МОЛДАВСКИЙ СТАРЕЦ ПАИСИЙ ВЕЛИЧКОВСКИЙ
К оглавлению
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. УЕДИНЕННАЯ ЖИЗНЬ СТАРЦА ПАИСИЯ НА АФОНЕ И НАЧАЛО ОБЩЕЖИТЕЛЬНОГО БРАТСТВА (1746 - 1763)
Глава 1. ПЕРЕСЕЛЕНИЕ ПЛАТОНА НА АФОН. ПРИРОДА АФОНА, ЕГО СКИТЫ И МОНАСТЫРИ. ПРОШЛОЕ АФОНА. ЗАСЛУГИ АФОНА В
ДЕЛЕ ДУХОВНОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ. БЕДСТВЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ АФОНА В ПОЛОВИНЕ 18-ГО ВЕКА.
С переселением на Афон оканчивается для Платона период послушничества и начинается период одинокого самостоятельного
подвига. Спутником Платона в его путешествии по Афону был иеромонах Трифон. Они отправились в путь с несколькими
медными монетами в кармане, но их бедность их не смущала. В Галаце они сели на корабль, который доставил их
в Царьград, а оттуда они прибыли на Афон, и 4 июля, накануне памяти преподобного Афанасия Афонского, вступили
в его святую лавру.
Святой Афон! Как много исторических воспоминаний, мыслей и чувств вызывают в душе православного человека эти
два слова! "Царственнейшая и божественная гора, превосходнейшая всех гор во вселенной", по выражению
греческого императора Алексея Комнина, с древних времен привлекала к себе христианских подвижников и стала центром
духовного просвещения на православном востоке. Афонская гора составляет одну из трех ветвей, так наз., Солоникского
или Халкидикского полуострова. Длину Афонской горы определяют в 80 километров, ширину в разных местах от 12
до 20 километров. На южной оконечности горы возвышается, уносясь за облака, громадная вершина из белого мрамора.
Это собственно и есть столь известная еще в языческой древности гора Афон. От нее впоследствии и весь полуостров
получил свое название. Высота вершины над уровнем моря по отвесной линии равна двум километрам. Почти вся гора
за исключением южного пика покрыта роскошною растительностью. Здесь растут лимоны, апельсины, груши, орехи и
каштаны и разводятся виноградники. Особенно хорошо возделан восточный склон Афона. Горные ручьи снабжают Афон
прекрасною водою. Морской ветер умеряет летний зной. Снег выпадает редко и держится недолго. Птиц на Афоне мало.
Зверей почти нет. При всей красоте Афона на нем лежит печать какой-то грусти, и даже суровости. Громадные горы
и глубокие пропасти поражают своим величием и делают самое путешествие по горе затруднительным. Особенно величественна
и недоступна местность у главной вершины Афона, так что туда редко заходят и паломники. По мере подъема в гору
климат изменяется, и на половине горы путник уже не встречает лимонных и апельсинных деревьев, а по хребту горы
растут уже сосна и ель. Вершина Афона совсем лишена растительности. Там нельзя найти и маленького кустика, и
только краса Афона, так называемый "неувядаемый цветок" Божьей Матери, растет по этим заоблачным высям,
разливая благоухание. Дивный вид открывается с вершины Афона. На западе величественный Олимп, на котором сиял
своею святою жизнью преподобный Иоанникий Великий, красуется над Салоникским заливом; в дали синеют горы Македонии.
А длинная цепь Афонского хребта тянется к перешейку в живописных волнах густой зелени. И вся гора в совокупности
действительно представляется имеющей форму креста, как это заметил еще святой Афанасий Афонский. Верхушка Афона
представляет небольшую площадку, почти всю занятую храмом во имя Преображения Господня. Длина храма вместе с
притвором не более шести метров. Жутко стоять на этой головокружительной высоте, у края отвесной скалы, внизу
которой, далеко под ногами плещется безбрежное синее море. Вся гора усеяна, точно звездами, белеющими среди
зелени многочисленными монастырями, скитами, пустынными кельями и коливами. Афонские скиты те же монастыри,
но находятся на землях других монастырей и от них зависят. Кельи - небольшие скиты или просто отдельные домики
с церковью, принадлежащие монастырям, где живут небольшими группами монахи. Коливы - кельи без церкви.
Монашеская жизнь началась на Афоне с глубокой древности. Сама Царица небесная освятила Афон своим посещением.
В 7-м веке император Константин Погонат, в виду постановления шестого вселенского собора о выселении монахов
из городов в пустыни, предоставил во владение монахов весь Афон, как место очень удобное для монашеской жизни.
Число иноков здесь быстро возрастало, в 10 веке там было уже 180 обителей, а в 16 веке во всех монастырях было
более 18 тысяч иноков, не считая скитских, о которых повествователь говорит: "Тех множество исчислить мы
не можем, число их Бог весть". С первых времен своего возникновения монашеский Афон обособился в своеобразный
мир, сохранивший в себе все оттенки времен Комнинов и Палеологов и как бы забытый на своем пустынном полуострове.
Вглядываясь в этот своеобразный мир, видишь в нем много странного и любопытного: с одной стороны строгость предания
в канонах и обычаях, с другой полная независимость, какую едва ли можно еще где-либо встретить. Верный своему
назначению, Афон почти всегда был высшею школой монашества, хранителем чистоты веры и благочестия для всего
православного востока. Сюда приходили из всех православных стран поучиться монашеской жизни и христианской мудрости.
Впрочем, не одни монашеские подвиги, молитва, пост и самоусовершенствование составляли занятие Афонитов. Почетное
место в их жизни было отведено и книжным трудам, которые при условиях здешней жизни могли развиваться с особенным
успехом. Афон стал центром всей учености христианской Византии. Появление на Афоне славянских монастырей дало
толчок переводческой деятельности. Монахи отыскивали греческие рукописи, сличали их одну с другой, переводили
на славянский язык, списывали во множестве экземпляров и снабжали ими не только афонские обители, но и Болгарию,
Сербию, Молдавию, Валахию и Россию. Известный путешественник по христианскому востоку Василий Григорович-Барский
в половине 18 века видел Афонские библиотеки и удивлялся их богатству и редкости попадавшихся в них книг. Так
в одном монастыре он видел "Многоценную и многой похвалы достойную псалтирь, юже глаголют тамошние иноки,
яко есть псалтирь Златоустова, не вем, каковой ради вины, или яко стяжа ю в животе своем и употребляще в чтении
или яко своею рукою написа ю, неизвестно о сем, ибо никакового на листах о сем подписания или знамения нет".
В настоящее время в библиотеках Афона хранится свыше 10 тысяч рукописей, разнообразного содержания, относящиеся
к эпохам не только христианской, но и дохристианской... И эти рукописи еще недостаточно исследованы и изучены.
Однако не во все времена духовное просвещение и подвижническая жизнь стояли на Афоне на одинаковой высоте...
Те годы когда прибыл на Афон старец Паисий, были как раз временем упадка духовной жизни на Афоне. То же самое
говорит и Григорович-Барский, который указывает и причину упадка - притеснения со стороны турок. Разоряемые
турецкими властями, монастыри беднели и входили в неоплатные долги. Монахи расходились из своих обителей, и
цветущие монастыри оставлялись на произвол судьбы. Особою причиною тяжелого положения иноков славянского племени
было недружелюбное отношение к ним греков. Барский пишет, что греки довели наших соотечественников до того,
что они вынуждены были "семо и овамо по горам скитаться, и от труда рук своих зело нуждно и прискорбно
питаться, от всех презираемы. Лиси язвины имут и птицы гнезда своя, россы же не имут где главы приклонити на
столь прекрасном, уединенном и иноческому житию весьма приличном месте".
