Майкл Хендерсон

ПРОЩЕНИЕ: РАЗРЫВАЯ ОКОВЫ НЕНАВИСТИ

К оглавлению

ГЛАВА 6

Откровенный разговор:

проблема сосуществования рас

в Америке

«Я до сих пор продолжаю злиться на людей, большинство которых уже давно ступило в мир иной. Если я буду дурно отзываться о них, Сэди скажет: "Не говори плохо об умерших". И это пробуждает во мне желание быть хорошей».

«Часто я испытываю неприязнь ко всем белым людям, но это прекращается, когда я вспоминаю о тех хороших белых, которых я встречала в своей жизни. Пусть их было не так уж много. Я признаю это. Более того, в жилах моей матери была частичка белой крови. Не могу же я ненавидеть собственную плоть и кровь! Да и в других местах живет много добрых белых. Порой их трудно отыскать, но все же они есть».

«Порой Бог мне посылает хорошего белого, и это происходит по сей день. Я полагаю, что Бог таким образом сохраняет мою добрую природу, не давая мне погрязнуть во зле. Посылая доброго человека, он заставляет меня проглотить ворону. А ворона, скажу вам откровенно, не лучшая птица на обед».

Сара Л. Дилэни. (Delany)

В Палате представителей парламента штата Орегон, расположенной в здании Капитолия в Сейлеме, висит кар-

119

тина с изображением орегонских поселенцев, которая производит огромное впечатление на всякого, входящего в это помещение. На ней представлена сцена формирования временного правительства в 1843 году в Чампоеге на реке Вилламете.

Если вы белый, то вы не заметите того, на что тут же обратят внимание представители коренного населения Америки, афро-американцы или люди с цветным цветом кожи: на картине нет ни одного представителя этих рас. Согласно последней переписи, население Орегона на более чем 90% состоит из европеоидов.

Откройте Голубую книгу Орегона (OregonBlueBook) и прочитайте захватывающую историю этого штата. Она хорошо и интересно написана, но на занимаемых ею 27 страницах вы найдете всего лишь одно предложение, посвященное афро-американцам.

Подобное соотношение белых и негров в Орегоне не случайно. В 1849 году был принят закон, изгоняющий черных из штата, и последствия такой политики чувствуются до сих пор. Несмотря на отмену закона в 1926 году, он, по мнению автора одной из передовиц сейлемской газеты StatesmanJournal, «стал оправданием для юридически узаконенной дискриминации, продолжавшейся более ста лет и оказавшей решающее влияние на формирование действующих и поныне расистских умонастроений». Это был не тот случай, когда, подобно одному из орегонских губернаторов, говорят: «Приезжай, посмотри и отправляйся восвояси». Это стало запретом на «всякое появление в тех местах вообще».

Ста пятьюдесятью годами позже, 22 апреля 1999 года, 800 мужчин и женщин собрались в здании Парламента Орегона, чтобы честно пересмотреть прошлое штата и создать предпосылки для будущего равноправия. Утром того дня Палата представителей и Сенат вынесли резолюции, в которых признавались факты изоляционистской политики штата в прошлом и выражалась признательность людям всех рас, способствовавшим на протяжении многих лет изменениям к лучшему. Кроме того, в резолюциях содержался призыв к продолжению диа-

119

лога и принятию дальнейших мер в указанном направлении. На дневном заседании произошло официальное подписание резолюций вместе с содержащей сходные формулировки декларацией губернатора штата, после чего спикер Палаты представителей пригласила публику присоединиться к законодателям. Люди всех рас подходили к рабочим столикам законодателей, толпились в боковых проходах и на галереях, заполняли зал для проведения парламентских слушаний. По словам одного из парламентариев, создавалось впечатление, что народ Орегона впервые берет в свои руки Парламент.

Губернатор Орегона Джон Китсхэбер сказал, что некоторым было не так уж просто вспомнить о расистском прошлом штата. «Орегон не будет хорошим домом для нас до тех пор, пока он не станет хорошим домом для всех нас», — продолжил губернатор. Президент сената Брэди Адамс, в свою очередь, заметил: «Если в нашем штате совершаются несправедливости, то все мы должны измениться. Человек не может называться справедливым, пока он не усвоил равного отношения ко всем людям». По словам спикера Палаты представителей Линн Снодгрэсс (Snodgrass), пришло время почтить героев, которые помогли нам справиться с мрачными страницами в истории нашего штата. Спикер отметила, что некоторые из них, мужчины и женщины, не сдавшиеся перед лицом тяжелых испытаний, присутствуют в этом зале. Обращаясь к этим людям, она сказала: «Вы герои, ибо вам принадлежит решающая роль в искоренении предрассудка».

Сенат одобрил резолюцию единогласно. Тем не менее в Палате представителей нашлось семь человек, которые проголосовали против ее принятия. «Не думаю, что обращение к нелицеприятным событиям прошлого сослужит нам хорошую службу, — сказал один из таких членов, — следует жить настоящим и будущим, смотреть в суть вещей и не увлекаться пустыми символами». Подобная точка зрения вызвала у многих негодование. Тем не менее, по сообщению информационного агентства «Ассошиэйтед Пресс», «во время проходившей в здании Парламента церемонии, на которую собрались люди всех

120

цветов кожи и религиозных конфессий, не было произнесено ни одного слова гнева, не было выдвинуто ни одного обвинения. Присутствовавшие здесь чернокожие солдаты, одетые в синюю военную форму, и индейцы в традиционных головных уборах из орлиных перьев вывесили флаги. Здание наполнила звуки TheBattleHymnoftheRepublic1, инициатором исполнения которого стала бывший член Палаты представителей афро-американка Маргарет Картер».

Бывший главный судья штата Эдвин Петерсон рассказывает, что уже к семи годам идея о расовом превосходстве прочно укоренилась в его сознании. Во время обучения в правовой школе он умом понимал несправедливость подобного положения, но всем своим существом он постиг это лишь спустя многие годы. «Каковы причины расовой дискриминации?» — спрашивает Петерсон. «Ответ прост: в ней виновны люди, подобные нам с вами. Мы должны вывести простую логическую цепочку: я вижу несправедливость — я могу изменить существующее положение вещей — я сам стал другим». Но не так просто изжить в себе привычку смотреть на происходящее с позиций расизма. Первым шагом в указанном направлении должно стать обращение к самому себе. Тогда и только тогда мы сможем вступить в будущее, свободное от расовых предрассудков, где все люди вне зависимости от цвета их кожи будут наделены равными правами и обязанностями.

Бывший сенатор Марк О. Хэтфилд, почетный сопредседатель «Союза Орегона» (OregonUniting), коалиции, которая, выступив инициатором мероприятия, разрушила миф о «старых добрых временах», говорил о неисполнен-

1 The Battle Hymn of the Republic — патриотическая песня-марш, бывшая неофициальным северян в период Гражданской войны (Civil War). Написана в 1861 г. Джулией Хау (Howe, Julia Ward) на мотив песни «Тело Джона Брауна» (JohnBrown'sBody). Впервые опубликована в журнале AtlanticMonthlyв феврале 1862 г. и сразу же стала популярной.

Позднее использовалась как протестантский гимн и песня протеста.

121

ных договорах и расовом неравенстве, которое влечет за собой религиозную нетерпимость и прочие виды несправедливости. В своих рассуждениях он опирался на собственный опыт. Хэтфилд, одно время занимавший пост губернатора, говорил, что ему приходилось видеть парад, организованный членами ку-клукс-клана в Сейлеме. Не понаслышке знаком он с практикой изгнания, применяемой по отношению к живущим по соседству цветным. Помнит он и о голосовании в Парламенте по вопросу об обязательном посещении каждым молодым человеком государственной средней школы, что имело целью нанести удар по приходским школам. Хэтфилд упоминает также об изгнании евреев из общества, о частных школах, женских университетских клубах и ситуации, сложившейся в рядах представителей денежной элиты. Он был свидетелем того, как его друга, американца японского происхождения, направили в лагерь для интернированных. Однажды ему пришлось отвезти своих афро-американских друзей певцов Марианну Андерсон (Anderson) и Пола Робесона (Robeson) в Портленд, так как их не пускали переночевать ни в одну сейлемскую гостиницу. Во время своей службы на американском флоте он неоднократно замечал, что тамошние афро-американцы постоянно находились в ситуации духовной изоляции.

«Жизнь в Орегоне в настоящее время изменилась к лучшему, — продолжает Хэтфилд. — и причиной этого изменения стали те серьезные усилия, которые были предприняты для исправления допущенных в прошлом несправедливостей». Законы о гражданских правах начали неукоснительно соблюдаться в таких сферах, как, например, места общественного пользования. Был восстановлен правовой статус американцев японского происхождения. Тем не менее, по словам Хэтфилда, «расовая дискриминация — очень опасный вирус, способный в любую минуту вызвать эпидемию ненависти, которой в равной степени подвержены все мы». Каждый случай проявления расового неравноправия тяжким грузом лежит на совести всего поколения. Каждый из нас есть часть единой расы, и имя этой расе — род человеческий. Эта

122

истина всегда открыта для нас, и познать ее никогда не поздно. Марк Хэтфилд познал ее на уроке в воскресной школе, и звучит она так: «Красные, белые, желтые или черные — все они драгоценны в Его глазах».

Другой сопредседатель Мирли Эверс-Уильямс, бывший глава Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения, отметила, что данное мероприятие ознаменовало собой дальнейшее продвижение вперед на пути к расовому равноправию. Здесь каждый получил возможность в присутствии представителей законодательной и исполнительной властей штата заявить о своем нежелании терпеть проявления ненависти, расизма и несправедливости в будущем. «Мы, орегонцы, должны бороться, — продолжала Мирли, — чтобы стать ориентиром для всех других штатов».

По сообщению портлендской Oregonian, «Собрание стоя приветствовало каждого из выступавших, которые один за другим говорили о допущенных в прошлом несправедливостях и о надежде на лучшее будущее». Одной из выступавших была первый сенатор штата латиноамериканского происхождения Сьюзан Кастильо. Она призвала других присутствовавших на мероприятии законодателей не возвращаться к политике протекционизма по отношению к сельскохозяйственным рабочим. Американка японского происхождения Пегги Нэдже, юрист по профессии, вызвала бурю аплодисментов, когда, взглянув на присутствовавших в зале, сказала: «Вот так будет выглядеть орегонский Парламент в будущем».

Во время смены караула, когда представители коренного населения Америки сменяли на посту афро-американских солдат, Роуз Высокий Медведь, член группы «Мудрость старейшин», говорила о культурном возрождении ее народа. «Сейчас не время для проявления ненависти, гнева и раздражения. Мы никого не виним. Подобные чувства недостойны человека как духовной сущности. Это не наш способ действий». По словам Роуз, ее народ был создан для перенесения страданий. «Мы не хотим оскорбить память наших предков, которые выдержали все испытания до конца. От мудрости старших исходит целительная

123

сила». Коренные американцы помнили о собственных страданиях, и молились за европейцев на их пути слез. «Это великий день, — сказала в заключении Роуз, — день примирения и исцеления».

При получении текста резолюций от представителей Исторического общества Орегона сенатор штата Авель Гордли (Gordly) отметил, что Орегон показал всей Америке, сколько возможностей предоставляет людям победа над расовой дискриминацией: «На примере нашего штата можно увидеть, сколь велика сила прощения, примирения и исцеления от былых раздоров и разногласий. Исправив ошибки прошлого, мы полны решимости общими усилиями строить наше совместное будущее».

Коалиция чернокожих американцев привезла на церемонию целый автобус представителей Афро-американской общины северо-восточного Портленда. По словам одного из приехавших, сразу же после прибытия в Сейлем он почувствовал дух надежды, которым было наполнено все в этом городе. Создавалось впечатление, будто все пережитое в прошлом не кануло в Лету, и «кто-то, наконец, расскажет миру нашу историю».

«Люди были тронуты, — продолжал он, — они словно сбросили с плеч тяжкий груз. На обратном пути люди выглядели иначе. Все испытывали умиротворение и радость жизни. Это был их день».

Духовный лидер индейцев Америки Берни Клифф впоследствии сказал: «Это было ответом на наши молитвы». По словам государственного секретаря штата Орегон Фила Кислинга (Keisling), «возможно, это было лучшим из того, что произошло в законодательном собрании и этом году».

Тем временем изображенные на картине поселенцы, казалось, с изумлением взирали на происходящее в зале. Никто из выступавших не сказал ни слова о картине. Однако этот факт не остался незамеченным для обозревателя ElHispanicNews, который назвал отсутствие представителей других рас на картине примером неспособности признать всю историю штата в целом, как она есть, без лакун и эксцерптов, включая таких ее действу-

124

ющих лиц, как испанцы, мексиканцы, китайцы, японцы и, конечно же, афро-американцы. «Тем не менее картина стала прекрасной декорацией, на фоне которой еще ярче проступал контраст между несправедливостями прошлых лет и событиями того памятного дня».

День покаяния

«Мы, американцы, имеем слабую связь с историей. Это объясняется как подвижным образом жизни, так и сравнительной молодостью нашего государства. Нам легко заявлять о собственной непричастности к делам давно умерших людей, поскольку неотъемлемой частью нашей национальной культуры является вера в возможность начать все сначала, не обременяя себя при этом заботой о прошлом.

Поэтому мы испытываем нечто вроде шока всякий раз, когда мы понимаем, что не можем заново начать до тех пор, пока трезво не оценим все происшедшее. Из собственного жизненного опыта мы знаем, что лучше обсудить с друзьями и близкими все неурядицы во взаимоотношениях, нежели притворяться, будто ничего не произошло. И мы осознали это здесь, сегодня утром.

Для благополучного сосуществования в будущем как единого народа мы, орегонцы, должны сначала признать то, что нас разделяет. В силу занимаемой нами должности мы являемся преемниками прежних законодателей штата, а именно членов Территориального законодательного собрании штата Орегон 1849 года. От них через многие поколения законодателей мы получили наши полномочия. Наш пост существовал задолго до нашего рождения и продолжит свое существование через много лет после нашей смерти. Наши голоса, слова и действия есть часть чего-то большего, чем мы сами. Мы получили полномочия только в силу избрания на занимаемую нами должность, которая восходит к тем первым членам Территориального законодательного органа штата Орегон.

Подобно нам, те прежние члены законодательного собрания пытались разрешить проблемы региона. Они составляли бюджет и принимали законы, имеющие своей целью улучшить жизнь людей и способствовать процветанию штата. Большинство их речей и решений, продиктованных мудрой

125

прозорливостью и заботой о гражданах штата, теперь преданы забвению, подобно тому, как и наши деяния будут в скором времени забыты потомками.

Тем не менее последствия одного из вынесенных ими постановлений, безусловно, обоснованного умонастроениями того времени, мы ощущаем до сих пор. Это был обычный законопроект, принятый, я полагаю, из соображений безопасности, которые здесь сыграли с законодателями злую шутку. Согласно этому документу, все «негры и мулаты» (я пользуюсь словами того времени) изгонялись с территории Орегона, дабы не допустить их «дурного» влияния на коренное население штата, равно как и избежать опасности их численного превосходства над белокожими американцами. Поддавшись страху, депутаты принимали во внимание лишь цвет кожи того или иного человека, который служил единственным основанием для изгнания с территории штата.

Уважаемые коллеги, это не самый лицеприятный эпизод в истории Орегона. Этому не учат в наших школах. Тем не менее запомните мои слова, он твердо запечатлелся в памяти народа и давно уже ждет того часа, когда мы сможем откровенно рассказать о нем. Этот эпизод — мрачная страница нашей истории, он полон горя и страданий людей, которые насильственно были лишены родного дома и средств существования. Это повесть о нереализованном человеческом потенциале. Но в то же самое время здесь есть место надежде и личному мужеству. Если вы открыли свое сердце, если вы решили выслушать, то вы узнаете о людях, которые нашли в себе силы преодолеть чудовищную несправедливость, равно как и о выступивших против воли народа руководителях.

Мы сегодня пришли сюда, чтобы оставить собственный след в истории ради наших детей, ради будущих членов законодательного собрания и, наконец, ради тех, чьи имена мы никогда не узнаем, чьи лица мы никогда не увидим, ибо время нашей жизни к тому моменту давно истечет. Своим сегодняшним решением мы заявляем людям, нас избравшим, равно как и нашим преемникам, следующее: «Мы, депутаты Палаты представителей законодательного собрания семидесятого созыва, признаем факты дискриминации в истории штата Орегон. Мы благодарны людям всех рас и национальностей, которые способствовали изменению ситуации в лучшую сторону, радовались малейшему продвижению в дан-

126

ном направлении и побуждали нас к честному обмену мнениями по вопросам межрасовых отношений, результатом которого явились позитивные изменения в социальной сфере.

Итак, давайте примем решение, что мы, депутаты Палаты представителей законодательного собрания семидесятого созыва, и в дальнейшем будем предавать гласности все случаи расовой дискриминации и добиваться полноправного участия представителей расовых меньшинств во всех аспектах жизни Орегона. Пусть этот памятный день станет началом конструктивного диалога по вопросам достижения расового равноправия в будущем».

Признавая прошлые ошибки, мы перестаем быть заложниками нашей истории. Мы получаем возможность начать все сначала и продвигаться вперед как один народ, как люди, оказывающие равное уважение друг другу вне зависимости от существующих между ними различий, будь то цвет кожи или что-то еще».

Член Палаты представилей

Анитра Расмуссен,

Палата представителей штата Орегон,

22 апреля 1999 года

Церемония, имевшая место в законодательном собрании Орегона, возможно, была первым мероприятием подобного рода в Америке. Она брала за основу деятельность организации «Надежда городов», располагающейся в Ричмонде (штат Вирджиния) и имеющей тесные контакты с «Союзом Орегона». Вот уже на протяжении многих лет «Надежда городов» делает упор на пропаганде необходимости исправления ошибок прошлого и поддержания откровенного обмена мнениями между представителями различных рас.

В 1993 году Коалиция граждан Ричмонда провела конференцию, темой которой стал «честный диалог о расах, примирении и ответственности». Особое место отводилось обзору истории Ричмонда с выделением наиболее значимых событий, как позитивных, так и негативных. Предпосылкой подобного экскурса в историю стало предположение, что в планах на будущее должно быть отображено то единение, к установлению которого сейчас

127

прикладывается столько усилий. Одним из инициаторов проведения конференции была Пейдж Чаргос (Chargois), баптистский священник и активная участница борьбы за гражданские права, развернувшейся в 60-е годы XX века. Она ясно отдавала себе отчет в том, что раз она посвятила себя делу строительства сообщества людей, то должна обратиться и к тем, кто до тех пор вызывал у нее ненависть и раздражение. Это были сторонники Конфедерации.

Перед началом Гражданской войны 11 штатов вышли из состава США и создали собственную Конфедерацию со столицей в Ричмонде. Символом этого объединения стал флаг Конфедерации. Для Чаргос, в жилах которой течет афро-американская кровь, этот флаг является олицетворением ненависти белокожих южан по отношению к негритянскому населению штатов. «Подобные меры предполагали либо полное истребление афро-американцев, либо отношение ко всем представителям негритянской расы, как к людям второго сорта», — говорит Пейдж Чаргос. В 1997 году в ответ на жалобу афро-американских лидеров руководство штата Мэриленд согласилось отозвать 78 номерных знаков с изображением флага Конфедерации, предназначенных для автомашин членов организации «Сыновья ветеранов Конфедерации». «Символика имеет большое значение. Попробуйте спросить евреев о том, что значит свастика для них», — говорит афро-американец Кларенс Митчелл IV (Mitchell), член Законодательного совещания афро-американской фракции штата Мэриленд. В 1996 году республиканский губернатор Южной Каролины к великому неудовольствию членов консервативной партии предложил убрать последний во всей Америке флаг Конфедерации, развевающийся над зданием законодательного органа штата, но в 1999 году флаг оставался на прежнем месте, что явилось причиной отмены двух национальных съездов партий, которые планировалось провести в Ричмонде. В Джорджии был зарегистрирован иск, целью которого было вынудить местное руководство убрать эмблему Конфедерации с флага штата. Податели иска не добились тогда успеха. Тем

128

не менее на XI выездной сессии суда было высказано мнение, что подобная символика не должна использоваться на флаге штата Джорджия уже в силу того, что она оскорбляет чувства многих жителей штата. На том же заседании прозвучало следующее заявление: «Мы сожалеем о том, что законодательное собрание Джорджии избрало в качестве официального символа эмблему флага Конфедерации, что скорее разъединяет, а не объединяет граждан штата».

