МОЛДАВСКИЙ СТАРЕЦ ПАИСИЙ ВЕЛИЧКОВСКИЙ
К оглавлению
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГОДЫ СТРАННИЧЕСТВА - В ПОИСКАХ ДУХОВНОГО РУКОВОДСТВА (1739 - 1746)
"Проидохом сквозь огнь и воду,
и извел еси нас в покой" (Пс.65:12).
Глава 1. НАЧАЛО СГРАНСТВОВАНИЯ. ПРИБЫТИЕ В ЧЕРНИГОВ. ЖИЗНЬ В ЛЮБЕЧСКОМ МОНАСТЫРЕ. ПЕРВОЕ ИСКУШЕНИЕ. БЕГСТВО
В ПРАВОБЕРЕЖНУЮ УКРАИНУ
Оставляя родной дом, академию, родину, спокойную и обеспеченную жизнь, обрекая себя на нищету и странничество,
юный Петр ясно сознавал, что он делает. Он видел страшную силу "мира" и боялся, как бы этот "мир"
не связал и не опутал его душу своими обычаями и требованиями, не угасил в нем святого огня любви к Богу. Решительно
и навсегда разрывая узы "мира" и освобождаясь от всякого рода притязания с его стороны на свою внутреннюю
свободу, Петр поступил по примеру святого Алексия, человека Божьего, в уверенности, что Господь не оставит его
на этом пути, как Он не оставил и святого Алексия, и что в душе его сторицею возгорится тот святой огонь любви
к Богу, который он сделал главной целью своей жизни. Последуем же за юным нашим странником и посмотрим, что
он встретил на своем скитальческом пути, и в какой мере исполнились его заветные думы и желания.
Когда Петр раздумывал, куда ему направить свои стопы, ему пришла в голову мысль посетить Чернигов, где жил тогда
духовный наставник иеросхимонах Пахомий. От него он надеялся получить совет и благословение на дальнейший свой
путь. Петр нашел себе попутчика, одного из воспитанников академии, который собирался отправиться через Чернигов
к своему отцу. Они нашли старика-лодочника, который согласился за некоторую плату довезти их водою до Чернигова.
Купив все необходимое для дороги, они двинулись в путь. Проплыв немного по Днепру, они вошли в Десну и, плывя
вверх по течению, с большим трудом достигли через десять дней небольшого города Остра. Плавание их было сопряжено
с большими лишениями. Был уже октябрь и время было суровое. Петр, не имея теплой одежды, дрожал от стужи, особенно
когда шел дождь со снегом, и ветер пронизывал насквозь. С наступлением ночи путники вытаскивали свою лодку на
берег, разводили большой огонь и отогревались, сколько могли. Но и тут Петру приходилось хуже всех. Не имея
достаточно одежды, он, согреваясь с одной стороны, замерзал с другой и, поворачиваясь всю ночь с боку на бок,
едва мог уснуть. Большим затруднением было для них и то, что все время приходилось плыть против течения и непрерывно
работать веслами. Спутники Петра были сильнее его. Петр же от природы слабый и с детства не знавший телесного
труда, работал сверх сил, отчего у него сильно болело все тело, особенно руки и ноги. В довершение трудности
лодка их была до такой степени мала, что едва выдерживала трех человек, поднимаясь над водою всего на три или
четыре пальца. Когда же на реке начиналось волнение, вода заливала лодку и нужно было ее непрерывно вычерпывать,
чтобы не потонуть. Однажды они попали посреди реки на мелкое место и лодка их едва не перевернулась. Они выскочили
на песок и стоя по колена в воде удерживали лодку, выливая из нее воду. Вследствие быстроты течения песок ускользал
из под их ног и увлекал их с собою вниз по течению реки. Петр от испуга едва не лишился чувств, но кое-как с
большими усилиями им удалось удержать лодку и, выливши из нее воду, они снова продолжали свой путь. Когда они
подплыли к Остру, то увидели на берегу человека, который смотрел, как их лодка едва не погружалась в воду. Когда
же они подплыли к берегу и вышли из лодки, этот человек с упреком сказал лодочнику: "Как же это ты не побоялся
Бога и повез в такой маленькой лодке этих молодых людей по такой опасной реке! Ты сам уже стар и тебе не страшно
умирать, но ты взял бы тяжкий грех на душу, погубив этих юношей. За это ты не заслуживал не только никакой платы
за труд, но тебя следовало бы еще и наказать". Сказав эти слова, добрый человек пригласил молодых людей
к себе в дом и несколько дней заботился о них. По его совету они расстались со своим лодочником, причем товарищ
Петра заплатил ему только половину условленной платы, а Петр, чтобы не огорчать старика, отдал ему плату за
весь путь до Чернигова. После этого их заботливый хозяин подыскал для них другого лодочника, заплатив ему за
их провоз и содержание до Чернигова. Поблагодарив своего доброго покровителя, юные путники отправились в дальнейший
путь. На этот раз от них уже не требовали никакой помощи и предоставляли им пищу и полный покой. Через несколько
дней показались покрытые густым лесом Болдинския горы, где когда-то подвизался преподобный Антоний Печерский,
и засияли кресты Черниговских церквей и монастырей. Путники радостно возблагодарили Бога за благополучное прибытие
в Чернигов. Простившись со своими спутниками, Петр отправился в архиерейский дом, где и нашел своего духовного
отца иеросхимонаха Пахомия, который очень ему обрадовался. Прожив у Пахомия несколько дней, Петр рассказал ему
о своих планах и просил у него совета, где и как ему лучше перейти границу и начать свое странствование. Пахомий
сказал ему: "Тебе лучше всего идти в монастырь, который находится недалеко от Любеча, родины преподобного
Антония Печерского. Там ты найдешь иеросхимонаха Иоакима, который и научит тебя, что делать. Любечский монастырь
стоит над Днепром на польской границе и тебе удобно будет оттуда уйти заграницу. Поживи у меня до базарного
дня, а тогда ты легко найдешь человека, который отвезет тебя до Любеча". Петр так и сделал. Но, не найдя
человека, отправлявшегося в Любеч, он нанял крестьянина из села, находившегося на полпути до Любеча, который
согласился взять его с собою. Переночевав в селе, Петр просил своего возницу везти его и дальше, но тот отказался.
Тогда Петр, помолившись Богу, пошел один с большим страхом, потому что дорога шла густым лесом и он, странствуя
в первый раз в жизни, очень боялся диких зверей. Однако все обошлось благополучно и, пройдя лес, Петр увидел
вдали Любеч и монастырь, отстоявший от города не далее трех верст и очень обрадовался. Когда Петр стал подходить
ближе к монастырю, то заметил, что от города к Днепру были поставлены рогатки и около них стояла стража, а монастырь
находился по ту сторону рогаток. У Петра не было никакого письменного вида и он боялся, что стража его задержит.
Молясь внутренне, Петр приблизился к рогаткам. В это время из города по направлению к монастырю по ту сторону
рогаток показался монах. Остановившись около стражи, монах стал смотреть на приближающегося Петра, когда стража
окликнула его, монах, не давая ему ответить, воскликнул: "Что же вы спрашиваете, кто он? Разве вы не видите,
что это инок-послушник возвращающийся в монастырь?" Стража тотчас же пропустила Петра, а он, подойдя к
монаху, попросил у него благословения, так как догадался, что это был иеромонах.
Иеромонаха, которого звали Аркадием, привел Петра в монастырь и до прибытия игумена, находившегося в отлучке,
поместил его в своей келье. Заметив, что отец Аркадий муж духовный, Петр очень обрадовался своей встрече с ним
и хотел остаться при нем. Когда возвратился игумен, отец Аркадий, указывая на него Петру из окна своей кельи,
сказал: "А вот и наш отец игумен стоит посреди монастыря. Посмотри, брат, так ли и у вас в Киеве игумены
ходят?" Посмотрев в окно, Петр увидел почтенного седовласого старца в толстой, черной свитке и очень удивился
его простоте и смирению: ему в первый раз в жизни пришлось увидеть так бедно одетого игумена. Отец Аркадий вывел
Петра во двор и подвел его к игумену. Благословив Петра, игумен по обыкновению спросил: "Откуда ты, брате,
как твое имя, и зачем ты пришел в нашу обитель?" Петр отвечал: "Я пришел сюда из Киевской страны,
на послушание, и имя мое Петр". Услышав его ответ, игумен обрадовался и сказал: "Вот и слава Богу,
что Он послал тебя к нам. У нас недавно был послушник Петр, бывший у нас келарем; но вот уже два дня, как он
ушел из обители. Ты носишь его имя, поручаю тебе и его послушание. Будь у нас келарем". Услышав эти слова
игумена, отец Аркадий с удивлением сказал: "Отче святый, этот брат только что пришел в обитель и совсем
еще не знает монастырского порядка: пусть он сначала хоть немного поживет у меня в кельи и присмотрится к нашей
жизни, а потом уже ты определишь ему и послушание, какое найдешь нужным". На это игумен ответил: "Я
был бы рад исполнить твой совет, если бы у меня был человек, пригодный к келарному послушанию. Но ведь ты сам
знаешь, что у нас нет людей и я поневоле должен, не откладывая, определить его на эту должность". Сказав
это, игумен сейчас же повел Петра в келарню и, показав ему все, что там было, объяснил ему его обязанности,
и передал ему ключи. Обязанности Петра состояли в том, чтобы выдавать поварам в определенном количестве необходимые
для трапезы припасы: муку, масло, крупу, рыбу и проч. Петр поклонился настоятелю в ноги и принял благословение.
Так началась жизнь Петра в монастыре. Петру отвели келью недалеко от помещения игумена. Она состояла из двух
комнат: в меньшей жил тот самый иеромонах Иоаким, к которому послал Петра о. Пахомий, а в большой помещался
Петр с одним старым монахом и одним послушником. Петр усердно стал исполнять свое послушание, хотя это и было
ему не легко, так как ему приходилось по несколько раз в день снимать и накладывать тяжелые камни, которыми
покрывались кадки с припасами и это его очень утомляло. Он не смел никому сказать об этом, и терпеливо исполнял
свою обязанность, прося Бога укрепить его силы. На первых порах Петр оставался в своей мирской одежде, но ему
скоро дали свитку из грубого, черного сукна и он не помнил себя от радости. Спустя немного времени умер старый
монах, живший в одной келье с Петром, и игумен отдал Петру подрясник умершего монаха из грубого, серого сукна,
сказав: "Если эта одежда тебе нравится, возьми и носи ее". Петр с благодарностью принял монашеское
одеяние и, придя в свою келию, прежде всего несколько раз поцеловал его, как святыню и носил до тех пор, пока
оно совершенно не изорвалось. Послушание Петра начиналось во время заутрени и оканчивалось поздно вечером. После
этого, Петр должен был еще читать келейное правило иеросхимонаху Иоакиму. Живя так близко от этого старца, Петр
имел полную возможность обратиться к нему с вопросом, его занимавшим, но природная застенчивость и робость мешали
ему заговорить с ним. Между тем игумен назначил отца Иоакима на жительство в монастырский скит, в пяти верстах
от монастыря, и Петр потерял возможность попросить у старца совета. Келью отца Иоакима игумен передал Петру.