Глава 2. ПРИБЫТИЕ ПЛАТОНА В ПАНТОКРАТОР. ТЯЖЕЛАЯ БОЛЕЗНЬ И ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ. ЖИЗНЬ В УЕДИНЕНИИ. НОВАЯ ВСТРЕЧА
СО СТАРЦЕМ ВАСИЛИЕМ И ЕЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПАИСИЯ. ПОСТРИЖЕНИЕ В МАНТИЮ. ПРИБЫТИЕ ВИССАРИОНА И ИХ СОВМЕСТНАЯ ЖИЗНЬ,
НОВЫЕ УЧЕНИКИ СТАРЦА. ПЕРЕСЕЛЕНИЕ В КЕЛЬЮ СВ. КОНСТАНТИНА. РУКОПОЛОЖЕНИЕ ПАИСИЯ В САН СВЯЩЕННИКА. УМНОЖЕНИЕ
БРАТИИ. ПРИОБРЕТЕНИЕ КЕЛЬИ СВ. ПРОРОКА ИЛЬИ И УСТРОЙСТВО В НЕЙ СКИТА. КЛЕВЕТА НА ПАИСИЯ И ЕЕ ОПРОВЕРЖЕНИЕ.
Отдохнув несколько дней в лавре преподобного Афанасия, Платон и его спутник отправились в дальнейший путь на
север к монастырю Пантократор, около которого проживали, как им было известно, иноки славянского племени. Путь
к Пантократору трудный - гористый и каменистый. Вскоре по выходе из лавры от сильного зноя они вспотели, потные
расположились на отдых в лесу на холодных камнях. Потом пили холодную воду и в один день схватили жестокую Афонскую
лихорадку. Больные пришли они в Пантократор, где и отыскали своих братий. Те обрадовались землякам и, думая,
что они заболели от плавания по морю, не придали сперва значения их болезни, но когда узнали, что странники
заболели на Афоне, то испугались, уверенные в их неизбежной смерти. Они стали растирать больных горячим спиртом
и после долгих усилий едва оттерли Платона. Иеромонаха же Трифона не могли спасти. Он скончался на третий день
после своего прибытия в монастырь. Платона заставляли против воли принимать пищу и пить вино. От непривычки
к вину его вырвало. Его снова заставили пить вино и снова его вырвало. Эта рвота была для него спасительна.
Через несколько дней он совершенно оправился от болезни и поселился в одной из келий недалеко от братий.
Понемногу Платон стал знакомиться с соседними обителями. Он обходил окрестных монахов и пустынников, желая найти
себе духовного наставника, сведущего в отеческих писаниях и живущего в безмолвии и нищете. Но такого наставника
он не мог найти и Платону пришлось жить в одиночестве. Тогда началось самое трудное время в жизни Платона. Это
было время крайней нищеты и беспомощности, тяжелой внутренней борьбы и многих слез. Четыре года прожил Платон
в таком положении и эти годы превратили робкого и застенчивого юношу в опытного и сильного мужа. Платон проводил
свое время в постоянном чтении и пении псалмов, в изучении священного писания и творений святых отцов и в сердечной
молитве. Он старался укоренить в себе глубокое смирение, постоянное самоукорение, сокрушение сердца, обильные
слезы, любовь к Богу и ближнему, память о смерти. Впоследствии он писал об этом времени: "Когда я пришел
во святую гору из моего православного отечества, я находился в такой нищете, что не мог уплатить три гроша долгу
пришедшим со мною братиям. При моей телесной немощи я поддерживал мое бедственное существование одними подаяниями.
И если бы только святые отцы славянского племени, находившиеся на святой горе, не помогали мне, я никак не мог
бы здесь существовать. Много раз зимою ходил я босиком и без рубашки, и такое мое существование продолжалось
до четырех лет. Когда мне приходилось или от лавры, или от Хиландаря доползти до бедной моей кельи с подаяниями,
или из лесу принести дрова, или сделать какое-нибудь другое тяжелое дело, тогда я по два и по три дня лежал
как расслабленный". Уходя из своей кельи, Платон никогда не запирал дверей да и нужды не было, потому что
у него в кельи не было ничего кроме святоотеческих книг, которые он доставал в монастырях болгарских и сербских.
***
В начале тысяча семьсот пятидесятого года прибыл на Афон известный уже нам молдавский старец схимонах Василий.
Прибытие на Афон старца Василия имело для Платона большое значение. Старец объяснил ему опасность его уединенного
безмолвия, и указал ему необходимость общежительного пути для новоначального подвижника. "Все монашеское
жительство, говорил он, разделяется на три вида: первый - общество, второй - именуемый царским или средним путем,
когда поселившись вдвоем или втроем имеют общее имущество, общую пищу и одежду, общий труд и рукоделие, общую
заботу о средствах к существованию и, отвергая во всем свою волю, повинуются друг другу в страхе Божием и любви.
Третий вид - уединенное отшельничество, пригодное только для совершенных и святых мужей. В настоящее же время
некоторые, вопреки писаниям отцов, изобрели себе четвертый вид или чин монашества: строят каждый свою келью,
где вздумается, живут уединенно, предпочитая каждый свою волю и самостоятельно заботясь о средствах существования.
По видимости они уподобляются отшельникам, а в действительности являются самочинниками, мешающими своему собственному
спасению, ибо избрали путь жизни не по своей мере и росту. Кто со вниманием просмотрит книгу святого Григория
Синаита, найдет, что называется там самочинием, именно это уединенное и необщительное самовольное проживание.
Лучше, живя вместе с братом, познавать свою немощь и свою меру, каяться и молиться перед Господом и очищаться
вседневною благодатию Христовой, нежели, нося в себе тщеславие и самомнение с лукавством, прикрывать их и питать
уединенным жительством, которого и следа, по слову Лествичника, им нельзя видеть вследствие их страстности.
И великий Варсонофий говорит, что "преждевременное безмолвие бывает причиною высокоумия". По просьбе
Платона старец постриг его в мантию с наречением ему имени Паисия.
Спустя три месяца после пострижения Паисия в мантию к нему пришел из Молдавлахии юный монах Виссарион. И стал
со слезами просить его дать ему наставление для спасения души и указать ему опытного в духовной жизни руководителя.
Глубоко вздохнув, Паисий заплакал и немного помолчав, молясь внутренно, сказал: "Брат, ты вынуждаешь меня
говорить о печальных вещах, ты причиняешь боль моему скорбному сердцу. Я сам, как и ты, с великим усердием искал
себе наставника и не нашел. От этого я испытывал, да и теперь испытываю, великую скорбь. А потому, сочувствуя
тебе, видя тебя охваченным крайнею печалью, скажу тебе немногое по силе моего слабого разума. Спасение души,
о котором ты меня спрашиваешь, не может быть достигнуто без помощи истинного духовного наставника, который и
сам понуждает себя жить по заповедям Божиим, согласно слову Господа: "Иже сотворит и научит сей велий наречется".
И, действительно, как можно вести кого-нибудь по тому пути, по которому сам не ходил? Нужно самому до крови
бороться против всех страстей душевных и телесных, победить при помощи Христа похоть и гнев, исцелить смиренномудрием
и молитвой разумное начало души от безумия и гордости, покорить сластолюбие, славолюбие и сребролюбие и все
прочие злые страсти, имея в этой борьбе своим вождем и начальником Господа нашего Иисуса Христа по сказанному:
когда изведен был Иисус в пустыню, постом, смирением, нищетою, бдением и молитвою и словами священного писания
отразил сатану и этим дал победный венец на главу нашего естества, уча и подавая нам силу побеждать диавола.