Везде, где бы Пейдж Чаргос ни видела пресловутый флаг, будь то на частных домах или на заднем стекле проезжающего мимо грузовика, он возбуждал в ней ненависть и негодование. «Моя ненависть была противна Господу, и тем не менее я не знала, как избавиться от нее. При подготовке к конференции, посвященной «исцелению сердца Америки», она сознавала необходимость обратиться к тем людям и предметам, которые вызывали ее ненависть. К этой категории относились, прежде всего, организация «Дочери Конфедерации», равно как и те, кто избрал своим символом флаг Конфедерации.

Познакомившись поближе с некоторыми женщинами — членами этой организации, Чаргос поняла, что для них флаг является, в первую очередь, олицетворением боли, а не расизма. Однажды она побывала в доме местного вице-президента «Союза дочерей Конфедерации». На стене висел флаг Конфедерации. «Чтобы лучше расслышать то, что говорила хозяйка, мне пришлось облокотиться на эту стену», — вспоминает Чаргос. Белая женщина говорила о своем восприятии Гражданской войны, которое кардинальным образом отличалось от точки зрения Чаргос. «Тогда, в присутствии этой женщины и еще двоих друзей, Бог сказал мне, что я не смогу изгнать из сердца ненависть до тех пор, пока не приму на себя страдания моей собеседницы. Бог даровал мне победу. Моя ненависть не просто уменьшилась, она совсем исчезла, уступив место другим чувствам».

Впоследствии Пейдж Чаргос смогла стать посредником в диалоге между афро-американским руководством и белокожими лидерами Движения за сохранение наследия

129

Конфедерации. Все это заставило исполнительного директора Музея Конфедерации произнести следующие слова: «Музей должен стать учебным центром для всего общества». По мнению Чаргос, Музей должен перестать быть хранилищем реликтов и воспоминаний эпохи Гражданской войны, равно как и той ненависти, которая была унаследована от враждующих сторон.

Благодаря заслугам в деле примирения Пейдж Чаргос и Роб Коркоран (Corcoran), занимающий пост национального директора «Надежды городов», были по инициативе президента приглашены участвовать в создании «Единой Америки» (OneAmerica), получившей повсеместное распространение в Соединенных Штатах и призванной служить руководством в диалоге между расами. «Мы до конца осознали невозможность какой бы то ни было жизни в рамках того или иного общества без честного рассмотрения всех негативных факторов его истории».

В опубликованном Национальной конференцией по единению и справедливости в 1999 году сборнике под названием «Межгрупповые отношения в Соединенных Штатах» развернутый организацией «Надежда городов» диалог называется одной из семи «вселяющих надежду практик». Там же приводятся следующие слова Чаргос об участниках этого диалога»:

«В основе нашего образа мыслей лежит тот факт, что люди реализуют свои знания там, где проходит их ежедневная жизнь. Именно так можно изменить существующее положение вещей. Нам не нужна еще одна организация, занимающаяся проблемой межрасовых взаимоотношений. Мы не нуждаемся в группе людей, из года в год устраивающих еженедельные собрания. Простые люди должны вернуться к своей обыденной жизни изменившимися и обновленными. Это касается и торговых работников в магазине, и проповедников. Так, например, продавец не должен изменять цену продаваемого им автомобиля в зависимости от цвета кожи покупателя».

Весной 1999 года Чаргос предстояло пережить новое испытание. К тому времени она уже в течение 5 лет пыталась преодолеть стену расовой нетерпимости, отделявшую

130

ее от приверженцев флага Конфедерации. Появление в прессе Ричмонда портрета героя Конфедерации генерала Роберта Эдуарда Ли (Lee) и последовавшие вслед за этим шумные протесты раскололи общество на две части. Словесная война, казалось, разбудила чувства почти столетней давности, стала причиной нового витка расовой напряженности, какого не испытывала Америка 60-х годов XX столетия. В сложившейся ситуации Пейдж Чаргос обратилась к лидерам обеих противоборствующих сторон — как к руководству «Сыновья ветеранов Конфедерации», так и к главам афро-американской общины, членом которой она являлась. Чаргос обвинила в расизме членов обеих организаций.

«Мы должны извлечь серьезный урок из происходящего, — сказала она, — мы продолжаем совершать одну и ту же ошибку, кроющуюся в неправильном построении межрасовых отношений, что неразумно и к тому же пагубно сказывается на всей нашей жизни. Перед нами стоит огромная задача, заключающаяся в работе с обеими противоборствующими сторонами». Именно это и делает Чаргос, набравшись терпения и переступив через собственную боль. Она понимает, что логика беспомощна в подобной ситуации. «Ненависть алогична по своей природе, и это положение касается, в первую очередь, ненависти, возникающей между представителями различных рас». С обеих сторон звучали возгласы: «Ты должен знать факты!» Однако ни те, ни другие не сознавали, что факты не могут сломать стену отчуждения и взаимного презрения, возникающие в межрасовых отношениях. «Доказательством служат несколько столетий презрения, выказываемого людьми к их же собратьям с другим цветом кожи».

Чаргос отмечает, что сложившаяся ситуация принесла в результате успокоение как приверженцам символики Конфедерации, так и ее противникам, для которых флаг Конфедерации является символом глубоко укоренившейся ненависти к некогда обращенным в рабов представителям негроидной расы. «Все, что я имела, была моя вера, которая побуждала меня к "служению делу мира"

131

и призывала руководствоваться во всех поступках абсолютными нормами нравственности. Каждое свое побуждение, каждый мотив, каждое действие я подвергала тщательному анализу. Обе противоборствующие стороны помогли войти мне в новую реальность. Сторонники символики Конфедерации перестали быть для меня людьми, желающими истребить как меня лично, так и весь мой парод. Флаг был для них символом перенесенных некогда страданий, которые они так и не смогли забыть. Я познала свои подлинные чувства, и это позволило мне распознать подлинное в других».

70% населения Ричмонда довольно равнодушно восприняли появление портрета генерала Ли. Но для оставшихся тридцати процентов, которые увидели в происходящем личное оскорбление, деятельность Пейдж Чаргос стала возможностью подняться на новый уровень понимания и вступить в открытый обмен мнениями со своими оппонентами. «В некоторых вопросах я достигла успеха после бесед с представителями каждой из сторон, длившихся от пяти до семи часов. Но, к сожалению, мне не удалось убедить их лично встретиться за столом переговоров. Обе стороны возвратились на свои исходные позиции».

В обществе по-прежнему идет борьба. «Когда же, наконец, мы перестанем разрушать и сделаемся подлинными созидателями нашего общества?» — спрашивает Пейдж Чаргос. «Когда мы наладим и будем бережно поддерживать взаимоотношения между представителями различных рас? Мы продолжаем расточать наши эмоциональные возможности на бесплодную ненависть, которая в скором времени окончательно подорвет тот тип отношений в обществе, к полному восторжествованию которого мы так стремимся».

В опубликованной в Times-Dispatchстатье, которую написала Чаргос совместно с Конкораном, отмечается, что риторические выпады с обеих сторон, связанные с появление изображения генерала Ли в СМИ, могут стать величайшим несчастьем для жителей города и затормозить начавшийся было процесс расового примирения.

132

«Ричмонд имеет уникальную возможность воспользоваться собственной историей не только для укрепления экономики города за счет привлечения сотен туристов со всех уголков мира, но и для того, чтобы указать всей нации путь исцеления от гнетущих ее расовых противоречий».

Вспоминая тот день, когда она посетила члена «Союза дочерей Конфедерации», Пейдж Чаргос говорит: «Возвращаясь домой после той встречи, я не могла себе представить, куда меня приведет зародившееся в моей душе чувство, наконец освободившее меня от той ненависти, которую я питала к флагу Конфедерации и ко всему, что он олицетворял. Я не могла сделать тогда свой личный опыт достоянием всех людей. Я лишь знала о кардинальном изменении моих чувств, восприятий и представлений касающихся тех, кто сражался на полях Гражданской войны, и их потомков, стоящих по обе стороны расового конфликта».

Иначе воспринимает события Гражданской войны и символику Конфедерации Ричард Руффин, чьи предки были в числе основателей Ричмонда. Его прапрадед Эдмунд Руффин, упоминающийся во всех учебниках истории, произвел знаменитый выстрел по форту Самтер, который ознаменовал начало Гражданской войны. Эдмунд Руффин был известным агрономом. Он служил в законодательном собрании штата Вирджиния. В конце войны этот рабовладелец и защитник прав штата на автономию, не желая присягать на верность Соединенным Штатам Америки, обернулся флагом Конфедерации и пустил себе пулю в лоб.

Ричард Руффин долгое время не знал, как ему отнестись к деятельности своего предка. Он вырос на рассказах о страстном желании его прапрадеда спасти сельскохозяйственный уклад экономики Юга, о его борьбе за сохранение рабства и выход Вирджинии из состава США. Несмотря на расхождения во взглядах, Ричард гордился политическим радикализмом прапрадеда и его нововведениями в области сельского хозяйства. Но лишь сравнительно недавно он осознал, что жизнь его предка неко-

133

торым образом затрагивает его собственную, и происходит это в сфере взаимоотношений с афро-американцами.

По мнению Ричарда Руффина, Гражданская война, окончившаяся поражением Конфедерации, была воспринята жителями юга как глубокое унижение, наполнившее их сердца чувствами обиды, возмущения и ненадежности бытия. Одним из последствий стало то, что белокожие южане начали интерпретировать пережитое, исходя из антагонизма Севера и Юга, а не из существующих межрасовых противоречий. Все это казалось унизительным: южане были жертвами, а их враги воспринимались как настоящие злодеи.

Судя по дневникам и семейным архивам семьи Руффинов, Эдмунд не сознавал всей несправедливости рабства и связанного с ним чувства нравственной опустошенности, которое испытывали миллионы обращенных в рабов африканцев и их потомков. Неудивительно, что в их семейных преданиях практически отсутствует всякое упоминание о чернокожих американцах, существование и подлинные чувства которых не вызывали никакого интереса. «Подобная нравственная слепота перешла по наследству и к последующим поколениям, — говорит Ричард Руффин, — так что многие мои современники практически не способны понять, что за жизнь была у этих закованных в цепи людей и какова сегодня жизнь их потомков».

В 1993 году в ричмондской Times-DispatchРичард Руффин указал на другой в большей степени завладевший умами пережиток рабовладельческого мировоззрения, который связан с низкой оценкой духовного потенциала афро-американцев. «Тот, кто видел в этих людях только собственность, вряд ли смог привить своим потомкам идею о том вкладе, который чернокожие американцы способны внести в историю американской мысли, политики, экономики и культуры». По мнению Ричарда, он и ему подобные должны признать и по достоинству оценить ту роль, которую афро-американцы уже сыграли к настоящему моменту в жизни Америки. Более того, необходимо выработать новый взгляд на их место в буду-

134

щем Соединенных Штатов Америки. Мы должны доказать нашим чернокожим согражданам, что мы отказались от политики недооценки их возможностей, ослеплявшей нас в течение стольких лет.

После описания истории своей семьи, равно как и унаследованного людьми его поколения пренебрежительного отношения к своим афро-американским собратьям, Ричард Руффин говорил об охватившем его глубоком раскаянии и собственных попытках найти пути обновления духовного и нравственного потенциала Америки. «Только тогда все мы сможем завершить великий американский эксперимент и сделать нашу страну единым целым», — писал Ричард Руффин.

С организацией «Надежда городов» сотрудничал и афро-американский певец из Миннесоты Джо Картер, внучатый племянник известного педагога Мэри Маклеод Битьюн. Он не понаслышке знает о расовой дискриминации и связанных с ней преследованиях, тем не менее, избирая прощение, он всякий раз обретает необходимую ему свободу, которая позволяет производить положительные изменения и в других людях. Он использует свой талант для того, чтобы не только поведать людям о борьбе и страданиях его народа, но и призвать их к прощению. «Если я питаю ненависть к какому-либо человеческому существу, — говорит Джо Картер, — то я не свободен».

Однажды в Лас-Вегасе к чернокожему певцу, рост которого примерно 193 см., пристал какой-то белый американец, наделенный куда более скромными физическими данными. Этот человек обозвал Джо неприличным словом. Первой мыслью певца было: «У этого человека не все в порядке. Возможно, он мазохист, иначе не стал бы цепляться к такому огромному негру, как я». Затем Картер улыбнулся и сказал: «Доброе утро! Похоже, ты выпил с утра. Надеюсь, что днем тебе станет лучше». Оглянувшись, Картер увидел, что его обидчик озадаченно чешет себе затылок, смущенный и обезоруженный происходящим. Для Картера же этот инцидент стал еще одним подтверждением его мнения, что «на любое неверное действие может быть дан верный ответ».

135

В 1999 году Картер предпринял поездку по 37 городам с целью пропаганды своего творчества и убеждений среди белых своих сограждан, живущих в американской глубинке. «После концерта, — говорит Джо, — я старался пожать руку каждому, старался заглянуть в глаза каждого. Для большинства из них я был первым черным, с которым они лично познакомились в своей жизни. Я чувствовал на своих плечах груз ужасной ответственности, так как мне предстояло обратиться к лучшим качествам души этих людей и попытаться разбить стену отчуждения и предрассудков.

По словам Картера, люди не откликаются, если их чрезмерно критиковать. «Когда я говорю о причиняемых расизмом боли и страданиях, я также не забываю упомянуть тех добрых людей, кто, рискуя всем, помогал рабам бежать по подземной железной дороге и кто отдал свои жизни во имя свободы во время кровопролитной войны между Севером и Югом». Джо рассказывает о своих собственных предрассудках и шутит о том, как на определенном этапе своей жизни он считал себя выше всего этого, но с ужасом обнаружил, что позаимствовал некоторые из подобных предубеждений. «Честно анализируя мотивы собственного поведения, понимаешь, что освобождение от предрассудков похоже на очищение от шкурок лука: снимешь одну из них и видишь, что есть и еще одна, которую также нужно снять».

Люди внимательно прислушиваются к словам Картера. Но как быть с теми, кто не хочет слушать? Как любить тех, кто не желает, чтобы его любили? К этой проблеме обратился Ричард Браун несколькими годами раньше.

В 1954 году в результате решения Верховного суда по делу Брауна (этот Браун не имеет никакого отношения Ричарду Брауну) (из Министерства образования) все школы Америки должны были войти в единую систему. Профессор Ричард Браун преподавал тогда в Блуфилдском государственном колледже (штат Западная Вирджиния). Решение было не сразу приведено в исполнение, но концу 1960-х годов вследствие подобной политики Блу-

136

филдский колледж, где учились и преподавали до той поры в основном чернокожие американцы, стал преимущественно белым как в отношении студентов, так и профессорско-преподавательского состава. Браун, занимавший в то время пост декана, считался вторым человеком после белокожего президента колледжа. Большинство студентов и сотрудников колледжа спокойно воспринимали сложившуюся ситуацию. Исключение составляли три белых профессора, которые приложили все усилия, чтобы превратить жизнь своего чернокожего коллеги Брауна в ад. К тому же следует отметить, что конец 1960 годов был трудным временем в истории колледжа из-за студенческих волнений, вызванных событиями во Вьетнаме.

Декан Браун старался относиться к каждому преподавателю и студенту колледжа с равным уважением и вниманием, но, по его словам, эти люди не позволяли ему проявлять к ним свое доброе отношение. И спустя некоторое время он проникся к ним жгучей ненавистью. Однажды утром, улучив момент для того, чтобы спокойно поразмыслить над происходящим, он подумал: «Невозможно предугадать свои чувства по отношению к тому или иному человеку, но вполне возможно выработать правильную линию поведения. Относись к ним как к своим лучшим друзьям, так чтобы всякий, глядя на тебя, подумал, что они твои братья».

«Я определенно не испытывал к ним братских чувств, признавался Ричард Браун, — но мог попытаться проверить на практике созданную мною модель поведения».

Некоторое время Браун руководствовался в своих действиях этими принципами. Один из ненавистников Брауна был его ассистент по математике и химии. Несколько месяцев спустя он пришел к Брауну и сказал: «Я заметил, что в последнее время Вы были очень заняты, и поэтому составил новое расписание занятий по математике и химии на следующий семестр». Завязался разговор, и два прежде ненавидящих друг друга человека стали друзьями до конца своих дней. Через некоторое время и другой из прежних врагов Брауна явился к нему и расска-

137

зал о беде, постигшей одного из членов его семьи, он понял, что Браун — единственный человек, с кем он может поговорить о своем несчастье. Примирение с третьим недругом произошло несколько позднее, спустя почти год. Все вместе они стали работать над тем, чтобы сделать Блуфилдский колледж образцом добровольной системы совместного образования. За заслуги в деле десегрегации муниципальный совет удостоил Ричарда Брауна специальной награды.

В 1995 году в США имело место событие, которое стало результатом не столь болезненных и драматичных усилий, как решение, принятое синодом Голландской Реформатской церкви в Южно-Африканской Республике, согласно которому церковь принесла свои извинения народу Южно-Африканской Республики за религиозное оправдание и поддержку режима апартеида. Тем не менее происшедшее в Соединенных Штатах Америки имело важное значение для всего американского общества и заняло первые полосы американских газет.

«Союз южных баптистов» (SouthernBaptistConvention), большинство членов которого были представителями белой расы, принес официальные извинения за проводимую в течение многих десятков лет политику попустительства и примирительного отношения к расизму. Союз был организован в 1845 году после возникновения разногласий между северными и южными баптистами по вопросу о рабовладении. Тогда южные баптисты предпочли упразднению рабства раскол. В настоящее время «Союз южных баптистов» является наиболее крупным протестантским объединением на территории Соединенных Штатов Америки. Он включает в себя почти 16 миллионов членов, посещающих 39 910 церквей, из которых 1800 — преимущественно афро-американские.

Извинения прозвучали на ежегодном съезде Союза в Атланте и были облечены в форму резолюции, строго отвергающей «действия злых сил в истории, результатом которых стало рабство». Далее в резолюции выражалась надежда на прощение. Посланцы (так называют себя делегаты съезда) заявили: «Мы приносим извинения всем

138

афро-американцам за потворствование индивидуальным и систематическим проявлениям расизма на протяжении нашей жизни. Мы искренне раскаиваемся в том, что мы вольно или невольно были вовлечены в процесс расовой дискриминации». Резолюция была принята большинством голосов. 20 тысяч присутствовавших на съезде стоя приветствовали результаты голосования. В своем заключительном слове, обращаясь к собравшимся в зале, Билли Грэм сказал: «Я благодарю Бога. Пусть происшедшее сегодня будет способствовать моей миссии в мире!»

Гари Фрост, второй вице-президент Союза, заявил в ответ: «От имени моих чернокожих братьев и сестер я принимаю извинения. Мы молимся о том, чтобы ваше раскаяния нашло отражение в ваших мыслях и действиях». Другой афро-американец южно-баптистский священник Джордж Маккалеп дал ответ критикам резолюции, которые увидели в ней лишь попытку пополнить ряды членов объединения. Он сказал: «Дух Божий вдохновил нас на принятие этой резолюции. Раскаявшиеся сердца его осуществили. Резолюция является еще одним подтверждением преображения людских сердец под воздействием силы Господа. Расизм — главный грех, гнетущий Америку. Важно то, что протестантская церковь нашла в себе силы выступить против него».