Заботясь о внешней жизни Петра, игумен не оставлял без руководства и его внутренней жизни. Он дал ему книгу
Иоанна Лествичника и сказал: "Возьми, брат, эту книгу, читай ее со вниманием, и наставляйся на святое послушание
и на всякое доброе дело, так как эта книга весьма душеполезная". Петр взял книгу с большой радостью и тотчас
же начал читать ее. Книга до такой степени понравилась Петру, что он решил, пользуясь свободным ночным временем,
переписать ее для себя. Не имея свечи, Петр заготовил лучину, длиною не менее сажени, и втыкая такую лучину
в расщелину стены, списывал при ее свете книгу, испытывая при этом большое неудобство, так как дым от лучины
наполнял комнату, ел глаза и мешал дышать. Тогда Петр открывал на некоторое время окно, выпускал дым и снова
принимался за работу.
Со временем Петру удалось достать лампочку и тогда переписка пошла быстрее, так что к уходу своему из монастыря
он успел переписать более половины книги. Жизнь в монастыре очень нравилась Петру, но, к сожалению, его душевный
мир продолжался недолго. Скоро его постигло большое искушение, крайне смутившее его душу. Присмотревшись к Петру,
братия обители заметили его мягкий характер и неспособность отказывать в просьбах. И вот они стали чуть ли не
все, не только простые монахи, но и иеродиаконы и иеромонахи, приходить к Петру и выпрашивать у него, кому что
было нужно: пшеничной муки, пшена, крупы и т.д. Не имея распоряжения от игумена, Петр не знал, как ему поступать.
Спросить игумена он боялся, думая, что если игумен запретит, а он по слабости не сумеет отказать, то окажется
еще более виноватым. В то же время совесть не позволяла ему раздавать припасы без ведома и благословения игумена.
Видя как самые уважаемые и почетные отцы приходят к нему, последнему в обители, и выпрашивают у него нужное
для них, он стыдился даже взглянуть им в лицо и, заглушая совесть, не смел им отказать в их просьбе. Повара
со своей стороны, пользуясь слабостью Петра, уговаривали его давать им двойную порцию припасов, уверяя, что
от этого получится более вкусная пища. И действительно пища оказывалась гораздо вкуснее, так что вся братия
были очень довольны, хвалили и благодарили Петра за то, что он так заботится о них, а некоторые даже говорили,
что за его доброту Господь посылает обители изобилие во всем. Петр притворно радовался вместе с ними, в глубине
же души не имел покоя, и совесть постоянно мучила его. Игумен продолжал относиться к Петру с неизменным расположением.
У него был обычай приглашать к себе на ужин кого-нибудь из иноков обители. Нередко приглашал и Петра. Входя
в келью игумена и видя его сидящего в трапезной с кем-нибудь из старшей братии, Петр скромно становился у двери
и не смел подойти к сидящим. Но по зову игумена он робко садился за стол и принимал участие в трапезе. Пища
за игуменским столом была самая простая: какое-нибудь варево и гречневая каша. Из напитков подавался квас кисличный
или грушевый, тот самый, который подавался и всей остальной братии. Не один раз игумен поручал Петру читать
в трапезной. И когда случалось какое-нибудь особенно трогательное житие, и Петр читал его тем способом, какому
научился в школе, то многие из братии приходили в умиление, плакали и переставали есть. А некоторые даже вставали
из-за стола и, окружив Петра, слушали его со слезами. Все это очень трогало Петра. Но более всего его трогало,
когда он видел, с какою любовью, кротостью и смирением и с каким долготерпением, игумен, как истинный отец,
управлял братией. Если случалось кому-либо из братии погрешить в чем-нибудь, игумен тотчас же прощал его, если
только видел его раскаяние, наставлял его полезными словами и давал ему правило по силе его. Имея такого мудрого
и кроткого наставника, братия жили в глубоком мире и благодарили Бога.
Но вот пришел и конец этой мирной и счастливой жизни. Через три месяца по прибытии Петра в монастырь преосвященный
Антоний, митрополит Молдавский, правивший тогда Черниговской епархией, назначил в Любечский монастырь нового
игумена, ученого мужа, некоего Германа Зогоровского, который, прибыв в обитель, стал управлять ею не по примеру
кроткого Никифора, но "властительски", как выражается жизнеописатель старца Паисия. Распознав нрав
своего нового начальника, братия затрепетали, а некоторые даже разбежались из обители неведомо куда. Петр, исполняя
свое послушание, все время трепетал, как бы ему не погрешить в чем-нибудь и не прогневать нового начальника.
Опасения его в скором времени оправдались. Однажды, великим постом, новый игумен приказал Петру выдать повару
к своему столу какой-то капусты. Не расслышав хорошенько слов игумена и не смея переспросить, Петр позвал повара
и велел ему самому взять для игуменского стола капусты. Когда капуста была приготовлена и подана игумену, тот,
взглянув на нее, приказал позвать Петра. Петр явился. Игумен, встав из-за стола, подошел к Петру и сказал: "Разве
я этой капусты приказал тебе выдать к моему столу?" И не ожидая ответа, ударил Петра по щеке так, что тот
едва устоял на ногах. Потом игумен с силою вытолкал его за порог кельи, крикнув ему вслед: "Вон, бездельник!"
Дрожа от страха, Петр пришел к себе в келью и стал думать: "Если за такой ничтожный проступок, игумен так
жестоко поступил с ним, то что же будет, если он провинится в чем-нибудь более серьезном?" Случилось в
это время, что и игуменский келейник, живший в одной кельи с Петром, так же чем-то рассердил игумена. И игумен
уже похвалился кому-то, что он с ними обоими разделается по своему. Братия, по расположению к Петру, передали
ему игуменские слова. Келейник, хорошо знавший своего начальника, решил бежать из обители, и пригласил с собою
Петра. Петр, не ожидая для себя ничего доброго от игумена, согласился бежать вместе с ним. Удобный случай к
побегу представился на шестой неделе великого поста. Ночью, когда братия спали, беглецы, помолившись Богу, вышли
потихоньку из обители и спустились к Днепру, на берегу которого повсюду стояла пограничная стража. Высмотрев
удобное место между караульными, беглецы с большим страхом пошли через Днепр, опасаясь, как бы их не заметили
и не поймали, тем более, что ночь была лунная. Лед на реке был еще крепкий и они, никем не замеченные, благополучно
перешли на другую сторону Днепра. Так как до утра оставалось еще не мало времени, а идти по незнакомой дороге
они не решались, то, найдя удобное место, они расположились провести здесь остаток ночи и собраться с силами
для дальнейшего странствования.
Глава 2. СТРАНСТВОВАНИЕ ПО ПРАВОБЕРЕЖНОЙ УКРАИНЕ. ЧЕРНОБЫЛЬ. РЖЫЩЕВ. ПОВЕСТЬ О ЗАМУЧЕННОМ УНИАТАМИ ПРАВОСЛАВНОМ
ДЬЯЧКЕ. ПУСТЫННИК ИСИХИЙ. ПРЕБЫВАНИЕ В МЕДНЕДОВСКОМ МОНАСТЫРЕ. ПОСТРИЖЕНИЕ ПЕТРА В РЯСОФОР. ПРИТЕСНЕНИЕ ОТ УНИАТОВ.
УХОД В КИЕВО-ПЕЧЕРСКУЮ ЛАВРУ.
Как только рассвело, беглецы отыскали дорогу и скоро пришли в какое-то селение. Отдохнув и подкрепившись пищею,
двинулись дальше на юг. Они проходили огромными лесами, ночуя в попутных селах или просто в лесу под открытым
небом. Через несколько дней они подошли к реке Припяти, на другом берегу которой увидели город Чернобыль, но
колебались идти туда, так как лед на реке был уже ненадежен. Когда они стояли и раздумывали, подходят к реке
еще несколько человек и смело идут по льду на ту сторону. Тогда и наши спутники последовали за ними, однако
с большим страхом, потому, что во многих местах лед уже провалился. Дойдя до середины реки, они увидели перед
собою глубокую трещину, шириною в аршин. У Петра замерло сердце от страха. Чувствуя как бы неминуемую смерть
перед собою, он перешагнул через пропасть. Дальнейший путь не представлял трудностей. Выйдя на другой берег,
они сели отдохнуть. Когда они сидели и смотрели на только что пройденный путь, вдруг раздался страшный шум:
лед затрещал и стал ломаться по всей реке. Льдины, как высокие стены напирали одна на другую и плыли вниз по
течению. Пораженные этим необычайным зрелищем, Петр и его спутник со слезами благодарили Бога, проведшего их
через реку за один момент до ее вскрытия. Город Чернобыль не имел вокруг себя ни ограды, ни стражи и Петр со
своим товарищем свободно вошли в город и скоро нашли себе пристанище.
Была Лазарева суббота. На другой день, утром, когда они шли по городу, кто-то сзади позвал Петра по имени и
фамилии. Петр страшно испугался. Оглянувшись, он увидел земляка-полтавца, сына одного зажиточного горожанина,
который, приветливо поздоровавшись с Петром, пригласил его вместе с товарищем к себе в гости. Дорогой он рассказал
Петру, что приехал в этот город по поручению полтавского полковника Кочубея для покупки леса. После этого он
рассказал Петру о его матери, которая все время плачет о нем, да и все жители Полтавы вместе с нею жалеют о
нем. Сказав это, он стал уговаривать Петра вернуться к матери. Петр до такой степени растерялся от этой неожиданной
встречи, что не мог выговорить ни одного слова. В его голове была только одна мысль, что если этот человек захочет,
он может задержать Петра и увезти его на родину. Между тем знакомый, продолжая приветливо разговаривать, привел
их к себе на квартиру и приказал подавать обедать. От страха Петр за обедом ничего не ел. После обеда прощаясь
с гостями, знакомый просил Петра заходить к нему почаще. Таким образом тайна Петра стала известна его товарищу.