И тот, кто во всем этом со смирением и любовью последует своему Господу, и примет от Него служение врачевать
и другие души, и наставлять их на заповеди Божии, тот вместе с тем получит от Господа за свое смирение силу
побеждать все вышеупомянутые страсти. И когда он достигнет этого, когда по благодати Христовой просияет в нем
такое дарование Духа Божия, тогда он в состоянии будет и своему ученику показать на деле без обмана все заповеди
Христовы и все добродетели, особенно же главнейшие из них: смирение, кротость, нищету Христову, долготерпение
во всем, милосердие сверх силы, горящую любовь к Богу и нелицемерную любовь к ближнему, от которой рождается
истинное духовное рассуждение. Такой истинный наставник научит и своего ученика за все заповеди Христовы полагать
душу свою. И ученик, видя и слыша от своего наставника все вышесказанное и, последуя ему верою и любовью, может
при помощи Божией, исполняя советы наставника, преуспеть в заповедях Христовых и получить спасение. Вот какого,
брат мой, следовало бы нам найти наставника. Но, увы, мы живем в бедственное время, и эту бедственность предвидели
Духом Святым наши Богоносные отцы и от жалости к нам для нашего утверждения предупредили нас о ней в своих писаниях.
Так божественный Симеон новый Богослов говорит: "Мало таких, а особенно в наше время, которые бы могли
хорошо пасти, а особенно врачевать разумные души. Соблюдать пост и бдения, сохранять внешний вид благочестие
иные еще могут, могут многие и словами с успехом поучать, но достигнуть того, чтобы смиренномудрием и всегдашним
плачем отсечь свои страсти, и стяжать главнейшие добродетели, таких очень мало". При этом преподобный Симеон
ссылается и на святых отцов, сказавших: "Кто хочет отсечь страсти, плачем их отсекнет, и кто хочет стяжать
добродетели, плачем их стяжевает". Отсюда ясно, что тот монах, который не плачет повседневно, ни страстей
своих не отсекает, ни добродетелей не приобретает, и не может быть причастником каких-либо дарований. Ибо иное
есть добродетель, а иное дарование. Подобное же говорит и ближайший к нам отец, российское светило, преподобный
Нил Сорский, который внимательно изучив божественные писания и, замечая современное бедственное положение вещей
и человеческое нерадение, дает в предисловии своей книги такой совет ревнителям: "Необходимо с величайшим
трудом искать знающего наставника, если же такового не окажется, то святые отцы повелевают нам поучаться от
Божественного писания и от учения Богоносных отец по слову самого Спасителя, сказавшего: "Испытайте писания
и в них обрящете живот вечный". И хотя преподобный Нил Сорский говорит это по отношению только к умной
молитве, но нужда иметь искусного наставника не менее чувствуется и в деле борьбы со злыми страстями и в исполнении
заповедей Божиих. Итак, брат мой, из всего сказанного видно, что мы имеем крайнюю нужду со многою печалью и
со многими слезами день и ночь поучаться в божественных и отеческих писаниях, и, советуясь с единомысленными
ревнителями и старейшими отцами, учиться выполнять заповеди Божии и подражать примеру святых отцов наших и только
таким путем милостью Божией и собственными трудами мы можем достигнуть спасения". Виссарион упал к ногам
Паисия и стал со слезами молить принять его к себе в ученики. Паисий был глубоко смущен этою просьбой. Он желал
бы и сам сделаться учеником, если бы только мог найти для себя опытного руководителя. Три дня неотступно просил
Виссарион Паисия позволить ему жить с ним. Тронутый, наконец, слезами и смирением Виссариона Паисий уступил
и согласился принять его к себе, но не как ученика, а как друга, чтобы вместе идти средним путем, открывая друг
другу волю Божию, кому Бог подаст больше разумения в священном писании, побуждая друг друга к исполнению заповедей
Божиих, и на все доброе, отсекая друг перед другом свою волю и рассуждение, повинуясь друг другу во всем душеполезном,
имея одну душу и одно желание, имея общим все необходимое для существования. Исполнилось всегдашнее желание
Паисия сожительствовать с единомысленным братом во взаимной любви и послушании. Наставником же и руководителем
своим они имели священное писание и учения святых и богоносных отцов. Так они стали жить в глубоком мире, духом
горя каждый день, полагая новое начало своему духовному возрастанию.
По прошествии четырех лет к ним стали присоединяться новые подвижники, желавшие жить под руководством Паисия.
Паисий долго отказывался, указывая на то, что руководить другими есть дело совершенных и бесстрастных, а он
и немощен и страстен. Однако, побуждаемый их неотступными просьбами, а также и просьбами брата Виссариона, оказавшегося
очень братолюбивым, Паисий уступил и против своей воли стал принимать сожителей, полагаясь на всемогущий Промысл
Божий. Когда к нему присоединились Парфений или Кесарий, прежняя келья стала тесной для четверых и явилась надобность
приобрести вторую келью, которая и была куплена недалеко от первой. Когда число братий достигло восьми, тогда
решено было приобрести келью святого Константина с церковью, находившуюся на расстоянии двух брошенных камней
от первой кельи.
Первые ученики Паисия были из Молдавлахии и молитвенное правило совершалось у них по волошски. Когда же перешли
в келью святого Константина, стали приходить братья славянского племени и собралось наконец всего двенадцать
человек: сем волохов и пять славян. Тогда стали читать и петь правило в церкви на двух языках: по волошски и
по славянски. Жизнь их была очень трудная. Об этом сам старец Паисий рассказывает так: "С наступлением
зимы, не имея где преклонить головы, так как не было келий, мы начали сами строить при святом Константине пять
келий и кто может изобразить нашу нужду, которую мы терпели в течение четырех месяцев без обуви и без рубашек,
почти всю зиму строя кельи и таская землю и камень. К тому же еще, когда приходило воскресение или праздник,
вместо отдыха нам приходилось бегать по монастырям за подаянием чуть не голыми, в худых одеждах, дрожа от холода.
Тогда ради великой нужды и безмерного труда много раз братия, придя вечером, падала как мертвая и засыпала,
не евши. В такой нужде много раз и правило наше оставлялось и вместо повечерия я приказывал прочитать только
"помилуй мя Боже" и "верую" и так и спать. Но и тогда мы не оставляли утреню, но по силе
своей читали: иногда три кафизмы, иногда же и больше. Вместо же часов параклис Пресвятой Богородице, а иногда
и часы читали. И, что еще скажу? Ради крайней нашей нужды хотели все рассыпаться, если бы премилостивый Христос
Господь не укрепил нас своей благодатью в смирении, в терпении, в любви к Богу и друг ко другу, по заповеди
Христовой претерпевать и этим все наши трудности преодолевать".
С течением времени явилась крайняя нужда в священнике и духовнике. Согласившись между собою братья стали умолять
своего старца быть для них и священником и духовником. Паисий и слышать об этом не хотел, говоря, что из-за
этого он и из Молдовлахии ушел. Но чем больше он отказывался, тем больше братия со слезами его умоляла, падала
к ногам его и приводила многие и основательные причины своего желания. Особенно они указывали ему на то, что
исповедуясь у других духовников они получают от них советы, несогласные с теми, какие дает им старец и от этого
они весьма расстраиваются своими душами. К просьбам братии присоединились и некоторые старейшие отцы святой
горы. Они уговаривали Паисия не отказываться, ибо это может вмениться ему в преслушание. Паисий покорился общему
желанию и сказал со слезами: "да будет воля Божия". Рукоположение Паисия состоялось в 1758 году, на
36 году его жизни.