Как сообщалось в передовой статье сент-луисской газеты Post-Dispatch, «готовность признать и принести извинения за грехи прошлого может привести к преображению всего общества, поскольку подобные действия предоставляют возможность более честного взгляда на мир в настоящем и будущем». AtlantaJournalдала следующую оценку происходящему: «Принесение извинений и их принятие пострадавшей стороной закладывают фундамент в построение честных и открытых межрасовых взаимоотношений в будущем». Карл Т. Роуэн (Rowan), афро-американский обозреватель чикагской Sun-Times, в открытом письме обратился к президенту «Союза Южных Баптистов»: «Я воспринял резолюцию как проявление подлинного благочестия, так необходимого Америке в самые трудные для нее времена. Принятое вами

139

решение соответствует животворному духу Иисуса Христа. Оно позволит увести Америку в сторону от напоминающего паранойю фанатизма, безмозглого убожества, нелепой жадности и рабства. И если прав Иисус в том, что один хороший человек способен изменить окружающий его мир, то нет сомнений в том, что более 15 миллионов американцев, пополнивших недавно ряды южных баптистов, смогут произвести необходимые для спасения всей нации изменения».

9 октября 1990 года министр юстиции США встал на колени перед прикованным к инвалидной коляске 107-летним американцем японского происхождения Маморо Это (Eto) и, передав ему чек на 20 тысяч долларов, принос извинения от лица всей нации. «Признавая свои ошибки, государство не разрушает своей целостности, но, наоборот, подтверждает искренность в исполнении обязательств перед конституцией и, следовательно, перед его народом», — сказал Дик Торнбер.

Маморо Это был одним из 120 тысяч американцев японского происхождения, две трети которых родились в США. В разгар антияпонских настроений, прокатившихся по стране после событий в Перл-Харбор, эти люди подверглись насильственному переселению и интернированию. Они были помещены в «концентрационные лагеря», как называла впоследствии места их поселения «Лига американских граждан японского происхождения» (JapaneseAmericanCitizensLeague). Маморо Это служил в то время священником в Первой назарянской японской церкви (FirstNazareneJapaneseChurch) в Пасадине. «Эти лагеря не были лагерями смерти, — писала обозреватель LosAngelesTimesБетти Каниберти, — но о свободе, чувстве собственного достоинства и надежде на осуществление мечтаний обитателям временных лагерей на территории Калифорнии, Колорадо, Аризоны и Вайоминга можно было забыть».

Конгресс США выделил 1,25 биллиона долларов на репарационные выплаты пострадавшим за то, что некоторые законодатели назвали «пятном позора на репутации Америки». Денежные компенсации получили примерно

140

65 тысяч человек, в число которых вошли как сами жертвы интернирования, так и их потомки.

Массовое перемещение 1943 года последовало вслед за подписанным президентом Франклином Д. Рузвельтом приказом, согласно которому американцы японского происхождения в связи с «военной необходимостью» выселялись с западного побережья США. Так что каждый денежный чек, выдаваемый жертвам интернирования, сопровождался заявлением тогдашнего президента США Джорджа Буша: «Мы никогда не сможем в полной мере исправить ошибки прошлого. Но мы в состоянии стать на сторону справедливости и признать серьезные право нарушения, совершенные против наших сограждан японского происхождения во время Второй мировой войны».

Роберт Т. Матсуи, член Конгресса США от Сакраменто, провел первые годы своей жизни в одном из таких лагерей в Калифорнии. Примерно в то же самое время его жена Дорис родилась в лагере для интернированных в Колорадо. Матсуи был одним из инициаторов и деятельных участников принятия Акта о гражданских свободах, который санкционировал принесение извинений и выплату компенсаций. В этом деле поддержку ему оказали сенаторы Даниэль Инуйе и Спарк Матсунага, а также депутат Конгресса от Калифорнии Норман Й. Минета, который в возрасте десяти лет был интернирован в лагерь Вайоминга. Матсуи оценивает происшедшее как великую победу, имеющую огромное значение не только дли жертв насильственного перемещения, но и для Конгресса и страны в целом. По его мнению, принятое решение ознаменовало итог «мучительного движения к национальному искуплению». Матсуи не получил компенсации. Он добровольно отказался от своего права ради того, чтобы иметь возможность проголосовать за законопроект в Палате представителей.

20 тысяч долларов, в качестве компенсации выплаченные американским правительством, являются практически ничем по сравнению с теми денежными средствами, которые были потеряны американцами японского про-

141

исхождения во время их насильственного переселения. Тем не менее, один из жертв этого произвола в телеинтервью выразил благодарность за полученную сумму. Но, конечно, несравнимо большее значение имели произненные публично извинения.

Наиболее оскорбительным для представителей японской общины было открыто выраженное сомнение в их политической благонадежности и последовавшие вслед за этим гонения, основывающиеся лишь на расовом критерии. Многим служившим тогда в армии США американцам японского происхождения пришлось наблюдать, как их семьи насильственно переселяли в лагеря для интернированных. Добровольцы с японскими корнями сражались в знаменитом 100-м пехотном батальоне и в тактической группе 442-го полка, которые понесли наибольшие потери в той войне и снискали себе славу, не превзойденную ни одной войсковой частью во всей истории Соединенных Штатов Америки.

На трогательной церемонии, имевшей место в министерстве юстиции США, Дик Торнбер произнес следующие слова: «Я помню о той роли, которую министерство юстиции сыграло в вопросе об интернировании. Символично, что мы исправляем ошибки прошлого здесь, в этом здании». Депутаты Палаты представителей Матсуи и Минета в слезах заключили друг друга в объятия, пока собравшаяся в Грейт Холле публика исполняла «Боже, храни Америку» (GodBlessAmerica)2. Минета сказал: «Американцы японского происхождения наконец-то прониклись уверенностью в то, что буква и дух нашей Конституции распространяется в полной мере и на них».

В 1994 году в возрасте 44 лет скончался афро-американский общественный деятель Спенсер Перкинс, написавший в соавторстве с белым Крисом Райсом книгу Morethan Equals. Перкинс и Райс являлись также лидерами

2  God Bless America («Боже, храни Америку») — патриотическая песня И. Берлина, написанная в 1939 г. Особую популярность приобрела в исполнении певицы К. Смит. Этими словами всегда завершал свои официальные выступления президент Р. Рейган.

142

движения «Сообщество примирения», ратующего за преодоление расовых разногласий. Незадолго до смерти Спенсер Перкинс выступил с публичным обращением, которое процитировал еженедельник «Христианство сегодня» (13 июля 1998 года). В своем обращении он говорил о тупике, в который зашли США в вопросе о межрасовых взаимоотношениях. Причиной этого, по его мнению, было нежелание прощать:

«Хотя мы должны по-прежнему говорить от имени угнетенных и неустанно предостерегать угнетателей, моя готовность их простить не зависит от того, как воспримут они это прощение. Благодаря милосердию и прощению мы обретаем подлинную свободу. Нам не надо больше тратить свою эмоциональную энергию на мысли о том, что однажды наши мучители "получат по заслугам".

Укрепляясь в милосердии, я снимаю с плеч своих тяжесть, которая без подпитки извне становится почти что невесомой. Прощая и принимая тех, кто глух к божественной заповеди творить справедливость, мы тем самым позволяем им слышать Бога, не ища своего, что в конце концов придает нашему служению большую целостность. Способность являть милосердие и одновременно проповедовать справедливость, делает нашу деятельность наиболее эффективной».

ГЛАВА 7

Когда оружие молчит:

враги становятся друзьями

«Господи, прости!»

Надпись в кафедральном соборе города Ковентри

«Упокойся с миром. Мы более не совершим такой ошибки».

Надпись в Мемориале Хиросимы

В 1898 во время сражения близ Сантьяго моряки, находящиеся на борту американского линкора «Техас» громкими криками приветствовали потопление испанского судна «Вискайя», в то время как американский капитан Джон Вудворд Филип пытался сдержать их ликование словами: «Утихните, парни, бедняги умирают». Как часто в пылу сражения не остается места для сострадания! Для большинства людей прощение пока что не стало главным импульсом, руководящим их мыслями и поступками.

Но после завершения военных действий появляется возможность проявить свое великодушие. При капитуляции Японии в конце Второй мировой войны во время церемонии, проходившей на борту американского линкора «Миссури», генерал Дуглас Макартур произнес следующие слова:

«Идейные и идеологические разногласия между нашими странами уже получили свое разрешение на полях сраже-

144

ний. Поэтому сейчас не время и не место обсуждать их. Мы собрались здесь... не для того, чтобы выразить недоверие и недобрые чувства друг к другу. Мы, как победители, так и побежденные, встретились здесь для того, чтобы подняться над нашими чувствами ради достижения священной цели, стоящей перед нами. Ею является надежда всего человечества на возникновение нового, лучшего мира, который станет результатом этого торжественного события. Он займет место мира прежнего, переполненного кровью и страданиями. Новый мир будет основываться на вере и взаимопонимании. В нем будет выше всего цениться человеческое достоинство. Все в нем будет подчинено осуществлению самых сокровенных устремлений человека, среди которых первостепенными являются свобода, справедливость и терпимость в отношениях друг с другом».

Южно-африканский писатель Лоренс Ван дер Пост, побывавший в японском плену, так выразил мнение многих людей: «Когда смолкали залпы орудий, мы всегда пытались стать друзьями наших врагов». К сожалению это удается не всем. В настоящей главе описывается pяд случаев взаимного прощения и примирения, которые имели место в Новой Зеландии, Польше, Лаосе, Аргентине, Эфиопии, Сомали и Вьетнаме.

Немецкий фельдмаршал Эрвин Роммель однажды сказал: «Дайте мне батальон маори, и я покорю весь мир». Он имел в виду мужество, проявленное в годы Второй мировой войны новозеландским подразделением союзнической армии, состоящим из представителей коренного населения островов. Пожалуй, самым известным сражением, в котором участвовало вышеназванное подразделение, была битва при Монте-Кассино в Италии. Капелланом батальона был в то время отец Ви Те Тау Хуата, занявший впоследствии пост капеллана королевы маори. В награду за проявленные в том бою храбрость и мужество он получил Военный крест Великобритании. Так была отмечена доблесть священника, который, не обращая внимания на свист пуль и снарядов, помогал выносить раненых с поля боя.

Ви Те Тау Хуата, отец и дед которого были священниками Англиканской церкви, верил в то, что его народ при-

145

зван осуществлять миротворчество в Тихоокеанском регионе. Он старался всеми силами содействовать сближению маори и живущих в Новой Зеландии европейцев или, как их называет коренное население, пакеха. При этом он опирался на свой собственный опыт по преодолению ненависти к немцам и предубеждений к католикам. По мнению Хуаты, ненависть — это болезнь. Он называет ее «раком горечи».

Через 25 лет после окончания Второй мировой войны отцу Хуате по пути на конференцию в Швейцарию довелось пролетать над Монте-Кассино. Пилот, не догадываясь, сколь важное значение может иметь это слово для его пассажира, указал на находящееся внизу местечко. Хуатой овладели горькие воспоминания. Он вспомнил, как в качестве капеллана подразделения похоронил здесь многих своих соплеменников.

Прибывшую на конференцию делегацию из Новой Зеландии приветствовала немка Фульвия Шпоерри, которая, описывая принципы работы конференц-центра, сказала следующее: «Я немка. Многие люди моего поколения называют себя европейцами. Мы стыдимся того, что ваши страны, находящиеся на другом конце света, заплатили столь высокую цену за действия, предпринятые нашими странами в период Второй мировой войны. Мм не просим вас забыть о тех событиях. Мы лишь просим вас простить нас».

Слова Фульвии Шпоерри привели отца Хуату в ярость. Чуть позже он сказал своему другу, что это был один из худших моментов его жизни: «Меня заставили вспомнить обо всех моих друзьях, которых я похоронил в Италии, мне напомнили о том, как я молился тогда, призывая Господа уничтожить Гитлера и стереть с лица земли Германию и всех немцев».

На вопрос друга о дальнейших планах и намерениях, отец Хуата ответил так: «Мне необходимо просить прощения у этой женщины. Все эти годы я был священником и тем не менее продолжал хранить в своем сердце ненависть». Он вспомнил о вопросе, заданном его женой, перед поездкой в Швейцарию. Она спросила: «Что ты бу-

146

дешь делать, когда встретишься с немцами?» Он тогда ответил, что будет действовать в зависимости от ситуации.

В этот момент мимо проходила Фульвия. Хуата остановил ее и попросил о прощении.

В своем выступлении на утреннем заседании конференции, состоявшемся на следующий день после происшедшего, Хуата, обращаясь ко всем присутствующим в зале немцам, повторил свои извинения. Он говорил о необходимости примирения как в рамках одной семьи, так и в межнациональных отношениях. После этого выступления к Хуате подошли офицеры из экспедиционного корпуса Вермахта в Африке, о присутствии которых на конференции священник даже и не подозревал. Они пришли, чтобы поблагодарить его и пожать ему руку.

Тесное взаимодействие с представителями Германии на конференции изменило всю жизнь отца Хуаты. По его словам, это единение как между членами его семьи, так и в отношениях с прежними противниками стало возможным после того, как он исправил свои прошлые ошибки. «Покуда я был одержим горечью и злобой, я был слеп к нуждам нашей собственной семьи». Он решил излить свою горечь на старшего сына, который женился на католичке. «Я не мог простить его до тех пор, пока не понял, что библейский призыв "Возлюби ближнего своего" относится в равной степени и к представителям иных конфессий!»

На конференции Хуата подружился с племянником генерала Вестфаля, преемника Роммеля на посту командующего экспедиционным корпусом немецких войск в Африке. В результате батальон маори получил приглашение участвовать в следующем слете Африканского корпуса. Хуата прочитал приглашение в присутствии ветеранов, собравшихся на церковную службу перед началом собственного слета в Новой Зеландии. Он рассказал им о случившемся с ним в Швейцарии.

26 ветеранов откликнулись на приглашение и были восторженно приняты 7 тысячами африканских ветеранов. Отца Хуату попросили занять почетное место рядом с

147

женой и сыном Роммеля и выступить с приветственным словом. «Настало время для проявления братских чувств по отношению друг к другу, — сказал отец Хуата, — настало время для примирения, прощения и очищения. Невозможно простить, не отдавая при этом какой-нибудь части самого себя1, невозможно стать братом кому-либо, не принимая во внимание чувств других2. Точно так же единство немыслимо без понятия о единении.

В ответном обращении генерал Вестфаль сказал: «Приняв наше продиктованное доброй волей приглашение, вы не только продемонстрировали, что являетесь героями на поле боя, но и показали все величие своей души».

Хуата любил приводить шутку другого ветерана экспедиционного корпуса, сказанную этим человеком при виде широкого стана священника: «Мы, должно быть, были страшными мазилами, поскольку не попали в вас».

В новозеландской газете WaikatoTimesбыла опубликована статья, рассказывающая о посещении Хуатой Германии, в ней, в частности, отмечалось: «Отец Хуата постоянно указывает на то, что ненависть и Христос не могут одновременно сосуществовать в душе одного человека. Слова Хуаты обращены как к маори, так и к пакехе. Похоже, что тем же самым принципом стали руководствоваться и жители других регионов мира».

Ольгерд и Анеля Штепан, поляки, ныне живущие в Англии. Они также знают о великой силе прощения, которое некогда совершенно преобразило их собственную жизнь. К числу эпизодов, свидетельствующих о важной роли прощения в деле национального примирения, они могли бы добавить событие, имевшее место в 1965 году, когда польские епископы обратились к немцам с призывом «после страшных лет нацистской оккупации простить и предать забвению» прошлое и идти в будущее и «со Христом и во Христе». Польские епископы сделали тогда сле-

1 Английский глагол togive«давать» здесь воспринимается как составная часть глагола toforgive«прощать». — Прим. пер.

2 В оригинале игра слов brother«брат» и other«другой». — Прим. пер.

148

дующее заявление: «Мы, как добрые христиане и существа, наделенные человечностью, протягиваем вам руки в знак дарования прощения и одновременно с мольбой о прощении». Немецкие епископы восприняли это обращение «с радостью и энтузиазмом».

Семья Штепанов назвала это событие «проявлением огромного мужества», так как подобное заявление было встречено жесткой критикой и обвинениями в «прогерманских настроениях», прозвучавшими со стороны коммунистического режима в адрес многих епископов, священников и вообще католиков. Обращение деятелей церкви привело, в конце концов, к возникновению в политических кругах обширной дискуссии по вопросу о советском протекционизме, направленном против «мстительных германцев», что, в свою очередь, позволило Римско-католической церкви Польши начать играть более заметную роль на международной арене и в некоторой степени даже способствовала избранию папой польского кардинала Кароля Войтылы. Поистине велика сила подлинного прощения. Она, как ничто другое, делает нас действительно свободными.

Ольгерд Штепан, ведущий деятель польского католического движения в Великобритании, говорит, что в своей работе на Европейском форуме соборов католически мирянских организаций (EuropeanForumofCatholicLaityCouncils) он поддерживает постоянный диалог с немецкими коллегами. На форуме были установлены специальные правила, регламентирующие порядок проведения встреч, которые способствуют взаимопониманию и откровенному обмену мнениями между его участниками «Честность — это не только основа любых отношений, но и проявление уважения к воззрениям другого человека», — считает Ольгерд Штепан.

То, что Штепаны так охотно идут на диалог с немцами, не следует воспринимать как должное, принимая во внимание ужасные испытания, перенесенные этими людьми в годы Второй мировой войны. Они выросли на Западной Украине, которая входила тогда в состав Польши. В результате они пострадали и от немецких захват-

149

чиков, и от советских властей. «Немецкие летчики использовали нас в качестве живых мишеней, расстреливая как людей, так и пасущийся на полях скот. Наши города регулярно подвергались бомбардировкам, было ужасно много жертв среди гражданского населения», — вспоминает Анеля Штепан, которой было тогда пятнадцать лет. Вскоре после вторжения немецких войск с запада, с востока стала наступать Красная армия. Стоял сентябрь. Сотрудники КГБ произвели обыск в их доме и, заявив, что в 24 часа они должны покинуть родину, отвезли их на станцию, где поместили в вагон для перевозки скота. Они были направлены на принудительные работы на север России. Ехали туда три недели. Единственной пищей был хлеб, который выдавали через день. Кому-то удалось взять из дома кое-какие припасы. Анеля вспоминает, что только три раза им давали горячий суп.

На протяжении последующих 6 месяцев в Советский Союз департировали 1,5 миллиона поляков, что составили примерно десятую часть населения Польши. «Нам повезло больше, чем Анеле, — говорит Ольгерд, — так как во времени нашего вынужденного переселения уже наступила весна». За четыре месяца до этого его отец, архитектор, был арестован КГБ. Больше Ольгерд его не видел: отец умер в советской тюрьме.

На следующий год немецкие войска вторглись в Советский Союз, и Анеля направилась на юг, чтобы вступить в ряды заново формирующейся Польской армии, однако ее сочли слишком слабой для военной службы и, в конечном счете, направили в одну из школ в Палестину. В дни пасхальных праздников 1945 года в Американском университете Бейрута она познакомилась с Ольгердом. Через год они поженились. А в 1950 году они решили поселиться в Лондоне.