Узнав о его бегстве от матери, товарищ не переставал восхищаться им за его решимость покинуть мир. При этом
он рассказал, что до своего приезда в Любечский монастырь, он долго жил в Полтаве, в школе при соборной церкви
Успения Пресвятой Богородицы, и хорошо помнит мать Петра и его родных, и даже его самого, но ему и в голову
не могло придти, что Петр скрывается в Любечском монастыре. Все эти похвалы и разговоры товарища были очень
тягостны Петру. Он видел, что ему не удалось скрыться от людей. Боясь, что его задержат и отправят в Полтаву,
он решил в тот же день покинуть Чернобыль. Не теряя времени, он пошел в ближайшую церковную школу разузнать,
нет ли там человека идущего на Украину. Такой человек нашелся: это был монах, уходивший в тот же день на юг.
Петр стал упрашивать его взять с собою и его с товарищем. Монах с неохотою согласился и велел им приходить поскорее.
Петр поспешил на свою квартиру, но товарища там не было. Подождав его немного и видя, что время идет, Петр поспешил
вернуться в школу один и застал монаха уже выходящим в дорогу. В течение многих дней они проходили сплошными
лесами, приближаясь к Украине.
В это время правобережная Украина находилась в очень печальном состоянии. Ей приходилось много терпеть от религиозного
фанатизма и иезуитов и униатов. "Трудно вообразить, пишет в своей истории церкви архиепископ Черниговский
Филарет, все жестокости, какие в то время причиняли православным. Православных священников привязывали к столбам,
били плетьми, сажали в тюрьмы, морили голодом, рубили саблями пальцы, ломали руки и ноги. Кто и затем еще оставался
в живых, но не хотел унии, того выгоняли из домов. На монастыри днем делали нападения, грабили и жгли их, монахов
терзали, как могли, часто убивая. Деревенских обывателей и мещан мучили бесчеловечными пытками, чтобы сделать
униатами. Православный народ, как овец, гоняли в костел или в униатскую церковь. Во время самого чтения Евангелия,
входил в православный храм приказчик, бил народ плетью и гнал его как скот из хлева. Многие претерпевали разорение
домов, мучительные побои, а другие и саму смерть. В Киев, в центре религиозной жизни края, ежедневно поступали
жалобы насильно обращаемых в унию православных жителей юго-западного края. Туда приезжали под защиту митрополита
изгнанные из приходов униатами, лишенные крова и имущества, часто жестоко оскорбленные, или изувеченные сельские
священники; являлись на поклонение киевским святыням, несмотря на запрет властей и мимо польских военных кордонов,
многочисленные толпы богомольцев, приводившие в ужас рассказами о страданиях, претерпеваемых ими на родине из-за
верности православию. В защиту веры и народности поднялись гайдамаки. В начале 18 века гайдамацкое движение
в правобережной Украине было уже в полном ходу, все более и, более усиливаясь к половине столетия. Для поимки
и усмирения гайдамаков польское правительство посылало войска. Эти военные команды были тяжелым бременем для
народа и еще более усиливали смуту". Одно из самых сильных гайдамацких движений было в 1734 г., т.е. всего
только за пять или шесть лет до описываемого нами странствования Величковского. Вот по какой стране, и при каких
тревожных обстоятельствах приходилось совершать свое путешествие юному искателю истинного монашества.
Через несколько дней странствования Петра постигло несчастье: от долгой и непривычной ходьбы у него разболелась
левая нога и опухла от ступни до самого колена, так что он двигался с большим трудом и должен был часто останавливаться
для отдыха. Его спутник сердился и не раз хотел бросить его и только слезные мольбы Петра удерживали его от
этого. Так мучились они много дней, пока больная нога не окрепла.
Наконец, они пришли в один "скиток", расположенный над Днепром, ниже Киева и называвшейся Ржищев.
Здесь постигла Петра новая и очень тяжелая болезнь. Стоило ему только поесть чего-нибудь, как у него начиналась
сильная рвота. Через месяц он так исхудал и ослабел, что едва мог ходить. Тогда он стал горячо молиться Богу,
чтобы ему не умереть в этом месте. В это время три странника монаха, проживавшие в этом скиту, задумали идти
в Молдавию. Петр стал просить взять и его с собою. Видя его слабость, монахи не хотели брать его, но наконец
уступили его неотступным просьбам. С большим трудом вышел Петр из скита, но как только поднялся в гору, где
было открытое место и свежий воздух, сразу же почувствовал себя здоровее. В тот же день их застигла в поле страшная
гроза. Спутники Петра побежали вперед, чтобы поскорее добраться до какого-нибудь жилья. Слабый Петр не поспевал
за ними и был застигнут проливным дождем с громом и молнией. При этом выпал еще и крупный град, величиною с
орех, и покрыл все поле и на четверть аршина. Промокнув насквозь, Петр только поздно ночью добрался до того
села, где укрылись его товарищи.
Переночевав в одной хате, Петр на другой день отыскал товарищей, остановившихся в школе у дьячка. Увидев Петра
здоровым и невредимым, они очень обрадовались. Затем они стали расспрашивать дьячка, каким путем им надо идти
в Молдавию? Услышав этот вопрос, дьячок сказал: "Не советую вам, святые отцы, идти туда. Теперь по всем
дорогам ездят у нас солдаты для поимки разбойников и, если вы попадете им в руки, они могут вас жестоко обидеть
из ненависти к нашей православной вере. В нашем селе недавно был такой случай. Бывший передо мною дьячок, опасаясь
доноса со стороны гонителя православной веры, читая за литургией символ веры, произносил в восьмом члене так:
И в Духа Святого, Господа животворящего, иже от Отца истинна исходящего, - и этим произношением некоторое время
вводил униатов в заблуждение. Однако со временем на него все-таки донесли помещику, что он читает символ веры
не по их обычаю. Узнав об этом, помещик пришел в ярость и, взяв с собою солдат, вошел в церковь незадолго до
чтения символа веры. Когда же тот блаженный дьячок вышел на середину церкви и стал читать символ веры, помещик
подошел к нему вплотную и со вниманием вслушивался в каждое его слово. Дьячок понял, с какою целью помещик подошел
к нему и стал читать особенно громко, медленно и торжественно, и когда дошел до слов: " И в Духа Святого",
то, сам исполнившись благодати Духа Святого, еще громче и отчетливее возгласил: "И в Духа Святого, Господа
животворящего, иже от Отца исходящего", откинув то слово истинна, которое он раньше по малодушию прибавлял.
Помещик вскрикнул, как дикий зверь и тут же в церкви кинулся на дьячка, схватил его за волосы, бросил его на
землю и стал топтать его ногами, а затем приказал вытащить его из церкви и беспощадно бить его палками. В это
время кто то успел сбегать к матери дьячка и сообщить ей о случившемся. Прибежав к сыну и обливаясь слезами,
она уговаривала его не падать духом, но отдать самую жизнь свою за православную веру. "Не бойся, говорила
она, этого маловременного мучения, но претерпи за нее и саму смерть, да сподобишься получить от Христа мученический
венец в царстве небесном".
В ответ на эти слова страдалец проговорил: не сомневайся во мне, дорогая мать, я не только эти раны, но и в
тысячу раз лютейшие готов претерпеть за веру, в которой одной только заключается несомненная надежда спасения.
Слушая эти слова, мать радовалась духом и благодарила Христа Бога за то, что она сподобилась быть матерью страдальца
за веру. Мучитель, видя и слыша все происходившее, рассвирепел еще больше и приказал солдатам еще беспощаднее
бить страдальца. Под этими ударами страдалец Христов предал, наконец, душу свою в руки Божии".
Выслушав этот рассказ, наши странники ужаснулись и не решились идти в Молдавию, но по совету дьячка, направились
вниз по Днепру, к находившимся там православным монастырям. На пути, в одном селении, они встретили иеромонаха,
от которого узнали, что недалеко оттуда на уединенном острове одной реки спасается благочестивый пустынножитель
Исихия. Заинтересованный рассказом странника, Петр отстал от своих товарищей и решил не только побывать у этого
отшельника, но если удастся, то и пожить с ним. Это было как раз то, чего искала его душа. Он попросил иеромонаха
проводить его к Исихию и тот охотно согласился на это. Пустынник встретил их с большой любовью. Оставив здесь
Петра, иеромонах ушел, а Петр был очень рад тому, что нашел, наконец, человека, какого ему было нужно.
Это, действительно, был истинный раб Божий, прилежно исполнявший все заповеди и имевший великую любовь к священному
писанию. Он постоянно и усердно трудился в списывании отеческих книг. Следующий случай показывает, до какой
степени он был ревностен в этом деле. Услышав однажды об одной редкой и полезной книге, находившейся в дальнем
монастыре Черниговской епархии, он не поколебался отправиться туда пешком и, выпросив у игумена и братии эту
книгу, возвратился с нею в свою келью, тщательно переписал ее и отнес обратно, поблагодарив игумена и братию
за оказанную ему милость. Такова была его любовь к книгам. Замечая высокое духовное настроение этого отшельника,
Петр горячо хотел остаться при нем. Однако к величайшему его огорчению старец ни за что не хотел взять его к
себе в ученики. "Чадо, говорил он, я человек грешный и недостойный и не в состоянии направить на путь Божий
мою собственную бедную душу. Как же я осмелюсь принять тебя? Это дело не моей меры. Прошу тебя не отягощай меня
твоей просьбой!" Думая, что пустынник отказывается по смирению, Петр еще настойчивее просил его, падая
перед ним на колени; но тот оставался непреклонен. От постоянных слез лицо Петра опухло. Но старец, всей душой
соболезнуя ему, упорно отказывался принять его и говорил: "Молю тебя, не скорби Господа ради о том, что
я не принимаю тебя, ибо я это делаю, не презирая твое спасение, но ради немощи души моей. Возложи же свою надежду
на Господа, который не оставит тебя, от всей души ищущего спасения, но благодатно Своего наставит тебя на путь
твой!"
***
Петр не знал, что ему делать и приходил в крайнее уныние. Иеромонах, приведший его к старцу, не являлся, идти
куда-нибудь одному Петр по природной своей робости не смел, остаться при старце не было возможности. Наконец,
пришел к старцу вышеупомянутый иеромонах. Старец стал просить его взять с собою Петра и отвести его в какой-нибудь
монастырь, иеромонах согласился. Когда наступила минута последнего расставания со старцем, которого Петр полюбил
всей душой, он припал к ногам старца и горько плакал, что не может пожить у него в святом послушании. Старец
утешал его, советуя положиться на единого Бога, который устроит его жизнь по его желанию. Горячо поблагодарив
старца за его любовь, Петр простился с ним и вместе с иеромонахом отправился в новое странствование. Посетив
несколько монастырей, они пришли, наконец, в монастырь святителя Николая, именуемый Медведовским. Этот монастырь
находился в области Киевского митрополита и имел своим настоятелем иеромонаха Никифора, но не того, при котором
Петр поступил в Любечский монастырь.