Наконец, и в келье св. Константина стало тесно жить умножившейся братии. Тогда с общего совета и согласия отец
Паисий выпросил у монастыря Пантократора ветхую и пустую келью святого пророка Божия Илии и приступил к устроению
скита. При помощи некоторых жертвователей и собственноручным тяжелым трудом братия устроила церковь, ограду,
трапезу, пекарню, поварню, странноприимницу и шестнадцать келий - все каменное. Провели и воду в скит. Отец
Паисий предполагал не иметь в скиту более 15 братии, почему и число келий ограничил 16. От келий святого Константина
Ильинский скит находился на расстоянии получаса ходьбы, а от монастыря Пантократора на часовом расстоянии. Ильинский
скит удален от больших дорог. В нем царит постоянная тишина и безмолвие. Воздух здесь всегда свежий и здоровый.
Почва земли и теплый климат дают полную возможность к разведению всех пород плодовых деревьев. Виноград дает
обильный урожай, и церковные вина из него выходят очень хорошие. И старец, и братия надеялись совершенно успокоиться
на новом месте своего жительства, но не то оказалось в действительности.
Слух о доброй жизни подвижников распространился по святой Горе, и многие, приходя в скит и видя здесь во всем
особенное благоустройство, скромное, благоговейное и со страхом Божиим предстояние братии в церкви, тихость
чтения и пения, воздержанность в словах, благолепие церковных служб, вне же церкви рукоделие со смирением и
молчанием, всегдашний искренний мир между братиями, взаимную любовь и отсечение своей воли, послушание старцу,
соединенное с верою и любовью, а со стороны старца отеческое милосердие к своим духовным детям, в службах благорассмотрительное
определение, в немощах душевных и во всяких нуждах телесных, нелицемерное ко всем сострадание и любовь, сами
начинали чувствовать желание присоединиться к братству. Они молили старца с горячими слезами не отталкивать
их от себя, на что он, хотя и против воли, соглашался, и полагаясь на божественный промысл, даже радовался такой
горячей ревности о спасении. А так как келий уже в скором времени не стало хватать для всех вновь поступающих
братий, то иные, собравшись по двое и трое вместе, пристраивали себе келейки, как ласточки, внизу к каменной
стене, счастливые уже тем, что старец не отстранял их от своего общества. Вся братия усердно занималась рукоделием,
и сам старец трудился над изготовлением ложек, а ночи проводил в чтении и списывании святоотеческих книг, уделяя
сну не более трех часов в сутки.
Так росло и крепло около старца Паисия иноческое братство и распространялось его доброе влияние и добрая слава
по святой горе Афонской. Но одновременно с этим появлялись и враги старца, завидовавшие его славе или подозревавшие
его в нарушении церковных правил. В числе таковых был проживавший в скиту Капсокаливе со своими учениками некоторый
старец Афанасий из молдаван, муж благочестивый и ревнитель веры, но недостаточно осведомленный об учении и образе
жизни Паисия. Обвинения старца Афанасия, взводимыя им на Паисия, заключались в следующем: Паисий нарушает и
сокращает установленное Церковью для монахов молитвенное правило; неправильно толкует писания святого Григория
Синаита, неправильно относится к своему духовному отцу, уподобляется римскому папе, который на словах признает
заповеди церкви, а делами их нарушает; устанавливает вместо церковного собственное молитвенное правило, не имеет
смирения; доверчиво относится к рукописным греческим книгам, предпочитает философию покаянию и плачу, запрещает
проклинать еретиков, заменяет церковное правило молитвою Иисусовою. Все эти обвинения старец Афанасий изложил
в обширном послании, отправленном им Паисию. Он убеждает Паисия покаяться и не отделяться от общего обычая св.
Горы. Получив письмо Афанасия, Паисий прочитал его перед братией и затем показал его своему духовному отцу.
Вместе со своим духовным отцом он пошел к старейшим соборным духовникам, которые, рассмотрев письмо Афанасия,
повелели Паисию написать на него ответ и обличить несправедливые обвинения Афанасия; и если последний не сознает
своей вины и не раскается в ней, они решили открыто обличить его на соборе всей святой Горы.
Исполняя повеления духовников, старец Паисий написал в 14 главах ответ Афанасию, в котором опроверг все его
обвинения. В своем письме Паисий между прочим писал следующее о чтении святоотеческих книг: "прошу тебя,
отче, оставь суетное и напрасное твое помышление не читать отеческих книг. Я похваляю ваше житие и ублажаю ваши
подвиги и получаю пользу от пребывания вашего. Но ко всем вашим подвигам необходим и разум, необходимо рассуждение,
дабы не напрасен был весь ваш труд. Поэтому, если хочешь сам спастись и ученикам твоим показать путь царский,
делание заповедей Христовых, ведущих к Царствию небесному, то прилепись всею твоею душою к чтению книжному.
Оно с вопрошением опытных духовных отцов будет и тебе и ученикам твоим неложным учителем, наставляя вас на путь
спасения. Иначе спастись невозможно. Святой Иоанн Златоуст говорит: невозможно спастись никому, если он не будет
часто наслаждаться духовным чтением. И святой Василий Великий говорит: старец да поучает братию по разуму святого
писания, а если не так, то он будет лжесвидетелем Божиим и святотатцем. И великий Анастасий Синаит говорит:
во всем, что мы говорим и делаем, мы должны иметь удостоверение от священного писания, иначе обманываемые человеческими
измышлениями, отпадем от истинного пути и впадем в пропасть погибели. И еще: нам необходимо со страхом и любовью
поучаться Божественному писанию и возбуждать себя и друг друга напоминанием слова Божия. Так учат нас и все
святые, побуждая к прилежному и усердному книжному чтению. И не говори, отче, что достаточно одной или двух
книг для наставления душевного. Ведь и пчела не от одного или двух, но от многих цветов мед собирает. Так и
читающий книги святых отцов одною наставляется о вере или о правом мудровании, другою о безмолвии и молитве,
иною в послушании и смирении и терпении, иною о самоукорении и о любви к Богу и ближнему и, сказать кратко,
от многих святоотеческих книг научается человек житию евангельскому".
Объясняя сокращение своего молитвенного правила, старец Паисий рассказывает о крайней трудности своего первоначального
жительства, когда он по два и по три дня лежал как расслабленный, не будучи в состоянии выполнять установленное
правило. "Все это я исповедовал отцу моему духовному и другим старым духовникам и говорил своему духовнику.
Так как я по своей крайней немощи не могу держать своего правила, то помысл мне говорит: возвращусь в Россию.
Духовник же, укрепляя меня, говорил: нет, чадо, не уходи от Святой Горы, где призвал тебя Бог, там и потерпи
немного волю Божию. Правило же твое сколько можешь столько и держи. Только всегда благодари Бога и Господь тебя
не оставит. И самое твое в немощи и нужде благодарение вменится тебе от Бога вместо всякого правила. И по его
совету я держал мое малое правило, и жил, радуясь и благодаря Бога в немощи моей, молясь Его милосердию, дабы
он укрепил меня до конца моей жизни пребывать на этой святой горе Афонской". И на все остальные обвинения
Афанасия старец Паисий дал обстоятельные ответы. Ответ Паисия произвел сильное впечатление на Афанасия; он сознал
свою неправоту, раскаялся и, придя к старцу, просил у него прощения. И установился между ними мир.
Глава 3. ДУХОВНЫЕ ОСНОВАНИЯ ПАИСИЕВА БРАТСТВА. ВИДЫ МОНАШЕСКОГО ПОДВИГА: ОТШЕЛЬНИЧЕСТВО, СРЕД-НИИ ПУТЬ И ОБЩЕЖИТИЕ.
ОСНОВАНИЯ ИСТИННОЙ МОНАШЕСКОЙ ЖИЗНИ: ПОСЛУШАНИЕ, НЕСТЯЖАТЕЛЬНОСТЬ, БРАТСКАЯ ЛЮБОВЬ. ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ ЭТИХ НАЧАЛ
МОНАШЕСТВА В БРАТСТВЕ СТАРЦА ПАИСИЯ.
