев» от «лагеря» демократии и социализма. В идеологическом плане маршал И.Б.Тито и его соратники были квалифицированы «троцкистами», «злейшими врагами социализма», «штурмовым отрядом империализма». В сущности, пропагандисты обвиняли Тито в космополитизме, хотя и не употребляли термин во время кампании. Систематическое использование образа югославского врага закончилось весной 1953 г., практически сразу после смерти И.В.Сталина.
Все формы образа врага объединены сущностным признаком: враждебностью советскому обществу и государству, гражданину.
На становление и развитие форм образа врага в 1947-1949 гг. воздействовали следующие факторы международных отношений: крушение антигитлеровской коалиции; переход Израиля, возникновению которого содействовал Советский Союз, на сторону США; самостоятельная внешняя и внутренняя политика югославского руководства, вызвавшая недовольство советского правительства. Важным внутриполитическим фактором был рост разочарования советских людей по поводу так и не наступивших послевоенных изменений в социально-экономической сфере — послаблений. В сентябре 1949 — июне 1951 гг. образ врага развивался и совершенствовался в связи с новыми поворотами в международных отношениях: образованием ФРГ, ГДР, победой китайской революции, началом корейской войны, развитием военной и экономической интеграции государств Запада и Востока.
Новой формой образа врага стал образ немецкого врага-неофашиста, олицетворенного прежде всего канцлером ФРГ К.Аденауэром. Психологический стереотип немецкого врага создавался при помощи тех же установок, что и образ американского врага, но в связи со спецификой объекта.В начале 1953 года ЦК КПСС сделал попытку создать образ врага в лице государства Израиль. Однако переход к разрядке остановил этот процесс.
Разрядка международной напряженности способствовала изменению стереотипа образа врага. В марте 1953 — мае 1954 гг. образ внутреннего врага был дискредитирован: многие советские люди с недоверием восприняли его новое олицетворение — Л.П.Берию, после недавнего «дела врачей» и их реабилитации. Чиновничество, не заинтересованное в возвращении массовых репрессий в своей среде, после казни Берии также не проявляло активность по возрождению образа внутреннего врага. Выступления отдельных консерваторов в этом направлении не были поддержаны. Свою роль сыграла и разрядка, породившая иллюзию возможности длительного сотрудничества капиталистических и так называемых социалистических стран, и вступление мира в эпоху научно-технической революции, потребовавшей иной мотивации высокопроизводительного труда, использования новой техники, а не рабской силы ГУЛАГа, пополнявшегося в том числе за счет использования образа врага карательными органами. Кроме того, народы и правительства устали от первого этапа холодной войны. На фоне этих важных причин смерть Сталина — повод, после которого советское руководство начало переход к новой политике.
Образ внутреннего врага исторически изжил себя, но использовался советскими спецслужбами до середины 80-х годов. Вместе с тем, постоянные конфликты супердержав способствовали сохранению образа внешнего врага. Поводом послужили Берлинские события, соперничество по корейской, германской проблемам, разногласия по индокитайскому вопросу, которые выявились на Берлинской и Женевской конференциях 1954 г. Наряду с заявлениями о необходимости сохранения разрядки супердержавы продолжали гонку вооружений.
В результате образ американского и немецкого врага-неофашиста остались главными в советской пропаганде и массовом сознании. Пропагандисты активно использовали образ внешнего врага в психологических операциях как внутри СССР, так и за рубежом.
Длительному сохранению различных форм образа внешнего врага способствовала политика изоляции страны: советские люди в повседневной деятельности не сотрудничали с американскими и западногерманскими гражданами, политиками, не имели значительного количества позитивной информации о жизни за рубежом, а потому не могли оценить сообщения советской пропаганды. Кроме того, со времен Великой Отечественной войны еще не было изжито негативное отношение советских людей к западным немцам.