Отец Никифор ласково принял Петра, поселил его с другим послушником и велел ему ходить на общее послушание со
всею братией. Монахи убирали сено. Петр работал вместе с другими. Посылали его также и хлеб жать. Когда же увидели,
что он по своей неопытности порезал себе пальцы, то назначили ему возить снопы на ток. Но и здесь постигла его
неудача. Не умея управлять волами, он опрокидывал воз и рассыпал снопы. Не зная, что делать и как поправить
беду, он садился на землю и плакал. Братия приходили к нему и упрекали его за то, что он не умеет ничего делать.
Наконец, поручили ему возить на тока глину и воду. Хотя это новое послушание было ему тоже не по силам, он исполнял
его с радостью. Так трудился он от раннего утра до позднего вечера. Но этим не ограничивалась его работа. Настоятель
назначил ему еще ходить на клирос, резать в трапезе хлеб, подавать братии кушанья, убирать и мыть посуду, мести
трапезную, и все это Петр делал с большою охотой, радуясь тому, что он может послужить братии. Когда настал
Успенский пост, начальник сказал Петру: "Я хочу на праздник Преображения Господня постричь в рясофор того
брата, который живет с тобою в одной кельи, и тебя. Поэтому пойди к духовнику, исповедуй ему все грехи твои,
и, получив от него разрешение, будь готов к причащению святых Христовых Таин. Сходи также к иеромонаху Никодиму
и попроси его быть на постриге твоим восприемником". Поклонившись начальнику в ноги и приняв благословение,
Петр вышел из кельи, радуясь и ужасаясь тому, что так скоро удостоился облечения в первый монашеский чин. Он
немедленно пошел к духовнику, исповедал ему свои грехи, и получил разрешение и благословение готовиться к принятию
святых Таин. Затем он отправился к отцу Никодиму и Никодим спросил: "Ты сам от себя просишь меня об этом,
или по приказанию начальника?" И когда узнал, что Петр пришел к нему по приказанию начальника, обещал исполнить
его просьбу, приказал ему вымыть голову ко дню пострига, что было очень кстати, так как Петр с самого выхода
из Любечского монастыря, уже около пяти месяцев, не имел случая не только вымыть голову, но даже и волосы причесать.
***
В праздник Преображения Господня, по прочтении часов, совершилось пострижение Петра в рясофор. При этом произошло
следующее обстоятельство. Начальник назвал товарища Петра Платоном, а Петра Парфением. Когда же по окончании
обедни все вышли из церкви, то монахи, не расслышав хорошенько слов настоятеля, стали называть Петра Платоном,
а его товарища Парфением. Огорченный этим Петр пошел к начальнику. Начальник ему сказал: "Если братия переменили
ваши имена, то так тому и быть. Отныне называйтесь: ты - Платоном, а он Парфением, и ты об этом не мало не скорби.
Такова, значит воля Божия". Спустя немного дней после этого приходит к Платону один монах и спрашивает
его: "Услуживаешь ли ты чем-нибудь тому старцу, который при постриге был твоим восприемником?" "Нет",
отвечал Платон. "Как же это так, говорит монах, тебе следует услуживать ему чем-нибудь, например, нарубить
дров, принести воды, развести огонь, подмести келью и тому подобное". Платон поблагодарил за совет и пошел
к своему старцу. Поклонившись ему до земли, он извинился, что до сих пор по своему невежеству ни в чем не послужил
ему. Старец ответил: "довольно с тебя, брат, и того, что ты ходишь на общее послушание. Мне от тебя никаких
услуг не надо. Я еще, слава Богу, могу и сам себе послужить". Немного времени спустя Платон снова встретился
с вышеупомянутым монахом, и тот, узнав, что старец не захотел принимать никаких услуг от Платона, сказал ему:
"Ты пойди еще раз к старцу и попроси его дать тебе келейное правило". Платон поблагодарил монаха за
новое наставление, пошел опять к своему старцу и просил его дать ему келейное правило. Старец сказал ему: "Ты
брат - ученый, поэтому я не определяю тебе правила, а как Бог тебя вразумит, так и содержи правило в кельи твоей".
Через неделю после этого разговора старец ушел из Медведовского монастыря неизвестно куда и Платон никогда уже
не встречался с ним. Рассказав об этом случае в своих записках, старец Паисий прибавляет: "Таким образом
я остался как овца заблудшая без пастыря и наставника. И нигде не пришлось мне пожить в повиновении у какого-нибудь
отца, хотя, как вижу, устроение моей души в юности было весьма удобопреклонно к повиновению, но не получил я
такого божественного дара за свое недостоинство". Недовольствуясь назначенными ему послушаниями, Платон
присоединил к ним еще и особые труды. Он по своей охоте помогал повару, привозил ему воду, колол дрова и много
другое делал с радостью. В то же время он старался приучить себя к малоспанию. "Когда я был молодым, рассказывал
он впоследствии, и полагал начало монашества, то я решил в душе своей никогда не лежать, но весь день проводить
на послушании, а ночи на правиле и, стоя, принимать немного сна. Через некоторое время у меня разболелись ноги
так, что я ходить не мог. Тогда я нашел лубяную коробку, вырезал с одной стороны часть ее и, сидя на ней, засыпал
ненадолго. Когда же я засыпал крепко, коробка опрокидывалась и я с нею. От этого я просыпался и бежал в церковь
смотреть, не проспал ли я утреню и, когда видел церковь запертою, с радостью возвращался в келью". В другой
раз, он еще рассказывал: "В молодости я молился Богу сорок дней, чтобы мне не спать много, и получил от
Господа, что мне было достаточно три часа в сутки на сон. Теперь же в старости, если случится мне заснуть три
часа, я считаю это за великую милость Божию. Много же раз желаю хотя один час уснуть, и не могу".
***
Тихо и мирно проходила жизнь Платона в Медведовском монастыре, как вдруг неожиданно поднялась буря со стороны
униатов. От начальника области приехал в монастырь чиновник, который собрал всех монахов в келью настоятеля
и стал убеждать их принять унию. Когда же он увидел, что иноки решительно не согласны на это, он страшно разгневался
и, отправившись в церковь, описал все церковные предметы, запер церковь, запечатал своей печатью и, взяв ключи,
уехал с угрозами. Все случившееся произвело большое смущение в обители, и когда церковь в течение целого месяца
оставалась запертой, монахи стали понемногу расходиться из монастыря. Платон снова подумал о переселении в православную
Молдавию. Его удерживали только с одной стороны страх перед польскими разъездами, с другой отсутствие опытного
проводника. В это время тот монах, который давал советы Платону (имя ему было Мартирий), вместе с другим монахом,
бывшим певчим Киевского митрополита, согласились идти в Киев и поступить в Киево-Печерскую лавру. Платон решил
примкнуть к ним. Помолившись Богу, странники отправились в путь. Был уже декабрь. Выпал очень глубокий снег,
стояли сильные морозы, от которых особенно страдал Платон, не имевший теплой одежды. Кое-как добрались они до
города Василькова и здесь были задержаны польскими властями, отпустившими их только через шесть недель, когда
было получено разрешение пропустить их через границу. В скором времени они благополучно достигли Киева.
Глава 3. ПРЕБЫВАНИЕ В КИЕВО-ПЕЧЕРСКОЙ ЛАВРЕ. ПОВЕСТЬ О ТОМ, ЧТО БЫЛО С МАТЕРЬЮ ПЛАТОНА ПО УХОДЕ СЫНА ИЗ ПОЛТАВЫ.
ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ЛАВРСКИЕ ПОДВИЖНИКИ. ПРЕДСКАЗАНИЕ ОДНОГО ИЗ НИХ ОБ УХОДЕ ПЛАТОНА ИЗ ЛАВРЫ. НЕОЖИДАННОЕ ИСПОЛНЕНИЕ
ЭТОГО ПРЕДСКАЗАНИЯ.
По прибытии в Лавру наши странники подали прошение архимандриту Лавры Тимофею Щербацкому о принятии их в число
братии. Спустя немного времени, их позвали в правление и, обстоятельно расспросив, приняли в братство. Мартирия
определили помощником эконома, его товарищу певчему велели петь на правом клиросе, Платону же назначили особое
послушание. Оказалось, что архимандрит Лавры Тимофей Щербацкий и покойный отец Платона были товарищами по Киевской
братской школе. Между ними была такая тесная дружба, что они дали друг другу клятву сохранить взаимную любовь
и верность до последнего вздоха.
Узнав в Платоне сына своего покойного друга, архимандрит Тимофей почел долгом перенести на него свою любовь
к его покойному отцу. Чтобы навсегда удержать Платона в Лавре, затруднить ему переход в другую обитель, архимандрит
назначил ему такое послушание, которое можно встретить только в очень немногих монастырях: он определил его
к иеромонаху Макарию учиться гравировать на меди иконы. Платон по своему обыкновению с радостью принял это послушание.
Макарий полюбил своего ученика, особенно, когда заметил его необыкновенную скромность и молчаливость, и особенно
то его свойство, что Платон никогда и никому ничего не передавал из тех слов и разговоров, какие ему приходилось
слышать в келье отца Макария. Заметив в своем ученике это редкое свойство, Макарий не стесняясь беседовал при
нем с приходящими к нему по делам и за советами, и Платон все доброе и полезное из слышанного слагал в своем
сердце. Каждый день, кроме воскресений и праздников, отстояв раннюю обедню, Платон приходил к своему учителю
и работал у него до трапезы, а после трапезы до вечерни. На вечерню же и на утреню снова приходил в церковь,
и стоял там за правым клиросом. Однажды, перед великим постом, когда Платон стоял на своем обычном месте подходит
к нему один певчий и говорит: "Тебя зовет уставщик!" Платон испугался. Когда он подошел к уставщику,
тот велел ему ходить на клирос. Платон еще больше испугался и сказал, что он не умеет петь. "Ничего",
сказал уставщик, "если не сумеешь петь, будешь читать, что тебе назначат". С этого дня Платон стал
становиться на правый клирос, пел как умел, а иногда читал часослов и каноны. Наступил великий пост. Платон
пошел к начальнику дальних пещер иеросхимонаху Иоанну, который был духовником всей братии и исповедовал ему
все грехи свои. Прочитав разрешительную молитву, духовник сказал со слезами: "Из твоей исповеди я узнал,
что Господь сохранил тебя от великих и тяжких грехов. И если бы твоя жизнь проходила где-нибудь в пустынной
обители под руководством опытного старца, то, может быть, ты и впредь сохранился бы и душою и телом от дальнейших
грехов. Но так как ты пришел жить с нами грешными в этой святой Лавре, находящейся среди мира, то я очень боюсь
как бы ты при твоей молодости не потерпел здесь крайнего разорения души твоей. Это легко может случиться с тобою,
если ты станешь водить дружбу с такими же юными, как и ты, приятелями, не имеющими в сердцах своих страха Божьего.