Познакомимся подробнее со святоотеческими основами Паисиева братства на Афоне. Мы имеем возможность узнать
их от самого старца Паисия из его письма к его другу и ученику иерею Димитрию, написанному в мае 1766 года.
Он пишет: "знай, возлюбленный мой друг, что Дух Святой через святых отцов, распределил монашеское жительство
на три чина: на отшельническое уединенное пребывание; на сожительство с одним или двумя единомысленными братиями
и на общежитие. Отшельнический чин требует удаления от людей в пустыню с возложением всей заботы о душе своей
и о пище, и об одежде, и о других телесных нуждах на единого только Бога. Его одного только отшельник должен
иметь и помощником своим и утешителем в своей борьбе и в своих немощах душевных и телесных, чуждаясь всякого
утешения мира ради любви Божией. Сожительство с одним или двумя единомысленными братиями должно совершаться
под руководством старца, опытного в священном писании и в духовной жизни, которому ученики обязаны полным послушанием
и повиновением душою и телом. Общежитие же, которое, по слову святого Василия Великого, начинается от совместного
сожительства не менее, по примеру Спасителя и Его Апостолов, двенадцати братьев и может возрастать до многочисленного
собрания, состоящего из людей даже различного племени, заключается в том, чтобы вся собравшаяся во имя Христово
братия имела одну душу, одно сердце, одну мысль и одно желание работать вместе Христу через исполнение Его божественных
заповедей, и друг друга тяготы носить, повинуясь друг другу в страхе Божием, имея во главе своего общежития
отца и наставника, настоятеля обители, опытного в объяснении священного писания, способного наставлять и словом
и делом. Сему наставнику братия обязана повиноваться как самому Господу решительным и совершенным отсечением
и умерщвлением своей воли и своего рассуждения, то есть, ни в чем не противясь его заповедям и учению, если
они будут согласны с заповедями Божиими и учением святых отцов. Во всех этих трех видах монашеской жизни, как
установленных Духом Святым, многие святые отцы в совершенстве угодили Богу, просияли как солнце духовными дарованиями
и оставили нам высокий пример для подражания. И о всех этих трех видах монашеского жительства мы имеем ясное
свидетельство священного писания. Какой же из этих трех видов монашества нужно предпочесть остальным? Великий
наставник монашеской жизни, преп. Иоанн Лествичник, дает совет исходящим из мира в монашество не уклоняться
ни направо, ни налево, но идти царским путем. Он говорит, что уединенное пустынное жительство требует ангельской
крепости, и новоначальный, особенно побеждаемый душевными страстями гнева и тщеславия, зависти и самомнения,
да не дерзает видеть даже и следа пустынного пребывания, чтобы не впасть в исступление ума. В то же время преп.
Иоанн Лествичник не советует вступать и в общежитие не потому, что оно неполезно, но потому что оно требует
особенно большого терпения. Всего же лучше идти царским путем, т.е. иметь пребывание с одним или двумя братиями
под руководством старца. Такое жительство имеет то удобство, что оно не требует великого терпения как общежитие
и является более отрадным нежели пустынножительство. При таком среднем пути приходится повиноваться только старцу,
да одному или двум сожительствующим братиям. В общежитии же нужно повиноваться не только отцу своему, но и всей
братии до последнего человека и терпеть от них досады, укоризны, поругания и разного рода искушения, быть прахом
и пеплом под ногами всех и, подобно рабу купленному, всем служить со смиренномудрием и страхом Божиим, без ропота
терпеть крайнюю нужду, свойственную общежитию и скудость в пище и в одежде.
Смешение различных путей монашеской жизни и преждевременное обращение к пустынножительству неизбежно приводит
к самым печальным последствиям. Отвергающей установленный Богом порядок и вместо того, чтобы воспитывать к себе,
живя в общежитии, святое и блаженное послушание, через которое приобретается истинное смирение, приводящее к
освобождению от страстей, устремляющийся в пустыню и избирающий себе безмолвное и уединенное жительство, подвергается
за свою дерзость гневу Божию и подобно неискусному воину, не научившись в общежитии, и не умея держать в своих
руках духовное оружие, и, осмелившись отойти от опытных воинов Христовых и наедине вступить в борьбу со своими
врагами бесами, вместо победы попущением Божиим терпит поражение, падает перед своими врагами и вскоре бывает
совершенно ими умерщвляем. Все это постигает его за то, что он нарушает тот Богопреданный порядок, который установил
сам Иисус Христос Своею пречистою жизнью во плоти, и вместо того, чтобы со Христом страдать в общежитии, посягает
в гордости своей сразу взойти на самый крест Христов, избрав себе пустыню прежде общежития. Поэтому он уже становится
не пустынником, а самочинником, и в результате такого самочинного пустынножительства является не добро, а одна
только диавольская прелесть. История монашества показывает, что от такого самочинного и бесчинного жительства
великое множество иноков и в древние и в нынешние времена погибли, будучи прельщены диаволом и помутившись умом;
они сами себя уморили различными и страшными видами смерти, отчего да спасет нас всех Христос Спаситель своею
благодатию.
Совершенно иною представляется жизнь тех, которые покорно и твердо идут установленным Богом порядком монашеской
жизни. В основе этого порядка лежит утвержденное Богом истинное древо жизни, святое послушание. Питаясь плодами
этого древа, немощные и новоначальные самоотверженным и совершенным отсечением своей воли и рассуждения убегают
смерти и всякой прелести диавольской неизбежной для самочинников. Общее жительство и святое в нем послушание,
являющиеся корнем истинной монашеской жизни, установил на земле для людей Сам Христос Спаситель, показав им
и живой пример такого общежития в лице Своем и Своих 12 апостолов, во всем повиновавшихся Его божественным заповедям.
Божественное послушание является главною добродетелью небесных сил ангельских. Оно же явилось основанием блаженной
жизни первых людей в раю, и когда впоследствии оно было утрачено людьми, Сын Божий по крайнему своему человеколюбию
и милосердию в Себе Самом возобновил и восстановил эту добродетель, будучи послушен своему Небесному Отцу даже
до смерти, смерти же крестныя. Своим послушанием Он исцелил наше непослушание и открыл всем истинно в Него верующим
и повинующимся Его заповедям двери небесного царствования.
Подражая примеру Господа в первенствующей Церкви, восемь тысяч христиан жили общежительно, не считая ничего
своим, но все имея общим, и ради такого жития они сподобились приобрести и сердце, и душу едину. В таком же
общежитии пребывали и древние преподобные отцы наши повсюду и в лаврах и в монастырях, руководствуясь уставом,
составленным устами Христовыми святым Василием Великим, и просияли паче солнца. Никакой другой образ жизни помимо
общежития с блаженным послушанием не приносит человеку такого преуспеяния, не избавляет его так скоро от всех
душевных и телесных страстей, благодаря смирению, которое рождается от блаженного послушания и приводит человека
в его первобытное чистое состояние, обновляя в нем образ и подобие Божие, восстановляя в нем дар Божий, полученный
через святое крещение, а также сообщая ему другие дарования, которых за свое смирение становится причастным
по благодати Божией истинный послушник, что он и сам душевным своим чувством может ощущать неоднократно. Общежительное
пребывание братий, собравшихся во имя Христово, к какому бы народу или племени они ни принадлежали, соединяет
их столь великою взаимною любовью, что все они становятся единым телом и членами друг друга, имея одну общую
главу Христа, горя любовию к Богу, к своему духовному отцу и друг к другу, имея все единодушно и единомысленно
одну и ту же цель - усердно исполнять и сохранять заповеди Божии, друг друга в этом поощряя, друг другу повинуясь,
друг друга тяготы нося, друг другу бывая господами и вместе с тем слугами. Во имя этой святой истинной и единомысленной
любви они становятся подражателями жизни самого Господа, Его святых апостолов, повинуясь во всем своему духовному
отцу, исповедуя ему все тайны своего сердца, принимая его слова и заповеди, как бы из уст самого Бога, свою
волю и свое рассуждение, противные разуму отца своего, как нечистую одежду презирая, проклиная и далеко от себя
отбрасывая, избегая их, как прелести диавольской, страшась их как геенны огненной и постоянно моля Бога, чтобы
Он Своею благодатию избавил их от этой тяготы и помог им всем сердцем обратиться к своему отцу как дитя к матери,
и следовать ему во всем, как овцы пастырю и повиноваться ему, как произведение своему художнику, ни в чем не
поступая по своему рассуждению. Это божественное послушание, будучи корнем и основанием всей монашеской жизни,
теснейшим образом связано с общежитием, как душа бывает связана с телом и одно без другого не могут существовать.