Содержание и формы образа врага соответствовали направлениям политики советского правительства и определяли его функции. Важнейшая функция образа врага — сохранение общественного и государственного строя, господства номенклатуры в условиях «холодной войны». Образ внешнего врага, прежде всего немецкого и американского, использовался пропагандистами для удержания в своем геополитическом и экономическом пространстве населения и правительств стран Восточной Европы, которые опасались возрождения немецкого милитаризма. Образ американского врага систематически применялся в психологических операциях в период предвыборных кампаний в Италии, ФРГ, Франции и других странах с целью нейтрализовать американскую пропаганду, добиться выгодной для себя расстановки политических сил в стране, расколоть единый фронт Запада.
Для воздействия на общественное сознание сограждан ЦК ВКП(б) — КПСС использовал и образ внешнего, и образ внутреннего врага. Связанные друг с другом, эти формы имели и специфические функции. С помощью образа внутреннего врага чиновники осуществляли политику «разделяй и властвуй», развивали взаимное недоверие и конкуренцию между гражданами, а при помощи образа внешнего врага сплачивали отчужденных друг от друга индивидов вокруг правительства, ЦК ВКП(б), вождя И.В.Сталина. Подобная тактика способствовала эффективному манипулированию общественным сознанием и поведением граждан, пресекала рост классового самосознания советских рабочих, крестьян, низших слоев бюрократии — тормозила возникновение предпосылок гражданского общества в СССР.
Привязка признаков бюрократического разложения к враждебной деятельности, признакам внутреннего врага активизировала деятельность хозяйственных кадров, в нерадивости, бюрократическом разложении которых советские руководители видели главную причину невыполнения планов социально-экономического развития страны.
Образ врага в виде «отдельного несознательного гражданина, имеющего пережитки капитализма в сознании», пропагандисты использовали для дискредитации «мелкобуржуазных» форм хозяйствования — артелей, а также для пресечения деятельности теневых в рамках существующего законодательства экономических структур. Таким образом правительство защищало монополию государственной собственности, сохраняло свое экономическое господство. Все формы образа врага способствовали утверждению в общественном сознании важнейшей идеологической установки ЦК ВКП(б) о превосходстве советского строя над капиталистическим, отсутствии в СССР внутренних предпосылок и причин для возникновения буржуазных отношений. Противопоставляя лучшие образцы советской действительности и мифы о ней мифам о Западе и его негативным реальностям, пропагандисты формировали «советский патриотизм», морально-политическое единство народа на основе ценностей советской номенклатуры. Важнейшей ценностью считалась преданность гражданина чиновникам, возглавлявшим государство.
С точки зрения автора, необходимо строго различать навязываемый номенклатурой державный вариант «советского патриотизма» и патриотизм миллионов советских людей, которые отстояли свою родину в борьбе с фашизмом, восстановили ее экономику после войны. Важнейшая черта державного варианта патриотизма — слепая ненависть к государствам-противникам и инакомыслящим соотечественникам, ненависть, которая приводила к дискредитации всех сторон жизни других наций, к современным формам невежества и догматизму. Эта ненависть отсутствовала в широких кругах советских людей, и государство было вынуждено искусственно воспитывать ее в людях.
Важным условием формирования «советского патриотизма» было недопущение идей и явлений, сущность которых расходилась с идеями и практикой партии и правительства. С помощью образа врага ЦК КПСС дискредитировал их носителей — советских граждан, зарубежных философов, социологов, политические партии. Если учесть, что образ врага использовался как средство для пресечения связей советских людей с зарубежными гражданами и особенно журналистами, которых пропагандисты изображали шпионами, то можно констатировать: это было эффективное средство изоляции страны.