Желая забыть прошлое с его страданиями, Штепаны с головой окунулись в лондонскую жизнь. Но в 1956 году советские танки подавили восстание в Венгрии. Ольгерд был охвачен горечью захлестнувших его эмоций. Он осознал, что время его рождения, равно как и язык его предков, были дарованы ему Господом. «Я понял, что должен

150

уважать выбор Бога и перестать стремиться уйти от действительности. Я должен жить с моим народом и культурой». Он ощутил в себе призвание быть «надеждой дли угнетенных и обманутых». Все это побудило его к активному участию в работе Польского института католического действия (PolishInstituteofCatholicAction). Штепан руководил его работой с 1968 по 1986 год.

Вернувшись в Польшу после долгих лет отсутствия, Анеля по совету одного священника посетила Освенцим, где закончили свои дни десятки тысяч ее сограждан. Анеля, несмотря на выпавшие на ее долю страдания, никогда не испытывала ненависти к русским или украинцам. Она видела, сколь много они претерпели от сталинского режима. Но ненависть к немцам продолжала жить в ее сердце. Сначала она не вняла совету священника, опасаясь ужасов концентрационного лагеря, но затем все же согласилась. Позднее она так описывает свои впечатления:

«Прошло уже много лет, но воспоминания об увиденном там до сих пор угнетают меня. Священник подвел меня к стене смерти. Мы увидели горы старой обуви и остриженных волос, и поныне лежавших на том месте. Передо мной внезапно открылась еще одна страница истории человеческих страданий. Мне хотелось бежать без оглядки, но я не могла и двинуться с места. Я была словно парализовано ужасом. Напротив стены смерти стоял огромный крест, на котором производились публичные казни. Оглянувшись, я внезапно увидела этот крест. Я чувствовала себя так, как, наверное, чувствовал себя Христос перед казнью. Я ужаснулась собственной ненависти к немцам. Для меня они были олицетворением зла. Лагерь напоминал конвейер смерти, и это было ужасно.

Я крикнула: "Боже мой, Боже мой, помоги мне!" И тут я увидела протянутые ко мне руки Христа. Я услышала его голос: "Отче! Прости им, ибо не знают, что делают". Голос прозвучал еще раз, и затем послышалось: "Я умер за них, я умер за них". Для меня эти слова стали величайшей победой, но не моей, а Его. Состояние подавленности отступило, и я почувствовала себя полностью обновленной. В момент осознания своего преображения все мое существо охватило чувство глубочайшей благодарности Господу. Но что гораздо

151

важнее, ненависть оставила меня тогда навсегда. С тех пор я ежедневно молюсь за немецкий народ».

Ольгерд Штепан полагает, что после падения тоталитаризма в Центральной и Восточной Европе возобладали крайнее националистические умонастроения, и поэтому мы как никогда, нуждаемся в культивировании прощения. И в гораздо большей степени, чем то, которое испытала его жена при посещении Освенцима.

По словам Штепанов, «в акте прощения человек достигает максимальной самореализации; только тогда мы до конца проявляем в себе "образ Божий"». Как католики они убеждены в великой роли исповеди, в которой священник выступает inpersonaChristi(как свидетель со стороны Христа). Акт прощения имеет двоякое значение, обидчика он освобождает от бремени вины и угрызений совести. Обиженного он избавляет от отрицательных эмоций как в отношении обидчика, так и в отношении самого себя. Прощая, человек получает свободу, необходимую для того, чтобы, оставив в прошлом рабство, достичь земли обетованной, где царствует любовь. Прощение драгоценно. Ибо оно связано с искуплением грехов всего человечества, осуществленным Иисусом Христом на кресте. Прощение приобщает нас к Его страданию и одержанной Им победе».

Тианетон Чантарази и его жена Вьенгксай живут в настоящее время в Австралии, в стране, где Тианетон некогда исполнял обязанности поверенного в делах Лаоса. В 1970 году Тианетон был послом в Индии, а затем занимал пост министра иностранных дел в последнем коалиционном правительстве Лаоса перед захватом власти коммунистами в 1975 году. Находясь в изгнании, Тианетон Чантарази стал генеральным секретарем Объединенного национального фронта освобождения Лаоса. Более всего членов этой организации заботит благополучие полумиллиона лаосских беженцев, разбросанных по всему миру. Чантарази и его жена неоднократно занимались сбором одежды и медикаментов, предназначенных для обитателей лагерей беженцев. Они также активно участвуют в жизни лаосской общины Сиднея. В интервью

152

корреспонденту местной газеты Тианетон Чантарази сказал следующее: «Мы все должны сажать деревья, даже если нас не учили этому. Любые проявления доброй воли в человеке достойны всякого восхищения».

Борьба за свободу началась для него в 40-х годах XX века. Тогда он молодым человеком записался в ряды Армии национального освобождения, боровшейся за изгнание французского колониального правительства. Тианетон и его жена могли бы с полным правом возненавидеть французов, японцев, американцев, равно как и коммунистов, в особенности, представителей северовьетнамского направления, которые, захватив Лаос, уничтожили в концентрационных лагерях тысячи его сограждан и попытались создать новую расу, насильно вынуждая вступать в межнациональные браки вьетнамцев и лаосцев. Семья Чантарази до сих пор страстно желает освобождения своей страны от иностранного владычества. Тем не менее они, по их словам, предпочли «разорвать цепи ненависти». «Если испытываешь ненависть к собственному брату, то как же можно рассчитывать на освобождение своей страны?» — спрашивает Тианетон.

В очерке «Перспективы национального примирении в Лаосе», написанном им в 1995 году от имени руководителей лаосской общины в Австралии, Чантарази говорит, что Лаос был вовлечен в порочный круг ненависти и жажды мести. Для того, чтобы преуспеть в деле национального примирения, необходимо действовать в большем масштабе, необходимо прощение со стороны целого народа. «Ненависть, сковывающая сердца лаосской политической и интеллектуальной элиты, должна быть разорвана. И это станет первым шагом на пути разрешения стоящих перед нацией проблем».

Тианетон Чантарази убежден в том, что лаосцы не могут забыть, но они способны простить. Причин, не позволяющих забыть прошлое, великое множество. Одной из них является то, что люди часто становятся заложниками прошлых событий. Они непрестанно взращивают в своем сердце ненависть и жажду отмщения за причиненные им как народу несчастья, что может, в

153

свою очередь, привести к новым виткам вооруженного конфликта. Путь к примирению через прощение незнаком ведущим лаосским политикам, и поэтому представляет избравшим его большие трудности. «Однако цепь ненависти и мести может быть прервана, если за дело возьмутся сильные и мужественные политические деятели».

По словам Чантарази, настоящий коммунистический режим в Лаосе связан с Вьетнамом в военном, политическом, экономическом и культурном отношении. По сути дела, Лаос является «провинцией» своего более могущественного соседа. Тем не менее, надежду вселяет тот факт, что в 1997 году Лаос был принят в АСЕАН (Ассоциацию государств Юго-Восточной Азии), и эта организация призвала создать к 2002 году «открытые» общества на территории государств—своих членов. Тианетон 'Чантарази, как и все лаосцы, прилагает все усилия для того, чтобы выборы в Национальную ассамблею, которые должны состояться в этом году, были честными и свободными. Он надеется, что после выборов будет объявлена всеобщая амнистия, которая коснется сторонников, как правых, так и левых, и будут преодолены противоречия, существующие между прежним и нынешним режимами. Результатом подобной политики станет возникновение новых условий, более благоприятных для общенародного прощения и национального примирения».

Стремление Тианетона Чантарази и его жены вернуть свою страну на путь свободы и демократии сопряжено с желанием создать такое лаосское общество в будущем, которое будет невосприимчиво к попыткам насильственного свержения правительства, предпринимаемым теми или иными политическими силами. «Мы должны принять во внимание не только сам факт освобождения Лаоса, но и его последствия, — говорит своим согражданам Тианетон, — поскольку на примере других стран мы неоднократно замечали, что, несмотря на смену власти, следующую за освобождением, кровопролитие не прекращается. Нам нужно создать фундамент нового общества,

154

которое будет построено на вере и взаимном доверии, любви и уважении по отношению к различным племенам и этническим меньшинствам».

Основой будущего сближения должен стать буддизм, который, по мнению Тианетона, несет в себе «величайшую надежду» для всего Лаоса. «Нам необходимо подавить в себе ненависть и провести в разбросанных по всему миру лаосских пагодах совместные молебны о прощении. Прощение — не панацея от всех бед, тем не менее, оно может способствовать миру и процветанию нашей страны».

Чантарази и его жене удалось сохранить жизнь именно из-за их великодушия и стремления поддерживать диалог даже с своими идеологическими противниками. В период участия в деятельности коалиционного правительства Тианетон при активной поддержке со стороны жены пытался заложить нравственные основы лаосского общества. Одному молодому активисту левой партии показались близкими идеи Чантарази в той их части, которая представляла универсальную ценность. В мае 1975 года, придя на встречу с членами своей партийной ячейки, он увидел имя Чантарези, который как бывший министр националистического правительства был включен в списки лиц, подлежащих аресту в ту ночь. Молодой человек поспешил в дом Тианетона и его жены и убедил их уехать. Чантарази, упаковав свои немногочисленные пожитки и получив разрешение премьер-министра на выезд из страны, тайно покинули свой дом и, переправившись через реку Меконг, очутились в Таиланде. Через 15 минут после их отъезда солдаты вторглись в дом Тианетона и его жены, чтобы арестовать их.

В 1998 году президент Аргентины Карлос Менем, находясь в Великобритании, возложил венок в память о британских солдатах, погибших в войне за Фолклендские (Мальвинские) острова. В 1999 году подобный акт добром воли повторил принц Чарльз во время своего посещения Аргентины. В Буэнос-Айресе принц Чарльз также лично пожал руки ветеранам той войны. Таким образом, на самом высоком уровне была предпринята попытка сбли-

155

жения между двумя государствами. Не всегда это было легко осуществить. На президента Менема обрушился целый шквал критики за публичное выражение сожаления о происшедшем. Многие расценили действия президента как официальное принесение извинений Великобритании. Ответный шаг принца Чарльза также посчитали открытым вмешательством в политику. Особенное раздражение вызвала выраженная им надежда на установление добрых взаимоотношений между аргентинцами и жителями островов.

Тем не менее процесс проник и на уровень простых солдат, принимавших участие в военных действиях.

Орасио Бенитеса, молодого солдата, не так давно призванного в армию Аргентины, посчитали мертвым и оставили на поле боя. Раненый в голову, он так бы и умер, лежа закутанный в шерстяное одеяло среди горы трупов, если бы английский сержант не заметил, что у него моргают глаза. Англичанин доставил раненого в медицинскую часть и тем самым спас его жизнь.

«Я сражался на передней линии фронта, — говорит Орасио Бенитес, — трижды мне отдавали последние почести, и, тем не менее, я выжил. Однако ненависть переполняла все мое существо. Я потерял много друзей на войне. Я действительно сожалею о том, что было столько жертв. Но мы можем изменить мир в лучшую сторону и тем самым не допустить повторения этой трагедии в будущем». На встрече, состоявшейся после окончания войны в Буэнос-Айресе, Орасио попросил присутствовавших британцев о прощении. Он попросил прощения у английских семей, лишившихся в результате военных действий своих отцов и сыновей.

Приехав в Лондон, Бенитес выразил желание встретиться с командиром того британского воздушно-десантного полка, против которого он воевал. Бенитес с горечью вспоминал, как выпустил две автоматных очереди в наступающих британцев. На вопрос корреспондента Guardianо причинах, побудивших его высказать подобное пожелание, Бенитес ответил: «Я непрестанно спрашиваю себя о том, скольких детей я лишил их роди-

156

телей и почему я это сделал?» Он хотел отыскать тех людей в Британских вооруженных силах, которым он мог бы выразить свое покаяние.

Британские друзья, которые оказали Орасио Бенитесу гостеприимство в Лондоне, знали, где найти подполковника Криса Кибла, командовавшего тем самым воздушно-десантным полком. Тот сразу же согласился встретиться со своим бывшим врагом. Их встреча были впечатляющей. Они обняли друг друга. Слезы выступи ли на глазах Бенитеса, который впоследствии вспоминал: «Я был настолько взволнован, что не мог говорить. Я полагаю, что в тот момент война закончилась для меня по-настоящему. Я испытывал самое странное чувство в своей жизни. Подполковник, казалось, был моим старым добрым другом».

По словам подполковника Кибла, он в течение двух часов терпеливо слушал Бенитеса, пытающегося выразить свое раскаяние и добиться прощения. Затем он спросил аргентинского солдата, что стало бы с его страной, если бы не разразилась война. Услышав о страшных реалиях военной диктатуры, Кибл высказал предположение, что они «оба сражались на одной стороне, на стороне добра против поднимающего голову зла». По мнению британского подполковника, «осознание этого факта освободило аргентинского солдата от чувства вины. Добро, а не я, породило прощение».

Английский офицер убежден в том, что война по своей природе позволяет обеим противоборствующим сторонам совместно «выстрадать» на поле боя то, что в результате послужит делу искупления еще больше и несправедливости. «Таким образом, идеи «страсти» и «страдания» являются неотъемлемыми частями прощения, — говорит Кибл. — Воюющие стороны помогают всем остальным отстоять добро».

В битве на Фолклендских островах Кибл, тогда еще майор, во время наступления на Гуз Грин был вынужден взять на себя командование десантным батальоном, после того как его командир был убит. Стоял страшный холод. Его люди сражались уже почти сорок часов. Каждый ше-

157

стой был либо ранен, либо убит. Складывалось чрезвычайно опасное положение, и Киблу пришлось взять на себя ответственность за исход операции и за жизни людей. Тогда он опустился на колени и произнес: «Господи, вверяю себя Тебе. Поступай со мной, как знаешь. Что бы ни случилось, я благодарю Тебя, ибо во мне да исполнится воля Твоя. Большего я не прошу».

По словам Кибла, в тот момент он полностью преобразился. Испуг и растерянность оставили его. Он преисполнился радости и обрел необычайную ясность в отношении своих будущих действий. Он сказал своим людям, что с рассветом отправится к аргентинцам и предложит им сдаться. Все были в изумлении. «Мы являемся соединением, которое предназначено для силового разрешения конфликтов, а я стал вдруг предлагать нечто совершенно противоположное».

Но Кибл поступил именно так, как говорил. Он отправился к позициям аргентинцев в сопровождении одного артиллерийского офицера и журналиста телекомпании BBC. Только впоследствии он осознал, что их путь пролегал через минное поле. В своем обращении он апеллировал к вере во Христа, которая объединяла всех аргентинцев под сенью Католической церкви, и призывал их прекратить кровопролитие. К полудню аргентинцы согласились на капитуляцию с сохранением всех знаков отличия. Они провели символический парад, исполнили национальный гимн и лишь после этого сложили оружие. «Я предлагал им то, что они желали, но не могли сделать сами». Аргентинский гарнизон поразил англичан своим количественным перевесом: 1500 аргентинских военных сдались 450 британским десантникам.

Майкл Смит, описывая этот инцидент в журнале ForaChange, отмечал: «Капитуляция спасла многие человеческие жизни и задала тон всем последующим событиям этой войны». Три недели спустя батальон под командованием Кибла первым вошел в Порт-Стэнли, чтобы принять окончательную капитуляцию аргентинцев.

Война полностью изменила жизни Кибла и Бенитеса. Оба они решили посвятить себя служению людям.

158

Кибл работает сейчас в группе развития, где он реально может способствовать росту и развитию возможностей других людей. Бенитес, который в настоящее время успешно занимается бизнесом, создал кооператив для ветеранов войны. Кибл надеется, что однажды он и Бенитес вместе посетят те места на Фолклендах, где им довелось воевать. «В конце концов, — говорит он, — мы на одной стороне».

Маммо Вудне занимает в настоящее время пост председателя Союза писателей Эфиопии. Он известный историк, написавший более 40 книг. Вот уже много лет он работает над разрешением конфликта и прекращением военного противостояния между Эфиопией и Эритреей. На прошедшей в 1998 году в Европе конференции он выразил свою озабоченность по поводу приобретения противоборствующими сторонами дорогостоящего оружия, которое, по его словам, имеет место в странах Восточной Азии, Восточной и, может быть, Западной Европы. Byдне высказал тогда серьезные опасения относительна возможного расширения конфликта и вовлечения в него соседних стран, что, в свою очередь, поставит под угрозу стабильность во всем регионе:

«К моему величайшему сожалению, в то время, как мы собрались здесь для разработки лучших путей мирного развития наших стран, две страны, связанные между собой тесными узами братства, оказались вовлеченными в междоусобный конфликт. Когда же люди поймут, что насилие не решит их проблем? Неужели человеческая жизнь обладает меньшей ценностью, нежели разногласия по поводу государственной границы? Вооруженный конфликт — это зло, которое способно погубить и покалечить тысячи жизней, лишить детей родителей и родного крова».

Вудне призвал две страны, равно как и все вовлеченные в другие конфликты государства, отказаться от враждебности и насилия. Он обратился к присутствующим на конференции с призывом содействовать активному включению их стран в миротворческий процесс. За два месяца до конференции Вудне удалось организовать встречу руководителей различных религиозных конфес-

159

сий Эфиопии — христианских, мусульманских и других общин, — целью которой был вопрос об их мирном сосуществовании. Председательствовал на встрече патриарх Православной церкви Эфиопии. По словам Маммо Вудне, результатом этого мероприятия стала организация постоянно действующего комитета, в который пошли руководители этих конфессий.

Выступая с подобными обращениями к мировому сообществу, Вудне опирался на собственный жизненный опыт. В период Второй мировой войны его деревня неоднократно подвергалась бомбардировкам со стороны военно-воздушных сил Италии, которая выступала тогда союзницей фашистской Германии. Во время одной из таких бомбардировок были убиты семья и все родственники Маммо. Тридцатью годами позже он встретил человека, который с гордостью рассказал ему о том, как во время оккупации Эфиопии итальянскими войсками служил в ВВС Италии и участвовал в бомбардировках его родной деревни. Вудне весь затрепетал и в бешенстве бросился в свою комнату за револьвером, желая отомстить за собственные страдания. «Однако голос совести заставил меня задуматься, — говорит Вудне, — и я стал молить Господа указать мне верный путь. Я подумал: разве сможет убийство старого фашиста вернуть мне родных и близких? В то время, как люди по всему миру прощают и, проявляя терпимость, стараются жить в мире, не повторит ли задуманное мной убийство преступления Муссолини?»

Вудне все хорошенько обдумал. На следующий день он нашел старого летчика в том же баре, где с ним познакомился, и рассказал ему свою историю. «Он был поражен, был в ужасе, полагая, что я хочу отомстить. Я сказал, что прощаю его». «Прости, прости», — повторял старый летчик. После этого они обнялись. «Я даже поцеловал его», — говорит Вудне.

Вудне — мужественный человек. Во время правления императора Хайле Селассие он открыто выступал против тех политических шагов руководства страны, которые считал неприемлемыми. В период гражданской войны между Эфиопией и Эритреей он рисковал собственной

160

жизнью ради сохранения эфиопско-эритрейских взаимоотношений. В 1987 году, когда диктатор Менгисту Хайле Мариам пригласил лидеров ряда африканских государств посетить съезд его партии, Вудне осмелился встать и открыто возразить против этого. После того как Вудне занял свое место, президент Замбии Кенет Каунда поднялся и сказал: «Этот человек говорил в духе подлинного панафриканизма. Его слова были обращены в будущее Африки».

Сомалиец Ахмет Хассен Эгаль в своем выступлении на Международном форуме лейбористской партии, проходившем в 1998 году в Копенгагене, сказал, что он является частью «сообщества сомалийцев, ратующих за примирение». Его прадед был вождем. В возрасте 25 лет Эгаль вместе с другими членами своей семьи был арестован по приказу стоящего тогда у власти диктатора, несмотря на их общую принадлежность к одному и тому же клану. Эгаля выпустили на свободу через год после задержания. Он потерял все гражданские права и был вынужден бежать в Эфиопию. В 1978 году Эгаль вместе со своими единомышленниками организовал первую вооруженную оппозиционную группировку под названием «Демократический фронт освобождения Сомали».