Послушание есть самая короткая лестница к небу, имеющая только одну ступень - отсечение своей воли, и вступивший
на эту лестницу быстро восходит на небо. А кто отпадает от послушания, отпадает от Бога и от небес, как это
ясно удостоверяют богоносные отцы наши".
***
Таковы те святоотеческие основания монашества, на которых старец Паисий основал свое общежительное братство.
Они сводятся к полной нестяжательности и послушанию. В какой мере эти основания утвердились в его братстве,
на это мы находим в том же письме старца Паисия следующий ответ: "В нашем братстве, пишет он, никто не
имеет ничего собственного до такой степени, что никому из братии даже и в ум не приходит приобрести что-нибудь
лично для себя, ибо они убеждены, что это путь Иуды-предателя. Всякий, принимаемый в братство, обязан и имущество
свое, если у него окажется таковое, и все свои вещи, не исключая и самых мелких, положить к ногам старца и братии,
передать их Господу, а вместе с ними и себя самого с душою и телом отдать в святое послушание даже до смерти;
без этого условия никто не может поступить в братство. Вторым необходимым для поступления в братство условием
является отсечение собственной воли и рассуждения и строгое соблюдение во всем благоразумного послушания. Твердо
сохраняя эти два основные положения своего общежития, мы стараемся точно соблюдать и все прочие уставы общежительства.
Возлюбивши Господа и ради любви к нему ни во что вменивши все блага мира, братия все покинула и взявши крест
свой последовала Господу. Они стараются нести тяготы друг друга, иметь одну душу и сердце, друг друга побуждать
к добрым делам, друг друга превосходить верою и любовью к своему старцу. Видя это, я радуюсь душою и со слезами
благодарю Бога, что Он сподобил меня видеть таких рабов своих и жить вместе с ними и утешаться их лицезрением.
Правда, не все в нашем общежитии достигли одинаковой меры духовного возраста, но ведь это иначе и быть не может;
одни, и таковых большинство, умертвили свою волю и рассуждение, повинуясь во всем мне и братии, терпеливо перенося
и обиды, и укоризны, и разного рода искушения, и притом с такою радостью, как будто они удостоились великой
милости Божией. Они исполнены постоянного внутреннего в глубине своего сердца самоукорения и считают себя хуже
всех и недостойнее всех. Другие, и таких тоже не мало, падают и встают, согрешают и каются, и хотя с трудом
претерпевают укоризны и искушения, но усиливают, не отставая от первых, и усердно со слезами молят Бога о помощи.
Наконец, есть и такие, и их не много, которые еще совсем не могут вкушать твердую пищу, т.е. терпеливо переносить
укоризны и искушения. Они нуждаются в том, чтобы их питали молоком милости человеколюбия и снисхождения, пока
они не придут в надлежащий духовный возраст терпения. Свои слабости и недостатки они стараются восполнить своим
искренним желанием спасения и постоянным самоукорением. Несмотря на различие своего духовного возраста, все
братья одинаково проникнуты желанием твердо держаться заповедей Божиих, будучи взаимно связаны неразрывным союзом
любви Божией. Ради этой любви, ради своего вечного спасения они великодушно с благодарностью к Богу терпят постоянную
скудость во всем, возлагая всю свою надежду на единого Спасителя Бога".
Такое высокое настроение Паисиева Братства было бы невозможно, если бы он сам не подавал ему примера и не одушевлял
своею безграничною любовью. "Непрестанную скорбь и болезнь душевную имею, пишет он в том же письме, с каким
лицом предстану Страшному Судии на его страшном судилище и воздам слово о стольких душах братии, предавших себя
в послушание мне, немогущему даже и об одной своей окаянной душе дать ответа, видящему во всем свою душевную
слабость и немощь, немогущему ни в одном добром деле послужить для братии примером, как того требует моя должность.
Только после Бога и Богородицы я, хотя и недостойный, имею несомненную надежду на спасение по молитвам братии,
со мною живущих, и не отчаиваюсь, что и на мою душу изольется милосердие Божие. А если и нет, и праведным судом
Божиим по своим злым делам я буду осужден на вечную муку, да будет благословен Бог, ибо я достоин этого за мое
нерадение о Его божественных заповедях. Только об одном я молю всегда Его благоутробие, чтобы Он по милости
своей за тот мой небольшой труд, какой я когда-нибудь имел и имею о собранных во имя Его братиях, хотя бы той
своей милости меня удостоил, чтобы я сподобился, как богатый Лазаря на лоне Авраама, увидеть моих чад духовных,
истинных рабов и страдальцев Христовых в Его небесном царстве. И этого мне было бы достаточно вместо всякой
награды".
Глава 4. КНИЖНЫЕ ТРУДЫ СТАРЦА ПАИСИЯ НА АФОН. ПРИЧИНА, ПОБУДИВШАЯ ЕГО С ОСОБЕННЫМ УСЕРДИЕМ ЗАНИМАТЬСЯ ИЗУЧЕНИЕМ
СВЯТООТЕЧЕСКИХ КНИГ. СОБИРАЙТЕ И ИЗУЧЕНИЕ ОТЕЧЕСКИХ КНИГ НА СЛАВЯНСКОМ ЯЗЫКЕ. НЕДОСТАТКИ СЛАВЯНСКИХ ПЕРЕВОДОВ
СВЯТООТЕЧЕСКИХ КНИГ. ИСКАНИЕ И ОБРЕТЕНИЕ ГРЕЧЕСКИХ ПОДЛИННИКОВ И НАЧАЛО ИХ ИЗУЧЕНИЯ. ВРЕМЕННОЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЕ В
МОНАСТЫРЬ СИМОПЕТРУ. НЕВОЗМОЖНОСТЬ ДАЛЬНЕЙШЕГО ПРЕБЫВАНИЯ НА АФОНЕ И РЕШЕНИЕ ПЕРЕСЕЛИТЬСЯ СО ВСЕМ БРАТСТВОМ
В МОЛДОВЛАХИЮ.