Поощряя граждан на анонимное доносительство — т.е. учитывая сведения из доносов при принятии решений по кадрам, использование в отношении региональных чиновников ярлыков, обозначающих врага, советское руководство создало безотказный механизм контроля за нижестоящими чиновниками. Устранение зарвавшихся местных чиновников при помощи обвинений в совершении политических преступлений повышало авторитет ЦК ВКП(б) среди населения. Государственный популизм укреплял веру граждан в возможность установления социальной справедливости в советском обществе; способствовал нейтрализации социального протеста при помощи форм, выгодных номенклатуре, которая жертвовала своими отдельными членами для закрепления господства; держал в страхе местных начальников, от которых центральные органы управления могли требовать выполнения нереальных планов любой ценой. Важным условием проведения популистской политики было поддержание «бдительности» граждан — социально-психологического напряжения и готовности реагировать на любые подозрительные факты и лица. Мероприятия правительства по развитию у граждан бдительности имели основание — США и другие державы расширяли разведывательную деятельность против СССР. Вместе с тем, каждое явление и мероприятие имеет меру, выход за которую говорит либо об ошибках руководителей, либо о сущностных чертах дряхлеющего политического режима. Развитие гипертрофированной бдительности было средством и для защиты от происков западных разведок, которым в послевоенное десятилетие так и не удалось создать свои разветвленные сети в СССР, и для реализации внутриполитических интересов номенклатуры — удержания населения в повиновении.
«Бдительность» формировалась при помощи пропаганды образа врага и способствовала закреплению мифологического мышления у граждан. Образ врага — миф, который вытеснял из общественного и индивидуального сознания рациональные приемы объяснения противоречий советского общества, смещал фокус внимания людей на действия «капиталистического окружения», «буржуазных перерожденцев» — «космополитов», а также «головотяпов» и «ротозеев» из числа местного начальства.
Весьма часто за «бдительностью» стояли карьерные и материальные интересы отдельных лиц и групп, а также стремление свести счеты с конкретными гражданами или представителями власти за допущенные ими унижения, гонения в адрес доносчиков. Тем самым в обществе воспроизводилась политическая культура, характерная для данного периода советского общества.
Для мифологизации и внедрения образа врага в массовое сознание ЦК ВКП(б) допустил антисемитскую деятельность наиболее косных представителей аппарата и населения. В результате термины «еврей» и «сионист» стали синонимами врага. Мифологическое мышление идеологов и граждан приводило к искажению фактов всемирной и отечественной истории в угоду политической конъюнктуре; способствовало подмене патриотизма великодержавной гордыней; развитию национализма, а не действительного национального самосознания у народов СССР; вело к неадекватному общественному познанию; неверному самопознанию личности.
В числе важных социальных последствий применения образа врага в советской пропаганде можно также назвать дальнейшее отчуждение трудящихся от власти и собственности, рост авторитаризма, антиинтеллектуализма и нетерпимости к инакомыслию, усиление бюрократической невменяемости чиновничества. Спекулятивные заявления о возрастании роли народных масс в истории сопровождались действиями, которые в СССР приводили к обратному результату.
Деятельность пропагандистов по дискредитации граждан была уголовно наказуемым деянием — подпадала под статью 161 УК РСФСР о клевете. Однако в СССР не было политических сил, способных заставить чиновников соблюдать дух и букву закона. Сами же чиновники были уверены в своей безнаказанности. Они выполняли политический заказ и не задумывались над такими вопросами. Правовой цинизм и бескультурье идеологической бюрократии распространялось на общество, выжигая предпосылки гражданского общества на корню. Успешному внедрению образа врага в общественное сознание способствовал ряд сложившихся после войны условий и предпосылок: повышенная внушаемость населения к сведениям, которые сообщают газеты; огромное доверие к высшему политическому руководству СССР, прежде всего И.В.Сталину; опыт ведения психологической войны, который приобрели пропагандисты в годы Второй Мировой войны; пресечение контактов граждан с иностранцами. Принципы и приемы пропаганды были применены по отношению к новым объектам воздействия. В течение второй половины 1947—1954 гг. пропагандисты планомерно, комплексно и систематически дискредитировали все стороны общественной жизни и политики государств-противников, достаточно гибко реагировали на изменение конъюнктуры. Значительный эффект внешнеполитической пропаганды достигался за счет координации действий пропагандистского, дипломатического аппаратов с движением сторонников мира. Успеху внутриполитической пропаганды способствовала совместная деятельность агитпропа, Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР, Русской православной церкви и ССП СССР. Внедряя образ врага в сознание и мышление миллионов людей, пропагандисты опирались на устойчивые стереотипы общественного сознания, характерные для части русского и других народов СССР: националистические, в частности, антисемитские, пережитки в сознании; стремление к примитивной уравнительности; ненависть к чиновнику-бюрократу; веру в доброго вождя; авторитаризм. Во внешнеполитической пропаганде агитпроп учитывал рост антиамериканских настроений в Западной Европе после войны, отрицательное отношение западной социал-демократии к советской системе, страх народов Восточной Европы перед возрождением германского милитаризма.