И вот тебе мой совет во имя Божие: Никогда не употребляй спиртных напитков. Если ты исполнишь этот мой совет,
тогда с помощью Божией тебе удастся избежать гибели души твоей. Итак, скажи мне, чадо, можешь ли ты исполнить
то, что я тебе говорю?"
Слова доброго старца глубоко тронули Платона и он сказал: "Я с самого моего рождения не знаю крепких напитков
и они мне противны по самой моей природе. После этих же твоих слов, которые я принимаю как бы от уст самого
Бога, я буду всеми силами выполнять твой совет". Услышав этот ответ, старец обрадовался и сказал: "Если
ты исполнишь то, что обещаешь, то верую Богу, что Он сохранит тебя от всякого духовного вреда. Знай же, однако,
что многие будут добиваться твоей дружбы и уговаривать тебя пить вместе с ними. И когда встретят с твоей стороны
отказ, они много причинят тебе горя. Но ты терпи все и уговорам их не поддавайся. И они перестанут, наконец,
приставать к тебе и дадут тебе покой. И тогда в душе твоей утвердится глубочайший мир". Все, сказанное
старцем исполнилось в точности.
Платону пришлось перенести немало искушений от тех, кто хотел вовлечь его в свою компанию, но он, помня совет
старца, оставался тверд. Платона заметили в Лавре, и многие из старшей братии, проводившие духовную жизнь, полюбили
его. В особенности расположился к нему старший начальник типографии иеромонах Вениамин. Придя в Лавру зимою,
Платон не имел другой одежды, кроме самой легкой летней. В ней ходил он и в церковь и дрожал там от стужи. Попросить
себе более теплую одежду Платон не смел. Заметив это, отец Вениамин снабдил его необходимой одеждой и позаботился
о том, чтобы он и ни в чем другом не имел нужды.
***
Летом пришла в Киев на богомолье невестка Платона, жена его покойного брата священника, вместе со своим братом
и дядею. Встретившись с Платоном, они зашли к нему в келью и рассказали ему следующую повесть о его матери:
"Твоя мать, говорили они, после твоего отъезда в Киев, вспоминая о тебе, много плакала, но все же думала,
что ты не бросишь ее. Когда же до нее дошла весть, что ты неизвестно куда скрылся из Киева, на нее напала невыносимая
скорбь. Будучи не в состоянии успокоиться, она отправилась в Киев разыскивать тебя. В суровую зимнюю пору она
ходила по монастырям и скитам, но все поиски ее были напрасны. Она вернулась домой усталая, измученная, едва
живая. Дома она все время плакала и рыдала, и никто не мог ее успокоить. Наконец, нестерпимая печаль до такой
степени овладела ее душой, что она решила не есть и не пить, пока не умрет. Через несколько дней она до такой
степени ослабела, что мысли ее стали путаться и она, совершенно, изнемогая, лежала в постели, ожидая скорой
смерти. Около нее собрались все родные, и смотрели на нее с глубокой жалостью. Вдруг больная, как бы увидев
перед собою нечто страшное, пришла в ужас, и стала просить окружавших поскорее дать ей молитвенник. Когда ей
подали книгу, она стала громко читать акафист Пресвятой Богородице. Прочитавши акафист один раз, она сейчас
же начала читать его снова и повторяла это много раз. У нее хотели взять из рук книгу, но она не давала ее.
Так прошли день и ночь. Вдруг, больная подняла глаза свои вверх, и около получаса смотрела неподвижно в одну
точку, а потом громко крикнула: "Если такова воля Божья, то я уже никогда не буду скорбеть о моем сыне".
Услышав эти слова, родные стали просить ее рассказать, что она видела, но она ничего им не отвечая, попросила
позвать к ней ее духовника. Оставшись с ним наедине, она рассказала ему все, что с нею случилось. После этого
ум ее совершенно возвратился к ней. Тогда родные снова стали спрашивать ее, что она видела, но она молчала.
Догадавшись, что она от крайней слабости не может говорить, они стали вливать ложечкой воду в рот, а потом давали
ей жиденькую пищу, как маленькому ребенку, пока она, наконец, была в состоянии сама принимать пищу. После этого
ее приподняли и посадили в кровать, и тогда она рассказала следующее: "Когда я совершенно ослабела от голода
и уже ожидала скорой смерти, я вдруг увидела множество бесов, весьма страшных и мрачных, готовых напасть на
меня. Я пришла в ужас и стала просить вас дать мне молитвенник. Читая акафист Божьей Матери и возлагая на Нее
Одну всю мою надежду, я этим защищала себя от нападения бесов. Слыша святые слова, они трепетали от страха и,
стоя вдали, не смели приблизиться ко мне. Когда таким образом прошли день и ночь, меня вдруг охватило неизъяснимое
восторженное состояние: взглянув вверх, я увидела открытое небо и ангела Божия, который как светлая молния сошел
ко мне. Став около меня, он сказал: "Безумная, что ты делаешь? Вместо того, чтобы всем сердцем возлюбить
больше всякого создания Христа Господа твоего, ты предпочла ему своего сына и ради этой безрассудной любви задумала
уморить себя голодом, и за это подпасть вечному Божьему осуждению. Если бы сын твой, оставив тебя, стал заниматься
разбоем или чем либо недобрым, то и в таком случае тебе не следовало безмерно скорбеть, потому что каждый сам
за себя дает ответ Богу. Но сын твой по воле Божьей избрал не плохое что-нибудь, а монастырскую жизнь. Как же
можно было тебе так отчаянно скорбеть и губить твою душу! Знай же твердо, что сын твой по благодати Божьей непременно
будет монахом. И тебе следует перестать скорбеть о нем, но, подражая ему, самой отречься от мира. Такова воля
Божия. Если же ты этой воле Божьей будешь противиться, я предам тебя бесам, окружающим твой одр, чтобы и другие
родители научились не любить детей своих более Бога". Услышав эти слова ангела, я громко закричала: "Если
такова воля Божья, то я уже никогда не буду скорбеть о моем сыне". Едва я произнесла эти слова, как бесы
исчезли. Ангел же Господень, радуясь, взошел на небо". Слушая этот рассказ твоей матери, родные ужасались
и прославляли Бога, который таким чудесным путем избавил ее от ужасной скорби и от самовольной смерти. Вскоре
после этого больная совершенно выздоровела, и хотя нередко плачет о тебе, но вспоминая данный Богу обет, удерживается
от безмерной скорби и готовится к поступлению в Покровский монастырь, где и до сих пор еще жива ее мать, а твоя
бабка, начальница монастыря". Впоследствии Петр узнал, что мать действительно приняла постриг и жила в
одной келье со своею сестрой монахиней. Прожив в монастыре около десяти лет, она мирно отошла ко Господу.
***
В то время когда Платон жил в Киево-Печерской Лавре, там было немало замечательных подвижников. Таков был, например,
упомянутый выше иеросхимонах Иоанн, главный духовник Лавры, несколько лет подвизавшийся в отшельничестве. Другим
замечательным подвижником был иеросхимонах Павел. Один раз Платон пришел к нему и спросил, в чем состоит кротость?
Старец грозно взглянул на Платона и размахнулся рукою, как бы желая ударить его по лицу. Платон отшатнулся.
Тогда Павел кротко и с любовью сказал: "Бог с тобою, сын мой, не бойся. Ты спросил меня, в чем состоит
кротость? Если бы я объяснил тебе это словами, то ты скоро забыл бы мое объяснение. Знай, что кротость состоит
в том, когда ты, если кто и по щеке тебя ударит, не только не разгневаешься на него, но по заповеди Христовой
обратишь к нему и другую щеку".
Замечательным подвижником был также один схимонах на дальних пещерах. Более сорока лет он водил поклонников
по пещерам, носил по голому телу сорочку из толстой железной проволоки с обращенными внутрь остриями, от этого
он не мог спать, лежа на кровати, но спал сидя. Обращал еще на себя внимание помощник старшого кузнеца, носивший
на себе сорок фунтов железа.
Платон прожил в Лавре более года и у него не было даже и малейшего помысла об уходе из этого места. Тем сильнее
поразило его следующее неожиданное обстоятельство. Однажды его увидел упомянутый выше помощник старшего кузнеца
и, позвав его в свою келью, сказал: "Я очень сожалею о тебе, что ты недолго останешься с нами в этой святой
Лавре, но пойдешь в другое место, куда направит тебя Господь". Пораженный этими словами, Платон сказал:
"Поверь мне, честный отче, у меня и помысла нет уходить из Лавры. Я намерен, если Бог мне поможет, оставаться
здесь до последнего моего издыхания". Но старец снова сказал. "3най твердо, брат, что мое слово в
самом скором времени исполнится, и тогда ты увидишь, что я говорил правду".
Через несколько дней после этого разговора, приходит к Платону один из его самых близких школьных друзей, Алексей
Филевич. Поздоровавшись и поговорив кое о чем, Алексей вдруг сказал: "А ты помнишь, какое мы дали друг
другу обещание, когда были еще в училище, - не постригаться и не жить в богатых монастырях, а уйдя от мира предаться
странствию и жить в пустыне в святом послушании у какого-нибудь старца, не покидая друг друга до последнего
издыхания и добывая себе пропитание и одежду трудами рук своих. Теперь же я вижу, что ты нарушил нашу клятву
и вместо того, чтобы жить в пустыне на безмолвии, вернулся в свое отечество и живешь в этой богатой обители".
Платон ответил: "Да, мы действительно положили в душах наших обет, о котором ты говоришь. Но к сожалению,
ни один из моих друзей не последовал за мною, когда я уходил из мира. Друг наш Димитрий, не послушав моего совета,
остался с матерью. А я, странствуя один, не нашел такого благоговейного старца, который согласился бы меня принять
к себе во святое послушание, хотя я и многих просил об этом. И мне не оставалось делать ничего иного, как вернуться
на свою родину и поселиться в этой святой обители". Тогда Филевич сказал: "Итак, ты уже окончательно
отказался от мысли поселиться где-нибудь в пустыне вместе с единомысленным другом под руководством опытного
старца?" Платон ответил: "Да, теперь у меня нет об этом даже и малейшего помысла, так как здесь я
нашел совершенный покой моей душе и намерен до последнего издыхания оставаться в этой святой обители".