В своем учении о монашеской жизни и устройстве монашеского братства старец Паисий руководился писаниями святых
отцов Церкви. Но сначала он долго и безуспешно искал для себя живого руководителя старца. "Когда я ушел
из мира, рассказывает он, с горячею ревностью усердно работать Богу в монашестве, я не сподобился в начале моего
монашества даже следа от кого-нибудь увидеть здравое и правильное рассуждение, наставление и совет, согласный
с учением святых отцов о том, с чего и как мне неопытному и новоначальному начинать мое бедное монашество. Поселившись
в одном пустынном монастыре, где по милости Божией я удостоился получить и начало монашеского звания, я не услышал
там ни от кого должного разъяснения, что такое послушание, в каком смысле и с какой целью оно установлено и
какую оно заключает в себе пользу для послушника. Ни начальник монастыря, ни мой восприемник и старец никакого
мне по этому поводу не дали наставления. Постригши меня без всякого предварительного испытания, они предоставили
мне жить без всякого духовного руководства. Восприемный мой отец, прожив в монастыре после моего пострижения
одну только неделю, ушел неизвестно куда, сказав мне на прощание: "Брат, ты ученый, как тебя Бог научит,
так и живи". Оставшись как овца без пастыря, я начал скитаться там и сям, стремясь найти душе своей пользу,
покой и вразумление и не находил за исключением блаженных старцев Василия и Михаила, от которых я получил и
монашеское наставление и великую духовную пользу, но с которыми не мог остаться, опасаясь рукоположения во священство.
Так я достиг, наконец, тихого и небурного пристанища святой горы, надеясь хотя здесь получить некоторую отраду
для души своей. Но и здесь я нашел немного братии нашего российского племени, знающих священное писание, т.е.
грамотных. Не отыскав желаемого душе моей руководства, я поселился на некоторое время в уединенной кельи и,
положившись на волю Божию, стал читать понемногу отеческие книги, получая их от своих благодетелей, сербских
и болгарских монастырей и читал эти книги с большим вниманием. Читая эти книги, я как в зеркале увидел, с чего
именно мне надлежало начинать мое бедное монашество, я понял какой великой благодати Божией я был лишен, не
находясь в послушании у опытного духовного наставника и не слыша ни от кого наставления об этом предмете, я
понял, что мое бедное, так называемое, безмолвие не моей меры, что это есть дело совершенных и бесстрастных.
Недоумевая, что делать и кому предать себя в послушание, я скорбел и плакал, как дитя плачет по умершей матери".
С этого времени старец. Паисий с особенным усердием стал изучать святоотеческую письменность. Правда, он и раньше
еще, в раннем детстве любил читать отеческие книги, но тогда он читал их, не углубляясь в подробности и тонкости
их смысла и довольствуясь тем их пониманием, какое непосредственно открывалось его познанию и чувству. Теперь
же при более тщательном и постоянном изучении отеческих книг, ища в них не только назидания для себя, но и указания,
как строить монашескую жизнь, он заметил в славянских переводах многие погрешности, требовавшие проверки и исправления.
И тогда пред ним открылась новая и важная задача заняться пересмотром славянского текста святоотеческих книг
и по возможности исправить его, очистив от темных и неясных мест. Вот как он сам рассказывает о начале своих
книжных исправлений: "Когда я еще жил на святой горе Афонской, пишет старец настоятелю Софрониевой пустыни
архимандриту Феодосию, то, зная хорошо из учения и заповедей Богоносных отцов наших, что руководителю братии
не следует наставлять и учить по своему единоличному разуму и рассуждению, но нужно держаться истинного и правильного
смысла Божественного писания, как учат Божественные отцы, вселенские учители, а также учители и наставники монашеской
жизни, просвещенные благодатию святого Духа, зная при том и свое малоумие, и боясь как бы, вследствие моего
неисскуства, я и сам не упал как слепец в яму и других туда не ввергнул, я и решил принять за непоколебимое
основание всякого истинного и правильного наставления Божественное писание ветхого и нового завета и его истинное
толкование благодатию Святого Духа, т.е. учение Богоносных отец наших, вселенских учителей и наставников монашеской
жизни, и все апостольские соборные и святых отец правила, каковые содержит святая соборная и апостольская восточная
церковь, а также и все заповеди и уставы ее. Все это я принял как руководство для себя и для братии, чтобы и
я сам и братия, живущие со мною, пользуясь всем этим при содействии и вразумлении Божественной благодати, не
отступили ни в чем от здравого и чистого соборного разума святой православной Церкви. И прежде всего я начал
прилежно с помощью Божией приобретать с большим трудом и издержками святоотеческие книги, учащие о послушании
и трезвении, о внимании и молитве. Одни из них я переписывал своими руками, другие покупал за деньги, которые
добывал собственным трудом для необходимых нужд наших, ограничивая себя постоянно и в пище и в одежде. Мы покупали
вышеупомянутые святоотеческие книги, писанные славянским языком, и смотрели на них как на небесное сокровище,
свыше нам от Бога посланное. Когда же я читал их усердно в продолжение многих лет, я заметил, что в весьма многих
местах в них оказывается непонятная неясность, в других же местах не замечается даже грамматического смысла,
хотя я читал и перечитывал их многократно с большим старанием и рассмотрением, тогда как одному только Богу
известно, какая печаль наполнила мою душу, и недоумевая, что делать, я подумал, что славянские отеческие книги
можно хотя отчасти исправить по другим славянским же книгам. Я стал своею рукою списывать книгу святого Исихия,
пресвитера Иерусалимского и св. Филофея Синаита и св. Феодора Эдесского с четырех списков, надеясь, согласовав
эти списки, найти в них какой-либо грамматический смысл. Но весь мой труд оказался напрасным, потому что и в
полученном мною соединении четырех списков я не мог найти смысла. Книгу святого Исаака Сирина я в течение шести
недель день и ночь исправлял по другому списку, который, как мне было сказано, во всем был сходен с греческим
подлинником, но и этот мой труд пропал даром. Со временем я понял, что свою лучшую книгу я испортил, исправляя
ее по худшей. После этих горьких опытов я увидел, что взял на себя напрасный труд, исправляя славянские книги
по славянским же. Тогда я стал старательно расследовать, отчего происходит такая неясность и такой недостаток
грамматического смысла в славянских книгах, и пришел к тому заключению, что на это имеются две причины. Первая
причина состоит в неискусстве древних переводчиков книг с эллино-греческого языка на славянский, а вторая в
неискусстве и небрежности плохих переписчиков. Убедившись в этом, я потерял всякую надежду найти в славянских
переводах правильный и истинный смысл, какой заключается в эллино-греческих подлинниках. Проведя немало лет
на Афоне и освоившись с простым греческим языком, я задался мыслью отыскать эллино-греческие отеческие книги
и по ним произвести исправление славянских переводов. Я искал во многих местах и неоднократно и не мог найти.
Я ходил в великий Лаврский скит святой Анны и в Капсокаливу, и в Ватопедский скит святого Димитрия и другие
лавры и монастыри, повсюду расспрашивая знающих людей, опытных и престарелых духовников и благочестивых иноков
и нигде мне не удалось найти ни одной подобной книги и от всех я получал один и тот же ответ, что они не только
не знают этих книг, но даже и имен их составителей не слыхали. Слушая эти ответы, я впал в совершенное недоумение
и изумлялся, как же это в таком святом месте, где жили многие и великие святые, я не только не могу найти желаемых
мне отеческих книг, но даже и имен их писателей ни от кого не слышу. И от этого я впал в глубокую печаль. Однако
я все-таки не терял надежды на Бога и молил Его, чтобы Он как всемогущий ими же весть судьбами помог мне найти
искомое сокровище. И милосердный Бог не отверг моего пламенного моления и помог мне. Мне удалось, наконец, отыскать
желаемые книги, а некоторую часть их даже приобрести в собственность. Произошло это следующим образом. Однажды
я шел с двумя братиями из святой и великой Лавры святого Афанасия к великому лаврскому скиту святой Анны и поравнялся
с высоким холмом святого пророка Илии, равным по высоте третьей части главной вершины святого Афона. Под этим
холмом на возвышенности находится скит святого Василия Великого, основанный недавно иноками, вышедшими из Кесарии
Капподокийской. Скит расположен в бесплоднейшей местности, где нет ни одного источника воды, и потому в скиту
не растут ни виноград, ни маслины, ни смоквы, и братия одною только дождевою водою удовлетворяет свои нужды.