«Некоторые из интеллектуалов, входивших в наши ряды, впоследствии выступили с критикой лидеров партизанской войны, — сказал Эгаль на конференции в Копенгагене, — в их числе оказался и я. За подобные высказывания я провел год в тюрьме, на этот раз уже эфиопской, и был очень ожесточен». Выйдя на свободу, он понял, что поставленных целей нельзя добиться с помощью оружия, и попросил политического убежища в Швеции. На курсах шведского языка Эгаль познакомился с еще одним беженцем, который ранее возглавлял польское движение «Солидарность». Этот человек помог осознать ему, что процесс изменения должен начаться с него самого. «Прежде я, главным образом, думал, как изменить других», — признается Эгаль.

В 1996 году в разгар гражданской войны и сопутствующего ей голода Эгаль получил возможность посетить Сомали в составе одной из шведских гуманитарных организаций. Во время поездки он посетил лидера партизанской войны, под командованием которого он ранее находился, и попросил прощения за некогда проявленные им ненависть и жестокосердие. «Я сказал ему, что хотел убить его при любом удобном случае. Но теперь я свободен от былой ненависти. Когда он понял, что я имею в виду, он простил меня. Тогда я сказал ему, что мы оба должны простить нашего злейшего врага — генерала Айдида».

На это партизанский лидер ответил: «Ахмед, ты заходишь слишком далеко. Этот человек виновен в том, что тысячи детей лишились своих родителей. Они никогда не простили бы мне, если бы я пошел на примирение с этим человеком».

Тогда Эгаль сказал: «Если мы не заключим мира, появится еще больше сирот, и они, в свою очередь, будут винить нас».

Четыре недели спустя из сообщения телерадиокомпании ВВС Эгаль к своему удивлению узнал, что его бывший предводитель с небольшим сопровождением отправился в Могадишо, где прямо на аэродроме примирился с генералом Айдидом. «Я не знаю, явилось ли это примирение результатом нашего разговора. Но я чрезвычайно рад происшедшему. Для будущего Сомали очень важно, что мой бывший руководитель начал сознавать величайшую роль прощения и примирения. И это приобретает еще большее значение в свете избрания этого человека одним из пяти, кто будет возглавлять страну на пути к формированию переходного правительства».

Один ветеран войны во Вьетнаме рассказывает, как ему довелось держать в руках сердце своего товарища, которого за несколько секунд до этого разорвал на куски мощный взрыв. Другой американец примерно того же возраста говорит, что отрубил себе пальцы, пытаясь избежать призыва во Вьетнам. Сейчас впервые каждый из них начинает чувствовать боль другого. Оба они стоят по разные стороны тех событий, которые продолжают разделять Америку на две части и относительно которых лишь очень немногие способны открыто обмениваться мнениями.

162

«Необходимо пройти через всю эту боль, чтобы избавиться от нее навсегда», — говорит Джек Истес. Он и его жена Коллин О'Каллаган организовали встречу в Портлендском университете, на которой имел место подобный откровенный обмен мнениями. Целью мероприятия было способствовать исцелению нанесенных вьетнамской кампанией ран. Напомним, что в ту войну потери Америки составили 58 тысяч человек убитыми, 300 тысяч ранеными, и более 60 тысяч ветеранов покончили впоследствии жизнь самоубийством. Портлендский университет был в 1970 году местом проведения массовых антивоенных демонстраций.

«Моя семья не понаслышке знакома со страданиями, говорит Истес, который в составе американской морской пехоты принимал участие в войне во Вьетнаме и написал впоследствии книгу о тех событиях под названием «Сфера невинности». — Мои родные видели страдание на моем лице, слышали его в моем голосе, ежеминутно и ежесекундно ощущали его». Пока Джек воевал во Вьетнаме, Коллин, которая была тогда еще незамужней девушкой, активно участвовала в антивоенных манифестациях и Орегоне. Она не согласна с Джеком, который полагает, что война во Вьетнаме была справедливой и антивоенные демонстрации лишь продлевали ее. По всей вероятности, именно готовность семьи Истесов продолжать начатое ими дело, несмотря на существующие между ними разногласия, помогает завоевать сердца как сторонников, так и противников тогдашней военной кампании.

«В войне участвует все общество, — говорит Коллин, — точно так же все общество должно принять участие в исцелении полученных в ней ран. Мы должны поддерживать связь между ветеранами и лицами, уклонившимися тогда от военной службы, между участниками антивоенных манифестаций и теми, кто остается равнодушным к событиям той войны».

После возвращения из Вьетнама Джека Истеса постоянно мучили ночные кошмары. «Война была со мной, она иссушала меня непрестанными воспоминаниями, терзала мои чувства», — говорит он. Наконец, по настоянию Коллин, Джек вместе со своей семьей еще раз посетил Вьетнам в 1993 году. Они привезли с собой медикаменты, книги и игрушки и, путешествуя по стране, раздавали их. В марте 1969 года взвод, в котором служил Истес, подвергся нападению вьетконговцев. Большинство его товарищей были либо убиты, либо ранены. Жизнь Джека спас Хьен, житель располагавшейся неподалеку деревни. Мысли об этом человека не оставляли Джека на протяжении 25 лет. В ту поездку он снова встретился с ним. Они отправились туда, где познакомились в далеком 1969-м. Там не осталось ни следов мощных бомбовых ударов Б-52, ни результатов применения напалма. На месте былых сражений мирно зеленели джунгли. Джек также встретился с молодым человеком по имени Квай, который в возрасте 10 лет стал жертвой противопехотной мины. Он был слеп на один глаз. У него не было одной ноги и обеих рук. Они подружились, но Джек сознавал, что мало чем может помочь этому человеку.

Подобные встречи побудили Джека и Коллин к учреждению Фонда павших бойцов, который является в своей основе гуманитарной организацией.

Во время одной из последующих поездок во Вьетнам, которую осуществили Истес и члены его фонда, Джек вместе с докторами и медсестрами Северо-западных медицинских бригад оказывал медицинскую помощь примерно 150 больным в день, а также заботился об их дальнейшем лечении. Во время другой поездки в 1998 году он привез медицинский персонал для лечения беднейших слоев населения, многие из которых «никогда в своей жизни до этого ни видели врачей». Фонд изготовил для Квая протезы. Его сотрудники также оказывают поддержку еще одному молодому вьетнамцу, находящемуся в данный момент в Орегоне. Фонд продолжает поставлять во Вьетнам медицинское оборудование и планирует строительство там новых медпунктов, а также колодца и туалета для одной из школ. В Соединенных Штатах Америки сотрудники фонда помогают ветеранам, страдающим от послетравматических психических расстройств и надеются организовать видеоархив, где будут

164

собраны материалы, посвященные ветеранам вьетнамской кампании. Джек и Коллин хотят также снять фильмы о солдатах противника и разослать их по библиотекам США в качестве наглядного подтверждения трагедии войны. «Мы полагаем, что эти фильмы будут способствовать прощению и исцелению старых ран и, возможно, внушат будущим поколением мысль о том, что трагические последствия войны продолжают ощущаться и после ее завершения. Конец войны лишь знаменует собой новый виток страданий».

В 1998 году Коллин пригласила в Орегон буддийского монаха Клода Томаса. Он воевал во Вьетнаме. В настоящее время Томас является членом Дзэнского ордена миротворцев и учеником Тхич Нхат Хана. Во время вьетнамской кампании Томас был командиром вертолета. Его пять раз сбивали. Неоднократно он был ранен. Сначала Томас хотел провести серию занятий по медитации, которые бы помогли справиться с последствиями той войны как самим ветеранам, так и членам их семей. Но затем Фонд павших бойцов совместно с Ассоциацией по поддержке находящихся в заключении ветеранов попросили Томаса провести цикл занятий для группы людей, большинство из которых отбывали наказания за убийства. Их поселили на территории одного из заповедников, где они провели некоторое время в полном уединении, что, по словам Джека, «оказало на них чрезвычайно благотворное воздействие».

«Мы не врачи и не адвокаты, — говорит Джек, — но люди постоянно обращаются к нам за помощью». Джек и Коллин убеждены в том, что, помогая людям справиться с неблагоприятными последствиями войны во Вьетнаме, они тем самым способствуют борьбе со многими другими язвами американского общества. «Прощение — шаг на пути к исцелению», — говорит Джек.

Притча

«В последние годы широкая публика имела возможность увидеть драму прощения, разыгранную на сцене в музыкальной версии «Отверженных». В основу мюзикла лег знаме-

165

нитый роман Виктора Гюго, а точнее та его часть, в которой рассказывается история Жана Вальжана, французского каторжника, личность которого полностью преобразило прощение.

Жан Вальжан за кражу хлеба был приговорен к 19 годам каторжных работ. На каторге он постепенно превращается в закоренелого преступника. В драках он был непобедимым. Никто не способен был сломить его волю. И вот Вальжан выходит на свободу. В те далекие времена каторжники были обязаны носить специальные знаки отличия, свидетельствующие об их прошлом. Ни один хозяин гостиницы не хотел пускать на ночлег опасных преступников. В течение нескольких дней Вальжан скитается по сельским дорогам, пытаясь найти убежище от непогоды, пока, наконец, добрый епископ не дает ему приюта.

Той же самой ночью Вальжан, лежа в кровати, которая с непривычки кажется ему слишком мягкой, дожидается, пока священник и его сестра лягут спать. После чего он крадет из шкафа их столовое серебро и исчезает в темноте.

На следующее утро в дверь дома епископа постучали. На пороге стояли трое жандармов, которые держали за ворот Жана Вальжана. Увидев его на улице со столовым серебром в руках, они поняли, что он его похитил, и были готовы навек заковать его в колодки.

Реакция епископа удивила всех и, в особенности, Вальжана.

— Ах, это вы! — вскричал он, обращаясь к Жану Вальжану. — Я очень рад вас видеть. Но послушайте, что же это вы? Ведь я вам отдал и подсвечники. Они тоже серебряные, как все остальное, и вы вполне можете получить за них франков двести. Почему вы не захватили их вместе с вашими приборами?

Жан Вальжан широко раскрыл глаза и взглянул на почтенного епископа с таким выражением, которое не мог бы передать ни один человеческий язык.

Епископ заверил жандармов, что Вальжан не был вором. "Я сам подарил ему это серебро", — сказал он.

Когда жандармы ушли, епископ передал подсвечники дрожащему и словно онемевшему Вальжану. При этом он сказал: "Не забывайте, никогда не забывайте, что вы обещали

166

мне употребить это серебро на то, чтобы сделаться честным человеком".

Поступок епископа, полностью лишенный присущего каждому человеческому существу инстинкта мести, навсегда изменил жизнь Жана Вальжана. Прощение, дарованное человеку, не раскаявшемуся в своих злодеяниях, растопило ледяную стену защиты от внешнего мира, воздвигнутую Вальжаном в его сердце. Он сохранил подсвечники как драгоценную память о проявленном к нему милосердии и с тех пор полностью посвятил себя служению другим людям.

В романе Виктора Гюго представлена и другая сторона прощения. Полицейский надзиратель Жавер не знает и иного закона, кроме справедливости, он беспощадно преследует Жана Вальжана на протяжении почти двух десятилетий, последовавших вслед за описанными выше событиями. Вальжана преобразило прощение. Что до Жавера, то он одержим жаждой мести. Но после того, как Вальжан спасает Жавера и тем самым проявляет удивительное милосердие по отношению к своему гонителю, полицейский надзиратель чувствует, что земля уходит из-под ног и созданный им мир рушится. Жавер оказывается не в состоянии совладать с этим милосердием, которое идет вразрез с присущими человеку инстинктами. И, не найдя в своей душе прощения, он прыгает с моста в Сену».

ФилиппЯнси,

What's So Amazing about Grace

ГЛАВА 8

Еще один мост через реку Квай:

англо-японское примирение

«Прощение — украшение храброго».

Санскритская поговорка

В мае 1998 года весь мир обошла фотография, на которой запечатлена группа пожилых британцев, демонстративно повернувшихся спиной к проезжавшему по Лондону кортежу автомобилей, в котором находились император Японии вместе с королевой Елизаветой II. Это были бывшие британские военнослужащие, попавшие во время войны в плен к японцам. Недружественный поступок ветеранов, свидетельствующий о напряженности, сохраняющейся между народами этих стран со времен Второй мировой войны, стал, наверное, единственным обстоятельством, из-за которого визит главы японского государства запомнился широкой общественности. Как писала газета Guardian, «на лицах высокопоставленных членов японской королевской делегации застыло выражение шока и унижения».

Однако в числе встречающих королевскую процессию была и другая группа британских ветеранов войны в Юго-Восточной Азии. Среди них также находились бывшие военнопленные. Эти люди приветствовали императора Акихито, в руках у них были японские флаги. Фотографии этих ветеранов не попали в поле зрения мировой общественности.

168

И той, и другой группе пожилых британцев есть что рассказать людям. Но как важно было бы для всех нас наряду с историей, повествующей о враждебности, сохраняющейся между двумя народами, услышать рассказ о прощении!

Будет человек способен простить или нет, во многом зависит от его круга общения. Если друзья и знакомые постоянно напоминают вам о перенесенных вами мучениях, о том, как жестоко и несправедливо с вами обошлись, простить вам будет очень нелегко. Но если вы общаетесь с теми, кто, так же, как и вы, многое пережил, но, несмотря на все свои страдания, не желает находиться под гнетом своего страшного прошлого, вы получите мощный импульс, позволяющий вам забыть о своих невзгодах и простить нанесенные вам обиды.

Одним из тех, кто приветствовал императора с японским флагом в руках, был Ричард Чэннер, член Товарищества ветеранов Бирманской кампании. Эта организация ставит своей целью установление новых отношений между теми, кто во время Второй мировой войны находился по разные стороны линии фронта. В этом товариществе много прославленных воинов. У его истоков стоял Вильям Дэвис, машинист из Уэльса. В начале 1980-х годов этот человек решил, что настало время пожать руки тем, против кого он сражался во время войны. Несмотря на протесты жены и возмущение своих товарищей, ветеранов города Абериствита, прекративших всякое общение с Дэвисом, этот немолодой человек установил связь с представителями японского посольства в Лондоне. Через них он вышел на Macao Хиракубо, японского предпринимателя, участника боев при Кохима, в ходе которых японские силы были остановлены в Нагаленде, на границе между Индией и Бирмой. Вместе с Хиракубо Дэвис и еще один ветеран из Уэльса совершили поездку в Японию. Там они встречались с бывшими японскими военнослужащими, также воевавшими в Бирме. Поездка в Японию еще больше убедила Дэвиса в необходимости установления новых отношений между бывшими противниками, хотя его товарищи, ветераны из Абериствита

169

как и раньше, продолжали осуждать подобные инициативы. С тех пор под эгидой Товарищества ветеранов Бирманской кампании стали проводиться обмены визитами между различными группами японских и британских ветеранов, а в Вестминстерском аббатстве состоялись специальные богослужения, посвященные примирению между народами этих двух стран. Macao Хиракубо удостоился наград от правительств Великобритании и Японии за свой вклад в дело примирения между бывшими японскими военнослужащими, воевавшими в Бирме, и ветеранами 14-й британо-индийской армии, в составе которой сражались представители Великобритании, Индии, а также некоторых африканских стран.

За несколько лет до описываемых событий Ричард Чэннер, кавалер ордена Военного Креста, получивший ранение в боях за индийский город Импхал, вместе со своим товарищем, еще одним британским ветераном, совершил поездку в Кохиму. Там состоялось возложение венков на могилы британских и индийских военнослужащих. Кроме того, ветераны возложили венок возле дерева, посаженного на месте гибели одного из японских снайперов. Так они отдали дань памяти тысячам японских солдат, погибших на этом фронте. Агентство DailyTelegraphназвало этот поступок британских ветеранов «одним из наиболее ярких жестов примирения».

Во время прохождения королевской процессии по алее Мэлл в лондонском парке Сент-Джеймс Ричард Чэннер вспомнил свои навыки командира артиллерийской батареи: сделав из картона подобие мегафона, британский ветеран постарался донести слова приветствия до императора Страны восходящего солнца. Когда королевские особы проходили мимо ветеранов, бывший артиллерист поднял развевающийся флаг и вместе с двумя своими товарищами закричал: «Банзай!». Когда же процессия двинулась дальше, один из бывших военнослужащих, протестующих против визита японского императора, вырвал флаг из рук Ричарда. Действия Чэннера не остались незамеченными. Вечером того же дня Независимая телевизионная программа новостей взяла интервью у вете-

170

рана, с японским флагом в руках отправившегося к Вестминстерскому аббатству приветствовать императора Акихито во время возложения венков у Могилы Неизвестного солдата. Одним из тех, кто попросил Чэннера выступить в этот день под японским флагом, был Лес Денисон, также один из членов Товарищества ветеранов Бирманской кампании.

Лес Денисон попал в плен в феврале 1942 года, когда японские войска заняли Сингапур. Тысячи британских и австралийских военнопленных, а вместе с ними и тысячи местных рабочих были направлены японцами на строительство железной дороги, которая должна была проходить через труднопроходимые горы и джунгли и соединить между собой Таиланд и Бирму. Около 12 тысяч пленных, тысячи рабочих азиатского происхождения погибли во время этого строительства. Денисон провел в плену три с половиной года. За это время он стал свидетелем того, как японцы обезглавили 14 его товарищей. В результате истощения вес заключенного снизился со 160 до 74 фунтов.

12 декабря 1998 года выходящая в Ковентри газета EveningTelegraphопубликовала статью Леса Денисона под заголовком «Настало время положить конец многолетней враждебности». В статье говорилось:

«Читая письма и статьи, авторы которых требуют от правительства Японии принести им извинения и выплатить компенсации, я с сожалением думаю о том, что за прошедшие 50 лет многие люди так и не смогли избавиться от чувства враждебности и ненависти по отношению к своим бывшим противникам.

Мне 83 года, я бывший военнослужащий, принимавший участие в боевых действиях на Дальнем Востоке. В Сингапуре я попал в плен, разбирал руины и завалы в этом городе, на ручной тележке вывозил трупы. Некоторое время провел в тюрьме Чанги, затем был отправлен в Таиланд. После двухсотмильного перехода через заболоченные джунгли я вместе с другими военнопленными оказался в лагере смерти Соукурия. Там мы построили 15 километров железной дороги и один из мостов через реку Квай. Из 1600 заключенных в живых остались только 400 человек, которых затем направили в Бирму.

Да, меня по-прежнему мучают кошмары. Я не могу забыть тошнотворное сладковатое зловоние, которое источают разлагающиеся трупы до того момента, пока не прекратится дождь и природа не позволит предать их огню. Но ведь прошло уже 55 лет, я выучился, стал зрелым человеком, завел семью, заботился о своей жене и помогал друзьям.

В 1962 году я буквально заставил себя принять участие в работе одной международной конференции. Мне очень не хотелось в этом участвовать, так как там присутствовала делегация из Японии. На конференцию собрались 800 делегатов, представляющих различные страны мира. Во время своего выступления японский генерал Сугита, тот самый, что во время войны принимал капитуляцию защитников Сингапура, склонился в глубоком поклоне и сказал: "Я знаю, что творилось на этой войне. Мы не заслуживаем прощения". Затем он поклонился еще раз и добавил: "Я глубоко сожалею о случившемся. Пожалуйста, простите меня и весь мой народ".

Именно с этого момента чувства враждебности и ненависти стали покидать меня. С тех пор мне не раз доводилось слышать из уст представителей Японии искрение слова раскаяния и просьбы о прощении. Эти люди испытывали к нам самые дружеские чувства... Я понял, что, изменив свое отношение к происшедшему, можно обрести мир и покой в душе, и никакие страшные воспоминания не могут этому воспрепятствовать».