Филевич: "А если бы я предложил тебе отправиться вместе со мною в странствование и жить вместе в пустыне,
что бы ты сказал на это?" Платон: "О, возлюбленный друг мой, если бы ты решился на это, я сейчас же
с радостью готов идти с тобою". Тогда Филевич, встав со своего места, торжественно произнес: "Если
такова твоя любовь ко мне, что ты ради меня готов уйти даже из этого святого места, то и я перед Богом и перед
тобою клянусь моею совестью, что при содействии благодати Божьей готов не разлучаться с тобою до самой своей
смерти". Глубоко взволнованные своим решением, оба друга со слезами помолились Богу, прося Его помощи и
благословения на новую жизнь.
Оставшись после этого один в своей келье, Платон не переставал ужасаться и удивляться внезапной перемене своих
мыслей и столь быстрому исполнению предсказания кузнеца. И когда ему после этого приходилось встречаться с ним,
на него нападал такой стыд, что он не смел даже посмотреть ему в глаза, сознавая, что тот сказал ему правду,
а он оказался лжецом.
Глава 4. БЕГСТВО ИЗ КИЕВО-ПЕЧЕРСКОЙ ЛАВРЫ ЗА ГРАНИЦУ. НЕОЖИДАННЫЕ ВСТРЕЧИ И ПРЕПЯТСТВИЯ НА ПУТИ. ПЛАТОН В МАТРОНИНСКОЙ
ОБИТЕЛИ. ВСТРЕЧА С ИЕРОСХИМОНАХОМ МИХАИЛОМ. ПЛАТОН УХОДИТ В МОЛДОВЛАХИЮ.
Алексей Филевич обратился за помощью к двум своим товарищам, ученикам братской школы. Эти ученики были родом
из-за границы, и им не трудно было выхлопотать себе пропуск от польских властей на проезд к себе на родину.
Ученики нашли за границей какого-то странника, монаха, который взялся устроить бегство друзей из Киева. Сам
монах не взялся переводить друзей через границу, но обещал подыскать другого надежного человека, который доведет
их до границы, где их встретит сам монах. Подысканный им человек явится в Киев к Филевичу и затем будет ожидать
беглецов у Кириллова монастыря. Оттуда он довезет их до условленного места, укажет им дальнейшую дорогу, а сам
переедет границу в другом месте и выйдет им навстречу вместе со странником монахом. По условленному свисту они
должны были соединиться. Все устроилось согласно этому плану. Около Кириллова монастыря они сели в сани проводника
и двинулись в путь. Через несколько времени они достигли места, где дорога разделялась. Здесь проводник оставил
их, объяснив им подробно дальнейший путь. Друзья, идя указанною им дорогою, усердно молились Богу сохранить
их от всякой беды. Наконец они подошли к усадьбе братского монастыря, известной Филевичу. Свернув влево, они
довольно долго шли лесом, чтобы миновать монастырскую усадьбу, но когда снова свернули на дорогу, то увидели,
что монастырская усадьба все еще продолжается. В это время увидели перед собою двух человек, по-видимому, из
монастырских служителей, которые спросили их, кто они такие, откуда и куда идут? Испуганные беглецы признались
во всем. Служители похвалили их доброе намерение и посоветовали продолжать идти тою же дорогою, никуда не сворачивая.
***
Наступила глубокая ночь. Вдруг они услышали впереди условленный свист. Филевич побежал вперед, но скоро вернулся
назад и с отчаянием крикнул: "Беда нам! вместе с монахом и проводником идет мой двоюродный брат, живущий
заграницей. Он, несомненно, задержит меня и даст знать матери, которая сейчас же приедет сюда и положит конец
моему странствованию". Увидя Алексея плачущего, брат стал успокаивать его, хвалил его ревность о спасении
души, и уверял его, что не сообщит матери о своей встрече с ним и позволит ему идти дальше. Алексей успокоился
и перестал плакать. Платон и Алексей пошли впереди, а остальные трое позади них. Когда они уже подходили к границе,
вдруг позади появились упомянутые выше монастырские служители, по-видимому, имевшие намерение напасть на беглецов
и ограбить их. Не смея напасть на них, стали громко кричать с очевидным намерением привлечь пограничную стражу:
"Кто вы такие и откуда? Вы наверно злодеи, уходящие за границу". Услышав эти крики, брат Алексея с
палкою в руке кинулся на служителей, а те в испуге побежали назад, громко крича "караул".
Беглецы поспешили вперед, и скоро достигли реки, отделяющей русскую землю от польской. Перейдя реку, они укрылись
в доме брата Алексея, находившемся у самой речки на польской стороне. Брат Алексея в ту же ночь послал гонца
в Киев сказать матери Алексея, чтобы она немедленно приехала взять своего сына. Друзей же он задерживал у себя,
угощал их и уверял, что дня через два или через три, он их отпустит. Монах, узнав, что их хозяин приходится
двоюродным братом Алексея, испугался и скрылся неизвестно куда.
В то время, как Платон и Алексей жили у двоюродного брата последнего, пришли к ним и те два ученика Киевского
училища, которые помогали им устраивать побег. Скоро приехала мать Алексея. Увидев Платона и считая его главным
виновником бегства ее сына, она осыпала его укорами и бранью и хотела даже бить его. С большим трудом удалось
ее успокоить, свалив всю вину на того монаха, который помогал им переходить границу. Наконец она успокоилась.
Платон и Киевские школьники отправились в свой путь, постоянно оглядываясь назад на своего покинутого товарища.
Когда они отошли уже на далекое расстояние, Алексей, не выдержав, побежал вслед за ними. Догнав их, он громко
рыдая, упал на землю, бил себя в грудь и умолял не покидать его. В это время вдали показались брат Алексея и
другие люди, верхом на лошадях, поспешавшие к беглецу. Они взяли его и, не смотря на его слезы и рыдания, силою
увезли к матери. Платон и его товарищи скоро достигли Матронинской обители, где были радушно приняты настоятелем.
Это было в самом начале великого поста 1742 года. Живя в обители, Платон скоро узнал, что в этой же обители
в скиту временно проживает старец высокой духовной жизни иеросхимонах Михаил. Иеросхимонах Михаил особенно полюбил
Платона и давал ему читать духовные книги. Узнав, что старец постоянно живет в Молдовлахии, Платон сказал ему,
что он и сам давно уже имеет сильное желание отправиться туда, но до сих пор не имел удобного случая, и был
бы очень рад, если бы старец взял его с собою. Старец посоветовал ему идти туда скорее, не ожидая старца, и
поселиться в скиту Трейстены, который находится недалеко от города Фокшан. Настоятелем в этом скиту состоит
ученик старца, и туда же придет потом и сам старец, как только позволят ему обстоятельства. Платон с радостью
принял совет старца и стал подыскивать себе попутчиков. Таковыми оказались три монаха Матронинского монастыря:
Антоний, Иерофей и Феодул. После Светлого Христова Воскресения старец разрешил им идти, но велел им перед уходом
придти к нему всем вместе в его пустынную келью для последней беседы и молитвы. Видя любовь старца, Платон стал
просить его о своем друге Алексее Филевиче, чтобы старец, если Алексей придет в Матронинскую пустынь, принял
его под свое попечение и привел его с собою в Молдовлахию. Покрываемые благодатию Божией, они благополучно прошли
Украину и, переправившись на лодке через Днестр, вступили в пределы Молдовлахийской земли.
Глава 5. МОЛДОВЛАХИЙСКОЕ МОНАШЕСТВО В XVIII ВЕКЕ. ЖИЗНЬ ПЛАТОНА В ТРЕЙСТЕНАХ. НЕУДАЧА В ПОВАРСКОМ ПОСЛУШАНИИ.
ВСТРЕЧА СО СТАРЦЕМ ВАСИЛИЕМ. ПРИБЫТИЕ ИЕРОСХИМОНАХА МИХАИЛА С ДРУГОМ ПЛАТОНА АЛЕКСЕЕМ. ПОВЕСТЬ ОБ УХОДЕ АЛЕКСЕЯ
ОТ МАТЕРИ. БЕСЕДЫ О. МИХАИЛА С БРАТИЕЮ. ПОСЛУШАНИЕ ПЛАТОНА В ВИНОГРАДНИКЕ. ПЛАТОН ПРОСЫПАЕТ ЗАУТРЕНЮ. ПРИБЫТИЕ
В ТРЕЙСТЕНЫ СХИМОНАХА ОНУФРИЯ. ПЛАТОН ПОКИДАЕТ ТРЕЙСТЕНЫ И УХОДИТ С ОНУФРИЕМ В СКИТ КЫРНУЛ. ЖИЗНЬ В КЫРНУЛЕ
И РЕШЕНИЕ УЙТИ НА АФОН.
Платон вступил в Молдовлахийскую землю с чувством глубокой радости и с искренней к ней любовью. В это время
Молдовлахия являлась одним из цветущих уголков православного мира. На греческом востоке - православие, стесняемое
турками, не могло пользоваться полною свободою. В России монашеская жизнь испытывала притеснения от правительства.
Молдовлахия, управляемая благочестивыми господарями, была во всех отношениях удобною страною для спокойного
существования и процветания православных обителей. Монастыри существовали здесь с давнего времени. В летописях
постоянно упоминаются факты построения монастырей господарями, боярами и другими состоятельными людьми. При
этом жертвователи требовали от монастырей религиозно-нравственной и просветительной деятельности. Так один из
господарей, закончив постройку монастыря, под страхом анафемы постановил, чтобы во все годы часть монастырских
доходов шла на бедных, больных и рабов, а также на приданое бедным девушкам. В монастырях находились наиболее
ценные библиотеки, заключавшие в себе много рукописей, в том числе и славянских. Для дополнения этих библиотек
существовал любопытный обычай: духовники назначали кающимся, если они были к тому способны, в виде эпитимии
собственноручно переписать для монастырской библиотеки какую-нибудь книгу. Среди монахов бывало немало людей
образованных и в монастырских документах не раз встречаются имена монахов с эпитетами "учитель" или
"ритор". При монастырях существовали не только начальные школы, но и высшие, где преподавались: поэзия,
математика, богословие, греческий, славянский и молдавский языки. Молдовлахийские монастыри поддерживали живую
связь с православным востоком и с Россией.