Пришло нам желание зайти в этот скит, частью для поклонения, частью же для осмотра места, так как мы в этом
скиту еще не бывали. Когда мы вошли в скит и сели около церкви, увидел нас один инок и радушно пригласил в свою
келью, и пошел приготовить нам чего-нибудь поесть, чтобы подкрепить наши силы после трудного пути. Посмотрев
на столик, стоявший у окна, я заметил лежавшую на нем раскрытую книгу, которую монах, как видно, переписывал.
Я заглянул в книгу и увидел, что это была книга святого Петра Дамаскина. Невыразимая радость охватила мою душу.
Я почувствовал, что нашел на земле небесное сокровище. Когда инок вошел в комнату, я спросил его каким образом
такая драгоценная книга оказалась в его келье? Он ответил мне, что у него имеется еще и другая книга того же
святого. На мои дальнейшие расспросы инок сказал, что у них в скиту кроме названных книг можно найти еще книги
святого Антония Великого, святого Григория Синаита, святого Филофея, святого Исихия, святого Диодоха, святого
Фалассия, святого Симеона Нового Богослова слово о молитве, святого Никифора монаха слово о молитве, святого
Исаии и другие подобные книги. Когда я спросил его, почему я, столь долгое время разыскивавший эти книги, нигде
не находил их, он ответил мне, что причина заключается в том, что эти книги написаны на самом чистом эллино-греческом
языке, которого теперь, кроме ученых людей, едва ли кто-либо из греков и разумеет, а потому и книги эти пришли
почти в совершенное забвение. Живущие же в этом скиту иноки, находясь еще на своей родине в Кесарии Каппадокийской,
слышали об этих книгах и, пришедши во святую гору, научились здесь не только простому, но и древнему греческому
языку и, отыскав в некоторых монастырях эти книги, переписывают их, читают и стараются по мере сил последовать
их учению. Услышав это и чрезвычайно обрадовавшись, я стал усердно просить брата переписать и для меня эти книги,
обещая заплатить ему какую угодно цену за его труд. Но инок, будучи обременен перепискою, отказался и повел
меня к другому иноку, тоже занимавшемуся перепиской. Я стал усердно просить и этого брата переписать для меня
книги, обещая дать ему тройную цену. Он же, видя мое горячее желание иметь книги, отказался от тройной платы
и обещал мне за обычную цену переписать некоторую часть книги, сколько будет в состоянии и сколько Бог "подаст
ему руку".
Таким образом, старец Паисий получил, наконец, то сокровище, которого так долго искал и мог приступить к исправлению
славянских переводов по их древним греческим подлинникам. Это случилось незадолго, всего за два года до отбытия
старца со святой горы в Молдовлахию. Инок, взявшийся переписывать для старца святоотеческие книги, успел приготовить
ему к этому времени только часть обещанных книг и старец, приняв эти книги как великую святыню и дар Божий,
увез их с собою в Молдовлахию, чтобы там воспользоваться ими, как для проверки славянских переводов, так и для
самостоятельного перевода их с греческого языка. Об этих трудах старца мы скажем впоследствии, когда перейдем
к описанию молдавского периода его жизни.
***
Между тем число братий в Ильинском скиту продолжало возрастать и уже превысило 50 человек. Старец Паисий не
знал что делать, помещения не хватало и для своих братий, а между тем к нему просились все новые и новые ученики.
Напрасно он указывал им на недостаток места и на материальную скудость, ничто не помогало. Чем более он с кротостью
отсылал их от себя, тем более они с горькими слезами умоляли его не отталкивать их. Уступая их слезам, он принимал
их, возлагая всю свою надежду на Бога. Замечая трудное положение старца, некоторые уважаемые Афонские иноки,
в том числе и патриарх Серафим, советовали ему перейти в более просторный монастырь Симопетру, который в это
время был никем не занят, так как братия покинула его вследствие задолжности. Паисий подал прошение собору Святой
Горы, который разрешил ему перейти в Симопетру. Старец перешел, взяв с собою половину братий. Но он прожил на
новом месте только три месяца. Турецкие заимодавцы, узнав, что в монастыре появились монахи, тотчас же пришли
требовать свой долг и насильно взяли у старца 700 левов. Испугавшись других заимодавцев, старец поспешил покинуть
Симопетру и вернулся в Ильинский скит.
Положение братий стало еще тяжелее, так как не предвиделось никакого выхода из материальных затруднений. Теснота
помещения, скудость средств, постоянное опасение непосильных налогов, а с другой стороны невозможность отказывать
в приеме новым братиям, желавшим проводить монашескую жизнь под руководством опытного старца, побуждали старца
искать нового местопребывания. Но куда же он мог переселиться со своим многолюдным братством? На Афоне подходящего
места не было. Надо было подумать о какой-либо другой стране и такой страною могла быть одна только Молдовлахия.
Эта страна уже давно была знакома старцу Паисию. С нею у него были прочные духовные связи, половина его братий
была из Молдовлахии, там процветали и православная вера и монашеская жизнь, там были благочестивые правители,
как духовные так и светские, которые, несомненно, знали о старце Паисии, относились к нему с расположением и
уважением и могли предоставить ему и его братству вполне подходящее убежище. Там его общежительное братство
могло вполне спокойно существовать и развиваться.
После долгих размышлений, а может быть и предварительных сношений с влиятельными лицами Молдовлахии, старец
и братия решили покинуть Святую Гору и переселиться в благословенную Молдовлахийскую землю. Сам старец в своем
письме к иерею Димитрию так говорит о причине своего переселения в Молдовлахию: "Житию во святой Афонской
горе самое то место, весьма жестокое и трудное, не способствовало, так как там даже двое или трое, живя вместе,
едва могут кровавым потом и большим трудом удовлетворить свои телесные нужды, а тем более такое множество. Кроме
того, мы опасались и турецких властей, чтобы они не наложили на наше бедное общество даней, подобных тем, какие
платят прочие святогорские монастыри, что, как я слышал от многих, и должно было исполниться. По всем этим причинам
и по многим другим, о которых я уже писал тебе, мы боялись, как бы нас не постигло крайнее разорение, достойное
многого плача и рыдания, и не пришел бы конец нашему жительству созданному с немалым трудом и потом. Поэтому,
положившись на всемогущего Бога, на всяком месте своего владычества прославляемого, мы и переселились все вместе
из Святой Горы в православную молдовлахийскую землю".
Семнадцатилетние подвиги старца Паисия на Афоне не прошли бесплодно для афонитов. Созданный старцем Ильинский
скит явился основанием нынешнего благоустроенного Свято-Ильинского скита и заветы старца Паисия нашли свое осуществление
в жизни и деятельности позднейших святогорских старцев. Переселением старца Паисия в Молдовлахию заканчивается
третий период в жизни старца. Ему в это время исполнился сорок один год. Он выполнил первую половину своего
жизненного подвига, собрал большое духовное внутреннее богатство, укрепил и умножил его самостоятельным подвигом,
молитвою и чтением святоотеческих книг, достиг высокой духовной зрелости, так что мог стать руководителем и
других в духовной жизни, что он и показал устроением своего братского общежития на Афоне. Теперь ему предстояло
выполнить вторую половину своего жизненного дела - поделиться с другими собранным им духовным богатством, распространить
и утвердить основанное им монашеское общежитие и своим примером и влиянием обновить и углубить духовную жизнь
право-славного монашества. Эту вторую половину своего жизненного дела старец выполнил в последний период своей
жизни, который можно назвать периодом "учительства" или "старчества" и который продолжался
до самой его кончины. К рассмотрению этого последнего периода жизни старца Паисия мы теперь и переходим.
|