Лес Денисон выступил на ВВС во время трансляции из Хиросимы, посвященной пятидесятилетию атомной бомбардировки этого города. Его попросили рассказать о том, что он пережил во время войны. Последний из заданных ему вопросов был таким: «Если бы Вы могли свободно говорить по-японски, что бы Вы сказали сегодня, обращаясь к народу этой страны?»

И вот что он ответил: «Я бы глубоко поклонился им и попросил бы у них прощения за те злорадные чувства, с которыми я встретил известие о бомбардировках японских городов. Я бы смиренно просил прощения за то, что в течение долгих лет я держал в своей душе обиду на Япо-

172

нию и относился к народу этой страны с враждебностью и ненавистью. Вот и все, что бы я сделал».

Накануне визита японского императора в Великобританию лондонская газета Sunопубликовала статью премьер-министра Японии Рютаро Хасимото, в которой тот принес свои извинения за жестокое обращение, которому во время Второй мировой войны подвергались британские военнопленные. Хасимото заявил о своем «глубоком раскаянии» и «от всего сердца попросил прощения за страшные преступления, совершенные в те годы». Sun, чья позиция по отношению к Японии всегда была непримиримой, сопроводила статью премьер-министра своим комментарием, в котором говорилось, что еще никогда в этой газете не было опубликовано материала, имеющего столь важное историческое значение. Как бы ни было трудно и больно, «но мы должны постараться забыть обиды прошлого. И теперь, когда премьер-министр Хасимото выступил с такой удивительной статьей, нам станет намного легче».

Газета сообщала о том, что слова премьер-министра вызвали множество позитивных откликов. Политический обозреватель Тревор Кэванах писал: «Вчера японские газеты и представители дипломатических кругов этой страны в один голос объявили о том, что Sunоткрыла новую эру в отношениях между Японией и Великобританией. Так они оценили ту поддержку, которую наши читатели оказали призыву к примирению, прозвучавшему из уст японского премьер-министра».

Извечный соперник Sun, газета Mirror, опубликовала статью под заголовком «Мы не должны ненавидеть этот достойный уважения народ». Ее автор Тони Парсонс пришел к следующему выводу: «Только те, кто лично пострадал от рук японцев, а также члены семей этих людей имеют все основания испытывать ненависть по отношению к этому народу. Все остальные кабинетные вояки, выступающие сегодня с нападками на японцев, ведут себя, как обыкновенные расисты».

Джон Нунели, возглавляющий Товарищество ветеранов Бирманской кампании, написал письмо в газету Sun. Вот строки из него:

173

«Завершая свой жизненный путь, мы, ветераны войны, должны еще раз выполнить свой долг перед Отечеством. Мы должны простить японцам то жестокое обращение, которому они подвергали наших военнопленных. Нам надо принять извинения, с которыми выступил премьер-министр Хасимото, и тем самым продемонстрировать благородство духа британской нации, благодаря которому мы станем для японского народа друзьями и надежными партнерами и вместе с ним вступим в новое тысячелетие».

Первый председатель Товарищества ветеранов Бирманской кампании генерал-майор Лаел Грант в своем письме в лондонскую газету Timesотметил, что японский народ уже настигло страшное возмездие, а непосредственные участники совершенных преступлений были выявлены и наказаны. «Наш основной противник в этой войне и один из наших главных союзников совершали преступления не менее тяжкие, чем те, ответственность за которые лежит на японцах. Эти два народа были прощены, и настало время, когда японский народ, обладающий многими качествами, достойными нашего восхищения, также должен получить прощение. По крайней мере, так сегодня думает все большое число тех, кто воевал в Юго-Восточной Азии».

Месяц спустя после того, как премьер-министр Японии принес свои извинения, Товарищество ветеранов Бирманской кампании выпустило книгу «Рассказы о Бирманской кампании 1942—1945 гг.», в которую вошли 60 историй, рассказанных участниками описываемых событий. Авторы посвятили эту книгу «примирению и укреплению дружбы между двумя великими народами». Из нее читатели узнают о том, что Бирманская кампания была самым длительным и, возможно, наиболее жестоким сражением Второй мировой войны. Обе воюющие стороны предпочитали не брать пленных; 180 тысяч японских солдат и офицеров, 70 462 военнослужащих из стран Содружества были убиты, ранены, захвачены в плен или пропали без вести в ходе боевых действий. Нунели пишет: «Необходимость примирения осознается в Великобритании, прежде всего представителями старшего по-

174

коления, теми, кто остался верен христианской этике прощения, и понимает, какие преимущества получат народы наших стран в результате этого процесса».

Одним из рассказов, вошедших в изданную ветеранами книгу, стало «Послание в будущее», написанное Сусуму Нишидой, президентом Японской ассоциацией ветеранов боевых действий в Бирме, получившим во время этой кампании 9 ранений. Он пишет:

«Я считаю, что те, кому удалось выжить в самых жестоких и страшных сражениях, обязаны рассказать новым поколениям всю правду о той трагедии, которую представляла собой прошедшая война. Мы должны молиться о том, чтобы мир стал наградой тем, кто отдал за него свои жизни».

За месяц до визита императора Акихито в Великобританию, японка Кейко Холмс была удостоена награды за свою деятельность, направленную на примирение между бывшими британскими военнопленными и теми, кто удерживал их в плену. Эта японская женщина, вышедшая замуж за англичанина, получила награду в Виндзорском замке из рук королевы Елизаветы II. Событие привлекло внимание газеты Times, посвятившей ему передовую статью под названием «Прощение освобождает», в которой рассказывалось о том, как в течение семи лет Кейко Холмс организовывала поездки в Японию для бывших военнопленных и членов их семей. Автор статьи писал, что вполне можно понять гнев и ожесточение тех людей, кто подвергался жестоким пыткам и истязаниям «Но когда такое отношение передается последующим поколениям, оно начинает отравлять жизнь даже тем людям, которых во время войны еще и на свете не было. Вручение награды Кейко Холмс, по мнению газеты, былобольше, чем простым дипломатическим шагом. «Оно стало свидетельством уважения к человеку, убежденному в том, что мы должны научиться забывать обиды прошлого и прощать».

Одним из членов Товарищества ветеранов Бирманской кампании является писатель Эрик Ломакс. Его жизненный опыт свидетельствует о том, что прощение наступает не сразу, для этого должно пройти определенное

175

время, и не всегда есть возможность этот процесс ускорить. В своей получившей заслуженное признание книге «Железнодорожник» Ломакс рассказывает о том, как он попал в плен во время взятия Сингапура японскими войсками. Связист по военной специальности, он принял участие в изготовлении подпольного радиопередатчика, за что и был обречен на голод, страшные пытки и издевательства, продолжавшиеся в течение двух лет.

После войны прошло много лет, активная профессиональная деятельность помогала Ломаксу не думать о прошлом и не давать волю своему желанию разобраться с теми, кто пытал его в Канбури. Через 25 лет он вышел на пенсию, и у него, как никогда ранее, возникло стремление получить исчерпывающую информацию о событиях, происходивших во время войны. «Я должен признаться в том, что хотел рассчитаться со своими врагами. Наступал час расплаты». Чем больше он думал обо всем этом, тем сильнее было в нем желание физической расправы над японцами. «Именно физическая расправа казалась мне единственным средством, которое бы могло успокоить мой гнев». Лица офицеров японской военной полиции постоянно стояли у него перед глазами. Наибольшую ненависть вызывал в нем переводчик, присутствовавший на каждой пытке. Расправа именно с этим человеком стала «навязчивым желанием» бывшего узника.

«Все эти мирные годы для меня продолжалась война, но в этом я себе никогда не мог признаться».

И вдруг, благодаря удивительному стечению обстоятельств, Ломакс получил информацию об этом самом переводчике. Звали его Нагасе Такаши, он занимался благотворительностью и только что построил в районе Канбури буддийский храм. Ломакс прочитал также о том, что Такаши организовал встречу примирения на одном из мостов через реку Квай. По собственным словам бывшего военнопленного, вся эта информация вызвала у него не более чем «холодный скептицизм». Сами мысли об этом человеке вызывали у Ломакса отвращение. «Я не видел японцев с 1945 года и никогда не испытывал желания снова с ними встречаться. Организованная им встреча при-

176

мирения представлялась мне очередным обманом общественности».

Ломакс стал членом недавно созданной организации Медицинский фонд помощи жертвам пыток. В свое время он, как и большинство других бывших военнопленных, не собирался обращаться за помощью к психиатрам или психотерапевтам. Медицинский фонд помощи жертвам пыток был основан бывшей медицинской сестрой Хелиной Бамбер. Ей было всего 19 лет, когда она вместе с войсками союзников вошла в концентрационный лагерь Берген-Бельсен.

В 1989 году Ломаксу показали статью, в которой рассказывалась о том, что бывший переводчик Нагасе Такаши проводит активную деятельность, направленную «на преодоление последствий жестокого обращения, которому подвергались пленные со стороны японских военных». Приводились слова Такаши о том, что он решил посвятить свои оставшиеся годы увековечению памяти тех, кто погиб во время строительства железной дороги. В статье рассказывалось о том, что бывший переводчик тяжело болен, и что у него случается сердечный приступ всякий раз, когда он вспоминает о том, как офицеры военной полиции пытали одного из пленных, пытавшегося составить карту строящейся железной дороги. «Как бывший служащий японской армии я понимаю, что наши действия по отношению к военнопленным заслуживают самого сурового осуждения».

Военнопленным британцем, о котором упоминалось в статье, был как раз Эрик Ломакс. Наконец-то он нашел одного из своих палачей. Жажда мести нахлынула на него, Нагасе был одним из тех, кто разрушал всю жизнь Эрика и должен был поплатиться за это. Некоторые говорили, что настало время забыть о прошлом и простить своих бывших врагов. «Обычно я не вступаю в споры, но в данном случае согласиться я не мог. Большинство из тех, кто призывает к прощению, никогда не испытывали то, что пришлось пережить мне. Прощать я не собирался ни тогда, ни в будущем».

Затем Ломакс прочитал статью, написанную Нагасе, в которой тот выразил уверенность в том, что он полу-

177

чил прощение. Жена Ломакса, Пэтти, с согласия своего мужа обратилась к Нагасе с письмом. В нем она выразила свое изумление по поводу того, что Нагасе чувствует себя прощенным, в то время как человек, которого он подвергал пыткам, так и не простил его. Так началась переписка, в результате которой состоялась встреча двух ветеранов в Канбури.

Вот как описывает эту встречу Эрик Ломакс:

«Он вежливо поклонился, его лицо дрожало от волнения. Ростом он едва доставал мне до плеча. Я сделал шаг вперед, взял его за руку и сказал: "Ohayogozaimasu, Nagasesan, ogenkideska?" ("Доброе утро, господин Нагасе, как Вы поживаете?").

Он смотрел на меня и в слезах, не переставая дрожать, повторял: "Простите, простите меня...". Не знаю, как я совладал с собой и повел его на скамейку, стоявшую в тени, прочь от ужасной жары. Он не мог себя контролировать, и я успокаивал его. Всю свою выдержку и самообладание мне пришлось использовать для того, чтобы помочь ему дойти до скамейки. Мы сели и я, как мог, пытался утешить его. Я как будто пытался защитить его от бури эмоций, нахлынувшей на него, казавшееся таким хрупким, тело. Он непрестанно говорил о том, что сожалеет о случившемся и просит прощения. Насколько я помню, я ему ответил что-то вроде: "Это очень благородно с вашей стороны".

Он сказал мне: "Пятьдесят лет — очень долгий срок. Для меня это были годы мучений. Я никогда не забывал вас, я помнил ваше лицо, ваши глаза". Когда он говорил это, он смотрел мне в глаза. Его лицо было таким же, каким я его запомнил: тонкие черты, темные, глубоко посаженные глаза, впалые щеки и широкий рот.

Я сказал ему, что запомнил последние его слова, обращенные ко мне. Он попросил меня произнести их, и засмеялся, когда услышал: "Выше голову".

Он спросил, может ли он прикоснуться к моей руке. Тот, кто когда-то допрашивал меня, взял мою руку и невольно погладил ее. Моя рука была намного больше его собственной. Он никак не мог обхватить ее. Обеими руками он взял меня за запястье и сказал, что во время пыток (он использовал именно это слово) он проверял мой пульс. Я вспомнил,

178

что в своей статье он упоминал этот эпизод. И вот теперь, когда мы встретились с ним лицом к лицу, он испытывал страдания более сильные, чем я. "Я служил в японской императорской армии, мы очень, очень плохо поступали в отношении ваших соотечественников". "Мы оба выжили", — подбадривал его я и уже сам верил в то, что говорил.

Я хорошо помню, как немного позже он сказал: "С какой целью вы появились на этом свете? Я думаю, что теперь могу умереть спокойно" ».

Во время своей прогулки они успели о многом поговорить. Ломакс подумал о том, он вполне бы мог найти общий язык со своим необычным собеседником, случись им встретиться раньше и при других обстоятельствах. У них было много общего. Но Ломакс все еще размышлял о прощении. От одной тайской женщины он узнал, какое значение придается прощению в буддизме:

«Я понял, что наши поступки не проходят бесследно. Если мы причинили кому-либо зло и не можем искупить свою вину, то в последующей жизни зло возвращается к своему источнику, и нам предстоит претерпеть страдания еще большие, чем те, какие мы сами причинили другим живым существам. Нагасе боялся попасть в ад. Наша первая встреча стала причиной того, что и его, и моя жизнь в какой-то мере стали похожи на ад. Я не очень хорошо разбираюсь в вопросах богословия, но я не вижу причины, в силу которой мне бы не следовало пойти ему навстречу и простить его... Вопрос лишь в том, чтобы слова прощения прозвучали вовремя и были произнесены в наиболее убедительной форме».

Они вместе полетели в Японию. В Хиросиме Ломакс и Пэтти возложили букеты цветов к мемориалу погибшим жителям этого города. В Токио Ломакс произнес те слова прощения, услышать которые было заветной мечтой Нагасе. «Я сказал ему, что не могу забыть то, что происходило в Канбури в 1943 году, но я прощаю его, и мое прощение является полным и окончательным».

Ломакс говорит, что раньше он ненавидел Нагасе и считал его своим врагом. Дружеские отношения с этим человеком были совершенно немыслимы. Но после этой встречи Нагасе стал для Ломакса кровным братом: «Во время

179

моего пребывания в Японии ненависть, которую я в течение долгих лет испытывал по отношению к этому человеку, никогда не давала о себе знать. Мысли о физической расправе, не оставлявшие меня в покое с того момента, как я узнал о том, что один из них еще жив, исчезли и больше не возвращались». Книга Ломакса заканчивается такими словами: «Когда-нибудь даже ненависти приходит конец».

«Прощение — это проявление любви, его можно почувствовать, но нельзя добиться. Прощение можно получить, но не всегда его можно принять. Прощение — не награда, не символ победы над другим человеком, не свидетельство унижения и не проявление уступчивости.

Наиболее полным и исцеляющим прощение бывает тогда, когда оно произрастает на почве смирения и проникновенного понимания того обстоятельства, что неважно, кто прав, кто виноват, что ни одна из сторон не совершенна и не самодостаточна, и что именно в этом состоит главный урок, который обеим сторонам необходимо извлечь.

Иногда вы можете получить прощение и не узнать его. Прощение, к которому мы стремимся, представляет собой очень тонкую субстанцию, его трудно выразить словами, у него множество граней и в нем присутствует элемент чуда. Тем не менее само ваше тело почувствует, что вы получили прощение. Как будто что-то тяжелое свалилось с ваших плеч. Вы избавились от этой ноши, вы сбросили ее с себя. Гнев уступил место сожалению и раскаянию. Запал вашей ярости иссяк, вы успокоились, и к вам вернулось сострадание. То, что казалось черным или белым, теперь уже воспринимается скорее как серое.

Ваши мышцы сбросили привычное напряжение. Вам уже не так страшны всякие инфекции и даже более серьезные заболевания. Ваша иммунная система на подъеме. Мышцы лица расслабились. Вы снова чувствуете вкус пищи. Мир вокруг вас приобрел новые краски. Теперь вы более открыты для окружающих и более открыты для самого себя. Вы меньше думаете о себе, и эти мысли тревожат вас совсем не так сильно, как раньше».

Стефания Доврик,

«Прощение и другие действия любви»

180

Известный писатель Лоренс Ван Дер Пост также побывал в японском плену. Он был из тех немногих иностранцев, память о которых надолго сохранилась в умах и сердцах японцев. Как ни кто другой, он был чувствителен к той, скрытой за повседневностью, стороне человеческого бытия, которая позволяет найти общий язык самым разным, не похожим друг на друга людям. Одно время он жил в Японии и там узнал, какое значение придают жители этой страны малейшим оттенкам и трудно уловимым нюансам человеческого общения.

В своей автобиографии «Еще не ставший кем-то другим» Ван Дер Пост описывает такой случай, происшедший с ним на острове Ява. Абсолютно безоружный, он столкнулся с японскими солдатами. Японцы уже направили штыки в его сторону, когда европеец, не осознавай своих действий и повинуясь какому то внутреннему голосу, обратился к ним по-японски, используя при этом наиболее изысканные вежливые обороты этого языка. Это ошеломило нападавших и спасло жизнь Ван Дер Посту и его товарищам. «С этого момента, — пишет Ван Дер Пост, — внутренний голос стал моим единственным защитником от неминуемой гибели. Прислушиваясь к нему, я еще не раз избегал смерти даже тогда, когда они казалась неизбежной».

По мнению Ван Дер Поста, именно «внутренний голос», помогающий человеку обрести целостность и единство с самим собой, стал тем средством, благодаря которому люди разных национальностей находили в себе скрытые силы и затаившиеся творческие способности, позволившие им выжить в самых страшных, нечеловеческих, условиях. По мнению писателя, существует связь между эпизодом, когда он, повинуясь инстинктивному импульсу, пригласил двух японцев выпить с ним кофе за одним столом, и тем случаем, когда ему, так же как и тысячам других людей на той войне, удалось буквально чудом спасти свою жизнь. Ван Дер Пост приходит к выводу, что любая жизнь, какой бы жалкой она ни казалось, любое обстоятельство в жизни, каким бы незначительным оно ни было, обладают огромной, поистине вселенской, ценностью.

181

Писатель утверждает, что он и его товарищи освободились из плена совсем другими людьми, «свободными от какого бы то ни было ожесточения, без желания мстить или добиваться бессмысленного правосудия».

После смерти отца нынешнего императора Японии Акихито императора Хирохито в Великобритании возникли жаркие споры по поводу того, должна ли делегация Соединенного Королевства принимать участие в траурных церемониях. Ван Дер Пост высказал свое мнение на страницах газеты Times. Он заявил, что не может осуждать тех, кто отказывается прощать и готов до самой своей смерти чувствовать себя жертвой чужих преступлений. Но он уверен в том, что даже те, кто не может простить своих палачей, не желают, чтобы люди, никогда не бывшие в плену и, подчас, родившиеся уже после тех страшных событий, потчевали их «гневными обличительными речами, граничащими с настоящей истерией». Он пишет: «Командир авиационного звена Николс вместе со мной в составе группы офицеров, представлявших все три рода войск, принимал участие в освобождении около двух тысяч военнопленных. Так вот, Николс говорил, что может по пальцам пересчитать тех, кто ожесточился и отказывается прощать».

По словам Ван Дер Поста, его удивляет то, что некоторые его соотечественники, никогда не бывшие на войне, продолжают эксплуатировать тему страданий, перенесенных другими людьми более 40 лет назад, и относятся к этой своей борьбе почти как к развлечению. «Те люди, с которыми я общаюсь, а также большинство из тех наших товарищей, кто умер после освобождения из плена, пришли к выводу, что их страдания не были напрасными. Они смогли пережить эту боль, они вернулись к жизни совсем не для того, чтобы постараться получить компенсации за причиненный им ущерб, создавая для этой цели различные партии или организации. Перенесенные страдания сделали их настоящими личностями, способными внести большой вклад в развитие современного общества».