Перейдя границу Молдавии, наши странники пришли в скит святого Киприана, именуемый Кондрица, где были радушно
приняты начальником скита. Феодул и Иерофей остались здесь, а Платон и Антоний отправились дальше. Они достигли
скита святых Архангелов, по имени Долгоуцы, который находился под духовным руководством старца схимонаха Василия.
Этот скит очень понравился Платону. Здесь было много замечательных подвижников. Таков был, напр., отец Рафаил,
занимавшийся переписыванием отеческих книг. Он был муж благоговейный и исполненный страха Божьего. Другой подвижник
монах Досифей, проживавший вдали от скита со схимонахом Тимофеем, был опытен в духовном рассуждении и в толковании
отеческих книг. Прожив в этом скиту некоторое время, Платон и Антоний продолжали свой путь. Наконец они достигли
скита святителя Николая, именуемого Трейстены, и здесь с любовью были приняты настоятелем иеромонахом Дометием.
Здесь Платон в первый раз услышал молитвенное правило по чину святой Афонской горы, совершаемое с большим благоговением
и страхом Божиим.
В скиту было до двенадцати братий, живших в общежитии, и около пятнадцати братий, живших отшельниками поблизости
от скита, добывая себе пропитание и одежду трудами своих рук. Здесь Платон также встретил многих замечательных
подвижников. Таков был, напр., схимонах Протерий, малоросс полтавского полка из местечка Решетиловки. Он любил
принимать у себя и угощать странствующих иноков. Он очень любил птиц и приучил их в определенное время слетаться
к его кельи. Когда Протерий шел в церковь, птицы провожали его до самой церкви, сидя у него на голове и на плечах
или летая вокруг него с веселым пением. Когда он входил в церковные двери, птицы улетали на крышу церкви и ожидали
его выхода. И как только он появлялся, они снова окружали его и провожали обратно до кельи. Видел здесь Платон
и другого замечательного отшельника, родом великоросса, у которого был обычай по временам предлагать всем братиям
трапезу от своих трудов и, обходя умывать им ноги. В то время когда Платон и Антоний пришли в Трейстены, братия
занимались постройкой келий, причем и сам начальник скита работал вместе с другими. Платона как малосильного
не брали в лес на работы и назначили ему послушание в трапезной. Платон заметил, что каждому брату по очереди
поручалось готовить обед и печь хлеб, и очень боялся, как бы эта очередь не дошла и до него. Однажды, когда
вся братия должна была на несколько дней уйти в лес на работу, начальник позвал к себе Платона и велел ему в
эти дни готовить пищу для братии. Платон ужаснулся и сказал начальнику, что он никогда не готовил и не умеет
готовить обед. Тогда начальник приставил к нему одного брата, который должен был рассказать ему, что нужно было
делать. Платон по неопытности и от волнения перепутал все наставления брата. Когда кушание стало кипеть, он
хотел отставить его от огня, но по неловкости опрокинул горшок, обжег себе руки и пролил на пол все, что было
в горшке. Со вздохами и слезами он снова приготовил овощи, поставил горшок на огонь и стал опять варить кушание.
Между тем пришла из лесу братия и, видя, что обед не готов, очень огорчилась и сама доварила обед. Это повторялось
не один раз. Когда начальник заметил, что Платон немного обучился поварскому искусству, он решил научить его
и хлебы печь. Однажды, когда братия ушла в лес для рубки дров, начальник позвал к себе одного знающего брата
и велел ему рассказать Платону, как надо печь хлеб. Брат подробно все объяснив Платону, налил воды в котел,
показал ему корыто с просеянною мукою и горшок с дрожжами и сказал: "когда вода согреется, влей ее в муку,
вылей туда также и дрожжи и меси все вместе". Когда же стал месить, то заметил, что воды было мало, а муки
много. Не догадываясь, что нужно было подлить воды еще, Платон старался замесить всю муку, и тесто получилось
такое крутое, что даже и пальца нельзя было воткнуть в него, а между тем мука все еще оставалась в корыте. Тогда
Платон стал резать тесто ножом на части, обсыпать их мукою и бить скалкой, и он добился наконец того, что муки
уже не оставалось в корыте. Тогда Платон опять сложил все тесто в корыто, и с большим трудом поставил корыто
на печь, чтобы тесто поскорей взошло. Уже и полдень прошел. Из леса пришел один брат узнать готов ли хлеб. Платон
со вздохом ответил ему, что тесто все еще не всходит. Платон рассказал ему, как он готовил тесто, брат улыбнулся
и сказал: "Ах, ты, глупый! Тебе следовало, когда ты увидел, что воды мало, подлить еще воды или отсыпать
муки, а потом уже и месить. Ну, а дрожжи ты положил?" Услышав этот вопрос, Платон весь вспыхнул от стыда
и горя; про дрожжи он совсем забыл. Брат сказал: "Не горюй, мы это поправим!" Затем он подогрел воду,
вылил ее в тесто и, положив дрожжи стал размешивать. Объяснив Платону, что делать дальше, брат ушел в лес. Через
несколько времени Платон решил, что тесто уже взошло достаточно. Затем, выбрав жар из печи, которая была до
такой степени раскалена, что испускала искры, он посадил хлебы в печь, уверенный, что теперь все пойдет хорошо,
хлебы сразу почернели и пригорели сверху и снизу. Вынув обгорелые хлебы из печи, Платон со страхом стал ожидать
возвращения братии. Когда наконец, братия пришла, Платон со стыдом упал к ногам их и со слезами просил прощения.
Начальник и братия не стали укорять его и, взяв один хлеб, разрезали его, но он оказался никуда не годным. Тогда
они сварили мамалыгу и этим пообедали. Платона же уже не заставляли печь хлебы. Рассказав в своих записках об
этих своих неудачах, Паисий прибавляет: "Все это я рассказал о себе с тою целью, чтобы приходящие в наше
общежитие не унывали, видя свою неопытность в каком-нибудь деле и помнили, что при помощи Божией и при усердии
они могут достигнуть успеха во всяком деле". Скоро после этого пришел в Трейстены из скита Долгоуцы монах
Досифей. Увидев Платона, он подозвал его к себе и сказал: "Я хочу предупредить тебя, что у нашего общего
духовного наставника схимонаха Василия был ученик по имени Паисий, умерший три года тому назад. Этот ученик
с детства вырос при старце, и старец очень любил его и, нуждаясь в священнике, убедил его против воли принять
священство раньше установленного для этого возраста. Когда же ученик умер, старец много скорбел и плакал об
нем частью потому, что потерял любимого ученика, а частью потому, что лишился священника. Скоро старец Василий
придет сюда для посещения братии. Когда он увидит тебя, то наверно захочет взять тебя к себе. Он будет уговаривать
тебя идти к нему жить, а потом станет принуждать и к принятию священства. И если ты его послушаешь и сделаешься
священником раньше установленного возраста, то ты потом во всю свою жизнь не найдешь покоя своей совести. Поэтому
я советую тебе: если ты надеешься остаться верным правилам Церкви, то можешь переходить на жительство к святому
нашему старцу, а если не надеешься, то тебе следует до установленного для священства срока пожить где-нибудь
в другом месте, а потом уже переходить на жительство к старцу".
Поблагодарив старца Досифея за наставление, Платон признался ему, что, сознавая свое недостоинство он хочет
до самой смерти не принимать священства.
Вскоре после этого в скит действительно пришел схимонах Василий. Он обратил внимание на Платона и поручил начальнику
уговорить Платона перейти на жительство к нему в Поляно-Мерульский скит. Платон, помня слова Досифея, отказался
от предложения старца. Поняв причину отказа, старец Василий велел передать Платону, что он не будет принуждать
его преждевременно принимать священство. На это Платон ответил, что он решил в душе своей и по достижении установленных
лет до самой смерти не принимать на себя столь страшного и ответственного служения. Услышав это, старец перестал
настаивать на своем предложении. Это обстоятельство и было причиною того, что Платону, как он сам об этом пишет,
не пришлось пожить со старцем Василием в его скиту, хотя он очень этого хотел. Но вот пронеслась радостная весть,
что приближается к скиту иеросхимонах Михаил со своими учениками и что с ним идет и друг Платона, Алексей Филевич.
***
После трапезы Платон отозвал в сторону своего друга и просил его рассказать подробно как удалось ему выйти из
своего отечества? Алексей рассказал Платону следующее: "После того как мы расстались с тобой и мать увезла
меня домой, на меня напала такая тоска, что я даже заболел. Я не переставал со слезами молить Бога вывести меня
из мира, как Он сам знает. И вот по устроению Божию пришел ко мне, узнав о моей болезни, один из моих друзей
- Алексей Елис. В разговоре он сказал мне, что и сам хочет сделаться монахом. По его совету я стал скрывать
от матери свою печаль и она очень полюбила моего друга, думая что под его влиянием я стал забывать о монашестве.
Когда пришла весна, мой друг нашел одного странника монаха и, открыв ему наши намерения, просил его помочь нам.
Монах посоветовал купить лодку и обещал доставить нас лодкою до Матронинского монастыря. Мы купили лодку, запаслись
разными вещами на дорогу и, помолившись в церкви святителя Николая, отправились в путь. Все было благополучно
и мы уже проплыли Триполь, как увидели на берегу стражей, которые нас окликнули. Мы испугались, думая, что они
нас задержат. Когда мы подплыли к берегу, монах, всмотревшись в стражей, сказал нам потихоньку: "Не бойтесь,
это знакомые". Стражи узнали нашего монаха и, поздоровавшись с ним, спросили: "куда он едет?"
Он отвечал им: "Я еду в село, принадлежащее Кириллову монастырю и послан туда игуменом на управление".
Тогда стража спросила монаха: "А это кто же с тобою в лодке?" - "А это мои писаря, которых дал
мне отец игумен". С этими словами он угостил стражей водкой, которая была им захвачена для такого случая,
и даже отлил им немного в их посуду. Затем он предложил им хлеба и других припасов и дал немного денег. Стражи
остались очень довольны, и отпустили нас с миром. Мы же со слезами возблагодарили Бога, избавившего нас от этой
опасности. Через несколько дней мы достигли места, где должно было окончиться наше плавание. Мы продали лодку
местным жителям, а сами отправились сухим путем к Матронинскому монастырю, который был уже недалеко. Старец
Михаил, увидевши нас, обрадовался и принял на себя заботу о всех наших духовных и телесных нуждах. При помощи
Божией мы потом благополучно прошли Украину и пришли в эту благословенную страну, в этот святой скит Святителя
и Чудотворца Николая, где я с неописанною радостью вижу и тебя, моего возлюбленного друга, и со слезами благодарю
Бога, приведшего меня жить вместе с тобою в этой святой обители".