Управление (отдел) пропаганды и агитации ЦК КПСС использовал следующие приемы для разоблачения политических противников: сопоставление советских и американских явлений и людей не в пользу последних; бездоказательное наклеивание ярлыков; апелляции к «простому народу»; подтасовка фактов; дозирование информации о достижениях противника, преподнесение ее в негативном контексте или игнорирование; доведение до абсурда; сравнение государственных деятелей западных стран с фашистами и животными; мнимое изображение современной американской действительности при помощи произведений различных авторов полувековой-двадцатилетней давности; драматизация ситуации. Публикация фактов сопровождалась теоретическими статьями, которые прививали гражданам определенный стиль политического мышления.
Постоянным явлением было использование двойных стандартов в оценке действий своего правительства и руководства противника. Желаемое советской номенклатурой выдавалось за действительное.
Таким образом, создавая образ внешнего и внутреннего врага, советские пропагандисты проводили три взаимосвязанные операции: наполняли информационную реальность новыми пропагандистскими материалами; не допускали позитивной информации о противнике; изымали из обращения материалы с информацией, которая противоречила новым идеологическим установкам, включая плоды своей предыдущей деятельности. Важнейшими средствами оперативной пропаганды были газеты, радио. Долговременной — журналы, книги — художественные и публицистические, кинофильмы. Что бы ни читал, ни смотрел, ни слушал советский гражданин, он постоянно усваивал идеологические установки и стереотип образа врага, определенный ЦК ВКП(б). Политическая конъюнктура и скользкие приемы пропаганды не раз приводили пропагандистов в идеологические и политические тупики, не осмысленные в конце 40-х — первой половине 50-х годов. В изучаемый период государство еще имело возможность за счет авторитаризма и отсутствия гласности нейтрализовать негативные последствия идеологических противоречий, но их накопление с 1953 г. приводило к падению авторитета советской пропаганды среди населения.
Поразительно, но факт: идеологи, которые считали себя правоверными марксистами, сами обладали и воспроизводили в общественном сознании индустриальной страны все свойства раскритикованного классиками марксизма мелкобуржуазного, народнического мышления. В их число входили: социальное прожектерство; нежелание считаться с интересами различных групп граждан; стремление задержать развитие или игнорировать тенденции реальной действительности в угоду своим утопиям; противоречивое отношение к гуманистическим ценностям предшествующих периодов; догматизм и неразвитость, которые приводили к теоретическому эклектизму. Советские руководители практической деятельностью подтвердили одну из важнейших черт мелкобуржуазного коммунизма и социализма, которую отметил еще В.И.Ленин в работе «От какого наследства мы отказываемся»: «Отсутствие социологического реализма ... ведет так же у них к той особой манере мышления и рассуждения об общественных делах и вопросах, которую можно назвать узко интеллигентным самомнением или, пожалуй, бюрократическим мышлением. Народник рассуждает всегда о том, какой путь для отечества должны "мы" избрать, какие бедствия встретятся, если "мы" направим отечество на такой-то путь, какие выходы могли бы "мы" себе обеспечить, если бы миновали опасностей пути, которым пошла старуха-Европа... Отсюда полное недоверие и пренебрежение народника к самостоятельным тенденциям отдельных общественных классов, творящих историю сообразно с их интересами»1.
Бюрократическое мышление приводило к подмене диалектики, системно-исторического взгляда на мир — главного в марксизме, метафизикой, к волюнтаризму на практике. В СССР процветали взгляды, которые КМаркс справедливо называл «грубым, неосмысленным» коммунизмом: стремление к уравнительности, презрение к товарно-денежным отношениям, устремленность в прекрасное будущее, отрицание личности человека. В сущности, они не имели ничего общего с марксизмом.