ГЛАВА 9

От Грини до ГУЛАГА:

прощение рождает свободу

«По моему убеждению, единственная надежда, на которую может уповать наш мир, состоит в том, что когда-нибудь люди научатся прощать своих бывших врагов. Как бывший военнопленный я понял, что прощение представляет собой не просто проявление религиозной сентиментальности; оно выступает таким же фундаментальным законом человеческого духа, каким в природе является закон всемирного тяготения. Тот, кто пытается игнорировать закон тяготения, скорее всего, сломает себе шею; тот, кто нарушит закон прощения, нанесет тем самым смертельную рану своему духу и станет еще одним звеном порочной цепи, сковывающей воедино причины и их следствия, цепи, вырваться из которой всегда было главной целью жизни во всех ее проявлениях».

Лоренс Ван Дер Пост,

«Ночь новой луны»

Как пишет Дэвид Айкман в своей книге, посвященной Нельсону Манделе, тюремный опыт может озлобить, ожесточить человека, а может, наоборот, наделить его возвышенными и благородными чертами характера. «За 27 лет, проведенных в заключении, пламенный революционер превратился в великого государственного деятеля и стал обладателем столь возвышенных нравственных

183

качеств, что даже его политические противники были не в состоянии их игнорировать. Это преображение стало одним из наиболее ярких проявлений действия благодати, которыми было отмечено двадцатое столетие». Мандела стал совсем другим человеком. Ни на йоту он не отступился от главной цели своей борьбы — создания многорасового государства, в котором избиратели с черным и белым цветом кожи обладали бы равными правами. «Но теперь эта борьба приобрела совершенно иной характер. Помимо всего прочего, он, буквально, излучал прощение». Сам Мандела признается: «Я вышел оттуда зрелым человеком».

В той или иной степени подобное преображение происходило со многими мужчинами и женщинами в самых разных странах мира. Например, в России. Поэтесса Ирина Ратушинская в возрасте всего 28 лет попала за свои стихи за решетку. Скудное тюремное питание, голодовки, предпринятые ей с целью привлечь внимание к творившимся в стране нарушениям прав человека, довели ее до полного истощения. Со времен Сталина мало кто в Советском Союзе получал по политической статье такое суровое наказание — 7 лет лагерей с последующей ссылкой сроком на 5 лет. Ратушинскую считали особо опасным преступником потому, что написанные ею стихи были очень популярны, их цитировали и заучивали наизусть. Заключение продлилось 4 года, когда, наконец, давление со стороны Запада возымело результат, и незадолго до саммита в Рейкьявике поэтессу освободили.

По словам Ирины Ратушинской, ее, так же как и других жертв тоталитарных режимов, часто спрашивают о том, почему она так спокойно относится к тому, что с ней произошло в прошлом. И когда она отвечает, что пережитый ею опыт можно даже, в известном смысле, назвать положительным, люди делают удивленное лицо и спрашивают, что же положительного можно найти в страданиях.

Между бывшими узниками и, особенно, между теми, кто испытал одиночное заключение, существует большое взаимопонимание. Во многих случаях именно пребыва-

184

ние в тюрьме обнаружило в них способность к прощению. Их жизненный опыт, сделанные ими открытия и прозрения, посетившие их в неволе, достойны самого пристального внимания. Вот, например слова африканского епископа Стэнли Могобы: «Когда я находился на острове Робен, было очень трудно простить людей, причинивших мне так много зла. Однако я понял: гнев пожирает тебя самого, а не того, на кого это чувство направлено».

Корри Тен Бум, бывшая заключенная концентрационного лагеря Равенсбрюк, рассказывает, что уже после войны она встретила одного из лагерных охранников. Встреча состоялась в Мюнхене во время богослужения в храме. Она окликнула его, бывший охранник подошел к ней, протянул руку и сказал, что Иисус очистил его от совершенных грехов. Корри, молившаяся о прощении, не была уверена в том, что сможет на самом деле простить тех, кто причинил ей так много зла. Но после этого ей открылось, что Бог, заповедовав любить наших врагов, дает нам не только заповедь, но и саму любовь. Корри считает, что «нам никогда не удается так явственно прикоснуться к безбрежному океану божественной любви, как в тех случаях, когда мы прощаем и начинаем любить своих врагов».

По словам Ирины Ратушинской, первый урок, который преподносится заключенному сразу же после его ареста, это урок ненависти. Каждый новый день приносил ей, как и другим узникам, ничем не заслуженные обиды и оскорбления. Это могло вызвать ненависть у кого угодно. Находясь в тюрьме, она не могла понять, почему Иисус так решительно выступал против ненависти. Однако те из заключенных, кто не мог преодолеть в себе чувство ненависти, подчас просто сходили с ума. Поэтесса говорит, что когда в обычной жизни мы испытываем гнев, мы всегда можем перевести свои мысли на что-либо иное. Но КГБ не давало узникам такой возможности. Самым действенным средством, помогавшим заключенным выжить в этих тяжелых условиях, было умение с юмором взглянуть на происходящее, по-человечески отнестись к своим охранникам, повлиять на них, например, пожеланием «доброго утра».

В тот день, когда Ратушинская вышла на свободу, она предложила сопровождающим ее сотрудникам КГБ выпить с ней кофе. «Если ты начнешь ненавидеть, — говорит она, — то остановиться ты уже не сможешь. Ты будешь сам себя сжигать изнутри. Для того чтобы сохранить себя как личность, выжить и просто не сойти с ума, необходимо убить в себе ненависть, причем сделать это как можно скорее».

Те, кто стал заложником в ходе Ближневосточного конфликта, имеют, с точки зрения остальных людей, все основания для того, чтобы испытывать ненависть. В течение восьми лет, с 1984 по 1991 год, десятки людей испытали на себе, что значит в одиночку или вместе с товарищами по несчастью оказаться в неволе в полной неизвестности относительно своей дальнейшей судьбы. Один из них, архиепископ Кентерберийской миссии Терри Уэйт говорит, что в таких условиях начинаешь постепенно осознавать мудрость заповедей Христа. «Трудно "возлюбить ближнего своего", если он сел тебе на шею. Но приходит время и по воле Божьей наступает прозрение по вере. И ты начинаешь более глубоко, чем раньше, ощущать свою неразрывную связь с Богом и со всеми остальными людьми. Даже моя теща теперь говорит: "Ты стал более человечным". Я уверен в том, что не нужно обладать мужеством для того, чтобы вогнать пулю в своего врага. Мужество нужно для того, чтобы поверить в то, что свет и жизнь сильнее тьмы».

Джерри Левин, руководитель корпункта CNNв Бейруте, провел несколько страшных месяцев в кромешной тьме, прикованный цепью к батарее парового отопления. Позже он признался своей жене: «Я простил их, когда начал понимать, насколько несчастны эти, доведенные до отчаяния, люди». Он также говорит: «Я был не более чем пешкой в руках озлобленных экстремистов. Я должен был простить их, поскольку, взяв меня в заложники, они, тем самым, помогли мне пройти по новому для меня духовному пути. Простив тех, кто захватил и удерживал меня, я смог продолжить свое движение вперед, освободившись от отягчающего балласта ненависти, обиды,

186

страха и жажды мести. И я благодарен Богу, если мое одиночное заключение имело именно такую цель. Я благодарен Богу за то, что Он сделал моими родителями иудеев, дал мне в жены христианку, благословил меня на создание христианской семьи и сделал мусульман моими друзьями. Молитвы всех этих трех религий помогли мне выжить». Жена Левина, Сис, — автор «Бейрутского дневника», говорит о беспокойстве, возникающем у нее иногда во время причастия. Причина этого беспокойства в том, что приступающий к Евхаристии должен полностью очистить свое сердце от всех обид и не держать ни на кого зла. А это не просто. «Прощение — не просто проявление дешевой сентиментальности. Нет, это вполне оправданное действие. Я не говорю, что пойти на это легко, но бывает так, что просто нет выбора».

Брайан Кинэн из Северной Ирландии, работавший в свое время в Бейруте преподавателем, выступал в числе других бывших заложников в городе Дерри на одном общественном мероприятии, на котором присутствовали представители самых различных ирландских общественных и политических групп, включая президента этой страны Мэри Робинсон. Он сказал собравшимся, что людям необходимо преодолеть собственный эгоизм и открыть свою душу преображающему чувству любви. «Я не могу обвинять другого человека в том, что он не похож на меня. Мне необходимо расширить свое миропонимание для того, чтобы я смог понять и принять его. Я знаю, что каждый акт человеческого общения, даже простое приветствие, которым мы обмениваемся, встретив друг друга на улице, не проходит бесследно, а имеет значение, которое трудно переоценить».

В своей автобиографии «В колыбели зла» Кинэн рассказывает о том, что за четыре с половиной года, проведенных им в качестве заложника, его семнадцать раз перевозили с места на место. Три года он был скован цепями по рукам и ногам. Вот, что он пишет о тех, кто захватил и удерживал его: «Передо мной был человек еще менее свободный, чем тот, на кого надели цепи. Он был несчастнее того, кого он только что избил. Не имеет значения,

187

кто он был по национальности и был ли он мусульманином. Такие люди существуют в тюрьме, созданной ими же самими. И свободы у них в этой тюрьме даже меньше, чем было у нас в то время, когда мы были их заложниками». «Каждому из нас предстояло заглянуть внутрь себя самого, чтобы там найти то, что позволило бы ему выжить», — заключает Кинэн.

Терри Андерсон, бывший руководитель Ближневосточного бюро агентства AssociatedPress, провел в роли заложника 2454 дня. Он рассказывает, что поначалу испытывал сильную ненависть к тем, кто удерживал его. Затем, расспрашивая их о семьях, о тех странах, выходцами из которых они были, Терри, смог ближе познакомиться с этими людьми. «Постепенно я стал видеть в них людей». Когда все, на что ты можешь направить свой взгляд, — это стоящая перед тобой глухая стена, ты начинаешь пристально вглядываться в самого себя, анализировать свои мысли и поступки. Исцеление наступает тогда, когда ты начинаешь видеть истоки своей ненависти и находишь в себе силы подняться над этим чувством. «Теперь я знаю, что если я испытываю враждебность по отношению к какому-либо человеку или группе людей, я не вправе ждать от них ничего другого, даже в том случае, если я чувствую себя их жертвой. Совсем не обязательно, чтобы тот, кто притесняет других, сделал шаг им навстречу. Именно тот, кто стал жертвой притеснения, может и должен сделать первый шаг. В его силах сказать: "Я прощаю"».

Из заточения

Мы называем сатаной того,

Кто приносит в этот мир зло,

И на него готовы переложить

Вину за свои самые тяжкие грехи.

Но все зло, какое мне доводилось видеть,

Совершали сами люди.

Не падший ангел

Начиняет машину взрывчаткой,

Не он крадет деньги, отложенные на покупку еды.

188

И не злой дух

Приковал меня к этой стене.

Один из тех, кто похитил меня,

Говорил: «Никто не поверит, что он злодей».

От такого человека и при подобных обстоятельствах

Трудно ожидать более тонкого и меткого замечания.

И вот, что удивительно:

Он не дурак и не похож на сумасшедшего,

Он знает, что я не сделал зла ни ему, ни кому-либо

из тех, кого он считает «своими».

Каждый день, из года в год,

Он смотрел мне в лицо,

Он слышал, как я кричу по ночам.

И он по-прежнему ежедневно проверяет цепь, сковывающую меня,

И повязку на моих глазах,

Затем выходит из моей камеры, встает на колени

И молится Аллаху, милостивому и сострадательному.

Я слишком хорошо знаю, какие недобрые мысли

порой возникают в моей голове,

Жестокие и эгоистичные помыслы.

В этом человеке нет ничего такого, чего я бы не мог

обнаружить в себе.

Я знаю, что если бы я совершил те же поступки, что и он,

Мое сознание, моя душа не смогли бы этого пережить.

Это заставляет меня поверить в то,

Что в него действительно вселился дьявол,

Чуждая, страшная сила, под действием которой

Он перестает быть человеком.

Но это слишком простой и слишком страшный ответ;

Именно так объясняют природу зла.

Я должен отвергнуть, возненавидеть подобные поступки,

Бороться со злом и, в то же время, знать,

189

Что оно совсем не чуждо человеку, а как раз наоборот.

Мы не можем отделять

Себя от своих поступков.

Как можно ненавидеть грех и любить грешника —

Вряд ли я смогу когда-нибудь это понять

Я никогда не буду любить его — я не Христос.

Но я постараюсь простить,

Потому что знаю, что, в конце концов,

Правда, как всегда, будет на стороне Христа.

Терри Андерсон

Отец Лоренце Дженко, монах Ордена сервитов, работал в Леване в одной из благотворительных организаций, когда его захватили в заложники. Через несколько дней после своего освобождения, уже в Риме, бывший заложник выходил из автомобиля, когда вдруг какой-то фоторепортер спросил его: «Отец Дженко, какие чувства вы испытываете по отношению к захватившим вас террористам?»

Священник, не раздумывая, ответил: «Я христианин. Я должен простить их». В его словах чувствовалось волнение. «Я пришел к пониманию того, что захватившие меня люди не могут быть моими врагами. Они должны быть моими братьями. Жизнь Иисуса, его предсмертные муки научили нас тому, что прощение должно стать основой любви. Именно этого Он хотел от нас. Именно этого Он хотел от меня, когда я находился в плену». Отцу Дженко было легче простить своих похитителей, чем правительство США и даже свою Церковь, которые, как ему показалось, неадекватно отреагировали на взятые им на себя обязательства. «Простив, — говорит бывший заложник, — я получил свободу. События прошлого больше не давят на меня».

Среди тех, кто удерживал в заложниках отца Дженко, был некто по имени Саид. Он был очень жесток по отношению к своему пленнику. Но незадолго до освобождения Саид подошел к священнику и сел рядом с ним на подстилку. Последнее время он называл отца Дженко

190

«Абоуна», что по-арабски значит «дорогой отец». Поначалу к пленнику обращались «Дженко», затем «Лоренце» и вот, наконец, «Абоуна». Изменение манеры обращения свидетельствовало о том, что и отношение к заложнику постепенно становилось другим. Сайд спросил о. Дженко, помнит ли тот первые шесть месяцев своего пребывания в плену. Священник ответил: «Да, Саид. Все боли и страдания, которые вы причинили мне и моим братьям, по-прежнему в моей памяти». Тогда Саид спросил: «Абоуна, вы простите меня?»

В своей книге «Границы прощения» отец Дженко приводит этот разговор с Саидом:

«Эти слова, произнесенные спокойно и негромко, ошеломили меня. Я был буквально ослеплен ими, я не мог больше видеть врага в сидящем передо мной. Я понял, что меня призывают простить, отказаться от возмездия и простить.

И я должен был простить его без всяких предварительных условий, простить, не требуя от него изменить свое поведение, что соответствовало бы тем ценностям и убеждениям, которых я придерживался. Я не мог от него ничего требовать. Я понял, что должен ответить "да".

Я сказал: "Саид, иногда ты вызывал во мне ненависть. Меня переполнял гнев и желание отомстить тебе за то, что ты вытворял по отношению ко мне и моим братьям. Но в Нагорной проповеди Иисус сказал, что я не должен тебя ненавидеть. Я должен любить тебя. Это я должен просить прощения у Бога и у тебя, Саид" ».

Особое внимание обращает отец Дженко на следующие фрагменты Священного Писания: «...прощайте, и прощены будете» (Лк 6:37), «И когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого» (Мк 11:25). Он также отмечает слова Иисуса из Нагорной проповеди о том, что если мы приносим подношения к алтарю и в то же время знаем, что наш брат или сестра имеют что-то против нас, то нам следует, прежде всего, пойти и примириться с ними. В Ветхом Завете есть слова мудрого сына Сираха: «Прости того, кто виноват перед тобою, и когда ты молишься, грехи твои прощены будут».

Отец Дженко выписал себе в тетрадь эти и еще целый ряд подобных наставлений.

191

«Записать эти слова было легко, но осуществить то, к чему они призывают, оказалось очень трудно. Наш разговор с Саидом — это встреча двух блудных сынов. Саид попросил меня о прощении. Я попросил прощения у Бога и у Саида за те чувства ненависти и гнева, которые одно время переполняли меня, за то, что я хотел отомстить и покарать. Это были благословенный миг. Два человека, два восставших друг на друга брата, скитающихся в дальней стороне, вдоволь познавших горечь вражды и отчаяния, наконец-то обнялись. Два сына возвратились в дом, о котором тосковали их сердца, туда, где обитает дух мира и согласия. Взаимное прощение преобразило наши души и исцелило наши сердца. Мы победили враждебность и сделали шаг к примирению, преодолению отчужденности и обретению единства перед Богом».

Простив Саида, отец Дженко почувствовал себя свободным и понял, что может вернуться домой. Его вдохновляли строки Священного Писания: «Снисходя друг другу и прощая взаимно, если кто на кого имеет жалобу: как Христос простил вас, так и вы» (Кол 3:13). «В тишине ночи я вспомнил, как Нил Флэнэгэн, мой брат по Ордену сервитов, говорил мне: «Если хочешь увидеть, до чего может довести ненависть, посети Северную Ирландию. Ненависть изменяет даже внешний вид человека».

За несколько дней до освобождения еще один молодой охранник, ранее угрожавший убить отца Дженко, прикоснулся ладонью к плечу священника и нежно погладил его. «Жаль, что я не мог видеть его глаза. В первый день эти глаза были полны ненависти, теперь же я почувствовал прикосновение любви».

На случай своей гибели отец Дженко подготовил письмо. «Дорогие братья и сестры, если мне суждено погибнуть, то я надеюсь умереть со словами Иисуса на устах: "Отче! прости им, ибо не знают, что делают" (Лк 23:34). Пожалуйста, не надо их ненавидеть». К счастью, отец Дженко остался жить.

Два других человека, о которых пойдет речь в этой главе, прошли в неволе через самые суровые испытания. Опыт прощения придал им силы и наполнил их жизнь новым смыслом.

192

Доктор Юсуф Омар аль-Азхари (al-Azhari) был послом Сомали в США, представлял свою страну в ООН и других международных организациях. Как он сам говорит, в те времена у него была «золотая жизнь». Он был зятем президента Сомали и даже представить себе не мог, что когда-нибудь для него наступит «час испытания».

Тестя аль-Азхари убили во время военного переворота, а власть в стране перешла к хунте, провозгласившей свою приверженность принципам социализма. Самого аль-Азхари вызвали из Вашингтона и арестовали. Четыре с половиной месяца он провел в тюрьме, после чего его перевели в военный лагерь, где ему пришлось пройти курс подготовки по теории марксизма. Затем его отправили простым рабочим на сельскохозяйственную ферму. Пройдя все испытания, он был назначен на должность руководителя министерства информации и национальной политики. Доверием правящего режима аль-Азхари не пользовался, но, тем не менее, он смог продержаться в должности без малого два года, после чего был направлен послом в Нигерию. На приеме в честь прибытия делегации из Советского Союза он позволил себе несколько критических высказываний, за что был снова отозван в Могадишо.

Спустя год за ним приехали в 3 часа ночи, надели наручники, завязали глаза, увезли из города за 350 километров и посадили в камеру размером 3 на 4 метра. 6 лет продлилось его одиночное заключение. Он вспоминал, что ему «нечего было читать, не с кем разговаривать, некого слушать». Первые шесть месяцев его ежедневно пытали. Он рассказывает, что злоба, ненависть, отчаяние и жажда мести переполняли его. Здоровье было подорвано, организм истощен. Аль-Азхари боялся, что у него не выдержит сердце и он умрет или сойдет с ума. «Мой мозг буквально разрывался», — рассказывал он потом.