Живя вместе со своим другом в скиту, Платон с удивлением заметил, что тот, будучи всегда очень хилым и слабым,
теперь стал быстро крепнуть силами, так что мог легко исполнять самые тяжелые работы: носил, напр., из леса
бревна такой тяжести, что Платон ужасался. Со дня прибытия своего друга Платон все время ожидал, не заговорит
ли тот о принятом ими решении, скрепленном клятвою, поселиться вместе и поддерживать друг друга в монашеском
подвиге. А между тем он ни одним словом не напоминал Платону о данном ими друг другу обещании. Это молчание
очень огорчало и удивляло Платона, но сам он не решался напомнить Алексею об их клятве. Когда наступил пост
Успения Пресвятой Богородицы, старец Михаил постриг в рясофор Алексея Филевича и его двух друзей. Платон радовался,
видя своего друга принявшим первое пострижение.
Скоро после этого начальник скита назначил Платону новое послушание - стеречь скитский виноградник. При этом
он дал ему такое правило: он может есть виноград сколько угодно, но только севши предварительно хотя кусок хлеба.
Платон по целым дням ел виноград и до такой степени пристрастился к нему, что уже ни чем другим не хотел питаться,
и за трапезой ничего не ел, так что даже ослабел и осунулся лицом, как бы после какой болезни. И только после
сбора винограда, Платон снова стал вместе со всеми есть за трапезой и сделался здоров по-прежнему.
Еще до сбора винограда начальник поместил Платона в новую келью. Живя в этой келье, Платон однажды так крепко
заснул, что не слышал звона к заутрени, а день был воскресный. Когда он проснулся и пришел в церковь, то оказалось,
что уже прочитали Евангелие и начали петь канон. От стыда Платон не посмел войти в церковь и, горько плача,
вернулся назад в свою келью. Не пошел он и к литургии и, отойдя подальше от своей кельи, сидел на земле и плакал.
Когда отошла литургия и наступило время трапезы, старец и начальник и братия, заметив отсутствие Платона в церкви,
чего раньше никогда не бывало, удивлялись этому. Наконец, старец сказал: "Отцы и братия, прошу вас ради
Господа потерпим немного с трапезою, пока узнаем, что сделалось с братом нашим Платоном". И тотчас же послал
одного из монахов, Афанасия, писца отеческих книг, к Платону. Афанасий с трудом отыскал плачущего Платона. После
долгих увещаний он едва смог объяснить Афанасию причину своего горя. Афанасий стал утешать его, уговаривал успокоиться
и идти с ним в скит к братии, которая без Платона не хочет начинать трапезу. Платон сквозь слезы отвечал: "Как
же я пойду к святым отцам и с каким лицом я покажусь им после такого великого греха на вечное мое посрамление
перед Богом и перед людьми!" Афанасий продолжал убеждать его и, наконец, уговорил идти. Платон шел, обливаясь
слезами. Когда же пришел в скит и увидел старца и братию, сидящих за трапезою и ожидающих его прибытия, он со
стыдом и трепетом упал на землю и рыдал неутешно. Тогда и велели и Платону сесть вместе с ними, Платон же от
великого стыда и горя не мог ничего есть. И только по окончании трапезы съел немного хлеба. Когда после трапезы
Платон ушел к себе, старец Михаил, обращаясь к братии, особенно молодым, сказал: "Видите, какую ревность,
и какую жгучую скорбь проявил этот юный брат! Да будет он вам всем примером усердного посещения церковного правила.
Невольно пришлось ему пропустить молитву и как он опечалился! Как горько скорбел и плакал! Он даже и хлеба лишил
себя и света солнечного не хотел видеть от великой болезни и сокрушения сердца! Молитесь и вы от всей души,
да даст Господь и вам всем такую же ревность и печаль огненную по Боге!" С этих пор до конца своего пребывания
в скиту Платон никогда не ложился для сна на кровать, но сидя на скамейке, засыпал.
***
В октябре пришел в Трейстены схимонах Онуфрий из скита святого Архистратига Божия Михаила, называемого Кярнул,
находившегося в горах, вверх по реке Бузеу. Он много рассказывал о своей жизни в горах, о красоте своего места,
о его здоровом воздухе и его здоровой воде и своими рассказами пробудил в Платоне желание пожить со старцем
Онуфрием в его пустыне. Вместе с Платоном решили отправиться в Кярнул и несколько других молодых монахов. Старец
Михаил благословил их идти, и дал им на всю зиму руководителя, своего давнего ученика иеромонаха Алексия. Иноки
двинулись в путь. Они шли "превеликими" лесами, высокими горами и глубокими долинами и на третий день
достигли скита Кярнул, где были приняты с любовью. На другое утро начальник скита отвел им и келью каждому особую.
Устав скита был по чину устава скитов Афонской горы: по воскресным и праздничным дням братия собиралась вместе
на церковную службу. По окончании литургии вместе трапезовали и до вечерни проводили время в духовной беседе,
а после вечерни расходились по своим кельям, где каждый совершал свое правило в уединении.
Проживая в этом скиту, Платон и его товарищи приходили в назначенное время к иеромонаху Алексею и тот иногда
читал им что-нибудь из отеческих книг, разъясняя смысл прочитанного, иногда же просто беседовал с ними о различных
духовных предметах. Это был муж кроткий, смиренный, братолюбивый, имевший дарование утешать своими словами самое
скорбящее сердце. Иногда он ходил со своими учениками к пустыннику Онуфрию, жившему на горе, далеко от скита,
в уединенной келье. Путь к нему шел прекрасным лесом, а его келья стояла на краю горы, откуда открывался чудный
вид на окрестные долины, горы и ущелья, покрытые непроходимым лесом. Пониже его кельи струился источник чистой
воды, куда он сходил по ступенькам черпать воду.
С отцом Алексеем старец Онуфрий много беседовал о страстях душевных и телесных и о страшной и неотдышной мысленной
брани с бесами, о их невообразимых кознях и ухищрениях. "И если бы, говорил он, не защищал своих людей
Человеколюбец Христос, не спасся бы воистину никто из святых. Но кто припадает ко Христу с верою и любовью,
со смирением и слезами, тому подаются неизреченные утешения, мир и радость и любовь к Богу горячая. Свидетелями
тому являются нелицемерные слезы от великой любви, самоукорение, смирение и постоянное благодарение Христу,
так что от любви к Богу человек делается нечувствительным к благам мира сего". Слушая это, Платон все более
и более разгорался любовью к пустынной жизни. Он начинал все глубже понимать монашеский путь, становился все
серьезней и строже к себе. Под влиянием охватившего его чувства он уходил в уединенные места, падал на землю,
бил себя в грудь и со слезами просил помощи у Христа, принося ему свои обеты. В своей келье он предавался усердной
молитве и чтению отеческих книг, ежедневно испытывая свою совесть, скорбя о своих грехах и немощах и ежедневно
полагая начало своего исправления перед Богом.
***
Уже приблизилось и лето, как вдруг пришло от старца Михаила приказание иеромонаху Алексею возвратиться к нему.
Вместе с отцом Алексеем ушли в Трейстены и некоторые из друзей Платона. Вскоре после этого начальником скита
сделался брат старца Онуфрия Варфоломей. Варфоломей относился к братии очень заботливо и устроил для ее приема
большую новую келью, куда братия часто собиралась для духовной беседы, а иногда и для общей трапезы. Весною
Платон устроил себе маленький огород, насадил немного фасоли, бобов и луку. Но лук почти не уродился, бобы хорошо
уродились, но их поели мыши, а фасоли Платон собрал одну коробку. Платон приобрел себе необходимые орудия для
выделывания ложек и стал уже навыкать этому рукоделию, но мало занимался им, не имея человека, который побуждал
бы его к тому. Перезимовав в скиту и дождавшись лета, Платон с благословения начальника отправился в новое странствование.
К сожалению, на этом месте обрываются собственноручные записки старца Паисия.
***
Судя по некоторым местам в письмах старца, видно, что он побывал в это время в обители Рождества Пресвятой Богородицы,
в Молдавии, а также и в Нямецком монастыре. К 1746 году в нем уже сложилось твердое решение переселиться на
Афон. Что побудило его решиться на этот шаг? Он сам объясняет свое решение тем, что он опасался, как бы Молдавские
старцы не посвятили его против его воли в сан священника, ужасавший его своей высотой и ответственностью. Но
нельзя не видеть в этом и действия промысла Божия. Господу угодно было подвергнуть будущего великого старца
тяжкому испытанию бедственной уединенной жизни на Афоне, и там же положить начало и своему общежительному братству.
В Молдавии сильно чувствовалось влияние Афона, здесь Платон впервые услышал Богослужение, совершаемое по Афонскому
чину, встретил странников монахов, посещавших Святую Гору и много о ней рассказывавших. Все это с особенной
силой привлекло его душу к Афону. Афонская гора с ее вековыми преданиями, с ее суровою и величественною природою,
высокими подвижническими примерами и хранилищами святоотеческой письменности явилась для него привлекательным
местом для нового периода его жизни. Принимая во внимание все сказанное, жизнеописатель старца говорит по поводу
его переселения на Афон: "Кто может уразуметь пути Господни? И кто знает советы Его? Божественным Своим
Промыслом Он взял его из отечества, провел его через многие страны, чтобы он там собрал себе духовною куплею
многое богатство духовное, и привел его, наконец, во Святую Гору Афонскую, чтобы и здесь продолжая куплю, он
еще более увеличил свое духовное богатство, а потом дал бы его и всем ищущим у него духовного наставления. Господь
сделал его подражателем преподобного Антония, подобно ему малороссиянина. И как преподобный Антоний странствуя
пришел во святую гору Афонскую, где принял и святой ангельский образ, и пожил там много лет и сподобился великих
дарований духовных, и был потом возвращен в свое отечество, чтобы и здесь насадить и умножить монашеское жительство;
так и блаженный Паисий, обогатившись небесным богатством, возвратился туда, откуда вышел в Молдавию, да обновит
обветшавший монашеский чин, да восстановит падшее общее житие, и насадит в нем треблаженное послушание, просветив
учением своим во тьме неведения сидящих, вразумит исправлением и новым переводом с греческого языка на свой
отеческих и богословских книг".
Обратимся же теперь к рассмотрению этого важнейшего периода в жизни старца Паисия.
|