Образ врага и советский патриотизм в рамках пропаганды способствовали искусственному воспроизводству у населения провинциальной замкнутости, которую неуклонно преодолевала развивающаяся индустриальная экономика. Пропагандистский аппарат действовал вопреки тенденциям мирового развития, которым был подвержен и СССР. Не случайно: идеология способствовала сохранению власти номенклатуры, которая смотрела на народ только как на объект своих манипуляций и всемерно оглупляла его образом врага.
Серьезными социально-политическими и психологическими издержками чревато использование любого варианта образа врага. Вместе с тем, конкретно-исторические условия, в которых используется образ врага, степень соответствия его содержания объективным процессам, его роль в общественных процессах не могут не повлиять на оценку феномена. Так, образ врага-фашиста военного времени в основном верно отражал действительность — враг был реален; немецко-фашистские войска напали первыми; проявляли жестокость по отношению к пленным и мирному населению; глумливо относились к культурным ценностям народов СССР; «новый порядок» директивно предусматривал уничтожение и порабощение славянских народов. Перед лицом смертельной опасности задачи выживания всех народов СССР и спасения политического режима — каким бы он не был, объективно совпадали, причем вторая зависела от первой. Образ врага служил инструментом правительства в мобилизации народа на защиту Отечества и всего человечества — играл прогрессивную роль. Он разжигал в народе «ярость благородную», «священную ненависть», которые имели выход в действиях бойцов на фронте и тружеников тыла. Психологические издержки подобной пропаганды несопоставимы с послевоенной. Ненависть же к немецкой нации возникла объективно вследствие фашистского нашествия, а не столько благодаря действиям пропагандистского аппарата.
После войны объективные долговременные интересы всего народа — пока еще до конца не осознанные им, и интересы номенклатуры по сохранению политического режима разошлись. Советские люди — победители, небезосновательно рассчитывали на прекращение политики репрессий и облегчение своего социально-экономического положения. Однако это не входило в планы номенклатуры. Кроме того, США и другие западные государства были потенциальным, а не реальным военным противником. Дискредитация их в мирное время, особенно после создания СССР своей ядерной бомбы, в связи с пропагандой образа внутреннего врага, построенной на сознательно созданных мифах, приводила совсем к иным, чем в годы войны, социально-политическим, психологическим, гносеологическим последствиям. После войны образ врага способствовал в первую очередь консервации существующего режима власти, исторически обреченных общественных и производственных отношений, при помощи которых правительство мобилизовало общество на ведение изнурительной гонки атомных вооружений. Противники в психологической войне — пропагандисты СССР и США, использовали одинаковый метод создания образа врага — дискредитацию, однотипные приемы, двойные стандарты, координировали свою деятельность с союзниками. В начале 50-х годов американский пропагандистский аппарат превзошел советский по уровню технической оснащенности, организации и оперативности, но пока еще проигрывал в идейном плане. Коренным образом ситуация изменится только после разоблачения культа личности И.В.Сталинав 1956г.
В силу исторической ограниченности и геополитической конкуренции, основанной на разнице социально-экономического и политического строя, и советская номенклатура, и американский истеблишмент не могли предложить гуманистическую политику трансформации послевоенного мира, инстинктивно воспроизвели тот тип внутри- и внешнеполитических отношений, который обеспечивал прежде всего их существование и выживание. В этой политике образу врага отводилась значительная роль.
Однако, внедренный в массовое и индивидуальное сознание, образ врага превратился в элемент саморазрушения общества и личности. В середине 50-х годов советский вариант внутреннего образа врага потерпел крах, стал медленно уходить из общественного сознания. Образ внешнего врага практически без изменений сохранился до середины 80-х годов. Развитие производительных сил общества, личности человека, расширение международных контактов вели к отбрасыванию форм образа врага, порожденных холодной войной. Однако этот гуманистический процесс еще далеко не завершен ни в России, ни в мире