Однажды в восемь часов вечера аль-Азхари встал на колени и в слезах обратился к Всемогущему Создателю. Он молился о том, чтобы в его душе наступил мир и он обрел цель, к которой можно было бы устремить все свои силы. Когда он наконец поднялся с колен, было уже че-

193

тыре часа утра. «Восемь часов пролетели, как восемь минут. Сидя в своей камере, я испытал духовное возрождение. Это были самые счастливые восемь часов молитвы в моей жизни», — рассказывает аль-Азхари.

Внутренний голос подсказывал ему: «Будь честен по отношению к себе и окружающим — и ты будешь самым счастливым человеком в мире. Не ограничивай себя лишь земными заботами, будь выше этого». С этого дня страха больше не было места в его жизни. «Я исцелился и избавился от ненависти, злобы, отчаяния, уныния, стремления к земным богатствам и плотским удовольствиям. Я стал другим человеком. С этого момента я готов с честью отвечать за все свои поступки».

На следующий день охранники действительно увидели совсем другого человека — спокойного, дружелюбного и покорного судьбе. Они уже не могли его пытать, как раньше. «Они спрашивали у меня, как я смог измениться за одну ночь». Аль-Азхари принял решение не отвергать свою жизнь заключенного, а принять ее. Часть времени он посвятил физическим упражнениям, а в оставшиеся часы спорил с самим собой, осмысливая прошлое. Часами он размышлял о совершенных им ошибках, и выделял целый день, для того, чтобы детально разобрать каждый эпизод, пришедший ему на память. Не забывал он и о тех добрых делах, которые он успел совершить. «Так что, с ума я там не сходил». Он признался, что у него есть и страшные воспоминания, но он «не хочет к ним возвращаться, а стремится обрести мир с бедными и богатыми и, в особенности, с теми, кто нуждается в помощи». За шесть лет тюрьмы он приобрел такой бесценный опыт, который невозможно было бы получить никаким другим путем. «Когда я смотрю на шрамы на моем теле, они больше не напоминают мне о пережитых страданиях, но я вижу то, что стоит за ними».

В январе 1991 года захвативший в стране власть Верховный революционный совет был низложен. Главнокомандующий вооруженными силами генерал-майор Мохаммед Сиад Барре вылетел в Нигерию, где ему предоставили политическое убежище. Освободившись из заключения,

194

аль-Азхари начал разыскивать членов своей семьи. Он нашел их живущими в одной из хижин Могадишо. «Моя жена упала в обморок, когда увидела меня с длинной бородой, стоящего в дверях. Ей сообщили о том, что меня застрелили при попытке к бегству. У нее и в мыслях не было, что все это время я находился в тюрьме».

«Можете ли вы простить человека, который совершил все это?» — спрашивал аль-Азхари в 1996 году на международной конференции, проходившей в Южно-Африканской Республике под лозунгом: «Исцеляя прошлое, создавая будущее». «Можете ли вы простить человека, который убил вашего тестя, а вас посадил в клетку, где вас ждала исключительно растительная жизнь, сумасшествие или даже смерть? Тот, кто совершил все это, никогда не просил у вас прощения. Сможете ли вы простить его? Правильное решение принять очень трудно».

Однажды, когда аль-Азхари сидел в кофейне, им овладело чувство, что он должен простить человека, причинившего ему так много зла. Потребовалось два года для того, чтобы принять окончательное решение. «Испросив благословения свыше, я понял, что не могу больше сопротивляться своему чувству и должен простить». Но как достать билет в Нигерию? У аль-Азхари не было денег: его банковский счет был конфискован, а принадлежавшие ему земли проданы с аукциона. Через три дня его совершенно неожиданно попросили представлять страну на конференции, проводимой ООН в Западной Африке. Так у него появилась возможность встретиться с бывшим диктатором, которому к тому времени исполнилось 87 лет. «Я отправился туда для того, чтобы застать его в живых и сказать, что простил его. Невозможно описать те чувства, которые охватили его в этот момент. Я видел, как по щекам его текли слезы. Я благодарен Богу за то, что он позволил мне наполнить раскаянием сердце этого человека. Бывший диктатор сказал мне: "Спасибо вам. Вы исцелили меня. Я смогу сегодня заснуть, я знаю, что в Сомали есть такие люди, как вы"».

Не занимая официальных постов, теперь аль-Азхари трудится во имя того, чтобы установить мир и согласие

195

в своей стране. В Сомали не существует правительства, отсутствует законодательство, нет полиции и нет школ. В этой стране погибает как минимум 40% детей в возрасте от 1 года до 10 лет. Аль-Азхари продолжает свою деятельность, несмотря на то, что на его жизнь было покушение, и он был ранен. Опыт, полученный в заключении, помогает ему сохранять стойкость. «Любовь пустила корни в моем сердце, и я поклялся служить гражданам моей страны, как бедным, так и богатым, помочь им примириться и преодолеть существующие противоречия, обрести гармонию любовь и прощение». Он говорит, что именно прощение помогло ему обрести смирение и уверенность в своих силах. Теперь он знает, что никакие причины не помешают ему по-братски относиться к любому человеку. «Прощение научило меня находить общий язык любым человеком или группой людей, независимо от того, кто это — друзья или враги. Оно стало моим образом жизни. Оно является тем средством, с помощью которого можно разрядить обстановку, преодолеть обиды и установить взаимопонимание. Это честный путь, позволяющий завоевывать сердца людей».

По словам аль-Азхари, в атмосфере всеобщего недоверия и враждебности, возникшей в результате гражданской войны, «прощение является единственным фактором, способным примирить противоборствующие стороны». В 1994 году аль-Азхари вместе с другими видными деятелями, представлявшими различные враждующие группировки Сомали, принял участие в переговорах, проходивших при поддержке шведского правительства на вилле Стенснас в одном из пригородов Стокгольма. Участники встречи пришли к выводу, что если они не хотят продолжать убивать друг друга, то им надо отказаться от бесплодных интриг и постараться найти выход из политического тупика.

Аль-Азхари, простивший в свое время диктатора Сиада Барре, почувствовал, что именно он должен сделать первый шаг. Он решил простить тех из присутствовавших, кто был его врагом, и сам попросил у них прощения. Это привело к укреплению доверия и установлению более дружелюбных отношений.

196

Затем участники встречи отправились в Упсалу, где к ним присоединились их братья из северных районов Сомали, не присутствовавшие на переговорах на вилле Стенснас. От имени южан аль-Азхари попросил у них прощения за тот ущерб, который, по мнению жителей северного Сомали, им нанесли братья с юга. «Участники нашей конференции перешли от споров и конфронтации к взаимному покаянию», — говорит аль-Азхари. — С этого дня фактор прощения стал играть важную роль в процессе национального примирения в Сомали».

Все попытки выработать коллективное решение, которое бы позволило преодолеть политический кризис в Сомали, провалились. Но, как говорит аль-Азхари, Аллах наставил «миротворцев», число которых теперь выросло, на путь истины, и это позволило им выработать принципиально новый подход:

«Мы пришли к согласию по поводу того, что тяжелое наследие гражданской войны, последствия массового кровопролития, глубоко укоренившиеся отношения ненависти, взаимного недоверия и антагонизма между различными кланами не позволяют сегодня решить существующие проблемы лишь путем соглашения, подписанного руководителями враждующих группировок.

Мы исходили из того, что было бы намного эффективнее начать процесс оздоровления общества на его самом низовом уровне, на уровне сельских общин. Используя фактор прощения, мы получили возможность создать атмосферу взаимной ответственности и доверия между различными сельскими кланами. Теперь, с помощью Аллаха, наша задача обратиться к сердцу каждого гражданина перестала быть невыполнимой».

Было принято решение учредить на территории северных районов страны административное образованно Пунтлэнд, имея в виду создание федеративной республики Сомали в качестве конечной цели. Аль-Азхари говорит, что, следуя воле Аллаха, он и Абдуллахи Юсуф, основатель и председатель Демократического фронта спасения Сомали» (ДФСС), решили отказаться от постов во вновь созданном правительстве и административных

197

органах. «Мы также приняли решение стремиться получить прощение у тех, кто пострадал от действий каждого из нас». Абдуллахи Юсуф простил всех, к кому до этого испытывал враждебные чувства.

По словам аль-Азхари, такое решение было воспринято представителями всех пяти регионов Пунтлэнда как настоящее чудо: «Поначалу все были просто ошеломлены, никто не ожидал такой скромности от председателя ДФСС. К тому моменту кандидатура Абдуллахи уже была выдвинута на должность главы администрации Пунтлэнда, прошли выборы, и именно она получила наибольшее количество голосов. Деяния Господа удивительны и благословенны, когда мы внемлем его голосу и безропотно исполняем то, что Он повелел нам».

Учредители Пунтлэнда не тешили себя иллюзиями, что все у них пойдет по заранее намеченному плану. Они знали, что будут трудности и противоречия. «Но такова была воля Аллаха. Людские планы и намерения лишь в малой степени определяли величие совершенного. Это было поистине «божественное» начинание, претворение которого было осуществлено под водительством Всемогущего Создателя».

Когда в ноябре 2000 года в Могадишу было сформировано новое правительство Сомали, агентство ВВС приводило слова нового президента этой страны Абдулкасима Салат Хасана: «Наша новая конституция была создана благодаря тому, что мы нашли в себе силы простить друг друга».

В 1943 году Лиф Ховельсен был заключен в одиночную камеру тюрьмы гестапо в Осло. Затем его отправили в концентрационный лагерь Грини. Юношей он вступил в норвежское движение Сопротивления, в результате предательства был арестован, подвергся пыткам и был приговорен к смертной казни.

Нарушение слуха, ставшее результатом тюремных побоев, — единственное, что по прошествии уже более 50 лет напоминает Ховельсену о тех ужасах, которые ему пришлось пережить. Деятельность Ховельсена, его активная, наполненная событиями жизнь стала вдохновляю-

198

щим примером для тысяч людей, многие из которых живут в Германии и России. Как он считает сам, именно прощение является тем фактором, которому он обязан всеми своими успехами. «Все началось тогда, когда я находился в тюрьме и концентрационном лагере. Бог даровал мне жизнь и наполнил ее смыслом. Я не ожесточился и не стал плохо думать о людях. Это удивительный дар».

Окончание войны позволило Ховельсену избежать казни. Сразу же после освобождения он поменялся ролями с теми, кто держал его в тюрьме. Теперь уже он охранял своих бывших врагов, взятых под стражу, в том числе и самого коменданта лагеря. Свои обязанности он исполнял с большим энтузиазмом, издеваясь над пленниками точно так же, как те в свое время издевались над ним. Однажды, изнывающий от жары и жажды бывший офицер службы безопасности Вильгельм Хайльман попросил у Ховельсена немного воды. Тот взял полное ведро и выплеснул его немцу прямо в лицо. Это вызвало смех у норвежских охранников. Но Ховельсену стало не по себе, и в этот день он вернулся домой с тяжелым чувством. Совесть мучительно взывала: «Это непростительно. Ты поступил дурно».

«Я чувствовал, что это было действительно так, и презирал себя», — рассказывает бывший заключенный. — Я хотел бороться за правое дело, а в итоге опустился до мести. Как больно знать о себе всю правду! Я — христианин и норвежский патриот, а в моей душе жил тот же жестокий дьявол, что и у ненавистных мне германских нацистов».

Однажды, прогуливаясь среди холмов, молодой норвежец вспомнил того гестаповского офицера, который когда-то пытал его. Совершенно неожиданно к нему пришла ясная и отчетливая мысль: «Скажи ему, что ты его прощаешь». Ховельсен никогда не думал об этом раньше; эта мысль, казалось, пришла из какого-то другого мира, но, как говорит он сам, она имела силу непреложного внутреннего императива. «Если кто узнает об этом, — подумал он, — непременно решит, что я сошел с ума». Молодой человек решил посоветоваться со своей матерью

199

и получил ее одобрение. «Передай ему, что я за него молюсь», — сказала она.

Когда на следующий день наступила очередь Ховельсена исполнять свои обязанности караульного, он вызвал к себе этого немецкого офицера и остался с ним один на один. «Он знал меня, — вспоминает норвежец, — и его взгляд выдавал тревогу. Я посмотрел ему в глаза и произнес те самые слова, которые собирался ему сказать. Я также добавил то, что просила передать ему моя мать. Он был потрясен, но ничего не сказал, и я отвел его назад в камеру».

Позже, на основании свидетельских показаний, данных другими людьми, этого офицера приговорили к смертной казни и расстреляли. В качестве отрадного факта Ховельсен вспоминает то, что перед казнью гестаповский офицер выразил желание принять причастие. «И если Бог принял к себе этого человека, то, значит, мы с ним равны перед Богом. И я не имею права никого осуждать или обвинять».

Совершив акт прощения, Ховельсен почувствовал себя свободным от груза прошлого. Вскоре после войны он отправился в Германию, чтобы протянуть своим бывшим врагам руку дружбы. Его деятельность проложила дорогу для первого в послевоенной истории визита в Норвегию главы германского государства, а также члена кабинета министров Западной Германии.

В последовавшие за этим годы Ховельсен подружился со многими советскими диссидентами. Не без его помощи смог получить Нобелевскую премию мира Андрей Дмитриевич Сахаров. В письме к одному из диссидентов он писал:

«Каждый человек может получить дар свободы, свободы от ненависти, враждебности и жажды мести. То, что произошло со мной, стало следствием вмешательства высших сил. В тот момент, когда я действовал, повинуясь внезапно осенившей меня мысли, я не понимал, что я делаю, и до конца не осознавал, насколько глубоко во мне укоренились страх и чувство ненависти по отношению к гестаповцам и вообще немцам. Но, проявив смирение, я стал свободным человеком.

200

И именно поэтому я смог внести свой посильный вклад в дело примирения между нашими двумя странами».

В 1990-е годы Ховельсен неоднократно бывал в России, помогая народу этой страны возрождать свои духовные и нравственные ценности. Выступая по телевидению, он рассказывал о том, как после войны он простил своих бывших немецких врагов. Один из журналистов, бравших у Ховельсена интервью, сказал ему, что именно прощение является сегодня в России наиболее животрепещущей темой. В интервью «Литературной газете» Ховельсен сказал, что поступок, совершенный им в 1945 году, казался алогичным и не был понят окружающими, но молодым норвежцем руководило тогда само Провидение: «Для бывшего гестаповца, получившего наказание за свои преступления, это стало настоящим спасением. Он обрел мир со своим Создателем и добился победы над смертью. Для очень многих людей — немцев, поляков, русских — прощение открыло путь к обретению внутренней свободы и избавлению от ненависти и злобы».

С годами Ховельсен распространил свои взгляды и на более масштабные исторические события. «Люди нашего поколения и те, кто старше нас, никогда не задумывались над тем, что мы все несем ответственность за преступления Холокоста. У нас не хватило духовной интуиции и нравственного чутья, недоставало политической воли, чтобы сделать хоть что-нибудь, что могло бы остановить грядущую катастрофу. Вместо этого наши страны предпочли действовать в духе Мюнхенских соглашений».

Вот как Ховельсен понимает то, что с ним происходило: «Когда я поступал с нацистами так же, как и они со мной, их дух побеждал меня. Простив их, я победил нацизм».

В 1997 году, 52 года спустя после окончания войны, в истории жизни Ховальсена появилась новая страница. Впервые за все это время он поинтересовался, как сложилась судьба бывшего лагерного охранника Хайльмана. «Божественное вдохновение нисходит на вас посреди ночи», — говорит норвежец. — Для вас вдруг открываются те стороны реальности, которые до этого усколь-

201

зали от вашего внимания или вы были просто не готовы воспринять их». И в самом деле, Ховальсен никогда не задумывался о том, как его поступок отразился в жизни немецкого пленного. Подсознательно он чувствовал, что его выходка была ничем по сравнению с преступлениями, совершенными этим немцем. Но раньше Ховальсен не задумывался о том, что и на нем лежит часть ответственности за эти преступления. «Многие обвиняют других в совершении разного рода дурных поступков, — говорит он, — но они отказываются признать то, что часть вины лежит и на них самих. Какое бы зло я ни совершил, я несу за него ответственность и должен, насколько это возможно, компенсировать последствия содеянного».

Он решил отправиться в Германию и найти Хайльмана. После долгих поисков, исключив из списка десятки других Вильгельмов Хайльманов, он нашел информацию о нужном ему человеке, который, как выяснилось, умер за пять лет до описываемых событий. Он также узнал, что в то время, когда Хайльман участвовал в оккупации Норвегии, его отец, мать и четыре сестры погибли в результате одной из бомбардировок, которым подвергали Германию Военно-воздушные силы Великобритании.

В конце концов, Ховельсену удалось найти уцелевшую дочь Хайльмана. Во время первого телефонного разговора он сказал ей: «Я встречался с вашим отцом в Норвегии. Я разыскивал его, потому что мне с ним очень нужно было поговорить».

«О чем же вы хотели с ним поговорить? » — спросила она.

«Мы не были друзьями. Он был охранником, а я был заключенным», — ответил норвежец. Он рассказал ей о тюремных издевательствах и о том злосчастном ведре воды, о том, что теперь он осознал всю низость своего поступка. «Я хотел сказать вашему отцу, что очень сожалею о случившемся, и хотел попросить у него прощения».

После недолгого молчания женщина сказала ему твердым и решительным голосом: «Я прощаю вас и заверяю, что мой отец сделал бы то же самое».

Несколько недель спустя Ховельсен вместе с дочерью Хайльмана и ее мужем пришел на могилу своего бывше-

202

го охранника. Там они возложили три розы. Ховельсен говорит: «Стоя там, я знал, что Бог исцеляет раны прошлого и уничтожает последствия того зла, которое я совершил в отношении других людей и самого себя».

Ховельсен говорит, что многие из его поколения воспитывались на идеях Дарвина, Маркса и Фрейда и верили в безграничность прогресса: «Мы были настолько стиснуты узкими рамками этого миропонимания, что не обращали никакого внимания на те нравственные и духовные ценности, которые возвышались над нами. Мы также не осознавали реальность зла, существовавшего вокруг и внутри нас». Эта близорукость повлекла за собой еще большое зло и стала причиной страшной катастрофы. Ховельсен надеется, что современные поколения обретут более глубокое понимание человеческой природы и познают истинный смысл борьбы добра со злом, ареной которой является вся история этого мира. «Только твердая приверженность идеалам добра и справедливости, — говорит он, — может спасти человечество в XXI веке».

Ховельсен считает, что прощение — это дар, плод послушания тем истинным наставлениям, которые Бог являет сердцу человека:

«Я не осознавал, что в моем сердце поселилась ненависть. Когда я проявил свою покорность, Бог вырвал семена ненависти из моей души и посадил на их месте семена любви. До самого последнего времени я не понимал, что он совершил для меня. Когда я приехал в Германию, я был свободным человеком. Эта свобода сделала для меня открытыми сердца тех немцев, с которыми я хотел разделить свои чувства. Они почувствовали, что за мной, за моим отношением к ним что-то стоит. И это "что-то" открыло для меня их сердца, сделало возможными самые задушевные беседы между нами. У нас было много, очень много таких бесед.

Мой жизненный опыт свидетельствует, что, если у тебя есть искреннее желание стать лучше, Бог посылает тебе исцеление. Я не могу объяснить, почему я избежал казни. Со своей стороны, я всю жизнь старался прислушиваться, прежде всего, к своему внутреннему голосу. Со мной происходили удивительные события. Не я выбрал для себя жизнь. Такова была Божья воля, но я сам избрал свой путь. Однако, с другой сторон, этот путь был свыше избран для меня. Если бы это было в моих силах, я бы снова избрал тот же путь».